Черный Лев

Глава 16

Она просыпалась медленно, не сразу приходя в себя, не понимая поначалу, где находится. И протянула было руку, чтобы погладить щеку Ранулфа, мечтая о его тепле, близости, надежности… Но глаза недоуменно распахнулись, когда рука встретила только холод пустоты. Лайонин сразу вспомнила о прошлой ночи и села, прижимая к груди одеяло. Элис подняла голову от шитья и улыбнулась госпоже.

– Уже поздно?

Элис утвердительно кивнула.

– Ты позволила мне долго спать…

Элис снова улыбнулась и снова опустила глаза на заплатанную шерстяную тунику. Лайонин задумчиво посмотрела на нее:

– Ты все знаешь, верно? До сих пор я этого не понимала, но тебе все известно.

Элис хитро усмехнулась, давая понять, что Лайонин совершенно права, после чего поднялась и принесла госпоже одеться.

Весь день они провели в комнате, то и дело с беспокойством поглядывая на закрытое ставней окно. К вечеру пришла леди Маргарет.

– Значит, сегодня ты не пожелала почтить нас своим присутствием. Думаю, лорду Мореллу тебя не хватало.

– Он очень редко удостаивает меня взглядом. Поэтому я не понимаю, о чем вы говорите.

– Он прямо сейчас отправляется в Англию – узнать, почему твой муж не пожелал прислать выкуп.

Лайонин ослепительно улыбнулась, слегка прижимая руку к животу, где отчаянно толкался ребенок:

– Мне казалось, вы считаете, что мужу я не нужна, иначе он не поехал бы ко двору развлекаться.

Леди Маргарет нахмурилась:

– Сегодня ты что-то чересчур уверена в себе! Не знай я, как хорошо охраняют эту комнату, подумала бы, что у тебя завелись секреты.

– О нет, это все ребенок, – дерзко усмехнулась Лайонин. – Наверное, вам известно, какая безмятежность снисходит на женщину незадолго до родов.

– Нет, такое проклятие, как огромный живот, до сих пор меня миновало. У меня никогда не было детей, и слава Богу! Предпочитаю получать наслаждение без подобных последствий. Такого наказания я не заслужила. Когда начнутся схватки, пусть Элис придет ко мне, и я пошлю за повивальной бабкой. Ты меня поняла, Элис? Если у госпожи заболит живот беги скорее ко мне.

Элис тупо вытаращилась на хозяйку и энергично закивала: глаза сияют, рот слегка приоткрыт. Словом, истинное воплощение глупости!

– Не понимаю, как ты можешь выносить ее присутствие целыми днями и при этом сохранять рассудок! – раздраженно бросила Маргарет.

– Ее намерения чисты, и она искренне заботится обо мне.

– Пора идти. Я наняла новых охранников для твоей защиты. Морелл уверяет, что я поступила правильно, но мне немного не по себе.

– Вот как? – пробормотала Лайонин, глядя в огонь. – И они так же свирепы и уродливы, как те четверо?

Леди Маргарет плотоядно рассмеялась:

– О нет, они настоящие красавцы, сильные и стройные! Когда твоя фигура станет прежней, я отдам тебя одному из них. Тебе они понравятся, тем более что, как я слышала, тебе по вкусу черноволосые мужчины.

Язвительно хмыкнув, она повернулась и вышла.

Рука Элис легла на плечо Лайонин. Их глаза встретились.

– Да, знаю, что была неосторожна и едва не выдала себя, но она не сумела узнать в них людей Ранулфа. Я рада, что сэр Морелл уезжает. Ранулф говорит, что легко совладаете моими стражами. Хорошо, что в замке осталось меньше защитников.

Настала ночь. Лайонин нетерпеливо ждала, положив рядом узелок с одеждой. При мысли об опасности, грозившей Ранулфу, о риске, которому он подвергался по ее глупости и доверчивости, тревога все усиливалась. Перед тем как лечь в постель, она несколько часов молилась, стоя на коленях. Только безмолвные просьбы Элис заставили ее встать.

Как ни удивительно, она быстро заснула и проснулась в темноте. Большая теплая ладонь зажимала ее рот. Она взглянула в глаза Сэнневиллу.

– Миледи, я рад снова видеть вас.

Она на мгновение сжала его руку, наслаждаясь видом знакомого, дружеского лица.

– Миледи, он не стоит ваших знаков внимания. Можете представить, что я буквально заставил его спуститься по этой веревке? Он твердил, что башня непременно обрушится и похоронит его под обломками.

Лайонин улыбнулась Корбету, счастливая слышать привычные шутки и балагурство:

– Ни за что не поверю. Надеюсь, вы оба живы и полны сил.

– Только сейчас, когда солнце снова взошло. Мальвуазен погружен во мрак без своей золотоволосой хозяйки.

Лайонин задохнулась от радости и смахнула непрошеные слезы.

– Сэр Корбет, ты ничуть не изменился, но все равно очень приятно увидеться с вами обоими. Сэр Сэнневилл, надеюсь, ты стараешься помешать его проделкам?

Сэнневилл лукаво подмигнул:

– Вижу, вы хорошо его знаете. Но не он причинил нам всем столько бед и неприятностей.

Она прикрыла руками лицо. . – Нет, не нужно журить меня. И без того муж меня хорошо отругал. Скажите правду, он действительно рубил дрова? «Черные стражи» хитро переглянулись:

– Так оно и было. Нелегко ему пришлось, и мы часто подбадривали его, стоя на стенах замка.

– Не может быть!

– Ну… не могли же мы упустить такой шанс! Когда еще удастся покомандовать своим господином! – хмыкнул Корбет.

– Пусть Хьюго боится за свою жизнь! – выпалил Сэнневилл.

– А что натворил сэр Хьюго? – всполошилась она. – Такой спокойный, мирный человек!

Корбет старался приглушить так и рвавшийся из горла смех.

– Леди Маргарет велела ему присмотреть за сервами. Лорд Ранулф всячески старался уклониться от своих обязанностей, но Хьюго не смог допустить такого. Он отважный рыцарь.

– Мой муж?

– Нет, – хмыкнул Сэнневилл. – Это у сэра Хьюго больше отваги, чем у нас всех, вместе взятых. Он прислонился к стене, жуя яблоко, и преспокойно ткнул пальцем в нашего господина. До сих пор слышу его слова: «Эй, ты там! Вроде бы крепкий парень, так что будешь колоть дрова, а те, кто пониже ростом и послабее, носите их в дом».

– Удивляюсь еще, как поленья не загорелись от проклятий лорда Ранулфа.

Лайонин радостно засмеялась:

– Все равно страдать будет не сэр Хьюго, а я, из-за которой у вас столько неприятностей.

Случайно взглянув в угол, она заметила тихонько сидевшую Элис и спросила:

– Ты знаешь этих людей, Элис?

– Это она привела нас к леди Маргарет, – весело сообщил Корбет. Элис показала сначала на свои, потом на их глаза, и Лайонин пояснила:

– Она, должно быть, поняла, что вы из «черной стражи». Я часто рассказывала ей о Мальвуазене.

– Какой почет для всех нас! Значит, вы помнили о верных слугах. Наша любимая миссия – спасать попавших в беду дам. Жаль только, что нигде не найти свирепого дракона, дабы убить его в вашу честь!

Она откинулась на каменную стену и тяжело вздохнула. Несмотря на все шуточки, миссия на самом деле была нелегка и могла стоить им жизни. И все же они вели себя так, словно отправлялись на прогулку.

Лайонин попыталась подняться, и Элис сразу же подхватила ее под руку. Переодеваться не было нужды: в ожидании побега Лайонин спала в шерстяной одежде. Оба стража были потрясены ее изменившейся фигурой.

– Теперь я понимаю, что случилось с солнцем. Лайонин недоуменно посмотрела на Корбета.

– Вы его проглотили.

Лайонин так и прыснула со смеху. К тому же сейчас было не время упрекать их за дерзость. Они были связаны древними узами дружбы между неравными по положению людьми. Позже, в Мальвуазене, все вернется на круги своя. Они опять станут простыми рыцарями, она – знатной дамой. Но теперь обстоятельства переменились.

Элис натянула на нее сюрко и плащ из толстой ткан и: теплую, крепкую одежду.

– Ты не передумала, Элис? Может, поедешь с нами?

Элис дотронулась до волос Лайонин и покачала головой. Она ирландка. Ее семья и корни здесь. Она не покинет свой дом.

Разговор был прерван криком в коридоре. Лайонин поразилась скорости, с какой Корбет и Сэнневилл оказались у двери и прислонились к ней спинами, удерживая тех, кто пытался ворваться в комнату.

– Подведи ее к окну, – велел Сэнневилл Элис. – Если понадобится, спустишь ее на веревке. Внизу ждет Герн.

В коридоре слышались звон стали и громкие голоса. В дверь оглушительно колотили, но стук смолк, когда в бой вступили Ранулф и его люди. Лайонин сидела на стуле около окна, с белым от страха и напряжения лицом.

Боевой клич Ранулфа разнесся по замку, наполняя каждый уголок старого донжона. Лайонин ничего не оставалось, кроме как ждать и прислушиваться к леденящим кровь воплям, звукам ударов стали по дереву, камням и человеческой плоти.

Сэнневилл и Корбет следили за ней. Они не могли помочь товарищам и сюзерену. Ожидание для них было куда труднее любого сражения.

Когда ей уже казалось, что сердце сейчас разорвется от парализующего страха, за дверью вновь раздался приказ Ранулфа:

– Открывайте!

Корбет и Сэнневилл распахнули тяжелую дверь, за которой оказался залитый кровью Ранулф. Его свирепое, искаженное яростной гримасой лицо было пугающим. Лайонин попыталась встать и приветствовать его, но колени подкашивались. Элис помогла ей.

Ранулф поглядел в ее сторону – удостовериться, что она невредима.

– Морелл собирает армию. Несколько сотен головорезов. Гилберт видел, как они во весь опор скачут к замку. Должно быть, кто-то донес о нашем появлении. Я послал гонца к кузену Дейкра, и они пообещали встретить нас к северу отсюда.

Одним шагом он перекрыл расстояние, отделявшее его от Лайонин, и, едва взглянув на жену, подхватил ее на руки.

– Герн уже оседлал лошадей. Корбет, захвати мое оружие.

Лайонин спрятала лицо у него на груди, задыхаясь то ли от запаха крови, то ли от ужаса. Живот свело болезненной судорогой.

Времени хватило только, чтобы послать Элис прощальный взгляд.

За воротами замка их ждали восемь оседланных лошадей во главе с Таем. Ранулф поднял ее в седло, и она стиснула луку, корчась от боли.

– Ты не ранена? – резко бросил Ранулф.

– Все хорошо…

– Тогда я должен позаботиться о своем рыцаре.

Лайонин оглянулась. Маларда подсаживали в седло. Левая нога рыцаря сильно кровоточила, а плащ был располосован почти надвое.

Ранулф обменялся с ним несколькими словами и, вернувшись, вскочил в седло позади жены.

– Он сможет ехать? – спросила она.

– Да, по крайней мере пока. Его ранили боевым топором. Нужно как можно скорее обработать рану, иначе ему грозит потеря ноги, а то и жизни, – объяснил он, беря поводья и пуская Тая в галоп. Новый приступ боли едва не лишил ее сознания. Тогда она поняла, что малыш решил встретиться с отцом, и стала молиться про себя, чтобы у них хватило времени уйти от преследования. Если Морелл вновь захватит их… всему конец.

Они мчались как ветер около двух часов, после чего Ранулф объявил привал. Лайонин сжала живот, радуясь, что боль не сразу вернулась и тряска намного уменьшилась. Ранулф спешился и подошел к Маларду.

– Боюсь, он потерял сознание, милорд, – донесся до нее тихий голос Хьюго.

Лайонин круто обернулась. Сильный темноволосый рыцарь без чувств склонился на холку коня. Кровь покрывала бока всадника и животного. Зрелище отнюдь не облегчило боли роженицы.

– Он больше не может скакать, – покачал головой Ранулф. – Моя жена тоже устала. Я останусь с ними: за этими деревьями видна хижина. А вам нужно ехать, и как можно быстрее, ибо, если люди Морелла увидят вас и поймут, что нас с вами нет, они вернутся и отыщут всех троих. Шестеро рыцарей торжественно кивнули.

– Люди Дейкра ожидают вас. Оставьте все тряпки, какие только можно, для ноги Маларда. А теперь в путь, и не возвращайтесь, пока не окажетесь в безопасности.

Они, наскоро помолившись, стали поспешно вытаскивать полотняные камизы из седельных сумок. С их отъездом в лесу воцарилась неестественная тишина. Ранулф взял коней под уздцы и повел к небольшому каменному домику с полуразрушенной черепичной крышей, под остатками которой надеялся найти убежище. Оставив людей и животных под деревьями, он вынул меч и тщательно обследовал домик. Убедившись, что он пуст, Ранулф вернулся к лошадям и снял Лайонин с седла. Измученная женщина прислонилась к дереву.

Осторожно снять Маларда с лошади оказалось нелегкой задачей, но Ранулф понимал, что от этого зависит жизнь человека. Ноги подгибались под тяжестью одетого в доспехи рыцаря. Но он все-таки сумел донести и уложить Маларда на грязные тростниковые подстилки.

Лайонин снова схватилась за живот: очередная схватка не заставила себя ждать. Теперь они следовали одна задругой. И каждая была сильнее прежней. Но бояться не было времени: следовало как можно скорее позаботиться о Маларде. Она собралась с силами, вошла в хижину и встала на колени рядом с раненым:

– Сейчас я перевяжу рану. Только приподними его, и мы снимем шоссы. Принеси тряпки. Нельзя ли разжечь огонь?

– Нельзя. Остается надеяться, что люди Морелла не увидят этих развалин. Морелл! Хотел бы я встретиться с ним один на один!

– Не трать время на размышления об этом человеке. Лучше найди какой-нибудь сосуд и поищи воду. Нужно очистить и забинтовать рану.

Ранулф молча вышел, так и не увидев, как жена зажмурилась и снова обхватила живот.

– Ребенок? – прерывисто прошептал Малард.

Она улыбнулась и пригладила мокрые от пота волосы:

– Не смей разговаривать и зря тратить силы. Мы позаботимся о тебе, и все будет хорошо, но ты должен отдохнуть. И ты прав, роды начались, только ничего не говори Ранулфу.

– Думаю, он и сам скоро узнает.

– Да. А теперь лежи смирно. Мне нужно вынуть из раны кусочки железа.

Вернулся Ранулф с большой глиняной миской, полной воды:

– Она треснула, но воду еще держит. Малард говорил с тобой?

– Он беспокоится за мою безопасность, – сказала она, почти нежно глядя на рыцаря.

Ранулф пригляделся к ней и, заметив ее бледность, коснулся волос и погладил по щеке.

Лайонин согнулась от боли. Ранулф прижал ее к себе:

– Опять малыш брыкается?

– Да, совсем разошелся. А теперь разорви камизу и намочи тряпки, пока я осмотрю рану.

Они молча и дружно работали. Лайонин тщательно удалила все обломки железа сорванной веточкой, с которой содрала кору. Приходилось часто замирать, чтобы вытерпеть очередной приступ боли. Ранулф не утешал ее, только держал за плечи.

Наконец нога Маларда была перевязана. Они подумали, что раненый заснул, но он неожиданно открыл глаза:

– Теперь ваша очередь, миледи.

– Да, – улыбнулась она. – Боюсь, моя очередь уже подошла.

Ей приходилось терпеть почти непрерывную боль.

– Что с тобой? – нахмурился Ранулф.

– Ваше дитя просится на свет, милорд, – прошептал Малард.

– Не может быть! Роды некому принимать! Графиня, терзаемая особенно сильной схваткой, невольно рассмеялась.

– Лайонин, тебе нельзя сейчас рожать. Погоди, пока я не найду повитуху!

– Нет, Ранулф, не оставляй меня. Помоги лучше лечь. Он взял ее на руки, и она ощутила, как дрожит его сильное тело.

– Боюсь, я опять залью тебя кровью, ибо роды без крови не обходятся. Ранулф! Я всего лишь хотела пошутить. Не принимай все так близко к сердцу! Роды – это легкий труд!

Он осторожно уложил ее на подстилку.

– Пойду нарву мха, чтобы сделать тебе постель. Время еще есть? – с трудом выдавил он.

– Да, но совсем немного. Ранулф вылетел из хижины.

Новая схватка оказалась такой сильной, что она судорожно схватилась за грязные стебли тростника. Чья-то большая теплая рука взяла ее руку. Сила и близость Маларда ободрили ее.

Ранулф вернулся очень быстро и расстелил под ней мох. И хотя увидел, как жена и Малард держатся за руки, ничего не сказал и втайне порадовался, что есть кому помочь. Лайонин согнула ноги в коленях и стала тужиться.

Ранулф взял себя в руки, разрезал на ней одежду, смочил тряпку и стал вытирать ее лоб, бормоча нежные слова при каждом новом приступе боли. Где-то неподалеку раздался конский топот, и все трое замерли, боясь, что Морелл их обнаружит. Но всадники промчались мимо, и они облегченно вздохнули.

Однако тишина стояла недолго. У Лайонин отошли воды, и Ранулф, на своем веку помогавший разродиться многим кобылам, понял, что ребенок скоро появится на свет. Малард, поддерживая себя руками, подобрался ближе и зажимал ей рот каждый раз, когда она пыталась закричать. К счастью, мучения ее скоро прекратились. Еще немного – и между ног роженицы показалась темная головка. Ранулф едва успел подхватить малыша, быстро размотал обвитую вокруг шеи пуповину и очистил ротик от слизи. Ребенок оглушительно завопил, протестуя против сырости и холода, и Ранулф поскорее обрезал пуповину и убрал послед.

Рождение младенца словно влило в Маларда новые силы. Именно он вытер кричащего ребенка лоскутом, оторванным от бархатного плаща, и потеплее закутал, осторожно касаясь густых черных волосиков, покрывавших головку. Он отдал ребенка измученной матери, и она нежно погладила сморщенное личико и крошечные ушки.

– Я тоже хочу увидеть свое дитя, – спокойно объявил Ранулф, беря у нее ребенка. Стояла ночь, и хотя они не смели разжечь костер, было светло – луна светила ярко. Ранулф вынес ребенка из хижины и, развернув плащ, принялся изучать маленькое тельце. Лайонин был виден только профиль мужа, державшего на руках сына: священный момент, который никто, кроме этих двоих, не мог бы разделить. Большая ладонь Черного Льва едва касалась крошечных пальчиков, и Ранулф улыбнулся, когда малыш крепко вцепился в смуглый, загрубевший палец отца.

Ранулф снова завернул сына, положил на грудь Лайонин и осторожно погладил ее по щеке. Только влажно блестевшие глаза выдавали глубину его чувств.

– Спасибо тебе за сына, – прошептал он, прежде чем лечь рядом. Все четверо мирно уснули, связанные пережитыми тяготами и совместной радостью. Разбудил их крик малыша, и все разделили счастье первого кормления и восторга блажен-1 ю щурившегося младенца. В эти ранние предрассветные часы не существовало неравенства между лордом и вассалом или отцом и другом. Их союз благословила новая жизнь невинного существа. Трое улыбавшихся друг другу взрослых стали одним целым.

Они еще немного поспали, а когда проснулись, на небе уже вовсю сияло солнце. Ранулф помог Маларду выбраться из хижины и облегчиться, после чего, оставив ребенка на попечение рыцаря, вынес жену на воздух.

Прежде чем войти обратно, Ранулф немного посидел под деревом с женой на коленях, нежно целуя пухлые губы.

– Насколько я понимаю, ты доволен сыном? – поддразнила она.

– Да, он самый красивый младенец на свете. Уверен, что лучше не бывает, – серьезно заверил ее Ранулф.

– Не считаешь, как большинство отцов, что он слишком красный и уродливый?

– И вовсе он не красный. Такой же смуглый и темноволосый, как я. Видела, как волосики завиваются на затылке? И у него будут зеленые глаза, как у матери. Он уже выказывает силу, подобающую рыцарю, и наверняка будет настоящим великаном.

– Это верно, недаром я думала, что он разорвет меня, когда пробивался наружу.

– Ничего подобного, ты ошибаешься. Он сам сделал всю работу, когда рвался в этот мир.

– Ранулф! – рассмеялась она и увидела его ответную улыбку. – На этот раз ты не выглядишь таким самоуверенным!

Ранулф прижал ее к себе:

– Я скажу, чего боюсь. Не знал, что роды – это так трудно. Ты такая маленькая, а мой сын – очень большой.

– Я уже почти забыла о боли, так что не беспокойся обо мне. Достаточно того, что я тебе угодила.

Он прислонился к дереву.

– Да, Монтгомери – само совершенство, и я…

– Монтгомери?! Ты уже дал ему имя, даже не посоветовавшись со мной? Что, если бы я выбрала другое?

Ранулф пожал плечами:

– Я бы все равно не передумал. Моего сына зовут Монтгомери де Уорбрук, четвертый граф Мальвуазен. Это имя моего деда, и он снова оживет в моем сыне. Скоро мы вернемся на остров и окрестим малыша. Дейкр будет крестным отцом, а вторым крестным назначим Маларда.

– Малард? Разве не следовало бы попросить твоего брата Джеффри?

– Нет, Джеффри нужна девочка, чтобы лелеять и баловать. Мой человек заслужил такую честь.

– Верно. А в крестные матери возьмем Беренгарию, если это не нарушает твоих тщеславных планов.

Он пропустил мимо ушей ее ехидную реплику, задумчиво глядя вдаль.

– Жаль, что матушка его не увидит. Она так мечтала о доме, полном детей!

Лайонин безуспешно пыталась найти слова сочувствия:

– Уверена, что она была счастлива подарить миру такого красивого мальчишку, как ты!

– В этом она была полностью с тобой согласна, – расплылся в улыбке Ранулф. – Может, даже хорошо, что она так и не увидела, каким никчемным вырос Джеффри.

– Ты чересчур низкого мнения о брате. Я нахожу его красивым и добрым.

– Сегодня я не поддамся на твои издевки, потому что слишком рад рождению сына.

– Молюсь, чтобы он, оказавшись похожим на тебя, не унаследовал твоего тщеславия и высокомерия.

Он поцеловал ее в шею:

– Он будет милым ребенком и счастьем своей матери. Я сегодня уже говорил, что люблю тебя? И с каждым днем все больше.

– Нет, но я жадно впитываю твои слова. Он резко вскинул голову.

– Ты мое проклятие. Месяцами оставляешь меня одного, и я не могу найти женщину по вкусу, а когда снова вижу тебя, размерами ты соперничаешь с моим конем, и вот теперь приходится ждать, пока ты оправишься после рождения сына. Думаю, что буду воздерживаться даже от поцелуев, пока ты окончательно не встанешь на ноги.

– Ты очень заботливый муж, – прошептала она, проводя губами по его шее.

– Лайонин! Немедленно прекрати! Лучше скажи, какой подарок ты желаешь получить за сына? Если хочешь, я добуду тебе корону из звезд.

– Ах, мой галантный рыцарь, ты так великодушен! Но пусть звезды остаются на местах, чтобы и остальные могли ими любоваться. Больше всего я мечтаю о возвращении в Мальвуазен, к людям, которых знаю и люблю. И еще я желаю здоровья сыну.

– Но, может, какую-нибудь безделушку? Драгоценность? Лайонин немного подумала.

– Мне бы хотелось вернуть львиный пояс.

Ранулф широко улыбнулся и, порывшись в висевшем на талии кошеле, вынул золотой пояс. Глаза Лайонин восторженно сверкнули.

– Любое твое желание – закон для меня. Лайонин, радостно вскрикнув, прижала пояс к груди.

– Ты и не знаешь, как я страдала из-за его потери! Но у меня отобрали все остальное, и мне нечем было подкупить мальчишку. Из всех вещей я ничего не любила так, как этот пояс.

Ранулф продолжал улыбаться.

– А как насчет меня, Львица? Разве я не отношусь к твоим владениям и на меня не распространяется часть твоей любви?

– Но я не владею тобой, Ранулф. Ты никому не можешь принадлежать.

Лицо его было серьезным.

– Боюсь, ты ошибаешься, маленькая Львица. Если кто-то когда-то и владел мужчиной, так это ты.

Их взгляды скрестились в глубочайшем понимании и бескрайней любви, перехлестнувшей границы повседневного существования или наслаждений плоти. В этот миг соприкоснулись их души.

Крик ребенка вернул их к действительности.

– Монтгомери зовет маму, – вздохнула она. Ранулф легко поднялся с женой на руках:

– Тогда мы принесем ему все, что он желает. Сыну Черного Льва достаточно попросить, и он получит весь мир.

– Вижу, что отныне на мне лежит тяжкое бремя, ибо малыш, несомненно, вырастет твоей точной копией.

– Да, и Львица будет обожать нас обоих.

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

На этот раз, когда Лайонин кормила сына, Малард деликатно отвернулся.

– Прекрасный малыш, верно? – хвастался Ранулф.

– Да, милорд. В его возрасте я не видел малыша сильнее! И какие густые волосики!

– Что скажешь, если мы предложим тебе стать крестным Монтгомери?

Малард долго молчал.

– Это большая честь, – тихо выдавил он наконец, – и не думаю, что я ее достоин.

Лайонин прикрыла грудь и прижала к себе спящего малыша, играя с локоном черных волос, которые уже начинали виться.

– Думаю, ты более чем достоин, поскольку помогал привести его в мир. Немногие крестные отцы могут этим похвастаться.

Смуглый рыцарь улыбнулся:

– Можете быть уверены, я стану любить мальчика, как собственного сына.

– По-моему, ты уже его любишь, – начал Ранулф, но тут же замолчал и прислушался. – Кто-то едет, – прошептал он, выхватывая меч.

Малард с трудом поднялся, цепляясь за острые камни стены, и загородил собой Лайонин и младенца.

Ранулф встал на пороге и вопросительно оглянулся на рыцаря.

– Пока во мне останется хотя бы капля жизни… – мрачно заверил тот.

Лайонин не двигалась с места, прижав к груди Монтгомери. Она заметила, что рана Маларда вновь открылась. Но он крепко стоял на ногах, не обращая внимания на боль и лившуюся на землю кровь, верный своему долгу, готовый защитить госпожу и нового лорда Уорбрука.

– Да здравствует «черная стража»! – раздался крик Ранулфа откуда-то сверху, из укромного места, где он готовился к нападению. Он спрыгнул вниз и помчался приветствовать своих людей.

Малард почти свалился на пол и вытянул ногу. Только сейчас его лицо исказилось гримасой боли.

– Будь я один, – застенчиво улыбнулся он, – наверняка завыл бы на луну. Хорошо, что вы рядом.

Она с состраданием смотрела на него, понимая, как плохо приходится бедняге. Снаружи доносился дружный смех рыцарей. До чего же изменился Ранулф за последний год!

Малард, казалось, понял, о чем она думает, и потому они тоже обменялись улыбками.

– У нас гость! – объявил Ранулф. – Желанный и долгожданный гость, и я едва смог с ним справиться. Он могучий воин. Его сила уже пугает меня.

Стражи молча переглянулись, не понимая, о ком идет речь.

– Малард! – позвал Корбет. – Надеюсь, ты устал притворяться и готов вернуться к работе? Миледи, я не видел вас с тех пор, как…

Он замолчал при виде ребенка. Сэнневилл удивился. Что может заткнуть рот такому болтуну? Но тоже увидел черноволосого младенца, спавшего на руках матери, и онемел от изумления.

Постепенно в хижину набились все «черные стражи». Каждый при виде долгожданного гостя падал на колено и почтительно склонял голову. Момент был самый торжественный: люди Ранулфа целовали маленькую ручку и клялись в верности наследнику лорда. Лайонин не скрывала слез. Она заметила также, что подбородок Ранулфа заметно подрагивал.

– Да здравствует сын графа Мальвуазена! – дружно кричали они, так что дрожали камни. Шум Монтгомери не понравился, и он издал такой крик, что легко перекрыл мужские вопли.

Ранулф гордо улыбнулся сыну:

– Боюсь, рыцари мои, вы не слишком нравитесь моему сыну.

– Ну… почти год ушел на то, чтобы он появился на свет, если считать со дня вашей свадьбы, – обрел голос Корбет. – Так что кое-кто из нас выиграл пари и немного разбогател.

Ранулф недоуменно нахмурился, но тут же, что-то сообразив, рассмеялся:

– Полагаю, это затея Дейкра. Буду рад, когда ему придется платить! А если пойдет на попятный, с радостью помогу вам содрать с него долг!

Лайонин отвела взгляд, делая вид, что ничего не поняла, но втайне поклялась в один прекрасный день отплатить лорду Дейкру за его наглую самонадеянность.

Ранулф выступил вперед, осторожно взял у нее сына и вынес из хижины. Рыцари последовали за ним. Она подошла к окну и увидела, как отец развернул ребенка и с гордостью показал его окружающим, не переставая хвастаться его силой и здоровьем. Нетрудно было увидеть, с какой нежностью отец обращается с сыном.

Вскоре мужчины разожгли огонь, и Гилберт с Герном отправились в ближайшую деревню за едой и чистым полотном для ребенка. Лайонин в жизни не радовалась ни одному купанию так, как этому, в полуразрушенной ирландской лачуге. Впервые она осторожно вымыла новорожденного, восхищаясь его красотой и глазами, которые, как и предсказал Ранулф, с каждым часом становились все зеленее.

Они провели здесь два дня, в основном чтобы дать отдых ноге Маларда. И поскольку рыцарь отказался ехать в телеге, мужчины умудрились подвесить его ногу к седлу, так чтобы она не сгибалась во время поездки.

Они путешествовали медленно, часто отдыхали, и Ранулф старался выполнять все желания Лайонин, всегда готовый предложить ей помощь. Она так и не спросила, что случилось с сэром Мореллом, Амисией или хотя бы с леди Маргарет, но несколько раз видела, как Хьюго и Ранулф о чем-то беседуют, и инстинктивно чувствовала, что отныне им не грозит никакое предательство.

В Уотерфорде они сели на корабль, плывущий в Англию. Неизвестно, по какой причине: то ли потому, что голова ее кружилась от счастья, то ли оттого, что в животе больше не было ребенка, – но морская болезнь ни разу ее не побеспокоила. Она часами простаивала у поручня, наслаждаясь соленым запахом моря и теплым ветерком.

Им предстояло еще долгих пять дней пути до Мальвуазена, и никогда еще она с таким нетерпением не ждала возвращения в родной дом. Даже плавание на пароме, казалось, заняло целый день. К тому времени, когда они увидели серые башни замка, Монтгомери исполнилось семнадцать дней, и он уже начал набирать вес. Он почти все время спал, часто лежа на сильной руке отца, безразличный к окружавшим его людям и событиям.

Когда они показались у ворот замка, пропели трубы, и обитатели замка и деревенские жители бросились приветствовать хозяев. Весть о появлении ребенка быстро распространилась по острову, и люди столпились, чтобы увидеть младенца, и громко, радостно вопили при виде темноволосой головки.

– Ранулф! – воскликнула Лайонин, коснувшись его руки, и показала вперед, на группу всадников, выехавших из ворот замка. Он кивнул. Она пришпорила коня, не обращая внимания на стражей, которые последовали за ней. Подъехав ближе, она спешилась и с широко раскинутыми руками бросилась к всадникам. Леди Мелита обняла дочь, и обе заплакали радостными слезами.

– Ты здорова, дочь моя? – спросила она. – Тебе не причинили зла?

– Нет, я здорова и очень счастлива снова вернуться домой. Отец тоже здесь?

Мелита отступила, и Лайонин обняла отца, который незаметно вытер слезу.

– Ты хорошо выглядишь, дочка. И очень походишь на львицу, в честь которой тебя назвали.

Лайонин с сияющей улыбкой смотрела на родителей.

– И она произвела на свет львенка, вашего внука. Зеленоглазого, черноволосого, с железными легкими, – объявил Ранулф, соскользнув на землю и даже не потревожив ребенка, которого бережно держал.

Мелита взяла спящего младенца и коснулась его личика. Вместе они прошли через западный барбакан[6] и оказались во внутреннем дворе, где собрались слуги из замка, ожидавшие своей очереди взглянуть на дитя. Когда они оказались в Блэк-Холле, первым, кого увидела Лайонин, был Брент. Мальчик сидел один на мягком сиденье-подоконнике, очевидно, растерявшись от такого шума и не понимая, что с ним теперь будет. Ранулф и Лайонин отсутствовали больше четырех месяцев, а для шестилетнего ребенка это большой срок. Теперь они казались ему почти чужими.

Лайонин уселась рядом с ним, пока остальные передавали Монтгомери с рук на руки.

– Брент, как я рада снова видеть тебя!

– И я вас, миледи, – пробормотал он, теребя плащ.

– Хочешь, расскажу, как меня спас лорд Ранулф? Как он лез в мое окно по веревке, как рубил дрова?!

Глаза Брента загорелись.

– Черный Лев рубил дрова? Я вам не верю!

Рассказывая невероятную историю, она видела, как он постепенно успокаивается, очевидно, понимая, что отныне все будет хорошо.

К ним подошел Ранулф, неся на руках Монтгомери:

– Хочешь посмотреть на моего сына, Брент?

– Я… да, – нерешительно буркнул он.

Ранулф встал на колени перед мальчиком и, пока тот изучал новорожденного, следил за Брентом.

– Конечно, он мал и беспомощен.

Услышав такое заявление, Ранулф вскинул брови:

– Придется настоящим мужчинам, таким как ты, я и, конечно, «черные стражи», долго школить его, пока он не станет рыцарем. Как по-твоему, ты сможешь его многому научить?

Голубые глаза Брента вспыхнули.

– Конечно, милорд.

– И как мой паж станешь присматривать за ним и защищать его?

– Клянусь.

– Вот и хорошо. А теперь я хочу посмотреть на свой замок. За время моего отсутствия ничего не случилось?

– Ничего, милорд. А Уолтер позволил мне завести собственного ястреба. Он говорит…

Мальчик подбежал к двери и остановился, нетерпеливо дожидаясь хозяина.

Ранулф отдал сына Лайонин, и когда та подхватила малыша, муж осторожно положил руку на ее затылок и припал к губам, нежно и бережно.

– Поверить не могу, что этот ребенок – мой, ибо, клянусь, мне кажется, что я не прикасался к тебе больше года.

Он снова поцеловал ее, теперь гораздо требовательнее, и новорожденный принялся извиваться, словно боясь, что отец его раздавит.

– Лайонин! – окликнула Мелита. Ранулф отступил от жены.

– Что скажешь, если я переброшу тебя через седло и увезу? Она подалась ближе и положила руку на его грудь.

– Готова вытерпеть все, что они потом скажут, будь то гневные или добрые слова.

Ранулф коснулся ее волос, провел большим пальцем по бровям:

– Ты настоящая бесстыдница! А кто будет кормить моего сына?

– Мы могли бы взять его с собой.

– Только дьявол умеет так искушать! Неужели у тебя нет чести?

– Моя честь – ты, и я пойду за тобой, куда бы ты меня ни повел.

– Леди Мелита, сжальтесь и немедленно заберите дочь. Я обнаружил, что она, как и раньше, совершенно не умеет вести себя в присутствии гостей.

Мелита, улыбаясь, перевела взгляд с дочери на зятя:

– Боюсь, что как мать обязана защитить ее. Клянусь, Лайонин была милым, послушным ребенком до того момента, когда повстречалась с вашей светлостью.

Лайонин ехидно усмехнулась.

Ранулф, сверкая глазами, покачал головой. Ох уж эти женщины!

И все же он остановился у двери, чтобы полюбоваться Лайонин, ворковавшей над ребенком, после чего довольно улыбнулся и, сдавшись на милость Брента, отправился смотреть его ястреба.

Мелите не было нужды спрашивать, счастлива ли дочь: достаточно было взглянуть на ее лицо. У нее было все: муж, сын и дом. Разве можно не заметить покоя и гармонии, царивших в этой комнате?