Чемодановна

Глава 1 Вещи куда кошмарнее…

В ночь с субботы на воскресенье, приблизительно в три часа тридцать три минуты, в небольшом городе Большие Пупсы в небе что-то взорвалось.

Секунду спустя окошко детской в доме по улице Маршала Тараканова озарилось яркой вспышкой. Борис Эдуардович Прикольский юркнул под одеяло и притаился: а вдруг это разбилась тарелка с инопланетными существами? Прямо в их огороде, под тополями, где картошка цветёт! Сейчас они придут в себя, эти маленькие серо-буро-малиновые пришельцы из космоса, выберутся из-под осколков и начнут ломать входную дверь. А она у Прикольских всего-навсего деревянная! Её сломать – что глазом моргнуть, особенно если он у тебя один и светится прямо посредине живота.

– Ты где потерялся? – Одним рывком Ольга Эдуардовна сдёрнула с дрожащего Бориса Эдуардовича одеяло. – Только умоляю, не говори мне, что ты боишься грозы! Тебе сколько лет?

– Мне? – удивился Борис Эдуардович.

Дело в том, что они с Ольгой Эдуардовной родились в один день. В одном и том же городе Большие Пупсы, на одной и той же улице имени трижды героя Соплёнкова, на одном этаже и даже в одной и той же родильной палате. Скажем больше: у одной и той же мамы, прекрасной Шурочки Николаевны Прикольской! Так почему же теперь, в тот самый момент, когда их родной дом атакуют проклятые инопланетяне, Ольга Эдуардовна спрашивает, СКОЛЬКО ЕМУ ЛЕТ?!

– Мне девять, – с достоинством молвил Борис Эдуардович (он же Боря) и снова залез под одеяло. – Скоро будет десять.

– Вот именно, что девять! Заметь, не четыре и даже не семь с половиной! Тогда почему ты боишься грома и молний как какой-то восьмилетний карапуз? – С этими словами Ольга Эдуардовна (она же Оля) снова потянула одеяло на себя. Это было любимое Олино занятие – как в прямом, так и в переносном смысле.

– Прекрати, пожалуйста, – попросил её Боря.

Он хоть и был Олиным близнецом, но по характеру сильно от неё отличался. Боря был тихим и скромным мальчиком, а Оля наоборот: громкой и нескромной девочкой. И она не желала ничего прекращать. Оля подошла к окну и отдёрнула занавеску, чтобы Боре стало ещё страшней.

А на улице творилось что-то несусветное. Во-первых, шёл жуткий ливень – как будто где-то наверху прорвало кран. И даже, может, не один, а сразу целых сто или тысячу. Эти гигантские краны извергали на бедный домик Прикольских тонны дождевой воды. Краны плевались и брызгались – наверное, дом скоро смоет с лица земли вместе с папиным гаражом и маминым огородом! Ещё за окном сверкали молнии – они чиркали по чёрному небу, словно какой-то великан зажигал спички – одну, другую, третью… А ещё на улице кто-то стучал в огромный барабан. Какой-то, наверное, папуас, решивший разбудить боем весь город. Он повесил луну себе на грудь и теперь колотил по ней из последних сил. И как только мама с папой его не слышат? Они что, оглохли? Спят себе в дальней комнате и в ус не дуют! А тем временем хитрые пришельцы уже украдкой выпиливают замок.

Так думал Борис Эдуардович, вернее, Боря, дрожа от холода и страха. Надо отдать ему должное – у Бори было богатое воображение, и это было скверно. Потому что богатое Борино воображение всегда разыгрывалось в самый неподходящий момент (особенно по ночам) и подсовывало ему сплошные кошмары. Чего нельзя было сказать об Олином воображении.

Она тем временем скакала по детской, подпрыгивала на кровати и карабкалась вверх по портьерам. При этом она загадочно вращала над головой руками и кричала страшным шёпотом:

– Чур меня! Чур! Я повелительница грозы родом из племени!

– Оля, ты сошла сума? – спросил у неё Боря. – Перестань, ты разбудишь родителей.

Ему всё это уже порядком надоело. Боре хотелось всего двух вещей, вернее, трёх: спать, и чтобы прошла гроза, и ещё чтобы Оля сейчас же, прямо сию минуту, задёрнула занавеску, легла в кровать и крепко заснула. Не подумайте ничего плохого: Боря любил сестру нежной братской любовью. Особенно когда Оля спала и не храпела во сне.

– Ха! О каких родителях идёт речь? – грохотала Оля в унисон с грозой. – О тех, что бросили нас на произвол судьбы посреди Северного Ледовитого океана? О тех несчастных родителишках, которые скормили нас голодным нильским крокодилам? Или о тех, что продали нас в рабство плантаторам на долгие пятьдесят восемь лет?!

– Оля, угомонись, – опять попросил её Боря. Он видел, что Оля уже вошла в раж и в одиночку ему с ней не справиться. Он встал с кровати и на цыпочках, по стеночке подкрался к двери.

– О тех жалких родителях, которые подсунули нам эту дохлую Кикимору? Чтобы она вила из нас верёвки и через два с половиной года выпила из нас все соки?! – прокричала Оля из-под потолка и с криком «Ум-ца-ца!» спикировала прямёхонько в плюшевое кресло.

Тут в нашей истории мы сделаем небольшую паузу и расскажем, о чём именно толковала Оля: какой такой дохлой Кикиморе.

Кикиморой Оля и Боря звали свою няню – Изольду Тихоновну Кикиморову. Почему они её так звали, для нас остаётся загадкой. Изольда Тихоновна Кикиморова на самом деле была великолепной женщиной. Ей было ровно двадцать два года, и недавно она окончила специальный институт для нянь, причём с красным дипломом. Чтобы увековечить этот замечательный факт в истории, Изольда Тихоновна купила себе красный велюровый костюм и помаду такого же цвета и с тех пор с ними не расставалась. Потом она купила себе красную пижаму, красные штаны, сапоги, пальто… В общем, всё в гардеробе Изольды Тихоновны с тех пор стало красным. Она даже обои переклеила в своей комнате, когда переехала жить к Прикольским, – жёлтенькие одуванчики заменила на каких-то кроваво-красных карликов.

Они нашли Изольду Тихоновну по объявлению (не карлики, а Прикольские, разумеется), когда мама Оли и Бори вдруг решила что-то изменить в своей судьбе и устроиться на работу в магазин. Не будем скрывать, что уход на работу мамы и приход вместо неё Изольды Тихоновны близнецы восприняли в штыки. Особенно Оля – в первый же день пребывания Кикиморы в доме она подсыпала ей в суп сушёных мотылей, на которых летом рыбачил папа. Изольда Тихоновна мотылей съела и ничего необычного не заметила. Это утвердило Олю в мысли, что Изольда Тихоновна – нечеловек.

– Она нечеловек, – сказала Оля Боре в ту же самую ночь.

– А кто? – испугался Боря.

– Я же говорю: НЕЧЕЛОВЕК. Разве человек при входе в чужой дом говорит: «Здравствуйте, меня зовут Изольда Тихоновна. А почему у вашей входной двери нет прорезиненного коврика?» Разве человек, садясь обедать за чужой кухонный стол, протирает дезинфицирующей салфеткой нож, вилку и сиденье стула? Разве человек нюхает, чем пахнет в чужом холодильнике, прежде чем поставить туда свой вонючий кефирный гриб? Разве человек пьёт грибы? Разве человек ест сушёного мотыля? РАЗВЕ ЧЕЛОВЕК НЕНАВИДИТ ДЕТЕЙ?

– С чего ты взяла, что она нас ненавидит? – спросил Боря.

– Она сама мне так сказала.

– Правда?! – изумился Боря.

– Нет. Но я просто чувствую. Нутром чувствую, ты меня понимаешь?

– По-моему, ты преувеличиваешь.

– А по-моему, ты преуменьшаешь!

С тех пор Боря стал внимательней приглядываться к Изольде Тихоновне. Он был мальчиком осторожным и внимательным, но всё равно ничего нечеловеческого в ней не замечал. Хотя Изольда Тихоновна ему тоже не очень нравилась.

Например, Боре не нравилось, когда Кикимора чистит ему уши ватной палочкой. И не потому, что он считал, что чистить уши вредно, а просто это всегда была одна и та же ватная палочка. Изольда Тихоновна её потом мыла и убирала в коробочку до следующего раза.

– Она хочет тебя отравить, – говорила Оля (сама она не позволяла Кикиморе приближаться к своим ушам ближе чем на метр). – Она пичкает твои уши вялотекущим ядом.

– Каким-каким?

– Вялотекущим. Мало-помалу из тебя, прямо через уши, вытекут все внутренности, мы тебя похороним, а Кикимора переедет на твою кровать.

– Зачем ей моя кровать?

– Чтобы подобраться поближе ко мне! Из Прикольских Кикимора ненавидит меня больше всех! Она чувствует, что я – её ходячая угроза.

Кстати, это было чистой правдой. Изольда Тихоновна ладила со всеми членами семьи, даже с мамой. Но только не с Олей Прикольской. Хотя с ней Изольде Тихоновне приходилось проводить гораздо больше времени, чем с остальными. Потому что Олю она не только водила гулять, кормила обедом и заставляла делать уроки – она учила Олю музыке. Если бы Боре при рождении не наступил на ухо медведь, она бы и его научила. Но медведь наступил, за что Боря ему был премного благодарен.

– Я убью её и похороню в гостиной комнате! Прямо вот в этом пианино! – клялась Оля, в сто пятьдесят шестой раз барабаня гамму.

– Она через некоторое время начнёт пахнуть, – предупредил Боря.

– Нет, она же превратится в мумию. А мумии ничем не пахнут, я сама в музее нюхала.

В другой раз (во время парковой прогулки) Оля говорила Боре:

– Подойди к Кикиморе сзади и столкни её в пруд. Смотри, вон – она лебедей корками кормит, чтобы они подавились и утонули!

– Я не могу, – отнекивался Боря. – Меня посадят в тюрьму.

– Ну и что? Отсидишь и выйдешь. Зато в мире станет на одного нечеловека меньше!

– Если тебе так надо, сама толкай.

– Тряпка, – отвечала на это Оля и уходила в кусты, немного побыть в одиночестве.

Нет, Оля тоже очень любила своего брата-близнеца. Но искренне считала его мягкотелым.

Что касается мамы и папы Оли и Бори Прикольских – они-то как раз были в восторге от Изольды Тихоновны. Она казалась им верхом совершенства (тут заметную роль сыграл её красный диплом). И потом они были очень заняты на работе – папа работал в офисе, а мама – в магазине игрушек. Ни в офисе, ни в магазине больших зарплат не платили. Поэтому найти такую няню, которая согласилась бы работать у них за копейки, Прикольским было тяжело. Но Изольда Тихоновна почему-то согласилась, и этого было достаточно, чтобы родители прониклись к ней чудовищным чувством благодарности.

– Она святая, – шептала мама перед сном, намазываясь ромашковым кремом с головы до пят.

– О да, – поддакивал папа. – Вчера я видел, как Изольда Тихоновна рылась у тебя в шкафу.

– И что ты сделал?

– Я извинился и прикрыл за собой дверь, чтобы не мешать.

– Какой ты у меня молодчина! – счастливо смеялась мама. – Сегодня Изольда Тихоновна съела на завтрак целую банку икры, которую мы берегли к Новому году, представляешь?

– Серьёзно? – умилялся папа, натягивая пижаму. – А ты что?

– Я сказала ей: пожалуйста, не стесняйтесь. Я завтра ей ещё куплю.

– Умница! – похвалил папа маму.

Примерно такие разговоры вели родители о няне своих единственных близнецов. Поэтому все Олины жалобы и Борины недовольства насчёт «Кикиморы» они принимали со снисходительным недоумением. Никто, даже собственные дети, не могли разуверить их в святости этой поразительной женщины-бессребреницы (планы которой отнюдь не ограничивались поеданием чужой икры, а, как выяснится позднее, были куда коварней).

Но не будем забегать вперёд. В конце концов, наша история совсем не о родителях Прикольских и уж точно не об Изольде Тихоновне. А о куда более грандиозной персоне, которая пока ещё не появилась в нашем рассказе. Но скоро она появится. Да, уже совсем скоро.

Вот прямо сейчас.

Итак, Боря прокрался к двери, чтобы сбегать за Изольдой Тихоновной. Она, как никто, умела утихомирить разбуянившуюся Олю. Недаром же в институте нянь ей выдали красный диплом. Но Боря не успел никого позвать. Потому что в ту самую минуту, когда он уже открывал дверь детской, за окном чиркнула особенно яркая спичка, вернее, молния. В то же мгновение на противоположной стене комнаты возник силуэт.

Он был гигантский! Кто-то большой и толстый стоял там под дождём и отбрасывал страшную тень прямо в детскую Оли и Бори. А детская, кстати, была на втором этаже.

– Смотри! – С Олиного лица тотчас сползло всё веселье. – Кто это? – Она протянула руку и дрожащим пальцем ткнула в чёрный силуэт на стене.

– Я н-н-не з-з-знаю, – пролепетал Боря, от ужаса начиная заикаться. Он вдруг почувствовал, как под пижамой побежали мурашки. Целая толпа мурашек! Они буквально бросились наутёк, оставив Борю стоять у двери в полном одиночестве.

Тем временем за окном происходило вот что. Кто-то прилепил на ту сторону стекла круглую присоску и, словно по циркулю, вырезал идеально ровную окружность. Стеклянный кругляшок отпал и с тихим звоном разбился о камушки. Тут же в детскую дунул мокрый холодный ветер, а по подоконнику застучал косой дождь. Гроза ворвалась в комнату со всеми своими прибамбасами – молниями и барабанами. А через мгновение в неё ворвётся что-то ещё ужасней. Вернее, кто-то!

Борю словно приклеили к стенке. Он вдруг вспомнил тот ужасный случай про одного мальчика, которого ударило шаровой молнией. Она залетела через форточку и, полетав по комнате, приземлилась тому мальчику прямо на макушку. С тех пор тот мальчик ни с кем не разговаривает и ест только сырое мясо (Боря хорошо его знал, они сидели за одной партой). Но самое главное – этот мальчик стал абсолютно белым, хотя раньше был негритёнком.

Боря попытался пошевелить пальцами на ногах, но их тоже как будто приклеили к полу. Что творилось с Олей, было не совсем понятно. У неё стало какое-то каменное, не двигающееся лицо. На самом деле Оля уже мысленно прикидывала, как потише и побыстрей расправиться со взломщиком. Огреть его по голове табуреткой или откусить ему палец, когда негодяй попытается нащупать шпингалет.

Но всё произошло по-другому. Негодяй (а точнее, негодяйка) не стал просовывать в дырку голову и даже не попытался открыть окно с внутренней стороны. Вместо этого жуткий чёрный силуэт оторвался от земли, завис ненадолго в воздухе, а потом…

В то, что случилось потом, не поверили ни Боря, ни Оля. Мы бы тоже, кстати, не поверили, будь мы очевидцами тех жутких событий. Прикольские решили, что они спят и снится им один сон на двоих (с близнецами это иногда случается). Потому что одно дело – оторваться от земли, на это способен всякий. Ну, может, и не всякий, а, например, индийский йог – Прикольские видели его один раз в цирке. А вот сделаться желеобразным, скукожиться до размера кота и просочиться через маленькое круглое отверстие способен далеко не всякий.

Но Авдотья Чемодановна Свирепова была способна на вещи куда кошмарнее. А это была именно она.