Чёрный снег

Укрытый белым пушистым снегом, дом старательно коптил холодное зимнее солнце только что разведённым в камине пламенем. Ладно скроенный из толстых, потемневших от времени сосновых брёвен он уже три десятка лет стоял на берегу озера одиноким часовым. Приземистый, с пологой крышей и широкой террасой – он выглядел уютным и обжитым. Под большим окном лежали второпях сложенные связки дров. Через окно было хорошо видно, как мерцает внутри неторопливый огонёк масляной лампы.

По плотному снегу прошуршали шипованные колеса фургона. Двигатель машины нагрелся за время пути, и падающие на него лёгкие снежинки печально таяли без следа. Дверь машины хлопнула, из неё выбрался измученный долгой дорогой пожилой человек и, раскинув руки, стал разминать спину. Он не был худ, напротив, большой живот гордо висел спереди как свидетельство сытой и размеренной жизни. Волосы – редкие и жёсткие как у старой зубной щётки. Лицо его было простым и распространённым настолько, что люди на улицах часто принимали его за своего знакомого и, подойдя, долго и путанно интересовались его здоровьем и делами.

Он выгрузил на снег тяжёлую, защитного цвета сумку. В ней без труда угадывались очертания охотничьего карабина. Мужчина повесил его на плечо и замер, словно прислушиваясь. С высокой, белой от снега ели вспорхнула птица и, издав крик, исчезла в перелеске. Он недовольно хмыкнул и, хлопнув дверью, скрылся в доме. Потревоженный звуком, с крыши на крыльцо упал толстый шмат спрессованного оттепелью снега. Внутри его уже ждали. Оторвавшись от растопки печи, навстречу поднялся пожилой человек с большими раскосыми глазами таёжного охотника.

– Я ждал вас поздно ночью, дорога из аэропорта долгая даже на такой хорошей машине, – охотник показал в строну окна, где виднелся красный фургон гостя, больше похожий на вездеход.

– Служебная, – отмахнулся тот, – себе бы я такую не взял, жрёт много. Три канистры с собой привёз на случай.

– Три – это хорошо, мы ими генератор заправим. Ночи, хоть и март на дворе, совсем пока не весенние.

– Что-ж, давайте знакомиться. Константин Суханов, полевой врач в отставке и ныне биолог.

– Иван Николаев, – улыбаясь, протянул руку охотник.

Суханова всегда поражало отсутствие акцента и обилие простых русских имён у исконных жителей тайги, обитавших тут, казалось, ещё со времён неолита. Биолог жестом пригласил нового знакомого к столу у окна:

– Давайте присядем, у меня с собой отличная настойка на клюкве.

– А я не пью, – виновато развёл руками Иван, – от этого руки дрожат, а для охотника это смерть. Я вот чайник уже поставил с таёжным сбором. Согревает лучше любой настойки.

– Не беда, я так замёрз, что потом ещё и чаю выпью, – ответил Суханов, наливая настойку в металлическую кружку.

Красноватая жидкость приятно пахла ягодами и спиртом. Он резко опрокинул кружку себе в рот, звонко стукнув по зубам металлическим краем. Затем зажмурился от удовольствия и выдохнул:

– Ну, Иван, рассказывай, как дело было, и почему же меня к тебе спец рейсом отправили?

Охотник неторопливо проверил, заварилось ли содержимое чайника. Удовлетворённо кивнув, он приподнял крышку и кинул ещё пару сухих листьев, напомнивших Суханову листья лаврушки в супе из институтской столовой.

– Это случилось почти месяц назад. Я искал трофейного лося и ушёл очень глубоко в лес.

– Трофейного? – переспросил Суханов.

– Да, это самец с мощными рогами и очень крупный. Для чучел подойдёт только такой. А таксидермист их потом втридорога продаёт. От этого места, где мы сейчас, три дня пути на север. Там зверь вообще не пуганный. Вечерело уже, шёл я вдоль замёрзшего русла старой реки. Толстый слой льда наморозило. Идти прямо по руслу не в пример легче, чем сквозь лесные сугробы продираться. На берегу устроился на ночь, палатку поставил, костёр развёл. Лунку сделал и рыбы наловил немного, вечером клюёт там слабо, но на уху хватило. Поел и спать лёг. Ночью проснулся от того, что кто-то вдоль берега идёт и деревья валит, одно упало, второе. Я подумал – ураган, из палатки выскочил присмотрелся. Костёр давно потух, но снег белый луну отражает и видно, что не ураган это никакой, ветра то совсем нет. Послышался хруст, треск и звук такой, будто танковая армия через лес идёт. Пока раздумывал, стоит ли мне с карабином в потёмках на рожон лезть, звук уже удаляться стал. А едва рассвело, я отправился следы посмотреть.

– И что же там было, неужто трактор? – спросил Суханов, подливая в кружку настойки.

– Вовсе нет, следы круглые, трёхпалые, и шерсть на ветках висит.

– Кабаны или медведи. Думаю, шатун какой-нибудь особенно беспокойный, сейчас много про них пишут, – предположил биолог.

– Нет, следы огромные, я на камеру снял, потом в райцентре показал – они быстро по компьютеру сопоставили, что это мамонтовые.

– Неужели думаешь, действительно мамонт был? – хитро прищурившись, спросил Суханов, прикидывая, что именно за пойманного живого мамонта можно у начальства попросить.

– Я бы, может, про эту историю и рассказывать бы никому не стал, пока сам бы его не поймал, но тут, после той ночи, другая беда приключилась. Следы то я снял, но с пустыми руками нельзя оставаться. Решил добыть всё же трофейного, раз уж, думаю, в места такие заповедные попал. Долго ходил кругами, пока не напал на след. Хороший зверь, крупный, следы чёткие. Дошёл по ним до места, где лось этот ночует и ждать приготовился. Укрытие сделал, и маскировка на мне – всё, как полагается. Сижу, мёрзну, а снег всё идёт и идёт. Думал, совсем завалит меня. Вдруг слышу хруст веток. Я ружьё на изготовку перед собой выставил. Кусты раздвинулись, и на прогалину выбралось нечто. Большой, сильный – и не человек и не зверь. Рост метра три, голова широкая, нос едва выражен. Внушительных размеров мощные челюсти. Низкий лоб. Выражение глаз дикое и неприятное, как у бешеной собаки бывает. Шерсть редкая и жёсткая, больше похожая на щетину. Существо резко втянуло ноздрями воздух и посмотрело в мою сторону. Я боялся шелохнуться, сердце бешено колотилось. Вдруг оно прыгнуло и, сбросив моё укрытие из еловых веток, схватило меня длинными руками за шею и вытащило, едва её не сломав.

– А что же ты не стрелял?

– Карабин то я выронил, только нож на поясе остался, пытаюсь дотянуться, но не получается. Оно приблизило меня к себе, пытаясь получше рассмотреть. В лицо пахнул резкий запах как на стойбище кабанов.

– Точно не хочешь выпить?

Охотник отрицательно покачал головой и, глядя куда-то в темноту ночи за окном, продолжил:

– Я хорошо запомнил его глаза. Выпуклые, золотисто-коричневые с ярко красными прожилками. Каждое размером с кулак. Наконец мне удалось извернуться, и я, выхватив нож, полоснул его по руке. Существо взвыло от боли и отшвырнуло меня в сторону. Сугроб смягчил удар. Я вскочил и побежал за карабином. Гигант и не думал убегать, он взревел и бросился на меня. Я успел схватить ружье и выстрелил, не целясь, почти в упор. Пуля пробила ему бок. Существо в бешенстве зарычало и попыталось дотянуться до меня руками. Я выстрелил вновь. Пуля вошла в ногу, и оно рухнуло на колени, схватившись за рану в тщетной попытке остановить кровь. Я побежал, на ходу выстрелив ещё несколько раз. Бежал долго, пока не свалился с обрыва прямо на лёд реки, где ночевал накануне. Дорога отсюда была уже мне знакома и вернуться в город было делом техники.

– Ну, дальше понятно, – перебил его Суханов, – ты в полицию, они службистам, а те уже на нас дело спустили. Рассказываешь занятно, не терпится уже на йети твоего посмотреть. Только по правде сказать, у меня этот вызов уже, наверное, сотый за пять лет работы, и веришь – нет, пока ни одного так и не встретил. Без обид, но большего скептика, чем я, сложно найти, поэтому лучше сразу скажи, не палёного ли самогону выпил, чтобы зря нам с тобой в тайгу не мотаться.

– Да не пью я, но надо сказать, что после того случая всерьёз задумался, не начать ли.

– На карте покажешь? – спросил биолог и, сдвинув со стола кружку с бутылкой, раскатал карту.

Охотник всмотрелся и, узнав привычные очертания, уверенно ткнул пальцем:

– Вот здесь.

– Далече. Снегоход нужен. По реке пойдём.

Суханов расстегнул боковой карман куртки и извлёк радиостанцию. Длинная антенна торчала из трубки неуклюжим отростком.

– Это Пржевальский, приём… это Пржевальский, как слышно, приём…

Сквозь шум эфира пробился бодрый мужской голос:

– Пржевальский, слышим вас хорошо. На место прибыли?

– На место прибыл, помощь нужна, без снегоходов быстро не добраться. Если пешком идти с такими снегопадами следов совсем не найдём.

– Вас понял. Транспорт организуем. Там пограничники у вас поблизости, уверен, поделятся.

– Благодарю. Ждём. Конец связи, – довольный Суханов отложил рацию, – теперь, Ваня, мы с тобой поедем как белые люди на тройке с бубенцами, а то пришлось бы пешком тащиться, а это удовольствие на любителя.

Лес медленно погружался в сумерки. Солнце скрылось за вершинами деревьев. Похолодало. Они затопили баню. Сизый дым стелился по заснеженной крыше. Отходив друг друга размоченным берёзовым веником, они сидели в парилке и молчали. Каждый думал о своём. Охотник, что зря, наверное, вообще сообщил о случившемся с ним в лесу, а биолог, что опять предстоит гоняться за призраками вместо того, чтобы сидеть на кафедре и дописывать книгу.

Холодные, ещё сонные лучи утреннего солнца осторожно тронули седые верхушки пихт. Зевая, мужчины вышли на крыльцо и принялись обтираться снегом. Обжигающий холод бодрил и заставлял кровь бежать быстрее.

Послышался рёв мотора. Испустив клубы серого дыма, на опушку выехал тяжёлый военный грузовик. Отчётливо запахло дизелем. Двое солдат выпрыгнули из кабины и суетливо выгрузили три мощных армейских снегохода с несколькими канистрами топлива.