Витёк старался пореже бывать дома, так как унылый быт этой допотопной семейки наводил на него непонятную тоску, от которой вполне реально было окончательно сойти с ума. Всё в них раздражало его, всё казалось просто невыносимым, хотя, на самом деле, не имело к нему никакого отношения и никак не мешало жить прежней привычной жизнью. Его раздражало постоянное молчание взрослых - они почти не разговаривали друг с другом, зато очень часто, особенно по вечерам, уложив детей по лавкам, сидя при свете лучины в полутёмной избе, долго и заунывно пели тоскливые однообразные песни, которые раздражали Витька ещё больше, чем их молчание. На самом деле Витёк вполне мог при этом смотреть телевизор или разговаривать с кем-нибудь по телефону, потому что и звуки, издаваемые призраками, как и они сами, тоже были призрачными, почти неслышимыми, воспринимаемыми скорее не ухом, а какими-то другими, органами, по-видимому на уровне биотоков или подсознания.
Девка, которая чаще других сидела за прялкой или ткацким станком, оказалась незамужней сестрой молодой хозяйки. Звали её вроде бы Авдотья. Витёк обратил внимание на то, что почти все непрошеные жильцы его дома были странно низкорослы - даже мужик, на две головы ниже самого Витька, едва достигал полутора метров. Но вот Авдотья, хотя и красивая лицом, переросла всех, в ней было не меньше метра семидесяти и поэтому у неё, такой уродины, не было никакой надежды хоть когда-нибудь выйти замуж - даже за самого жалкого горбуна или дряхлого вдовца. Сестра и её муж считали работящую Авдотью почти что приживалкой, дармоедкой, часто измывались над ней за это её уродство, так что Витёк неожиданно для себя даже проникся к несчастной девушке некоторым сочувствием.
Постепенно Витёк понял, что эта семья из какого-то далёкого века сейчас голодает, потому что, как оказалось, в те времена у них тоже стояло невыносимо жаркое сухое лето - из отдельных реплик он постепенно узнал: трава сгорела, голодная скотина пала, колодец пересох, отчего детям и приходилось ходить с туесками по воду на тоже почти пересохшую Змейку. Не было воды ни для стирки, ни для бани, ни для мытья посуды. Люди, особенно дети, ходили в грязной вонючей одежде, а свои деревянные плошки и ложки отскребали от остатков пищи не водой, а речным песком. Кажется, что-то подобное Витёк, как-то видел по телевизору из жизни африканских племён, живущих в пустыне.
Казалось бы - пришельцы не приносят никому никакого вреда, однако жить рядом с ними было просто отвратительно. Постоянно приходилось проходить сквозь них, а их длинный непокрытый обеденный стол стоял прямо посреди комнаты и получалось так, что фактически Витёк обедал вместе с ними. Чтобы протянуть руку за своим собственным столом к своей собственной вилке или хлебнице, ему приходилось постоянно тыкать в лицо то одному, то другому привидению, а детские рожицы нередко оказывались в его тарелке. Смотреть телевизор тоже стало почти невозможно - любая передача сопровождалась или заунывным пением пришельцев или их негромким неторопливым, совершенно Витьку неинтересным и не всегда понятным разговором.
Вот почему Витёк старался как можно меньше бывать у себя дома, фактически он приходил сюда только ночевать, ошиваясь постоянно или в парке с дружками, или с местными девками на той же дискотеке. Получалось так, что эти несуществующие уроды выжили его из собственного дома! Каждый раз, возвращаясь к себе, он надеялся, что сегодня пришельцы наконец-то сгинули и он их больше не увидит никогда, но все его мечты оставались напрасными. Они, конечно, были тут как тут.
Постепенно в семействе привидений происходили какие-то изменения. Сначала Витёк заметил, что куда-то исчезла бабка, а через несколько дней и долговязая сеструха хозяйки. Из скупых разговоров оставшихся выяснилось, что обе они, как лишние люди, сами ушли умирать в лес, чтобы детям доставалось побольше жидкой гороховой затирухи на воде, которой семейство питалось всего только один раз в день. Ведь если бы они и остались - их всех всё равно ожидала голодная смерть, а так всё-таки есть ещё надежда, что выживут хотя бы некоторые дети. Оставшиеся же в доме совсем оголодали - и дети, и взрослые стали как щепки. Число детей тоже поубавилось - теперь по избе ползала всего лишь пара рахитичных малышей, остальные, видимо, умерли с голоду. Как-то Витёк сам видел, что хозяин, завернув очередного младенца в новотканный холст, унёс его куда-то и вернулся домой уже с пустыми руками. Кажется, к смерти детей родители оставались совершенно равнодушны - они, как и прежде, постоянно работали по хозяйству и почти не разговаривали друг с другом. Правда, теперь их заунывное пение прекратилось и наконец-то стало возможно без помех смотреть футбольные матчи. Разумеется, давным-давно во дворе не было и собачонки...
Шло время, знойное лето никак не кончалось, а жизнь Витька становилась всё невыносимее. Особенно бесило его то, что теперь он не мог привести домой ни одну бабу - прежде с этим не было никаких проблем. Посоветоваться было не с кем. Ведь если кто-нибудь в Удовинске пронюхает, что творится в Витькином доме, то его тут же навсегда упекут в психушку и он вообще лишится своего жилья. Наконец Витёк понял, что дальше так жить невозможно и пора начинать решительные действия.
С самого утра Витёк ушёл в парк, но не присоединился к ребятам, а наоборот, спрятался в самый дельний угол, где в одиночестве пил тёплое пиво и думал. Он решил понять, как и почему на него вдруг свалилась вся эта напасть. В конце-концов он всё-таки догадался, что вещий сон, появление пришельцев и полосатый кувшинчик как-то связаны друг с другом. Кажется, бороздки на кувшинчике, наподобие граммофонных, запечатлели в себе какую-то информацию из прошлого, которую он и пробудил в тот день вращением своего скребка и кисточки. Скребок и кисточка сыграли роль патефонной иглы. Образовалась инверсия времени, надолго накрывшая его дом и двор. Большое спасибо, конечно, дедуле, устроившем ему такой сюрприз!
Но если дело лишь в этом чёртовом кувшинчике, то всё очень просто: надо его снова разыскать и поскорее уничтожить. Только и всего. Поняв наконец, что с ним произошло на самом деле, Витёк восхитился сам собой. Ведь можно сказать, что от отчаяния он сделал великое открытие, о котором, правда, мир не узнает никогда. Но это совсем неважно - главное, у него появилась надежда на избавление от кошмара последних недель. Самое страшное, если за прошедшее время кто-то вдруг нашёл этот заветный кувшинчик и унёс неизвестно куда - тогда призраки останутся в доме навеки и придётся их терпеть всю оставшуюся жизнь. С бьющимся сердцем Витёк ринулся на берег Змейки. Он просто не мог поверить своим глазам: кувшинчик, целый и невредимый, как и прежде, лежал, наполовину погруженный в воду, на том же самом самом месте, куда Витёк его швырнул с обрыва несколько недель тому назад. Сломя голову, Витёк съехал вниз, к воде, схватил кувшинчик и с размаху хряпнул его о камень.
Теперь, наконец-то, у него снова начнётся прежняя нормальная, человеческая жизнь...
День Святого Лентяя.
Теперь уже мало кто помнит, почему ежегодно первого сентября человечество празднует день Святого Лентяя. А ведь это должен знать каждый культурный человек. И дело тут совсем не в школьниках всей планеты, миллионы которых в этот день со слезами на глазах идут в школу, а в том единственном мальчике, который жил на свете очень давно, кажется, ещё до нашей эры. Он был исключительно тупым и ленивым. Когда ему исполнилось семь лет, родители решили отвести его в школу. Тридцать первого августа они долго не спали, гладили ребенку школьную форму, перебирали книжки в портфеле и брызгали водой букет из роз, который предназначался учительнице.
Но утром первого сентября мальчик категорически отказался идти учиться. Сколько ни уговаривали его родители, обещая купить новые игрушки, сколько ни запугивали, мальчик не сдавался.
Лентяй проявил удивительную силу духа и не испугался, что ему больше никогда в жизни не разрешат смотреть телевизор или не купят мороженое. Он остался твёрд даже тогда, когда отец снял с него штаны и отшлёпал его. А когда его насильно втиснули в папину машину и отвезли в школу, он выпрыгнул из окна класса на втором этаже и сломал себе ногу.
Родители очень расстроились, но решили, что не всё еще потеряно. Придётся отдать его в школу с восьми лет, не так уж это и страшно. Поумнеет на год и все обойдётся. Но и на следующий год повторилась та же самая история. Никто ничего не мог поделать с Лентяем. И взрослым пришлось отступить. Даже несмотря на закон о всеобщем обязательном десятилетнем образовании.
Мальчик не посещал школы, не занимался с репетиторами, не ходил на фигурное катание. Он, в отличие от других тупиц, не кончил институт, не поступил в аспирантуру, не защитился, не занимался научной деятельностью, не писал научных трудов и не ездил на симпозиумы.
Он не стал инженером и не спроектировал химический завод так, чтобы все ядовитые выбросы от него уносились постоянными местными ветрами как раз на близлежащий город. Как это происходит в Весьегоньске, Халиловске, Хрумпске, Шатиловке, Лос-Карабосе, Самудзуки, Флер-д-Оранже, Чаттападхье и многих других городах.
Он не стал врачом и не отправил на тот свет множество больных, как это сделали врачи Клюшкин, Сеунов, Клотильдин, Сейфульмулюков, Пиперашвили, Лос-Аламос, Томикагава, Пепертити и многие другие.
Он не стал завхозом и не построил особняк себе, своей тёще, своей племяннице и своей любимой тётке, как это сделали Надирашвили, Ёршиков, Низамутдинов, Джобс, Татикамава, Раджимунх и многие другие.
Он не стал учителем и не калечил души детей, как учителя в школах N 4, N 18, N 48, N 72, N 136 и 458. Он не стал писателем, которого везде печатают, потому что... и которого никто не читает. Он не стал продавцом, который. всех обвешивает и всем хамит, не стал таксистом, которого никто и никогда не видел трезвым. Не стал слесарем, который всё ломает за сто рублей, но никогда ничего не чинит. Да мало ли кем ещё не стал он...
И люди презирали его. Так и прожил он всю жизнь - гонимым, оскорблённым и униженным. И, как это всегда бывает с настоящими святыми, люди сумели оценить его только через четыреста лет после смерти. Оказалось, что за всю историю существования человечества, это был единственный человек, сумевший правильно оценить свои способности и оптимальным образом распорядиться ими. К тому же это был единственный человек, который прожил жизнь именно так, как хотел, а потому и был счастлив. Вот почему ежегодно первого сентября люди всей планеты и празднуют день Святого Лентяя.
Да, кстати, а как учатся Ваши детки? Хорошо, говорите? Ну что ж, можно порадоваться за Вас. И кем мечтают стать? Учителями, чтобы сеять разумное, доброе, вечное? Или врачами, чтобы исцелять страждущих? Или продавцами, чтобы вежливо и культурно обслуживать покупателей? Или учёными, чтобы, забыв себя, вечно искать истину, которой нет ничего дороже? Или ещё кем? Так пожелаем же им успехов в учёбе и дальнейшей деятельности!
Этнография.
Едва директор пришёл в музей, как зазвонил телефон. Из Министерства интересовались, приняты ли в музее необходимы меры. Директор объяснил, что ещё месяц назад он лично приказал заменить обычное стекло в витринах пуленепробиваемым, убрать увлажнители, горшки с цветами и прочие предметы, которые могут быть использованы как метательные орудия. Огородить электрические рубильники в служебных помещениях специальными сетками. Наглухо запереть все окна и балконные двери, особенно верхних этажей, чтобы оттуда никого не выкинули на мостовую и дело обошлось без человеческих жертв. Отравленные стрелы индейцев отнесли в запасник.
В то же самое время из Министерства автотранспорта позовнили в таксомоторный парк и поинтересовались - отправлен ли по назначению заказанный бронеавтобус. Директор автопарка заверил своё начальство, что автобус полностью подготовлен для проведения операции и подан по назначению. Пуленепробиваемые стекла обеспечат безопасность прохожих если в автобусе вдруг начнётся стрельба. Кабина шофёра отделена от салона также пуленепробиваемой перегородкой, так что нет никакой опасности: шофёра также убить невозможно и автобус вместе с пассажирами не рухнет под откос. Кожаные сиденья заменены металлическими, так как для автопарка менять после каждой поездки изрезанные сиденья слишком накладно. Из салона удалены занавесочки и другие легковоспламеняющиеся предметы.
В одиннадцать ноль-ноль операция началась. Бронированный автобус помчался к музею. За ним с воем неслись несколько полицейских машин сопровождения. Испуганные прохожие шарахались в стороны. У здания этнографического музея автобус остановился. Из него вышел восьмой "А" и направился в музей на экскурсию. Бабка у входа трясущимися руками пересчитывала входные билеты и всё никак не могла понять, почему это билетов двадцать пять, а школьников только двадцать два. Откуда ей было знать, что Охломон накурился опиума и ему теперь не до экскурсий. Да ему и вообще наплевать на этнографию. Людка же, наоборот, очень интересуется этнографией, но, как назло, именно сегодня ей пришлось идти на аборт. А Горяшке по пути в музей проломили голову бутылкой и его на одной из полицейских машин срочно увезли в больницу. Если бы эти училки так долго не чесались с экскурсией, то сегодня в восьмом "А" была бы стопроцентная посещаемость и почётная грамота "лучший восьмой класс города" была бы, несомненно, за ним!
Пензюки, пермюки..., москвючи какие-то
Дорогая Светочка!
Ты не волнуйся, у нас в психушке всё отлично: кормят до отвала, уколы делают редко, санитары почти не дерутся. К тому же - не соскучишься, такие интересные мужики попадаются, просто отпад. На днях двух привезли - Федя и Иван. Прямо из командировки. Свои имена знают, даты рождения - тоже, а свихнулись на том, что они пензяки какие-то (или пензюки, забыл). Поэтому друг от друга не отходят и всё про какую-то пензу, не то пемзу говорят. То ли это планета, то ли название племени, то ли вид зверей - я ещё до конца не понял. Но если это и есть ихняя воображаемая планета, то очень похожа на нашу Тверь. Центральная улица - Ленина, дома в центре повыше, а везде пятиэтажные, санузел совмещённый и так далее. Всё они описывают так, как будто и вправду видели, причем видения у обоих одинаковые, вплоть до названия улиц и номера трамвая, бывает же такое! Им двойную дозу синдепала назначили, но пока что-то плохо помогает (мне так сразу очень даже помогло).
Они говорят, что жили на этой самой Пензе и даже родились там. Так живо всё описывают - и семью, и детей, и работу, очень похоже как у нас на земле, да и сами такие же точно, как и мы, люди. Не успели их в палату определить, как нескольких еще каких-то пермюков привезли. Симптомы болезни те же. Всё про какой-то Пермь рассказывают. Очень похожи на людей, а на самом деле - тоже или иноплянетяне или снежные люди. А ихние космические корабли так до сих пор и не нашли, вряд ли они теперь когда обратно к себе доберутся, если, конечно, правда - инопланетяне.
Так ты не забудь капусту заквасить, я скоро вернусь - а то подумай сама, как же я без неё буду? Передай поклон тёте Шуре, а Витьку скажи, пусть пока моим мотоциклом пользуется, я разрешаю. Детей держи в строгости, я приеду, проверю. И сама не балуй, мне всё потом расскажут, если чего.
Твой муж Павел. 13 июня 1997 года.
Лидия Леонидовна Сундукова шла по пыльной улице Удовинска безо всякого внимания по сторонам. И вдруг на газоне у тротуара что-то ярко блеснуло. Лидия пригляделась и обомлела: это был невиданной красоты старинный перстень с изумрудом. Такого везения у неё не было никогда! Она подняла перстень, сдунула с него пыль и надела на руку. Впервые в жизни Лидия была абсолютно счастлива. Ей казалось, что все встречные только и смотрят на её палец и бешено ей завидуют. О чём же ещё можно было мечтать теперь?
Но постепенно с перстнем стало что-то происходить. Если сначала он был как раз по размеру, то теперь всё сильнее и сильнее давил на палец. Становилось всё больнее и больнее, но снять перстень уже не было никакой возможности. Лидия отошла в сторонку, прислонилась к дереву и заплакала. Она озадаченно смотрела на руку и ясно видела, что и перстень и палец прямо на глазах уменьшаются в размерах. Наконец и перстень и палец просто исчезли, а на правой руке осталось всего четыре пальца. Боль прекратилась и Лидия понуро зашагала дальше, в недоумении разглядывая свою изуродованную руку.
Наташка Ермолаева шла по улице Удовинска. Вдруг на газоне что-то ярко блеснуло. Наташка обалдела от счастья: она нашла старинный перстень с зелёным камнем. Она надела перстень на руку и гордо пошла дальше. Сегодня вечером, на дне рожденья Зинки, все просто посинеют от зависти. О чём же ещё можно было мечтать теперь? Вдруг сильно заболел палец, на котором был надет перстень. Наташка глянула на руку и обомлела: ни пальца, ни перстня больше не было. И тут она вспомнила, что недавно видела в трамвае женщину с ампутированным пальцем, а сегодня утром - пацана, у которого тоже нехватало одного пальца на правой руке. Кажется, она поняла, в чём дело. "Ну ладно", - злорадно подумала Наташка, - "Я теперь уродка, но зато уродами станут и все остальные, кто найдет этот проклятый перстень, а уж я-то никому про него не проболтаюсь. Если мне плохо, то пусть и другие помучаются так же, как и я".
Антонина Федоровна Баранова шла в магазин за молоком по улице Удовинска, Сергей Фигурнов шёл на дискотеку по улице Удовинска... Петька шёл за пивом по улице Удовинска... Григорий шёл к своей бабе по улице Удовинска... Всё новые и новые пешеходы шли и шли по улицам Удовинска...
Недавно "Медицинская газета" опубликовала любопытную заметку, которая приводится ниже с небольшими сокращениями:
"Делегация японских нейрохирургов, посетившая недавно НИИ УДО СИМТОС в городе Удовинске, обратила внимание на интересное явление, ускользнувшее от внимания местных медиков: более половины жителей города имеют на руках не десять, а всего лишь по девять пальцев. Но это не врождённая эндемическая или генетическая аномалия, как можно было бы ожидать. Пальцы у всех очень искусно ампутированы, причем создаётся впечатление, что это произошло совсем недавно. Однако все жители, как один, утверждают, что это - результат травмы, перенесённой в далёком детстве и отказываются говорить о подробностях. Медики встали в тупик перед этой загадкой природы. Несомненно, что данное интересное явление заслуживает более пристального изучения и внимания не только медиков, но и психологов, экономистов, лингвистов, философов, экологов, а, может быть, даже и экстрасенсов. Однако очень жаль, что у НИИ УДО СИМТОС как всегда пока что нет средств на проведение необходимых комплексных исследований".
Бедные пешеходы города Удовинска и не подозревали, что примерно в это же самое время в лаборатории "Самозащиты Космических цивилизаций и Реализации высокогуманных межличностных отношений между гуманоидами всего Космического пространства" (СКЦИ РВМОМГВКП) планеты Вастурн двое молодых учёных, стоя перед электронным макетом планеты Земля, докладывали Учёному Совету о результатах своих исследований. Диссертация включала в себя как научный анализ и выводы, так и камеральную обработку данных, полученных в течение целого года полевых исследований на этой далекой планете. Между учёными велись примерно такие диалоги:
- Господа, наши иссследования показали, что эта планета не только обитаема, но и населена разумными существами, такими, например, как коровы, собаки, крысы, люди, кузнечики, одуванчики, свёкла и прочие. Мы подготовили отчёт о моральном состоянии землян и считаем, что нужно срочно принимать меры, поскольку оно представляет реальную угрозу для остальных жителей Космоса.
- А вы хорошо разобрались в иерархии жителей Земли? Или у них её уже не существует в связи с переходом на более высокую стадию эволюции?
- К сожалению, ещё существует и даже усиливается. Доминирующее животное у них - человек, остальные находятся в ужасающей рабской зависимости от человека: он убивает всех подряд или ради пищи и шкур (коров, редиску, кур, свиней и так далее), или просто из садистского удовольствияч - на охоте, рыбной ловле, при сборе грибов. Даже крохотный несъедобный паучок на лужайке, скорее всего, будет раздавлен ребёнком по наущению его мамаши, которой просто не приходит в голову, что он - такой же землянин, как и она сама.
- Сколько же баллов вы поставили землянам по показателю равенства и земной справедливости? Повидимому, параметры у них могут варьировать только между единицей и нулем?
- Даже до единицы не дотягивают. Ставим ноль.
- Ясно, ну а теперь посмотрим параметры интеллектуального развития по восьми основным показателям: забота о правильной эволюции планеты и ее экологии, забота о генетическом совершенствовании землян, выработка оптимальных параметров экономического, интеллектуального, нравственного развития и так далее, ну, в общем, по известной всем методике Ниторелло. Можно посмотреть по каждому показателю в отдельности и затем суммировать баллы.
- Как видите, свою Планету люди привели в катастрофическое состояние и оно ухудшается с каждым днём: быстро растет озоновая дыра, постоянно сокращается площадь лесов, уничтожены и продолжают уничтожаться тысячи видов животных и растений, отравлены океаны, земля и воздух над Планетой. Из века в век идут непрерывные междоусобные войны, по вине людей возник парниковый эффект и потепление климата, оскудели и просто кончаются запасы невозобновляемых полезных ископаемых и продолжается ограбление будущих поколений за счет стремления к роскоши, комфорту и создания искусственных потребностей одного только человеческого рода при самом зверском и наплевательском отношении ко всем остальным обитателям Планеты.
- При вводе этих данных в компьютер как вы учитывали константу генетического вырождения человека из-за катастрофического ухудшения экологической обстановки на Земле, потери духовности у подавляющего числа землян и появления стойкой и необратимой зависимости от лекарств, допингов и искуссственных условий существования?
- Разумеется, мы учли и это в соответствии с ратоидным коэффициентом для каждого отдельного материка. Однако в целом показатели так нигде и не превысили нуля - одного балла. Короче говоря, прогноз самый неутешительный. Интерполяция по времени показала, что в ближайшие несколько десятилетий, максимум - в одно столетие - человечество неминуемо ждет мучительная агония и смерть, которую оно вызвало собственными руками. Человечество - вот самый верный палач и для самого себя и для всего живого на Земле. Всё, что произошло на Земле по вине самого человека, теперь уже не только необратимо, но и, к сожалению, несёт прямую угрозу и нам, и другим планетам и цивилизациям, так как люди бешеными темпами осваивают Космос, приближаются к другим планетам и могут перенести на них смертельный вирус алчности, бездуховности, индивидуализма. Они вполне могут погубить многие другие космические цивилизации ещё до того, как завершится их собственная агония. Не решив никаких своих земных проблем, с каждым веком увеличивая число несчастных землян, они безрассудно тратят свои последние ресурсы на освоение Космоса.
- В таком случае, какие же практические выводы имеют ваши исследования?
- Мы предлагаем самый гуманный метод помощи землянам: одномоментную общепланетарную эвтаназию для того, чтобы избавить их самих от ненужных мучений, а всех остальных обитателей Вселенной - от нависшей угрозы. В ближайшее время нам необходимо быстро и окончательно произвести антигилляцию планеты Земля.
- Мне кажется, вы не учли возможную внутривидовую борьбу. А что, если правители Земли, приведшие Планету к грядущей катастрофе, в принципе сильно отличаются от своих подданных? Возможно, что рядовые земляне не так уж тупы и опасны и выход состоит лишь в том, чтобы просто сделать правителями совсем других людей. Тогда они, может быть, успеют увести Планету от неминуемой гибели, миллиарды землян останутся живы, а нам самим этот проект обойдётся намного дешевле антигилляции.
- Мы учли и это. В своих полевых исследованиях мы использовали прекрасную и остроумную методику "Изумрудный перстень" нашего коллеги Рин Брина. Результаты полевых исследований в Пензе и Перми показали, что ни один из рядовых жителей этих городов не предупредил сограждан о грозящей им беде. Наоборот, пострадав сами, они радовались тому, что после них пострадают и другие. Они все проявили крайнюю степень эгоизма и бездушия. Ведь всем известно - какой народ, такие и правители, так что ошибки в выводах не может быть никакой. Сейчас проводится последний контрольный эксперимент в городе Удовинске. По его завершении мы представим проект и технико-экономическое обоснование антигилляции в Планетарную комиссию Вастурна, а после его утверждения сразу же начнём антигилляцию всей Планеты Земля. Пока же мы в опытном порядке антигиллировали всего лишь Пензу и Пермь.
- Какой метод при проведении антигилляции вы использовали для соблюдения чистоты эксперимента и для того, чтобы избежать утечки информации и паники среди землян?
- Мы применили метод одновременного и необратимого стирания информации во всех информационных системах Земли - как электронных, так и библиотечных, церебральных, картографических, кинематографических, лингвистических и прочих. Теперь нигде на Планете Земля не существует таких понятий и слов, как Пенза и Пермь, а также всех производных от них - пензенский, пермский, пермяк и так далее. Эти слова и понятия стали чужеродными для любого земного языка и не вызывают у землян никаких ассоциаций. Земляне, не подозревая ни о чём, занимаются своей обычной деятельностью.
16 июня 1999 года в тринадцать часов земляне занимались своей обычной деятельностью. Наташка ела копчёную рыбу. Антонина Федоровна смотрела телевизор, Мишка Сердюков катался на велосипеде, Светка ругала своих детей за хулиганство, Нинка Еремеева копалась в огороде, Степан Черномордин охотился в лесу на очередных медвежат, а в Москве, в отлове не ветстанции у метро Динамо долго-долго агонизировали в газовой камере пойманные на улицах бездомные и домашние кошки и собаки.
16 июня 1999 года Таисия Селезнёва варила грушевый компот, на мясокомбинате из коров делали очередную партию колбасы, Антон Сударев в своей лаборатории работал над очередным бомбардировщиком, а голодный поэт Ким Тин Пин сочинял очередную оду о любимом кормчем и его партии. Молодой и красивый Джакемба умирал в далёкой Африке под кустом джакавы, подорвавшись на противопехотной мине, а вонючая старуха Сидорова на вонючем матрасе плакала в доме престарелых, вспоминая своих детей: коммерсанта Игоря, разъезжающего в синем Вольво, и непутёвую дочку Клавку, которых не видела уже несколько лет и даже не надеялась увидеть когда-нибудь.
16 июня 1999 года у Зои Андреевой родилась девочка, Вовке из пятого "Б" наконец-то купили роликовые коньки, а дед Захар из Ивантеевки посадил на пустыре четыре куста сирени. Он говорил: "Ну и что, что я не увижу её цветов - зато увидят мои внуки". Правда, ни внуков, ни детей у него не было...
16 июня 1999 года началась и закончилась антигилляция Земли. Она продолжалась всего пять секунд и никто ничего не успел заметить. Исчезли Наташка и Нина, и велосипед, и новорожденная девочка, и ода, и бомбардировщик, и кусты сирени.
Исчезли и я и вы. Что делала я именно в тринадцать часов 16 июня 1999 года, я просто не помню. А что делали лично вы?
Чёрное яйцо
Дениз всегда мечтала увидеть свою родину. Хотя она родилась и выросла в Новой Зеландии, но её почему-то очень тянуло в Швейцарию, откуда были родом родители. И вот теперь Дениз наконец-то путешествовала по Швейцарии на автомобиле и всё здесь ей безумно нравилось.
Сегодня Дениз предстояло проехать от Альтдорфа до Беллинцоны, чтобы оттуда добраться до горного озера Лаго-Маджоре. Дорога поднималась всё выше и выше к Сен-Готардскому перевалу. Дениз ехала медленно, часто останавливалась и снимала панораму гор на цветную кинопленку, хотя и чувствовала, конечно, что потом эти кадры, без единого яркого пятна или движущейся человеческой фигуры, наверняка покажутся скучными и однообразными.
Сегодня с самого утра Дениз почему-то испытывала какое-то странное волнение, хотя всегда была очень уравновешенной, не поддающейся настроениям девушкой.
До Беллинцоны уже оставалось всего несколько километров, как вдруг Дениз увидела левый поворот, не обозначенный ни на одной туристической карте. Это удивило её - ведь она знала исключительную точность швейцарских карт. Эта дорога влево вела круто вверх в горы, она была асфальтирована и такой же ширины, как основная автострада. Но над ней почему-то висел знак "проезд запрещён". Это также казалось странным, хотя, конечно, где-то дальше и могли вестись ремонтные работы или же была лавиноопасная зона. Но самое странное было всё же не это. Дело в том, что как только Дениз увидела эту дорогу, она поняла, что когда-то где-то уже видела её и что она обязательно должна поехать по ней, что бы ни ждало её впереди.
Дениз, не обращая внимания на знак запрета, свернула влево и повела машину дальше. Что-то настойчиво звало её вперёд. Дорога постепенно сужалась, асфальт сменился щебёнкой и, наконец, через несколько километров, дорога вдруг упёрлась прямо в пропасть.
Этого Дениз ожидала меньше всего. Она вышла из машины и огляделась: перед собой она не увидела ни ремонтных работ, ни следа обвала, ни продолжения дороги где-нибудь впереди. Неужели её так тянуло сюда только для того, чтобы она смогла увидеть эту дорогу, ведущую в никуда? Справа круто громоздился горный склон, внизу слева находилась небольшая котловина, поросшая лесом. Хотя было ещё и не очень поздно, но уже начинало быстро темнеть, как это обычно бывает в горах. Нигде ни огонька, ни признака жилья. В долинах внизу начал подниматься белый туман. Видимо, оставалось лишь одно - осторожно развернуть машину и ехать обратно.
Дениз снова села за руль и вдруг обнаружила, что у неё кончился бензин. Это было очень странно, ведь бензобак не протекал, а заправлялась она только сегодня утром. Видимо, начинались чудеса, которые Дениз предчувствовала ещё с утра, но чудеса не из приятных.
Дениз задумалась. Ехать обратно - невозможно. Ночевать в горах - тоже. И холодно и страшно. Если же оставить машину и идти пешком назад, к основной дороге, чтобы взять у кого-нибудь немного бензина или же попросить довезти до ближайшего ночлега, то пройдет часа полтора. Тогда будет совсем темно и вряд ли кто-нибудь ещё поедет через горы. Придется снова карабкаться наверх, чтобы вернуться к машине, а не ночевать прямо на дороге.
Стало почти совсем темно, а Дениз всё сидела в машине на краю пропасти и не могла придумать ничего. Она ругала себя за то, что поддалась какому-то наваждению, свернула на эту дурацкую дорогу, но это, конечно, нисколько не помогало ей. И вдруг, когда ей стало совсем холодно и страшно, она услышала ... колокольный звон. Он раздавался где-то совсем рядом, в котловине слева, которая густо поросла лесом и где, как ей показалось раньше, не было никакого жилья. Значит, там всё-таки есть какой-то городок или хотя бы деревушка, где можно найти и ночлег и немного бензина. Обрадованная Дениз выскочила из машины и пошла напрямик в лес, в темноту, на звук колокола...
Как ни странно, Дениз не сломала себе ноги, не заблудилась, а, действительно, через некоторое время, которое от страха показалось ей вечностью, добралась до какого-то крохотного городка. Как только Дениз вошла в городок, колокол сразу же замолк.
Городок производил странное впечатление. Во-первых, он освещался газовыми рожками, о которых Дениз только читала в книгах. А ведь все справочники утверждали, что Швейцария, вплоть до мельчайших деревушек, была электрифицирована и телефонизирована еще в начале двадцатого века! Видимо из-за этих тусклых газовых фонарей городок казался мрачным, запущенным и негостеприимным. Это впечатление усиливалось старинной архитектурой. На тех улочках, по которым шла Дениз, не было ни одного современного здания, ни одного автомобиля. В окнах не горело электричество, лишь кое-где мерцали свечи или керосиновые лампы. Редкие прохожие, одетые в старинные одежды, тоже производили странное впечатление. Возможно, жители городка отличались исключительной консервативностью и приверженностью к старине. А, может быть, Дениз попала в один из живых городов-музеев, созданных специально для туристов. Хотя она и не помнила, чтобы в справочниках говорилось о чём-либо подобном на дороге Альтдорф - Беллинцона.
Редкие прохожие казались Дениз неприветливыми, хмурыми и какими-то бледными, вялыми. Хотя, конечно, они могли выглядеть бледными из-за газового освещения. Из переулка вышла молодая женщина с младенцем на руках. Она равнодушно прошла мимо, но у Дениз вдруг заколотилось сердце: эту женщину она, несомненно, уже видела когда-то. И лицо и одежда женщины были странно знакомы. Женщина давно уже скрылась в конце улочки, а Дениз всё ещё мучительно вспоминала и никак не могла вспомнить - где и когда она могла её видеть.
Дениз вышла в центр города и оказалась у ратуши. Прохожих становилось всё меньше и меньше, но все они казались такими странными, погружёнными в свои мысли и неприветливыми, что у Дениз никак не хватало духу обратиться к кому-нибудь. Наконец она поняла, что нельзя оставаться на улице из-за какой-то глупой нерешительности и надо обратиться к первому же встречному. Потому что он просто может быть и последним.
Первым и, наверное, последним встречным, к счастью, оказался средних лет мужчина с приятным, умным лицом, который, как показалось Дениз, был непохож на всех остальных, встреченных ею до сих пор.
Мужчина оказался мэром городка и сказал Дениз, что гостиницы в городе нет, но она вполне может переночевать в мэрии. Они вошли в мэрию с черного хода и мэр поручил Дениз какой-то седой, совершенно глухой старушке с добрым лицом, которая почему-то находилась там глубокой ночью. Старушка затопила камин, постелила Дениз на кушетке в большой комнате, заваленной старинными фолиантами, откуда-то принесла еды и горячего чаю. У изголовья она поставила канделябр с тремя зажжёнными свечами, прилегла на диванчик в углу и тут же захрапела. При этом Дениз вдруг на секунду показалось, что старушка, пожалуй, осталась здесь, чтобы стеречь её. Эта неясная мысль лишь мелькнула и исчезла, почему-то совершенно не испугав девушку.
После всего пережитого Дениз не спалось. Тихо потрескивая, горели свечи. В одном углу спала, похрапывая, старушка, в другом тёмной кучей громоздились старинные книги, которые, видимо, давно уже не интересовали никого. Странное волнение, охватившее Дениз с утра, не проходило. А что, если старушка только притворяется спящей? Дениз взяла канделябр и прошлась по комнате. Старушка спала. Дениз наугад раскрыла какую-то книгу в кожаном переплете и с медными застежками. Она увидела рисунки прозрачного шара с обнаженной девушкой внутри. На другой странице - тот же шар, на третьей - тоже. И так далее - весь манускрипт до конца. Странная тема для средневекового художника! Похоже на фантазию какого-то маньяка.
Старушка по-прежнему мирно храпела. Дениз вышла в коридор и прошлась по скрипучим деревянным половицам. Все двери были отперты и за ней никто не следил. Дениз поднялась на второй этаж и наугад толкнула одну из дверей. В комнате, заставленной старинной мебелью, царил ужасный беспорядок. Затхлый воздух говорил о том, что эта комната, видимо, была превращена в кладовую. Кажется, и вообще мэрия в этом городе была не очень-то образцовым заведением.
Какая-то сила повлекла Дениз к окну. С трудом пробравшись через завал из стульев и кресел, Дениз взглянула вниз на городскую площадь и обомлела. Прямо перед мэрией она увидела громадный стеклянный шар. Он светился слабым голубоватым светом. А внутри шара, более ярким, но уже не голубым, а теплым, кремовым светом, сияло обнаженное тело девушки.
Дениз вернулась обратно. Она погасила оплывающие свечи и легла. Ей наконец-то захотелось спать. Засыпая, она вдруг вспомнила: молодая женщина с младенцем, которую она встретила сегодня, как две капли воды была похожа на ее пра-прабабушку на старинном семейном портрете.
Утром пришел мэр и взялся проводить Дениз до дороги. Только, сказал он, придется выйти с чёрного хода. На что Дениз ответила, что ей абсолютно все равно. На её вопрос о бензине он с неудовольствием заметил, что такого у них в городе нет, так что придется Дениз самой поискать его где-нибудь в другом месте. Дениз промолчала. Мэр, видимо, тоже был со странностями, как и все в этом городке, хотя и вполне симпатичным человеком.
Дениз очень хотелось спросить его о шаре, но она чувствовала, что делать этого никак нельзя. Потому что потом она будет жалеть об этом всю жизнь. И, тем не менее, она не выдержала и спросила. И вдруг увидела, что лицо мэра потемнело.
- Значит, вы всё-таки видели его? - чуть не плача сказал мэр и добавил: - Вы не должны были видеть это. Но теперь уже всё равно. Теперь можно выйти на площадь и посмотреть его вблизи. А потом вернемся в мэрию и поговорим кое о чём.
Они вышли теперь уже с главного входа и Дениз поняла, почему мэр водил её через черный ход: шар лежал прямо перед мэрией на брусчатке городской площади, глубоко продавив её своей тяжестью. Дениз обошла шар и остановилась перед девушкой. Взглянув в её лицо, Дениз отпрянула: девушка была точной копией её самой! Как будто Дениз стояла не перед шаром, а перед выпуклым прозрачным зеркалом.
Глаза у девушки, хотя и были открыты, но всё-таки, непонятно почему, казалось, что она спит и не видит ни Дениз, ни того, что её окружает. Глядя на неё уже не со второго этажа мэрии, а совсем вблизи, Дениз почувствовала какую-то необъяснимую, хотя и вроде бы абсурдную уверенность в том, что девушка - живая.
Они вернулись в мэрию, в ту самую комнату, где Дениз провела ночь, и там мэр вдруг заявил, что в интересах города и его жителей ему придется на некоторое время задержать Дениз. Говорил он грустно, сдержанно и Дениз чувствовала, что разговор этот неприятен ему, что он крайне озабочен таким поворотом событий. Несомненно, что всё дело было в шаре, который Дениз нельзя было видеть и который она всё-таки увидела. Чувствовалось, что и сам мэр очень озадачен всем происшедшим и теперь не знает, как же поступить с Дениз дальше.
Дениз не представляла, себе, чем может кончиться это неожиданное заточение, но теперь она почему-то больше не волновалась. Ещё ни разу в жизни она не испытала никаких приключений и сейчас ей было даже интересно, чем же кончится дело. После ухода мэра она обошла всё здание - на тот случай, если придётся бежать. Все входные двери на этот раз оказались заперты, а окна первого этажа - зарешечены. Повсюду в комнатах царил беспорядок и стоял затхлый запах нежилого помещения. Бежать, видимо, было невозможно. Но даже и это не расстроило Дениз. Она просто констатировала факт и всё.
В обед снова пришел мэр, принес груду вкусных вещей и сказал, что всё это посылает его жена. Угощая Дениз то фаршированной индейкой, то пирогом с малиной, он осторожно завёл разговор о том, что для Дениз лучше всего было бы остаться в городе навсегда. Он рассказал, что неселение городка невелико - всего около трёхсот семей, но всё это народ честный, работящий, семейственный. Есть и несколько весьма достойных молодых людей, например, сын аптекаря, сын колбасника, кожевника, зеленщика и некоторые другие. Каждый из них был бы счастлив взять её в жены. Пусть она поживёт, присмотрится, а там, кто знает, может быть, действительно, найдет здесь свою судьбу и счастье. Ведь жизнь в маленьких городках имеет массу своих преимуществ - она, прежде всего, намного здоровее, чем в шумных, суетливых и бездушных столицах, где никому ни до кого нет абсолютно никакого дела.
Может быть, в его словах и была какая-то доля истины, но они привели Дениз в ужас. Стараясь ничем не выдавать своего волнения, Дениз сказала, что должна подумать. Ей хотелось оттянуть время и придумать какой-нибудь план спасения. Мэр видя, что этот разговор неприятен Дениз, перевёл его на другую тему. Он начал рассказывать об истории города, так что Дениз нетрудно было снова заговорить о волнующем её шаре. Оказалось, что этот шар был создан ещё в тринадцатом веке алхимиком Жаном Вассеном и с тех пор стоит на площади перед мэрией. Но Дениз поразилась не столько тому, что что шар с девушкой, которую невозможно создать даже и сейчас при современном уровне науки и техники, был создан семь веков тому назад, сколько тому, что средневековый алхимик носил ту же фамилию, что и она сама. Оказалось, что лаборатория Жана находилась в подвале как раз этого же самого здания мэрии. Увидев, что Дениз заинтересовалась рассказом об алхимике, мэр предложил ей спуститься с ним в подвал и осмотреть лабораторию.
Слабый свет свечей, не освещающий почти ничего, кроме бледных лиц Дениз и мэра, темные углы огромного подвала, низкие своды, колбы и реторты, покрытые слоем многовековой пыли, груда полуистлевших книг - всё это производило зловещее впечатление. Дениз уже хотела уйти, как взгляд её упал на небольшую нишу в толще каменной стены. Она приблизила к нише свечу и увидела, что там лежит тёмный блестящий шар размером с куриное яйцо. При этом мэр вспомнил, что как-то в детстве, лет сорок тому назад, он тоже однажды приходил сюда с отцом и тогда это самое яйцо точно так же лежало здесь.
Яйцо очень понравилось Дениз и ей захотелось взять его себе, хотя какой-то внутренний голос опять зашептал ей, что делать этого ни в коем случае нельзя. Иначе она будет раскаиваться всю жизнь. В то же время здравый смысл возражал этому голосу, что нет на свете ничего безобиднее, чем маленький стеклянный шарик, который семь веков пролежал в подвале, не принеся никому абсолютно никакого вреда. Когда она спросила мэра, он равнодушно пожал плечами и сказал, что Дениз может взять себе всё, что ей здесь понравится.
Дениз протянула руку к яйцу и неожиданно ощутила, что оно тёплое. Тёплым был даже камень под ним, как будто яйцо прогревало толщу камня много веков подряд. Но самое удивительное заключалось в том, что, в отличие от всех остальных предметов в этой заброшенной лаборатории, на яйце не было ни пылинки, как будто кто-то только что заботливо протёр его тряпочкой. Дениз сунула яйцо в карман брюк и они поднялись наверх.
Оставшись одна, Дениз стала думать, как ей следует поступить теперь. В конце-концов она пришла к выводу, что лучше всего сказать правду - она здесь не останется ни за что. И требует немедленно отпустить её, потому что никто не имеет никакого права держать её здесь против воли. Может быть, какой-нибудь уклончивый ответ или оттягивание ответа и были бы гораздо благоразумнее, но Дениз всегда отличалась удивительной прямотой. А, кроме того, мэр с его благородным лицом и грустными глазами, внушал ей полное доверие. Придя к такому решению, Дениз пожалела, что не сказала этого сразу, а теперь, когда мэр ушёл, придётся снова ночевать в мэрии и ждать следующего утра, потому что мэр обещал вернуться только завтра утром.
От нечего делать Дениз решила повнимательнее рассмотреть чёрное яйцо при свете дня. Яйцо по-прежнему оставалось чуть тёплым, как будто что-то согревало его изнутри, или же, вернее, как будто оно было живым. Тёмное, почти чёрное, яйцо не было гладкого цвета - изнутри на поверхности проступали бесформенные разводы. И самое удивительное заключалось в том, что когда Дениз всмотрелась в них, она, как это ни невероятно, увидела, что рисунок этих разводов медленно меняется. Точно так же, как меняется форма облаков, если долго смотреть на небо. Как будто шар был наполнен газом, слои которого, не смешиваясь, вот уже семь веков подряд перемещаются в нём. Хотя, конечно, этого просто не могло быть - ведь шар был очень тяжёлым. Видимо, этот шар тоже был какой-то хитрой поделкой средневекового алхимика. Или же - чем-то вроде неудачного "эскиза" большого шара, установленного на площади.
Потом Дениз решила снова рассмотреть рисунки шара с девушкой в средневековом фолианте. В книге, от начала до конца, были одни только рисунки и никакого текста. Первый рисунок датировался 6 июля 1239 года, а последний - и это было самое удивительное - завтрашним днем! На этом книга кончалась.
Сначала Дениз подумала, что это просто абсурдно - на всех страницах рисовать одно и то же. Но когда присмотрелась повнимательнее, обнаружила, что все рисунки - разные. Поза девушки в шаре постепенно, от десятилетия к десятилетию менялась. Это открытие просто потрясло её. Девушка то стояла, то лежала, то сидела в шаре. Глаза её иногда были открыты, иногда закрыты, а то и вообще смотрели куда-то вбок. На некоторых рисунках руки были вытянуты, на других - согнуты в локтях, где-то девушка как будто шагала, а на одном даже сидела на корточках. Причём на соседних рисунках изменения в позах были небольшими, но если сравнить два рисунка с интервалом в 100 лет, то они уже ничуть не походили друг на друга.
И тогда Дениз поняла, что чувства не обманули её - девушка в шаре, действительно, была живая. А рисунки в книге, похожие на кадры рисованного фильма, отражали её жизнь, непонятную и совершенно незаметную для окружающих. Потому что жители городка настолько привыкли к шару и девушке в нём, что, равнодушные и нелюбознательные по природе, они просто проходили мимо даже и не глядя на них. Скорее всего, они никогда не видели мультфильмов и, к тому же, никто из них ни разу не дал себе труда заглянуть в древнюю книгу и поразмыслить над ней. А, главное, потому что жизнь девушки протекала совершенно в ином измерении, чем у всех остальных людей. За те века, которые прошли со времени её создания, девушка переменила всего лишь несколько поз. И никто не заметил этого. Потому что у людей за это время сменились десятки поколений, но на протяжении жизни одного поколения поза девушки оставалась почти неизменной. Ясно, что сама девушка, хоть и смотрела на людей, но тоже не видела их. Ведь для неё они, наоборот, двигались с ужасающей быстротой. Она просто не успевала их увидеть.
Но самое потрясающее было в том, что современный мир повидимому ничего не знал о существовании этого потерянного городка и этой удивительной девушки в шаре. Значит, теперь Дениз предстояло стать их первооткрывательницей.
Рано утром пришел мэр и Дениз заявила ему, что она всё хорошо обдумала и не может остаться в городке, тем более, что у неё уже есть жених в Веллингтоне и они должны пожениться через несколько месяцев. Видимо, этот отказ нисколько не удивил мэра. Он только грустно вздохнул и вызвался проводить Дениз до дороги. Однако сначала он взял с Дениз твёрдое обещание, что она, покинув городок, никому и никогда не расскажет о виденном здесь, особенно о шаре, потому что для жителей городка нет ничего дороже тихой спокойной жизни и они совершенно не хотят видеть здесь толпы любопытных чужаков. Сначала Дениз удивило его требование, но потом она рассудила, что жители города, действительно, имеют право жить так, как им нравится и она не должна, хотя бы даже и косвенно, вмешиваться в их жизнь.
Перед уходом Дениз захотела попрощаться с девушкой. Она стояла совершенно неподвижно, отделенная от девушки толщей голубоватого стекла и тщетно всматривалась в её прекрасные незрячие глаза. Как удалось Жану Вассену создать эту девушку в шаре? Что чувствует она там, такая одинокая и отрезанная от всего мира вот уже в течение целых семи веков? Сможет ли она когда-нибудь выйти оттуда или же, в конце-концов умрёт в толще стекла, так и не узнав, что её окружал целый мир живых людей почти таких же, как и она сама?
Мэр терпеливо ждал, а Дениз всё стояла и стояла, всматриваясь в прекрасное лицо девушки. Дениз стояла совершенно неподвижно долго, очень долго и про себя разговаривала с девушкой. Ведь она прекрасно знала, что видит её в последний раз в жизни и что потом ей будет её очень нехватать. Она мысленно уговаривала девушку взглянуть на неё хоть разок, хоть на секунду и этот разговор был скорее похож на горячую молитву о прозрении незрячего, хотя на самом деле Дениз никогда не верила в бога и не умела молиться.
Дениз уже совсем решила уходить - ведь неудобно было заставлять мэра ждать себя так долго - но вдруг, в самую последнюю секунду глаза девушки встретились с глазами Дениз и она поняла, что девушка её увидела! Может быть, этот час неподвижности, который Дениз провела перед шаром, и оказался для девушки как раз той самой единственной секундой её жизни, когда она успела впервые в жизни увидеть первого живого человека на земле. Впечатление от её встречного взгляда было таким ошеломляющим, что Дениз невольно отпрянула от стекла. Конечно, в ту же секунду она вновь стала невидимой для незнакомки в шаре. Когда, уходя из города, Дениз оглянулась и в последний раз бросила взгляд на площадь, ей почему-то показалось, что шар несколько помутнел, а очертания девушки в нем потеряли свою прежнюю чёткость. Впрочем, это для неё теперь уже не имело никакого значения...
Дениз со своим провожатым уже около четверти часа шли по горной котловине, поросшей лесом, как вдруг где-то позади раздался сильный взрыв и Дениз поняла, что в городе что-то случилось.
Когда они прибежали обратно на городскую площадь, оттуда уже расходились по домам последние любопытные. Шара на площади не было. Кое-где ещё валялись сферические осколки тончайшего, как в электрических лампочках стекла, но девушка из шара беследно исчезла. Видимо, увидев Дениз, девушка впервые в жизни поняла, что она не одинока во всей вселенной, что вокруг неё существует другой мир и живут другие люди, к которым она может приблизиться. Она впервые ощутила своё ужасное одиночество в стеклянном шаре и попыталась выйти из него. Но ведь она не знала, что это невозможно! И эта попытка кончилась трагически - девушка перестала существовать.
Потрясённая Дениз благополучно добралась до своей машины, с трудом развернула её на узкой горной дороге над пропастью и, не включая мотора, погнала машину вниз, к автостраде Альтдорф - Беллинцона. Сделать это, благодаря большому уклону, оказалось совсем нетрудно и теперь Дениз недоумевала - почему же она не додумалась до этого с самого начала. Так же - вполне благополучно - Дениз закончила своей путешествие по Швейцарии и вернулась в Веллингтон.
Прошло несколько лет. Дениз так никому и не рассказала о том, что произошло с ней когда-то на горной дороге в Швейцарии. Если бы не чёрное яйцо, которое теперь согревало подоконник её спальни, всё это вполне могло показаться причудливым сном. Дениз давно уже была замужем и брак её оказался удивительно удачным. Одно только постоянно мучило Дениз: она так ничего и не рассказала мужу ни о странном городке, ни о погибшей девушке. Отчасти потому, что она дала обещание мэру, но - и это было главное - потому что она знала: её рассказ прозвучит слишком невероятно и произведёт неприятное впечатление на мужа. Её исключительно трезвый и практичный муж, запутавшись в столь нелогичном нагромождении столь невероятных событий, при всём желании никогда не сможет ни понять Дениз, ни поверить ей. И тогда ему останется предположить одно из двух: либо у неё не в порядке психика, либо она настолько глупа, что позволила себя одурачить какому-то проходимцу.
Время от времени Дениз снился один и тот же сон: она возвращается в тот маленький городок, освещённый газовыми рожками, идёт узенькими улочками прямо к мэрии, но теперь все жители городка веселы, приветливы, жизнерадостны. Они бросаются к ней, поздравляют с возвращением, обнимают, дарят цветы, зовут к себе в дома... А Дениз почти бегом бежит к площади: она знает - там её ждет прекрасная незнакомка - девушка из шара и их встреча будет самым счастливым моментом её жизни... Дениз рада, просто счастлива - наконец-то после стольких лет отсутствия она вернулась к себе! Больше она не уйдёт отсюда никогда и никуда...
А потом она просыпается и вокруг - снова пустота, одиночество, отчаяние. Несмотря на достаток, прекрасного мужа и спокойную, счастливую, размеренную жизнь, где всегда и всё идёт точно так, как и было намечено заранее...
Дениз как бы прожила две совершенно разные жизни: одну - нынешнюю, вполне реальную, счастливую и спокойную, которая была у неё до поездки в Швейцарию, которая продолжается и сейчас, и, судя по всему, продлится еще несколько десятилетий вплоть до её глубокой старости. И другую - короткую и яркую, промелькнувшую всего за два неполных дня, но насыщенную такими необыкновенными, просто невероятными событиями. И по ночам, в тревожных, тоскливых снах, только эта короткая нереальная жизнь и кажется ей единственно настоящей, её собственной, а не чьей-то чужой жизнью.
В эти годы счастливого замужества Дениз сполна изведала муки ностальгии, о которой когда-то лишь читала в книгах. Этот городок и эта незнакомка в шаре были с ней всегда - где бы она ни находилась и что бы она ни делала. Как какой-то другой, параллельный мир, который никто не видит, кроме неё. Или как хроническия болезнь, какое-то уродство, которое сопровождает человека до самой его могилы. А, вернее говоря, это она всегда была с ними, всегда была там. Стоило ей закрыть глаза - и она опять видела эту площадь, эти улочки, этот шар с девушкой внутри... Она ложилась спать с единственной мечтой - снова, хотя бы во сне, побывать там. Она теперь знала, что её место было именно там, среди этих людей, в том городке, а совсем не здесь, не в этой жизни, которой она живет в Веллингтоне. Ей надо было тогда соглашаться на предложение мэра остаться в городке, отказавшись, она совершила роковую ошибку, но теперь об этом было поздно говорить.
Ей было очень тяжело, хотя окружающие ничего и не замечали и искренне считали ее спокойной, жизнерадостной и вполне счастливой. Шли годы, но легче не становилось. Кто бы мог подумать, что те два дня так изменят ее жизнь! Но если бы вдруг и нашлась такая сила, которая могла бы лишить Дениз этих воспоминаний, она ни за что не отказалась бы от них! Она чувствовала себя старухой, которая все живёт и живёт долгую-долгую, чью-то чужую жизнь и эта тягостная, чужая жизнь всё никак не кончается.
В те годы у нее в памяти постоянно вертелись какие-то стихи, которые, как ей казалось, были написаны прямо про нее:
И земля не моя,
И страна на моя,
Я - никто и нигде и ничья.
И эпоха и планета не мои,
Но вы тоже - никто и ничьи.
Я страшно устала,
ужасно устала -
Так долго жила
и так много видала.
Как жаль, нет привала
на нашем пути,
Где можно присесть,
если тяжко идти.
Где можно забыть,
простить, отдохнуть.
Но счастье, что смертью
кончается путь...
Счастливая, размеренная, сытая жизнь в прекрасной, может быть даже, самой красивой стране мира - Новой Зеландии - становилась всё тягостней и тягостней. Надо было что-то делать, ведь дальше так жить просто невозможно. И Дениз решила снова поехать в Швейцарию. Она прекрасно знала, что гонится за призраком, что такое случается лишь один раз в жизни, но у неё было ещё черное яйцо. Она несла ответственность за него. Надо хотя бы попробовать вернуть его на прежнее место. Оно должно жить там, в подвале, в лаборатории Жана Вассена. Она чувствовала, что здесь, в Веллингтоне, яйцу тоже очень плохо и оно страдает от ностальгии не меньше, чем она сама.
Летом 1985 года все швейцарские газеты несколько дней писали о том, что на пути между Альтдорфом и Беллинцоной вместе со своей машиной бесследно исчезла новозеландская туристка - молодая женщина из Веллингтона. Поиски не дали ничего. Самое странное, что в этот период в горах не было ни оползней, ни несчастных случаев на дорогах, ни ливней, ни обвалов...
Альфред ехал на машине по следам Дениз. Он примерно представлял себе маршрут её путешествия. Может быть, ему удастся то, чего не смогли сделать ни полиция, ни отряды спасателей. Может быть, интуиция и любовь подскажут ему, где искать хоть какие-то следы пропавшей жены. На автотрассе Альтдорф - Беллинцона он увидел какой-то не указанный на карте левый поворот. Поворот вел круто вверх, в горы, а над ним висел знак "проезд запрещён". Что-то подсказало Альфреду, что Дениз проехала именно здесь. Что-то настойчиво звало его вперёд. Он свернул налево и поехал по крутой дороге, которая постепенно все сужалась, асфальт сменился щебенкой, и вскоре дорога вообще уперлась в пропасть.
Этого Альфред ожидал меньше всего. Он вышел из машины и огляделся: ни следов обвала, ни продолжения дороги где-нибудь впереди. Дорога, ведущая в никуда. Справа круто громоздился горный склон, слева находилась небольша котловина, поросшая лесом. Вокруг ни огонька, ни признаков жилья. В долинах клубился белый туман...
Альфред подошёл к самому краю пропасти. И вдруг он увидел у себя под ногами любимую игрушку Дениз - круглый темный камень, который всегда лежал на подоконнике их спальни. Альфред сразу узнал его. Он наклонился, поднял камень и начал его рассматривать. Это был точно он - тот самый камень, но только теперь совсем легкий, как пустая яичная скорлупа, абсолютно чёрный и совершенно холодный.
Альфред размахнулся, зашвырнул игрушку как можно дальше в пропасть, сел в машину, с трудом развернулся на узкой горной дороге и поехал обратно - к автотрассе Альтдорф - Беллинцона. Он понял, что больше не увидит Дениз никогда...
Разговор с травами
Константин Михайлович проснулся поздно и в хорошем настроении. У него был отпуск и он жил на даче.
Вот уже сорок лет он начинал свой день вместе с любимым Кактусом, который перешёл к нему от бабушки. Кактусу было почти двести лет, но за время жизни у Константина Михайловича он мало вырос, ведь кактусы растут медленно. Зато десятилетиями накапливают интеллект. Правда, за последние годы Кактус несколько изменился: он стал мелочным, ворчливым и капризным, видно, годы брали своё.
Подойдя к подоконнику и взяв горшочек в руки, Константин Михайлович нежно протелепатировал: "Доброе утро! Надеюсь, вам нравится на даче? Мы здесь проведём весь наш отпуск, целый месяц, вы довольны?"
- Конечно, на даче неплохо. Всё-таки смена обстановки. И воздух свежий. Но сегодня ночью меня просквозило, да, вот представьте себе... И теперь у меня наверняка упало осмотическое давление.
- Какой ужас! Сейчас я вас вынесу на солнышко. Надеюсь, после солнечной ванны вам будет лучше. А на ночь форточку закрою...
- Не смешите меня! При чём тут форточка! У вас на даче изо всех щелей дует. Ремонт делать пора. Ведь жена вам об этом уже который год говорит.
- Говорит, конечно. Но вы-то знаете, как с шифером трудно. А где я полиэтиленовые бревна достану? А полихлорвиниловые доски? Да вы не волнуйтесь - на ночь я вас на кухню поставлю. Там всегда тепло. А сейчас гулять и только гулять!
И Константин Михайлович отнес Кактус в палисадничек, радуясь при этом, что остальные цветы, со всеми их капризами, остались в городе на попечении жены. Королевская Бегония, например. С ней одной возни как с целой оранжереей. Конечно, красива, никто не спорит. Ярче всех на подоконнике. Но нельзя же требовать, чтобы ей каждый месяц горшочек меняли, ведь это вредно! И сколько ни тверди - не доходит. Глупа, как все красавицы. Ведь того, глупая, не понимает, что если весь рост в корни уйдет, то крона уже не будет такой пышной. А красота требует жертв.
Или вот Комнатный Жасмин. До чего самодоволен! Цветёт и пахнет, цветёт и пахнет И всё только для себя, других в упор не видит. Да ещё требует, чтобы его отдельно от всех ставили. И не только во время цветения, но и вообще - всегда. А ведь прекрасно знает, что право на дополнительную площадь только фикусы имеют, да и то после пятидесяти лет. А едва с ножницами к нему подойдёшь, чтобы крону подрезать, такой крик поднимет - хоть святых выноси. А ведь знает, что правильная формировка кроны способствует обильному цветению.
Ни одного нормального цветка нет. Точно так же, как и у людей. Как говорится, у каждого в голове своя птичка, а у иного - целая стая.
За завтраком Константин Михайлович размышлял о прогрессе науки. Странно даже подумать, что когда-то люди жили на Земле в полном одиночестве. Как слепые ходили среди растений и животных и не могли наладить с ними контактов, долго и безрезультатно обсуждая вопрос - могут ли мыслить животные? В те времена были модны кровавые бифштексы и разговоры о дельфинах. В те времена было много одиноких, некоммуникабельных людей.
А теперь? Любой, самый нелюдимый человек может иметь сотни друзей, тысячи собеседников. Каждая птичка, каждая травка, каждое дерево готовы часами болтать с первым встречным. Птички, конечно, в свободное время, когда не высиживают птенцов. Но растения! Вот уж, поистине, самые благодарные слушатели. Ведь стоят, бедные, на одном месте всю жизнь. Скучают. За счастье какая-нибудь травка сочтёт, если человек с ней заговорит. А среди деревьев, кажется, даже в моду вошло интересных людей коллекционировать. Соревнуются, у кого больше разговоров было. Ссорятся. Одни считают, что главный критерий - количество, другие - качество, а третьи - тематика разговоров.
Самое интересное, что этот биотоковый обмен информацией между человеком и любым другим живым организмом идет безо всякой аппаратуры. Не требует он и перевода информации в языковые формы. Научись только концентрировать усилия воли - и обмен пойдет на уровне подсознания. При этом немалую роль играют и зрительные, слуховые, осязательные образы, а также интуиция, присущая всему живому, в том числе и человеку.
Как хорошо, например, что кошек, собак и других животных научили пользоваться противозачаточными средствами. Теперь котят топить не приходится. Люди на них в очередь записываются. Месяцами ждут, иногда годами. Некоторые умудряются в несколько очередей записаться, а потом своими талонами спекулируют. Ведь современные кошки тоже не дуры - не хотят всю жизнь в мамках-няньках проводить. Им и для себя пожить хочется. Или, например, собаки. Убежит какой-нибудь пёс по легкомыслию от хозяина, так на улицах драка между интеллигентнейшими людьми начинается - кому этого пса усыновить. Действуют прямо-таки по закону джунглей и добыча достается сильнейшему.
Конечно, человек, как и прежде, остается царём природы, потому что ему дано понять все живые существа, а вот им его - не всегда. Липе какой-нибудь, например, не растолкуешь сопротивление материалов, а амёбу не взволнуют сонеты Петрарки. Да ведь человек и не ждёт этого. Каждое существо обладает лишь доступной ему информацией и может общаться на уровне только своих понятий.
После завтрака Константин Михайлович вышел в сад и блаженно растянулся в гамаке. Светило солнышко, пели птички. Было так хорошо! Константин Михайлович вспомнил о своей работе. Он её очень любил, он жил ею. Их лаборатория была занята синтезированием души неодушевленных предметов.
Когда-то люди спорили о том, мыслят ли животные, существует ли бог, какова природа сверхъестественных явлений, разговаривают ли дельфины, где находится душа человека после смерти? Теперь ответы на эти вопросы знает каждый школьник. Зато развернулись яростные споры о душе неодушевлённых предметов.
Константин Михайлович и его группа почти доказали, что у неодушевлённых предметов душа тоже существует. Но, как и у людей - не у каждого. Душа часто, почти всегда, встречается в греческих амфорах, в чернофигурных вазах, в древнеегипетских ушебти (погребальных фигурках из дерева, найденных в пирамидах), в сунской керамике и тому подобных предметах. Словом, в вещах, сделанных с любовью и душой. И наоборот: ни у одного шкафа, сделанного на конвейере, ни у одного стандартного платья, сшитого в мастерской, души до сих пор обнаружено не было. Боже мой, до чего ещё дойдёт человечество, когда научится общаться не только с живыми существами, но и с так называемыми неодушевлёнными предметами! Это будет подлинным и окончательным триумфом человека!
Гамак был подвешен к двум соснам. Константин Михайлович лениво покачивался и вставать ему не хотелось. Вдруг он ощутил, что одна сосна сказала другой:
- Господи, ну сколько он может валяться! Ведь какой живот отрастил, мускулы обвисли, как тряпки. А встать, размяться, хотя бы дорожку подмести - и не подумает.
- Гиподинамия доведет его когда-нибудь до инфаркта, - ответила вторая. - Сколько раз ему жена говорила, что лучший отдых - активный, а он ноль внимания. Хоть бы к речке прошёлся, ведь рядом совсем.
- Да и нам его держать - мало радости. Повис на нас, все бока отдавил, - поддержала первая.
Какие грубиянки! - возмутился про себя Константин Михайлович и, не испытывая никакого удовольствия, поплёлся к реке. Он шёл и думал, что у прогресса, как впрочем и у любого другого явления, имеются две стороны. Прекрасно, например, что на Земле вот уже многие сотни лет насильственной смертью не умирает ни одно растение, ни одно животное. Убить животное, сломать дерево - самое страшное преступление, несовместимое с понятием человечности. Но, с другой стороны, человечеству пришлось отказаться от привычной пищи и перейти на синтетические продукты. Теперь каждый порядочный человек просто содрогнётся, предложи ему кто-нибудь съесть кровавый бифштекс или живую морковку.
Когда-то человечество считало, что самая сложная задача - это освоение космоса или океанских глубин. И никто никогда не поверил бы, что одной из самых сложных проблем в будущем станет ну хотя бы стрижка газонов. По своей сложности она не идет ни в какое сравнение с запуском ракет в другие галактики.
И всё потому, что люди научились понимать язык трав. И когда наступает время стрижки газонов, Центральное Правительство бросает клич, призывая добровольцев всей Земли. Но едва-едва набирается несколько сотен смельчаков. Ведь во время стрижки такой крик и плач на газонах стоит - вынести невозможно... Больно траве, а достаточное количество анальгетиков пока не производится. Сердца-то у людей не каменные. И как ни убеждай траву, что это для её же пользы делается, она и слушать не хочет. После каждой стрижки у многих парней нервный срыв наступает. Мужественные, крепкие ребята плачут, маму зовут, неделями на больничных койках валяются...
Потом Константин Михайлович с неприязнью подумал о двух соснах-грубиянках, но тут же повеселел, вспомнив про свою любимую берёзку, которая была прекрасно воспитана и никогда бы не позволила себе такого. Десять лет тому назад он посадил эту берёзку собственными руками. И каким изумлением наполнилось его благородное сердце, когда поднявшись и обметав себя нежной листвой, она произнесла своё первое слово:
- Отец!
Однако он засиделся на речке, пора было и домой...
Подойдя к полиэтиленовой калитке своей дачи, он остолбенел. Перед домом, прямо на дороге лежал труп... Молодой, красивый, но страшно изуродованный. Константин Михайлович задрожал, слёзы затмили его взор, а губы прошептали: "Бедная! Какой же изувер так надругался над тобой?"
За спиной послышались шаги. Константин Михайлович обернулся. Сзади стояла жена. "Проведать тебя приехала, - буднично сказала она. - Меня с работы пораньше отпустили. А то ведь ты толком не пообедаешь".
"Ира, посмотри!" - только и смог простонать Константин Михайлович, указывая на дорогу. Тогда и Ира увидела вырванную с корнем и сломанную берёзку. Она тоже побледнела. Но лить слёзы не стала - она была человеком действия.
- Берёзки все равно не спасти. Значит, надо спрятать её куда-нибудь. Пока никто не видел. Я имею в виду - никто из людей.
- Ты с ума сошла! Звони в милицию немедленно! Ведь убийца ходит на свободе, среди нас, а мы заметаем его следы.
- Это ты с ума сошёл. Что толку-то теперь! Начнутся опросы, вызовы свидетелей. Затаскают нас, да еще каждую травинку заставять опросить. Вся твоя диссертация полетит кувырком. Тащи-ка ты её в колодец, да побыстрей...
Константин Михайлович опустил голову. Спорить с женой было бесполезно. Сгорая от стыда, под негодующий шелест травы и деревьев, проклиная жену за чёрствость, а себя за мягкотелость, он потащил берёзку к колодцу.
- Отец... - прощально вздохнула берёзка и это было её последним словом.
Травы, кусты, деревья вмиг стихли, безмолвно разглядывая того, в ком жила душа человека и кто тысячелетиями считался венцом творения природы.
...А Константин Михайлович, оплакав берёзку, задумался над новой дерзкой темой: о взаимных контактах и выработке общего языка между человеком и человеком, в частности, между мужем и женой. Ни одна лаборатория мира пока еще даже не пыталась поставить эту тему на повестку дня. Впрочем, это и понятно: ведь каждому мало-мальски серьёзному ученому ясно, что подобная тема - уж слишком большая фантастика.
Ещё раз о спорте
Вера безучастно лежала на песке и смотрела на ползущего муравья. Если бы не было муравья, она смотрела бы на ракушку. Или на кусочек сосновой коры. Или на окурок. Или вообще ни на что. Ей было одинаково безразлично всё. После смерти Димки время для неё остановилось. Вера с ужасом думала, что ей всего девятнадцать лет и такое небытие может продлиться еще пожалуй лет сорок или пятьдесят. Просто страшно себе представить! Родители настояли, чтобы она взяла отпуск и поехала на море, но она хорошо знала, что теперь ей уже не поможет ничто.
Вдруг Вера вздрогнула. Она почувствовала, что Димка рядом. Этого не могло быть, но это было так. Вера огляделась. Справа, накрывшись газетой, спал какой-то толстяк. Кажется, он был здесь и вчера. Слева ссорились многочисленные дети какого-то крикливого семейства. Ещё подальше охмурялась курортная парочка. Бородатый парень крутил транзистор. Две юные девушки курили - старательно и небрежно, тайком ловя взгляды окружающих. И так далее и тому подобное. Димки, конечно же, не было видно нигде. Но он был здесь. "Я схожу с ума", - удовлетворенно констатировала Вера и подумала, что это, может быть, даже и лучше, чем годы и десятилетия небытия.
Когда Димка умер, он почувствовал жуткую боль. Так больно ему не было ещё никогда в жизни. Сначала он стонал, но потом перестал. От удивления. Ведь он прекрасно знал, что умер. А после смерти уже не должно быть ничего. Это общеизвестно. Ведь не зря же он учил диалектический материализм, атеизм и прочие предметы. А если уж и есть что-нибудь после смерти, то почему именно боль? Это несправедливо. Конечно, он был буквально расплющен грузовиком, но ведь после смерти боль могла бы и прекратиться! Однако очень скоро боль, действительно, исчезла, а димкино тело как-то совершенно незаметно для него стало таким, каким оно было до несчастного случая. Красивым телом здорового двадцатилетнего юноши.
Рядом с Димкой возник благообразный старичок с длинной седой бородой. Димка в таких вещах не разбирался и единственное, что он вспомнил, были слова "Апостол Павел". Вполне возможно, что это, действительно, был именно он. Тем более, что других святых Димка не знал.
Старичок сообщил Димке, что он уже умер. В этом, к сожалению, Димка не сомневался. И что его жизнь и деяния, как это обычно бывает, рассматривались на заседании Небесного Совета. И, совершенно неслыханно, несмотря на сложные взаимоотношения членов Совета, все они пришли к единогласному решению: за особые заслуги даровать Димке вечную загробную жизнь.
Надо сказать, что димкиной биографией Небесный Совет был просто потрясён. Таких людей на земле - раз-два и обчёлся. Ещё в яслях Димка никогда не капризничал, доедал без остатка манную кашу и беспрекословно ложился спать после обеда. В школе все десять лет был отличником и членом совета дружины. Он никогда не списывал, не пользовался шпаргалками и безотказно помогал отстающим. До сих пор в классе на окне стояла традесканция, любовно выращенная его руками.
В институте он получал повышенную стипендию, принимал активное участие в общественной жизни и был участником всех спортивных соревнований. Он имел разряд по плаванию, волейболу, стрельбе из винтовки и велосипедному спорту. Ещё не было случая, чтобы в общественном транспорте он не уступил места инвалидам или пассажирам с детьми. Он не ходил по газонам и, уважая труд уборщиц, не плевал и не бросал окурков на пол. Не говоря уж о том, что вообще не пил и не курил. Иногда он летал самолетами Аэрофлота и, несомненно, обязательно хранил бы деньги в сберегательной кассе, если бы они у него были. Такие люди, действительно, явление исключительно редкое. Димку, несомненно, причислили бы к лику святых, если бы он, к сожалению, не был неверующим. Поэтому Небесный Совет и присудил ему всего только вечную загробную жизнь.
Вечная загробная жизнь оказалась вполне приятной. Для удобства Димке, пока ему не надоест самому, оставили его прежнее тело. Но только теперь оно было совершенно невидимым для живых людей, хотя это вроде бы и противоречило законам оптики (вероятно, на том свете действовали другие законы). Димка ощущал дуновение ветерка, жар солнца, прохладу воды - точно так же, как и при жизни. Но только теперь он не испытывал ни холода, ни чрезмерной жары, ни голода, ни жажды. Он не мог утонуть или, например, замёрзнуть зимой в снегу. Ведь он и так уже умер и сейчас был бессмертным. Он мог ходить, бегать, лежать, плавать и даже летать. Любимым его занятием стало теперь, сидя, точно птица, высоко на сосновой ветке, оглядывать всё вокруг: синее море, вековые сосны и жёлтый песок, кишащий коричневыми и белыми телами. Конечно, после заседания Небесного Совета он сразу же полетел по следам Веры, чтобы разыскать её среди отдыхающих.
Загробная жизнь имела одно-единственное неудобство: Димка никоим образом не мог вмешиваться в земные дела. Точнее говоря, он, при желании, мог, конечно, стать видимым, подойти к Вере, заговорить с ней и даже поцеловать ее. Но тогда бы он, действительно, умер. Автоматически и уже навсегда. Потому что умершим категорически запрещается, вмешиваясь в земные дела, нарушать закон сохранения энергии, так как малейший сдвиг земного энергетического баланса может привести к глобальной катастрофе. Таким образом, Димке только и оставалось что дышать, смотреть, слушать, нежиться на солнце, плавать и летать. Самое большее, что он мог позволить себе - это легким ветерком кружиться вокруг Верочки.
Сначала он думал, что такая жизнь будет очень тягостной. Но это оказалось не так. Потому что после смерти суета земных желаний неизбежно оставляет человека. Видя истинную меру всех вещей, он полностью лишается таких чувств, как ревность, зависть, вожделение, негодование, скука, злорадство, мстительность, скупость и так далее. И душа его постепенно наполняется неземным блаженством, благостью, добротой, терпимостью, снисходительностью, пониманием, сочувствием и всепрощением. Ощутив себя частью земной природы, а затем и крохотной частицей вселенной, душа сливается с природой, незаметно отдаляясь от мира людей. Этот процесс Димке еще предстояло пройти. В конце его он бы вечно плясал солнечным зайчиком в лесной чаще или переливался бликами на морской волне. Кружился бы в виде снежинки над зимней равниной или былинкой клонился от осеннего ветра на лугу. А пока ещё ему всё-таки хотелось быть рядом с Верочкой. И это понятно. Ведь если бы не эта нелепая смерть, они бы поженились через два месяца.
Прошла уже неделя этой загробной, неземной, почти что райской жизни. Димка продолжал кружиться вокруг Верочки. Верочка оставалась безутешной и это было приятно Димке. Сегодня, как и всегда, сидя на ветке сосны, он ждал Верочку на её обычном месте. Однажды, почувствовав именно здесь присутствие Димки, Вера стала целые дни проводить только под этой сосной. Она ведь не знала, что Димка мог бы полететь за ней в любое другой место и думала, что может ощутить димкину душу только здесь.
Сколько разных картин человеческой жизни - забавных и весёлых, отталкивающих и грустных увидел Димка на пляже за эту неделю. И изменяющих мужьям жен, и трогательных влюбленных, и милых, доброжелательных, интеллигентных старушек с голенькими внуками, и супружеские ссоры, и обильные возлияния на лоне природы вырвавшихся на свободу мужей. За эту неделю Димка узнал жизнь лучше, чем за все двадцать предыдущих лет. Однако это знание жизни теперь было ему совсем ни к чему - ведь ему только и оставалось что шелестеть ветерком, пролетать над людьми, слышать, видеть и наблюдать. Любой другой душе всё это давно бы надоело и она поспешила бы обрести вечный покой, превратившись в рокот волн, солнечный свет или космическую частицу. Но Димку держала Верочка. Он любил её и хотел быть рядом вечно. Он был слишком молод и не знал, что это невозможно. Хотя бы потому, что, оставаясь вечно молодым, он вынужден будет увидеть, как она состарится, поседеет, начнет шамкать беззубым ртом и, наконец, умрёт. Хотя ещё до этого она, скорее всего, просто выйдет замуж и Димке придется удалиться. Но он не заглядывал так далеко вперед. Сейчас она была рядом, одна, молодая, красивая, любимая и Димка чувствовал себя счастливым.
С утра по радио передавали, что потерялась девочка. В голубой панамке, красных трусиках и с ведерком в руке. И что отдыхающих просят привести её на спасательную станцию. Мать этой девочка то плакала, то ходила по пляжу и звала свою дочь. В сумочке у неё лежал обратный билет на вечерний поезд. А девочка спала в лесу в сотне метров от станции, закрытая от прохожих кустами. И Димка не мог взять ребёнка за руку и отвести к матери. Это означало бы вмешательство в земную жизнь и немедленную смерть.
На самом бережку какая-то старушка безуспешно разыскивала закопанную в песок бутылку пива, которая была совсем рядом. Старушка постепенно удалялась от неё в противоположную сторону. И Димка тоже ничего не мог поделать. Если бы он отнёс бутылку старушке, это бы тоже означало вмешательство потусторонних сил в земную жизнь и немедленную смерть.
Димке было грустно. Сколько добрых дел мог бы он сделать вместо того, чтобы вот так бесцельно и бесполезно для общества целыми днями веять ветерком по пляжу или висеть на ветке дерева. Например, стыдить пьяниц, предотвращать кражи, раскрывать глаза доверчивым девушкам. Мог бы присматривать за детьми, помогать старушкам, спасать утопающих. А после верочкиного отпуска - ну хотя бы поступить куда-нибудь работать. Ведь на земле столько дел! Но ничего не поделаешь: нельзя - так нельзя. Димка всегда отличался исключительной дисциплинированностью. Да и жизнь эта, в конце-концов, тоже довольно приятна. Даже и без общественно-полезного труда.
Верочка что-то запаздывала. То же самое нередко бывало и при жизни. Димке надоело раскачиваться на сосне и он слетел вниз. Старательно обходя людей он шел по пляжу. За эту неделю он сильно загорел, хотя Верочка, приехавшая раньше, загорела сильнее. Жалко только, что она не сможет увидеть его загара. По пляжу катил мальчишка на велосипеде. Да, велосипед теперь тоже не для Димки! Дети ели мороженое. Мороженое тоже. Но все это, конечно, чепуха, по сравнению с возможностью вечной жизни. Честно говоря, Димке ничего почти и не хотелось. Так, просто старые воспоминания, отблески прошлой жизни. Если вдуматься, то всё это ему теперь, действительно, ни к чему.
Загорелые парни, в одних только плавках, играли в волейбол. Димка остановился посмотреть. Игра ему не понравилась. Ребята играли плохо, особенно один - хилый, еще совсем белый и в очках. Он всё время мазал, плохо подавал и боялся падать за мячом на песок. Наверное, берёг очки, потому что знал, что нужные линзы невозможно достать нигде. Вдруг, после неудачной подачи, мяч полетел в сторону Димки. Он уже почти касался земли у его ног. И тогда Димка, в сотые доли секунды, присел и чисто автоматически, оттренированным движением послал мяч к очкарику. Никто из играющих такой мяч взять, конечно бы не смог.
Димка ещё не осознал того, что произошло. Но почувтсовал, что испаряется. Безболезненно и даже приятно. Как же он мог забыть! Он вмешался в земные дела и нарушил закон сохранения энергии.
Когда Вера пришла к сосне, димкиной души там уже не было. Её не было нигде. Больше она её не встречала никогда...
И сказал им Господь: плодитесь и множьтесь во славу мою...
На столе лежал самодельный ёлочный фонарик. Приближался Новый год и утром дети клеили ёлочные игрушки. Теперь они ушли спать, а фонарик забыли.
Лайт тоже всегда обожал клеить ёлочные игрушки. Как-то однажды перед обедом они клеили вместе с Тимом и Тим за что-то обиделся на Лайта. И после сна, когда Лайт сунул ноги в ботиночки, оказалось, что Тим спрятал туда самые красивые только что сделанные игрушки. Естественно, Лайт их раздавил. Господи, до чего же их было жалко!
А однажды ещё: бабушка пекла сдобные булочки в духовке. С изюмом. И весь первый противень сгорел. Бабушка разломила одну булочку. Внутри она не совсем почернела и середину всё-таки ещё можно было съесть. Но бабушка даже не спросила Лайта, хочет ли он выковырять середину и бросила булочку в помойное ведро. А Лайт страшно хотел, но просто постеснялся об этом сказать сам. Ведь его не спрашивали. Лайту было так жалко ту булочку, что это невозможно забыть никогда. Потом ещё много было всякого, но уже всё-таки не так. К тому же, то, что было потом, почти всё забылось.
Лайт сидел на диване, вспоминал Тима, сломанные ёлочные игрушки, ту булочку, бабушку и её любимую кошку Алиску. Вдруг мелодично зазвонил звонок и автоматически включился плоский настенный телевизор. Господи, как он мог отвлечься! Ведь по сорок восьмой программе передавали списки Уходящих. И Лайт сам поставил таймер на включение, когда начнутся фамилии на букву "Н". Конечно, ждать всё равно придётся ещё очень долго. Ведь их тысячи. Сначала пойдут фамилии на "На...", потом на "Не..." и так далее. Пока не дойдёт очередь до "Но...". И тогда главное - не пропустить. Хотя, кто знает, может быть, и сегодня его фамилии ещё не будет.
Хорошо, что так быстро починили этот телевизор и можно сидеть в своей комнате и спокойно смотреть. А то пришлось бы идти в детскую и выключать очередной мультфильм пятой (детской) программы. Дети подняли бы такой рёв! Или просить Кида на часок отключить восьмую (спортивную) программу. А он, конечно, устроит по этому поводу очередной скандал. И неизвестно ещё, что хуже - детские слезы или истерика их папочки.
Теперь все стали такие нервные - и слова не скажи. Хотя, собственно говоря, Лайт и так уже молчит годами. Несмотря на то, что это его всё равно не спасает от их вечных скандалов. Стрессы, допинги, транквилизаторы... И слова-то какие-то дурацкие. Лайту уже за восемьдесят лет, а нервы у него, слава богу, получше, чем у его сорокапятилетнего сыночка Кида. А внуки и вообще - с детства какие-то дёрганые, взвинченные. Невозможно себе представить, что же с ними с всеми будет потом, лет через двадцать-тридцать!
Вот у Кида, например, всё у него есть. Семья, вилла, несколько автомашин и два вертолёта. А живёт в вечном страхе. Годами лечится у психиатров, гипнотизеров, йогов, экстрасенсов, а толку чуть. Днём и ночью его преследуют страх, кошмары, галлюцинации. Он, видите ли, боится увидеть своё имя в списках. Хотя прекрасно знает, что это произойдет никак не раньше, чем через тридцать лет.
Интересно, а что же тогда говорить Лайту, который прекрасно знает, что вот-вот увидит свое имя. А он сидит себе и спокойно смотрит телевизор. И никаких истерик. Что же делать, если это неизбежно. Да и жизнь такая тяжёлая и жестокая. Не он её сделал такой и не ему её изменить. Так не лучше ли примириться и не портить себе нервы?
Прожил восемьдесят с лишком лет в довольстве, здоровье, так чего же еще человеку надо? И хватит, пора уступить место другим. Ведь другие не хуже тебя и все люди равны. Если бы каждый жил, сколько протянет его организм и сколько может позволить современная медицина, то на земле давно уже было бы не восемьдесаят три, а восемьсот три миллиарда человек. Да если бы при этом люди ещё и плодились так, как они этого пожелают, то вообще страшно было бы представить себе жизнь на планете. Тогда на каждого приходилась бы не пара комнат в особняке, а два квадратных метра где-нибудь на на нарах в общежитии. Тогда домохозяйки часами стояли бы в очереди за каким-нибудь несчастным килограммом овсянки или за школьной тетрадкой. Да тогда на земле прежде всего просто уже нечем было бы дышать.
Озверевшие, изнемогающие от повседневных забот, люди уже не думали бы об искусстве, о прекрасном, о развитии своего интеллекта. Культурный, а затем и моральный уровень человечества катастрофически упадёт. Начнутся войны. Люди превратятся в настоящих зверей. Естественно, что допустить подобный регресс назад, к прошлому уже никак невозможно. Так не лучше ли вместо всех этих ужасов - планово и централизованно регулировать численность населения на земле, как это и делается сейчас!
И никому даже не приходит в голову жаловаться или протестовать. Ведь всё совершенно справедливо и логично. Если сегодня родилось два миллиона младенцев, то завтра будет уничтожено два миллиона стариков. Строго в алфавитном порядке, с учетом года, месяца, дня и даже часа рождения. Чтобы никому не было обидно. Так, собственно говоря, было всегда. Люди всегда знали, что они не бессмертны. Однако же жили, работали, были счастливы и никто не предавался унынию от мысли, что когда-нибудь умрёт. Об этом просто даже и не думали. Жили себе и всё.
Но ведь это было ужасно. Никто не знал времени своей смерти. Многие шедевры так и остались незаконченными, книги ненаписанными, а дела - не приведёнными в порядок. Смерть почти всегда настигала человека неожиданно и рушила все его планы. К тому же и умирал он долго, в страшных мучениях, нередко забытый и покинутый всеми. Слава богу, эта дикость теперь позади. Сейчас никто не производит на свет не запланированных заранее детей. Сначала родители учатся в школе, кончают институты, приобретают положение, покупают дом, мебель, машины, вертолёт. Конечно, это все сложно и долго, зато годам к сорока-пятидесяти они спокойно, с чистой совестью, подают заявление и обзаводятся одним-двумя плановыми детьми. То же самое и со смертью. Только здесь еще проще. Никакого заявления подавать не надо. Просто каждый, кому за восемьдесят, знает, что он - кандидат в списки Уходящих. И он спокойно ждет своей очереди. А электронные машины, совершенно безошибочно и беспристрастно, подсчитав ежедневное количество рожденных, составляют из числа очередников точно такой же список Уходящих.
Лайт Нортон. Вот оно, его имя! Значит, на будущей неделе к дому подъедет автомобиль Службы Уходящих, в его комнату войдут двое санитаров и за одну-две минуты все будет кончено. Он останется лежать на Прощальном Ложе, которое санитары обычно привозят с собой и дают напрокат на один-два дня. Всего лишь один, совершенно безболезненный и даже приятный укол. И ты уходишь в полном расцвете сил, без единого седого волоса или вставного зуба. Без единого стона или вскрика. И всё это стало возможным исключительно благодаря колоссальным успехам медицины, которая помогает человеку родиться, сохранить свое здоровье, а затем достойно, по-человечески умереть. О чём еще может мечтать современный человек?
Ты остаёшься лежать на Прощальном Ложе, в парадном черном костюме и к тебе приезжают проститься те, кому ты не успел или забыл нанести визит на этой Последней Неделе. Надо попросить только, чтобы заморозку сделали покрепче. Чтобы не воняло. А то у них в доме вечно такая жара! И Кид устраивает скандалы каждый раз, когда кто-нибудь ставит кондиционер на режим ниже плюс двадцати восьми градусов. Он, конечно, не согласится понизить температуру в доме ни на один градус даже по такому случаю. Надо сунуть санитарам, чтобы они уж постарались.
Лайт давно готовился к уходу и всё подготовил заранее. И завещание, и прощальные письма, и чёрный костюм. Однако в среду за ним никто не пришел. Лайт страшно удивился. И даже расстроился. А потом возмутился. Уж кто-кто, а Служба Уходящих должна работать чётко. Нельзя же играть у людей на нервах!
Лайт позвонил в Службу и там пообещали разобраться и принять меры. Однако они, скорее всего, решили, что им просто морочит голову какой-нибудь самоубийца, который хочет уйти без очереди. Поэтому и в четверг Лайт был еще жив.
Весь прошлый год Лайт только и делал, что готовился к уходу. Он десять раз изменял завещание, он рисовал эскизы своего гроба, заказал себе чёрный костюм, составлял прощальные письма, сажал цветы на своей могиле и так далее. И вот теперь, когда всё готово, что-то случилось и его планы на будущее оказались нарушенными. А, главное, теперь ему уже просто нечем было заняться.
Тогда Лайт нашел себе новое занятие. Целыми днями он звонил во все инстанции и требовал справедливости. Он писал письма и объяснительные записки, он слал телеграммы. И всё зря. Ему отовсюду отвечали, что Лайт Нортон уже прошел по спискам. Ушёл и теперь в списках живущих на планете больше не числится. Господи, неужели мы уже дожили до того, что санитары за большую взятку убрали какого-то самоубийцу и провели его под именем Лайта? И справедливости теперь добиться уже невозможно?
Время шло, а дело не двигалось. Лайт ужасно устал. Потом ему стало всё равно. И вдруг, в один прекрасный день,он понял, что он здоров, что он полон сил и совсем не хочет умирать. И если уж о нём забыли, то надо затаиться, молчать и жить, сколько хватит сил.
Лайт просто ужаснулся. Ведь раньше он всегда был добропорядочным гражданином и подобные аморальные идеи никогда не приходили ему в голову. Кто бы мог заподозрить в нем нарушителя Общественного Порядка! Однако теперь он смотрел на вещи по-другому. Каждый незаконно прожитый день он считал подарком судьбы и ценил его чуть ли не больше, чем прожитый раньше год. Он вновь открыл для себя зелень листвы, пение птиц, голубое небо, ветчину с зеленым горошком, красивые женские лица, которых так много в городе, музыку Моцарта, книги Фейхтвангера, картины Чюрлёниса и многое другое. И он мечтал только об одном: чтобы за ним не приехали никогда.
Однако вскоре Лайт почувствовал, что вокруг него что-то изменилось. Он был идеально здоров, никогда не страдал ни подозрительностью, ни нервными заболеваниями. Но теперь он то и дело ловил на себе неприязненные или даже ненавидящие взгляды. В кафе, в магазине, в библиотеке все шушукались за его спиной, а если Лайт обращался к кому-нибудь, то с ним говорили или нагло, или сквозь зубы, или же демонстративно поворачивались и уходили с презрительным выражением лица.
В конце-концов Лайт, конечно, понял, что все его осуждают за такую незаконную жизнь. За те лишние, чудом выпавшие ему недели жизни, которых у других не будет никогда. Он узнал, что многие соседи уже написали на него доносы в Службу Уходящих. Что все ненавидят его, потому что, незаконно занимая чьё-то место на земле, он подрывает материальное благосостояние тех, кто живет на ней по праву. Что сам он теперь стоит вне закона. И неважно даже - почему. По собственной вине или по оплошности Службы Уходящих. Лайту посыпались анонимные письма с угрозами. На участок подбрасывали нечистоты и всякую гадость. Дети боялись выходить на улицу, потому что их несколько раз избивали. Но самое ужасное заключалось в том, что на Лайта начали с ненавистью смотреть и сами Кид с женой и их дети.
Почувствовав себя презренным отщепенцем даже в собственной семье, Лайт понял, что так больше жить нельзя. Он снова начал писать, звонить и с нетерпением ждать машину из Службы Уходящих, ждать двух санитаров с их Прощальным Ложем. Но никто по-прежнему так и не приходил. Снова тянулись дни и недели. Они складывались в месяцы. А жизнь становилась всё ужаснее. Кид и его жена, маленькие внуки - все смотрели на Лайта ненавидящими глазами. Он был лишним везде, в первую очередь в собственном доме.
И тогда Лайт решился. Однажды утром, в среду, ровно через шесть месяцев после того дня, когда он увидел свое имя в списках, он надел свой Последний Чёрный Костюм и вышел из дома. Он доехал до центра города не на своей машине, а на метро. Он вошел в Управление Службы Уходящих и поднялся на сорок восьмой этаж. В пустынном коридоре Лайт с трудом открыл большое окно из цельного стекла, взобрался на подоконник и шагнул вперед - к освобождению...
Образцовая жизнь
Машенька проснулась в семь. Как всегда. Как всегда, она полежала в постели еще минут пятнадцать, делая легкие движения, чтобы переход к бодрствованию был для организма не слишком резким. Как и положено, сделала гимнастику, водные процедуры и легко позавтракала. Предстоящий день был заполнен до отказа. Сначала занятия музыкой. Потом верховая езда. Потом массаж, отдых и обед. Потом бассейн, гимнастические упражнение по системе йогов, сольфеджио. А вечером лекции в университете об искусстве Возрождения, шумерских письменах и теории относительности. Перед сном прогулка по берегу моря, питательные маски и снова массаж. В течение дня нет просто ни минуты свободной.
Сегодня с утра, как и всегда, вот уже много лет подряд, ее вес, давление, температура, частота пульса, дыхание и прочие показатели были просто идеальны. Только вот что-то было немного грустно. Непонятно почему. В таких случаях она обязана обращаться к врачу. Но Машеньке этого почему-то не хотелось. Она решила разобраться сама, в чем же дело. Надоело с каждым пустяком обращаться к другим. К врачу или консультанту-психологу, к массажисту или модельерше, к инструктору по верховой езде или к повару, к профессору университета или преподавателю музыки. Могут же ведь, даже и у нее, быть какие-то свои личные проблемы, чтобы она их решала сама, а не передавала тысячам услужливых рук, не только обязанных, но и готовых, даже просто счастливых сделать все для нее и за нее.
Машенька начала вспоминать всю свою прежнюю жизнь, чтобы понять, в чем же причина ее теперешней неудовлетворенности. Сначала, как и у всех, были детский садик и школа. Но потом ей неслыханно повезло. Ее взяли в ВИОЖ. Это был ещё самый первый набор и конкурс тогда оказался сравнительно небольшой - всего около тысячи человек на одно место. К сожалению, (или, может быть, к счастью) нельзя сказать, что Машенька оказалась и в первом же выпуске ВИОЖа. Потому что выпусков в ВИОЖе не бывает никогда. Если уж человеку так неслыханно везёт и он поступает, то это - уже навсегда. Он остается в ВИОЖе до самой смерти.
В те годы человечество только дошло до той истины, которая теперь всем кажется очевидной. Что нужно беречь и охранять не только природу или памятники старины, но и Красоту, Гармонию и Совершенство. Ведь они являются таким же общечеловеческим достоянием, как природа, архитектурные шедевры или предметы искусства. Если человеку повезло и он от природы наделен выдающейся красотой, умом и благородством, то он не имеет никакого права не развивать в себе эти качества. Он должен беспредельно совершенствоваться - физически, морально и умственно. Он не имеет также права быть несчастным. Он обязан быть счастливым и озарять своим счастьем, красотой и умом всех окружающих, которые, к сожалению, не столь совершенны. Для этого и существовал ВИОЖ - Всемирный Институт Образцовой Жизни.
В ВИОЖ, созданный за счет фондов МООП (Международного Общества Охраны Природы), отбирали лучших из лучших. В основном девушек, так как у мужчин совершенство встречается в 18,4 раза реже. Лучшие тренеры мира занимались с воспитанницами фехтованием, верховой ездой, гимнастикой, фигурным катанием и так далее - у кого к чему были наибольшие склонности. Лучшие профессора мира читали воспитанницам лекции по всем интересующим их предметам. Весь мир смотрел на них и они были обязаны вечно совершенствоаать и холить свое тело, ум и душу.
Их жизнь протекала легко и приятно. Чтобы не свести на нет многолетние усилия воспитателей и воспитанниц, запрещались (категорически!) только некоторые вещи: наедаться на ночь, огорчаться, переутомляться, самим заботиться о чем бы то ни было и стареть. И ещё - чистить картошку, потому что от этого портятся руки.
И вот эти совершенные создания украсили собой мир. Они заблистали в салонах и консерваториях, в университетах, школах, на фабриках, в больницах. Словом, везде, где они решили приложить свой труд, где каждой из них хотелось отдавать людям свои знания и талант. Они заблистали в парках и на пляжах, в кафе и театрах, в музеях и библиотеках и даже просто на улицах! С тем, чтобы каждый мог их увидеть, полюбоваться ими, а иногда даже, если повезёт, и поговорить. И тогда собеседник мог насладиться их обаянием, эрудицией, остроумием, изысканностью и доброжелательностью.
Эти совершенные существа были наполовину творение природы, а наполовину - произведение искусства. Искусства тренеров, поваров, модельеров и университетских профессоров. С их появлением жизнь на земле стала более радостной, более красивой, более интеллектуальной. Так почему же сегодня утром Машеньке ни с того ни с сего вдруг стало грустно? Не говоря уже о том, что она вообще не имела права грустить. Её это неприятно поразило. И встревожило. Как будто у нее обнаружилась какая-то неведомая, опасная и чуть ли не постыдная болезнь. Поэтому она и решила сначала проанализировать всю свою жизнь. Самостоятельно, без врачей, психологов и профессоров.
Ничего не бывает просто так. Хотя у неё в жизни и нет никаких проблем, но ведь должна же быть хоть какая-то причина для грусти. Или, если не причина, то, может быть, неприятное воспоминание, или тревожный сон, или неосознанное желание, которое она ещё не успела выразить и которое поэтому ещё не бросились исполнять тысячи счастливых добровольцев.
Машенька знала четырнадцать языков. Она прекрасно пела, рисовала, писала стихи и играла на восьми музыкальных инструментах. Её наперебой приглашали солировать в Ла Скала и Большой Театр, но она отказывалась, потому что любимым её делом была геохимия. Машенька окончила четыре университета, у неё было много всемирно известных трудов по геохимии и звание профессора. И вот сейчас весь её интеллект был бессилен перед загадкой, которую она задала себе сама. Почему ей так грустно?
Машенька пропустила урок музыки, отказалась от верховой езды и не пошла на гимнастику йогов. Она не была даже уверена, что вечером пойдет на лекции в университет и на прогулку к морю. Она сидела в глубокой задумчивости, но разгадки так и не находила. Неизвестно почему Машенька вдруг вспомнила рыжую конопатую Машку Морковину, с которой когда-то училась в школе. Сейчас эта Машка давно уже была замужем, работала кассиршей в кинотеатре и имела троих детей. Сейчас эта Машка стала безобразно толстой, вечно всклокоченной и какой-то задёрганной. Она совершенно не следила за собой и для нее ничего не стоило появиться на людях в синих туфлях, черных чулках, желтом платье, красной шляпе и с зеленой сумкой в руках. Если она утром вставала с левой ноги, то вполне могла начать склоку в общественном транспорте или в очереди в магазине. Она вечно шпыняла своих шалопаев-детей и носилась, как ошалелая, с громадными сумками между кинотеатром и магазином, чтобы в рабочее время успеть купить все необходимые продукты. Она держала под каблуком своего мужа и всё время грозилась бросить всё и уйти куда глаза глядят, потому что всё ей надоело до чёрта. Чтобы начать новую жизнь. Спокойную и только для себя. Чтобы слушать музыку, читать книги, следить за собой. Чтобы запломбировать зуб, который болит уже третий месяц, а у неё все нет времени вырваться к врачу. Чтобы хоть раз в жизни досыта выспаться.
И тогда Машенька наконец поняла, в чём дело. Дело в том, что у неё нет никаких проблем. Никаких неприятностей или забот. Если бы она даже вдруг захотела выйти замуж и тоже родить троих детей, то и тогда забот у нее не прибавилось бы. Ведь их кормил бы, пеленал, лечил, воспитывал и учил целый штат ВИОЖа.
Всё дело в том, что она уже много лет делает только то, что хочет. А это очень грустно. Не менее грустно, чем всю жизнь делать то, что тебе совсем не хочется. И во всём виноват этот проклятый ВИОЖ, который лишил её нормальной человеческой жизни. С её горестями, заботами, волнениями и неприятностями.
Целый день Машенька думала о том, как же ей теперь быть. И к вечеру придумала страшную месть. Такую, о которой многие месяцы будут писать все газеты. На первых полосах. Такую, от которой содрогнется все человечество. О, они её еще узнают!
В десять часов вечера Машенька вышла из своей комнаты. Она спустилась в столовую. Совершенно хладнокровно села за стол. И стала есть. Хотя ей совсем не хотелось. Она ела и ела. До отвала. Перед сном. Острое, солёное, сладкое, мучное и жирное!!!
Что такое хорошо и что такое плохо
Клавдию привезли в больницу поздно ночью. Она истекала кровью и была почти без сознания. Требовалось срочное переливание крови. У Клавдии оказалась редчайшая в мире группа крови ХХ1А. Которая до сих пор обнаружена только в древних мумиях инков. Это было просто потрясающе! Но ещё более удивительным оказалось другое: в это же самое время, в этой же самой больнице лежало ещё несколько человек, которым тоже требовалось переливание крови и у которых, как это ни невероятно, тоже обнаружилась именно эта, редчайшая в мире группа крови. Видимо, такова уж эндемическая особенность местного ермиловского населения, о которой до сих пор даже и не подозревала ни мировая, ни отечественная наука.
Однако необъяснимость этого явления мало волновала лечащий персонал. Ведь они не писали диссертаций. Их волновало другое: в больнице имелась лишь одна доза крови этой группы, доставленная сюда несколько лет тому назад просто на всякий случай. Кровь была ещё вполне годна к употребелению, но её хватало только на одного человека. Таким образом, им, простым сельским врачам, приходилось решать, чью жизнь спасать в первую очередь. Волей случая они как бы стали на место Господа Бога и решали - кому жить, а кому умереть.
Поздно ночью все пятеро врачей больницы собрались на совет, чтобы обсудить, жизнь какого именно больного наиболее ценна для общества и потому должна быть спасена.
Сначала выступил Петя Ивлев - самый молодой из всех. Он рассказал о своей больной Светлане Панюшкиной. В данный момент она рожала в одной из палат больницы. Роды оказались очень трудными, прямо катастрофическими, она потеряла много крови и без переливания вряд ли выживет. В пользу того, чтобы отдать кровь именно ей, говорит и то, что в данном случае речь идет сразу о двух жизнях - матери и ребёнка. Во всём же остальном Панюшкина совершенно стандартная личность. Она работает воспитательницей в детском саду после окончания двух факультетов Гарвардского университета - медицинского и психологического. Имеет всего лишь с десяток публикаций в научных журналах и раза три выступала на международных симпозиумах. Круг интересов довольно узок и единственное, чем она интересуется в свободное время, так это прыжки с парашютом и расшифровка письменности этрусков. Петя грустно вздохнул. Ему было очень жаль Панюшкину, но он понимал, что её серая, заурядная личность вряд ли у кого-нибудь вызовет сочувствие.
Потом нейрохирург Сергей Борисович рассказал о своём больном Петре Котове, простом сельском механизаторе, только что доставленном в больницу. Он тоже потерял много крови из-за травмы на производстве и нуждается в переливании. К сожалению, он тоже - простой деревенский житель без особо развитого интеллекта и духовных потребностей. Котов и вообще окончил лишь МВТУ им. Баумана и вот уже несколько лет работает в системе сельскохозяйственной авиации. Сам он мало чем интересуется, слывет человеком скучным и угрюмым. У него и было-то за всю жизнь всего лишь около полусотни рационализаторских предложений, зарегистрированных в Международном Патентном Бюро. В свободное от работы время он, правда, чуть ли не всей деревне изготовил цветные настенные голографические телевизоры (разумеется, совершенно бесплатно), да ведь это не в счёт. Это не говорит о широте его интересов, поскольку по специальности он и так инженер, а телевизоры не представляют собой ничего особенного - экран у них всего 2,5 на 3 метра. Говорят, правда, что на досуге он ещё занимается изготовлением окололунных спутников, но ведь это опять же смыкается с его профессией инженера. Так что и этот Котов, собственно говоря, тоже ничем не лучше той же Светланы Панюшкиной.
Сергей Сергеевич, третий врач больницы, тоже начал своё выступление с грустного заявления, что им, в их захолустной Ермиловке, и надеяться нечего на то, чтобы встретить умного, по-настоящему интеллигентного человека. Всю жизнь они вынуждены лечить лишь простых сельских тружеников, которые, как известно, высоким интеллектом не отличаются. Так, в частности, и его больной, Сидор Плюшкин, примерно такого же интеллектуального уровня, что и другие. Он - заведующий сельским клубом. Ведёт несколько кружков для детей и взрослых: балетный, авиамоделирования, фигурного катания и сборки электронных микроскопов. Поёт, играет всего лишь на девяти музыкальных инструментах. Сочиняет музыку и одно из его произведений стало гимном какой-то новой африканской страны. Иногда солирует в Ла Скала. Вот, собственно говоря, и всё! Интересного, как видите, мало. Ведь всё, что он делает, входит в его обязанности заведующего клубом, а за это ему, собственно говоря, и деньги платят.
Таня Союшева рассказала о своём больном. Сельский архитектор Пров Суслов тоже нуждался в срочном переливании крови после перенесенной операции. По его проекту их Ермиловка была застроена простенькими двухэтажными коттеджами для сельских тружеников. Все они, прекрасно вписываясь в окружающую природу, создавали единый архитектурный ансамбль, центром которого было стандартное пятидесятиэтажное административное здание. Ансамбль вполне соответстветствует ГОСТу на сельские населенные пункты. Кроме этого, по проекту Суслова была реконструирована Эйфелева башня в Париже и застроена столица Ботсваны. Вот, пожалуй, и всё. Если не считать его увлечения иностранными языками. Он в совершенстве владеет четырнадцатью живыми и пятью мертвыми языками и в печать вышли его переводы Софокла, Аристофана и Гесиода.
И тогда встал главный врач больницы Иван Иванович Латунин. Каждый из врачей рассказал о своём больном, но решать-то всё-таки приходилось ему! Надо сказать, что сам Иван Иванович не отличался особо высоким профессиональным уровнем, из-за чего после окончания докторантуры так и сидел всю свою жизнь в этой захолустной больничке. Он специализировался на трансплантации органов и имел никак не более ста сорока печатных листов научных публикаций. За всю жизнь он смог побывать всего лишь на каких-то двух-трёх десятках международных медицинских симпозиумов и только однажды летал в Лондон для чтения лекций в Академии Медицинских наук. Но зато он был очень добрым человеком, пркрасным руководителем и обладал трезвым умом и здравым смыслом.
Иван Иванович сказал, что он внимательно выслушал всех выступавших и общая картина ему теперь совершенно ясна. Все четверо больных представляют примерно одинаковую ценность для общества. И только его больная, Клавдия Переверзева, резко отличается от всех. Она окончила восьмилетку и работает продавщицей в сельпо. За прилавком грубит и обвешивает покупателей. Она может закрыть магазин, повесить на дверь записку "Ушла на базу" и запропаститься на целый день неизвестно куда. Она курит, пьёт и водит к себе мужиков. В частности, потеря крови произошла у неё из-за того, что ночью спьяну Клавдия свалилась в какую-то яму и сильно порезалась стеклом. Так что положение совершенно ясное. Таких, как вышеперечисленные, в Ермиловке - хоть пруд пруди. А вот Клавдия - одна. Иностранные туристы приезжают в Ермиловку специально для того, чтобы послушать, как Клавдия ругается матом. Её знают все и без неё Ермиловка уже перестанет быть Ермиловкой. И потому кровь, несомненно, должна быть отдана ей.
И тогда зашумели и заговорили все сразу. Об облагораживающем влиянии Клавдии на подрастающее поколение. Потому что если кто-нибудь из ермиловских детей не хотел учиться, родители тут же приводили в пример Клавдию. И дети, понимая, что при плохой успеваемости они станут такими же, как Клавдия, немедленно бежали с улицы домой и садились за учебники. Говорили об облагораживающем влиянии Клавдии на молодых девушек и женщин. Ведь, боясь, что Клавдия отобъёт у них женихов или мужей, девушки Ермиловки поневоле пристально следили за модой и за собой, старались стать духовно тоньше и богаче. И многим из них, действительно, удавалось удержать своих мужчин при себе. К тому же, благодаря Клавдии, ермиловские девушки так прославились своей красотой, грацией и какой-то особой утончённостью, что к ним приезжали свататься со всей области и даже из Лондона и Парижа.
Только благодаря дурному примеру Клавдии, все мужчины Ермиловки бросили пить, курить и сквернословить. Чем небрежнее относилась Клавдия к своим служебным обязанностям, тем пунктуальнее и точнее, в пику ей, работали на своих местах все остальные, обозлённые на Клавдию, труженики Ермиловки. Только благодаря Клавдии, каждый житель Ермиловки смог наглядно убедиться в том, что такое хорошо и что такое плохо. Потеря такой жизни как Клавдина была бы невосполнимой утратой для общества, пусть даже такого маленького, как ермиловское, и могла привести к непредсказуемым социальным потрясениям.
Разумеется, жизнь Клавдии была спасена. А чтобы в будущем не подвергать ее опасности, Иван Иванович затребовал с Центрального коллектора новую партию крови редчайшей в мире группы ХХ1А.
Маргарита и Король.
К школе вела аллея из благоухающих розовых кустов. Над аллеей висели транспаранты, горячо приветствующие любимого народом Короля Генриха Х1У. Школьницы подготовили прекрасный концерт самодеятельности, а директор выступил с прочувствованной речью, в которой от имени всей школы благодарил Короля за оказанную высочайшую честь и выражал надежду, что Король останется доволен своим визитом.
Король оказался улыбчивым добродушным толстяком, который с восторгом смотрел выступления школьниц, с аппетитом ел на торжественном банкете и, пыхтя и отдуваясь, весело плясал с девушками на школьном балу.
Это была уже третья школа, которую посещал Король, и поэтому все ужасно волновались. Неужели и на этот раз Король уедет ни с чем? Этого просто нельзя допустить! Вкусы Короля, конечно, дело личное, но неужели во всей школе, среди сотен девушек не найдется ни одной, которая могла бы понравиться Ему? Столько хорошеньких, столько умных, столько глупышек, столько добрых, столько злых! Словом, всяких, как в любой другой школе. Трудно сказать, конечно, какое сочетание может понравиться Королю: красивая и злая, или же красивая и умная, пухленькая и добрая или даже толстая и глупая - но в этом цветнике, действительно, было из чего выбирать.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги