Чёрная Луна

Глава 4.

Секретная лаборатория. Форт Стеллар. Неделю спустя

Джедиан Ланге обошел вокруг глыбы мутного льда, внутри которой смутно очерчивались контуры трех человеческих фигур.

– Один из них андроид, да?

Анри Бейкер кивнул. Он сидел за пультом управления. Глыбу льда поддерживали специальные захваты. Все было подготовлено наспех, и лед уже начал таять, отчего тишину лаборатории нарушал звонкий звук капели, а на полу сверкали лужи талой воды.

– Реанимировать будем обоих, – внезапно приказал Джедиан, закончив свой обход. – Ты готов, Анри?

Ученый кивнул, стараясь не выдать предательской дрожи в голосе:

– Да, сэр…

Джедиан еще немного постоял, глядя в мутные глубины наполненного хлорофиллом пресноводного льда.

– Пока просто произведи реанимацию. Память не трогай, этим займемся позже. Мне нужны стабильные жизненные показатели у обоих.

– Сканирование нейросетей? – осведомился Анри.

– Молодец, соображаешь… – похвалил его Джедиан. – Да, я хочу иметь записи их мыслей. Иногда, чтобы манипулировать людьми, очень полезно знать их прошлое, – жутковато усмехнулся он.

– А как быть с андроидом, сэр?

– Поступай как знаешь… – отмахнулся Ланге. – Можешь выкинуть на свалку, а можешь сделать из него слугу. Как хочешь, Анри. Говорят, эти древние модели снабжались псевдоинтеллектом и были трогательно привязаны к своим хозяевам… – Он обернулся: – Как ты думаешь, кому из них принадлежит робот?

– Не знаю… – пожал плечами Бейкер.

– Ладно, работай. – Джедиан повернулся и пошел к выходу из лаборатории. – Держи меня в курсе, Анри, и, если что-то понадобится или возникнут сложности, связывайся с моим секретарем немедленно. Я велю установить на твои вызовы приоритет.

– Хорошо, сэр. Я буду стараться.

Дверь лаборатории тяжко поползла в сторону.

Джедиан вышел, и Анри остался один на один с тремя телами.

Сознание плыло в черной, болезненной дымке небытия…

Он не ощущал ничего – ни тела, ни одежды, ни каких-то там звуков…

Гробовая тишина и мрак обволакивали его, как саван.

Память Дениса цепко держалась за последний фрагмент жизни. Им был жесткий удар, от которого вдруг начали сминаться переборки корабля, будто они были изготовлены из фольги… потом над головой что-то лопнуло с хрустальным звоном, и на него внезапно обрушилась мутная, дурно пахнущая масса из расколовшегося гидропонического бака…

Холод… Вот то чувство, которое являлось его последним осознанным ощущением.

Дикий, пробирающий до самого сердца холод.

Он даже не успел испугаться.

И вот холод ушел. Ушло вообще все, кроме собственного сознания, которое, лишившись тела, бессмысленно дрейфовало по черным волнам памяти.

Я мертв…

Эта мысль не требовала ни пояснений, ни доказательств.

Отрешенность от мира… Отчужденность… Жизнь после смерти? Возможно ли это?

Денис попытался вспомнить что-то еще, уйти слабым усилием воли от бесконечного, волнообразного скольжения в никуда, и внезапно ему это удалось.

Из окружающего мрака вдруг начало прорисовываться женское лицо. Оно было смутным, зыбким, но знакомым…

Кто она?

Этого Денис не знал. Вместо имени из черноты вдруг начал всплывать радужный мыльный пузырь.

Вот он доплыл до смутных черт женского лица и внезапно лопнул, разлетевшись яркими брызгами воспоминаний…

Черная пелена расступилась, прорисовывая контуры ходовой рубки «Европы»…

– Сэр, пеленг правого борта, дистанция – триста тысяч километров! Множественные сигналы. Построение в виде атакующего конуса. Это корабли Альянса!

Командир «Европы» капитан Огюст Дюбуа мрачно посмотрел на данные радарного отсека.

– Это флот Альянса… – спустя несколько секунд, прищурясь, заключил он.

– Сэр, еще один пеленг! – доложил оператор радарного отсека. – Тридцать сигналов, построение – ромб. Малотоннажные суда.

– Это наши, – Дюбуа остановился напротив тактической компьютерной карты, что проецировалась на прозрачную стену, делившую надвое ходовую рубку «Европы». – Господа… – Он повернулся к офицерам, что молчаливой группой собрались у операторских кресел в ожидании его команд. – Господа… – немного тише повторил он, и его голос хрипло прозвучал в наступившей тишине. – Дабог пал, и теперь между ударным флотом Земли и обитаемыми системами стоим только мы да вот эта горстка наспех переоборудованных грузовых кораблей.

Он помолчал, поочередно переводя взгляд с одного лица на другое.

– У нас на борту беженцы. «Европа» не боевой крейсер, а грузопассажирский корабль, но, тем не менее… – Огюст остановился, и его голова слегка качнулась на фоне бледной россыпи звезд. – Тем не менее, я буду иметь честь атаковать неприятельский флот!

По рядам офицеров пробежал легкий вздох. Дюбуа ждал, но никаких возражений не последовало. Лишь смертельная бледность выползла на многие лица.

– На карту брошены не только наши жизни… – продолжил он, сам покрывшись пунцовыми пятнами румянца. – Жизнь многих миллионов людей на десятках планет висит сейчас на волоске. Если ударный флот прорвется к Элио, то колонии падут… Это уже предрешено. Эскадра Воронцова не успеет прикрыть планету. Это должны сделать мы. Задержать их. Дать Воронцову шанс совершить прыжок из системы Рори на элианские орбиты.

Слова, тяжелые, емкие, словно свинцовые, срывались с губ капитана.

Он предлагал им выбрать между неминуемой смертью и позором.

Никто не захотел выбирать.

– Хорошо… – Дюбуа вновь остановился. – В нашем распоряжении меньше часа. Приказываю всем офицерам спуститься на пассажирские палубы. Беженцы должны покинуть «Европу» на спасательных кораблях. Здесь останутся лишь те, кто решит сражаться вместе с нами. У меня все…

Капитан внезапно отвернулся, словно не мог больше смотреть в лица тех, кого только что обрек на смерть.

Впервые он увидел ее в оранжерее.

Изящное, почти невесомое существо шло по аллее меж искусно закамуфлированных гидропонных баков, чьи тяжелые, громоздкие конструкции прятались за ширмой живых изгородей.

Встреча произошла не случайно.

Капитан Дюбуа приказал эвакуировать всех гражданских, что летели на борту «Европы»… Вражеский флот приближался, его уже можно было разглядеть в бинокулярах оптических умножителей, и несчастные, что бежали с Дабога с последним стартующим кораблем, не роптали. Они прекрасно понимали, какая участь ждет «Европу», и со слезами на глазах, молча занимали свои места в спасательных шлюпках.

Когда от борта «Европы» отвалила предпоследняя из них, Денис, как старший по званию, еще раз проверил все палубы и отсеки через компьютерную сеть.

Тут и обнаружился этот сигнал. Кто-то остался в оранжерее, сознательно или по неведению отказавшись покинуть обреченный корабль, хотя по сети интеркома каждые пять минут передавалось предупреждение всем пассажирам.

Выругавшись, он секунду помедлил, решая, как поступить дальше.

– Капитан! – произнес он, вызвав на связь ходовую рубку.

– Да? Дюбуа слушает.

– Капитан, это Велехов. У меня остался сигнал на десятой палубе. Кто-то бродит по оранжерее!

– Проклятье… Денис, это плохо. Самая незащищенная часть корабля. После первого же попадания там будет вакуум!

– Я знаю. Они близко?

– Сорок тысяч. Рукой подать, но ты еще успеешь. Давай пулей туда, и сразу же на боевой пост. У тебя третий блистер, ты понял?

– Так точно! – ответил Денис. – Что делать с пассажирами?

– Не знаю! – откровенно взорвался командир. – Запихни в какой-нибудь отсек. Не до тебя, Велехов, извини. Думай сам, не маленький!

– Хорошо… – мрачно ответил он, отжав клавишу.

Самый короткий путь до оранжереи вел через систему технических коридоров «Европы».

У Дениса не было времени, чтобы надеть скафандр. Он открыл межпалубный люк и спрыгнул в красноватый сумрак запутанных инженерных коммуникаций.

Через пять минут он уже был на месте.

Со стороны разыгравшаяся спустя несколько секунд немая сцена наверняка выглядела до крайности глупо: офицер межзвездного космического лайнера застыл, повернув голову и не закончив начатое движение, а поразившая его девушка даже не заметила произведенного эффекта. Она шла по аллее меж секций гидропоники, рассеянно глядя себе под ноги, а вслед за ней тащился довольно прилично сохранившийся робот-андроид, каких уже давно не выпускали ни на одной из цивилизованных планет.

До лейтенанта Велехова, в груди которого уже начал закипать гнев, долетел обрывок произнесенной им фразы:

– Дарья Дмитриевна… – Робот говорил немного гнусавым, но, в общем-то, достаточно сносно отмодулированным голосом. – Вам следует надеть что-нибудь потеплее! Мои сенсоры фиксируют сквозняк. Это опасно для вашего здоровья!

– Не брюзжи, Хьюго! – не поворачивая головы, попросила она. – Здесь нет никаких сквозняков. Лучше почитай мне что-нибудь вслух.

– Что именно, мисс? – вежливо осведомился андроид, прибавляя шаг, чтобы оказаться вровень с хозяйкой.

– Ну хотя бы Стивена Рауфа. Ты переписал его последний роман?

– Одну секунду, Дарья Дмитриевна… – Андроид, который носил человеческое имя, непринужденным жестом подставил спутнице свой локоть, и девушка взяла его под руку. Явно, они путешествовали вместе уже не первый день. – Соединение с библиотечным процессором… – меланхолично прокомментировал он, чуть наклонив голову… – Загрузка данных…

Пока он говорил, девушка смотрела куда-то в туманную даль оранжереи. Легкий ветерок, на который только что сетовал андроид, являлся обычным током воздуха от скрытых вентиляционных отверстий системы регенерации. Его слабого, эфемерного дуновения едва хватало на то, чтобы лениво шевелить складки ее платья, созданного из дымчатой полупрозрачной ткани.

Словно время отхлынуло назад. Не было вражеского флота, и призрак близкой смерти не стоял за спиной, уродуя лицо нервной ухмылкой.

…В ботаническом саду на далеком Кьюиге играл оркестр.

Он шел между матерью и отцом, держа их за руки, а ветер играл складками ее воздушного платья…

Денис непроизвольно встряхнул головой, пытаясь отрешиться от мимолетного наваждения, но, несмотря на справедливый гнев и всю ирреальность, неуместность ситуации, он не смог отвести глаз от ее платья, которое на глазах меняло свою фактуру и, словно издеваясь над застывшим у люка офицером, то на доли секунды очерчивало смутный контур ее хрупкой фигуры, то тут же, будто стыдясь озорства, темнело, принимая обычный вид цивилизованной одежды…

…В этот самый момент динамики интеркома, которых хватало в любом отсеке корабля, в очередной раз прорычали свое предупреждение:

Внимание! Всем гражданским лицам на борту «Европы»! Срочно проследовать на палубу номер два для экстренной эвакуации. У вас осталось сорок секунд до старта последней спасательной шлюпки! Повторяю. Пассажирский корабль «Европа» находится под атакой вражеского флота! Всем гражданским лицам немедленно проследовать…»

Нет… Это казалось колдовством, мгновенной слепотой, как запаздывание светофильтров при повороте истребителя «на солнце»…

Андроид и девушка будто не слышали предупреждения.

В ней присутствовало что-то совершенно особенное: то, как она наклоняла голову, касаясь прядкой волос покатого плеча дройда, ее походка, низкий грудной голос, тонко очерченный подбородок, задумчивые глаза… то, как она улыбалась, не разжимая губ… и еще множество едва уловимых деталей совершенно внезапно трансформировались в подсознании Дениса в некий носимый в душе много лет образ… заставив молодого, но достаточного опытного и самоуверенного офицера застыть на пороге межпалубного люка.

Или это близкая смерть сыграла над ним свою последнюю жестокую шутку?

…Люк закрылся под собственным весом, отчетливо чавкнув пневматическим уплотнителем.

Денис вздрогнул, оторвав взгляд от пленившей его разум фигуры…

«Наваждение какое-то…» – не без злости на самого себя подумал он, отведя рукой загораживающую проход ветвь кустарника, что был высажен перед баками гидропоники.

Проклиная все на свете, он бросился, ломая декоративные кусты, туда, где молодая женщина шла, доверчиво опираясь на согнутую в локте руку человекоподобной машины.

– …Фридрих Конски, мелкий чиновник министерства культуры планеты Элио, частенько злоупотреблял своим служебным положением, чтобы первым посмотреть новый фильм «психологического ужаса», что поступал на сервер его учреждения для…

Голос робота четко раздавался в тиши оранжереи. За прозрачным куполом из бронепластика уже невооруженным глазом были видны навигационные огни атакующей армады, а тут, посреди искусственного мирка зелени, андроид, которого звали Хьюго, декламировал своей спутнице начальные строки последнего триллера Стивена Рауфа – популярного несколько лет назад писателя, романы которого содержались в бортовой библиотеке «Европы», курсировавшей до войны по маршруту Дабог – Стеллар – Кьюиг.

– Эй! – отчаянно и зло крикнул Денис. – Вы что, с ума сошли?!

Девушка вздрогнула, остановилась и начала поворачиваться на его голос.

В ее глазах таилось тщательно скрываемое безумие.

В этот момент что-то оглушительно ударило в борт «Европы», слабые переборки застонали, сминаясь от удара, и конвульсивная волна разрушений прокатилась по кораблю, в который угодил ракетный залп атакующего флота.

Над головой Дениса раздался мелодичный, хрустальный звон, и внезапно сверху на пол оранжереи обрушилась масса вонючей зеленоватой жидкости…

Последним его чувством был ледяной холод…

– …Хорошо, Анри, я вижу. Это стойкое травматическое воспоминание. Оно блокирует остальные участки мозга. Но это ничего. Все терпимо. Введи ему успокоительное, смотри, как взбесились графики …

Голос долетал до сознания Дениса сквозь плотную завесу тьмы…

Он хотел закричать, но не смог.

Его сознание меркло, как робкое пламя свечи на ветру.

– …Очень удачно, что ты захватил их всех. Теперь, когда мы знаем, как прочно ее образ закреплен в сознании Велехова, им будет совсем нетрудно манипулировать с помощью этой самой женщины… – Голос удалялся, становился тише, призрачнее …

Потом тьма окончательно поглотила его.

В отличие от Велехова, о существовании которого она даже не подозревала, Даша приходила в себя долго, мучительно и с полным осознанием собственной материальности.

Боли не было.

Но лучше бы она была…

Ее выворачивало наизнанку, и длилось это бесконечно.

Крупная дрожь сотрясала нагое тело, по которому текли щекотливые капли ледяного пота…

В ее сознании тоже жили собственные фантомы, долго и тщательно сдерживаемые чрезмерными дозами успокоительных препаратов, но никто не позаботился о них в данный момент, и ее подсознание не упустило этот исключительный шанс.

Уж оно постаралось оторваться на полную катушку, будто мстя обессиленной женщине за то, что она так долго держала взаперти собственное воображение.

Приступая к процессу реанимации, Анри Бейкер не подозревал, что она больна, а когда понял, то ужаснулся тому, насколько глубоко может быть травмировано сознание обыкновенного человека.

Ее мысли, отраженные на контрольном дисплее четкими черно-белыми образами, напоминали бесконечный спуск по ступеням преисподней.

Эта женщина страдала особым видом наркомании. Ее зависимость была полной, и «сидела» она отнюдь не на биологическом наркотике.

Дашу «посадили» на виртуалку, и она прочно зацепилась за разрушительный мир фантомных образов.

Впрочем, ужас Анри Бейкеру внушал не сам факт виртуальной зависимости, а то, как эта зависимость сочеталась с вполне реальными воспоминаниями и фактами ее биографии.

Проникновение в мир ее образов подавляло его и в то же время разжигало в нем жгучее, почти болезненное любопытство.

Это была не бытовая виртуалка, отнюдь. Ее мир не имел ничего общего с кукольным городком или иной красивой игровой чушью.

Нет. Он оказался мрачен и страшен. И породила его не страсть к компьютерам и не желание уйти в красивый и неосязаемый мир вседозволенности…

Виртуальную зависимость Даши Кречетовой породила война.

Поначалу Анри никак не мог понять, откуда в ее сознании то и дело возникает сложная паутина зеленоватых пунктирных трасс, пока наконец не обработал эту картинку на компьютере при помощи специальных, дешифрующих алгоритмов.

Зеленая сетка оказалась не чем иным, как узором траекторий, перемежающихся с нитками околопланетных орбит.

Нужно сказать, что у Анри Бейкера такая трактовка ее ненормальных видений поначалу вызвала недоумение.

Война… Это было очевидно, но при чем тут молодая, едва достигшая двадцатилетнего возраста женщина и эти пунктиры траекторий?

Как они взаимосвязаны с долгой блокадой, орбитальными бомбежками и в конечном итоге – падением Дабога, который был ее родиной?

Не найдя объяснения среди своего личного жизненного опыта, Бейкер обратился к историческим документам.

Просматривая материалы по Дабогу, он вдруг наткнулся на несколько очень любопытных абзацев текста:

«К третьему месяцу планетной блокады, после многочисленных бомбежек, противнику удалось разрушить все основные узлы компьютерной сети Дабога, и казалось, что путь штурмовым отрядам открыт, но очередная попытка десантирования в атмосферу внезапно напоролась на еще более ожесточенное сопротивление – это добровольцы из мирных граждан, надев шлемы виртуальной реальности, восполнили собой бреши в компьютерной обороне планеты, сами управляя ракетами и наземными орудиями…

Через месяц, осознав всю тщетность своих попыток сломить сопротивление граждан Дабога, флот Земного Альянса вынужден был возобновить орбитальные бомбовые удары, окончательно превратив некогда цветущий мир в сплошную радиоактивную пустыню…»

Бейкер смотрел на скупые строки, и ему все еще не верилось, что именно в них крылись истоки психической болезни Даши Кречетовой.

И только осознав это как факт, Анри понемногу начал постигать страшный смысл того бреда, что выталкивало на экран монитора ее пробуждающееся сознание…

Его пациентка билась в конвульсиях, а он сидел подле мерцающего экрана компьютера и завороженно смотрел на смутные образы, что порождало ее распоясавшееся подсознание.

Серый, расцвеченный угольными тенями тоннель…

Анри некоторое время двигался по нему вместе с ее мыслью, затем машинально переключил монитор на цветное изображение и понял, что тоннель открыт в оба конца: с одной стороны струился мягкий зеленоватый свет, а с другой – клокотало яростное, багровое пламя.

Сам проход, протянувшийся меж двух разноцветных пространств, оказался наполнен пеплом, и призрачные тени, населявшие его, медленно отлипали от серых стен, некоторое время шли вровень с мыслью бившейся в реанимационной камере женщины, а потом начинали мутнеть, дрожать и наконец рассыпались в прах, который подхватывал и уносил дующий вдоль прохода ледяной ветер.

Конечно, Анри не мог ощущать его порывов, но подсознательно он почему-то был уверен, что ветер именно ледяной. Глядя, как он рвет фигуры, истончая их, делая хрупкими и нематериальными, он едва не начинал стучать зубами от холода, зябко одергивая лабораторный халат, будто и сам уже сошел с ума.

Персонажи кошмара ухмылялись скорбно и зло…

Они были очень разными и в то же время похожими… Призраки тех, кто покинул ее, бросил, сгорев в адских вспышках ядерного пламени…

Вот маленькая девочка в коротеньком платьице, что идет, доверчиво уцепившись за руку взрослой женщины, очевидно, матери.

Внезапно из той части тоннеля, где горит багряный отсвет, налетает порыв ветра, и фигура взрослого вдруг начинает таять, оплывая, как старинная восковая свеча; ее черты искажаются, словно по ним бежит рябь, и вот девочка уже одна… стоит посреди сумрака и широко открытыми глазами смотрит на огрызок человеческой руки, что все еще сжимает в своей ладони…

Она кричит.

Из зеленого сияния внезапно прорисовывается другая фигура.

Это мужчина в форме.

Он идет по проходу навстречу кричащей девочке. Берет ее за руку и ведет за собой мимо призрачных фигур, которые одна за другой тоже рушатся, оплывают…

Девочка вдруг на глазах начинает взрослеть.

Ее детские черты грубеют, затем вдруг немного истончаются, лицо становится слишком уж серьезным. На нем внезапно начинают выделяться большие печальные глаза, которые провожают взглядом каждую рассыпающуюся в прах фигуру… и затаившаяся в них боль все копится, становится отчетливее, сильнее…

А зеленоватое сияние ближе… Оно манит к себе и пугает одновременно. Его свет – пульсирующий и неровный. Чем ближе конец странного коридора, тем четче проступает в нем рисунок собранных в сетку линий, они тянутся к повзрослевшей девочке, опутывают ее, сливаются с одеждой…

Боль постепенно уходит из ее глаз, оставляя лишь отрешенность…

Серые фигуры остаются позади.

Они не властны над ней в этом изумрудном сплетении траекторий.

Здесь забвение. Холодный покой конечных координат. Мир, в котором все ясно до последней запятой. Мир, который послушен ей, который не предаст, не рассыплется прахом.

Это и есть та самая виртуальная реальность, в которой она жила долгое время. До полной потери реального мира. До абсолютной психической зависимости.

Мир, где ее пошатнувшийся разум восполнил собой катастрофический недостаток настоящих компьютеров…

Анри, который уже потерял ощущение времени, вдруг понял, что зеленые линии сходятся в очертания каскадных пультов, за которыми сидит она, Даша Кречетова, с виртуальным шлемом на голове, и от нее в недра сияющих огнями боевых терминалов убегают десятки проводов.

Она смотрит в никуда. Ее взгляд спокойно проникает сквозь материальные преграды, в черную, холодную бесконечность космоса, где на фоне размазанных звезд к шарику ее родной планеты день за днем приближаются армады кораблей, четких, пульсирующих на фоне чернильного пространства алых контуров…

Она смотрит на них долго, пристально…

И внезапно тонкие зеленые нити отделяются от шарика израненной планеты и тянутся к ним…

Быстрее… Еще быстрее…

Анри едва не закричал, когда изображение на экране резко сменилось: вместо призрачных, фантомных образов он увидел реальный космос, отснятый с видеокамер несущейся сквозь пространство боеголовки, стремительно растущий борт космического корабля, тупой удар, проминающий броню, и ослепительный, горячечный взрыв, который уничтожает мозг, сжигает сознание…

Еще секунда… и все.

Экран темнеет, потом вспыхивает вновь, и опять его наполняют дрожащие, зеленоватые нити.

Безумие повторяется. Снова и снова… Как закольцованная пленка…

Это называется войной.

В глубинах подземного бункера сидит она, опутанная километрами проводов, и ее разум напрямую управляет ракетами, стартующими из глубоких шахт навстречу вражеским кораблям.

А по поверхности планеты, над бункером, порывистый, ледяной ветер стелет поземку из радиоактивного пепла, в который превратились все – ее родители, друзья, знакомые… вся ее жизнь.

И снова беспощадные пунктиры траекторий тянутся через пространство к чужим кораблям, чтобы расцвести ослепительными, пережигающими больной разум вспышками…

Потом кончается и это.

Кто-то выдергивает ее из кресла, безжалостно обрывая провода, и тащит по серым тоннелям туда, где на обожженных бетонных плитах стоит последний стартующий с Дабога космический корабль…

Глава 5.

Форт Стеллар. Обзорный зал личных апартаментов Джедиана Ланге. Неделю спустя…

Она стояла у окна, повернувшись к Джедиану спиной, и смотрела на немигающие звезды, сложные силуэты парящих в космосе орбитальных станций, огоньки движущихся кораблей, а Ланге сидел в кресле и ждал.

Силуэт Даши четко прорисовывался на фоне черного космоса. Платье из плотной однотонной ткани сидело на ней чуть мешковато и, вкупе с коротким ежиком едва отросших волос, производило впечатление арестантской робы.

Она зябко повела плечами, но не повернулась.

«Интересно, о чем она сейчас думает?» – Джедиану не давала покоя ее хрупкая, почти мальчишеская фигура, резко очерченные, заострившиеся из-за худобы лица линии скул и упрямо сжатые губы… Он вдруг поймал себя на мысли, что эта девочка из прошлого волнует его больше, чем самая ослепительная красавица на светском рауте.

– Ну, что ты мне скажешь? – облизав внезапно пересохшие губы, спросил он, нарушая тишину. – Здорово все изменилось, да?

Она кивнула, едва шевельнув головой.

– Сколько прошло лет?.. – тихо спросила Даша.

– Сто с небольшим… – небрежно ответил Джедиан, томительно ожидая, когда она повернется. Ему хотелось взглянуть в ее глаза и увидеть в них страх. Беззащитность. Подавленность.

Но Даша будто окаменела у окна.

«Нужно будет установить в комнате сканер… – подумал Джедиан. – Ее мысли, должно быть, очень любопытны…»

– Не хочешь знать, что с тобой случилось? – вслух спросил он.

– Нет… – едва слышно ответила она.

– А зря… – Джедиану показалось, что при этих словах она вздрогнула всем телом и вновь едва заметно повела плечами, как от озноба.

– Почему ты не покинула «Европу» вместе с остальными пассажирами? – Он достал сигарету, прикурил и закинул ногу на ногу. Этот допрос, начатый в форме доверительной беседы, все больше и больше захватывал его воображение.

Даша молча смотрела на яркие россыпи звезд. В ее сознании они распухали, превращаясь в ослепительные солнца ядерных разрывов…

Виртуальная ломка.

Болезнь сознания, которую не способно излечить время… «Даже целый век беспамятства не смог меня избавить…» – горько подумала она, пытаясь отрешиться от навязчивых картин, что рождало ее больное воображение. Джедиана она воспринимала каким-то краешком сознания, и его образ, в ее понимании, завис где-то на уровне клерка – занудного чиновника на государственной службе. Слова же долетали до нее, как через слой ваты…

– Зачем?.. – наконец спросила она, не ощущая, сколь велика оказалась пауза между вопросом и ответом.

– Тебе безразлично – жить или умереть? – саркастически ухмыльнулся Джедиан. – Не поверю. Любой человек хочет жить. А твой поступок – просто глупая бравада. Перед кем?

Даша наконец повернулась и непонимающе уставилась на него, словно этот человек, развалившийся в кресле напротив, выпал в ее измерение из другого мира.

Впрочем, присмотревшись к чертам его полного, упитанного лица и встретившись взглядом с глазами Джедиана, она вдруг поняла, что так оно и есть. Этот человек ничего не знал про ее мир. Он не жил в нем. В его ладонях никогда не таял грязно-серый радиоактивный снег наступившей после орбитальных бомбежек ядерной зимы.

Она вдруг вспомнила…

Вспомнила, как все начиналось… Тот сумрачный серый день противоестественной природе зимы, когда наступил предел ее безысходности и она решилась спуститься вниз, к боевым бункерам, чтобы записаться добровольцем в систему обороны Дабога и уже больше никогда не подниматься под тускло-красный солнечный свет…

В тот день она вышла из бомбоубежища на заснеженное поле космодрома и долго бесцельно брела, глядя себе под ноги на страшный, серый снег.

Где-то неподалеку с утробным воем сел космический истребитель… а она шла и шла, пока совершенно случайно не оказалась подле места посадки.

Даша, погруженная в свои мысли, едва не споткнулась о сержанта планетарных сил самообороны, который, посадив истребитель, вылез из него и опустился прямо на мерзлую землю подле раскаленной опорной стойки, словно его вдруг покинули силы.

Даша остановилась как вкопанная.

Тогда он тоже казался ей призраком, выходцем из иного, непонятного мира, потерявшим свою сцену актером страшной драмы…

Сержант сидел, глядя глубоко запавшими глазами себе под ноги, а его руки машинально загребали рыхлый снег и сыпали его между пальцев, на колени, на грудь…

Это было страшно. Взрослые сходили с ума, один за другим.

– Нам не остановить их… – едва слышно шептал он, зачарованно глядя на серебристый снег. – Не остановить… Не остановить…

Тогда она заплакала во второй раз после смерти родителей.

В первый раз она плакала, когда Хью, тот самый робот-андроид, с которым несколько месяцев спустя… или сто лет назад?.. она прогуливалась по аллее гидропонического отсека «Европы», нашел ее через две или три недели после первой бомбежки Дабога…

До этого была пустота. Полнейшая пустота без слез, без боли, без обиды…

Просто мир вокруг умер. Сгорел, как свечка… Обратился в прах… Она поняла это, когда вне себя от тревоги сумела протолкаться к обзорному экрану бомбоубежища и увидела… Увидела, как в багряно-сером сумраке в небо торчат несколько костлявых и погнутых опор линии электропередачи… Это было все, что осталось от города. От родителей… От ее жизни. Опоры, накренясь, застыли на краю гигантской остекленевшей воронки, а ветер уже заметал ее тоннами серого пепла.

Вскоре наступила зима. Кто-то сказал, что она будет длиться не меньше ста лет…

Сто лет… Даша вдруг с тоской подумала, что сейчас, должно быть, там уже наступает весна.

Зачем? Зачем ей тогда, на «Европе», нужно было, расталкивая других людей, лезть в шлюпку, если ее душа сгорела вместе с планетой, а ее остатки замерзли, покрылись ледяной коркой?

Ведь она знала, что никто и нигде не ждет ее, от прежней жизни оставались лишь ошметья рассудка, чудом уцелевшее выходное платье матери да Хьюго, которого неделю «чистили» от радиации, прежде чем впустить к ней в бомбоубежище.

Нет, она не задумывалась над тем, нужно ли ей бежать с «Европы». Просто надела платье и пошла в сад, чтобы хоть на мгновение вернуть частицу той несбыточной жизни…

Чтобы в последний миг перед смертью, которая уже давно воспринималась как избавление от кошмара, в последний миг ощутить себя ЧЕЛОВЕКОМ и запомнить, унести с собой это чувство.

Ничего не получилось…

– Дабог?.. – Это слово сорвалось с губ помимо воли, просто в унисон мыслям.

– Что «Дабог»? – не понял Джедиан.

– Планета Дабог. – Она словно выплывала из омута беспамятства. – Там наступила весна?..

Джедиан нахмурился. Ему, конечно, нравились ее туманная непоследовательность и романтический трагизм вопроса, но не переигрывает ли она?

Он не понял одного – она не играла.

Для того чтобы осознать это, оказалось мало быть хорошим психологом. Это нужно было пережить внутри себя, но на подобные эксперименты у Джедиана не было ни времени, ни желания.

– Не знаю, – пожав плечами, ответил он. И тут же немного раздраженно добавил: – Девочка, тебе мало, что я спас твою жизнь? Ты сотню лет проболталась в космосе внутри куска льда, и вот ты чудесным образом спасена, вернулась к нормальному существованию, и к чему тебе теперь какие-то муки столетней давности? Вот, посмотри сюда, – он демонстративно поднял руку и ущипнул себя. – Смотри, я живой! И ты тоже!.. Давай приходи в себя, слышишь?

Даша не ответила. Она опять боковым зрением поймала звезды.

Ее непреодолимо тянуло туда, в холодный, кристально чистый мрак… Зеленые ниточки траекторий. Горячее покалывание в висках… Покой… Отрешенность…

«Это я спасала вас всех…» – вдруг подумалось ей, но мысль прошла без эмоций, просто как констатация факта…

Она отвернулась к экрану и вновь замерла, будто изваяние.

Она еще не понимала, что жизнь возвращается… И ее виртуальная ломка не настоящая, а лишь постэффект… следствие клинической смерти.

– Где мой андроид? – тихо спросила Даша, вновь повернувшись к окну. Джедиан не интересовал ее абсолютно, он чувствовал это… и злился.

Но, посмотрев на нее, он вдруг с удивительной легкостью подавил раздражение. Все это было так необычно… Новизна чувств, которую Джедиан не испытывал уже много лет, пленила его. Он смотрел на Дашу и представлял, какая она несчастная, раздавленная, одинокая…

– Послушай, девочка… – Он встал с кресла и, подойдя к ней, осторожно взял Дашу за плечи. – Я понимаю, как тебе одиноко… Но ты должна понять, что я…

Даша от прикосновения его рук вздрогнула и стала поворачивать голову. Полуобернувшись, она встретила его взгляд, секунду смотрела в глаза, а потом спросила, едва разжимая сухие и потрескавшиеся губы:

– Ты кто?

Джедиан опешил.

– Я?.. – переспросил он, чувствуя всю нелепость ситуации. – Я хозяин… Хозяин всего вокруг… – медленно выговорил он, желая раз и навсегда расставить все точки над «и» в ее сознании. – И я твой друг, понимаешь? – добавил он, продолжая удерживать Дашу за плечи.

Она чуть повела ими, словно стряхивая его пальцы. Потом подняла голову и сказала, тихо, но отчетливо, не отводя похолодевших глаз от его лица:

– Отойди от меня… хозяин.

Джедиан отпрянул, словно его наотмашь хлестнули по щекам.

Лицо наследника Форта Стеллар вспыхнуло румянцем. Такого с ним не приключалось уже давно.

Внезапно его разум затопила бесконтрольная ярость.

– Послушай, милая! – Он смотрел на нее почти что с ненавистью. – Не думай, что ты будешь тут стоять и безнаказанно хамить мне. Тебя оживили по моему приказу лишь потому, что твой образ очень сильно занимал разум одного человека, а мне стало любопытно, кто ты такая!.. – Он вдруг осекся, словно в горячке сболтнул лишнее, но злость, кипевшая в нем, пересилила и осторожность, и здравый смысл. Швырнув на стол бокал, который покатился по столешнице с жалобным звоном, он вновь обернулся к Даше, которая безучастно смотрела в глубины панорамного окна.

– А ты – мертвая, – жестко заключил он, глотнув прямо из бутылки. – Уже сто лет как справка о твоей смерти пылится в эвакуированных архивах Дабога! – Джедиан отер губы и повернулся к выходу. – Так что не выпендривайся и запомни: ты живешь, пока я в этом заинтересован. —

Ему вдруг надоел этот разговор, но, развернувшись чтобы уйти ,он остановился уже на пороге и добавил, постепенно успокаиваясь: – А у меня может быть к тебе всего два вида интереса: один – экспериментальный, а другой – мужской. Подумай об этом, девочка, пока у тебя есть немного времени. Умирать вторично – удовольствие ниже среднего!

Даша стояла, глядя на далекие и холодные звезды.

Она запомнила каждое его слово, но маска полного безразличия не сошла с ее лица. Нет. Она уже умирала однажды и теперь на многое смотрела иначе. Спокойнее.

Двери сомкнулись за Джедианом, который так и не дождался от нее никакой реакции. Даша еще некоторое время смотрела в окно, а потом обернулась и обвела взглядом пустую комнату.

Она медленно, но неотвратимо приходила в себя.

Если на Дабог спустя сто лет все же пришла весна, есть ли смысл умирать вторично?

Никто не мог ответить ей на этот, не заданный вслух вопрос.

Свое появление на Черной луне Денис запомнил надолго.

Собственно, сам планетоид, дрейфующий в безграничном пространстве космоса в сопровождении двух своих собратьев, занимал его меньше всего.

Важны были обстоятельства, сопутствующие его первой высадке.

До того, как он очнулся, Велехов тоже жил. Это казалось ему очевидным и походило на бесконечный, мрачный сон.

В сознании Дениса зиял черный провал безвременья, плавая в котором он то и дело слышал потусторонние голоса.

Когда он начинал думать об этом, вспоминать их, то память вдруг изменяла ему, выдавая лишь жалкие обрывки тех бесед, что велись по ту сторону мрака.

Обычно появлению голосов предшествовало розоватое сияние в том месте, где, как он подозревал, должны были находиться его собственные глаза.

Денис не сомневался, что помнит все, вот только что-то мешало его памяти работать как нужно, и поэтому воспоминания получались туманными и обрывочными.

Свет… Розоватое сияние ассоциировалось именно с ним, ярким, режущим глаза светом хирургических ламп, который он не мог воспринять в полной мере то ли потому, что его веки были постоянно опущены, то ли потому, что ему специально закрывали лицо…

– …Мистер Ланге, он приходит в себя .

– Вижу. Спокойнее, Анри. Все идет как нужно. – Голос был бесстрастен в противоположность первому, в котором то и дело звучала нервозность. – Добавь кислород и приготовься. Будем имплантировать под черепную коробку электронные блоки .

Пауза.

Затем из тьмы выплывает огромный знак вопроса.

– Зачем ?

И ответ, спокойный и деловитый:

– Там, куда он отправится, дополнительные возможности могут оказаться неоценимым подспорьем. Вот увидишь, когда начнем его обкатку. Мне не нужно, чтобы он прошел мимо искомого только потому, что не может заглянуть вниз, через пласт реголита, или погиб из-за заторможенной реакции, или неверно оценивал расстояния. Это было бы глупым риском, – рассудительно заявил голос. – Нет, мы дополним его мозг вполне современной электроникой. Он получит компьютерное видение и массу других возможностей .

Затем розовый свет вдруг начал угасать, и его разум пронзила боль…

Так повторялось много раз. Денис не мог вести счет этим предполагаемым операциям, результат которых неизменно сводился к одному и тому же – он проваливался в боль и черноту, получив, как утверждали общающиеся между собой голоса, «еще одну дополнительную возможность»…

Это было хуже, чем пытка.

Они, должно быть, не понимали, что Денис краешком сознания воспринимает их.

Из него лепили нечто чудовищное, не поддающееся осмыслению, а он не мог воспрепятствовать этому.

Сопротивление не входило в узкий круг его реальных возможностей.

Он даже не имел никакого представления о времени, и обрывки затухающих воспоминаний о прошлой жизни странно перемешивались в его сознании с этими потусторонними голосами, чернотой и еще чем-то непонятным, совершенно чуждым его пониманию.

Это «что-то» постоянно жило в нем и со временем стало проявлять себя все настойчивее.

Теперь, поднимаясь из омута беспамятства, он не только слышал эти голоса, к которым в конце концов начал даже привыкать, но и еще что-то…

Сначала это выражалось в неприятном ощущении взгляда со стороны. Словно кто-то невидимый смотрел на него из глубины обволакивающего мозг мрака.

Изучающий взгляд был холоден и абсолютно чужд.

Потом, спустя какое-то время, его вдруг начали посещать странные видения.

Словно он плыл в зеленоватой, но удивительно прозрачной воде, толщу которой пронзали направленные лучи точечных светильников. Они выхватывали из зеленоватого сумрака стены коридора, на которых жили нитевидные водоросли и заодно указывали какое-то направление.

Для Дениса такие картины оказались столь противоестественны, что он вдруг ощутил острый спазм удушья, словно действительно плыл под водой.

Он начал задыхаться, пуская пузыри и тщетно пытаясь удержать дыхание. Ничего не получалось. Он хотел взмахнуть руками, чтобы плыть вверх, но рук не было.

Единственным новым ощущением оказалась страшная тупая резь. Наверное, в груди. Это спазм… Удушье…

Он панически искал выход, но ничего не мог поделать. Он тонул. Все его существо корчилось в судорогах, отчаянно протестуя против тонн зеленоватой прозрачной жидкости.

В конце концов, не выдержав борьбы, Денис открыл рот и вдохнул.

Вода с отвратительным бульканьем полилась в дыхательное горло.

Он захлебнулся…

…И тотчас в его сознание вновь ворвались голоса.

На этот раз оба они были неподдельно встревожены и в то же время радостно возбуждены…

– …Есть, господин Ланге! Есть! Он задыхается! Кислород, скорее !..

– Это фантомные ощущения, Анри! – возбужденно ответил второй голос. – Смотри, давление кислорода в норме! Но он задыхается !

– Господи, откуда это? Мы же вычистили из памяти все, что касалось его смерти… О боже!.. Интоксикация! Не может быть… Что делать? Почему это?!

– Спокойнее… Его мозг не верит в то, что он получает кислород. Посмотри на сканер, Анри, он считает, что плывет под водой в каком-то тоннеле. Я был прав! Прав! Ты только взгляни на это, видел где-нибудь подобное, а? Это не наши конструкции… Дьяволы Элио, он видит их! Видит !..

– Сэр, что мне делать? Сердце останавливается. Все признаки удушья !

– Гаси сознание, болван! Что растерялся?!

Денису было страшно.

Потом спасительная тьма навалилась, как обычно, безо всякого предупреждения… Голоса истончились и заглохли.

Так продолжалось очень долго.

Он привык не только к голосам, но и к ирреальным путешествиям под водой.

Его сознание сумело примириться с этим.

Он уже не задыхался. Просто не думал о том, что надо дышать, и все стало получаться как-то само собой.

В какой-то момент голоса и розовый свет вдруг отошли на задний план, больше не тревожили, и он незаметно для самого себя раз от раза все глубже и глубже проникал в некую чуждую ему, противоестественную стихию.

Длинные коридоры, наполненные зеленоватой водой, плавно вливались в залы, в которых плавали, ловко работая ногами-ластами, уродливые пародии на человека, больше похожие на раздетые манекены.

Как ни странно, но Денис не чувствовал к ним должного отвращения. Он знал, что они здесь по делу.

В зеленоватом сумраке сферических залов тут и там светили бледные, размытые разноцветные огни. Он не подплывал близко, а издалека казалось, что это светятся какие-то приборы или пульты управления…

И только однажды он увидел звезды.

Голубоватые, яркие, режущие глаз россыпи звезд, на которые наползала страшная, бесформенная, темная тень.

Потом одна из искр звездного огня внезапно вспыхнула, стала распухать, окутываясь ореолом нестерпимого света… и он почувствовал, как в груди что-то болезненно оборвалось, словно он знал, там, у этой далекой звездочки, только что погибли живые существа.

Это был акт отчаянного самоуничтожения ради того, чтобы остановить расползающуюся в пространстве бесформенную черноту…

Он ничего не понимал, но тем не менее ему действительно стало больно и горько.

Почему-то он думал, что вскоре придет и его черед своими руками разжечь в космосе неистовый факел сверхновой, чтобы спалить в ее горниле часть того черного облака, что, редея, упорно двигалось проторенной тропой исторической миграции…

Потом кончилось и это.

– Начинаем обкатку, Анри …

– Подключаю сервер, господин Ланге. Все процессорные блоки синхронизированы во времени. Генератор случайностей подключен .

– Пошел !..

…Он увидел ровный, нейтральный свет, чуть приглушенный и ненавязчивый.

К своему изумлению и запоздалому страху, Денис понял, что вновь обрел тело.

Он лежал на узкой жесткой койке и глядел в низкий потолок корабельного отсека, с которого тускло светил дежурный плафон.

Не веря ни одному своему ощущению, Денис поднял руку и с замиранием сердца уставился на собственную ладонь.

Живой?!!

В первый момент он испытал столь сильное эмоциональное потрясение, что все тело обдало жаром, еще раз со всей очевидностью доказывая его материальность.

Он же умирал… Погиб… в глубоком космосе, так и не добравшись до боевого поста из-за какой-то дуры, что гуляла по оранжерее, вопреки приказу об эвакуации!..

Воспоминания обрушились на него, как каскад ледяной воды.

«…Как это может быть?! Ведь мы вычистили из его памяти все, что касалось смерти!..»– Голос неизвестного, что долетал до него сквозь тьму безвременья, четко прозвучал в голове Дениса.

Фрайг!..

Он рывком сел, обхватив голову руками, и застыл, пытаясь унять бешеный гул крови в висках.

Что все это значит?!

Отняв руки от головы, которая пылала в приступе горячки, Денис посмотрел на себя.

Форма… Скомканная постель… Небрежно брошенная подле обувь…

Словно он не покидал «Европу», а пришел в свою каюту после долгой утомительной вахты и завалился на койку прямо в одежде… Может ли быть такое?.. Мне просто приснился весь этот бред?!

Нет… не приснился. Каюта была чужой.

Не в силах больше выносить неопределенность, он встал, дошел до двери, где был укреплен стандартный интерком, и с силой вдавил клавишу связи.

На крохотном экране появилось хмурое лицо незнакомого офицера.

Несколько секунд тот вглядывался в расположенный перед ним монитор, морща лоб, словно пытался вспомнить лицо Велехова, а затем, очевидно, вспомнив, кто это такой, ворвался на линию общекорабельной связи и молчит, глядя на него, как на восьмое чудо света, вдруг скинул маску раздраженной усталости и сказал достаточно приветливо:

– Денис Андреевич, если не ошибаюсь? Велехов?

– Да, офицер, – машинально ответил Денис, чувствуя, как дрожь, что пришла на смену жару, гуляет по телу волнами нехорошего озноба.

Не верил он. Все было как-то неправильно… Не могло быть именно так.

«Я умер…» – нашептывало подсознание, и от этой мысли становилось не по себе.

Денис считал себя боевым офицером и делал это по праву.

Война вышибает из головы одни иллюзии и неизбежно порождает другие. Единственное, к чему отношение всегда одинаково и неизменно, так это к смерти.

Слишком много отвратительного, страшного скрывает в себе данное таинство, а на войне, выставленное напоказ, грязно политое кровью, оно приобретает особую, удручающую окончательность.

Если бы Денис не видел мертвых тел, что плавали в вакууме около взорванных кораблей, то, быть может, он не испытывал бы сейчас той мучительной раздвоенности, глядя на лицо незнакомого вахтенного офицера, который явно имел на его счет определенные инструкции и в данный момент изо всех сил старался остаться если не любезным, то, по крайней мере, вежливым.

– Я должен направить вас по определенному маршруту, господин Велехов, как только вы очнетесь, – сдержанно сообщил он.

– Но я… – начал было Денис.

Офицер прервал его понимающим кивком.

– Я знаю, лейтенант, у вас масса вопросов, и, возможно, весьма личных. – Он еще раз кивнул, словно убеждая самого себя, что дело обстоит именно так. – Прошу, вас ждет командир корабля, генерал Дорохов. Он хотел лично переговорить с вами, как только представится возможность. Я уже передал сигнал на его интерком и получил подтверждение.

Денис кивнул. А что он мог возразить?

Едва оправившись от осознания собственной материальности, плохо представляя, где он находится и что с ним стряслось, он, естественно, не собирался выяснять отношения с незнакомым офицером по общекорабельной сети.

Он ограничился лишь тем, что узнал, как найти генерала, и отключил интерком.

Крохотный экран погас, а он продолжал стоять, босой, но в помятой форме, подле двери каюты, вдыхая знакомые по многим космическим кораблям запахи, в которых смешивались флюиды перегретой пластмассы и плохо очищенного воздуха.

Эту гамму нельзя было спутать ни с чем, и он внезапно поверил. Ну не могло быть у него столь явственного, натурального бреда, да и почему? Почему бы ему не оказаться тем самым счастливчиком, одним из миллиона, кто спасся, избежал неминуемой смерти самым чудесным образом?

Как и любому человеку, ему страстно хотелось верить в такую немыслимую удачу… Жизнь… Это слово звучало как заклятие в его голове.

И все-таки он сомневался. Чувство казалось глупым, иррациональным, но навязчивым, словно зубная боль.

В каюте Дорохова едва слышно вздыхал кондиционер.

Генерал сидел за привинченным к полу рабочим столом, который со всех сторон обступали приборные консоли. В углу бесформенной кучей валялись смятые курсовые ленты и прозрачные листы навигационных карт. Несмотря на работу кондиционера, в воздухе витал стойкий аромат сигаретного дыма.

Услышав шелест раздвигающейся двери, Дмитрий Алексеевич поднял взгляд на вошедшего.

– А, Велехов! Входи, лейтенант, входи, – зычным басом поприветствовал он Дениса и, увидев, что тот вскидывает руку, добавил:

– Брось, не напрягайся. Садись.

Денис сел в предложенное кресло, которое не отличалось ни удобством, ни изяществом форм, так, выдранный с какого-то поста противоперегрузочный каркас с тонкой прослойкой поролона под задом. Велехов не был новичком в космосе, он летал давно и уже ничему не удивлялся, потому что знал, как быстро преображались космические корабли в период боевых действий. Этот отсек не являлся исключением. Даже неискушенный взгляд мог определить, что в недалеком прошлом это был кусок радиального коридора, а вот приварили пару переборок, поставили пульты, и пожалуйста: каюта, боевой пост, контрольный отсек и генеральская спальня – все в одном «флаконе».