9

Быстрее! Нам надо уходить сейчас же! – Кейт схватила Гэвина за руку. – Пока Дерт на кухне, проверяет, как вычищены горшки и кастрюли. Если мы не поспешим, то она...

– А я думал, что ты запрешь ее в конюшне. Посмотрела бы ты на свое лицо, когда Дерт заявила, что не пустит тебя со мной.

– Уже три дня, как я не вижу ничего, кроме каменных стен, бесконечных стопок простыней, занавесок и прочей ерунды... – Кейт нетерпеливо обернулась. – Идем!

Гэвин тихонько засмеялся, когда она потащила его чуть ли не силком к двери.

– А что, если она нас поймает? Придется в наказание чистить камины?

– Хуже. Она придумает какое-нибудь занятие для меня, которое я все равно не успею закончить до вечера. Пересчитывать свечи, проверять запасы продуктов в подвалах или бочонков с элем. Вчера после обеда она заставила беднягу Тимоти Макдугала отчитаться за каждый истраченный пенс за последние три месяца.

– Весьма похвально.

– Возразить нечего, – согласилась Кейт с отчаянием в голосе. – Все, что она делает, заслуживает только одобрения. Дерт безмерно трудолюбива и работает больше кого бы то ни было. Она вправе требовать того же от других. Конечно, она желает только добра и Роберту, и Крейгдью. Она хлопочет с рассвета до заката, чтобы все было в порядке. Неутомима, как пчелка, и тверда, как скала. – Кейт распахнула дверь с едва сдерживаемым негодованием. – И она скоро сведет меня с ума.

– Когда Дерт впервые появилась в замке, Роберт думал точно так же.

– Это не женщина, а стихийное бедствие. Она, как бурный поток, подхватывает человека и несет его, не давая ему прийти в себя. Я вынуждена делать то одно, то другое, пока не отупею и не перестану соображать.

– Как это ей удалось подчинить тебя? Почему ты позволяешь так командовать собой?

Кейт нахмурилась.

– Не знаю. В ней есть что-то такое, что заставляет подчиняться... Она настолько уверена в своей правоте. Мне сразу начинает казаться, будто мои глупые доводы не имеют под собой никакой почвы... Перестань смеяться!

Гэвин попытался придать лицу серьезное выражение.

– Я прекрасно понимаю твои чувства. Это ужасно – находиться под крылом человека, который убежден в своей правоте. Как ты думаешь, из-за чего я решил жить в городе?

– Понимаю. И охотно последовала бы твоему примеру. Только она...

– Вы куда это направляетесь?

Гэвин и Кейт обернулись, как дети, которых застигли врасплох. По залу к ним шла непреклонная Дерт.

– Ты знаешь, куда мы собирались пойти, – стараясь говорить как можно более беспечно, ответил Гэвин. – Куда нам не удается попасть уже три дня. Я решил, что настало время сводить Кейт...

– Сегодня не получится, – прервала его Дерт. – Кейт еще не осмотрела...

– Я осмотрела более того, что мне хотелось, решительно заявила Кейт. Ей было уже все равно, как отнесется к ее выходке экономка. Схватив Гэвина за руку, она рванулась к входной двери.

Даже по двору они мчались как подростки, убегавшие от справедливого возмездия.

– Она не побежит следом за нами в деревню? – задыхаясь, спросила Кейт.

Гэвин покачал головой.

– Дерт не очень ладит с деревенскими женщинами. Они считают ее слишком...

Он замолчал. Кейт засмеялась.

– Значит, мне повезло. Она не сунет туда носа.

– Дело в том, что она сразу начинает учить их, как вести домашние дела. Конечно, Дерт довольно часто права. Если бы она нашла подход к ним и не резала все напрямик со свойственной ей прямолинейностью, они бы, может, и прислушались к ее советам. Постепенно так оно и получается. Но при виде Дерт они сразу ощетиниваются.

– Наверное, я бы точно так же вела себя на их месте.

Они вступили на разводной мост. Кейт ускорила шаги.

– Мне до смерти надоело слушать, что я должна и чего не должна делать. Я готова узнать все, но узнать тогда, когда мне этого захочется. Все должно идти естественно, постепенно. И потом, почему надо поступать именно так, а не иначе? Все время жить по чьей-то указке?

– Судя по результатам...

– Мне необходимо самой найти свое место. – Кейт повела плечами, словно сбрасывая какую-то невидимую тяжесть. – Ладно, хватит о Дерт. Не будем больше говорить о ней.

Они миновали ров и ступили на мостовую.

Было еще очень рано. Жители только начали просыпаться. Молодые подмастерья открывали ставни мастерских, чтобы приступить к работе.

Молодая женщина, пробираясь сквозь толпу с огромной корзиной, выкрикивала:

– Свежие яблоки! Вкусные яблоки!

Пока Кейт и Гэвин продвигались по улице, к ним все время обращались торговцы, расхваливавшие свой товар.

– Прекрасный батист! Булавки! Кружева и подвязки!

– Вам не нужна шкатулка, прекрасная леди!

– Испанские перчатки! Тончайшая кожа!

– Горячие овсяные лепешки!

Koгдa они дошли до книжной лавки со странной вывеской «Медная овца», Кейт остановилась возле прилавка, глядя на гору фолиантов.

– Никогда не видела сразу столько книг, удивленно заметила она.

– А разве в твоей деревне не было книжной лавки? – не меньше ее удивился Гэвин.

Она покачала головой.

– Себастьян считал, что любая книга, кроме Библии, – греховное чтение. Он осуждал в своих проповедях это недостойное истинно верующего занятие.

– Если Себастьян выступал против чтения, значит, нам обязательно надо купить одну из этих книг.

Гэвин порылся в развале и остановил свой выбор на толстой книге в красном кожаном переплете. – Вот, пожалуй, достаточно греховная и вместе с тем нужная для женщины. – Он заплатил продавцу названную им сумму и с поклоном вручил книгу Кейт. – Когда будешь читать ее, вспоминай о Себастьяне. Это прибавит тебе удовольствия при чтении.

Кейт засмеялась, принимая от него дорогой подарок.

– Спасибо. Непременно последую твоему совету.

Прижимая к себе книгу, она еще раз обвела взглядом улицу.

– Здесь у каждого – свое дело. Все чем-то заняты. Такое впечатление, что жители острова процветают.

– Сейчас да. Роберт сделал все, чтобы жители не нуждались ни в чем. Он заботится о своих подданных больше, чем о себе. Торговцы, которые прежде обходили остров, сейчас считают, что сюда выгодно поставлять свои товары.

– Но ты говорил, что здесь слишком бедная земля. Жителям трудно прокормиться своим трудом. Как же ему удалось добиться таких успехов?

– Мы начали торговать с ирландцами.

– Я слышала. Но разве этого достаточно?

– Для нас – более чем. Многие страны хотят заполучить хорошую шерстяную ткань. Мы покупаем ее у ирландцев и продаем англичанам и, кроме того, снабжаем половину стран Европы. Это начал еще прадедушка Роберта. Но только Роберту удалось добыть нужное количество золота для постройки новых, крепких кораблей. Они выдерживают долгие морские переходы. Их нельзя даже сравнить с теми, что у нас были прежде.

Кейт остановилась у лавки, где хозяин вывесил плед с гербом Макдаррена.

– Какое хорошее плетение и чистый цвет.

– Это ткань из Ирландии. Все ткани в лавках Крейгдью ирландские.

Кейт показалось это странным.

– А что, на острове нет своих ткачей?

– Конечно, самое необходимое для своих нужд, для дома женщины и ткут, и вяжут. Но, в общем, в этом нет необходимости. Роберт договорился с ирландцами, и они уступают нам ткани по дешевой цене. Наши мастерицы не могут с ними соперничать. Ирландские ткани везде пользуются большим спросом.

– Понимаю. – Кивнула Кейт, вспоминая плед, который Дерт набросила ей на плечи в первый день приезда. – И шерсть, конечно, от ирландских овец?

– Точно. Крейгдью – скалистый остров. Здесь мало подходящих мест для пастбищ.

– Так что вы пользуетесь и плодами богатой ирландской земли, и мастерством ее жителей.

Гэвин утвердительно кивнул.

– Во многих странах нуждаются в хороших шерстяных тканях. И мы поставляем ее в разные города.

– Покупаете у ирландцев и перепродаете...

Гэвин удивленно вскинул брови.

– Мне кажется, ты не согласна с чем-то?

– А с чем тут можно не согласиться? – Кейт пожала плечами. – Просто хочется, чтобы Крейгдью не зависел ни от кого.

– Хорошо бы, конечно. Но надо понять, что... – Гэвин прервал себя на полуслове, завидев идущего им навстречу человека. – Это Ян Мактавиш. Я хочу представить тебя ему.

Гэвин приветливо махнул рукой молодому человеку.

– Это помощник Джока. И если тебе понадобится помощь, обращайся именно к нему.

– Дерт бы не согласилась с тобой, – сухо заметила Кейт. – Ей кажется, что только она способна решить самый сложный вопрос.

Приближавшийся к ним молодой человек казался немногим старше Гэвина. Но поступь его была твердой и уверенной, в движениях чувствовалась сила и целеустремленность. И в выражении лица ощущалась сосредоточенность. Кейт припомнила, что, кажется, видела его в толпе встречавших на пристани.

– А я думала, что именно ты останешься за главного на острове, пока Роберт в отъезде.

– Что ты, Кейт! – покачал головой Гэвин и усмехнулся. – Я совершенно не способен никем руководить. Вместо того чтобы сосредоточенно заниматься нужным делом, за которое несу ответственность, я могу вдруг увлечься чем-то только мне интересным и забыть обо всем на свете. Никто не доверит мне ни одного серьезного поручения. В этом мой главный недостаток.

– Или достоинство, – отозвалась, тоже улыбаясь, Кейт. – А Мактавиш умеет командовать другими?

– Во всяком случае, не станет отвлекаться на пустяки. Он от рождения считался серьезным мальчиком. И постепенно стал правой рукой Джока, который во всем полагается на него. – Остановившись перед высоким, крепкого сложения юношей, Гэвин сказал:

– Ян, имею честь представить тебя графине.

Ян Мактавиш учтиво поклонился.

– Я ждал, когда смогу явиться в замок, чтобы предложить вам свои услуги. Если вы сочтете, что я нужен вам, просто пошлите за мной.

– Спасибо, – улыбнулась Кейт. – Вы очень добры. Но Крейгдью кажется таким безопасным. Здесь так тихо и спокойно. Надеюсь, мне не понадобятся ваши услуги.

– Чем сильнее впечатление покоя, тем больше опасность, что вас могут застать врасплох. – Ян еще раз серьезно поклонился и пошел дальше.

– Бог мой! Как ты прав, – прошептала Кейт, глядя вслед юноше. – Понимаю, почему именно его Джок выбрал себе в помощники. Он страшно рассудителен.

– И унылый до невозможности. Вот что происходит с человеком, когда он взваливает себе на плечи груз ответственности. – Мактавиш был уже достаточно далеко, и Гэвин позволил себе улыбаться во весь рот. – Я слишком легкомысленный и ветреный. – Он подтолкнул Кейт к прилавку, что стоял в нескольких ярдах от них. – Валлиец Кеннет Камерон варит самые вкусные леденцы во всей Шотландии. Купим у него несколько штучек...

К тому времени, когда они надумали вернуться в замок, уже стемнело. Кейт шла, переполненная впечатлениями от увиденного и услышанного. У нее кружилась голова и заплетались ноги. Но не столько от усталости, сколько от необыкновенного ощущения счастья. Ей казалось, что голоса людей, с которыми она говорила – женщин, мужчин, детей, – до сих пор стоят у нее в ушах. И бесконечная вереница лиц проходила перед глазами.

– Осторожно! Так недолго и в ров свалиться! – заметил Гэвин, подхватывая ее под руку. – Тебе трудно будет найти оправдание – ведь ты не пила вересковый эль.

– Теперь я знаю, что такое опьянение, – Кейт развела руки, словно хотела обнять весь мир. – Мне кажется, что все краски стали гораздо ярче. Что все вокруг сияет и поет...

– Вот, вот! – подтвердил Гэвин, уводя ее подальше от края. – Кажется, что ты через секунду взлетишь вверх, к облакам, а на самом деле – летишь вниз, в воду.

– Значит, я пьяна. Меня опьянил Крейгдью, хотя я еще так мало успела увидеть!

Проходя через двор, они столкнулись с мальчиком, который выгуливал серую кобылу.

– Как же его зовут? – попыталась вспомнить Кейт. – Кажется, Колин? Привет, Колин. Какой чудесный вечер!

– Точно, – Он широко улыбнулся, глядя на ее сияющее лицо. – Но вам бы надо поскорее идти в замок. Дерт уже два раза спрашивала, где вы.

Вспомнив про экономку, Кейт несколько отрезвела, и ее возбуждение улеглось. Весь день она старательно гнала от себя мысли о Дерт, чтобы не портить впечатления дня. Но и сейчас она не позволит нарушать свое праздничное настроение.

– Непременно. Как Вороной?

– В полном порядке, – ответил мальчик. – Я собирался прогуляться с ним завтра. Кобылу уже выгуливали. Но мерин только начал отходить.

– Еще бы! – подхватил Гэвин. – После такого перехода я бы на его месте не выходил из конюшни целый год.

– Можете быть уверены, я позабочусь о них. Колин вежливо поклонился и пошел прочь. Копыта лошади звонко зацокали по мощеному двору.

Кейт смотрела ему вслед.

– Может, мне все-таки сходить проведать Вороного?

Гэвин понимающе улыбнулся.

– Не думаю, что тебе таким образом удастся избежать встречи с Дерт. Если, конечно, ты не собираешься заночевать в конюшне. Лучше приготовься выдержать все громы и молнии.

– Даже останься я в конюшне, это бы не помогло. Она отыщет меня и там и отдраит до блеска, как все в замке. – Кейт повернулась и решительно направилась к ступеням. – Придется встретиться с ней лицом к лицу.

– А для меня – самое время пожелать тебе спокойной ночи.

– Ну и трус же ты!

Он принял оскорбленный вид.

– Я вспомнил, что у меня есть срочное дело.

– А к тому же еще и лгун, – добавила Кейт, открывая дверь. – Но завтра утром я жду тебя здесь.

– Два дня подряд? – с сомнением спросил Гэвин. – Вряд ли получится.

– Я еще не побывала в доках. – Кейт строго посмотрела на Гэвина. – До завтра. – И она захлопнула тяжелую дверь.

– Наконец-то вы вернулись! – в ту же секунду раздался голос Дерт, которая вышла к ней навстречу и окинула критическим взглядом. – У вас растрепались волосы. Отправляйтесь в свою комнату, приведите себя в порядок, а я распоряжусь, чтобы разогрели ужин.

Рука Кейт невольно потянулась к волосам, пригладить их.

– Нет. Так не пойдет. Поднимитесь к себе в комнату. Я пришлю горничную, чтобы она помогла вам привести себя в порядок. – Дерт повернулась, чтобы идти отдавать распоряжения и дальше таким же безапелляционным тоном.

– Нет! – внезапно вырвалось у Кейт.

Дерт повернулась и взглянула на нее.

– Миледи?

Кейт не собиралась вступать в спор с экономкой, это слово вырвалось у нее случайно. Но теперь поздно было отступать.

– Я сказала «нет»! Мне незачем приводить себя в порядок. Я хочу искупаться и лечь спать. Прикажите подать горячей воды.

– После ужина.

– Я не стану ужинать. Я не голодна. – Кейт начала подниматься по ступеням. – Мы поели в деревне.

– Колбаса, фруктовые тартинки и леденцы?! нахмурилась Дерт. – Надо поужинать по-настоящему.

Кейт поняла, что начитает испытывать неловкость перед этой заботливой женщиной. Но, в конце концов, она живой человек, а не кувшин н не кастрюля, которую надо вычистить и поставить на нужное место в шкафу.

– Мне очень понравилась эта еда. И завтра я буду есть то же самое, когда пойду туда.

– Только не завтра. Завтра мы будем делать свечи. Вы должны узнать и научиться, как...

Кейт замедлила шаги, потом остановилась и, резко повернувшись, заставила себя выговорить заветное слово:

– Нет!

– Свечи очень нужны. Их расходуется так много, – настаивала Дерт. – Вам надо знать, сколько уходит…

– Меня это не касается. – Кейт глубоко вздохнула и проговорила, отчетливо выговаривая слова: – Завтра утром я отправляюсь в город вместе с Гэвином. И прошу не говорить мне, что я должна и чего не должна делать. Я привыкла сама принимать решения. Вы меня поняли?

Дерт ответила ей бесстрастным взглядом.

– Конечно, поняла. Я не дурочка. – И, повернувшись, пошла прочь.

Кейт смотрела ей вслед со смешанным чувством облегчения и вины. Ей хотелось, чтобы Дерт осталась, чтобы она спорила, отстаивала то, что считает нужным. Это безумие возражать человеку, который изо всех сил старается; чтобы и ей, и всем в замке было хорошо.

Кейт отвернулась от двери, за которой скрылась Дерт, и начала быстро подниматься по ступенькам наверх. Нет, она поступила правильно. Иначе ей бы не удалось отстоять свою независимость.

Но если так, почему она никак не может забыть заботливое лицо Дерт, когда она укрывала ее плечи пледом? Наверное, потому, что Кейт не видела в Дерт своего врага, каким стал для нее Себастьян. А ей труд но возражать людям, которых она не считает своими врагами.

Нет. И это тоже не совсем так. Роберт не враг. Однако она начала спорить с ним с первой же минуты.

Вот чего не следовало делать Кейт, так это вспоминать о Роберте. За весь день только раза два его имя всплыло в памяти. Завтра будет еще легче. Правильное решение, которое она приняла, принесет ей облегчение.

Но Кейт чувствовала, что лжет самой себе. Она не могла поймать себя на том, что вспоминает о Роберте, потому что он неотступно следовал вместе с ней весь день. Все, что она сегодня видела, принадлежало Роберту. Было частью его мира. Каждый новый шаг, каждая новая встреча, каждое услышанное ею слово открывало еще один закоулок его души, позволяя ей заглядывать все глубже и лучше ощущать и понимать его. Она настолько явственно ощущала его присутствие, что иной раз забывалась и ей казалось, что это не Гэвин, а Роберт ведет ее повсюду, держа за руку.

Кейт с трудом удалось погасить поднявшуюся волну отчаяния. Ей нет дела до того, что Крейгдью принадлежит Роберту. Но пусть хоть ненадолго он станет ей родным. Станет ее домом.

Кейт одернула себя, поймав на этой мысли. Какие нелепые, эгоистичные желания. Наверное, именно они заставили ее так грубо и нетерпимо обращаться с Дерт. Нельзя позволять себе так распускаться.


Она решительно постучалась в дверь комнаты экономки.

Молчание было ей ответом.

Кейт не сомневалась, что Дерт в это время уже должна была вернуться к себе. Все в замке угомонились и отправились спать. Даже Дерт уже нечего делать в такое время. Кейт не могла перепутать комнаты, она хорошо запомнила ту, на которую указала ей экономка, когда они проходили мимо.

Кейт постучала еще раз.

– Можно мне войти, Дерт? Я хочу поговорить с вами.

– Входите, – услышала она.

Кейт открыла дверь. Яркий свет ослепил ее, Перед горящим камином стояло несколько десятков зажженных свечей. Они создавали впечатление почти дневного света.

– Что-нибудь случилось?

Кейт оглядела комнату. Дерт сидела на скамье перед огромным ткацким станком, от которого тянулось множество нитей, как от гигантской паутины. Рядом с этим станком Дерт казалась меньше ростом и не такой величественной. Это впечатление усиливалось еще и тем, что она сидела в белой полотняной ночной рубашке и темно-синей шерстяной накидке, распустив перед сном волосы. Темные пряди свободно лежали на ее плечах. Все это придавало ей более домашний и более доступный вид, что облегчало задачу Кейт.

– Нет, – ответила она, входя в комнату. – Ничего не случилось. А почему вы не ответили на мой стук сразу?

– Тут довольно сложный узор, я не могла прерваться. – Оглянувшись на секунду, Дерт спросила: – Значит, вы все-таки надумали поужинать?

– Нет, – опять покачала головой Кейт. – Просто я не могу заснуть. Мне надо поговорить с вами.

– Закройте дверь. Сейчас я закончу и буду к вашим услугам. – Дерт снова склонилась над станком. – Присаживайтесь.

Кейт выбрала стул неподалеку от камина и села, обхватив колени руками. Отсюда ей было удобно наблюдать за быстрыми, сноровистыми движениями искусных пальцев экономки. Общий фон тканого покрывала был белого цвета. Но в середине располагался пурпурный цветок. Он словно бы распускался прямо на глазах Кейт.

Она быстрым взглядом обвела комнату. Мебели в ней было мало. Никаких безделушек. Но везде чувствовалась искусная рука мастерицы. Каждый занавес – с неповторимым узором, как и покрывало на кровати, скатерть на столе. Все это создавало впечатление уюта, тепла и придавало комнате своеобразное очарование.

– Так зачем же вы пришли?

Взгляд Кейт снова обратился к экономке. Дерт еще продолжала сосредоточенно всматриваться в нити, но теперь руки, державшие челнок, сновали сами собой. Женщине не требовалось смотреть на него.

– Мне кажется, нам надо поговорить.

Дерт скупо улыбнулась.

– Вы чувствуете себя виноватой из-за того, что так грубо ответили мне?

– Может быть.

– Так всегда ведут себя мягкие, слабые натуры. Сначала они кусаются, а потом приходят зализывать раны, ими же нанесенные.

Кейт не выдержала и рассмеялась.

– Какая отвратительная картина.

– Надо смотреть правде в глаза. А правда не всегда приятна. – Дерт быстро провела рукой по ткани. – Совсем не обязательно было идти сюда. Я привыкла к подобным вещам.

– В какой-то степени вы сами заставляете людей так вести себя. Никому не нравится, когда постоянно указывают, что надо делать.

– Я всегда все делаю лучше других. И мне непонятно, почему не сделать то, что я прошу? Ничего лучшего они все равно не придумают.

– Может быть, им что-то хочется сделать по-своему. Пусть это даже и хуже того, что предлагаете вы.

– Неужели вы думаете, что я не пыталась бороться с собой? В конце концов я перестала обращать внимание на грубые выпады. – Она снова посмотрела на Кейт. – Вы хотите, чтобы я покинула Крейгдью?

Кейт на мгновение заколебалась. Конечно, в какой-то степени ей стало бы намного легче, если бы Дерт перестала командовать. Но она совсем не была уверена в том, что ей нужна свобода, за которую придется заплатить такой дорогой ценой.

– Почему? Неразумно избавляться от кого-то только потому, что он умен и много работает.

– Вы ищите оправдание? Я очень раздражительна, все это прекрасно знают. – Станок заработал еще быстрее. – Я часто бываю непочтительной.

– Вам что, самой хочется уехать? Зачем вы так старательно изыскиваете предлоги? Скажите прямо.

– Меня все здесь устраивает.

– Тогда я не понимаю, почему мы не можем ужиться. Я многому хотела бы научиться у вас. Но таким образом, который устраивает меня. В том ритме, который естественен для меня. Давайте попробуем с самого начала.

– Не могу дать обещание, что откажусь от попыток указывать, как и что надо делать, – резко ответила Дерт.

– Точно так же, как и я не могу дать обещания, что не посоветую вам оставить меня в покое.

– Достаточно откровенно. – Дерт посмотрела в глаза Кейт. – Это все?

Все, что собиралась сказать Кейт. Но почему ей не хотелось уходить из комнаты экономки?

– Можно я посижу и посмотрю, как вы работаете?

Удивление промелькнуло на лице женщины.

– Если хотите. Но я не смогу с вами разговаривать. Сейчас снова пойдет рисунок, и мне нельзя отвлекаться, пока не закончу его.

Кейт снова обвела комнату взглядом, задержавшись на выстроившихся в ряд свечах. Хорошее освещение было необходимо для работы.

Заметив ее взгляд, Дерт напряглась.

– Роберт разрешил мне зажигать столько свечей, сколько нужно. Днем у меня почти нет времени, чтобы заниматься этим делом. Зато те вещи, которые я тку по вечерам, украсили замок.

– Не сомневаюсь, что свечи не стоят столько, сколько ваши изделия. Мне и в голову не приходило обвинить вас в расточительстве.

Дерт расслабилась и снова занялась своим делом.

– Я думала о том, стоит ли такую трудную работу переносить на вечер, когда вы и без того сильно устали.

– Мне достаточно поспать всего несколько часов. Я успеваю отдохнуть за это время. У меня всегда хватало сил на все.

Более чем, подумала про себя Кейт, а вслух произнесла:

– Какой красивый узор. А что это за красный цветок?

– Это не цветок. Это снежинка.

– Вот как... – Кейт поняла, что совершила оплошность и какое-то время молчала. Только выдержав паузу, она осмелилась задать следующий вопрос: – Красная снежинка?

Дерт промолчала в ответ.

Девушка попробовала сделать новый заход с другого конца.

– Удивительно сочный цвет. Интересно, из какого растения удается добывать такую краску?

– Из корня вереска. Колокольчатого.

Снова вереск.

– Роберт говорил, что из вереска горцы добывают все, что угодно.

– Да, это так. В зависимости от возраста растения из вереска можно получить краску желтого, оранжевого или зеленоватого цвета.

– У кого вы учились ткать?

– У матери. А она – у своей, – ответила Дерт, не прерывая работы. – Они сажала меня к станку, когда я едва начала делать первые шаги.

– Меня тоже учили, как обращаться с ткацким станком. Но я и помыслить не могла, что можно выткать такой красоты узор. Мне до сих пор доводилось видеть, как на станках ткут только грубые и простые ткани.

– Потому что многие делают их только для домашнего обихода, им не приходится торговать тканями и зарабатывать этим на жизнь.

– Но в чем разница?

Дерт покачала головой:

– У нас все жили только на те деньги, что зарабатывали от продажи тканей. Вся деревня. Если ткань получалась особенно хорошей, мастерице платили лишний шиллинг. Естественно, каждая хотела заполучить его. И все стремились добиться лучшего качества. Если так работают годами, получается совсем другая ткань, чем та, что женщины ткут для дома.

– Уверена, что вы всегда получали лишний шиллинг.

– Конечно. Я считалась лучшей ткачихой, – сказала Дерт, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

– И многие семьи в вашей деревне занимались этим промыслом?

– Почти все. Женщины ткали. Мужчины выращивали овец.

– И большую часть товаров в вашей деревне продавали в Крейгдью?

Она кивнула.

– Макдаррены вели честную торговлю и никогда не обманывали нас. Мы им доверяли.

– И Джоку тоже?

Она быстро посмотрела на Кейт.

– Вам уже сказали, что он убил моего мужа?

– Да. И меня удивительно, почему вы после этого решились приехать в Крейгдью.

– Я не держу зла на Джока. Мой муж был пьяница. Настоящая скотина. Он постоянно задирался со всеми. Ему хотелось почесать свои кулаки. Однажды он нарвался на того, кто не захотел терпеть его выходки. – Дерт пожала мечами. – Из-за того, что он бил меня, я потеряла ребенка и не могла работать. Джок привез меня сюда и заботился, пока я не выздоровела. После этого он предложил отвезти меня назад в Ирландию. Но я решила остаться здесь.

– Почему? У меня такое впечатление, что вам очень многое здесь не по душе.

– Одно место похоже на другое.

– Я не согласна с вами.

Дерт слабо улыбнулась.

– Вам здесь тоже понравится. Скоро вы поймете, что нет на земле лучше места, чем эта вымытая всеми штормами скала.

– Так почему вы все-таки решили остаться на этой скале?

Дерт несколько секунд молчала, делая вид, что не может оторваться от работы, а потом заметила:

– Я ведь говорила, что не смогу разговаривать с вами, когда мне приходится плести узор.

Кейт подумала, что ее вопросы не отвлекали экономку, пока они не касались ее личной жизни. Рисунок снежинки на ткани чем-то напоминал саму Дерт. Нежная и вместе с тем колючая. Твердая и в следующее мгновение готовая растаять и исчезнуть.

Кейт поднялась со стула.

– Не буду больше мешать вам. Можно я приду завтра, чтобы посмотреть на вашу работу?

Дерт снова посмотрела ей прямо в глаза.

– Зачем?

Кейт и сама не знала, почему ее потянуло в комнату экономки. Но что-то было необыкновенно приятное в том, чтобы сидеть у огня, вдыхать запах горящего дерева и свечей, пытаясь разгадать, что же представляет из себя эта странная Дерт О'Коннел.

– Мне нравится смотреть, когда кто-то хорошо делает свое дело. Так вы не против?

Дерт отвела глаза в сторону.

– Вы хозяйка здесь и можете делать все, что пожелаете.

– Мне бы не хотелось приходить против вашей воли. Так вы не возражаете? – повторила Кейт снова.

Дерт склонилась над станком.

– Пожалуйста, если вам интересно смотреть. Мне все равно.


– Вам нравилось ткать? – осторожно спросила Кейт, боясь, что она затронет слишком больную для Дерт тему и та снова замкнется.

– Женщине всегда нравится делать то, что у нее получается лучше, чем у других, – спокойно ответила экономка.

Кейт не стала возражать, что не все женщины так честолюбивы. Ей не хотелось спорить. Она старалась расспросить Дерт как можно подробнее о ее жизни.

– Но ведь вам приходилось целыми днями сидеть за станком. Изо дня в день. Все время делать одно и то же...

– Когда приходилось повторять один и тот же рисунок, тогда работа и в самом деле начинала казаться однообразной. Как, например, пледы с клеткой клана Макдарренов. – Дерт быстро добавила: – Но все равно никто не мог соткать этот рисунок на пледе лучше, чем я.

– Не сомневаюсь.

– Конечно, в детстве я любила больше мяукать...

– Мяукать? – не поняла Кейт.

– У нас в деревне был такой обычай: когда шерсть высыхала, собирали вместе всех детей, и они начинали растягивать ее в разные стороны, чтобы получилась воздушная, пушистая пряжа. При этом ребятишки пели, дурачились, мяукали, гавкали... – Улыбка Дерт пропала. – Когда я подросла, и все увидели, какая из меня получается замечательная ткачиха, то ничем другим мне уже не разрешали заниматься. Пришлось забыть про «мяуканье» и сидеть за ткацким станком. Мой отец был не прочь получить лишний шиллинг и похвастаться моей работой. Торговлей в деревне заправляли мужчины. А он был как и все остальные. – Дерт пожала плечами. – Я не была самой привлекательной девушкой. Но все парни просили моей руки. Они понимали, что это постоянный источник дохода.

– И отец сам подыскал вам жениха?

Дерт фыркнула.

– Куда там! Отцу, конечно, не хотелось выдавать меня замуж. Все равно, что отдавать в чужой дом курицу, которая несет золотые яйца! Нет, я сама выбрала себе Шона. Он был таким высоким, привлекательным парнем. Я не придавала значения рассказам о том, что он любит выпивать, и не представляла, каким он становится после того, как опьянеет. – Она внезапно склонилась совсем низко над станком. – Помолчите, пока я не закончу этот кусочек.

Кейт теперь нисколько не сомневалась, что Дерт без труда может с закрытыми глазами выткать любой, самый сложный рисунок. Как только она начинала ссылаться на работу – это был сигнал, что Кейт коснулась какой-то болезненной темы. За эту неделю, которую Кейт провела в освещенной свечами комнате, многое открылось ей в Дерт. Время от времени между ними еще проскакивали искры раздражения и недовольства. Но таких вспышек становилось все меньше и меньше.

– Почему же вы все-таки решили остаться на Крейгдью?

– Здесь мне нашлось много дел.

– Но вы были самой искусной ткачихой в деревне. И там хватало дел вдосталь.

– Я слишком хорошо знаю это дело. Оно не могло полностью поглотить меня. – Дерт взглянула на покрывало. – А если мысли не заняты, то начинают одолевать воспоминания. Только глупые женщины позволяют, чтобы прошлое мешало жить.

– Ребенок? – мягко спросила Кейт.

Какое-то время ей казалось, что Дерт не станет отвечать. Но та вдруг кивнула в ответ.

– Мне очень хотелось иметь ребенка. Четырнадцать лет ничего не получалось. И когда я поняла, что зачала, мне казалось, что свершилось чудо. – Челнок принялся с быстротой молнии сновать среди нитей. Шон тоже был счастлив. Мужчины всегда гордятся тем, что у них будут наследники. Но однажды он напился и стал скандалить: я плохо переносила беременность н не могла работать так же много, как и раньше. Денег в доме поубавилось. Приходилось во многом ограничивать себя. Шон все больше и больше начинал злиться и наконец так избил меня, что я потеряла ребенка. – Ее руки замерли на мгновение. Она смотрела куда-то мимо полотна невидящими глазами. – Я ошиблась. Придется начать этот кусок с самого начала.

Кеш поднялась.

– Мне, наверное, лучше уйти?

– Думаете, я заплачу? – сказала Дерт. – Нет, с тех пор я ни слезинки не проронила. Я работаю. И работа придает смысл моей жизни.

Впервые Кейт начала понимать, какая сила заставляет Дерт без устали кружить по замку.

– Я знаю, чего я стою. И это дает мне право на самоуважение...

– И вы никогда не тоскуете по мужу?

– Впервые я ощутила, как мне стало легко, когда сбросила с себя эти путы, – горько улыбнулась Дерт. – Это был не первый раз, когда он избил меня. И Шон не был единственным мужчиной, который бил свою жену, вернувшись из кабака. Никому в деревне не пришло в голову наказать его за то, что он своими руками, можно сказать, убил ребенка. Роберт...

Увидев, каким замкнутым стало лицо Кейт, Дерт запнулась.

– Я слышала, что вы поссорились перед его отъездом? Но это не имеет никакого значения. Он хороший человек. За много лет жизни здесь я не видела, чтобы он поступил с кем-то жестоко или безжалостно, чтобы он жадничал, пытаясь заполучить себе больше, чем другие. Поверьте мне. Я не слишком снисходительна к мужчинам. Именно поэтому я не стала бы зря говорить. Конечно, временами он слишком нетерпелив. Но я и сама нетерпелива и хорошо понимаю, когда...

– Что-то я сегодня притомилась, Дерт. Пора спать. До завтра!

Дерт сдержанно улыбнулась.

– Спокойной ночи.

Через несколько минут Кейт стояла у окна своей комнаты и прислушивалась к отдаленному шуму моря. Ей не удалось обмануть экономку. Без сомнения, Дерт поняла, почему Кейт ушла к себе. Придется подавить в себе желание бежать прочь всякий раз, как только речь заходит о Роберте. Кейт собиралась объяснить Дерт, что не стоит прятаться от людей, а сама тут же проделала то же самое. Они обе стараются забыться. Одна хочет оттолкнуть от себя мысли о несчастье. Другая – о тех счастливых минутах, что провела вместе с Робертом.

Но Кейт при этом не хотелось терять связей с людьми. С каждым днем она все больше узнавала про жизнь жителей города и деревни, прилегающих к замку. И люди постепенно начали с симпатией относиться к ней, принимая в свой круг. Дерт до сих пор не ощутила радости от близости с людьми. А Кейт нужно было, чтобы и другие женщины оценили ее, поняли, какая она на самом деле. Дерт не признавалась, но зачастую очень остро ощущала свое одиночество. Если бы жители деревни могли оценить ее достоинства, не обращая внимания на самоуверенность и заносчивость! Трудно найти другую женщину умнее, честнее и трудолюбивее Дерт. Они столь многому могли бы научиться нее. Жаль, что...

Кейт глубоко вздохнула. Ее пальцы вцепились в дубовый подоконник, когда ей вдруг пришла в голову такая, в сущности, простая мысль.

Но осуществима ли она – вот в чем вопрос?


– Как ты считаешь, мы сможем выполнить это? – нетерпеливо спросила Кейт у Гэвина.

– Ты уже приняла решение, – ответил он. – И не нуждаешься в одобрении своего плана.

Кейт улыбнулась.

– Мне было бы приятно знать, что ты поддерживаешь меня.

– Ты знаешь, я всегда на твоей стороне, – смеясь, ответил Гэвин. Но Кейт почувствовала, что это шутливое признание – правда. – Придется попросить Яна, чтобы он договорился с плотниками. Как я понимаю, ты уже нашла подходящих женщин.

– Мег Килдейр, Сара и Мари Камерон, Кэтрин Мактавиш, Элбет Макдоналд. Они согласились попробовать. Теперь нужно, чтобы ты поговорил с их мужьями и объяснил, как это выгодно для них.

Гэвин задумчиво покачал головой.

– Попробую, но не знаю, что из этого получится.

– Ты всегда добиваешься того, чего хочешь. Особенно, когда надо кого-то убедить. Если тебе удалось уговорить Роберта взять тебя на корабль…

– А когда ты собираешься поговорить с Дерт?

– Сегодня вечером.

– Самый крепкий орешек достался тебе.

Кейт и сама знала, что ей придется пустить в ход всю свою силу убеждения. Женщины острова оказались более покладистыми. С Дерт лучше говорить вечером, когда она менее озабочена. Она уже привыкла, что Кейт приходит к ней и, кажется, даже начала ждать ее появления. Скорлупа отчужденности уже дала маленькую трещину.

– А тебе не кажется, что надо было заручиться ее согласием, прежде чем затевать все это?

Кейт покачала головой.

– Лучше, если она увидит, что у нас уже все готово.

– Понимаю. Из всех разговоров – это будет самый сложный. И если Дерт почувствует, что есть куда отступить, за что зацепиться... Лично я тебе не завидую.


– Что-то вы сегодня необычайно тихая, – заметила Дерт, запустив свой челнок. – У Гэвина оказались какие-то дурные вести для вас?

– Нет. – Кейт нервно обхватила колени руками. Обычно ритм работы экономки действовал на нее успокаивающе. Сегодня он только усиливал ее внутреннее возбуждение. Она никак не могла приступить к трудному разговору.

Скорее, я доставила ему новые хлопоты.

Дерт улыбнулась и ничего не ответила.

– Вам не хочется узнать, в чем они заключаются?

– Вы скажете об этом, когда сочтете нужным. Вас что-то беспокоит. Только вы не знаете, как начать.

– Да, меня это очень волнует. Это то, что я... – Кейт глубоко вздохнула. – Я хочу, чтобы вы обучили женщин Крейгдью вашему искусству.

Выражение лица Дерт не изменилось.

– В самом деле?

– Сначала их будет немного, но потом, овладев вашим мастерством, они сумеют обучить других.

– У меня на это нет времени.

– Я понимаю, что вам придется сидеть с ними часа по четыре в день. И, конечно, хлопот прибавится, – согласилась Кейт. – Но вы никогда не отказываетесь от работы. Может быть, деревенские женщины немного помогут нам. Я позабочусь об этом. Кое-что я возьму на себя, вы мне многое уже объяснили.

Станок остановился. Дерт обернулась к Кейт.

– А зачем? Какой в этом смысл?

– Мне непонятно, почему всю прибыль должны получать ирландцы. Неужели женщины Крейгдью такие глупые, что не в состоянии обучиться этому ремеслу.

– Значит, я должна буду вынуть шиллинги из кармана собственного народа?

– Это больше не ваш народ. Чтобы вы там ни говорили, но вы стали членом клана Макдаррена. И знаете это не хуже меня. И потом – работы хватит всем. Гэвин говорил, что многие страны закупают шерстяные ткани. Насытить рынок невозможно. Чем больше будет тканей, тем больше ее можно будет продавать.

– Верно.

– Значит, вы согласны?

– Нет.

Кейт нахмурилась.

– Но почему?

– Ни одна женщина из Крейгдью не придет учиться. Они меня терпеть не могут.

– Им незачем вас любить. Они просто должны уважать вас за ваше мастерство. И я уже отобрала женщин, которые согласны перенять у вас умение плести красивые узоры на станке. Если у этих ничего не выйдет, найдем других. На первых порах я буду сидеть вместе с ними и, если надо, гасить пожар. Вы замечательный человек. Когда они узнают вас получше, то их отношение изменится.

Дерт помолчала еще немного, размышляя над словами Кейт.

– Нет, это не получится, – наконец заключила она, еще раз заставляя сердце Кейт ухнуть вниз.

– Все будет прекрасно! Надо попробовать. Ради благополучия Крейгдью, в котором вы тоже заинтересованы.

Дерт покачала головой.

– Я сойду с ума, пытаясь научить этих женщин. У них такие неуклюжие пальцы.

– Не такие уж они неуклюжие. На своих станках они работают. Им надо будет только освоить более сложные приемы. Только не ждите успехов в первый же день.

– На второй день не придет ни одна.

– Придут.

– Зачем им это надо?

– Затем же, зачем и вам: чтобы их уважали за талант, ценили за мастерство. Не так часто женщине предоставляется возможность заслужить, а не просто получить какое-то место в обществе.

К этому стремятся далеко не все женщины.

– Стоит кому-то показать пример, и другие захотят достичь того же.

– А мужья будут пользоваться плодами их трудов?

– Неужели вы думаете, что Роберт позволит их мужьям обращаться с ними так, как обращался ваш муж?

Дерт опять замолчала.

– Нет, не позволит.

– Так вы согласны?

– А где найти столько станков?

Снова на горизонте замаячила надежда.

– Завтра Ян Мактавиш начнет переговоры с плотниками.

Дерт фыркнула.

– Что он понимает в станках? Мне надо пойти к ним самой, помочь выбрать нужное дерево, рассказать, каким образом его надо обработать. Показать...

Слава Богу! Дерт уже взяла дело в свои руки!

Кейт не стала спорить.

– Уверена, что он будет только благодарен.

– Вот уж вряд ли. Но ему никуда не деться от меня. Если неумелые ткачихи получат к тому же плохие станки – чем закончится вся эта затея? – Дерт снова повернулась к своему полотну. – Четырех часов в день будет маловато. Им придется работать по шесть часов. И то понадобится не меньше трех лет, прежде чем их изделия выдержат соперничество с другими.

Через три года Кейт уже не будет здесь. И она вдруг с болью подумала о том, что не сможет увидеть плоды своих усилий. Что ж, все равно дело ее останется. Где бы она ни была, ей будет приятно сознавать, что она не теряла здесь зря времени.

– Чем раньше они начнут продавать свои товары, тем лучше.

На лице Дерт появилась слабая улыбка.

– Ладно. Подберите мне настоящих женщин, а не капризных вертушек. Тoгдa, может быть, из этой затеи что-нибудь и получится.


ЭДИНБУРГСКИЙ ЗАМОК

– Вполне возможно, за этим кроется какая-то хитрость. Себастьян производит впечатление человека не в своем уме. – Джеймс нахмурился. – Но не ухватиться за ниточку – тоже было бы непростительной глупостью.

– Вы правильно сделали, что позвали меня. – Алек Малкольм поднес кубок к губам. – Часть из того, что сказал Лендфилд, – правда. Я встретился с Макдарреном по пути к вам и видел его Кэтрин.

– Вы его встретили? – Джеймс нахмурился еще сильнее. – Она и в самом деле так неотразима, как уверяет Лендфилд? И способна обворожить любого мужчину?

Малкольм помнил эту встречу во всех подробностях. Для него самого ничего не значила красота человека. Но он с детства знал, какое огромное значение некоторые люди придают внешности, и умел определить по внешнему виду человека его слабости и недостатки, обращая их себе на пользу. Кэтрин Макдаррен он оглядел, пытаясь сразу понять, что она из себя представляет. Впечатление, которое у него сложилось, не совпадало с тем, о чем говорил Себастьян. Первое, что бросилось ему в глаза, – не красота Кейт, а ее ум, светившийся в глазах, и прямота, с которой она, должно быть, выражала свои чувства.

– Ее можно назвать довольно привлекательной. Но что самое главное – она явно не дура.

– Проклятье, – пробормотал Джеймс. – Это не слишком приятная новость.

– Ее нельзя назвать ни хорошей, ни плохой, пока мы не доберемся до истины. Вам удалось вывезти сюда няньку-кормилицу?

Джеймс кивнул.

– Два дня назад вернулись мои люди, которых я посылал за ней. Она в темнице.

– Ее допрашивали?

– Она утверждает, что ничего не знает о ребенке Марии. Девочка, которую передали ей на воспитание, – отпрыск не очень важного вельможи и проститутки. Подозрительно то, что эта женщина жила в деревеньке неподалеку от того места, где моей матери разрешили принимать воды.

Малкольм усмехнулся.

– И куда за ней отправился Шрюсберри.

– Как вы совсем недавно справедливо заметили, мы не знаем, насколько истинно это предположение, – сказал Джеймс, не переставая хмуриться. – Все шло так хорошо. Я до сих пор не могу поверить и смириться с этой новостью.

– И попросили приехать меня, – поклонился Малкольм, – чтобы я избавил от всех неприятных хлопот, связанных с выяснением этого вопроса.

Брови Джеймса разгладились.

– Мне и в самом деле очень не хватало вас, Алек, – сказал он мягко. – Я даже рассердился, когда вы так неожиданно покинули Эдинбург.

– Но я не могу надолго задерживаться здесь. Мне приходится заниматься охраной своих границ. – Их взгляды встретились. – Если бы вы нашли способ избавить меня от источника постоянной угрозы, – речь идет о небезызвестном вам Макдаррене, – я бы смог вздохнуть спокойно и чаще бывать при дворе.

– Вы сами знаете, что я не могу без всякого повода выступить против такого знатного человека, как Макдаррен. Постарайтесь сами уладить ваши распри.

Алек заранее знал, каким будет ответ Джеймса. Этот человек с удовольствием пользуется его услугами, но ничем не станет жертвовать ради него.

– В таком случае вам придется управиться без меня.

– Неужели мелкие склоки гораздо важнее того дела, ради которого я позвал вас? – брюзгливо спросил Джеймс.

Малкольм с трудом сдержался, чтобы не высказать этому жирному ублюдку все, что он думает о нем. Но зачем спешить. Рано или поздно этот час придет. А сейчас он может позволить себе только слегка пощекотать ему нервы.

– Конечно, это для меня важнее, чем исполнять ваши прихоти.

Джеймс покраснел от гнева.

– Алек, вы заходите слишком далеко!

– Именно поэтому я и нравлюсь вам. Ладно, не будем больше возвращаться к этому. – И он изменил тон. – Женщину уже пытали?

– Нет, конечно. Я ждал вас. – Голос Джеймса был все еще обиженным. – Ведь вам бы не понравилось, если бы эту работу выполнил другой человек.

Малкольм почувствовал жжение в ладонях от того, что ему захотелось ударить по лицу этот жирный мешок. Но именно Джеймс позаботился о том, чтобы доставить ему несколько приятных минут, и, пересиливая себя, Алек улыбнулся.

– Только ради вашего спокойствия и счастья. Вы играете на моих чувствах, зная, какую симпатию я питаю к вашему Величеству.

Джеймс схватил брошенную кость, как голодный пес.

– В самом деле?

– Думаете, что-то другое заставило бы меня ехать через зимние перевалы? И вы еще сомневаетесь?

– Потому, что вы часто очень жестоко обращаетесь со мной. Мне и без того так тяжело.

– Одну тяжесть я сниму с ваших плеч. – Малкольм одним глотком допил кубок и поставил его на стол. – Сколько лет этой женщине?

– Около пятидесяти.

– Еще не так стара. Сможет выдержать пытку довольно долго. Я заметил, что после шестидесяти кости ломаются слишком быстро. В таких случаях гораздо лучше действуют удары кнутом.

Джеймс скривился.

– Я ничего не хочу слышать об этом. Делайте, что считаете нужным, но не сообщайте мне всех подробностей.

– Тогда пусть в камере находятся только мои люди и пусть никто не смеет вмешиваться.

– Как хотите.

– Именно это я и желал услышать от вас. – Малкольм поднялся из-за стола. – Надеюсь, вы не забудете о сказанном... попозже.

Лицо Джеймса вспыхнуло от нетерпения.

– Вы зайдете ко мне вечером?

– Как я могу вам отказать? – Мягкость слов он уравновесил твердостью тона. – Но сначала надо покончить с более важными делами. – Он двинулся к выходу. – Ваши личные просьбы я уважу, когда освобожусь.

Шагая по длинному узкому коридору, Алек размышлял о своем разговоре с Джеймсом. Он остался доволен его результатами: ему удается постепенно прибирать его к рукам и заставлять смиряться с превосходством Алека. Если в дальнейшем пустить в ход главное оружие, то его можно будет окончательно подчинить себе.

Но сейчас надо разобраться с этой кормилицей. Что это? Часть хорошо продуманного заговора с целью заманить его в Эдинбург или эта воспитанница в самом деле представляет опасность для Джеймса? Вся история выглядит не очень-то правдоподобной. Но если в ней есть хоть крупица правды, надо подумать, какую выгоду Алек сможет извлечь из всего этого лично для себя.

Неожиданный поворот событий всегда открывает для предприимчивого человека новые возможности, чтобы продвинуться вверх.


– Мне нужно не меньше шести овец, – сказала Кейт, отодвигая тарелку.

– Неужто ты так голодна, – иронически заметил Гэвин.

Но Кейт никак не отозвалась на его шутливое замечание.

– Надо купить шесть породистых овец у ирландцев и начать разводить собственное стадо.

– Можно ли мне нижайше напомнить о том, что на острове мало места для выпаса овец?

– А можно мне высочайше заметить, что у Роберта есть земли и на континенте? Их можно использовать с большей выгодой, если начать выращивать там овец. Я уверена, что и на Крейгдью тоже не исчерпаны все возможности. Просто здесь привыкли к тому, что овец выращивают ирландцы, и никому не приходило в голову заняться тем же самым.

Гэвин засмеялся.

– Мало того, что ты всю деревню поставила с ног на голову со своими ткачихами, теперь еще это! Вижу, спокойная жизнь нам не светит в ближайшее время.

Кейт покачала головой.

– К тому времени, когда у нас появятся свои ткачихи, должна появиться и собственная шерсть.

– Тебе мало хлопот с их обучением?

– Сейчас их крепко взяла в свои руки Дерт. Я появляюсь только тогда, когда возникает какой-то спор и нужен третейский судья.

Обучение пошло гораздо быстрее, чем думала Кейт. Женщины проявили необыкновенную терпимость и настойчивость. И когда они увидели, что выходит из их рук, они поняли, сколь много проиграли от того, что решительно отгородились от Дерт. Она же, видя, как они постепенно проникаются к ней все большим и большим уважением, тоже начала смягчаться. Вместо шести часов женщины иной раз сидели по восемь.

Иногда Дерт допоздна задерживалась в деревне то у одной, то у другой женщины. И Кейт надеялась: то, что она затеяла, в конце концов принесет пользу не только Крейгдью, но и самой Дерт. Теперь требовалось сделать еще одно усилие.

– Я не понимаю, почему нельзя убедить жителей в том, что незачем ездить в Ирландию за товаром, если можно самим производить и продавать его. Таким образом, вся выручка останется у них.

Гэвин с изумлением посмотрел на нее, откинул голову и засмеялся.

– В самом деле, почему?

Он смеялся. Но Кейт сама нашла ответ на свой вопрос. Мужчина готов отправиться за тридевять земель, чтобы найти то, что ему нужно, в то время как надо приложить намного усилий, чтобы создать то же самое у себя. Наверное, в этом проявляется разница между мужчинами и женщинами. Мужчине необходим азарт поиска, риск. Женщина предпочитает созидать в домашней мирной обстановке. Боже милостивый, если бы у Кейт было время! Сколько возможностей открывалось в Крейгдью!

Здесь она многому научилась: держать себя в руках, взвешивать каждое слово, сначала выслушать и подумать, потом уже ответить. Люди Крейгдью были честны и прямодушны, но чувство юмора у них было довольно едким. Вначале они обращались с ней всего лишь с уважением, которое она заслуживала как жена Роберта. Все остальное ей пришлось завоевывать самой. Азартное желание доказать, что она и сама представляет интерес, заставляло ее узнавать, думать, действовать. Она работала каждый день со страшным напряжением сил, и от этого казалось, что время проходит необыкновенно быстро.

– Так ты достанешь мне породистых овец?

– Тебе придется либо немного подождать, либо попросить об этом Яна, – Гэвин посмотрел на дно пустого кубка. – Сегодня вечером я уезжаю.

– Что? Куда ты собрался... – Она замолчала, внезапно догадавшись, куда он отправляется.

Кейт так увлеклась своими делами, что совсем позабыла о том, что задумал Гэвин.

– Не надо, пожалуйста! Забудь об этом! Оставь. Роберт говорил, как это опасно.

– Я нужен Джин. – Гэвин посмотрел на Кейт и улыбнулся: – А она нужна мне.

– Ведь это неразумно, очертя голову бросаться из-за девушки в самое пекло.

Но Кейт видела, что Гэвин не слушает ее, как он не слушал Роберта.

– Сейчас самое удобное время. Алек в Эдинбурге. Он не сможет быстро вернуться домой, даже если до него дойдет эта весть. Наверняка у меня больше никогда не будет такой возможности. Я не могу упустить ее. – Он высоко поднял бокал. – Пожелай мне удачи, Кейт!

Переубедить его было невозможно. Может быть, заставив его разговориться, Кейт сумеет показать, насколько безумно его намерение. Он сам увидит, что оно невыполнимо.

– Ты не сможешь справиться один. Подожди Роберта.

– Он ни за что не согласится и сделает все, чтобы не отпустить меня. Я справлюсь. Многие годы я платил кое-кому из слуг Малкольма. Они помогали нам. Передавали Джин мои послания, устраивали свидания. Да не смотри ты на меня с таким испугом, – мягко добавил он. – Это не опаснее, чем похищение лошадей Кавендиша.

– Но с ней остался ее брат Дункан!

– Он хорошо ко мне относится, а отца терпеть не может. И Дункан сделает вид, что ничего не видит и не слышит. Он снарядит погоню только тогда, когда убедится, что на самом деле нам ничего не грозит. Нет, Дункана я не боюсь. При Алеке я бы не осмелился на такое. Его отъезд в Эдинбург – настоящий подарок для меня. И, быть может, последняя надежда!

– Может быть, ты и прав, – прошептала она. – И где же ты собираешься потом жить?

– Видимо, в Ирландии. Там есть люди, которые дадут нам убежище. – Он замолчал. – Я привезу ее сюда на пару дней, чтобы помириться с Робертом. Вот почему я не сразу уехал за Джин. Роберт должен вернуться через несколько дней. Мне хочется попрощаться с ним до отъезда в Ирландию.

Кейт вздохнула с облегчением. На какой-то миг ей показалось, что она больше никогда не увидит Гэвина. До сих пор она не подозревала, насколько сроднилась с ним, каким дорогим и близким человеком он стал для нее.

– Роберт придет в ярость.

Гэвин кивнул, соглашаясь с ней.

– Он боится за Крейгдью. Поэтому я дождался, когда он уедет, чтобы никак не вовлекать его в это дело. Но и отказаться от своего счастья я тоже не могу. Это выше моих сил. – Он поднялся из-за стола.

– Когда тебя ждать обратно?

– Примерно дня через четыре. Я прошу тебя только об одном. Приготовь комнату для Джин. И забудь о своем предубеждении против нее. Постарайся встретить ее с открытым сердцем.

– Комнату, без сомнения, я приготовлю. Но ты требуешь слишком многого. Я не могу встретить ее с открытым сердцем. – Кейт сжала губы. – Надо быть очень эгоистичным человеком, чтобы подвергать всех такой опасности.

Он покачал головой.

– Ты будешь думать иначе, когда увидишь ее.

Гэвин взял ее руку и нежно пожал на прощание.

– Помолись за меня! Пожелай счастливого возвращения.

– Конечно, я буду молиться за тебя все эти дни, – сердито сказала Кейт. – Хотя с твоей стороны это самая большая глупость, которую только может совершить человек!

– Но именно за глупцов и следует молить Бога. Умные сами могут позаботиться о себе. – Он повернулся и вышел из зала.


ЭДИНБУРГ

Приближаясь к дверям комнаты Джеймса, Алек изо всех сил старался подавить охватившее его возбуждение. Нельзя, чтобы король это заметил. До чего же трудно сдержать ликование. Кто бы мог подумать, что ему представится такой счаст ливый случай! Конечно, плохо, что женщина умерла. В такого рода делах всегда лучше иметь живого свидетеля. Но зато ему удалось вырвать у нее признание. На бумаге есть ее подпись.

Два стражника, стоявшие по обеим сторонам двери, молча посторонились, пропуская его внутрь. Значит, Джеймс ждет его.

Король сидел за своим столом и что-то писал. На нем был расшитый золотом красный бархатный камзол, цвет которого лишь подчеркивал мучнистую бледность его лица.

«Мальчик обожает яркие цвета, – презрительно подумал Алек. – Он считает, что пурпур – цвет королей – придает ему величественность».

Вот еще одно доказательство, насколько одежда не способна скрыть сути. И если человек, хоть н рожденный королем, не способен управлять людьми, что бы он ни надел на себя: золотую мантию или пурпурную – его подданных не обманешь. Напротив, он тем самым только подчеркивает внутреннюю неуверенность.

Джеймс взглянул на Алека, а затем снова опустил взгляд на лежавший перед ним пергамент.

– Я очень сержусь на вас. Прошло уже целых два дня...

Он так сгорал от нетерпения, что отдал приказ охранникам пропустить Малкольма в свои покои в любое время суток.

– Женщина оказалась довольно стойкой. Я не ожидал такого сопротивления. До последней минуты мне казалось, что ничего не получится и все мои усилия и все мое умение бессильны сломить ее волю.

– Но все-таки вы добились признания.

– Да, конечно. Я не зря поработал.

– И каков же результат?

Алек улыбнулся, позволяя торжеству выплеснуться наружу.

– Как вы и думали, викарий просто спятил.

– Выходит, женщина говорила правду?

– О нет. – Алек решил, что ложь будет звучать более убедительно, если к ней прибавить новую ложь. – На самом деле девушка родом из знатной семьи. Ее отец – маркиз Франдаль. Но от него зачала дочь торговца-католика. Целомудренная Елизавета была разгневана как тем обстоятельством, что свершен грех, так и тем, что выбор Франдаля пал на католичку. И все же ей не хотелось, чтобы приверженцы папы начали обвинительный процесс против юноши. Она сама взяла на себя заботу о судьбе ребенка, который родился вдали от посторонних глаз. Кормилица крепко хранила тайну. И даже мне, как видите, с трудом удалось вырвать у нее признание.

– Вы уверены, что она не обманула вас?

– Она находилась в таком состоянии, что на выдумку ей бы не хватило сил.

Джеймс вздохнул с облегчением.

– Приятная новость. Я рад, что вы добрались до истины.

– Я надеялся на это. Рассказать вам, как я допрашивал женщину?

– Чуть попозже, – ответил Джеймс, и глаза его заволокла дымка.

– Надеюсь, что когда-нибудь вы придете вместе со мной и посмотрите, как это делается.

– Нет. Я не хочу этого видеть.

Так оно и было на самом деле. Его нервы не выдержали бы зрелища реальной пытки. Но рассказы Алека действовали на него странным образом: он чувствовал непонятное возбуждение, в котором не хотел признаваться даже самому себе. Однажды Алек в присутствии Джеймса отстегал хлыстом своего слугу. И Джеймс почувствовал вдруг, как его охватила дрожь от нестерпимого желания коснуться руки Алека, в которой тот держал хлыст, чтобы ощутить ее силу, твердость и жесткость. Он не смог подавить нахлынувшего прилива чувств и в самом деле взял своего вассала за руку, но сделал вид, что хочет успокоить Алека и умерить его гнев.

– Может быть, со временем вы научитесь получать удовольствие и от этого занятия. Нет ни одного правителя на земле, который не подвергал бы своих подданных пыткам, поверьте моему опыту. И если уж этим неизбежно приходится заниматься, то лучше наслаждаться, чем испытывать укоры совести. – Сев на стул, Алек вытянул перед собой ноги. – Вам идет этот цвет.

– В самом деле? – Джеймс зарделся от удовольствия и невольно пригладил воротник. – Мне приятно, что вы заметили новый наряд.

Усмехнувшись, Алек снова вернулся к начатой теме.

– Хорошо, что дело завершилось так удачно. Конечно, придется отделаться и от викария. Его безумный бред может посеять волнение среди подданных. Время и без того тревожное, нам ни к чему еще один источник беспокойства.

– А как же эта женщина?

– Она умерла. И это к лучшему. Елизавета выразила бы неудовольствие, что с ее подданными обращаются таким образом. Пусть это останется нашей маленькой тайной. Думаю, королева уже забыла о женщине, которая много лет назад выкормила дитя католички.

– У вас решительно на все есть свой ответ. И вы знаете, как не оставлять за собой следов.

– Именно поэтому вы так срочно вызвали меня, а не кого-то другого. Тем более, что знаете, насколько велика моя привязанность к вам: стоит только сказать слово – и я у ваших ног. – Алек выдержал паузу. – А теперь настала моя очередь обратиться к вам с просьбой. Снимите с меня сапоги.

Как всегда, в первую минуту Джеймс заколебался. Но затем Алек увидел, как волна возбуждения прошла по его лицу, руки задрожали – так ему не терпелось прикоснуться к грубой коже сапога. Юноша не мог сдержать порочного желания, но все-таки еще пытался придать ему вид некоей совершенно обычной и естественной между друзьями услуги. Он медленно поднялся со своего места, словно его тянуло магнитом, и подошел к Алеку. Теперь у него дрожали не только пальцы. Все его тело будто била легкая лихорадка.

– Ну что ж. Вы заслужили это и сможете дать ногам отдых. – Его руки обхватили сапог Алека, словно драгоценный сосуд. – Как долго вы пробудете у меня?

Алек был бы счастлив уехать тотчас. В крайнем случае завтра на рассвете. То, что ему стало известно, переполняло его торжеством. Вот случай, которого он ждал все эти годы. И вместо того чтобы воспользоваться полученными сведениями, он должен удовлетворять порочные желания этого слабодушного ничтожества, не способного отдаться даже своим собственным порывам. Вечно раздираемый противоречиями, Джеймс никогда не мог ни на что решиться. И это более всего раздражало Алека.

– Алек? – Король снял один сапог и принялся за второй.

Как бы ни было велико нетерпение, нельзя позволять себе совершать необдуманные шаги. Каждое действие надо выверить и проделать предельно точно. Наступил момент, когда ему надо нежно потрепать Джеймса по щеке и сказать ему что-нибудь приятное.

Платой за такую осторожность станет трон. Трон заслуживает тех усилий, которые должен приложить Алек.

– Я задержусь здесь на неделю. – В его улыбке появилась легкая жесткость. И он добавил: – Если, конечно, вы тоже пойдете мне навстречу и будете исполнять... некоторые из моих скромных желаний.

Загрузка...