Черный список деда Мазая

Глава 7

В состоянии, близком к истерике, я покинула «пентхаус» Нечитайло, расположенный на третьем этаже блочной башни, и позвонила Маслову.

– Как дела? – осведомился шеф. – Пообщалась с Валентиной?

– Слов нет, – выдохнула я, – сильно сомневаюсь, что смогу справиться с заданием.

– Думай о гонораре, – посоветовал Иван, – мне, жадине, всегда помогает предвкушение денег.

– Боюсь, тут даже миллиарда окажется мало, – пробормотала я и рассказала об увиденном, утаив лишь информацию об общении с медвежьей мордой.

– Ерунда, ты справишься, – оптимистично воскликнул Ваня, – всего-то надо убедить бабу сменить имидж.

– Завтра веду ее в салон, – устало сказала я и зашмыгала носом, – договорилась с Ликой Рубакиной, она считается лучшей по прическам и макияжу.

– Вот видишь! – обрадовался Иван. – Дело сдвинулось с мертвой точки, Валентина согласилась встретиться со стилистом. Ты молодец, еще вчера Нечитайло заявила Адаму: «Я прекрасна, о каких изменениям может быть речь?» А ты сумела пошатнуть позицию дамы с комплексом сверхполноценности.

– Лучше не спрашивай, чего мне это стоило, – уныло произнесла я. – Пообещала ей в среду радиоэфир с Виктором Сойкиным.

– Это который вещает на «Толстой FM»? – насторожился Иван. – Да он Нечитайло в лохмотья порвет! Ехидный, злой мужик.

Я чихнула.

– У Валентины навязчивая идея затоптать Смолякову. Нечитайло полагает, что та у нее отнимает славу и деньги, а Сойкин каждый месяц Милану к себе зовет. Скажу тебе по секрету, его жена, мать, теща, короче, все женщины в семье – фанатки Смоляковой. Валя сначала наотрез отказалась от стилиста, а я ей предложила сделку: завтра днем идем к Лике, а вечером к Виктору. Апчхи!

– Ты уломаешь Сойкина? – засомневался Ваня.

– Мы с ним старые приятели, – пояснила я. – Апчхи!

– Простудилась? Выпей что-нибудь, – заботливо посоветовал босс.

– Непременно, – пообещала я и открыла окошко.

Я-то здорова, просто в носу поселился запах духов Валентины, на редкость въедливый и стойкий.

Мы поговорили с Ваней еще некоторое время, потом я аккуратно установила телефон в держатель. Спасибо, Макс! Если бы не предусмотрительность мужа, оплакивать бы мне сейчас свою СИМ-карту со всеми контактами, погибшую под каблуками Жеки. Год назад, когда я потеряла мобильный, Макс принес мне два новых аппарата и сказал:

– Положи один в бардачок машины и не доставай до той поры, пока снова не посеешь сотовый. Я сделал тебе две симки: лишишься одной, а под рукой будет вторая, готовая к работе.

– Не надо считать меня безголовой блондинкой, – рассердилась я, – любой человек может забыть сотовый неизвестно где.

– Ну конечно, – кивнул Макс. – Тебе всего-то надо воткнуть в новый аппарат зарядку. Вот она, держи. Сразу в двух вариантах – для обычной розетки и для машины.

Я положила руки на руль. Кстати, о телефоне. Надо завезти Ковалевой ее мобильный, заодно посмотрю, как она себя чувствует. Уже вечер, Жека небось вернулась с работы.

Порядка ради я набрала несколько раз домашний номер подруги, но из трубки постоянно неслись короткие частые гудки. Миша большой любитель повисеть на проводе. Считается, что занимать телефонную линию часами – болезнь, присущая женскому полу, но Жека всегда говорит коротко, а вот Мишенька может обсуждать всякую ерунду годами.

Я отлично знаю: во дворе дома, где живет Ковалева, припарковаться невозможно. Поэтому оставила свою «букашку» около расположенного неподалеку супермаркета и пошла пешком. Погода неожиданно решила порадовать москвичей. Ни жары, ни холода, ни дождя, ни ветра, ни духоты. По дороге мне попалась будка с мороженым. В ней продавалась любимая «Лакомка», я съела ее и перестала ощущать постоянный аромат кокоса и ванили, в голове прояснилось, жизнь снова стала прекрасной. В чудесном настроении я вошла во двор и замерла.

На узком пятачке толпилось много народа. На газоне, безжалостно смяв чахлые московские цветы, громоздился фургон «Скорой помощи», почти впритык к нему – не очень новая темно-синяя иномарка, за задним стеклом которой висел плюшевый бегемот в полицейской форме. Я отлично знаю, кому принадлежит автомобиль. Не раз ездила в нем и подарила игрушку его владельцу на Новый год.

Я сделала пару шагов, уперлась в ленту, натянутую поперек двора.

– Гражданочка, дальше нельзя, – сурово сказал парень в фуражке, – если живете в этом подъезде, то подождите, пока с трупом разберутся. А лучше погуляйте, нечего тут смотреть. Зачем только люди из окон прыгают? Неужели не понимают, что их потом с земли соскребать придется?

Я обвела глазами людей за лентой и крикнула:

– Костин! Володя![4]

От толпы отделилась высокая фигура, быстро приблизилась и спросила:

– Лампа?! Кто тебе сообщил?

Мои ноги превратились в желе.

– О чем?

Вовка приподнял рукой ленту.

– Пролезай.

– Что случилось? – прошептала я, подныривая под ограждение. – Почему ты приехал на простое падение из окна?

Костин внимательно посмотрел на меня.

– Сначала скажи, по какой причине ты сама сюда заявилась?

Я вынула из сумочки мобильный Ковалевой.

– Приехала к Жеке, она сегодня забыла свой телефон в кафе. Можно мне пройти в подъезд? Я надену бахилы, ничего не трону, могу комбинезон у криминалистов взять и…

Слова застряли в горле, я увидела эксперта Рому Казакова. Он шел к нам, помахивая прозрачным пакетом для улик, внутри которого виднелся браслет в виде змеи с двумя головами.

– Красивая безделушка, – почему-то с неодобрением заметил Роман, – прочно на руке сидела, не свалилась. Привет, Лампа, у тебя ничего попить нету? В горле пересохло.

– Это украшение Жеки, – выдавила я из себя.

Казаков потряс полиэтиленовым мешочком.

– О его содержимом говоришь? Что, знаешь эту цацку? Где видела?

– Исчезни, – коротко приказал Вовка, – немедленно испарись!

– Понял, – кивнул Рома и живо убежал.

– Там Жека? – прошептала я, отлично зная, какой ответ услышу. – На асфальте?

Костин притянул меня к себе.

– Прости, да.

– Точно она? Вдруг это ошибка? – я цеплялась за последнюю надежду. Украшения бывают одинаковыми, браслет не эксклюзив, может, кто-то купил такой же.

Вовка начал гладить меня по голове.

– Это Ковалева. Она покончила с собой, прыгнула из окна спальни сына. Несчастье случилось часа три тому назад.

– Невозможно! – воскликнула я, вырываясь из объятий лучшего друга. – Либо вы перепутали время, либо место, откуда Жека совершила прыжок.

Костин наклонился ко мне.

– Почему?

– Она обожает Севу, – пояснила я, – он уезжает на работу в свой клуб около девяти вечера. Значит, в момент самоубийства матери Всеволод находился дома. Жека никогда бы не подвергла любимого мальчика такому стрессу. Нет, нет, и еще раз нет. Хотя…

– Что? – спросил Вовка.

– Сева мог уехать раньше, – растерянно пробормотала я, – и все равно нет! Господи, я сошла с ума! Не понимаю, что говорю! Вовка! Там, на земле, не Жека!

– Извини, – мрачно произнес Костин. – Ковалева скончалась.

Я вцепилась в руку друга.

– Она не могла совершить суицид! Да еще прыгнуть из комнаты сына! Тут что-то не так! Всеволоду сообщили о смерти мамы? Ему позвонили? У меня есть его номер, секундочку.

Я включила телефон Жеки, увидела, как загрузилась заставка – снимок весело смеющегося Севы. Хотела нажать на кнопку и была остановлена Вовкой.

– Не надо. Всеволода только что увезли!

Я чуть не уронила трубку.

– Что? Он стал свидетелем гибели матери? Нет, нет, нет! Ты плохо знаешь психологию Ковалевой. Это невозможно! Там не Жека! А! Знаю! К сыну пришла девушка, они с ней ну… того… самого, потом девица пошла в ванную. У Севы постоянно завязываются отношения со стриптизершами, танцовщицами, всякими невоспитанными особами. Нацепить халат и туфли матери любовника для такой…

Костин схватил меня за плечи, встряхнул и сказал:

– Лампа! На земле Евгения, в квартире обнаружили Севу, на его теле две раны. Сначала парня ударили ножом в грудь, затем перерезали ему горло. Всеволод остался жив, его отправили в клинику, но пообщаться с ним невозможно. А Михаил психологически недоступен.

Я вздрогнула.

– Миша? Он дома? Жека шагнула вниз в присутствии всех членов семьи?

Володя взял меня под руку.

– Мы пока знаем лишь часть случившегося. Падение Ковалевой видела соседка Алевтина Меркулова, медсестра со «Скорой помощи», она не потеряла головы, поступила грамотно. Приблизилась к телу, поняла, что помочь Ковалевой невозможно, и позвонила куда следует. Алевтина, как понимаешь, не боится покойников, и жертвой суицида ее не удивить. В момент, когда Меркулова общалась с полицией, из подъезда выскочил Михаил и кинулся к жене. Вот тут медсестра дала маху: она не смогла остановить мужа, а тот практически упал на колени перед трупом Жеки. Да вон она идет!

– Кто? – вздрогнула я.

– Алевтина! – закричал Вовка. – Подойдите к нам!

Симпатичная круглолицая женщина, шедшая от подъезда, приблизилась к нам.

– Могу чем-то помочь?

– Вы видели падение Ковалевой? – спросила я.

Медсестра вздохнула.

– Нет, сидела на детской площадке, читала книгу, вдруг бах! Звук такой, как небольшой взрыв. Я вскочила, увидела тело и поняла: кто-то из окна сиганул. Подбежала, узнала Женю.

– Она была уже мертвой? – зачем-то уточнила я.

– Да, – кивнула Алевтина, – без сомнений. Я начала звонить куда положено, тут выскочил Миша, почему-то со свернутым полотенцем в руке, бухнулся на колени, кричит, а я ему на спину смотрю и понимаю: утешить его шансов нет. Знаете, порой такие глупости память удерживает! На муже Ковалевой была футболка с принтом на спине, смайлик с улыбкой. В этой ситуации майка произвела на меня жуткое впечатление, я не могла от нее оторвать глаз. Тут Михаил как заорет: «Иди наверх, там Сева умер!»

Я побежала к ним в квартиру, нашла парня на полу, сначала решила, что он тоже труп, потом гляжу, пальцы на руке дрожат. В общем, повезло Севе, что я пришла, оказала ему первую помощь до прибытия бригады.

– Как можно выжить с перерезанным горлом? – прошептала я.

– Крупные сосуды остались целы, – пояснила Алевтина. – А вот говорить Всеволод навряд ли теперь сможет. Хотя я не врач, вдруг ему повезет, голос восстановится. Долго ему придется реабилитироваться, если, конечно, он в больнице не умрет. Извините, мне пора на работу.

Бегло осмотрев место происшествия, криминалисты сделали предварительный вывод. По их мнению, Жека сначала нанесла Севе ножевые ранения, а потом покончила с собой. Похоже, в ту секунду, когда жена прыгнула вниз, домой вернулся Миша. Он бросился к сыну, счел его умершим и кинулся на улицу. Сейчас Михаил находится в больнице, физически он здоров, на его теле не обнаружено ни одной раны, но его психическое состояние оставляет желать лучшего. Миша ни с кем не желает разговаривать.

Меня бросало то в жар, то в холод.

– Жека не могла нанести Севе удары ножом! Мать и сына убили! В квартире Ковалевых был посторонний! Он зарезал парня и вытолкнул Жеку из окна.

– Пока ничто не говорит о присутствии постороннего, – возразил Вовка.

– Он там был, – уперлась я.

Резкий звонок мобильного Ковалевой заставил меня вскрикнуть, но через секунду я поднесла трубку к уху.

– Да.

– Не пришла? – заверещал противный, как скрежет ножа по стеклу, женский голос. – Богатая, да? Все тебе можно? Ничего, ответит твой байстрюк! Пожалела миллион Лизе на образование? Теперь десятью не отделаешься! Передай своему говнюку, что его секреты не тайна! Я знаю о его подвигах! Таня Иванова! Сколько ты ее матери отстегнула? Короче! Срок тебе до завтра! Десять миллионов! Иначе бай-бай, Сева отправится на зону, ты слышала, как там правильные уголовники с насильниками поступают. Лизке всего пятнадцать!

Я протянула Костину трубку, из которой неслись короткие гудки.

– Можешь по определившемуся номеру узнать, на кого он зарегистрирован и где проживает хозяйка?

– Запросто, – ответил друг. – А тебе зачем?

Я сгорбилась.

– Жека не могла убить сына, Сева натворил каких-то глупостей, и его за это хотели лишить жизни. Звонившая вымогает у Ковалевой деньги, утверждает, что Всеволод хотел изнасиловать ее дочь…

Володя спокойно выслушал мой сбивчивый рассказ, но остался при своем мнении.

– Лампа, давай честно посмотрим фактам в лицо.

– Жека не могла! – тупо повторяла я. – Не могла!

– Вероятно, ты не все знаешь про свою подругу, – вздохнул Костин. – В прошлую пятницу Меркулова, выходя из своей квартиры, случайно наступила на пакет, который бросила на лестничной клетке Жека. Площадка в доме узкая, места мало, а у Ковалевой, которая в тот самый момент открывала дверь, была гора сумок из супермаркета. Алевтина смутилась и начала извиняться: «Жекочка, сейчас сбегаю в магазин и принесу тебе то, что испортила».

Ковалева отреагировала нормально: «Не переживай, Аля, там ерунда, ватные диски и бумажные салфетки, ничего с ними не будет».

Меркулова еще раз попросила прощения, повернулась к соседке спиной, вызвала лифт и тут… В стену, аккурат над кнопкой вызова подъемника, врезалась пластиковая бутылка с минералкой. Аля в испуге обернулась. На нее, сжав кулаки, надвигалась Жека.

Меркулова и Ковалева сосуществуют на одной лестничной клетке в течение длительного времени. Нежной дружбы между женщинами не возникло, но они хорошие соседки, никогда не ругаются, подчас выручают друг друга, в Новый год обмениваются подарками. Аля считала Жеку воспитанной, интеллигентной дамой, но сейчас перед ней предстала разъяренная баба, изрыгающая нецензурную брань. Слава богу, прибыл лифт, и Аля, влетев в кабину, умчалась на первый этаж.

Вечером в дверь Меркуловой позвонила Женя, Алевтина замерла у видеофона и услышала, как соседка произнесла: «Алечка, родная, прости. Открой, не бойся».

Меркулова распахнула створку, Ковалева вошла в прихожую, заплакала, начала просить прощения. Понимаешь, Лампа, Жека в последнее время была подвержена немотивированным припадкам ярости.

Я подняла руку.

– Вова, давай сядем где-нибудь, я расскажу тебе о сегодняшней встрече с ней.