черные_дельфины

Глава 4

Вставать в 6:45 и будить Катю в школу было тяжело. Инга просыпалась только под струёй воды в душе. В ушах стояли обрывки разговоров с Олегом: она старалась дословно вспомнить всё, что Штейн говорил ей про Жербаткина. Тогда, пару недель назад, они тоже сидели у неё на кухне – устраивать мозговой штурм за бокалом вина было их славной традицией. Инга помнила, как Олег наклонился к сумке из-под ноутбука, достал документы:

– Вот! Акт последней экспертной оценки. «Состояние фундамента ЦГФО неудовлетворительное, цоколей и отмостков, – он сделал ударение на этом слове, – неудовлетворительное, стен – неудовлетворительное. Лепные, скульптурные и прочие декоративные украшения утрачены».

– Отмостков? Так и написано?

– Да! Они писать толком не умеют! Что отмостка, что подмостки – им всё равно. А ты говоришь – история!

– Зато умеют придумывать заумные аббревиатуры.

– Это не просто аббревиатура, Белова! Это путь к баблу. Их проблема ведь в чём: самая дорогая недвижимость – в центре города. Так называемая золотая миля. Как назло, все исторические памятники – тоже там. Что делать застройщику, чтобы выжать из них деньги? Реставрировать – дорого и долго. Тогда они полезли в закон и вырвали оттуда обтекаемый термин – ценный градоформирующий объект.

– ЦэГэФэО!..

– Именно! Относится этот термин – тяжелый, еле выговоришь – исключительно к разделу об исторических поселениях, коими не является ни один из районов Москвы. Но кого это волнует? Вырвали его оттуда, как зуб молочный, и используют для всего, что прилично назвать памятником и на что уже потекла слюна.

– Подожди, – Инга выставила вперёд ладонь, чтобы прервать его, – то есть получается, что ЦГФО – есть, а порядок действий с ними вне исторических поселений никак в законе не прописан?

– Ты моя ума палата! – Штейн прищурился. – А коли в законе нет, исходим из практики. А на практике назначают…

– …реконструкцию, – сказали они хмуро вместе. Олег отпил из бокала:

– Ну и ты не хуже меня знаешь, что реконструкция – это тебе не реставрация. Реконструкция разрешает «адаптацию здания под современные нужды», что каждый понимает в меру своей испорченности.

– Вплоть до сохранения одного фасада, – вставила Инга.

– …и многоуровневых парковок под землёй плюс три-пять этажей сверху, – закончил Штейн. – Теперь по существу: ЦГФО перестраивают как хотят; памятники – ждут аварийного состояния и сносят. Разрешение на снос выдаёт какая-то мутная комиссия, которая не предусмотрена никаким законодательством. Акты о реконструкции подписываются в управлении городского надзора.

– Вот куда текут денежные реки…

– Да. Думаю, что начальники этих ведомств – золотые люди. Ходят в золоте, спят на золоте и едят исключительно золото. А клиентов-застройщиков им подгоняют специальные фирмы. Ну, эти, знаешь: «поможем пройти госкомиссию… сбор документов»… всё такое.

– Подожди. Откуда ты всё это знаешь?

Олег откинулся на спинку стула:

– Я тут… встречался кое с кем.

– С Дерзиным? Вспомнила! Он же один из этих «золотых людей»! На последнем банкете «QQ» он дал мне свою новую визитку. Он у нас теперь член совета по развитию градостроения. Я права? С ним?

– Это не важно, – перебил Олег. – К тому же совет – «консультационный орган». Любят же они прятаться за такими словечками! Его члены ничего не решают, только обсуждают из пустого в порожнее и выдают рекомендации, которые всем до лампочки. Лучше взгляни сюда ещё раз. – Он ткнул в документ, который так и лежал перед ними на столе. – В этом акте всё скучно, кроме подписи.

Олег указал на строку «Начальник управления городского надзора за объектами культурного наследия».

– Г. Н. Жербаткин, – прочитала Инга. – Мне это имя ни о чём не говорит. Какой-то мелкий чиновник?

– Чиновник и центральный элемент нашей схемы.

Штейн сделал паузу и посмотрел на Ингу со значением.

– Вот этот вот, – Штейн постучал по жирной подписи в форме жабы, – Жербаткин связан с неким агентством «Деловой центр будущего». Именно через эту контору инвесторы выходят на управление или комиссию и получают нужные разрешения: памятник превратить в ЦГФО, реконструировать, снести – зависит от желания застройщика и толщины его кошелька. Сама контора вообще нигде не светится. Обратиться в неё можно только по рекомендации…

Инга выключила воду, надела домашнюю одежду, поставила чайник и, прислонив лоб к верхней кухонной полке, надолго задумалась. Похороны Олега выбили её из колеи расследования. Но теперь Штейна убили, и «дело Жербаткина» стало делом о смерти Олега. Она обязана продолжать. Взять себя в руки и поехать к хозяину сгоревшей пирожковой, встретиться с Дерзиным – своим старым знакомым. А ещё – заехать к Глебу. Друг детства Штейна явно что-то знал. Просто не захотел говорить на поминках.

На столешнице завибрировал телефон. За ночь накапывало и в мессенджеры, и в соцсети. Обычно это был микс из рабочих сообщений и ночных переписок друзей. Но сегодня отличился Катин школьный родительский чат. Сорок два сообщения – с утра пораньше.

«Внимание!!! – пересылала какой-то принт-скрин Пелагея (имя у неё было записано как ~pelageyka~). – Будьте внимательны к своим детям! Пусть они выше вас ростом, но по-прежнему нуждаются в вас! Deadы готовят массовое самоубийство подростков по всей стране на этих выходных!!! Планируется смерть 5000 человек!!! Не оставайтесь равнодушными, перешлите это сообщение…»

Инга не дочитала. Листнула вниз: конечно, под этим типичным текстом с бесчисленными восклицательными знаками вывалилось сто панических сообщений взволнованных родителей. «Я слышала, это всё правда». – «Не обращайте внимание на разводы» – и далее по известному списку. Инга видела такое в чате раз в полгода: какая-нибудь лёгкая на истерику мамочка велась то на разбросанные вокруг школ таблетки, то на девочку, предлагающую отравленную жвачку, то на эпидемию гепатита в столовых, то на взрывающиеся пакеты в руках подростков. Подобные истории, как страшилки про чёрный рояль и красное пятно, циркулировали в родительских чатах всё чаще.

Трафик они проверяют, что ли! Смотрят, сколько просмотров, лайков и перепостов может собрать вброс. Тест наверняка какой-нибудь на скорость распространения вирусной информации.

Она хорошо знала эту Пелагею – маму Ани, самой странной девочки у Кати в классе. В начальной школе Аня часто плакала, могла, например, в раздевалке из-за того, что не успевала раздеться до звонка. На экскурсии все дети ходили парами, Аня всегда шла за руку с мамой – огромной и неухоженной. Инга ни разу не видела Пелагею в застёгнутой куртке – даже в самый мороз. Под курткой всегда была одна и та же кофта с застиранным принтом. Аня была начитана, но очень специфично и выборочно: в семь лет могла рассказать, как очистить карму, в одиннадцать объяснить, чем отличается Сансара от Нирваны. Нормальных детских книжек Ане читать, видимо, не давали: она ничего не слышала про муми-троллей или Гарри Поттера. Мама утащила Аню в свой собственный мир, и когда Инга видела, что в родительский чат пришло очередное сообщение от ~pelageyka~, она заранее раздражалась.

– Котька, вставай! – крикнула она.

Инга открыла дверь в дочкину комнату: Катя спала, завёрнутая в одеяло по уши, как в коконе.

Deadы… сокращение от группы Nасвязи «Мифотворчество Dead»… их слава прогремела по стране несколько лет назад после разоблачающей статьи, в которой утверждалось, что они склоняют людей к самоубийству. В какой газете я её читала? Она была написана таким же истерическим тоном, необъективная, демонизирующая организаторов групп. Какие ещё названия там были? «SOS Депрессия» не мелькала? Вряд ли. Это открытая безобидная группа, без всяких демонов, а там речь, кажется, шла о каких-то закрытых.

Инга присела на Катину кровать. Погладила её по щеке.

– Вставай быстрей, позавтракать не успеешь, – прошептала ей на ухо.

– Ты приготовила завтрак? – встрепенулась Катя. – Омлет?

– Нет. Бутерброды будешь? Это традиция, в конце концов. Ну хочешь – хлопья. Молоко есть. Если не поторопишься, и это съесть не успеешь.

Катя упала обратно на подушку.

– Зато мы с Костей тебя подвезём!

На эту встречу мы должны были ехать вместе в тот самый день… Как я смогу одна? Но я должна, должна, должна! Не раскисать! Я обязана продолжить расследование. Тем более если Олег погиб из-за него. Я справлюсь…

Высадив Катю у школы, они поехали в пирожковую «У бабушки Матрёны», которой владел Гурген Айвазович. Их встретил невысокий пожилой мужчина, лысый, упитанный. Он посмотрел на Костю с уважением – его блатной видок всегда впечатлял жуликов средней руки – и провёл в офис, пропахший масляным чадом и ванилью.

– Я уже всё сказал. – Он сложил ладони в замок и потряс ими в знак покаяния. – Виноват! Проводка старая. Бомж зашёл. Обогреватель включил, замкнуло – пожар. Виноват! Кругом виноват!

– Что вы! – сказала Инга благодушно. – Никто вас не обвиняет. Наоборот! Мы знаем, что дело не в проводке. Это ведь был поджог?

Гурген Айвазович глазом не моргнул и проиграл свою пластинку второй раз, добавив лишь:

– Зачем поджог? Кому поджог?

«Упал. Очнулся. Гипс». Выучил, чтобы не ошибиться. То же в движениях: всё время сжимает кисти – сдерживает жесты. Боится себя выдать. Про бомжа соврал. Опоздала – его уже обработали.

– Не бойтесь, мы хотим вам помочь. Ведь погиб человек. Знаете, чем это вам грозит? А мы докажем, что вы ни при чём.

– Конечно, ни при чём. Бомж сам включил. Откуда знал, что придёт. – Микаэлян выставил вперёд руки, будто защищаясь. – Зачем не верите, а?

– Это вы мне не верите, – вздохнула Инга и покачала головой. – Да я всё понимаю, Гурген Айвазович. Приходили люди, чем-то угрожали, что-то обещали, и вы теперь говорите то, что они приказывали. Вот только угрозы свои они выполнят, а про обещания забудут. Вам же самому нужно, чтобы мы их поймали. Сами подумайте: одного они уже убили. И это был не бомж.

Чёрные глаза Микаэляна вспыхнули. Она прочитала на его перекосившимся лице вопрос: «Откуда знаешь?» Его руки заходили туда-сюда, словно их освободили от верёвки.

– Файзуллох его привёл! – Акцент усилился. – Сказал, родственник, хозяин из квартиры выгнал. На одну ночь только пустил.

– А кто придумал про бомжа? Кто вам угрожал?

– Имена не сказали. Двое было. Один большой – амбал. Другого я рядом с кафе несколько раз видел: в кепке, средний рост, усы седые. И машина – серый. Имена не знаю, честно!

– Хорошо, спасибо! – Инга кивнула Косте и направилась к дверям.

– Сдала ты, Александровна! – Костя закурил. – Могли бы прессануть. Пугливых брать легче всего.

– Бесполезно. Имён он не знает. Остаются приметы.

– Кепка и серая машина? Классные приметы, ничего не скажешь!

– Какие есть.

К Глебу Инга отправилась на метро. Центр города был весь в красных сосудах пробок – на машине без шансов. Поднявшись наверх, она позвонила Дерзину.

Нечего откладывать этот разговор! Сейчас остаётся только работать, работать…

Дождь застал её на выходе из метро. Старательно разглаженные локоны ожили и подпрыгнули вверх непослушными ржавыми пружинками. Инга с раздражением смахивала их с лица.

Кафе, где она назначила встречу Глебу, старому другу Олега, называлось «Какао для Алисы» – стеклянная стойка с пирожными, чёрно-белый кафель на полу, столы в виде больших мухоморов и шляп.

– Готовы сделать заказ? – спросила официантка. Не поднимая глаз от блокнота, она поправила на голове кепку с нашивкой, изображающей рассыпанную колоду карт.

– Да, капучино, пожалуйста. Нет, подождите. Американо.

В кафе вошёл Глеб. Закрыл зонт, основательно стряхнул его и начал озираться по сторонам. Серый костюм, рубашка в синюю полоску, на шее – бейджик на синем шнурке – забыл снять.

Сутулый, долговязый, с залысинами над бровями – вот он, офисный планктон.

Инга подняла руку.

– Ты кудрявая? Так лучше, – сказал вместо приветствия Глеб.

Решил, что я назначила ему свидание? Смешно.

– Заказывай ланч, – отрезала она, не благодаря за комплимент. – Куриный суп выглядит неплохо, я видела, его принесли соседнему столику.

– Знаю. Я здешнее меню наизусть выучил.

– Я хотела поговорить с тобой об Олеге, – начала Инга, когда Глебу принесли заказ.

– Догадался, – улыбнулся он, разламывая булочку. – Хлеба хочешь? Он тут свежий, горячий.

Инга отрицательно покачала головой.

– Но надеялся, вдруг ты хочешь встретиться просто так.

Флиртует? Неумело. Слово «вдруг» в его фразе было самым тусклым, серым, – конечно, ни на что такое он не надеялся. Он понимал, что я приехала поговорить об Олеге. Но зачем подкатывает? Тянет время? Хочет отвлечь внимание? Пытается смутить меня?

– На похоронах ты говорил, что у него были причины покончить с собой. Что ты имел в виду?

Глеб отложил ложку.

– Разве? Ты сама начала тот разговор.

– Да, но ты не стал отрицать. Наоборот – посоветовал покопаться в его соцсетях.

– Его компьютер менты изъяли? Нашли что-нибудь, не знаешь?

– Нет. – Инга решила не скрывать этого. – Его компьютер у меня.

Глеб посмотрел в окно и, не поворачиваясь к ней, заговорил тихо, так, чтобы сидящие за соседним столом люди не могли его услышать:

– Когда-то Олег был моим соседом по лестничной клетке. Всю школу неразлейвода. А потом… ну раза два в год. Чаще не получалось.

– Угу, – кивнула Инга. – Олег рассказывал мне, как вы доводили твою старшую сестру. Она ненавидела бардак, а вы специально швыряли вещи на пол…

– Но где-то год назад Олег снова замаячил, – будто не слыша её, продолжал Глеб. – Как раз после того, как вас обоих уволили. Я сначала думал, он так подавлен, потому что потерял работу. Но потом заподозрил: тут иная причина. Он приходил просто посидеть, поболтать вроде ни о чём, ну, знаешь, все эти: «А помнишь…», оно всегда приятно. Но я-то понимал, что он хочет о другом.

Инга слушала. Глеб замолчал.

Бордовое, тревожное молчание. Нерешительность и желание признаться одновременно. Главное – не сбить настрой. Не шуметь, не звякнуть ложкой. Сейчас он скажет всё, что знает. Он давно хочет это кому-то сказать.

Глеб начал говорить быстро, будто сам боялся своих слов:

– Где-то год назад. Мы сидели в баре. Пятница, шумно. Я позвал ещё двух своих из банка – пиво попить. Олег не вылезал из телефона. И вдруг в лице изменился. Сразу сказал, надо уйти. Быстро допил остатки пива, но сначала пошёл в туалет. И тогда я взял его телефон. Знаю, знаю! Но мне стало дико интересно, что могло так изменить его настроение. Ты же его знаешь – он обычно непробиваемый. Как зубр.

Инга опять кивнула. Она боялась дышать.

– В общем. Он сидел в какой-то ужасной группе Nасвязи. Я сначала подумал – сатанинская. Там символы какие-то стрёмные, фотографии… Я не успел толком ничего прочитать, но посты все были заумные, запутанные какие-то. Я только потом понял – это была группа самоубийц. Ну, из тех, про которые статьи писали.

– Название не помнишь? «SOS Депрессия»?

– Нет. – Глеб скривился. – «SOS Депрессия» – туфта и розовенькие цветочки. Думаешь, я потом не посмотрел, в каких он группах? Видел я эту «SOS Депрессию». Гламурный журнальчик по сравнению… Извини, я не то имел в виду.

– Ничего. Я поняла.

– Это была закрытая группа, я уверен.

– Это точно была Nасвязи?

– Да. Я, конечно, не признался ему, что заглядывал в его телефон, но решил серьёзно поговорить. Не спрашивать напрямую о группе, а начать издалека: чем подавлен, что происходит. Вдруг он именно этого от меня и ждал?

– Удалось?

– И да и нет. Олег сказал, что занимается каким-то расследованием, и оно отнимает у него много сил. И будто закрылся. «Тоскливо так, – говорит, – непонятно. Вот тут внутри – чернота». И хлопнул кулаком по груди, в самый центр, чуть пониже сердца. Я ему ещё предложил к психологу походить – он усмехнулся: я уже. Но горько так сказал. Думаю, он про группы эти и говорил. Какое расследование вы вели?

– Как раз тогда начали дело о махинациях с ветхим фондом, слышал?

– Конечно, Олег кидал мне ссылку на ваши материалы. Весёлого мало, конечно. Но точно не причина наложить на себя руки.

Они помолчали.

– Я перечитал потом ту статью в «Дневной газете», помнишь, про «Мифотворчество Dead». Про их систему зомбирования. Как они человека обрабатывают со всех сторон: музыка, тексты. А когда ставят ему обратный счётчик до даты самоубийства, назначают куратора, и тот уже не отстаёт. Там написано было даже, что куратор этот помогает, если у самого человека духу не хватает. По-мо-га-ет, понимаешь?

– То есть убивает?

Глеб еле заметно кивнул.

– Я всё думаю: вдруг за ним уже следили? Вдруг его тогда поджидали? Но на улице уже темно было, я не увидел, один он ушёл или нет. – Глеб беспомощно, по-детски вздохнул. – Вдруг он тянулся ко мне в последнее время, чтобы я его спас? Вытащил оттуда? Им же запрещено рассказывать о группе, ты знала об этом? А я закрутился. Работа-родители. Забыл. Олег перестал звонить, я даже не заметил. А потом позвонила Лиза: Олег повесился.

Они помолчали. Наконец Инга тихо сказала:

– Спасибо тебе, Глеб. Мне тоже надо перечитать ту статью. Вокруг неё было подозрительно много шума, а вот достоверность вызывала у меня сомнения.

Инга раскрыла кошелек.

– Не стоит, я заплачу, – спохватился он.

– Ну что ты, – сказала она, уже вставая. – У нас же не свидание.

– Тема следующей игры – «Ромео + Джульетта», не книжка, обратите внимание, а фильм База Лурмана 1996 года. Так что первое предыгровое задание: посмотреть его внимательно. Движок у всех работает? – Говорящему было лет двадцать пять, худой невысокий блондин.

– Это который с Ди Каприо?

– Точно, ага, он.

Девочки подсели за длинный стол, за которым уже расположилось человек тридцать. Аня легонько толкнула Катю плечом. Игроки выбрали шумное место – «Кильки кручёные». Пиво, сухарики, грубые деревянные столы. Катя глазами нашла Диму – отросшие русые кудри, узкое лицо, подбородок с ямочкой. Сидит рядом с окном, плечи перекошены, взгляд в телефон, будто никого и не видит вокруг. Но эсэмэска от него пришла мгновенно: «Добро пожаловать в Маклауды».

– Для вновь пришедших: я Бэк, капитан команды. – Молодой человек посмотрел сначала на Катю, потом на Аню. – Закончим, подойдите ко мне, покажу, как зарегистрироваться.

Дима Сологуб был отчислен из школы больше года назад, но их дружба с Катей, как ни странно, на этом не прервалась. Очень скоро в сети Nасвязи с ней «задружился» некто Solo – таинственный контакт, беглец без собственной странички и аватарки. Пока Катя гадала, кто он, откуда взялся у неё в друзьях без её согласия, он раскрылся сам: тот самый Димка, который недолго учился в их классе по индивидуальной программе и покинул школу после скандала с химичкой.

Кате нравилось их странное общение: Дима был угрюм, неболтлив и жил неизвестной ей жизнью, где отсутствовали кино, магазины, фитнес, кафешки и танцполы. Он отлично ориентировался в самых неожиданных областях и при этом был начисто лишён жажды самоутверждения, а проще говоря, понтов, которыми, словно тропической лихорадкой, заболевали все Катины знакомые мальчишки. Сологуб шарил в физике, химии, прекрасно знал историю, цитировал философов, разбирался в фольклористике и литературе. Это тебе не хайпы и рэпбатлы, о которых только и говорили одноклассники. В сети он был живым и общительным, хоть выражался всегда немного странно: его формулировки были безличные и сухие. Он никогда не показывал злости, обиды или радости – а испытывал ли он их вообще? Но Катя чувствовала, что Димка совсем не робот и на свой лад, без лирики и глупостей, привязан к ней. Они переписывались каждый день, но в жизни почти не виделись. Пока он не рассказал ей о ночных квестах под общим названием «Территория Икс».

Правила были простые: организаторы объявляли тему игры и список необходимых вещей. Команды регистрировались на сайте «Территории», платили взнос. Назначалась ночь. Обычно – с пятницы на субботу. Восемь заданий, старт игры в 22:00, каждая команда делилась на «штаб» и «поле». Штаб сидел у кого-нибудь на квартире либо в кафе типа «Килек кручёных» – десять человек, уткнувшихся в свои ноутбуки. Поле – это пять машин. Водитель набирал попутчиков – «экипаж». За каждый экипаж отвечал координатор из штаба – человек, который определял маршрут. Перед началом игры капитан говорил, какому экипажу где стоять – две машины покрывали центр, три расставлялись по окраинам Москвы. Когда игра начиналась, все члены команды видели на движке сайта первое задание, которое делилось на штабное и полевое. Штабу надо было разгадать местонахождение «локации», а потом – решить штабную головоломку. Экипажи мчались к локации – обычно это было заброшенное здание, парк или железнодорожный мост и там, на месте, рыская фонариками во тьме, отыскать мелко написанное слово-код, которое всегда начиналось с букв «тер». Только после введения этого кода в движок команда могла перейти к следующему заданию.

«А почему Маклауды?» – спросила как-то Катя у Димы. В ответ он прислал ей ссылку на Дункана Маклауда из фильма «Горец» – непобедимого бессмертного воина с мечом в руке.

– Требования к игре, – продолжал говорить Бэк. – Фонарики: карманный и налобный; резиновые сапоги; при себе иметь: жёлтый парик, красная губная помада, лифчик. Восемнадцать плюс. У нас все совершеннолетние?

За столом закивали. Катя тоже кивнула. В Москве были очень популярны «пушистые» квесты типа «Комнаты», когда группу закрывают на час и, чтобы выйти, надо разгадать все задания. Они играли в такие несколько раз – на Лилькин день рождения, на окончание восьмого класса, даже с родителями как-то сходили – семейная псевдоидиллия. Всё было тихо и мирно, везде видеонаблюдение, не справляешься, кнопку нажал – тебе подсказывают, куда идти дальше. Скучно. Неинтересно. Тут живая ночная Москва, опасность, адреналин. Она взяла с собой Аню не потому, что они дружили, и не потому, что ей было страшно идти одной – а потому, что Анька увлекалась всякой эзотерикой, ей было очень интересно посмотреть, как меняется ночью город, какие неизвестные места в нём можно отыскать.

– Хорошо. – Бэк кивнул. – Не хотелось бы отвечать за малолеток. Координатор экипажа Фроста – Тронькин; машина Иванова – корд Мышь; экипаж Шины – Ловелас; Лысый, твой корд – Понт. Главный штабной – Solo, за ним общая координация команды. Как вы все знаете, Solo всегда играет один из дома.

Дима не поднял головы от телефона, как будто Бэк говорил не про него.

– Ну чистый аутист этот Сологуб, – шепнула Аня Кате прямо в ухо. – У меня мать с такими работает.

Катя наблюдала за людьми: ей было важно понять, с кем она будет играть. Все действительно выглядели намного старше их с Аней. Одному мужчине, большому, лысому и бородатому, она бы дала все тридцать. Девушка, которую капитан назвал Мышью, была субтильным созданием в чёрной кофте-оверсайз и хипстерских очках в деревянной оправе. Молодой человек с ником Шина лениво покручивал ключи от машины на пальце. Когда он говорил, верхняя губа обнажала большие желтоватые передние зубы. А вот Фрост симпатичный. Напоминал ей солиста британской группы – Oasis, ArcticMonkeys или Kasabian, – не имело значения. Они все были друг на друга похожи.

– Новенькие… – Бэк задумался.

– В экипаж Фроста.

Катя постаралась не улыбнуться, опустила голову.

– Но у меня только одно свободное место, трое уже набились, – возразил Фрост.

«просись к Фросту профессионал» – пришло от Solo.

– Тогда одна сюда, а другая – к Лысому, – равнодушно согласился Бэк. – Лысый, возьмёшь?

Толстяк-бородач кивнул:

– Да я хоть двух могу взять!

– Можно я к Фросту? – тихо спросила Катя у Ани.

– Мне всё равно, – обиженно ответила та.

– Отлично! – подвёл итог Бэк. – О дате игры организаторы сообщат отдельно, следите за сайтом. Ближе к пятнице распределим, какой экипаж где начинает игру. Фильм посмотрите, не забудьте!

У Олега был один пароль для всего: для компьютера, для электронной почты, соцсетей. Инга знала его: 940613 – часто работала на его ноутбуке. Но сейчас рыться там ей совсем не хотелось.

Лезть в личные документы, читать чужую переписку. Не могу… Сначала статья, про которую говорил Глеб.

По запросу «Мифотворчество Dead» поисковик выдал около ста тысяч ссылок. Инга помнила, как это всё началось пять лет назад: новостное затишье, лето, журналисты как сонные мухи. Самое время для сфабрикованной сенсации. И вот она, статья Жанны Джебраиловой, самая первая ссылка: «Лайкни смерть». Предисловие редакции: «Мы публикуем этот невероятно сложный и важный материал, несмотря на его неоднозначность, несмотря на его невероятную тяжесть. Но его должен прочитать каждый, кто находится рядом с человеком, у которого депрессия».

Далее следовала статистика (в прошедшем году в России жизнь самоубийством покончили 1245 человек), но ссылки, откуда взяты эти цифры, не было. Всё расследование строилось на гибели 55-летней женщины (уход мужа, антидепрессанты). Не опросив ни экспертов, ни следственные органы, приведя всего два смутных случая, автор выстраивала теорию заговора – в Интернете существуют группы смерти. Они склоняют людей к самоубийству. Все доказательства этой теории Джебраилова черпала из слов подруги погибшей, которая провела собственное расследование в Сети.

Как взорвала эта статья в своё время Рунет! Спавшие летаргическим сном редакции встрепенулись. Мимо окон прошёл слон, нет, громадный мамонт, а они и не заметили. Копии, подражания и собственные расследования появились через неделю почти во всех СМИ – от литературных газет до фешен-индустрии. Дельфины – животные, способные покончить жизнь самоубийством, – стали символом суицида. Их рисовали на стенах, с ними делали татуировки. Nасвязи появились опровержения информации, приведённой в статье, а также гневные посты, слухи про то, что Джебраиловой угрожают, и многое-многое другое. Госдума начала готовить законопроект «Об ограничениях, связанных с использованием всемирной сети «Интернет». Вслед за этим пошла целая волна публикаций о том, что свободу слова в стране снова сильно прижмут. Группы, упомянутые в статье, позакрывали. Остались только истерические рассылки от паникующих мамаш.

Что в остатке. Кроме «Мифотворчества Dead» – главного фигуранта статьи, упоминалось ещё четыре группы: «Разбуди меня в 3:30», «Олени тоже люди», «Бессмертные» и «Мю Чао». Инга стала искать: «Мифотворчество Dead» прикрыли сразу же, её главный модератор с ником PiratLogan был даже арестован, но выпущен через 15 суток за неимением доказательств. Поговаривали, что он открыл ещё несколько групп. Они тоже были закрыты, и он подался в «Олени тоже люди» – самую безобидную из всех и поныне существующую.

На страничке Nасвязи: «Олени, как и дельфины, тоже кончают с собой». Инга полистала треки: BlackSabbath, Metallica. Свастика, фотографии мёртвых животных – Олег не мог повестись на такую ерунду.

«Разбуди меня в 3:30» тоже была давно прикрыта. Из информации, которую Инга смогла найти, было ясно, что участников группы каким-то образом будили в полчетвёртого утра, чтобы всем одновременно выйти в групповой чат. Что они там делали, о чём переписывались – можно было только догадываться. Подруга погибшей в статье Джебраиловой утверждала, что люди ночью более ранимы и подвержены внушению. «Это похоже на квест. Там есть три ступени, которые нужно пройти, чтобы стать «избранным», – читала Инга. – Нужно выполнить задание, чтобы пройти на следующий уровень. Все задания изложены очень косноязычно, везде символика смерти из культур разных народов. После того как проходишь третью ступень, тебя посвящают в избранные. Назначается личный куратор, стартует обратный отсчёт – 30 дней. 30 дней до самоубийства».

Инга встала закрыть окно: замёрзли руки.

Нельзя допустить, чтобы Катя увидела, про что я читаю. Ещё полчаса, и не забыть удалить все ссылки из истории.

Группа «Мю Чао» тоже была закрыта: «Такой страницы не существует». Но ниже – множество ссылок на эти непонятные слова. Инга кликнула на первую попавшуюся: «Лина Тепляева стала звездой Инета и мемом посмертно. Красивая 25-летняя женщина прославилась тем, что бросилась с моста после того, как выложила селфи на своей страничке Nасвязи. Селфи было подписано: «Мю Чао». Спасти девушку не удалось». Инга посмотрела на фотографию: рыжие кудри, весёлые глаза. Сложно поверить, что этот снимок был сделан за несколько секунд до самоубийства. Группа «Мю Чао» оказалась просто фанатской группой Тепляевой. Поклонники выясняли подробности её личной жизни, параметры фигуры, что она ела на обед в последний день. Инга нашла принт-скрины группы. «Лина, ты наш кумир!», «Лина, мы с тобой», «Тепляева бессмертна». И это тоже – не про Олега. Чтобы он вдохновился таким примером – полный бред! Как и статья «Лайкни смерть». Инга разблокировала телефон.

– Во что опять ввязалась? – радостный голос Холодивкер.

– Привет, тоже рада тебя слышать. – Она улыбнулась и закурила.

– Ты же бросаешь, – равнодушно отметила Женя, услышав в трубке щелчок зажигалки.

– Ага, – беспечно согласилась Инга. – У меня вопрос.

– Ввязалась. Так и знала.

– Ты можешь достать результаты вскрытия Олега?

– Белова!

– Самоубийцам же делают вскрытие?

– Инга, ты опять? Чёрт возьми, зачем тебе это?

– Женя, я просто хочу успокоить себя. Ты можешь, пожалуйста, просто узнать для меня результаты вскрытия? Мне это важно.

Холодивкер молчала.

– Закуривала тоже, – объяснила она, шумно выдохнув в трубку. – Хоть подымим вместе, а то давно не виделись.

– Ну так что?

– Что, что, – проворчала Женя. – Это должностное преступление. С тебя коньячок и вечер пятницы.

– Хоть десять вечеров! – пообещала Инга.