Черный смерч

ЭПИЛОГ

И снова солнце встает на востоке. И сейчас снова, как и прежде, когда в Северном полушарии начинается весна и люди засевают поля, в Южном полушарии наступает осень, пора уборки урожая. Было время, когда для людей, населяющих земной шар, таинственность и неизвестность начинались за горизонтом. Время «белых пятен» давно минуло. Но единый в своем космическом движении земной шар, опутанный телефонной и телеграфной проволокой, железнодорожными линиями, автомобильными шоссе, радиоволнами и авиалиниями, являет собой два мира.

Есть два мира земного шара: мир развивающегося социализма и мир загнившего капитализма. Никто не в силах повернуть колесо истории вспять, и закат капиталистического мира неизбежен, как наступление ночи перед рассветом, как бы этому ни противились империалисты.

Взоры всех трудящихся обращены к стране социализма. Рвутся цепи колониального рабства.

…Встает солнце на востоке и озаряет землю многострадальной Кореи. Велик ратный подвиг и труд свободолюбивого корейского народа. И все сердца честных людей — с ними.

Освещает солнце и дым выстрелов во Вьетнаме.

Бегут солнечные лучи по освобожденным землям нового, демократического Китая, согревают они великие просторы Советского Союза и освещают радостный весенний труд хлеборобов на полях стран народной демократии, Германской демократической республики.

Мешают солнечные лучи ночным военным маневрам американских армий в Европе. Тучи дыма из труб Рура — кузницы оружия — стелются над городами…

…В то время, когда американские капиталисты в погоне за наживой превращали пахотные земли и леса Западного полушария в огромные пустыни, а свободных людей — в рабов, советские люди продолжали переделку природы. Вся страна трудилась, чтобы достичь наибольшего изобилия. Народ осушал болота тысячелетней давности, орошал засушливые земли, бедные земли превращал в плодородные, садил леса и сады, создавал новые города и моря, новые породы скота и каналы, заставил атомную энергию работать для созидания.

Даже такая отдаленная проблема, как создание химиками синтетических продуктов, была решена, но экономически целесообразнее было получать продукты от сельского хозяйства. Но каких огромных успехов достигла химия!

И нет такой науки, такой отрасли народного хозяйства, где бы не открывались огромные горизонты.

И это не предел.

Научные работники уже сейчас думают над проблемой использования энергии ветров, дующих над Советским Союзом, а это даст огромное количество электрической энергии, объединенной в единую электрическую сеть.

Борьба за претворение в жизнь мудрых решений партии и есть борьба за счастье трудящихся, за коммунизм.

Прав был Горький. Он писал: «Мы живем в эпоху, когда расстояние от самых безумных фантазий до совершенно реальных действий сокращается с невероятной быстротой».

Вся страна участвовала в строительстве коммунизма.

В Советском Союзе была весна. Птицы летели к местам гнездовий. Леса стояли в зеленой дымке. Напоенная весенней влагой земля дышала, и влажный воздух струился маревом над полями, окруженными лесными полосами.

Машины работали на полях, машины работали на дорогах, машины строили каналы, машины копали, нагружали, возили… И всеми этими машинами управляли советские люди — люди, для которых труд был делом чести, доблести и геройства.

Наши герои тоже принимали участие в великих стройках. Им предстояло выехать в биологическую экспедицию для обследования будущих районов орошения.

Егор Смоленский ехал на такси по Москве и торопил шофера. Заднее сиденье машины было загружено вещами — рюкзаком, ружьем, палаткой и прочим экспедиционным оборудованием. Сбор перед отъездом был назначен у Анатолия, жившего ближе всех к вокзалу. Вечером должны были приехать остальные. Поезд отходил в час ночи.

Егор и удивился и рассердился, не обнаружив Анатолия у подъезда его дома. Ведь они же условились! Егор, садясь в машину, попросил лифтера своего дома позвонить по телефону Анатолию и передать только одно слово: «Встречай». Вполне понятен был гнев Егора, когда он должен был дважды поднимать на лифте вещи на площадку четвертого этажа, потому что его никто не встретил.

— Встречайте! — крикнул Егор, толкнув дверь, вошел в комнату и остановился в изумлении. Затем, вытянув руки, забыв снять рюкзак и ружье, бросился к молодому человеку, сидящему на подоконнике.

— Ромка! Ромка! — в восторге кричал он.

— Егор, Егор, друг! — только и крикнул Роман Крестьянинов, зажатый в «медвежьих объятиях».

— Приехал? А мы собирались тебя встречать в девять тридцать, как ты написал в телеграмме. И тебя, и Максима Ивановича, и Люду. Готовили торжественную встречу… А вы? Наш поезд на юг отходит в час ночи… Ты что? — спросил он в ответ на ласково-печальный взгляд девушки, смотревшей на него чуть ли не с материнской нежностью. И это было необычно.

— Я и поздороваться с тобой забыл! — смущенно сказал Егор, протягивая руку Люде, и спросил: — Да что случилось?

Они слишком хорошо знали друг друга. Егор во взгляде Люды увидел, что она что-то скрывает. Девушка подошла к столу, взяла развернутую телеграмму и молча подала Егору.

Юноша прочитал, нахмурился, задумчиво потер левой рукой свой упрямый подбородок и, вздохнув, сел. Помолчав, он сказал:

— Ну что ж, раз надо лететь, так полетим. Места на самолете заказаны? Заграничные паспорта готовы? Да что там случилось?

— Охота за насекомыми, — сказал профессор Сапегин, появляясь в дверях. Европейский филиал Института Стронга, или, называя вещи их именами, филиал Кэмп Дэтрик, снова совершил нападение на поля. У меня еще нет полной характеристики создавшегося положения, но речь идет об энтомологическом фронте в Германской демократической республике, в Чехословакии, в Польше и в Венгрии.

— Колорадские жуки? — поинтересовался Егор.

— И не только они, — отозвался профессор Сапегин. — Через два часа вылетим. Сразу отправляются четыре группы советских ученых на борьбу с вредителями. Роман и Люда полетят в нашей группе в Восточную Германию.

— А ты, Роман, совсем здоров? Ведь работа предстоит напряженная, сказал Егор.

— Если и болен, то от безделья, — ответил Роман. — Мне не позволяли работать, и я просто изнывал от скуки. Я, как говорил старик, управлявший механической пилой в санатории, «стал жаден до работы».

В эти месяцы Егор помогал профессору Сапегину в работе над поисками возбудителя «Эффекта Стронга». Они нашли его: это оказался ультравирус. Они назвали его «Меристоидный ультравирус ЭС», сокращенно: «мувэс». Названный по имени ткани растения на верхушках и корнях — меристемы, мувэс поражал все клетки растения. Но он не увеличивал их, как раковое заболевание, а убивал и сушил. Это свойство мувэса навело Сапегина на мысль предложить его для излечения раковых заболеваний у людей, применяя в очень и очень малых дозах. Некоторое время Люда и Егор работали в одной бригаде, разрабатывавшей способы борьбы против мувэса. Работали они напряженно, много и добились успехов. Правда, культура «ЭС», с которой они имели дело, возможно была ослабленной; до сих пор еще не было случая проверить действие аппарата в производственных условиях. Они назвали его «С-103».

Самолет летел над Советской землей. Куда ни посмотришь, везде было видно, как трудятся люди. Зеленели озимые. Железнодорожные эшелоны везли сельскохозяйственные машины, блестевшие свежей краской.

— Я смотрю, — сказал Сапегин, — и вспоминаю новоамериканскую пустыню. Там тоже весна. Высыхает пыль. Ветры унесут ее с собой. Сейчас снизу нам махали детишки, а там стоят на земле полуодичавшие фермеры и смотрят в небо. Смотрят и день и недели, и молят американского бога, чтобы он им послал пыль, чтобы эта пыль опустилась на голую подпочву и создала хоть крошечный, хоть тоненький слой почвы. И тогда фермер бросит в эту пыль семена и будет бояться, что, не дай бог, опять начнется пыльная буря и черный смерч заберет его посев и унесет в океан. Мы — люди созидания, они люди разрушения. Мы — люди рождающегося дня, они — уходящей ночи. Перед нами будущее, а они хотят уничтожить его. Войны не будет, если народы мира возьмут судьбы мира в свои руки. Американская сельскохозяйственная диверсия — применение биобомб — позволяет нам еще раз сказать так: середины нет! Кто, имея возможность, не борется за мир, тот находится по пути в стан врагов человечества. Кто не хватает поджигателя войны за руку, тот работает на войну!

Сапегин поманил Егора и сказал, показывая вниз: «Польша — Шидлув». Егор прильнул лицом к стеклу.

Когда он был фронтовым воспитанником полковника Сапегина, отсюда 12 января 1945 года их армия начала наступление на главном направлении и вышла к Одеру.

Сапегин смотрел вниз, на шоссе. Тогда здесь двигались танки, артиллерия. Сейчас здесь простерся мирный цветущий край.

— Весна на Одере! — закричала Люда, и все опять жадно посмотрели вниз.

Они видели зеленеющие поля и людей, работающих на огородах, пастухов возле стад. Везде был мирный, созидательный труд, и только невдалеке от берега темнели развалины взорванного военного завода.

Сапегин обратил внимание всех членов экспедиции на поле вправо от самолета. Сотни взрослых и детей двигались цепями навстречу друг другу.

— Собирают жуков! — сказал Сапегин.

Видели они и второе поле. Под их самолетом на бреющем полете шли три «ПО-2», оставляя за собой широкие пыльные хвосты: они опыляли поля. Война не была объявлена, но люди были оторваны от мирного труда на борьбу с шестиногими американскими солдатами, получившими задание уничтожить мирный труд хлебопашцев. Еще на одном поле они увидели кур, поедавших насекомых.

Наконец самолет приземлился возле деревни, на лугу. Их уже ожидали. Анатолий, обрадованный, что не надо больше лететь на самолете, вышел первый. Он увидел взволнованные лица крестьян, с надеждой смотревших на них, избавителей от заморской напасти.

Началась большая и ответственная работа. Сапегин сказал:

— Я хотел предупредить вас, что, по полученным секретным сведениям, американские диверсанты, разочаровавшись в обычных биобомбах, собираются применить «Эффект Стронга». Прошу соблюдать надлежащую дисциплину. В наше распоряжение прибывают три «ПО-2». Я предлагаю создать летучие отряды по два человека. У нас двадцать аппаратов «С-103». Каждый отряд возьмет по четыре. Помощников будете набирать среди местных жителей.

Тревога была объявлена на седьмой день. Это было в два часа ночи. Американские самолеты попытались прорваться. Десять были отогнаны. Единственный прорвавшийся самолет истребители посадили в ста километрах от местонахождения группы Сапегина.

Сапегин приказал лететь всем. В три часа ночи они прибыли на место поражения. Деревушка, находившаяся поблизости, была ярко освещена. Люди не спали; на улицах стояли запряженные лошади, машины, груженые вещами. К телегам был привязан скот. Маленькие дети плакали. Все были страшно напуганы. На краю деревни стояло несколько красных пожарных машин, прибывших из города. Здесь были и легковые, доставившие представителей магистрата.

Лесник опять и опять рассказывал о страшном зрелище, свидетелем которого он был. Сапегин выслушал рассказ лесника. Да, это был «Эффект Стронга». Надо было действовать очень быстро и решительно.

Сапегин попросил руководителя местных немецких властей помочь.

Вскоре все члены экспедиции, кроме Сапегина, выехали в лес. На передней машине вместе с Романом и Егором ехал лесник. Он показывал дорогу. За легковой машиной следовала пожарная машина, на которой были помещены катушки с электрическими проводами, разматываемыми по дороге. Сапегин вылетел на «ПО-2» на разведку. Была лунная ночь, но облака то и дело закрывали свет луны. Сапегин сбросил осветительные ракеты. Под ним оказался старый еловый лес, посаженный ровными линейками.

Центр действия «эффекта» был ближе к западной границе леса. Черная площадь занимала до десяти километров в длину. Егор дал знать красной ракетой место посадки и разложил костер. «ПО-2» с профессором Сапегиным приземлился.

Каждая группа имела ракетный пистолет, и вскоре три зеленые ракеты, показавшиеся в небе с небольшими интервалами, известили о готовности.

Тогда Сапегин выпустил вверх две красные ракеты подряд.

Вскоре подъехали электростанция на автомобилях и прожекторная часть. Прожектора осветили лес издали. Вначале никто ничего не заметил. Лесник первый указал на исчезновение дальних деревьев. Огромная черная пустыня расширялась очень быстро. Она все ближе и ближе подходила к аппаратам. Егор, Роман, Люда и Анатолий следили за «контрольными» деревьями.

В аппаратах «ЭС-103» действовали особые, направленные электролучи.

Немецкие пограничники из частей, охранявших границу Германской демократической республики, первыми заметили движение людей; они приказали им лечь и выстрелом вызвали наряд. Переход границы не был чрезвычайным событием: многие покидали Западную Германию.

Из прибывших только один был немец, остальные назвались американцами и в самой категорической форме потребовали срочно доставить их к представителю Советской Армии. Начальник пограничного поста позвонил по телефону, сообщил об этом старшему начальнику. Вскоре все четыре нарушителя границы стояли в освещенном кабинете перед полковником Советской Армии.

— Прошу переводчика, — сказал худощавый сгорбленный мужчина.

— Со мной вы можете говорить по-английски, — ответил полковник.

— Я Аллен Стронг, — сказал мужчина и замолчал.

Он вначале крепился и вдруг разрыдался. С ним сделалась истерика и сердечный припадок. Пришлось вызвать врача. Когда старика уложили на диван и он успокоился, хлопотавшая возле него молодая женщина подошла к полковнику и сказала:

— Я дочь Аллена Стронга, Беатриса Стронг, а это антифашист, журналист Джим Лендок. Мы спасли отца. Жаль, что здесь нет специалистов, которые бы знали, что такое «Эффект Стронга».

— Я знаю, — сказал полковник. — Так неужели ваш отец тот самый Стронг?

— Аллен Стронг, — подтвердила Бекки. — И если можно — это даже очень надо! — вызовите из Москвы профессора Сапегина, Анатолия Батова или Егора Смоленского. Они нас знают. Только побыстрее! Срочно! О, если бы вы хорошо знали, что такое Кэмп Дэтрик и американские монополисты и что такое биологические бомбы, — вы бы не были так спокойны! Существует страшный заговор монополистов против всего мира. Они могут применить «Эффект Стронга», и мы должны помочь вам!

Бекки долго рассказывала, Джим дополнял ее рассказ. Утренние лучи солнца осветили их в том же кабинете, за тем же столом. Позвонил телефон. Полковник сказал: «Пропустить!»

Дверь открылась, и вошел профессор Сапегин, а позади него — Егор, Анатолий, Роман и Люда.

— О, профессор! Анатолий! — И Бекки бросилась им навстречу, как к родным. — Вот мой отец! — сказала она.

С дивана с трудом встал тщедушный старик небольшого роста. Пытливый взгляд глубоко сидящих глаз из-под нависших бровей, совершенно седые волосы, сутулые плечи и дрожащие руки свидетельствовали о пережитом.

Бекки представила отца Сапегину. Аллен Стронг крепко сжал руку Сапегина и не выпускал ее, пока не кончил говорить. А говорил он жадно, быстро, будто боялся, что его могут не дослушать и прервут на полуслове.

Одним истину помогает познать коммунистическая партия. Другие, лишенные такого доброго наставника, приходят к истине иными путями, иногда весьма мучительными. Так случилось и со Стронгом. Надо было много, очень много пережить, передумать и проделать, чтобы под старость отречься от своих заблуждений, от идей, в которые он по своей наивности свято верил всю свою жизнь, и не только отречься, но и предать проклятию свои заблуждения. И такие перерождения отнюдь не результат отвлеченных мудрствований. Они совершаются в процессе великой борьбы прогрессивного человечества за лучшее будущее, против поджигателей войны.

Все то, что давно уже было известно и понятно очень и очень многим, Стронг считал новейшим, поразительнейшим откровением, так как не так давно понял правду. Только этим можно было объяснить ту горячность, с которой он принялся объяснять Сапегину звериную сущность американских империалистов.

Да, Стронг ненавидел их. Мало того, что он ненавидел их, он хотел сделать все возможное, чтобы разрушить их заговор против человечества.

— Я очень поплатился за свою веру в «надсоциальную», аполитичную науку, — под конец сказал Стронг. — Мне страшно сознавать, как много еще есть на свете ученых, заблуждающихся до сих пор, как я в прошлом. Я знаю умного, аполитичного почвоведа. Он изучал почву на благо американского народа. Он использовал учение Докучаева и Вильямса. Почва — мать плодородия. Наука обязана изучать проблемы восстановления плодородия. А сейчас трудами этого почвоведа об активном белке в почве — я имею в виду различные микроорганизмы — воспользовались для того, чтобы найти средство убить живой белок в почве и превратить ее в камень, вернее — уплотнить, то есть сделать мертвой. — Стронг даже задохнулся от такой длинной фразы, но руку Сапегина не выпустил. Он говорил, как одержимый навязчивой идеей. — И еще один пример. Мне известна, — продолжал Стронг, — группа ученых, которые изобрели «гормон роста». Военные хотят применить его для уничтожения урожаев. Если чрезмерными дозами «гормона роста» воздействовать на поля пшеницы, ржи и других культур, это вызовет болезненно быстрый рост растений, а значит, и гниение. Вы понимаете, что делается у нас в Соединенных Штатах? Нет, вы понимаете всю чудовищность подобной подготовки человекоубийства? Ученые-убийцы и ученые на службе у убийц — это самое страшное явление американской действительности! Правда, другие ученые найдут противоядие, мир будет спасен, но зачем подвергать людей страданиям? Надо остановить «деятельность» ученых-палачей, надо рассказать народу всю правду о заговоре против мира! Пусть поднимутся народы в борьбе за мир! Надо помочь заблуждающимся. Вот они, — Стронг показал на Бекки и Джима, — помогли мне… Да и не только они. Ведь в мире есть очень много людей доброй воли. Я тоже буду бороться против поджигателей войны! Наука должна служить миру! Я полностью присоединяюсь к требованию, что ученые, особенно американские ученые, обязаны взять на себя ответственность за то, чтобы наука служила человечеству, и за то, чтобы наука не использовалась в качестве оружия уничтожения… Я сказал все это для того, чтобы вы поверили мне, имя которого могло стать пугалом. Я хочу, чтобы вы поверили тому, что я сейчас скажу. Вот здесь, — он указал на чемодан, лежавший на диване, — находятся биобомбы «ЭС». Я явился искупить вину перед человечеством. По своей неосмотрительности и недомыслию, я помог врагам прогресса и человечества и дал им в руки страшное оружие. Я прибыл помочь выработать противоядие против «феномена Стронга». Я должен вам сообщить ужасную весть: сегодня ночью «летающие крепости» должны были сбросить биобомбы «ЭС» в Восточную Германию. Но, к счастью, только на одном самолете были настоящие биобомбы «ЭС». На других удалось подменить настоящие бомбы фальшивыми, а настоящие уничтожить. Моя лаборатория тоже уничтожена. В руках врагов больше нет «Эффекта Стронга». И если мы теперь же уничтожим очаги, вызванные сброшенной биобомбой «ЭС», применив большие температуры, то человечеству больше нечего бояться «Эффекта Стронга». Мир может быть спокоен!

— Мир никогда не может быть спокоен, — сказал Сапегин, — пока существуют империалисты, пока все народы не встанут на борьбу за мир!

— Это безусловно так, — сказал Стронг, — но империалисты чрезмерно хвастаются своим всесилием, а на деле получается иное. Они попробовали использовать для уничтожения прогрессивных американцев энергию замедленного атомного распада. И что же? Нашлись смелые люди и разоблачили этот заговор империалистов, несмотря на все их усилия монопольно владеть тайной «НБ-4001». Империалисты хотели использовать против прогрессивных людей «БЧ» — «лучи забвения», и опять люди доброй воли разоблачили их и тем самым разоружили. А «Эффект Стронга»! Я проклинаю тот час, когда, ослепленный приманкой в виде генеральной премии Мак-Манти, начал работать в интересах монополистов! Я только потом понял, как хитро они за мной охотились и как поймали. Я как-нибудь расскажу вам все перипетии борьбы прогрессивных людей за меня, за то, чтобы я прозрел. За то, чтобы это страшное оружие истребления зеленых растений, этих солнечных машин земного шара, вырвать из рук монополистов, мечтающих о мировом господстве. И это тоже свершилось. Империалисты разоружены в отношении «Эффекта Стронга». Силы мира сильнее сил поджигателей войны, и они убедятся в этом, если даже начнут мировую войну!

— Я рад слышать это именно от вас, — сказал Сапегин. — И все же нельзя недооценивать врага и надо всем помнить мудрые слова о том, что: «Мир будет сохранен и упрочен, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца». Я рад, профессор Стронг, видеть вас в числе борцов против поджигателей войны. Если такие аполитичные люди, как вы, начали прозревать, мировая война, даже если ее развяжут империалисты, не принесет им успеха… А теперь давайте поговорим как ученые. Мы только что ликвидировали очаги «Эффекта Стронга». Он больше не страшен миру.

Ученые сели.

Опять зазвенел телефон.

— Введите! — приказал полковник. — Сейчас сюда приведут членов экипажа приземлившегося американского самолета. Мы можем узнать кое-что интересное.

В кабинет вошли четыре человека. Впереди, отнюдь не чувствуя себя несчастным, шел мужчина в форме летчика.

— Ральф Томпсон! — закричала Бекки. — Каким образом?

— Повезло, — ответил Томпсон. — Командование мне приказало ни в коем случае не приземляться, чтобы мои пассажиры не попались, но я уж так решил заранее.

— О! — опять воскликнула Бекки. — Джек Райт и Мюллер? Этим есть что рассказать, господин полковник!

— Они назвались иначе, да и документы у них на другое имя, предупредил сопровождавший их офицер.

— Хайль президент! — крикнул Мюллер, поднимая руку. — Я американский подданный.

— Еще бы! — сказал Джим. — Это же работники Кэмп Дэтрик.

— Я вам обещала, Джек Райт, встретиться, — сказала Бекки. — Это было на Яве, близ Бейтензорга, и вот мы встретились. Силы мира сильнее сил войны!

Анатолий подвел Бекки к Люде и познакомил их.

— Это мой поклонник! — весело сказала Бекки, кивнув на Анатолия. Только он однажды принял другую девушку за меня и чуть было не отправился со своими друзьями на тот свет.

Анатолий стал расспрашивать Бекки о знакомых.

— Дакир и Тунг живы и здоровы, как и Клара Томпсон и Франк… Только у нас, в Соединенных Штатах Америки, очень и очень тяжело… Джим! — позвала Бекки и познакомила журналиста с Людой. — Я думала, — сказала Бекки, — эпоха бурь — какое может быть счастье, если каждую минуту дрожишь и боишься за любимого, борющегося с поджигателями войны! И все-таки я вышла замуж за Джима… Вы счастливые, у вас не надо бояться за тех, кто борется за мир, за счастье всех народов… Неужели люди, которых желают уничтожить монополисты, дадут себя убить?

— Этого никогда не будет! — отозвался Егор. — А счастье… Счастье — в борьбе за высокие человеческие идеалы, за коммунизм!

Жизнь! Как много в этом слове!..

Как прекрасно жить, чувствуя себя членом Великого Союза Советских Народов — народов, которые превозмогли многое в борьбе за коммунизм!

Смерть, гибель и тлен — таков путь международного империализма, который давно уже превратился из режима эксплуатации человека человеком в режим истребления человека человеком.

Пусть неистовствуют Морганы, Дюпоны, Рокфеллеры, но миролюбивые народы будут бороться за мир и победят!

Москва — Голицыно

1949–1951