Черный вечер (сборник)

Мертвая копия

«Dead Image» 1985

— Вы ведь знаете, на кого он похож?

Глянув на сцену, я только плечами пожал.

— Сходство поразительное! — воскликнула Джилл.

Мы сидели в проекционном зале и просматривали отснятое за вчерашний день. У режиссера-постановщика возникли проблемы с исполнителем главной роли. Черт, да этого типа и актером-то можно было назвать с большой натяжкой. Наш красавец — в прошлом манекенщик, поэтому, вместо того чтобы вживаться в образ, он просто позировал. Мало того, что потребовал восемь миллионов, двадцатипроцентный аванс и каждые пять минут нюхал кокаин, так еще все ключевые фразы звучали так, будто главный герой — конченый придурок. Центральный монолог потерял смысл, а без него зрители не поймут, почему молодой человек решил оставить девушку, когда она стала известной певицей. Нет, так не пойдет, нельзя безнаказанно выставлять зрителей идиотами!

«Ну, погоди, красавец, испорчу тебе личико!» — шипел я.

На пересъемку ушло три дня, но то, что отсняли вчера, вообще никуда не годится! Закрыв глаза руками, я едва сдержал стон. По плану нужно было наложить крупный план лица рыдающей девушки на кадры, где она поет со своей группой. Ничего не получалось: едва мистер Совершенство начинал сопеть и гнусавить, статисты забывали о камере и смотрели на него во все глаза. Приходилось то и дело прерывать съемку.

— О боже, разве так снимается монолог? Герой должен говорить на одном дыхании, а у нас со всеми остановками лоскутное одеяло получается.

— Послушайте, все не так просто, — произнес сидящий в заднем ряду постановщик. Боже, да этот парень специально сел поближе к двери: если что, проще сбежать! — Дубляжом пока не занимались, так что в конечной версии никакого сопения не будет.

— Надеюсь, — пробормотал я.

— Надо же, как похож... — опять протянула Джилл.

— Кто похож? — вскинулся я. — И на кого?

— Да гитарист же! Парень слева от девушки. Вы что, ничего не заметили? — Джилл говорила тихо, чтобы никто не слышал, поэтому я удивился, когда сидящий рядом директор киностудии похлопал меня по плечу.

— Слушай, что это за парень рядом с девчонкой?

— Смотрите, как он банку с пивом держит! — зашептала Джилл.

— Да, да, тот самый, с пивной банкой! — не унимался директор.

В зале воцарилась тишина.

— Так что это за парень?

— Понятия не имею, — отозвался постановщик.

— Он хотя бы представился?

— С ним лично я не общался!

— Как же тогда?..

— Музыкальные сцены снимал режиссер дубляжа.

— А крупные планы?

— Тоже не моя работа! Видите ли, роль у парнишки крохотная. «Кушать подано», и все, он ушел домой! У меня и без него забот хватало! Кому пришлось ублажать нашего красавца?! Да я...

— Вот он снова! — перебила Джил.

Теперь я понял, о ком она. Парень с пивом как две капли воды похож на...

— Джеймс Дикон! — прошептал директор. — Этот малыш — вылитый Джеймс Дикон, верно?

На экране мистер Совершенство пробирался сквозь дебри монолога. Да, сцена загублена частично из-за отсебятины (красавец, видите ли, решил импровизировать), частично из-за ужасной дикции. Под конец на экране появилось лицо плачущей девушки. В погоне за успехом она сбилась с пути и потеряла единственное, что имела, — мужчину, который ее любил. По идее в этот момент зрители должны будут рыдать от жалости к незадачливой девчонке... Думаю, рыдать они все-таки будут. От смеха. На экране мистер Совершенство, сделав каменное лицо, развернулся и вышел из студии. Но зачем же так вилять бедрами? Можно подумать, ему плавки жмут... А ведь наверняка надеется «Оскара» получить!

В зале стало темно, и режиссер-постановщик откашлялся.

— Ну?

Все молчат.

— Ну, так как? — взволнованно переспросил он.

Кто-то зажег свет, и у меня неожиданно разболелась голова.

Все повернулись к директору, с нетерпением ожидая его вердикта.

— Думаю, сценарий нуждается в серьезной доработке, — веско сказал он.

— Чертов город! — Я жадно проглотил таблетку от головной боли.

Мы с Джилл ехали домой. На улицах Санта-Моники, как обычно, пробки, и, опустив откидной верх «Порше», мы полной грудью вдыхали выхлопные газы.

— Исполнителя главной роли никто не винит. Конечно, он же восемь миллионов потребовал, а если сейчас его выгонят, еще и компенсацию за моральный ущерб запросит. Режиссер тоже ни при чем: он человек искусства, гений, помазанник божий. Кто остается? Несчастный сценарист, который написал то, от чего камня на камне не оставили.

— Не кипятись, давление подскочит. — Джилл свернула с автострады.

— Подскочит, говоришь? Да оно и так выше некуда! Еще немного — и я инфаркт получу!

— Не понимаю, чему ты удивляешься? С каждым фильмом происходит одно и то же. Мы ведь не первый год в кинематографе крутимся, пора бы уже привыкнуть...

— Я для них мальчик для битья, поэтому меня и держат. Любой режиссер, продюсер, актер считает себя гораздо талантливее. Просто он не может пока сесть и изложить свои чудесные мысли на бумаге.

— Но ведь именно так работает этот бизнес! Или приспосабливайся, или уходи: третьего не дано.

— Черт, да чтобы снять приличный фильм, нужно все делать самому: писать сценарий, заниматься постановкой, набирать актеров. Я бы и сыграл сам, только вот внешность подкачала.

— Еще нужно двадцать миллионов баксов, — подсказала Джилл.

— Да, деньги не помешали бы — не пришлось бы унижаться перед кретинами с киностудии. Хотя если бы у меня было двадцать «лимонов», зачем тогда писать сценарии?

— Даже имея сто миллионов, ты бы все равно писал.

— Ты права, я, наверное, ненормальный.

— Уэс Крейн, — объявила Джилл.

Я сидел за компьютером и, недовольно ворча, правил сценарий. По велению директора киностудии мой персонаж не бросит свою подружку. Вместо этого она сама поймет, как сильно ошибалась, пренебрегая им, и оставит карьеру ради любви. «Людям нужен фильм о простом женском счастье!» — заявил директор, а меня чуть не вырвало.

— Какой еще Уэс? — не отрываясь от клавиатуры, спросил я.

— Крейн. Тот парень с пивом со вчерашних съемок.

Я обернулся. Интересно, о чем она?

— Ну, похожий на Джеймса Дикона, — с бесконечным терпением объяснила Джилл. — Из чистого любопытства я позвонила в центр кастинга.

— Хорошо, ты узнала его имя, а дальше-то что?

— Так, на будущее...

— На какое такое будущее?

— Для твоей пьесы о солдатах-наемниках.

— Ну, над ней еще работать и работать, — пожал плечами я. — Тем более что написана она «в стол», а не под заказ... Добью этот фильм и сяду за сценарий к мини-сериалу о Наполеоне, а то в Эй-би-си уже заждались.

— Но пьеса интересует тебя гораздо больше. Ты всю жизнь мечтал создать что-то подобное...

— Просто тема насущная: тайные наемники ЦРУ. Де-факто Америка участвует почти во всех войнах...

— Тогда к черту Наполеона! Крейн прекрасно подходит на роль молодого солдата, который, возненавидев войну, застрелил нанявшего его диктатора.

— Слушай, а это идея! — удивленно воскликнул я.

— Ты же говорил: чтобы снять приличный фильм, нужно самому все делать!

— Ага, и главную роль исполнить, — подсказал я. — Ты что, не поняла? Это же шутка!

— Ну, милый, с режиссерской работой ты справишься не хуже, чем тот тип, который сегодня утром окончательно испортил твой сценарий. Я тебя люблю, но, извини, актер ты никудышный! А вот из этого парня может выйти толк. Тот, кто его «раскрутит»...

— ...сорвет куш, если поведет себя правильно.

— А ты-то далеко не новичок! За пятнадцать лет все ходы и выходы в кинематографе выучил...

— Но если я подведу Эй-би-си...

— Да с такой работой любой, даже начинающий сценарист справится. Охотников будет пруд пруди.

— А как же деньги?

— Ты получил четыреста сотен за сценарий, который только сегодня испохабили в студии! Слушай, раз в жизни можно рискнуть?

— По-моему, я тебя люблю...

— Когда будешь знать точно, приходи в спальню.

Джилл ушла, а я отвернулся от монитора и стал смотреть в венецианское окно. Мы живем на самом берегу океана, за которым можно наблюдать часами. Однако сейчас все мои мысли были не о круто вздымающихся волнах и чайках, а об этом пареньке, Крейне.

Да он и банку с пивом держит как Джеймс Дикон!

Имя Джеймса Дикона знакомо всем любителям кино. Родился он, кажется, в Оклахоме, а лет в десять угнал машину и попал в школу для малолетних правонарушителей. Неизвестно, что бы получилось из маленького воришки, если бы не учитель литературы, чуть ли ни за руку приведший его в школьный театр. Так и не закончив школу, Дикон на первые же заработанные деньги уехал в Нью-Йорк и буквально жил на пороге дома Ли Страсберга, пока тот не согласился принять его в студию. В свое время через актерскую школу Страсберга прошли Брандо, Ньюман, Клифт, Газзара, Маккуин. Но ни один из них не мог сравниться с Диконом. Эпизодическая роль на Бродвее, затем массовка, затем пробы... Остальное, как говорится, — достояние истории: младший брат в «Блудном сыне», малолетний преступник в «Бунте на Тридцать седьмой», буровик-нефтяник в «Праве по рождению». На эту роль пробовались многие звезды, но Дикон обошел всех. В нем было что-то особенное: во-первых, бьющая через край энергия, которой заражались даже зрители, плюс почти магическая способность перевоплощаться: Дикон не играл роль, он ею жил.

А еще он был очень киногеничным. Многие люди в реальной жизни гораздо красивее, чем перед камерой, однако бывает и наоборот. Наверное, все дело в том, как трехмерное лицо превращается в плоское изображение на экране: заметное нивелируется, приглушенное выходит на первый план. Заранее определить, любит тебя камера или нет, невозможно. Дикона она обожала.

Как ни странно, он и в жизни был настоящим красавцем. Человек-легенда, по крайней мере, так говорят. Лично я никогда с ним не встречался. Когда взошла его звезда, я еще пешком под стол ходил, но в Голливуде и сейчас утверждают, что актер, по таланту равный Дикону, с тех пор не родился.

Три фильма с его участием должны были выйти на экран, когда случилось непоправимое. Дикон обожал гоночные машины, просто болел ими. Когда на одной из трасс в Калифорнии его «Корвет» врезался в пикап, тело превратилось в кровавое месиво. Существует легенда, что он не умер, а обгорел до неузнаваемости и сейчас живет под чужим именем. Нет, не верю! Этот человек жил и умер ярко, как падающая звезда, озаряющая небо своим светом. Удивительнее всего, что фильмы с участием Дикона вышли после его смерти, поэтому он так и не вкусил славы.

Может, мне тоже удастся зажечь маленькую звездочку?

— Уэс дома?

Адрес мне дали в гильдии молодых актеров. Порой тамошние менеджеры чересчур озабочены конфиденциальностью и предлагают связаться не с самим актером, а с агентом, но мне повезло.

Итак, мальчишка живет в каньоне на северо-востоке города. Асфальтовая дорожка привела к дому, у которого стояло как минимум пять машин, старых и неухоженных, и мотоцикл с коляской. По сравнению с этими драндулетами мой «Порше» выглядел чуть ли не космическим кораблем.

На террасе сидели два парня и девушка. На коротко стриженной девице сандалии, шорты цвета хаки и... все. Груди золотисто-коричневые, значит, мы любим загорать топлес.

Детишки смотрят куда-то вдаль, зрачки расширены. Да, не повезло, придется повторить вопрос...

— Уэс? — опередила меня девица. — Он там, за домом...

Язык чуть ворочается. Ага, все понятно.

— Спасибо большое! — вежливо поблагодарил я и, убедившись, что ключи от машины на месте, побрел по песку к противоположной стороне дома.

Так, с этой стороны тоже есть терраса. Надо же, кого я вижу, мистер Крейн собственной персоной! Облокотившись на перила, задумчиво смотрит на холмы.

Да, в жизни он еще больше похож на Джеймса! На вид года двадцать два; примерно столько же было Дикону, когда он снялся в своем первом фильме. Сухой, поджарый, как гончая, а лицо точно талантливым резцом высечено. В глазах боль, как у брошенного ребенка. Невысокий, но от худобы и неуемной, бьющей через край энергии мальчишка кажется выше среднего роста. Он даже одет на манер Дикона: тертые джинсы, сапоги, джинсовая рубашка с завернутыми рукавами и ковбойская шляпа.

Актеры обожают позировать. Наверное, и в уборной представляют, что их снимает скрытая камера! Надо отдать должное: Уэсу поза удалась.

Впрочем, он, похоже, и не думал собой любоваться. А одежда? Интересно, парень специально ее выбирал, чтобы еще больше походить на Джеймса Дикона? Не знаю, создается впечатление, что ему просто очень удобно и в голубых джинсах с рубашкой, и у старых, потрескавшихся на солнце перил.

Для актера главное — естественность, а тут ее сколько угодно.

— Уэс Крейн?

Обернувшись, парень оглядел меня с ног доголовы:

— Вроде да.

У него легкий провинциальный акцент. Так же, как у Дикона.

— Я Дэвид Слоун.

Крейн кивнул.

— Вам знакомо мое имя?

— Где-то слышал, — равнодушно пожал плечами парень.

— Это я написал сценарий к «Нарушенному обещанию», в котором вы только что снялись.

— Да, точно, видел ваше имя в сценарии!

— Хочу с вами поговорить.

— О чем?

— О новом сценарии. — Я протянул рукопись. — Здесь есть роль, которая могла бы вас заинтересовать.

— Так, значит, вы продюсер?

Я покачал головой.

— Тогда зачем пришли? Допустим, роль мне понравится, что дальше?

Брр, как бы ему объяснить?

— Ну, просто надоело плясать под чужую дудку. Вам это, естественно, неинтересно...

— Да ладно, брат, валяй! — Крейн поднял банку с пивом, словно объявляя тост.

— Сегодня утром мы просматривали отснятое, и я обратил внимание на вас. Вы здорово играли, очень здорово и, думаю, просто идеально подойдете для главной роли в моей пьесе. Прочтите ее. Если понравится, я пойду на киностудию и предложу себя в качестве режиссера, а вас — как исполнителя главной роли. Если утвердят, то обоих вместе, другого варианта не будет.

— Думаете, киностудия согласится?

— Моей жене кажется, что да...

Парень засмеялся:

— Со вчерашнего дня я без работы, так что рад любым предложениям. Какая разница, кто режиссер? Да хоть и ты, брат, мне плевать!

Ничего себе заявление!

Крейн открыл еще одну банку пива.

— Слушай, мне тоже надоело плясать под чужую дудку. — Голубые глаза лукаво блеснули. — В конце концов, чем я рискую? Давай сюда свой сценарий или пьесу, мне все равно!

На титульном листе я оставил свой номер, и Крейн позвонил уже на следующий вечер.

— Слушай, это твой сценарий? Повторю то, что ты вчера сказал обо мне: здорово, очень здорово.

— Ну, там еще есть над чем работать...

— Только в месте, где погибает лучший друг того парня. По-моему, главный герой — тип довольно замкнутый, не стал бы он рыдать и вешаться всем на шею со своими страданиями. Достаточно будет показать крупным планом его глаза. Парень смотрит на тело товарища, берет автомат и прямиком на дворец! Зрителям понравится: сразу поймут, что он задумал, и будут считать себя страшно умными.

Обычно, когда актеры дают дельные советы, у меня начинаются желудочные колики. Каждому хочется больше слов, а как это отразится на сценарии в целом, никого не волнует.

Крейн же предлагает вырезать самый большой монолог своего героя... Впервые с подобным сталкиваюсь. А ведь он прав: монолог не давал мне покоя, я раз десять его переписывал и каждый раз чувствовал: что-то не так.

Ну, теперь все встало на свои места.

— Согласен, монолог вырезаю. Сцену перепишу минут за пятнадцать...

— А потом?

— Бегом на киностудию!

— Слушай, ты не шутишь? Думаешь, я действительно смогу получить роль?

— Если меня утвердят режиссером, то да. Я же говорил: или принимают обоих, или вообще ничего не будет.

— Я должен подписать какое-то соглашение?

— Это называется эксклюзивный контракт. Нет, милый!

— Давай начистоту, ладно? Если тебя не утвердят режиссером, а мне позвонят со студии и предложат роль, я должен отказаться?

— Ну, мы же не дети! Даже если бы какое-то соглашение между нами существовало, адвокаты киностудии в два счета докажут, что бедняга Уэс подписал его на крайне невыгодных для себя условиях или вообще не осознавал, что подписывает. В наше время только идиоты держат слово!

— Ну, ты даешь, брат, — захихикал Уэс. — Ладно, договорились.

В киностудии кастингом занималась высокая светловолосая девушка лет тридцати.

— У вас есть пробы актера по фамилии Крейн? Уэс Крейн?

Удивленно нахмурившись, она стала рыться в папках.

— Нашла, — с облегчением вздохнула она. — Фамилия знакомая. Да, у нас есть пробы!

— Правда? И кто их проводил? На какой фильм?

Девушка заглянула в досье.

— Здесь не сказано, — покачала головой она.

Странно... Пробы есть, а на какой фильм — неизвестно.

— А их вообще кто-нибудь видел?

— Знаете, похоже, только я...

— Вы?

— Да. Он на днях заходил получить гонорар за какую-то массовку. Парень симпатичный, без претензий, и мы разговорились. Потом он ушел, и я решила взглянуть на пробы.

— И?

— Вообще-то это я порекомендовала его для массовки в «Нарушенном обещании».

— Мне понадобится какое-то разрешение, если захочу посмотреть пробы?

На секунду девушка задумалась.

— Вы ведь до сих пор числитесь сценаристом «Нарушенного обещания»?

— Да.

— Крейн там тоже участвует, так что дополнительное разрешение не потребуется. — Она взглянула на расписание. — Через полчаса освободится зал номер четыре. Подождете? Я пришлю оператора...

В темном зале, глядя на яркое пятно экрана, я впервые почувствовал дрожь, которая скоро станет моей постоянной спутницей. Ролик закончился, а я все сидел, закрыв лицо руками.

— Мистер Слоун, вам плохо? — взволнованно спросил механик.

— Нет-нет, просто...

— Что?

— Просто задумался.

Раздираемый сомнениями, я вернулся в отдел кастинга.

— Произошла какая-то ошибка: мне не то показали!

Девушка покачала головой.

— Нет, все верно.

— Я просмотрел сцену из «Блудного сына», это фильм Джеймса Дикона, а не проба Уэса Крейна!

— Уверяю вас, это та самая проба. Крейн захотел сыграть именно эту сцену, а декорации остались еще со времен Дикона.

— Не может быть...

— И все-таки это Крейн, а не Дикон.

— Н-да, — протянул я. — Как, по-вашему, удачная проба?

— Ну, со стороны Крейна было весьма самонадеянно выбрать именно эту сцену: одно неловкое движение или неверная интонация — и он бы выглядел как клоун. Ничего подобного не произошло, значит, проба великолепная.

— Хотите помочь юному дарованию?

— Смотря чем. Если не наживу себе проблем...

— Как раз наоборот! Подниметесь в глазах руководства.

— Каким образом?

— Позвоните директору киностудии и скажите, что я просил выдать мне одну из проб. Вы, дескать, отказали, потому что на ролике не указано, кто проводил пробу и на какой фильм. Своим местом вы очень дорожите, вот и звоните уточнить, правильно ли поступили.

— Что это даст?

— Он заинтересуется и спросит, чья проба. Скажете правду, но обязательно добавите, что «парень — копия Джеймса Дикона».

— И все рано не понимаю как...

— Наберитесь терпения, сами все увидите, — загадочно улыбнулся я.

Позвонив агенту, я попросил опубликовать в «Дейли-Варайети» и «Голливуд репортер» коротенькую заметку: «Анонимный источник сообщил, что сценарист-оскароносец Дэвид Слоун готовится к режиссерскому дебюту с фильмом „Наемники“. Главную роль исполнит Уэс Кейн, как две капли воды похожий на Джеймса Дикона».

— Ты что задумал? Если нашел другого агента, лучше скажи сразу! Какие еще «Наемники»? Не хочется выглядеть идиотом!

— Лу, не дрейфь, все будет в порядке!

— С какой киностудией ты работаешь?

— Терпение, скоро все узнаешь!

— Ты, сукин сын, если думаешь меня надуть, предупреждаю сразу...

— Да получишь ты свои двадцать процентов, не бойся... Но если кто-нибудь позвонит с просьбой сообщить подробности, отсылай ко мне.

— Какие подробности, когда я знать ничего не знаю?!

— Молодчага, Лу! Именно так и скажешь...

Повесив трубку, я отправился в видеоцентр и купил кассету с «Блудным сыном».

Давно я не смотрел этот фильм, а в тот вечер мы с Джилл ставили его раз сто, вернее, не весь фильм, а одну его часть... Сцена на сеновале — именно ее выбрал для пробы самонадеянный Уэс Крейн. Под конец Джилл не выдержала:

— Ради бога, скажи, что ты делаешь? Мы не будем до конца смотреть?

— То же самое! — изумленно повторял я.

— Что «то же самое»? Дэвид, ты пьян?

— Сцена на сеновале! Она идентична пробе Уэса Крейна!

— Правильно! Тебе объяснили: во время пробы использовались те же декорации, что и в фильме.

— Дело не в декорациях, — нетерпеливо отмахнулся я. — Смотри, в фильме Дикон большую часть сцены лежит, зарывшись лицом в солому. Ты практически чувствуешь запах сухой травы... Да и вообще создается впечатление, что обращается он к сену, полу, к чему угодно, только не к стоящему сзади отцу.

— И что?

— А то, что проба Крейна идентична. Сцену снимали, опустив камеру на пол, соломинки к щеке Крейна прилипли так же, как к щеке Дикона. Все движения, паузы совершенно синхронны, даже эти ужасные всхлипы, когда кажется, что парень сейчас разрыдается.

— Знаешь, все вполне объяснимо: Крейн мог тщательно изучить сцену и воспроизвести с максимальной точностью.

Я начал перематывать кассету.

— Хватит, надоело! — взмолилась Джилл.

На следующий вечер позвонил директор киностудии:

— Дэвид, я очень на тебя обижен!

— В чем дело? Только не говори, что тебе не понравилась новая версия «Нарушенного обещания»!

— Новая версия? Ах, да... Нет, с ней все в порядке. Я, конечно, внес кое-какие исправления, но не волнуйся, в соавторы набиваться не стану! — Он мерзко захихикал.

— Ну, значит, порядок! — обрадовался я.

— Вообще-то я не поэтому звоню. Слушай, с каких пор ты у нас режиссер?

— Так и знал!.. К сожалению, пока не могу отвечать на вопросы!

— Только что беседовал с твоим агентом: он якобы никаких договоров не заключал.

— Правда, на этот раз я сам себя представляю.

— К кому ты обратился?

— Уолт, я честно не могу ничего рассказать! Я ведь новичок, шаг влево, шаг вправо уже побегом считается, тем более что переговоры еще не закончены.

— С кем? С парнишкой, который похож на Джеймса Дикона?

— Уолт, пожалуйста, мне действительно больше нечего добавить!

— Скажу прямо: с твоей стороны очень некрасиво переманивать мальчишку! Открыл-то его я, не забывай. Вчера просматривал пробу: у него есть все, чтобы стать звездой.

Знаю, знаю, вчера после звонка из отдела кастинга старина Уолт со всех ног бросился в проекционный зал. Ей богу, как ребенок! Слышу звон, да не знаю, где он!

— Уолт, никого я не сманиваю. Хотя у вас с ним контракта нет, верно?

— А что за разговоры о проекте под названием «Наемники»? Откуда он вообще взялся?

— Сначала это была пьеса. Она как-то сама собой родилась, а потом превратилась в сценарий. Замысел появился, когда я увидел рекламу в журнале «Контрактник».

— "Контрактник"... Дэвид, мне казалось, мы друг друга понимаем...

— Я и сейчас так считаю.

— Тогда почему ты не пришел с этой пьесой ко мне? Мы ведь друзья, в конце концов! Получил бы достойную сумму на развитие проекта...

Ну, конечно, задним числом можно пообещать и луну, и радугу в придачу!

— Просто подумал, ты не заинтересуешься: я в качестве режиссера, а в главной роли никому не известный актер...

Хотите согнуть продюсера в калач — скажите, что ваш проект не для него. Горы свернет, а, в чем суть, узнает. Не факт, что захочет профинансировать, но, по крайней мере, убедится, что не упускает ничего стоящего!

— Дэвид, ты же не режиссер, а писатель! Ну что ты знаешь о режиссуре? Нет, нет и еще раз нет! Если, конечно, опозориться не хочешь! А вот насчет мальчишки... В нем действительно что-то есть.

Да что ты говоришь! Ты заинтересовался Крей-ном только потому, что его решили снять в главной роли.

— Вот видишь, я знал, что мы не договоримся, поэтому и беспокоить не стал...

— Да проблема выеденного яйца не стоит! К мальчишке уже послали юриста: долгосрочный контракт ему предлагаем.

— Ясно, посадите на договор: он снимается только у вас, регулярно получает крохи, хотя вы со своей стороны ничего определенного не обещаете. Другими словами, ни себе, ни людям!

— Эй, десять тысяч не такие уж и крохи! Для Крейна, конечно... Со временем будет получать пятнадцать...

— А за главную роль?

— Сто пятьдесят тысяч за фильм.

— Думаешь, его агент согласится?

— Да нет у него никакого агента!

Теперь понятно, почему в гильдии молодых актеров дали адрес и телефон самого парня.

— Ясно, ты все это делаешь специально, чтобы мне досадить.

— Не принимай близко к сердцу, Дэвид. Бизнес есть бизнес. Знаешь, принеси мне свой сценарий. Вместе что-нибудь решим...

— Но ведь ты не утвердишь меня режиссером?

— Неизвестный мальчишка в главной роли — максимум, чем мы готовы рискнуть. Даже если фильм станет хитом, кто знает, что получится в следующий раз? Но утвердить начинающего режиссера, который раздует бюджет картины до космических пределов... При всем уважении к тебе — нет, не могу, ты потратишь все, что мы сэкономим на мальчишке. А так пятнадцати миллионов должно вполне хватить.

— Ты ведь даже сценарий не читал! Там несколько батальных сцен, взрывы, вертолеты, спецэффекты. Честно говоря, я рассчитывал миллионов на двадцать пять.

— Вот видишь! Ты совершенно не умеешь экономить, значит, к режиссуре не готов!

— Мы все равно рассуждаем чисто теоретически, я уже нашел кинокомпанию. Обо всем договорились.

— Мальчишка-то наш! Давай не будем из-за него ссориться, мы все-таки друзья!

Через час позвонили с «Парамаунта». Воистину, слухами земля полнится! Они слышали, будто у меня проблемы с «Голливуд пикчерз». Предлагают встретиться и обсудить условия сотрудничества.

Я обещал перезвонить. Ура, свершилось: теперь есть основания говорить, что «Парамаунт» интересуется моим проектом! Так, если действовать умело, можно натравить компании друг на друга. Устроим аукцион: победит тот, кто больше заплатит.

Ближе к вечеру снова позвонил Уолт:

— Слушай, куда ты спрятал мальчишку?

— Что, не нашли?

— Наш юрист к нему ездил. Говорит, жуткая дыра. Мальчишка живет с какими-то отморозками. Самого его дома не оказалось, а, где он и когда вернется, отморозки не знают.

— Мы завтра с ним встречаемся.

— Где?

— Не могу сказать. В «Парамаунте» велели помалкивать.

Мы с Уэсом встретились в небольшом мексиканском кафе. Он участвовал в каких-то мотоциклетных гонках, так что приехал в черной кожаной косухе, высоких сапогах и шлеме. По спине побежали мурашки, я даже головой покачал, пытаясь отогнать наваждение: Уэс одет точно так же, как Дикон в «Бунте на Тридцать седьмой».

— Ну как, выиграл?

Ослепительно улыбнувшись, Крейн поднял вверх большой палец.

— Молодец!

Мы и заказ не успели сделать, как в кафе вошли двое в темных костюмах. Неужели копы? Да нет, костюмы слишком дорогие. Все понятно: это люди с «Голливуд пикчерз». Значит, за мной следили.

— Мистер Хепнер просит вас ознакомиться, — вместо приветствия заявил громила в синем и положил на грязный столик какие-то документы.

— Что это?

— Проект договора. По мнению мистера Хепнера, условия более чем достойные.

Уэс передал бумаги мне.

— Что скажешь, братан?

Я просмотрел основные пункты. Так, они увеличили гонорар, теперь предлагают пятьдесят тысяч ежемесячно и двести пятьдесят во время съемок.

— Для начинающего актера предложение более чем щедрое, — честно сказал я. — Думаю, тебе пора обзавестись агентом.

— Есть кто-нибудь на примете?

— Только свой собственный. Не знаю, может, он тебе не понравится...

— И что мне теперь делать?

— Знаешь, пятьдесят тысяч в месяц очень неплохие деньги. Сколько, например, ты в прошлом году заработал?

— Но ведь здесь наверняка есть какой-то подвох!

— Конечно. Скорее всего, ты будешь играть в «Наемниках».

— А ты?

— Меня не утвердили.

Уэс задумчиво прищурился:

— Ты что, не против, чтобы я это подписал?

— Ты ничем мне не обязан, на твоем месте я бы согласился на их условия. В такой ситуации упускать шанс просто преступление.

— Слушай, что он говорит, золотые слова! — наставлял Уэса мужчина в сером.

— Но ведь ты хочешь быть режиссером?

Я кивнул. Пока все идет по плану. Вот только Уэс... Кто знает, что у него на уме? Большинство молодых актеров на его месте не упустили бы шанса стать звездой. Все зависит от того, насколько он похож характером на Джеймса Дикона.

— А ты не обидишься, если я соглашусь на их условия?

Я пожал плечами:

— Все, о чем мы с тобой говорили, — красивая мечта, а договор с «Голливуд пикчерз» — реальность.

Уэс кивнул и протянул договор громиле в синем.

— Передайте мистеру Хепнеру: я соглашусь, только если моего приятеля утвердят режиссером.

— Ты совершаешь большую ошибку! — прошипел «темно-синий костюм».

— Кто знает, кто знает... Скажите мистеру Хепнеру: я во всем полагаюсь на своего друга.

Я облегченно вздохнул, а «костюмы» помрачнели.

На переговоры ушел целый месяц. Порой казалось: я погубил не только свою карьеру, но и карьеру Уэса. Основная проблема заключалась в том, что, заняв жесткую позицию, Уолт отказывался идти на компромисс, зато, когда мы с Уэсом согласились работать за установленный профсоюзом минимум, жадность заставила его изменить свое мнение. Потом он долго хвастался, как ловко нас облапошил.

Нам было все равно: я радовался, что наконец сниму стоящий фильм, а Уэс стоял на пороге славы.

Я все-таки научился экономить и урезал бюджет фильма до двенадцати миллионов. Оказывается, чтобы не оказаться в убытке, нужно умножать примерную стоимость кинокартины на три — чтобы было чем покрыть накладные расходы студии, банковские проценты, возможные повышения гонораров и так далее и тому подобное.

Только в Штатах было продано билетов на тридцать шесть миллионов долларов, а по всему миру — на сто двадцать. Значительная часть этого ушла посредникам, кое-что сняли владельцы кинотеатров, но после всех налогов и вычетов осталось целых пятьдесят миллионов, а это даже для «Голливуд пикчерз» немало.

Ошеломленный таким успехом, Уолт требовал новых фильмов с Уэсом Крейном. Нас обоих даже номинировали на «Оскар», но заветные статуэтки достались другим. «В следующий раз», — пообещал я парню.

Слава богу, теперь можно будет запрашивать нормальные деньги, ведь за «Наемников» мы сущие крохи получили.

Тут-то и начались проблемы.

Дикон погиб, не вкусив славы. К счастью, почитателям его таланта неизвестно, что с каждым последующим фильмом работать с ним становилось все труднее и труднее. Понимая, что он получил огромную власть над людьми, молодой человек не сумел с ней справиться. Наверное, объяснение следует искать в несчастном детстве и неустроенной юности. Сначала он пытался доказать, как не правы были приемные родители и учителя, поставив на нем крест. Потом Дикону стало казаться, будто он не заслуживает головокружительного успеха, который вот-вот на него обрушится. Наверное, в душе гениального актера продолжал жить малолетний преступник, потому что в себя Дикон так и не поверил. Успех еще не пришел, а он уже начал им тяготиться.

На съемках второго фильма Дикон позволял себе трехчасовые опоздания и «безобидные» проделки. Так, однажды он подмешал в ленч актерского состава слабительное, сорвав съемки на следующий день. А из-за его страстной любви к гоночным машинам студия несла колоссальные расходы: приходилось отчислять огромные суммы страховым компаниям, которые соглашались покрывать затраты на ремонт.

Последний фильм стал сущим адом для «Голливуд пикчерз». Дикон пристрастился к алкоголю. Текила и пиво лились рекой, причем прямо на съемочной площадке. Перед самой гибелью двадцатидвухлетний актер выглядел древним стариком. К счастью, большую часть фильма успели отснять до трагических событий на калифорнийской трассе. Для дубляжа пригласили друга Дикона, прекрасно имитировавшего его голос. «Право по рождению» имело грандиозный успех, хотя никто не знает, что это заслуга не столько Джеймса, сколько режиссера и операторов.

Уэс Крейн держится, одевается и даже мыслит так же, как Дикон. Интересно, как он поведет себя на съемках второго фильма?

После шумного успеха «Наемников» от недостатка внимания Уэс не страдал. Интересные сценарии и заманчивые предложения лились рекой.

Обо всем этом я узнавал окольными путями. С Крейном мы не виделись с церемонии вручения «Оскара» в конце марта. Застать дома его было просто невозможно — по телефону отвечала какая-то обкуренная девица: «Уэса нет». Кто знает, может, он переехал? Хотя его гонорара за «Наемников» не то что на дом, даже на квартиру не хватит. Второй фильм — вот что сейчас нужно Крейну, причем как можно скорее, пока не забыли зрители.

Возвращаясь с заседания гильдии писателей, где показывали новый фильм с Клинтом Иствудом, мы с Джилл заметили у нашего дома мотоцикл Крейна. Теплый вечер, в темной воде океана тонет красное солнце. А вот и Уэс, сидит на ступеньках с банкой пива в руках. Тертые джинсы, белая, оттеняющая золотистый загар рубашка, а лицо осунувшееся.

— Ну как, выиграл? — по привычке спросил я: у нас с ним особый ритуал существовал.

Ослепительно улыбнувшись, Крейн поднял вверх большой палец.

— Сто лет тебя не видел, звонил, звонил, а застать не смог.

— Просто все в разъездах... Хотелось отдохнуть, а то вокруг фильма столько шумихи... Джилл, как ты?

— Спасибо, а у тебя как дела?

— Неплохо. Знаешь, второй заезд всегда труднее первого.

Тогда мне показалось, что он имеет в виду второй фильм.

— Останешься на ужин?

— Ну, я бы с удовольствием...

— Оставайся, мне будет очень приятно!

— Ты точно не против?

— Ну что ты! Чили уже готово, остаются салат и тортиллы — минутное дело!

— Моя мама тоже делала чили, а потом папочка нас бросил, и она спилась.

Джилл нахмурилась.

— На выпивку все деньги уходили, — продолжал Уэс. — Когда мне было десять лет, у нее нашли рак. Мы тогда в Оклахоме жили. Через полгода она умерла, и меня определили в приемную семью. А я уже привык к свободе и их порядкам подчиняться не хотел. — Он покачал головой. — Обожаю домашнее чили!

— Через пять минут позову вас есть! — пообещала Джилл.

Она чем-то встревожена, потом нужно будет узнать, в чем дело.

— Ну, так как насчет второго фильма? — спросил Уэс, протягивая мне пиво.

— У тебя что, мало предложений? — Я присел рядом с ним на ступеньки.

— Вообще-то нет, но разве мы не команда? Ты сценарист и режиссер, я исполнитель главной роли, забыл?

— Ну, если хочешь... Вообще-то сейчас у тебя уже достаточно веса, чтобы делать то, что вздумается.

— На самом деле мне нужен друг, который подскажет, если я поступаю неправильно. Остальным ведь наплевать, что со мной будет, главное, чтобы деньги капали!.. Нет, урок я усвоил, на этот раз хочу, чтобы все было путем.

— Понятно, — пробормотал я, на самом деле совершенно ничего не понимая.

— Ты же над чем-то работаешь? Выкладывай!

— Да, кое-что есть. Давай исходить из фактов: зрители хотят видеть тебя яркой, незаурядной личностью. Как насчет телохранителя? Молодого, сильного, уверенного в себе? Он работает на кинозвезду типа Мэрилин Монро и тайно в нее влюблен, но рассказать о своих чувствах не решается. Актриса погибает, приняв смертельную дозу снотворного. Полиция и пресса говорят, что это — суицид. Однако наш парень не верит и находит доказательство, что его любимую убили. Остается узнать, кто и с какой целью. Рискуя жизнью, телохранитель выясняет, что убийство было заказным, а за спиной киллеров стоит президент...

— Здорово! Снимать лучше всего в Оклахоме.

— А отдельные сцены в Нью-Йорке и Чикаго... Получится неплохо: сыграем на неприязни к государственным чиновникам: злодей-президент против благородного телохранителя. Беспроигрышный вариант!

Уэс захихикал.

— Когда приступаем?

Так началась работа над фильмом «Скорбящий».

Ужин удался на славу. За полночь сытый и довольный Уэс уехал домой. Самое время расспросить Джилл. Что ее встревожило?

— Эти его рассказы об Оклахоме, сбежавшем отце и пропойце-матери...

— Они тебя расстроили?

— Конечно! А еще больше то, что ты со своими сценариями даже не удосужился познакомиться с биографией Уэса.

Я поставил в посудомоечную машину большую салатницу.

— И что?

— Он из Индианы, вырос в детдоме и никогда не знал родителей. Так что жалостливая история вовсе не о его детстве.

— А о чьем же?

В глазах Джилл засветилась жалость.

— О детстве Джеймса Дикона? О боже!

Неприятная правда, словно выскакивающий из табакерки чертенок, не давала мне покоя: корчила гримасы, издевалась, мучила. Физическое сходство Уэса с Джеймсом Диконом, конечно, случайность, божий дар, зато все остальное: манеры, стиль одежды и даже голос — тщательно отрепетированный спектакль, притворство от начала и до конца. Понимаю, я сам себе противоречу. Во время первой встречи мне показалось, что парень — воплощение естественности, а проба сыграна так непосредственно, что мне и в голову не пришло, что передо мной лишь грубое подражание. Нет, я решил, что, выбрав «Блудного сына», Крейн, если так можно сказать, склоняет голову перед талантом Дикона.

Теперь я знаю правду: Уэс подражает Дикону. Боже мой, и ведь не только подражает, а играет роль, причем так убедительно, что полностью в ней растворился. Уэс Крейн исчез, оставив только имя, а телом и душой завладел трагически погибший актер.

— Что же будет? Черт!

— Надеюсь, ничего страшного не случится, — испуганно проговорила Джилл.

И что мне делать? Посоветовать Уэсу обратиться к психотерапевту? Поговорить с ним по душам? А ведь все наши с Джилл подозрения основаны на одном-единственном разговоре. Разве парень кажется опасным? Наоборот, говорит тихо, держится подчеркнуто вежливо. Кроме того, у актеров свои секреты. Кто знает, может, ему так легче настроиться?

Пожалуй, самое разумное в такой ситуации — набраться терпения и ждать. Раз задумал новую картину, глупо поднимать шум. Если начнет буйствовать, тогда...

Нет, работать с ним — одно удовольствие. На съемочную площадку Крейн приходил за полчаса до начала съемок, отлично знал текст и не артачился, если приходилось задерживаться на дополнительные репетиции.

Единственное, что вызывало беспокойство, — его страсть к гоночным машинам и мотоциклам.

Директору студии пришлось обговаривать со страховщиками особые условия.

— Нужно ведь парню как-то расслабляться! — заявил я Уолту. — Нельзя постоянно держать его в напряжении.

На самом деле в напряжении находился не столько Уэс, сколько я. Бюджет «Скорбящего» — двадцать пять миллионов, страшно хотелось, чтобы все прошло без сучка без задоринки.

Когда мы отсняли примерно половину, ко мне неожиданно пришел Уэс.

— Видишь, на этот раз веду я себя примерно, никаких выходок!

— Да, парень, ты просто находка!

Что, черт возьми, значит «на этот раз»?

Многие считают, будто ничего страшного бы не случилось, если бы я побольше думал об Уэсе и поменьше об успехе фильма. Нет, мне не в чем себя упрекнуть, я заботился о нем, как о младшем брате, но предотвратить трагедию было не в моих силах.

«Скорбящий» имел еще больший успех, чем «Наемники». Кассовые сборы составили двести миллионов. Газеты и журналы в один голос писали, что следующему фильму суждено стать шедевром.

Следующий фильм по счету будет третьим, а для Дикона «три» — несчастливое число.

В студии закончилась пресс-конференция, и я шел к своему новому «Феррари», когда меня окликнули. Какой-то длинноволосый бородач в яркой мексиканской шали. Надеюсь, под шалью джинсы имеются...

Это был Дональд Портер, друг Дикона, которому пришлось дублировать его в «Праве по рождению». Ему уже хорошо за сорок, но душой и телом он предан поколению хиппи: экстравагантная одежда, наркотики, секс. Некоторое время назад он пытался открыть свою собственную студию в Санта-Фе, но первый же фильм с треском провалился. На некоторое время исчезнув из поля зрения, сейчас Портер снова начал сниматься. Ну и костюмчик у него! Интересно, куда смотрит охрана? Черт, наверняка будет просить работу!

— Эй, Дэвид, я тебя искал! — начал Портер.

Из-под шали торчат волосатые ноги. Так я и знал: никаких джинсов!

— Необычно, правда? — явно довольный моим шокированным видом, проговорил он. — А я тут в сериале снимаюсь!

— Да, я слышал, по книге Тома Вулфа. Только не говори, что играешь Кена Кизи!

— Нет, для Кизи я староват. Я Ник Кассиди. В сегодняшней серии Кассиди поругался с Керуаком и вместе с Кизи едет куда-то в автобусе. Знаешь, наш режиссер чистой воды идиот: Кассиди никогда так не одевался, он подражал Дикону. Или, может, это Дикон ему подражал?

— Что ж, похоже, ты снова в деле. Очень за тебя рад. — Я повернулся к машине.

— Подожди секунду! Я ведь не об этом хотел поговорить, а об Уэсе Крейне. Чувствуешь, к чему я веду?

— Нет.

— Да ладно тебе! Он же копия Дикона. Черт подери, я ведь его дублировал и знал как никто другой. Джеймс был моим другом! А у этого мальчишки голос больше похож на диконовский, чем мой!

— И что?

— А то, что это невозможно!

— Невозможно, что Крейн талантливее тебя?

— Грубо, старик, это удар ниже пояса! Не думай, я не под кайфом. Завязал, только изредка травкой балуюсь. Нашел хобби поинтереснее, — в карих глазах заплясали огоньки, — гороскопы, астрология, звезды. Очень полезно для актера, не правда ли? Звезды никогда не лгут.

— Рад, что тебе нравится!

— Нравится? Не то слово, я с ума по ним схожу. Ты послушай: у меня предчувствие, какие-то вибрации ощущаю. Так вот, решив все проверить, я узнал адрес этого парнишки, но поехать так и не решился. Думаешь, почему? — Не дав мне на ответ и секунды, Дональд продолжал: — Потому что адрес до боли знакомый! Я сто раз там бывал... В гостях у Дикона!

Страх ледяными щупальцами сжал мое сердце.

— Зачем менять тему? Ты вроде об астрологии говорил!

— Знаешь, когда родился Крейн?

— Да, а что?

— В день смерти Дикона!

Сердце пустилось бешеным галопом.

— И?..

— Ты идиот или прикидываешься? Звезды не лгут, да ты и сам должен чувствовать дыхание рока. Крейн — твое золотое дно, но «малина» скоро кончится. Четыре месяца осталось!

Шок превратил меня в соляной столб.

— Приближается день рождения Крейна. Годовщина гибели Дикона.

Впоследствии я обнаружил и другие параллели. Уэсу исполнялось двадцать три — столько же было Дикону на момент смерти. А еще мы завершали третий фильм. Съемки находились примерно на том же этапе, что и «Право по рождению».

Новый фильм назывался «Ярость» и рассказывал о судьбе молодого человека из неблагополучного района. Окончив университет, парень становится учителем и возвращается на родную улицу, к радости его старых дружков. Они терроризируют бывшего приятеля с женой до тех пор, пока молодой учитель не убивает главаря банды, вернувшись таким образом к жизни, от которой столько лет бежал.

По совету Крейна главный герой должен был пересесть с солидного «БМВ» на старый мотоцикл. Идея отличная, хотя и чреватая огромными затратами, учитывая страсть Уэса к скоростям. А еще он отказался от дублеров, заявив, что выполнит все трюки сам.

Я пытался его отговорить... Безуспешно. Крейна словно подменили: он начал опаздывать, выпивать, устраивать разные выходки. Однажды подложил в костюмерную шутиху. Пришлось вызывать пожарных, а несколько человек, отравившись угарным газом, попали в больницу.

Уэса, похоже, не интересовали ни фильм, ни жизнь вообще. Отождествив себя с Диконом, он подошел к опасной черте.

Так же, как и его идол на съемках последней картины, Крейн казался потерянным. Сильно похудев, он стал походить на собственную тень. Отснятый материал не выдерживал никакой критики.

— Зрителям придется приплачивать, чтобы заманить на это дерьмо! — расстроенно восклицал Уолт.

— Нужно несколько сместить акцент: будем снимать не Уэса, а то, как его воспринимают другие, — с тяжелым сердцем отвечал я.

— Где-то я это уже слышала, — негромко проговорила сидящая рядом Джилл.

Она совершенно права: я превратился в режиссера, которого сам критиковал на съемках «Нарушенного обещания».

— Ты что, не можешь привести его в чувство? — изумился Уолт.

— Ну, это не так-то просто. В последнее время он немного не в себе.

— А если дело в тебе и другой режиссер сможет призвать его к порядку? Черт возьми, проект-то не из дешевых, как-никак сорок миллионов!

От гнева кровь так и забурлила: пусть заберет свои сорок миллионов и засунет их...

Нет, нужно держаться, если мои подозрения оправдаются, то терять нечего!

— Расслабься Уолт! Дай мне неделю. Если к тому времени ситуация не изменится, я с легким сердцем сложу с себя полномочия.

— Ловлю на слове. Ты сказал «неделя», время пошло.

Следующим утром я поджидал Уэса в трейлере. Он, как всегда, опаздывал.

Так, мальчик явно не в форме: руки трясутся, глаза красные.

— Эй, да это же наш учитель! Нет, — он затряс головой, — учитель — это я... Как называется отстой, который мы снимаем?

— Уэс, нам нужно поговорить!

— Без проблем, дружище! Только хлебну пивка, ладно? — Захлопнув дверцу, он бросился к маленькому холодильнику.

— Слушай, постарайся вникнуть: дело важное!

— Без проблем! — Не удосужившись закрыть холодильник, Уэс прильнул губами к банке. — Только сначала обещай, что выполнишь просьбу.

— Смотря какую.

— Знаешь, я ведь и спрашивать не обязан. Сделал бы, как мне надо, и точка! Просто стараюсь быть вежливым!

— Что случилось?

— В понедельник у меня день рождения, хочу взять выходной и поехать в Сонору на Кубок штата по мотоспорту.

— У нас ведь уговор.

Уэс криво ухмыльнулся. С подбородка капало пиво.

— Разве мы не команда? Я сценарист и режиссер, ты исполнитель главной роли.

— Я что, не выполняю свои обязательства?

— Уолт дал мне неделю: либо ты берешь себя в руки, либо они приглашают другого режиссера.

— Пойду и поставлю условие: если тебя выгонят, я не останусь!

— Все не так просто, Уэс. Боюсь, сейчас тебя не послушают, продюсеры тобой недовольны. Кстати, помнишь, почему ты хотел со мной работать?

Вместо ответа тупой, непонимающий взгляд.

— Тебе нужен был друг, который подскажет, если что не так. Так вот, Уэс, сейчас все не так, ты ведешь себя неправильно.

Допив пиво, Крейн наступил на банку. Раздался оглушительный треск. Чувственные губы изогнулись в презрительной усмешке.

— Веду себя неправильно, потому что хочу взять выходной в свой день рождения?

— Потому что слишком вжился в роль. Уэс, ты не Джеймс Дикон и разбиваться в понедельник на мотоцикле совершенно не обязан.

На мгновение Крейн словно протрезвел.

— Ты что, в гадалки переквалифицировался? — надменно спросил он.

— Нет, в психоаналитики! Ты подсознательно стремишься к полному сходству с Джеймсом Диконом. Все зашло слишком далеко, остановись, пока не поздно!

— Я с самого начал говорил, что не хочу быть марионеткой, а плясать под дудку какого-то мертвеца — тем более.

— Так докажи это! В понедельник держись подальше от мотоциклов, машин, даже к картам не приближайся! Приходи на студию трезвым и вовремя, выкладывайся на все сто. Вечером поедем к нам и тихо отметим твой день рождения. Джилл приготовит чили, сандвичи, если хочешь, даже торт испечет! Салют устроим! Во вторник ты покончишь с Джеймсом Диконом и...

— И что?

— Достигнешь высот, которые ему и не снились.

В голубых глазах ясно читалось сомнение.

— Есть и другой вариант: в понедельник ты разбиваешься и губишь не только себя, но и меня... Мы команда, Уэс, мы зависим друг от друга, как сиамские близнецы. Не подведи меня!

Закрыв лицо руками, Крейн безвольно опустился на колени. Его била мелкая дрожь.

Понедельник был похож на ужасный кошмар: Уэс не поехал в Сонору, с мрачным видом съел приготовленный Джилл ужин и, даже не взглянув на торт, закрылся в комнате для гостей.

Итак, он не погиб. Зато во вторник совершенно не мог играть: не помнил слов, мимика и жесты деревянные, голос то и дело срывался. Не талантливый молодой актер, а безвольная марионетка, Пиноккио.

В среду было еще хуже.

Но в свой день рождения, совпавший с годовщиной смерти Дикона, Уэс пришел трезвым, вел себя примерно и играл просто божественно. Никогда ничего подобного не видел. Трудно поверить, что человек способен так перевоплотиться. С удовольствием просматриваю отснятое за тот день и не устаю восхищаться.

Уолт пришел в такой восторг, что с легким сердцем разрешил мне закончить «Ярость». Правда, он никогда не узнает, что финальную сцену я смонтировал. Отснятого материала оказалось более чем достаточно, плюс голос Дональда Портера, которому пришлось как следует заплатить за молчание.

— Говорил я тебе, звезды не лгут! — восклицал Дональд.

Я не верил ему, пока не отнес четыре кассеты специалисту по звуковой аранжировке. Совсем молодой парень в толстых очках пропускает голоса через компьютер и выстраивает диаграммы и графики.

— Вас разыграли. — Аранжировщик разложил на столе графики. — Либо вы надо мной издеваетесь.

Голова закружилась, и я схватился за стол, чтобы не упасть.

— В чем дело?

— Если считать за эталон голос Дикона в «Блудном сыне», то голос на второй кассете очень к нему близок, а на третьей не имеет ничего общего.

— А где же юмор?

— На четвертой кассете. Голос идентичен эталону, значит, он им и является.

На первую кассету записан «Блудный сын» с Джеймсом Диконом, на вторую — дубляж Дональда Портера, на третью — сцена из «Ярости», записанная в среду, когда Уэс совершенно расклеился и для съемок больше не годился.

Ну а на четвертой? На четвертой — проба Уэса, сцена из «Блудного сына», которую он так бесподобно скопировал.

Крейн пропал. Конечно, с такой игрой звездой уже не стать. Что там говорить, его и в эпизоды не возьмут. Я время от времени ему звонил, но никто не брал трубку. А если что-то случилось? Нет, нужно проведать парня.

Как только появилась свободная минутка, я поехал к нему в каньон. Молодые наркоманы исчезли, у покосившегося дома стоял один мотоцикл. Поднявшись по ветхим ступенькам, я постучал и, не получив ответа, открыл дверь.

Жалюзи опущены, в доме полумрак. Пройдя холл, я услышал тяжелое дыхание. В комнате справа кто-то есть!

— Уэс?

— Не включай свет!

— Дружище, я о тебе беспокоился!

— Не включай...

Но я не послушался и от того, что увидел, чуть не подавился рвотой.

Уэс сидел, развалившись на стуле. Вернее, не развалившись, а растекшись. Тело разлагалось, щеки прогнили до зубов. На полу — зеленая лужица, в комнате пахнет гнилью.

— Лучше бы я пошел на гонки, верно? — сквозь зияющую дыру в горле просвистел Уэс.

— Боже, почему ты мне не сообщил! — зарыдал я.

— Сделай одолжение, выключи свет. Думаю, я заслужил покой.

Мне столько нужно ему было сказать, но слова будто застряли в горле. Сердце разрывалось от жалости.

— Думаю, об уговоре лучше забыть... Нашей команде конец...

— Могу я чем-нибудь помочь? Только скажи, все сделаю!

— Оставь меня...

— Уэс, дружище...

— Уходи, жалость мне не нужна!

— Ну зачем ты так? Я же твой друг!

— Именно поэтому ты выполнишь мою просьбу и... — зияющее горло снова засвистело, — уйдешь.

Я стоял в темноте, прислушиваясь к жутким хлюпающим звукам.

— Тебе нужен доктор!

— Мне уже ни один доктор не поможет. Пожалуйста...

— Что?

— Уходи, тебя никто не приглашал!

Минуту я не знал, на что решиться.

— Хорошо.

— Люблю тебя, братан.

— Я тоже тебя люблю!

На дрожащих ногах я вышел на улицу, и у машины меня вырвало. Казалось, запах гнили навсегда поселился в одежде, коже и волосах.

На следующий день мы поехали к нему вместе с Джилл. Он исчез, я так и не узнал, куда.

А вот как закончилась его карьера. Таланта больше нет, одна решимость осталась.

Видите ли, спецэффекты стоят дорого, ради экономии студии готовы на что угодно.

«Нашей команде конец», — сказал Уэс, и позднее я понял, что он имел в виду. В фильме «Зомби из ада» он снялся без меня и в титрах упомянут не был.

Помните Белу Лугоши в его последних картинах, где режиссеры пытались сыграть на старом успехе «Дракулы»?

Так вот, по сравнению с Уэсом старик Бела просто красавец.

«Зомби из ада» имел шумный успех, мы с Джилл едва достали билеты и весь фильм, не стесняясь, глотали слезы.

Чертов город! Все только о деньгах и думают.

На экране под оглушительный хохот зрителей Уэс врезался в красавицу-блондинку.

И его полуистлевшая челюсть отваливалась.