Чему быть, того не миновать

Глава IV РАСХИТИТЕЛЬНИЦА ГРОБНИЦ

Без каких-либо приключений, друзья добрались до Луковок. Уютные деревянные хаты сопели тонкими струйками дыма, орала ребятня, где-то недовольно хрюкали свиньи — жизнь в деревне кипела на жарком, летнем огне полуденного солнца. Поле подле деревни вспахивал мощный завр, прозванный среди крестьян рогатик или трешка, из-за такой яркой черты как три крупных рога на морде. Трешка имел один рог сразу над ноздрями и два метровых рога над каждым глазом, которые он использовал для защиты от хищников. В задней части черепа животного располагался относительно короткий костяной воротник. Завр имел схожее с носорогом тело и толстые конечности. От внимания Готфрида не укрылось то, что статуя исчезла, как и роскошная ткань при некоторых хатах. Зотик обрадовался рыцарям так, словно они и вовсе не заезжали к нему на днях и сообщил, что к охоте готов. Готфрид не переставал удивляться, откуда в этом человеке столько энергии, оптимизма и сил хохотать? Весь день эквилары провели в деревне, набираясь сил к предзакатной охоте и проветривая одежду, чтобы избавиться в меру возможностей от лишних запахов. Доспехи естественно оставили дома у Зотика, то-то радости было Петру — малец с ума от радости сходил, хотя даже до конца не понимал, что перед ним.

— В сынишке моем, дух рыцаря, не иначе! — зарделся от гордости Зотик.

Рыцари сменили латы на куда более практичную для их целей вареную кожу и когда тени удлинились, выдвинулись на охоту под особенное громкие, вечерние концерты сверчков. План Зотика был прост и хорош одновременно — караулить зверя у кормового поля. По пути друзья болтали с другом, Зотик все интересовался как там дела на границе и отчего Леон ходит с черной повязкой на голове, точно разбойник какой. Беатриче спала или делала вид, что спит растянувшись на плече Готфрида.

— Надеюсь в этот раз обойдется без призраков, редких тварей с болот и странных стариков, — заметил Готфрид, а про себя добавил «и атабов».

— Эт верняк, я до сих пор в себя прийти не могу! — согласился Зотик. — Впечатлений столько, что внукам рассказывать буду на ночь, вместо сказок.

Засеянное овсом поле не было убрано с прошлого года и стало отличной кормушкой для многих зверей. Зотик даже полагал, что бескормица родных места могла привлечь крупного кабана к этому полю. К тому же, оно располагалось к западу от деревни, как раз там откуда по ночам был слышен странный стук. Друзья шли через лес без факелов, уповая лишь на свет звезд и луны, ну и само собой отличное знание местности Зотиком — в конце концов он живет тут всю жизнь и знает каждый куст. Лошадей оставили чуть загодя, не доезжая до места охоты. У края поля Зотик указал на изрытую дерновину, свежесть покопки указывала на то, что сегодня звери еще не заглядывали на поле. Оно и понятно, такие животные как кабаны днюют, спасаясь от летней жары в грязевых ямах. Тут же был пожеванный овес и тропы, вытоптанные кабанами.

— Опасная свинья, однако. Перевернул лошадь с одним из деревенских и перебил ему позвоночник. — напомнил Зотик, указывая на следы.

— Предоставляю право первого копья нашему отважному льву, — предложил Готфрид и никто не возражал.

Приближение зверя или зверей к полю, друзья услышали задолго до их непосредственного появления там. Леон осторожно отступил, возвращаясь к лошадям и лишь взобравшись на Грозу, пришпорил ее и выехал на поле. Кабан не заставил себя ждать и обнаружился весьма скоро, массивную тушу не могли укрыть колосья овса. Похоже зверь был кем-то потрепан и прихрамывал, несмотря на это он и не думал убегать. Его шерсть блестела в свете звезд как посеребренная. Леон выждал момент и слегка приподнявшись в стременах, метнул копье, поразив им зверя. И похоже, тот сразу упал замертво, что в общем всех порядком удивило. Все вышло куда проще и быстрее, нежели предполагал Леон, рисуя в воображении чудовищных размеров кабана, которого остановил бы по меньшей мере с десяток копий. Несмотря на очевидное сгущение красок в истории об этом звере, кабан и правда попался незаурядный. Куда больше сородичей (хотя в Линденбурге необычайно крупные животные были скорее зрелищем заурядным) и что немаловажно — кем-то ранее одомашненный. Это было очевидно при одном лишь взгляде на обрывки обвязок из ремней, оставшихся на его теле.

— Метко и милосердно, как обычно, — похвалил друга Зотик, подъезжая к месту завершения охоты на своей лошади. Рыжего здоровяка похоже ничуть не заботила столь легкая смерть животного. Зотик мыслил просто и прагматично — нет проблемы и хорошо.

— Ну вот и славно, отличное завершение дня, господа! — обрадовался, потирая руки Готфрид и вдохнул ночной воздух полной грудью.

— Посмотрите-ка сюда, — Леон указал на остатки обвязки.

— Вот те на! Кабан… ручной что ли? Это вообще возможно?

— Возможно, ежели сызмала приручать, детенышем или раненного спасти от гибели. Токмо не возьму в толк, в чем прок сей затеи? — почесав затылок, высказался Зотик.

— Насколько я знаю, атабы умеют приручать практически всех животных. Может это их кабан? Сбежал из Табата? — предположил Готфрид. — Сильвийцы конечно тоже могут приручать животных, но кабан то им зачем сдался?

— Да пес его знает, поди ж теперь их разбери! — отозвался Зотик.

Уже запалив факела и тщательнее осмотрев тело зверя, стало понятно почему бой закончился, так и не успев толком начаться. Кабан был ранен и не раз, причем раны были серьезными. Не понятно, как он вообще протянул с ними все это время, учитывая, что в одной из ран даже осталось оружие — атабский меч. Очевидно животное сражалось с атабами, победило оно их или нет, неизвестно, но сбежать точно сбежало. Озлобленное от ран и застрявшего подобно занозе в теле, клинке, оно кидалось на людей, слабея день за днем. Не копье Леона, так время прикончило бы зверя в ближайшие дни. Выходило, что Леон не просто быстро убил животное, но и спас его от мучений.

— Похоже, что наш друг Готфрид прав, — рассудил Леон, оценивая баланс атабского меча в руках, одноручного само собой, который ему пришлось держать двумя руками из-за тяжести.

— Так или иначе, убили его мы, а, значится, и добыча наша, — заметил Зотик.

Недалеко уйдя от поля, подле озера с альвийским названием Лорель, друзья разбили лагерь и развели костер. Тушу кабана оставили для деревни, слишком большой она была для них троих. На сегодняшний ужин эквилары довольствовались парой кроликов, которых подстрелили, освежевали и выпотрошили загодя, еще будучи в деревне. Охотники весело беседовали и шутили, как в старые добрые времена, когда они ночами сидели так же как сейчас подле костра. Леон поражался тому, что темы для разговора у них как не иссякали в детстве, так не иссякают и сейчас. Уже после полуночи, по наставлению Зотика, юноши приубавили голоса и больше прислушивались.

— Любопытно узнать, что это за звуки, о которых говорил Зотик. Пока я ничего не слышу, кроме далекого грома — протягивая руки к пламени костра, заметил Готфрид. Беатриче повторила его жест, стоя в упор к пламени, в ее бирюзовых бусинках сверкало пламя.

— Обожди ты, рано еще! Стук энтот за полночь слышится. — объяснил Зотик, прожевывая кусок мяса и заедая его пучком зелени. — Мне сосед говаривал, что эт леший по ночам гробы колотит…

— Гробы? Зачем ему столько? Хочет у гробовщика работу отбить?

— Мол для деток наших готовит и для нас самих, за то, что природу егойную обижаем — деревья рубим, траву топчем, на зверей охотимся без спросу…

— А сам он деревья не рубит что ли или гробы из глины лепит, постукивая в барабан? Пусть и себе заодно гроб сделает, да сам в него и ляжет!

— Об этом я как-то и не догадался подумать, — с досадой произнес Зотик, почесав затылок.

— Брешет твой сосед все! Леший, гробы, шабаши, — это все осталось в детстве, Зотик. Помню я твоего соседа, было дело он рассказывал нам о том, что у него в погребе девочка-призрак ночами плачет. Перепугал пол деревни россказнями своими, а отец его думал, что уже добро все в погребе пропало, лезть то туда никто за ним не хотел, чуть с хаты семья не съехала. Оказалось, мышь там придавило горшком, так та пару дней пищала, пока подыхала, только слышно ее было лишь ночью. Поражаюсь, как ты до сих пор в это все веришь? Вон медвежий хутор вспомни — много там призраков сыскалось? — ответом рыцарю было молчание. — То-то же! Всему есть разумное объяснение. Если тут кто-то и стучит, то мы ему самому по голове настучим. Дятел может какой оголтелый завелся тут и все.

Леон стоял у озера, облокотившись на дерево и мечтательно смотрел на тихую, водную гладь в свете луны и звезд. Вокруг озера не было деревьев-великанов, чтобы заслонить ветвями воду, и оно отражало небо. Холодные глаза звезд смотрели на рыцаря из зеркальной, практически неподвижной поверхности озера. Лорель навевала ему воспоминания, и рыцарь поспешил поделиться ностальгией с друзьями.

— А помните, кто-то пустил слух о поверье, мол Лорель это имя морской феи, любящей всяческие украшения и ежели ценность какую в озеро бросить, предварительно сжав ее в кулак и трижды произнеся свое имя, то озеро даровало удачу, а в редких случаях, могло даже показать будущее?

Зотик и Готфрид точно поменялись местами — Готфрид расхохотался, а Зотик угрюмо задумался.

— Тот еще случай был! Сколько туда ба… барышни накидали всяких украшений, мечтая удачно выйти замуж, а на деле оказалось, что все выдумал какой-то местный ныряльщик. Плавал потом, да собирал добро. Интересно даже, что с ним стало, где живет, чем занимается, небось сколотил себе целое состояние на таких поборах! Эх, так приятно вспоминать те былые, веселые дни.

— Утонул он, — мрачно ответил Зотик. — Мой сосед говорит, что благодаря этой легенде озеро ожило, а может в нем и правда жил некий дух и вовсе то был не вымысел. Уж Лорель или какой другой дух — не знаю. В общем как историю не поверни, конец всяко единый — решило озеро наказать вора за то, что брал причитающееся ему или… ей.

— Сосед говорит, ха! — Готфрид отмахнулся. — Не удивлюсь если твой сосед, скажет, что у него в печи огонь драконы разжигают, а лошадь байки травит в стойле. Ладно, посплю немного, разбудите, как леший с гробами придет… если придет. — скучающим голосом произнес Готфрид и завернулся в походный плащ, выданный Зотиком.

— В вас смелости друзья мои, как у целой дружины! — произнес Зотик и подкинул в костер хворосту. — Мне от одного этого места не по себе, какой уж спать тут! До сих пор в темноте те бычьи черепа с горящими глазами мерещатся. — Уже себе под нос, на редкость тихо произнес силач и проверил оберег на шее.

Что бы Зотик о себе ни думал, его тело думало иначе и спустя полчаса, здоровяк и сам не заметил, как уснул. Бодрствовать остался лишь Леон и его бессонница. Вдвоем с ней, они сидели у костра, глядя на то как искры стремились ввысь, как если бы хотели занять место среди сияющих осколков бесконечности, подмигивающим им с черных небес. Рыцарь плотнее закутался в свой плащ, защищаясь от ночной прохлады. Во лбу стреляла и ныла полученная рана, как болезненное эхо воспоминаний о том, что произошло на той опушке. Перед глазами всплывали лица отряда и их кабацкие шутки, неприятные тогда и столь желанные сейчас, лишь бы отпускающие их люди, были живы. Оставшись за часового, Леон защищал спящих от всякой опасности и поддерживал огонь в костре, дабы к лагерю не вздумали подходить волки. Глядя в языки пламени, Леон вспоминал прошлое, но думал о будущем. О том, каким он, Готфрид и Зотик будут спустя десять-двадцать-тридцать лет. Из людей редко кто доживал хотя бы до пятидесяти. Лишь самые крепкие телом и просто везучие. Какими они будут? Будут ли вместе или разойдутся каждый своей дорогой? Зотик уже отделился от их компании, его дорога закончилась в Луковках, где его ждет уютный очаг и жена с ребятишками. Дорога Леона и Готфрида еще и не думала никуда сворачивать, ведя в далекие дали. Именно так Леон ее и видел — одна на двоих. Рыцарь и помыслить не мог, что когда-нибудь будет порознь с другом. Леон не мог найти себе места в настоящем, а потому метался от прошлого к будущему. Ему хотелось вновь пережить те непосредственные волнения детства и вместе с тем скорее оказаться в будущем, достичь чего-то и впечатлить отца, стяжать славу, сделать что-то хорошее для этого мира, чтобы о нем знали и помнили. Верно, помнили, погибни он вместе с солдатами из гарнизона, кто бы его помнил окромя родителей и друзей? Он ничего не сделал для этого мира, ничего не оставил. Мысль о том, что жизнь пройдет, а он исчезнет без следа, пугала юношу. Люди живут слишком мало и не хотелось бы сгинуть, не оставив в этом мире след и след значимый, хороший, добрый. Хотелось ему и увидеть свою суженную, узнать, как она выглядит, как ее зовут?

Выспаться этой ночью Готфриду и Зотику определенно было не суждено — оба были разбужены Леоном. Зотика пришлось изрядно растормошить, заснул он крепко, хоть и боялся засыпать больше всех. Готфрид же казалось и не спал вовсе, а просто лежал с закрытыми глазами все это время, — настолько быстро он проснулся.

— Слышите? — едва проснувшись, сразу поинтересовался Зотик, точно это он был первым, кто услышал звук и разбудил остальных.

— Стук определенно исходит… — начал Леон, но не договорив припал к земле ухом. Его примеру последовали друзья.

— Ядрена вошь! — громко воскликнул Зотик и тут же сам заткнул себе рот.

— Знаешь, Зотик, я уже начинаю опасаться помогать тебе, — улыбнулся Готфрид. — Так не ровен час ты позовешь за грибами, а там того и гляди, на грибного дракона наткнемся или еще какое лихо.

— Леший… — прошептал Зотик.

— Сам ты леший, — добродушно фыркнул Готфрид.

Леон запалил факела и раздал друзьям.

— Посвятите-ка мне. Хочу понять, откуда именно идет звук, — Леон начал гулять меж деревьев, периодически то приседая и прислушиваясь, то прикасаясь ладонями к земле.

Зотик и Готфрид шли следом, освещая все вокруг. Сколько бы друзья ни гуляли по лесу, никак не могли определить точное местоположение источника шума. Стук шел определенно из-под земли. Внезапно и совершенно беззвучно земля ушла из-под ног Леона, и он провалился в темноту успев лишь ойкнуть. Зотик не успел и этого, выронив факел и размашисто махая руками, он рухнул следом, поминая лесное лихо последними словами уже после падения. Готфрид отскочил в сторону и обхватил ствол ближайшего дерева руками. Когда он убедился, что никто не вырывает у него землю из-под ног, то осторожно отпустил дерево и подобрал факел Леона рядом с ямой, попутно затоптав загоревшуюся траву. Затем Готфрид осторожно лег на живот и подполз ближе к яме, куда провалились его друзья. Рыцарь вытянул руку с факелом, но не увидел ничего кроме связки корней и травы, торчащей из земли вокруг зияющей дыры.

— Леон, Зотик — вы целы?

Беатриче порхнула в яму, очевидно желая проведать упавших.

— Не знаю все ли кости у меня целы после того как Зотик рухнул на меня, но в целом да, мы живы, — отозвался глухой, словно звучащий из колодца, голос.

— Я вот точно пострадал, мне волосы факелом подпалило! — возмущался Зотик, на которого рухнул факел, вылетевший из рук при падении.

— Сейчас я вас вытащу, обождите там! В гробы лешего не спешите забираться. — Готфрид начал отползать назад, подальше от ямы, как никогда он ощущал ответственность, ведь провались и он, кто тогда вытащит друзей?

— Готфрид, рекомендую тебе спуститься к нам и посмотреть на то, что мы нашли. По веревке разумеется, а то, кто знает, есть ли отсюда выход. — отозвался Леон.

Готфрид оставил факел рядом с угасающим костром, заодно добавив в него порядочно дров, иначе тот вот-вот потухнет и лошади останутся беззащитны перед волками. Затем рыцарь достал из седельной сумки веревку. Тут из дыры вылетела Беатриче и показала Готфриду жест, — большой палец вверх на обоих ручках.

«Стало быть, целы», — подумал Готфрид.

— Ты моя умница, — похвалил рыцарь эйдоса, и девчушка заняла свое излюбленное место, на левом плече юноши.

Крепко обвязав веревку вокруг древесного ствола, рыцарь бросил другой конец в яму, после чего спустился к друзьями. Ощущение при спуске было слово спускаешься в глубокую нору, — травы и корни так и норовили пощекотать лицо. Из ямы веяло холодом и сыростью, она вполне могла оказаться логовом какой-нибудь мерзкой твари, например, сырохлюпа, — эти крупные ящеры любили обустраивать логова в сырой земле, в близи озер. Спуск был не быстрым, яма выдалась знатная. Леон и Зотик не переломали руки и ноги лишь благодаря обилию переплетающихся корней, замедлявших падение. За шиворот сыпалась земля, а жесткие корни точно пальцы задир, тыкали то в лицо, то в бока. Беатриче попыталась ухватить один из корешков, чтобы оттянуть его от лица рыцаря, но ее руки прошли сквозь него, — она слово забыла, что не имеет воздействия на окружающий мир. Эйдос с досадой пожал плечами и сопровождал рыцаря, помогая хотя бы тем, что слегка освещал своим внутренним, тусклым светом земляные стены вокруг. Вскоре мысли о норе зверя развеялись как дым от костра, оставшегося снаружи. В свете факела Зотика в помещении ясно угадывалась рудничная крепь, — сооружения, возводимые в подземных выработках для предотвращения обрушений. Что ж, похоже кто-то схалтурил или ошибся в расчетах, поскольку обрушение состоялось. Холодная пасть ямы окончилась и достигнув ее дна, Готфрид ощутил колющий холодок каменных плит даже сквозь подошву сапог. Собственно, некоторые стены тоже были выложены камнем, однако по большей части коридор и комната, представшая перед ним, была укреплена подпорками. Многочисленные корни мрачно свисали с потолка как грязные волосы наспех закопанных трупов.

— Затмение наступи… что это за тэрранские угодья? Не то склеп, не то шахта! — воскликнул Готфрид.

— Даже не знаю, тэрране не строят свои города так близко к поверхности, хотя… это мог быть давно заброшенный выход на поверхность, увы я не силен в их зодчестве.

— Дай-ка, — Готфрид взял факел из рук Зотика и тот только был рад отдать злосчастный факел, спаливший рыжему великану брови. Готфрид прошел чуть вперед, освещая выход в коридор.

— Слышите, да? Стук! — зловеще прошептал Зотик, хотя никого кроме них вокруг и не было. И он был прав, тут под землей, стук слышался куда отчетливей. Методичное «бум-бум-бум», как если бы кто-то бил в огромный, каменный барабан или стену.

Леон приложил ладонь к стене и почувствовал вибрацию, — каждый удар отзывался ею. Впрочем, эта же вибрация чувствовалась и под ногами. Тут к друзьям обернулся Готфрид и молча указал на каменную статую воина-тэрранца. Однако слова Готфрида поведали больше, чем статуя:

— Там дальше по коридору ниши с саркофагами, похоже это какой-то склеп или курган… тэрранский курган.

— Пирамидалл, — с толикой удивление и восхищения выдохнул Леон, как самый начитанный.

— Это что? — поинтересовался Готфрид.

— Тэрранские захоронения, как ты и сказал. Они называются пирамидалл, полагаю название связано с формой захоронения. Пирамидалл имеет форму пирамиды, обращенной конусом в землю, а основанием вверх, ближе к поверхности. Такая форма обусловлена смыслом, а смысл этот заключается в том, кого и как хоронили в пирамидаллах — верховных архитекторов. Пирамидалл рассчитан на самого архитектора, членов его семьи, свиту и даже големулов, что им служили при жизни. Конус пирамиды предназначается для самых низших в роду, а верхние ярусы, для более знатных членов, оттого каждый последующий просторнее предыдущего.

— Значится мы угодили прямиком в лапы призраков и мертвяков! — ужаснулся Зотик и безотчетно пощупал под шеей, где должен был быть оберег, но его не было. — Оберег от нечистой силы пропал! Ну все, на этот раз это уже не розыгрыш!

— Тише, не шуми! Ты так орешь, что будь я мертвяком, то точно бы из гроба встал по шее тебе дать. — отчитал Готфрид друга. — Оберег твой стало быть при падении зацепился об коренья, да на них и остался, их там тьма тьмущая.

— А ты его видел, когда спускался? — с надеждой спросил Зотик, поспешно осматривая место падения не оставляя надежду найти там свой оберег.

— Да какой там! Я же в темноте спускался, не в зубах же мне факел держать, верно? Беатриче конечно сияет, но света от нее… — девушка подлетела к носу Готфрида и вперила кулаки в бока, явно выражая свое недовольное несогласие. Леон, ты у нас голова, разбираешься в этом пирамидалле, как из него выбраться?

— Простите меня, я знаю о пирамидаллах только то, что рассказал вам.

— Ясно, вот же графоманы какие, самого важного и не написали. Ладно, тут умником быть не нужно, чтобы понять, что там нужно искать путь наверх, а не вниз.

— Мы должны выяснить, что это за стук. Готфрид?

Поскольку черный рыцарь держал в руке факел, именно он и отравился первым, с Корвусом наготове. Следом за ним, изящно разрезая воздух, следовала Розалинда в крепкой хватке Леона. Зотик в этот раз был без оружия, но великан не растерялся, прихватив с пола кусок деревянной балки, отвалившейся от опорного крепления. Последующие несколько коридоров не могли похвастаться чем-то кроме пыли, паутины и кореньев, цепляющихся за волосы юношей, словно иссушенные пальцы мертвецов, тянущиеся к живым из земли. В одной из стен был пролом и лишь приближаясь к ней, стало очевидно, что за стеной кто-то есть. Оставив факел в нише, чтобы не привлечь светом ненужное внимание, юноши в темноте подкрались к пролому и осторожно заглянули в него. Сказать, что увиденное не поразило, значит не сказать ничего — перед друзьями открылся огромный зал, где кишмя кишели атабы и… тэрране, а также их помощники големулы. Судя по происходящему, тэрране были порабощены атабами и под строгим надзором своих тюремщиков производили раскопки обвалившихся секций и строительство новых тоннелей. Вероятно, когда-то это и был близкий к поверхности тэрранский курган, или как пояснил Леон, пирамидалл. Однако теперь атабы в нем усиленно вели работы, расширяя его и что-то подсказывало друзьям, что уж явно не для заполнения его новыми саркофагами почивших членов семьи верховных архитекторов. Одно из устройств, очевидно тэрранское, методично долбило чем-то сродни тарана стену. Другое, напоминающее огромный кол, высеченный ясное дело из целого ствола дерева и обитый сталью, вращаясь вкручивалось в земную твердь, образуя там нишу. Источник загадочного шума был найден.

Тэрране или как их называли в простонародье других рас — «механисты». Третья раса, предвосхищающая появление людей. За создание тэрран ответственна Богиня Маразедан. Крепко слаженные, «широкие» как два крупных человека, стоящих в шеренгу, с одновременно крупными и толстыми ногами и мощными, четырехпалыми руками. У тэрран выдающийся живот и практически отсутствует шея, голова не покоится на плечах, как у прочих рас, а как будто формируется на горе жировых складок и выдается вперед на уровне массивных плеч. Фиолетовую кожу тэрран, у мужских особей в области спины покрывает жесткая и короткая, иглоподобная шерсть. Это единственная растительность на теле у данной расы, на голове тэрран не бывает ни волос, ни бровей, а лица имеют скорее квадратную форму и остроконечные, маленькие уши. Имея рост в два метра и широкие тела, тэрране напоминают страдающих от излишнего веса, здоровяков, однако это не так. На деле они являются причудливым сплавом из горы крепких мышц, а на их полноту намекает разве что большой живот и подобие шеи из складок. Представители различных рас могут спорить о чем угодно, но в одном мнении едины всегда — тэрране, самая непривлекательная из существующих рас. Этот народ прослыл подземными жителями: угрюмыми, неотесанными, грубыми, слабо разбирающимися в красоте и без чувства юмора. Считалось, что у тэрранок даже нет такой одежды как «платье», а их женщина предпочитает кайло и молот прялке и это повергало тех же сильвийцев в культурный шок. То, что платье не особо сочетается с шахтерскими работами и созданием сложных механизмов, равно как и телосложением тэрран, альвов слабо волновало, ибо последние упрямо считали, что красота должна быть во всем. Что и говорить, стремление сильвийцев с художественному совершенствованию окружающего мира было непреодолимым, они украшали даже естественные пещеры. Свою неказистость в данном вопросе тэрране с лихвой компенсировали изобретательностью. Сей народ имел врожденную тягу к механике и создавал множество причудливых механизмов, порой даже бессмысленных, но удивительных и загадочных. Конкуренцию на поприще изобретений тэрранам составляли шэбы, они постоянно соревновались, желая превзойти друг друга и доказать всему миру, что именно их изобретения самые сложные и полезные. Тэрране удивляли мир чудесами механики, в то время как шэбы, чудесами химии. К счастью для других рас, в этой гонке пытливого и изобретательного ума, полем битвы стал быт наземных рас. Ведь где как не на земле могли встретиться шэбы и тэрране, учитывая то, что родной вотчиной первых были морские глубины, а вторых — недра земли. Именно тэрране придумали множество осадных орудий, подъемные лифты, пороховые бомбы и прочее, на долгие годы вперед став движущей силой в сфере механики, металлургии и обработке камня. Шэбы также изобрели не мало прикладных и незаменимых в быту вещей, например, стекло. Похоже эта гонка не остановится никогда. Одни считали, что всем прочим это только на руку, других же это пугало. Ведь как знать, какие смертоносные игрушки изобретут как первые, так и вторые? Наивно полагать, что все свои изобретения они выставляют напоказ. Как и шэбы, тэрране делились на староверов, предпочитающих многотонную толщу гранита над головой вместо голубого неба и «наземников» — общее слово у этих двух рас, обозначающее тех, кто живет исключительно на поверхности. В картографии и изображении мира Линеи, для обозначения королевств этих рас выделялись лишь две скромные надписи, без указания конкретных границ. Никто толком не знал, как далеко простираются границы их владений, как собственно никто на них и не претендовал. Под водой кроме шэбов никто жить не мог, а под землей, попросту не хотел. Если некто хотел кратко описать тэрранца, то говорил так — «народ с характером таким же тяжелым, как булава».

Подобно сильвийцам и цинийцам, шэбы и тэрране недолюбливали друг друга. Еще тэрране в силу строения своего тела и веса, не умели плавать. Некоторые историки полагали, что именно это послужило причиной тому, что Монолиты создавая шэбов, выбрали водную стихию — наперекор творениям Маразедан. Столицей тэрранцев считался подземный, механический град из железа, именуемый на общем языке Тэррой, что в переводе с альвийского означало, — земля. Сами же тэрране, будучи народом приземленным во всех смыслах, называли свою столицу куда скромнее — Подгорье.

Что до големулов, то они относились к мета-расе, созданной тэрранами себе в помощь, для тяжелой и монотонной работы, особо не требующей интеллекта. Големулы были коренастыми крепышами, разве что низкого роста, как шебы или человеческие карлики, не выше метра. Внешним обликом и строением тела они походили на людей. Зачастую их можно было видеть ругающимися и дерущимися друг с другом, с грязными волосами и спутанными бородами. Они выступали своего рода прислугой для тэрран, сродни горгульям магов. В основном големулы копали тоннели, добывали металлы или стояли на страже, однако всегда подчиняясь местному тэрранскому начальнику, следящему за своими подчиненными чернорабочими.

— Сто поганок тебе в глотку, Роже, а ведь ты был прав, когда сказал, что атабы как сквозь землю провалились, — признался Готфрид, глядя на масштабные подземные работы. — Осторожнее, девочка, тебя могут заметить. — предостерег рыцарь Беатриче, нависшую у него над плечом.

— Теперь ясно куда подевался Табат с приграничных земель. Вероятно, где-то возле их лагеря есть или был спуск в пирамидалл, может быть этот же или даже другой, но они определенно соединены между собой. — рассудил Леон.

— Вопрос в том, был ли проложен между курганами путь ранее или же, его только сейчас прорыли атабы? Если так, то за прошедшие месяцы они неплохо продвинулись и как в случае с той мышью в погребе, наверняка их работу слышно только ночью. — высказался Готфрид.

— Вероятно курганы сообщались меж собой, староверы крайне болезненно воспринимают поверхность и всегда ведут строительство под землей.

— Прокопали, не прокопали — эти козлотрахи уже пересекли границу княжества! Да что там границу, они уже так далеко забрались. — возмутился Зотик.

— И то верно. Хитро для кочующих варваров. — восхитился Готфрид.

— Хитро это слабо сказано, наверняка за ними кто-то стоит…. Смотрите! Кабаны как тот, что мы сразили! — Леон обратил внимание друзей на упряжку из четырех крупных кабанов, тянущих на себе вагонетку с камнями.

Необычайно крупные вепри покорно следовали приказам атаба, волоча за собой воз. На них были те же обвязки и ремни, что и на убитом Леоном. Версия рыцарей подтвердилась. Убитый ими кабан каким-то образом сбежал от атабов, а значит где-то есть или по крайней мере был выход на поверхность. Тут Леона привлек едва различимый шум в комнате где рыцари оказались изначально. Звук этот сулил крайне неприятные ощущения, отдавшиеся в сердце эхом беспокойства, граничащего со страхом. Это был звук падающей веревки. Леон похлопал по плечу товарищей и жестом призвал вернуться.

— Обрезана, — констатировал Леон, осмотрев веревку.

— Вот вам и нечистая сила за работой! — с досадой добавил Зотик.

Тут из дыры в потолке посыпалась земля и послышалось стремительное шуршание, а в следующий миг на плечи Зотика обрушилось нечто черное и он едва нашел в себе силы, чтобы не закричать от ужаса, в панике размахивая руками и пытаясь стряхнуть с себя неведомое существо.

— Но-но, с руками то полегче, — тихо и спокойно ответил знакомый женский голос и с плеч Зотика на холодный камень спрыгнула Черная Лиса. Альвийка тряхнула головой, скидывая с волос кусочки земли и листьев. На ней была все та же одежда из черной кожи, что и при первой встрече.

Девушка посмотрела на Готфрида и его спутницу. Почувствовав себя неловко, Готфрид призадумался и Беатриче поменяла окрас — пепельного цвета фигурка стала нежно-розовой, а бирюзовые бусинки-глаза, обратились точечками изумрудного цвета.

— Барышня, а вы часом не знаете выход из сей каменной утробы? — как ни в чем ни бывало, улыбаясь во весь рот, поинтересовался Готфрид.

— Энто еще кто? Сажная альвийка, откуда? — опешил Зотик.

— Пепельная уж тогда, не сажная, — поправил Готфрид.

— Цинийка, — добавил Леон самый вежливый и правильный вариант.

— Оттуда же откуда и вы, вестимо… и да, вы морты уже в печенках у меня сидите со своей манией называть нас темными. Блондинчик молодец, как всегда галантен. Неужели так тяжело запомнить одно слово — цинийцы или на худой конец просто альвы?

— Сказала альвийка, употребив слово «морт», — не упустив шанса, вклинился Готфрид.

Девушка пропустила замечание Готфрида мимо ушей. Леон убрал меч.

— Не знала бы где выход — не сунулась бы по собственной воле в это промозглое место, итак уже набрала порядком земли за шиворот и в волосы. Теперь мы слега поменялись ролями, — вы мои заложники. Если не хотите быть убитыми атабами, а ими здесь наводнен весь пирамидалл, придется выполнить мои требования.

«Она знает где мы! Знает о пирамидаллах!» — удивился Леон.

— Озвучьте же их, раз уж мы стали вашими заложниками, — попросил Готфрид девушку. Оба вели себя так, словно ничего не произошло в тот дождливый день, когда черный рыцарь почувствовал неудержимую тягу к этой разбойнице и встретил своего личного эйдоса. Леон покачал головой и тихо зачитал строки стихов:

— Чо происходит-то? Ах ты ж зараза! Энто же ваша пленница, та беглянка-лучница! — вдруг понял Зотик, разглядев в пещерном полумраке девушку, которую он уже видел, когда ее вели по деревне под дождем вместе с остальными пленниками.

Альвийка взглянула на эквиларов, явно не понимая о какой лучнице речь, но влезать в разговор не стала. Вместо этого, не дав сказать Зотику дальше ни слова, она быстро объяснила суть своего дела деланно деловым тоном:

— Господа рыцари и не только, у меня на руках побывал план этого пирамидалла. Я знаю, как отсюда выбраться, но сначала мне нужно кое-что прихватить, сувенир на память. К сожалению не везде моя сноровка и умение держаться в тени уместны. Кое-где нужны отважные рыцари, способные защитить беззащитную даму.

— Энто ты то беззащитная? — возмутился Зотик, смерив возмущенных взглядом стилеты на поясе.

— Ну не они же! — фыркнула альвийка, мотнув головой в сторону Готфрида и Леона.

— Расклад таков — мы охраняем тебя, ты грабишь гробницу и в знак благодарности, выводишь нас? — резюмировал Леон.

— Пожалуй, наконец я должна открыто признать свою неправоту. Вы не типичные рыцаренки, у вас помимо меча на поясе и в голове кой чего да имеется. — улыбнулась Лиса.

— Я тебе не доверяю, Лиса, а грабить могилы дело недостойного любого, тем более рыцаря. Раз выход есть, что помешает нам самим его найти? — противился Леон.

— Дай-ка подумать, — альвийка обхватила подбородок пальцами, изображая задумчивость. — Пожалуй сотня атабов и их ручные зверушки, а также полное незнание куда идти. Минутка истории, в пирамидаллах никогда не строили выходов на поверхность.

— Тогда как мы выберемся? — поинтересовался Зотик.

— Я проведу, — ответила девушка, дав понять, что своих тайн раскрывать не собирается.

«То ли сумасшедшая, то ли бесстрашная? Ведь мы сейчас в одной упряжке, наверх ей уже не вернуться», — изумился Леон.

— Грабить могилы вас никто и не заставляет, ваше дело простое — даму защищать. Хотя если вы захотите прихватить тут себе сувенирчиков, — мой рот на замке. — альвийка хитро подмигнула. — Избавьтесь от факела и за мной, живо! — cкомандовала девушка и быстрыми шагами отправилась вглубь мрачного коридора, где ее и без того темный силуэт и вовсе растворился во мраке как чернильная капля в ночном небе.

— У нас нет выбора, — пожав плечами, заметил Готфрид и отправился следом за девушкой. Факел он сунул в комья земли, обильными горками, возвышающимися под дырой в потолке.

«Легко тебе говорить, Готфрид, ты пойдешь за ней куда угодно», — ответил про себя Леон, стискивая от досады кулаки. Потакать разбойнице, обворовывающей мертвых ну никак не входило в планы рыцаря-романтика.

Леон и Зотик последовали за другом. Группа снова миновала разлом в стене, альвийка проходя мимо с изящностью кошки пригнулась, дабы лишний раз не светиться. Глаза постепенно привыкали к темноте, к тому же группу вела цинийка, а этот народ прекрасно видел в темноте. Леон насчитал не меньше шести поворотов, прежде чем Лиса не шикнула на рыцарей, призывая остановиться.

— Подними ее, — произнесла альвийка, слегка пнув носком сапога решетку в полу.

Стоящий рядом Готфрид присел и нащупал решетку. Бордюры у каменных стен и под потолком украшали люминесцентные руны, они источали бледный свет, которого хватало, чтобы хотя бы различать контуры помещения и все, что в нем находилось. Помещение под решеткой представляло из себя узкое как глотка сырохлюпа, подобие коридора, где передвижение возможно лишь согнувшись или ползком. В нишах по левую и правую руку располагались скелеты големулов-воинов. Руки сложены у пояса, на рукояти меча, лежащего меж ног. Похоронены они были прямо в доспехах и при оружии, но не имели личного саркофага, ибо были всего лишь големулами, даже не свитой и уж тем более не вельможами. Однако тот факт, что они были похоронены на высшем ярусе пирамидалла говорил о том, что эти големулы хорошо послужили своему хозяину и удостоились чести попасть сюда. Пол был вымощен рунами и их призрачный, холодный свет струился прямо в лицо. Лиса ловко нырнула в эту нишу и в полу сидячем положении двинулась вперед.

— Кто последним залезать будет, на место решетку поставьте, — через плечо бросила она.

— Лезть к мертвецам?! — прошипел возмущенный до глубины души Зотик и его руки вновь безотчетно потянулись к прежнему месту оберега.

— Ты бы к живым големулам хотел лезть? Не суетись, Зотик, все будет хорошо, мы же вместе, а вместе — мы непобедимы. — улыбнулся Готфрид и нырнул следом за Лисой.

Леон тяжело вздохнул и полез следом, Зотику снова ничего не оставалось как последовать за друзьями.

— Зачем строить такие низкие и узкие коридоры? — возмутился Зотик, чья комплекция заставила его ползти на четвереньках, обтирая плечами все стены.

— Тут же големулы похоронены, Зотик, ты видел какого они роста? Просторные залы с высокими потолками полагаются только тэрранам.

— Заткнитесь вы, пока нас не услышали! Словоохотливые как девчонки, честное слово. — прошипела Лиса.

Расхитительница гробниц и ее личная свита из двух рыцарей и старосты Луковок, молча продвигалась по угрюмому, каменному лабиринту тэрранского пирамидалла. Полусогнувшись, а кое-кто и на четвереньках, среди мертвецов, от которых разило ярким как блеск стилета в свете луны, пряным запахом. Похоже на то, что высший ярус выдался тем еще лабиринтом, куда более разветвленным и запутанным. Однако альвийка двигалась уверенно, как если бы уже десятки раз проделывала этот путь. Когда лазутчики продвигались под очередным огромным залом, юные рыцари обратили внимание на причудливые паровые механизмы тэрран, предназначенные для бурения. Управляемые тэрранами, механические машины, похожие на жутких монстров, с бурами вместо рук, попыхивая трубами, с лязгом и грохотом неуклюже вышагивали над головой рыцарей. Юноши видели их только на картинках и воображали по обрывкам рассказов. Под шагами этих машин содрогалась земля и было не по себе, когда они проходили прямо над лазутчиками. С решеток осыпалась пыль и казалось, что они сломаются под весом таких махин. Сверху был ярус с залами, заставленными саркофагами, где покоились члены семьи архитектора, каждый в своем личном зале. Сквозь периодически встречающиеся решетки над головой, рыцари видели отряды атабов, патрулирующих коридоры и залы — безмолвные и хмурые, точно это были не существа из плоти и крови, а ожившие статуи. У переживших резню на опушке Леона и Готфрида, при их виде кровь стыла в жилах. Леон ощутил, как у него слегка трясутся руки, а на лбу трескучей болью отозвалась недавняя рана. Готфрид негодовал, глядя на порабощенных тэрран, с их массивными телами и мощными руками, они бы могли дать достойный отпор атабам, могли бы… если бы не их неуклюжесть и медлительность.

После очередного поворота, Лиса прислушалась, а затем не без помощи рыцарей, подняла толстую, массивную решетку. Все выбрались в затхлое помещение с очередными покрытыми толстенным слоем пыли саркофагами и статуями тэрран. В этой секции не было никаких подпорок и следов раскопок, похоже эта часть пирамидалла не интересовала атабов.

— Это место охраняется хуже прочих, можно даже сказать почти не охраняется. Здесь коротышки не копают и как раз в этой части хранится то, что мне нужно. Атабов здесь мало, небольшие патрули по одному-двое, но увы, обходных путей нет. Вернее, есть, но вдыхать ядовитые испарения я не намерена и что-то подсказывает мне, что вы тоже. Поэтому здесь я, пожалуй, уступлю свое право дамы идти первой — прошу. — альвийка указала направление.

— Какая-то шельма альвийская, еще и головорез как пить дать, указывает нам, трем здоровым лбам, что делать — срамота-то какая! — сокрушался Зотик.

— Согласна, это не то, чем я бы хвалилась на вашем месте. Еще я слышала, что тэрране обычно отрубают ноги тем, кто мародерствует в их курганах. — усмехнулась девушка.

— Почему не руки? — удивился Зотик, привычный к тому, что ворам отнимали руку.

— Обычай у них такой есть: отрубить ноги вору и в яму к камеротам сбросить. У тварей этих когтища будь здоров, землю перемалывают точно рыба плавниками воду, слепые, зато какое обоняние и осязание. Короче, ползают эти твари за тобой, а ты от них, без ног, а тэрране ставки делают, вот и потеха.

— Дикарство какое-то, а ведь я всегда говорил, что нельзя доверять тем, кто скрывается под землей, верно же говорю, а?

Рыцари обнажили мечи и двинулись по мрачным коридорам и залам, коим не было конца и края. Готфрид посетовал на то, что пирамидалл строится основанием к поверхности. Было бы иначе, рыцари бы находились сейчас в самой маленькой секции пирамидалла и быть может даже выбрались оттуда без посторонней помощи. Альвийка шла сзади, но уже не как пленница до этого, а как ведущая. Вскоре послышались низкие, грубые голоса — где-то неподалеку в соседнем коридоре вели разговор двое атабов. Стражники с багряной кожей сидели прямо на полу, вокруг небольшого костра разведенного посреди зала и о чем-то переговаривались. Леон вышел вперед. Рыцарь мог воспользоваться преимуществом внезапной атаки и обрушиться на врага, успев если не убить, то хотя бы ранить одного из противников, но он не стал так делать. Вместо этого Леон громко произнес:

— Доставайте оружие! Я не бью в спину и безоружным.

Лиса недоуменно посмотрела на Готфрида. В ее бирюзовых глаз застыл красноречивый вопрос, не требующий слов — нормальный ли Леон?

— Прошу любить и жаловать, мой друг Леон — честен до абсурда! В этом весь наш лев! — ответил Готфрид и встал рядом с другом, взяв Корвус на изготовку. Нервишки пошаливали, Готфрид очень надеялся на то, что ему не придется сойтись в битве с атабами в ближайшем будущем, а лучше вообще никогда.

Рядом встал Зотик и виновато огляделся, в поисках оружия — балку он выбросил прежде чем лезть в узкий лаз.

— Прости, для дела надо, я потом верну! — пообещал суеверный Зотик и ухватился руками за каменную булаву в руках небольшой статуи тэрранца, воссозданной в размерах один к одному. Булава не поддалась. Мускулы Зотика напряглись под одеждой, и рыжий великан поднял всю статую целиком.

«Ну не стоять же с пустыми руками, верно?», — рассудил про себя Зотик, понимая, что выглядит глупо, но лучше кусок камня в руках, чем кулаки против железа.

Альвийка, ясное дело стояла за спинами эквиларов, поглаживая пальцами рукояти стилетов на бедрах. К счастью для рыцарей, среди тех двух атабов, что встретились им на пути, не было вооруженных двуручными мечами. Оно и понятно, в коридорах таким особо не помашешь. Один атаб схватил с земли кистень, второй обитую металлом, дубину. На рыцарях сейчас не было ни верных доспехов, ни щитов, а потому атаковать они не спешили. Гуго отвесил бы им подзатыльник за то, что рыцари позволили себе оказаться в бою не укрепив грань между жизнью и смертью, грань в виде доспехов. Белый рыцарь двинулся влево, удерживая атабов на поводке своего взгляда. Черный рыцарь двинул в правую сторону, оставив Зотика и девушку в центре. Как оказалось, принципы были не только у Леона, но и у Атабов. Один из них запросто мог убежать за подмогой, пока второй задерживал лазутчиков. Но бежать для атабов было недопустимо, а бежать от альвийки означало обречь себя на страшную смерть от своих же.

Атабские воины разделились. Один кинулся на Леона, другой на Готфрида. Лиса подсобила Леону, метнув два ножа в его противника. Правда один из них угодил в нос каменной статуи тэрранца и упал на пол. Второй угодил в голый, окрашенный боевой раскраской, торс. Замешательством раненного тут же воспользовался Леон. Не желая откусывать больше, чем сможет прожевать, Леон нанес удар, в котором был уверен и ранил руку, удерживающую кистень. К его изумлению, атаб не выпустил из рук оружие, а нанес им удар. Если бы не саркофаг рядом, дело бы кончилось плохо, а так, Леон нырнул за каменное сооружение и металлический шар раздробил камень на крышке. Леон вскочил на ноги и увидел, что Лиса уже ловко прошмыгнула за спину атаба. Леон отвлек ложным выпадом нападающего. Сейчас непримиримых противников разделял каменный саркофаг подобно черте между жизнью и смертью, пересечь которую дозволено только одному из противников. Альвийка прыгнула на атаба со спины, ловко обхватив ногами за талию, приподнялась и перерезала горло точным и резким движением как раз в тот момент, когда атаб схватил ее ткань куртки. Задержись альвийка хоть на секунду, атаб бы швырнул ее в пол или стену с такой силой, что переломал бы кости.

Бой Готфрида разворачивался по следующему сценарию: атаб собирался размозжить голову своего противника, вот только Зотик бросил тому на ноги статую. Атаб не издал ни звука, но от боли выронил дубину и на него тут же набросился Зотик. Два здоровяка схватились в рукопашной и упали на пол. Зотик оказался под атабом. Сценарий был черному рыцарю знаком, слишком хорошо знаком и он не собирался дать атабу пустить в ход свой рог. А тот ведь уже собирался, но его голова отделилась от тела прежде чем он осуществил задуманное. Залитый золотой кровью Зотик, брезгливо сбросил с себя грузное тело и поспешил подняться на ноги. Лиса тут же выглянула в соседний коридор и облегченно вздохнула.

— Никого. Нас никто не слышал… я надеюсь.

— Леди ночи и тайн, может вы соблаговолите укротить мое любопытство и расскажите, что является предметом вашего поиска? — поинтересовался Готфрид, нервно улыбаясь, а в голосе его уже проскальзывали нотки, выдающие панику.

— Ничего особенного ни для вас, ни для меня — корона захороненного тут архитектора.

— Дорогая должна быть, раз корона, — рассудил Готфрид.

— Корона архитектора тэрран, — с раздражением повторила Лиса, особо выделив последнее слово.

— Леон? — попросил Готфрид помощи у друга, который в силу своей безграничной любознательности, был ходячей библиотекой.

— Я не уверен, что прав, но сдается мне, что корона тэрран не такая, какой мы себе ее воображаем. То есть не инкрустирована драгоценными камнями и металлами.

— Светлая у тебя голова, — отозвалась альвийка. — И я не про цвет волос.

— Хорошо, если это кусок невыразительного камня или железяки, на кой она тебе?

— Коллекционеры, — произнесла девушка так, словно это объясняло все. — О, как была бы скучна жизнь без тех, кто подвержен этой мании! К счастью для меня, есть коллекционеры безделушек, которые готовы щедро отвалить астэров тем, кто способен исполнить их капризы и достать желаемое. — пояснила Лиса.

После этого краткого обмена словами, группа продолжила путь. Стены пирамидалла всюду украшали железные барельефы, изображающие королевский символ тэрран — глаз со зрачком в форме шестерни. Ритмичный стук, эхом разносясь по коридорам напоминал биение сердца. Леон даже на мгновение вообразил, что они бредут в брюхе каменного монстра, находящегося в спячке под землей. Иногда воображение рыцаря пугало его больше чем окружающая действительность. По пути лазутчикам встретился еще один патруль, но к счастью мимо него удалось проскользнуть, благо позволяла развилка. К привычному, ставшему уже чем-то само собой разумеющемся стуку, добавились новые звуки — металлический лязг и гул.

— Что это за шум? — насторожился Леон.

— Главная головная боль расхитителей тэрранских гробниц — хранители катакомб, порождения магии железа. Большую часть атабы сокрушили, но не всю. От иных они отделались, обвалив коридоры или намертво опечатав двери. Хранители до сих пор остались в этой части лабиринта. Здесь к слову, патрулей уже не будет, атабы жуть как не любят этих существ.

— Не такие уж они и тупые, как я думал. Ток дурак не будет бояться порождений магии железа. — мрачным и поучительным тоном произнес Зотик. — В детстве меня батя в город как-то брал, так я тама видал у тэрранских мастерских энтих чудищ. Большие такие, я все боялся рядом с ними проходить, — страшно было, что схватят иль жахнут чем. Пойдемте уже отсюда, а?

Леон подошел к огромным стальным вратам, украшенным десятками цепей и засовов. Через небольшой зазор между решетками, он заглянул внутрь. С той стороны разгуливал сущий кошмар, чудовища и ужасы из самых страшных сказок, сменивших форму вымысла на куда более осязаемую, — железо. Самые вменяемые из них походили на черных рыцарей из шипов, с несколькими руками и ногами, расположенными совершенно хаотично, а не на привычных местах и уж тем более, не симметрично. Иные походили на паукообразную груду металлолома, надо думать какой жуткий шум и скрежет они издавала при движении. Магия железа на поверхности была запрещена, в силу того, что даже сами тэрране с трудом управлялись с ней. Единожды созданные существа могли подчиняться какое-то время, а потом быть себе на уме. Ее усиленно изучали в Магистратуре Астэра, ну и тэрране само собой использовали ее, чтобы защищать свои пирамидаллы.

— Я смотрю, вам здесь нравится, — поторопила Лиса рыцарей и это были первые ее слова, которые всецело поддержал Зотик.

Перед очередным поворотом в коридор, четверка подземных авантюристов замерла как по команде. До лазутчиков доносились жуткие звуки — сипело и булькало так, словно где-то рядом умирал человек пораженный болезнью горла и легких одновременно, выкашливая остатки последних себе под ноги. Лиса присела и высунулась из-за угла, но тут же одернула с отвращением голову и поднесла руку ко рту, чтобы предотвратить приступ тошноты, скрививший ее лицо. Леон наклонился посмотреть в чем же там дело. По коридору слонялось нечто ужасающее — существо в теле которого, а лучше сказать биомассе, присутствовали узнаваемые, анатомические части. Угадывались обрывки истлевшей со временем одежды, хотя по сути существо было почти что нагое. Складывалось впечатление, что такой урод мог появиться на свет путем слияния нескольких человеческих тел, с последующим обезображиванием и искажением. Три пары ног и три тела, слипшиеся в единую массу, из которой торчали руки разной длинны: некоторые едва выпирая из торса сразу кистью, не имея по сути адекватной длинны, иные же напротив, имели избыточную длину и свисали как хвост, даже волочились по полу за существом. Три сросшиеся головы обтягивал единый мешок кожи, точно накинутый сверху и стирающий любые черты, и элементы лица. Существо бесцельно слонялось, иногда пиная ближайшей парой ног стену, в которую случайно врезалось. Лиса жестами призвала скорее уйти отсюда. Лишь отойдя на почтительное расстояние, четверка перевела дух, придя в себя после увиденного.

— Энто чо за херопутало? — с очумевшими от ужаса глазами, прошептал Зотик.

Рыцари молчали, но и по их лицам было видно, что и их пробрало не слабо.

— Мутант мать его, наверное… я не знаю! Чего вы все у меня спрашиваете, я вам что мамочка? Вот же страшилище то, черт-черт-черт! — выругалась Лиса, потрясенная увиденным и утратив на мгновение былое самообладание. — Мой заказчик предупреждал меня о феррумах, уродах из стали и о уродливых мутантах тоже, думала повезет и не встречу, ага, жди, как же.

— Что еще за феррумы, что за мутанты? — продолжал любопытствовать Зотик.

— Мутантами, маги и ученые называют существ, измененных магией Нексуса, — пояснил Леон. — Наши гигасы и многие животные Линденбурга, например, мутанты. Но клянусь честью, я не видел ничего подобного даже в кошмарных снах! Вы видели это… это… — Леон беспомощно взмахнул руками в воздухе, не находя слов, впечатленный до глубины души увиденным.

— Несуса? Эт альвы-старперы, которых Инквизиция выслеживает и убивает?

— Они самые, только не Несус, а Нексус, — поправил угрюмый Готфрид, который не понимал, что он только что увидел, зато прекрасно понимал, что хочет сейчас больше всего на свете — убраться к чертовой матери отсюда. Пусть даже опять туда, на ту проклятую опушку с атабами, свирепыми и умелыми убийцами. Там по крайней мере ясно чего от них ожидать и ясно кто твой враг, ясно как его убить. То, что минутами ранее увидел Готфрид, это уже слишком, такого в природе не должно существовать. Как-будто все худшие кошмары из детства вышли из тьмы и подняли во тьме силуэт своей невообразимой головы и начали пугать как тогда, когда Готфриду было еще года четыре и он боялся засыпать один, боялся, что в окно заберется чудовище и разорвет его в клочья вместе с кроватью. Швырнет его в потолок с такой силой, что там останется лишь кровавое пятно, красным дождем орошая комнату. Или сожрет заживо, зажав беспомощному ребенку рот своей лапой, при этом распоров пузо и засунув туда свою пасть, дабы пожирать тепленькие внутренности. Мутант вызывал именно такой страх, первобытный, сильный, хлесткий и сдавливающий. Ведь не ясно, где у него уязвимые места, как он устроен и что нужно сделать, чтобы он свалился замертво.

— Да какая к херу разница? Ничего се мутанты! На нашей земелюшке нет таких херопутал… нет, ты видал ейный хлебальник, лев, а? Шесть сука ног и башка без глаза, носа и рта, а как оно ест?! И это сучучело прям под нами живет, ядрена копоть!

— Тише вы, пока эта мерзость нас не услышала, — фыркнула Лиса и ее аргумент мгновенно прогнал охоту до разговоров. — Придется сделать крюк, но лучше так, чем с мутантом возиться, думаю никто не возражает? Или господа рыцари желают оттяпать кусочек славы сразив чудище?

Ответом Лисе было мрачное молчание, и девушка просто пошла дальше, периодически сверяясь с картой. Готфрид чуть заглянул за плечо альвийки и увидел перевернутый треугольник, разделенный полосками на ярусы, с какими-то пометками. По пути им встретилось еще одно чудище, под стать прежнему, но куда больше и ужаснее. Огромная биомасса сросшийся плоти, подобно слизняку ползла по коридору, передвигаясь точно гусеница с помощью десятка рук. Уродливые, человеческие руки торчали из плоти там и сям. Скребя грязными пальцами каменный пол и стены, биомасса проталкивала себя сквозь коридоры. Зотик потерял сознание и рыцарям пришлось оттащить его в сторону, поспешно приводя в себя. Лиса составила новый маршрут, еще дольше прежнего и мужчины последовали за ней. Спустя час или около того, в одном из залов девушка остановилась, сняла с пояса клочок пергамента и сверившись с какими-то записями, начала осматривать все саркофаги в нишах. В этом зале саркофаги были особенно вычурны. Их украшали барельефы, изображающие различные открытия и деяние захороненного тут архитектора. На полу, как и на самих саркофагах были разбросаны стопки валоров, — тэрранских монет в виде шестеренок. Если в руки тэрран попадали астэры, то они их переплавляли в свои монеты, имеющие вид шестеренок. Для удобства, бартер с наземным миром обычно происходил посредством драгоценных камней и сырья, ибо ни тэрране, ни наземные жители, не любили обременять себя переплавкой. Тем паче, при обмене еще нужно было учитывать вес монет, ведь шестеренки были куда крупнее и тяжелее. Для совсем уж крупных сделок, использовались «вексели чести», своеобразные пластины, отлитые из драгоценных металлов. Парочка таких векселей имелась и в зале, куда попали наши герои. В центре зала располагалось подобие каменной ротонды, на вершине которой покоился полупрозрачный саркофаг, крайне широкий саркофаг. Альвийка поднялась по каменной лестнице у стены на второй ярус зала и по тонкому мостику без перил прошла к плоской крыше ротонды.

— Эт что? Стеклянный гроб? — почесав затылок, решил Зотик.

Альвийка усмехнулась в ответ.

— Алмазный.

От ее ответа Зотик едва не потерял равновесие и подошел ближе к саркофагу, ухватившись за крышку, как за опору.

— Всамделишный? — не верил Зотик.

— Глаз положил? — поинтересовалась Лиса.

— Скорее руки, — подколол Готфрид и Зотик тут же убрал руки с крышки.

Рыцарь шутил по инерции, даже не задумываясь над собственными словми, ибо настроение было паршивое. Готфрид не понимал, как вообще теперь спокойно спать, зная, что под землей водятся такие твари. Как со спокойной душой разбивать лагерь на ночь в лесу и спать под открытым небом? Разве что на дереве. Как Лиса может думать о каких-то коронах и Боги, КАК она осмелилась лезть сюда, зная о том, что здесь водится подобное отродье! Даже Зотик и тот казался сейчас куда безмятежнее Леона и Готфрида. Однако, Готфрид понимал, что всему виной простодушие их друга, тот просто не понимал до конца, не осознавал, что они только что увидели и что это значит.

— Так как же его еще мародеры не того…?

— Почти никто не знает об этой гробнице. Если узнает, не полезет, а если и залезет, найдет смерть от железяк. На минутку допустим, что даже если каким-то невероятным чудом наш расхититель гробниц доберется сюда… Что бы он сделал? На спине саркофаг вынес? Отломил кусок… от алмазной породы? Такое под силу только инструментам тэрранам. — пояснил Готфрид.

— Просто обожаю людей с талантом подмечать очевидное. Однако, в данном случае мне было бы приятнее, если бы вы не стояли истуканами, а помогли мне сдвинуть крышку.

— С меня хватит! Я не гробокопатель! — возмутился Зотик.

— Мы так задержим сами себя, Зотик, — ответил Готфрид.

— Я не стану этого делать, речь шла о защите дамы и только, — произнес Леон, скрестив руки на груди.

Всему был предел и терпению Леона пришел конец. Сначала он закрыл глаза на то, что его друг отпустил разбойницу, затем был вынужден согласиться с ней сотрудничать, но помогать ей вскрывать могилы. Нет, это уже перебор, на это Леон никак не мог пойти.

— Справедливо, — согласилась альвийка и вперилась руками в края плиты саркофага, Готфрид разумеется помог ей.

Леоном и Зотик остались безучастны, первый по нравственным соображениям, второй из-за своего суеверия. Когда крышка чуть сдвинулась, Лиса жестом призвала отойти от саркофага. Девушка зажала нос пальцами и замахала руками перед лицом, отстраняя запах и пыль. Выждав некоторое время, парочка сдвинула крышу дальше и Лиса улыбнулась, обнаружив искомое. Большие костяные пальцы держали металлическую пирамиду.

— Я думал, ты тут из-за короны? — удивился Готфрид.

Альвийка довольно держала железную пирамидку на вытянутой руке. Беатриче облетела ее, с любопытством осматривая. Лиса недовольно убрала находку от парящей в воздухе девчушки.

— Это и есть корона, — догадался Леон. — Я читал о том, что величавыми символами власти у тэрран являются их изобретения.

— Архитектор Фальстаф Железнозубый, прославился при жизни особо тягой к изобретениям и механизмам так или иначе связанных с головоломками и загадками. Поговаривают, что он даже свою обитель превратил в цельную механическую головоломку. Да такую, что часть слуг так и померли с голода в своих комнатах, будучи не в состоянии решить загадки и выйти. Вот она, корона Фальстафа, пирамида-головоломка и одновременно ключ к обители архитектора. В ней нет ни грамма драгоценных камней. Однако, она одна такая на всем свете. При жизни Фальстафу поступали предложения от десятка богатеев готовых отвалить за нее немыслимые суммы. Архитектор не продал ее при жизни и сдержав слово, забрал с собой в могилу. Увы, он не учел, что многие готовы ждать не одну жизнь, чтобы получить ее.

— Осмелюсь предположить, что заказчик альв и учитывая род порученной тебе работенки, а также вражду между вашими народами, наверное, еще и циниец, — попробовал догадаться Готфрид.

— Неплохая попытка, Готфрид, вот только когда речь идет о сделках, цвет кожи не имеет веса, а вот сумма — имеет. Просто, чтобы утереть тебе нос, заказчик — тэрранец, типичный господин Уильям. Все, пора уходить, но уходить надо красиво. — пепельные губы одарили спутников коварной улыбкой и с походкой королевы, довольная собой Лиса покинула зал.

«Тэрранец? Что ж, по крайней мере это объясняет откуда у тебя взялась карта этого проклятого места. Раз заказчик имеет с тобой дело, значит он не старовер, а наземник», — рассудил Готфрид.

Так уж случилось, что в силу своего сложного детства, Готфрид имел представление о преступном мире. Он понял то, чему даже не придали значения Леон и Зотик, а именно: что имела в виду Лиса, говоря о господине Уильяме. Так называли заказчиков или посредников в теневых, незаконных делах. Это была старая и прочно укоренившаяся традиция преступного мира, призывающая к анонимности, но вместе с тем желающая придать пикантности теневым делам. Даже если заказчиком была женщина, исполнители все равно называли ее «господин Уильям». Подобный этикет облегчал и поиск исполнителей для темных делишек. Достаточно было прийти в злачное место и представиться господином Уильямом, как все сразу понимали, что появилась работенка.

Мужчинам ничего не оставалось, кроме как следовать за девушкой. Альвийка точно нарочно растягивала их совместное путешествие, Леон ощущал какое удовольствие она испытывает, помыкая ими. Про себя белый рыцарь решил, что не завидует участи Готфрида, если он решится укрощать эту девушку и решиться ли? Она виделась ему совершенно самодостаточной, гордой и строптивой. Совершенно не во вкусе Леона, предпочитающего женственно-мягких и нежных, требующих сильного и смелого защитника подле себя. Хотя… Леон прекрасно знал, сколько девушек, альвиек в том числе прошло через его друга. Вероятно, это лишь он, Леон так неловко себя чувствует в компании столь властной дамы, а Готфрид будет с ней на равных. Откуда восемнадцатилетнему юноше знать о премудростях взаимоотношения полов? За свою короткую жизнь, самое большее, что он делал, так это целовал одну единственную девушку. Леон до сих пор помнил аромат огненно-рыжих волос Семилии Эклер. Вкус поцелуя выветрился почти сразу, а вот аромат ландышей, источаемый волнистыми потоками огня, не иначе как по ошибке обратившимися волосами, Леону запомнился навсегда. Ему тогда было двенадцать, а Семилии всего десять. В ту пору Леон на пару с Готфридом снискали свою первую славу, случайно повязав одного из разбойников, наведя на бандитский лагерь стражников. Что до поцелуя то он вышел быстрым и нелепым, но с чего-то же надо начинать? Изначально дом Бертрамов и Эклер хотели обвенчать детей еще в детстве, желая впоследствии закончить дело браком. Однако, как говорилось в народе: «люди предполагают, а Боги располагают». Между домами возникли разногласия, какие именно Леон не знал. Затея женить детей осталась лишь затеей. После первого поцелуя Леон и Семилия давали друг другу глупые, романтические обещания и Леону тогда казалось, что он безумно влюблен в нее, однако он быстро понял, что это ничто иное как симпатия, которую он впоследствии испытывал десятки раз к самым разным девушкам. Семилия безусловно привлекала Леона, однако вся эта привлекательность оставалась где-то на уровне взгляда, не добираясь до сердца. Сама же Семилия считала иначе и до сих пор писала Леону любовные письма, от некоторых из которых у него горели уши, и юноша спешил избавиться от них, пока кто-нибудь еще не увидел, что там написано. Девушка настойчиво и горячо клялась в любви и верности, нарекала себя невестой Леона и напоминала ему, что они обещали друг другу быть вместе навсегда. Не далее, чем в начале этого года, Леон специально заехал в город и пришел к Семилии с твердым намерением разъяснить, сколько им тогда было лет и что решали за них по сути родители, а сейчас они оба выросли и должны идти каждый своей дорогой. Юная графиня ударилась в истерику, не желала ничего слышать и обвиняла Леона в том, что берегла себя для него, что она ему обещана и он «обязан» взять ее замуж. Этот скандал чуть не закончился постелью, Леону едва удалось унести ноги и про себя он отметил, что ему тогда пришлось тяжелее чем на осаде Дырявого Кита.

— Ты в порядке? — тронув за плечо друга, поинтересовался Готфрид и Леон кивнув, стряхивая остатки мыслей о былом.

Тем временем, Лиса остановилась у ворот, преграждающих путь в ту часть пирамидалла где бродили хранители. Сняв с пояса небольшой горшочек и аккуратно, не касаясь вещества руками, она рассыпала некий порошок поверх цепей и запоров.

— Через пару часов оковы падут и у атабов появится развлечение. Можно сказать, я оказываю им услугу, а то совсем одуреют тут от скуки. — пояснила свои действия Лиса.

— Не знаю, что разит сильней — коварства твой запал иль сталь клинка? — заметил Готфрид.

— Ну сколько можно уже, остановись. Поэтичность тебе не идет, Готфрид, оставь ее своему другу. — бросила через плечо девушка.

Лиса быстрым и уверенным шагом шла вперед. Как надеялись рыцари, — к выходу. Спустя еще час блужданий по лабиринту пирамидалла, Лиса провела рыцарей к обветшавшей стене, с весьма солидным разломом, пройдя через который, друзья обнаружили себя в достаточно просторной и сырой пещере. Четверка авантюристов пересекла еще один лабиринт, на этот раз естественного происхождения. Черная Лиса сдержала свое слово и вывела мужчин на свежий воздух. Вокруг был привычный лес, и кое-что еще — горы. «Зеленые Горы», как их называли, отделяли западную границу княжества Линденбург от вассального по отношению к Астэриосу, королевства сильвийцев.

— Выбрались. На этом наши пути расходятся. Прощайте! — кратко попрощалась Черная Лиса и сбежала, скрывшись в сумерках и листве.

Ночь отступала, сменяясь предрассветными сумерками. Чернильная завеса вот-вот будет смыта, струящимся с небес солнечным водопадом. Подобно пламени поднесенному с обратной стороны черной бумаге, на темном горизонте увеличивалось в размерах светлое пятно — солнце. Вот уже показалась хоть и маленькая, но ослепительно яркая каемка солнечного диска.

— Незаметно часы пролетели, — поделился с друзьями Леон своими ощущениями.

— Да уж, протерли мы от пыли это место знатно, — брезгливо осматривая свою одежду, рассудил Готфрид.

Друзья только сейчас, в первых лучах наступающего из-за горизонта солнца увидели, что грязны с ног до головы как трубочисты.

— Изловить бы надо, девицу, — заметил Зотик.

— Что нам сейчас надо, так это хороший завтрак и в баню, а побегать за девицами, мы всегда успеем. К слову, ты Зотик женат, это не для тебя. — высказался Готфрид.

— Так я ж это… — начал было Зотик, но его прервал Леон:

— Да он шутит, Зотик, шутит. Поспешим в лагерь, друзья, я волнуюсь за наших лошадей.

Первые лучи солнца вонзились в землю, подобно копьям благородных рыцарей, сражающих всю тьму на своем пути и освобождающих королевство света от гнета тьмы. Утренняя прогулка пришлась кстати — свежий, лесной воздух казался едва ли не вкусным, после затхлого воздуха пирамидалла, пропитанного ароматом земли, плесени, ржавчины и смерти. Лошади поприветствовали хозяев фырканьем. Накормив их, рыцари позавтракали сами и отправились на восток, в сторону Луковок. Леон наказал Зотику молчать обо всем, что они узнали ночью. Домыслы крестьян и паника были недопустимы. Леон пообещал, что расскажет обо всем, что узнал отцу и тот совместно с князем Эддриком, примут решение.

Селяне Луковок встретили эквиларов и своего старосту как героев, лишь только завидев, что они везут с собой тушу огромного кабана, наводившего страх на округу. Остаток сил друзья отдали бане, а после отправились спать. Три дня пролетели незаметно, а впечатлений оставили такой багаж, что юноши до сих пор в себя не пришли. На подъездах к столице Линденбурга, рыцарям даже и не верилось, что с тех пор как они покинули летнюю резиденцию Бертрамов, прошло всего три дня. Разбойники во главе с Лисой, дом с привидениями, битва с атабами и древний пирамидалл тэрран — обо всем это не терпелось рассказать кому-то, излить эмоции, впечатления и тревоги. Обо всем, кроме второго и последнего. Все-таки Леон дал Витторио слово, что на протяжении недели никто не узнает о том, что творится на медвежьем хуторе. Рыцари не застали Гидеона в летней резиденции. Элеанор известила сына о том, что отец вызван в замок, как обычно — для решения каких-то политических вопросов. Туда юные рыцари и отправились.

Город на холме с сикомором-гигасом, возвышался над всеми прочими деревьями-великанами и приветствовал юных героев едва покачивающимися ветвями. Миновав толстые городские стены, друзья оказались в сени древа. Живительная прохлада просочилась сквозь доспехи и одежду, обволокла тела точно воды прохладного озера. Даже в самую знойную жару, температура в городе была ниже, чем за его стенами. На то было две причины. Во-первых, несмотря на то, что Линденбург являлся столицей «лесного» княжества, практически весь город был выстроен из камня. Как не сложно догадаться, того требовали меры безопасности, чтобы тот мог выстоять в осаде и не был сожжен, как когда-то в прошлом. Во-вторых, сикомор-гигас возвышающийся над городом, закрывал большую его часть ветвями, даруя вечную тень и укрытие от солнца. Благодаря этому камни не прогревались на солнце и не превращали летом улицы города в пекло.

Мимо рыцарей, точно сменные декорации в уличном театре, мелькали купеческие подворья и склады, трущобы, а ближе к центру показались аккуратные и стройные домики состоятельных людей: аристократов и не только, тут же были мастерские ремесленников. Линденбург имел типичную для крупных городов Астэриоса, радиальную планировку, центром которой являлся сикомор-гигас и замок. Многие дома, особенно богатые дома, имели несколько этажей для экономии площади, а потому верхние этажи делали выступающими над основным зданием. Такой способ застройки делал улицы очень узкими, — типичная улица была не шире восьми метров. Самым обширным и открытым пространством в городе была главная площадь и рыночная площадь. На главной площади располагалась Экклесия, — собор, посвященный Богам Линеи. Только столица королевства могла позволить себе строить отдельные соборы каждому Божеству в отдельности. В провинциях обходились такой вот Экклесией. На альвийском языке это слово означало — сход народа в одном месте, народа оставившего за порогом распри и предрассудки. В Экклесии были секции, посвященные всем Богам, кроме Ашадель. Богиня, создавшая первую расу, альвов была низвергнута из-за некого внутреннего раскола, неведомого простым народам. Статуи, изображающие Ашадель теперь сохранились только в Гран Дарене, городе цинийцев, блюдущих преданность своей «матери». Сильвийцы же, отрекшись от Ашадель заполнили духовную пустоту новой верой, ей стала философия альвийского мудреца Гилая. Сильвийцы возвели ее в ранг веры. Ныне можно было воочию наблюдать последствия этой философии-веры — сильвийцы почитали природу во всех ее проявлениях, от камней, растений и животных, до дождя и звезд на небе. Они верили в то, что у всего в мире есть свой дух и считали эйдосов одной из форм проявления этой духовности. Сильвийцы не брали у природы, но просили, всегда придерживаясь принципа, — срубил дерево, посади два.

Уже под стенами замка, Леон и Готфрид узнали, что Гидеон покинул замок и направился в свое родовое имение. Оно располагалось на той же улице, что и дом Готфрида. Леон давно не был в «каменном» доме своей семьи, предпочитая по возможности проводить время в летней резиденции, ближе к природе. Встретившись с отцом, юные рыцари получили предложение отобедать вместе, а заодно поделиться новостями. Помимо прочего, Гидеона в частности крайне заинтересовала повязка на лбу сына и отсутствие шлема. Собравшись вместе за столом, Леон с дополнениями Готфрида, поведал отцу о разбойничьей шайке, вылазке в приграничье и подземных работах атабов. Гидеон в своей обычной манере выслушал весь рассказ целиком, не перебивал и не уточнял. Вопросы начались после. Все трое сидели в просторной столовой, рассчитанной человек на двадцать. Гидеон заседал спиной к камину, во главе длинного, дубового стола. Пол в столовой был выложен шахматной плиткой и все трое могли сойти за шахматные фигуры.

— Я может и староват, но на память не жалуюсь. Разве я говорил вам провести дозор в приграничных землях?

— Не говорил, — согласился Леон. — Однако ты просил узнать, что к чему и именно это я сделал.

— Едва не погибнув, — уточнил отец.

— Как и при встрече с разбойниками. Головорезов могло быть больше, засада могла быть похитрее… Боги, да нас могли нашпиговать стрелами на подъезде к возу. К чему этот разговор? Погибнуть можно даже посреди дороги, неудачно упав с лошади. Не для того ли ты нас отдал в оруженосцы Гуго, чтобы он учил нас? Не для того ли вооружил, чтобы мы не отдали свою жизнь за грош? Люди гибнут даже в стенах этого города, и что же теперь, сидеть взаперти?

— Не дерзи мне, юноша и не преувеличивай. Учись признавать свои ошибки. Признавать не означает знать, что ты совершил ошибку. Это значит понимать, что именно ты сделал не так и почему. Пока ты не сделаешь этого, будешь повторять прежние ошибки из раза в раз. Табаты атабов очень опасны, а вы сунулись на облюбованные ими леса малым отрядом, имея по сути только одного знатока местности и то не бойца. Посмотрим на факты: в южном гарнизоне вы оба едва не погибли, потеряв шестерых солдат, не получив при этом совершенно ничего взамен. Никаких сведений, кроме тех, которые дал вам капитан Роже.

— Если бы не мы, все княжество пребывало бы в неведении о том, что атабы прямо у нас под ногами! — возмутился Леон, считающий, что их с Готфридом заслуги принижают и что юноши не иначе как переломили чуть ли не ход войны.

— Может и так, а может и нет, — это неизвестно. Как это связано с вашей вылазкой из гарнизона? Вы обнаружили атабов под землей благодаря просьбе Зотика. Ладно, довольно спорить. Ты мой единственный сын, Леон, а ты Готфрид — мой воспитанник и тебя я тоже почитаю как сына. Я не хочу потерять вас. Понимаю, в вашем возрасте и мне казалось, что я могу руками гигасы валить… в общем к делу, вы не дети и не мне вас отчитывать. Просто будьте впредь осторожнее и вдумчивее. Мы договорились?

— Договорились, — ответили почти что в унисон Леон и Готфрид.

Беатриче сидела на краешке стола, болтая ножками и глядя на Готфрида двумя частичками яркого изумруда, все еще сохраняя нежно-розовый оттенок тела.

— Значит атабы уподобились кротам и копошатся в земле, не без помощи пленных механистов, — сменив тему, задумчиво повторил Гидеон и сложил пальцы в замок, поднося их ко рту.

— При желании они могут запросто перебросить свои войска, минуя все наши небесные гарнизоны и выйти в одной точке или в нескольких. Да даже хотя бы напасть с тыла. — заметил Леон.

— Или обрушить весь город, совершив подкоп под него, иначе Линденбург неприступен. Если конечно их цель город. — рассудил Гидеон. — Ястребы мои, несмотря ни на что, я горжусь вами. Вы лишний раз доказали, что знание — это сила. Сейчас знание на стороне атабов, но мы исправим ситуацию.

— У тэрран есть порох! Заручиться их помощью, поставить где следует пару бочек, БАХ! — с задором стукнув по столку двумя кулаками, Готфрид изобразил взрыв. — И пирамидалл будет использован по прямому назначению. — закончил Готфрид.

— И выпустить наружу этих отпрысков магии металла или и того хуже, мутантов, о которых вы мне рассказали? Исключено. — Гидеон потер подбородок. — Вот всегда так с этими тэрранами, живешь себе и бед не знаешь, а у тебя под ногами черти что творится.

— Что будем делать, отец?

— Копить силы и в данном случае я имею в виду знания. Для начала нужно понять, что под нами: тэрранский заброшенный город, пирамидалл или несколько пирамидаллов? Это предельно важно, поскольку даст представление о возможной скорости передвижения атабов. Надо понимать, одно дело рыть тоннели заново, совершенно другое, прокладывать их между сетью уже вырытых подземелий. Мы выясним что под нами, с чем можем столкнуться помимо атабов — я ни за что не поведу людей под землю не зная, что нас там ждет. Боюсь, с вашей жизнью странствующих эквиларов придется повременить, ситуация серьезная.

— Безусловно, отец. Такое дело не терпит отлагательств, мы немедленно готовы приступить к твоему поручению. — смело и бодро ответил Леон.

— Готфрид? — Гидеон перевел взгляд на своего воспитанника.

— Куда Леон, туда и я. Еще не хватало, чтобы эти верзилы копали под наш дом. Мы им рога враз пообломаем!

Гидеон скупо улыбнулся.

— Знаете, как рыцари любили шутить во времена моей молодости? Война войной, а обед по расписанию. Вы молоды и сильны, однако не стоит загонять себя сродни ломовой лошади. Свеча, горящая ярко и тухнет раньше. Что проку от рыцаря, если у него не будет сил удержаться в седле?

«Яблоко от яблони недалеко падает, как же мне это знакомо!», — подумал про себя Готфрид, улыбнувшись, когда услышал фразу из тех, что редко услышишь от заматерелого и постаревшего рыцаря, но зачастую слышишь от его сына.

— Ты прав отец. Сегодня, пожалуй, мы возьмем передышку. Что ждет нас завтра?

— Леон, ты завтра же отправляешься в Белый Клык и запросишь аудиенции с магистром. Я позабочусь о письме с княжеской печатью, дающем тебе право требовать любые сведения, сколь секретными они бы ни были. Твоя задача выяснить, что именно под нашими землями. Раз есть пирамидалл, значит должна быть и его карта, а также сведения о том, что там есть еще. Обязательно расскажи о том уродливом создании, им там в Клыке виднее, мутант этот или нет. Мы никогда ранее не сталкивались ни с чем подобным, Магистратура с их охотой до знаний будет в восторге. Вызвать их интерес, сейчас нам на руку. Никому пока об этом ни слова, кроме тех, кому я разрешу. Надеюсь на Зотика можно положиться?

— Зотик может и простоват, но слово держит и друзей не подводит, я ручаюсь за него, — вставил Готфрид.

— Что до тебя, Готфрид, ты отправишься в охотничий удел и изложишь суть дела каю Норману по прозвищу Дуболом. Это мой старый друг, он возглавляет духовно-рыцарский орден лесных стражей. Нам понадобятся его мечи. Он не в ладах с нашим князем Эддриком, но мне он друг, а потому ты будешь говорить от моего лица. Моего воспитанника он послушает. Вы поняли, что вам нужно сделать?

Леон кивнул, а Готфрид ответил:

— Яснее некуда, жаль, что ты отправляешь нас порознь.

— В таком деле я могу довериться немногим. У местных рыцарей язык, что помело.

— Это все, отец? — поинтересовался Леон.

— Увы, но нет. Леон, останься, у меня есть к тебе личный разговор, вероятно ты захочешь обсудить это дело только со мной.

— Готфрид тоже останется, он мне как брат и он член нашей семьи, а в семье нет секретов друг от друга.

Гидеон одобрительно кивнул, замолчал и отложив нож в сторону, посмотрел в окно, за которым открывался достаточно неплохой вид на главную площадь.

— Я не хотел впутывать тебя в финансовые дела нашей семьи, Леон, но ты уже давно не мальчик и должен знать, что происходит. Тем более, что дело это касается непосредственно тебя.

Леона крайне изумило подобное начало, он терялся в лабиринте домыслов как беззащитный заяц, живое воплощение наивности, пытаясь найти верную догадку, а заодно и выход из лабиринта, но тщетно.

— Как ты знаешь финансовое положение многих домов… да что там домов, — всего королевства, после войны с Византом, пошатнулось. Эта война отняла у нас не только множество прекрасных людей, но и не меньше денег, а то и больше. Дом Бертрамов не сумел поправить свое положение и увяз в серьезных долгах. Чтобы расплатиться с ними нам придется продать летнюю резиденцию, этот дом и распустить всех слуг. Мы сможем купить другой дом, самый дешевый в любой ближайшей деревне. Или же… твой брак может исправить наше положение.

Слова отца прозвучали как дерзкая пощечина, от которой свело челюсть и зазвенело в ушах, а перед глазами подобно эйдосам, замельтешили черные пятна. Чувство праведного гнева, невысказанной несправедливости и обиды за свой род переполняло юного рыцаря. Одна мысль о том, чтобы продать прекрасную летнюю резиденцию, с которой связаны все самые лучшие воспоминания Леона, включая дорогие воспоминания детства, повергала в оглушающий шок. Той самой резиденции, где каждую зиму мороз расписывал окна и было так уютно смотреть на метель будучи в теплой комнате, ожидая матушку с ее сказками. Дом где Леон и Готфрид играли в прятки, где он любил гулять в саду, мечтать в беседке и на балконе. Дом, где он с другом ловил мышей и выпускал их на кухню поварихам, катался на щитах с лестниц, а зимой на санях со снежных холмов. Такой уютный и родной, сроднившийся с Леоном и став частичкой его души, которую теперь хотят просто продать. Отнять этот дом, все равно что отнять большую часть детства и пусть оно давно закончилось, то насколько ему был дорог этот дом, это не отменяло. В общем Леон мог бы стерпеть продажу дома в столице, куда его семья переезжала лишь в неспокойные времена, но никак не летней резиденции — оплота детства, грез и чего-то сказочного, волшебного. Леон был возмущен до всей глубины своей души, что Гидеон Бертрам, будучи полководцем князя Эддрика в прошлом, а ныне, его советником, должен закладывать свой дом, точно разорившийся купец. Какие-то толстосумы, не державшие в руках никогда меча и не прошедшие войн, сидели в своих домах и не знали бед, а его отец… его семья была достойна лучшего! Это была лишь куцая часть всей той гаммы чувств, что вспыхнули в рыцари после слов отца. Другая их часть была посвящена браку. Леон понял куда клонит отец и его внутренний протест возвел в душе столь неприступную крепость, что ее не смогли бы взять осадой даже Боги.

— Мой брак? У меня нет нареченной, я еще не нашел свою любовь. — медленно выговаривая слова, ответил Леон, все еще пребывая в ступоре и ощущая обморочную слабость.

— Оставь разговоры про любовь мещанам. Дом Эклер готов забыть былые неурядицы и протянуть нам руку помощи, если наше старое соглашение будет в силе. То есть, если ты женишься на Семилии, твоей подруге детства как я помню. Ее семья полностью покроет все наши долги. Помнится, несколько лет назад ты именно этого и хотел. Сейчас ей шестнадцать и как заверяют ее родители, она все еще девица.

Леон вдруг почувствовал нестерпимый жар, словно камин в столовой топили с утра, а все окна были закрыты. Вот только это был не жар страсти, а тревожное предупреждение о том, что сейчас запахнет жареным, даже не жареным, а паленым.

«Холоден как Гуго, рядом с Гуго даже лед обращается в лужу, будучи не в силах состязаться. Гуго, холодная кровь, Гуго, каменный лев», — повторил про себя Леон, а сам сжал край стола до боли в пальцах.

— Вот же помянешь лихо, а оно тут как тут… — себе под нос выговорился Леон, вспомнив как подумал о Семилии в пирамидалле.

— Не слышу тебя, — сказал Гидеон, пристально смотря на сына.

— Мне было двенадцать, у меня тогда много чего в голове было, но явно не мозгов. Например, я считал, что стану величайшим героем и сражу какого-нибудь дракона… хотя драконы и бывают лишь в сказках, но я вот как раз о том и толкую! Семилия девушка достойная, однако у меня нет к ней чувств.

— Не заставляй меня повторяться. Браки, основанные на чувствах — удел мещан. Чувства ненадежный фундамент, сегодня они есть, а завтра нет или есть, но к другой, а вот общие цели и выгоды неизменны. Ничего не мешает чувствам появиться в такой паре со временем и пылать куда ярче чем страсть, что возникает сразу. — заметил отец Леона и его сын знал, что тот прав.

— Зачем Эклерам этот брак? Если у дома Бертрамов нет денег, то в чем смысл выдавать дочь за наследника безденежного дома? Уж не о чувствах доченьки Эклеры пекутся, это и моим сапогам ясно. — поинтересовался Готфрид, резонно не увидевший в этом союзе никакого прагматического смысла.

— Если не считать за причину то, что Семилия напрочь отказывается от других женихов и грозится наложить на себя руки посмей ее отец посватать дочь за другого, то да, есть кое-что еще…

«Та еще штучка, коли такие истерики себе позволяет!», — усмехнулся про себя Готфрид, а отец Леона продолжил.

— У дома Люпьер, то есть дома матери Леона, есть виноградные плантации в княжестве Видан. За время войны эти земли пришли в запустение. Увы, у нас нет средств восстановить их. Однако ежели в них вложиться и привести в пригожий вид, то тамошние винодельни отобьют потраченные деньги с лихвой и будут приносить впоследствии стабильный доход. Как видишь, выдавая дочь за Леона, Эклеры лишь укрепят собственное и наше благосостояние. Оба дома получат наследников от сего союза и расширят как свои финансовые возможности, так и земли.

— Я ведь могу отказаться? — с надежной спросил Леон.

— Ты уже не мальчик, зачем задаешь этот вопрос? Ты мужчина, так веди себя соответственно — принимай решения самостоятельно и неси за них ответственность. Моей задачей было поставить тебя в известность наших дел и только. В конце концов всегда можно подвести лошадь к воде, но заставить пить — нет.

— Благодарю за понимание. Я бы все равно хотел узнать, что ты думаешь на этот счет. Решаю я, но и советы ты учил меня хотя бы просто выслушивать.

— Не скрою, мне бы хотелось, чтобы этот брак был заключен. В конце концов на твоих странствиях это не особо отразиться. Эклерам и само собой нам, нужен наследник, так заделай его и отправляйся в странствия на год, другой. Повидаешь мир, как и хотел, наберешься опыта и впечатлений. Если беременность разрешится мальчиком, то пока он не сможет держать в руках лук и меч, он забота матери, а не отца. Отказ от этого брака, будет серьезной ошибкой, вот мое мнение.

Леону захотелось узнать, что же думает мать, но он сам себя отругал за эти мысли. Какая разница, кто и что думает? Отец сказал суть — решай сам и живи с этим!

— Что думаешь об этом, лев? — вопрос, крайне интересующий Гидеона, задал лучший друг Леона.

— Я против, и я непреклонен в своем решении, — с непоколебимой уверенностью произнес Леон и был уверен, что ничто не изменит его выбор.

— Что до меня, то я рад это слышать, а спросил я вот к чему: как ты помнишь, Леон, вступив в мужской возраст, я получил право распоряжаться деньгами отца. Та за чем дело стало? Могу ли я покрыть ваши долги или поспособствовать восстановлению виноградников в Видане?

— Я не могу даже сметь просить тебя об этом, — изумился Леон.

— Счастье друга, превыше каких-то денег, — беззаботно ответил Готфрид как будто дело шло о какой-то несущественной ерунде, а не крайне серьезных суммах.

— Какие-то деньги, как ты изволил выразиться, заработал твой покойный отец, прояви уважение, — ввернул Гидеон, крайне недовольным тоном. — Легко расставаться с тем, чего не заработал сам. Я был поверенным твоего отца, и я знаю о сумме, доставшейся тебе в наследство, поверь мне, ее не хватит. За желание помочь нам я тебе выражаю тебе свою крайнюю благодарность, Готфрид. Отрадно видеть, что я сдержал слово данное Тревору и воспитал из тебя достойного мужчину.

— Так-с, дайте подумать. Что у нас со сроками? Я ничего не смыслю в финансовой стезе, хотя подумывал на старости лет заняться ростовщичеством. Если сейчас за него взяться и пустить в ход полученные деньги, ощутимая прибыль может прийти лишь через год-два. — не сдавался Готфрид, грезивший о том, как деньги будут течь в его фамильную казну сами собой, а он даже на склоне лет будет гулякой, не знающим иного труда, кроме как кутеж в компании хорошеньких дам.

— Долги должны быть уплачены через месяц, а Эклеры ждут ответа на этой неделе.

— Ты ходил к князю просить помощи, — вдруг произнес белый рыцарь и это был не вопрос, но утверждение.

— Ходил и безрезультатно. Казна нашего князя полна мышей, но не астэров. Война выжала все соки, а после гибели дочери, Эддрик совсем опустил руки и все хозяйство пришло в упадок. Древесина в мирное время не так нужна, а наш край богат лишь ей.

— Что за мрачная безнадежность? Как больно слышать такое о родине, о семье в которой вырос и принял за как свою собственную. — поразился Готфрид.

— Что бы ни сулила нам судьба, мы выстоим, — ответил Леон.

— Если Леон отказался и если моего наследства ни на что не хватит, то самое меньшее что я могу, так это предложить вам переехать в дом моего отца… мой дом.

— Ты серьезно? Смеем ли мы на это рассчитывать?

— Еще слово и я обижусь мой друг, — предупреждающе осек Готфрид. — Вы приняли меня как сына, я спал с вами под одной крышей, ел за одним столом с вами и был воспитан Гидеоном, а ты спрашиваешь такое? Нет ни вашей, ни нашей семьи, — мы одна семья, пусть и носим разные фамилии.

— Тебе бы свою жизнь устраивать начать, а не чужие, — строго заметил Гидеон.

— Если устраивать жизнь, означает жениться и наплодить спиногрызов, то нет уж, увольте, — улыбнулся Готфрид.

— Считай так твой отец, ты бы никогда не появился на свет.

— Я не берусь утверждать, что я убежденный холостяк. Все, что я хочу сказать, так это то, что я не рвусь засунуть голову в женское ярмо пока я молод. Годам так к тридцати, в конце жизненно пути и оставлю потомство, как же без него? Но не раньше. Верно, Беатриче? — женская фигурка эйдоса посмотрела на хозяина и пожала плечами.

— Есть поверье, что тот, кто встретил своего эйдоса, обретет неслыханную удачу, — заметил Гидеон смягчившись, все это время он игнорировал Беатриче.

— Вот и замечательно — я не против такого расклада! — рассмеялся Готфрид.

— Что ж, полагаю наш разговор окончен. Удачи нам всем. Я отправляюсь в замок, доложу князю обо всем, что сам узнал от вас.

Когда рыцари остались наедине, Готфрид решил наверстать упущенное, налегая на еду, которую толком не распробовал за разговором. Леон понуро глядел в окно, не притрагиваясь к пище.

— Просто интересно, а чем тебя Семилия не устроила? Вы раньше охотно дружили… пока у нее фигурка не округлилась. Не будь она девчонкой, я думаю она бы прекрасно дополнила наше трио. Твою позицию про чувства я прекрасно помню и понимаю, но вместе с тем, я согласен и с твоим отцом — к некоторым чувства приходят сразу, к иным опосля. Да и как бы это было неприятно признавать, но чувства и правда ненадежный фундамент.

— Я тоже согласен в этом вопросе с отцом. Может я и упрямый осел, но я считаю любовь с первого взгляда если не истинной, то самой яркой и сильной и лишь для нее открыто мое сердце. Но я оставлю лирику, поскольку знаю, что ты ее не жалуешь. Говоря откровенно, Готфрид, я бы описал Семилию так — личико сладенькое, а нрав горше уксуса. Я не знаю, как вести себя с девушкой, которой чужда трепетная мягкость. Воспитанная как принцесса, она не приемлет отказа. Ее ершистость и давление истериками в случае любых отказов, выводят меня из себя, что как ты знаешь, сделать очень непросто.

— В постель ее кидаешь и…

— Уймись же, друг мой, — Леон жестом прервал друга.

«В постели они все одинаковые — и стесняшки и строптивые», — закончил в мыслях свою фразу Готфрид.

— Ха! По крайней мере ты улыбнулся, а это уже что-то! После плотного обеда клонит в сон. Давай-ка подышим свежим воздухом, того требует не иначе как моя душа, томящаяся в этих душных стенах!

— Что ж, идем.

Друзья переоделись и покинув дом, прогуливаясь по главной площади. Неподалеку на своем обычном месте собирались старики, обсуждая виды на урожай, политику, цены и выходки молодых. Леон поспешил скрыться в узких улочках за пределами площади, куда выходили окна дома графа Эклер. Сейчас ему даже простые окна казались коварными глазами, пристально следящими за юношей. Проходя мимо лавки бондарей, Леон повернулся к другу и задал внезапный вопрос:

— Как ты думаешь, что такое любовь?

Черный рыцарь закашлял от удивления, но ответил:

— Я не любил, а отвечать тебе цитатами великих дело пустое, все равно ты читал побольше моего. Скажу от себя, по своему опыту, приобретенному три дня назад… Вот видишь ты девицу, она не обязательно будет для тебя богиней красоты, ее могут окружать девы много краше. В ней даже могут быть какие-то отталкивающие изъяны, но ты смотришь на нее, слушаешь ее и все это проходит мимо тебя. Ты понимаешь, что тянет тебя именной к ней, несмотря ни на что, что нужна тебе только она одна.

— Хм-м, надо же, а я считал, что возлюбленная в глазах любящего идеальна и бесподобна, ведь влюбленный безумен от любви, — мечтательно произнес Леон и поднял голову к небесам. Вид представший перед рыцарем вернул романтика с небес на землю — меж домов был протянута веревка, на которой сушились чьи-то портки. Однако Леон сумел закончить мысль несмотря ни на что. — Нежданная любовь вдвойне милей.

— Отличный пересказ любовных романов, Леон. Извини, но я ведь прав! Ты еще никогда не влюблялся, откуда тебе знать, что это так? Как понять какой сорт яблока на вкус милей, не вкусив плоды? Я даже не уверен, что те, кто пишет эти книги, любил когда-то, а если и любил, в книгах не нужна правда, потому, что правда зачастую скучна. Книги по большей части — развлечение, если конечно речь не о трудах ученых. Заметь, я не претендую на знание, просто делюсь мыслишками на этот счет и не более того. В конце концов, я могу любить так, а ты иначе, — означает ли это, что один из нас прав, а другой нет? Чувства не терпят рыночного подхода, это не яблоки, которые можно разложить по разным корзинам. Они или есть, или их нет! Пусть себе философы головы ломают, а я же, буду тем временем любить.

Леон задумался, а люди вокруг меж тем переговаривались о том, что княжеский герольд сейчас будет вещать на площади о рыцарском турнире.

— Слыхал? Разрази меня гром — рыцарский турнир! — воскликнул Готфрид. Леон пребывал в прострации, но быстро пришел в себя и улыбнулся другу.

— Идем, послушаем.

Вернувшись на площадь и выждав немного, рыцари увидели княжеского герольда, громко зачитавшего следующее:

— СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! Пусть все принцы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне из земель Линденбурга, Астэра, Лирана и всех других каких бы то ни было земель в этом королевстве, что не объявлены вне закона и не враги нашему королю, да хранит его Лар Вагот, знают, что ровно через месяц от сего дня, в полдень, на турнирном поле состоится великий праздник и благородный турнир с булавами установленного веса и затупленными мечами, в соответствующих доспехах, с плюмажами, гербовыми накидками и конями, покрытыми попонами с гербами благородных участников турнира, согласно старому обычаю…

— Будем участвовать? — не дожидаясь конца речи герольда, поинтересовался Готфрид.

— Пока не думал об этом. Еще целый месяц впереди, надеюсь, за это время праздник с турниром не отложат… ты понимаешь, о чем я. — уклончиво ответил Леон, намекая на проблему с атабами.

— Давай лев, как раньше, когда мы еще были оруженосцами — покажем этим напыщенным, что хвост Дашарского павлина, баронам и прочим залетным Астэрским рыцарям, как мы с тобой сражаемся!

— Быть может друг мой, быть может. У меня до сих пор неприятные воспоминания о предыдущем турнире. Хоть мы там и получили победу, но сколько завистников и злых языков мы получили вместе с ней?

— Зато это отличное место для знакомства с хорошенькими девушками! — подмигнул Готфрид.

— Прошу тебя друг мой, ты право шутишь! Им нравится, пожалуй, лишь образ рыцаря, а кто под латами сокрыт, то и не важно вовсе, — отмахнулся Леон.

Дослушав герольда, друзья сошлись на том, что все-таки посетят турнир, если события с атабами к этому времени не примут скверный оборот. После Готфрид отправился праздновать свершенные за эти дни победы в свою любимую таверну. Леон, чувствуя слабость и усталость отправился домой. Не в летнюю резиденцию за городом, а городской дом, где ранее состоялся разговор с отцом. Пережитое за тот разговор и после, высосало из юноши все силы. Жизнь, казавшаяся беззаботной, схватила его за шиворот и сбросила с лошади на твердую землю, грязную и неприветливую от трудностей. Лишь только коснувшись кровати, Леон понял, что весьма погорячился, когда предлагал отправляться в путь немедля. Казалось, что слабость приятным ядом проникла сквозь все поры и подобно сильным щупальцам легендарного кракена, тянула рыцаря на илистое дно, в царство снов. Леону снилось, что он находится на вершине одной из башен осаждаемого замка и всюду к нему подступают бесчисленные атабы, а он один сражается с ними, но им нет конца. Когда Леону пришлось взбираться на горы тел, чтобы не быть погребенным под ними власть мира снов прервалась. Его ждал новый день. На улице уже во всю стоял гомон: на базаре шли куриные бои, где-то в переулке визжали дети, не то гоняя собаку, не то обод от бочки, по площади маршировали стражники.