Когда дверца возка с надписью «Вторсырье» на борту открылась и Чернуха оказался на улице, то, ослепленный дневным светом, инженер не сразу понял, где он находится. Но, только глаза немного пообвыкли, Чернуха узнал до боли знакомые очертания кремлевских зданий. Здесь он проработал последние десять лет перед заключением. Отсюда и был отвезен в Лефортовскую тюрьму. Дорога тогда заняла гораздо меньше времени, потому что на арестованных бензина еще хватало…
– Давай, давай, нечего головой вертеть, двигай, – подпихнул Чернуху кучер-конвоир. – Двигай за ним…
Николай Васильевич только теперь увидел перед собой невзрачного субъекта в шинели, но без погон. Под шинелью проглядывало штатское. Субъект направился вперед, Чернуха за ним, извозчик сзади. Что-то не понравилось Чернухе, какая-то перемена…
Чернуха оглянулся и понял – возок, запряженный рыжим мерином, стоял там, где раньше находилась Царь-пушка. «Добрались», – подумал Чернуха и кулаки его сжались сами собой.
Президент Иванов решил провести встречу с заключенным не в своем кабинете. Для этого он выбрал кабинет администратора Дворца съездов. Никаких мероприятий здесь в ближайшее время не намечалось. Моисей Наумович верно рассчитал, что тут свидание пройдет наиболее незаметно…
Когда ввели Чернуху, Моисей Наумович поднялся навстречу. Первым протянул руку.
– Садитесь, пожалуйста, Николай Васильевич.
Чернуха молча уселся на стул в углу кабинета.
– Не сюда, не сюда, – приветливо пригласил президент, – Садитесь за стол.
Чернуха не пошевелился. Тогда Моисей Наумович подвинул к нему маленький столик и сам сел рядом. Постникова принесла на подносе бутылку пепси и два ванильных сухаря.
– Фирочка, – обратился президент к секретарше. – Товарищ Чернуха, наверное, по-настоящему голоден… Дай, детка, ему мою завтрашнюю порцию.
Постникова шмыгнула носом, но через минуту вернулась, неся на склеенной георгиевской тарелке небольшой кусочек куриного филе. Чернуха поглядел на еду, проглотил слюну. Моисей Наумович полез, было, в карман за алюминевой вилкой, но Чернуха быстрым движением здоровой руки схватил филе и молниеносно отправил его в рот. Затем глотнул из бутылки пепси. Поморщился и поставил недопитую бутылку на поднос…
– Николай Васильевич, – мягко начал президент, решив, что светское вступление можно считать законченным. – Вы знаете, в каком положении государство. Русские люди голодают… Вы считаете меня извергом. Но рассудите сами, разве можно считать извергом президента, если в его тюрьме сидят только два политических заключенных. Смешно сказать! Но войдите в мое положение, если я вас отпущу, какая ответственность ляжет на мои плечи?! Вы же живой человек! Нет, у меня и в мыслях нет, что вы удерете. Но, как всякий живой человек, вы можете просто умереть. А, если о вас узнают в Петербурге, вас похитят или уничтожат… Вы понимаете мою мысль? Я с вами предельно откровенен. Разве не ясно?!
– Спасибо за угощение, товарищ президент, – мрачно глядя в пол, ответил Чернуха. – Но мне неприятно с вами разговаривать. По дороге сюда я заметил отсутствие Царь-пушки. Вы распродаете святые реликвии народа.
– Помилуйте, Николай Васильевич, пушка просто передвинута к Боровицким воротам. Она охраняет Кремль от террористов… Как вам такое в голову пришло! Вас сию минуту проводят к ней.
– Хорошо. Но все равно Алмазного фонда я вам не дам. – Чернуха поглядел прямо в глаза президента.
Моисей Наумович глаз не отвел.
– Вы думаете, мне нужны эти алмазы?! Мне ничего не нужно. Я знаю, о чем вы думаете… Вы думаете, этот еврей сделался Ивановым и теперь желает распродать всю Россию на корню. Но вы же знаете, почему меня выбрали. Разве раньше в Кремле сидели евреи? Так почему же, когда я пришел сюда, уже нечего было продавать? Почему, я вас спрашиваю?!
– Алмазов я вам не дам, – повторил Чернуха.
– Я не хочу продавать алмазы, я хочу взять под них заем и накормить народ. Я не могу уже видеть толпы голодных людей возле Кремля.
– Какого черта народ толпится на улицах с плакатами, вместо того, чтобы работать?!
– Что я вам могу на это возразить? Я не могу заставить их работать. Люди разучились работать и больше их не заставишь,
– И вы хотите продать сокровища России, чтобы накормить этих бездельников?!
– Николай Васильевич, вы же сами знаете, как я и наша группа экономистов пришла к власти. Сначала была перестройка, потом перестройка не получилась, и евреев стали бить, считая, что они и есть причина всех бед. Но в этом нет ничего нового, так было всегда. Потом решили, что без евреев не обойтись, надо дать им работать… Но сменить фамилии на русские, чтобы не обижать национальное достоинство русских… И теперь народ хочет, чтобы я накормил его…
– Я вам повторю еще сто раз, я не дам Алмазного фонда!
– Мне остается пригласить японских специалистов, они своими электронными приборами разминируют фонд. Но тогда им придется платить алмазами. – Президент достал коробочку с валидолом и бросил шарик за щеку.
– Ваши японцы со всей их электроникой взлетят на воздух. И жертвы будут на вашей совести. Я предупредил.
– Вы честный человек, Николай Васильевич, Но кроме честности надо иметь еще и разум, и сердце. Кому понадобятся наши алмазы, если страна вымрет от голода?..
– Россия жила тысячи лет и еще столько же проживет. Я не желаю, чтоб на мою могилу приходили плевать. Мне было поручено разработать охрану Алмазного фонда и я ее разработал!..
– Вам никто не поручал так заминировать коллекцию, что к ной и подойти страшно!
– Да, это я сделал по своему усмотрению, когда понял к чему все катится…
– Мне ничего не остается, как отправить вас обратно в Лефортово. Посидите и подумайте. Если вы сумеете найти другой выход, я буду вам тоже благодарен. А пока отправляйтесь назад.
Чернуху увел военизированный извозчик. Субъект в шинели без погон задержался в кабинете.
– Покажите ему по дороге Царь-пушку… Да, и посадите на недельку на воду. Так будет легче думать… Вы свободны.
Отпустив субъекта, президент достал из кармана второй шарик валидола, бросил в рот, затем налил оставшееся в бутылке пепси в стакан и выпил маленькими глотками…