Умение решать вопросы

Если Борис Иванович был в чем-то убежден, то фундаментально.

– Я здесь ненадолго, – увесисто ронял он, глядя в стену за спиной собеседника, если ему случаем спрашивали о его деле.

Так он отвечал на вопросы – за что и как давно здесь, этой же фразой оценивал свои перспективы.

Был он шестидесяти без малого лет, как сам отмечал – «лицом материально ответственным», проработал на крупном предприятии, от роду советском, а затем поначалу абы чьем, но через пару уголовных дел – квазигосударственном. Был завскладом, жизнь знал, людей видел насквозь: «все воруют». На пенсию накопил, дом имел. Жена, сын, дочь, рыбалка – в ожидании его скорого выхода. Здоровье железное, кулаки под пуд.

На дикие доходы и золотые парашюты «эффективных менеджеров» не раздражался: «Надо уметь решать вопросы», – равно не удивлялся и их арестам: «Надо уметь решать вопросы».

Желание удалиться от суеты сбылось, да не совсем. Зять – с бегающими глазками, широкой сверкающей улыбкой и успокаивающим «Да ладно, чё ты?» – пригласил поработать директором строительной организации. Дал кабинет, даже почти два («ну там, комнатка чаю попить») и бухгалтера, девушку сметливую, пожившую и понимающую.

Компания зятя строила здания, а фирма Бориса Ивановича из двух человек прогоняла через себя субподряды. Первые пару лет было немного некомфортно и даже, что уж лукавить, страшно, но все происходило просто и обычно, и прокуроры приезжали по пятницам в баню, и судьи, и разные другие – все пили, обнимались и говорили зятю «брат». Страх прошел. Все так живут. Надо уметь решать вопросы.

Но вот у зятя случился бюджетный подряд, построил чего-то для города. И тот подряд обмывали со всеми друзьями-погонами: «Новая ступень, брат».

Субподряд от этого подряда был не то чтобы большой, видали поболее, но через год страх вернулся с обоснованием в виде обысков и уголовного дела. А затем ареста.

Зять исчез, и розыск его результатов не дал, но следователь как-то не переживал.

Исчезли и друзья.

Зато зять успел нанять адвоката. Тот был хорош. Сразу после обыска нашел все «выходы». Должны были дело прекратить, обещали.

– Понимаешь, силы вмешались серьезные, надо подождать, пока ажиотаж пройдет, пару недель, дело-то на слуху, – обволок его мягким шепотком адвокат на первом свидании, еще в ИВС[8], после задержания.

Как не поверить. Серьезный человек.

– Но надо расходы некоторые покрыть: сам понимаешь, уровень серьезный.

Как не понять. Покрыли.

Потом еще покрыли. Потом еще.

На четвертом месяце ареста, в уверенном предвкушении скорого прекращения дела, Борис Иванович узнал, что еще внучка вот-вот тоже должна появиться и присоединиться к его недолгому ожиданию.

Родилась она, когда он с той же уверенностью знакомился с окончательным вариантом обвинения, следователь с адвокатом сидели в маленьком кабинете СИЗО свежие, бодрые, внушающие оптимизм. Поздравляли.

Новый член семьи не был Борисом Ивановичем лично осмотрен и учтен, и это обстоятельство стало разрушать стройность мироздания. Что-то ощутимо шло не так.

Но адвокат был хорош. Просто и понятно он объяснил, что дело можно «решить» только в суде и там оно без вариантов умрет и что оправдательный его ждет и потом – реабилитация.

– Не, ну красавец, – говорил Борис Иванович в камере вору-бедолаге[9] Сереге, которому симпатизировал.

– Красавец, – отвечал с готовностью Серега, и какая-то улыбка мелькала у него странная, но тут же становилась обычной – Иваныч помогал с куревом и пропитанием.

Снова стало тревожно, когда выяснилось, что пожившая и понимающая девушка-бухгалтер заключила досудебное соглашение и наговорила всякого (правду, конечно, но зачем?) и дело в отношении ее ушло в суд и ее как-то быстро осудили, пусть условно, но осудили. Приговор принес ему адвокат и все опять грамотно объяснил.

– Ну осудили, ну мошенничество, ну особо крупный, так это же особый порядок, на тебя не влияет, но вот она, дура, будет теперь судимой, – вздыхал он, и, действительно, все становилось понятно.

В камере делился с Серегой.

– Дура, – соглашался Серега и тянулся за сигареткой.

Иваныч смотрел на него с благодарностью.

Когда дело у Бориса Ивановича подошло к приговору, Серега получил свою трешку и уехал на общий режим.

В камере остались какие-то злые. Говорили нехорошее об адвокатах. Им с адвокатами не везло.

– Надо уметь решать вопросы, – сурово говорил Борис Иванович.

С ним не спорили. Передачи ему заносили регулярно, жадным он не был. К чему споры в таком раскладе?

На приговор адвокат прийти не смог, был очень занят. Семь лет и шесть месяцев. Иск, штраф.

Парни в камере не шептались и не смеялись, не принято. Напоили чаем, у самого как-то не получалось в этот вечер.

Адвокат пришел через два дня.

– Непросто, ох как непросто по твоему делу, Иваныч, – говорил он, не моргая. – Теперь только апелляция.

Без Сереги в камере поговорить было не с кем.

Апелляция прошла через три месяца – буднично и быстро. Бориса Ивановича слушать не стали, люди судейские были очень заняты, но к этому он начал привыкать. Все вокруг, кто при власти, очень заняты.

– Да они и не вникали, команда такая им спустилась, понимаешь, – адвокат вновь был безупречен, – но в кассации такое не проходит. Решим в кассации. От тебя больше ничего не надо.

Загрузка...