Черный петушок

По дороге в школу Дельфина и Маринетта встретили на лугу черного петушка, торопливо шагавшего среди высокой травы.

— Ты куда, петушок? — спросила Маринетта.

— Куда иду, туда иду, — даже не повернув головы, ответил петушок, — а болтать мне некогда.

Было совершенно ясно, что откровенничать он не расположен: шел себе и на ходу чистил клювом перышки своего жабо, а в его золотистом глазу мерцал злобный огонек. Маринетте было обидно, что петушок так сердито ответил ей.

— И с чего это он развоображался? — шепнула она на ухо сестренке. — Какой-то никчемный петушок, а…

— Он всегда был слегка заносчив, — сказала Дельфина, — но вряд ли он настолько дурно воспитан. Наверняка знает, что ты вчера получила целых две плохих отметки, вот и не хочет с тобой разговаривать.

— Раз уж он все знает, должен тогда знать, что я их вовсе не заслуживаю.

Пока они спорили, петушок ушел довольно далеко; в густой траве виднелось только яркое красное пятнышко — его гребешок. Дельфина побежала за петушком, обогнала его и присела перед ним в реверансе.

— Петушок, моя сестричка очень любопытная, и ей хотелось бы узнать, куда это ты, с такими красивыми перышками и таким ярким гребешком, идешь?

Черный петушок остановился. Он был доволен, что его перышки и гребешок оценены по достоинству. Распрямившись, он встал на одну ножку, поджал другую и раздул свое пушистое жабо.

— О, малышки, иду я издалека, а пойду еще дальше. Я вот уже и речку по мосту перешел!

Маринетта, стоявшая за спиной петушка, несколько позади, пожала плечами и посмотрела на сестру, словно хотела сказать: «Речку он перешел, хм…, скажите пожалуйста… я-то ее, эту речку, каждый день перехожу!». Но она была девочкой вежливой и промолчала, а Дельфина заговорила снова:

— Скажи-ка, петушок, а зачем ты отправился в такое большое путешествие?

— Это целая история, девочки, целая история (и он еще больше раздул перышки на шейке). Когда я думаю об этом… О! Как я разгневан, знали бы вы! Только представьте себе, сегодня ночью — и это в третий раз за две недели! — лиса опять бродила вокруг курятника. Она знает, что я крепко сплю, вот и пользуется этим, но будьте покойны, я не допущу, чтобы ей и дальше так сладко жилось. Пусть радуется, что на этот раз ей повезло и я не проснулся…

Маринетта еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Она воскликнула:

— Но, петушок, ведь лиса съела бы тебя! Ты же совсем маленький!

Тут петушок резко обернулся и посмотрел на нее, гребешок его дрожал.

— Совсем маленький? Да вы что! Мы еще посмотрим… Смелость, — вот что главное, а мне ее не занимать, слава тебе Господи. Лиса сегодня ночью опять от меня ускользнула, но знайте: я покинул курятник еще на заре и отправился в путь, чтобы добраться до леса. Я сумею отыскать лису там, где она прячется, и уж спеси я ей поубавлю!

И он принялся ходить кругами, закинув голову назад, а так как голос у него был довольно красивый, его ораторское искусство произвело на девочек большое впечатление. Маринетте расхотелось смеяться, и петушок смягчился.

— Если хотите, можете оказать мне услугу. Я не совсем уверен, что правильно выбрал дорогу, трава здесь слишком высокая, и мне впереди ничего не видно.

Дельфина взяла его на руки и усадила к себе на плечо, чтобы ему была видна вся равнина. А Маринетта, все еще немножко обиженная на него, не утерпела и сказала:

— Можешь говорить, что хочешь, петушок, но быть большим все-таки очень удобно.

— Иногда это полезно, — ответил петушок, — но нельзя же не понимать, что это некрасиво.

Девочки прогуливали школу, даже не вспоминая о ней. Они бы, разумеется, не стали этого делать, если бы представили себе все последствия своего поступка, но пока что петушок шел впереди и разглагольствовал:

— Вот увидите, какая физиономия будет у лисы, когда мы встретимся, вот увидите… Уж я ее так отделаю, что она меня надолго запомнит. Вот только поглядите, как я за нее возьмусь!

И он сделал стойку перед самым большим лютиком. Отчаянно хлопая своими короткими крылышками, распушив перья, с горящими глазами он набрасывался на цветок, рвал его клювом и растаптывал лепестки.

— Все-таки не хотела бы я оказаться на месте лисы, — прошептала Дельфина сестричке.

— То есть, не хотелось бы оказаться на месте лютика, — уточнила Маринетта.

Однако, по мере того, как они приближались к лесу, петушок все меньше торопился скорее оказаться там. Почти на каждом шагу он останавливался и хвастался своей силой и отвагой.

— Глядите, вот ромашка, ну и что, чем она отличается от лютика?… Да и с васильками точно так же…

— Да, — сказала Маринетта, — но как насчет лис?

Тут петушок, которому явно не понравилось, что его опять торопят идти дальше, попытался улизнуть.

— Надо вам сказать, малышки, я ужасно мучаюсь, ведь из-за меня вы пропустили школу. Образование — вещь настолько бесценная, что мы, право же, ни крохи не должны терять. Самый разумный здесь я, и, честное слово, тем хуже для лисы, я ее проучу в другой раз, но вас в школу отведу.

— Ну нет, — возразила Маринетта, — сейчас уже слишком поздно идти в школу. Надо было тебе раньше опомниться, и потом, дорогу мы найдем и без тебя. Сейчас же идем в лес, или я подумаю, что ты просто струсил.

Петушку это совсем не понравилось, но куда ему было деваться, ведь он так много на себя взял, и сколько бы он ни думал своей крошечной головкой, никак не мог найти пристойного способа оправдать свое внезапное отступление.

— Ладно, ладно, не будем больше об этом. Я вам даю добрый совет, а вы-уж поступайте, как знаете.

Однако, оказавшись на лужайке перед лесом, он остановился, твердо решив, что не сделает дальше ни шагу…

— Понимаете ли, — сказал он, — стоит лисе пронюхать, что я где-то близко, она тут же придумает какую-нибудь ловушку. А я не настолько глуп, чтобы, не подготовившись к бою, попадаться ей в лапы. Вот растет акация, отличный наблюдательный пункт для меня. Я послежу за лужайкой, чтобы лиса не улизнула, а вы отправитесь в чащу и там постараетесь что-нибудь разузнать; если нам не повезет и мы сегодня упустим случай, тогда уж придем в другой раз…

С помощью Дельфины он забрался на дерево, и малышки пошли в лес. Не прошагали они и пяти минут, как увидели прекрасные кустики земляники, маленькие ягодки были уже красные и очень сочные. Сестрички были так заняты собиранием земляники, что не услышали, как к ним подкралась лиса.

— Ай-яй-яй! — сказала лиса после того, как поздоровалась с ними. — Я вижу, мы прогуляли школу?

Дельфина покраснела, но лиса, дружелюбно улыбнувшись, тут же добавила:

— Вы, главное, будьте осторожны и переднички не запачкайте. Родители всегда внимательно следят за своими дочками и не всегда верят, когда они говорят, что земляника растет прямо на дороге в школу.

Малышки рассмеялись. С лисой им как-то сразу стало легко и хорошо.

— И как же вас зовут, крошки?

— Меня — Дельфиной, а мою сестру — Маринеттой. Она младшая.

— Маринетта, как мне кажется, посветлее, зато у Дельфины глаза больше. Какие красивые малышки, я уже обеих вас люблю.

— Вы очень добры, сударыня.

Однако тем временем лиса, повернув голову в сторону лужайки перед лесом, принюхивалась, щуря свои смешливые глазки.

— Гм, тут хорошо пахнет. Не знаю, но мне кажется…

— Это земляника, — сказала Маринетта, — не отведаете ли ягодок? Вот смотрите, у меня тут есть очень спелые.

Лиса поблагодарила ее и была так мила, что Дельфина, видя, как она удаляется в сторону лужайки, закричала:

— Нет, нет, туда не ходите! Там петушок следит за входом в лес, а он сказал, что хочет проучить вас.

— Ну и ну! Меня проучить? — сказала лиса. — Здесь что-то не так, петушок всегда считал меня своей лучшей подругой. Но я разберусь, уж об этом вы не волнуйтесь. Несколько минут разговора наедине, и он успокоится, думать забудет, что сердился. Я вас сейчас позову, посмотрите, как мы будем мириться. А пока не лишайте себя удовольствия собирать землянику. Птичкам все равно много останется.

И она галопом понеслась на лужайку. Малышки, в восторге от ее хвоста трубой и роскошного меха, дружески помахали ей и снова принялись собирать ягоды, потому что обожали землянику, она нравилась им не меньше, чем лисе — цыплята, рябчики и петушки.

Лиса сидела под акацией. Она смотрела на петуха, устроившегося высоко на ветке и хотела его съесть. Самое ужасное было то, что она вовсе не скрывала своих намерений, скорее наоборот.

— Знаешь, что я услышала вчера вечером, проходя под окнами твоей фермы? Я услышала, что твои хозяева собираются приготовить тебя в винном соусе, чтобы подать к обеду в воскресенье. Представляешь, как меня огорчила эта новость…

— Боже, в винном соусе! Они хотят приготовить меня в винном соусе!..

— И не говори, у меня от этого просто мурашки по спине бегают. Но знаешь, что тебе надо сделать, чтобы их надуть? Ты слезешь с дерева, и я тебя съем. А хозяева тогда останутся с носом!

И она засмеялась, показав все свои зубы, а они у нее были длинные и острые, и тут же облизалась, предвкушая, как славно ей удастся полакомиться.

Но петушок спускаться не хотел. Он говорил, что ему больше нравится быть съеденным своими хозяевами, чем лисой.

— Думай, что тебе угодно, но я предпочитаю умереть своей естественной смертью.

— Своей естественной смертью?

— Да, я хочу сказать: пусть меня съедят мои хозяева.

— Ну и дурак! Естественная смерть — это совсем не то!

— Сама ты, лиса, не знаешь, что говоришь. Ведь рано или поздно хозяева должны нас убить. Таков общий порядок, избежать его не может никто. Даже индюка, который так важничает, тоже съедят, как миленького. С каштанами.

— Но, петушок, предположи, что хозяева не едят вас!

— Нечего и предполагать, потому что такое невозможно. Это правило без исключений, рано или поздно надо оказаться в кастрюле.

— Да, но все-таки, попробуй, попробуй предположить хоть на минуту…

Петушок напрягся, пытаясь вообразить невозможное, и от того, что ему удалось себе представить, он закачался на ветке.

— Так тогда, — прошептал он, — мы бы вообще не умирали… Надо было бы только беречься автомобилей, и мы бы спокойно жили вечно!

— Ну да! Петушок, ты жил бы вечно, это именно то, что я и пыталась тебе втолковать. И скажи, что тебе мешает жить вечно и не волноваться, едва проснувшись, что тебя нынче же днем могут зарезать?

— Но, послушай, я же тебе только что сказал…

Лиса перебила его, нетерпеливо прокричав:

— Да, да, ты, ясное дело, опять начнешь говорить о хозяевах… но если бы у тебя не было хозяев?

— Не было хозяев? — спросил петушок. И от изумления так и остался сидеть с открытым ртом.

— Можно жить без хозяев, и прекрасно жить, лучше всех на свете, уверяю тебя. Я вот живу уже почти три века (она сказала три века, но это было неправдой: она родилась в 1922 году), три века живу и еще ни разу не пожалела о том, что свободна. И с чего бы я жалела об этом? Если бы я согласилась, как ты, иметь хозяев, меня бы давнехонько уже съели. Зарезали бы в самом нежном возрасте, и не довелось бы мне прожить триста лет, что, между прочим, очень приятно: столько воспоминаний! Знаешь, я вот как будто просто так с тобой разговариваю, а могла бы без конца всякие истории рассказывать…

Петушок, слушая лису, терся головкой о ствол акации, он был в полном замешательстве. За всю свою жизнь он никогда не думал так старательно.

— Конечно, это должно быть очень приятно, — сказал петушок, — но я сомневаюсь, что в самом деле создан для такой жизни. У хозяев много недостатков, и теперь, когда я думаю об этом, я злюсь на них за то, что они едят петухов. О да, я на них очень зол. Но, в конце концов, надо признать, что, пока мы живы, они нам ни в чем не отказывают: хороший корм, хорошее зерно и кров. Можешь ли ты представить себе, что я брожу по лесу в поисках пищи? Не было бы у меня такого красивого пушистого жабо, которое ты сейчас видишь… не говоря уж о том, что я бы ужасно скучал в этом большом лесу, совсем один, без сородичей.

— Господи Боже, вот уж о пище не беспокойся. Стоит только наклониться, и ты клюешь нежнейших червячков; не говоря уж о ягодах, которых полным-полно в лесах. Я знаю такие уголки, где растет овсюг, и у тебя его будет вдоволь. Нет, с едой никаких проблем нет, я скорее беспокоюсь, что тебе будет одиноко. Но тут я вижу одно решение, и оно очень простое: надо убедить всех петушков и всех курочек в твоей деревне последовать твоему примеру. У тебя это легко получится. Сама идея заинтересует их, а твое красноречие довершит дело. Когда добьешься успеха, какое удовлетворение ты почувствуешь от того, что дал своему племени лучшую жизнь! Какую славу обретешь! И какое, к тому же, освобождение для всех вас — жить вечно, без всяких забот, среди зелени, наслаждаясь солнечным светом!

Лиса принялась расхваливать удовольствия, которые несет с собой свобода, и прелести больших лесов. Она рассказала несколько замечательных историй, хорошо известных жителям лесов, но еще не дошедших до ушей обитателей деревенских курятников. Петушок хохотал во все горло, слушая эти истории, и из-за того, что попытался схватиться лапкой за жабо, чтобы сдержать смех, потерял равновесие и упал прямо к подножию акации. Лисе очень хотелось съесть его, рот ее уже наполнился слюной, но она предпочла сдержать свой аппетит и помогла петушку подняться, не причинив ему никакого вреда.

— Так ты меня не съешь? — спросил петушок дрожащим голосом.

— Съесть тебя? Да что ты! Не испытываю ни малейшего желания.

— И все же…

— Разумеется, мне слишком часто доводилось съедать кого-нибудь из вас, но только из дружеских чувств, чтобы спасти от недостойной смерти, и уверяю тебя, я всегда это делала с тяжелым сердцем.

— Как можно заблуждаться, все-таки это просто невероятно!

— Если бы ты даже попросил меня, и то я не смогла бы тебя съесть, ты не переваришься у меня в желудке. Это потому, что чем больше я размышляю, тем больше прихожу к убеждению, что ты призван для высокой миссии. Я уже сейчас вижу по твоим красивым золотым глазам, как в тебе проявляются все качества, необходимые для этого: благородство сердца, твердая воля и решимость, и эта тонкость суждений, которая очаровывает даже в твоих незначительных высказываниях.

— Хе-хе, — сказал петушок, покачивая головой.

— Ты, естественно, не говоришь мне всего, что думаешь, но я бы сильно удивилась, если бы у тебя уже не созрел план…

— Конечно, у меня есть план, конечно!.. И все-таки, кое-что меня еще беспокоит: жизнь в лесу таит в себе много опасного, я ведь не осмеливаюсь думать, что куница и ласка могут испытывать к нам такие же дружеские чувства, как и ты. Да, я храбр, есть у меня собратья, которые почти достойны меня, но ведь у нас, в конце концов, нет ни зубов, чтобы защитить себя, ни крыльев, чтобы улететь.

Тут лиса покачала головой и тяжело вздохнула, словно огорчилась, что ее лучший друг пребывает в таком глубоком неведении.

— Просто невероятно, до чего может довести умного петушка домашняя жизнь… Ваши хозяева куда более виновны, чем это принято считать. Бедный мой дружище, ты жалуешься, что у тебя нет ни зубов, ни крыльев, но как же это может быть иначе? Хозяева убивают вас прежде, чем крылья и зубы успевают вырасти! О, они знают, негодяи, что делают, но будь спокоен, зубы у вас скоро будут, и такие крепкие, что вам не придется бояться ни ласки, ни куницы. А пока я возьму вас под свое покровительство. Некоторые предосторожности на первое время необходимы, но, как только у кур вырастут зубы, бояться вам будет нечего.

Долго прождав, пока лиса позовет их. Дельфина и Маринетта сочли, что секретный разговор слишком затянулся, и решили выйти из леса. Они очень волновались, что переговоры могли принять неприятный оборот, и Дельфина, боясь за петушка, жалела, что сказала о нем лисе. Подойдя к акации, девочки тут же успокоились, так как эти двое беседовали вполне дружелюбно.

— Малышки, — сказал сестрам петушок, — мы с лисой заняты важным делом, которое не терпит отлагательств. Так что возвращайтесь к своим забавам, а когда придет время, я отведу вас к вашим родителям.

Маринетте, скажем прямо, не слишком-то понравилось, что маленький никчемный петушок разговаривает с ней таким тоном, да и Дельфина тоже была недовольна. Лиса, которая совсем не собиралась ссориться с малышками, решила спасти положение.

— А мне, петушок, напротив, кажется, что присутствие девочек нам вовсе не помешает. Дело действительно серьезное, но вы можете дать нам полезный совет. Наш друг поделился со мной великолепным планом, который он разрабатывает и который — я уверена — вы поможете ему осуществить.

Лиса ввела их в курс дела взволнованно и красноречиво и этим еще больше воодушевила петушка. Дельфина с влажными от слез глазами, пожалела курочек, вынужденных подчиняться капризам кровожадных хозяев. Она одобрила план побега в лес. Маринетта, хоть в глубине души и согласилась с этим планом, была по-прежнему сурова к петушку, который хотел отстранить их от разговора, и потому заметила:

— Все это, конечно, мило, но я очень люблю цыплят. Если вы все покинете курятник, нам больше не удастся их поесть.

Услышав эти слова, петушок рассвирепел. Он подошел к Маринетте и сказал ей:

— Разумеется, вы не будете больше есть цыплят! Вы что же, считаете, что они появляются на свет для того, чтобы попасть в суп к бессовестным хозяевам? Придется исключить их из вашего меню! И не надейтесь, что мы когда-нибудь забудем все то зло, которое вы нам причинили. Когда у кур вырастут зубы, вы, может, еще пожалеете, что так плохо обращались с ними в прошлом…

Вид у него был грозный, и Маринетта немного испугалась, но себя не выдала и ответила твердым голосом:

— Не знаю, вырастут ли у тебя когда-нибудь зубы, возможно. Во всяком случае, скажу, что хороший цыпленок, поджаренный и золотистый, прямо из духовки, — это прекрасно, и даже я припоминаю, что однажды пробовала петуха в винном соусе, и он тоже был совсем не плох.

Дельфина толкнула сестру локтем в бок, призывая ее к осмотрительности, потому что увидела, что петуха уже трясет от злости. Лисе пришлось сдержать своего друга, чтобы он не бросился на Маринетту.

— Давай успокоимся, дорогой петушок, давай успокоимся. Я уверена, что эти дети не заставят нас пожалеть о том, что мы доверились им, и не выдадут нас своим родителям…

— Выдадут нас? — прокричал петушок. — Этого еще не хватало! Знай я это, я бы вас обеих съел!

Тут девочки пожали плечами. Петушок мог больно клюнуть их в ноги, но для того, чтобы съесть их, он был слишком мал, какие уж тут сомнения!

— Незачем тебе с нами так разговаривать, петушок, мы тебя не боимся, — заявила ему Дельфина.

— Да оставь ты его, — сказала Маринетта, — я же тебе уже говорила, что он дурно воспитан…

Лиса поняла, что настал подходящий момент для серьезных речей, и заговорила тоном послушного ребенка, что сразу же вернуло ей доверие простодушных малышек.

— Боже мой, как мы все неразумны! Однако же все мы в глубине души согласны друг с другом. Наш милый петушок взбунтовался против жестокости хозяев, но я уверена, что сама Маринетта первая одобряет его. Ведь те, кого он называет хозяевами, на самом деле родители. А разве мы не знаем, что родители скучны, строги и слишком часто жестоки по отношению к своим детям?

Малышки хотели возразить, что они любят своих родителей, но лиса не дала им на это времени. Она хорошо знала, что делает. Она прекрасно знала, что дети не любят, когда их ругают, даже если они дергают за хвост кота или пачкают одежду. Вот почему она делала вид, что считает родителей злыми, хотя на самом деле вовсе так не думала.

— Ну, конечно, они жестоки и несправедливы, и это еще слабо сказано. Послушайте-ка, тут они вас на днях обеих отстегали (она говорила это наугад), а вы этого вовсе не заслуживали…

— Да, так и было, — сказала Маринетта, — мы были не виноваты — это правда.

— Вот видите! Я же говорю, что они забавляются, придираясь к детям и поступая несправедливо. Они знают, что в лесу полным-полно земляники, а посылают вас в школу…

— И это правда… (тут Маринетта нахмурила брови, как будто то, что земляника уже поспела, и в самом деле причина, чтобы не ходить в школу).

— А теперь, если они узнают, что вы прогуляли школу, они опять вас побьют и посадят на черствый хлеб…

Малышки захлюпали носами, думая о наказании, которое, возможно, ждет их.

— И они наверняка это узнают, — продолжала лиса. — Чьи-нибудь родители им уже рассказали, они ведь все друг за друга, все заодно против своих детей и цыплят. Вот почему они заслуживают, чтобы их хорошенько проучили. Когда на птичьем дворе не останется ни одного петушка и ни одной курочки, они призадумаются и будут относиться к своим детям справедливо, испугавшись, что и детям тоже в конце концов надоест…

Малышки вконец расчувствовались, но все еще сомневались, стоит ли обещать свою помощь в деле, которое затеял петушок. Лиса вовсе не собиралась торопить их с ответом. Она распрощалась с ними, а когда девочки и петушок ушли в деревню, отправилась к старой сороке, которая ей никогда ни в чем не отказывала.

— Давай-ка полетай, лети над равниной до дома у орешника. Там ты расскажешь родителям, что Дельфина и Маринетта вместо школы пошли в лес за земляникой. Не ошибись: их зовут Дельфина и Маринетта.

Все произошло именно так, как предсказывала лиса: малышек по возвращении отругали, побили и посадили на черствый хлеб.

— Прогуливая школу, — говорили родители, — вы никогда не научитесь писать красивые письма вашему дяде Альфреду!

Честно говоря, они были правы, и случись все в другое время, девочки бы первыми с этим согласились. Но сейчас у них на обед был кусок хлеба и стакан воды, а родители как раз ели цыпленка, которого утром задавила машина. Ему просто не повезло. Глядя на жаркое и вдыхая его аромат, Дельфина и Маринетта думали о том, что говорила лиса, и с досады не чувствовали тех угрызений совести, которые должны были испытывать.

— А я, — с вызовом заявила Маринетта, — не люблю цыплят. Так что я и не сержусь на то, что меня посадили на хлеб и воду.

— А я, — сказала Дельфина, — даже не понимаю, как их можно есть. Они такие милые…

Родители сначала просто улыбались, говоря, что тем лучше для Дельфины и Маринетты, раз они не любят цыплят (поскольку они их лишены). Но когда речь зашла о несправедливости, родители здорово рассердились.

— Я отложила для вас крылышко и ножку, чтобы вы съели их на ужин, — сказала мама. — Но раз вы перечите родителям, вы опять будете сидеть на хлебе и воде. Так вам и надо, может, и поймете что-нибудь.

Дельфине и Маринетте хотелось расплакаться; правда, слез от них не дождались. Но после обеда, когда они остались вдвоем во дворе, они очень дурно говорили о своих родителях.

— Все-таки права была лиса, — сказала Маринетта. — Она ведь нас предупреждала…

— Да, похоже, она знает родителей.

— Помнишь, что она говорила? Родители забавляются, поступая несправедливо…

— Да, они и правда злые. Я уверена, что если бы они могли нас изжарить…

Они продолжали взвинчивать себя, и ни к чему хорошему это привести не могло. Вдвоем они отправились к самому красивому петуху, у которого перышки были синие с золотом, и сказали ему чудовищную неправду:

— Петушок, мы только что узнали грустную новость: в воскресенье в деревне будет большой праздник, и хозяева решили изжарить всех кур, цыплят и петухов, потому что они хотят раздать их бедным. Они говорят, что праздник будет замечательный, но нам вас очень жалко…

По дороге в школу они говорили то же самое всем петухам, которые попадались на их пути. Слухи о большой опасности разлетелись по всем курятникам, и под вечер, когда черный петушок пошел по деревне агитировать за свободу, он повсюду встречал собратьев, почти готовых последовать за ним.

Наутро, в тот час, когда на фермах только начинали просыпаться, все петухи деревни, пропев песнь прощания и надежды, повели свои семейства к месту свидания, на ячменное поле, а оттуда отправились в большое путешествие. Это была огромная стая в шестьсот пятьдесят голов, не считая цыплят и нескольких дюжин утят, прослышавших о прудах в лесу. Маленький черный петушок шел впереди, жабо его было раздуто еще больше, чем накануне, а на головке зеленел венок, который сплело для него из благородного лавра его племя. Но этот лавровый лист был ужасно зловещим предзнаменованием.

Попав в лесные чаши, все птицы тут же зашептались, что свобода им стоит очень дорого. Лиса устроила своим гостям самую нежную встречу и обменялась братскими клятвами со всеми главами семейств. Она проявила изобретательность, чтобы их пребывание в лесу было легким и приятным, и пустила в ход все свое красноречие, чтобы убедить их, что они попали в рай для домашней птицы. Однако не проходило и дня, чтобы враз не исчезали цыпленок, петушок и рябчик, а иногда даже и того больше. И нетрудно было заметить, что лиса прекрасно выглядела, щеки у нее округлились, хвост лоснился, и пузо было полным.

Черный петушок, хоть и не снимал своего лаврового венка, день ото дня беспокоился все больше и больше и не скрывал от лисы своего недовольства. Вначале она заявила, что не имеет никакого отношения к исчезновению всех пропавших.

— Куница и ласка, должно быть, не сдержали своих обещаний, но я наведу порядок.

И все же, в один прекрасный день ей пришлось признаться в злодеянии, потому что к ее обагренной кровью морде прилипло несколько куриных перышек.

— На этот раз, — заявила лиса, — мне пришлось прибегнуть к суровой мере. Та курица, которую я съела, была очень дурно настроена, она могла причинить нам массу неприятностей. Время от времени неплохо преподать им урок.

А в другой раз у петушка нашлись доказательства, что за один день у лисы оказалось целых три жертвы. Выслушав упреки, лиса неосмотрительно заявила:

— Да, это правда, и, как видишь, я здорово разозлилась. Но я решила, что до нового распоряжения буду съедать каждый день двух-трех кур, выбирая самых глупых и самых некрасивых, чтобы они не портили стаю.

Петух вовсе не был так доверчив, но он слишком скомпроментировал себя, чтобы рискнуть сейчас признаться собратьям, что втянул их в дурную историю. Напротив, он изо всех сил старался успокоить их, обвиняя в омерзительных преступлениях лисы ласку и куницу.

— Имейте терпение, — говорил он, — нужно пережить трудный момент, но совсем скоро у нас вырастут зубы, и мы станем настоящими хозяевами леса.

Дельфина и Маринетта приходили в лес так часто, как только могли, но петушок, боясь, что лиса совсем рассвирепеет, ничего не говорил им о своих бедах. Девочки прекрасно видели, что он опечален, но меланхолия так часто сопутствует славе, что они не догадывались об истинных причинах его тоски. Они были довольны, что провели родителей, лишив их возможности есть цыплят.

Но однажды, когда для пирушки, которую лиса устроила двум своим родственникам, ей понадобилось целых двенадцать жертв (не считая цыплят и утят), девочки застали петушка в слезах, и он им все рассказал. Наконец-то малышкам стало стыдно, и они раскаялись в том, что поступили так дурно.

— Петушок, — сказала, плача, Маринетта, — надо сегодня же вернуться в курятники.

— Все вы пойдете с нами, — добавила Дельфина, — я расскажу курам о том, что произошло.

Лиса, слышавшая весь разговор, появилась из зарослей вместе с двумя своими родственниками. У нее уже была совсем другая физиономия, вовсе не такая милая, как раньше. Уши ее шевелились, и она злобно скрипела зубами.

— Ну и ну! — заорала она. — Посмотрите-ка на этих двух девчонок, которые собираются вырвать у меня кусок изо рта! Чересчур уж вы любопытные, малышки, и чересчур много знаете! Но не льстите себя надеждой, что успеете предупредить родителей, потому что мы сейчас съедим вас!

Девочки закричали и со всех ног бросились на лужайку. К счастью, лиса и ее родственники слишком отяжелели после пирушки, которую только что устроили, и малышкам удалось убежать от них; обессиленные, они все-таки забрались на акацию, росшую на опушке. Их громкие крики перепугали родителей, те пришли и освободили дочек. Девочек отвели в деревню вместе с оставшимися от стаи птицами, которых теперь было четыреста семьдесят.

Дельфину и Маринетту строго наказали, они поняли, что ложь и непослушание — ужасный грех. Что же до кур и петухов, то для них наказание было довольно жестоким. Надолго став благоразумными, они убедили себя в том, что нет более надежного счастья, чем быть съеденными хозяевами.

Маленькому черному петушку не суждено было увидеть свой курятник: лиса в одну секунду перегрызла ему горло, чтобы наказать за болтливость. Он был еще совсем теплым, когда его подобрали. Петушка съели в винном соусе, заправленном лавровым листом из венка, украшавшего его в дни триумфа.

Перевод Т. Ворсановой, 1994