Чёрная бабочка, летящая во тьму

Глава 1

Я была полностью сосредоточена на своей жизни.

Чем больше разговаривала сама с собой, тем больше делила себя на две части. Если это была я, то кем являлась та вторая девушка, говорящая со мной?

Она казалась по крайней мере такой же тихой, как и я. Возможно, даже тише. Я посмотрела на нее.

Под темными глазами такие же круги – результат недосыпания. Прервала тишину, которая повисла между нами, и попыталась игнорировать внутренний крик. Она смотрела такими жестокими глазами, что я никак не могла понять, за что мы терпеть друг друга не могли. Глядя на нее, то есть на свое отражение в зеркале, сегодня утром снова осознала, что пыталась идти с железными цепями на ногах по дорожке, вымощенной магнитами.

Вновь посмотрела на девушку в отражении. На Мерве. Аси Мерве. Ожидающие взгляды тенью преследовали меня.

Мерве.

Меня зовут Аси Мерве.

– Я не хочу сегодня опять опаздывать, Мерве. Если и сегодня не распишусь в журнале, мне конец!

Ала Дефне. Моя сестра. В отличие от моих черных волос, за которыми я скрывала лицо, ее светлые локоны всегда сияли. Ей нравилось плакать и вытирать слезы о мою руку. Не страшно, по крайней мере, это не мои слезы мочили рукав свитера.

– Иду, – пробормотала я, и мой голос напоминал треск льда. Отошла от зеркала и приблизилась к своей кровати, расстегнула рюкзак, лежащий на ней, засунула книгу по управлению бизнесом, которую держала в руке, и застегнула молнию. Открыв дверь старого, но все еще функционального гардероба, повесила черный плащ на руку, а сумку на плечо и вышла из комнаты. Дефне пыталась завязать шнурки в конце коридора, прямо перед входной дверью. Ее длинные светлые волосы были собраны в тугой хвост. В отличие от сестры я почти никогда не завязывала свои. Подойдя к ней, прислонилась спиной к стене, скрестила руки на груди и стала ждать. Не выдержав, закатила глаза, пока Дефне боролась со своим ботинком и ворчала, как будто делала очень тяжелую работу. Мне надоело наблюдать за этим каждое утро. Она выпрямилась.

– Мы уходим!

Мои плечи опустились, когда сестра крикнула маме и не получила ответа. Ее карие глаза медленно встретились с моими, и на лице Дефне появилась нервная улыбка. При обычных обстоятельствах мать ответила бы, но присутствие отца дома, должно быть, увеличило напряжение, поэтому она промолчала. Когда Дефне открыла дверь, комнату наполнил резкий шум дождя, барабанящего по тротуару. Холод начал кусать открытые ноги под черной джинсовой юбкой. Не стала надевать плащ, мне нравилось мерзнуть. Холод был ледяной стеной, преграждающей путь абсурдным мыслям.

Когда я надела ботинки и вышла на улицу, Дефне ткнула меня в спину кончиком зонтика. Я обернулась к ней через плечо.

– Возьми, – сказала сестра, глядя на меня. – И на этот раз, прошу, не забудь его где-нибудь. В прошлый раз ты была похожа на мокрого щенка, когда пришла домой. Может быть, мне привязать к зонтику веревку и повесить тебе на шею?

Когда я посмотрела на Дефне пустым взглядом, она закатила глаза и проворчала:

– Бери. Напоминаю, что мы можем опоздать, мисс Ходячие Похороны.

Не поворачиваясь к ней, протянула руку назад и схватила зонтик, дернув за него. Дефне проскользнула мимо и открыла прямо передо мной свой яркий розовый, с узором из роз. Когда сестра забралась под раскрытый зонт, я прислушалась к звукам дождя, бьющего по нему.

– Ты собираешься двигаться? – сварливо спросила она. – Мне холодно.

Подняла голову и посмотрела на небо; хоть дождь и не попадал на меня, но лил так красиво, что я на мгновение не смогла оторвать глаз от неба.

– Дождь так прекрасен, – прошептала я.

– Ты что-то сказала?

– Дождь.

– А?

– Ничего.

Я открыла зонтик. Мой угольно-черный рядом с тем, что был у Дефне, походил на зонтик отца, который вел дочь в школу. Я была подавлена абсурдностью своих мыслей. Ну, по крайней мере, это то, что я видела. В начальной и средней школе… У каждого мужчины, провожающего дочь в школу, был черный зонт, а у каждой дочери – разноцветный.

Я привыкла жить, основываясь на том, что видела, а не на том, что испытала сама.

Дождь забарабанил по моему зонту. Шерсть серого мохнатого кота, высунувшего голову из мусорного бака в начале улицы, намокла и теперь казалась темнее. Он медленно вскочил на крышку бака, спрыгнул на землю и побежал на другую сторону улицы, чтобы найти укрытие от дождя.

– Тебе не холодно? – проворчала Дефне. Когда взгляд медленно переместился на нее, я увидела, что сестра смотрела не на меня, а в мобильный телефон.

– Ты со мной разговариваешь?

Она подняла глаза и насмешливо посмотрела на меня.

– Нет, с телефоном. Я разговариваю с тобой. Как насчет того, чтобы надеть плащ? Думаю, это отличная идея, – саркастически сказала сестра. – Мне холодно, когда я смотрю на тебя.

– Тогда не смотри.

– Как хочешь. Сегодня конференция, ты же не забыла? Я слышала, что в качестве докладчика будет присутствовать известный бизнесмен. Разве твой факультет не деловое администрирование? Может, почерпнешь что-нибудь от этого парня. Приходи. Я тоже пойду. – Дефне выключила телефон и положила его в карман куртки.

– Не знала об этом. – Я пожала плечами. – Пусть выступает, какое мне до этого дело? Если не буду занята, загляну.

– Он очень богат, – многозначительно сказала Дефне, засунув зонтик под мышку и пытаясь согреть руки, потирая ими. – И, говорят, очень красивый.

– Что мне с того?

Когда сестра начала пялиться на мой профиль, я ускорила шаг.

– Опять Мерве, опять ее холодные реакции, – проворчала она позади. Конечно, было большой глупостью думать, что другие люди смогут меня терпеть, когда даже собственная сестра не могла.

Мы не были бедной семьей. Мой отец Мехмет являлся менеджером известного магазина одежды в Фетхие. Город, в котором я выросла, считался небольшим, но довольно популярным курортом, поэтому доход у отца был хороший. Большинство людей приезжали сюда делать покупки и посетить знаменитые бухты.

Я не стала дожидаться Дефне, институт находился недалеко от нашего дома. Войдя в университетский двор, почувствовала на себе настороженные взгляды. Каждый раз, когда переступала через эти ворота, на меня давила странная аура этих взоров. Интересно, что бы они почувствовали, если бы я смотрела на них так же?

Подойдя к двери университета, закрыла свой черный зонт, обернула вокруг него ленту и зафиксировала так, чтобы не открывался, а затем вытерла мокрую от дождевой воды ладонь о ткань джинсовой юбки.

– Почему бы тебе не подождать меня? – воскликнула Дефне позади меня. Несколько студентов, укрывшихся под карнизами двора, взглянули на нас.

Я не ответила и зашла внутрь. Дефне вошла следом. Когда я начала подниматься по лестнице, ведущей на этаж с нужным мне кабинетом, сестра сказала:

– Смотри не забудь о конференции, – и слегка ударила меня по ногам кончиком зонтика в руке. – После нее мы пойдем выпить с Тугбой, не жди меня, ладно? – Она остановилась. – Хотя ты все равно не стала бы меня ждать…

Дефне ушла, я стояла наверху лестницы и смотрела на сестру, которая шла по коридору второго этажа к своему кабинету. Мы учились в одном университете, в одном кампусе. Дефне на третьем курсе факультета логистики, а я – на втором курсе факультета делового администрирования. Обучение по ее специальности длилось четыре года, а по моей – два. На самом деле нам обеим они были неинтересны. Я сама не знала, чего хочу, а сестра играла роль принцессы в плену. Но не мы были причиной наших проблем.

Во всем был виноват отец.

Я стиснула зубы, но лицо оставалось неподвижным.

Войдя в класс, увидела Суде и Дамлу, сидящих в первом ряду лекционного зала, отвела от них взгляд и посмотрела в другой конец помещения, стараясь сохранять незаинтересованный вид. Одногруппники, имена которых я не могла запомнить, болтали разрозненными группами. Когда услышала раздражающий смех Дамлы, хоть и не смотрела на нее, почувствовала гнилой запах сплетен. Мне было все равно. Проигнорировав, подошла к заднему окну и, повесив сумку на край скамейки и положив на нее локти, стала смотреть на улицу.

Голова была словно чаша, до краев наполненная кровью. Мысли тонули в этой кровавой чаше. Дождь, падающий снаружи, ударял по окну, и через некоторое время образовавшиеся капли не могли держаться и скользили вниз, прокладывая на стекле длинные прозрачные дорожки.

– Ты испортила мою жизнь! – Глаза оставались прикованными к прозрачной дорожке на стекле, образы прошлой ночи будто отражались в этой бесцветной капле. Я видела в ней отца. Он кричал на мать и швырнул ее любимую фигурку голубя в стену, а мама плакала. – Ты – мой туберкулез. Мой рак! Ты – самая большая ошибка в моей жизни!

Еще один образ сформировался в другой скользящей капле воды. Дверь моей комнаты. Отец оперся на нее и стучал кулаками.

– Заткни эту девку, Мерве!

Сестра нашла убежище в моих объятиях. Пока отец пытался выбить дверь, она прижалась головой к моей груди и безудержно плакала.

– Заткни свою сестру! Замолчи! Мерве, я тебе говорю, заткни ее! – Дверь внезапно открылась.

– Мерве!

Вздрогнув, я вынырнула из воспоминаний. Когда посмотрела на того, кто положил руку мне на плечо, увидела, что это не отец звал меня, а Бушра.

– Доброе утро, – сказал она, приподняв одну бровь и взглянув на меня с беспокойством. Бушра положила свой детективный роман на стол и медленно села рядом, ее глаза все еще блуждали по моему лицу.

– Доброе утро.

Пока мы смотрели друг на друга, шум дождя и гул класса сопровождали тишину в моем сердце.

– Что с тобой? – спросила Бушра. Не только голос, но и ее большие карие глаза, которые выглядели гораздо живее моих раскосых черных, были наполнены беспокойством.

– Ничего. – Я медленно отвела от нее взгляд. – Все как обычно.

– Выглядишь так, будто у тебя снова была бессонная ночь, – сказала Бушра.

Я вздрогнула, но на самом деле не телом, а душой. Ночные события продолжали звучать в голове. Тяжело сглотнула и уставилась на доску перед собой.

– Эй! Ты не собираешься мне рассказать?

Положила руки под стол, на колени. Пока впивалась длинными ногтями в ладони, глаза смотрели на проекционный экран. Воспоминания о произошедшем запрещали мечтать о будущем. Не знаю, хотела ли Бушра, чтобы я рассказала о проклятиях и оскорблениях, которые отец всю ночь швырял в адрес матери, о рыдающей на моей груди Дефне или о жизни, которая рушилась и давила на меня? Я к этому привыкла. Все эти вещи стали нормой, как повседневная необходимость в нашем доме.

Традиция семьи Каракую заключалась в том, чтобы драться, выслушивать оскорбления и вытирать слезы Дефне.

– Нечего рассказывать, – сказала я. Преподаватель вошел в кабинет и закрыл дверь. Я была благодарна ему за то, что пришел. – Поговорим позже.

– Ты всегда меня игнорируешь! – сокрушалась она. – Делай что хочешь, Мерве!

Я промолчала.

Мне не хотелось чувствовать боль.

– Молодежь, все в большой амфитеатр!

Голос декана раздавался из динамиков, расположенных в коридоре. Закрыв книгу и засунув ее в сумку, я встала, прислонилась спиной к окну и принялась ждать, пока Бушра придет в себя. Она была единственной, кого я могла назвать подругой.

– Ладно, – сказала девушка, вешая на руку свою фирменную сумку. – После конференции я пойду на занятия к Джанан-ходже. Наши пути разойдутся в большом лекционном зале… – Драматично положив руку на лоб: – Знаю, ты не будешь скучать по мне…

– Разумеется.

– Ледяная ты фея… – засмеялась Бушра, взяла меня за руку и вытащила из кабинета. Хотя я на мгновение испугалась, увидев толпу в коридоре, но была довольна тем, что удалось вырвать руку из хватки подруги, сославшись на скопище. Выдохнув и закатив глаза, я протиснулась сквозь толпу и подошла к передней части большого лекционного зала, где проходила конференция.

– Интересно, где твоя сестра? – спросила Бушра, оглядывая народ.

– Со своими друзьями.

Открылись двери зала, который мог вместить почти весь университет, и нам, несмотря на небольшую толкучку, удалось войти. Большинство студентов не хотели занимать места спереди, поэтому, ворча, протискивались назад.

– Может, сядем впереди? – спросила Бушра, указывая на передние сиденья.

– Хоть убей, не сяду, – твердо возразила я.

Она указала на второй ряд.

– Давай хотя бы тут.

Я кивнула в знак согласия и, устроившись, не могла не поморщиться от шума. Было тревожно и хотелось есть. Я не ужинала из-за того, что произошло вчера вечером, и теперь испытывала жгучий голод. Карманные деньги не получила, а так как не имела привычки завтракать дома, собственноручно перерезала ленточку голодавшего сегодня объединения «Аси Мерве Каракую».

Оранжевый свет, струящийся с потолка, ослепил глаза.

– Когда начало? Пусть начинается и заканчивается поскорее, – сказала Бушра, беспокойно ерзая на своем месте.

– Согласна, – вздохнула я, оперлась локтем на подлокотник кресла, подперла щеку ладонью и стала ждать.

Мы почувствовали на себе взгляд Юнвер-ходжи. Он был краток.

– Не хочу тратить ни его, ни ваше время. Встречайте: Каран Чакил.

Раздались аплодисменты. Брови сдвинулись вместе, но я не сочла нужным открыть глаза или даже поднять голову.

– Прежде всего… – Как будто еще одна занавеска упала на мои закрытые глаза. Вокруг стало темнее. Голос, который я услышала, взорвался в сознании, как стекло, осколки которого разлетелись вокруг. Я не знала, был ли Каран Чакил, которого представили, обладателем этого голоса, напоминавшего трепет крыльев ангела, появляющегося из тьмы. Красота его звучания взволновала мою душу. Плотный, полный, мужской. Я беспокойно поерзала. – Привет всем молодым людям.

– Привет! – крикнула возбужденная толпа. Я осознавала, что большинство голосов, раздавшихся вокруг, оказались женскими, но это, вероятно, было связано с богатством мужчины, а не с его красотой.

Услышала, как несколько девушек мечтательно пробормотали: «Кто он, черт возьми, такой?»

– Как вы? – Не отреагировала на его вопрос, хотя меня беспокоило то, что этот голос оказал на меня такое воздействие. Он был слишком расслаблен. Мы все знали, что мужчина пришел не для того, чтобы спросить о наших делах. Не лучше ли было перейти к делу и не затягивать?

– У нас все в порядке, – взволнованно сказала девушка, сидящая на первом ряду. – А как ваши дела, господин Каран?

– Я в порядке, спасибо. Прежде всего, я не хочу тратить ваше время на представление. Уверен, вас не волнует мое имя, возраст или то, кем я являюсь. Поэтому буду рад перейти непосредственно к вашим вопросам.

– А сколько вам лет? – тут же спросила девушка с задних рядов.

– А я думал, вам не будет интересно, – саркастически сказал мужчина. – Мне двадцать шесть.

– Вы такой молодой, – прямолинейно сказал какой-то парень из другого конца зала. Поскольку глаза были закрыты, я могла мгновенно воспринимать каждый звук и определять, откуда он доносился. – Большой успех в таком возрасте… Я несколько раз слышал ваше имя от отца. Насколько я знаю, вы являетесь президентом туристической компании. Мне также немного известно о ваших инвестициях за рубежом.

Да, один из наших лакеев уже начал намазывать маслом сухарь, который ему протянул этот мужчина.

– У успеха разве есть возрастные ограничения? Я не знал, – твердо сказал мужчина. – Давайте следующий вопрос.

– Вы женаты? – Вопрос, от которого у меня нахмурились брови, снова был задан девушкой. Короткое молчание закончилось тем, что мужчина ответил:

– Нет. Я не женат и не планирую жениться.

Решил стать бабником, понятно…

– Что нужно делать, чтобы добиться успеха? – спросил парень, звали которого, как я знала, Батухан. Хоть и не видела его, я неплохо разбиралась в голосах.

– Нужно много работать, молодой человек, – ответил мужчина, чей голос напоминал взмахи черных крыльев ангела. – Но некоторые люди могут получить что-то на деньги своих отцов, не работая.

В моей голове поднялось облако пыли.

– Что насчет вас? – спросила вслух. Не открывая глаз, я глубоко вздохнула и заговорила: – Вы много работали или относитесь ко второй категории?

На мгновение весь гул в зале стих. Тишину можно было резать ножом. Когда открыла глаза, не ожидала, что все взгляды будут обращены на меня. Глянула через плечо в другой конец комнаты.

Декан, стоя перед двойными дверями лекционного зала, смотрел на меня испуганными глазами.

– Ты облажалась, – прошептала Бушра.

– Ко второй группе, – твердо сказал мужчина. – Я не люблю работать.

Момент, когда мой взгляд переместился на него, длился не дольше удара сердца. Я покраснела до ушей. В то время как образ, который заставлял меня чувствовать, будто воск плавился на ресницах, отбрасывал тень на стены сознания, чувствовала, что меня пригвоздило к месту. Захватили в плен его глаза, прежде чем я смогла рассмотреть лицо мужчины.

Если смотреть отсюда, темные зрачки, глубокие, как колодец, поглощали любой свет, который на них падал. Его глаза, казалось, были одержимы черным, отвергающим все цвета. Длинные темные ресницы напоминали заброшенные надгробия, возвышающиеся над прищуренными черными глазами. Нижние оказались густыми, как и верхние, напоминали лапки паука. Тот факт, что взгляд мужчины был устремлен прямо на меня, заставил тело, несущее мою искалеченную душу, отреагировать так, будто я перенесла инсульт. Может быть, его ресницы были отрубленными лапками того паука, который сплел своей паутиной пещеру в его глазах и скрыл внутреннее от внешнего.

Некоторое время мы просто смотрели друг на друга.

Костюм на молодом человеке был угольно-черным, казалось, на нем не было места другому цвету. Черные волосы оказались подстрижены не слишком коротко и не слишком длинно. Пшеничная кожа выглядела пересохшей. Завершали это черное уравнение настолько же темные, как его ресницы и глаза, точеные и гладкие брови.

Вещь, которая больше всего привлекла мое внимание, – почти незаметный шрам под левым глазом.

Мужчина смотрел прямо мне в лицо, даже в глаза. Словно увидел в них себя. Единственное, что отличало его взгляд от открытых глаз трупа, это то, что ресницы иногда дрожали в такт потоку крови. Я почувствовала, как мои зрачки расширились.

Глаза, которые казались абсолютно черными, сузились. Молодой человек подошел ближе к трибуне и, внимательней вглядываясь в мое лицо, скользнул языком по нижней губе. Был ли он зол? Во взгляде я не увидела гнева.

На самом деле я ничего не могла распознать в глазах, на которые смотрела прямо сейчас.

– Есть еще вопросы? – спросил мужчина, и лицо его было настолько невыразительно и неподвижно, что я не могла на мгновение не подумать, будто в этом вопросе, заданном на автомате, скрывалась угроза.

Несмотря на сильное желание проверить молодого человека на прочность еще одним вопросом, который загнал бы его в угол и вывел из себя, я решила отступить. На самом деле не отступила бы и, не теряя ни секунды, довела бы дело до конца, если бы не знала, что он с одинаковой легкостью ответит на любой мой вопрос.

– Нет, – глухо ответила, смотря ему прямо в глаза. Даже если сделала что-то не так, сохранила свое упрямство. Хотя знала, насколько неуместным был вопрос, который я задала, но не могла ничего с собой поделать. – Спасибо.

Хотя внутри не было слышно шума дождя, падающего снаружи, вой неба царапал стены лекционного зала. Невыразительность в глазах мужчины передо мной слегка затуманилась.

– Пожалуйста, – сказал он механическим голосом и продолжил отвечать на вопросы, ни на минуту не отрывая глаз от меня.

Я не слышала ни одного из них и отводила от мужчины взгляд, стараясь не паниковать. Я не знала, отвел ли он от меня хоть на мгновение взгляд во время своей речи, которая длилась около сорока пяти минут, но все время чувствовала тяжесть его взгляда. Только когда молодой человек закончил, подняла голову и посмотрела на него. Он уже шел к дверям, когда вновь посмотрел на меня, и от этого взгляда захотелось вырыть яму, лечь в нее и ждать, пока меня закопают, при этом ни на мгновение не открывая глаз.

Капля дождя заскользила по листу и ненадолго повисла на его кончике. Я увидела себя в прозрачном отражении. Она медленно упала на землю. Запах кофе в бумажном стаканчике, которую я держала в ладони, смешивался с запахом почвы после дождя.

– Спасибо, – сказала я, взглянув на Бушру. Она только что вышла из кабинета и не подозревала, какое великое дело совершила, купив кофе для своей бедной подруги. Девушка не знала, что у меня нет денег, было стыдно признаться ей в этом. Хотя стыдилась я не из-за их отсутствия. Прежде чем сесть на скамейку, которая все еще была влажной, хотя мы ее начисто вытерли, Бушра расстелила куртку и расположилась рядом со мной.

– Что за вопрос ты задала этому мужчине, дорогая? – сказала Бушра, набрав в рот воздуха. – Если бы я была на его месте, высказала бы все, что о тебе думаю. А он молодец, так вежливо повел себя.

Перевела взгляд на похожий на безжизненное море кофе в бумажном стаканчике, которую я держала между ладонями. Когда на мгновение показалось, что увидела его глаза в напитке, я вздрогнула и прошептала:

– Это было непреднамеренно. Просто вылетело у меня изо рта. Я сделала это не специально.

Когда Бушра мягко ударила меня локтем по руке, я, нахмурившись, посмотрела на нее через плечо. Подруга широко ухмыльнулась.

– Заметила, как он посмотрел на тебя? – дерзко спросила она. – На мгновение я подумала, что он собирается тебя съесть или что-то в этом роде. Какой у него брутальный суровый взгляд! Я растаяла!

Я закатила глаза и отвернулась.

– Да, у него был суровый вид, – вздохнула я, слушая оглушительный звук подпрыгивания баскетбольного мяча по мокрой земле. – Очень суровый.

– Но он такой красивый! – пискнула Бушра. – Буквально воплощение благородства…

Я взглянула на стену здания перед собой. Та часть меня, которая считала, что Бушра права, что-то шептала. Шепот становился все громче, из-за чего стало не по себе. Каран Чакил. Казалось, он открыл новый оттенок черного. Его личность, то, что мужчина ел и пил и каким человеком был в жизни, можно было оставить в стороне. Подобное меня не волновало, но одна вещь все-таки заинтересовала. Взгляд.

Взгляд, подобный бездне… Его присутствие будто подарило черному цвету новый тон.

– Ты снова отвлеклась, – сказала Бушра, тыча меня в руку. – О чем думаешь, мисс Невыразительное Лицо?

Покачав головой, сделала глоток кофе и пробормотала:

– Ни о чем. Имя этого парня звучит странно. Оно ему подходит.

– Таких называют не странными, а благородными. – Бушра хихикнула. – Но да, он довольно гармоничен… Он как темный принц, не так ли? Представь, что у тебя роман с таким человеком, как он? Как в сказках… Молодая студентка и богатый, очень красивый молодой бизнесмен! Извини, я собиралась сказать «принц», но оговорилась.

Эти слова заставили меня задуматься. Был ли тот человек принцем? Одна только мысль о нем с белой лошадью вызвала желание рассмеяться. Я не могла представить его на белом коне. Этому мужчине определенно подойдет черная лошадь с бархатистой и блестящей шерстью.

– Темный принц, – пробормотала я, снова глядя на чашку кофе. – Это интересно.

– Может быть, он решил надеть черное только потому, что собирался сюда. Знаешь, конференции и всякое такое. Разве такие парни не заботятся только о том, чтобы выглядеть серьезными?

– О, я не знаю.

Я посмотрела на Бушру, ее глаза были опущены вниз, девушка копала землю носком туфли.

– Ты можешь представить себе его в красных брюках? – Мы одновременно поморщились, Бушра засмеялась. – Ты представила это, не так ли? Ты представила…

– Благодаря тебе…

– Он был очень харизматичен в черном. Но было бы ложью, если бы я сказала, что мне не интересно, как он будет выглядеть в белом, – сказала она.

Представив молодого человека в белом, я нахмурилась. Это определенно было бы самым большим оскорблением для черного.

Бушра встала со своего места и взяла куртку.

– Пойдем, у нас занятие, – сказала она, оставив на скамейке свой стакан, в котором, как мне показалось, был горячий шоколад. – Да, и еще… Думаю, тебя вызовут в деканат. Потому что я слышала, наш декан очень любит эту семью…

– Я уверена, что всем нравится эта семья из-за их денег и положения, – проворчала я, вставая.

– Твоя сестра что-нибудь сказала?

– Нет, – сказала я, пожав плечами, и пошла вместе с Бушрой к зданию факультета. – Мы еще не виделись.

Я знала, что сестра много чего скажет, а декан обязательно меня отругает.

Я как будто подхватила болезнь, от которой не было лекарства, но и неспособную меня убить. Облака держали дождь в объятиях, не давая каплям упасть. Они были темнее и ближе к земле, чем когда-либо прежде, словно свисали с потолка, хотя и напоминали увядающую от времени грудь старухи, но в них заключалась красота настолько завораживающая, что облака воспевались в стихах поэтами.

Наступил конец дня. Хотя я получила много упреков от декана, заведующего кафедрой и даже некоторых преподавателей, ни один из них не разозлил так сильно, как многообещающие взгляды идиотов, с которыми я училась в одной группе. Я подверглась большему количеству негативных взглядов и реакций, чем заслуживала. Если бы то, что произошло сегодня, случилось с кем-то другим, а не со мной, они бы просто посмеялись. Проблема была не в том, ЧТО я сделала, а в том, что это сделала именно Я.

Я была соринкой, которая попадала всем в глаза и мешалась.

Чтобы избежать встречи с сестрой, вышла через черный ход кампуса, ведущий к лесной дороге, а не к автобусным остановкам. Я забыла зонтик в одном из кабинетов и, как будто этого было недостаточно, еще оставила рядом с ним свой плащ. Холод был не так силен, как дождь, но все же ощутим. Ремень сумки, которую я перекинула через плечо, продолжал соскальзывать, так что мне все время приходилось его поправлять.

Моросящий дождь усилился, капли превращались в пули, и, пока водяные гильзы от попавших на дорогу снарядов разлетались вокруг, люди на тротуаре один за другим открывали зонтики. Я сжала губы, паутина мира сплелась за бесстрастностью, которую я изобразила на лице.

Почему люди вели себя так, словно дождь был настоящим оружием?

Хотя в голове копошилось множество мыслей, я научилась вести себя так, будто меня ничего не волнует. Единственное, что видели смотревшие на меня со стороны люди, – спокойную, холодную и равнодушную студентку университета. Дождь затуманил зрение. Мои черные волосы прилипли к белой футболке. Капли дождя, скатывающиеся с ресниц на лицо, походили на слезы, которые текли и исчезали, оставляя влажные дорожки. Я только сошла с тротуара, чтобы перейти лесную дорогу, как вдруг раздался звук тормозов, и сердце мое, выскочив из груди, застряло в горле. Почувствовала, как перехватило дыхание и все жизненно необходимые функции на мгновение остановились.

Мокрые волосы прилипали к щекам, с приоткрытых губ капала вода. Взгляд медленно скользнул через плечо на то место, откуда раздался звук тормозов, ужас в моих глазах сменился удивлением.

Черный «Рейндж Ровер» остановился в полуметре от меня. Дворники работали, и я знала, что на меня смотрел водитель, сидящий за темными окнами. В этот момент сердце билось где-то в области трахеи, и только благодаря давлению на него, расширяющему и ускоряющему пульс, мне удавалось дышать и удерживать воздух в легких. Стиснув зубы, пыталась уничтожить появившийся страх, разбив его на части. Дверь джипа открылась. Когда в поле зрения появились черные лакированные туфли, я все еще неподвижно стояла посередине дороги.

Взгляд с черных дорогих туфель переместился на темные выглаженные брюки, и, пока медленно поднимался выше, мужчина уже вышел из машины. Я все еще пыталась преодолеть шок от произошедшего. В тот момент, когда глаза остановились на лице обладателя длинных ног, у меня перехватило дыхание.

Мужчина, стоящий передо мной, был не кто иной, как Каран Чакил.

Я нахмурила брови еще сильнее, словно хотела, чтобы они покинули лоб, а тем временем вена на шее начала сильно вздуваться. Он положил одну руку на крышу машины, а другой придерживал дверь. Пустота во взгляде была корнем безразличия на лице мужчины. Дождь капал на его черные волосы, заставляя их блестеть.

– Ты выбрала не того человека, чтобы умереть. – Глубокий голос словно вонзил нож в мою грудь. – Я не планирую становиться свидетелем твоего самоубийства.

– Простите? – спросила я, на моем лице появилось растерянное и раздраженное выражение.

Мужчина пристально наблюдал за мной, не обращая внимания на дождь, под которым продолжал мокнуть.

– Меня не волнует твое самоубийство, – машинально ответил он. – Если хочешь умереть, ты прыгнула не под ту машину, потому что я хороший водитель.

– Не знаю, заметили ли вы, но это не я выпрыгнула перед вами. На самом деле это вы были неосторожны. – Я сжала кулаки. Взгляд медленно скользнул в сторону длинного столба светофора, который находился перед лесом на уровне плеч, я указала на него. – Горит красный свет.

– Да, – сказал он, приподняв одну бровь и посмотрев сначала на свет, затем на меня. – Сейчас горит красный свет. Но он не горел, когда ты выпрыгнула передо мной.

– Горел, – тут же начала защищаться. Мужчина отвел от меня взгляд и посмотрел на землю, приподняв брови. Казалось, в данный момент я его не волновала. – Если кто-то и виноват сейчас, так это вы.

Черные глаза оторвались от земли и снова посмотрели в мои, но на этот раз прикосновение взгляда длилось дольше.

– Ты слишком много говоришь, – заявил он, глядя прямо мне в глаза. – Если желаешь смерти, выбери другую машину. Как ты знаешь, у меня осталась еще куча отцовских денег, которые нужно проесть.

Формальность лекционного зала исчезла. Хотя темнота, заложенная в его поведении, смущала, я старалась не зацикливаться на этом. Как будто не он был тем человеком, который произносил речь в огромном зале. Казалось, в одном образе встретились две разных личности. Черный Камешек остывал под черной тенью и, выходя из нее, горел. Он словно в одиночку являлся ключом от совершенно разных дверей.

Из машин, стоящих позади, стали раздаваться гудки. Мужчина средних лет высунул голову из окна, положил руку на закрытую дверь и сильно ударил по ней рукой.

– Проезжай, брат! – крикнул он нетерпеливо.

Брови Карана Чакила нахмурились. Его взгляд медленно оторвался от меня и переместился через плечо, мужчина мельком взглянул назад, а затем резко выдохнул через нос.

– Ты боишься не успеть довезти дерьмо для кожевенного завода?

Мои глаза расширились, когда он произнес это. Я не ожидала такого. Выражение лица человека, высунувшего голову из окна машины, застыло: дождь ослаб и теперь только слегка моросил.

– Что, черт возьми, ты несешь? – огрызнулся мужчина. Снова хлопнул рукой по двери, на его лице застыл гнев.

Безразличное отношение Карана к происходящему заставило незнакомца открыть дверь автомобиля и выйти. Почему-то у меня возникло странное ощущение, что мужчина ничего не мог сделать. Каран очень спокойно повернулся к нему. Хотя сейчас я не могла видеть его лица, но заметила, что мужчина, смотрящий на него, вдруг побледнел.

– Я говорю о кожевенном заводе, – четко произнес Каран. – Ты везешь туда дерьмо?

Мужчина отступил. Цвет его лица буквально изменился от страха. Даже лысая часть головы покраснела.

– Вы неправильно поняли, – сказал незнакомец. – Я спешу. У меня родственник заболел… Знаете, пробки в такое время сводят людей с ума.

Пока он отчаянно пытался оправдаться, Каран, ничего не сказав, повернулся ко мне.

– Пойдем, – сказал спокойно. Когда я снова нахмурилась, он объяснил: – Мы перекрываем движение. Давай поговорим об этом в машине.

– Зачем мне идти куда-то? – спросила, не в силах совладать с внезапно напрягшимися нервами. Меня словно окружало минное поле с заграждением. Я всегда сохраняла суровое и пуленепробиваемое выражение лица. Совершенно не волновало, что люди не любили меня из-за него. Даже не хотели со мной разговаривать, а тем более дружить. На самом деле я не могла сказать, что для меня это проблема. За девятнадцать лет привыкла к такой жизни.

– Потому что наш спор еще не окончен, – сказал он, напугав меня резким голосом.

Дождь совсем прекратился. Взгляд переключился на мужчину, стоящего позади Карана. Он смущенно опустил голову и вернулся в машину.

– Ты идешь?

– О каком споре вы говорите? – спросила я, голос оказался резче, чем когда-либо. Брови, которые и в обычное время всегда хмурились, в этот раз побили рекорд. Даже голова разболелась от такого напряжения. – Я ни о чем с вами не спорю.

– Ты утверждаешь, что я проехал на красный свет. Но я уверен в том, что этого не делал, по крайней мере настолько же, насколько уверен в своем имени и фамилии. Так что нам нужно кое-что обсудить и найти компромисс. – Решимость в его пристальном взгляде придала лицу жесткости. – Давай, двигайся.

Закатила глаза, взглянув на Черного принца, который внезапно вызвал остановку движения на обычно свободной дороге. Хоть я и не хотела сдаваться, понимание того, что Каран тоже не сдастся, и любопытные взгляды людей, начавших выглядывать из окон машины, беспокоили. Посмотрела на вереницу автомобилей, собравшихся за джипом. Я не имела права блокировать чей-либо транспорт. Ладно, не я это делала, но все равно чувствовала ответственность.

Подошла к джипу и открыла дверь переднего пассажирского сиденья. Внутри машины было теплее, чем снаружи. Когда захлопнула дверь, посторонний запах в салоне заставил меня заколебаться.

Сладко-горький аромат… Он словно окутал меня серебряным ореолом, сжимая и окружая.

Джип слегка покачнулся под весом мужчины.

– Ты промокла, – сказал он, хлопнув боковой дверью. – Не знаешь об изобретении под названием зонтик?

Пока Каран заводил машину, я просто смотрела в лобовое стекло, не отвечая. Поскольку моя футболка насквозь промокла и прилипла, она просвечивалась, открывая обзор на мое тело. Вытянула руки так, чтобы они были близко друг к другу, и положила ладони на колени. Абсурдность происходящего ошеломляла. Я находилась в машине человека, которого перед всеми разозлила глупым вопросом. Когда он включил обогреватель и теплый ветерок коснулся открытых ног, я задрожала. Что я делала в этой машине? Возможно, это самая безумная вещь, которую я когда-либо совершала. У меня была размеренная жизнь, и люди находили ее скучной. Я и сама считала ее скучной.

– Где ты живешь? – спросил Каран, положив одну руку на коробку передач, машина медленно двигалась по улице. Я не ответила. Казалось, мужчину не волновало отсутствие ответа, потому что он нарисовал в уме дорожную карту и уже начал ей следовать. – То, что ты сделала сегодня, было совсем нехорошо, – сказал он своим загадочным и вместе с тем мрачным мужским голосом, напоминающим трепет черных крыльев ангела. – Да, хорошо быть откровенным, но из-за этого люди могут неправильно понять. Так и вышло.

– Меня не очень волнует, поймут ли меня неправильно. Точнее, совсем не волнует.

Я чувствовала его взгляд на себе, но сама не стала смотреть на мужчину.

– Если бы сегодня пришел выступить пожилой бизнесмен и не привлек бы ничьего внимания, над твоей штукой, наверное, просто посмеялись бы.

– Думаю, нет.

Казалось, у нас с Караном Чакилом разные реальности. Причина, по которой меня неправильно поняли, заключалась не в том, что он являлся не старым бизнесменом, а красивым мужчиной, – самой большой проблемой была я.

– Тогда они, наверное, смотрят на тебя, как на изгоя.

– Их обычное поведение, – пробормотала я, удивляясь, что человек, которого я никогда не встречала, резюмировал меня, как книгу. – Я не нахожу это странным. Им все равно. Кроме того, мой вопрос был грубым, я это признаю, но если вы пришли в такое место, чтобы отвечать на наши вопросы, то должны быть открыты для любых тем, верно? Потому что в жизни всегда есть грубые люди.

– Ты одна из них?

Не ответила и снова почувствовала, как его взгляд скользнул по мне, на этот раз я ответила тем же. Густые брови мужчины поднялись вверх, словно обнажая зеленые и синие вены под тонкой, как кожура фрукта, кожей. С этого ракурса его глаза выглядели гораздо темнее и бесцветнее.

Они были подобны ночи, лишенной звезд и луны, с выключенными уличными фонарями.

– Кажется, у тебя нет ответа. Надеюсь, на бестактный вопрос, который ты мне задала, я ответил с большей откровенностью, – сказал он жестким голосом. Затем отвел от меня свой темный взгляд и снова повернулся к дороге, на которую падали бесконечные тени.

– Можете меня высадить на этом перекрестке? – спросила я.

Каран снова взглянул на меня.

– Я думал, нам есть что обсудить. Или убежишь и признаешь, что была не права?

Я почувствовала явное презрение в его голосе, меня охватило желание бросить вызов.

– Не думаю, что я не права, я знаю, что права, – сказала с горящими, вопреки спокойному голосу, глазами. – И в то же время я не думаю, что вы не правы, потому что знаю, что вы не правы.

Его брови насмешливо поднялись.

– Да неужели?

– Светофор горел красным, – сказала сквозь зубы, совершенно потеряв самообладание. – Дорога принадлежала пешеходам.

Когда загорелся красный свет, Каран Чакил резко затормозил. Визг задних колес, казалось, отдавался эхом в груди. Двигатель все еще работал, но машина не двигалась. Когда его острый и пугающий взгляд снова нашел мои глаза, я не отвела взгляда, лишь затаила дыхание. Ощущение жжения кипело в желудке, как кислота, и, пузырясь, капли брызнули вверх, пытаясь растопить мои ребра.

Было в мужчине что-то странное, что показалось очень знакомым, что-то, чему я не могла дать названия.

– Как видишь, – мой взгляд оторвался от его глаз и перешел к большим рукам с длинными пальцами, сжимающими руль. Хватка была крепкой. По моим наблюдениям, этот человек определенно имел угрожающую личность. – Я останавливаюсь, когда загорается красный.

Каран крепче сжал руль, костяшки длинных пальцев побелели, кровь медленно отлила от рук. Я почувствовала холод.

– Ты должна быть так же осторожна при выборе вопросов, как и при переходе улицы, девочка. Должна вести себя, как подобает хорошей маленькой девочке.

Девочка? Маленькая девочка? Глубоко вздохнула, отвела взгляд от рук мужчины, сосредоточила на его лице и попыталась придать себе суровый вид. Хотя оранжевый уличный фонарь ярко горел под бледно-голубым небом, он сейчас не освещал салон машины. Мой взгляд был суровым, но он казался легким перышком по сравнению с суровостью человека, рядом с которым я сидела.

– Девочка? – спросила, саркастически подняв брови. – Каран-бей, возможно, вы и старый, но я определенно не маленькая девочка.

– Да неужели? – сказал мужчина. Он даже не почувствовал необходимости готовиться к движению, когда загорелся желтый свет. – Правда, что ли?

– Это так, – сказала резким шепотом. – А еще вы не соблюдаете правила дорожного движения. Светофор горел желтым.

Сначала Каран посмотрел пустым, бездушным взглядом на меня, а затем на мои руки на коленях. Его брови нахмурились.

– Это говорит маленькая девочка, которая не пристегивается ремнем безопасности?

Я покраснела до ушей, глядя на него с ужасом, как будто находилась в центре страшной войны, где лились литры крови и отрубленные конечности летали в воздухе. На этот раз наткнулась на черную как смоль стену, по которой трудно подняться. Моя борьба была напрасной, потому что его слова вновь оказались сильнее.

Когда машина снова завелась, внутри воцарилась тишина, как у верблюда, преклонившего колени, чтобы отдохнуть в пустыне. Обычно у меня выходило завести диалог с любым человеком, но впервые я почувствовала, что не могу. Не получалось согласиться с этим мужчиной из-за гордости, которую я тщательно лелеяла, ухаживая за ней, как за ребенком.

– Где твой дом? – Каран Чакил первым нарушил молчание, задав вопрос.

Не хотелось, чтобы мужчина отвозил меня домой. Я не смогла бы объясниться, если бы кто-то увидел меня, выходящую из его машины.

– Высадите меня в первом же подходящем месте, пожалуйста, – сказала ледяным голосом.

Хотелось избавиться от сильного сладковато-горького запаха, уйти как можно дальше от его глубокого голоса, напоминавшего трепет черных ангельских крыльев, и, если возможно, никогда больше не видеть глаз, таких черных, что они заставляли тьму сомневаться в себе.

– Хорошо. – Чтобы не слышать его голоса, хотелось напевать все дурацкие песни, которые я знала, хотелось ударить его обладателя. Я не знала, что он для меня значил, но мужчина загадочным образом привлекал внимание. – Итак, я победитель этого спора.

Сжала кулаки и предпочла не отвечать на эту наглость. Каран сбавил скорость, остановил машину в подходящем месте и украдкой взглянул на меня. Когда его взгляд задержался на моем лице дольше, чем необходимо, захотелось отвернуться. Обычно, глядя на человека, я могла сформировать суждение о нем, но было в Каране что-то необычное. Я не могла сказать, что это казалось странным, напротив, это была знакомая странность, которую я все еще не могла осознать.

Это было похоже на чувство, когда выходишь из машины и ступаешь на землю города, через который проезжала, путешествуя на машине в давней молодости.

– Спасибо, – сказала, двигаясь ближе к двери. Хотя мне не нравилось благодарить, я знала, что это было необходимо. – Простите меня за сегодняшнюю грубость. Хотя, по моему мнению, это не было грубо, но думаю, так казалось со стороны.

Когда открыла дверь машины, твердая рука схватила меня за запястье. Выражение лица застыло, прикосновение мужчины погрузилось под кожу, и я почувствовала, как кости леденеют. Перевела на него взгляд, не сдвинув головы ни на миллиметр. Холодное давление пальцев замерло прямо на моем запястье. Пульс вызывал небольшие толчки в их кончиках.

– Что вы делаете?

Разбитое отражение луны, сияющей на дне черных колодцев в его глазах, было неподвижным. Каран так внимательно смотрел на мое лицо, что все то, что я так долго взращивала в душе – под грудью в области ребер, – начало разрушаться, оползнем падая прямо на сердце. Он рассматривал меня так, будто хотел запечатлеть в своей памяти.

– Вы отпустите? – прошипела я, пытаясь высвободить запястье из крепкой хватки. Мужчина не оказывал достаточного давления, чтобы причинить боль, но его взгляд ранил мои глаза.

– Отпущу, – сказал он, – Но сначала назови свое имя.

Сердце екнуло. Что заставило еще раз понять, что мне не следовало внимательно смотреть в его глаза, похожие на темную розу с угольно-черными лепестками, сумевшую прорваться и выйти из-под засушливой почвы.

– Мерве. Аси Мерве, – ответила я.

Этот ангел еще раз взмахнул крыльями, но на этот раз с его крыла вылетело перо и приземлилось мне на ладонь.

– Камушек, да? Морской камушек.

– Что, простите? – спросила и холодно посмотрела на него, хотя внутри ощущала странный прилив чувств.

– Разве твое имя не означает «камень»?

Никогда не задавалась вопросом, что означает мое имя. Это было просто имя. Одно из тех, что существовали только для того, чтобы можно было отличить человека от других и окликнуть его. Для меня это не имело никакого особого значения. Когда я растерянно посмотрела на Карана, он медленно убрал руку и позволил мне открыть дверь. Я вздрогнула, когда холодный воздух внезапно просочился сквозь мокрое нижнее белье и коснулся кожи. Мельком взглянула на мужчину, выставила одну ногу и бросилась в объятия холода. Он смотрел на меня с восторженным вниманием. За несколько секунд до того, как между нами возникла дверь машины, его губы, казалось, приоткрылись. За секунду до того, как хлопнула дверь, Каран сказал:

– Мятежный Камешек.

Это все, что я услышала, прежде чем автомобиль скрылся из виду.