Чёрная охота

19 августа.

Сухая, безросая трава зашевелилась обещающе. Багир заерзал, припал к земле. Ну, сейчас! Толстый уж прополз мимо, и котенок, разочарованный, побежал дальше.

Здесь часто рыбу дают, вкусную. Он обнюхал деревянную ступеньку, подал голос. Нет, не дают. Дальше, в кустах, виднелась старая, давно вылизанная банка. Мимо, мимо…

Багир слонялся по базе, но, кроме неосторожного кузнечика, ничего не нашел. Последний домик. Правда, тут ему никогда ничегошеньки не перепадало, но пропускать не стоит.

Он подошел к домику вплотную, мяукнул возмущенно и застыл. По боковой стене вниз к земле протянулась темная дорожка с непривычным, но манящим и возбуждающим запахом.

— Багир, Багир, поди сюда! Кис-кис-кис! — заметила его женщина с ведром. — Поди, что дам!

Он заторопился, залакал из натекшей лужицы, искоса поглядывая на приближавшуюся женщину.

Крик ее, резкий и пронзительный, заставил Багира съежиться, прижать уши, и только потом котенок сообразил, что нет в крике ни гнева, ни злости, а единственно непонятный, необъяснимый страх.

Петров ставил в бритвенный станок новую кассету. Парные лезвия. Интимно и деликатно. Придает благообразный вид.

Он сидел у открытого окна, смотревшего на зеленые кусты.

Крик разорвал утро.

Петров бежал по базе, мимо нерешительно выглядывавших из жилищ заспанных обитателей.

Повариха, завидя его, смолкла. Домик Рогова.

— Что случилось?

— А-а… — повариха показала на хижину.

Да, такой цвет ни с чем не спутаешь. Петров подошел ближе.

— Опять у вас что-то стряслось! — начальник базы, отдуваясь, торопился к ним.

— Не у меня. У вас. Мое дело сторона, могу и уйти.

— Подождите, подождите, Виктор Платонович. У меня, конечно, у меня. У нас, — он заметил лужицу крови. — Откуда? — голос растаял.

— Полагаю, изнутри, — Петров обернул руку носовым платком.

Хижина стандартная, два на три с половиной, обстановка спартанская. Из предметов роскоши — чайник. Чисто — если не считать залитую кровью стену. И кровать — узкая, сиротская, на которой в царственном пурпуре простыней лежали аспирант Владимир Рогов и — отдельно — его голова.

Рваная, измочаленная, изгрызенная культя шеи. Именно изгрызенная.

Петров повернул лежавшую голову. Полный перелом второго шейного позвонка. Отрыв.

Он выбрался наружу, стараясь не замазаться кровью.

— Видал я вас всех! — Начальник бросил трубку на рычажок аппарата. — Не едут, бастуют, Милиция и прокуратура на месте, но водители заблокировали гаражи и улицы.

— Скверно, — Петров пододвинул телефон к себе — старый, в трещинах, залепленных изолентой; держится на честном слове, как и держава; но что может быть прочнее?

— Алло, больница? Дежурного врача… — он подождал, слушая свист на линии. За стеной кладовщик выговаривал кому-то за разбитый графин.

— Здравствуйте! Я по поводу вчерашнего больного с отравлением, Муратова… Убежал? Когда? Спасибо…

Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел…

Начальник ожесточенно крутил диск:

— Девушка, девушка, мне область! Как, и вы бастуете? Но мне позарез… Алло, алло! — он подул в трубку. — Молчат…

— Жалею, что раньше не уехали, — Вера укладывала чемодан спеша, вещи топорщились, выбивались из-под крышки. — Кошмар, а не отдых, каждый день убивают людей. А что сотворили с аспирантом? И никому дела нет, милиция даже не приехала! Антон, бросай удочки, их папа захватит. У Фроловых на всех места в машине нет, тебе и так придется на коленях сидеть. Дай сумку, обувь уложу, — она раскрыла ее, заглянула внутрь. — Что это? Нож? Откуда?

— Нашел.

— Незачем тебе, не игрушка. Никита, выбросишь, ладно?

В дверь постучали.

— Разрешите? Я попрощаться. Слышал, уезжаете, — Петров увидел нож. Однако! Вооружаетесь?

— Антон подобрал, — Вера прошла на веранду. — Фроловых посторожу.

— Где же валяются такие штучки? Позволь подержать, а?

— Кто-то в пень его воткнул и забыл. Я случайно набрел, муравейник искал и увидел. В тот день, помните…

— Когда мы на машине ездили? — подсказал Петров Антону.

— Да. Там направо маленькая полянка есть…

— Никита, выноси чемодан, — скомандовала, воротясь, Вера.

Антон, подняв сумку, пошел за отцом. Петров подождал.

Вернулся Никита.

— Отправил?

— Не повредит сменить обстановку.

— Пожалуй. Никита, давай меняться, я тебе компас дам за нож.

— Берите так, мне он ни к чему.

— Ни к чему — хорошо. А вот кому — к чему? Не признается…

Шесть легковушек вырулили на дорогу и куцым караваном потянулись вон.

— Закурлыкали, журавушки, — кивнул вслед Петров.

— Бегут, — сплюнул Леонид. — Забоялись, в город захотелось. Моя тоже с ума сходит, увози — и все тут. А на чем?

— Вы бы напросились к кому.

— Опоздал. А автобуса у базы нет.

Петров разрезал яблоко новоприобретенным ножом пополам.

— Угощайтесь.

— Спасибо. Что с женой делать? Истерика…

— Кстати; тут неподалеку хутор, у хозяина грузовик. Поговорите. Думаю, за хорошую мзду он отвезет вас на станцию. Двадцать километров пешком не пройдешь.

— Хутор?

— Километров пять отсюда, не знали? Могу велосипед одолжить, у меня складной.

Грузовик вкатился в распахнутые ворота и остановился.

— Соблюдайте порядок, а то не поместимся, — энергичная женщина выросла у борта. — С детьми — в первую очередь! Деньги сразу водителю отдавайте!

— «Титаник», — вздохнул Никита.

— Едешь? — Петров дзинькнул велосипедным звонком.

— Надо бы, да места, боюсь, не хватит. А вы?

— Погожу. Закроют базу — вывезут.

Старушка влезла на приставленный табурет и, подталкиваемая сзади, карабкалась выше.

— Руку дайте! Руку дайте! — кричала она хрипло. — Тащите меня!

— И я остаюсь, — решился Никита.

— Осторожно, вы мне все раздавите!

— Надо бы ссадить человек пять, — водитель с трудом закрыл борт.

— Леня, а как же ты? — выглянула из кабины Ирина.

— После приеду, после, не волнуйся, — Леонид состроил дочке козу. — Не сегодня — так завтра.

Он поднял опрокинутый табурет, сел на него и не слезал, пока машина не скрылась за поворотом.

— Чем добру пропадать, хай пузо лопнет! — Леонид принялся за вторую миску поджарки.

Трех столов хватило на всех. Петров оглядел сотрапезников. Фомичев, Степан Кузьмич — команда администрации. Леонид, Никита да он сам отдыхающие. И Алла.

— Вы-то почему не уехали? — полюбопытствовал Никита.

— У меня — практика, — пожала плечами девушка. — Завтра комиссия из университета приедет, с ней и отбуду.

— Вы воронежская? — поддержал разговор Леонид.

— Из Казани два месяца как перевелась, успела.

— Иваныч! — решительно обратилась к Фомичеву повариха. — Мы с девками уходим сейчас. За Надькой мужик пришел, вместе пойдем. А расчет когда?

— По почте получишь, — буркнул Фомичев.

— Откуда они? — спросил кладовщика Петров.

— Кухонные бабы? Говорят, совхозные. Я-то первый год здесь, — Степан Кузьмич поднялся. — Пойду кухню принимать.

Петров бросил камушек в омут. Пора подводить предварительные итоги. Гибнут исключительно мужчины, участники экспедиции: тонет Одинг, задыхаются Патура и Седов, убит Рогов, и как убит!.. Краеведы… Куда исчезла Зиночка Лубина? Уехала в город горевать по Одингу? Муратов сбежал из больницы — зачем? Осталась Алла — из чувства долга? Студенты баловались галлюциногенами — острых ощущений захотелось? Сатанизм — романтизация токсикомании?

Игра в вопросы надоела.

Где-то здесь — полянка. Пожалуй, она. Нелегко пробраться. Муравейник в наличии и пень на месте. След от ножа в самом центре. Гномон?

Он пригляделся к знакам на пне.

Это не краска, не чернила.

Что привело сюда Одинга? Или кто? Зина?

Он разглядывал кусты.

Оплошность. Большая оплошность. Самонадеянный дилетант, вот кто он.

Петров пробрался вглубь кустарника.

Не мог сразу сообразить. Верхогляд. Торопыга. Кретин.

В маленькой ямке, небрежно прикрытой валежником, лежала Зина Лубина.

То, что от нее осталось.

— Близится осень, увы… — Никита отложил газету. — Темнеет рано. Что зимой делать станем?

— Проживем, — Леонид подошел к канделябру. — Мой знакомый в кооперативе клепает «буржуйки» и керосинки. Богатеет, нет слов.

Одна за другой свечи загорелись, засияли.

— Ночь, — Алла отошла от стола. — Ночь…

Стеклянные стены павильона-библиотеки почернели, тьма прижалась к ним, жадно высасывая слабый свет полудюжины огоньков. В углу похрапывал начальник, в одиночку одолевший поллитровку «Целебной Русской». Остальные сидели вокруг уставленного консервами столика.

Никита опять завел:

— Помню, в Киев попал на майские праздники в восемьдесят шестом, профсоюз путевку в турпоезд выделил, горящую. Народ рвался оттуда, а я туда. Походили мы по Киеву, на улицах — одни приезжие. Умные киевляне по домам отсиживаются. Я подумал-подумал, да и сам под землю спрятался — в Лавру пошел.

— Правда, что там мертвецы прямо на виду лежат? — Алла, скинув кроссовки, забралась на кресло с ногами.

— Лежат. Лица прикрыты, а руки видны.

Блеснуло!

Петров закрыл глаза, зажал уши.

Подполье, тело Патуры, обвязанное веревкой, холод стен, подступающее удушье и…

Пятно света, отброшенное поворачивающимся на ветру ставнем, скользнуло по камню кладки, земляному полу, бочке — рассохшейся, со сползшими обручами, опять по полу — стоп! Из мрака выхвачена рука, коричневая, сморщенная кисть с полусогнутыми пальцами, кисть правая, выше — темная материя рукава, все, дальше — ничего.

Мозг зафиксировал картинку и спрятал, приберег, а сейчас выложил. Пользуйся.

— Спите? — легонько коснулся плеча Степан Кузьмич.

— Почти. Пойду, прилягу.

— Стоит ли? Вдруг рядом бродит… — Леонид не закончил.

— Думаю, имеет смысл провести ночь всем вместе, — поддержал и Никита.

— Нет! — Алла соскочила на пол. — Вдруг он — один из вас? Я не останусь. А в домике у меня есть чем встретить любого, пусть сунется!

— Но, Алла… — попытался возразить Леонид.

— Нет, я ухожу. Последите лучше за собой!

— Позвольте вас проводить. Надеюсь, меня вы не подозреваете? — Петров потер глаза.

— Я вообще никого не подозреваю. Я просто боюсь.

— Начальничек-то уснул, — попытался разрядить обстановку Леонид.

— Переволновался, — сокрушился кладовщик, — неприятностей боится. И работу потерять. Я за ним пригляжу.

— Все же не мешает держаться кучнее. Я переберусь в домик рядом с вашим, Алла. Никита, присоединяйся, — предложил Леонид.

Лунного света хватало. Приемник «Океан», большой, тяжелый. Очень удобно. Петров снял заднюю крышку.

Если заменить килограммы внутренностей на пару микросхем, освобождается место для маленькой, но очень полезной вещицы, по сравнению с которой «узи» — мастодонт. Кобуру на грудь, у сердца, а поверх — легкомысленную светлую курточку.

База молчала. Он миновал ворота, свернул с дороги.

Серебряный лес черен изнутри. Но и чернота бывает разной. Надо правильно смотреть. Через минуту проступили, показались деревья, кусты, трава. Трюх-трюх по тропинке. Пепельная хвойная стлань пружинила под ногой. На сучок наступить, споткнуться, пошуметь, сохраняя чувство меры. Придет, даже и не захочет — придет. Натуру знаю, и потому обычай мой такой…

Знакомая полянка. Точно ли он повторяет маршрут Зины и Одинга?

Падающая звезда оставила огненный след.

Маньяк. Простое, исчерпывающее, удобное объяснение.

Меняю ослиные мозги на ослиные уши. Пора идти дальше.

Деревня в ночи естественнее. И разбросанные на свету дома выстроились в улицу, что стояла вдоль старой ухабистой дороги. Собачьего лая разве не хватает. Обло, стозевно…

Он шел спиной к луне и ждал, не появится ли рядом другая, чужая тень. Нет. Придется посетить злой дом — «Голую избу».

Небойко сыпались звездочки — августовская метеорная капель лишь зачиналась.

Проем зиял предупреждающе. А Никита говорил, заколотили они все…

Побывал кто-то в избушке.

Или наоборот, выбрался.

Петров проскочил сени и впрыгнул, покатился по полу.

Никого нового. У стены — тела несчастных искателей. Фонарик можно не включать — из подпола струился свет. Тихий, но очень знакомый звук рассыпающейся земли и шевелящегося тела.

Поторопить? Сам выползет.

Загорелся яркий круг на потолке, заскрипела лестница.

Поднимается.

Грязная, в земле рука показалась первой, за ней другая, с фонарем. Петров прищурил глаза. Безволосая сизая голова с огромными провалами вместо глаз, хоботное рыло. Противогаз.

Поднявшийся содрал маску, сумку, висевшую на боку. Неутомимый исследователь деревенских глубин Олег Муратов.

Неуверенные, короткие шажки к выходу. В светлом прямоугольнике нелепая сутулая фигура. Пусть уходит.

Петров подождал, пока Муратов отдалился от избы. На выход! Направился к двери, но замер, не дойдя шага.

Что-то стукнуло, царапнуло в ставень.

Вот и подошла наша очередь.

Прошелся по комнате, толкнул ставень — и сразу к выходу, оглядываясь на бегу. Из-за угла наперерез бросилась быстрая тень, но Петров смотрел на того, кто ее отбрасывал.

Семь метров. Секунда. Куча времени — когда умеешь думать. Сбить с ног, руки за спину, сковать — и конец. Остальное — не его забота. Экспертиза, повторная экспертиза, признание невменяемости, больница, побег — и все пойдет сначала.

Одинг, захлебывающийся в реке, Зина, бегущая по лесу, Рогов в момент пробуждения — сейчас он был ими, слабыми, напуганными, без опыта и оружия. Он был и другими, будущими жертвами, способными только зажмуриться, чтобы не видеть этот оскал, зажмуриться и молить о быстрой смерти.

Некоторые дела обязан делать сам.

Рука скользнула под куртку и, навстречу прыгнувшему — выстрелы. Серебро с никелевым сердечником, двадцать четыре пули калибра 4,7 остановили, отбросили…

Петров склонился над упавшим. Медленно обмякали, расслаблялись мышцы, смерть возвращала оборотню лицо хлопотуна-перестраховщика — кладовщика Степана Кузьмича.

Здесь структурщикам делать нечего, увы. Оборотень — не восставший мертвец. А то прилетели бы на Ми-тридцать девятом, уложили бы во стеклянный гроб и с места начали бы изучение некрохимических процессов.

Придется обождать, коллеги. Недолго, до следующего раза.

За кем приходил оборотень? Лестно думать, что за ним, но если он пас Муратова? Замкнуто на краеведах, их двое осталось — Муратов и Алла. Ну, конечно же!

Сколько времени упущено!

И не экономя, не приберегая сил, Петров побежал.

Не успеть. Столько ошибок и еще одна. Надо было брать Муратова сразу. Но тогда оборотень бы ушел.

Он прибавил, исчерпывая себя до конца. Ни хлеставшие по телу ветви, ни шум собственного дыхания не могли заглушить то, что он услышал, подбегая к базе, — короткий женский крик.

Опоздал.

Перемахнув через ограду, несся вдоль песчаной дорожки, на бегу вставляя в автомат новый магазин, загодя рассчитывая, как лучше оттолкнуться, чтобы не врезаться в две неуклюжие фигурки перед собой — это Никита и Леонид спешили, как могли, то есть плохо, непоправимо медленно, но, пролетая мимо них, он твердо знал, что и сам опоздал безнадежно.

— Я не знала, что это он, — оторвалась от платка Алла, — начала засыпать, и вдруг кто-то вломился, накинулся. И я ударила, он лез и лез, а я била и била, — она снова заплакала.

Муратов лежал у кровати навзничь, клиновидные раны на лбу были страшны лишь на вид, а главная, смертельная, у виска, сухая и бескровная, казалась безобидным мотыльком.

Туристский топорик. Тупой, даже краска не слезла. Петров прикрыл одной газетой его, другой — лицо Муратова.

— Идем отсюда, — он протянул Алле ее плащ.

— Хорошо, — она спрятала платок в карман халата и, не глядя под ноги, обошла распростертое тело.

На столике у выхода — опрокинутая чайная коробочка. Веселый розовый пейзаж, летящие иероглифы. Чаинки высыпались на бумажную скатерть.

Алла взяла коробочку в руки.

— От Зины осталась… — и, прижав к груди, выбежала наружу. Остальные молча последовали за ней.

— Куда пойдем? — Никита спрашивал едва ли не враждебно.

— Куда хотите, — Петров сел на скамеечку.

Ну вас всех.

— В библиотеку, — решил Леонид. — Алла, ты с нами?

— Побуду здесь, — она примостилась рядышком.

— Как знаешь, — Леонид с Никитой двинули к стекляшке.

Петров смотрел, как попрыгали по стенам пятна света и погасли. Порядок. Фомичев жив и здоров.

— Хотите чая? С пряниками, свежими, — не сидеть же тут до утра.

— Хочу.

Ноги протестовали, просили покоя. Ничего, не купленные.

— Пришли, — Петров распахнул дверь. — Располагайтесь.

Трехсвечный канделябр посреди стола смотрелся неуместно, вызывающе шикарно.

Петров вытащил таблетки сухого спирта.

Желтенький язычок лизал дно стеклянного джезвея, и видно было, как потянулись вверх цепочкой пузырьки.

— А я чай взяла, — Алла положила коробочку. — Давайте заварим, он китайский, очень редкий.

— Пожалуйста.

— Наверное, я дура. Ничего не понимаю. Кто вы? И вообще, что произошло? Муратов сошел с ума?

— Вам действительно интересно? Время, впрочем, есть, — он положил в стакан кусочек сахара. — Жила-была принцесса… — от сахарного кубика потянулись тягучие полупрозрачные струи. — И вот однажды она вышла замуж. Отец, царь могущественный и богатый, подарил ей, среди всего прочего, два изумруда, прозванные «Слезами Амона», не очень большие — по царским меркам, конечно, но красивые и исключительно редкие, других таких не было в мире. Зеленые на свету, в темноте они сияли загадочным голубым светом.

И другой хвостик сказки: жила-была бабка Чека, и было у нее сыновей, внуков и племянников видимо-невидимо. Потомки удались в бабку — злые, ретивые, неуступчивые и часто, кидаясь на одну и ту же кость, загрызали друг друга насмерть. Решила бабка их помирить и создала общий информационный фонд — большую-пребольшую компьютерную сеть. Внуки понапихали в эту сеть старый ненужный хлам и стали ждать, когда обратно золото полезет, — Петров отдернул от стакана руку. — Никак не остынет. Жаль, подстаканников нет. Дальше пойдет не сказка, а быль.

Я служу в лаборатории Небиологических Структур, изучаю и, по мере сил, нейтрализую некоторые неприятные аномальные явления. Этой весной, наконец, вошла в действие новая информационная система, и у меня нашелся повод ею воспользоваться. Как-то в печати я натолкнулся на сообщение об убийстве и ограблении в Лондоне известного египтолога-оккультиста фон Визера после того, как он сделал сенсационное заявление. По его словам, он располагал драгоценным камнем — изумрудом «Слеза Амона», некогда привезенным Наполеоном из египетского похода. Камень реагировал на человеческое биополе фосфоресцированием, но если рядом находилась древнеегипетская мумия, свечение камня прекращалось несмотря на присутствие человека. Меня заинтересовал этот камушек — с профессиональной точки зрения, тем более, что египтолог утверждал, что у него есть пара, и оба камня когда-то были подарены Францией царю Александру Первому.

Я вызвал программиста-архивариуса, и он, применив новую лично им разработанную программу поиска, нашел-таки изумруд! Компьютер посчитал, что наибольшая вероятность нахождения второго изумруда — деревня Маклок, население которой было расселено после войны в связи с предполагавшимся затоплением местности при создании Воронежского водохранилища-моря. Тот же компьютер выдал, что в деревне второй год работает экспедиция университета под руководством Вадима Сергеевича Одинга. Попал же изумруд в Маклок при разграблении усадьбы принцессы Ольденбургской в семнадцатом году. Один камень был изъят у крестьянина Ситника при попытке сбыта в тридцать втором году, а второй, по признанию Ситника, достался его земляку Плиеву при дележе награбленного.

Плиев был осужден тремя годами раньше за убийство зубного врача, трижды пытался бежать, неудачно, и был освобожден лишь в пятьдесят третьем году. Паспорта не получал, среди прописанных на территории страны не значился.

Поздравив архивариуса с успехом, я отбыл в командировку, а вернувшись, узнал, что архивариус погиб — выпал с девятого этажа, из окна своей квартиры. Вероятно, где-то произошла утечка информации. Я купил, за счет лаборатории, естественно, путевку на базу отдыха Воронежского государственного университета «Веневитинов кордон» и приехал сюда.

Утонул Одинг, гибнут Патура и Седов, убит Рогов. Последняя смерть примечательна — он стал жертвой ликантропа…

— Ликантропа? А это что?

— Это оборотень, человек, впадающий в транс и представляющий себя волком. Для этого он обычно проделывает определенного рода ритуал, эквивалент самогипноза: рисует на ивовом пне знак «мутабор», вонзает в него нож и прыгает, делая сальто. Мальчик, обнаруживший Одинга, нашел и нож, вытащил его и спрятал. Теперь ликантроп не мог выйти из транса. Следовательно, среди нас находился человек, считавший себя волком, притворявшимся человеком, — Петров невесело улыбнулся. — Осматривая место «превращения», я отыскал труп Зины Лубиной, она тоже подверглась нападению оборотня…

— Я чувствовала, что ее нет в живых, — Алла посмотрела на чайную коробочку.

— Ликантропами занимаются наши конкуренты по службе Родине — отдел моделирования поведения. Исключительно секретная организация. Я заподозрил, что осуществляется провокация: сотруднику этого отдела, ликантропу, поручено добыть предполагаемый клад самым эффектным образом. Эффектным — в понятии ликантропов — значит с трупами и кровью.

— Но зачем нужны ликантропы?

— Запугать людей или отдельного человека леденящими душу убийствами бывает очень выгодно… Но есть и вторая причина: последнее время контора боится сокращения, и все отделы стараются показать свою нужность, необходимость. Уничтожение оборотня, терроризирующего мирных сограждан, да еще и спасение для государства драгоценностей принесло бы отделу моделирования неплохой капитал. Неважно, что оборотень — сотрудник того же отдела, в ходе операции специальный контролер его бы ликвидировал и представил убийцей-маньяком.

Оборотень боялся и приготовил «запасной выход» — Муратова, приучив того к приему галлюциногенов — алкалоидов, содержащихся в мухоморах, травах. Под влиянием одной из трав, пристрастие к которой сильнее, чем к героину, Муратову грезилось, что он — свирепое могучее существо, например, волк. Ваша «Голая изба» оказалась жильем Плиева, Кстати, он там и лежит в подполе. Спрятав изумруд, Плиев неожиданно оказывается за решеткой, а по освобождении возвращается за камнем в заброшенную, но не затопленную деревню — проектировщики просчитались немного, опускается в подпол и задыхается: погреба в округе превратились в газовые ловушки.

Итак, Муратов, которого оборотень снабдил противогазом, спускается в подпол, находит изумруд…

— А вдруг бы там не было камня?

— Тогда Муратов остался бы жить. Может быть. По наущению оборотня он идет к вам, Алла, чтобы вас убить. При любом исходе все остальные убийства ложились бы на него. Но я убил настоящего оборотня.

— Кого?

— Степана Кузьмича, кладовщика. Он оказался прав — все, что происходило, было под контролем конторы.

— Под вашим, — кивнула утвердительно Алла.

— Ну, что вы. Я до сегодняшнего дня был слепым котенком. Под вашим, Алла.

Петров откашлялся. Горло совсем пересохло. Лекторам стакан минералки или чая дают. Он потянулся к стакану. Наконец-то остыл.

— Отделение посылает контролера. Тот подыгрывает оборотню, подыгрывает Муратову, пугается кошмарных убийств, а сам сверяется с графиком операции. Муратов, отыскав изумруд, думал, что идет убивать, а на самом деле нес камень своему истинному хозяину — вам, Алла. Вы забираете изумруд и устраняете отыгравшего положенную роль Муратова, представляя того маньяком.

К стыду своему, признаю, что был обязан распознать вас раньше.

— Интересно, — Алла потянулась, зевая. — Я почти поверила в вашу историю. Чем же я вам не понравилась?

— Расскажу. Только прошу не делать резких движений в духе леди карате.

Алла засмеялась:

— Забавно. Какой же конец вы придумали?

— Дойдем и до конца. Но сначала об ошибках. Мне довелось видеть, как вы пили ведьмацкое варево. Отвар мухоморов в сочетании с мышатником и ягодами картофеля обладает сильнейшим противорвотным действием. А вы, пардон, блевали. Значит, вы заранее принимали рвотное, чтобы не отравиться адской смесью.

— Просто у меня слабый желудок. А подглядывать нехорошо. Что-нибудь еще?

— Еще чай. Аромат апрельского «Лунцзиня» непривычен для нас, посторонний запах в нем распознать трудно. Но можно. Что-то вы подмешали, верно?

— Ну, накрутили…

— Разубедите меня. К своему стакану ведь не притронулись, а отпейте, отпейте!

— Нарочно не стану.

— И не надо. Есть ведь и вещественное доказательство — изумруд, отнятый у Муратова, — Петров запустил пальцы в коробочку с чаем. — Вот и находка!

Опрокинутый подсвечник не успел упасть на пол, а Петров уже сковал руки Алле.

— Я же просил — не делайте таких движений. Наручники-то разовые, дефицит. Державу в издержки вводите.

Алла молчала.

— Раз уж так получилось, давайте проверим, — Петров накинул одеяло на окно, закрываясь от лунного света.

— Видите?

На столе мерцал бледно-голубой огонек.

— Что вы будете делать? — голос усталый, старый.

— Зажгу свет, — Петров поднял канделябр, чиркнул спичкой, вернул на место свечи. — Уютнее с ним.

— Надеюсь, у вас хватит мозгов понять, что лучше отойти в сторону, Алла тряхнула головой, откидывая прядь волос. — Нам действительно важен результат — четкая операция по обезвреживанию преступника. Если вам нужен камень — вы его получите. Потом. В рабочем порядке. От нашей конторы вашей.

Петров поморщился.

— Алла, вам не кажется, что провокация обходится слишком дорого? Одинг, Зина, Муратов, архивариус Малахов.

— Степана Кузьмича не забудьте! Не стройте из себя праведника. Небиологические структуры, как же. «Ночная стража», «охотники на мертвецов», вот ваше прозвище. Зря не назовут.

— Всяко бывает, — Петров держал изумруд на ладони. — Что же вы посоветуете?

— Снимите с меня наручники, отдайте камень и пейте чай. Не бойтесь, ваша смерть нам не нужна. Просто вы уснете, а, проснувшись, позабудете о событиях этой ночи, вот и все.

— А если не соглашусь?

— Убитый вами ликантроп — не последний в конторе. На себя плевать — о семье подумайте.

Петров отвернулся, вытащил из-под кровати рюкзак.

— Пейте же, не тяните.

— Это третья ваша ошибка, — наконец проговорил он. — У меня нет семьи. Несколько лет назад жена с дочкой уехали на юг к моим родителям отдохнуть. Через неделю я узнал о вспышке национальной розни — так это тогда называли. Потом я понял, кто и зачем моделировал те погромы.

Он собирал рюкзак, потеряв интерес к Алле.

— Но какой смысл в вашем поступке?

— Видно будет, — Петров повесил, автомат на грудь, протянул свой стакан женщине. — Пейте. Это действительно выход — для вас.

— Освободите руки.

— Разумеется, — Петров снял наручники.

— Черт с вами, еще убьете, — Алла залпом проглотила настой. — У меня есть пара минут. Что вы будете делать дальше?

— Верну камень законным владельцам.

— Что? — Она засмеялась — громко, заливисто. — Что? Ну, вы действительно фантазер! Законным владельцам! — и, всхлипнув, осела на пол.

Спокойной ночи, девочки и мальчики.

Он взялся за велосипедный руль.

Перед рассветом в лесу особенно темно.