Чемоданчик: апокалиптическая комедия

ИВАН СЕМЕНОВИЧ СТОРОЖЕНКО — бывший колхозник

МИХАИЛ — его сын, бывший офицер охраны

СОНЯ — его жена, бывшая актриса

ФЕДОР — их сын, бывший десятиклассник

ЭДИК СУПЕРШТЕЙН — бывший худрук театра «Экскрим»

НАДЕЖДА — его жена, бывшая спортсменка

ЗАХАР ПРАВДОМАТКИН — бывший репортер газеты «Скандалиссимо»

ПРЕЗИДЕНТ РОССИИ — действующий

МУРЕНА ШЕПТАЛЬСКАЯ — пресс-секретарь президента

ГЕНЕРАЛ СТРОЕВ — начальник охраны президента

РОССОМОНОВЕЦ

МОРСКОЙ ОФИЦЕР С ЧЕМОДАНЧИКОМ

Действие пьесы разворачивается в Москве в скором будущем, но не ранее 2018 года. Все факты, события и герои вымышлены, все совпадения не случайны.

Первый акт

Скромная типовая квартирка. Справа кухня с открытой дверью-купе и прихожая. Слева спальня. Посредине — выход на балкон. Обычная мебель. На стенах фотографии: актриса в разных ролях и рыболов с трофеями.

Федор с дымящимся паяльником сидит над компом, к которому тянутся провода от мигающих блоков. Соня в халате ходит по квартире. В одной руке — ноутбук, в другой — тапок.

Сын и мать в наушниках, спинами друг к другу. Оба беседуют по скайпу. Голоса их собеседников не слышны.

СОНЯ (по скайпу). …Даже не знаю, подруга, что теперь и делать. Выгнали на улицу, как собаку… За что? Ни за что! (Передразнивая.) «Сонечка, пожалуйста, два эспрессо без молока, три биг-лотте с пенкой, один ирландский безалкогольный с лимоном, а мне как обычно: тройной без кофеина с корицей и соевыми сливками…» Я в Щуке роли с листа учила. Помнишь? Но разве нормальный человек может все это запомнить? Он теперь долго будет свои соевые сливки с лысины стирать. Босс!

Она нервно ходит по комнате, выслушивая ответ подруги.

ФЕДОР (по скайпу). …А она?.. Гонишь!.. Да ты что! Реально все в крови было? Жесть! И скорая приезжала?! …Я тебе говорил: пяти сантиметров с нее хватило бы! А как Тамерланыч, орал?.. Да ты что? …Гонишь! Так и сказал? Жесть! Ну, мне теперь кобздец!..

СОНЯ (по скайпу). …Стороженко? А что с ним сделается! Все как обычно. Собрался. Взял чемоданчик. (Зло и артистично.) «Ну я пошел…» — «Когда вернешься?» — «Не задавай глупых вопросов!» Вернулся: «Привет! А борщ есть?» Хочется убить или наставить ему рога, как у лося… У марала рога больше? Значит, как у марала. Вера, я полная дура! Выйти замуж за парня, который жрет по утрам борщ и не выносит табачного дыма! (Закуривает, слушает.) Одна радость в жизни осталась — сынок! Феденька! Я его тоже как-нибудь убью. Компьютером…

ФЕДОР (по скайпу). А педсовет зачем собирали?.. Гонишь!.. Исключили из школы! Меня? Жесть!.. Единогласно? Педофобы! Я труп. Отец меня убьет. …Нет, у него не «макаров». И не «беретта». Какая-то многозарядная хрень специальной конструкции. …Не-ет, даже подержать не дает.

Федя смотрит на мать, встает с ноутбуком и выходит на балкон.

СОНЯ (по скайпу). …Зачем я шла за него? Ну ты спросила, подруга! На баб морская форма действует как валерьянка на кошек. Сама знаешь! На тебя не действует? Странно! (Курит, ходит по комнате.) …Нет, Эдик так и не позвонил… Я тебя умоляю. Все режиссеры — обманщики!.. Нет, Вера, сразу, как ты, я не могу. Мне мужика надо сначала примерить…

Соня ходит по комнате и курит. С балкона возвращается Федя, натыкается на мать, идет на кухню.

ФЕДОР (по скайпу, на ходу). …Ну и пусть выгоняют! Испугали ежа колючей проволокой! Уеду в Силиконовую долину. Там русские мозги нарасхват. Заработаю бабла. Куплю себе виллу, как у вас. Кстати, что там, на Канарах? Девчонки-то хоть есть?

Соня, услышав про Канары, рассеянно смотрит вслед сыну, скрывшемуся на кухне.

СОНЯ (по скайпу, откровеннее). …О чем ты говоришь, Вера! У нас не квартира, а карцер на троих. Все на виду. Мужа лишний раз к себе не подпустишь, боюсь ребенка разбудить. Я же девушка шумная!.. Да, вырос, все понимает… А как дети растут? Парню давно нужна отдельная комната. Нет, очередь на квартиру не движется… Значит, не выслужил мой Стороженко. …Ну конечно, по телевизору тебе еще не такое скажут. Они, наверное, там (показывает вверх) думают, что все военные в казармах живут и дымом греются…

Курит, слушает подругу. Возвращается Федя, снова сталкивается с матерью.

СОНЯ. Не крутись под ногами!

ФЕДЯ. Отстань!

СОНЯ (по скайпу). Это я не тебе!

ФЕДЯ (по скайпу). Это я не тебе. …Да ты что! На яхте? Вдвоем? Топлес? Круто! А ты? …Тоже топлес? Жесть! А она? …Гонишь! Слушай, как думаешь, Вилка меня теперь никогда не простит?

Мать и сын продолжают перемещаться по квартире, избегая друг друга.

СОНЯ (по скайпу). …Отвлечься? Съездить куда-нибудь? Да моему Стороженко никуда нельзя. Весь из себя такой засекреченный… В Ялту? Нет, Крым — это Канары для патриотов. Да ему и в Крым некогда. Один день свободный — сразу на рыбалку. Живу со спиннингом. Пять лет в море не купалась. А у меня была лучшая фигура на курсе! Помнишь? Когда я на пляже раздевалась… Да, у тебя тоже вроде ничего была. …Что? Ты?! Офелию репетируешь?! (Видит таракана.) Вот сволочь! Насекомое! …Это я не тебе! Перезвоню!

Соня гонится за тараканом, пытаясь убить шлепанцем.

ФЕДОР. …Кто у нас орет? Мама. …Нет, не на меня. На таракана. …Не-е… родоки пока еще ничего не знают. И не узнают! У меня все под контролем… Я сам тебе позвоню. Отбой!

Федя достает пультик и нажимает кнопку, потом, подумав, нажимает еще раз — включается телевизор, картинки нет, но слышен голос диктора. Соня гоняется за тараканом.

ГОЛОС ДИКТОРА. Сегодня начинается официальный визит президента Российской Федерации в Японию. Накануне состоялась встреча лидера страны с избирателями. Твердая решимость главы государства остаться в Кремле еще на один срок вызвала неподдельную радость подавленного большинства… Извините, подавляющего большинства.

ФЕДЯ (выключив телевизор пультиком). При Сталине за такие оговорки расстреливали!

СОНЯ (не догнав таракана, в отчаяньи). Кто тебе это сказал?

ФЕДЯ. Папа.

СОНЯ. Он-то откуда знает?

ФЕДЯ. От дедушки.

СОНЯ (озираясь). Улетел он, что ли?

ФЕДЯ (поворачивается к матери). Ну да… улетел… А когда вернется, сказал?

СОНЯ. Нет. Но, думаю, прямо сейчас и вернется.

ФЕДЯ. Почему так скоро?

СОНЯ. Скучно ему без людей.

ФЕДЯ. Ты о ком?

СОНЯ. А ты о ком?

ФЕДЯ. Я — о папе.

СОНЯ. А-а-а… Я о таракане. (Ищет сигареты.) Офелию она репетирует!

ФЕДЯ. Вызови морильщиков!

СОНЯ. Вот ты и вызови. Сделай что-нибудь для семьи! Весь в отца.

ФЕДЯ. Это плохо?

СОНЯ. Замечательно! А из Верки Офелия как из меня овечка Долли. (Снова закуривает.)

ФЕДЯ. Зря куришь! Он догадается.

СОНЯ. Плевать! А ты почему не в школе? Каникулы кончились.

ФЕДЯ. Продлили.

СОНЯ. С какой стати?

ФЕДЯ. У нас же в школе избирательный пункт. Урны ставят. Мам, ты за кого голосовать будешь?

СОНЯ. Без разницы. Наверное, опять за то же самое. Привыкла. Выборы президента — это как замужество: выходишь вроде за одного, а живешь потом совсем с другим.

ФЕДЯ. Ты папу совсем разлюбила?

СОНЯ. Не совсем. Что ты мне зубы-то заговариваешь? Раньше, если занятия отменяли, всегда Анна Марковна звонила. А сегодня глухо — телефоны как вымерли.

ФЕДЯ. Морковку на пенсию вытурили. У нас теперь новая классуха. Практикантка.

СОНЯ. Как зовут?

ФЕДЯ. Вилка.

СОНЯ. Ка-ак?

ФЕДЯ. Вилена Сергеевна.

СОНЯ. Если твой отец привезет из Японии какую-нибудь фигню вроде сувенира, пойду знакомиться с Вилкой. А ты чего сидишь? Рехнешься тут со своим компом. Сходил бы куда-нибудь, девочку пригласил. (Достает из кошелька купюру.)

ФЕДЯ (берет деньги). Не интересуюсь.

СОНЯ. Стоп! А кем ты интересуешься? В глаза смотреть!

ФЕДЯ (наставительно). «Влечение к лицам своего пола, а также интимные отношения с ними являются равноправной формой сексуальной самореализации индивидуума».

СОНЯ. Где тебе сказали эту чушь?

ФЕДЯ. В школе. На уроке «Основы сексуальной толерантности».

СОНЯ. Я взорву вашу школу, а директора кастрирую!

ФЕДЯ. Ладно, не парься! У меня все нормально.

СОНЯ. Ты уверен?

ФЕДЯ. Конечно. Когда Вилка роняет у доски мел и нагибается, знаешь, как у меня сердце подскакивает!

СОНЯ. Догадываюсь. У твоего отца тоже когда-то подскакивало.

ФЕДЯ. Но я считаю, секс без любви — это скучно.

СОНЯ. А любовь без секса — еще скучнее.

ФЕДОР. Я заметил.

СОНЯ. Неудивительно в такой тесноте.

ФЕДОР. Значит, брата у меня не будет?

СОНЯ. Если хорошо окончишь школу, мы подумаем. (Дает еще денег.) На вот, сходишь в «Макдоналдс». Петька-то вернулся с Канаров?

ФЕДОР. Вернулся. А папаша его еще там остался со свой новой телкой.

СОНЯ. Слова выбирай! С матерью разговариваешь! С ума сойти, мужик четыре года в Думе посидел — и навсегда отдыхает, виллу себе на Канарах взял. Ну и как там у них?

ФЕДОР (мечтательно). Петька сказал, все девушки топлес ходят!

СОНЯ. Врет.

ФЕДОР (считает деньги). Мало!

СОНЯ. Если ты девушке нравишься, достаточно, а не нравишься — миллиона не хватит. Поэтому жениться надо по любви. Дешевле выходит.

ФЕДЯ. Мне не на девушку.

СОНЯ. А на что?

ФЕДЯ. Новую мать надо купить.

СОНЯ. А старая мать, значит, не годится?

ФЕДЯ. Не-а, прошлый век.

СОНЯ. И куда ее теперь — на помойку, мать-то?

ФЕДЯ. А куда же еще? Нет, реально, со старой материнской платой комп еле шевелится. Нужна новая!

СОНЯ. На ерунду не дам. Сиди дома!

ФЕДЯ. Ну мам! Я на радиорынок слетаю. Там дешевле.

СОНЯ. Денег нет! Понял или тупой? Я не виновата, что меня уволили, а твой отец зарабатывает как лилипут на разгрузке вагонов. Еще этот гребаный банк «Щедрость» лопнул.

ФЕДЯ. Нельзя держать деньги в банке с названием «Щедрость». Ясен пень — жулье. И не надо было боссу грубить.

СОНЯ. Я актриса, а не кофеварка! Ну почему, почему я не вышла замуж за режиссера? Имела бы роли, какие хотела!

ФЕДЯ. И тебя имели бы все, кто хотел.

СОНЯ. Не повторяй за дедушкой всякую чушь! Мал еще. Нет, вы слышали: Верка — Офелия! Обхохочешься. Но все еще можно исправить! Мне недавно один худрук, очень известный, сказал…

ФЕДЯ. Это когда ты дома не ночевала?

СОНЯ. Я была на встрече однокурсников.

ФЕДЯ. До утра?

СОНЯ. Мы не виделись десять лет! Ты отцу ничего не говорил?

ФЕДЯ. Я больной, что ли? Он же тебя убьет!

СОНЯ. Пусть убивает, чем дальше мучиться. На вот еще — купишь себе новую мать. (Показывает кошелек.) Больше нет!

ФЕДЯ. Мам, реально не хватит…

СОНЯ. Убью-ю!

Вновь замечает таракана, гонится за ним.

ФЕДЯ. Бесполезно. Соседи морят — все к нам бегут.

СОНЯ (упустив таракана, устало). Какой болван придумал квартиры с мусоропроводом на кухне? Видел бы ты, сынок, Веркин пентхаус! Двадцать второй век! Но ей мало. Она теперь еще и Офелия!..

Она ходит по кухне, раздраженно хлопает мусороприемником в стене. Федор не слушает мать, он, озираясь, вынимает из кармана мигающий пультик, нажимает кнопку, затем набирает номер телефона.

ФЕДЯ (тихо, в трубку). Алло, Петь, это опять я. Ну как там у вас?.. Что? Тамерланыч к нам дозвониться не может? И не дозвонится. Отец в Японию летит, а дома я глушак включил. …Да, мое ноу-хау. Тишина. Полная! Продам Пентагону — озолочусь! Если добавишь мне на новую мать, могу еще один глушак слепить. И у тебя будет как в бункере. Смотаемся на радиорынок? …Океюшки!

Возвращается Соня. Федя снова нажимает на кнопку пультика.

СОНЯ. Был бы мужчина в доме — давно бы вытравил.

ФЕДЯ. У папы другая профессия.

СОНЯ. Профессия мужчины — быть мужчиной. Остальное — хобби…

Звонок в дверь.

СОНЯ. Кто это еще?

ФЕДЯ. Может, папа вернулся?

СОНЯ. Он только что улетел.

ФЕДЯ. Забыл, наверное, что-нибудь.

СОНЯ. Ага, свой пистолет. Открой! Переоденусь. Вдруг олигарх дверью ошибся.

Она уходит в спальню, а Федя идет отпирать дверь. Появляется Эдик в желтом халате, на плече у него большой баллон с длинным распылителем.

ЭДИК. Здравствуйте! Служба «Добромор». Вызывали?

ФЕДЯ (громко). Мама, мы «Добромор» вызывали?

СОНЯ (из спальни). Отец, наверное, вызвал. Наконец-то!

ЭДИК (вздрогнув от голоса Сони). Я вам звонил, чтобы детей и домашних животных из квартиры удалили. Но у вас что-то с телефоном.

СОНЯ (из комнаты). А у нас всегда все не как у людей.

ЭДИК (испуганно, порываясь уйти). Это кто?

ФЕДЯ. Мама. А что?

ЭДИК. Ничего. Померещилось.

СОНЯ (из комнаты). Сынок, покажи Добромору нашу Тьмутаракань!

ФЕДЯ (тащит Эдика на кухню). Из мусоропровода лезут.

ЭДИК (рассматривает мусоропровод). Антиквариат! Времен Очакова и покоренья Крыма.

Выходит Соня в красивом платье.

СОНЯ. И что там у нас?

ЭДИК. Кошмар! (В испуге надевает респиратор, заглядывает в мусоропровод). Типичный…

СОНЯ. А бывают нетипичные кошмары?

ЭДИК (искусственным басом). О да! В одной квартире держали тараканьи бега. Тропические экземпляры с тапок величиной. Расползлись по всему дому, народ жутко испугался…

СОНЯ. А вы?

ЭДИК. Я? Нет, конечно. Это моя работа.

СОНЯ (присматриваясь к гостю). Вот как? Интересная у вас работа…

Эдик рассматривает мусороприемник.

ЭДИК. Ого, тут целый инсектарий!

СОНЯ. Чем богаты — тем и рады.

ЭДИК. А вот и оотеки. Много!

СОНЯ. Что там?

ЭДИК. Тараканьи яйца. Вам лучше на время уйти из квартиры. Вредно.

СОНЯ. Федя, ты куда-то собирался?

ФЕДЯ. Я хочу посмотреть, как тараканов травят.

СОНЯ. Ничего интересного. Пшик, и все. Как случайный поцелуй. Правда?

ЭДИК (смущенно). Ну, не совсем пшик. Полная дезинсекция наступит через пять дней. А насчет поцелуя вы точно заметили. Яд передается половым путем. Фактически тараканы умирают от любви. Нанотехнологии…

СОНЯ. Фантастика! Рассказывайте, рассказывайте!

Подталкивает сына к двери.

ФЕДЯ (тихо). Мама, ну зачем ты с ним кокетничаешь?

СОНЯ. Чтобы не потерять форму. Исчезни! Радиорынок закроется.

ФЕДЯ. Мне все равно на новую плату не хватит.

СОНЯ. Денег нет.

ФЕДЯ. Ты у тети Веры ночевала, да?

СОНЯ (достает купюру из-за бюстгальтера). На, вымогатель, на! Только уйди!

Федор уходит. Оставшись одни, Соня и Эдик неловко молчат.

СОНЯ. Убиенные тараканы по ночам не снятся?

ЭДИК. Что? А-а-а… Нет… Почему вы спросили?

СОНЯ. Просто так. Из любопытства. Вы работайте, работайте!

Эдик настраивает аппаратуру. Соня наблюдает.

СОНЯ. Значит, тараканы убивают друг друга по любви?

ЭДИК. Оригинальная методика.

СОНЯ. Очень! Целовал, обещал перезвонить, а сам лапки вверх…

ЭДИК. Кто обещал перезвонить, таракан?

СОНЯ. Ты, скотина, обещал перезвонить, а исчез на месяц!

ЭДИК. Вы ошибаетесь, э-э-э…

СОНЯ. Эдик, перестань вещать как удавленник и сними респиратор, конспиратор!

Эдик снимает маску, вздыхает, садится.

ЭДИК. Когда ты меня узнала?

СОНЯ. Сразу. У тебя же по актерскому мастерству двойка была. Потому и пошел в режиссеры.

ЭДИК. Ложь! Мне стало тесно в лицедействе. Что такое талант актера? Так, емкая глупость. А режиссер — демиург, творец, бог! Он может все!

СОНЯ. А позвонить он может? Я как дура сидела, ждала, мужа к себе не подпускала, чтобы не остыть. Какого черта! Ты сбежал, а мне всю ночь пришлось жрать водку с Веркой. (Передразнивает.) «Ах, у нас в МХТ, ах, у нас в МХТ!» Корова… заслуженная. Знаю, за что ей звание дали! Офелия!

ЭДИК. Да, она деревянная. Не то что ты. Ну прости, Сонечка!

СОНЯ. Ладно, сама виновата. Попалась, как первокурсница. (Передразнивая.) «Мы ставим „Гамлета“. Я возьму тебя в мой театр „Экстрим“! Клянусь Мейерхольдом!»

ЭДИК. «Экскрим».

СОНЯ. В восемнадцать лет оно еще понятно. К тебе подходит пузан в дымчатых очках: «Деточка, я ставлю „Алые паруса“. Мне нужна Ассоль!» И ты таешь, как эскимо. Потом выясняется: ничего он не ставит, а ты ему нужна, чтобы нахлобучить на свой озабоченный вагиноискатель. Но клюнуть на это в тридцать… два…

ЭДИК. Погоди, Сонечка, мы же ровесники.

СОНЯ. Женщина всегда моложе своих лет. Это наш тендерный бонус. Куда ты исчез?

ЭДИК. У жены обострение. Врачи, консилиумы, лекарства… Ты знаешь, сколько стоят лекарства?

СОНЯ. Знаю. Но позвонить-то можно было?

ЭДИК. Я звонил, у вас что-то с телефоном.

СОНЯ. Допустим, но есть и другие способы.

ЭДИК. Я не мог отойти от жены. Она так мучилась!

СОНЯ. Отмучилась?

ЭДИК. Да. Уехала в санаторий.

СОНЯ. А ты сразу ко мне!

ЭДИК. О да!

СОНЯ. Освежить слежавшийся половой инстинкт?

ЭДИК. Ну прости, я скучал, я о тебе думал, я так хочу, чтобы ты сыграла в моем спектакле!

СОНЯ. Допустим. Тогда зачем этот маскарад?

ЭДИК. Конспирация. А если твой муж дома? Ты говорила, он у тебя ревнивый.

СОНЯ. Как пьяный Отелло.

ЭДИК. Он у тебя, кажется, военный?

СОНЯ. Еще какой!

ЭДИК (смотрит на фотографии). Здоровый мужик!

СОНЯ. Знаешь, что он сказал мне в первую брачную ночь?

ЭДИК (подступая). У него было время говорить?

СОНЯ. Погоди! Сказал, что всех, кто был у меня до него, он убил мысленно, а всех, кто будет после, убьет из табельного оружия.

ЭДИК. Он не вернется?

СОНЯ. Нет, улетел в Японию.

ЭДИК (хихикая). Не с президентом?

СОНЯ. А что, президент в Японии?

ЭДИК. Все утро по ящику бубнят.

СОНЯ. Я не смотрю: сериалы — для дебилов, новости — для кретинов.

ЭДИК. Увы, Соня, демократия — это театр для людей с ограниченными умственными способностями. Ну, иди ко мне… в театр! (Хочет обнять.)

СОНЯ (уклоняясь). Допустим, не врешь. А «добромором» зачем вырядился? Мог бы интеллигентно: почтальоном, разносчиком пиццы, сантехником…

ЭДИК. Это костюм для моего нового спектакля.

СОНЯ. Врешь!

ЭДИК. Клянусь Мейерхольдом!

СОНЯ. В «Гамлете» есть могильщики, но морильщиков там нет.

ЭДИК. Не было. До меня. А теперь будут, потому что и Клавдий, и Гертруда, и Полоний, и Горацио, и Лаэрт, и Гильденбрандт, и Розенкранц, и даже Офелия — все они на-се-ко-мы-е. Но разные. В зависимости от характера. Вот, например, призрак отца Гамлета — жук-рогач…

СОНЯ. А Офелия?

ЭДИК. Трудный вопрос. Еще не решил. Возможно, моль.

СОНЯ. Моль? Помнишь, как на этюдах я изображала стрекозу?

ЭДИК. Я помню все!

СОНЯ. А Гамлет кто?

ЭДИК. Мировая сенсация. Он — «добромор». Уморит всех!

СОНЯ. В каком смысле?

ЭДИК. В прямом. Разве не гениально! Разве такое было?

СОНЯ. Такого — нет еще…

ЭДИК. Гамлет бродит по сцене в халате, респираторе, с ядовитым баллоном и медлит, медлит с местью… (Эдик ходит по сцене, показывая.) «Быть или не быть!» Потом всех травит, в конце — себя…

Эдик хватает баллон и открывает газ.

СОНЯ. А зрителей тоже?

Отбирает у него агрегат и выключает газ.

ЭДИК. При чем тут зрители? Зрители нужны, чтобы вешалка в театре не пустовала и вчерашние бутерброды в буфете не залеживались.

СОНЯ (вздохнув). Ладно. Я буду тебе хорошей Офелией.

ЭДИК. Знаешь, не все так просто…

СОНЯ. Что! Ты уже кому-то пообещал мою роль?

Направляет на него распылитель.

ЭДИК. Нет, но очень много желающих. Чулпан телефон оборвала.

СОНЯ. Раздевайся!

ЭДИК. Зачем?

СОНЯ. А то я не знаю, как роли достаются.

ЭДИК. Ну хорошо… Может, завтра где-нибудь… в отеле…

СОНЯ. Порядочные замужние женщины по отелям не шляются. Здесь и сейчас. Завтра заключаем контракт.

ЭДИК. Здесь? А если кто-нибудь придет?

СОНЯ. Кто? Федька на рынок через всю Москву едет. Муж летит в Японию.

ЭДИК. Он дипломат?

СОНЯ. Ага, атташе по физкультуре. Портфель за начальством носит.

ЭДИК. Ну, если так… Я готов!

Обнимает Соню, пытается поцеловать. Она уклоняется.

СОНЯ. Сначала в душ.

ЭДИК. А где у вас душ?

СОНЯ. Там же, где и унитаз. Извини, живем скромно.

ЭДИК (загораясь). Не в этом счастье, Соня!

СОНЯ. Помнишь, у Вознесенского: «Моя душа — совмещенный санузел»?

ЭДИК. Конечно! «Ты говорила шепотом: „А что потом, а что потом?“»

Эдик скрывается в ванной.

СОНЯ (вздохнув). Только ради искусства!

ЭДИК (выглядывая из ванной). Тут всего два полотенца.

СОНЯ. Воспользуйся большим — оно Мишино.

ЭДИК. А удобно ли?

СОНЯ. Ну мной же ты собираешься воспользоваться.

ЭДИК. Всенепременно!

СОНЯ. Я горю!

ЭДИК (закрывая дверь). Я моюсь.

Слышен шелест воды в ванной. Соня задумчиво бродит по квартире, вдруг оживляется, снимает платье, набрасывает на себя простыню, делает из искусственных цветов венок, надевает его на голову и напевает:

Она увлекается и не замечает, как входит Михаил в форме подводника, капитана третьего ранга. В руках у него черный кейс. Некоторое время он с иронией наблюдает за женой. Она замечает мужа и хватается за сердце.

СОНЯ. Фу, черт… Стороженко!

МИХАИЛ. Здесь!

СОНЯ. Как призрак отца…

МИХАИЛ. Моего?

СОНЯ. Скажешь тоже! Гамлета…

МИХАИЛ. Испугалась?

СОНЯ. Ты же в Японии?

МИХАИЛ. Отменили.

СОНЯ. Почему?

МИХАИЛ. Скоро узнаешь. А чем это пахнет? Курила?

СОНЯ. Тараканов морили.

МИХАИЛ. Смотри-ка, быстро прислали. А борщ есть?

Садится, ставит чемодан на журнальный столик. Соня незаметно ногами заталкивает под тахту одежду Эдика.

СОНЯ. Не успела… Я думала… У тебя что — новый чемоданчик? А где старый?

МИХАИЛ. Там, где меня нет.

СОНЯ. Потерял? Мой подарок?

МИХАИЛ. Оставил на память начальству.

СОНЯ. Ну и зря.

МИХАИЛ. Разговоры в строю! Сама-то зачем вырядилась чучелом?

СОНЯ. Я? Репетировала… Мне роль предложили.

МИХАИЛ. Кто?

СОНЯ. Один. Знакомый. Режиссер.

МИХАИЛ. Говорил мне батя: не женись на актерке!

СОНЯ. Ну и не женился бы.

МИХАИЛ. Где он?

СОНЯ (вздрогнув). Кто?

МИХАИЛ. Хрен в пальто.

СОНЯ (упавшим голосом). Откуда ты знаешь?

МИХАИЛ. Позвонили добрые люди. Где спрятала? Убью!

СОНЯ (закрыв лицо руками). Он… он в душе…

МИХАИЛ. Грехи смывает?

СОНЯ. Ничего еще не было.

МИХАИЛ. Не было? Было! Не репетировать надо (срывает с нее венок), а сына воспитывать.

СОНЯ. Ты о чем?

МИХАИЛ. Федьку из школы выперли.

СОНЯ. Ты-то откуда знаешь?

МИХАИЛ. От верблюда. Тамерланыч позвонил. У тебя все время занято. По телефону репетируешь?

СОНЯ. За что выгнали?

МИХАИЛ. Он новую классную руководительницу…

СОНЯ. Вилку?

МИХАИЛ. Вот именно. Ну что за поколение! Мы были не такие. Ну, могли кнопку на стул подложить. Канцелярскую. Как комарик укусит. А эти дикари! Саморез. Десять сантиметров! Как она теперь рожать будет?

СОНЯ. Какой ужас! Но почему? Федя… добрый мальчик…

МИХАИЛ. Втюрился он в нее.

СОНЯ. Ты-то откуда знаешь?

МИХАИЛ. Общаться надо с сыном, а не со знакомыми режиссерами. Я ему говорил: рано, сынок, терпи, наращивай потенциал, ты еще встретишь свою женщину. Не выдержал, сбросил ей в «личку», мол, люблю и так далее… Ну, она его при всем классе и высмеяла…

СОНЯ. Это же непедагогично!

МИХАИЛ. Ясен пень. Молодая, необученная. Дура. А другие в пединститут не идут. Федька психанул и отомстил… саморезом. Она — к директору.

СОНЯ (в ужасе). К Чингизу Тамерлановичу?

МИХАИЛ. К нему. Вызвал он нашего урода и раскатал. А Федька взял образец лица этой Вилки и прифотошопил к ней продолжение с порносайта.

СОНЯ. Это конец!

МИХАИЛ. Нет, еще не конец. Потом Федька обрушил в школе интернет. Ткнешь кнопку — выскакивает эта Вилка во всех кучерявых подробностях. Я посмотрел. Заводит! Талантливый у нас все-таки сын. Вымоется — прибью. (Бьет в дверь ванной.) Выходи, хуже будет! Боится. Меня батя за такие штуки оглоблей лупцевал.

СОНЯ (в сторону). Жалко — не убил.

Подходит к жене, обнаруживает под простыней голое тело.

МИХАИЛ. Ого! Не ждала, значит? Пошли. Мне надо стресс снять.

СОНЯ. Давай не сегодня.

МИХАИЛ. У тебя всегда то голова болит, то текущий ремонт.

СОНЯ (спохватывается, обнимая мужа). Ну хорошо, иди — раздевайся! Я что-нибудь придумаю.

Михаил уходит в спальню. Она бросается к двери ванной.

СОНЯ. Эдик!

ЭДИК (выглядывая с опаской). Кто это?

СОНЯ. Муж!

ЭДИК. Кошмар!

СОНЯ. У тебя три минуты, чтобы исчезнуть.

ЭДИК. Почему так мало?

СОНЯ. Не лезь в мою семейную жизнь!

Михаил выходит из спальни. Он снял китель, оставшись в брюках и майке.

МИХАИЛ. Шушукаетесь!

СОНЯ (отпрянув от двери). Нет… я… хотела…

МИХАИЛ. Вот, на твоих потачках террорист вырос.

СОНЯ. Иди, иди… Я сейчас…

МИХАИЛ. Не могу. Трясет. Надо сначала пожрать.

СОНЯ. Хлеб кончился…

МИХАИЛ. Бардак! Ни борща, ни хлеба…

СОНЯ (с надеждой.) Может, в магазин сбегаешь?

МИХАИЛ. Обойдусь. Давай что есть!

Соня хлопочет. Михаил включает телевизор. Экран остается темным.

МИХАИЛ. А что с ящиком?

СОНЯ. Федька хотел 4D сделать.

МИХАИЛ. Из этой рухляди? Хотя… наш Кулибин может. В прадеда Василия пошел. Тот всей деревне ходики чинил. Генетика!

Бьет по ящику кулаком, экран остается темным, но слышен голос диктора.

ГОЛОС ДИКТОРА. Визит президента России в Японию внезапно отложен. Пресс-секретарь главы государства Мурена Шептальская объяснила, что в одном из московских роддомов в рамках предвыборной кампании должен вот-вот появиться 150-миллионный россиянин. (Звук прерывается.) Во Франции протестующие фермеры повалили Эйфелеву башню… (Звук совсем пропадает.)

МИХАИЛ. Ага, запрыгали!

СОНЯ. Кто запрыгал?

МИХАИЛ. Кто надо. А Шептальская — голова. Ловко вывернулась. Надо выпить. Такое событие — 150-миллионный соотечественник наружу лезет.

СОНЯ. Кончилась.

МИХАИЛ. Как это?! Соль, спички, хлеб и водка должны быть в доме всегда.

СОНЯ. А ты забыл, сколько выхлебал, когда банк «Щедрость» лопнул!

МИХАИЛ. Ну, выпил. Не каждый день теряешь все, что нажил. Купила бы!

СОНЯ. Закрутилась.

МИХАИЛ. Хозяйка из тебя как бюстгальтера портупея.

СОНЯ (с сарказмом). Сбегаешь или обойдешься?

МИХАИЛ. Сбегаю. (Подходит к двери ванной.) Смотри женилку не смыль, влюбленный пингвин! Вернусь — выпорю.

Михаил набрасывает на себя плащ с капюшоном, закрывающим лицо.

СОНЯ. Разве на улице дождь?

МИХАИЛ. Гроза.

Уходит. Соня бросается к двери ванной.

СОНЯ. Эдик, скорее, у тебя пять минут. Магазин в соседнем подъезде.

Возвращается муж, попутно спотыкается о баллон.

МИХАИЛ. Ч-черт!

Соня отскакивает от двери.

СОНЯ. Забыл что-нибудь?

МИХАИЛ. Забыл. А что это там за фигня?

СОНЯ. Ах, баллон! Я же говорила: тараканов морили. Вечером заберут.

Михаил достает из тумбочки кобуру, проверяет пистолет, кладет в карман, берет чемоданчик.

МИХАИЛ. Выйдет — не бей! Меня дождись.

Михаил уходит. Соня стучит в дверь ванной.

СОНЯ. Скорее! Скорее!

Эдик осторожно выглядывает. На голове у него прозрачная душевая шапочка, вокруг бедер повязано полотенце.

ЭДИК. Боже, как в плохом водевиле!

СОНЯ. В водевилях не убивают. А у Миши табельный пистолет.

ЭДИК. Господи, за что? И ты так спокойно об этом говоришь!

СОНЯ. Поживешь пятнадцать лет со спецназовцем и успокоишься.

ЭДИК. Где моя одежда?

СОНЯ. Вот!

Соня достает из-под дивана скомканную одежду.

ЭДИК. Как я пойду в этом по улице?

СОНЯ. Ты лучше думай, как живым до улицы дойти. Дуй вверх по лестнице! Там оденешься. Потом, когда он вернется, спустишься…

Грохот в прихожей.

ЭДИК. Что это?

СОНЯ. Вернулся! Лезь под тахту…

Эдик безуспешно пытается залезть под тахту.

ЭДИК. Тут узко.

СОНЯ. Выдохни и представь, что ты камбала.

ЭДИК. Как это?

СОНЯ. По Станиславскому.

Эдик заползает под тахту. Вбегает Михаил, безумно озирается, хватает кресло и тащит в прихожую.

СОНЯ. Что ты делаешь?

МИХАИЛ. Баррикадируюсь. Помогай!

СОНЯ. Зачем?

МИХАИЛ. Они оцепили дом.

СОНЯ (несет в прихожую стул). Кто? Почему?

МИХАИЛ (таская мебель в прихожую). Потом объясню. Бери Федьку и медленно выходи из подъезда с поднятыми руками.

СОНЯ. Почему с поднятыми?

МИХАИЛ. Иначе пристрелят. Где он?

СОНЯ. Одевается.

ГОЛОС ПО МЕГАФОНУ. Внимание! Дом оцеплен, на крышах снайперы. Сопротивление бесполезно. Выходить по одному с поднятыми руками.

СОНЯ. Что это, Господи?!

МИХАИЛ. Я тебе говорил — гроза… (Пытается сдвинуть тахту.) Пособи!

СОНЯ. Не надо! Развалится. (Не дает двигать тахту.)

МИХАИЛ. Плевать!

Вдруг сам собой оживает телевизор: на экране появляется генерал Строев.

СТРОЕВ. Майор!

МИХАИЛ. Капитан третьего ранга Стороженко, товарищ генерал!

СТРОЕВ. Майор, ты понимаешь последствия своего проступка?

МИХАИЛ. Так точно!

СТРОЕВ. Если президент узнает про твою выходку с кнопкой, тебе конец!

СОНЯ (в ужасе). Миша, ты подложил президенту кнопку?

МИХАИЛ. Скорее — свинью.

СТРОЕВ. Немедленно сдай оружие и казенное имущество! Тогда я смогу что-то для тебя сделать.

МИХАИЛ. Например?

СТРОЕВ. Похлопочу, чтобы выделили отдельную камеру.

МИХАИЛ. Я согласен.

СТРОЕВ. Ну и отлично!

МИХАИЛ. Трехкомнатная отдельная камера. На юго-западе.

СТРОЕВ. Майор, ты о чем?

МИХАИЛ. О моей квартире, которую ты, генерал, отдал своему племяннику.

СТРОЕВ. Пожалеешь!

МИХАИЛ. Не пугай!

СТРОЕВ. У тебя десять минут на размышление.

МИХАИЛ. А у тебя — пять. Кнопку не отдам! Привет начальству!

Телевизор гаснет. Слышен голос из мегафона.

ГОЛОС ПО МЕГАФОНУ. Готовность номер один! В случае сопротивления — огонь на поражение!

СОНЯ. Какая кнопка? Стороженко, что ты натворил?

МИХАИЛ. Тебе лучше не знать.

СОНЯ. А про какую квартиру вы говорили?

МИХАИЛ. Про ту, которую мы должны были получить в прошлом году.

СОНЯ. Но ты же сказал, очередь не движется.

МИХАИЛ. Движется. Да не туда. Ну я и накатал рапорт. Куда следует.

СОНЯ. Ты дурак, что ли?

МИХАИЛ (вздохнув). Верно батя говорил: начальству о бардаке докладывать — как свинье на грязь жаловаться. Рапорт замылили, меня сначала с очередным званием прокатили, а потом на медосмотре аритмию нашли. В последний раз сегодня дежурил. Но они меня еще вспомнят! Я их сам комиссую. Помогай!

Резко сдвигает тахту. Там лежит, прикрыв голову руками, Эдик.

МИХАИЛ. Это кто?

СОНЯ. Где?

МИХАИЛ. На полу.

СОНЯ. А-а… Я же сказала, тараканов морили…

МИХАИЛ. Не похож.

СОНЯ. Всякие бывают.

МИХАИЛ. А почему под тахтой?

СОНЯ. У них там гнездо, видимо.

МИХАИЛ. Возможно. А почему голый?

СОНЯ. Мылся, наверное.

МИХАИЛ. Выясним. Встать!

Эдик встает, придерживая полотенце на бедрах.

МИХАИЛ. Значит, в душе был он, а не Федька!

СОНЯ. Ну да…

МИХАИЛ. Почему врала?

СОНЯ. Я не врала. Ты сам так решил.

МИХАИЛ. Почему не возражала?

СОНЯ. Когда ты психуешь, спорить с тобой бессмысленно.

МИХАИЛ. Допустим. Где сын?

СОНЯ. На радиорынок уехал.

МИХАИЛ. Почему утаила?

СОНЯ. Ты рта не давал мне открыть: то стресс сними, то водки налей, потом мебель стал двигать…

МИХАИЛ. Разберемся. (Эдику.) Зачем мылся?

ЭДИК. Работа у нас вредная. После дезинсекции необходимо принять душ.

МИХАИЛ. Правдоподобно. Как вариант. Под диван зачем полез?

ЭДИК. Таракан туда забежал.

МИХАИЛ. Не уверен. Звать как?

ЭДИК. Таракана?

МИХАИЛ. Тебя.

ЭДИК. Эдуард.

МИХАИЛ. Допустим. А ты почему не доложила, что у нас гость?

СОНЯ. Я про него и забыла. Думала, ушел…

МИХАИЛ. Забыла и голая по квартире разгуливала…

СОНЯ. Говорю же, репетировала.

МИХАИЛ. Голой?

СОНЯ. Ну конечно. Офелия когда жила? В средневековье.

ЭДИК. В темные века.

МИХАИЛ. Заткнись! В темных веках ты теперь жить будешь.

СОНЯ. Нет, правда: белья тогда не было. Одежду на голое тело носили…

МИХАИЛ. Экономно.

СОНЯ. Вот я и вживалась в образ. Так у Станиславского написано.

МИХАИЛ. А у него не написано, что не все, кто по форме одевается, бараны вроде Розенстерна и Гильденкранца?

ЭДИК. Розенкранца и Гильденстерна.

МИХАИЛ. Из какого ты театра?

ЭДИК. Я не из театра.

МИХАИЛ. Значит, из кино. В групповой кастинг баб заманиваешь?

ЭДИК. Я из «Добромора». Уничтожение бытовых насекомых.

МИХАИЛ. Врешь!

СОНЯ. Ладно, Эдуард, скажи ему правду.

ЭДИК. Я не вру!

МИХАИЛ. Никогда?

ЭДИК (после паузы). Никогда.

МИХАИЛ. Проверим. Месяц назад, в среду, где был?

ЭДИК (высчитывает). На работе. Травили в загородном доме. Хозяин — экстремал, завез либерийских тараканов. А они пищат, как мыши. Жуть!

МИХАИЛ. Да, наши тараканы молчаливые. Как народ. А потом?

ЭДИК. Не помню.

МИХАИЛ. Вспоминай!

Достает пистолет, осматривает оружие, снимает с предохранителя.

ЭДИК. Ах, ну да… Потом я поехал на встречу выпускников.

МИХАИЛ. А оттуда?

ЭДИК. К однокурснице.

МИХАИЛ. Имя?

ЭДИК. Вера Караханова. Заслуженная артистка. Лауреатка «Золотой маски».

МИХАИЛ. Знаем. Пробы ставить негде. Странно, что не народная. Теперь еще и сводница. А вы, Софья Борисовна, где были в среду?

СОНЯ. Не помню. А ты где был?

МИХАИЛ. Летал с президентом в Мадрид.

ЭДИК. Какая у вас работа интересная!

МИХАИЛ. Ничего интересного. Машина. Самолет. Машина. Самолет. Ни выпить, ни закусить. Спим втроем в одной комнате по очереди. Стережем. Командировочные выдают как гномам. Так и хочется дать объявление: «Продается офицер охраны президента. Недорого. Возможны скидки…»

ЭДИК. Почему же не даете?

МИХАИЛ. Тебе, тараканья душа, не понять русского офицера!

СОНЯ. Он бедный и гордый.

МИХАИЛ. Заткнись!

СОНЯ. Жене надеть нечего!

МИХАИЛ. Ага, нечего надеть и некуда вешать. Не виляй! Где была в среду?

СОНЯ (с вызовом). Дома была. Борщ варила.

МИХАИЛ. Не ври! Ты дома не ночевала. Где шлялась, Офелия?

СОНЯ. Ночевала. Как всегда, одна. Можешь спросить у Феди.

МИХАИЛ. Спрашивал. Тоже врет. Тебя выгораживает, предатель!

СОНЯ. Почему ты не веришь собственному сыну?!

МИХАИЛ. Нет у меня сына. Лгун и террорист! Запомни: наша квартира под круглосуточным наблюдением.

СОНЯ. С чего это вдруг?

МИХАИЛ. Не вдруг, а давно. Служба у меня такая. Я шефу собственной безопасности проставился, он и сбросил мне всю информацию про тебя.

СОНЯ. Ну задержалась. И какая уж у тебя такая служба?

МИХАИЛ. При кнопке. Где задержалась?

СОНЯ. При какой кнопке?

МИХАИЛ. Где ночевала, шлюха?

СОНЯ. У подруги. При какой кнопке? Ты же за президентом портфель носил?

МИХАИЛ. Носил…

Михаил берет в руки кейс, набирает шифр, откидывает крышку: внутри какие-то лампочки, клавиши и большая красная кнопка посредине.

СОНЯ. Боже, что это?

МИХАИЛ. Ядерный чемоданчик. Мы его кнопкой зовем.

ЭДИК (в сторону). Ну я и попал!

СОНЯ. Миша, ты спер ядерный чемоданчик. Зачем?

МИХАИЛ. На память.

СОНЯ. Тебя расстреляют.

МИХАИЛ. У нас нет смертной казни.

СОНЯ. Тогда посадят. Надолго.

МИХАИЛ. За что? У нас люди полстраны растащили, а сидят не в тюрьме — в правительстве.

СОНЯ. Вот когда будешь сидеть в правительстве, тогда и воруй. А сейчас — отдай им чемоданчик!

МИХАИЛ. Не отдам.

СОНЯ. Тебе конец…

МИХАИЛ. Это тебе конец! (Наставляет на нее пистолет.) У какой подруги ночевала?

СОНЯ. У Верки Карахановой.

МИХАИЛ. Ну вот и сошлось.

ЭДИК. Ничего не было. Ничего! Я рано уехал. К жене. У меня больная жена. Мы просто поболтали как однокурсники, клянусь Мейерхольдом!

МИХАИЛ. Мейерхольдом? Значит, было. Решили продолжить на дому, с удобством!

ЭДИК (обводя рукой). Ну какие тут у вас удобства!

МИХАИЛ (сурово). Заткнись! Родину не за комфорт любят.

ЭДИК (робея). Это просто глупое совпадение. Я работаю в «Доброморе». Мне выписали путевку. Сейчас покажу. Она где-то в кармане. Прихожу, а тут Соня… Софья Борисовна… живет… разговорились… об искусстве. Я ставлю «Гамлета».

МИХАИЛ. В «Доброморе»? Сам-то веришь в то, что врешь? Соня, помнишь, что я тебе сказал в день свадьбы?

СОНЯ. Помню…

ЭДИК. Михаил, нельзя зацикливаться на половом дискурсе, ревность — это заболевание.

МИХАИЛ. Будем лечиться. К стене! (Передергивает пистолет.) С кого начнем?

ЭДИК. Начните, если можно, с себя.

МИХАИЛ. Остроумный! Еврей, наверное?

ЭДИК. Так заметно?

МИХАИЛ. А ты думал, мы слепые? Сменил фамилию — и никто не видит. Как, кстати, фамилия?

ЭДИК (с гордостью). Суперштейн!

МИХАИЛ. Совсем обнаглели. Даже фамилию сменить поленился.

ЭДИК. Соня, ты не говорила, что твой муж — антисемит.

СОНЯ. Никакой он не антисемит. Просто у него неприятности по службе. Миша, кончай сейчас же!

МИХАИЛ. Если настаиваешь… (Эдику.) Ну, Суперштейн, как умрешь, стоя или на коленях?

ЭДИК. Стоя!

СОНЯ. Не делай этого! Посадят.

МИХАИЛ. Так и так посадят.

Режиссер встает, придерживая полотенце. Муж приставляет пистолет к его лбу. Эдик в испуге закрывает лицо руками — полотенце падает…

ЭДИК. Ой!

Михаил некоторое время внимательно рассматривает режиссера.

МИХАИЛ. Ну и чем он лучше меня? Странные вы, бабы…

СОНЯ. Пошляк!

ЭДИК. А я так хотел поставить «Гамлета».

МИХАИЛ. Поставишь. На том свете много хороших актеров.

Включается телевизор. На экране снова появляется генерал Строев.

СТРОЕВ. Отставить!

МИХАИЛ. Здесь командую я.

СТРОЕВ. Ну ладно, Миша, подурачились, и хватит. Твой вопросик решается. Сын маршала Штырко опять жениться раздумал. Освободилась отличная трехкомнатная квартира как раз на юго-западе. Можешь въезжать хоть завтра.

МИХАИЛ. Мне квартиру обставлять не на что. Банк «Щедрость» лопнул.

СТРОЕВ. Поможем.

МИХАИЛ. Когда?

СТРОЕВ. Через недельку. Надо деньги из офшоров вывести. Ну, по рукам!

СОНЯ. Господи, Миша, соглашайся!

МИХАИЛ. Заткнитесь, шалава!

СТРОЕВ. Майор, будь проще! Плановая измена укрепляет брак, случайная — освежает.

МИХАИЛ. Нет. Не годится. Меня все равно посадят, а она с этим клоуном в новой квартире будет кувыркаться.

СТРОЕВ. Не бойся, я поговорю кое с кем в Верховном суде, они квалифицируют кражу чемоданчика как рядовое хищение обычного государственного имущества, а за это у нас много не дают. Года два. Может, и штрафом отделаешься.

МИХАИЛ. Смотри, какой добрый стал! Поздно. Разговор окончен.

СТРОЕВ. Со мной не хочешь говорить — с родным отцом побеседуй!

МИХАИЛ. С каким еще отцом? Он под Костромой… в деревне…

СТРОЕВ. Истребители летают быстро. В окно посмотри!

Все поворачиваются к балкону. Сверху опускается строительная люлька, в ней стоит бородач с сельскохозяйственной внешностью. Телевизор гаснет.

МИХАИЛ (удивленно). Батя, ты!

ОТЕЦ. А кто ж еще. Москва-то как расстроилась! Я тут у вас, считай, годков двадцать не был. Поезда дорогущие. Была дорога железная, а стала золотая. И до райцентра не доберешься. Раньше катер по Волге-матушке ходил, теперь только круизы буржуев прохлаждают. Поют, пляшут на палубе. Тьфу! Сидишь на берегу и ждешь, когда «Аврора» поплывет.

МИХАИЛ. Никогда. Как мама?

ОТЕЦ. Слегла твоя мама. Болеет.

МИХАИЛ. Что с ней?

ОТЕЦ. Обиделась.

МИХАИЛ. На кого?

ОТЕЦ. На власть.

ЭДИК. У нас этим полстраны болеет.

МИХАИЛ. Заткнись!

ОТЕЦ. Это кто? Сонькин хахаль? Я тебе говорил, дубина.

МИХАИЛ. Не хахаль… тараканов пришел морить.

ОТЕЦ. А почему голый?

МИХАИЛ. По инструкции. Что с матерью?

ОТЕЦ. Я же тебе писал, что к нам из области газовую трубу тащат?

МИХАИЛ. Писал.

ОТЕЦ. Мы всей деревней последнее на радостях пропили. А трубу мимо протащили.

МИХАИЛ. Как мимо?

ОТЕЦ. Неперспективная мы деревня. Школу закрыли, медпункт закрыли, клуб закрыли, даже магазин закрыли. А это уж, сынок, последнее дело. От самогона у меня изжога. Газ, сказали, в Европе нужнее. Там люди, а здесь народ. Потерпит. Не впервой.

МИХАИЛ. Вот гады!

ОТЕЦ. Звезды с Кремля поотшибать за такое безобразие! Коммунисты газу не давали, это понятно, с империализмом боролись, экономили, братские страны отапливали. А эти с кем борются? С народом! Эх, Сталина на них нет! Нам бы в президенты кого-нибудь с усами! Ты там при начальстве трешься, замолви словечко — без газу нам нельзя.

МИХАИЛ. Терся. Ты хоть знаешь, батя, зачем тебя в Москву примчали?

ОТЕЦ. Сказали, ты важную казенную вещь прибрал.

МИХАИЛ. Верно.

ОТЕЦ. Молоток! Не все-то им нас обирать. Я когда за электричество плачу́ — пла́чу. Пла́чу и плачу́. Дорогая вещица-то?

МИХАИЛ. Бесценная.

ОТЕЦ. Покажь!

Михаил берет в руки кейс, показывает отцу.

ОТЕЦ. Миллион.

МИХАИЛ. Почему миллион?

ОТЕЦ. У америкашек в кино в таких чемоданчиках деньги носят. Придут, на стол хлопнут и говорят: «Миллион».

МИХАИЛ. Нет, отец, подымай выше!

ОТЕЦ. Неужели акциями взял?

МИХАИЛ. Нет, папа, это — ядерный чемоданчик.

ОТЕЦ. Ну как же, слышал. Важная штука!

МИХАИЛ. Еще какая! (Открывает.) Если эту красную кнопку нажать — будет ядерная война. Всем конец!

ОТЕЦ. И америкашкам?

МИХАИЛ. Им в первую голову.

ОТЕЦ. Уже легче.

ЭДИК (жалобно). Но ведь нам тоже конец.

ОТЕЦ. Ничего. Мы нация соборная.

СОНЯ (в голос). Иван Семенович, и вы тоже рехнулись? Скажите ему!

ОТЕЦ. Заткнись! Верещать будешь под мужем. (Михаилу.) Эх, сынок, сынок, ну как же ты так!

МИХАИЛ. Папа, я не хотел, я рапорт подал, а они… Психанул…

ОТЕЦ. Ты сколько за президентом эту котомку таскаешь?

МИХАИЛ. Семь лет.

ИВАН. Эх ты! Семь лет уже могли бы как люди жить. Себе что просишь?

МИХАИЛ. Квартиру предлагают. Три комнаты.

ОТЕЦ. Бери четыре. Мы с матерью гостить будем. И какую-нибудь хибарку в Испании требуй. Там рынок недвижимости как раз просел.

СОНЯ. Лучше на Канарах.

МИХАИЛ. Заткнись! (Отцу.) Смотрю, ты подкованный стал!

ОТЕЦ. А что в нашей глуши еще делать: зайцев стрелять, рыбу ловить да телевизор смотреть. Сумку вернешь, когда они нам газ пустят. (Кивает на Эдика.) А этого таракана не убивай — возьми заложником. Так в кино всегда делают…

ЭДИК. Спасибо, дедушка!

СОНЯ. Сколько же нам здесь сидеть, пока к вам газ проведут?

ОТЕЦ. А тебе скучно дома-то, погулять захотела, мокрохвостка? Потерпишь! Нагонят таджиков. Мигом трубу спроворят.

На экране появляется взбешенный генерал Строев.

СТРОЕВ. Хватит, убирайте деда! Старый хрен…

ОТЕЦ. Не отдавай сумку, Мишка! Однова живем!

Люлька с отцом уплывает вверх.

МИХАИЛ. Слышал, генерал?! Чтобы завтра у отца был газ.

СТРОЕВ. Ну ты сказал! Это же надо Газпром просить.

МИХАИЛ. Попросишь.

СТРОЕВ. Они сразу президенту отзвонят. Страна на ручном управлении.

МИХАИЛ. Подумаешь, трубу в деревеньку кинуть. Не заметят.

СТРОЕВ. Президент все замечает. Начнет выяснять, что да как. Разнюхает про кнопку.

МИХАИЛ. А разве еще не хватились?

СТРОЕВ. Слава богу, нет. Твой напарник дубликат таскает. Но когда узнают, мало никому не покажется. Такое начнется!

МИХАИЛ. Что начнется? Ну, снимут с тебя, генерал, погоны. Давно пора.

СТРОЕВ. Майор, с огнем шутишь, последний раз советую: верни кнопку!

МИХАИЛ. Ладно, уговорил. Значит, так: четырехкомнатную.

СОНЯ. Двухуровневую.

МИХАИЛ. Подземный гараж.

СОНЯ. На две машины.

МИХАИЛ. Иномарки. Лучше — мерсы.

СТРОЕВ. Ладно. По рукам.

СОНЯ. А Канары?

СТРОЕВ. Подберем. Выноси чемодан на балкон, поставь и отойди…

МИХАИЛ (направляется к балкону). Мои гарантии?

СТРОЕВ. Честное генеральское.

МИХАИЛ. Понятно. (Останавливается.) Выйду — и пулю в лоб! Нет, я ученый! (Возвращается.)

СТРОЕВ. Погоди! Чего ты хочешь?

МИХАИЛ. Справедливости.

СТРОЕВ. Где я тебе ее возьму? Государство чем справедливее, тем слабее. А у нас геополитических врагов — как у вас тараканов. Верни чемодан! Мы же договорились.

МИХАИЛ. Я тебе не верю. Договариваться буду только с президентом!

СТРОЕВ. Спятил? Софья Борисовна, вы умная женщина. Объясните ему!

СОНЯ. Соглашайся, Стороженко! Другого случая не будет.

МИХАИЛ. Заткнись! Ты мне не жена, ты мне теперь чужая! Мужика в дом привела. Верно батя говорил…

СОНЯ. Ах так, ну теперь я тебе все скажу! Думаешь, забыла, как ты ездил к бате своему крышу чинить, а сам продавщицу сельпо… покрыл!

МИХАИЛ. Брехня!

СОНЯ. Вся деревня знала. Без спецнаблюдения.

МИХАИЛ. Мужчина — другое дело.

СОНЯ (руки в боки). Это почему же? Мы живем в демократической стране. Захочу и бабу в дом приведу.

МИХАИЛ. Что-о?! Прибью!

СОНЯ. «Влечение к лицам своего пола, а также интимные отношения с ними есть равноправная форма сексуальной самореализации индивидуума». Вот!

МИХАИЛ. Сука! Гори она огнем, эта ваша демократия!

Бьет ее по лицу, открывает чемодан, хочет нажать кнопку.

СТРОЕВ. Что ты делаешь?

МИХАИЛ. Развожусь.

СТРОЕВ. Держите его! Он всех погубит!

СОНЯ. Стой! (Виснет на руке у мужа.)

ЭДИК. Не дам! (Виснет на другой руке.)

МИХАИЛ (стряхивая Эдика). Пусти!

ЭДИК. Здоровый! Я его сейчас газом!

СТРОЕВ (кричит). План «Валькирия!» Скорее!

Звучит «Полет валькирий». Соня борется с мужем. Эдик, придерживая полотенце, хватает баллон, надевает маску, пускает газ. Все тонет в тумане. Шум, крик, кашель. Видно, как опускается люлька со спецназовцем, одетым для штурма: бронежилет, шлем, в руках — снайперская винтовка с лазерным прицелом. Красный луч шарит по задымленной комнате, перебегая с одного дерущегося на другого.

СОНЯ (заметив луч). Ой, что это?

МИХАИЛ. Снайпер.

ЭДИК. Ну наконец-то!

Красный луч упирается в лоб Михаилу, он кладет на пол чемоданчик, сверху — пистолет и поднимает руки. Луч перебирается на лоб к Соне, и она тоже поднимает руки. Наконец красная точка добирается до Эдика, он в испуге вскидывает руки. Полотенце вновь падает. Красный луч упирается в его пах, задерживается там, перемещается на лицо, закрытое респиратором.

ЭДИК. Чего он хочет? Я же поднял руки.

МИХАИЛ. Он хочет видеть твое лицо!

Эдик сдергивает маску. Пауза. Затем — вопль женского отчаянья.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А-а-а-а! Суперштейн, ты покойник!

Второй акт

Та же квартира. Михаил, Соня и Эдик стоят на коленях. Спецназовец снял шлем с забралом, распустил волосы и оказался… женщиной. Это — Надя.

НАДЯ (мужу). Эдуард, это ты?

ЭДИК. Нет, не я.

НАДЯ. Не ври! Как ты попал в эту квартиру?

ЭДИК. Я?

НАДЯ. Ну не я же!

ЭДИК. А почему у тебя ружье? Ты же в санатории…

НАДЯ. Еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь?

ЭДИК. Работаю. А ты что здесь делаешь?

НАДЯ. Работаю. Почему именно в этой квартире?

ЭДИК. А ты?

НАДЯ (приставив дуло к его лбу). Я первая спросила.

ЭДИК. У него пистолет. У тебя — ружье. Я с ума сойду. Чем тебе не нравится эта квартира?

НАДЯ. Потом объясню. Отвечай!

ЭДИК. Мне наряд в «Доброморе» сюда выписали.

СОНЯ. Какой еще наряд? Значит, ты… на самом деле тараканов травишь?!

НАДЯ (показывает на Соню). Кто эта женщина, почему она тебе тыкает?

ЭДИК. Наденька, она просто хозяйка тараканов, то есть квартиры…

МИХАИЛ. Это — моя жена. Была. А ты-то кто?

НАДЯ (показывает винтовкой на Эдика). Я его жена.

ЭДИК. Просто какая-то комедия ошибок!

СОНЯ. Трагедия ошибок.

НАДЯ (Михаилу, показывая на Соню). Она у тебя кто?

МИХАИЛ. На актрису училась.

НАДЯ. А мой вроде как на режиссера…

ЭДИК. Что значит — вроде как?

НАДЯ. Заткнись и оденься. Стыдоба. Что люди подумают!

Эдик торопливо одевается в мятый халат.

МИХАИЛ. Да, люди могут подумать всякое. Сама-то откуда?

НАДЯ. Спецотряд «Россомон».

МИХАИЛ. Снайпер?

НАДЯ. Снайпер.

ЭДИК. Надя, что ты говоришь? Ты же тренер в школе юных биатлонистов.

НАДЯ. Ага, прокормишь тебя на зарплату тренера. (Михаилу.) Подрабатываю.

МИХАИЛ. Постреливаешь?

НАДЯ. Постреливаю…

СОНЯ. Лучше бы шила.

НАДЯ (Соне). Заткнись! (Михаилу.) А ты чего за своей женой не смотришь?

МИХАИЛ. Виноват, товарищ…

НАДЯ. Лейтенант.

ЭДИК. Бред какой-то!

МИХАИЛ (протягивая руку). Капитан третьего ранга Стороженко. Охрана президента.

НАДЯ. Врешь! (Отталкивает его руку стволом винтовки.)

МИХАИЛ. Смотри!

Он достает из кармана удостоверение, раскрывает, показывает издали.

НАДЯ. Стой, где стоишь!

Она вскидывает винтовку и, глядя в окуляр, читает.

НАДЯ. «Капитан третьего ранга Стороженко Михаил Иванович. Воинская часть…» Верно! А мне дали вводную, что тут база наркодилеров.

МИХАИЛ. И какую задачу поставили?

НАДЯ. Зачистить, а чемоданчик с героином забрать.

ЭДИК. Как зачистить?

НАДЯ. Как… как ты тараканов.

ЭДИК. Но мы же не тараканы!

СОНЯ. Ты уверен?

МИХАИЛ. Кто приказал?

НАДЯ. Генерал Строев.

МИХАИЛ. Так и знал. Сволочь! (Жене.) А ты, дура: «Канары!» Канарейка!

Загорается экран, на котором возникает генерал Строев.

СТРОЕВ. Да, приказал. И почему сразу — сволочь? Сами виноваты. А ты, лейтенант, в чем дело? Надо было стрелять прямо из люльки. Я дал четкие инструкции.

НАДЯ. В квартире задымление. Боялась снять не того…

СТРОЕВ. Ты плохо слышишь, лейтенант? Я же сказал: в случае трудностей с идентификацией нейтрализовать всех находящихся в помещении.

НАДЯ. И этих?

СТРОЕВ. Всех.

ЭДИК. И меня?

СТРОЕВ. Всех.

ЭДИК. Но я ее муж.

НАДЯ. Я с тобой развожусь.

СТРОЕВ. Правильно, «вдова» звучит лучше, чем «разведенная». Работайте!

МИХАИЛ. А шума не боитесь?

СТРОЕВ. Нет. Винтовка с новейшим глушителем. Стреляет — как шепчет.

МИХАИЛ. Я про другое. Расстрел семьи офицера охраны президента. Шум в прессе. Журналистские расследования…

СТРОЕВ. Майор, что за кадетская наивность? Пресса — как дрессированная собака: приносит в зубах только то, что ей бросили. Ну, взорвется в квартире газ. Бывает. Лейтенант, после зачистки чемоданчик отдадите мне. Работайте!

НАДЯ (показывает на мужа). А с ним-то что делать?

СТРОЕВ. На ваше усмотрение.

Отключается. Все молча глядят на потемневший экран.

НАДЯ (толкая мужа винтовкой). Догулялся?

ЭДИК. Надюша, я буду верен тебе, как пес!

НАДЯ. Как кобель… Я же предупреждала: поймаю — убью!

МИХАИЛ. И ты тоже?

ЭДИК. Наденька, клянусь, я морил здесь тараканов. Я тебя люблю!

НАДЯ (мужу). Голым травил?

СОНЯ. Это я предложила Эдуарду Семеновичу после работы воспользоваться нашим душем.

МИХАИЛ. И моим полотенцем?

НАДЯ. Вы им верите?

МИХАИЛ. Что я, контуженый!

СОНЯ. Ну почему вы такие недоверчивые? Он мне совершенно не нравится. У него… зубов не хватает!

НАДЯ (мужу). Не стыдно? Уже и посторонние замечают. Говорила: сходи к дантисту! (Соне.) А вас никто не заставлял к чужому мужу в рот заглядывать.

ЭДИК. Наденька, это очень дорого! У них пломбы, наверное, из платины. А эти страшные бормашины! Зачем меня бурить? Разве я нефтяная скважина? Еще подсовывают договор.

НАДЯ. Сейчас везде договоры. И я подписала, когда сюда шла. Иначе бухгалтерия не пропустит.

ЭДИК. Ты почитай этот договор. Они не несут никакой ответственности, даже если я умру в кресле от болевого шока.

МИХАИЛ. Врачи и власть у нас никогда ни в чем не виноваты. (Наде.) Как ты живешь с этим занудой?

НАДЯ (мечтательно). Раньше он таким не был. Мы познакомились, когда я еще на лыжах бегала. Парни в команде хорошие, но скучные. Поговорить не о чем. Ну я в тренера и влюбилась… женатого.

СОНЯ. Самые лучшие мужики, наверное, рождаются женатыми.

МИХАИЛ. Не перебивай! Человек жизнь рассказывает.

НАДЯ. Я с тренировки возвращалась. Он подошел: «Вы Маргарита!» Я говорю: «Меня Надей зовут». А Эдик: «Не спорьте! Я ставлю Булгакова. У меня гениальный замысел: у Мастера будет семь Маргарит!»

МИХАИЛ. Гарем, что ли?

ЭДИК. Почему сразу гарем? Это метафора неисчерпаемости эроса, символ мятущегося мужского начала, когда одну женщину можно, словно луч света, разложить на семь цветов, как радугу…

МИХАИЛ. Вот и раскладывал бы лучи, а не чужих жен.

НАДЯ. …Эдик предложил мне стать одной из Маргарит.

СОНЯ. Как обычно. Неужели согласилась?

НАДЯ. А вы бы отказались? Но спектакль он так и не поставил. Вообще-то меня тренер замуж звал, обещал развестись, но я не хотела разрушать семью. Сама без отца выросла. А Эдик так красиво про театр рассказывал! Сначала все хорошо было. Я выиграла чемпионат Европы, но сломала ногу и перешла на тренерскую. Эдик нашел спонсора и открыл в подвале театр «Экскрим».

СОНЯ. Значит, не врал про театр?

ЭДИК. Я не вру никогда. Без необходимости.

НАДЯ. Но зрители к нам мало ходили…

СОНЯ. Почему?

НАДЯ. Ну, как сказать… Не всем нравится, когда со сцены матерятся.

ЭДИК. Не матерятся, а используют экспрессивную лексику.

МИХАИЛ. Минуточку, значит, если ты в трамвае материшься, тебя повяжут, а если со сцены…

ЭДИК. Конечно! Ведь в трамвае вы ругаетесь из хулиганских побуждений, а со сцены из художественных.

НАДЯ. Потом вышел закон… ну, в общем, запретили со сцены ругаться. И наш театр закрылся.

МИХАИЛ. Ну, ставил бы дальше чего-нибудь без мата.

ЭДИК. Я не работаю в условиях вербальной неволи!

СОНЯ. Значит, все-таки врал! А как ты в «Доброморе» оказался?

ЭДИК. Изучаю бездны бытия.

НАДЯ. Не ври! Это тренер организовал «Добромор». У него жена — химичка. Я попросила за Эдика. Не отказал. Все-таки мой первый мужчина.

ЭДИК. Наденька, не впутывай меня в свой половой анамнез! Мне будет тяжело с этим жить.

МИХАИЛ. Она сейчас тебе дырку в башке сделает — сразу полегчает. (Наде.) А ты-то сама в «Россомон» как попала?

НАДЯ. Набирали снайперов из биатлонистов для горячих точек. Решила заработать. Эдик у меня хорошо кушает. Да и ребеночек наконец-то наметился. Вот я перед декретом и поехала в командировку. Выследили, поймали, надругались, а пристрелить не успели, наши отбили. Потом четыре операции. Детей у меня не будет. Никогда. А из «Россомона» меня комиссовали.

МИХАИЛ. И тебя комиссовали? Вот суки!

ЭДИК. Боже, Надя, почему ты скрывала? Я думал, ты на сборы ездишь.

НАДЯ. Зачем тебе-то знать? Вы, режиссеры, такие впечатлительные, нервные. (Михаилу.) У вас есть дети?

МИХАИЛ. Лучше бы не было.

НАДЯ. Не гневите бога! Я бы за ребенка все отдала… за мальчика, блондина с голубыми глазами.

ЭДИК. От меня? Блондина? Мечтательница ты моя! Прости, Наденька, прости…

МИХАИЛ. Погоди, лейтенант, что-то тут не так. Если тебя из «Россомона» комиссовали, как ты здесь-то оказалась?

НАДЯ. Сама удивляюсь. Позвонил генерал Строев, сказал, есть одноразовое задание — зачистить наркодилеров. Обещал хорошо заплатить. Я согласилась. Эдик в «Доброморе» едва держится. Тренер говорит, таких работничков самих травить дустом надо.

МИХАИЛ. Странно. Почему он именно тебе предложил?

НАДЯ. Не знаю.

МИХАИЛ. Я, кажется, понял. Ты зачистишь нас, а они — тебя.

НАДЯ. Нет!

СОНЯ. Похоже на правду.

МИХАИЛ. В списках не значишься. От тебя легче избавиться. Концы в воду!

ЭДИК. Я всегда знал, что мы живем в антинародном государстве.

НАДЯ. Ну почему, почему?! Я честно выполняла приказы, пострадала. А теперь от меня хотят избавиться. За что?

СОНЯ. У каждого насекомого свой «Добромор».

НАДЯ. Человек — не насекомое.

Надя отшвыривает винтовку, садится, закрывает лицо и плачет.

МИХАИЛ. Я тоже раньше так думал. Хочешь отомстить?

НАДЯ. Хочу. Сволочи!

МИХАИЛ. Нет проблемы. (Открывает чемоданчик.) Прошу!

НАДЯ. Что это?

МИХАИЛ. Нажимай, не бойся! Это ядерный чемоданчик.

Надя с ужасом осматривает чемоданчик.

НАДЯ. Тот самый? А говорили, наркотики, героин…

МИХАИЛ. Это гораздо лучше. Можно стать Богом. На миг. Он создал мир, а ты уничтожишь. Подумай, лейтенант!

ЭДИК (Соне). У твоего мужа оригинальное мышление, почти режиссерское.

СОНЯ. Да? Я как-то раньше не замечала.

НАДЯ. Откуда у вас чемоданчик?

МИХАИЛ. Таскал за президентом. А потом себе забрал.

НАДЯ. Тоже хочешь отомстить?

МИХАИЛ. Да! Присоединяйся! Вместе веселее…

ЭДИК. А мне можно примкнуть?

МИХАИЛ. Кому мстить будешь?

ЭДИК. Человечеству и тренеру.

МИХАИЛ. Попробуй, если ты и в самом деле Супер-штейн!

ЭДИК. Да, да, да! Я ненавижу мир, который не понимает, что в театре можно абсолютно все, что лучший спектакль — это пустая сцена, не оскверненная пошлой декорацией, что только уничтожая искусство, мы возрождаем его для новых смыслов, что, сквернословя, мы очищаем душу от мерзости животного низа, что, богохульствуя, мы приобщаемся к трепету чистой веры!

МИХАИЛ. Непонятно, но убедительно.

ЭДИК. Куда нажимать?

МИХАИЛ. Сюда.

СОНЯ. Стой! Ты что делаешь! А как же Федя? Он никогда не вырастет, не выучится, не выберет профессию, не влюбится, не женится, не родит детей…

МИХАИЛ (ерничая). Не выстроит дом, не посадит дерево. Я выстроил. И что? Зато Федю не вышвырнут с работы, не ограбит банк «Щедрость», его сын не воткнет саморез в задницу учительнице и не предаст отца. И он, Федя, придя домой, не обнаружит свою жену с голым матерщинником…

СОНЯ. Наверное, ты прав. У Феди никогда не будет дочери, и она не променяет искусство на семейную поденщину и парное одиночество. Я с вами!

Открывается крышка мусоропровода, и вылезает человек в джинсовом костюме, бронежилете и каске с надписью «Пресса». Он слушает спор, достает и включает диктофон, затем извлекает из рюкзачка фотокамеру.

МИХАИЛ. Ну, кто нажмет?

ЭДИК. Одному страшно. Давайте вместе!

МИХАИЛ. Правильно. Мы, русские, соборный народ!

ЭДИК. Мы, евреи, тоже!

НАДЯ. Жалко…

МИХАИЛ. Чего тебе жалко, лейтенант?

НАДЯ. Цветов. Они такие красивые. Особенно — ромашки.

СОНЯ. Эдик, для снайпера твоя жена слишком поэтична.

ЭДИК. Да? Я как-то не замечал раньше.

МИХАИЛ. Что, цветочница, передумала?

НАДЯ (после колебаний). Нет! Я с вами!

МИХАИЛ. Жмем все разом на счет «четыре».

ЭДИК. Почему четыре?

МИХАИЛ. Ну, нас же четверо. Раз!

НАДЯ. Два!

ЭДИК. Т… т… три…

Все смотрят на Соню, которая медлит.

МИХАИЛ. Ну!

СОНЯ. Не могу… Снова о Феде вспомнила.

НАДЯ. Я тоже передумала.

МИХАИЛ. Из-за ромашек?

НАДЯ. Мы лучше усыновим кого-нибудь.

ЭДИК. Я тоже не хочу. Жизнь не так уж и плоха. Когда выходишь на поклон, а зал похож на луг, покрытый ночной росой…

СОНЯ. Почему росой?

ЭДИК. Это блестят слезы зрителей. Нет!

МИХАИЛ. Трусы! Интеллигенция болотная! Беру командование на себя. Раз, два, три, четы…

Тянется к кнопке. Незамеченный журналист ищет ракурс для съемки.

ПРАВДОМАТКИН. Одну минуточку!

Все четверо оглядываются, с удивлением рассматривают журналиста.

МИХАИЛ. Ты откуда?

ПРАВДОМАТКИН. Из мусоропровода. (Показывает на мусоропровод.)

СОНЯ. Тараканов там много?

ПРАВДОМАТКИН. Жуть!

СОНЯ. Я так и знала.

МИХАИЛ. Отставить! Человек по мусоропроводу не пролезет.

ПРАВДОМАТКИН. Человек не пролезет, а журналист везде пролезет.

МИХАИЛ. Ах, ты журналист? Как звать?

ПРАВДОМАТКИН. Захар Правдоматкин.

ЭДИК. Врет! Таких фамилий не бывает.

МИХАИЛ. Разберемся. Тебя Строев заслал?

ПРАВДОМАТКИН. Какой еще Строев? А-а-а, тот генерал, что полигон под дачи продал? Я про него писал. На самом деле меня зовут Женя Пузиков, но с такой фамилией в журналистике нельзя. Правдоматкин — псевдоним.

ЭДИК. Мне тоже твердили: «Эдик, возьми псевдоним!» Но я был и останусь Суперштейном до конца!

МИХАИЛ. Недолго осталось.

СОНЯ. А из какого вы издания?

ПРАВДОМАТКИН. Из еженедельника «Скандалиссимо»!

СОНЯ. Омерзительная газетка! Это вы писали, что Алла Пугачева хочет изменить пол?

ПРАВДОМАТКИН (гордо). Да. По просьбе Галкина.

НАДЯ. Но это же вранье!

ПРАВДОМАТКИН. Конечно. У нас тираж упал — вот и придумали.

СОНЯ. Вон из моего дома, пакостник!

ПРАВДОМАТКИН. Но я там уже не работаю.

ЭДИК. Почему?

ПРАВДОМАТКИН. Меня выгнали.

МИХАИЛ. И тебя. За что?

ПРАВДОМАТКИН. Главный редактор считает, что я перестал ловить мышей.

СОНЯ. В каком смысле?

ПРАВДОМАТКИН. Журналист должен носить в редакцию скандалы, как кот — мышей. Обещали: добудешь хороший скандал, возьмем назад. И вдруг такая удача — настоящая заваруха!

МИХАИЛ. Как ты узнал, что здесь заваруха?

ПРАВДОМАТКИН. Я мимо вашего дома хожу лечиться.

СОНЯ. В поликлинику?

ПРАВДОМАТКИН. С ума сошли! У врачей нельзя лечиться — все дипломы куплены. Я писал об этом.

НАДЯ. Как же вы лечитесь?

ПРАВДОМАТКИН. Народная медицина. Тоску от сволочной нашей жизни хорошо снимает водка, похмелье от водки облегчает портвейн, сушнячок от портвейна лучше промочить пивом, ну а от пива лечатся, понятно, — водкой.

ЭДИК. Интересная методика. Надо запомнить.

НАДЯ. Я тебе запомню!

ПРАВДОМАТКИН. Но вчера, кажется, была паленая водка. Чуть не умер. Мне бы грамм сто пятьдесят — вочеловечиться!

МИХАИЛ. Пусто. Жена не обеспечила. Я и сам перед Армагеддоном выпил бы. А у тебя-то нет? Ты же в магазин шел.

ПРАВДОМАТКИН. Не дошел. Вижу, у вашего дома народ, «Россомон», МЧС. А где маски-шоу, там точно скандал. Спросил. Сказали: бандиты в доме засели.

МИХАИЛ (тревожно озирается). Так, по местам… Лейтенант, держи!

Он проверяет свой пистолет и бросает Наде винтовку. Она ловко ловит.

НАДЯ. В чем дело?

МИХАИЛ. Сейчас этим же путем и твой «Россомон» полезет. Целься в шею, между шлемом и броником.

НАДЯ. Не дрейфь: у нас все мужики крупные — через мусорку не проползут.

ПРАВДОМАТКИН. Точно! Пробовали — не проходят. Один задохся. Пока его откачивали, я и прошмыгнул.

СОНЯ. Ловкий!

ПРАВДОМАТКИН. Профессия такая. Чуть-чуть развернитесь, пожалуйста!

НАДЯ. Это зачем еще?

ПРАВДОМАТКИН. Для снимка. И шире чемоданчик откройте!

Журналист расставляет всех вокруг чемоданчика.

ЭДИК. Коллега, я, как режиссер, советую вам поработать с лицами.

ПРАВДОМАТКИН. Зачем?

ЭДИК. Для экспрессии. Вообразите, у одного выражение угрюмой отваги. (Указывает на Михаила.) У другой теплится робкая надежда на посмертное счастье. (На Соню.) У третьей — сожаление о гибели подлого, но прекрасного мира. (На Надю.) Лютики и так далее.

НАДЯ. Ромашки! Ты принес мне на первое свидание ромашки. Забыл?

ЭДИК. Помню, помню…

МИХАИЛ. А у тебя самого что будет на роже написано?

ЭДИК. Я погибну, как Гамлет, с тихой улыбкой мести.

ПРАВДОМАТКИН. Ерунда! В самом начале у вас были очень хорошие лица. Такие глупые-глупые…

ЭДИК. Ну и чего же хорошего?

ПРАВДОМАТКИН. Читателю интересно только то, что глупее его самого. Встали. Последний снимочек. Это будет бомба!

МИХАИЛ. Атомная!

ПРАВДОМАТКИН. Почему — атомная?

МИХАИЛ. Потому что это — ядерный чемоданчик.

ПРАВДОМАТКИН. А сказали, в доме засели бандиты, которые ограбили банк.

МИХАИЛ. Бандиты засели в банках. Здесь ограбленные. Видишь, кнопка! Нажмешь — всему человечеству кирдык…

ПРАВДОМАТКИН (падает на колени). Боже, спасибо, услышал! Репортаж из логова ядерных террористов! Вся редакция… журналисты всего мира сдохнут от зависти!

МИХАИЛ. Это я тебе обещаю.

СОНЯ. Читатели, между прочим, тоже сдохнут.

ПРАВДОМАТКИН. Да и черт с ними! Не для них пишем.

НАДЯ. А для кого?

ПРАВДОМАТКИН. Для вечности.

ЭДИК. И вы для вечности?

МИХАИЛ. Если для вечности — тогда в самый раз. Жми! Сдохнем все вдруг.

ПРАВДОМАТКИН. Минуточку, а почему все вдруг? Вы же это не всерьез? Сколько денег запросим? Сто миллионов? По двадцатке на нос.

МИХАИЛ. Будем просить, чтобы газ в деревню к бате провели.

ПРАВДОМАТКИН. Шутите?

МИХАИЛ. Нет, всерьез.

ПРАВДОМАТКИН. Вы это понарошку… вы не нажмете кнопку?

МИХАИЛ. Нажму.

ПРАВДОМАТКИН. Мама! Не делайте этого!

МИХАИЛ. Почему? Ты же пишешь в газетенках, что мы живем на помойке, что наш мир смердит, как труп. Пусть летит к черту! На руинах, кто уцелеет, выстроит что-нибудь поприличнее… Готовы?

ВСЕ. Не надо!

МИХАИЛ. Надо!

Михаил нажимает кнопку. В чемодане мигают лампочки, раздается кряканье, как у машины со спецсигналом. Эдик, рыдая, бросается на шею Наде. Журналист падает в обморок. Соня закрывает лицо руками.

ЭДИК. Прощай жизнь, прощай искусство! А почему нет взрыва?

МИХАИЛ. Нельзя быть такими наивными.

ПРАВДОМАТКИН. Вы пошутили? Слава Богу!

МИХАИЛ. Нет, не пошутил. У нас минут десять. Пока совместятся коды, пройдет команда, приведут в боеготовность, запустят, потом американцы спохватятся — ответят. У них подлетное время с ближней точки минут пять. На круг у нас целых шестьсот секунд. Соня, пошли!

СОНЯ. Куда?

МИХАИЛ. Мне надо снять стресс.

СОНЯ. Ты же сказал: я тебе чужая!

МИХАИЛ. С чужой интересней. Жаль, борща нет… для полного счастья.

НАДЯ (подталкивая). Иди, муж позвал! Смотри, передумает…

ЭДИК (мечтательно). О, я это вижу! Крик женского счастья сольется с ядерным взрывом. Сильный режиссерский ход!

НАДЯ (бросаясь ему на шею). Ненормальненький ты мой!

ПРАВДОМАТКИН. Спасите!

Он бросается к мусоропроводу, но оттуда высовывается огромный кулак. Бежит к балкону, однако сверху спускается люлька с генералом Строевым.

СТРОЕВ. Стоять!

Все замирают.

ПРАВДОМАТКИН. Спасите, товарищ генерал!

СТРОЕВ. Молчать! (Михаилу.) Доигрался? Добился своего?

МИХАИЛ. Неужели вас уже сняли?

СТРОЕВ. Чему радуешься? Теперь президент все знает. Надо выпутываться.

Остальные с недоумением прислушиваются к разговору.

ПРАВДОМАТКИН. Вы о чем? Через пять минут ничего не будет!

СТРОЕВ. Кто это?

СОНЯ. Правдоматкин из «Скандалиссимо».

СТРОЕВ. Правдоматкин? Тебя же уволили.

ПРАВДОМАТКИН. А вы откуда знаете?

СТРОЕВ. Я и приказал. (Михаилу.) Как сюда попал этот недомерок?

МИХАИЛ. Через мусоропровод.

СТРОЕВ. Интересно. Надо прикомандировать к «Россомону» взвод боевых лилипутов.

НАДЯ. Поздно.

СТРОЕВ. Наращивать обороноспособность державы никогда не поздно.

НАДЯ. Вы не поняли. Он нажал кнопку… Началась атомная война.

СТРОЕВ. По вашей вине, лейтенант Суперштейн!

НАДЯ. Почему по моей?

СТРОЕВ. Если бы вы выполнили приказ, войны бы не было.

НАДЯ. Я не могла их убить.

СТРОЕВ. …И погубили человечество. Надо доверять командиру. Вам дали патроны с усыпляющими ампулами. В зоопарке хищников такими вырубают.

НАДЯ. Боже, что я натворила!

МИХАИЛ. Ничего ты не натворила. Кнопка срабатывает, если одновременно нажимают трое — министр обороны, начальник генштаба и президент…

ЭДИК. Значит, нет никакой войны?

СТРОЕВ. Вы о чем? Мы миролюбивая держава!

СОНЯ. Ты знал об этом?

МИХАИЛ. Конечно.

СОНЯ. Гад! Гад! Гад!

Бросается на мужа с кулаками. Раздается грохот. Рослый россомоновец в шлеме выносит дверь, разбрасывает завалы. Следом входит молодая дама в брючном костюме, пресс-секретарь президента Мура Шептальская.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Господа, президент Российской Федерации!

Все встают по стойке «смирно». Входит президент — дама средних лет — в сопровождении офицера-подводника с чемоданчиком, точь-в-точь как похищенный. Глава страны озирается, ищет зеркало, поправляет прическу, кивает Муре, которая говорит, словно читая мысли шефа.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Госпожа президент приняла решение навестить капитана третьего ранга Стороженко и пожелать ему скорейшего выздоровления на благо Отечества.

Россомоновец достает из-за спины букет и подает президенту, а та вручает недоумевающему Эдику, треплет его по плечу.

ЭДИК. Это мне? Спасибо…

СТРОЕВ. Валентина Валентиновна, простите… Не тому… Другому…

Генерал выскакивает из люльки, отбирает букет у Эдика и отдает Михаилу. Президент кивает.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна не идентифицировала вас без кителя. В связи с вашим решением уйти на заслуженный отдых и отдаться спортивной рыбалке вам вручается набор «Мечта рыболова».

Россомоновец подает чемоданчик. Мурена открывает и показывает содержимое: катушки, блесны, поплавки и т. д. Подводник смотрит с завистью.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Взамен госпожа президент хочет забрать служебный чемоданчик, который вы геройски сберегли от посягательства врагов России.

СТРОЕВ (тихо, но грозно). Отдай!

МИХАИЛ. Но…

СТРОЕВ (тихо). Потом.

Михаил покорно передает президенту чемоданчик.

СТРОЕВ (подводнику). Проверь!

Тот забирает чемоданчик у президента, ставит на стол, рядом с Фединым компьютером, откидывает крышку, кивает. Мурена аплодирует, остальные подхватывают. Журналист подскакивает к президенту с диктофоном.

ПРАВДОМАТКИН. Один вопрос: что вы чувствуете в этот исторический момент и как чувствует себя ваша любимая хаска Матильда?

Президент смотрит на пресс-секретаря.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Не дышите на президента! Вы из кремлевского пула?

ПРАВДОМАТКИН. Нет.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Кто пустил?

СТРОЕВ. Сам пролез.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Отойдите! (Поймав взгляд президента.) Подписан указ: все участники операции награждаются медалями «За споспешествование».

Омоновец достает красные коробочки. Шептальская вынимает медали, а президент прикалывает награды и пожимает руки. Награды получают все, включая президента, Строева, Муру и омоновца. Без наград остаются только Правдоматкин и Подводник, который явно задет этим.

НАДЯ. За что?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Вам же объяснили: «За споспешествование». Кроме того, вы получаете пакет льгот.

ЭДИК. Каких?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Бесплатный проезд везде, но в одну сторону. При оформлении инвалидности вам повышается группа. Инвалиды есть?

НАДЯ. У меня третья группа.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Теперь вторая. Поздравляю! Наконец, вам полагается 35-процентная скидка на ритуальные услуги.

СОНЯ. Обязательно воспользуюсь.

ЭДИК. Простите, а чему мы все-таки споспешествовали?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Это государственная тайна.

ВСЕ. (Переглянувшись, хором) Служим России!

Президент озирается.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Госпожа президент удивлена, в каких скромных, даже спартанских условиях живет офицер ее охраны. Сегодня миллионы граждан улучшают жилищные условия благодаря ипотеке. Вам дадут кредит.

МИХАИЛ. В банке «Щедрость»? Так он лопнул…

ШЕПТАЛЬСКАЯ (поспешно). Банковская система страны еще далека от совершенства, но мы работаем в этом направлении.

СТРОЕВ (тихо). Я тебе предлагал. Сам виноват, Миша!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Госпожа президент надеется, что вы все придете через неделю к урнам и бросите в них свой выбор. А мы должны присутствовать при рождении 150-миллионного гражданина России. Бай!

Высокие гости направляются к выходу. Офицер-подводник хочет взять и второй чемоданчик, но президент замечает на полу таракана.

ПРЕЗИДЕНТ. Тараканчик!

Ловко ловит и разглядывает насекомое, смеется, как девочка.

МИХАИЛ (смущенно). В простоте живем.

СОНЯ. Простите, Валентина Валентиновна, не успели эту сволочь потравить.

ЭДИК. У нас в «Доброморе» новый препарат, надежный, яд передается половым путем, но действует только через пять дней.

ПРЕЗИДЕНТ. Половым путем надо передавать любовь к Отечеству!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна подразумевает, что нам предстоит большая работа по патриотическому воспитанию народа.

Президент с удивлением смотрит на Шептальскую.

ПРЕЗИДЕНТ (таракану). Здравствуй, рыжик! Ну как вы тут живете?

ВСЕ. Так себе.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Будучи избранным на новый срок, президент обеспечит взрывной рост народонаселения и благосостояния.

Президент с еще большим удивлением смотрит на нее.

ПРЕЗИДЕНТ. Знаете, друзья, в детстве я была страшно одинока, хотя жила в перенаселенной коммуналке. В Люберцах. Моими друзьями были тараканы. Я разговаривала с ними, дрессировала, давала имена. Этот рыжик похож на мою Альбертину. Смотри-ка, шевелит усиками! Может, ты пра-пра-пра-правнучка? Возьму-ка я тебя в Кремль, а то иной раз и поговорить по душам не с кем. Коробочка есть?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Коробочку!

СТРОЕВ. Срочно коробочку!

Суета. Поиски. Соня догадывается и вручает президенту коробочку из-под медали. Та сажает в нее таракана, передает россомоновцу.

ПРЕЗИДЕНТ (Соне). Будете переезжать в новую квартиру, обязательно захватите парочку на счастье!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна подчеркивает важность исторической преемственности в вопросах государственного строительства.

ПРЕЗИДЕНТ. Мурена, хватит вздор-то молоть! С людьми говорим — не с избирателями. (Соне.) А вот если бы чайку?!

СОНЯ. Конечно, конечно, сейчас! Как же я сама не догадалась…

Хлопочет, включает чайник, расставляет чашки. Эдик активно помогает.

НАДЯ (сочувственно). Вас зовут Мурена?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Да, папа был крупный ихтиолог и большой оригинал. У вас хорошая фигура.

НАДЯ. Я спортсменка. Была.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поужинаем как-нибудь, поболтаем, отдохнем?

НАДЯ (удивленно). Я замужем.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Я тоже.

Эдик почтительно приближается к президенту. Омоновец хочет его отстранить, но глава государства разрешает.

ЭДИК. Госпожа президент, разрешите представиться: Суперштейн Эдуард. Режиссер…

ШЕПТАЛЬСКАЯ (спохватываясь). Мы опоздаем в роддом.

ПРЕЗИДЕНТ. Ничего страшного. Неточность — вежливость президентов.

ЭДИК. Как это?

ПРЕЗИДЕНТ. Очень просто. Народ ездит в тесном метро, ждет автобусов, стоит в пробках, опаздывает на работу. Зачем же угнетать простых людей своей пунктуальностью, которая мне ничего не стоит? Это невежливо!

СТРОЕВ. Гениально!

ПРЕЗИДЕНТ. Но главное — прическа. Это всегда так долго…

Во время разговора Соня наливает президенту чай. Шептальская тут же забирает чашку, россомоновец достает из сумки казенную кружку, термос, наливает, отдает Шептальской, та ставит кружку перед президентом.

ПРЕЗИДЕНТ (отхлебнув). Какой у вас вкусный чай!

СОНЯ. Спасибо!

ПРЕЗИДЕНТ. Вы очень милые люди, и тараканы у вас симпатичные. Хочу, чтобы вам стало совсем хорошо.

СТРОЕВ. Мы дали каждому по медали…

ПРАВДОМАТКИН. Мне не дали!

СТРОЕВ. Не заслужил.

ПРЕЗИДЕНТ. Вы тоже, генерал, честно говоря, не заслужили. Чуть страну без ядерного щита не оставили.

СТРОЕВ. Виноват, товарищ верховный главнокомандующий. Не рассчитали. Больше не повторится. Но вы уже освободили майора Стороженко от уголовного преследования, и еще он купит квартиру по ипотеке. Вполне достаточно!

ПРЕЗИДЕНТ. А ты сам-то по ипотеке что-нибудь покупал?

СТРОЕВ. Никак нет.

ПРЕЗИДЕНТ. Зря! Генералиссимус Суворов хлебал из солдатского котла.

СТРОЕВ. Обязательно хлебну.

ПРЕЗИДЕНТ. Хлебнешь! У тебя, генерал, сколько в Москве квартир?

СТРОЕВ. Пять.

ПРЕЗИДЕНТ. Правильно: семь. Одну отдашь майору. Все равно пылятся.

СОНЯ. Четырехкомнатную двухуровневую.

ПРЕЗИДЕНТ. Есть у тебя такая?

ШЕПТАЛЬСКАЯ (ехидно). Есть. На Патриарших.

ПРЕЗИДЕНТ. Место хорошее. Я там в детстве на коньках бегала. Отдашь!

СТРОЕВ. Так точно.

СОНЯ, МИХАИЛ. Спасибо!

ПРЕЗИДЕНТ. Ну, какие еще желания?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, нам пора в роддом!

ПРЕЗИДЕНТ. Успеется. Дай передохнуть, не гончая ведь…

МИХАИЛ. Товарищ верховный главнокомандующий!

ПРЕЗИДЕНТ. Да-да? (Всматривается в него.) Как же я вас, майор, не доглядела?

МИХАИЛ. Наше место за спиной. Служба такая.

ПРЕЗИДЕНТ. Ну и что вы еще хотите за вашу службу?

МИХАИЛ. Пусть банк «Щедрость» вернет наши деньги!

ПРЕЗИДЕНТ. Банк «Щедрость»? Назовут же… А чей это банк?

СТРОЕВ (мстительно показывает на Шептальскую). Ее-с!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Клевета! Это банк моего мужа.

ПРЕЗИДЕНТ. Вернешь!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Но он лопнул.

ПРЕЗИДЕНТ. Надуть!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Будет сделано.

ПРЕЗИДЕНТ (Наде). А вы у нас кто? По виду физкультурница. Что жметесь?

СТРОЕВ. Лейтенант Суперштейн. Чемпионка Европы по биатлону.

ПРЕЗИДЕНТ. Как же я люблю нашу спортивную интеллигенцию! Проси что хочешь!

ЭДИК (жене, шепотом). Попроси мне театр!

НАДЯ. Отстань! (Президенту.) Я хочу ребенка…

ПРЕЗИДЕНТ. М-да… С этим лучше к мужу.

НАДЯ. Он мне изменил.

ПРЕЗИДЕНТ. И твой тоже? Чего им всем не хватает? Не понимаю! Мы вот что, милая, сделаем. Моя Матильда ощенилась. Щенков разобрали президенты дружественных держав. Но остался очаровательный мальчик, блондин с голубыми глазами.

НАДЯ. Не может быть!

ПРЕЗИДЕНТ. Он ваш.

НАДЯ. О, спасибо, Валентина Валентиновна! Как вы угадали?

ПРЕЗИДЕНТ. Практика.

Допивает чай. Россомоновец берет кружку и прячет.

ЭДИК (чуть не плача). Попроси мне театр, умоляю, Надя! Я буду верен тебе, как зубная щетка.

НАДЯ. Ладно… Госпожа президент, мой муж…

ПРЕЗИДЕНТ. Хочет свой театр?

ЭДИК. Как вы догадались?

ПРЕЗИДЕНТ. Каждая женщина хочет шубу, а каждый режиссер — театр. Но взгляните на проблему шире. Куда нам столько театров? Это же не бассейны, не теннисные корты.

СТРОЕВ. И не авианосцы.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, а если строить театрально-оздоровительные комплексы? Объединить бассейны, ясли, парикмахерские, поликлиники, школы, театры, магазины, стадионы в один кластер!

СТРОЕВ. С плацами для строевых занятий.

ПРЕЗИДЕНТ. Кластер? Хорошее слово! Подумаем. Дайте ему какой-нибудь театр. (Эдику.) Но, чур, ставить что-нибудь жизнерадостное. Больше песен!

ЭДИК. А можно пользоваться экспрессивной лексикой?

ПРЕЗИДЕНТ. Чем-чем?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Матом.

ПРЕЗИДЕНТ. Можно, но в рамках народного целомудрия.

ЭДИК. Тогда я поставлю «Гамлета».

ПРЕЗИДЕНТ. А там разве поют?

СОНЯ (выступив вперед). Конечно, Офелия… (Поет.)

ШЕПТАЛЬСКАЯ (подозрительно). Почему Валентинов день проклят будь?

ЭДИК. Так у Шекспира.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поправьте!

ЭДИК. Есть!

ПРЕЗИДЕНТ (Соне). Народная?

СОНЯ. Ну что вы, Валентина Валентиновна, даже не заслуженная.

ПРЕЗИДЕНТ. Народная, не спорьте! (Шептальской.) Мура, проследи! (Эдику.) Ну вот тебе и прима. Муж согласен?

МИХАИЛ (пожимает плечами). Я с ней развожусь.

ПРЕЗИДЕНТ. Почему?

МИХАИЛ. Она мне изменила.

ПРЕЗИДЕНТ. Такому мужчине? (Грустнея.) Да что ж это делается? Измена сверху донизу! Где у вас комната для курения?

МИХАИЛ (показывает на балкон). Там…

ПРАВДОМАТКИН. А вы разве курите?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нет, президент не курит и другим не советует.

СТРОЕВ. Проверь балкон!

Омоновец выскакивает на балкон, осматривает, тыча стволом во все стороны, зовет президента, она выходит и нервно закуривает.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. С ума сошли? Так огорчить президента. (Наде.) Сначала вы! (Михаилу.) А потом и вы!

МИХАИЛ. А что я сказал-то?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. От нее муж ушел.

ПРАВДОМАТКИН (встревая). Куда?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Недалеко. К подтанцовщице.

МИХАИЛ. Хороша, наверное?

ШЕПТАЛЬСКАЯ (мечтательно). Не то слово!

ЭДИК. И что теперь с ним будет?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Ничего. Сидит в резиденции с браслетом на ноге.

ПРАВДОМАТКИН. Минуточку, она же на всех приемах с мужем.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. С двойником. Но это гостайна!

ПРАВДОМАТКИН. Понял! Могила!

Журналист незаметно делает снимок курящего гаранта конституции. Возвращается президент.

ПРЕЗИДЕНТ. Москва-то как похорошела! Надо городскую голову наградить. Мурена, в мэрии следственный комитет еще работает?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Работает.

ПРЕЗИДЕНТ. Отзовите. Но зелени в столице еще маловато. Следует что-нибудь про это в предвыборную программу вставить.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Чем больше зелени, тем больше счастья! Подойдет?

ПРЕЗИДЕНТ. Неплохо. (Михаилу.) Я подумала. Вы правы, театр — место возбудительное. Актрисы, особенно танцорки, склонны к беспорядочным перевоплощениям. Назначаю вас директором военно-спортивно-театрального кластера. Присмотрите и за женой, и за репертуаром.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Гениальное кадровое решение!

ПРЕЗИДЕНТ. Кажется, всех наделила. Пора и в роддом.

ПРАВДОМАТКИН. А я?

ПРЕЗИДЕНТ. А вы у нас кто?

ПРАВДОМАТКИН. Журналист.

ПРЕЗИДЕНТ. Ну и чего вам-то недостает?

ПРАВДОМАТКИН (мужественно). Свободы слова.

ПРЕЗИДЕНТ. И всего-то! Мурена, что у нас там со свободой слова?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, слишком много теперь изданий, сайтов, журналистов, блогеров. Не хватает на всех свободы слова. Не резиновая.

ПРЕЗИДЕНТ. Вот видите! Надо быть экономнее, и тогда хватит на всех!

Во время разговора росомоновец подходит к Строеву и шепчет на ухо.

СТРОЕВ. Извините, Валентина Валентиновна, там еще какой-то мальчик. Говорит, живет здесь…

СОНЯ. Это наш Федя.

ПРЕЗИДЕНТ. Пропустите!

Вбегает Федя. Сразу, ни на кого не глядя, бросается к чемоданчику.

ФЕДЯ. Ух ты! Жесть!

СОНЯ. Федя, а поздороваться с гостями?!

ФЕДЯ. Всем привет!

МИХАИЛ. Федор, у нас в доме президент! Не видишь?

ФЕДЯ (копаясь в чемоданчике). По телевизору надоела.

МИХАИЛ. Как разговариваешь, сопляк! (Дает сыну подзатыльник.) Извините! Не трогай аппаратуру!

ПРЕЗИДЕНТ (Мурене). Усильте предвыборную работу среди молодежи.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поняла.

ФЕДЯ (президенту). Ваш чемоданчик?

ПРЕЗИДЕНТ. Мой.

ФЕДЯ. Ядерный? (Углубляется в изучение прибора.)

ПРЕЗИДЕНТ (гордо). Ядерный.

ФЕДЯ. Гонишь!

ПРЕЗИДЕНТ. Честное президентское!

ФЕДЯ. А чего такой отстой? Прошлый век.

ПРЕЗИДЕНТ. Уж какой есть, мальчик.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, нам пора!

ПРЕЗИДЕНТ. Едем.

Шептальская вынимает телефон, набирает номер — аппарат не работает. Все это время обиженный Правдоматкин незаметно фотографирует.

МИХАИЛ (с укором). Федор!

Федор щелкает пультиком, отключая глушилку.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Алло, роддом! Пресс-служба президента…

Она отходит в сторону, что-то объясняет в трубку.

ПРЕЗИДЕНТ. Продвинутый мальчик.

СОНЯ. Он у нас просто Кулибин!

ПРЕЗИДЕНТ. И хорошо, что Кулибин. А то все — Билл Гейтс, Билл Гейтс. В каком классе?

СОНЯ. В десятый перешел.

ПРЕЗИДЕНТ. Как и моя егоза.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нам пора, головка уже продвигается по родовым путям.

ПРЕЗИДЕНТ. Задержите!

СОНЯ. Валентина Валентиновна, не надо нам никаких медалей, пусть Феденьку восстановят в школе.

ПРЕЗИДЕНТ. Выгнали?

СОНЯ. Выгнали.

ПРЕЗИДЕНТ. А что натворил?

МИХАИЛ. Созорничал.

ПРЕЗИДЕНТ. Бывает. Из какой школы вышибли?

СОНЯ. Из 348-й с углубленным изучением сексуальной толерантности.

ПРЕЗИДЕНТ. А что, и такие есть?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Конечно. Мы же Европа.

СТРОЕВ. Лучше бы с углубленным изучением автомата Калашникова.

ПРЕЗИДЕНТ. Увольте министра образования. Как директора зовут?

СОНЯ. Чингиз Тамерланович.

Президент достает телефон.

ПРАВДОМАТКИН. Легенда отечественной педагогики! Я о нем писал.

ФЕДЯ. У него три номера. Для жены, начальства и девочек. Вам какой?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. А сам-то как думаешь, умник?

Федя шепчет Мурене, та — президенту. Та безуспешно набирает номер.

ПРЕЗИДЕНТ. Но это невозможно! Мой телефон нельзя заблокировать.

ФЕДЯ (щелкает пультиком). Ладно уж, звоните!

ПРЕЗИДЕНТ (Строеву). Увольте начальника техотдела!

СТРОЕВ. Есть.

ПРЕЗИДЕНТ (в трубку). Алло, Чингиз Тамерланович… Что? Я вам не киска!.. Я — президент России… Что? Куда вы сказали?

СТРОЕВ. Я пошлю туда «Россомон»!

ПРЕЗИДЕНТ. Не надо туда «Россомон»! (В трубку.) Сейчас я им покажу, кто я! (Наводит, на себя объектив телефона.) Бросил трубку. Что за народ достался? Работаешь, работаешь, как турбина, никакой личной жизни, а они трубками швыряются. Мурена, к черту все, снимаемся с выборов…

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Я сейчас… Только не волнуйтесь! (Берет трубку.) Алло! Вы что себе позволяете! С вами пресс-секретарь президента говорит… Где директор? …Без сознания. А вы кто?.. Завуч?

ПРЕЗИДЕНТ. Дай сюда! (Забирает трубку.) Слушайте внимательно: у вас есть ученик Федор…

СОНЯ. Стороженко.

ПРЕЗИДЕНТ. Стороженко. Что значит был?.. Саморез? Десять сантиметров. На стул? Классной руководительнице? М-да, нам хватало кнопок и клея. (С интересом смотрит на злоумышленника.)

ФЕДЯ. Я больше не буду.

ПРЕЗИДЕНТ. Он больше не будет… Восстановительная пластика ягодиц за счет администрации президента… Педсовет будет против? Я за Федора лично ручаюсь… Что? …Ремонт в школе двадцать лет не делали? Хорошо, вам позвонят из… банка «Щедрость»… (Делает знак Мурене.) Лопнул? Надуем. …Ну вот и пришли к консенсусу.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, вы потрясная переговорщица!

СОНЯ. Госпожа президент, вы… вы… мать нации!

ПРЕЗИДЕНТ (польщена). Ладно вам…

МИХАИЛ. Благодари!

ФЕДЯ. Спасибо, мама Валя!

ПРЕЗИДЕНТ. Ох, озорник! (Грозит пальцем.) Тебя бы с моей оторвой свести. Ну, нам пора!

СТРОЕВ (офицеру-подводнику). Возьми у пацана чемоданчик!

Офицер направляется к Феде.

ФЕДОР. Не подходи — нажму!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Мальчик, не порти впечатление президента от народа!

СТРОЕВ. В армию захотел, сопляк?! Отдай! Все равно одна кнопка ничего не решает без министра обороны и начальника Генштаба.

ФЕДЯ. Теперь решает. Я перепрограммировал систему.

СТРОЕВ. Это технически невозможно.

ПРЕЗИДЕНТ. Но мой-то телефон он заблокировал. А это тоже невозможно. Федя, чего ты хочешь? Проси! Но предупреждаю: жениться на моей дочери тебе еще рано. Лет через пять. Полцарства не отдам. Ты ведь европейскую часть попросишь. А что я буду делать с Сибирью и Дальним Востоком? Там народу — как банкоматов в степи.

ФЕДЯ. Не нужны мне ваши полцарства. Я не хочу, чтобы они разводились. Я брата хочу!

Показывает на родителей. Те в смущении.

ПРЕЗИДЕНТ. В чем дело, майор! Неужели так трудно?

МИХАИЛ. Валентина Валентиновна, она не ночевала дома, когда мы с вами в Мадрид летали. (Сыну.) А ты мне не доложил, предатель! Эх, предупреждал меня батя…

ПРЕЗИДЕНТ. Во-первых, мой тоже не ночевал, когда я в Мадрид летала. Во-вторых, сын за мать не отвечает. В третьих, и меня мама предупреждала. И что теперь? Кругом разгильдяйство, измена, воровство…

Президент выходит на авансцену, продолжая монолог.

Достает сигарету, смотрит вокруг. Все одновременно подносят зажигалки. Она закуривает и снова направляется к балкону. Правдоматкин фотографирует президента.

МИХАИЛ. Курите, курите здесь. Потом проветрим.

СОНЯ. Разрешите? (Стреляет у президента сигарету.)

МИХАИЛ. Я же запретил тебе.

СОНЯ. Я теперь свободная женщина!

ПРЕЗИДЕНТ (вздохнув). Я тоже…

К ним присоединяется Шептальская. Дамы курят, переговариваясь. Строев хлопает Михаила по плечу.

СТРОЕВ. Не журись! Ничего у нее с этим шпаком не было.

МИХАИЛ. Вам-то откуда известно?

СТРОЕВ. Мне известно. Пойми, парень, тебя вели с самого начала. Думаешь, случайно квартирой обошли, твой банк ни с того ни с сего лопнул, аритмию вдруг обнаружили, компромат тебе на жену слили? Соображаешь? Столько несправедливости сразу даже у нас не бывает.

ЭДИК. Значит, и мне «Добромор» путевку сюда специально выписал?

СТРОЕВ. Мы тебя после встречи однокурсников в разработку взяли.

НАДЯ. А меня из санатория тоже нарочно отозвали?

СТРОЕВ. Конечно! Дело-то семейное. Зачем чужие глаза и уши?

ПРАВДОМАТКИН. И меня паленой водкой специально напоили?

СТРОЕВ. Нет. Это не мы. Это из-за отсутствия государственной монополии на спирт.

СОНЯ. Но для чего, для чего вы все это сделали?

СТРОЕВ. Надо было, чтобы твой муж психанул.

СОНЯ. Зачем? Он и так нервный. Стресс никак снять не может.

СТРОЕВ. Когда человек психует, он себя выдает — и сразу ясно, насколько он надежен и соответствует занимаемой должности.

Президент тушит сигарету в пепельнице, поданной россомоновцем, и подходит к говорящим.

МИХАИЛ. А если бы я не психанул?

СТРОЕВ. Но ты же психанул!

ПРЕЗИДЕНТ. Удачный у нас все-таки народ, предсказуемый. Это хорошо!

МИХАИЛ. Погоди, погоди… Почему меня-то решили проверить? (Кивает на напарника.) А не его?

СТРОЕВ. Ты, майор, как выпьешь с начальником собственной безопасности, сразу власть начинаешь ругать.

МИХАИЛ. Все, как выпьют, ругают.

СТРОЕВ. Но ты, Миша, после третьего стакана ругаешь как трезвый. Это нехорошо. Подозрительно.

ПРЕЗИДЕНТ. Мурена, может, нам сухой закон ввести?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нельзя, Валентина Валентиновна, страну потеряем, как Горбачев.

МИХАИЛ. Погоди, генерал, выходит, ты наперед знал, что я чемоданчик возьму? Откуда? Я же ничего такого делать не собирался, не помышлял даже. Ни с того ни с сего в голову ударило, взял и пошел…

ПРЕЗИДЕНТ. Внезапный у нас все-таки народ. Это плохо.

СТРОЕВ. Ничего я наперед не знал. Ни-че-го! Сам обалдел. Думал, ты с напарником подерешься или Валентине Валентиновне надерзишь, в крайнем варианте — американцам продашься. На такой случай я хотел из тебя двойного агента сделать. А ты кнопку попятил! Я тут же приказал тебя арестовать. Как ты ушел с чемоданчиком, до сих пор не пойму…

ШЕПТАЛЬСКАЯ. И не поймете! Он смог унести кнопку, потому что так было нужно.

СТРОЕВ. Кому?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нам.

СТРОЕВ (потрясенно). Матушка Валентина Валентиновна, это правда?

ПРЕЗИДЕНТ. Генерал, для ответов на глупые вопросы у меня есть пресс-секретарь.

ЭДИК. Ничего не понимаю. А смысл? Сверхзадача?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. И это спрашивает режиссер? Все очень просто. Перед выборами надо проверить надежность команды и устойчивость системы. (Строеву, свысока.) Вы хотели проверить надежность одного человека, а мы — всей державы.

МИХАИЛ. Проверили?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Да. Кое-кто сразу переметнулся к оппозиции, другие побежали в американское посольство. В стране не без урода…

ПРАВДОМАТКИН. Значит, будут посадки?

ПРЕЗИДЕНТ. Обязательно!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, вы об озеленении столицы?

ПРЕЗИДЕНТ (с угрозой). Не только, Мурена, не только!

ЭДИК. О моя неласковая Русь!

Услышав такое, Правдоматкин спешно пробирается к мусоропроводу. Маневр замечает Подводник. Захар молитвенно складывает руки. Тот отворачивается. Журналист ныряет в люк, успев сделать еще пару снимков.

СТРОЕВ. Зачем сажать? Чем сильнее человек виноват перед державой, тем лучше работает. Агенты влияния вкалывают, как Беломорканал роют. Жаль, в обе стороны. При Сталине все были виноваты. И какую страну отгрохали!

ФЕДОР (оторвавшись от компьютера и отложив паяльник). Значит, дедушка правильно говорит!

СТРОЕВ. Конечно, правильно, мальчик!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Прекратите немедленно этот ваш бытовой тоталитаризм! Валентина Валентиновна, вот из-за таких нас в Европу не берут…

ПРЕЗИДЕНТ. Придется взять Европу к себе. А вы, генерал, аккуратней! Не в блиндаже.

МИХАИЛ. Ну хорошо, проверили вы на вшивость меня, страну… Потом что?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. А потом мне пришла в голову… Нам пришла… (Кивает на президента.) Им пришла мысль обратить поражение, как всегда, в победу. Валентина Валентиновна лично возвращает стране похищенный чемоданчик, с которым и едет к 150-миллионному младенцу. Каков пиар-ход перед выборами? Оцените!

ЭДИК. Гениально, клянусь Мейерхольдом!

МИХАИЛ. Какой же я наивный козел!

ПРЕЗИДЕНТ. Наивность украшает офицера. Ваша жена чиста, как власть перед народом. А с братиком не задерживайтесь! У такого интересного мужчины должно быть много детей.

МИХАИЛ. Служу России!

ПРЕЗИДЕНТ. Ну, Кулибин, ты ничего мне отдать не хочешь?

ФЕДЯ (отдавая чемоданчик). Тетя Валя, а нельзя каникулы подлинней сделать? На недельку…

ПРЕЗИДЕНТ. У нас демократия, мой юный друг, и такой серьезный вопрос может решить только парламент. Ты лучше приезжай к нам на зимние каникулы в Завидово! На снегоходе покатаемся. Договорились, Кулибин?

Президент передает кнопку Строеву, а тот Подводнику, который немедленно пристегивает чемоданчик к запястью наручником. Мурена снова звонит, качает головой и хмурится.

СОНЯ. Спасибо, спасибо, Валентина Валентиновна! А нельзя еще участочек за городом?! Детям лучше на воздухе…

МИХАИЛ. На озере. Рыбку на зорьке половить, а?

ПРЕЗИДЕНТ (Строеву). Ты весь уже полигон распродал?

ШЕПТАЛЬСКАЯ (мстительно). Лучший кусок у озера придержал.

ПРЕЗИДЕНТ. Выделишь!

СТРОЕВ. Так точно.

Подводник в сердцах плюет на пол и уходит с двумя чемоданчиками.

ПРЕЗИДЕНТ. Ну вот, всех осчастливила, кроме себя. Теперь — в роддом. Немедленно!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поздно… уже и пуповину обрезали.

ПРЕЗИДЕНТ. Жаль. Не успели.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Может, и к лучшему.

ПРЕЗИДЕНТ. Почему, Мурена?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Видите ли… (Шепчет ей на ухо.)

ПРЕЗИДЕНТ. Гонишь!.. Да ладно тебе! …Жесть! Подождем следующего. Но чтобы русским был!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Уже ищем. Нам пора! У нас подход к прессе.

Президент идет к двери. За ней устремляется свита.

СТРОЕВ (спохватившись). А где чемоданчики? Где этот?.. Ушел!

Все озираются, мечутся по комнате.

ПРЕЗИДЕНТ. Но почему?

ШЕПТАЛЬСКАЯ. Генерал, вы же говорили, он надежный!

СТРОЕВ. Позавидовал, сволочь, чужому счастью. А на зависть мы его не проверяли.

ШЕПТАЛЬСКАЯ (президенту). Да, вы были слишком щедры.

ПРЕЗИДЕНТ. Доброта меня погубит.

ШЕПТАЛЬСКАЯ. И Правдоматкин исчез. Вот журналюга! Раззвонит теперь всем, что президент курит. Перед выборами.

СТРОЕВ (Феде). Ты можешь заблокировать оба чемоданчика?

ФЕДЯ. Легко!

СТРОЕВ. Не волнуйтесь, Валентина Валентиновна, человечество вне опасности!

ШЕПТАЛЬСКАЯ. К черту человечество! Как мы теперь выйдем к прессе? Оппозиция объявит вас недееспособной: за день потерять сразу два ядерных чемоданчика. Накануне выборов. Нам — конец!

ПРЕЗИДЕНТ. Стоп! Тихо! Прекратили панику, представили себе, что думаем не о державе, а о семейном бизнесе, вилле в Ницце. Выход? Быстро!

Напряженная пауза. Все мучительно размышляют. Соня шепчет что-то Михаилу на ухо. Тот благодарно целует жену. Надевает черный морской китель.

МИХАИЛ. Валентина Валентиновна, у меня… у нас… у вас есть идея.

ПРЕЗИДЕНТ. Докладывайте, майор!

Он берет в руки чемоданчик «Мечта рыболова».

МИХАИЛ. Можно выходить в народ!

ПРЕЗИДЕНТ. Благодарю за верность, полковник! (С интересом.) А вы не только подтянутый, но и умный. Я вас теперь никуда не отпущу.

МИХАИЛ. Служу России!

ЭДИК. Валентина Валентиновна, разрешите малюсенькую режиссерскую рекомендацию?

ПРЕЗИДЕНТ. Только быстрее!

ЭДИК. Придайте вашей очаровательной улыбке больше державности!

ПРЕЗИДЕНТ. Только этим и занимаюсь. Выходим!

Все встают по ранжиру.

СОНЯ (тревожно). Миша, когда вернешься?

МИХАИЛ. Не задавай глупых вопросов.

СОНЯ. Я сварю борщ.

ПРЕЗИДЕНТ. Счастливая женщина…

Президент и свита уходят. На сцене остаются Соня и Федя.

ФЕДЯ. Мам, а у тети Вали дочь-то ничего?

СОНЯ. Да уж не хуже твоей Вилки.

ФЕДЯ. Тогда женюсь!

СОНЯ. Зачем?

ФЕДЯ. Представляешь, какой компьютер можно будет купить!

Сам собой включается телевизор — и диктор сообщает.

ГОЛОС ДИКТОРА. Как стало известно, нашему президенту, рискуя жизнью, удалось лично отобрать ядерный чемоданчик у террористов и вернуть его избирателям. Народ безмолвствует… Простите, народ безумствует… От счастья. Завтрашний день объявлен днем национального восторга.

Мать и сын смотрят друг на друга. Соня замечает таракана и, размахивая тапочком, гонится за ним по квартире с криком.

СОНЯ (на бегу). Когда ж вы все сдохнете… от любви!