Калистратов быстро шел по засыпающей Москве и смотрел прямо перед собой. Впереди, над крышей здания бегущая строка призывала вкладывать деньги в банк "Возрождение России". Из ярко освещенного ресторана доносилась электрическая музыка, в кромешной темноте то ли двора, то ли проезда хохотали нетрезвые подростки, а затем послышался звон разбитого стекла и женский крик. На всякий случай Сергей перебежал на другую сторону улицы и вовремя - из-за угла выскочила милицейская машина и затормозила там, где он должен был пройти.

Что бы как-то развлечься, Калистратов разглядывал причудливо оформленные витрины и думал, что если бы не глупость его бывшей жены, то вскорости они вполне могли бы стать владельцеми одного из этих дорогих магазинов. Приглушенный свет делал витрины похожими на загадочный, жутковатый театр, особенно там, где стояли манекены. Глядя на них, Сергею захотелось достать пистолет и пострелять по разодетым куклам, но он ограничился фразой:

- Стоите, суки деревянные?

По дороге Калистратов дважды пытался познакомиться с девушками, и оба раза безрезультатно. Первую он решил обогнать, но споткнулся и упал прямо ей под ноги, так что девушке пришлось через него перепрыгивать. Вторая, когда Сергей выдыхнул ей в лицо: "вместе проведем вечерок?", скорчила гримасу отвращения, прибавила шагу и ответила: "вначале похмелись".

Полуночный Арбат встретил Калистратова рассеянным оранжевым светом фонарей и тоскливым бренчанием гитары, доносившимся из темной подворотни. Народу на улице было совсем мало, кафе давно не работали, и только круглосуточные палатки, словно гигантские ночники, тускло светились у перекрестка.

Сергей направился прямо к ним. Получасовая прогулка отрезвила Калистратова ровно на столько, что бы ему захотелось выпить еще. В одном из ларьков он купил четыре банки "Белого медведя" - в расчете на предполагаемую подружку. Затем он отошел, подумал и для верности решил взять пару коробок дорогих конфет.

Сергею пришлось пройти по Арбату туда и обратно, прежде чем перед ним нарисовалась достойная кандидатура без провожатого. При таком освещении трудно было определить её возраст, но он и не интересовал Калистратова. Зато её внешний вид говорил сам за себя - это была типичная искательница ночных приключений.

На этот раз он старался не дышать в лицо претендентке, говорил медленно, с растяжкой, а вышагивал аккуратно, какой-то неестественной журавлиной походкой.

Девушка молча выслушала его путанное предложение, невпопад хихикнула и вдруг задала резонный вопрос:

- Куда пойдем? К тебе на квартиру?

Вопрос несколько озадачил Сергея, он подумал: "а действительно, куда?", но быстро сообразил и как можно веселее ответил:

- Если к тебе нельзя, пойдем во двор. Ты пиво любишь? А конфетки любишь?

- Люблю, люблю. Ко мне можно, только некуда, - насмешливо ответила она. - Хочешь, поедем к подружке в Бибирево. У неё родители на дачу уехали. Деньги-то у тебя на тачку есть?

- Есть, - мгновенно ответил Сергей и машинально похлопал себя по груди, где лежали доллары.

Ответ вполне удовлетворил ночную бабочку, и девушка представилась:

- Меня Леной зовут.

- Сергей. - Калистратов куражливо поклонился и добавил: - Мне везет на Лен. Жена у меня была Ленка...

- Что, умерла что ли? - поинтересовалась новая знакомая.

- Черта с два, - поморщился Сергей и не удержавшись, проговорил: - Сам бы удавил, да где её теперь найдешь?

- А, вот чего ты надрался, - понимающе покачала головой Лена. - Давай свое пиво. Пойдем куда-нибудь в скверик, что ли. Я не люблю на ходу. А потом к подружке поедем.

Калистратов достал из пакета две банки, одну протянул своей спутнице и огляделся, но Лена опередила его:

- Вон за тем домом есть лавочки. Так ты, бедненький, страдаешь, замену ищешь? Пойдем, я тебя утешать буду. Пойдем, пойдем, маленький.

В сквере, куда Лена привела Сергея, было так темно, что они не сразу нашли скамейку. Она располагалась в густых кустах сирени, и последние несколько метров им пришлось добираться на ощупь.

Они выпили по две банки пива, и Калистратова после водки изрядно развезло. Вначале он рассопливился, начал жаловаться на искареженную жизнь и тыкаться носом в плечо новой подружки. Затем, тяжело дыша, он начал хватать её за грудь, запускать руку под юбку, но скоро утихомирился. Лена положила его голову себе на колени, принялась гладить Сергея и что-то тихо мурлыкать.

Калистратов уснул почти сразу. Какое-то время он ещё пытался рассказывать, какая с ним приключилась беда, но Лена приняла бессвязную историю об украденном миллионе за пьяный бред. Покачивая коленями, она убаюкивала Сергея, гладила стриженый затылок и ласково шептала:

- Тихо-тихо-тихо. Спи, маленький. Спи, глупенький. Все будет хорошо.

От выпитого и пережитого Калистратов уснул так крепко, что не почувствовал, как Лена запустила руку в нагрудный карман куртки и вытащила деньги. Затем, она случайно наткнулась на пистолет, ощупала рукоятку, и когда поняла, что это такое, отдернула руку как от ядовитой змеи.

Сергей проснулся от неудобного лежания на деревянной скамье и утренней прохлады. На улице давно рассвело, под головой у него лежал пакет с двумя коробками конфет, на которые его ночная подружка не позарилась, а в голове ощущалась свинцовая тяжесть. Он с трудом сел, разлепил склеившиеся веки и с мукой в глазах осмотрелся. Вид незнакомого, густо заросшего сиренью, сквера ни о чем не говорил ему. Память отказывалась воспроизводить подробности вчерашнего вечера, но какой-то неясный женский образ все же промелькнул в его сознании и тут же пропал.

В нескольких метрах от скамьи, под кустом, Калистратов заметил четыре пустые банки из-под "Белого медведя" и сразу понял, что всему виной этот коварный напиток, почему-то именуемый пивом. После этого он сразу как-то ожил, схватился за левую сторону груди, где у него лежали доллары, испуганно вскочил на ноги и принялся лихорадочно обшаривать карманы. Заодно он вытряхнул из пакета конфеты, в сердцах пнул коробку ногой, и она целехонькая спланировала в кусты. Пистолет оказался на месте, а деньги остались только в джинсах - две с половиной сотни рублей с металлической мелочью. Остальные же исчезли, но не каким-то невероятным образом, а самым обыкновенным - Сергей вдруг вспомнил свою ночную подружку, на несколько секунд остолбенел, а затем со стоном повалился на лавку.

- Тварь! - простонал он и, немного помолчав, неожиданно тихо добавил: - Я тварь.

В незнакомом скверике Калистратов просидел больше двух часов. Спиртовая анестезия выветривалась, и по мере отрезвления на душе у него становилось все хуже и хуже. В конце концов, все это вылилось в жесточайшую депрессию, и когда между деревьями замелькали собачники со своими питомцами, Сергей поднялся и, по-стариковски шаркая ногами, поплелся вон из сквера. Выражение лица у него было равнодушное, но на щеках видны были следы размазанных слез. Трехдневная рыжая щетина, воспаленные, пьяные глаза и помятая физиономия довершали картину - Калистратов вписался наконец в одолженную у Матвея дрянную одежку.

Поднявшееся над домами солнце давно уже нагрело воздух. На Арбате начали открываться летние кафе, и в одном из них Сергей похмелился, а затем и позавтракал. Торопиться ему было абсолютно некуда, да он и не думал об этом. Будущее его сейчас не интересовало, настоящее вполне устраивало, а прошлое он выкинул из головы, поскольку воспоминания не могли ему дать ничего кроме нестерпимой боли.

Какое-то время Калистратов наблюдал за прохожими, слабо надеясь, что увидит ту, которая стащила у него деньги. Он вглядывался в лица проходящих девушек, и все они казались ему воровками и проститутками, похожими на его ночную подружку.

День выдался жарким и безветренным. Калистратов бесцельно брел мимо хорошо оштукатуренных фасадов фешенебельных магазинов, богато оправленных в неон, стекло и бронзу. У станции метро "Арбатская" сновали распостранители каких-то листовок, обещающих завтра же зарплату директора банка. На тротуарах было полно праздных людей, которые чего-то жевали, пили и от нечего делать рассматривали за толстыми витринными стеклами бутафорскую роскошь: огромные флаконы экзотических духов, часы с браслетами, которые более походили на фрагменты рыцарских доспехов, гигантскую бижутерию и прочую рекламную мишуру. Сергей спустился в подземный переход, прошел мимо пестрых лотков с книгами, мимо нищих и уличного квартета музыкантов, которые очень профессионально исполняли на скрипках и виолончели Чайковского. Здесь Калистратов купил очередную банку пива и выпил её почти не отрываясь.

Когда музыканты закончили играть, им похлопали, а затем к футляру от скрипки потянулись слушатели. Сергей наблюдал, как они бросают на красный бархат монеты и бумажки и со злостью думал: "Пальнуть бы сейчас разок, все разбегутся. Наверное уже рублей двести накидали." Он снова сделался пьяным, но теперь мысли его крутились исключительно вокруг денег. Сейчас Калистратова интересовало лишь одно: в каком месте или у кого взять деньги, много денег, которые снова сделали бы его свободным.

Из перехода он выбрался, имея в голове вполне оформившийся план действий. Калистратов много раз видел, как это делается в фильмах, неоднократно с женой или приятелями обсуждал допущенные грабителями просчеты, и сейчас был уверен, что сумеет избежать глупых ошибок неудачливых киногероев.

Сергей нашел почту, у девушки в окошке попросил авторучку и на обратной стороне какого-то бланка крупным разборчивым почерком написал записку: "Если закричишь, пристрелю. Быстро положи деньги в пакет." Затем он перечитал написанное и внизу приписал: "Жизнь дороже денег."

Ограбить Калистратов решил пункт обмена валюты, но не в центре, где они тщательно охраняются хорошо вооруженными громилами, а где-нибудь у рынка. Он прекрасно помнил, как недавно менял деньги на Спортивной, в задрипанном павильончике, в котором откровенно скучал единственный страж в камуфляже, с застегнутой кобурой на поясе. Само помещение вмещало в себя не более двух человек, но чаще всего обменный пункт пустовал, а летом охранник предпочитал стоять на улице у входа.

В вагоне метро пассажиров было мало. Калистратов устроился в самом углу на мягком сиденье, почти сразу уснул и проехал свою остановку. Разбудили его на конечной станции. Молодой милиционер похлопал Сергея по плечу, он встрепенулся, поднял глаза и с испугу едва не отпихнул от себя охранника порядка.

- Не спи, замерзнешь, - пошутил высокий розовощекий ефрейтор. - Тебе куда?

- На Спортивную, на рынок, - торопливо выдохнул Калистратов и подумал: "Все, конец!"

- Проехал, - легко поигрывая резиновой дубинкой, сказал милиционер. Давай, выходи.

Несколько минут глубокого сна и короткий разговор с милиционером не только взбодрили Сергея, но и немного отрезвили. Он пересел в поезд, идущий в противоположную сторону, и на этот раз, что бы снова не уснуть, остался стоять. Еще на платформе он убедился, что пистолет на месте, и теперь мысленно оттачивал детали плана ограбления, от которого он и не собирался отказываться.

На Спортивной Калистратов долго бродил рядом с метро, не решаясь подойти к обменному пункту. Он даже не смотрел в его сторону, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания охранника. Сергей прошелся вдоль ряда пугливых торговок, которые больше высматривали милицию, чем рекламировали свой товар. Он перещупал несколько маек и джемперов, поторговался с лохматой крикливой девицей и купил, взамен раздавленных, большие темные очки. При этом Калистратов, не переставая, пил пиво, намеренно приводя себя в то самое состояние, при котором ему пришла мысль разжиться деньгами с помощью ограбления. Еще там, в банке "Золотой рассвет" он понял, что разница между идеей и реализацией идеи огромна. С тех пор прошло каких-нибудь трое суток, но Сергею этот небольшой отрезок времени показался даже не тремя годами, а целой жизнью. Прежнее спокойное существование рядового служащего закончилось, началась совершенно иная, непредсказуемая и опасная жизнь, и в этом своем новом качестве Калистратов чувствовал себя способным на любой, даже самый безрассудный поступок.

Дважды Сергей решал, что время настало, но каждый раз в пределах видимости возникал милиционер, и он снова возвращался к уличным торговкам и пивным ларькам. Наконец Калистратов собрался с духом и отправился к обменному пункту. Несмотря на выпитое, он очень волновался, часто ощупывал пистолет и несколько раз проверил, на месте ли записка.

Как Сергей и предполагал, охранник стоял на улице у входа и от нечего делать разглядывал прохожих. Ему было не меньше сорока лет, и он не производил впечатления человека сильного или необыкновенно ловкого. Скорее это был отставной офицер или давно вышедший в тираж спортсмен, сменивший неблагодарную тренерскую работу на более скучную, но хлебную.

Калистратов подошел к двери, и охранник посторонился, пропуская клиента внутрь. За стеклянным окошком, в коморке размером с квартирный сортир, сидела миловидная блондинка лет тридцати. Она явно скучала, но появление посетителя нисколько не оживило её. Блондинка равнодушно взглянула на Сергея, вложила меж двух бланков копирку и протянула руку к лотку для денег. Подвинув его к себе, она достала оттуда записку, удивленно прочитала и испуганно посмотрела на грабителя. Но вместо лица она увидела черное дуло пистолета и от страха едва не лишилась чувств.

- Тихо, - очень внятно, с расстановкой прошептал в окошко Калистратов и для убедительности пошевелил пистолетом. - Очень быстро складывай деньги в пакет. Если заорешь или что-нибудь нажмешь, получишь пулю в лоб. Бежать тебе отсюда некуда. Ты поняла?

- Ага, - закивала блондинка. Помешкав несколько секунд, она начала складывать деньги в полиэтиленовый пакет. Руки слушались её плохо, от ужаса она делала много лишних движений и все время поднимала глаза на злоумышленника.

- Давай-давай, - шепотом поторапливал он её.

- Да-да-да, - в очередной раз промахнувшись мимо пакета, жалобно забормотала блондинка.

Неожиданно за спиной у Калистратова скрипнула дверь. Он резко обернулся, и блондинка этим тут же воспользовалась. Она соскользнула со своего места, нырнула под стол и так пронзительно завизжала, что у Сергея заложило уши и от испуга едва не остановилось сердце. Именно в этот момент в дверях пункта обмена появился охранник. Ничего не подозревая, он шагнул вперед, вздрогнул от визга и тут же схватился за кобуру. Но Калистратов опередил его. Он направил пистолет на охранника и скомандовал:

- На пол! Лицом вниз! Быстро!

Блондинка продолжала визжать, делая секундные перерывы, чтобы вдохнуть воздуха. Сергей был уверен, что она давно нажала на кнопку сигнализации, и через очень короткое время здесь появится милиция. Он ещё раз мельком посмотрел в окошко, как будто ожидая, что блондинка все же успела наполнить пакет деньгами и положить поближе к стеклу, но на столе лежали лишь пустые бланки и две печати.

Очевидно сообразив, что у налетчика ничего не вышло, охранник не стал испытывать судьбу и покорно распластался на полу. Калистратову оставалось лишь обойти его, но он вдруг почувствовал такую жестокую обиду на свою судьбу, что решил во что бы то не стало забрать добычу.

- Давай деньги, сука! - заорал он в окошко. - Давай сюда или я пристрелю охранника! Ты слышишь меня, сволочь?! Давай деньги!

Блондинка продолжала исступленно визжать, и вскоре Сергей понял, что докричаться до неё невозможно. Тогда он с силой ударил рукояткой пистолета по стеклу, вышиб его, а затем направил ствол на охранника.

- Прощайся с жизнью, гад! - тихо проговорил он.

- Не надо, - приподняв голову, так же тихо попросил охранник. - Лучше беги, а то не успеешь. Сейчас приедет милиция.

Эти слова на Калистратова подействовали отрезвляюще. Он как-будто пришел в себя, изумленно посмотрел на пистолет в своей руке, затем на распростертого охранника и вдруг бросился вон из обменного пункта.

Сергей выскочил на улицу в тот момент, когда со стороны рынка из-за угла, завывая появился милицейский уазик. До машины оставалось не более двухсот метров, с каждой секундой расстояние это стремительно сокращалось, и, не останавливаясь, Калистратов бросился через дорогу в густые кусты. Несколько прохожих обратили внимание на вооруженного человека, который выбежал из обменного пункта, поняли, в чем дело и испуганно замерли в ожидании развязки. Остальные, ничего не заметив, продолжали свой путь.

Охранник выскочил уже с пистолетом наготове, но стрелять побоялся грабитель бежал прямо на молодую семейную пару с ясельным малышом на руках. Сунув пистолет в кобуру, он бросился догонять Калистратова, на ходу махнул милиционерам рукой, и уазик, почти не замедляя скорости, повернул направо в проезд, который Сергей как раз пересекал по диагонали. Милицейская машина обогнала охранника, почти настигла налетчика и резко затормозила. Оттуда сразу выскочили четыре дюжих оперативника, и двое из них кинулись в обход вокруг дома. Но Калистратов избрал самый прямой и рискованный путь. Он добежал до высокой железной изгороди, как обезьяна вскарабкался на неё и чудом ни за что не зацепившись, перемахнул на больничный двор. Милиционерам повезло меньше. Один из них, словно мальчишка, повис на собственной штанине, другой же, не желая рисковать, перелез аккуратно и потерял много времени.

Не оборачиваясь, Сергей несся вдоль длинного здания больницы со спринтерской скоростью. Он не размышлял, догонят его или не догонят, не оценивал, хватит ли у него сил уйти от погони или они на исходе, не прикидывал, в какую сторону бежать. Он словно преследуемое животное спасал свою жизнь, а потому его тело действовало как бы само по себе.

У противоположной ограды Калистратов наконец остановился, с трудом удержался на ногах и посмотрел назад. Метрах в двухстах он увидел одного бегущего милиционера с пистолетом в руке. Лицо у стража порядка было сосредоточенно-суровое, отмашка рук - спортивная, а комплекция не оставляла Калистратову ни одного шанса. И тут Сергей понял, что смертельно устал, что обожженые легкие работают на пределе, и он вряд ли осилит двухметровый частокол из металлических копий. Калистратова подташнивало, в голове у него бухал паровой молот, а глаза заливал едкий горячий пот. Сергей с ужасом смотрел на приближающегося оперативника, ловил ртом горячий воздух и почему-то думал о своей бывшей жене. Он вспомнил, как год назад лежал дома с высокой температурой, и Лена уговаривала его выпить вина с медом - смесь, которую он ненавидел больше, чем милиционера, бегущего, чтобы арестовать его, а по сути поставить на его жизни жирный крест.

- Стой! - ещё издалека крикнул оперативник.

- Стою, - сквозь зубы с ненавистью проговорил Калистратов. Он достал из кармана пистолет, направил его на преследователя, и тот, словно бы споткнувшись, со всего маху грохнулся на тротуар. Два выстрела прозвучали одновременно, но оперативник стрелял в броске и потому промахнулся. Зато пуля Калистратова попала точно в цель, и милиционер уронил голову на асфальт.

Когда Сергей начал карабкаться на изгородь, из-за больничного корпуса появился второй оперативник. Он слышал выстрелы, успел разглядеть своего лежащего товарища и, не раздумывая, открыл огонь. Но Калистратову снова повезло - милиционер стрелял на бегу, и ни одна пуля не достигла цели. Сергей даже уловил, как они тоненько пропели в нескольких сантиметрах от головы и плеча, спрыгнул с двухметровой высоты и, поднявшись на ноги, бросился в сторону.

Калистратов бежал по незнакомому пустынному переулку и мечтал только об одном - как бы привалиться к ограде и отдышаться. Иногда мимо него проносились автомобили, и Сергей запоздало взмахивал рукой с пистолетом, кричал "стой" и вдогонку хрипло матерился. Позади уже слышен был топот второго милиционера. Он не стрелял, очевидно понимая, что налетчик уже никуда не денется. Калистратов несколько раз порывался обернуться и выстрелить в преследователя, но медлил, не желая терять времени и сил.

Впереди давно уже маячила глухая стена из красного кирпича. Здесь переулок поворачивал налево, и Сергей понял, что он просто огибает территорию больницы. У него не хватило времени обдумать это открытие, как из-за поворота прямо на него выскочили два оперативника, с самого начала побежавшие в обход. Калистратов даже не успел вскинуть руку с пистолетом, как один из них сильнейшим ударом в переносицу сбил его с ног, прыгнул на него и вырвал оружие. Остальное Сергей запомнил плохо. От прямого в голову у него словно бы перемешались мозги, он чувствовал лишь тупую невыносимую боль и невозможность вздохнуть поглубже.

Сильным рывком Калистратова перевернули на живот, заломили руки за спину и защелкнули на них наручники. Затем Сергея несколько раз остервенело пнули ногой в ребра. От этих ударов он совершенно потерял возможность дышать и некоторое время лишь корчился, разевал рот и сучил ногами.

Почти сразу к оперативникам подскочила машина, и Калистратова запихнули туда как мешок с картошкой. Он все ещё пытался вдохнуть побольше воздуха, лицо у него побагровело, сломанная переносица моментально вспухла, а рот наполнился густой кровью.

По дороге в милицию с обезвреженным злоумышленником особенно не церемонились. Здоровенный оперативник, который преследовал его от самой машины, жестоко мстил ему за подстреленного товарища, пока Сергей не потерял сознание. Вначале он ударил его в разбитую переносицу, и у Калистратова из обоих глаз брызнули слезы. Затем милиционер ткнул кулаком в солнечное сплетение и несколько раз по ребрам. При этом он приговаривал:

- Ну, падла, это только начало. Если Лешка умрет, до суда ты не доживешь. Сам тебя удавлю.

Когда Сергей наконец пришел в себя, он открыл глаза и застонал. Оперативник, который выскочил ему навстречу у кирпичного забора, не говоря ни слова, с разворота врезал ему в зубы, затем достал носовой платок и с брезгливой миной вытер на кулаке кровь.

В следующий раз Калистратов пришел в чувство, лишь когда "уазик" остановился в каком-то дворе, огороженном железобетонным забором. Его выбросили из машины на землю, словно пьяного втащили в темное помещение и отволокли в угол. Там Сергея бросили на пол и, не сняв с него наручников, ещё раз попинали ногами. Когда же он перестал даже стонать, его на некоторое время оставили в покое.

Что либо понимать Калистратов начал лишь когда его несколько раз хорошенько встряхнули. Прямо у него над головой, словно из грамофонной трубы, раздавались громкие голоса, но смысл слов упорно ускользал от Сергея. Он ещё не вспомнил, где находится, зато обнаружил, что лежит на животе, прижавшись щекой к вонючему, но необыкновенно приятному, прохладному полу незнакомой комнаты. Все тело его представляло один большой саднящий синяк, из разбитого рта натекла лужица крови, а в голове шумело так, словно где-то поблизости работал отбойный молоток.

- Мама, - с трудом шевеля разбитыми губами, прошептал Сергей. - Я очень устал...

ГЛАВА 10

Стрелка спидометра зашкаливала за сто двадцать. Петухов мчался по шоссе и часто поглядывал в зеркало заднего вида, но там никого не было видно. Правда, это ни о чем не говорило - дорога здесь петляла, а значит преследователи могли показаться в любой момент. На поворотах машину сильно заносило, один раз Петухов едва не улетел в кювет, но все же скорость не снижал, тем более, что попутных машин было совсем немного.

Петухов довольно быстро оправился от испуга. Он догадывался, что с ним может произойти, если его поймают, но у него имелся, на его взгляд, сильный козырь - Петухов был кристально чист перед хозяином синего чемоданчика, он не участвовал в ограблении, и украл деньги у своего приятеля. Единственное, что в данный момент его смущало, это номер автомашины, который лжерегулировщик наверняка запомнил, а значит эти люди легко могли перехватить его где-нибудь по дороге, например в Каменногорске. У Петухова даже мелькнула мысль: откопать доллары, положить в "дипломат" и вернуть законному владельцу. При таком раскладе можно было надеяться не только на прощение, но и на солидное вознаграждение - за добровольную сдачу денег. То, что этот миллион "левый", он нисколько не сомневался - законно нажитые состояния не гуляют в чемоданах по рукам. Петухов прекрасно понимал, что в подобных случаях милицию стараются не привлекать, разве что свою, прирученную. Но все же вступать с преследователями в переговоры было боязно. Во-первых, эти крутые парни сгоряча могли и пристрелить, а уже потом начать разбираться, кто у кого увел миллион. Во-вторых, возвращаться несолоно хлебавши в свою квартиру было нельзя, оставался Антон, который никогда не простит ему предательства и обязательно будет мстить. А в-третьих, очень не хотелось расставаться с мечтой - о таких деньгах он грезил всю свою сознательную жизнь. Оставалось одно: вернуться туда, где он оставил своего обобранного приятеля, благо тот ещё должен был спать, забрать восемьсот тысяч и месяца на три зарыться где-нибудь в глубинке. В конце концов, уехать на Запад можно было и через Китай, и через Индию. Была и ещё одна серьезная причина, по которой Петухов не желал ничего менять ему все это ужасно нравилось. События разворачивались по классическому канону американсого боевика. Все составляющие были на месте: хитроумное ограбление, самый настоящий миллион долларов, головокружительная погоня и в конце награда за риск - роскошная жизнь в цивилизованном тропическом раю.

Почти не сбавляя скорости, Петухов проскочил небольшой ухоженный городишко, название которого он не заметил по дороге к границе и вспомнил только сейчас, на выезде - Светогорск. Дорога здесь шла только прямо, преследователи сидели на хвосте, а до Каменногорска оставалось больше двадцати километров. "Успею? - подумал Петухов. - Хоть бы один перекресток!"

Минут через пять после Светогорска впереди показались два белых жигуленка. Они ехали медленно, дверца к дверце и занимали больше половины дороги. Из окна левого торчала коротко остриженная голова и рука с полосатым жезлом. Мордастый мужик помахивал им, предлагая остановиться, но Петухов и не собирался этого делать. Матернувшись, он притормозил, и ещё издалека попробовал обойти их по встречной полосе. Левый автомобиль тут же вильнул и загородил проезд, явно показывая, что обгона не получится. Это означало, что Петухова ждали и через очень короткое время заблокируют с обеих сторон. По обочинам дороги стоял неправдоподобно густой, хвойный лес, сзади к нему торопились преследователи, и времени на раздумья оставалось каких-нибудь несколько секунд.

Когда до "жигулей" оставалось не более пятнадцати метров, Петухов пропустил идущий навстречу треллер, резко развернулся и рванул в обратную сторону. В зеркале он увидел, как то же самое сделали и оба жигуленка, но быстро развернуться им помешала небольшая колонна экскурсионных автобусов.

Петухов запомнил, что в паре километрах отсюда видел просвет между деревьями. Он не знал, есть ли там дорога или хотя бы тропинка, но выбора у него не было. Количество преследователей стремительно росло, и пропорционально этому у Петухова убывало желание вести с ними какие бы то ни было переговоры - ему вдруг снова сделалось страшно.

Машина, ехавшая навстречу на большой скорости, неожиданно затормозила, и Петухов понял, что это те самые люди, которые поджидали его у контрольно-пропускного пункта. Он пронесся мимо, глянул в зеркало заднего вида, но преследователи уже скрылись за поворотом.

Напряженно всматриваясь в кромку леса, Петухов, однако, чуть не прозевал спасительный просвет, за которым действительно оказался раздолбанный, но сухой проселок. Он нырнул между двумя разлапистыми елями ещё до того, как преследователи выскочили из-за поворота. Петухову казалось, что он вполне успеет замести следы - пока они обнаружат его исчезновение, затем вернутся и начнут искать едва заметный проселок, пройдет никак не меньше десяти минут. За это время по такой дороге он мог добраться до ближайшей деревни, а если повезет, то и пересесть в другую машину.

Петухов не успел проехать и полукилометра, как впереди меж деревьями показалась огромная лужа, из тех, что никогда не пересыхают даже в самые знойные летние дни. Не сбавляя скорости, он врезался в отстоявшуюся зеленую воду, по инерции проскочил до середины лужи, и машина встала. Колея оказалась слишком глубокой, и его "ауди" крепко села на брюхо. Колеса, словно миксер, взбивали взмученную воду, двигатель надсадно выл, и очень скоро Петухов понял, что машину надо бросать и уходить пешком.

Пока новоиспеченный миллионер доставал доллары из сиденья и распихивал пачки по уже набитым карманам, ему пришла в голову интересная мысль. Он сообразил, что уходить по лесу неизвестно куда столь же рискованно, как и по дороге. Желающих поговорить с ним оказалось слишком много, судя по всему, они были хорошо тренированы и, конечно же, вооружены не перочинными ножичками. Разбившись цепью, они легко могли догнать его, тем более, что Петухову трудно было бежать из-за полных карманов и он совсем не умел ориентироваться в лесу. Идея его была проста, как все гениальное: он решил забраться на дерево и, пока его будут искать, отсидеться в густой листве. Ему даже представилось, как глупые преследователи, побросав свои машины у дороги, словно грибники разбредутся по лесу, а он воспользуется этим и на одной из них благополучно доберется до города.

Вода в луже доходила ему почти до колен. Перебравшись через это грязное вонючее озерцо, Петухов выбрал старую кряжистую березу с пышной, непроницаемой кроной, с трудом вскарабкался на неё и расположился так, чтобы его не было заметно ни снизу, ни со стороны дороги. При этом, он мог видеть часть багажника "ауди", начало лужи и метров десять опушки леса.

Едва Петухов устроился на толстой ветке, как со стороны дороги послышался шум работающего двигателя, а вскоре появились и два жигуленка. Не доезжая до лужи, они синхронно остановились, и из автомобилей выскочило несколько человек. Петухов не видел сколько их, но сразу услышал команду:

- Борода, останешься здесь. Обыщи тачку и жди нас, а мы - в лес.

- Он пошел сюда, - вглядываясь в утоптанную землю на обочине, крикнул ближайший к нему преследователь. - Быстрее, пока не высохло.

Для Петухова эти слова были равносильны приговору. Он покачнулся на ветке и едва не сверзнулся вниз, прямо к ногам следопыта в комуфляжной форме. Он понял, что, впопыхах совершил непоправимую оплошность. Когда он выходил из лужи, вода стекала с брюк на сухую землю, и этот след обязательно приведет их к дереву.

Первым его желанием было спрыгнуть и убежать, затем он схватился за верхнюю ветку и попытался забраться повыше, но от страха Петухов как-то сразу ослаб. Он почувствовал, что у него дрожат руки и колени, попытался успокоиться, и в этот момент что-то изменилось на дороге.

В лес преследователи уйти так и не успели. Сзади к ним подкатила ещё одна машина, и между приехавшими завязался разговор. Петухов не мог разобрать ни единого слова, он видел лишь двух человек из тех, что появились здесь первыми. Они выслушали одного из вновь прибывших, затем ближайший к нему, молодой рыжий детина, сунул руку за пазуху, но тут послышалось какое-то приглушенное буханье, будто выстрелили одновременно из нескольких детских пробковых ружей, и следопыт в комуфляже, словно подкошенный, повалился на землю. Все остальное произошло слишком быстро. Вслед за первым упал и второй, затем Петухов увидел третьего - тот отскочил назад и плашмя рухнул в грязную лужу. При этом, раздался всего один громкий выстрел. Когда же Петухов увидел человека с автоматом, он все понял - к стволу коротенького "узи" был прикручен глушитель.

Эта пятисекундная разборка напугала Петухова до полуобморочного состояния. Во-первых, выяснилось, что за ним охотится не одна, а две конкурирующие команды. Во-вторых, они убивали друг друга с такой легкостью, что ни о каком полюбовном соглашении нельзя было и мечтать. А в третьих, его убежище было раскрыто, и Петухову оставалось только молиться богу, чтобы во второй группе искателей сокровищ не нашлось такого же опытного охотника, как и в первой. Заодно он вспомнил об утопленном пистолете Антона, но сразу сообразил, что оружие здесь ничего не решает. Результат был бы тем же - опытные стрелки изрешетили бы его пулями ещё до того, как он решился бы нажать на курок.

Действительность оказалась куда страшнее американских боевиков, где главный герой с легкостью расправляется с любым количеством вооруженных недоброжелателей. С перекошенным от ужаса лицом Петухов старался разглядеть сквозь листву, что делают его преследователи, но увидел лишь одного атлета, одетого несколько странно для подобной работы - в безукоризненно белую сорочку и черные костюмные брюки. Тот вошел в лужу, добрался до его машины и открыл дверцу. Из воды он вышел со злополучным синим чемоданчиком, и тут же пропал из поля зрения. Затем, на некоторое время воцарилась тишина. Петухов слышал лишь шорох листвы, да частые беспорядочные удары своего сердца. За эти несколько кошмарных минут он успел проститься с белым светом, вспомнить, какой веселой и спокойной была его жизнь до появления Антона и проклясть своего друга-искусителя, собственную жадность и даже деньги, которыми были набиты его карманы.

Очевидно, посовещавшись, победившая команда принялась наводить порядок. Два человека, более похожих на рефери, волоком оттащили трупы с дороги на несколько десятков метров в лес. При этом они проходили совсем рядом от дерева, на котором укрывался новый владелец миллиона долларов, и каждый раз Петухов закрывал глаза, чтобы не видеть, как его обнаружат. Через некоторое время он услышал голос одного из преследователей:

- Убери её в кусты, а то, не дай бог, какой-нибудь дядя Вася ментов вызовет.

- Может заберем? - спросил другой голос.

- Не надо, пусть постоит, - ответил первый.

Уже побывавший в луже атлет очень расторопно подцепил петуховскую "ауди" к одной из машин и сел за руль, а другой выволок её на сушу, и откатил подальше в кустарник.

Наконец, они закончили работу. Преследователи уехали, забрав оба жигуленка своих жертв, даже не попытавшись разыскать его. Это настолько потрясло Петухова, что он ещё долго не решался спуститься вниз, полагая, что это всего лишь уловка, и убийцы в белых рубашечках ждут его с автоматами наготове за ближайшими деревьями. Но время шло и ничего не происходило.

Петухов покинул свое убежище только после того, как по дороге в сторону шоссе проехал грузовик. Видавший виды газик долго перебирался через лужу, и Петухов воспользовался надрывным ревом мотора. Он буквально слетел вниз и, как заяц, прыгая от дерева к дереву, кинулся вглубь леса. Он даже боялся смотреть в ту сторону, куда оттаскивали трупы, жалобно матерился и все время подтягивал сползавшие брюки, карманы которых были набиты пачками денег.

Удалившись на безопасное расстояние, Петухов перешел на быстрый шаг. На ходу он подумал, что ему следовало бы держаться поближе к дороге, которая обязательно приведет его к какому-нибудь поселку или деревне. Ему срочно надо было покидать это опасное место, уезжать вглубь страны, но судя по тому, как они перехватили его на границе, преследователи могли дежурить и на вокзале, и в аэропорту. "Какой конфуз, - пытался шутить про себя Петухов, - одни нехорошие дяди перемочили других нехороших дядей. Смотри, не попадайся этим дядям, они могут проделать в твоей голове несколько маленьких дырочек. И тогда ты никогда не попадешь на волшебные острова".

Петухов свернул налево и пошел к дороге. На пути ему попадалось много грибов, и он искренне жалел, что попал сюда совершенно по другому поводу. Грибы напомнили ему о недалеком безмятежном детстве, о летнем отдыхе с родителями на даче и о всех тех симпатичных, но таких незаметных прелестях спокойной жизни. "Ничего, пробьемся, - уговаривал себя Петухов. - Главное, добраться до Каменногорска, потом до Питера, а там меня не одна сволочь не достанет. Недели две перекантуюсь, заберу остальные деньги и ищи ветра в поле. Вот тогда посмотрим." Чего "посмотрим", Петухов уточнять не стал, поскольку боялся заглядывать в будущее, где кроме нафантазированных тропических островов с девушками в бикини существовали вполне реальные головорезы с автоматами, его обворованный приятель и милиция.

Наконец впереди между деревьями показался кусок голубого неба. Петухов прибавил шагу и вскоре увидел проселок, а за ним - поле со скошенной травой. Отмахиваясь от комаров, он пошел вдоль опушки и где-то через час увидел черепичные крыши деревенских домов.

"Почему они не стали меня искать? - в который раз с тоской подумал Петухов. - Боялись, что не найдут в лесу? У них мало народу. Значит ловят на дорогах, как кабана на звериной тропе."

В этот момент Петухов услышал впереди громкие голоса и страшно перепугался. Он бросился было в обратную сторону, затем спрятался за деревом и прислушался. Иногда начинали говорить сразу несколько человек одновременно, и по характерному выговору Петухов довольно быстро определил, что это местные, а тембр голосов не оставлял сомнений, что это мальчишки.

Немного поколебавшись, Петухов пошел вперед. Очень скоро среди деревьев он заметил троих ребят примерно одного возраста - лет по пятнадцать. Самый большой из них был одного роста с Петуховым, а в плечах даже пошире. Судя по собранному хворосту и брошенным на траву полиэтиленовым пакетам со свертками, они собирались разжечь костер и перекусить.

- Здорово, пацаны, - выйдя на маленькую полянку, поприветствовал их Петухов. Мальчишки настороженно оглядели незнакомца, который был одет совсем не по лесному, и по-очереди ответили на приветствие.

- До деревни далеко? - стараясь выглядеть эдаким рубахой-парнем, доброжелательно спросил Петухов.

- До какой? - вопросом на вопрос ответил самый рослый с топориком в руках.

- А мне все равно, до любой, - развел руками Петухов и пояснил: Заблудился. С шоссе сошел, часа три уже хожу.

- Да эта дорога к шоссе и идет, - радостно сообщил второй подросток. Только идти надо в другую сторону.

- А сами вы откуда? - поинтересовался Петухов, лихорадочно соображая, как получше использовать встречу с местными ребятами. Заходить в деревню ему не хотелось - она располагалась рядом с дорогой, на другом конце которой и произошла та чудовищная разборка. Что-то подсказывало ему, что преследователи будут искать его именно здесь, и встреча с ними представлялась Петухову более чем ужасной.

- Из Балабаново, - ответил тот же жизнерадостный подросток. Километра полтора отсюда.

- А заработать хотите? - тоном искусителя спросил Петухов. Он понимал, что рискует, но этот риск казался ему менее значительным, а большие деньги, которые он собирался заплатить ребятам, сводили его к минимуму.

Мальчишки отнеслись к предложению как-то вяло. Один с равнодушной миной на лице пожал плечами, другой принялся ломать об колено толстые ветки и только третий проявил хоть какой-то интерес.

- Смотря сколько, - почесывая плечо, сказал он.

- Мужики, мне надо побыстрее попасть в Каменногорск, - напрямик начал Петухов. - Машина нужна. Заплачу вдвойне за любую тачку. Была бы на ходу. А вам за работу по пятьсот баксов. Только, пацаны, смотрите, никому... пока я не уеду. Потом можете болтать, что хотите.

Подростки переглянулись, и постепенно напускное равнодушие на их лицах сменилось удивленным возбуждением. Они тут же начали обсуждать, кто из их деревни отдаст машину без оформления документов, но вскоре выяснилось, что здесь в лесу это решить невозможно.

- А угнать? - попеременно наблюдая то за опушкой леса, то за ребятами, спросил Петухов. Все трое сразу замолчали, снова переглянулись, а затем самый рослый ответил:

- Нет. Мы же живем там.

- Из гаража не угонишь, - с фальшивым сожалением сказал третий, до сих пор молчавший подросток.

- Ну идите в свое Балабаново, - подтянув брюки, нетерпеливо проговорил Петухов. - Найдете кого, подъезжайте на его тачке сюда. Деньги сразу, без обмана. Да, - вдруг вспомнил он, - у вас в пакетах что, жратва?

- Ага, - кивнул самый жизнерадостный. - Картошку хотели печь. Там огурцы, помидоры...

- Ну вот, пока вы будете ходить, я подзаправлюсь. Только быстрее. И смотрите, не проболтайтесь. По пятьсот баксов каждому. Если кто спросит, кому нужна машина... - Петухов замолчал, придумывая ответ для любопытных, но в голову ничего не лезло.

- А мотоцикл пойдет? - неожиданно спросил рослый подросток.

- Мотоцикл? - удивился Петухов и тут же ответил: - Пойдет. Только смотря какой.

- "Урал", - ответил мальчишка. - Нормально ходит. Отец его весь перебрал в прошлом году. По прямой сто двадцать дает.

- Годится, - обрадовался Петухов. - Только давай со шлемом и очками. И какую-нибудь телогрейку прихвати, что б теплее было ехать.

Ребята ещё более повеселели, бросили у кого что было в руках на землю и собрались было идти, но тот же рослый паренек вдруг засмущался, и затем попросил:

- А деньги покажи.

- Деньги! - усмехнулся Петухов и полез в карман. Он вытащил пачку долларов, заклеенную поперек полоской бумаги, эффектно щелкнул ею по ладоне и выудил из неё три стодолларовых бумажки. - Это аванс. Пригоните свой мопед, получите остальное. Скорее, пацаны. Сами знаете, время - деньги. Упустите, не поймаете.

Ребята забрали триста долларов, поделили и почти бегом бросились из леса. Вначале они отправились налево к дороге, но очевидно передумав, пошли напрямик через поле.

Некоторое время Петухов провожал их взглядом и при этом думал, вернутся мальчишки с мотоциклом или нет. В конце концов, они уже заработали по сто долларов и вполне могут отказаться от остальных, если что-то им помешает или они испугаются связываться с подозрительным незнакомцем. Петухов помнил, какими взглядами они встретили его, он прекрасно понимал подростки догадываются, почему он скрывается в лесу, и теперь пожалел, что не пообещал им больше, сразу не перешиб страх и осторожность деньгами.

Когда ребята скрылись из виду, Петухов подошел к уже сложенной, небольшой кучке хвороста, подпалил клочок газеты и сунул его под нижние ветки. Огонь разгорелся быстро, и он запоздало подумал о дыме, но его почти не было - хвойные ветки были высушены до состояния пенопласта.

Распотрошив один за другим три полиэтиленовых пакета, Петухов сложил в один из них деньги, поудобнее устроился на бревнышке и принялся торопливо есть. После всего пережитого у него появился зверский аппетит, и обычный хлеб с соленым огурцом показались ему поразительно вкусными. Откусывая по-очереди то от батона, то от огурца, он вдруг почувствовал какое-то необыкновенно сильное, щемящее чувство - ему вдруг страшно захотелось жить и каждое мгновение ощущать, что он действительно живет. Петухов поднялся взглядом по бронзовому стволу гигантской сосны, посмотрел на роскошную темно-зеленую хвою, и у него закружилась голова. Там наверху, на фоне пронзительно-голубого неба распласталась могучая сосновая крона, и Петухову показалось, что он раскачивается на детских качелях: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Он даже перестал жевать и на некоторое время застыл с раскрытым ртом. Но это волшебное состояние быстро прошло, и Петухов снова вспомнил, где находится и что его ждет, если он расслабится и потеряет бдительность.

Утолив голод, Петухов запил незамысловатый обед холодной колодезной водой из фляжки и закурил. Пуская колечки дыма, он без сожаления вспомнил о том, как ограбил Антона, невесело усмехнулся и вслух проговорил:

- Он бы меня тоже кинул.

Прошло минут пятнадцать, и Петухова начало клонить в сон. Голова его свесилась на грудь, глаза сами собой закрылись, и он задремал. Сон Петухову приснился не страшный, но до отвращения серый и безрадостный. Виделось ему, будто из последних сил бредет он среди голых остовов берез и нет конца этому безотрадному кладбищу деревьев. Спал Петухов не более пяти минут, но за это короткое время так истосковался по всему живому, будто прожил в мертвом лесу целую вечность. И даже когда он открыл глаза, чувство безысходности не отпустило его. Наоборот, Петухов ещё больше забеспокоился, резко встал с бревна и быстро пошел к дороге, посмотреть, не видно ли балабановских мальчишек. Он выскочил на опушку леса, периферийным зрением заметил какое-то движение справа и повернул голову.

Петухов остановился как вкопанный. То же самое сделали и два рослых незнакомца, один из которых был одет в комуфляжную форму. До них оставалось не более трехсот метров. У Петухова не было сомнений, что это преследователи и направлялись они именно сюда, но заметив его, от неожиданности остановились. Правда, всего на одну секунду.

О том, что пакет с деньгами остался лежать на бревнышке у костра, Петухов вспомнил, лишь когда возвращаться назад было поздно. Он несся по лесу, не разбирая дороги, не чувствуя хлестких ударов ветвями по лицу и совершенно не соображая, в какую сторону бежит. Шума погони Петухов не слышал, да и не пытался прислушиваться. Он просто знал, что сзади на него надвигается смерть - самый сильный стимулятор из всех, которые он когда-либо испытывал на себе.

Не вовремя обернувшись на бегу, он споткнулся и кубарем покатился в неглубокий овражек, где на дне по белому песчанному ложу протекал чистый лесной ручей. Петухов сильно разодрал о сучок щеку, но узнал об этом только когда оказался внизу на четвереньках. Кровь закапала в ручей и окрасила воду в розовый цвет.

Дальше Петухов побежал по дну оврага. При этом он старался не наступать на песчанные бережки, а топал прямо по воде, словно его преследовали с собаками. Иногда ему приходилось подныривать под поваленные, давно сгнившие деревья или перелезать через них, и очень скоро Петухов так вымок и вывозился, что стал походить на лешего. Но подумал он об этом лишь позже, когда выскочил к шоссе, по которому совсем недавно катил на автомобиле. Здесь Петухов рискнул немного передохнуть, потому что совершенно сжег себе легкие и обессилил от сумасшедшего бега. Он наткнулся на раскидистый куст, забрался в него и, уже не боясь испачкаться, повалился на сырую землю. "Неужели всем миллионерам приходится так бегать? - заползая в самую гущу, подумал он. По своему обыкновению Петухов иронизировал, но на душе у него было настолько паршиво, что он боялся остановиться и заглянуть туда. - Нет, это совсем не буржуйская жизнь. Богатый человек должен сидеть на балконе собственной виллы в шезлонге, пить кефир или виски и отдавать приказания шестеркам. А я? Я, стопроцентный миллионер, как крыса бегаю по лесу, а до цивилизованного мира всего несколько километров." Петухов на минуту задумался, затем покачал головой и прошептал:

- А ведь это идея.

Очередной план Петухова не отличался оригинальностью, но на первый взгляд выглядел вполне осуществимым. Он решил добраться до места, где бросил Антона, откопать деньги и, не выходя из леса, попытаться перейти границу. Попутно Петухов вспомнил о недоеденном шашлыке пиве и водке, оставленным рядом со спящим Антоном, и проглотил вязкую слюну. Постепенно план обрастал новыми деталями. Петухов подумал, что можно дождаться ночи, вернуться к своей "ауди", которую "добрые" охотники за сокровищами вытянули из лужи, и под покровом темноты попробовать доехать до денег. Но даже если шоссе окажется перекрытым, ему был прямой резон вернуться к своей машине: в багажнике у него лежала аптечка и чистая одежда.

Размышляя об этом, Петухов машинально прислушивался к шумам, но поблизости ничего экстраординарного не происходило, лишь по шоссе изредка проносились автомобили.

Время тянулось невыносимо медленно. Петухов не решался выбраться из своего ненадежного укрытия, он лишь поменял позу - сел на землю и обхватил колени руками. В нескольких километрах вправо его дожидались восемьсот тысяч долларов, ещё ближе, влево, стояла петуховская машина, а сам он сидел в кустах, размазывал по разодранной щеке кровь и с грустью думал о том, как хорошо было ещё вчера вечером. "Надо было ехать с ребятами. Сейчас бы, наверное, проснулся, выпил пивка... Эх, Ант, Ант. И откуда ты взялся, сучонок?"

Когда начало смеркаться, Петухов осторожно выкарабкался из кустов и, стараясь не наступать на сухие ветки, крадучись отправился к шоссе. Здесь он выбрал наблюдательный пункт за молодой, пышной елкой, и какое-то время наблюдал, что происходит на дороге. Ему даже пришло в голову попытаться остановить проезжающую машину и доехать до просвета между деревьями, тем более, что преследователи, скорее всего, ожидали его в противоположной стороне. Если бы Петухов был хоть немного пьян, он так и поступил бы, но сейчас благоразумие взяло верх, и он отбросил эту идею.

- Не нарывайся. За такие бабки можно и пешком походить, - тихо пробормотал он.

До проселочной дороги Петухов добирался в кромешной темноте. Лишь иногда на несколько секунд шоссе освещалось фарами проезжавших автомобилей. Яркий свет ослеплял его, и после того, как незрячий он врезался в дерево, Петухов начал останавливаться, чтобы привыкнуть к чернильной темени. Именно одна из таких остановок и спасла его. Петухов услышал негромкое потрескивание, замер на месте и долго стоял так, напряженно вглядываясь во тьму. Наконец, впереди ему удалось рассмотреть белесое пятно, а когда очередная машина осветила опушку, меж деревьями четко обрисовался контур человека. "Охотник" в белой рубашке стоял к нему спиной, и Петухов долго не мог собраться с духом, чтобы продолжить путь.

На проселок он вышел даже не заметив того. Только когда Петухов споткнулся на колдобине, он обратил внимания на то, что рядом нет деревьев. Это открытие так напугало Петухова, что он бросился назад в спасительную чащу и едва не протаранил лбом совершенно неразличимый в темноте ствол какого-то дерева.

Дальше Петухов медленно двинулся вдоль проселочной дороги. Он боялся пропустить лужу, а потому частенько останавливался, подходил к самой обочине и подолгу всматривался, не блеснет ли вода. Пробирался Петухов предельно осторожно, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху, и полкилометра показались ему нескончаемо длинными. Из-за этого он даже подумал, что давно проскочил нужное место, затем, ему показалось, что это не та дорога. А когда после долгих мучительных колебаний он все же решился повернуть назад, в нескольких метрах от себя он увидел на черной земле маленькую светящуюся точку. "Ну, слава богу", - с облегчением подумал Петухов, разглядывая на поверхности воды отражение звездочки.

Свой автомобиль он обнаружил не сразу. Вначале, опасаясь засады, Петухов долго не решался отправиться на поиски. С сильно бьющимся сердцем он стоял за толстым деревом и по-звериному вслушивался в шорохи леса. Петухов тщательно анализировал каждый незнакомый звук, классифицировал его и, удостоверившись, что он не принадлежит человеку, настраивался на следующий. Наконец он выскользнул из-за дерева, перебежал дорогу и на противоположной опушке снова замер. Но ничего не изменилось: раскачиваясь, все так же скрипели гигантские сосны, умиротворяюще шелестели листья, а где-то далеко пронзительно прокричала ночная птица.

Передвигаясь по-кошачьи мягко, Петухов ходил в поисках машины и набрел на неё всего в нескольких метрах от проселка. Слабый рассеянный свет звезд отразился в хромированной окантовке фары, и он едва не пропустил этот едва заметный синеватый отблеск. Обе передние дверцы автомобиля были распахнуты настежь, багажник полностью выпотрошен, а чемоданы и одежда валялись здесь же, раскиданные как попало по кустам.

Затем, Петухов битый час искал аптечку, но так и не нашел. Очевидно, преследователи зашвырнули её подальше, и она валялась где-нибудь среди деревьев. Он на ощупь отобрал себе чистые джинсы и ветровку, переоделся и обшарил карманы сброшенной одежды. После этого он переложил слегка подмокшие документы во внутренний карман куртки, взвесил на ладоне ключи от собственной квартиры и хотел было их выбросить, но передумал. "Кто его знает?" - подумал Петухов и, спрятав ключи, забрался в машину. Вспомнив об оставленном пакете с деньгами, он печально вздохнул, но тут же решил, что налегке ему будет проще добраться до места.

Петухов долго не решался завести двигатель, понимая, что за рулем даже в абсолютной темноте представляет собой прекрасную мишень. После такого сумасшедшего дня, после всей этой беготни и переживаний ему очень хотелось развалиться на сиденье, покурить и уснуть до утра, а затем проснуться в собственной постели у себя дома и посмеяться над дурным сном. "Господи, подумал он, - загони ты всю эту шушеру в какую-нибудь пивную. Дай добраться до денег, а все остальное я сам сделаю. Ты меня только здесь проведи. Аминь."

Собравшись с духом, Петухов вставил ключ в замок зажигания, резко повернул его и судорожно вцепился в руль, но машина не только не завелась, она вообще не подавала никаких признаков жизни.

- Суки! - отвалившись на спинку сиденья, прошептал он и немного погодя добавил: - Все правильно, я бы сделал то же самое.

Некоторое время Петухов сидел и соображал, что делать дальше. Его мало привлекал многокилометровый ночной марш-бросок, усталость чувствовалась во всех членах, а в душе образовалось какое-то холодное, тупое равнодушие, которое словно спеленало его по рукам и ногам. Петухову захотелось напиться до полного бесчувствия, но до ближайшего ночного магазина, где можно было бы купить спиртное, было не менее десяти километров, а на пути к нему его дожидались страшные люди в белоснежных сорочках, с бесшумными пушками и железным намерением убить его, миллионера Петухова.

Незаметно для себя он задремал, но нечаянный отдых его длился недолго и был очень беспокойным. Когда Петухов так же внезапно проснулся, он испуганно вздрогнул и вскинул руку, чтобы посмотреть на часы, совершенно позабыв, что его окружает кромешная тьма. Первой его мыслью была "надо бежать", и спросонья он очень неловко попытался выскочить из машины. Петухов зацепился ногой за резиновый коврик, сильно отпихнул от себя дверцу и болезненно съежился от шума, который наделал. Он на секунду замер, затем пулей выскочил из машины и, уже не думая об осторожности, бросился через дорогу в лес.

Пробежав метров сто, Петухов вдруг почувствовал под ногой пустоту и со всего маху рухнул куда-то вниз. Впрочем, яма оказалась неглубокой, и упал он довольно мягко, но едва Петухов приземлился, как сразу понял, на что, а вернее, на кого он свалился. Выкинув в падении руки вперед, он буквально обнял окоченевший труп своего бывшего преследователя, а лицом ткнулся ему в грудь.

От ужаса Петухов едва не потерял сознание и заорал так, что эхо разнесло крик на несколько километров. Слегка присыпанная прелыми листьями, безжизненная холодная туша жирного мужика шевелилась под ним будто живая, правая рука Петухова уперлась в лицо нижнего мертвяка, а пальцы левой механически сжались на чьей-то липкой и скользкой лодыжке.

Петухов плохо помнил, как выскочил из ямы и побежал вглубь леса. Выставив вперед руки, он хватался за стволы и ветви, отталкивался от них и несся дальше. Его колотила крупная дрожь, все тело ещё ощущало покойницкий холод окоченевшего здоровяка, пальцы склеились, и Петухова едва не стошнило на бегу, когда он понял, что это чужая кровь. Не останавливаясь, он принялся было вытирать руки о джинсы, но неожиданно лбом врезался в дерево и повалился навзничь.

Петухов очнулся от того, что страшно продрог и от тупой головной боли. Он лежал в сырой ложбинке, вся его одежда насквозь пропиталась водой, а тело так замерзло, что он едва мог пошевелиться. От неудобного лежания правая рука у него сильно затекла, на лбу саднила здоровенная шишка, а в ушах что-то монотонно гудело, словно прямо над ним проходила высоковольтная линия. Вокруг в сизых предрассветных сумерках высились белесые стволы деревьев, более похожие на призраки, и Петухов не сразу вспомнил, где он находится и как сюда попал. Он долго ощупывал разбитый лоб, тяжело вздыхал и тихо, сквозь зубы матерился.

С трудом поднявшись с земли, Петухов продолжил свой нелегкий путь. Он брел параллельно шоссе, пытаясь согреться, вяло размахивал руками, и вспоминал, на какое расстояние успел отъехать от границы. Получалось, что до долларового клада ему предстояло пройти никак не меньше пятнадцати километров. О том, чтобы остановить на дороге машину и быстро добраться до места, он уже не помышлял - ночное падение в яму с трупами убедило его, что лучше пройти это расстояние на четвереньках и сохранить жизнь, чем доехать с комфортом и навсегда остаться гнить в лесу.

"И чего я побежал? - с запоздалым раскаянием думал Петухов. Переночевал бы в машине и с рассветом ушел бы. Ночью они вряд ли меня искали. Небось сидели у костра и жрали водку. Да, водка сейчас не помешала бы."

Километров через пять Петухов наконец добрался до следующего проселка, слишком широкого из-за редколесья по обочинам. Он долго осторожничал, не решаясь в открытую перейти его, но освещенные косыми солнечными лучами лес и дорога выглядели такими мирными, а вокруг было такое благолепие, что он взял себя в руки и пошел, изображая то ли местного жителя, то ли грибника, по рассеянности позабывшего взять корзинку.

На середине ухабистой деревенской дороги Петухов обернулся и застыл на месте - чуть в стороне от проселка, в густых зарослях молодого ольшанника стояли белые "жигули". Заметны были только крыша автомобиля, да угол заднего стекла. Поблизости не было видно ни души, а Петухову немедленно погрезилось, что из-за каждого куста на него направлено по автоматному стволу с гранатоподобным глушителем. Лицо его и без того изуродованное рваной раной на щеке и шишкой на лбу, перекосило от страха. Он дернулся было назад, затем даже не осознал, а ощутил каждой клеточкой своего тела, что возвращаться куда опаснее, и сломя голову рванулся через дорогу.

Петухов не слышал, была ли за ним погоня. Он инстинктивно запутывал следы, затем ему пришло в голову, что надо уйти подальше от шоссе, и он взял круто влево. Постепенно углубляясь в лес, Петухов бежал все медленее и медленнее. Он задыхался, быстро терял силы и обливался горячим потом. Ноги уже едва слушались его, руками он цеплялся за нижние ветви деревьев и рывками заставлял себя двигаться дальше.

В панике Петухов и не заметил, как лесной дерн под ногами сменила путанная болотная трава, а между кочек начали попадаться небольшие окошки черной пахучей воды. Перепрыгивая через них, он несколько раз падал в лужи, вывозился в грязи, но только когда впереди показалось целое озерцо, повалился на сухой склон небольшого холма и от усталости ткнулся лицом в перекрученную прошлогоднюю осоку.

Когда Петухов отдышался, он забрался повыше на пригорок, достал сильно отсыревшие сигареты и попытался закурить. Похоже было, что за ним никто не гнался, либо преследователи безнадежно отстали или искали его поблизости от шоссе. Первый вариант устраивал его больше всего, и Петухов подумал: "А если эти сволочи ловят меня в лесу между двумя проселочными дорогами? Не могут же несколько человек обложить все леса в округе? Значит я проскочил? Эти придурки в "жигулях" пошли посрать или спят в машине как сурки, а я под самым носом... Ох, хорошо бы! Вышел, так сказать, из окружения. Господи, дай несчастному миллионеру доехать до любимого города Каменногорска. Выскочу, свечей тебе поставлю - гореть им не перегореть."

Он сосал сырую сигарету, которая постоянно гасла, часто прикуривал от зажигалки и рассуждал: "Вряд ли Ант забрал с собой объедки. Ему сейчас не до этого. Может быть даже и водку с пивом бросил. А с такими запасами я не то что до Каменногорска, до Питера на своих двоих дойду. Ловите меня потом на сопках Маньчжурии. Только смотрите, гнидники, я там буду проездом."

Петухов поднялся на ноги и почувствовал, что все тело ломит, будто он всю ночь разгружал вагоны с тяжелыми мешками. Он заметил, что у него появился насморк, в горле запершило, и несмотря на пробежку, Петухову вдруг сделалось зябко. Впереди лежало болото с торчащими из воды голыми стволами берез и осин, назад возвращаться было нельзя, и он решил, что лучше идти на приличном расстоянии от шоссе, пусть даже и через топь. Солнце уже стояло достаточно высоко, в мертвом лесу ничто не мешало ему освещать гиблое место, и благодаря солнечным бликам болото выглядело не столь зловеще.

Стеная и постоянно хватаясь за поясницу, Петухов взял немного вправо и пошел вдоль густого смолянистого озерца. Кочки под ногами с громким чавканьем уходили под воду, а затем вновь выплывали, словно нечесанные головки каких-то любопытных сказочных существ.

Петухов очень медленно брел по болоту и радовался тому, что забрался в такую глушь. Он нисколько не боялся заблудиться, поскольку знал, в какой стороне шоссе, и надеялся, что его преследователи не догадаются искать его здесь. В очередной раз остановившись покурить, Петухов выломал себе толстую жердь и долго пытался вспомнить, как называется эта дубина у тех, кто ходит по болотам, но искомое слово на ум не шло. И вообще, мысли в голове у Петухова начали путаться, он чувствовал, что у него поднимается температура, а силы стремительно убывают. Заметив это, он снова подумал о водке, которой можно было выгнать хворь, и даже прибавил шагу, но оказалось, что быстро идти по болоту невозможно - Петухов пару раз соскользнул с кочек в воду и с трудом вытянул ногу из черной вонючей грязи.

Где-то через час пути Петухов понял, что с такой скоростью он доберется до денег не раньше следующей недели. Ему трудно было придерживаться взятого направления, часто приходилось огибать целые озера, выбирать дорогу посуше, а иногда и возвращаться назад, когда он заходил в невинные на первый взгляд, но на поверку гиблые места. Постепенно у него создалось впечатление, что он кружится на одном месте, и тогда Петухов решил выбраться из болота и идти лесом. Он покрутил головой, вспоминая, откуда пришел, затем повернул направо и полез вперед не разбирая дороги, но вскоре ему пришлось надолго остановиться. Петухов снова провалился в болотную жижу, с большим трудом вытянул ногу, но оставил полуботинок где-то на глубине тридцати сантиметров. Пока он думал, как его достать, след затянулся, и Петухову пришлось здорово помучиться, прежде чем он нашупал и выдернул из цепкого болотного ила злосчасный ботинок.

Оконечность болота Петухов увидел издалека. Метрах в трехстах впереди, в просветах меж голыми березовыми хлыстами начала мелькать зелень, но путь до леса пролегал через сплошную топь. Правда, слева до противоположного берега тянулась цепочка небольших холмиков с деревцами, и между ними кое-где видны были кочки. Не желая обходить воду, конца которой не было видно, Петухов решил рискнуть и полез по кочкам. Он благополучно добрался до третьего холма, перекурил на нем и двинулся дальше. Четвертый сухой островок с упавшей березой находился всего метрах в пяти, и Петухов надеялся покрыть это расстояние в несколько прыжков, но третий прыжок оказался для него роковым. Он не удержался на кочке, долго балансировал, стараясь сохранить равновесие и все же полетел в черную маслянистую воду.

Окунувшись с головой в густой болотный бульон, Петухов не очень испугался, поскольку умел хорошо плавать. Он вынырнул из воды, попытался оттолкнуться ногами от дна и вдруг почувствовал, что не может этого сделать. Ноги как-будто опутали веревками и прикрутили к чему-то, что не позволяло их поджать или выпростать на поверхность. Петухов начал грести к поваленной березе, но вложив в это почти все силы, продвинулся всего на несколько сантиметров. Силы уже были на исходе, когда Петухов впервые подумал о том, что ему не выбраться, и это открытие едва не сломило его. Он впал в отчаяние, начал беспорядочно колотить по воде руками и дергаться, и чем больше он старался, тем быстрее трясина засасывала его.

У Петухова не было времени на выработку тактики, он уходил под воду с невероятной быстротой, и помог ему непреодолимый ужас, который он испытывал перед погибелью. Собрав всю волю, он начал грести к березе и греб до тех пор, пока не ухватился за ветку толщиной с карандаш. Петухов попробовал подтянуть себя к стволу, выиграл у болота ещё несколько сантиметров, но силы его почти иссякли. Он лишь судорожно уцепился за ветку потолще и обмяк.

Вода доходила Петухову уже до подбородка. Береза оказалась совсем трухлявой, и едва он начинал тянуть ветви на себя, они крошились у него в руках. Когда же Петухов сообразил, что понапрасну теряет время, и ему осталось жить не больше минуты, он принялся орать. Но выкрикивал он не обычные в таких случаях слова "помогите, тону!" и не кого-то звал, а просто истошно, на сколько хватало вздоха, орал: "а-а-а-а-а!"

- Эй, - вдруг услышал Петухов чей-то голос. От неожиданности он набрал в рот сладковатой тухлой воды, выплюнул её и обернулся на зов. На противоположном берегу стоял здоровый мужик лет сорока одетый в комуфляжную флому. Он с любопытством рассматривал Петухова, но ничего не предпринимал, чтобы его спасти.

- Помо... - крикнул Петухов и снова захлебнулся водой. Ему было непонятно, почему этот человек стоит на месте, от страха он плохо соображал, а потому перестал делить людей на тех, кто за ним охотится и всех остальных. Сейчас он знал лишь одно - сама по себе принадлежность к виду Homo Sapiens обязывала незнакомца помочь утопающему, а тот стоял на берегу, улыбался и даже помахал ему рукой.

- Помоги, сво... - заорал Петухов, но взбаламученная гнилая вода снова залила ему глотку и он закашлялся, да так сильно, что едва не пошел ко дну.

- Ну, попил? - крикнул незнакомец, изучая подходы к островку. Забрался же, гад.

Петухов уже не понимал, что происходит. Он из последних сил боролся за глоток воздуха, взбивал руками воду и ни о чем, кроме жизни не думал.

ГЛАВА 11

Антон Скоробогатов перевернулся на другой бок и прижал колени к животу. Он почти проснулся, но осматриваться не торопился - сильно болела голова, подташнивало и было такое ощущение, будто в прямую кишку ему забили кол. Он уже начал приходить в себя и по звукам пытался определить, где находится, но жесткое ложе без подушки и совсем не городской шум сбивали его с толку. Калофелин начисто отшиб ему память, и все его предположения крутились вокруг нескольких квартир своих знакомых. Наконец Антон открыл глаза и очень удивился, обнаружив, что лежит на земле в лесу, и поблизости не видно никого, кто мог бы объяснить, как он сюда попал.

Скоробогатов сел и, закрыв лицо ладонями, принялся восстанавливать в памяти, что произошло накануне, утром или вечером - он не знал. Цепочка событий выстраивалась плохо, эпизоды путались, но синий чемоданчик с деньгами присутствовал во многих из них, и Антон ещё раз оглядел место, где находился. Рядом лежали бутылка водки, пиво и промасленный сверток. Брезгливо ковырнув его пальцем, Скоробогатов вдруг всполошился, испуганно похлопал себя по груди, достал из внутреннего кармана две пачки долларов и мгновенно все вспомнил.

- Ах, Петух! Ну, падла! - громко воскликнул он. Обхватив голову руками, Антон повалился на бок и застонал. - Ну, сволочь, смотри! Поймаю, разорву на части! - Он ещё раз обследовал карманы, убедился, что исчез не только пистолет, но и заграничный паспорт, и тяжело поднялся на ноги. Чудовищное по своей подлости предательство приятеля на некоторое время лишили его даже возможности ругаться. Скоробогатов лишь неистово мотал головой, иногда всплескивал руками и бесцельно бродил по небольшому пятачку, где его оставил Петухов.

Чтобы успокоиться, Антон решился выпить и скрупулезно проверил пробку на водочной бутылке. В конце концов, он махнул рукой, открыл её и сделал пару больших глотков. Ему казалось маловероятным, что Петухов зарядил клофелином и водку: во-первых, в этом не было необходимости, а во-вторых, он вспомнил, что пиво Петухов принес уже открытым. В том, что его усыпили лекарством от повышенного давления, Скоробогатов не сомневался, как оно действует, он слышал.

Водка и согрела Антона, и похмелила, и вернула ему способность более менее разумно рассуждать. Первым делом он достал бриллианты, которые мешали ему ходить и причиняли уже едва выносимую боль. Затем, он нашел бочажок с водой, чтобы вымыть пакет, и обнаружил в нем начатую пачку клофелина. Находка вновь распалила его, и он принялся поливать коварного приятеля всеми известными ему ругательствами, но когда Скоробогатов склонился над отстоявшейся зеленой водой, он сразу замолчал - на дне лесной лужи покоился его пистолет.

Антон тщательно вытер находку полой куртки, достал из магазина один патрон и долго зубами расшатывал пулю, пока не вытащил её из гильзы. Затем он высыпал порох на землю и поджег. Тот беззвучно полыхнул, и Скоробогатов любовно погладил пистолет - порох остался абсолютно сухим.

Антон и не подозревал, что всего в нескольких километрах отсюда по лесу рыщут вооруженные люди, а его бывший дружок так никуда и не уехал. Он был уверен, что Петухов катит сейчас по Финляндии и уже завтра будет пьянствовать под Эйфелевой башней. Он сообразил, почему Петухов забрал у него заграничный паспорт, и решил, во что бы то ни стало, настичь предателя в Париже, что бы жестоко наказать. А значит, сейчас ему нужно было действовать очень быстро. И все же Скоробогатов не смог отказать себе в удовольствии ещё раз взглянуть на чудесные камешки. Для этого он расстелил куртку на земле, высыпал на неё бриллианты и, склонившись над ними, на какое-то время зачарованно застыл. Чем дольше Антон смотрел на эти невзрачные стекляшки, тем привлекательнее ему казалось его нынешнее положение. Он больше не был скован долларами, которые лишь увеличивали риск при переезде через границу. Стоимость бриллиантов была явно выше украденных у него денег, возможно даже, в несколько раз, а перевезти их не составляло труда. Надо было только вернуться в Петербург и оформить документы - благо коварный Петухов оставил ему на это денег. А затем по дешевке купить плохенький рыдван, что бы только доехать до Швеции. Все это можно было проделать за сутки, а если повезет, то и за несколько часов. Правда, теперь Скоробогатову предстояло самому заниматься документами, но он знал, кто сможет ему помочь, запомнил почти все цифры номера телефона Владика и не сомневался, что через него выйдет на нужных людей. Оставалось лишь поднапрячься и добраться до северной столицы.

Сложив бриллианты в пакет, Антон долго не мог решить, куда их спрятать. Держать в кармане целое состояние было опасно и боязно, какой-нибудь идиотский случай мог сыграть с ним злую шутку, и тогда он действительно лишился бы всего. Носить их в прямой кишке было очень неудобно, и все же Скоробогатов пришел к заключению, что не стоит испытывать судьбу и вернул их на место. Эта неприятная операция заняла у него довольно много времени, потом Антон отхлебнул ещё водки, сунул бутылку в карман куртки и, заметно косолапя, отправился к дороге.

На шоссе Скоробогатов выбрался, когда дневная жара уже начала спадать. Часы показывали половину пятого вечера. Солнце висело где-то над Финляндией или Швецией, было тепло и безветренно, а по дороге в обе стороны часто проносились автомобили. Антон встал на обочине, поднял руку, и вскоре к нему подрулила аккуратная новенькая "шкода" с хельсинским номером. Толстый улыбчивый водитель лет тридцати пяти неплохо говорил по-русски, и, не обговаривая суммы, согласился довезти Скоробогатова до самого Петербурга.

Финн оказался школьным преподавателем русского языка, приехавшим на неделю в отпуск посмотреть Россию, а заодно обогатить свой русский за счет живого общения. Его звали Эйве, он был очень словоохотлив, внимательно прислушивался к ответам и после этого просил объяснить смысл незнакомых слов. Антон не очень умело, но охотно расшифровывал ему жаргонные словечки и хохотал, когда тот пытался их повторить. Когда они добрались до мата, Скоробогатов выдал иностранцу такое количество заковыристых словосочетаний, что финн даже растерялся. Он часто переспрашивал некоторые особенно понравившиеся выражения, а Антон по-учительски терпеливо, по буквам выговаривал их, поощрительно кивал и прикладывался к бутылке. По выражению лица его было заметно, что он гордится великим и могучим русским языком с его богатейшей ненормативной лексикой. По глазам же Скоробогатова было видно, что он уже пьян, и вскоре разговор сошел на нет.

После того, как они миновали Выборг, Антон крепко уснул. Доброжелательный иностранец разбудил его только на въезде в Петербург, когда по обеим сторонам дороги потянулись скучные железо-бетонные "муравейники" спального района.

- Куда тебя отвезти? - старательно выговаривая слова, спросил финн.

- В центр, на Невский, - по-детски протирая глаза кулаками, ответил Скоробогатов. Он немного протрезвел, но выглядел уставшим, словно отработал две смены подряд. Невский проспект Антон назвал только потому, что не помнил ни одного названия улицы. Если не считать друга Петухова - Владика из всех знакомых в этом городе, к кому он мог попроситься ночевать, у него осталась только Лариса, с которой он когда-то познакомился в ресторане "Кавказский". У нее-то он и решил хорошенько отоспаться, привести себя в порядок, а уже потом начать действовать.

На Невском Скоробогатов выгреб из карманов все наличные рубли и попытался расплатиться, но Эйве отказался взять деньги. Он даже предложил встретиться ещё раз, посидеть в ресторане, и здесь Антону пришло в голову, что он может использовать иностранца, через неделю уехать в Финляндию на его машине. Если же ему удастся купить документы на чужое имя, то с переездом через границу проблем вообще не будет. В том, что деньги с бриллиантами искали, он ни сколько не сомневался, но они разыскивали Антона Скоробогатова.

- О`кей, - сразу повеселев, ответил Антон. - Только я пока не знаю, у кого буду жить. Давай, лучше я сам тебя найду. Ты сейчас в какую гостиницу?

- Я буду жить в гостинице "Центральная", - ответил Эйве. - Я там уже был.

- Жил в прошлый раз? - уточнил Скоробогатов.

- Да, - кивнул финн. - Мое полное имя Эйве Кекконен. Ты можешь запомнить?

- Кекконен, - повторил Антон. - Уже запомнил. Ну, пока, Эйве. Завтра утром я позвоню тебе в гостиницу.

Скоробогатов шагал по вечернему Невскому проспекту и радовался тому, как ему повезло с иностранцем. Задумавшись, он прошел мимо нескольких телефонных автоматов, затем спохватился и достал записную книжку. Набирая номер, Антон вспомнил, что Лариса не из тех девушек, которые вечерами сидят дома и вяжут шерстяные носки. Он уже начал прикидывать, не позвонить ли сразу Владику, но в этот момент на другом конце сняли трубку.

Лариса долго не могла вспомнить тот вечер, когда они познакомились, а затем переспали. Она говорила настороженно, словно чего-то опасалась, и Скоробогатов попытался расшевелить её подробным описанием той бурной ночи, но вскоре понял - её больше волнует, что он может ей предложить кроме себя.

- А, москвич, - наконец вспомнила она. - У тебя бабки есть?

- А когда у меня их не было? - наигранно бодро похвастал Антон. Хочешь, пойдем куда-нибудь посидим. Шампанское и икру гарантирую.

- Я не одна, у меня ребята, - тихо ответила Лариса. - Приезжай лучше ко мне.

При слове "ребята" Скоробогатов поморщился. Перспектива провести ночь в компании с местной шпаной его нисколько не привлекала. А из вопроса о деньгах было понятно, что шпана к тому же безденежная, из тех, что сидит и дожидается доброго дяди. Но даже не это волновало Антона. Ему не жалко было напоить пивом или водкой нескольких халявщиков. Скоробогатову хотелось отдохнуть, расслабиться, а главное - утром проснуться неограбленным.

- А они надолго у тебя? - спросил Антон. - Может я тогда попозже подъеду?

- Как хочешь, - не сумев скрыть разочарования, ответила Лариса. Звони.

- Да пошли ты их подальше. - Скоробогатов уже понял, что здесь у него ничего не получится, но хотел услышать это от самой Ларисы. - Еще насидишься с ними, а я здесь проездом. Обещаю, праздник закатим...

- Здесь мой парень, - едва слышно проговорила Лариса.

- А-а-а, - наконец дошло до Антона. - Так бы и сказала. Ну и сиди со своими мудаками, жди. Может всю вашу кодлу кто и напоит.

Не дожидаясь аналогичного ответа, он швырнул трубку на рычаг и закурил. Настроение у него окончательно испортилось. Народу на Невском становилось все меньше и меньше, чувство самосохранение подсказывало Скоробогатову, что селиться в гостинице под своим настоящим именем было опасно - после ограбления прошло уже три дня. Но надо было торопиться с оформлением документов, как-то устраиваться на ночь, и Антон снова подумал о друге Петухова.

С Владиком Скоробогатову тоже не повезло. Потратив шесть телефонных жетонов, он все-таки выяснил недостающую цифру, но петуховского приятеля не оказалось дома. Затем, Антону пришлось проехаться на автобусе, и до самого закрытия он просидел в пиццерии "Посейдон", где часто гуляла компания Петухова. Чтобы не скучать, Скоробогатов съел приготовленный непонятно из какого зверя "бифштекс по деревенски", допил свою водку и к началу первого ночи, когда уже стало ясно, что Владик не объявится, вдруг вспомнил о Валентине. На прощанье она сказала, что уезжает на юг, но Антон был на сто процентов уверен, что это неправда.

Визуально Антон хорошо помнил расположение дома своей мимолетной знакомой. Он легко нашел его и даже вспомнил номер квартиры, который хорошо завпечатлелся в его мозгу - он соответствовал его возрасту.

Валентина открыла дверь очень быстро, как-будто стояла за дверью. Похоже, она вообще ложилась поздно, а может только что вернулась с гуляния. Валентина удивленно окинула взглядом непрошенного гостя, и Скоробогатов сразу, без обиняков попросил:

- Пусти переночевать. Друг за границу уехал. Мне только одну ночь... ну, может быть две. Если хочешь, я заплачу.

Валентина усмехнулась, оперлась о дверной косяк и равнодушно спросила:

- А зачем ты оставил вещи в машине? Украдут.

- У меня больше нет машины, - вздохнув, развел руками Антон. - И вещей тоже. - Но тут ему надоело разыгрывать бедного родственника и совершенно другим тоном он добавил: - Пока нет. Завтра куплю.

- О, да ты богатенький, - рассмеялась Валентина.

- Не бедненький, - игриво ответил Скоробогатов. - Пойдем, возьмем чего-нибудь выпить? Я тоже скоро уезжаю за бугор, надо это дело обмыть.

После того, как проблема с ночевкой была решена, Антон получил наконец возможность расслабиться. Он спрятал бриллианты и пистолет на самое дно коробки с грязным бельем, принял душ, и после этого они с Валентиной долго плескались в ванной, в меру пили водку и с упоением занимались любовью. Уснули они только под утро, разметавшись на широкой тахте со смятыми перекрученными простынями.

На этот раз Скоробогатову показалось, что он как следует разглядел и неплохо узнал хозяйку квартиры, и неожиданно она ему понравилась. У неё было приятное мягкое выражение лица, особенно когда она ничем не была занята или озабочена. Одежду Валентина носила именно такую, которая подчеркивала её почти безукоризненную фигуру. Характер у его новой подружки был хотя и несколько взбаломошный, но она быстро отходила и не держала зла. Весь следующий день они провели вместе: съездили погулять в парк, где до одури накатались на американских горках. Затем, поболтались по городу, забрели на рынок, и Антон купил Валентине роскошную дубленку и шелкового нижнего белья с кружавчиками. Попутно Скоробогатов дозвонился до Владика, назвался и договорился вечером встретиться с ним в пиццерии "Посейдон". Но до назначенного часа было ещё много времени, и они вернулись домой. От выпитого пива и негаданного праздника Валентина была истерически радостна и смешлива. Она без умолку болтала безобитную ерунду, призывала прохожих присоединиться к их веселью, но на Антона смотрела с каким-то удивлением и недоверием, будто хотела спросить: "ведь ты все равно скоро уйдешь?" А Скоробогатов был снисходителен и заботлив, словно молодой муж. Он исполнял любые её прихоти, покровительственно улыбался, когда она покупала всякую мелочь - воздушные шары, дешевые бусы из зеленой яшмы или касеты для магнитофона - и легко расплачивался, понимая, что на главное ему все равно хватит.

Перед походом в пиццерию они ещё немного повалялись на тахте. Антон, войдя в роль богатого любовника, лежал величественно, положив одну руку под голову, Валентина же устроилась у него под мышкой. Вначале она никак не могла успокоиться, теребила его, но потом затихла, а через несколько минут, когда сознание Скоробогатова начало заволакивать дремой, вдруг шепотом спросила:

- Ты вор?

- Что? - От неожиданности Антон вздрогнул, но вопрос расслышал и вместо ответа капризно застонал.

- Ты когда уедешь? - сразу сменила тему Валентина.

- Пока не знаю. Не от меня зависит, - тихо пробормотал он.

- А ты надолго? - ещё тише спросила Валентина. Скоробогатов хотел было ответить "навсегда", но передумал. Ему не хотелось расстраивать эту молодую женщину, к которой он испытывал благодарность, он вдруг почувствовал, что ему с ней хорошо и спокойно, поэтому он сказал:

- Нет. Как дела пойдут. Я тебе оттуда позвоню. Кстати, ты где-нибудь работаешь?

- Да, - ответила Валентина и замялась. - В прачечной, приемщицей. Грязное тряпье перебираю.

В порыве щедрости Антон чуть было не ляпнул "увольняйся, поедем со мной", но вовремя одумался и спросил:

- Заграничный паспорт есть?

- Откуда? На мою зарплату по заграницам не поездишь, - вздохнула Валентина.

- Слушай, я тебе ничего не обещаю, - Скоробогатов снял с себя руку Валентины, приподнялся на локте и правой рукой перевернул её на спину. - Но паспорт помогу сделать. Может пригодиться. Надо только сфотографироваться. Сейчас фотография работает?

- Не знаю? - растерялась Валентина. - Здесь рядом есть, через два дома.

- Тогда пойдем, может успеем. Мне ведь тоже нужно.

Сфотографироваться они действительно успели и, хорошо переплатив, Антон договорился, что фотографии будут готовы завтра к восьми часам утра.

По дороге в пиццерию Валентина была так же невероятно весела, словно хотела насмеяться на всю оставшуюся жизнь. Скоробогатов догадывался о причине её взвинченности, по-своему сочувствовал ей и даже в промежутках между ответами обдумывал, насколько это возможно взять Валентину с собой. Правда, хорошенько поразмыслив, он пожалел, что обнадежил эту в общем-то ничем не примечательную приемщицу грязного белья. Антон рассеянно прислушивался к её болтовне и думал: "На кой она мне нужна? Что, я там себе бабу не найду? Со своим самоваром в Тулу..." В конце концов, Скоробогатов пришел к выводу, что поедет один, осмотрится и если к тому времени не передумает, вначале позвонит, а потом, может быть, пригласит Валентину в гости.

За столик они сели за полчаса до встречи с другом Петухова. Антон назаказывал самого дорогого, что нашлось в пиццерии на Невском, шампанское попросил принести сразу, и когда, черкнув последнюю закорючку, официант отошел от стола, Скоробогатов пощелкал пальцами и вслед ему крикнул:

- Эй, а омары есть?

- Нет, - обернувшись, изумленно ответил официант.

- Жаль, - проговорил Антон. - Чего-то омаров захотелось.

Владик появился немного раньше и без своей компании. Он вошел в зал как к себе домой, кивками поприветствовал официантов и уверенно направился в угол, где сидели Скоробогатов с Валентиной. Вальяжно развалившись на стуле, он поискал глазами третий фужер, но Антон заранее попросил официанта убрать лишние приборы и только теперь спохватился.

Владик оказался деловым и сообразительным парнем. Он внимательно выслушал Скоробогатова, осторожно поинтересовался, куда подевался паспорт, который он сделал ему вчера, но Антон одной мимикой дал ему понять, что все объяснения лучше отложить на потом. После этого Владик понимающе кивнул, немного помолчал и назвал цену. Получив утвердительный кивок, он спросил, когда нужны документы.

- Завтра в восемь будут фотографии, - ответил Скоробогатов. - Давай в девять здесь же.

- В девять еше не работает пиццерия, - подсказала Валентина. - А ехать сюда минут пятнадцать

- Ничего, запасец должен быть, - ответил Антон. - Мало ли что..

- Нет базара, - согласился Владик. - Вечером все будет.

- Да, мне тачка нужна, - вдруг вспомнил Скоробогатов и тут же подумал о своем намерении отловить в Париже Петухова и напроситься к Эйве в попутчики. Но финн должен был уезжать только через неделю, кроме того, заказ был сделан, и Антон уточнил: - Любая. Мне только переехать через границу.

- Поищу, - ответил Владик. Так и не дождавшись фужера, он протянул розовую пухлую ладонь Скоробогатову, попрощался с Валентиной и вразвалочку пошел к выходу.

В пиццерии становилось душно, и хотя почти все окна были приоткрыты, голубоватые волокна дыма медленно мигрировали вдоль стен к распахнутым дверям. Посетители уже достаточно выпили, магнитофонная музыка звучала все громче, и все больше и больше народу выходило на танцевальный пятачок поразмяться.

Антон разлил остатки шампанского по фужерам, сделал знак официанту, чтобы тот принес ещё бутылку и зацепил вилкой большой кусок семги.

- Давай за нас, - предложил он тост. Улыбка на его лице вдруг сделалась какой-то злой, он поиграл желваками и тихо добавил: - Если повезет, заживем как люди.

Валентина, притихшая с того самого момента, как за их столиком появился Владик, печально усмехнулась и подняла фужер.

- А ты что, приглашаешь меня с собой за границу? - грубовато поинтересовалась она. Не ожидавший такого вопроса, Скоробогатов ответил не сразу. Он медленно оглядел зал, затем посмотрел на неё через пузырящееся в фужере шампанское и вдруг рассмеялся:

- Посмотрим. Пожуем, увидим.

Домой они вернулись на такси после часу ночи, натанцованные и пьяные ровно настолько, чтобы упасть на постель и уснуть. Но Антон гулял напрополую, а потому набрал с собой большой пакет экзотической снеди и три бутылки шампанского. Чем больше он пил, тем больше ему хотелось, словно он никак не мог утолить жажду, и пропорционально этому внутри у него росло уважение к себе, тогда как страх и всякие сомнения окончательно улетучивались. А Валентина, получив аванс в виде сомнительного обещания "посмотреть", по-кошачьи ластилась к нему и даже сильно пьяная всячески старалась ублажить своего таинственного гостя. Она откровенно льстила, старалась угадать каждое его желание и заметно поскромнела.

Уснули они только под утро, когда на востоке рассвет слегка разбелил горизонт, а проснулись в первом часу пополудни. Они лежали и жаловались друг другу на жестокую головную боль, затем долго не могли заставить себя встать, но когда Скоробогатов взглянул на часы, он чертыхнулся, спустил ноги на пол и хрипло проговорил:

- Меня же Владик в "Посейдоне" ждет. Вернее, ждал.

- Ты же много платишь, значит подождет, - голосом умирающей откликнулась Валентина.

- Подождет, - согласился Антон и потянулся к столу, на котором стояла нераспечатанная бутылка шампанского. - Мне ехать надо. Думаешь, я в Питер шампанское жрать приехал? - Он раскрутил проволоку на горлышке, встряхнул бутылку и выстрелил пробкой в потолок. - Мне здесь и оставаться-то нельзя. А там у меня... Ты будешь?

- Буду. - Валентина прикрылась простыней, подползла к краю тахты и протянула руку за стаканом.

От шампанского им нисколько не полегчало, оба просто снова сделались пьяными. Валентина зарылась с головой в скомканное белье, а Скоробогатов ушел в ванную приводить себя в порядок. Первым делом он включил воду, проверил, на месте ли бриллианты и оружие, и от лицезрения своего богатства ему страшно захотелось покинуть эту прокуренную за ночь, осточертевшую квартиру, этот город, где в любой момент его могли арестовать, и эту страну, с которой его больше ничего не связывало. Под засиженной мухами шестидесятиваттной лампочкой камешки ещё больше напоминали обыкновенные стекляшки, и, разглядывая их, Антон не мог поверить, что они способны дать ему все, чем располагает этот симпатичный и совершенно неизученный им мир.

- Это дом, - одними губами проговорил он и отложил в сторону самый крупный бриллиант. Рядом с ним он положил почти такой же по величине и добавил: - Это машина. А это... - Скоробогатов сгреб ладонями остальные камешки, взвесил их в руках, задумался и так же тихо сказал: - Это все остальное.

Собрался Антон быстро. Первым делом он позвонил Владику, но дома никого не оказалось. Задержка ещё на одни сутки не очень расстроила его, тем более, что совсем недавно он собирался ехать с Эйве через неделю. Для Владика он сразу сочинил байку про отделение милиции, где он якобы застрял на два часа. Затем Скоробогатов разбудил Валентину, сказал, что будет через два часа, а если задержится, то позвонит. Со сна и похмелья хозяйка квартиры выглядела куда старше, чем обычно, конечно же знала об этом, а потому прятала лицо в подушках. Антон отметил про себя, что Валентине не меньше тридцати, а скорее всего, больше, и, едва не рассмеявшись, он подумал: "Нет, ты останешься здесь. Таких хабалок и там хватает."

На улице было пасмурно и ветренно, что вполне соответствовало внутреннему состоянию Скоробогатова. Он забрал фотографии, не глядя, сунул их во внутренний карман и своим ходом отправился в "Посейдон", где они договаривались встретиться с Владиком. Он понимал, что у него почти нет шансов встретить его там, но сидеть в квартире и дожидаться вечера казалось куда более противным - Валентина уже надоела ему. У него даже появилось искушение - выбросить её фотографии, а ей сказать, что паспорт обязательно будет, но для миллионера такое вранье выглядело слишком мелко, и Антон решил все же сделать ей на прощание подарок.

Как он и предполагал, Владика в пиццерии не оказалось, и официанты его не видели. В зале сидели всего две пары, делать все равно было нечего, и Скоробогатов решил позавтракать и немного выпить легкого вина. Когда принесли мясо с жареной картошкой, Антон понял, что ему совершенно не хочется есть. Он вяло поковырялся в тарелке, отодвинул её от себя и налил вина. За столом он снова вспомнил об Эйве и пожалел, что до сих пор не позвонил добродушному иностранцу, но делать это днем было бесполезно - финн наверняка разъезжал по достопримечательностям Петербурга.

Скоробогатов болтался по городу и через каждые полчаса звонил Владику домой, но детский голос постоянно отвечал, что того нет дома. Время тянулось томительно медленно, и Антон уже начал было подумывать, не вернуться ли к Валентине, но ограничился звонком по телефону. Он соврал, что занимается делами и будет поздно вечером. В ответ Валентина понимающе вздохнула, сказала, что любит его и будет ждать сколько угодно. На прощанье она громко чмокнула трубку, и после некоторой борьбы, Скоробогатов ответил ей тем же самым.

Неожиданно заморосил холодный косой дождь. Антон бесцельно брел по Невскому проспекту и ругал себя последними словами за то, что расслабился и проспал встречу с Владиком. До вечера было ещё слишком далеко. Перебрав в уме все возможные способы убить время: ресторан, кино и магазины, Скоробогатов все же решил вернуться к Валентине. Там, по крайней мере, было тепло и сухо. Но когда он ловил машину, взгляд его случайно упал на рекламный щит на противоположной стороне проспекта, и Антон понял, что ему сейчас нужно. Огромная аляповатая вывеска гласила: "Казино "Верона", открыто круглосуточно."

В тесном, но сияющем стеклом и латунью фойе этого злачного заведения Скоробогатова встретили два зафраченных, необыкновенно вежливых гиганта. После короткой процедуры регистрации, Антона проводили в полутемный зал, и он остановился в дверях, раздумывая, каким способом увлекательней просадить тысячу-другую долларов. В том, что он проиграет, Скоробогатов не сомневался - на душе у него было мерзко, голова болела с самого пробуждения, а на улице уже вовсю хлестал дождь.

Выбрав наконец рулетку, Антон обменял пятьсот долларов на фишки и устроился у стола рядом с немолодой подвыпившей женщиной, которая сразу начала с ним кокетничать.

В казино Скоробогатов бывал всего дважды и оба раза проиграл, впрочем немного. Он ходил туда не один, и его приятель, просиживавший там иногда сутками, научил его более-менее верному способу на протяжении долгого времени оставаться при своих. Надо было лишь разбрасывать фишки по всему полю, при этом возврат денег был почти гарантирован. Правда, подобная мелкая игра показалась Антону скучной, и он решил ставить помногу и только на три числа: зеро, тринадцать и двадцать одно.

Первая же игра увенчалась для него успехом - шарик остановился на тринадцати. Соседка принялась шумно поздравлять его, Скоробогатов с нескрываемой неприязнью посмотрел на нее, но она, похоже, уже не в состоянии была читать по лицам. И все же настроение у Антона резко улучшилось, рулетка увлекла его, и он сразу позабыл о всех своих неудачах.

Забрав выигранные фишки, Скоробогатов подозвал длинноногую кружевную официантку, заказал двойной коньяк и целиком погрузился в игру. Ему везло не всегда, но часа через два он утроил размененные деньги, был уже порядочно пьян и хохотал вместе со своей соседкой, когда кому-нибудь из них двоих выпадал выигрыш. Ирина, так её звали, была здесь одна, играла помаленькому, просто чтобы провести время, и когда Антон сделался более общительным, повела себя с ним как старая приятельница. Она хватала его за руку, все время пыталась поцеловать в щеку и ласково называла "зайчиком". Вскоре Скоробогатов перестал против этого возражать и даже начал потискивать соседку, что ей чрезвычайно нравилось. Каждый раз после этого она складывала губы трубочкой и подставляла их Антону для поцелуя. Наконец, после очередного выигрыша, Скоробогатов обнял её одной рукой за талию и сделал то, на что она так долго напрашивалась. Поцелуй был таким продолжительным, что одну игру им пришлось пропустить.

Антон даже не заметил, когда фортуна начала изменять ему. Он стал невнимательно следить за игрой, при этом все чаще заказывал коньяк, но теперь на двоих. А Ирина шептала ему на ухо ласковые словечки, лезла с поцелуями и почти заменила его в игре. Она сама раскидывала его фишки, если выпадал выигрыш, получала и все время звала своего веселого партнера в гости.

- Пойдем, заинька. Мне надоело играть. У меня дома коньяк гораздо лучше этого. Здесь подсовывают какую-то гадость. А у меня настоящий армянский.

- Пойдем, но только не домой, - наконец согласился Скоробогатов, когда у него не осталось ни одного пластмассового кругляша.

- А куда, к тебе? - не поняла Ирина.

- У меня нет дома, - с чавканьем обсасывая ломтик лимона, пьяно ответил Антон. - Мне надо в пиццерию "Посейдон". Меня там давно ждут.

А-а-а, - догадалась Ирина. - Так ты приезжий. То-то я смотрю у тебя выговор не питерский. Ты москвич.

- Москвич, - после некоторой паузы подтвердил Скоробогатов.

- А я сразу почувствовала, я же филолог, - радостно сообщила Ирина.

- Врач что ли? - поинтересовался Антон.

- Почему врач? - не сразу поняла Ирина. - Нет, я не стоматолог, не невропатолог и даже не уролог. Филолог, языком занимаюсь.

- Языком? - удивился Скоробогатов и внимательно посмотрел на соседку.

- Ну да, и литературой. В общем, всякой ерундой. Ты все равно не поймешь. А тебе и не надо, ты и так хорошенький, - игриво махнула она рукой. - Поехали в твою поганую пиццерию. Но потом ко мне. Тебе же все равно негде ночевать.

- Поехали, - наконец сдался Антон.

На улице все ещё было светло, так же хлестал дождь и заметно похолодало. Они остановили такси, Скоробогатов сказал название пиццерии, и водитель, ничего не объясняя, уехал. Зато следующий оказался более сговорчивым. Он потребовал вперед тридцать рублей, получил их и минут пять покатал пьяных пассажиров по ближайшим переулкам. Затем он снова выехал на Невский проспект и остановился у "Посейдона".

В дверях пиццерии Антон не удержался на ногах и едва не разбил плечом стеклянную стенку. Разозлившись, он ударил по ней кулаком, выматерился, и скучающий вышибала, у которого настоящая работа появлялась только перед закрытием, преградил им путь. В мягкой форме он объяснил Скоробогатову, что не пустит их внутрь, а если Антон будет плохо себя вести, он выбросит его за дверь. Ирина снова начала уговаривать своего кавалера, поехать к ней, но Скоробогатов помнил, что ему нужны документы, а потому не сдавался.

- Ладно, я не пойду туда, - оценив комплекцию охранника, сказал он. Позови мне Владика, и я уйду. У меня дело, понимаешь?

Выяснилось, что никакого Владика он не знает, и тогда Антон попросил позвать кого-нибудь из официантов, но несговорчивый вышибала отказался выполнить и эту просьбу.

- Да дай ты ему денег, - наконец догадалась Ирина и презрительно обратилась к плечистому молодцу: - Тебе куда засунуть, за резиночку или за поясок?

- Я тебе сейчас сам засуну, - озверился вышибала. Он пошел на них с таким грозным видом, что Ирина испуганно вскрикнула, схватила Скоробогатова за рукав и потащила к дверям. От резкого рывка Антон снова не удержался на ногах, упал на мокрый затоптанный пол, и это в какой-то мере спасло его от здоровенных кулаков разгневанного детины. Тот лишь ухватил его одной рукой за брючину, другой - за рукав, выволок на улицу под моросящий холодный дождь и вернулся назад.

Ирина помогла подняться своему кавалеру и потащила его прочь, при этом каждый по-своему, громко проклинал вышибалу, подыскивая для этого самые обидные слова и выражения.

- Холуй ресторанный! - удалившись на безопасное расстояние, крикнула Ирина. - Лакей вонючий! Шестерка!

- Пидарас! - вторил ей Скоробогатов. - Ничего, мы ещё встретимся! Ты у меня ещё кровью рыгать будешь!

Ну, тихо, тихо, успокойся. На нас люди смотрят. - Ирина взяла его под руку и пошла рядом. - Все, поедем ко мне?

- Ничего, завтра разберемся! - не унимался Антон. Ссора с охранником и прогулка под дождем вскоре привели его в чувство - он стал трезвее и впервые при дневном свете внимательно посмотрел на свою спутницу. - Куда к тебе? - освобождая свою руку, раздраженно спросил он. На лице у него столь явно отразились неприязнь и удивление, что Ирина сама отпустила его и от расстройства даже остановилась.

- Тогда какого черта ты меня вытащил под дождь? - с досадой проговорила она. - Я нормально...

- Я вытащил? - поразился Скоробогатов. - Иди, иди, тетка, поищи себе где-нибудь старого пердуна. Вон, в казино их хватает. - Он развернулся и быстро зашагал в противоположную сторону, а онемевшая об обиды Ирина вытаращила глаза, начала было что-то говорить, но остановилась на полуслове и лишь плюнула вслед несостоявшемуся любовнику.

Антон шел по улице, высоко подняв плечи. Он тихо ругал и вышибалу с Ириной, и российские порядки, и город, из которого он никак не мог уехать, тогда как его, миллионера, давно дожидалась вежливая теплая Европа, а затем и сказочные острова. Он ещё не решил, куда направить свои стопы, но выбор был настолько мал, что на ум не приходило ничего, кроме квартиры Валентины. "Ладно, позвоню Владику и поеду, - со злостью подумал Скоробогатов. - Ну и страна. Кругом одни бляди да пидарасы."

Очередной звонок ничего не дал - Владик не появлялся дома весь день. До Валентины Антон добрался, когда на город опустился вечер. В мокром асфальте, как в черном зеркале, отражались освещенные витрины и фонари, пронизывающий ветер гнал прохожих по тротуарам, и те словно под маленькими разноцветными парусами, торопились, едва поспевая за своими зонтами. Из открытых магазинчиков на улицу выливался не только яркий оранжевый свет, но и теплый, по-разному пахнущий воздух. Туда хотелось зайти, купить что-нибудь вкусное и немедленно съесть, или хотя бы постоять у сверкающего прилавка.

В одном из таких магазинов Скоробогатов купил водки, вспомнил, что у Валентины в холодильнике полно закуски, и решил ограничиться спиртным. Получив сдачу, он долго не отходил от витрины, не желая выбираться из тепла в непогоду, а чтобы продавцы не подумали, будто он прячется здесь от холода, Антон попросил банку пива, не торопясь выпил его и купил ещё одну.

К дверям валентининой квартиры Скоробогатов попал, когда та уже потеряла всякую надежду увидеть его когда-нибудь ещё раз. Промозглый ветер и хмель давно вытеснили из него всякую злобу, и Антон сделался вялым и печальным. Он как-то робко переступил порог квартиры, по-детски шмыгнул носом и жалобно проговорил:

- Замерз.

- Ох ты мой бедненький, - сразу запричитала Валентина. Она помогла ему снять мокрую грязную куртку, отвела в комнату и там принялась хлопотать: раздела его, уложила в постель, натянула ему на ноги толстые шерстяные носки и принесла горячего чаю, но Скоробогатов от него отказался.

- Дай лучше водки, - капризно поморщился он. - И закусить. Пододвинь столик и сообрази здесь чего-нибудь.

Они ели и пили почти не разговаривая. Антон жевал с полузакрытыми глазами и на хозяйку квартиры не обращал никакого внимания. Валентина же была задумчива и непривычно молчалива. На губах у неё блуждала загадочная улыбка, иногда она вопросительно поглядывала на любовника, но затем отводила взгляд, так и не решившись спросить. Когда зазвонил телефон, Скоробогатов вспомнил, что ему ещё надо связаться с Владиком, и не мешало бы с Эйве.

Валентина говорила не больше минуты и как-то скованно, словно ей мешали. Затем она вернулась к столику, и Антон попросил её подтянуть телефон к тахте. Осоловев, он долго вспоминал номер Владика, несколько раз набрал чужой и наконец спросил:

- Где моя куртка?

- В ванной, - ответила Валентина. - Она грязная, я её почищу. Принести?

- Ладно, я все равно туда... Сволочь, весь день звоню. Пьет где-нибудь, а я здесь... - Что он имел в виду под "я здесь" Скоробогатов так и не придумал. Он с трудом поднялся и, придерживаясь за стены, босиком отправился в ванную. Валентина засеменила за ним.

- Я тут пока тебя ждала, кое-что постирала, - волнуясь, заговорила она.

- Молодец, - мрачно похвалил её Антон. Он вошел в ванную, глянул на завешенные веревки и только сейчас до него дошел смысл сказанного Валентиной. Скоробогатов метнулся было к коробке с грязным бельем, стрельнул глазами на хозяйку квартиры, и та сразу же успокоила его:

- Они там. Я только посмотрела и назад положила.

Немая сцена длилась недолго. Затем Антон вытащил из-под белья сверток, развернул его, но пересчитывать камни постеснялся. Он лишь глянул на них и неожиданно трезвым голосом проговорил:

- Никому. Поняла?

- Да, да, да, - забормотала Валентина. - Я понимаю. Ну ты что, разве я...

- Это нам с тобой... там, - сказал Скоробогатов и наугад показал пальцем на одну из стен ванной.

- Это бриллианты? - совсем тихо спросила Валентина, ещё до конца не поверив, что у неё в квартире может находиться такое богатство.

- А ты думала, бутылочное стекло? - усмехнулся Антон и зачем-то начал запихивать пистолет в карман джинсов. Он уже окончательно пришел в себя от испуга, горделиво расправил плечи и вдруг демонически рассмеялся. - Знаешь, сколько это бабок? На эти стекляшки можно купить пол Европы с Америкой впридачу.

- А как же ты их... как же мы их перевезем? - зачарованно глядя на огромные бриллианты, спросила Валентина.

- В жопе, - серьезно ответил Скоробогатов. - В твоей или в моей. Валентина подняла на него недоверчивый взгляд, и Антон повторил: - В жопе, в жопе.

- Ах, ну да, я слышала... читала в газете, - закивала Валентина. - Так деньги в тюрьму проносят. Наркотики возят.

Скоробогатов свернул пакет, немного помешкав, сунул его назад в коробку и, позабыв, зачем он сюда пришел, отправился в комнату.

- Пойдем, выпьем за эти камешки, - вдруг задушевно проговорил он. - На них мы с тобой купим все! Даже Эйфелеву башню. Голливуд купим! Все, что хочешь!

Они вернулись за столик, Антон разлил водку по стопкам и задумался над тем, как получше сформулировать тост, но Валентина опередила его.

- Мне надо уволиться, да? - все ещё не веря своему счастью, осторожно спросила она.

- Наверное, - пожал плечами Скоробогатов и торжественно начал говорить свой тост: - Я хочу выпить за нас, за нашу новую жизнь. Теперь у меня... и у тебя будет все: яхта, вертолет... Я гарантирую! Мы с тобой миллионеры! Понимаешь? Миллионеры! Ты когда-нибудь была миллионером?

- Нет, - с грустью ответил Валентина и невесело улыбнулась. - Хотя, была, до обмена денег. Один раз два миллиона заработала.

Отвлекшись, Антон сбился, начал вспоминать, на чем он закончил, но махнул рукой и опрокинул стопку в широко раскрытый рот.

После того, как они выпили, Валентина включила тихую музыку и предложила Скоробогатову потанцевать. Он удивленно посмотрел на нее, отказался, но затем передумал и поднялся с тахты. Антона сильно шатало, а Валентина закинула его руки себе за плечи, покрепче ухватила партнера за талию, и они долго так покачивались в такт музыки. Мелодии сменяли одна другую, Валентина прижалась щекой к груди своего благодетеля, и закрыла глаза. А Скоробогатов висел на ней, иногда переставлял ноги и едва слышно подпевал незнакомой певице с чуть хрипловатым завораживающим голосом.

Спать они легли, когда закончилась кассета. Не разнимая объятий, они повалились на тахту и долго ещё возились, помогая друг другу раздеться. Это отняло у Антона последние силы, и когда они все же забрались под одеяло, он перевернулся на спину и почти моментально уснул. В последние несколько секунд, перед тем, как окончательно погрузиться в пьяный сон, Скоробогатов представил себя в каком-то фантастическом мегаполисе, рядом с небоскребом, но не успел даже рассмотреть в чем он и какой у него автомобиль. Изображение вожделенного города словно накрыли черной тряпкой, и Антон ровно засопел. А Валентина положила ему голову на грудь и ещё долго лежала и думала, чем обернется для неё это феноменальное знакомство. Она так до конца и не поверила, что её жизнь вскорости изменится, она куда-то уедет и ей больше не придется работать в прачечной. Поэтому Валентина старалась не давать волю своему воображению и уснула с мыслью, что это единственный, а значит последний её шанс, который, скорее всего, ничто иное, как пустышка, мираж, усмешка злой судьбы.

ГЛАВА 12

После недолгого сна на втором этаже дачи Синеев с Мокроусовым выглядели измученными и помятыми, будто двое суток пропьянствовали или провели в кутузке. И только Ломов умудрился сохранить не только безукоризненно свежий вид, но и бодрость духа - он был выбрит, распостранял вокруг себя запах дорогой туалетной воды и удивлял своих спутников спокойствием и силой, которые ощущались в нем даже на расстоянии.

Белые "жигули" на большой скорости ехали по Ленинградскому шоссе, по радиоприемнику передавали последние новости, и Синеев с Мокроусовым, нахохлившись, невнимательно слушали о каких-то очередных подвижках в правительстве, но оба думали совсем о другом. Мокроусова опять мучило похмелье, но после вчерашней стычки с Ломовым он не решался попросить остановиться у пивного ларька. Синеев же страдал после пережаренного шашлыка от изжоги, думал о питьевой соде и прикидывал, куда пойти работать, когда они выполнят этот неприятный заказ. После того, что ему пришлось сделать вчера, Синеев не хотел оставаться в охране банка даже при такой зарплате.

На пол пути до Вышнего Волочка Ломов съехал на обочину перед дорожным кафе и, не оборачиваясь, обратился к Мокроусову:

- Серега, сгоняй, купи что-нибудь пожевать. Позавтракать надо.

Мокроусов несколько ожил, но глаза его тут же потухли, и он открыл дверцу.

- Деньги-то есть? - насмешливо поинтересовался Ломов.

- Есть, - мрачно ответил Мокроусов и без всякой надежды спросил: - Я пивка возьму?

- Возьми, возьми, - милостиво разрешил Ломов. - А то у тебя такая рожа, будто ты всех родственников похоронил.

Мокроусов вернулся через несколько минут с двумя большими пакетами. В одном из них позвякивали бутылки, и Мокроусов радовался тому, что не стал уточнять, сколько брать пива. Пакет с едой он через окошко бросил Синееву на колени, живо нырнул в салон, и они сразу же поехали дальше.

После остановки ехать всем стало намного веселее. Синеев с Ломовым тут же принялись за здоровенные кулебяки с яйцами и капустой, а Мокроусов, не отрываясь, выпил бутылку пива, затем открыл вторую и закурил.

- Ты плохо кончишь, Серега, - жуя, сказал Ломов и посмотрел на него в зеркало заднего вида.

- А ты думаешь, хорошо? - печально улыбнулся Мокроусов.

- Случайно кирпич может упасть на голову любому, а ты все время подкидываешь его над головой и зажмуриваешься, - спокойно ответил Ломов. У меня больше шансов помереть в своей постели. А у тебя нет ни одного.

- Все там будем, - философски заметил Синеев, которому в последнее время гуляка и пьяница Мокроусов нравился куда больше, чем трезвенник и хладнокровный убийца Ломов.

После завтрака оба спутника Ломова задремали, и он погромче включил музыку.

Сразу за Вышним Волочком Мокроусов с Синеевым проснулись, но заводить какой бы то ни было разговор никому не хотелось. Угрюмый Синеев смотрел в окно на пробегающие мимо деревья, часто курил и размышлял о капризах своей судьбы, которая, как ему казалось, переусердствовала с острыми ощущениями. Мокроусов снова принялся за пиво, но старался не привлекать внимания Ломова ни бульканьем, ни своим изображением в зеркале. Он пил рывками, прятал бутылку между колен и после этого вертел головой в обе стороны, изображая интерес к однообразным пейзажам.

Незадолго до Петербурга Ломов сбавил скорость и сделал два телефонных звонка. Разговор велся на эзопово-блатном языке, но его спутники прекрасно понимали, что говорится одно, а подразумевается совсем другое. Вначале Мокроусов с Синеевым слышали одни вопросы, но в конце все же прозвучал единственный ответ Ломова: "Всех." После этого он заметно повеселел и посвятил своих сподручных в суть происходящего:

- Все в ажуре, местные урки нашли человека, который сегодня утром сделал визу Скоробогатову, а его самого засекли уже у шлакбаума. Но документы делали на двоих, а оплачивал третий.

- А на хрена нам этот паспортист? - сделав очередной глоток на пол бутылки, сказал Мокроусов.

- Скоробогатова взяли? - равнодушно поинтересовался Синеев.

- Пока нет. Буздыревские козлы спугнули, зато сами засветились. Они сейчас гонят его между Светогорском и Каменногорском прямо на наших.

- Тогда, может мы уже и не нужны? - с надеждой спросил Мокроусов. Сами разберутся.

- Еще как нужны, - набирая скорость, ответил Ломов. - Про камешки известно только нам с вами. И желательно, чтобы больше никто не знал. Кстати, второго зовут Владимир Петухов. Запомните, может пригодиться.

Петербург проскочили окраинами. Ломов очень торопился и даже немного нервничал, что было совсем на него не похоже. Казалось, его всецело охватил охотничий азарт, и постепенно это состояние передалось и его спутникам. Теперь, когда местонахождение синего чемоданчика стало известно, и цель определилась, все трое позабыли о недавних ссорах.

Загрузка...