Черный Алмаз

Глава 1 ИСТОРИЯ МОРСКОГО ВОЛКА

Едва рассвело и влажная дымка поднялась и растаяла над поверхностью моря, позади корвета вновь обозначился силуэт незнакомого корабля. И теперь он оказался куда ближе, чем был вечером.

— Такое впечатление, что они шли у нас в кильватере всю ночь! — воскликнул капитан Дремот, с рассветом поднявшийся на кормовую надстройку. — Мы же погасили все огни. Как, дьявол меня забери, они могли нас разглядеть?!

— Может быть, слышали? — предположил штурман Бэкли, еще затемно занявший наблюдательный пост на корме.

— Слышали?! — Капитану стоило большого труда не выдать охватившей его злости. — Как можно за полторы мили различить обычный плеск волн и плеск тех же волн о борта судна? Тем более, идущего не на веслах, а на парусах? Тем более, вечером, когда стемнело, этот корабль был от нас даже больше чем за полторы мили!

— Бывают люди с поразительно тонким слухом, — невозмутимо возразил штурман. — Но это очень большая редкость, поэтому легче предположить совпадение.

— Какое, например? — усмехнулся капитан.

— Например, они шли наугад и оказались точно у нас за кормой просто случайно.

Бэкли, уже очень немолодого, опытного моряка, трудно было смутить. То, что он все еще ходил в море, объяснялось не только его по-прежнему отменным здоровьем и не только отчаянным пристрастием к мореходству, но и тем, что его очень ценили на флоте. Выглядел он лет на пятьдесят пять, и мало кто знал, что ему едва ли не на пятнадцать лет больше. Сам он шутил, называя себя самым старым моряком не только в английских колониях, но, пожалуй, и на всех морях. За долгие-долгие годы старый морской волк побывал в стольких переделках, испытал столько приключений, что не только всегда был готов к любому повороту судьбы, но и мог довольно часто просчитать, как в том или ином случае сложится ситуация. Так что не случайно чуть ли не все капитаны на Карибах, да и на всем побережье Вест-Индии, мечтали заполучить этого штурмана в свой экипаж.

Генри Бэкли, сын английского капитана, погибшего в шторм и оставившего своей вдове, кроме четырех ребятишек, утлый домишко в Порт-Ройяле[6], в четырнадцать лет пошел на королевский флот юнгой. В семнадцать был уже матросом, а так как проявлял большие способности к навигации, то вскоре сделался помощником судового штурмана. Тот обучал его всем премудростям в течение двух лет, и когда торговая компания, которой принадлежал их корабль, купила новое судно, сам капитан рекомендовал поставить штурманом этого корабля Бэкли. Теперь он не просто мог помогать матери, братьям и сестре — с его помощью семья перебралась в новый дом, а сестру удалось хорошо выдать замуж.

Но спустя год даже штурманское искусство Генри не спасло «Святую Елену» (так назывался корабль) от беды: судно перевозило груз серебра из вест-индийских колоний и было захвачено пиратами. Оказалось, что взял «Елену» не кто-нибудь, а сам Генри Морган, уже тогда, в 1669 году, слывший «пиратом из пиратов». Капитан и команда, видя очевидное преимущество флибустьеров, сдались без боя, поэтому разбойники не стали никого убивать — просто высадили большую часть команды на каком-то безлюдном островке, где, впрочем, была пресная вода и куда поэтому приставали время от времени корабли. В плен Морган взял лишь капитана, за которого рассчитывал получить выкуп. Что до Бэкли, то его жизнь сперва висела на волоске: предводителя пиратов взбесило искусство, с которым юный штурман вел «Святую Елену» среди цепи скалистых островов, едва не ухитрившись посадить пиратов на мель и порядочно их измотав. Но, поразмыслив, практичный флибустьер решил, что искусство этого парня может пригодиться ему.

— За твои фокусы тебя следовало бы повесить, негодный мальчишка! — объявил он молодому штурману. — Что ты на это скажешь?

— Скажу, что капитану всегда виднее! — не проявив ни малейшего страха, ответил Бэкли. — Но я от кого-то слыхал, что вы как раз уважаете людей, до конца выполняющих свой долг.

Морган расхохотался. Он ценил отвагу, а еще больше любил, когда ему отвечали умно и с юмором.

— Голова у тебя работает неплохо! — воскликнул он. — Как твое имя?

— Генри Бэкли, сэр.

— Ого! А ты еще и мой тезка. Ну, раз так, то делаю тебе предложение, Генри: сейчас в моей флотилии двенадцать кораблей[7]. Завтра с четырьмя из них мы соединимся и отправимся на дело. Мне сообщили, что на корабле «Луизиана» умер штурман. Верно, допился до зеленых чертиков, мерзавец! Во время походов я запрещаю парням заливать глаза, но они это иной раз делают и еще смеют припоминать, что, мол, я и сам не дурак выпить. Ну, ладно… Штурман был хороший, однако ты, как я убедился, едва ли хуже, хоть и молод. Хорошо знаешь Карибское море?

— Знаю неплохо, — не растерялся Генри. — Мне и в Атлантику ходить приходилось.

— Отлично! Тогда предлагаю тебе послужить на «Луизиане».

Молодой человек на миг растерялся. Он уже понимал, что знаменитый пират хочет его использовать и, вероятно, велит провести его судно или несколько судов по какому-то малознакомому пиратам маршруту. Но оказаться на постоянной службе у флибустьеров?

Морган заметил смущение пленника и уже вполне доброжелательно хлопнул его по плечу:

— Э, парень, брось! Если бы тебе предложили выбор между тем, чтобы болтаться на рее или, скажем, пойти в армию, что б ты выбрал? Армию, ведь так? Ну, так вот: я не какой-нибудь там грабитель. У меня есть королевский патент. Ты знаешь, что Англия воюет за свои владения с Испанией и что в силу этого испанские торговые и военные корабли разрешается атаковать. Я имею право брать их на абордаж и делить между своими людьми захваченную на них добычу, отправляя определенные суммы на нужды казны. Значит, служить у меня — это почти то же самое, что служить на военном флоте его величества. Чуть более опасно, но зато куда интереснее и куда выгоднее.

— Так, выходит, наш корабль вы приняли за испанский? — не удержался от вопроса Бэкли. — Наверное, ветер свернул флаг…

— Твоя смелость уже становится наглостью! — Теперь пират угрожающе сдвинул брови. — Впрочем, что правда, то правда! Когда нам долгое время не везет и на дороге не попадаются испанцы, приходится огорчать и соотечественников. Но мы же никого не убили, верно? Ваш капитан, я знаю, человек богатый, его родня даст за него хорошие деньги. А остальным, уверен, успеют прийти на помощь. Ну, так как? Подпишешь со мной контракт?[8] По правилам капитан получает у нас восемь долей, штурман — две, остальные члены команды по одной. И у большинства капитанов именно такой расклад, так что обижен ты не будешь. По рукам?

Бэкли понимал, что выбора у него нет, и согласился, оговорив в контракте лишь одно особое условие: право из первого же порта написать своим родным и попросить их известить также родню других моряков, где находятся их близкие.

Дальнейшие несколько лет его жизни были полны самых удивительных событий. Вместе с Морганом и его отчаянными головорезами он не только гонялся по Карибскому морю за испанскими фрегатами, шхунами и бригантинами, но и участвовал в штурмах Портобело и Маракайбо[9], шел вместе с «пиратом из пиратов» долгим сухопутным путем, чтобы взять, наконец, город Панаму, на который зарились все без исключения пиратские предводители. Еще бы, туда свозили золото и серебро со всех рудников Нового Света, перед тем как отправлять все это в Испанию! После множества пережитых пиратами Моргана испытаний они осуществили его дерзкий замысел.

Генри Бэкли зарабатывал в эти годы куда больше, чем прежде, но в отличие от большинства других пиратов не спускал все нажитое во время стоянок в портах Ямайки, а по-прежнему отсылал большую часть денег родне, но немного копил. И постоянно щедро жертвовал церквам, искренне опасаясь, как бы служба у «тезки» не лишила его, в конце концов, права после смерти попасть в Царство Небесное. Над его набожностью кто-то из пиратов посмеивался, кто-то, напротив, уважал его за это еще сильнее.

Жадность Моргана привела однажды к ссоре с большей частью его «морской армии», составлявшей после набега на Панаму почти две с половиной тысячи человек. Огромную добычу, которую везли к оставленным у северного побережья Панамского перешейка 157 мулам, знаменитый флибустьер поделил откровенно несправедливо, выделив себе уж никак не оговоренные контрактом восемь долей, а раз в десять больше. Среди «подданных» начался ропот, грозивший перейти в бунт. Морган пытался убедить сподвижников, что заслужил повышенную долю, как он выразился «шестимесячными трудами, прилежанием и беззаветной отвагой». Но флибустьеры считали, что проявили не меньшую отвагу, а трудами и прилежанием тоже не уступали своему командиру. И Морган поступил уж совсем не по законам чести: ночью поднял паруса на своем корабле и вместе с несколькими кораблями самых преданных ему капитанов тайно вышел в море, увозя большую часть панамской добычи.

Генри Бэкли он с собой не взял, понимая, что чрезмерно честный штурман обязательно сообщит остальным о предательстве предводителя. Конечно, он предпочел бы сохранить при себе такого умелого и теперь уже очень опытного морехода, однако панамские серебро и золото показались ему дороже.

Бэкли, впрочем, был даже рад этому. Нарушение контракта освобождало его от пиратской службы, и молодой человек, честно доведя «Луизиану» до первого же порта, попрощался с командой и отправился в Порт-Ройял.

К тому времени между Англией и Испанией было заключено очередное перемирие, и бывшему штурману моргановской флотилии лучше бы было не сообщать никому, где он пропадал несколько лет. Но Генри не любил хитрить и прятаться, а потому сразу же сдался властям, объяснив, как и по какой причине вынужден был служить под водительством великого флибустьера. Впрочем, он знал, что английские власти карибских провинций, хотя и соблюдавшие условия мирного договора, прекрасно знали, что его величество король все равно в душе радуется, когда вечному врагу Испании кто-то наносит урон, и большинство добровольно сдавшихся пиратов получали полное прощение.

После этого штурман Бэкли получил предложение служить на военном флоте и почти двадцать лет плавал на королевском сорокапушечном фрегате «Магдалена». Перемирия с Испанией сменялись новыми войнами, морские бои становились все ожесточеннее, равно как и схватки с пиратами, которым правительство, наконец, объявило настоящую войну, ибо договариваться с ними становилось все труднее, а хлопот они доставляли все больше, и чаще уже не испанцам, а своим.

«Магдалена» была флагманским кораблем, и Бэкли повезло служить под командованием прославленного командира, сперва капитана, затем адмирала флота его величества, сэра Роджера Дредда. Он всем сердцем полюбил этого бесстрашного моряка, и тот привязался к штурману. Генри был даже вхож в его дом в порту Чарлстон. С помощью адмирала он, в конце концов, перевез туда с Ямайки свою старушку мать, замужнюю сестру с детьми и семью младшего брата. (Третий брат умер во время эпидемии оспы за несколько лет до того.) Год спустя после этого переезда Карибы потрясло одно из самых страшных за всю их историю землетрясений, и гигантская волна смыла с побережья Ямайки город Порт-Ройял вместе с дворцом и могилой два года как покинувшего бренный мир капитана Моргана.

Бэкли ушел в отставку лишь в шестьдесят лет. Он заслужил многие награды и почести, вырастил троих сыновей, овдовел и имел полное право жить в собственном доме, наслаждаясь покоем и навещая подрастающих внуков.

Но ему не сиделось на месте, а так как в его истинный возраст никто не верил, то ему по-прежнему предлагали контракты, теперь уже с торговыми и пассажирскими судами. И он, в конце концов, согласился поступить штурманом на корвет «Святой Доминик», с которым и плавал вот уже несколько лет, ибо ему нравился капитан Дермот, да и он, судя по всему, пришелся этому капитану по душе.

Генри Бэкли и здесь, на новой службе, уже сталкивался с пиратами. Обычно, пользуясь своим удивительным опытом, он всегда ухитрялся уводить корвет от опасных столкновений, за что команда его попросту боготворила.

И полюбила еще больше, когда однажды ему удалось совершить невероятное… Две пиратские бригантины заперли «Святого Доминика» в бухте, где он чинил оснастку, и предложили команде сдаться. Бригантины были испанские, и англичанам оставалось уповать лишь на то, что между двумя странами вновь был объявлен мир, что ничуть не мешало испанским пиратам грабить и английские, и голландские, и французские, да и свои же, испанские суда. Груза на борту «Доминика» не было, корабль вез вырученное за него серебро, и никто не сомневался: испанцы заберут деньги, захватят команду в плен и продадут в рабство. В лучшем случае оставят на безлюдном берегу бухты, забрав себе корабль.

Капитан помрачнел, матросы отчаянно бранились, и тогда старик штурман предложил себя в качестве парламентера: за годы своих скитаний и приключений он выучил, между прочим, и испанский язык.

В синем бархатном кафтане, в бархатном берете с белым пером, он сел в лодку и поплыл к кораблю пиратского предводителя. Один, без матросов, ловко управляясь единственным веслом, что привело испанцев в восторг — благообразный седой красавец походил не на английского моряка, а на какого-то испанского гранда, тем более что морские ветра давным-давно покрыли лицо мистера Генри вечным густым загаром.

Поднявшись на борт, он сообщил, что «Святой Доминик» везет некоторое количество серебра, и, конечно, они отдадут его без боя, но хотят быть уверенными, что их не возьмут в плен и не потопят.

— Поэтому наш капитан предлагает вам договор: вы выпускаете нас из бухты и даете нам уплыть, а мы в устье бухты позволяем части ваших матросов высадиться к нам на борт. Они все осмотрят, возьмут и погрузят в лодки деньги, и тогда мы спокойно уйдем.

Испанец — предводитель пиратов обрадовался. Само собой, он не собирался отпускать корвет — как раз о таком судне пираты давно мечтали. Но Бэкли флибустьер постарался уверить, что согласен на его предложение: еще бы — его головорезов пустят на судно, они все дочиста ограбят и под дулами пистолетов убедят команду сдаться. Никакого абордажа, никакого риска, все чистенько…

Бригантины освободили выход из бухты, «Святой Доминик» вышел в море, но, едва от пиратских судов отделились лодки, вдруг открыл огонь из всех своих бортовых орудий, а их на корвете было двадцать восемь! В ту пору без пушек не плавал уже ни один торговый корабль.

Растерявшиеся пираты не сразу открыли ответный огонь, когда же их пушки дали одновременный залп, паруса «Доминика» уже поймали ветер, и он просто вылетел вперед, так что бригантины обстреляли… друг друга и свои лодки, оказавшиеся даже не между двух, а между трех огней! Корвет получил лишь небольшое повреждение кормы, пиратские же суда пострадали так сильно, что не могли пуститься в погоню.

После этого случая Генри Бэкли стал не просто любимцем команды — его готовы были носить на руках. Но он лишь смеялся в ответ на все восторги. Годы скитаний и самых опасных приключений не сделали его суровым, но лишних слов, а тем более лишней славы он не любил.

В этот раз «Святой Доминик» вез довольно опасный груз: золото, собранное в качестве дани с нескольких островных колоний. Его предстояло доставить в Чарлстон. Там ожидали еще два или три таких же судна, везущих такой же драгоценный груз, чтобы затем отправить караван под надежной охраной в Англию.

И надо же было именно в этот раз обнаружить у себя «на хвосте» незнакомый корабль, к тому же в таком месте, где не было подводных скал, чтоб в случае чего попробовать посадить пирата на мель, если, конечно, это и впрямь пиратское судно.

Правда, штурман сразу же принялся вспоминать все случавшиеся с ним похожие ситуации и искать возможный выход. Бэкли был убежден, что безвыходных ситуаций если и не совсем не бывает, то почти не бывает.

Однако беспокойство овладело и им. Он изо всех сил вглядывался в очертания судна, которое, как они с капитаном заподозрили еще накануне, преследовало их корвет.

— Это бриг, — минуту спустя, проговорил штурман. — Судя по виду носовой части, новенький: пускай я не стану больше зваться стариком Генри Бэкли и не буду сыном морехода и внуком морехода, если этот корабль плавает больше трех-четырех лет. И он, хотя это мне и не нравится, безусловно, быстроходнее нашей посудины.

— Флаг? — голос капитана все же выдал напряжение. — Какой флаг на его мачте?

— А разве это имеет значение? — пожал плечами штурман. — Если это пираты, то флаг-то может быть какой угодно. Вы же знаете не хуже меня, капитан: черную тряпку они поднимут, только когда будут уверены, что нам от них не уйти.[10]

— Но почему вы оба так уверены, что это пиратское судно?

Прозвучавший позади обоих моряков голос побудил их обернуться, хотя ни тому, ни другому не очень хотелось сейчас тратить время на разговоры с человеком, чье присутствие на корвете, возможно, и поставило их и всю команду корабля в такое сложное положение. Уполномоченный казначейства его величества сэр Реджинальд Моррис с самого начала раздражал и капитана, и штурмана хотя бы потому, что все время приставал к ним с вопросами. Не отвечать важному королевскому чиновнику было бы неучтиво. Но до чего же раздражало это праздное любопытство чиновника! А сейчас раздражало вдвойне: из-за золота, которое он везет, им и всей команде вскоре может не поздоровиться!

— Сэр, мы вовсе ни в чем не уверены! — постарался как можно вежливее ответить Дермот. — Но этот бриг сидит у нас «на хвосте» уже сутки, и мы вправе заподозрить его в дурных намерениях. Вправе заподозрить, и только! Это может быть мирное каботажное или пассажирское судно.

Капитану хотелось бы говорить более уверенно, однако у него было слишком много сомнений. В этих водах вообще не слишком часто можно встретить корабль, а так, чтобы два судна в течение суток шли одним и тем же курсом, что называется, «след в след», и это было простой случайностью…

— Голландский! — воскликнул между тем штурман. — Флаг у них на мачте голландский.

— Вот видите! — обрадовался Моррис. — Обычный голландский фрегат…

— Простите, сэр, но это бриг. И флаг еще не доказывает, что он действительно голландский. Может быть, вы все же пройдете в свою каюту, сэр? Мало ли, что может случиться? Мне бы не хотелось, чтобы вы подвергались опасности.

Но чиновник королевского казначейства был слишком упрям, чтобы подчиниться. Как?! Его, доверенное лицо самого короля Георга, выдворяют с палубы, будто докучного ребенка? Он уже начал высказывать невежливому капитану свое возмущение, но в это время произошло то, чего опасались моряки: красно-сине-белое полотнище голландского флага стало медленно сползать с мачты преследующего корвет судна.

— Ну? — Дермот обменялся выразительными взглядами со штурманом. — Я думаю, Генри, мы не станем заключать пари насчет того, какого цвета полотнище они сейчас поднимут? У нас поставлены все паруса?

— Все, сэр! Только ветер несильный, и от этого не так много пользы. Хотя, учитывая быстроходность брига, при сильном ветре он бы, пожалуй, нагнал нас еще скорее.

— Он и так нас почти нагнал. Ну, чего и следовало ожидать: флаг чернее ночи… А это… О, поглядите-ка — что это такое?!

Он указывал на носовую часть корабля. И Бэкли, всмотревшись, тоже увидел то, что так поразило капитана. Под бушпритом[11], там, где, несмотря на изменившуюся в последнее время традицию, все еще нередко красовались деревянные фигуры морских дев либо тритонов, выступал граненый восьмиугольник, так мастерски раскрашенный черной и серебристой краской, что казалось, будто под носовой мачтой сверкает в лучах восходящего солнца темный драгоценный камень громадных размеров.

— «Черный алмаз»! — воскликнул Дермот. — Это же «Черный алмаз», чтоб меня проглотила самая большая акула! Вот кто, оказывается, проведал о нашем грузе…

— Да, это тот самый бриг, — согласился штурман. — И под описания подходит. О нем ведь в последнее время только и говорят, можно сказать, как в свое время о покойном Моргане.

— Что вы говорите?! — придворный казначей так и подскочил, норовя раздвинуть спины моряков в стороны, чтобы самому лучше рассмотреть знаменитый корабль. — Я тоже слышал об этом… разбойнике. Ведь у капитана то же прозвище, что и у его корабля, так? Его тоже зовут Черный алмаз?

— Да, и в отличие от большинства пиратов, он никому не сообщает своего подлинного имени, — ответил капитан, не оборачиваясь, но продолжая напряженно следить за бригом. — Хотя от кого-то я слыхал, будто его головорезы величают своего командира Рональдом. Может, так его и зовут, а больше о нем не известно ровным счетом ничего.

— Ну, почему же? — возразил штурман. — Не так уж и ничего. В одном нам, безусловно, повезло: я ни разу не слышал, чтобы этот пират убивал кого-либо из команды корабля, кроме тех, кто оказывает ему сопротивление. Во время абордажа он всегда первый в бою, и лучше никому не попадаться ему на пути. Но если ему сдаются, он всех до единого отпускает. С испанцев иной раз берет выкуп, но если ему попадаются англичане, французы или голландцы, то все оказываются на берегу, да еще в таких местах, где им точно окажут помощь. Будь все карибские пираты такими джентльменами, возможно, наше правительство и по сей день терпело бы пиратов и с удовольствием выдавало им патенты.

— А этот Алмаз, он, что же, англичанин? — решился вновь встрять в разговор сэр Моррис.

— А кто его знает? — развел руками капитан, наконец удосужившись повернуться к своему хлопотному пассажиру. — Команда у него в основном из англичан, слыхал, что в ней есть голландцы и пара французов, но это вообще ни о чем не говорит: на пиратских кораблях бывают всякие люди. Говорит Черный Алмаз и по-английски, и по-французски, якобы знает и испанский, совсем, как мистер Бэкли — он у нас только что на индейских наречиях не выражается.

— Почему же? — обиделся старый моряк. — Кое-что знаю. Другое дело, у индейцев — что ни племя, то свой язык.

Между тем быстроходный бриг, поймав ветер, легко настигал «Святого Доминика». Бэкли отлично видел, что маневрировать бесполезно: недавно выстроенный и великолепно оснащенный «Черный алмаз», безусловно, обладает большими возможностями, а управляет им наверняка хороший моряк: вот уже час он следил за движением корабля и видел, что его рулевой не допускает ошибок.

Генри сам стал к рулевому колесу, но сделал это больше из чувства долга: что он может изменить, если корабль-преследователь столь явно превосходит их судно и в скорости, и в маневренности?

— Что будем делать? — вновь подойдя к штурману, спросил между тем капитан. — Похоже, на этот раз выбор у нас невелик: принять бой или сдаться.

— Я никогда не прочь подраться! — усмехнулся в свою седую бороду Бэкли. — Тем более, с морем мне уж скоро придется распрощаться, так лучше уж закончить плавание с палашом в руке, нежели в кресле с мягкими подушками, в окружении докторов. Бр-р-р! Всегда боялся такого конца. Причащался я не так давно, с тех пор не шибко нагрешил, так что ничего не имею против драки. Но команда, полагаю, так не думает. Им-то чего ради отдавать Господу души за здешнее золотишко? Добро бы ради старушки Англии. Да и вам, капитан, как я понимаю, нет еще и сорока, а это не тот возраст, когда начинаешь всерьез задумываться, как бы это покрасивее покинуть сей грешный мир. Так что выбор совсем мал — коль скоро это действительно «Черный алмаз» и мы знаем, что его капитан с тем же прозвищем не зальет палубу «Доминика» нашей кровью, то стоит сдаться.

— Что вы говорите?! — завопил вновь возникший точно из-под земли, а точнее, из-под палубы, сэр Реджинальд Моррис. — Вы же подписывали контракт на доставку груза! Бесценного груза, имейте это в виду! И вы готовы отдать золото его величества этому грязному пирату…

— Во-первых, — уже почти резко прервал чиновника капитан, — грязным этого парня вряд ли можно называть: говорят, у него даже ногти всегда чистые, хотя я ума не приложу, как он ухитряется за ними следить.

— Я пару раз в свое время видел такого чистюлю-пирата! — воскликнул штурман. — Он разбойничал почти в одно время с Морганом. Его звали Граммон. Француз и, как о нем говорили, настоящий дворянин. Чуть ли не граф. Так тот ухитрялся носить на груди белоснежные кружева! Не любил париков, зато волосы чисто мыл, завивал и помадил! Так что бывают такие пираты…

— Каков бы ни был ваш Алмаз, я не могу отдать ему государственное золото! — завопил сэр Реджинальд. — Это погубит мою карьеру.

Капитан Дермот едва сдержался, чтобы не дать волю своим чувствам и не заговорить с чиновником казначейства на привычном ему «морском языке». Но и на этот раз выдержка возобладала.

— Я бы предложил вам выбирать между гибелью карьеры и вашей собственной гибелью, сэр, — мягко произнес капитан. — Но, увы, здесь замешаны еще и жизни восьмидесяти семи моих матросов, моя жизнь… Ну, Бэкли своей жизни не ценит, это мы уже поняли, однако ему, как вы уже слышали, жаль приносить нас в жертву своей нелюбви к креслам с подушками. Я далек от мысли сейчас же свернуть паруса — мало ли, что еще может приключиться за те час-полтора, что пираты потратят на завершение погони? Но если они нагонят нас настолько, чтобы можно было переговариваться, и предложат приемлемые условия, мы сдадимся.

— Но у вас на борту почти тридцать пушек! Двадцать восемь или сколько там?..

— А у них, насколько я слышал, двадцать пять, — парировал штурман. — И в нашем случае преимущество в три пушки едва ли сильно поможет. Конечно, можно дать бой, можно даже попробовать его выиграть, только вряд ли после такого боя наш корабль сохранит достаточно судоходных качеств, чтобы спокойно преодолеть оставшийся путь.

Матросы, собравшиеся между тем под кормовой надстройкой, прислушивались к разговору капитана, штурмана и пассажира и, в конце концов, поняв суть этого разговора, стали выражать поддержку своим командирам.

— Мы не военные, не давали присяги и не обязаны сражаться с пиратами!

— Что сделаешь, если у них явное преимущество?

— Если это и впрямь капитан Черный Алмаз, то лучше ему сдаться — он не убийца, я не раз слыхал!

Остальные загалдели, стараясь перекричать друг друга, так что капитану Дермоту пришлось призвать свою команду к порядку.

— А ну, все утихли! Мы ждем, чтобы пираты предъявили нам условия и постараемся избежать жертв. Никто здесь не собирается лезть на рожон, кроме вот разве сэра Морриса…

— Так отдадим его Алмазу вместе с золотом! — выкрикнул кто-то из моряков.

— Охота ему драться, пускай сам и дерется, а мы поглядим!

Пиратский корабль спустя некоторое время приблизился уже настолько, что можно было близко рассмотреть его оснастку, стройные очертания носовой части и необычное украшение под бушпритом. На носу стояли несколько человек, и один из них особенно выделялся, тем более что фоном ему служило желтовато-белое полотнище наполненного ветром паруса.

Этот человек был одет во все черное, даже шелковый платок, обвивавший его шею, был черного цвета. Такой же, только немного меньший платок покрывал голову пирата. Из-под него на плечи падали волосы, тоже черные, волнистые, явно очень густые. Ветер развевал их, как полотнище пиратского флага.

Поняв, что «Святой Доминик» уже достаточно близко, командир «Черного алмаза» крикнул, приложив ко рту сложенные руки:

— Эй, на «Доминике»! Вам от нас не уйти! Сдавайтесь!

У него был достаточно мощный голос, не низкий и не высокий, без хрипотцы, столь частой у людей, постоянно проводящих время на море. В нем была повелительная сила.

— На каких условиях вы предлагаете нам сдаться? — Капитан Дермот вынужден был орать изо всех сил: ветер дул со стороны их преследователей.

Но Черный Алмаз услышал его.

— Мы заберем ваш груз, а вас отпустим! — последовал ответ.

— А корабль?

Следующий ответ был совершенно неожиданным:

— Мне не нужен ваш корабль! Я возьму золото, которое вы везете, и можете плыть дальше.

— В это можно поверить? — Дермот в полной растерянности обернулся к штурману.

— Хм! — Тот не мог оторвать рук от рулевого колеса, поэтому и не развел их в стороны. — Такое со мной пару раз бывало. Но случалось тогда, когда корабли были совсем старые или получали уж очень серьезные повреждения в бою.

— В ваше предложение трудно поверить! — закричал Дермот, тоже складывая руки воронкой. — Назовитесь: кто вы такой?

— Я — капитан Рональд Черный Алмаз! — крикнул предводитель пиратов. — И вы должны были об этом догадаться, увидев символ моего корабля. Больше ни у кого в Карибском море и его окрестностях такого нет. Если вы обо мне слышали, а я не верю, чтобы кто-то из моряков мог не слышать, то вам известно: слово я держу. Правда, у меня будет еще одно условие, но его мы обсудим, когда корабли сойдутся. В любом случае и это условие никому из вашей команды не причинит вреда!

Ни у капитана, ни у штурмана, ни у матросов и в самом деле не было причины ставить под сомнения обещания пирата, хотя они казались действительно уж слишком щедрыми.

— Даю пять минут на обдумывание моего предложения! — прокричал Черный Алмаз. — И если после этого вы не прикажете спустить паруса, мы делаем разворот и открываем огонь.

— Не надо никаких пяти минут! — принял решение Дермот. — Я согласен. Команда тоже. Ведь так, ребята? — повернулся он к матросам.

— Да-а-а! — прокатилось над палубой.

— В таком случае спустить паруса!

Глава 2 УСЛОВИЕ ПИРАТА

Ни один капитан не может чувствовать себя спокойно, когда в борт его судна с характерным треском дружно вонзается дюжина абордажных крючьев. Дермот отлично понимал, что на это придется пойти — договор договором, но пираты должны быть уверены в повиновении команды захваченного корабля, а для этого им надо на него высадиться. И их, конечно, будет немало — а то вдруг?..

Но дальше все произошло немного не так, как виделось капитану. Вот пираты выбрали до конца веревки абордажных крюков, и борта кораблей соприкоснулись. Они оказались почти на одному уровне: «Святой Доминик» был больше «Алмаза», но из-за тяжести груза имел сейчас очень сильную осадку.

Пираты — человек сорок головорезов, одетых, как обычно, в достаточно пестрые наряды, выстроились вдоль борта своего корабля, кто держа наперевес ружье, кто помахивая пистолетом, кто со шпагой или палашом наголо. Но ни один не перескочил на палубу «Святого Доминика». Не слышно было даже обычных в таких случаях шуток и восклицаний.

Капитан пиратов выступил вперед, поставил ногу на борт, точнее на то место, где борта соприкасались, и одним движением перемахнул довольно высокую преграду.

— Приветствую вас, капитан Дермот!

И, подойдя, он свободным движением протянул руку командиру сдавшегося корвета.

— Приветствую вас, мистер Рональд!

— Сэр Рональд, — как бы между прочим поправил Черный Алмаз Дермота и тотчас добавил: — Впрочем, я не придаю большого значения этим условностям.

«Раз говоришь, то придаешь!» — подумал про себя капитан «Святого Доминика», во все глаза глядя на знаменитого пирата.

Рональд Черный Алмаз издали выглядел очень рослым, вблизи же оказался среднего роста, едва ли не на полголовы ниже Дермота. Иллюзию создавала тонкая, по-кошачьи гибкая фигура флибустьера, в которой недюжинную силу обличали лишь хорошо развитые плечи. Высокая, гордая посадка головы, стройная шея, тонкие в запястьях руки с небольшими, очень красивой формы ладонями — все выдавало в нем настоящего аристократа, так что поправка «сэр Рональд» была, пожалуй, к месту. Но при этом в нем не было заметно ни малейшей изнеженности — форма ладоней не мешала им быть грубыми, до серых мозолей истертыми рукоятью шпаги и палаша. Ногти он и правда чистил, но кое-где на коже его рук чернели крохотные точки — это въелся в кожу порох, и его едва ли возможно было до конца отмыть.

Таким же было и лицо: правильное, с высоким лбом, с черными, будто аккуратно прорисованными кисточкой бровями, с почти греческим тонким носом, но трепетными ноздрями, выдававшими страстную натуру. Глаза, то ли темно-серые, то ли синие, смотрели спокойно и даже холодно. Губы небольшого, резко обрисованного рта были чаще всего плотно сжаты, что говорило либо об упрямстве, либо о глубокой, хорошо спрятанной грусти.

Трудно было сразу сказать, сколько лет сэру Рональду — по первому впечатлению почти юноша, лет двадцати, не более, но потом казалось, что он лет на пять старше — слишком глубок и серьезен был его взгляд, слишком заметно первое прикосновение морщинок к его лбу.

Одет пират был аккуратно, но небогато. Черные штаны и камзол из хорошего тонкого сукна, кожаные сапоги почти до колен, широкая ременная перевязь и такой же широкий пояс, тоже черные, на которых висели шпага, два пистолета, кинжал и патронташ. С шеи свисал тонкий шнур с небольшим серебряным свистком — обычным средством, которым пользовались многие капитаны для сигналов команде. Кроме того, Дермот заметил, что уши сэра Рональда проколоты, но серьги вдеты не были, скорее всего он либо редко их носил, либо бросил отдавать дань этой пиратской моде. Единственным украшением был массивный серебряный перстень на левой руке. Вправленный в него четырехугольный черный камень украшала резьба — скорее всего то была печать.

— Мои люди могут перейти на «Святого Доминика»? — спросил Черный Алмаз. — Если бы вы поручили кому-нибудь показать им груз и наблюдать за его переносом на мой корабль, то мы могли бы пройти в вашу каюту.

— Для чего? — спросил Дермот.

Сэр Рональд улыбнулся:

— Во-первых, для того, чтобы я мог написать вам бумагу, удостоверяющую, что вы передали мне вверенный вам груз под угрозой неминуемого уничтожения. Ваши наниматели обязаны будут это учесть и выплатить вам хотя бы часть оговоренного контрактом вознаграждения. Тем более что вон тот раззолоченный индюшонок, наверняка какой-нибудь лордик из казначейства, уж конечно, постарается поставить вам в вину потерю английского золота. И во-вторых, то условие, о котором я вам говорил, лучше будет оговорить с глазу на глаз. Так как? Кого вы назначите для передачи груза?

— Мистер Бэкли, — капитан обернулся к штурману, — сейчас господа пираты сиганут к нам на борт. Будьте же любезны провести их в трюм, да так, чтобы крышка, не дай боже, не захлопнулась и джентльмены не вообразили, будто их заперли. Покуда они переносят к себе на корабль золотые ящики, мы с капитаном Черным Алмазом выпьем в моей каюте по бокалу вина и кое-что обсудим. Я могу на вас рассчитывать?

— Само собой, капитан! — улыбнулся в свою роскошную бороду старый моряк. — Можете не сомневаться, господа пираты будут всем довольны, или я не сражался много лет назад среди них, а потом — против них. Эй, парни! Вы, вы, уважаемые флибустьеры! По моей команде — марш на борт! И будьте как дома: то есть не мусорьте, не рубите палашами мачты, не отправляйте потребностей на палубу — свой дом нормальные люди блюдут в чистоте и порядке! Вперед!

Покуда штурман произносил свою тираду, а пираты со вниманием ее слушали, сэр Рональд от души смеялся, уткнувшись в кулак, чтобы не захохотать во весь голос.

— Лучшего нравоучения мои парни, полагаю, не слыхали! Правда, могу сказать в их оправдание: до сих пор я не замечал за ними никаких таких безобразий. Что же, капитан: окажите мне такое же гостеприимство, как ваш штурман моей команде!

Несколько минут спустя они расположились в каюте Дермота, возле небольшого, но основательного дубового стола. Он был и обеденным, и в случае надобности письменным. На нем удобно было разворачивать морские карты, а иногда раскинуть карты игральные в тех редких случаях, когда Дермот приглашал штурмана и кого-нибудь из матросов составить ему компанию для покера.

— Что-нибудь принести, капитан? — услужливо заглянул в каюту юнга Фреди.

Когда он бывал свободен от вахты, капитан нет-нет давал ему разные поручения, чаще всего посылал в трюм за вином или какой-нибудь едой. Но в этот раз Фреди явился без зова. Ясное дело, ему просто очень хотелось поближе взглянуть на знаменитого пирата.

— Все есть! — отрезал Дермот, и дверь каюты затворилась.

— Вино или ром? — спросил капитан «Святого Доминика» своего гостя, открывая дверцу настенного шкафчика.

— В море не пью, — сказал сэр Рональд. — А вот если у вас найдется вода, то буду признателен.

— Найдется, и притом достаточно холодная. С утра ее принесли из трюма. А я, уж простите, выпью вина. Меня не каждый день берут на абордаж.

Дермота не удивил отказ Черного Алмаза от спиртного. Он достаточно слышал о жизни пиратов (хотя бы от того же Бэкли) и знал, что рассказы об их поголовном и неудержимом пьянстве очень сильно преувеличены. Прославленный «пират из пиратов» Генри Морган действительно много пил и порой предавался пьянству даже в море, ныне пиратом-пьяницей слыл Тич Черная Борода, этот не только постоянно напивался сам, но и заставлял пить свою команду, даже если в ней находились трезвенники. Но в большинстве своем во время морских походов флибустьеры воздерживались от выпивки, отводя душу лишь во время стоянок на берегу. На иных кораблях трезвенность в море даже предписывалась условиями контракта. Случалось Дермоту слышать и о пиратских предводителях, что вообще в рот не брали, но в это он, само собою, не слишком-то верил.

— Итак! — Капитан «Доминика» почти залпом выпил бокал вина и, поставив его на стол, сел в кресло напротив сэра Рональда. — Сейчас, как я понимаю, ваши люди перегрузят золото из нашего трюма в ваш трюм, и вы отцепите свои «кошачьи лапы» от моего корабля. Это ваше обещание в силе?

— Конечно.

— Вы хотели также составить некую бумагу, чтобы я мог представить ее в качестве доказательства моим нанимателям. Если это тоже в силе, то чернильница, перья, бумага — вот они, с краю стола.

Молодой пират оторвался от воды, которую он пил с таким наслаждением, будто это было лучшее французское или испанское вино, тоже отставил свой бокал и, придвинув к себе письменные принадлежности, быстро написал несколько строк на листе, поставив под ним изящную, завитушистую подпись.

— Вот, капитан, прочтите.

— «Заверяю нанимателей корвета «Святой Доминик», — начал читать капитан, — а также королевское казначейство Англии, для которого предназначался груз золота, следовавший с этим кораблем в порт Чарлстон, что я, капитан пиратского судна «Черный алмаз», Рональд Черный Алмаз атаковал корвет и под угрозой немедленного уничтожения вынудил его капитана и команду сдаться. Весь груз золота был мною изъят и перенесен на борт пиратского брига. Возможности для сопротивления капитан Джон Дермот и его матросы не имели. Капитан Рональд Черный Алмаз». Хм! Ваш почерк выдает аристократа еще больше, чем ваша внешность и манеры, сэр.

— А я и не скрываю моего происхождения. — Впервые пират улыбнулся, сразу вновь показавшись совсем мальчиком. — Вот — ставлю свою печать, ее уже многие видели, так что сомнений не будет. В Карибском море ни у кого больше нет перстня с такой печатью. Думаю, эта бумага поможет вам избавиться от неприятностей. Ну а ваш пассажир из казначейства пускай выкручивается, как сможет. Скорее всего ему тоже ничего страшного не грозит.

— Не сомневаюсь! — поморщился Дермот. — С вашей стороны это была большая любезность. А теперь, сэр, перейдем к тому, для чего мы с вами и остались с глазу на глаз. Что еще за условие вы собираетесь нам поставить?

Молодой человек взял кувшин с водой, снова наполнил свой бокал, отпил еще немного и сказал, задумчиво вертя на пальце свой перстень:

— Капитан, мне бы не хотелось лишать вас одного из самых ценных членов команды, но я вынужден это сделать. Я хочу, чтобы ваш штурман, мистер Генри Бэкли перешел на мой корабль.

По правде сказать, Дермот ожидал чего угодно, только не этого. Несколько мгновений он просто изумленно смотрел на пирата, потом спросил:

— На коего черта… Простите! Для чего вам сдался мой штурман? Неужто у вас так туго с навигацией?

— Совсем не туго. Я и сам ее неплохо знаю — можно сказать, вырос в море, и штурмана нанял очень толкового. И тем не менее мне очень нужен мистер Бэкли.

При этих словах у капитана вдруг шевельнулось нехорошее подозрение:

— Послушайте-ка, сэр: а у вас нет с ним никаких старых счетов, а? Если это так, то вам не удастся его забрать, даже если ради его защиты ваши молодцы перекрошат всю мою команду. Матросы преданы старику всей душой и не дадут его в обиду.

Черный Алмаз покачал головой:

— Я ожидал такого вопроса. И могу дать клятву, если хотите, даже на Священном Писании, что на моем корабле Генри Бэкли будет даже в большей безопасности, чем на «Святом Доминике». И если спустя некоторое время, когда он окажет мне помощь, которой я попрошу, он захочет к вам вернуться, никто не станет чинить ему препятствий.

Дермот подлил себе вина, выпил и вдруг рассмеялся:

— Ей-богу, сэр! Мне пришла в голову мысль, что вы целые сутки гонялись за нами не ради этого золотишка, а именно для того, чтобы заполучить старину Генри!

— Так оно и есть, — кивнул Черный Алмаз. — Но если бы я сказал моим парням, что это наша единственная цель, они, само собой, не взбунтовались бы — у нас, слава богу, такого не бывает, — но были бы сильно обижены. Им полагается добыча, значит, добычей должен быть не только старый штурман.

Капитан «Святого Доминика» на некоторое время задумался, потом встал:

— Раз так, то последнее, что нужно сделать, дабы выполнить ваше условие, сэр, это спросить согласия самого Генри. Он мне не принадлежит, а значит, я не могу просто взять и приказать ему перейти с корабля на корабль.

— Разумеется. Так, может быть, вы пригласите его сюда?

— Я это и собираюсь сделать.

Призванный на этот раз юнга Фреди довольно долго шнырял по палубе, а затем по трюму, отыскивая штурмана и, в конце концов, обнаружил его на самом видном месте — он стоял возле двух, соединенных вместе трапов, по которым пираты перетаскивали ящики с золотом на борт своего корабля. Как назло, усилился ветер, началась качка, и соединенные абордажными крючьями корабли со скрежетом терлись друг о друга бортами.

— Вы можете двигаться поживее, ребята? — злился Бэкли. — Нам из-за вас потом придется вставать на ремонт! Если ветер станет еще крепче, то к обеду может заштормить, так что лучше нам разъединить две посудины, пока мы их не попортили.

— Приказал бы своим матросам нам помочь! — огрызнулся один из флибустьеров.

— Еще чего! — в свою очередь, рявкнул штурман. — Не мы вас, а вы нас грабите, так что делайте уж все сами, чтоб к вам в штаны крабы забрались!

Услыхав, что его зовет капитан, Бэкли подозвал одного из своих моряков и, велев ему, продолжать руководить погрузкой, отправился в каюту. Дермот без лишних слов изложил ему требование Черного Алмаза. Старик был удивлен, но постарался не показать этого.

— Могу я спросить вас, сэр? — обратился он к пирату. — Для чего, если позволите, вам понадобился отслуживший свой век, истрепавший всю оснастку и истерший все днище парусник? Да, прежде капитаны спорили за право переманить меня на свое судно, они и теперь еще ценят мои опыт и знания, но на много ли меня хватит? А вы потратили столько усилий, чтобы я перешел к вам на корабль! Зачем?

— Затем, что лучше вас никто на свете не знает побережий Карибского моря, да и всех окрестных побережий тоже! — не раздумывая, ответил Черный Алмаз. — А мне сейчас понадобится именно такой человек. Кроме того, — тут он слегка усмехнулся, — я знаю, что вы умны и отважны, изобретательны и находчивы, а это тоже может очень и очень пригодиться.

Бэкли пожал плечами:

— Ну… если дело за этим…

— Я знаю, что вы не любите нашего ремесла! — воскликнул сэр Рональд. — Знаю, что некогда лишь обстоятельства заставили вас стать пиратом, и вы бросили это занятие, едва представилась возможность.

— Ладно, капитан! — рассмеялся старый штурман. — Сейчас меня тоже вынуждают обстоятельства: я же не хочу подставить под удар всю команду. Давайте контракт.

Столь деловое отношение бывалого моряка к создавшейся ситуации откровенно восхитило обоих капитанов. Джон Дермот даже крякнул от удовольствия и хлопнул (турмана по плечу:

— Однако вы умеете стать носом к волне, старина!

— Каков бы я был штурман, если бы не умел этого. Ну что же, сэр Алмаз, — я не вижу бумаги.

— Мы подпишем ее на борту брига, — сказал предводитель пиратов.

— Условия обычные? — не отставал, однако, Бэкли. — Две доли и один свободный день в неделю?

— Само собой, — кивнул флибустьер. — Во время плавания — ничего крепче кокосового сока. Мы держим бочонок рома только для раненых. Но вы, насколько я знаю, не особый любитель выпить. По крайней мере, были таким.

— И теперь такой, — подтвердил Генри. — Если я, дожив почти до восьмого десятка, буду заливать глаза во время плавания, меня смоет с палубы первая же большая волна. В порту можно пропустить немного, и то в меру. Пьяные старики всегда вызывают смех и жалость. А вы, — тут он с особым вниманием посмотрел на пирата, — кажется, многое обо мне знаете.

— Вы — знаменитый человек.

Бэкли засмеялся, но вдруг умолк и еще внимательнее всмотрелся в обветренное лицо молодого флибустьера.

— Вы тоже знамениты, сэр Рональд, хотя плаваете, смею предположить, чуток меньше моего. И мне, с той минуты как я вас увидал, почему-то все время кажется, будто я видел вас прежде.

Черный Алмаз не успел ответить. В дверь каюты постучали, и матрос, наблюдавший за окончанием погрузки, сообщил, что все ящики перенесены на борт брига и спущены в трюм.

— А этот суслик из казначейства все носится по палубе и визжит, что теперь потеряет свое драгоценное место! — добавил с презрением матрос. — Над ним уже все покатываются, и наши ребята, и пираты.

— Пускай в таком случае утопится! — взорвался Дермот. — Больше я ему ничем помочь не могу. — Ну что же, сэр Рональд? Я могу просить вас отцепить крючья и отчалить? Ветер крепчает.

— Вижу. — Капитан флибустьеров допил воду и встал. — Сейчас мы с мистером Бэкли перейдем на бриг. А вам, капитан, я бы очень посоветовал изменить курс и идти теперь в Чарлстон не между цепью островов, а вдоль побережья. Конечно, время вы потеряете, но теперь ведь нет нужды сильно спешить, так?

Дермот неверно понял совет флибустьера и с трудом сдержал обиду.

— Если вы думаете, что я, проведя в море пятнадцать лет, не смогу без опытного штурмана пройти таким простым маршрутом…

— Не в этом дело! — уже достаточно резко произнес Черный Алмаз. — К вечеру вы бы уже оказались среди островков, которые действительно хорошо знаете. Но вы не знаете, что возле одного из них, а именно вот этого, — тут он ткнул пальцем в висящую на стене карту, сразу безошибочно отыскав маленькую черную точку, — возле вот этого островка вас поджидает другой пиратский корабль. И встреча с ним, можете мне поверить, оказалась бы для вас куда страшнее встречи со мной!

Дермот почувствовал, что ему становится не по себе. Не слишком ли много за одни сутки? Преследование пиратов, абордажные крючья в борту его корабля, отнятый груз, переманенный штурман, а теперь еще и известие, что за колониальным золотом, оказывается, охотился еще один флибустьер!

— Кого же, позвольте спросить, вы так ловко опередили? — спросил капитан «Святого Доминика». — И, если уж вы будете до конца любезны, сэр, то, может быть, скажете, кто из служащих того или иного порта так своевременно информирует пиратов о наших грузах и пути следования?

Черный Алмаз рассмеялся.

— Ну, кто информирует, я, как вы понимаете, не скажу. На сей раз, честно признаюсь, и сам не ведаю. Мне донесли лишь о том, что за вашим кораблем охотится один очень известный пират. Его зовут Эдвард Тич.

— Черная Борода! — вскрикнул, невольно содрогнувшись, Дермот.

— Именно он. И если бы этот джентльмен захватил «Святого Доминика», то забрал бы себе и груз, и корабль. А команду высадил бы скорее всего на любом из островков. Воды на большинстве их них нет, и суда проходят здесь, как вы знаете, редко. Ну, а узнай Тич, что груза уже нет, он от одной только злости перерезал бы и перевешал вас всех. Не верите мне, спросите кого угодно, кто с ним сталкивался.

Дермот перевел дыхание. Новость была как раз для завершения всей цепочки сегодняшних ошеломляющих событий.

— Я и сам достаточно наслышан об этом мерзавце! — не сдержался капитан. — Простите, что так говорю о вашем собрате.

— Он мне не собрат. И то, что вы назвали мерзавца мерзавцем, меня не оскорбляет. Хороших людей среди пиратов нет, могу за то поручиться, но и плохие люди все же разные. По крайней мере, — тут сэр Рональд мрачно усмехнулся, — в аду я надеюсь оказаться не в одном котле с Эдвардом Тичем!

Предводитель флибустьеров и старик штурман, простившись с капитаном, уже покинули каюту, когда Дермот вдруг понял, что даже не поблагодарил человека, который, по сути дела, только что спас жизнь и ему, и, вероятно, всей его команде.

Выскочив на палубу, он увидел, что «Черный алмаз» уже отошел от «Святого Доминика» и начал разворачиваться, собираясь менять курс. Темная фигура его капитана вновь четко вырисовывалась на светлом фоне парусов.

— Эй, сэр Рональд! — крикнул Дермот, свесившись через борт. — Похоже, если бы не вы, нам было бы несдобровать! Храни вас Бог и да пошлет он вам удачу!

— В чем вы желаете мне удачи, мистер Дермот? — крикнул, оборачиваясь, флибустьер. — Если в моем ремесле, то вряд ли это доброе пожелание для остальных честных моряков! Тем не менее да пошлет Бог удачу и вам!

Глава 3 ПУСТЫШКА

Корабли разошлись, и «Черный алмаз», подхватив попутный ветер, направился на юго-восток. Он шел в направлении Ямайки, где его капитан намеревался дать команде отдых, а заодно пополнить запасы продовольствия.

К началу XVIII века правительство Англии фактически перестало покровительствовать пиратству. Прежде, рассчитывая на пиратов как на неплохое оружие в борьбе с Испанией за морское владычество на Карибском море губернаторы английских колоний в Вест-Индии охотно выдавали флибустьерским предводителям патенты, дозволяющие брать на абордаж и грабить испанские суда. А если отважные флибустьеры порой посягали и на корабли с французским, голландским, а то и с английским флагом, то это можно было им простить — капитаны пиратских флотилий хорошо платили английским властям за свой промысел. Позднее отношения Англии с Испанией если и не начали исправляться, то понемногу сделались спокойнее — войны время от времени сменялись перемириями, нарушать которые старались реже, чем прежде. Кроме того, пираты в Карибском море слишком обнаглели — они уже не стеснялись нападать на какие угодно суда, если знали, что это сулит немалую выгоду. Чаша терпения переполнилась, и правительство Англии вслед за правительствами Франции и Голландии решилось объявить флибустьерам войну.

Впрочем, это мало что изменило. Выдача патентов на грабеж прекратилась, но губернаторы колоний по-прежнему старались не замечать пиратских подвигов, если предводители флибустьеров продолжали платить дань им. В каком-то смысле это было даже выгоднее, чем пиратство в пользу английской короны, которой и доставалась большая часть «откупа». В портах Ямайки и других островов Карибского моря все также существовали верфи, где безотказно приводили в порядок пиратские корабли, местные таверны богатели за счет морских разбойников, спускавших там нажитое богатство — словом, флибустьерский промысел оставался почти узаконенным.

Именно поэтому сэр Рональд Черный Алмаз не сомневался, что его судно беспрепятственно найдет место в одном из ямайских портов, а экипаж славно отдохнет в порту.

Отдав все нужные распоряжения, предводитель флибустьеров прошел в свою каюту. Он нисколько не удивился, увидав там только что перекупленного им штурмана «Святого Доминика» старого Генри Бэкли. Скорее капитан удивился бы, не увидав его там.

Старик сидел на стуле, вертя ногой установленный посреди каюты большой глобус — гордость Черного Алмаза, купленный за немалые деньги у одного из карибских губернаторов.

— Давно жду! — сказал он и улыбнулся капитану.

— Так ты узнал меня, дядя Генри? — спросил сэр Рональд и, не дожидаясь ответа, шагнул к старику.

Тот встал, и они, не говоря более ни слова, заключили друг друга в объятия.

— Кто бы мог подумать! — воскликнул наконец Бэкли. — Кто бы мог подумать! До сих пор не верю…

— Придется поверить, дядя Генри. Прости, что пришлось позвать тебя таким необычным способом. Но ты ведь понимаешь…

— Ничего не понимаю, Рони! Совершенно ничего. Прежде всего чем я могу тебе помочь?

Капитан флибустьеров нахмурился и, чтобы снять охватившее его возбуждение, тоже с силой крутанул глобус.

— Ты ведь понимаешь, старина, за кем я охочусь?

— Еще бы не понимать! После твоего исчезновения говорили всякое, но я-то сразу подумал: вот уж чье сердце не успокоится, покуда не будут сведены счеты с Робертом Тичем. Клянусь, не будь я уже так стар, и сам бы попытался. Беда в том, что этот скот, которого считают таким отважным, на самом деле невероятно хитер и осторожен. Думаю, с твоей стороны это была верная мысль.

— То есть?

— Черная Борода очень умело скрывается от властей. Подобраться к нему может только другой пират.

— Да, мне сперва так казалось! — воскликнул сэр Рональд, и его губы искривились то ли от злости, то ли от презрения. — Но, видишь ли, дядя Генри, пиратов эта скотина тоже опасается — слишком многим он успел так напакостить, что эти люди дорого дадут за право проткнуть его шпагой или всадить в него пулю. Даже в пиратских кабаках на Ямайке Тич появляется только в окружении десятка своих приближенных, и они всегда готовы заслонить его грудью. Так уж он их натаскал — говорят, им выдается по две доли добычи вместо одной, которую получает каждый рядовой матрос, чтобы они оберегали своего предводителя. Конечно, может повезти, но на это трудно полагаться. Вот уже два года я гоняюсь за ним повсюду, но он неизменно уходит. За последнее время мой корабль в третий раз перехватывает у Черной Бороды верную добычу. Думаю: может, разъярится и нападет сам? Нет, пока не действует и эта ловушка — должно быть, обо мне идет слишком громкая молва.

Старый штурман усмехнулся в густую бороду:

— Да, молва громкая и грозная. Говорят, когда твой «Черный алмаз» взял на абордаж испанский корабль, на котором команды было вдвое больше, чем у тебя, вам хватило десяти минут, чтобы испанцы сдались.

— Сами виноваты! — зло бросил капитан. — Так яростно полезли в драку, что пришлось задать им перцу.

— И сэр Черный Алмаз один зарубил двадцать человек.

— Положим, четырнадцать. Терпеть этого не могу, но раз уж пришлось заняться таким ремеслом… Куда приятнее, когда команда сдается, как вот ваша.

— Просто не все еще уразумели, что ты не пускаешь людей в расход, если они ведут себя мирно. Я тоже был пиратом, Рони, и тоже всегда молился, чтобы команда сдалась. Не потому, что я трус.

— Я тоже не трус, дядя Генри. В основном мне не нравится, что после такой мясорубки приходится отстирывать одежду и мыться с ног до головы. На корабле, как ты сам понимаешь, это довольно затруднительно.

— Особенно тебе! — улыбнулся Бэкли.

— Да! — не смущаясь, воскликнул Черный Алмаз. — Особенно мне. Капитану не пристало раздеваться нагишом при всей команде и нырять в бочку из-под рома, как у нас тут некоторые делают. Держу бочку в каюте. Вон она, прикрыта старым парусом.

Старый штурман с некоторым сомнением посмотрел на молодого капитана, кашлянул и после небольшого колебания проговорил:

— Вообще-то у тебя все здорово. Я бы никогда не подумал… Но… твоя команда. Сколько ты уже с ними плаваешь?

— Два года. Если захочешь, после ужина посидим на баке, и я расскажу тебе, как у меня получилось стать их капитаном.

— Конечно, захочу, а то нет? Но они что же?.. Они не…

Черный Алмаз неожиданно расхохотался:

— Нет, дядя Генри! Представь себе, нет. Все время жду, когда же это произойдет. И надеюсь, что это уже ничего не изменит. Слишком многое связывает со мной всех этих людей, и большинство из них считают, что обязаны мне жизнью.

— А разве это не так?

— А разве наши жизнь и смерть не в руках Господа Бога?

Некоторое время оба молчали. С палубы доносились голоса матросов, занятых каждый своим делом. К дележу добычи пока не приступали — это запрещалось делать без капитана, а капитан не спешил. Свободные от вахты пираты занялись кто ловлей рыбы, кто чисткой оружия, кто стрельбой в цель. Для этого возле одного из бортов установили вертикально доску, прибили к ней другой кусок доски и намалевали на нем мишень. Запас пороха и пуль на «Алмазе» был вполне достаточный, так что предаваться любимому развлечению разрешалось. Выстрелы следовали один за другим, и после каждого раздавались одобрительные возгласы, если стрелявший попадал в центр мишени, и язвительные шутки в адрес промазавших.

— Послушай, дядя Генри! — Сэр Рональд прошелся по каюте и вновь принялся крутить свой любимый глобус. — Ты ведь знаешь предание о кладе Моргана?

Старый моряк удивленно поднял брови:

— Так кто ж не знает этого предания? Другое дело, что самого клада никто не видел!

— А ты веришь, что он существует?

Бэкли на минуту задумался.

— Пожалуй что, верю. Мой любезный тезка любил покутить, но при этом еще сильнее любил золотишко, а уж сколько он его добыл, даже не берусь подсчитывать. Поэтому очень возможно, где-то и лежит этот самый клад.

— И ты мог бы предположить… повторяю, просто предположить, в каком именно месте Генри Морган его запрятал?

— Хм! — Штурман наконец начал понимать, куда клонит его собеседник. — Ты что же… ты думаешь изловить акулу на несуществующую приманку? Так ведь на нее кинутся не только все пираты Карибского моря, но и все добропорядочные господа, которым будет на что снарядить хоть самый завалящий корабль!

— Конечно! — Сэр Рональд широко улыбнулся, показав прекрасные, ослепительно-белые зубы. — Поэтому ни другие пираты, ни добропорядочные господа не должны знать об этой приманке. Никто, кроме Тича. Вот для этого-то мне и нужен ты, дядя Генри. Именно тебе поверят, скажи ты, что знаешь, где Морган запрятал свои сокровища.

На лице штурмана явилась вдруг загадочная улыбка. Он огляделся, будто опасался, что кто-нибудь может их подслушать, и даже опасливо покосился на дверь. Но сэр Рональд не купился на эту уловку: старый шутник и прежде любил разыгрывать простаков, делая вид, что хочет сообщить нечто важное, а после этого сообщая какой-нибудь ничего не значащий пустяк. Однако в этот раз он, возможно, и не шутил…

— А если, — сильно понизив голос спросил Бэкли, — если я и вправду это знаю?

К чести капитана, он не вздрогнул, услыхав такую новость. Его глаза не вспыхнули алчным огнем, даже румянец на щеках не стал ярче.

— Это правда? — спросил сэр Рональд. — Почему же тогда ты в семьдесят лет по-прежнему служишь во флоте, а не блаженствуешь в каком-нибудь роскошном уголке Старого Света?

Старик вздохнул:

— Часто задаю себе вопрос: найди я золотишко покойного Моргана, захотелось бы мне и в самом деле такого блаженства или оно превратило б мою жизнь в кисель? Нет, Рони, я, конечно, не могу уверенно сказать: да, это место мне известно. Но действительно знаю больше, чем многие другие. Так что, имея деньги и уж очень большое желание, возможно, нашел бы этот клад.

Сэр Рональд пожал плечами:

— Это становится интересно. Стало бы интересно, дядя Генри, если б мне было важно разбогатеть, а не вернуть долги Роберту Тичу. Поэтому, если предполагаешь, что тебе когда-нибудь все же захочется стать обладателем сокровищ, то лучше не говори мне, в каком месте они могут быть спрятаны. Я, конечно, не заберу их втайне от тебя, но что, если заберет кто-то другой? Или, возможно, уже забрал? А ты потом возьмешь и погрешишь на меня?

— Я не зря живу на свете так долго! — обиделся старик. — И в людях-то уж разбираться научился не хуже, чем в кораблях и морских картах. Таких мыслей у меня нет и не может быть. Да и прикинь-ка, дружок: неужто в мои годы я стану строить планы на какое-то далекое будущее. Напротив, наша встреча — счастливый случай. Именно тебе мне хотелось бы оставить богатство, окажись мои предположения верными.

— Спасибо. Ты всегда был хорошим другом. И не только мне. — Темные брови пирата сдвинулись, и штурману даже показалось, что в их уголках что-то предательски блеснуло. — Я даже думаю, все могло сложиться иначе, окажись ты в тот вечер на «Магдалене»… Твое чутье бывает просто невероятным.

— У адмирала Дредда оно было не хуже моего! — горестно воскликнул старик. — Но такова оказалась судьба. Напротив, это же я, старый олух, рассказал ему о том проклятом островке! Не найди он сразу убежища Черной Бороды, тот уплыл бы на Ямайку, и его ловили бы уже там и, может статься, поймали бы. А так…

Черный Алмаз взял штурмана за руку, и тот с изумлением почувствовал, какие твердые пальцы у предводителя флибустьеров. Просто железные! Вот как меняется человек, когда ему очень нужно бывает измениться…

— Мы с тобой принялись гадать, что было бы, если бы… — воскликнул молодой человек. — А это — очень плохое занятие, дядя Генри. Давай бросим. И я с удовольствием выслушаю твой рассказ о кладе Моргана. Только вот Тичу мы должны будем подсунуть действительно пустую приманку: не отдавать же ему богатства, из-за которых погибли столько людей, а еще больше людей погубили свои души! Надеюсь, ты придумаешь достойную историю про пустышку. У тебя это всегда здорово получалось. Сейчас мне нужно идти к команде: они уже исстрадались, ожидая дележа добычи. А вечером обменяемся рассказами: ты мне поведаешь про клад, а я тебе про свои приключения. Идет?

— По рукам, капитан. Но теперь могу ли я попросить разрешения немного вздремнуть? Прошлой ночью, когда вы за нами гнались, я не сомкнул глаз: мы ведь не знали, что за корабль нас преследует и откуда он взялся. В таких ситуациях штурману не полагается дрыхнуть.

Сэр Рональд хлопнул себя по лбу:

— Ну, и осел же я! Пойдем, для начала покажу тебе твою каюту. Прежний мой штурман остался на Ямайке: его хватила тропическая лихорадка. Его обязанности исполнял один из моряков, но в основном — я сам. Так что каюта свободна, словно нарочно — она тебя ждала. Увидишь — там очень славно.

Каюта штурмана была действительно не только удобной, но и в своем роде даже уютной. Находилась он в той же кормовой надстройке, что и каюта капитана, только ее небольшие окошки выходили не на киль корабля, а располагались с левого борта. Чтобы при сильной качке туда не попадала вода, окошки были снабжены портами[12], как отверстия для бортовых пушек. Красивый сундук с блестящими медными петлями, шкафчик, украшенный фигурками птиц, стол с рулоном туго свернутых карт, полка с книгами — все это нисколько не походило на обычную обстановку пиратского корабля. Даже оружия здесь не было, впрочем, открыв сундук, Генри вскоре обнаружил там два прекрасных французских пистолета, новенький палаш и патронташ с пулями, порохом и запасом фитилей. Низкая деревянная кровать (как и в каюте капитана) имела одно приспособление, которого Бэкли прежде не встречал: во всех четырех углах ее выступали кованые медные кольца, к которым можно было прикрепить канаты и соединить их с такими же кольцами в потолке. Превратившись в гамак, кровать становилась очень удобной во время шторма, тем более что имела достаточно высокие борта и матрас из конского волоса.

— Твое изобретение? — спросил Бэкли, указывая на необычное устройство.

— Нет, как раз штурмана. Но мне тоже показалось удобным, хотя, как ты знаешь, морской болезни у меня не бывает ни при каком шторме. Располагайся, дядя Генри. Твою долю добычи принести сюда или пускай лежит в моем сундуке?

— Что ты, Рони! — почти возмутился Бэкли, в котором тут же проснулся дух бывшего пирата. — Как можно получить долю добычи, которую не добывал?!

— Если бы не ты, ее не получил бы никто, — резонно возразил капитан. — И мои парни это отлично знают. Ладно, пока оставлю у себя. Нравится тебе здесь?

— Спасибо. Каюта очень хороша.

— Я рад. Корабль не так велик. Кроме тебя и меня свои каюты у нас имеют только мой первый помощник Джулиан Рей, я тебя с ним познакомлю, и наш судовой лекарь — его зовут Николас О'Коннел, хотя все зовут просто Ник. Все остальные живут в общих помещениях. Отдыхай, дядя Генри.

Глава 4 ПИРАТСКИЙ ПОХОД

Ужин на борту «Черного алмаза» был поздним. Увлеченный дележом добычи корабельный повар поздно принялся за дело и едва не получил взбучки от капитана. Но у того было на редкость благодушное настроение, и нерадивый кулинар (родом француз, сбежавший со своей родины, где ему грозила виселица) отделался угрозой заплатить в следующий раз по два реала за каждые полчаса опоздания.

Зато ужин он приготовил отменный: ломтики копченой свинины в соусе из сока лимона и авокадо, тушеная рыба с финиками, ароматный, свежеиспеченный хлеб — все это могло порадовать и привыкшего к роскоши вельможу.

— Ты что же, каждый день так ужинаешь? — воскликнул Бэкли, попробовав каждое из блюд и найдя их восхитительными. — Язык проглотить можно!

— Не глотай — он-то нам больше всего и понадобится! — рассмеялся Черный Алмаз. — Конечно, я так каждый день не ужинаю. Или ты не помнишь мои привычки. Кусок хлеба и немного мяса — больше мне не надо. Но повар у меня искусный, хотя и нерадивый. Поэтому когда случаются гости, особенно такие дорогие, как ты, ему удается блеснуть своим талантом. Кстати, он и в бою неплох.

— А кого ты принимаешь у себя на борту? Каких таких гостей? — не удержался от любопытства старый моряк.

— Обычно капитанов других пиратских кораблей, — пояснил сэр Рональд. — Не слишком часто, но приходится. Иной раз возникают споры из-за добычи — кто-то у кого-то случайно или намеренно перебивает выгодный абордаж. Вот и приходится все это обсуждать и по возможности решать дело миром. Лишние драки мне не нужны, а враг у меня, как ты знаешь, только один.

— Но пока что этого не знает он сам!

Флибустьер усмехнулся:

— Ну что ты — знает, конечно. Раз я не единожды оставил его без добычи. Тич, будь покоен, разведал, чьих рук это дело. Да вот, не решается назначить встречу для разборки!

— А если назначит, то ловушка с кладом не понадобится?

— Возможно. Тогда ты просто немного послужишь на моем корабле, старина! Впрочем, я уверен: никакой честной разборки Черная Борода устроить не может. Он и прежде, если с кем-то не ладил, избегал честных поединков. Просто умело готовил всяческие мерзости, устраивал ловушки.

— Своим же собратьям-пиратам?

— Я уже говорил тебе: большинству пиратов он не собрат. Даже нам! Потому что у всего есть свой предел, дядя Генри.

Завершив ужин, капитан и штурман отправились, как и собирались, на кормовую надстройку, уселись без лишних затей на бухты свернутых запасных канатов, и Бэкли спросил:

— Кто начнет рассказывать? Ты или я?

— Начинай ты, — ответил сэр Рональд. — Старшим всегда нужно давать первое слово.

— Ладно. Ну, в таком случае слушай. Началось это… Какой у нас теперь год? Тысяча семьсот восемнадцатый, верно? Значит, это началось ровно пятьдесят лет назад. В тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году Генри Морган совершил очень опасный и очень дерзкий набег на панамское побережье. Он уже тогда точил зубы на Панаму, однако сразу штурмовать ее не решился. Да и был прав — с моря-то крепость была совершенно неприступна. Поэтому Морган напал на город Портобело и взял его, потеряв, если я верно помню, всего человек тридцать, а вся команда у него тогда была в четыре с половиной сотни. Я тогда еще не был в его компании, а угодил в нее спустя пару месяцев. Как раз перед тем, как Морган совершил нападение на Маракайбо, попался в ловушку и ловко из нее выбрался, взорвав испанский флагман. Забавно, но он носил то же имя, что и флагман адмирала Дредда, — «Магдалена»[13]. Потом, правда, мы долго размышляли, как все же выплыть из озера — испанцы нас по-прежнему не выпускали. И хитрейший Морган (кстати, не без моей подсказки, но я придумал только часть плана!) поймал врагов в ловушку, сделав вид, будто собирается штурмовать крепость с суши. Мы целый день плавали на лодках туда-сюда, туда-сюда. Плывем к берегу — сидим в лодках, плывем обратно — все ложимся на дно. А эти олухи и не сообразили, что не может пустая лодка сидеть также глубоко, как везущая два десятка человек! Испанцы испугались и перетащили пушки на другую сторону крепости, чтобы встретить нас огнем. А мы вечером подняли паруса и преспокойно выплыли из озера Маракайбо, в то время как ее комендант и весь гарнизон сходили с ума от ярости. Пушки-то им быстро было на место не вернуть!

Так я впервые оказался полезен Моргану и сам увидал, на какие уловки тот способен. Тогда же он мне сообщил, что недавно, взяв и разгромив Портобело, пошел на переговоры с губернатором Панамы. И сообщил тому, что вот-вот возьмет и саму Панаму. Помню, какое негодующее письмо прислал ему губернатор! Он был уверен, что уж эту-то крепость не взять никакому пирату. Ох, как ошибался бедняга испанец!

Морган обычно держал свое слово: обещал взять какой-то город, значит, рано или поздно он его возьмет!

Итак, два года спустя решение было принято, и наша флотилия вышла в море. Именно флотилия, и немаленькая: в то время Генри Морган имел тридцать пять больших кораблей — такого флота никогда не было ни у одного пиратского капитана и, думаю, не будет: вместе с Морганом ушла золотая эпоха пиратства. Только не подумай, ради бога, что я сожалею о ней!

Многие пираты мечтали о Панаме: в ее порт свозили все золото и серебро испанских колоний Нового Света, чтобы уже оттуда отправлять его в Испанию. Понятное дело, испанцы укрепили ее, как только могли.

Со стороны побережья Южного моря[14] это была совершенно неприступная крепость. Поэтому даже среди сподвижников Генри Моргана мало кто верил, что его обещание, данное губернатору Панамы, — не пустая бравада.

Когда же мы узнали план Моргана, он нас поразил. Великий пират задумал взять город с суши! Вероятно, тебе доводилось слышать кое-что об этом предприятии, но во всех подробностях оно до сих пор мало кому известно. Правда, лет сорок назад в Голландии вышла книга о пиратстве в наших морях, в которой поход Моргана подробно описан. Автор назвал себя Эксквемелином, но я-то знаю, как его зовут на самом деле. Он и по сей день здравствует. Родом голландец и сам был пиратом на одном из кораблей нашей флотилии. А имя его Хендрик. Хендрик Смекс, и я хорошо его помню. Впрочем, речь не о нем. Его книга многое рассказывает про пиратский промысел, но в Новом Свете ее мало кто читал[15]. Да и Смексу, судя по всему, далеко не все было известно про панамский поход Моргана.

Для начала корабли великого пирата напали на остров, что находился севернее Панамского перешейка. Этот остров называется Санта-Каталина. Его окружает гряда рифов, и они были единственным серьезным препятствием для наших кораблей. Там существует довольно сильное береговое течение, оно просто выносит на эти рифы любое судно, и при сильном попутном ветре их достаточно сложно обойти. Хорошо, что гряду видно издали: течение уже много лет гонит туда все, что попадает в воду с берегов: сваленные бурями деревья, поломанные лодки, что индейские, что испанские, старые бочки, ящики, сундуки — словом, всяческий хлам. Из-за этого за долгие годы там возникла целая гряда мусора. Испанские власти хотели когда-то ее разобрать, но потом спохватились: ведь благодаря этой гряде бухточка, в которой устроен порт, отлично защищена от высоких волн. Будь там одни только рифы, волны наносили бы немалый урон причалам.

Потому-то я и сказал, что рифы были единственным препятствием на пути нашей флотилии. Крепость крепостью, однако испанцы не так уж хорошо ее укрепили — верно, думали, что раз никаких богатств на острове нет, то и кому он нужен? Мы захватили его без особого труда. Куда сложнее оказалось осуществить вторую «подготовительную операцию», задуманную Морганом: взять штурмом крепость Сан-Лоренсо. Она находится в устье большой, полноводной, но не слишком глубокой реки. Корабли по ней не прошли бы, да и глупо было б рисковать кораблями, бросив их потом в глухих панамских лесах. Морган послал своих людей на переговоры с двумя индейскими племенами, которые занимались ловлей рыбы на этой реке. За пару бочек рома и несколько горстей стеклянных побрякушек вожди племен продали нам шестьдесят каноэ и помогли изготовить еще сотню. У них это получалось на зависть быстро.

По реке предстояло плыть несколько дней, а потом еще пару недель продираться через тропический лес, в котором кишмя кишели змеи и прочая нечисть.

Штука в том, что нам было необходимо огромное количество пуль, пороха, да и оружия нужно было взять столько, чтобы на каждого приходилось как минимум по мушкету да по паре пистолетов, не считая палашей, сабель и кинжалов. Морган решил взять лишь самую малость продовольствия. По пути нам должны были встречаться испанские поселения — никак не крепости, которые легко было захватить, а уж там разжиться съестным.

Но мой любезный тезка позабыл, что испанцы умеют быть не менее коварны, чем те же индейцы. Они заранее узнали о том, что по направлению к Панаме идет целая пиратская армия, и принялись превращать наш путь в пустыню. Они уходили из своих домов, забирая все, что можно было есть. Угоняли скот, уносили, а когда было не унести, уничтожали урожай. Даже совершенно зеленые, несозревшие фрукты, и те обобрали! Скорее всего просто закопали где-то в лесу. Так что никакого продовольствия в этих поселениях добыть было нельзя. Будь у нас время, можно было б сделать стоянку и устроить охоту — пострелять птиц, да хоть тех же змей наловить. Но у нас не было ни времени — приходилось спешить, пока испанцы не стянули к Панаме дополнительные войска, — ни лишних пуль и пороха.

Пришлось голодать. По дороге мы сожрали даже наши ремни и сумки — во время стоянок растягивали кожу возле воды, чтобы отсырела получше, потом резали на куски и жарили на угольях. И казалось, что вкусно! С голодухи-то все вкусно. Еще коренья всякие выкапывали и ели. Некоторые, не зная как следует, что за корешки откапывают, травились ими. Двоих, помню, не откачали…

В конце концов мы взошли на гору, с которой открывалось побережье Южного моря. Цель была близка, и все взбодрились. А тут еще наши разведчики, посланные узнать, нет ли внизу засады (испанцы ведь знали, что мы идем к ним в гости!), вернулись, крича и размахивая руками. Физиономии их были в крови, так что все поначалу встревожились. Но, как оказалось, они набрели на стадо коров, поймали теленка, зарезали и нажрались сырого мяса. Тут мы все ринулись в долину и принялись ловить коров и пасшихся неподалеку ослов. Впрочем, двум десяткам человек Морган приказал разводить огонь, чтоб хоть немного обжаривать мясо.

Тут наш предводитель решил проверить, кто из пиратов лучше всего готов к любой неожиданности. Он вообще любил всяческие испытания. В разгар нашей пирушки вдруг раздался сигнал тревоги. Все повскакали, похватали оружие, но каждый в другой руке все равно держал полуобжаренный кусок мяса.

Это угощение подняло у нас боевой дух, и мы решительно двинулись к Панаме. Нас, разумеется, ждали. Губернатор выслал навстречу нашему отряду два эскадрона всадников и три… даже, кажется, четыре батальона пехоты. Было там и сотни четыре индейцев, негров и мулатов. Впереди они гнали… не меньше тысячи быков, причем диких! И где умудрились столько наловить? Решили, верно, что мы, увидав ревущее рогатое стадо, разбежимся.

Ну, случись это до того, как мы поели полусырой говядины и ослятины, кто-то, может, и отвлекся бы от атаки. А так все только засмеялись: дурак губернатор! Нашел, кого пугать обычной скотиной — хотя бы и дикой. По быкам дали три мушкетных залпа, и те, повернув, разбрелись по окрестным полям. Им куда больше хотелось пощипать травки, чем лезть под пули.

И тогда наши армии сошлись, как на настоящей войне. Бой длился два часа. Всадников мы почти всех перебили, уцелевшие ускакали, и за ними последовала пехота: их командир был убит, приказывать некому, а сами они, как видно, не очень хотели продолжать драку. Правда, один залп в нашу сторону был дан, но потом мы увидели лишь спины убегавших. Некоторые, слишком измотанные битвой или раненые, пытались спрятаться в тростниковых зарослях: там было несколько прудов. Но их находили и убивали всех до единого. На дороге пиратам попалась группа монахов, которые не имели ни малейшего отношения к нашим противникам — они просто шли в свой монастырь после какого-то паломничества. Их привели к Моргану, и бедняги попытались объяснить великому пирату, кто они такие, и уверить его в своих мирных намерениях. Но он ничего не стал слушать и приказал просто перерезать богомольцам глотки.

Эта жестокость смутила даже иных бывалых головорезов — они стали укорять командира, обвинять в ненужной свирепости. Кто-то даже осмелился назвать Моргана безбожником. Недолго думая, он разрядил в смельчака свой пистолет.

Излишне говорить, что о подробностях битвы и о ее последствиях стало известно в городе, и испанцы, поняв, что их ожидает, оказали нам самое отчаянное сопротивление. Все улицы были перегорожены заслонами из мешков с мукой, за которыми установили пушки — часть их сняли со стен крепости, обращенных к морю. Несколько заслонов было и на ведущих к городу дорогах.

Но нас было уже не остановить. Подсчитав потери, Морган объявил, что мы потеряли убитыми всего восемь человек, тогда как потери испанцев оказались во много раз больше. Возможно, предводитель и плутовал, стараясь вселить отвагу в свое войско, мне-то, честно скажу, показалось, что мы потеряли немало народу ранеными и убитыми.

Тем не менее отряд Моргана двинулся на город. Многие жители в ужасе бежали, покидав свое добро. Солдаты гарнизона остались, укрылись за грудами этих самых мешков с мукой и отчаянно отстреливались, а когда дело дошло до рукопашной, дрались из последних сил.

Но силы были неравны. Город пал.

Глава 5 КЛАД ПИРАТА

— Тебе не надоело слушать мой рассказ, Рони? — спросил Бэкли наконец заметив, что капитан Черный Алмаз слушает его целых полчаса, ни разу не прервав. — Возможно, ты думаешь, что это — пустая старческая болтовня, которая никак не относится к загадке, которую я не первый десяток лет пытаюсь решить в своей голове?

— Нет, дядя Генри! — покачал головой сэр Рональд. — Я не первый год знаю тебя. Просто так ты не стал бы всего этого рассказывать. Значит, без этих подробностей я не пойму главного. Да и слушать, между прочим, очень интересно. Мне не раз и не два рассказывали про знаменитый панамский поход капитана Моргана, но вот теперь оказывается, что было-то вовсе не так, как мне представлялось. Расскажи, пожалуйста, дальше.

Но старому моряку не удалось сразу возобновить свой рассказ. С палубы на кормовую надстройку поднялся довольно странный человек. То был мужчина лет сорока, одетый не совсем по-пиратски. Его одежда была простой, чистой и ничуть не пестрой. Штаны из потертого синего сукна, серая хлопковая рубаха, синий с серебряными пуговицами жилет и широкий пояс из дорогой тонкой кожи. Нигде ни пятнышка крови или вина. И никакого оружия, без которого на этом корабле не ходил никто.

Лицо этого человека тоже казалось странным: длинное, тонкое, бледное, обрамленное каштановыми волосами, подстриженными достаточно коротко. И необычные глаза: широко раскрытые, но совершенно неподвижные, будто ничто вокруг не привлекало и не могло привлечь внимания их обладателя. При этом само лицо было подвижно и казалось напряженным, точно он постоянно обдумывал некую важную мысль.

— Капитан! — произнес подошедший и остановился против сэра Рональда.

— Да, Витторио? — Черный Алмаз явно относился к этому человеку с особенным уважением. — Зря ты не пришел бы. Что такое?

— За нами идет корабль.

При этих словах глаза сэра Рональда вспыхнули.

— Какой корабль?

— Пока не знаю. Он еще очень далеко. Но я ясно слышу, как мощный киль режет волны.

Услыхав это, штурман Бэкли невольно привстал и всмотрелся, чтобы рассмотреть судно, о котором сообщил капитану Витторио. Но горизонт, сколько хватало глаз, был пуст.

— Не старайся! — остановил старика Черный Алмаз. — Если б корабль уже был виден, ушам нашего брига не было бы надобности мне о нем докладывать. Витторио слышит особый плеск волн на таком расстоянии, на котором обычное человеческое ухо не сможет уловить и ружейного выстрела.

Теперь до Бэкли дошла истина. Он пристально всмотрелся в лицо стоявшего перед ними человека, еще раз взглянул в его застывшие глаза и понял: тот был слеп!

— Да, — улыбнулся Витторио, будто бы уловив взгляд штурмана. — Да, я слеп. Слеп от рождения. Но мой слух может больше, чем ваше зрение.

— Это вы помогли капитану всю ночь идти в кильватере нашего корвета? — догадался Бэкли.

— Я. И это не в первый раз.

Сэр Рональд явно испытывал волнение. Он даже поднялся с бухты корабельного каната, прошелся по корме взад-вперед. Подошел к рулевому, который перед тем с интересом прислушивался к рассказу Генри Бэкли, но почти ничего не слышал — палуба кормовой надстройки была достаточно длинной, а капитан и штурман сидели почти возле ведущей вниз лесенки.

Черный Алмаз тоже всмотрелся в горизонт, затем вернулся на свое место.

— Спасибо, Витторио, спасибо. Можешь идти отдыхать. Сегодня, думаю, твой слух не понадобится. Если это тот корабль, который мне хотелось бы увидеть за кормой, то раньше, чем утром, он не появится. Мое судно быстроходнее. А нарочно спустить паруса — значит показать, что мы их дожидаемся.

Слепой ушел, все так же не прикасаясь ни к бортам, ни к перилам лесенки, по которой спускался. Вероятно, он давно знал этот корабль, как свою ладонь.

— А я-то все ломал голову, как в ночной темноте вы могли нас видеть! — воскликнул штурман.

— О, Витторио может много больше! — ответил сэр Рональд, явно поглощенный при этом другой мыслью. — Год назад я выручил его из беды, и он стал моим преданным помощником.

Но Бэкли в данный момент интересовал не удивительный слепец, а совсем другое.

— Ты думаешь, что корабль, идущий следом за бригом, это корабль Тича? — спросил он капитана.

— Хотел бы так думать. Очень хотел бы, дядя Генри!

— И ты рискнешь на морское сражение с ним?

И вновь темные глаза капитана так и вспыхнули огнем.

— Да! Я хочу сражения и, клянусь, буду в нем опаснее, чем Тич, хоть он и думает, что в битве ему нет равных.

— Не думает, — возразил старый штурман. — Не думает, Рони, не то за эти два года уже пошел бы на схватку с тобой. Нет, он, верно, понимает, что получит смертельно опасного противника.

— Но не понимает НАСКОЛЬКО опасного!

Сэр Рональд вновь привстал и посмотрел в сторону горизонта, который постепенно становился пурпурным, растворяя свет уходящего в пучину солнца. Нет. Корабль так и не показался.

— Так держать! — скомандовал капитан рулевому. И возвысил голос, отдавая команды дежурным матросам: — Убрать косые паруса! Парус на бушприте убрать!

— Хочешь снизить ход, но так, чтобы издали это не было заметно? — усмехнулся Бэкли.

— Да, дядя Генри, — кивнул пират. — Если вдруг моя надежда оправдается, то лучше всего было бы, если б они догнали нас до полудня.

Черный Алмаз нахмурился, потом решительно мотнул головой, прогоняя напряжение.

— Подождем до утра. А пока не станем портить такой прекрасный вечер. Продолжи свой рассказ о панамском походе капитана Моргана. Если только появление Витторио и его открытие не сбили тебя с мысли.

— Ладно. — Старого морского волка трудно было сбить с мысли. — Я даже помню, на каком месте закончил.

— И я помню. Ты закончил описанием резни, которую Морган учинил в захваченной им Панаме. Продолжай же, и, клянусь, больше тебя никто не посмеет перебить.

— Продолжим, — кивнул Бэкли. — Тем более что я по прошествии полувека отлично все помню. Это был страшный день. Головорезы по приказу Моргана шныряли по окрестным лесам и ловили бежавших из Панамы людей. Их приводили к предводителю, и, если тому казалось, что, спасаясь бегством, они припрятали золото или серебро, их подвергали пыткам, так что некоторые скончались на дыбе. А между тем в порту, на кораблях, на таможне и так было полным-полно золота. К чему было доводить дело до таких ужасов?

Многим, очень многим из нас все это было противно, и на душе, несмотря на несметную добычу, что называется, кошки скребли.

В городе были немалые запасы вина, а муки совести, как известно, легче всего топить именно в этом благословенном напитке. И вдруг Морган нам объявляет, будто ему донесли, что испанцы, покидая Панаму, отравили вино во всех погребах. И запретил парням пить. Некоторые, как потом выяснилось, все равно надрались, и между прочим никто не отравился и Богу душу не отдал. Впрочем, я-то и так понял: никто ничего подобного Моргану не доносил, про вино-то. Может, он опасался появления новых испанских войск, но в это трудно поверить: им неоткуда было взяться — к Панаме и так были стянуты значительные силы из нескольких прибрежных гарнизонов, их-то мы и разбили. А вот чего предводитель и впрямь опасался, так это пьяного бунта своих людей, недовольных тем, что их заставили резать горло всем, кому ни попадя…

Три недели мы отдыхали, живя в опустевших домах Панамы. Морган занял губернаторский дворец, страшно сетуя, что не застал хозяина дома. Губернатор сбежал, едва ему донесли, что посланные навстречу нам войска разбиты в пух и прах.

Наконец, мы отправились в обратный путь, нагруженные богатейшей добычей, о какой только может мечтать самый удачливый из разбойников. Золото и серебро везли мулы, и нагружены они были насколько это возможно. Так что оружие и продовольствие нам снова пришлось нести самим. Но никто не сетовал: груз мулов был нашим будущим богатством.

И вот мы дошли до наших кораблей. Там, как и обещал Морган, начался дележ добычи. Но наш предводитель обманул своих головорезов. Большинство из нас получили куда меньшие доли, чем те, на которые могли рассчитывать, видя, сколько золота и серебра капитан нагреб в Панаме.

Поднялся ропот. Дело могло дойти до открытого бунта, и капитану пришлось пообещать, что на другой день он еще раз посчитает добытые богатства и совершит более честный дележ. Думаю, ты знаешь, что было потом.

— Да! — усмехнулся сэр Рональд. — Ночью Морган уплыл на своем корабле, а с ним уплыли еще несколько кораблей, на которых были самые преданные ему пираты.

— Его сопровождали еще два корабля. И, как оказалось, они прихватили большую часть добычи. Едва ли не все.

Мы все, все, кого он обманул и бросил, были просто в бешенстве! А у меня родилась мысль, что с таким грузом Моргану и его приспешникам не уйти далеко. Сказал это своим товарищам, и у тех родилась мысль — догнать негодяев. Конечно, едва ли у кого-то поднялась бы рука на великого пирата — что там ни говори, но план похода принадлежал ему, да и в том, что этот план осуществился, в основном была заслуга Генри Моргана. Но нам хотелось заставить его пожалеть о предательстве и отдать нам наши доли по справедливости. Потом уже, так все считали, мы имели права расстаться с вероломным предводителем. Быстро решили, кому именно отправиться в погоню. Выбрали двести пятьдесят человек, посчитав, что у Моргана людей втрое меньше. Мы погрузились в три самых быстроходных корабля и пошли вдоль побережья. Я рассудил, что на таких тяжелых судах обманщики не посмеют уйти в открытое море. Было также разумно предположить, что пойдут они мимо Панамского перешейка, потому что две тамошние крепости, ту, что в устье реки, и на острове Сан-Лоренсо мы перед тем захватили, и там нас не могли поджидать враги.

Погода была в тот день на нашей стороне. Штормило, ветер все время менялся, и это было опасно для тяжело груженных судов. Ни маневрировать, ни сильно отдаляться от берега они бы не рискнули. Значит, мы могли их догнать.

Действительно, прошло всего несколько часов, и впереди показались силуэты всех трех кораблей. Я хоть и был тогда очень молод, однако разбирался в судоходстве не хуже бывалого штурмана, поэтому сразу определил: и бригантина Моргана, и два шлюпа, что шли следом, нагружены до предела. Они двигались с большой осторожностью, потому что явно хуже слушались руля, чем это бывает, когда судно легкое. Beтер нам благоприятствовал, мы нагоняли и нагоняли своих обидчиков.

Мы с ребятами ликовали. Многие уже предвкушали, как посмотрят в глаза Генри Моргану.

Однако над морем сгустился туман, а вскоре настала ночь, корабли скрылись из виду. Это никого особенно не огорчило — в конце концов, они и утром никуда не денутся.

Настало утро, и мы возликовали: до всех трех судов было просто рукой подать — они оказались, что называется, у нас под носом! Многие решили даже, что уже могут докричаться до беглецов, и принялись посылать им вслед всевозможные обидные выкрики.

Поднялся ветер, мы устремились к цели, но произошло что-то просто невероятное! Корабли Моргана, вчера такие медлительные и неповоротливые, вдруг словно полетели! Они уходили от нас так быстро, что некоторые подумали, не замешана ли тут нечистая сила…

Но я-то сразу понял, какая сила в этом замешана: все три судна сидели в воде куда выше, чем накануне. Их трюмы были пусты!

В первый момент никто ничего не понял. Представить себе, что Морган выкинул громадные сокровища Панамы в море, никто, конечно, не мог. Но в таком случае куда он их дел? Даже если вообразить, что с кораблей сошла большая часть матросов, это все равно не сделало бы бригантину и шлюпы такими легкими.

Когда мы поняли, что догнать беглецов не сможем, мы приспустили паруса и сблизили наши корабли друг с другом. Надо было обсудить, что произошло и решить, как действовать дальше.

И тут я вспомнил: остров Санта-Каталина! Они должны были пройти его как раз ночью. А что, если Морган причалил там, матросы быстро выгрузили ящики и бочки с золотом и серебром?.. Они могли успеть это сделать часа за три, это если просто выкидывать груз на причал. Вот поэтому на рассвете мы и оказались к ним вплотную, они ведь ушли от причала перед самым нашим носом. Как только еще не рискнули повернуть обратно и оставить нас вообще за кормой? Но это было б уж чересчур рискованно: в любой момент мог рассеяться туман, выйти луна, и обман был бы сразу раскрыт. Скорее всего Морган остался на Санта-Каталине, чтобы вместе с частью матросов перенести сокровища в крепость и там спрятать. После нашего набега в крепости никого не оставалось. Лучше и не придумаешь!

Почти все пираты согласились с моим предположением. Мы развернули наши суда и пошли назад, к Санта-Каталине. Шли, конечно, медленнее, чем накануне: ветер нам уже не благоприятствовал. Добрались почти на закате, пристали и, оставив несколько человек охранять корабли, бросились в крепость. Но в ней никого не было! Более того, не было даже следов недавнего пребывания пиратов Моргана: ни свежих костровищ, ни остатков еды, ничего. А главное, обшарив все закоулки крепости, спустившись во все ее подвалы, мы убедились: здесь ничего не спрятано!

Возможно, Морган со своими людьми и высаживался на острове — уйти с него они могли, использовав одно из небольших суденышек, что стояли в порту, когда мы захватили остров. Никто не удосужился запомнить, пять их было или семь, а потому мы не могли с уверенностью сказать: да, наши обидчики поступили именно так. Ну, допустим, они так и поступили. Но куда все же делись богатства, добытые в Панаме? Предположить, что их спрятали в какой-нибудь пещере, в одном из скалистых берегов островка, было бы логично, если б там были пещеры. Мы не поленились дождаться отлива, но и когда вода опустилась, в берегах не было заметно ни одного отверстия, в этом не оставалось сомнений: я с еще троими пиратами обошел островишко на шлюпках целых два раза.

Тогда в чем же было дело? Каким образом капитан Морган умудрился оставить нас с носом? Мы лишь терялись в догадках, испытывая после злорадства самое глубокое уныние. Видно, Господь показал нам, как гнусно желать сокровищ, добытых такой страшной ценой! И сейчас я скажу: слава богу!

Генри Бэкли замолчал, задумавшись. Покосился на своего слушателя, но капитан Черный Алмаз по-прежнему не хотел его прерывать. Тогда старый моряк, усмехаясь, полез в небольшую сумку, привешенную к его поясу, вытащил трубку, коробочку с табаком и огниво. Но тут же вновь посмотрел на сэра Рональда.

— Боже мой, Рони! А ведь я и позабыл, что ты терпеть не можешь табака!

Предводитель пиратов рассмеялся:

— Мне пришлось изменить многие свои привычки, дядя Генри. Не могу сказать, что теперь я люблю табак, но запрещать ребятам курить было бы уж слишком жестоко: и так во время походов никому нельзя брать в рот спиртного, а многим такое воздержание дается нелегко. Кури, кури, не смущайся, старина. Тем более что и ветер не в мою сторону. Но ты, верно, нарочно принялся за свою трубку именно тогда, когда наступил самый важный момент в твоем рассказе. Не сомневаюсь: ты все же догадался, куда твой хитрющий тезка запрятал панамские сокровища.

— И не только их! — старательно набивая трубку, ответил штурман. — И не только их, Рони. У Моргана действительно был тайник, в который он прятал награбленное, и делал это не единожды. Об этом мне потом рассказал один из его ближайших сподвижников, уже после смерти великого пирата. И после того, как Господь посмертно покарал его, лишив даже прах разбойника последнего прибежища[16]. Этот дружок Моргана, как видно, мечтал добраться до клада, да не успел: Морган был еще жив, когда бедняга угодил в тюрьму, ибо не перестал заниматься морским разбоем, а освободившись, тут же подхватил лихорадку и умер в одном из жалких трактиров Веракруса. Я нашел его там совершенно случайно: наш корабль стоял в тамошнем порту, и мне захотелось, вспомнив былые времена, выпить в одном из веселых мест, где мы прежде гуляли с командой Моргана. Бедняга уже готов был испустить дух и решил рассказать мне о тайне великого пирата. Знали ее, как выяснилось, очень немногие.

— Как?! — на сей раз, не выдержал и прервал Бэкли Черный Алмаз. — Но ты же говорил, что с панамского побережья Морган сбежал, захватив с собой команды трех судов. Если не ошибаюсь, ты даже примерное число их называл: треть от двухсот пятидесяти, значит, около восьмидесяти человек. Они-то не могли не знать, куда он все это везет.

— Они знали примерно столько же, сколько знал я. — Старый моряк раскурил трубку и выпустил несколько колец дыма, старательно отвернувшись при этом от капитана. — Мы угадали, что великий пират поплыл на Санта-Каталину, и он туда действительно поплыл. Это же знали и его сподвижники. Но где именно он спрячет сокровища, хитрец сказал не всем. В эту тайну были посвящены только семнадцать человек, тех, кому он доверял… ну, не как самому себе — такого доверия с его стороны не удостоился вообще никто, но доверял крепко. Никого из них сейчас уже нет в живых. Умирающий пират рассказал мне, что тайник, куда Морган прятал значительную часть своей доли награбленного, существовал еще задолго до похода на Панаму, но обычно хитрец отвозил туда сокровища уже после походов, потихоньку, чтоб знали только те немногие посвященные, о которых я говорил.

— И это место находится неподалеку от испанского острова Санта-Каталина?! — Сэр Рональд воспользовался тем, что штурман сделал глубокую затяжку, и снова прервал его рассказ. — Но каким же образом Морган, будь он хоть трижды самый великий пират из всех пиратов, ухитрялся туда плавать, да еще и неоднократно? И неужто никто из испанцев не сумел проведать про сокровища, спрятанные у них, можно сказать, под самым носом?!

Генри Бэкли вновь рассмеялся своим добродушным смехом.

— А тебе когда-нибудь приходилось искать место, чтобы что-то спрятать? — ответил он вопросом на вопрос. — Ну, представь: в помещении, где нет укромных уголков и тайников, нужно скрыть какую-то достаточно заметную вещь. Скажем, кинжал или пистолет. Куда ты его положишь?

Сэр Рональд задумался, но лишь на несколько мгновений.

— Пожалуй, я положу этот предмет на видное место, — ответил пират. — Но так, чтобы он оказался среди подобных ему предметов, например, повешу на стену вместе с другим оружием. Другой мысли пока не приходит.

— Но это абсолютно верная мысль! Именно так поступал и Морган. Не совсем так, речь ведь идет не об одном предмете, а о целой куче золота и серебра. Однако способ он использовал именно этот. Думаю, что этот, потому что не знаю наверняка.

— Ты же говорил, что умирающий от лихорадки пират…

— Умирающий успел рассказать все, кроме главного. У него вдруг начались судороги, вместо связной речи я услышал какой-то бред, не имевший отношения к кладу, да и вообще к чему-либо. Просто какие-то слова, выкрики… Под конец он потребовал священника. Нет чтобы раньше! Я успел привести к нему какого-то монаха, однако бедняга уже испускал дух. Монах только и успел прочитать молитвы да приложить распятие ко лбу… может, уже мертвеца! Но я успел понять из предыдущих его, еще вполне связных слов, что мы верно угадали, куда плывут те три корабля, только вот крепость обшаривали напрасно. И напрасно огибали остров на шлюпках. Ничего там не было. И все же, смею думать… Послушай, Рони, у твоего рулевого шея не свернется набок на всю оставшуюся жизнь? Он так старается хоть немного услыхать из нашего разговора, что вот-вот сломает шейные позвонки!

Черный Алмаз покосился в сторону стоящего у рулевого колеса пирата.

— Эй, Чарли! — крикнул он. — Если тебе так неймется услышать то, о чем мне рассказывает наш новый штурман, кстати, мой старинный друг, то подойди сюда и слушай. Только учти: оставишь руль — повешу! Скотт сменит тебя только через полчаса, когда, полагаю, все самое главное я уже услышу. Решай сам.

— Что вы, капитан! — с самым невинным видом отозвался рулевой, широкий в плечах светловолосый детина. — А то вы не знаете: я же глуховат. Да и к чему мне знать то, что не положено? Умные люди говорят: чужие тайны не доводят до добра.

— Верно говорят. И хорошо, что ты умеешь слушать их советы. Так как, дядя Генри? Продолжишь свой рассказ? Клянусь, ты меня заинтриговал. Но если у тебя все же шевелится мысль не раскрывать пока что никому эту тайну?..

— Я ответил один раз! — уже не без обиды возразил штурман. — Пока нет уверенности, знаю ли тайну я сам. Но, что знаю, поверь, расскажу без утайки. А кстати, погляди-ка на горизонт. Вон, как раз показался корабль, о котором, вероятно, говорил слепой Витторио. Прямо на фоне заката. Пока это только точка… Беда, что закат вот-вот угаснет. Западная сторона неба вон, уже совсем темная.

— Не беда. Сейчас мы увеличим эту точку!

Сэр Рональд вытащил из-за пояса подзорную трубу, подошел к самому борту и долго вглядывался вдаль. Потом с досадой отвернулся.

— Это не «Отмщение королевы Анны!», — воскликнул он, не скрывая досады. — Ну, никак этот негодяй не заглатывает наживку… Верно, без тебя мне никак не обойтись, дядя Генри!

— Рад буду тебе помочь. — Штурман вновь затянулся и, поднявшись, подошел к капитану. — Да и на что было рассчитывать в этот раз? Ведь ты перехватил наш корабль, «Святого Доминика» ранним утром. Роберт Тич с его головорезами ждал нас среди островков, которые располагаются к югу от твоего теперешнего курса. Даже если он к вечеру понял, что «Доминик» не пройдет в этом месте, что кто-то предупредил капитана Дермота об опасности или другой пират обчистил наше судно раньше, даже если догадался насчет того, кто именно его опередил, — все равно — так быстро настичь твое судно он не мог. Конечно, от островной цепи можно пройти сюда короче, чем мы шли от места встречи «Алмаза» со «Святым Домиником», но все равно слишком скоро!

— Знаю! — кивнул сэр Рональд, не скрывая досады. — Просто попытался представить себе другой расклад: допустим, человек, который предупредил меня о планах Тича, решил сыграть в две колоды — мне донести, что замышляет Черная Борода, а ему рассказать, что замышляю я. В таком случае Тич мог и изменить свой план: не дежурить возле островка, а сразу пойти мне наперерез. Он мог предположить, что я, взяв добычу, поведу корабль на Ямайку. И не ошибся бы — туда мы и идем. Но, как видно, я считаю Тича все же хитрее, чем он есть.

Генри Бэкли смотрел на молодого капитана и качал головой. Какое жестокое разочарование испытывает сэр Рональд из-за того, что ему не предстоит схватка с одним из самых страшных и беспощадных пиратов здешних морей!

— Капитан! — послышался в это время голос одного из матросов. — Слева по борту на горизонте корабль! Он подходит с западной стороны, с погашенными огнями, поэтому сразу его и не было видно. Поднялся ветер, заштормило, вот Витторио и не услыхал его издали. А тут сказал: гляньте на левый борт. Мы посмотрели, ну и увидели… Сейчас до него примерно полторы мили.

Черный Алмаз пожал плечами, будто испытывая сомнение.

— С запада? Тич с той стороны показаться вроде бы не может. Но… посмотрим.

Сэр Рональд сбежал с кормового возвышения, перешел к тому борту, возле которого уже стояла группа матросов, обсуждая столь неожиданное появление незнакомого корабля, и вновь достал свою подзорную трубу. На этот раз ему не понадобилось вглядываться слишком долго.

— Да! — крикнул он, и в его голосе изумление смешалось с торжеством. — Это он! Это корвет «Отмщение королевы Анны»! Он уже почти растворился в темноте, но я не могу его не узнать — видел не раз. — И повернулся к собиравшимся на палубе пиратам: — Общий сбор! Приготовиться к бою!

Глава 6 ПО ЗАКОНУ ЧЕСТИ

Корвет шел налегке, без добычи, пользуясь попутным ветром, и его скорость была достаточно велика. Однако и груз «Черного алмаза» был не так уж велик, кроме того, бриг был быстроходнее «Отмщения королевы Анны». Поэтому, пожелай сэр Рональд уйти от встречи с Тичем, он сумел бы это сделать. По крайней мере, от судов береговой охраны и военных кораблей, которым несколько раз случалось его преследовать, знаменитый пират уходил легко, не вступая в бой и обычно даже не давая возможности преследователям обстрелять его.

Было очевидно, что Черная Борода, мастер всяческих ловушек, на этот раз все же просчитался: он шел наперерез «Алмазу», рассчитывая оказаться вблизи, когда уже станет темно. Его не ждали с запада, поэтому могли заметить, лишь когда он окажется на расстоянии пушечного залпа. Но заметили гораздо раньше — солнце зайти не успело.

Видя, что «Черный алмаз» разворачивается к нему носом, Роберт Тич понял: внезапно напасть не удастся. Он тоже предпринял разворот, но «Отмщение» двигалось все же не так проворно.

Корабли шли друг другу навстречу, продолжая маневрировать, и все зависело теперь от того, кто быстрее успеет зайти противнику «в борт», чтобы дать первый залп. От этого зависело многое — первые же повреждения, полученные вражеским судном могли сделать его менее подвижным, а значит, более уязвимым.

Команда «Черного алмаза» безусловно знала о намерениях своего капитана свести счеты с Робертом Тичем, и ни у кого не возникло протеста против боя, который мог привести к самым роковым последствиям. Столкновения с Черной Бородой случались пару раз и у других пиратских команд: Тич не был честен при дележе добычи, если действовал с кем-то сообща, мог оскорбить чужого командира в присутствии его команды, а это всегда считалось меж пиратами грязным и подлым. Но в обоих случаях, когда Черная Борода обнажал оружие против своих же собратьев по ремеслу, это завершалось их гибелью.

Тем не менее, когда прошла молва, будто счет Тичу собирается выставить капитан Черный Алмаз, у многих возникли сомнения: удастся ли на этот раз Бороде выйти победителем? По крайней мере, команда сэра Рональда явно была уверена в обратном.

Когда все без исключения пираты «Алмаза» оказались на палубе, их капитан крикнул, обращаясь сразу ко всем:

— Господа! Все вы знаете, как давно я жду встречи с мистером Робертом Тичем. Он до сих пор этой встречи не хотел, но сегодня, видно, рассчитывал «прийти в гости» неожиданно. Не получилось! Предупреждаю о том, что вы, собственно, и так понимаете: на борту «Отмщения королевы Анны» никакой добычи нет — мы ничего не получим, если ее захватим. Но вы обещали мне, что в случае этой встречи будете драться со мной вместе. Тем не менее спрашиваю: может быть, кто-то не хочет рисковать жизнью только ради меня и без всякой выгоды?

Никто не отозвался. Сэр Рональд улыбнулся, хотя в наступающей темноте не все различили его улыбку.

— Я не сомневался в этом! — воскликнул капитан. — Но, в свою очередь, обещаю, что независимо от исхода этого боя, в случае если наше судно уцелеет, каждый из вас получит дополнительно по две доли от утренней добычи.

Одобрительный гул ясно выразил отношение команды к этому обещанию.

— Теперь все занимают свои места! — скомандовал сэр Рональд. — Витторио, ты, как обычно, спустишься в трюм. Драться — не твое дело. Генри Бэкли, вам тоже лучше уйти в свою каюту.

— Что?! — взревел старый моряк, на миг забыв о традиционном почтении, которое любой пират обязан оказывать своему капитану. — Это с какой же стати, осьминог меня сожри, я должен прятаться в каюте в то время, как все парни будут драться?! Если вы, сэр, считаете меня развалиной, тогда какого же дьявола брали на службу?! Тем более если сейчас ваше намерение удастся осуществить, и Тич — Черная борода отправится в адский котел, то моя помощь вам будет больше не нужна. Нет, я уже побывал в каюте и не вернусь туда. А побывал лишь затем, чтобы взять из сундука пистолеты и палаш. Это то, что мне как раз пригодится. И нечего пытаться лишить меня еще двух долей добычи!

— Ладно, прекратите шуметь! — оборвал капитан разбушевавшегося штурмана. — Я не могу запретить драться никому из команды — это было бы не по закону чести. Пушкари на местах?

— Да, капитан!

— Да, капитан!

— Да, капитан!

Ответы прозвучали с обоих бортов и с нижней палубы, где пушкари уже отворили порты и выдвинули наружу орудия.

То же самое происходило и на вражеском корабле, и все понимали — опоздать нельзя и на секунду.

— Все внимание на левый борт! — вновь прогремел голос сэра Рональда. — Не спешим стрелять — сначала надо приблизиться. Поэтому пока нельзя допустить, чтобы он зашел нам в корму и тем более стал борт о борт.

— Эй, поглядите-ка! — закричал вдруг один из матросов. — Кажется, Тичу не очень понравилось, что мы его обнаружили раньше времени, и он рвется пойти на мировую. Смотрите — шлюпка!

Действительно, при свете проступающих на потемневшем небе звезд было заметно, как от черного корабля отделился силуэт маленького суденышка и резво пошел в направлении «Черного алмаза». На носу шлюпки выделялась фигура стоявшего во весь рост человека, державшего большой белый лоскут материи. Этот привычный всем знак — знак призыва к переговорам многих поверг в удивление.

— Никак, мистер Борода нас испугался?

— Может, и впрямь думал, что мы не заметим его, покуда он не влепит в нас пару десятков ядер? Так зря думал!

— Генри, подойди ко мне!

Капитан опустил подзорную трубу, от которой при таком освещении уже почти не было толка и, когда штурман приблизился, указал ему на шлюпку.

— Тебе что-нибудь кажется странным?

— Да, — не раздумывая, ответил морской волк. — Плохо видно, сколько в шлюпке людей, но явно не больше семи-восьми. При этом, она тяжелая — вон как осела.

— Весел, похоже, всего три пары, — задумчиво проговорил сэр Рональд. — И этот истукан на носу… Обычно белым флагом размахивают, но не держат, как половую тряпку. Странно, не так ли? А эта темная груда неведомо чего, которая возвышается посредине шлюпки? Что там такое? Еще более странно? Правда?

— Еще как! — подтвердил Бэкли.

Черный Алмаз размышлял еще несколько мгновений, потом вновь глянул на своего штурмана. В слабо рассеянной звездами темноте тот заметил, что молодой человек улыбается.

— Мы ведь думаем об одном и том же, так? — спросил сэр Рональд.

— Скорее всего да. Тем более что мы всего полтора часа назад вспоминали о Моргане, и я припомнил его уловку там, на озере Маракайбо.

— Брандер? — Глаза капитана сверкнули. — Эта шлюпка — брандер, так?

— Похоже на то. Хотя обычно используется небольшой корабль. Но мы могли быстро все понять, будь это именно корабль. Если же подпустим эту посудину к самому борту, то и того количества пороха, каким они могли начинить шлюпку, хватит, чтобы сделать нам дыру на уровне воды!

Черный Алмаз повернулся к командиру пушкарей, невысокому, черному, будто мулат, португальцу:

— Гонзаго! Скажи-ка, можно ли достать эту скорлупку прямо сейчас, пока она не отошла далеко от «Отмщения»?

Пушкарь пожал плечами:

— Долететь-то ядро скорее всего долетит. Только точно попасть сложно. Шлепнется рядом, и что тогда толку?

— Ладно! Испробуем другое оружие…

Сэр Рональд отдал своей команде еще несколько коротких распоряжений и снял с плеча мушкет, который ему давно уже принесли из его каюты, вместе с пистолетами и саблей.

— Из мушкета и подавно не дострелить! — высказал сомнение Бэкли. — Надо подпустить шлюпку ближе.

— И какой тогда будет от этого толк? — усмехнулся Черный Алмаз. — Не беспокойтесь, мистер Бэкли: это не простой мушкет. Один мой знакомый, немецкий оружейник, поколдовал над ним и кое-что изменил в его конструкции. Думаю, попробовать стоит.

С этими словами молодой капитан тщательно зарядил свой мушкет, зажег фитиль и, приложив приклад тяжелого оружия к плечу, несколько мгновений вглядывался в далекую цель. За его спиной все замерли.

Огонь фитиля ярко вспыхнул, погас, и тотчас громыхнул выстрел. Но он показался слабым хлопком в сравнении с громом, прозвучавшим долей мгновения спустя. Шлюпка, едва отделившаяся от черного корвета, взорвалась, огласив все вокруг оглушительным грохотом и озарив небо и море ярчайшей оранжевой вспышкой. Вопля тех, кто плыл в этой шлюпке, уже никто не услышал.

«Отмщение королевы Анны» тоже озарилось яркой вспышкой, а мгновением спустя стало ясно, что, хотя шлюпка и успела отойти от корабля на некоторое расстояние, это не спасло его. Дрогнула, покачнулась и стала падать фок-мачта корабля, а на его палубе в двух местах вспыхнуло пламя. Видно было, как на фоне огненных языков заметались темные человеческие фигурки.

— Вперед! — крикнул во весь голос сэр Рональд. — Теперь нам не в чем себя упрекать: они не хотели мира, но готовили еще одну ловушку! Левый борт — пушки на изготовку!

В считаные минуты, покуда вражеский корвет, потерявший мачту и из-за этого не сумевший вовремя совершить разворот, пытался отдалиться от рванувшегося к нему брига, тот вышел на нужную позицию.

— Огонь!

Залп двадцати пушек раскатился над морем вслед за грохотом взорвавшегося брандера, и новое рыжее зарево разлилось по волнам, отразившись в свинцово-синем зеркале еще недавно безмятежного, но быстро затянувшегося тучами неба. На корвете рухнула уже и грот-мачта. Теперь он, видимо, хотел бы уйти от преследования, но не имел на то возможности, однако защищаться еще мог. «Черный алмаз» шел к нему на всех парусах, заходя с кормы, так, что пушки «Отмщения» не могли его достать. Бриг приблизился почти вплотную, вновь совершил разворот, но повернуться на этот раз удалось и корвету.

Два залпа, с той и с другой стороны грянули одновременно. Адский грохот потряс все кругом. Налившееся алым пламенем море, казалось, вздыбилось, заметалось, взревело от ужаса. На самом деле, это усиливался шторм.

У пушкарей «Алмаза» было больше времени, чтобы хладнокровно прицелиться, поэтому из двадцати выпущенных на этот раз с очень близкого расстояния ядер в цель попали двенадцать или тринадцать. Несколько угодило в борт, разнеся в щепки часть кормовой надстройки и уничтожив шесть или семь вражеских пушек, другие ударили в палубу, добили грот-мачту, полетевшую в море вместе с повисшими на ней шестью или семью моряками — они пытались убрать паруса.

Большая часть ядер с «Отмщения» из-за неточного прицела просвистели над палубой «Черного алмаза», нанеся урон лишь парусам и корабельным канатам. Но четыре ядра попали в борт. Одно разломало пушечный порт, убив пушкарей, а пушка рухнула в воду. В другом месте попадание было почти над самой водой, и нескольким матросам, находившимся на нижней палубе, пришлось хватать заранее приготовленные мешки с песком, чтобы заложить возникшую в опасном месте дыру.

— Огонь!

Голос сэра Рональда перекрыл отчаянные крики, ругань, стоны, звучавшие с той и с другой стороны и слившиеся в единый вопль.

Пушки «Черного алмаза» грянули еще раз. Над палубой «Отмщения королевы Анны» взметнулся огонь, во все стороны полетели доски, темные силуэты человеческих тел, обрывки парусов. Должно быть, ядро попало в маленький бочонок с порохом, вынесенный из трюма для зарядки пистолетов и мушкетов.

Корабли сближались. С обеих палуб гремели уже мушкетные выстрелы, но еще громче звучали брань и проклятия, которыми щедро осыпали друг друга пираты.

— Приготовить абордажные крючья! — раздался новый приказ Рональда Черный Алмаз.

Капитан вскочил на борт, держа в одной руке обнаженную саблю, в другой — пистолет. Зажженный запал торчал из-за обшлага распахнутого на груди камзола, под которым сверкала сталь легкой кирасы. Темные волосы сэра Рональда, покрытые все тем же черным шелковым платком, развевались позади него, похожие на расправленное крыло.

— Раз! Два! Бросай!

Пираты «Алмаза» с удивительной точностью метнули абордажные крюки — все пятнадцать вцепились в борт «Отмщения». Несколько человек кинули крючья и с той стороны, словно желая показать, что бой будет равный.

— На абордаж!

Десятки рук разом напряглись, выбирая канаты, а минуту спустя два судна столкнулись с треском и скрежетом, почти столь же оглушительным, что и прозвучавшие перед тем залпы. От удара корабли тотчас вновь стали расходиться, однако это не остановило пиратов.

Корвет, получивший серьезные повреждения, сидел в воде ниже «Черного алмаза», и было ясно, что схватка произойдет на палубе «Отмщения королевы Анны».

Сэр Рональд выстрелил в одного из кинувшихся к борту противников и первым прыгнул вперед, успев на лету сунуть за пояс разряженный пистолет и выхватить второй. Следом за капитаном бросились не менее сорока пиратов «Черного алмаза». Их встретил рев ярости, и они ответили таким же ревом. Грохнули два или три десятка выстрелов, на палубе меж обломков рей, поверженных мачт, изувеченных взрывом трупов забились в агонии еще несколько тел, но до них уже никому не было дела. Топча мертвых и еще живых, команды двух враждующих пиратских кораблей схватились в смертельной рукопашной. Лязг и скрежет стали, смешавшийся с отчаянными воплями, искаженные бешенством лица в пятнах и брызгах свежей крови, искры, высекаемые ударами стали о сталь. Дикое, ни с чем не сравнимое безумие боя посреди безумствующего моря, волны которого становились все выше, порывы ветра все яростнее.

Где-то, очень высоко, где еще час назад мирно сияли звезды, скупо озаряя происходящую под ними драму, теперь гулко зарокотал гром, и вот кривая белая линия разломила небо пополам. Ослепляющий свет озарил два корабля, которые волны неистово колотили и терли друг о друга, и на палубе одного из них — массу обезумевших в желании уничтожить друг друга людей.

Молнии вспыхивали одна за одной, но светло было теперь и без них — вместо звезд побоище освещало пламя, все еще полыхавшее в нескольких местах — горели куски мачт, ярко занялись бухты просмоленных канатов, догорали, рассыпая кругом искры, обрывки парусов.

В свалке боя Генри Бэкли пробился к капитану, прокладывая себе дорогу палашом. Не без удовольствия старик отметил, что его рука по-прежнему достаточно тверда — он успел нанести пять или шесть точных ударов, и, по крайней мере, четверо после этих ударов не поднялись.

— Лихо, дядя Генри, лихо! — одобрил его действия сэр Рональд, дравшийся под кормовой надстройкой. — Вижу, ты нисколько не постарел!

— А почему я должен был постареть? — крикнул в ответ штурман. — Бывали вояки и постарше меня. Помнится, мне доводилось читать о нашествии турок на Мальту и о том, как их доблестно разгромили тамошние рыцари. Их предводителю Жану де ла Валетту[17] было вроде бы семьдесят четыре, а он рубился не хуже молодых!

— А я слышал, что мальтийские рыцари владели тайными знаниями и умели колдовать! — отозвался капитан. — Ты-то уж точно не умеешь.

— Спаси и сохрани меня от этого Бог! — завопил Генри и насквозь проткнул палашом пирата, разрядившего в него пистолет и ухитрившегося промахнуться с трех шагов.

Вокруг сэра Рональда было не менее шести-семи противников, и к ним спешили на помощь другие, но Черному Алмазу это, казалось, нравилось. Он в свое время хорошо усвоил одно из правил боя: если противников более пяти, они начинают друг другу мешать.

Так и происходило на самом деле, и сэру Рональду благодаря скученности врагов удавалось крушить их саблей, выбирая тех, кто оказывался зажат между своими же товарищами либо натыкался на кого-то из них. Под ногами капитана уже валялось семь или восемь тел, и все эти люди были мертвы — каждый удар Черного Алмаза приходился в сердце либо в голову, а иногда, ударив со всего размаха, сэр Рональд разрубал врага от плеча до пояса.

— Отец гордился бы тобой! — крикнул Генри Бэкли.

— Надеюсь, он гордится! — отозвался молодой капитан. — Но, кажется, сегодня еще не будет отомщен!

— Почему?!

Штурман едва успел уклониться от удара, который хотел нанести ему палашом полуголый пират в желтой чалме, и ударил, в свою очередь, но более точно.

— Вот тебе, нехристь! Стоило помянуть турок, как один появился! Почему, Рони?! Почему он не будет отомщен?

Черный Алмаз в ответ отпустил краткое, но выразительное ругательство, явно взятое из богатого запаса его команды и употребленное лишь в ярости сражения.

— А ты видишь здесь где-нибудь Роберта Тича, дядя Генри? Его вряд ли можно не заметить? И по закону чести он должен был бы выйти мне навстречу и принять поединок. По крайней мере, так делают капитаны флибустьеров, если их командам случается сражаться между собой.

А ведь в самом деле! Капитана Черная Борода не было среди пиратов «Отмщения»!

— Но, может быть, он был убит при пушечном обстреле? — высказал предположение старик штурман, замахиваясь палашом и обнаруживая, что рубить некого — противники откатывались от сэра Рональда, словно обнаружив, что поразить его невозможно, а сам он готов расправиться с ними всеми, ничем не рискуя.

— Хотелось бы верить, что это так! — Капитан опустил саблю, покрытую кровью от самой рукояти, и огляделся, тоже ища и не находя новых врагов. — Хотелось бы верить, но я не верю… Неужели врут о его отваге?! Неужели он — обычный, поганый трус?!

В это время прогремело несколько выстрелов, пули вонзились в стены кормовой надстройки, и Черный Алмаз с гневным криком кинулся на стрелявших: четверо пиратов с «Отмщения», видимо поняв, что бой проигран, пытались хотя бы нанести врагу наибольший урон.

Спустя несколько мгновений все они поплатились за свою бессмысленную отвагу. Остальным геройствовать уже не хотелось. Из шестидесяти с лишним флибустьеров, составлявших команду корвета, в живых остались восемнадцать. Такие потери пираты редко несли даже во время схваток с командами военных кораблей.

— Мы сдаемся! — разом завопили сразу несколько человек.

Кто-то замахал белым лоскутом, кто-то поднял вверх руки, показывая, что не собирается сопротивляться.

Подчиненные Черного Алмаза были на этот счет отлично вышколены: человек двадцать сразу же окружили сбившихся в кучку побежденных, осмотрели, не припрятал ли кто-то из них оружия, и оттеснили всех к уцелевшему основанию грот-мачты, с которого свешивалась сломанная пополам нижняя рея.

Еще десяток флибустьеров с «Черного алмаза» отправились осматривать захваченное судно. После обстрела оно дало сильную течь и начало заметно крениться на левый борт, но его пока надежно удерживали абордажные крючья, плотно пришвартовавшие один корабль к другому.

Полчаса спустя, завершив осмотр, собрав все оружие, какое нашлось на борту и вытащив из трюма оставшийся там порох, победители присоединились к своим товарищам на палубе.

Глава 7 ПРАВДА ОТКРЫВАЕТСЯ

Вновь вспыхнула молния, самая длинная и яркая, — она разверзлась над морем тонкой огненной змеей от горизонта до горизонта, озарив все кругом белым пламенем, и одновременно небо потряс чудовищной силы удар грома. При этой вспышке среди этого адского грохота перед пленниками предстал капитан «Черного алмаза». Сэр Рональд был страшен. Белое, словно бумага, лицо в брызгах крови, которая казалась черной, как одежда капитана, тоже окровавленная, как его глаза, в этот момент не серые и не синие, а именно черные, полные такой ненависти, что даже сердца бывалых головорезов сжались от ужаса.

Он подошел, остановился и, не проронив ни слова, зарядил один из своих пистолетов. Потом обернулся к своему первому помощнику, высокому худощавому мужчине с двумя выразительными шрамами на лбу и левой щеке:

— Джулиан, какие у нас потери?

— Девять убитых и шестнадцать раненых, сэр. Трое ранены сильно — сейчас Ник их осматривает. Хорошо, что вы заставили всех научиться фехтовать по правилам, сэр. Эти ребята тоже все хорошо обучены и могли бы покрошить нас, хоть их и оставалось меньше. Но парни задали им жару. А больше всех вы!

И Джулиан Рей, расплывшись в довольной улыбке, указал на десяток тел, распростертых перед кормовой надстройкой.

— Это не только мои, это еще и нашего штурмана. По крайней мере, двое.

— Здорово! Вот так старик!

— Джулиан, палубу осматривали?

— Да, сэр. Черной Бороды мы не нашли. В трюме его тоже нет. Хотя никто и не предполагал, что он там спрячется — это было бы уж совсем…

— Похоже, он спрятался получше! — скрипнув зубами, произнес сэр Рональд. — Ладно. Придется поискать.

С этими словами капитан подошел вплотную к первому пирату, стоявшему в шеренге пленных, и наставил дуло пистолета ему в лоб.

— Значит, так. — Его голос звучал на удивление спокойно, пожалуй, даже тихо, и, словно подыгрывая ему, на время умолк гром, даже ветер стал стихать. — Я буду каждому задавать один и тот же вопрос, и, если ответ меня не устроит, скажем, я не поверю в сказанное, пистолет выстрелит. Пуль у меня много, пороха тоже. Я хочу знать: где капитан корабля Роберт Тич по прозвищу Черная Борода?

Тот, перед кем чернело широкое дуло пистолета, невольно прянул назад, но позади была сломанная рея, в нее он и уперся спиной. Пираты «Черного алмаза», окружившие пленных, разом нацелили на них несколько мушкетов, чтобы никто не попытался бежать или сопротивляться.

— Капитан Черная Борода не вышел с нами в этот поход, — ответил находившийся под прицелом пират. — Он пошел на другом судне. Пошел за добычей, а нам приказал преследовать ваш корабль.

— Зачем?

— Он сказал, что «Черный алмаз» несколько раз намеренно уводил нашу добычу и собирается сделать также на сей раз.

— Мы так и сделали! — кивнул сэр Рональд. — Но если он послал вас на такое опасное дело, то почему сам не пошел с вами?

— Н… не знаю! — Пират завороженно смотрел в черное дуло. — Он велел нам подорвать ваш корабль брандером, а когда он потеряет ход, обстрелять с некоторого расстояния и постараться потопить. Никто не думал, что будет абордажный бой.

— И вам даже не хотелось забрать добычу, которую мы у вас увели?

— Капитан велел по возможности не ступать на палубу «Черного алмаза», — послышался хриплый голос с другого конца шеренги пленников.

Сэр Рональд живо подошел к говорившему. Это был уже немолодой пират, плечистый крепыш с длинными сальными волосами, заплетенными в несколько кос (он явно подражал своему капитану, обожавшему такую прическу). Его костюм был типично пиратский: алые шелковые шальвары, определенно турецкие, заправленные в высокие кожаные сапоги, шелковая синяя рубашка и бархатный камзол, богато расшитый золотом. Когда-то он, вероятно, был голубого цвета, но теперь трудно было это определить.

— Мне про тебя рассказывали, — произнес Черный Алмаз, рассматривая пирата со смесью любопытства и пренебрежения. — Ты — второй помощник Тича, и тебя зовут Мальдес. Хулио Мальдес по прозвищу Бык. Так?

— Вы многое знаете о нашей команде! — Пират поперхнулся и закашлялся. — Вернее говоря, знали: команды-то, считайте, больше нет.

Капитан «Алмаза» нахмурился.

— Я долго следил за вашим капитаном, за вашим кораблем и за всеми вашими подвигами. А гибель команды на вашей же совести: мы только защищались. Ты сказал, что Тич велел вам не ступать на палубу моего корабля. Так?

— Так, — кивнул Мальдес.

— Почему он этого настолько не хотел? И почему трусливо бросил свое судно и команду, хотя все в один голос говорят, что он отчаянно смел, а также, что никогда не упускает случая лично срубить десяток-другой голов? Что с ним случилось?

— Видит Бог, капитан, мы этого не знаем! — воскликнул Хулио. — Можете застрелить меня, если не верите, но только это правда. У меня есть на этот счет одна мыслишка…

— Говори!

— Да последние года два Черная Борода, когда наведывается на Ямайку, нередко заходит к какой-то старухе. Говорят, она — гадалка. Так вот, может, она ему что-то такое предсказала, что он обходит ваш бриг стороной? Во всяком случае, даю на отсечение обе руки, но прежде Тич никогда и никого не боялся, а в драку всегда лез первым.

Сэр Рональд, казалось, не был удивлен. Он не раз сталкивался с тем, что самые отчаянные головорезы бывали по-женски суеверны и проявляли постыдное малодушие, если им предсказывали некую мистическую опасность.

— Ясно! — усмехнулся Черный Алмаз. — Бога ваш капитан не боится, а вот дьявола… Да и кого же бояться, как не своего хозяина! Мальдес, ты знаешь, где живет эта гадалка? В каком городе?

— В поселке под названием то ли Кадиора, то ли Кадриора, рядом с Панамским перешейком. Я там не бывал, да и из наших ребят никто туда не ездил. Говорят, гадалка настоящая ведьма — к чему с такой связываться? Ее мать, я слыхал, была индианка, а отец — испанский солдат. Ей лет восемьдесят, не меньше.

— Как ее зовут?

— По-христиански Джудита, но у нее есть и какое-то тарабарское имя, его трудно запомнить. Она точно дружит с нечистой силой! Не то как бы сумела нагнать такого страху на Тича? Что-то он там бубнил однажды про эту гадалку и про какие-то «три молнии», но в тот день был пьянее обычного, даже слова выговаривал несвязно. Ничего мы не поняли, кроме того, что ведьма чем-то здорово его напугала.

Сэр Рональд, подняв голову к небу, усмехнулся:

— Ну, молний сегодня было куда больше, чем три… И сюда ни одна не попала.

Капитан на минуту задумался, потом снова взглянул на пленников.

— Мне бы очень хотелось всех вас повесить, — сказал он, и выражение его лица говорило о том же. — Но когда-то отец учил меня, что жестокость отнимает победу. А мне нужно начинать все сначала. Вам дадут шлюпку. К счастью для вас, вы набили порохом только одну, три у вас остались. Правда, из них две разбиты нашими ядрами. Но одна цела. На семнадцать человек хватит. Весла, бочонок воды и немного хлеба будут положены в шлюпку. Шторм, как видите, стихает. До острова Товаго[18] отсюда не больше суток на веслах. Там есть и безлюдные места, куда можно пристать, а если попадетесь какому-нибудь кораблю или напоретесь на солдат, можете сказать, что вы с каботажного судна и вас ограбил пират Черный Алмаз. Я разрешаю. Только вряд ли, увидав ваши рожи, нормальные люди поверят, что вы с мирного торгового судна. А теперь все — прочь отсюда, потому что я намерен потопить ваш корвет.

— Капитан, а может, отвести его на Ямайку? — высказал предложение Джулиан Рей. — Конечно, он сильно пострадал, но после хорошего ремонта…

— С каких это пор мои приказы стали обсуждаться? — воскликнул сэр Рональд. — Даже не будь у корвета ни единого повреждения, я все равно отправил бы его на дно! А ремонт прежде всего понадобится нашему судну, и за это придется отдать мою долю вчерашней добычи, так что лишних денег пока нет. Вся команда получит то, что я обещал. Спасибо, господа!

Не прошло и часа, как все закончилось. Трупы убитых были преданы морю, как того и требует обычай, причем флибустьеры с одинаковым почтением отправляли за борт и своих погибших товарищей, и разбойников Роберта Тича. Враг побежден, а над побежденным нельзя глумиться. (Правило, которому следовали далеко не все пираты, хотя знали его все без исключения.) Парусины, чтобы завернуть в нее мертвые тела хватало: ее снимали с обломков мачт «Отмщения королевы Анны». Затем добытые на корвете оружие и порох перенесли в трюмы «Черного алмаза». Оставалось отправить в дальнее плавание пленных, и это было сделано: бочонок с водой, немного хлеба и весла сложили в шлюпку, куда затем под язвительные шуточки победителей спустили всех семнадцать счастливчиков, которым повезло остаться в живых после смертельной схватки.

Сэр Рональд наблюдал за происходящим, уже не принимая в нем участия. Он умылся морской водой, поднятой из-за борта в кожаном ведерке, потом перешел на свой корабль и стоял, прислонившись к бизань-мачте, протирая куском парусины свою саблю, пытаясь концом той же сабли вычистить кровь у себя из-под ногтей. Его лицо, время от времени озаряемое редкими теперь вспышками молний, казалось еще бледнее, чем было недавно, когда он под дулом пистолета заставил пленных пиратов рассказать, куда делся их предводитель.

— Рони, все в порядке? — спросил Генри Бэкли, подходя к капитану.

— Да, если не считать того, что из-за какой-то ямайской ведьмы от меня ушел мерзавец Тич! — ответил сэр Рональд.

— Но ты забываешь, что теперь у тебя есть я и что вместе мы сможем осуществить твой план.

Капитан улыбнулся:

— Да, дядя Генри. Теперь уже ничего иного не остается. Хорошо, что ты не стал подходить ко мне, покуда я говорил с пленниками. Они, очень возможно, вернутся к своему предводителю, с которым тебе, думаю, придется встретиться. И слава богу, что никто из них не будет знать тебя в лицо.

— Те, кто видел мое лицо вблизи, уже не опишут моих примет Черной Бороде! — смеясь, воскликнул штурман, — Но, честное слово, Рони, твоя бледность меня пугает. Где твой румянец? Неужто на тебя так действует вид крови?

— Что?! — вне себя от обиды воскликнул капитан. — Да как тебе пришло в голову… Просто мне отчего-то не по себе. Холодно, что ли?.. Такое бывает после грозы.

Сэр Рональд сделал движение, собираясь отойти от мачты, но вдруг лицо его уже не просто побледнело, но помертвело. Он тихо, удивленно вскрикнул и стал оседать на палубу.

И лишь теперь Генри Бэкли в свете явившейся меж туч луны заметил небольшое черное отверстие на кирасе капитана и узкую багровую полоску, сползавшую по светлой стали.

— Господи! — вскрикнул в ужасе старый моряк. — Да ведь это пуля! Эй, сюда! Лекаря! Скорее лекаря! Капитан ранен!

Ник О'Коннел появился почти мгновенно. Наклонившись осмотрел отверстие в кирасе, потом попросил подбежавших к ним Джулиана Рея и еще одного пирата осторожно приподнять капитана, чтобы расстегнуть ремни кирасы.

— Помогите снять ее и раздеть капитана. Похоже, рана недалеко от сердца… И, кажется, она не сквозная. Значит, пулю придется вынимать.

Старый штурман был так напуган неожиданно открывшимся ранением сэра Рональда, что в первый момент и не подумал, ЧТО должно из-за этого произойти. Теперь тайна, которую Черный Алмаз два года таил от своих преданных пиратов, неизбежно откроется. И… Что они подумают? Какое потрясение испытают в этом случае?

У него мелькнула даже мысль попросить Рея очистить палубу от экипажа — приказать всем, кроме рулевого, уйти на нижнюю палубу. Но как объяснить такое приказание? Да и что это изменит? Если узнают Ник и Джулиан, то, конечно, будут знать и все остальные.

«О чем я думаю?! — тут же выругал себя старик. — Рана возле сердца — она может быть очень опасной, может вообще оказаться смертельной, а меня волнует соблюдение тайны, от которой, по сути дела, ведь ничего не зависит…»

О'Коннел со всей осторожностью стащил с капитана пробитую пулей кирасу, снял камзол, стал расстегивать пропитанную кровью рубашку.

— Силы небесные! — вырвалось у лекаря, и он едва не уронил свернутый трубкой бинт, который только что вытащил из своей сумки.

— Я что, сошел с ума?! — не вскрикнул, а просто взвыл Рей.

— Что там? Что?

— Что с капитаном?!

Со всех сторон к лежащему на палубе предводителю стали протискиваться пираты. И один за другим с воплями изумления таращили на него глаза. Форма открывшейся под распахнутой рубашкой груди не оставляла никаких сомнений: бесстрашный флибустьер, отчаянный и искусный рубака, умелый мореход сэр Рональд на самом деле был женщиной!

— Этого не может быть!!! — с изумлением, если не с ужасом вскрикнул Ник.

— Послушайте! — возвысил голос штурман, понимая, что сейчас его вмешательство будет совершенно нелишним. — Понимаю, вы все потрясены. Но, в конце концов, вольно же вам было два года самим ничего не замечать. А если уж не замечали, значит, ваш капитан был на должной высоте. Кажется, упрекнуть его… ее вам не в чем, верно?

— Да вы что, мистер! — крикнул кто-то из флибустьеров. — Да я двадцать лет хожу под черным флагом, а лучшего капитана не видел и не увижу!

Одобрительный гул голосов подтвердил, что это мнение разделяют все остальные.

— А раз так, — продолжал Генри Бэкли, — то главное сейчас не обсуждать, как могло случиться, что вы так обманулись, а поскорее помочь капитану. Потом я вам объясню, что все это значит.

— Я сама объясню!

Голос капитана Черный Алмаз звучал слабее, чем обычно, но был спокоен. Кажется, разоблачение не смутило его. Или, вернее сказать, ее.

— Прежде чем ты. Ник, вытащишь пулю, я хочу сказать вам, господа, кто я. Мистер Бэкли подтвердит мои слова. Меня зовут Вероника Дредд. Я дочь адмирала Роджера Дредда, которого три года назад заманил в ловушку и убил пират Роберт Тич, по кличке Черная Борода. Отец вырастил меня при себе, он растил мальчика, а не девочку, поэтому я умею не меньше, чем вы все, в чем, надеюсь, все здесь убеждались не раз. Условия контракта с каждым из вас соблюдались свято, и вам не в чем меня упрекнуть. Разве что в обмане, но кто же добровольно пошел бы служить под команду к женщине? Дальше каждый из вас поступит, как сам решит, и если надумает уйти, то получит расчет тоже согласно контракту.

— Это какого же дьявола рогатого мы должны уходить от лучшего капитана в Карибском море и на южноморском побережье? — удивленно спросил Джулиан Рей. — Лично я ни на кого вас не променяю, сэр. То есть… леди или… Да какая разница! Я буду с вами, капитан Черный Алмаз, тем более что теперь знаю, из-за чего вы охотитесь за Тичем, и буду рад вам помочь! А вы, ребята? — Он обвел взглядом столпившуюся вокруг команду. — Если кто собирается отвалить…

— Мы еще не сошли с ума!

— Пусть меня проглотит кит, если у меня родится в голове такая бредовая мысль!

— Крабы и устрицы! А что изменилось-то? Пол капитана? Ну и что?

— Пол не менялся, идиот! Просто мы малость подслеповаты…

— Что мы, сисек не видали? То есть мы, само собой, и смотреть не станем! А другой капитан нам не нужен!

Этот беспорядочный шквал голосов загремел со всех сторон, и тут Генри Бэкли во второй раз увидел слезы в глазах Вероники Дредд. Когда-то, три года назад, они стояли в ее глазах, когда онa провожала к последнему приюту своего прославленного отца. Его тело нашли моряки шлюпа «Принц Уэльский», вернувшиеся с подкреплением в роковую лагуну, где адмирал встретил свой конец. Пираты Черной Бороды сбросили убитых в воду, но матросы ныряли и обшаривали дно лагуны до тех пор, пока не отыскали тело любимого командира. Вероника, наверное, плакала, оставшись со своим горем один на один, но на кладбище не дала слезам пролиться.

Не дала и теперь, хотя причина слез была совершенно другая.

— Благодарю всех! — произнесла она, приподняв голову, и слабый румянец вернулся на ее щеки. — Преданность без награды не останется. А теперь. Ник, вынимай пулю. И не беспокойся: вопить от боли я не стану.

— Да когда ж вы вопили от боли, капитан? — удивился лекарь. — Я ведь уже, помнится, вынимал вам пулю из ноги. Не думаю, что тогда было менее больно. Сейчас вот обожгу щипцы, и… и вот она пуля! Совсем неглубоко вошла — кираса-то хорошая, немецкая. Слава богу!

Он с торжеством показал темный от крови кусочек металла и деловито принялся обрабатывать рану, чтобы наложить повязку.

Сэр Рональд, или леди Вероника — теперь каждый волен был называть ее про себя, как ему больше хотелось, — действительно вытерпел (или вытерпела) операцию, не издав ни звука, но затем сознание вновь оставило капитана.

— В каюту его! Скорее в каюту! — На правах старшего помощника Рей отдавал команды, а сам старался как можно осторожнее поднять своего капитана с палубы. — Ему… ей… А, пусть мне акула нос отъест, запутался! Вы, как хотите, а я буду называть капитана по-старому: сэр Рональд. Я не встречал в жизни человека, которого могу считать более настоящим мужчиной.

С Реем все согласились.

Когда Веронику уже несли к капитанской каюте, она вновь приоткрыла глаза:

— Джулиан! Мой приказ надлежит исполнить: корвет «Отмщение королевы Анны» должен затонуть! Отойдите от него на безопасное расстояние, чтобы не долетали осколки, и всадите в корпус несколько ядер. Лучше всего на уровне воды или чуть ниже.

— Не тревожьтесь, сэр! Ваши приказы всегда выполнялись и всегда будут выполняться! — пообещал Рей.

И подмигнул старому штурману, который шел рядом, бережно поддерживая голову капитана.

— Потом идем на Ямайку, — прошептала Вероника. — Отдыхаем, латаем нашу посудину и лечим наши раны. А после продолжим охоту.