[Свободные земли: Ваар, Западные Берега. Элирдер. Год 486 века Исхода, месяц Неверного Ветра.]<О Начале Мира>: 1. В те давние годыбыл Сэнневен Миром, и Мир в Изначальномвмещался всецело, и Песнью ЕгоМир назывался.2. Стал Сэнневен первымиз эльнедданов — певцов, что с их тэнгамине расстаются, — стал первым Тэнгомв те давние дни.3. Из Тэнга Егоявилось Пространствои Времени Меры — из Тэнга мелодий, из звуков, что СтруныЕго издавали.4. Из Песен ЕгоВоздух явился — единственный князьПустоты Изначальной; имя ему Маиррайс было.5. Струн колебаньяНочь породилиПервоначальную — так называть еёначали люди, когда появились; тогда же онаЭльлаир называлась.6. Было их двоев Мире огромном;Мир был их царствомвесь, безраздельно — весь, как он былсотворён Изначальным.<..>9. Вот каким царствомначали править Маиррайс-князьи с ним его Эльлаир — Отца-Изначальногопервые дети. БезвременьеПеснь о Сотворении Мира
Мальчишка был рослый, пухлый, курносый. Штаны на коленях у него были залатаны, а сарта вылинявшая и тесная, и весь он был чумазый, даже щёки.
Рядом с мальчишкой на земле стоял огромный и, должно быть, очень тяжёлый мешок. Пыхтя, мальчик подволок мешок поближе, плюхнул его на землю и улыбнулся.
— Ты кто будешь такой? Я тебя раньше не видел, а я тут всех знаю.
По крайней мере, теперь обойдётся без всяких там «раай-саров», подумал Скай угрюмо.
— Меня зовут Вейтаром, — сказал он сипло. — Я… из Фир-энм-Хайта иду.
Мальчишка присвистнул через дырку от выпавшего зуба.
— Ого, прямо из Фир-энм-Хайта? Так пешком и шёл всю дорогу?
Скай коротко кивнул.
— Ты не знаешь, есть у вас тут гостиница или постоялый двор? Мне бы… отдохнуть и… поесть.
— Конечно, есть постоялый двор, как без него? На том конце города. Но только там клопы и хозяин втридорога дерёт. Лучше пойдём к нам. Правда, у нас по-простому и тесновато маленько…
Надо же, печально подумал Скай, низкородный, а гостеприимство понимает.
А узнал бы, что я изгнанник, — глядеть на меня не стал бы…
— Спасибо, — ответил Скай и снова принялся разглядывать грязные ноги. — Но я лучше на постоялый двор…
— Что, у тебя деньги лишние? — фыркнул мальчишка.
Скай почувствовал, как пылает лицо.
— Не лишние, — огрызнулся он, чтобы уж побыстрее отвязаться. — Нисколько у меня денег нет. Мне и с вами расплатиться будет нечем.
Мальчишка прямо раздулся от возмущения.
— С нами? Сдурел, что ли? Обидеть меня хочешь? С гостей разве деньги спрашивают! Тем более если ты с юга… Пойдём, чего зря стоять? Мать суп варит, а меня за свёклой послала. Ох и влетит, если ещё задержусь…
И он с озабоченным видом ухватился за свой мешок.
— Давай помогу.
— Давай! Вдвоём-то всяко быстрее донесём.
Скай поднял тяжёлый мешок с другого конца, и они зашагали по улице, сопровождаемые парой самых упорных собак.
— Уйди, Лохмач! Пшёл! — прикрикнул на них мальчишка. — Это соседа нашего пёс, брехливый — сил нет, а толку никакого… Вот у моего отца пёс был что надо, на охоту с ним ходил… Мой отец хороший охотник, он из лука метче всех в городе стреляет… Пусть у меня язык отсохнет, если вру! Только он сейчас на войне… А твой — тоже на войну ушёл?
Скай кивнул прежде, чем успел себе напомнить: не бывает у изгнанников отца.
— Ну, ты сам знаешь, — продолжал мальчик со вздохом. — Я б тоже пошёл, а они мне говорят — дождись сперва, пока Нарекут. Но это сколько ещё ждать! а они там… Они — это отец и Фирруйвар, дядя мой, и Арвейк, мой старший брат. А мы с матерью и с Веснушкой к другому дяде жить перешли… Веснушка — это моя сестра, её в будущем году Нарекут. Мы её так зовём, потому что она до того рыжая и… прямо пёстрая от веснушек… Только ты не вздумай дразнить её — она обижается…
Делать мне больше нечего — малышей дразнить, хмуро подумал Скай. Но вслух ничего не сказал: уголок мешка норовил выскользнуть из пальцев, ослабевшие руки от напряжения звенели, как струны, и вся его выдержка уходила на то, чтобы не показать, как ему тяжко. А мальчишка будто и не замечал этой тяжести — шлёпал себе по лужам и болтал без умолку, даже дыхание не сбил.
— Мы теперь все живём у дяди Йокта, у него дом большой… А сам он сапожник. К нему аж из Болотистых Троп за сапогами едут, вот до чего он умелый… А что он молчит и брови хмурит вот так — ты не бойся, он всегда такой. Он только ко мне строгий… я ему в мастерской помогаю. Говорит: сниму сарту — в подмастерья возьмёт…
Он шумно вздохнул и весь как-то поскучнел, так что Скай удивлённо взглянул на него.
— Разве плохо — в подмастерья?
— Чего же плохо? Хорошо, конечно, — ответил мальчик, но прозвучало это неискренне. — Я бы лучше в крепость пошёл. В войско. Да разве мать отпустит?
Не отпустит, и правильно, подумал Скай, стиснув зубы и стараясь перехватить поудобнее потными руками клятый мешок. И правильно. Куда тебе ещё? Ты же совсем пустоголовый… такой же, как я был до своего первого боя…
— Да и дядя Йокт не отпустит. Хочет, чтобы я после него в мастерской работал. Сыновей-то у него нет, только две дочери. Саанья замужем уже, но их дом рядом, и мы всё вместе делаем. Вон их дом стоит, видишь? Муж у неё хороший, весёлый, из глины мне игрушки делал, когда я совсем малец был. Теперь он тоже на войне… А Тойт пятнадцать зим, она с нами живёт, и ещё бабушка, ну и Вихор. Это моего второго дяди сын, его зимой Нарекут… Мы ничего, хорошо живём. Только поля у нас своего нет. Нам старый Умвел Клочок четвертину уступает, а мы с Тойт взамен с уборкой ему помогаем, и пахать, и сеять — но это весной… Вот калитка открыта, заходи. Поле у него большое очень, у Умвела, а сын один, рук не хватает, а нынче ещё…
Но не успели они подняться на крыльцо, как дверь открылась, и навстречу им показалась рыжеволосая девушка. Она была нескладная, костлявая, в чистом переднике поверх платья. На плече пушилась толстая коса, а лицо было прямо медное от веснушек.
— Неужто явился наконец, — фыркнула она, уперев руки в бока. — Тебя только за смертью посылать. Тётка Лайяр знаешь как сердится? Мясо-то кипит давно, а у нас ни свёклы, ни морковки…
Мальчишка опустил мешок на землю и отчаянно заспорил:
— А я что, виноват? Если дед Умвел говорит: а подсоби ещё с редькой…
— Ой уж не отпирался бы, — девушка презрительно сощурила глаза и сбежала по ступенькам к мешку. — Давай сюда, бестолочь.
— Тяжёлый, — предупредил Скай, не без труда разгибая одеревеневшие скрюченные пальцы.
Но девушка смерила его весёлым взглядом.
— Для тебя-то — уж конечно, — забросила мешок одним рывком на плечо и ушла в дом.
— Тойт — она такая, — полушёпотом сказал Скаю мальчишка, тоже растирая ладони. — Это она не разозлилась ещё, разозлится — так подденет, хоть сквозь землю провались. Все парни с нашей улицы при ней тише воды ходят — боятся… Да ты входи. Матушка! Дядя Йокт!..
— Отец в мастерской, бестолочь, — послышался откуда-то из дома звонкий голос Тойт. — Тётка Лайяр, Ирек говорит, его редька задержала…
— Сама ты редька! — обиделся мальчишка. — Если правда старик Умвел попросил…
Скай вошёл следом за ним и остановился в нерешительности у порога. Ему совестно было ступать своими ногами в корке грязи по чисто выметенным половицам. И вообще всё тут было чистое: выскобленный стол, большая белёная печь, узкие коврики на полу и скамьях. Дом дышал в лицо Скаю теплом, а с кухни так умопомрачительно пахло едой, что желудок сводило.
— Лайяр — так мою мать зовут, — объяснял Ирек, стаскивая башмаки, облепленные комьями грязи. — Как реку. Ну, Лайярин — знаешь? А, конечно, дорога-то сколько дней вдоль неё идёт… А слыхал, говорят, это нархантское слово, только никто теперь не знает, что оно значит.
— Может, колдуны знают, — без уверенности предположил Скай. — Они ведь на Колдовском Наречии заклятья творят…
— А где ты их видал, колдунов? Говорят, они все сгинули после Лазурной Низины… Но ещё, если не брешут, то в Великом лесу…
— Ну будет, будет тебе кудахтать. Лучше б умылся, чтоб в дом грязь не нести, — проворчала, появляясь из кухни, осанистая старуха. Увидела Ская и замерла на мгновение, вытирая передником руки. Обежала его удивлённым взглядом с ног до головы: лохматые волосы, пыль, грязь, прорехи на одежде, босые ноги, хиллодорский плащ, меч. Да уж, есть на что посмотреть, подумал Скай с мучительным стыдом и поклонился.
— Приятель твой, Ирек?
— Он наш гость, ба, — значительно сказал тот. — Представляешь, он от самого Фир-энм-Хайта пешком идёт!
Старухино лицо сразу смягчилось.
— Из Фир-энм-Хайта? Долгий путь, — покивала она. — Ох, злые дни наши, много нынче приходит южан…
Скай догадался, что она думает о Проклятых. Вот и отлично, не придётся лгать… По большому-то счёту, это Проклятые и виноваты…
— Гость?
Рядом со старухой появилась ещё одна женщина, моложе, и лицо у неё было совсем другое. Тихое. Скай торопливо поклонился ей тоже.
— Что же ты, Ирек! Предупредил бы хоть, а то у нас ведь и не прибрано как следует…
— Всё лучше, чем на постоялом дворе в клоповнике, — жизнерадостно отозвался Ирек. — А у него вон и денег нет. Ты его накорми, он неделю не ел.
— Вовсе не неделю, — выпалил Скай с горячим унижением. — Я… ничего не надо, не беспокойся, пожалуйста, госпожа…
— Ну да, — ухмыльнулся Ирек. — Ты себя-то видел? Ты же совсем доходяга. Ветерок дунет — свалишься.
Мать отвесила Иреку легчайший подзатыльник.
— Ты что меня позоришь? Или я тебя не учила, как с гостями разговаривают?
— А что я? — завопил Ирек, нимало не смущённый. — Ты сама на него посмотри: еле на ногах стоит! И застыл, наверно, босиком-то по такой грязи…
— У меня есть сапоги, — отчаянно проговорил Скай, будто это могло сделать ему честь в глазах хозяев. — Правда, есть! Я не… — «я не попрошайка какой-нибудь», хотел сказать он, но не смог, потому что чувствовал себя попрошайкой. — Я не потому босиком. Подмётка просто оторвалась…
Ирек прямо загорелся от радости.
— Доставай их скорее! Ну, чего ты! Я же тебе говорил, что в мастерской помогаю. Да я тебе любой сапог в два счёта…
— Хвастун бессовестный, — крикнула с кухни Тойт.
— Сама ты!.. Дядя Йокт мою работу хвалит! Скажи ей, ба!.. Давай свои сапоги, — Ирек потянулся к Скаевой сумке, но тот увернулся.
— Не надо… Спасибо, но…
Но тут дверь у него за спиной открылась, и густой бас спросил у него над ухом:
— Что тут у вас за шум?
Ирек мигом вытянулся в струнку, как перед боевым командиром, и виновато зашмыгал.
На пороге стоял большой, грузный человек с коротко остриженной бородой. У него были густейшие брови и пристальные, глубоко посаженные глаза. С первого взгляда делалось ясно: с таким человеком не шутят.
Скай поклонился.
— Здравствуй, господин.
Тот шевельнул бровями, будто удивился.
— Ну здравствуй, коль не шутишь. Ты кто таков? Что за птица перелётная?
— Меня зовут Вейтаром. Я… иду из Фир-энм-Хайта.
— Он наш гость, дядя Йокт, — не утерпев, встрял Ирек. — Я его пригласил, потому что он от голода еле живой и у него денег нет.
Скай покраснел до слёз и уставился на свои несчастные ноги. Корка грязи на них засохла, потрескалась и отваливалась кусками.
Но Йокт сказал только:
— Что же вы гостя держите на пороге? Проходи, Вейтар из Фир-энм-Хайта, и садись за стол. В моём доме тебе всегда рады…
…и всегда есть для тебя кров и хлеб, вспомнилось Скаю голосом хрониста Ханагерна. Жгучий стыд удесятерился. Изгнанника бы никто не принял. Для изгнанников нет закона гостеприимства. Если бы они только знали…
Но он просто не мог сейчас признаться. Нипочём было себя не заставить. Лучше уж сбежать, чем всех обманывать…
— Мне бы умыться сперва, — промямлил Скай под прямым взглядом Йокта. — Куда мне за стол… такому грязному.
— Поучился бы, Ирек, — одобрительно сказала старуха, и тот засопел сердито.
— У меня как раз вода нагрета для Ирека, — улыбнулась Скаю Лайяр. — Вот и вымоешься с дороги. Подожди только, я возьму кое-что…
Его вялых возражений никто не слушал. Ирек попросту отобрал у него сумку и бурдюк с водой и деловито передал бабушке.
— Снимай давай плащ.
Чтобы не выглядеть вздорным упрямцем, Скай уныло расстегнул заколку. Всё равно не сбежать без сумки. Там ведь хроника…
Ирек с восхищением встряхнул плащ.
— Ого какой! Ишь ты, белёхонький! Как ты так ухитрился?
— Это… такой плащ, — скованно объяснил Скай, который в своей измочаленной одежде чувствовал себя хуже, чем голым. — Если и замарается, его только высушить и отряхнуть потом — и всё. Это у зеленоволосых такие плащи…
Ирек вытаращился на него.
— У зеленоволосых? Ты их видал? А правду про них говорят, что…
— Ирек, — строго сказала ему мать, возвращаясь из комнат со свёртком.
— Ладно, ладно… Меч-то тоже давай. В баню с мечом собрался?
Скай безропотно отдал ему перевязь с ножнами. На него вдруг навалилась непомерная усталость.
Тот взял ножны с благоговейным трепетом.
— Тяжёлый!.. Ты им хорошо владеешь, покажешь мне?..
— Ирек!
— Ну что? А чего ты в сарте, если с мечом? Если Нарекли, то чего же…
— Ирек, — с отчётливой угрозой сказала старуха, но Скай решил, что на последний вопрос лучше ответить.
— Меня Нарекли в пути. Так в сарте и остался.
Ирек снова встрепенулся.
— Ты с наставником путешествовал, да? А он…
— Ирек! — рявкнул Йокт так, что все вздрогнули. — А ну, болтун окаянный, поди сюда, побеседуем.
И он захромал к столу со странным стуком. Скай только теперь заметил, что одна нога у него ниже колена деревянная.
— Идём, Вейтар. Я тебя провожу, — сказала ему Лайяр.
Прежде чем дверь за ними закрылась, Ирек успел крикнуть:
— Ты давай побыстрее там, ладно? Ой… И горячей воды мне оставь!.. Ой, дядя, ладно, ладно, молчу я!
Они обогнули крыльцо и поленницу под навесом, колодец, курятник и остановились перед баней. Из трубы поднимался дымок. Пахнуло очень по-домашнему, и Скай подумал отчаянно: надо удирать скорее.
Лайяр поставила его перед собой и оглядела с ног до головы так пристально, что Скай совсем струсил.
— Должно быть впору, — сказала она тихо и подала ему свой свёрток. — Возьми. Это одежда моего старшего сына, Арвейка. Иреку не сгодится — он плечами в деда пошёл.
— Нет, — взмолился Скай с ужасом, — госпожа…
Но она рассмеялась.
— Какая же я тебе госпожа? Экий ты учтивый… Возьми, я тебя прошу. Ты из своих штанов-то ведь вырос уже — смотри, как ноги торчат.
— Это всё равно. Не надо. Мне в ответ нечего дать, так… так не годится!
Лайяр легонько погладила его по плечу.
— Окажи мне, Вейтар, эту услугу. Позволь мне сделать тебе маленькое добро. Тогда, может быть, кто-нибудь на Восточных Берегах сделает добро другому юноше.
— Арвейку, — сказал он шёпотом.
— Арвейку, — улыбнулась она и ушла.
Скай тяжело вздохнул и открыл дверь в предбанник. Вошёл и окунулся в сумрак и влажный жар, от которого сразу стало так хорошо, что мурлыкать захотелось. Он отыскал мыло с мочалом и долго, с остервенением оттирал грязь и пыль, пока кожа не запылала, как после ожога. За стенами бани кудахтали куры, где-то тавик ревел, вопили дети, вода с плеском и журчанием стекала между досками пола, и все эти мирные звуки действовали на Ская, как колыбельная.
Он придирчиво осмотрел свои руки и ноги: чистые ли? Вспомнил, что Ирек говорил про него: доходяга… ветерок дунет — свалишься. Неужели правда? Неужели я не только оборванцем выгляжу, но и слабаком?
От этой мысли он пригорюнился. Повздыхал в предбаннике над одеждой незнакомого мальчишки — Арвейка. Мало того что обманом в дом напросился, так ещё и одежду хозяйскую теперь надевать. Это же совсем чести быть не должно…
Но он понимал, что в своих рваных и коротких лохмотьях о том, чтоб к наместнику пустили, ему и мечтать нечего. Одежда Арвейка, хоть и самая простая, холщовая, была чистой и ещё очень крепкой. Так что Скай скрепя сердце натянул чужие штаны и нижнюю рубаху — первую в своей жизни вместо длинной детской сарты. Расчесал как смог пальцами волосы, свалявшиеся в настоящую паклю, и босой пошёл обратно в дом.
В дверях он столкнулся со старухой.
— Теперь совсем другое дело, — сказала она, кивая. — Арвейк наш высокий парень, конечно, но и ты вытянешься ещё. Ступай за стол, все тебя ждут.
Все и правда уже собрались за столом. Помимо знакомых лиц Скай увидел ещё печальную молодую женщину и маленьких ребятишек — огненно-рыжую девочку и мальчика с задорно топорщащимися волосами.
Скай поклонился всем разом и сел рядом с Иреком на лавку.
— Ну, ты совсем на себя не похож стал, — немедленно заявил Ирек (он и сам был уже умытый и в чистой сарте). — Это Саанья, а это Вихор, а это Веснушка, я тебе про них рассказывал…
— А Ирек говорит, что ты зеленоволосых видел, — сказал вдруг лохматый мальчик. Он смотрел на Ская с большим сомнением. — И колдунов, и Проклятых, и что…
— Ирек всегда выдумывает, — перебила его девочка, и Ирек надулся.
— Ничего я не выдумал! Да скажи ты им, Вейтар!
И все поглядели на Ская, даже Лайяр, которая разливала по мискам похлёбку. Под их взглядами Скай аж заикаться начал.
— На са… на самом деле, я… видел Проклятых и зеленоволосых… А колдуна — только одного…
У Ирека загорелись глаза.
— Колдуна! Ого! Расскажешь? А правду говорят, что они…
— А ну утихомирься, болтун, а то без обеда оставлю, — сурово сказал со своего места Йокт и принялся нарезать хлеб.
И Ирек наконец умолк.
Скай набросился на еду с такой жадностью, что ему стало стыдно за себя. Не должен человек, если у него сохранилась хоть капля достоинства, чавкать и нежёваные куски глотать, как собака, напоминал он себе, но зря. Он обжёг весь рот похлёбкой, два раза подавился и опустошил свою миску раньше всех. И не нашёл в себе сил отказаться, когда Лайяр налила ему добавки.
Как только опасность остаться голодным миновала, Ирек опять принялся болтать.
— А я, — заявил он беспечно, облизывая ложку, — твои сапоги достал и отдал дяде. И твой второй плащ, синий, бабушка обещала к утру заштопать.
Скай хотел было запротестовать, но поперхнулся и зашёлся в таком кашле, что Иреку пришлось хлопать его по спине.
— Утихомиришься ты наконец? — пророкотал Йокт, тяжело поднимаясь на ноги — здоровую и деревянную. — Пойди лучше вымойся. А мы пока с нашим гостем потолкуем насчёт его сапог.
У Ская в груди толкнулось дурное предчувствие. Но он не посмел возражать и вышел из дому следом за Йоктом. Сапоги тот нёс подмышкой.
Они вышли за калитку и двинулись к соседней постройке. Дверь у неё выходила прямо на улицу, а на ней висела деревянная табличка с правдоподобно нарисованным, хоть и слегка облезлым сапогом. Мастерская, догадался Скай.
— Вдвоём с наставником путешествовал, значит?
— Да.
Вовсе не о сапогах пойдёт разговор, подумал Скай, и ему стало жутко.
— Входи. Тут я работаю. Ирек, небось, все уши тебе об этом прожужжал?
Скаю страшно не хотелось оставаться с Йоктом один на один, но что ещё было делать?
Внутри пахло чем-то кислым, едким, почти тухлым. Йокт зажёг лампу, и Скай разглядел большой чан, выточенные из дерева колодки, составленные рядком, «лапу» на верстаке, шилья, кривые ножи, толстые иглы, молотки, мотки дратвы и повсюду — кожу. И толстую, и совсем тоненькую, и большие куски, и целые кучи обрезков.
В другой день Скаю было бы любопытно всё поразглядывать и узнать, для чего то и это, но сейчас он мог думать лишь о том, как ему выкрутиться. Каждая жилка в нём напряглась до звона, как перед неравным боем.
Йокт отшвырнул ногой ворох обрезков и придвинул для Ская чурбан, а сам встал к верстаку и принялся рассматривать его сапоги.
— Садись. Хорошая работа… не велики они тебе?
— Немного.
— Ну-ну. Где ж ты их так измочалить умудрился?
Скай пожал плечами. Он сидел прямо рядом с лампой, и от этого было неспокойно.
— Я ведь долго шёл…
— С самой Рдяницы? Что ты так смотришь? Все вы, южане, кто к нам приходит, с мест снялись из-за Проклятых. Из-под Эйнатар-Тавка видал, сколько народу на север подалось?
Скай не знал, что ответить. Он сцепил пальцы в замок и зажал ладони между колен, чтобы не заметно было, как они дрожат.
Йокт усмехнулся.
— Не видал. Не был ты в Эйнатар-Тавка. На западной дороге за год такие добрые сапоги не угробишь.
Он положил сапоги на верстак, уселся на чурбан напротив и принялся набивать трубку.
— Скажи-ка, Вейтар из Фир-энм-Хайта, кой бес тебя погнал прямиком через Великий лес?
— Я шёл за наставником.
— Наставник твой что, не в своём уме? Что он за человек, что Великий лес ему милее людского жилья?
Скай не ответил. Он чувствовал себя как мышь в мышеловке, но принудить себя соврать не мог.
Какое-то время Йокт молчал, пыхтя трубкой.
— Ну хорошо, — заговорил он наконец тихо и мрачно. — Напрямик спрошу. Ирека-то ты, может, и провёл, но мне не тринадцать зим, и не люблю я, когда меня обманывают. Думаешь, по тебе не видно, что ты из высокородных? Много ты рыбаков видал в таких сапогах да при мече? Или тебя в рыбацкой лачуге научили так себя держать, будто ты предводительский сын?
Скай вскочил. Ему хотелось выть от ужаса и унижения, на край света сбежать — но куда сбежишь без меча? А хуже всего, что он стоял сейчас перед Йоктом в одежде Арвейка. Хуже, чем голый!
— Ты прав. Я тебя обманул. Я… не должен был входить в твой дом. Я сейчас же уйду…
— Ну уж нет, — громыхнул Йокт так, что в лампе затрепетало пламя. — Никогда ещё про меня не говорили, что я выгнал гостя за порог, точно собаку! Ты ел со мной один хлеб и зла мне не сделал, но я хочу знать, кого укрываю под своей крышей. Если ты из высокородных и попал в беду, — продолжал он совсем тихо, — если тебя ищут, скажи. Может, покумекаем да и сообразим, как тебе помочь.
Скаю понадобилось время, чтобы совладать с голосом.
— Спасибо, господин, — произнёс он наконец, — но ты мне ничем не поможешь. Ты и так больше сделал, чем… — он с трудом проглотил комок в горле и вытолкнул из себя слова, мучительные, как старые занозы: — Никто меня не ищет. Меня изгнали. Так что неважно теперь, какого я был рода… Ты не бойся, господин, — добавил он отчаянно, посмотрев наконец Йокту в лицо, — даю тебе слово, я не убийца, не вор, не безбожник, не клятвопреступник. А изгнали — потому что мой наставник — колдун… А ведь если бы не он, Проклятые бы все Яблоневые равнины кровью залили… А они…
Он почувствовал, как закипают в глазах злые слёзы, и стал смотреть на железную «лапу».
Повисло молчание, но оно больше не душило. Без страшной тяжести бесчестного обмана ему стало легче дышать. Камень, который он спрятал под рубахой, толкался теплом, будто говорил: ну вот, теперь ты всё сделал как надо.
Йокт выпустил изо рта облачко табачного дыма и покачал головой.
— Да, слыхал я, что у вас на юге до сих пор по Прежнему Закону живут, а не больно-то он мягок. Но чтоб ребёнка изгнать…
— Я не ребёнок, — проворчал Скай.
Они с Йоктом посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Знакомые речи. По сто раз на дню их слышу, — сказал Йокт насмешливо. Глубоко вздохнул, встал с чурбана и хлопнул Ская по плечу. — Ну а мне-то что за дело до южан? Живи в моём доме спокойно. Ты только с Иреком и малышами про изгнание не говори — где им понять. А Ирек хоть парень и здоровый, ума у него столько же, сколько у Веснушки.
Скай кивнул. Он и сам заметил, что Ирек чересчур ребячлив для своих тринадцати зим. В Фир-энм-Хайте его бы застыдили совсем, особенно мальчишки.
Первое, что сделал Скай, вернувшись в дом, — опоясался мечом. Без намерения обидеть хозяев, просто так ему стало гораздо спокойнее. Потом он ушёл на задний двор и долго сидел там один, глядя на кур и розовеющее небо. Откровенно говоря, он просто прятался от Ирека — не хотелось на бесконечные вопросы отвечать.
Вместо Ирека пришли Вихор с Веснушкой, робкие и любопытные. Вихор потоптался, смущённо шевеля пальцами босых ног, и наконец попросил:
— Можно мне подержать немножко меч?
Скай кивнул. Когда он был помладше, постоянно выпрашивал меч у Вайсмора и у двоюродных братьев. У отца просить не решался.
Вихор взял меч обеими руками, сияя от восторга.
— Тяжёлый! — сказал он шёпотом, а Веснушка добавила:
— И красивый.
Закатное солнце играло на клинке.
— Он тебе от отца достался?
— Нет. От старшего брата.
— Он сейчас на войне?
Скай посмотрел по очереди в их серьёзные глаза, не зная, как лучше ответить таким малышам, да ещё иноверцам.
— Он… у Имлора. Он умер. Не в эту войну, в прошлую. Вы, наверно, её и не помните…
— Нам бабушка рассказывала, — возразила Веснушка и кивнула на Вихра. — У него на той войне тоже умер брат.
— Вот как… — Скай смутился. Он не знал, что сказать.
Вихор со вздохом вернул ему меч.
— А какой он был?
— Кто?
— Твой старший брат. Расскажи про него.
— Вайсмор-то? Он был… смелый. Добрый. С каким хочешь оружием управлялся. И весёлый. И…
Но как расскажешь про тысячи мелочей, которые были ему так дороги? Как целую память о человеке уместить в несколько слов?
После ужина все собрались вместе. Зажгли плошки с маслом, и при их рыжем свете бабушка принялась штопать Скаев плащ, а Лайяр, Тойт и Саанья занялись какими-то домашними делами.
— О Проклятых на юге все уже слышали, — сказал Ирек мрачно. — О битве в Рдяницу… И что в Йенльянде совсем беда. Ты бы знал, как все всполошились, когда огни зажглись! А потом народ с юга повалил, я их сроду столько не видел…
— Многие домов лишились.
— Да. Ну, мы делаем что можем. Видел — ров роем, стену будем ставить. И ополчение созывают… А ты, значит, всё своими глазами видел? Расскажи!
Скай рассказал как сумел, длинно и сбивчиво. Про то, как стражники ему не верили, и как Хермонд не хотел пускать его в битву, и как он едва не свалился с перепуганного Злыдня, и как на поле боя оказался без меча и с чужим щитом. О сигнальном огне, о заклятьях Колдуна, о Проклятых и о том, как ужасно было оказаться пред ними. Потом и о Хиллодоре пришлось рассказать, и о крепости с мертвецами. Только про изгнание, про Звезду Тишины и про Сокрытую Гавань он промолчал.
Наконец все легли спать. Скай и Ирек лежали рядом на полатях. От печи шло тепло, славно пахли сушащиеся на нитках грибы, но сон всё не шёл. Скай лежал и смотрел в темноту. В голове у него всколыхнулось разом столько тяжкого, тошного, страшного, что хоть вой.
Ирек тоже беспокойно возился и пыхтел.
— Эй, — прошептал он наконец, — ты спишь, Вейтар?
— Нет, не сплю.
Ирек тоскливо зашмыгал у его плеча.
— Если… может, они и не нападут вовсе, но если… А отец на Востоке… Дядя Йокт ведь не пустит меня сражаться? А, как ты думаешь?
Не пустит, конечно, и будет прав, подумал Скай мрачно. Но вслух он сказал:
— Если Всякое может быть.
— Да… Я подумал: может, если пойду в ополчение и мечом научусь владеть…
— Этому за неделю не научишься, — бросил Скай, но прозвучало это высокомерно. — Я с пяти зим учусь, а и то…
— Хотел бы и я так же, — завистливо вздохнул Ирек. — Как ты. В настоящий бой, чтобы все увидели… Чтобы… приключения всякие… Ничего не бояться, и чтоб никто не указывал…
Скай и сам не знал почему, но от этих слов вскипел, как от самой настоящей оплеухи.
— Да что ты про меня знаешь! — яростно прошептал он. — Ты не знаешь, какой я трус! И каково это, когда они бегут на тебя… никакого геройства нет, только страшно… Если бы ты видел, ты бы… Они Квиара на куски разорвали! На куски! а ты…
«А тебе уже тринадцать зим! — сказал ему в ухо голос Хермонда. — Пора тебе повзрослеть».
Скай не выдержал и отвернулся. Натянул лоскутное одеяло до подбородка и стиснул зубы.
Ирек ничего не ответил. Но ещё долго вздыхал и ворочался с боку на бок.
Скай боялся, что задел Ирека всерьёз, но первое, что он услышал утром, был Иреков голос, громкий и весёлый, как всегда:
— Вставай давай, а то всё проспишь! Ну? Мы с дядей придумали! Как тебе попасть в Н'ганнэн-Тор!
От этих слов весь сон со Ская слетел. Он рывком села на полатях и увидел, что ещё очень темно. На столе опять горела плошка с маслом, а Ирек тряс его за плечо, готовый взорваться от нетерпения.
— Ты вчера говорил, что тебе в Н'ганнэн-Тор надо, чем быстрее, тем лучше. Умвел Клочок сегодня на ярмарку туда поедет. В Н'ганнэн-Тор! Телегу грузит. Дядя Йокт его попросил взять тебя, он ведь всё равно один едет…
— Ну?
— Что — ну? Согласился!
— Вот здорово! — обрадовался Скай. — Спасибо! Вы мне знаешь как помогли?
— Да что там. Пошли лучше собираться…
Скай умылся из бочки, стоявшей возле крыльца. Ночь была холодная, и от воды горело лицо. Солнце ещё только поднималось, а городишко уже ожил. Скрипел колодезный ворот, лаяла собака, а женщина прикрикивала на неё. Скай глубоко вздохнул. Не верилось, что ему наконец повезло, и совсем скоро он окажется далеко отсюда.
За порогом его поманила Тойт.
— А ну-ка поди сюда. Погляди, что у нас для тебя есть.
Она с заговорщицким видом подвела его к одежному сундуку. На его крышке лежала поддёвка. Шерстяная, коричневая, какие взрослые мужчины носят. Рядом лежал его старый плащ, теперь уже не синий, а выгоревший и посеревший от пыли, но заштопанный так искусно, как у него самого ни за что не вышло бы. На полу возле сундука стояли башмаки.
— Бабушка плащ твой залатала. А мы отцовскую поддёвку перешили. Всё равно она ему тесная сделалась, без дела лежит… Да не стой ты столбом, накинь её скорее.
Скай подчинился. Поддёвка была просторная, тёплая. Не то что драная сарта.
— Впору? Слышишь, тётка Лайяр? Мы полночи над ней просидели, так что и не думай отказаться.
Скай и не думал — понял уже, что это бесполезно.
— Про башмаки забыл.
Скай не забыл, просто башмаки были не его. Крестьянские, конечно, но не тяжёлые, и на ноге сидели хорошо.
— Ну как? — спросил Йокт от стола, и Скай рассмеялся.
— Как нарочно на меня сшиты.
— На меня, — сказал Ирек. — Но мне не жалко, я и в старых похожу. А у тебя вон от сапог-то все ноги в мозолях…
Тут с улицы прибежали взволнованные малыши.
— Там Умвел подъехал. Ворчит, что долго…
Началась страшная суматоха. Скай торопливо опоясывался мечом, а все наперебой желали ему доброй дороги. Тойт обняла его, бабушка поцеловала в лоб, Ирек подал белый плащ, а Лайяр засунула ему в сумку пухлый свёрток, пахнувший едой.
Всех слов благодарности на свете Скаю не хватило бы. Он поклонился всем разом, низко, как кланяются королям, и побежал к телеге как был, с хиллодорским плащом в руке.
На телеге громоздилась целая гора тыкв, моркови, свёклы и репы, закинутая холстиной. Тащил её тавик, старый, но бодрый и лоснящийся, а правил сухонький старичок с лысой головой и пышной бородой, которая торчала разбойничьими клочьями во все стороны. Он кивком указал на Ская и спросил у Ирека:
— Этот, что ли, парнишка — твой важный гость?
— Ага, этот. Его Вейтаром звать.
— Ну а я Умвел, а соседи Клочком кличут — за бороду, ишь она у меня какая, — старик мелко рассмеялся и подобрал вожжи. — Ну, полезай.
— Спасибо!
Скай проворно забрался сзади на телегу.
— Я до стены и обратно, — крикнул матери Ирек, запрыгнул следом, и они уселись рядышком, свесив ноги.
Йокт, Лайяр, бабка, Саанья, Тойт, Вихор с Веснушкой — Скай пообещал себе, что запомнит их накрепко, вот такими, как сейчас, — как они стоят за калиткой и улыбаются, и машут ему руками. Он, смущаясь, помахал в ответ и прибавил беззвучно, но от души:
— Храни вас Имлор.
Ему было грустно уезжать, но грусть скоро прошла. Солнце разгоняло тучи и светило Скаю в спину, тавик шагал споро, и с каждым шагом приближался Н'ганнэн-Тор. Мальчишки провожали их любопытными взглядами, встречные желали лёгкой дороги, а какой-то здоровый бородач с вилами в руках окликнул Умвела из-за ограды:
— Эй, дед! На ярмарку?
Умвел согласно крякнул в ответ.
— А мы до вечера и не управимся. Но смотри, нагоним вас по дороге, если будете так же тащиться!
Они раскачивались на телеге, а их длинные тени тянулись вдоль дорожных ухабов. Ирек долго молчал и только расчёсывал старую царапину на руке.
— А из Н'ганнэн-Тора ты куда потом? — спросил он наконец. — На Восток?
— Да.
— На войну? К отцу? Я сразу так подумал… Нет, ты не отвечай, просто… когда доберёшься… если там будут наши люди, в войске, отсюда, из Элирдера…
— Я не знаю точно…
— Ну я же и не точно. Вдруг. Вдруг… ты и моего отца встретишь…
Скай улыбнулся.
— Скажи хоть, как его имя.
— Рист Рысий Шаг, — заторопился Ирек. — Ты его сразу узнаешь, у него глаза такие жёлтые, как у кошки, и на левой руке вот так пальца нет. Если встретишь кого из наших мест, ты спроси, его тут все знают…
— Ладно. Если встречу его, скажу, что тебя видел.
— Ага. И что… ну, что всё хорошо у нас. Матушка больше по ночам не плачет, и Веснушка с весны не болела, и дядя Йокт уже меньше мне уши дерёт…
— Ладно, я скажу ему.
Они тем временем выехали на окраину городка, а теперь и крайние дворы остались позади. Теперь по обе стороны пестрели поля.
— Ну, вон уже и стену видно, — вздохнул Ирек. — Пора мне.
Он замешкался, будто не знал, что ещё сказать.
— Ну, прощай, Вейтар. Может, свидимся ещё.
Ирек спрыгнул в дорожную грязь. Неуклюжий и очень печальный. Скай колебался одно биение сердца, потом прыгнул следом. Зажатый в руке белый плащ потянулся за ним. Скай встряхнул его в воздухе и накинул изумлённому Иреку на плечи.
— Свидимся. Обещаю.
Скай пожал ему руку, догнал телегу, взобрался на ходу. Уселся поудобнее рядом с сумкой, откинулся на пузатые тыквы и счастливо вздохнул. Тавик бодро зарысил под гору, а когда телега поднялась на следующий холм, Элирдера уже не было видно: и позади, и впереди была только тряская слякотная дорога.