Черные Земли

14

Летти Лам наводила порядок в чужом доме и думала о старшем сыне — впервые за долгое время.

Нет, конечно же, она думала о нем каждый день: вовремя ли он проснулся? сделал ли уроки? куда подевался его галстук? Но с тех пор, как она думала о нем по-настоящему, — в этом Летти должна была, хотя и со стыдом, себе признаться — прошли дни, недели, пожалуй, даже месяцы.

Даже и сейчас, думая о Стивене, Летти поймала себя на том, что ей хочется поскорей подавить эти мысли. Она не умела думать о Стивене в отрыве от Дэйви, а думая о Дэйви, испытывала чувство вины за то, что тот был ее любимчиком, а вместе с чувством вины неотрывно шли мысли о матери — Бедной Миссис Питерс, любившей сына Билли больше, чем дочь.

Это была протоптанная тропинка, туннель, сводящий воедино людей и время: думая о Стивене, Летти начинала думать о Билли. Она так натренировалась делать это, что Стивен и Билли стали практически одним лицом. Билли и Стивен. То, что Стивен был так близок по возрасту к Билли, усугубляло ситуацию. Да, она любила Стивена, но ей все время приходилось напоминать себе об этом, настолько чувство вины и обида, связанные с Билли, были неразрывны для нее и с ее собственным сыном.

Летти оттирала след от стакана с поверхности стола, охая и причитая, точно пострадавшее красное дерево принадлежало ей лично.

Ну в чем она виновата, по большому счету? Любимчики бывают у всех. Это естественно, разве нет? А Дэйви — его кто хочешь полюбит, он такой славный и веселый, и всегда выдает что-нибудь смешное, и даже сам не понимает, что сказал. Почему ей должно быть стыдно? Что она может поделать? Стивен с его нелюдимостью, с этой вечной морщинкой на гладком лбу явно проигрывал Дэйви. Вечно у него какой-то озабоченный вид. Какие у него заботы?

Летти почувствовала знакомый прилив негодования. Маленький паршивец выглядит так, точно носит на своих плечах все горести мира! Будто это он, а не она тащит на себе всю семью и драит чужие полы, чтобы он, Стивен, мог покупать обрезки бисквита в «Голубом дельфине». Будто это он воспитывает в одиночку двоих сыновей. Боже мой, да он просто баловень судьбы!

След от стакана не оттирался. Вот ведь люди, чем больше у них есть, тем меньше они это ценят. Летти прошла в кухню и открыла кладовку. Кладовка была набита немыслимо экзотической едой, просто за гранью разумения. Все из «Маркса и Спенсера». В некоторых образцах Летти просто отказывалась признавать еду, настолько содержимое кладовой Харрисонов не вязалось в ее голове с дешевым и однообразным ассортиментом ее собственного стола.

Кушай что хочешь, повторяла миссис Харрисон. Нет, она, конечно же, не имела в виду грибные тарталетки или цыпленка в сметане с молодой кукурузой и зеленым горошком. Это относилось к закускам и сладкому, хранившимся в специальном «детском буфете». Летти подолгу разглядывала содержимое буфета, но никогда не решалась развернуть шоколадное печенье в подарочной упаковке или повредить фольгу на старом чеддере и пакете с острыми пирожками. Вместо этого она брала печенье с ванильным кремом и ела его над раковиной, чтобы не оставлять крошек.

Накануне она видела в кладовой орехи — несколько банок с бразильскими и грецкими орехами, макадамией и миндалем. Бразильские были такого качества, что не нашлось ни одного сломанного, поэтому пришлось разрезать целый.

Она потерла след от стакана долькой ореха, пятно поблекло.

Стивен получил письмо. Именно из-за этого она начала о нем думать. Летти почувствовала укол стыда за то, что так бесцеремонно прочитала письмо, — при том, что оно было столь очевидно частным. Но черт возьми, она пятнадцать минут не могла докричаться до мальчишки! У него что, ушей нет? Да есть у него уши, с вечно красными мочками и торчат в стороны под странным углом. Не то что аккуратные бархатные ушки Дэйви.

Письмо было любопытное. Ей очень хотелось спросить, от кого, но она в последний момент сдержалась. Вспомнилось вдруг: двенадцать лет, Нейл Уинстон пишет ей на обороте тетрадки по английскому: «У тебя красивые волосы». Это заставило ее прикусить язык.

Стивен казался слишком юным и слишком неприкаянным — слишком несчастным, черт возьми! — чтобы встречаться с девочками. Но очевидно, что первое письмо он написал сам. «За прекрасное письмо я благодарю искренне». Интересно, что считается «прекрасным письмом» в эпоху эсэмэсок? Длина более двух строчек? Отсутствие орфографических ошибок? Уверения в вечной любви?

Летти не порадовалась за Стивена, скорее забеспокоилась. Сколько пройдет времени, прежде чем мать какой-нибудь четырнадцатилетней шлюшки возникнет на пороге, требуя провести тест на установление отцовства? И вот они с мамашей малолетней шлюшки по очереди нянчат младенца, в то время как шлюшка безуспешно пытается сдать выпускные экзамены. Стать бабушкой в тридцать четыре года. От внезапной дурноты Летти пошатнулась и ухватилась за кухонный стол. Она чувствовала, что некий беспощадный водоворот несет ее к смерти, а она и пожить-то толком не успела.

Когда же наступит ее очередь? Как смеет этот поросенок ломать ей жизнь? Снова ломать ей жизнь.

Чувство вины и жалости к себе нахлынули одновременно.

Глаза жгло, и Летти быстро-быстро заморгала, чтобы слезы не испортили макияж. Ей нужно успеть еще в два дома, нельзя появляться там растрепой и портить день ни в чем не повинным людям.

Она вдохнула поглубже и подождала, пока уляжется это сумасшедшее кружение внутри.

Обнаружив, что до сих пор держит в руке две оставшиеся дольки бразильского ореха, Летти плюнула на приличия и съела обе.