«Самым удачным подражателем Конан Дойла стал П. Никитин. Одним из первых в России он сделал Шерлока Холмса героем своих книг и постоянно возвращался к этому персонажу. Никаких биографических сведений о П. Никитине обнаружить не удалось: не исключено, что это псевдоним. В своих произведениях Никитин достаточно умело подражает создателю образа Шерлока Холмса, выступает неплохим бытописателем, сильна у него пародийно-юмористическая струя».
Эти строки О. Краснолистова из предисловия к антологии «Старый русский детектив»[2] — едва ли не все, чего удостоился за весь XX век один из самых заметных авторов дореволюционной русской шерлокианы. Уже в новом столетии подробнее упомянул о Никитине библиограф русского детектива Г. Пилиев в предисловии к англоязычному сборнику «Sherlock Holmes in Russia»:
О «русском» Шерлоке Холмсе писали многие, но самым плодовитым и популярным из них был П. Никитин. Период литературной деятельности П. Никитина был очень короток — с 19 июля 1908 года (выход первого сборника «Новейшие приключения Шерлока Холмса в России. Из записок знаменитого сыщика») по 30 мая 1909 года (появление последнего сборника «По следам преступника. Похождение воскресшего Шерлока Холмса в России»), то есть менее одного года. Всего П. Никитин выпустил четыре сборника рассказов, а в промежутках между их выходами весь цикл печатался — по аналогии с грошовыми выпусками, но в гораздо более добротном оформлении — отдельными книжками-выпусками в двух сериях: «Новейшие приключения Шерлока Холмса в России» и «Воскресший Шерлок Холмс в России». Всего Никитин опубликовал 21 рассказ.
Как уже отмечалось, П. Никитин был одним из самых плодовитых и интересных авторов пастишей о Шерлоке Холмсе, и потому особенно грустно, что сведений об этом человеке нет абсолютно никаких. Кто он? Откуда? Как раскрывается его первый инициал — Петр, Павел, Поликарп?.. Имени П. Никитина нет ни в одном писательском справочнике, ни в одной энциклопедии, ни в каком другом источнике. И вообще, нет даже уверенности в том, что это имя подлинное, а не псевдоним.
Время не сохранило не только сведений о нем, но и его книг: в главном книгохранилище страны — Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге — в наличии имеется только один сборник его рассказов»[3].
Сказать о П. Никитине, на первый взгляд, больше и нечего. Тайна. Вместо человека — провал, дыра. Но решение у этой литературной загадки все же имеется.
Как мы помним, первые дешевые книжки — «выпуски» о приключениях всевозможных сыщиков появились в России осенью 1907 г., причем две из первых четырех переводных серий («Шерлок Хольмс. Его похождения в Германии, или Тайна Красной Маски» и «Из тайных документов знаменитого сыщика Шерлока Холмса») были посвящены прославленному лондонскому детективу.
Брошюрки — «выпуски» расходились с невиданной скоростью, а уже в январе 1908 г. публикация анонимной повести «Шерлок Холмс в Петербурге» в «Биржевых ведомостях» означила новый этап сыщицкой экспансии. Перед русскими авторами открылись заманчивые горизонты: сочетание завоевавших популярность импортных образов сыщиков с «домашними» российскими реалиями сулило грандиозный успех.
Однако любой автор, решивший переместить героя Артура Конан Дойля в Россию (а было их не так мало), сразу же сталкивался с языковым вопросом. В самом деле, не мог же Шерлок Холмс сколько-нибудь успешно заниматься частной детективной практикой на заснеженных просторах России, не зная русского языка! И авторам приходилось изворачиваться: одни пускались в объяснения, другие языковые трудности игнорировали — их Холмс с доктором Уотсоном впридачу просто-напросто владели русским языком, и все тут.
В первой половине 1908 г. буквально из ничего возник доселе неведомый автор сыщицких рассказов — П. Никитин. Появился он как прямой продолжатель Конан Дойля: серия Никитина «Новейшие приключения Шерлока Холмса в России» открывалась рассказом Конан Дойля «Приключение под сенью дуба» («Одинокая велосипедистка»). В первой же собственной вещи, «Таинственный дом», Никитин смело обратился к языковому вопросу — и дал на него довольно изящный ответ. Его Холмс на «чистейшем» русском говорит новому клиенту, купцу Черепанову: «Я прожил, благодаря стечению некоторых обстоятельств, три года в России и очень хорошо изучил ваш язык». Для читателя, знакомого с каноническими произведениями Конан Дойля, намек был прозрачен: великий сыщик скрывался в России после достопамятной дуэли у Рейхенбахского водопада с профессором Мориарти.
Сложнее пришлось Никитину со спутником и хроникером детектива. В данном случае объяснение выглядит натянутым — по словам Холмса, «доктор Ватсон, как истый лингвист, тоже знает его <русский язык> в совершенстве».
Рассказы из цикла Никитина выходили один за другим и, судя по весьма приличным 10-тысячным тиражам, неплохо расходились. Через некоторое время увидел свет очередной рассказ — «Тайна нижегородского Главного дома». Начинается он с появления Холмса на Нижегородской ярмарке; приехал туда сыщик из «желания поближе познакомиться с далекой Россией, о которой англичане имели лишь смутное понятие».
Как водится, Холмс отлично изъясняется по-русски. Это неожиданное умение автор объясняет следующим образом:
«Знаменитый английский сыщик, еще будучи в Буэнос-Айресе, в продолжение двух лет снимал помещение со столом в семье русских эмигрантов и, находясь с ними в постоянных близких сношениях, отлично изучил русский язык».
Зачем понадобилось Никитину, чей Холмс долго жил в России, вновь объяснять его знание русского языка — и громоздить для этого неуклюжую конструкцию с надуманными русскими эмигрантами в Буэнос-Айресе? Вдобавок, нам известно, что Холмс вернулся в Россию для расследования дела Черепанова; здесь же он, как праздный турист из табакерки, соткался непосредственно в Нижнем Новгороде.
Но этим странности отнюдь не исчерпываются. Если в других рассказах Никитина повествователем, как и положено, выступает доктор Уотсон, здесь повествование ведется в третьем лице, то есть роль нарратора берет на себя автор. Для сравнения укажем, что подобная техника применяется лишь в двух написанных гораздо позже рассказах Конан Дойля о Холмсе, «Его прощальный поклон» и «Камень Мазарини». С другой стороны, эта повествовательная техника традиционна для переводных «выпусков»; характерны для «выпусков» и рубленые фразы-абзацы рассказа.
Далее, злоумышленники в «Главном доме» создают вокруг нужного им ярмарочного помещения ауру заколдованного, проклятого места, используя светящийся скелет (призрак материализуется посредством синематографического аппарата). Но испускающий мрачное свечение призрак-скелет, созданный с помощью подручных технических средств (кости, фосфор и споры грибов), уже был использован — и притом в схожих целях — в «Таинственном доме»!
Призраков, видений и привидений в рассказах П. Никитина немало, но вся эта «область сверхъестественного», как правило, получает трудами Шерлока Холмса логичное и рациональное объяснение. Однако в рассказе «Убийцы», выполненном в том же «рубленом» и, скажем прямо, разухабистом ключе, финальную разгадку обеспечивает не дедукция и не отважная погоня за преступниками, а… мистическое прозрение! «С сегодняшнего дня я начинаю верить в таинственные явления» — подводит итог Холмс.
Как говорится, невероятно, непредставимо, но факт… И уж совсем непредставимо, чтобы благородный Шерлок Холмс, обрисованный в первых рассказах никитинского цикла, произносил такую тираду, как его бледная копия из «Главного дома»: «Мы, англичане, пересчитываем каждый шаг и момент на деньги и, конечно, несмотря на живейший интерес, который вы вызвали у меня рассказом, я не стал бы терять времени даром. Потрудитесь написать обязательство».
В чем же дело? Неужто Никитин внезапно ударился в мистицизм — и был так ошарашен потусторонними откровениями, что напрочь позабыл, где, когда и как Холмс изучил русский язык, упустил из виду, что сыщик целых три года прожил в России, дважды за очень короткое время использовал один и тот же сюжетный ход? Мало того — решил вдруг полностью исказить главные, основополагающие черты характера и свойства личности героя?
Что это? Небрежность? Помрачение рассудка?
Вовсе нет. Любой внимательный читатель и без дедуктивных талантов Шерлока Холмса не может не заметить очевидное: такие рассказы, как «Тайна нижегородского Главного дома» или «Убийцы», написаны совсем другой рукой, совершенно иным писательским почерком. Отсюда необъяснимая забывчивость П. Никитина, сюжетные нестыковки и повторы, смена нарративной стратегии и вторжение чуждых (мистических) элементов. Не вдаваясь в детальный стилистический анализ, добавим, что чужая рука, по крайней мере на уровне отрывков, ощущается и в некоторых рассказах второго цикла Никитина, «Воскресший Шерлок Холмс в России».
Вывод напрашивается — «П. Никитиных» было как минимум двое. Назовем их «Никитин-I» и «Никитин-II».
Основной массив рассказов, судя по всему, написан Никитиным-I. Это автор, вдохновленный каноническим Шерлоком Холмсом и серьезно вознамерившийся создать его российский эквивалент. Во всех его пастишах сквозит глубокое уважение к оригиналу: сознавая свою ограниченность как стилизатора, Никитин-I тщательно старается воспроизвести некий дух и, безусловно, структуру рассказов Конан Дойля, выстраивает систему внутренних связей и отсылок не только к прототипу (такова серия рассказов о противостоянии Шерлока Холмса и «русского Мориарти» Бориса Николаевича Карцева), но и к другим иконическим произведениям детективного жанра (в «Страшном душителе», к примеру, сквозят мотивы «Убийства на улице Морг» Э. По). Можно отметить у Никитина-I и отчетливые либеральные нотки: так, он не упускает случая основательно «пройтись» по черносотенным мракобесам из «Союза русского народа» или раскритиковать вековечное бездарнохищническое отношение российских властей к природным богатствам страны. Некоторые его язвительные пассажи об армии полицейских и тайных агентов, поглощенных борьбой с инакомыслием, звучат удивительно актуально и словно написаны о современной России:
— До свидания, Англия! — воскликнул я. — Мы отправляемся в страну снега и медведей!
Холмс улыбнулся.
— Было бы вернее, дорогой Ватсон, если бы вы сказали: в страну чрезвычайных охран. Россия — одна из самых курьезных стран: когда у нее кончается война, она заводит чрезвычайные охраны, по положениям о которых полиция и войска, приведенные на военное положение, начинают защищаться и защищать…
Шерлок Холмс запнулся, но, встретив мой вопросительный взгляд, неуверенно пояснил:
— Вероятно, от граждан и граждан от… кажется, тоже от граждан. Впрочем, наши стратеги еще не вполне выяснили этот метод.
Что касается Никитина-II, то это автор совсем иного плана, рыночник и во многом халтурщик, ориентирующийся не на Конан Дойля, а на переводные «выпуски» о Холмсе и прочих сыщиках. «Никитина-I» мало беспокоят соображения внутреннего единства и связности цикла, стилистической однородности, структуры повествования и даже сам образ Шерлока Холмса. Подмени в его рассказах Холмса, допустим, Натом Пинкертоном — и разницы не будет никакой.
Любопытно, что в рассказах «Никитина-II» наблюдаются некоторые поверхностные черты сходства с произведениями плодовитого низового беллетриста и одного из зачинателей русской шерлокианы, П. Орловца (П. П. Дудорова, 1872 — после 1929). Например, зловещий каторжник- убийца Муха в рассказе Орловца «Сокровище тайги» для отпугивания нежданных визитеров от своего таежного убежища применяет фосфоресцирующий скелет. Помимо общего для многих «выпусков» рубленого стиля, обращает на себя внимание и лексика. У Никитина-II в рассказе «Убийцы» Холмс говорит: «Удивительно просто в России исчезают живые люди»; ниже следует фраза Уотсона: «…поговорив еще несколько минут об исчезновениях живых людей.». У Орловца-Дудорова это примечательное словосочетание дважды встречается в маркированной позиции, то есть в заглавиях: «Похититель живых людей» (первый рассказ из цикла о сыщике Карле Фрейберге) и «Охотники на живых людей» (один из рассказов о похождениях Шерлока Холмса в Сибири). В кругах почитателей великого детектива бытует даже мнение, что Орловец и был таинственным Никитиным[4]. Впрочем, сходство, как уже сказано, поверхностное, детективные произведения Орловец публиковал под собственным литературным именем, и для него рассказы «Никитина-II», пожалуй, недостаточно проработаны. Вероятней другое: Орловец, чьи «выпуски» о Фрейберге, согласно издательским анонсам, начали выходить у того же московского книгоиздателя М. В. Клюкина несколько позже никитинских сочинений, просто перенес в свои вещи понравившиеся элементы из рассказов более близкого ему по стилю и духу «Никитина-II».
Прелюбопытнейшим, к слову, персонажем был упомянутый выше Максим Васильевич Клюкин. Прошел путь от «мальчика» в книжных лавках до владельца крупного московского книжного магазина на Моховой, вместе с А. С. Сувориным, И. Д. Сытиным и другими издателями создал в 1907 г. Товарищество торговли произведениями печати на станциях железных дорог «Контрагентство печати», одну из первых в России книготорговых сетей. Публиковал, из интересующих нас произведений, А. Конан Дойля, М. Леблана, издавал «выпуски»… И сам, что интересно, выступал в печати под псевдонимом «М. Васильев» как автор рассказов и сказок для детей. Персонажем же он был в самом буквальном смысле — Клюкин, «худощавый шатен средних лет», является (наряду со своим партнером-издателем Д. П. Ефимовым) одним из главных действующих лиц рассказа Никитина «Неуловимая шайка»; в эпизодах мелькают и другие видные книгоиздатели. В рассказе не обошлось без простодушной рекламы («Фирма Клюкина, да и его магазин, как по числу собственных изданий, так и по количеству и разнообразию имеющегося у него товара, считается одной из крупных в Москве»), но вообще-то речь в нем о хищениях книжной продукции из типографий и складов книжных магазинов. Описаны эти махинации подробно и с полным знанием дела; вполне вероятно, что списаны с натуры и торговцы крадеными книгами.
Мог ли появиться подобный рассказ без непосредственного одобрения и участия Максима Васильевича Клюкина? Никоим образом. Не исключено, что Клюкин, по тем или иным коммерческим соображениям, напрямую заказал автору рассказ с «книготорговым» сюжетом — в никитинском цикле он стоит особняком. Мы не беремся утверждать, что Клюкин (беллетристике, напомним, не чуждый) лично приложил к нему руку. Но несомненно, что он тщательно просматривал и, возможно, правил текст.
Итак, перед нами издатель-беллетрист с завидной деловой хваткой и тесно связанный с ним автор. Отношения доверительные: не то издатель заказывает автору рассказ на деликатную «книготорговую» тему, не то сам автор предлагает издателю рассказ, где выводит его самого. А тем временем книжки о сыщиках печатаются многотысячными тиражами, идея «русского Холмса» витает в воздухе — отчего бы не запустить детективный сериал? Неизвестно только, от кого из них, автора или редактора, исходила инициатива…
Загадка «П. Никитина» окончательно проясняется.
Теперь уже понятно, почему он, за исключением рассказов о Шерлоке Холмсе, не оставил никакого следа в литературе, отчего о нем нет никаких биографических сведений или упоминаний в справочниках и энциклопедиях. Иначе и быть не могло, ведь «П. Никитин» — всего лишь, как сказали бы сейчас, «издательский проект». Как видим, в детективном жанре за истекшие сто с лишним лет ничего не изменилось: и сегодня российский книжный рынок захлестывает поток серийной продукции, созданной литературными неграми под именами вымышленных или реальных, но давно исписавшихся авторов. Подобно им, век тому под коллективным псевдонимом «П. Никитин» в поте лица трудились несколько литераторов. Главный участник проекта и создатель основного массива рассказов, «Никитин-I», отличался известной качественностью и изобретательностью письма и в целом не допускал откровенной халтуры. Вполне очевидно, что время от времени «Никитин-I» не успевал в требуемом темпе «выдавать на-гора» истории о Шерлоке Холмсе. Но для серийных «выпусков» критически важна была регулярность, и в таких случаях издатель или указанный автор привлекал к делу кого-либо из запасных и менее одаренных игроков («Никитин-II»).
Ставка на «русского Холмса» оказалась не самой удачной: конкуренты не дремали, эффект новизны постепенно стирался, и к тому же читателей, как выяснилось, больше привлекал экзотический заграничный антураж. Тиражи «Никитина» начали падать: первый выпуск, «Таинственный дом», вышел в количестве 15000 экземпляров, последующие печатались 10-тысячными тиражами, а тираж заключительных выпусков серии не превышал 5000. Когда читатель наконец насытился «русским Холмсом», издательское начинание подошло к закономерному концу. С ним оборвалась и шерлокианская карьера двух-трех безвестных сочинителей, публиковавшихся под коллективным псевдонимом «П. Никитин». Жаль только, что история не сохранила для нас их имена.
Баден-Баден июнь, 2014