Черный Василек. Наекаэль (СИ)

Часть 1. Туманная Гавань Глава 1. Плач Иивы

— Дядя, а что ты делаешь? — Курносая девочка в белой рубахе до пола, и ростом Араниэлю едва выше колен, вставала на носочки, чтобы заглянуть через его плечо.

Высокий золотоволосый эльф в светло-зеленой тунике, коричневых шоссах и полусапожках, согнувшись, подкрашивал схематичные рисунки, заботливо выведенные краской на деревянной стене его дома, куда сейчас падал солнечный свет.

Охотник пристально следил за его расслабленными движениями. Как и девочке, ему позволили наблюдать ритуал впервые. Рисунки изображали морды животных, поставленные одна на другую, но Рейнальд, как ни старался, не мог их разобрать. Дом сам по себе представлял удивительное зрелище: стены, сплетенные из стволов нескольких деревьев, сросшихся вместе, и образовавших внутри себя полость с дверным проемом и окнами, завешанными длинным, цветущим вьюном. Такой же пол, устланный мягким и густым мхом, из которого поднимались то ли стебли, то ли ветви, образуя плетеную мебель помещения. Эльф ходил по импровизированному ковру, не приминая его. Когда-то это удивляло человека, но за прошедшие месяцы он по обвыкся с местными чудесами. Сам Охотник оставил у входа подаренные Араниэлем сапоги и плащ, чтобы не пачкать ковра.

— До сих пор не понимаю, как и зачем ты научил ее нашему языку. — Пробормотал Охотник, убирая с глаз густые темно-каштановые волосы. Он задумчиво разглядывал девчушку, которая, по его прикидкам, должна была едва ли научиться говорить на родном языке, не говоря уже о чужих.

— Не удивляйся, vernael’, - мелодично заговорил эльф, не разгибая спины. Его голос был мягким и низким, увлекающим, словно речной поток, и столь же ровным, и спокойным, — пусть тебя не обманывает ее внешний вид, она ходит по земле уже три твоих жизни. — Эльф на секунду приостановился, оценивая работу. — А ты перестань шутить над гостем, а то навсегда останешься ребенком, как твой отец.

— Хмф, скука. — Она надула щеки, насупилась и отвернулась, но вскоре выдохнула и приняла спокойный умиротворенный вид, продолжая разглядывать рисунки на стене. Эльф улыбнулся, но улыбка вышла скорее грустной. Он гордился за свою племянницу, умную, ловкую, трудолюбивую, возможно даже слишком, для своего возраста. Конечно, ум иногда заходил за разум, а любознательность за любопытство, но дети есть дети, так думал он. И ему очень не хотелось, чтобы эта жизнь подверглась опасности из-за его недалекого брата, который уже больше десяти лет не мог смириться с изгнанием. Хотя что такое десять лет для тех, чей век не исчислим? Жаль, что прожитое не добавляло родственнику мудрости.

— Почему ее до этого сюда не пускал? — Человек говорил почти безразличным серым тоном, но Араниэль понимал, что под ним кроется любопытство. Не холодный расчет, необходимость получить любую информацию, которая может оказаться жизненно важной, как бывало в первое время. Эльф наконец начал чувствовал в глубине его души то самое детское любопытство, которое все еще отказывалось окончательно подчиниться холодному расчету, погрязнув под завалами истерзанной души. «Одна пытается казаться маленькой, другой — большим» — подумал он: — «оба дети». Усмехнувшись этой мысли, он сложил кисти и краски, и обернулся.

— Это место священно для нас. Для каждого эльфа дом его предков так же значителен, как и его собственный.

— Выходит это, — человек обвел комнату рукой, — что-то вроде храма вашей веры? Однажды ты говорил, вы далеки от таких вещей.

— Нет, — вздохнул эльф. Ему хотелось укорить Рейнальда за непонятливость, но он не стал, — мы не верим в них, как в высших сущностей. Они такие же живые существа, только… иначе и старше, значительно старше. Они помогают нам, когда нужна помощь, и любой из нас не задумываясь поможет им. Они не наши боги, Рей, они наши друзья, — Араниэль неопределенно качнул головой, — иногда наставники. Не требующие ничего взамен. Почитать их — это дар уважения. На протяжении всей истории мы существовали бок о бок. — Охотник устало отмахнулся от него. — Объясни ему, Таэниэль. — Эльф обратил на племянницу серьезный взгляд. — Давай, от людей не отвертишься. — Сказал он, перебив не успевшего заговорить человека, который, поморщившись, замолчал.

— Зря ты смотришь на нас свысока, Араниэль. — Серьезно произнес Охотник.

— Ошибаешься, друг мой. — Эльф обратил на него искренний, немного грустный взгляд. — Я стою здесь сейчас лишь благодаря тому, что никогда не позволял себе смотреть свысока. — Молодое лицо Рейнальда покрыла тень задумчивости, мудрость сверкнула на дне уставших карих глаз. — Я не питаю иллюзий относительно тебя, себя и наших народов. — Эльф будто хотел сказать что-то еще, но передумал.

— Я, э… ну, я сама не до конца понимаю, — замялась эльфийка, когда все замолчали, — мне папа сказал, что расскажет потом, когда… в общем, выросту. — Она потупила глаза.

— Вот как… — эльф вздохнул, отмечая что-то для себя в голове. — У тебя когда-нибудь был брат? — Вдруг спросил он, уперев взгляд в человека.

— Брат? — Вопрос сбил Рейнальда. — Нет. Была сестра… пара друзей. Брата никогда не было.

— Какая она была, твоя сестра? — Эльф преисполнился интереса, какого Охотник никогда не видел на его лице.

— Ну. — Он тяжело вздохнул. — Упорная, сильная, никогда не бросала в беде. Но боялась всяких странных вещей, вроде пчел и толстых мух, говорила, что видела домового, и что телята мычат как дети, если их у коровы забрать. — Его взгляд ненадолго расфокусировался, но он встряхнул головой и продолжил. — Но это все было давно. Там где она сейчас это все не имеет никакого смысла.

— А мух с пчелами она бояться перестала? — Не отставал эльф.

— Ты что, издеваешься? — Неожиданно резко воскликнул Охотник. — Я рассказывал тебе про свою жизнь, к чему эти вопросы?

— Да так… — Эльф неопределенно вздохнул. — Братья и сестры, с ними все время… сложно. — Он помолчал, подбирая слово, но потом передумал. — Ладно, садитесь, я расскажу вам эту историю. — Сказал он, возвращая банку с краской и кисти назад на подставку.

Девчонка тут же прыгнула на единственное кресло, а окинувший комнату взглядом человек устроился на пол.

— Что ж, это началось давно, очень давно, когда о людях было некому даже услышать, а по земле ходили одни только звери. — Эльф сделал жест левой рукой, и прямо из пола у него за спиной выросло и свилось еще одно кресло. Рейнальд возмущенно поглядел на девочку, но та, язвительно улыбнувшись, отвернулась. — Бескрайние просторы суши тогда покрывали сплошные леса, и они ходили по ним, прячась, и охотясь. Но некоторые животные выделялись среди других, и возвышались над ними. Время шло, и они стали королями Земли, нашими тотемными зверями. И сила их была так велика, что они не смогли больше быть частью общего мира. В один день их души отделились от телесных оболочек, и ушли в другую реальность. Из тел же произошли эльфы древности.

Те старые существа не были едины. Дети каждого из великих духов были слабее животных, но звери-хранители защищали и помогали им. Но наши предки пользовались этим бездумно, сражаясь и убивая себе подобных. Древние эльфы срубали деревья и убивали диких животных столько, сколько могли голыми руками, потому что никто не мог сравниться с ними в силе. Они строили высокие дома, ели добытую дичь, пока не падали без сил. А когда одно племя встречалось с другим, начиналась война, в которой никогда не было победителей. Их сердца были ожесточены, и они не могли слышать крика природы. Ведь только познавший страдания мог бы их понять. А они не задумывались, когда убивали и разрушали. Каждое племя, каждый эльф считал себя самым великим. Они не понимали, что все, что их окружает важно не меньше.

И именно в таком мире родилась девушка по имени Иива. — Он протянул звук во что-то такое удивительно-мелодичное, чего никогда не слышали уши ни одного человека земли. — Она была сильной, ловкой, и умной, — Эльф улыбнулся своим мыслям, — и с самого детства росла лучшим воином всего племени Росомахи. Для того, чтобы сделать ее своим сильнейшим оружием, Росомахи оставили своего вождя, Вольвариэля, стать ей учителем. Он согласился, хотя и нехотя, но признавая потенциал ученицы. А она, — Араниэль снова запнулся, — мечтала встать в один ряд с Вэлдриэлем, величайшим из воинов, которых знал мир. Но вскоре Вольвариэль сменил гнев на милость и с каждым днем стал проводить все больше времени с ученицей.

Уже в те времена народы научились делать лук и копье из ветвей деревьев и жил зверей. И когда Иива закончила обучение, эльфы Росомахи наткнулись на эльфов Кондора, пришедших на охоту в те же леса. Случился бой, в котором Кондоры смертельно ранили Вольвариэля, и тот погиб на руках своей ученицы позорной, как говорили тогда, смертью: не убив ни одного из нападавших. Одни говорили, что тот был уже стар, другие что пожалел юного эльфа, нанесшего ему смертельный удар. Бывшего вождя быстро заклеймили позором, и его ученица не могла найти себе утешения среди тех, кто только и делал что унижал дорого ей учителя.

И тогда она поклялась омыть его честь своей славой и кровью племени Кондора, а затем и других племен. Для этого ей нужно было оружие, способное убить сотни воинов, и она направилась его искать. Долгие годы она в одиночестве скиталась по лесам и горам в поисках подходящего древа. Когда голод и жажда одолевали ее, она взывала к духу Росомахи, и тот помогал ей добыть себе пищу и кров.

Наконец, однажды Иива вышла к чистой поляне, в центре которой стояло одно единственное молодое дерево, едва достигавшее кроной до ее головы. Она подошла к нему, провела ладонью по ветвям. Они были теплыми и бархатистыми, и изгибались под ее пальцами, будто стараясь обнять. Рядом с этим деревом эльфка чувствовала себя так, будто снова слышит слова учителя.

Но она поняла этот знак по-своему. Подняв с земли острый камень, и воззвав к духу, она ударила по стволу повыше корня. Деревце пошатнулось, но не упало, и тогда Иива ударила еще раз. Так била она, пока не срубила ствол окончательно, желая унести память об учителе с собой, и сделать из нее величайшее оружие. Когда с этим было покончено, она поднялась на ноги, и стала стесывать с древа ветви и сдирать молодую кору. Не слышала она стона умирающего растения, коим был первый Мелорн. И когда последний лист коснулся земли, и последний кусок коры засох, она почувствовала, что ветвь в ее руках больше не теплая и бархатистая, а холодная, и сухая. Она держала ее, и вспоминала, как держала руку умирающего Вольвариэля. И когда это сравнение стало для нее самой нестерпимым, она услышала долгий предсмертный стон, эхом разошедшийся по равнинам, стон умирающего Древа Предков.

Иива упала на колени, скорчилась, и заплакала. Ее слезы падали в землю, раскалывая ее, и обращаясь бегущим потоком. Это были первые слезы, которые знала земля, и на том месте, где раньше была поляна, из земли поднялись высокие деревья, но ветви их не смотрели в небо — они были направлены к земле, сочувствуя ее горю. Это место теперь называют Слезы Иивы, и оно священно для нас, наших сестер и братьев: никто не вправе проливать там кровь.

В исступлении сидела она, пока ночь не сменила день, и лишь тогда вспомнила, что видела семя на одной из ветвей. В полной темноте она бросилась ворошить и перебирать все, что попадалось ей в руки. Когда последняя надежда оставила ее, она взмолилась Росомахе, но та была не в силах ей помочь. И, когда с рассветом осталась Иива совсем без сил от голода и слез, и уже собиралась уйти, в своей руке она нашла его.

В то время племена в первый и последний раз объединились, чтобы определить сильнейшего раз и на всегда. Воины стояли в поле и в горах, в лесах и реках, и не было им конца. Тотемные животные, звери, а не духи, доселе помогавшие своим старшим братьям в быту и охоте, вышли воевать рядом с ними. И когда первые эльфы уже собрались сдвинуться с места, чтобы рвануться в бой, в поле, раскинувшееся между ними, упала одна единственная стрела. Стрела без наконечника, что, коснувшись земли вызвала землетрясение такой силы, что многие из стоявших повалилась без сил. Воины принялись искать стрелка, что выпустил эту ужасную стрелу, и тогда в центр поля вышла Иива с черным луком в своей левой руке и множеством подобных стрел в правой. Увидев ее, все, стоявшие на ногах, ринулись вдвойне сильнее, но она натянула тетиву и выстрелила второй раз, и гром с тряской были теперь таковы, что уже никто не мог устоять.

Упавшие эльфы стали кричать и натравливать своих верных зверей на нового противника, но те, наоборот, склонили головы, и пошли к ней с покорством, словно признавая новым вожаком. И тогда воины поняли, что не смогут ее победить. Лишь тогда она заговорила.

«Слушайте меня!» — громко проговорила она, и голос ее был подобен ветру. «Сколько лет, сколько веков, сколько цветений Удумбара мы воюем? Эльфы, вы видите, что делаете друг с другом, что уже сделали с местом, породившим вас? За что вы деретесь теперь? За землю? Но ее много, куда не посмотри, пройди шаг, и она свободна. За пищу? Но духи дают ее в достатке, и мы не испытываем нужды. За правду? Но посмотрите на себя, вы грязные, злые и опустошенные, никто из вас не знает иной правды кроме своей собственной. Вы деретесь потому, что не умеете ничего другого, и даже не пытаетесь научиться. Присмотритесь, мы все похожи, так почему бы не жить в мире!» — Но эльфы не ответили ей, лишь только сильнее оскалив зубы: — «Жизнь дана животным, чтобы они дополняли друг друга, плодились, размножались, и заполняли мир. Жизнь дана растениям, чтобы они формировали мир. Жизнь дана землям, водам и горам, чтобы они создавали мир. А нам дана жизнь, чтобы мы созидали себя, соблюдали и хранили гармонию. Так давайте откажемся от боли, которую причиняем себе и всему вокруг. Мы совершили достаточно ошибок, теперь пришло время их исправить!» — Иива обвела лежащих эльфов взглядом, но не заметила раскаяния или понимания в их лицах, только страх и зверство. И тогда вновь загрустила она: — «Пусть те из вас, кто услышал мой зов, воспрянут, и я научу вас жить счастливо, жить достойно себя и этих земель!» — сказала она с надеждой, и ослабила прижимавшую к земле силу.

В нерешительности стоял народ, пока из его среды, на удивление всем, не вышел один, величайший из воинов Вэлдриэль. «Я согласен пойти с тобой, госпожа», — сказал он, подойдя. «И я», — тут же раздалось из рядов. «Я тоже», — послышалось со стороны. Иива смотрела на собравшихся вокруг нее, и радости ее не было предела, но улыбаться она не могла, ибо после того, как срубила Мелорн, она больше никогда не улыбалась.

Последователей Иивы было несравненно меньше, чем прочих эльфов, но она не собиралась останавливаться. «Мы пойдем туда, где сможем жить без смертей», — сказала она, и прошла вместе со своим народом через ряды замерших воинов. А оставшиеся эльфы молча наблюдали за тем, как их братья, сестры и их верные спутники-животные уходят в неизвестном направлении. Бой не мог продолжаться тогда, и воины сложили свое оружие, и по общему решению разошлись. Много было попыток найти народ Иивы, но он исчез без следа, и тяжело стало оставшимся. Вместе с животными от них отказались и духи, став глухими к молитвам. Угроза нависла над их головами.

А народ Иивы процветал. В сени самых густых лесов посадили они семя Мелорна, и оно взошло. Его назвали Бонхеаль. Мелорн давал защиту всему народу, спасая от холода и жары, давая кров, а животные помогали новым хозяевам как старым. Ничего не требовала Иива взамен, кроме одного: «ни одна жизнь не должна быть отнята без самой веской причины», — говорила она, и все соблюдали этот принцип. Эльфы ее народа научились созидать вместо того, чтобы разрушать. Сначала неумело, но затем великолепно, они сажали плодовые деревья, оберегали леса и кормили зверей. Только когда племя разрасталось, и фруктов не хватало, животные помогли им, и приносили дичь. Вскоре же слава их стала разноситься так далеко и громко, что не смогли они более оставаться не замеченными.

Отказавшиеся же ранее влачили по истине жалкое существование. Брошенные всеми, лишенные сил, они не умели растить пищу, чтобы наесться, не знали, как найти воду, чтобы напиться, не могли поймать животных, чтобы насытиться ими. Будто их собственные силы покинули могучий народ вместе с покровительством природы и духов. И тогда племена объединились. Не сразу, но со временем все, кто до того был врагами, стали одной большой семьей. Они разделили обязанности, и сами научились сажать деревья и искать воду, умирая от жажды и голода. Лучшие из бывших воинов собирались в отряды и тренировали детей, чтобы охотиться на опасных хищников группами. И когда это новое племя услышало о славе ушедших, они решили найти их, и забрать то, что им полагается.

Долго шли они через множество земель столь огромное, что трудно представить. Но их следопыты были чуткими, лучники меткими и дальнозоркими, а воины смелыми и сильными. Даже простой народ сплотился на пути к этой цели, помогая друг другу, защищая чужих раненых, как своих, и вместе оберегая кров и пищу. Так дошли они до земель, охраняемых Бонхеалем.

Когда главы племен вошли в сень Родительского Дерева, к ним на встречу вышли ушедшие. «Ну что, теперь вы поняли, о чем говорила вам наша госпожа?», — спросили они. «Хотите присоединиться к нам, или отнять то, что мы тут создавали?», — говорили они. А полюбоваться было на что. Величественные постройки, скрытые в сени деревьев, прекрасные тонкие инструменты и затейливые рисунки. Даже сам Мелорн встретил пришедших суровыми речами. «Нет», — ответили они. «Мы хотим забрать принадлежащее по праву, своих спутников, а затем уйдем, оставив вас восвояси. Живите как вздумается, нам давно нет до вас дела». «Не может быть», — воскликнули ушедшие: — «Вы хотите отнять у нас наших помощников, чтобы напасть под покровом ночи, убить нас и нашу повелительницу», — нарастал гул, и оружие уже готовилось к бою: «Мы защитим Ииву даже ценой собственных жизней, ибо нет для нас в мире ничего более ценного, чем то, что она нам даровала».

И в тот момент, когда бой уже должен был грянуть, из рядов солдат вновь вышла она. Вышла, и закричала: «Стойте! Глупые дети, вы так ничего и не поняли. Нет ничего ценнее жизни, не важно, моей, вашей, или их. Отдайте пришельцам то, что принадлежит по праву, и живите дальше!», — но ушедшие уже не внемли ее словам. Они готовы были пойти в бой с ее именем на устах. «Мы любим тебя, Иива», — говорили они: «Не дадим тебя в обиду дикарей». И тогда она сказала: «О какой любви вы говорите? Вы нарушаете все, чему я вас учила. Недостаточно просто есть фрукты и ухаживать за животными, важно растопить свое сердце! Посмотрите на этих эльфов! Вместо того, чтобы убивать друг друга, они сплотились, они помогают друг другу безвозмездно, без тени сомнений. Даже стоя здесь, они не хотят драки, понимая, что тогда погибнут многие», — Но ее народ не понимал слов, хоть и остановился, а пришельцы не спешили обнажать оружие, и ждали решений. И тогда Иива поняла. Она сказала: «Вы, пошедшие за мной из страха и любопытства, у вас было все, чего вы могли пожелать, как и раньше, и это вас погубило. Вместо этой жизни и этого мира за все вы благодарили меня, не как учителя, а как бога. Вам нет места в сени Мелорна, уходите отсюда, ибо ваши сердца ожесточены и больше вы не ровня пришедшим. Непроглядная тьма застлала ваши глаза, и вы не видите, что творите. Она застлала ваши души, и вы не чувствуете своей вины. Тьма обволокла вас еще хуже, чем когда вы были дикарями. Теперь вы — Темные эльфы, и отныне все будут называть вас этим именем», — ужасная тишина повисла над лесом в тот момент, и Темные эльфы не могли поверить тому, что услышали. Но Иива не замолкала: «Вы же, оставшиеся тогда на поле боя, пусть и спустя время, вы моя истинная гордость. В помощи и защите друг друга, в обращении к братьям как к равным, вы цените жизнь превыше смерти. Забирайте же своих спутников, и идете восвояси, но возьмите еще вот что», — сказала она, и раздала каждому из старейшин по семечку: «Это — семена Родительских Древ. Посадите их, каждое в своей земле, и называйтесь отныне Домами, потому что там будет ваш дом. Слушайте природу и себя, и услышьте во всем этом жизнь, ценнее которой ничего нет. Я ошиблась, давая своим ученикам урок за уроком, теперь не стану. Запомните главную истину: «каждая жизнь должна быть сохранена», и зовитесь отныне Светлые эльфы. Живите так, и ваш век будет долог и счастлив. Вам же, Темные, я даю то, что поможет вам выжить в надежде что вы сумеете найти свой путь», — сказала она. «Идите и ищите его, помня о моих уроках, и тогда однажды ваши братья вновь примут вас в свои ряды. Я же ухожу, ибо дети мои уже выросли достаточно, чтобы не потеряться в густом лесу».

Сказав так, она шагнула в сень кустов, и исчезла. Светлые эльфы со своими духами-хранителями ушли на свои родные земли, где они разошлись, кто куда. Они усвоили урок, принеся куда больше, чем могли даже мечтать — единство и цель. С тех пор они никогда не просили у духов помощи в делах, которые были посильны им самим. Племена так же перестали быть замкнутыми, и союзы стали заключаться между ними. После каждого такого муж с женой дорисовывали на тотемном столбе новую фигуру, символизирующую, что их семью оберегает еще один дух, которого они помнят и уважают. Очень скоро с ними сблизились все живые существа, и эльфы наконец услышали голоса природы, музыку жизни.

А Темные эльфы ринулись к Бонхеалю, Мелорну своего племени, но, когда подошли к нему, молния ударила в ствол, и за считанные минуты от Древа Мира осталась только груда черного железа, сама собой превратившаяся в меч, лезвие которого было темнее самой темной ночи. Изгнание было признано самой природой. Общим решением клинок передали Вэлдриэлю, который стал первым Хранителем, ведущим народ за собой. Темные еще несколько раз появлялись то тут, то там, но найти их братья уже не смогли. А вскоре и Слезы Ивы откололись от прочего мира, отгородились словно незримой стеной и вот уже множество лет ни один эльф не может найти священную землю.

Рейнальд напряженно смотрел на Араниэля в ожидании продолжения, а маленькая эльфийка, заслушавшись, замерла, чтобы, казалось, ненароком не спугнуть рассказчика.

— Что, все? — Неуверенно спросил человек, когда пауза затянулась.

— Да. — Просто ответил эльф. — А что, тебя что-то еще интересует?

— Вы примите назад Темных эльфов? — Коротко спросил Охотник.

— Как только найдем их, Рей. — Произнес он с улыбкой. — К несчастью, мы не можем этого сделать, пока они сами не захотят.

Спустя еще пару минут все засобирались и нехотя направились к выходу. Уже у самого порога маленькая эльфийка снова дернула Рейнальда за рубаху.

— Ну что? — Раздражённо повернулся он, оторванный от своих мыслей.

— Смотри, — прошептала она, указав на тотемный столб, — там, внизу, самый первый рисунок.

— И что это? — Хмыкнул он. — Я ничего не понимаю в ваших рунах.

— Росомаха. — Шокировано выдохнула она.

— Быть не может… — Оторопело произнес он.