Чешские сказки

Серебряные сосульки в Радгощи

Вот что рассказал мне один человек.

— Когда я пас коней на Радгощь-горе, подошел ко мне старик Вацулка — в молодые годы он пас овец на горной полонине, всегда его старшим пастухом назначали — и говорит:

— Вот из этой ямы, сынок, валахи однажды вытащили человека.

— Дяденька, — говорю я, — прошу вас, расскажите, как что случилось?

— Ладно, — отвечает, — дело было вот как: в Трояновицах жил один мужик; его хата стояла под самым Миашем. Зашел как-то к нему переночевать чародей и спрашивает:

— Знаешь ли на Радгощи колодец, возле креста? Проводи меня к нему, я тебе за это заплачу.

Обещал чародей хорошую плату, мужик согласился и повел его. Пришли они к кресту, как раз когда солнце всходило, и подошли к колодцу. Тут чародей отмерил несколько шагов, скинул куртку, вынул из кармана какую-то книжку и прутик, стал на колени и давай молиться; помолившись, хлестнул прутиком по земле. Земля сейчас же расступилась, и открылась большая пещера, вся обросшая сосульками. Чародей влез туда, стал эти сосульки обламывать да складывать в свой мешок, а мужик сидит наверху и смотрит на чародея. Тот кричит:

— Поди сюда, набери и себе!

Мужик влез и отломил здоровенную сосульку, чтобы на обратном пути опираться на нее вместо посоха. Чародей набрал, сколько ему было нужно, вылез наверх, трижды хлестнул своим прутиком оземь, заплатил мужику и ушел.

Мужик вернулся в свою хату и положил сосульку на окно. Приходит к нему сосед и спрашивает:

— Откуда у тебя такая дубинка?

Тот рассказал ему всю правду, где да как он ее достал. Сосед ему и говорит:

— Мне думается, она — серебряная. Снеси ее в Йичин к золотых дел мастеру; если это серебро, он тебе хорошо заплатит за нее.

Золотых дел мастер видит, что перед ним человек простой, и дал ему сто золотых. Мужик увидел такие большие деньги и остолбенел — слова не может вымолвить. Мастер думает: «Ему мало показалось», — и дал двести золотых. Мужик взял деньги и пошел домой. Дома говорит жене:

— Ежели бы тот человек снова пришел сюда, я набрал бы себе целый мешок этих сосулек.

Через год чародей опять зашел к нему переночевать Мужик принял его как дорогого гостя и просит:

— Возьми меня с собой!

Рано утром мужик взял мешок и пошел с чернокнижником на Радгощь. На Радгощи чародей опять все так же проделал, как в первый раз. Земля расступилась, и они влезли в пещеру. Теперь мужика и просить не надо было знай ломает сосульки и пихает в свой мешок. Чародей набрал, сколько ему нужно было, вылез и кричит мужику:

— Выходи!

Мужик знай ломает сосульки. Позвал второй раз — то же самое; позвал в третий раз — мужик не вылезает. Чернокнижник подождал еще немного, хлестнул прутиком оземь, земля сомкнулась, и мужик остался взаперти.

Очутился мужик в темноте и понял, что чародей оставил его под землей. Стал он ползать туда-сюда, нашел много ходов, выбрал самый просторный и пополз. Мешок с серебром пришлось в пещере оставить. Сам понимаешь, каково ему было в темноте карабкаться. Влез он за чародеем под землю, когда солнце только всходило, а когда солнце заходить стало, пастухи пригнали овец к сторожке на Малой Воларжке и слышат — кто-то Христом-богом молит о помощи. Искали-искали, откуда голос доносится, и, наконец, нашли его в этой яме. Срубили ель, подсекли сучья и спустили ее в яму. Незадачливый мужик, весь избитый, ободранный, по этой островине и вылез наверх.

Угольщик и чародей на Радгощи

Жил у нас на Рожновщине один угольщик. Как-то раз приходит к нему чернокнижник и просит:

— Покажи мне, где на Радгощи ямы с подземным ходом.

Угольщик провел его, показал. Влезли они в один такой ход, вошли в гору, видят — течет река, через реку мостик, на мостике — пес. Чернокнижник помолился, и пес убежал. Переходят мостик, за ним дверь, над дверью насест, на нем петух сидит. Петух слетел вниз, и они вошли в горницу, а в той горнице множество золота и серебра рассыпано. «Сейчас начнем подбирать золото и серебро», — думает угольщик, но нет — чернокнижник ничего не велел брать.

Входят в другую горницу — там сидит старичок, борода по пояс, а перед старичком столик, на нем всякие кушанья поставлены. Горячие, еще дымятся. В этой горнице было много золотых часов и всяких других драгоценностей. Но и там они ничего не взяли — нельзя. Теперь входят в третью горницу, а там ничего такого нет, только кузнечный уголь кучками рассыпан. Этот уголь им надо набирать в свои мешки. Угольщику не хотелось, потому что у него дома было сколько хочешь такого угля, взял бы лучше золота и серебра, да не смел.

Набрали они углей, той же дорогой пошли обратно и опять у каждой двери молились, а потом запирали ее. Петух сел обратно на свое место, пес взбежал на мостик. Как вылезли они наверх, чернокнижник разостлал свой плащ, положил на него мешочек, сел сам, поднялся в воздух и улетел. А угольщику не мил был этот уголь, высыпал он его и пошел домой. Пришел, а жена бранится:

— Где же ты шатался до сих пор?

Он ей рассказал, где был. Она не поверила.

— Если не веришь моим словам, погляди в мешок — увидишь, что в нем был уголь.

Жена вытряхнула мешок, и из него выпали червонцы. Угольщик сейчас же бросил обедать и побежал обратно на Радгощь за той кучкой угля, что он высыпал. Прибегает, а чернокнижник уже опять там и набирает этот уголь в свой мешок. Подошел угольщик ближе, а чернокнижник ему:

— Раз не мил тебе был уголь, ничто тебе не будет мило! — сел на свой плащ и опять улетел.

Чертова мельница

Жил на Радгощи один мельник, очень бедный. Одно время совсем одолела его нужда; тут заявляется к нему черт и говорит:

— Что приуныл, мельник?

— Как же мне не унывать? — отвечает мельник. — Девять душ детей, а кормить их нечем. Что делать? За что взяться?

Черт говорит:

— Знаешь что: жить тебе уж недолго осталось, продай мне свою мельницу на триста лет.

— А ты наличными заплатишь или под расписку?

— Конечно, наличными, — говорит черт, — не было бы у меня денег, я и покупать бы не стал. Сколько просишь за эту мельницу на триста лет?

— Ну, — отвечает мельник, — чтоб ни тебе, ни мне не обидно было, вот тебе последняя цена: три столька, сколько ты поднять и принести сможешь.

— Ох, и дурак же ты, — засмеялся черт, — сказал бы, что хочешь получить все деньги, которые в нашей власти, все и получил бы.

— Я не знал, — говорит мельник, — а то так и сказал бы, думаешь — нет?

— Теперь уж дело сделано, — отвечает черт. — Когда хочешь деньги: сегодня или завтра?

— По правде сказать, сегодня. Завтра мне долги платить.

Черт три раза приносил ему денег, сколько мог снести. Мельник принял их и говорит:

— Вишь что, я отсюда не уйду, покуда жив буду!

— Ну, что ж, — согласился черт, — выгонять тебя я не стану; а вот у нас с тобой ни одного свидетеля нет, это хуже.

— Никаких свидетелей нам и не надо, — отвечает мельник, — как стану писать завещание, вставлю туда, чтобы после моей смерти дети ушли с мельницы.

Так и сделалось. Через год мельник умер и завещал детям уйти с мельницы, а черт остался там.

Через двести лет шел со службы гусар. Одна нога у него была деревянная — на войне потерял. Пришел в Нижние Бечваны в харчевню к тамошнему старосте и говорит ему:

— Будьте добры, принесите мне чего-нибудь поесть.

— Что желаете, пан гусар? — спрашивает староста.

— Да вы видите — я хромой солдат; что дадите, то и ладно.

— С радостью угощу вас обедом задаром, а вы расскажите, что новенького слышно на свете?

— Кругом во́йны, — отвечает гусар. — А у вас здесь что нового?

— Да что у нас нового, — говорит староста, — вот только есть тут у нас мельница, там уже двести лет живет черт и еще сто прожить должен.

— Вот бы мне поглядеть на такого старого черта! — говорит гусар. — Дайте мне, пан староста, фонарь, еды с собою и провожатого, схожу-ка я на эту мельницу.

Так и сделали. Провожатый нес еду, питье и фонарь. Не успели они дойти до места — еще минут пятнадцать ходу оставалось, — провожатый остановился и показывает пальцем:

— Вон эта мельница, пан гусар.

— Что вы мне показываете? — говорит гусар. — Мне это ни к чему: ведите меня на мельницу, и все тут.

— Не пойду я туда с вами, хоть убейте! — отвечает провожатый.

Что ж гусару было делать? Видит, человек боится, забрал у него свои вещи и пошел один.

Приходит гусар на мельницу, а там никого нет. Он разложил свое добро на столе, зажег фонарь и просидел там до десяти часов. В десять часов кто-то стучится. Гусар из-за стола кричит:

— Если ты — тот самый черт, так заходи в избу, видишь — я старый хромой гусар.

Тот вошел, а гусар ему:

— Про тебя, черта, говорят, что на тебя и смотреть-то гнусно, ан нет, гляди, какой ты носишь испанский костюм зеленый.

— Верно, пан гусар, я купил этот костюм две недели тому назад, отдал за него сотню серебром.

— Что ж это ты отлучаешься с мельницы?

— У меня и в других местах работы хватает, — отвечает черт. — Да все равно ни одного помольщика нет. Вот и проживу я тут еще сто лет, а через сто лет нас будет здесь четверо.

Гусар говорит:

— Ну нет, никаких сделок мы с тобой сегодня заключать не будем; сейчас же убирайся отсюда.

Черт разозлился:

— Уж больно ты фордыбачишься!

А гусар в ответ:

— Ничуть я тебя не боюсь; мне уже давно хотелось увидеть такого черта, как ты.

— Что ж, значит, не хочешь со мной договариваться? — говорит ему черт.

— Сказать по правде, не хочу, — отвечает гусар.

— А знаешь ли ты, кто я?

— Отлично знаю, что ты черт. Если хочешь уйти по хорошему, так сейчас же выметайся.

Гусар знал, как взять с черта зарок. Повел его на мельницу и давай молоть, отмолол ему жерновом ползада. Черт закричал, стал просить:

— Отпустите меня, пан гусар! Пока свет стоит, не приду на эту мельницу!

Как черт дал такой зарок, отпустил его гусар. Пустился черт наутек через Радгощь.

А в это время кузнецу надо было отнести кузнечные мехи. Он попросил сапожника помочь ему. Понесли мехи вдвоем. Когда поднялись на Радгощь, полил сильный дождь. Кузнец говорит:

— Что же нам делать? Мы промокнем. Давай растянем мехи и влезем в них.

Влезли, а головы выставили наружу, чтобы не задохнуться. Проходил тут черт, поглядел на них и говорит:

— Ну и ну, я — уже старый черт. Помню, как на том месте, где стоит город, были горы, а до них тоже был город — трижды город и трижды горы на том месте помню, а еще не видал такого зверя: брюхо одно, а головы — две. Пойду-ка спрошу у своей старухи, может она видала.

Черт убежал, а кузнец с сапожником не стали ждать, пока он вернется — вылезли, разорвали мехи и удрали прочь — боялись, как бы их черт не забрал.

Бедный кузнец

Жил один кузнец, бедный-пребедный. Была у него жена и четверо детей, а достатку — никакого. Однажды приходит к нему воинский начальник и говорит:

— Сделай мне восемь тысяч подков!

— Что ж, — говорит кузнец, — сделаю!

— Через несколько дней я приду за ними, — сказал офицер и ушел.

— Ну, наконец-то я подзаработаю, — обрадовался кузнец. Денег не было, пришлось ему взять железо в долг. С охоткой взялся он за работу и усердно ковал, пока сделал весь заказ. Вскоре опять пришел к нему воинский начальник и спрашивает:

— Готовы ли подковы?

— Готовы, — отвечает кузнец, — вот здесь, в кладовой сложены.

Офицер говорит:

— Бери мешок, клади в него подковы и неси за мной!

Кузнец набил мешок и пошел за офицером. Пришли они к высокой горе. Офицер ударил по скале прутиком, скала перед ними расступилась. Только они вошли, скала затворилась снова. Очутились оба в большой красивой конюшне. В конюшне той было великое множество лошадей, а на лошадях сидели солдаты. Все они, сидя, спали, и лошади под ними тоже спали, только офицер ходил и не спал. Офицер велел кузнецу высыпать подковы в угол и вывел его. Так и ходил взад-вперед кузнец, пока не перенес в гору все подковы. Наконец, пришли они в последний раз. Офицер и спрашивает:

— Сколько я тебе должен?

— Сколько сами дадите, — отвечает кузнец, — это ваша добрая воля.

— Нечем мне заплатить тебе, братец, — говорит офицер, — ничего у меня нет, только вон та куча конского навоза. Насыпь его в мешок, в котором ты носил подковы!

Опечалился кузнец и думает:

«Бедный я, горемычный! Сколько задолжал, как измаялся от работы, а мне за все про все — мешок навозу!»

Но вслух ничего не сказал, только стоит, мнется. Офицер опять ему приказывает:

— Набери себе навозу, сколько унести сможешь!

Кузнец — ни с места.

Офицер в третий раз сурово так, строго говорит:

— Набери навозу, сколько войдет в мешок, и уходи!

Делать нечего, набрал кузнец полный мешок конского навоза, офицер выпустил его. Как только кузнец вышел, гора опять закрылась.

Стоит бедный кузнец под горой и горюет:

— Боже мой, боже! Что мне делать? Ждут меня дома жена и дети; думают, раздобыл кучу денег. А я вместо денег принесу им конского навоза. Чем же уплачу я за железо? Навозу-то у меня и дома много, что его таскать!

Сказал так, высыпал навоз под дерево и пошел домой. Подходит к хате, жена выбежала навстречу, привечает его:

— Вот ты и вернулся, муженек, вернулся, желанный! Каково сходил?

— Худо! — отвечает муж.

— А чем же худо? Где у тебя деньги за подковы?

— Нет у меня ни гроша: тот пан дал мне не деньги, а мешок конского навозу!

— Ты что, муженек, шутить надо мной вздумал? А ну показывай деньги.

— Правда, — говорит кузнец, — истинная правда: ни копеечки я не получил!

Жена даже руки заломила:

— Ты задолжал купцу за железо; я — пекарю за муку, мяснику за мясо; и ты не принес денег? Не лги, муженек, не лги!

— Нет, дорогая жена, я не лгу, — отвечает муж. — Вон там мешок: потряси-ка его и увидишь, что в нем был конский навоз.

Жена взяла мешок за концы, тряхнула, и из него выпало штук пятнадцать червонцев. Обрадовалась она и кричит:

— Я знала, что ты шутишь; вон сколько у тебя здесь денег!

— Да что ты, жена, — говорит кузнец, — заговариваешься, что ли? Откуда взяться деньгам? Ведь там были конские катыхи.

Жена подобрала червонцы, принесла их в избу, положила на стол и говорит:

— Глупый ты человек! На, погляди!

Поглядел кузнец — и вправду: видит перед собой настоящие золотые червонцы.

— А где же ты остальные выбросил? спрашивает жена.

— У горы, под деревом, — отвечает кузнец. — Пойдем посмотрим. Да только там один навоз.

Взяли они мешок и скорее к горе. Подошли и видят кучу червонцев, желтеньких, словно канареечки. Большой клад нашли! Обрадовались они! Быстренько собрали в мешок и пошли домой. Идет кузнец домой и приговаривает:

— Эх, свалял я дурака! Надо было потуже мешок-то набить, а я подумал: навозу у меня и дома хватает. Высыпал червонцы наземь и пошел домой с пустыми руками и с горькими мыслями.

Тотчас заплатили они все долги. Построили себе новую хату, кузню поставили хорошую и до самой смерти горя не знали.

Сильный Юра

У одного богатого мужика был единственный! сын. Отец очень любил его и наказывал жене:

— Хорошо смотри за мальчишкой, чтоб вырос он сильным и крепким и под старость помогал нам!

Когда сыночку минул седьмой год, стал он больно много есть и все проел. Насилу дождались, пока исполнилось ему четырнадцать лет, и послали его в люди.

Приходит он на один хутор, дома только хозяйка. Он спрашивает, не нужен ли работник.

— Обожди хозяина, — отвечает хозяйка. — Он наверняка возьмет тебя.

Дала ему каравай хлеба. Юра тут же съел его.

Вот вернулся домой хозяин. Парень сразу ему понравился. «Хорош, думает, работник будет». Спросил его, сколько хочет за год. А малый в ответ:

— Платы мне не надо, только харчи — сколько съем, да одежу — сколько изношу.

Как узнали про это соседи, все сошлись к тому мужику — поглядеть на батрака, который денег за работу не просит. А батрак говорит:

— Я буду работать за харчи и за одежу, а когда стану уходить от вас, дам вам три подзатыльника.

Мужик не соглашается:

— Лучше заплатить деньгами, чем подзатыльники от тебя получать.

Но соседи говорят:

— Соглашайся, ничего с тобою от трех подзатыльников не станется.

Мужик согласился, и батрак остался у него работать.

Вот однажды приходит от графа приказ — ехать на барщину, подвозить к замку деревья из лесу. Деревья были такие огромные, что ни один крестьянин того села не мог их вывезти, а за это был назначен большой штраф. Батрак встал рано и пошел кормить лошадей, а хозяйка приготовила ему завтрак — замесила меру муки, испекла хлебы, сварила две меры картошки и снарядила Юру в дорогу.

Вот приехал он в лес, все мужики уже там, но никто не может взвалить деревья на дроги. Батрак и говорит:

— А ну, хозяева, дайте дорогу.

Подъехал к самому большому дереву, рубанул его топором, ухватил и взвалил на дроги. Хлестнул лошадей, а они эту махину и с места не могут сдвинуть. Юра одной рукой подпер ствол, и кони легко увезли воз.

А бабы стоят, смотрят, кто первым из лесу вернется. Видят: Юра последним проехал, первым выезжает. Привез Юра дерево графине; графиня дала ему сто дукатов и сказала: «Это тебе на водку, сынок, а за платой пусть придет хозяин». Как приехал малый домой, сейчас отдал деньги хозяину на зерно, чтоб было из чего хлеб печь. А мужик рад был бы от Юры избавиться, да подзатыльников боится.

Послал он его в лес по дрова, а хозяйке велел обеда не готовить.

Батрак приезжает домой, хозяйка плачет: ключи-де в колодец уронила. Колодец был глубокий-преглубокий, но Юре все нипочем. Прыгнул туда, а хозяин заранее набрал камней, и как спустился Юра в колодец, созвал мужиков. Стали они закидывать Юру камнями. А тот кричит из колодца:

— Хозяин! На меня песок сыплется! Отгоните кур!

Мужик испугался, велел соседям разойтись. Батрак ключей не нашел, вылез из колодца, нажал рукой на дверь кладовой и сразу открыл ее. Принялись готовить обед как ни в чем не бывало.

После обеда хозяин велел Юре наложить воз ржи и свезти ее на мельницу. А на эту мельницу никто не ездил, там нечистая сила водилась.

Батрак отправился. Приезжает на мельницу, черти сразу к нему:

— Ты откуда взялся? А ну-ка покажи свою силу!

Хотел было Юра таскать зерно, а черти говорят:

— Зачем тебе самому? Это наши подмастерья сделают. Видишь сундук, в нем сто пудов червонцев — подымешь его, твои будут!

А батрак на это:

— Подыми-ка сперва ты, а я погляжу!

Нечистый поднял сундук на три вершка, а батрак на пол-аршина. Нечистый и говорит:

— Это еще не все. Теперь подкинь вверх мельничный жернов.

А батрак ему:

— Подкинь сперва ты — хочу поглядеть, твоя-то сила какова!

Нечистый подбросил. Жернов упал через пять минут. Батрак подбросил — полчаса ждали, пока на землю вернулся.

А мука ему уже намолота, на телегу уложена, и сундук с деньгами — там же.

Вот подъезжает Юра к дому, а хозяйская дочка кричит:

— Батрак с мельницы ворочается! Его и черти брать не хотят!

Батрак приехал домой и говорит:

— Хозяин, вот вам деньги на хлеб и на всякие ваши надобности!

Убрали муку и деньги в кладовую. Хозяин наказывает жене:

— Жена! Давай ему есть сколько хочет, денег у нас хватит!

Вот и другой раз послали батрака на мельницу, и опять там Юра свою силу показал. Подкидывал да подкидывал жернов, пока не подкинул так высоко, что два часа ждали, а жернов так и не вернулся. Потом навалили Юре целый воз муки, и Юра повез ее домой.

Приехал и видит: лежит жернов перед конюшней — так далеко он его закинул. Батрак отшвырнул жернов ногой и говорит:

— Здесь и лежи — нам кстати, у нас тут больно грязно.

Мужику-то до смерти хотелось избавиться от Юры, да боялся трех подзатыльников. Хозяйская дочь стала просить батрака:

— Ты уж прости моему батюшке эти подзатыльники!

А он говорит:

— Не могу я это сделать; один подарю, а два не прощу!

Хозяйская дочь просит:

— Коли ты один прощаешь, подари и два остальных!

— Ну, как ты его дочь, уважу тебе — прощу ему и те два, — согласился Юра.

Мужик обрадовался, хотел заплатить ему из тех денег, что он с мельницы привез: «Бери, мол, сколько хочешь!»

Но Юра сказал:

— На эти деньги закажите мне ружье в десять пудов весу и восьмипудовую суму! Как будут они готовы, уйду от вас прочь.

Мужик не мешкая заказал и то и другое.

Когда все было готово, Юрка взял денег на дорогу и пошел странствовать по белу свету. На большой дороге повстречал он прохожего, спрашивает его:

— Куда идешь?

Прохожий говорит:

— Странствовать!

— А кто ты таков? Какое твое рукомесло?

Прохожий отвечает:

— Я — кожемяка!

— А какая в тебе сила?

— Могу постукивать по коже двухсотпудовым молотом!

— Коли ты так силен, — говорит Юрка, — идем со мною: будет нас двое!

Пошли вместе, навстречу — другой прохожий. Спросили его:

— Ты кто таков? Какое твое рукомесло?

— Я — сапожник, — отвечает.

— А какая в тебе сила? — допытывается Юрка.

Сапожник и говорит:

— Я-то силен: клещи у меня четырехфунтовые, а шилья по полфунта да по три четверти фунта, ношу их с собою; мой сапожный молоточек весит тридцать фунтов: кожи-то ведь крепкие.

А Юрка ему:

— Раз мы все трое — силачи, пойдемте вместе!

Пришли они в лес. В том лесу стоял замок, а в замке ничего не было, только еды и питья вдоволь. Наелись они, напились, выспались; на другой день Юра с кожемякой пошли охотиться на зайцев.

Сапожник остался дома обед готовить.

Как начал колоть дрова, подошел к нему какой-то черномазый и стал просить похлебки. Сапожник и говорит:

— Наколешь дров, тогда угощу!

Черномазый рассерчал на сапожника и исцарапал его.

Приходит Юрка с охоты, увидал, что сапожник весь исцарапанный, спрашивает:

— Кто это тебя так разукрасил?

— Ободрался я, когда дрова колол, — отвечает сапожник.

На другой день Юрка остался стряпать, а те двое пошли охотиться на зайцев. Тяжелое ружье по земле перекатывали, а суму вдвоем несли. Прислонили их к буку и спать улеглись.

Проспали до обеда, домой пошли. Добычи никакой не принесли. Юра спрашивает:

— Почему ружье грязное?

— Прислонили мы ружье к буку, оно свалилось наземь и измазалось, — отвечает сапожник.

А Юра ему и говорит:

— Вчера тебя дрова ободрали, а меня вот — нет. Правда, приходил черномазый просить похлебки, похлебку я ему дал, а жаркое сейчас понесем, попотчуем его хорошей рогатиной.

Тут же собрались они и пошли к черномазому. Тот жил в замке.

— Ты что здесь делаешь? — спрашивает Юра.

Черномазый отвечает:

— Я здесь сторожем, под моей властью три принцессы заколдованные.

— Где они? — спрашивает Юра.

— Вон в той темной горнице!

— Пойди покажи, где это; тут у вас всюду темно.

Черномазый повел их, Юра высек огонь и видит: сидят три принцессы, а возле каждой — нечистый. Юра спрашивает первого:

— Отдашь ли мне принцессу?

А нечистый в ответ:

— Не отдам.

Черномазый уговаривает его:

— Отдай ее, не то будет тебе худо, как мне было!

Не отдал нечистый принцессу. Ну, коли так, схватил его Юра и ударил оземь, да так, что земля осела. Вызволил, значит, одну принцессу. Получил от нее подарок — золотой месяц.

Подошел к другой. Спрашивает нечистого:

— Отдашь ли мне принцессу?

Второй нечистый увидел, что дело плохо, и сейчас же отдал принцессу по-хорошему. Та подарила Юре золотое солнышко.

Подходит Юра к третьему:

— Отдашь ли мне принцессу?

Третий не захотел отдавать. «Не могу», — говорит. Юра рассерчал и закатил ему затрещину. Уступил нечистый принцессу. Подарила она Юре золотую звездочку.

Потом Юра затеял с нечистым игру. Нечистый темноту наводил, а Юра таскал его за волосы, и опять светло делалось. Но когда Юра вернулся в горницу, не нашел там ни приятелей своих, ни принцесс. Взял он ружье, взял суму и ушел оттуда с сокрушенным сердцем. Нечистый просит его:

— Возьми меня с собой! Я здесь один не останусь!

— Ну что ж, ладно, — говорит Юра. — Да ты, вишь, какой с виду скверный, не ходи со мной рядом, полезай в мое ружье.

Влез нечистый в ружье, Юра отправился в путь и пришел в королевскую столицу. На одной улице жил золотых дел мастер. А у мастера был заказ — выковать золотое солнышко, месяц и звездочку. Юра нанялся к нему в подмастерья, хотя сроду золотарем не бывал. Как только вошел в горницу, попросил поесть. Мастер принес ему четверик вареной фасоли и хлеб и спросил, сколько надо золота, чтобы выковать месяц. Юра отвечает:

— Хватит двух фунтов с четвертью. Через три дня готов будет!

Золотых дел мастер дал ему золото, но Юра ничего не стал делать.

К концу третьего дня принялся Юра чистить месяц — подарок первой принцессы. Почистил, отдал мастеру, и тот понес заказ королю. Король похвалил мастера за чистую работу. Но мастер признался, что это, мол, подмастерье выковал. Тогда король и говорит:

— Передай подмастерью — пусть придет, получит на водку.

Мастер с радостью передал Юре приглашение, а Юра в ответ:

— Чего это я пойду? Пусть сам приходит. Небось, что ему ко мне, что мне к нему — дорога одна.

Король заказал для второй принцессы солнышко. Золотарь спрашивает у подмастерья, сколько золота на это пойдет.

— Пяти фунтов довольно, — отвечает Юра. — Через пять дней солнышко будет готово.

Четыре дня Юра пальцем о палец не ударил, а на пятый вычистил солнышко, подарок второй принцессы, и отдал мастеру, чтобы отнес к королю. Король крепко обрадовался и опять велел передать подмастерью: пусть, мол, приходит получить на водку. Но Юра и на этот раз не пошел.

Для третьей принцессы король заказал звездочку. Мастер спрашивает у подмастерья, сколько золота на нее пойдет.

— Трех фунтов хватит, — говорит Юра, — а готова будет звездочка через три дня.

Мастер дал ему золото, но Юра опять ничего не стал делать, а на третий день вычистил звездочку, подарок третьей принцессы, и послал ее королю. Король был очень доволен и обещал дать подмастерью много денег на водку, но Юра не пошел за ними: «Пусть король сам ко мне придет». Тогда король со своими принцессами сел в карету и поехал к золотарю. Приехали они, а Юра еще спит. Мастер разбудил его, но Юра упирается:

— Чего ради я к нему пойду? Пусть сам идет сюда.

— Кто он такой, чтоб я к нему ходил? — разгневался король.

Но все же пошел с Юрой знакомиться.

Когда король и принцессы вошли в горницу, Юра как раз под коленкой штанину застегивал. Принцессы сразу его признали и говорят отцу:

— Это он нас из беды вызволил.

И взяли они Юру с собой во дворец.

Сел Юра в карету — колеса поломались; пришлось им пересесть в другую — покрепче. Наконец, приехали во дворец.

Захотелось королю услышать выстрел из Юриного ружья. Всыпал Юра в ружье три фунта пороху и выстрелил. Во всем городе окна вдребезги разлетелись. С костела свалилась башня, а принцесса увидела, как из ружья вылетел нечистый, и отцу на него показала. Пошли в горницу; Юра шел впереди всех. Как ступил он на лестницу, проломилась под ним ступенька. Юра и говорит:

— Идите вы впереди, а то я все переломаю!

Они пошли впереди, а он — за ними. Старался ступать полегче. Пришел он в комнату, повесил ружье и суму на вешалку — вешалка сразу сломалась.

— Что это у вас все такое непрочное! — раскричался Юра.

Король велел сделать все из крепкого дерева и устроил богатый пир. Сапожник и кожемяка тоже сидели за столом, а Юра грустно-прегрустно смотрел на них: ведь они его так обманули. Когда обед кончился, Юра схватил их обоих и стал так трепать, что растер в порошок. Потом женился на одной из принцесс и после смерти старого короля сам стал править.

Три белые розы

Было у отца три дочери. Он был коробейник — ходил по ярмаркам, продавал муслин, канифас — словом, всякую всячину. Каждый раз, когда он отправлялся на ярмарку, две старшие дочери просили его купить им дорогие платья. А младшая дочь никогда ни о чем не просила. Отец, бывало, спросит:

— Что тебе купить, доченька?

Она отвечает: довольно, мол, и того, что сестры просят, если еще и ей покупать, не хватит у него денег. Работящая была, заботливая и послушливая, все дома делала, как нанятая. А две старшие-то дочери только и знали, что в дорогие да красивые платья наряжались.

Собрался как-то отец на ярмарку. Хотелось ему что-нибудь и младшей дочери подарить за ее трудолюбие. Стал спрашивать ее, чего бы она хотела, с радостью, мол, сделаю.

— Батюшка мой любезный, — отвечает дочь, — если желаете подарить мне что-нибудь, принесите, что вам понравится, я тем и буду довольна.

А он все просит: скажи, мол, чего тебе самой хочется, с дорогой душой принесу. Тогда она попросила отца принести ей три белые розы.

Двум старшим дочерям отец купил подарки сразу, как пришел на ярмарку, а белых роз — для третьей дочери — нигде не видел. Под вечер проходит мимо одного замка (а этот замок был заколдованный) и видит — цветут там в саду белые розы. «Дай-ка, думает, сорву, вот дочь обрадуется!» А в саду возле цветов сидел большой уродливый пес. Коробейник срывает розы, пес Молчит. А как сорвал, пес и спрашивает его:

— Кому ты подаришь эти розы?

Отец отвечает:

— Своей дочке.

— За эти розы ты должен привести дочь сюда. Не приведешь — плохо будет и тебе и дочери!

Загоревал отец, не знает — взять розы или не брать. Так и застигла его там темнота — и пришлось остаться ему ночевать в этом заколдованном замке. Ходит по горницам — нигде никого. Видит накрытый столик — а там ужин на одного человека, а в другой горнице постлана постель. Он поужинал и лег спать.

Наутро встает — ему все приготовлено: вода, утиральник, завтрак. Он позавтракал и спустился вниз. Когда выходил из замка, подошел к нему тот же пес и сказал, что если не приведет он сюда дочь, беда с ним приключится. Но дал ему много денег. Отец, невеселый, пошел лесом в свою сторонку. Пришел домой и с радостью и с жалостью. Подарил двум старшим дочерям по дорогому платью, а младшенькой подал три розы и сказал:

— Милая моя доченька, тот подарок, о котором ты просила, тяжелее всех мне достался: я сорвал эти розы в саду заколдованного замка, и за них ты должна уйти в этот замок. Но мне жалко тебя — ты молода. Лучше я пойду туда вместо тебя.

А дочка в ответ:

— Батюшка мой любезный! Я сама пойду туда. Для меня это будет большой радостью.

Старшие сестры смеялись над ней: «Так, мол, ей и надо». Хотели притвориться, будто плачут, да пришлось бы им для этого глаза луком натирать.

Пошли отец с дочерью в замок. Приходят. Там ужин на двоих приготовлен и две кровати постланы. Остались ночевать. Утром встают — опять все на двоих приготовлено: вода, утиральники, завтрак. Когда поели, пришел к ним песик и сказал, что девушка должна остаться здесь. Отец пробыл с нею два дня, а на третий ушел. Опять пес дал ему много серебра и золота. Дочка осталась там одна. Всегда для нее были приготовлены еда и питье. И во всем замке ни души: только она да песик. Два раза в день песик приходил ее тешить. Прожила она там с год и просит песика отпустить ее к отцу, если тот еще жив.

Он назначил ей день. Подошло время, и она пошла домой. В заколдованном замке у нее всего было вдоволь — и еды, и питья, и нарядов, но ничто ее там не радовало; только и чаяла батюшку своего повидать. Песик отпустил ее домой ровно на две недели; если на четырнадцатый день она не вернется, худо будет и ей и ему.

Дома отец нарадоваться не мог, что дочь вернулась к нему такою же красивою, какою ушла, и все расспрашивал, каково ей там живется.

— Батюшка мой любезный, — отвечает она, — мне там хорошо; чего ни захочу поесть, попить, все для меня готово; и платья у меня есть всякие, какие пожелаю; а пуще всего рада я, что вас, батюшка, живого вижу. Песик велел мне вернуться домой на четырнадцатый день. Если опоздаю, беда приключится и со мною и с ним.

А сестры назло решили задержать ее, чтобы ей худо было. Задержали ее на один день, а больше-то не смогли, ей уж не терпелось, так и тянуло обратно.

Пошла. Приходит в замок, а песик лежит возле кровати и не дышит. Звала его, звала, а он и не шевельнулся. Жалко ей стало песика, заплакала она, легла в кровать, да так со слезами и уснула.

Наутро встает — ничего для нее не приготовлено, ни поесть, ни умыться. Заплакала она жалобно, запричитала:

— Боже мой, что же я наделала, зачем я в тот день замешкалась!

Стоит, плачет и все песика гладит. Потом стала поднимать его с полу — а тут шкура с него слезла, и обернулся песик прекрасным королевичем. Встал он на ноги и говорит:

— Любезная моя! Ты мне помогла и теперь станешь моей женой. Я был заколдован, а со мною и весь замок. Теперь все мы спасены, а ты будешь королевой до самой смерти.

Злые сестры хотели худо ей сделать, а сделали добро.

Мохнатый королевич

Жил-был один король, был у него сын. Когда королевич подрос, решил король передать ему корону. Правь, мол, сынок, королевством, только женись сначала. А сыну не нравилась ни одна невеста из их королевского сословия, и он все твердил отцу, что женится только на той, которая ему по сердцу придется. Король отговаривал сына, объяснял, что так делать нельзя, ну, а сын был у него единственный, и отец все же дал свое согласие.

Отправился сын искать по белу свету невесту. Долго он искал. Вот проезжает какое-то село и видит — крестьянская девушка стирает на речке белье. Полюбилась она ему. Королевич въехал на коне в реку и спрашивает:

— Не хотите ли, барышня, стать моей женой?

— Не смейтесь надо мной! — отвечает девушка.

— Нисколько я не смеюсь, вы будете королевой!

Королевич пошел с девушкой к ее отцу и ему то же сказал. Крестьянин стал отговаривать, не надо, мол, этого делать — дочь моя бедная и в королевское сословие не годится. Но королевич стоял на своем и поехал сказать об этом отцу. Король и говорит:

— Неправильно ты делаешь, не гоже королевичу на крестьянке жениться. Ну уж раз так настаиваешь, поезжай за ней.

Королевич велел запрячь две кареты: четверней — для себя с невестой, и парой — для ее родителей. Поехал за ними, привез в королевский замок, и вскоре справили они свадьбу.

Через полтора года после свадьбы молодой король собрался на войну. Но он уже давно замечал, что мать королева все косится на его жену, — мол, та простого звания, — и мечтает спровадить ее из королевского замка. Перед тем как уехать на войну, молодой король и говорит жене:

— Жена! Я буду верить лишь тому, что ты своею рукою подпишешь!

Когда он уехал, мать стала придумывать, как бы избавиться от молодой королевы. Вот прослышала она, что живет в городе колдунья, послала за ней и просит у нее совета.

Колдунья спрашивает:

— Не беременна ли она?

— Беременна.

— Ну, тогда мы ей поможем! — сказала колдунья и дала свекрови порошок. — Как будете за столом сидеть, всыпьте ей в бокал этот порошок, и все устроится.

Молодая королева выпила вино с этим порошком и через два месяца родила мохнатого мальчика.

Мать написала об этом своему сыну на войну. Молодой король очень огорчился и пишет своей жене: «Сообщи, правда ли это?» Жена ему своею рукою отписала, что правда.

Тогда он посылает письмо своей матери и пишет: «Выдайте моей жене все нужные вещи и питание на год, отведите ее с сыном на берег моря, посадите в лодку и пустите по морю».

Вот плавает молодая по морю уже полгода, парнишке пошел десятый месяц, он уже умел говорить и учился молиться. Дома его к крестинам не допустили, так мать сама окрестила его на лодке и дала ему имя Янек. Рассказывала ему про отца небесного, про деревни и города и про дремучие леса, где всегда черно. Мальчик спрашивал:

— Почему же все кругом бело? Когда же мы приплывем в лес, где черно?

— Подожди, бог даст приедем и туда, где черно.

Через год кончилась у них пища, и приплыли они к лесу. Ухватились за дерево и выбрались на берег. Мать говорит:

— Ян, мы будем здесь жить. Надо построить домик.

— Покажите мне, маменька, как строить.

Янек таскал камни, деревья, мать показывала, куда класть, и так построили они себе домик.

Вот как-то раз отошел Ян в сторону от домика и стоит между деревьями. Вдруг мчится мимо олень. Ян не знал, что это такое, испугался и удивился. Подошел к домику и кричит:

— Маменька, пробежал большой зверь — у него четыре ноги и два больших рога!

Мать говорит:

— Это олень! Что же ты его не поймал? Было бы у нас жаркое.

— Я не знал, — отвечает Янек. — Завтра поймаю.

Назавтра опять пошел он на то место. Вот мчится мимо него олень. Янек цап его за рога, привел к домику и кричит:

— Поймал оленя! Как мне забить его?

Мать отвечает:

— Сперва ударь его в лоб, а потом зарежем ножом и обдерем. Я покажу тебе, как это сделать.

Ободрали оленя, выпотрошили, мясо разрубили и сварили. Когда поели, мать говорит:

— Жаль, что нет у нас говядины. Сходи, Янек, в город.

Янек спрашивает:

— А где мне в городе достать говядины?

Мать объяснила ему:

— Где увидишь — дым идет, там будет город, а где увидишь стаю собак, там мясные лавки.

Янек прибежал к городу, а стражники, что стояли у ворот, испугались и давай стрелять в него, но ни одна пуля не попала. Янек вбежал в город, увидал свору собак и помчался прямо к ним. Собаки разбежались. Янек вошел в мясную лавку, а там уже ни одного мясника не было, все удрали. Янек набрал мяса, сколько мог унести, и побежал в лес к матери.

Мать говорит:

— Да, это — говядина. Но нам надо достать еще хлеба и белых рогаликов.

— Что же вы мне раньше не сказали? — говорит Янек. — Ну ничего, схожу еще раз, дайте мешок.

Мать дала ему иголку и нитки, и Янек побежал в город.

От ворот опять стреляли по нем, но ни одна пуля не попала, стражники испугались и убежали. Янек прибежал на рынок, а все торговки — кто куда. Янек взял себе кусок холста, сшил мешок, набрал туда хлеба и рогаликов. Бросил несколько штук и собакам, и они перестали на него лаять.

Горожане пожаловались своему королю, что терпят такие убытки. Король сказал:

— Я сам дам ему все, что нужно.

И посулил награду тому, кто поговорит с этим мохнатым. Один вызвался поговорить.

Вот мать говорит Янеку:

— Нам нужно муки, вина и соли. Неплохо бы и свинью достать, стали бы мы тогда пышки печь на сале.

— Не беспокойтесь, все принесу, — отвечает Янек.

Собрался и пошел.

У ворот стояла двойная стража, но только Янек подбежал, все удрали. Остался один смельчак, который вызвался с Янеком поговорить. Он укрылся в башне, но Янек заметил его, подошел и крикнул:

— Что ты здесь делаешь? Меня ждешь?

— Да, я жду тебя, — сказал стражник. — Король велел передать, чтобы ты пришел к нему, он даст тебе все, что нужно.

Янек говорит:

— Где король? Проводи меня к нему!

— Пойдем! — сказал стражник и пошел с ним к королю.

Король, как увидел в окно, что идет такое страшилище, не велел его впускать. А Янек пнул дверь, вошел и спросил:

— Чего тебе от меня надо, король?

Король сказал, что он причиняет здесь большие убытки.

— Какой такой убыток я тебе причинил?

Король попросил, чтобы Янек не разорял больше его горожан, и пообещал дать все, что ему нужно.

— Мне нужно вина, муки и соли. Еще нужна свинья, — ответил Янек.

Король повел его в свои погреба и разрешил попробовать вино из первой бочки. Янек говорит:

— Пей сначала ты, король, а уж я после тебя!

Вот король попробовал вино из первой бочки, а за ним выпил и Янек, и так они перепробовали все бочки. Янеку понравилось вино из самой последней бочки.

— Король, дай мне вот это! — сказал он.

Король позволил взять. Янек взвалил бочку на плечи, отнес в лес к матери и спрашивает:

— Это — вино?

— Да, — сказала мать и послала его за мукой.

Янек опять пришел к королю и говорит ему:

— Теперь дай мне муки!

Король повел его в кладовую. Янек взял себе четыре мешка муки, побольше соли и отнес все это домой.

Потом пришел за свиньей. Король велел дать ему свинью и сказал:

— Приходи завтра опять, мы с тобой побеседуем.

Янек отнес свинью матери и спросил, идти ли ему завтра к королю.

— Король, — дескать, — хочет побеседовать со мною, а о чем — не знаю.

Мать разрешила пойти.

Янек пришел к королю, а тот и говорит:

— Раз ты такой сильный, поезжай вместе с моим сыном. За лесом живут три королевны; кто ни ездил к ним свататься, всех поубивали разбойники; поезжай туда вместе с моим принцем, чтобы ему обратно живым вернуться.

— Ладно, поеду, — согласился Янек. — Ты не бойся, ничего с твоим принцем не случится — цел будет.

Принц сейчас же сел в карету и велел Янеку с ним садиться. Но Янек не захотел:

— У меня ноги резвее, чем у твоих лошадей; я бегом побегу.

Карета ехала, а Янек бежал то впереди, то позади нее. Когда подъехали к лесу, Янек пустился вперед. А в лесу было две дороги — одна направо, другая налево. Янек побежал вправо, а кучер, не видя его впереди, повернул налево. Янек бежит, бежит и думает: «Что-то кареты не слышно! Куда она делась?»

Вернулся обратно и побежал по левой дороге.

Догнал их и видит: принц стоит на коленях возле кареты, а вокруг него разбойники. Янек закричал:

— Дурак, чего стоишь на коленях, скорей садись в карету и поезжай, я тут один справлюсь.

А всего разбойников было пятьдесят девять.

Карета уехала, Янек схватил одного разбойника за горло, задушил и бросил на землю. Так передушил он всех, кроме атамана, накидал их целую кучу и говорит атаману:

— Показывай мне свои богатства!

Атаман показал ему подземелья, битком набитые золотом, серебром и одеждами принцев, которые были там убиты.

— Теперь отдай мне ключи! — говорит ему Янек.

Разбойничий атаман стал просить:

— Оставь мне хоть ключи!

Но Янек ключи отнял и повел атамана на то место, где лежали мертвыми все его разбойники. Там Янек задушил атамана, положил поверх кучи и побежал к принцу.

А принц все торопил кучера, чтобы Янек не смог его догнать. Янек заметил это, побежал быстрее, догнал карету, остановил лошадей и говорит принцу:

— Стоит мне только захотеть, будет с тобою то же, что и с теми разбойниками.

Принц стал просить прощения и благодарить Янека за то, что спас его от смерти. Янек простил принца, отправились они дальше и пришли в тот замок, где жили три королевны.

Принцу понравилась самая младшая, и отец король обещал ее ему. Через несколько дней должны были сыграть свадьбу. Но две старшие сестры позавидовали младшей и уговорились лишить ее жизни. Янек заметил это и залез вечером под кровать младшей королевны. В полночь две старшие сестры прокрались к младшей в спальню и убили ее. Янек видел их, но за день так уморился, что никак не мог очнуться, а к утру крепко уснул.

Утром отец зашел к дочери и нашел ее убитой. Решили, что это принц убил ее, потому что он спал в соседней комнате. Принца сейчас же осудили на смерть и повели на виселицу.

Янек проснулся и сразу побежал в комнату принца. Там — никого. Янек побежал вниз, к кучеру, и спросил, где принц. Кучер рассказал, что принца осудили на смерть за то, что убил свою невесту — младшую королевну. Уже, мол, и вешать повели.

Янек помчался к виселице, все шарахаются от него в сторону. Прибежал, видит: принц уже на коленях стоит, сейчас вешать будут. Янек закричал ему:

— Ты чего на коленях стоишь? Вставай!

— Черта с два тут встанешь! Еще немного, и был бы мне конец.

Янек кричит ему:

— Кто тебя осудил?

— Подумали на меня, будто я убил королевну! Уж ты прости им! — отвечает принц.

— Пойдем со мной к королю! — воскликнул Ян. — Я скажу ему, кто убил королевну!

Палачи расступились, и принц пошел с Яном в замок. Король сильно опечалился тем, что старшие дочери убили сестру, велел сейчас же их призвать и допросить. Сестры не признались. Тогда Янек выступил вперед и говорит:

— Вы пришли к ней в полночь. Ты принесла свечу, а ты — нож. Признавайтесь сейчас же, а то как стукну каждую по разу, из вас и дух вон.

Сестры испугались и во всем покаялись. Их тут же осудили на смерть и казнили. Потом король сказал принцу:

— За то, что ты был невинно осужден и натерпелся такого страху, передаю тебе свое королевство.

После этого принц с Янеком уехали домой. Когда проезжали по лесной дороге мимо того места, где лежала куча убитых разбойников, Янек вышел из кареты и велел принцу тоже выйти. Принц вышел, а Янек и говорит ему:

— Погляди, как они валяются тут мертвые. Вот и ты был бы мертв. Тебе не досталась ни одна из тех трех королевен. Становись на колени и поклянись, что женишься на моей маменьке!

Принц затужил.

— Неужели мне придется жениться на твоей матери? Должно быть, она такая же, как ты.

— Нет, она красивая, — ответил Янек.

Тогда принц сказал:

— Да будет воля божия! — и присягнул, что женится на ней.

Когда они приехали домой, король устроил пир и стал расспрашивать сына:

— Как съездил?

Сын рассказал все как было: мол, пришлось ему присягнуть, что женится на матери Янека, а не то расстался бы с жизнью.

— Ничего не поделаешь! Так тому и быть! — сказал король. Сейчас же распорядился, чтобы поехали за невестой, и выстроил перед дворцом войско для торжественной встречи.

Принц обещал, что если окажется она красивой, то он даст знак — зажжет на опушке леса костер. Взял с собою мыло, наряды и отправился. А она пошла на берег моря, умылась там и переоделась. Когда принц увидел ее, обрадовался, приказал зажечь сигнальный огонь и поехал с нею в город.

Как подъехали они к городу, войско стало стрелять и грянула музыка. Янек, который бежал возле кареты, услыхал музыку и сказал матери:

— Маменька, если бы я знал, что эти парни умеют так красиво играть на своих деревянных трубах, я давно привел бы их всех в лес, чтобы вам было весело.

И от радости, что его маменька выходит замуж за принца, он стал прыгать через карету.

Хотели сейчас же справить свадьбу. Но мать Янека рассказала, что была она замужем за таким-то королем и не знает, жив ли он. Сейчас же отправились туда скороходы и принесли весть, что король так и не вернулся домой — погиб на войне. Невеста дала согласие, и немедля сыграли славную, шумную свадьбу.

Зажили они счастливо. Янек жил с ними в замке. Так прошло несколько лет. Но вот стал Янек грустить.

— Что с тобой? — спрашивает его мать.

Янек ответил:

— Меня грызет тоска. Мне стыдно, что я такой мохнатый. Выйдите со мной, маменька, пойдемте туда, где никого нет.

Мать пошла с ним в поле. Там Янек дал ей нож и сказал:

— Маменька, заколите меня.

— Ты столько хорошего мне сделал, как же я тебя заколю?

А Янек стоял на своем. Три раза просил ее, и три раза она отказывалась. Тогда Янек сказал:

— Вы хоть направьте на меня этот нож, я сам заколюсь.

Она так и сделала. Янек бросился на нож, но как только грудь его коснулась лезвия, медвежья шкура свалилась, и он стал прекрасным молодцем. Радостные вернулись они в замок. Молодой король, его отчим, и говорит ему:

— Я буду править этим королевством, а ты, Ян, возьми королевство твоей матери.

Но Ян ответил ему так:

— Отец! У меня есть сокровища, которые стоят больше, чем оба ваши королевства. Вот ключи от моих подземелий. Поедемте со мною и поделим все богатства.

Взяли с собою двадцать четыре подводы, нагрузили их там золотом, серебром и драгоценными одеждами. Потом Янек взял себе королевство за лесом, которое досталось им после трех королевен, и правил там долгие годы.

Кукушка

Было у отца три сына. Говорит отец старшему:

— Иди наймись куда-нибудь работать. Мне вас всех дома не прокормить.

Собрался старшой и пошел. Приходит к одному богатому мужику и спрашивает, не возьмет ли он работника.

— Возьму, — отвечает мужик. — Но сердиться у нас нельзя; уговор на целый год: если ты рассердишься, я тебе нос отрежу, а если я рассержусь, ты мне нос отрежешь. Как будет кукушка куковать, кончится у нас с тобой год.

Парень согласился. Вот посылает его хозяин на гумно молотить. Стал он молотить вместе со всеми. Пришло время завтракать. Всех позвали, а ему велели остаться зерно караулить. Так и не получил он завтрака. Не получил и обеда. Не дождался и ужина, а утром опять велят молотить. Вот пришло время завтракать — его и не зовут. Он рассердился; а мужик взял нож, отрезал ему нос и прогнал из дому. Пришел он домой без носа.

— Много же ты заработал, — говорит отец, — и носа домой не принес. Сиди уж дома, пусть идет второй сын.

Собрался в дорогу и второй сын. Пришел он к тому же мужику, у которого был брат. И с ним такой же уговор. Мужик послал батрака на гумно. Молотил парень целый день, а есть ему не давали. И на другой день без завтрака оставили. Он тоже рассердился и так же, как и брат, лишился носа, а потом мужик прогнал его из дому.

Когда вернулся он домой, младший брат и говорит:

— Скажи мне, где хутор этого мужика, пойду и я попытаю удачи.

А братья стали над ним потешаться: вернешься, мол, таким же уродом, как и мы.

Но он все же пошел. Пришел к мужику и спрашивает, не возьмет ли он его в работники. Мужик говорит:

— Возьму.

Опять так же договорились, чтоб ни батраку на хозяина не сердиться, ни хозяину на батрака. Кто рассердится, останется без носа. Батрак говорит:

— Ну что ж, это можно! А что, — дескать, — делать?

Хозяин послал его на гумно молотить.

Пришло время завтракать, всех зовут, а его не позвали. Молотильщики ушли, а парень насыпал мешок зерна, отнес его в трактир, продал и на эти деньги позавтракал.

Немного погодя хозяин спрашивает:

— Ну как, братец, ты не сердишься на меня?

— Да что вы, хозяин, — отвечает батрак, — стоит ли из-за еды сердиться! Ничего мне не сделается!

Обедать его тоже не позвали. Он опять пошел в трактир, только на этот раз отнес два мешка зерна: ведь пообедать надо сытнее, чем позавтракать, значит и зерна нужно больше.

После обеда хозяин снова спрашивает, не рассердился ли он. А батрак в ответ:

— Небось я лучше вашего пообедал, чего же мне сердиться!

Вечером снова оставили его амбар караулить, ужинать не позвали. Он насыпал мешок зерна, продал его и купил себе ужин.

Хозяин уж дознался, что батрак продает зерно. Говорит своей жене:

— Жена! Он, видать, пройдоха! Придется кормить и его, не то все наше зерно распродаст.

Теперь уж батрак спрашивает хозяина: не сердится ли он.

— Да что ты, братец, — отвечает хозяин, — стану ли я из-за горсти зерна сердиться!

На другой день дали батраку есть.

Вот кончили обмолот. Хозяин и говорит батраку:

— Теперь вози навоз.

— А куда возить, хозяин? — спрашивает батрак.

— Да вот побежит с тобою собака: где она ляжет, там и будешь скидывать.

Батрак повез навоз. Собака побежала с ним. Было очень жарко, пес не добежал до поля и лег на дороге в рытвину. Батрак и свалил весь воз туда. Потом поехал обратно, наложил второй воз, привез к ухабу и опять скинул, так и вывалил в рытвину сорок возов. Хозяин пошел на поле посмотреть и видит: по всей дороге навоз раскидан, а в поле — ничего. Вернулся домой и спрашивает батрака:

— Где же ты навоз раскидал? Ведь ты меня так и разорить можешь.

— Я скидывал, как вы мне велели, — говорит батрак, — там, где собачка легла. Но скажите, хозяин, вы, часом, не сердитесь?

— Да что ты! — отнекивается хозяин. — Стану ли я сердиться из-за какого-то навоза?

Пришло воскресенье. Хозяин с хозяйкой нарядились, собрались идти в костел и наказывают батраку:

— К нашему приходу приготовь обед: свари мясо и положи в суп картошку и петрушку.

Ушли они, батрак стал варить обед. У них была маленькая собачка по прозвищу Петрушка; он убил ее и положил вариться вместе с мясом. Вот хозяева вернулись. Хозяйка принесла собачке костей, подошла к конуре, а конура пустая. Она спрашивает батрака, куда делась собачка. Батрак отвечает:

— Вы велели мне положить Петрушку в суп.

— Да ведь та петрушка в огороде растет! Зачем же ты собачку сварил? — раскричалась хозяйка. Батрак спросил хозяина, не зол ли тот на него за это.

— Да полно, стану ли я злиться из-за собачонки?

В другой раз был отмененный праздник[1]. Хозяин с хозяйкою пошли в костел, а батраку сказали:

— Как отойдет обедня, смотри, где кто работает; что люди будут делать, то и ты.

К соседу пришли плотники перекрывать крышу, начали сбрасывать вниз старую дранку. Увидел это батрак, приставил лесенку, залез на крышу и давай сбрасывать дранку с хозяйской крыши. А дранка была еще совсем новая. Когда хозяин вернулся из костела, уже вся крыша была ободрана.

— Что же ты мое добро портишь? — говорит хозяин.

— Да ведь вы сказали: делай, что люди делают. Вот я вас и послушался. Но скажите мне, хозяин, уж не сердитесь ли вы?

— Да нет, стоит ли из-за этого сердиться! Невелик убыток.

Вечером стали они с женой советоваться. Парень, мол, плут, за год он все хозяйство разорит; надо задать ему такую работу, чтобы сам ушел. Сказано — сделано. Хозяин пошел к батраку и говорит:

— У нас двор больно грязный, ноги вязнут, настели-ка, братец, через весь двор гать, да чтоб мостовины через одну шли — то жесткая, то мягкая, то жесткая, то мягкая, так чередом и клади.

А сам думает: «Где тебе за одну ночь управиться!»

— Ну что ж, это можно, — согласился батрак. — Мне все равно, что ни делать. К утру закончу!

Хозяин пошел спать, а батрак стал думать, из чего же сделать эти мостки. У хозяина в овчарне было сто овец. «Ну, думает батрак, это подойдет! Хороши будут из них мостовины!» Тотчас перебил он всех овец, ноги и головы поотрубал и стал укладывать туши вперемежку: одну вверх хребтом, другую вверх брюхом, одну вверх хребтом, другую вверх брюхом.

И все приговаривает:

— Ложись мосток к мостку. Тут жесткий, тут мягкий, тут жесткий, тут мягкий.

Уложил он всех овец — вот гать и готова. Потом закопал ноги и головы в навоз, а мостки хорошенько замазал глиной, чтоб не узнали, из чего сделано.

Утром хозяин спрашивает:

— Готовы ли мостки?

Батрак отвечает:

— Давно все готово, я уж и выспаться успел. Пойдите поглядите, угодил ли я вам!

Хозяин с хозяйкой вышли во двор, ступили на мостки. Видят: идут мостовины чередом — то жесткая, то мягкая.

— Ну как, угодил ли я вам, хозяин? — спрашивает батрак.

— Хорошо сделано, молодец! — похвалил хозяин.

Потом пришел пастух выпускать овец на пастбище. А в овчарне пусто. Хозяин раскричался:

— Куда делись овцы?

А батрак говорит:

— Да они все у вас во дворе в мостках лежат: которые хребтом кверху — это жесткие мостовины, а которые брюхом кверху — это мягкие мостовины. Я старался сделать все как следует.

Хозяин чуть не плачет:

— Что же ты со мной делаешь, братец? Чуть меня по миру не пустил!

— Э, да вы никак сердитесь, хозяин, — смеется батрак.

— Нет, нет, это тебе показалось, — говорит хозяин. — Эка беда, заведем новых овец!

Вечером стали муж с женой советоваться, как бы им выжить этого парня из дому. Жена и говорит:

— Рано утром я залезу на грушу и закукую, а ты скажи ему, что год кончился, и заплати; пусть уходит.

Так она и сделала: встала пораньше, залезла на грушу и завела: «Ку-ку, ку-ку!» Хозяин позвал батрака и говорит:

— Поди сюда, батрак, уже кукушка кукует. Кончился год, я заплачу тебе, и можешь уходить.

А батрак и говорит:

— Хозяин, я сроду еще кукушки не видывал; пойду погляжу на нее!

Побежал в палисадник, стал трясти грушу, хозяйка свалилась вниз и сломала ногу. Слышит хозяин — в саду кричит кто-то, прибежал туда и видит: лежит на земле его жена и плачет. Хозяин отнес жену в горницу и стал батрака упрекать, что столько, мол, убытков ему наделал, да еще и жену искалечил. Батрак спрашивает:

— Да вы, никак, сердитесь, хозяин?

— Как же на тебя не сердиться, — кричит хозяин, — столько бед ты натворил!

Батрак взял нож, отрезал хозяину нос и сказал:

— А теперь подавай сюда и носы моих братьев!

Мужик отдал ему носы, уплатил деньги за работу, и батрак ушел домой. Принес братьям носы и говорит:

— Вы умные, а я — дурак; вот вам ваши носы да хозяйский впридачу.

А мужик остался без носа да с хромой женой.

Про батрака, который всех птиц разумел

Жил-был на свете один садовник, и было у него девять душ детей, все девять — мальчики. Старшему исполнилось уже семнадцать лет. Звали его Яном.

— Милый Ян, — говорит ему однажды отец, — ты уже выучился на садовника; пора тебе идти искать счастья.

Ходил-бродил наш Ян по белу свету, хотел наняться в садовники, но нигде не нашел работы. Наконец, подрядился он батраком к одному крестьянину и проработал у него три года. На четвертый год, осенью, хозяин послал его нарубить зеленых веток.

Собрался Ян и пошел в рощу. Видит — стоит там старая толстая липа без верхушки, вся кругом молодью обросла. Залез Ян на эту липу, на самый верх. А сердцевина-то у нее была гнилая. Как ступил Ян на эту трухлявую сердцевину, так и провалился вниз, в липу. Упал прямо на змеиное гнездо, но ни одна змея не шевельнулась. Просидел он там три дня и три ночи, и никто не знал, где он.

На четвертый день видит: ползет сверху большой змей. А змей заметил батрака, остановился и смотрит: что он там делает. Оробел парень. «Проглотит меня змей», — думает. Но змей изловчился, голову высунул, а хвост опустил. Ян не шелохнулся. Тогда змей снова обернулся, поглядел на него и спустил хвост пониже, прямо Яну в руки. Ухватился батрак за хвост, и змей вытащил его из липы. Тут змей ему и говорит:

— Видишь, я вытащил тебя из липы, а теперь ты должен спасти мне жизнь. Ожидает меня смерть от моих же братьев — зажалят они меня насмерть. Видишь вон тот лес? Отнеси меня туда и брось в колодец. А я награжу тебя чем захочешь.

Парень взвалил змея на плечи и понес к колодцу. Тяжеленный был — батрак из сил выбился. Уж и не чает, как донести до места, но тут змей сделался полегче и просит:

— Потерпи еще немного, теперь уж недалеко, донесешь меня!

Пришли к тому колодцу, куда сбрасывать-то надо, змей ему и говорит:

— Если хочешь, дам я тебе такое понятие, что всех птиц будешь разуметь; но не говори об этом никому: как только проболтаешься, тут тебе и конец!

Батрак забросил змея в колодец, выбрался из лесу на большую дорогу и пошел домой. Вот подходит он к могучему, раскидистому дереву, а на дереве сидит сорока и кричит:

— Кто первый подъедет к этому дереву, того громом убьет! Кто первый подъедет к этому дереву, того громом убьет!

Послушался Ян сороки и убежал из-под дерева.

Навстречу ему по дороге едет граф; Ян подошел к нему и говорит:

— Милостивый пан! Не ездите под то большое дерево, не то вас громом убьет!

А граф ему в ответ:

— Отстань, дурак! С ума ты спятил, что ли, — стращать меня вздумал!

— Милостивый пан, — уговаривает его батрак, — пошлите туда кучера с коляской, а сами останьтесь здесь, со мной; увидите, что будет!

Послушался его граф.

Как только коляска подъехала к дереву, сверкнула молния и прямо в кучера ударил гром. Так и убило на месте и его и лошадь.

Увидал граф, что Ян-то правду говорил, взял его с собою и стал спрашивать, какое ремесло он знает. Ян сказал, что выучен садовому делу.

— Знаешь что, — говорит граф, — у меня дома садовник уже старенький; я ему хорошо заплачу и отпущу на покой, а ты заступишь на его место.

Стал Ян работать у графа садовником. Трудился он усердно, и граф был им очень доволен.

Как-то собрался граф в гости к брату недели на две. А дома за хозяйку осталась его дочь Франтишка. Вот уехал граф-отец, а Франтишка с Яном по саду прогуливается и говорит ему ласковые слова: ей, мол, никого другого, кроме него, не нужно, она только и мечтает, как бы стать его женой.

— Не смейтесь надо мною — я такое же создание божие, как и вы! — говорит ей Ян.

А она ему на это:

— Знаешь что, если ты мне не веришь, так давай обещаемся друг другу, потому что никто, кроме тебя, мне не нужен.

И они дали друг другу обещание. После этого Франтишка говорит:

— Но я смогу выйти за тебя замуж только тогда, когда умрет мой отец, потому что он ни за что не даст нам своего согласия.

— Ну что же, — отвечает Ян. — Ведь ваш отец уже старый; ему недолго жить осталось; мы его переживем.

Вскоре граф вернулся домой. Про обещание никто не знал; но только с того времени Франтишка каждый день приходила к Яну в сад.

Заметил граф, что его дочери Франтишке хочется выйти замуж за садовника; так его это огорчило, что он заболел и скоро умер.

После смерти графа Франтишка недолго носила по нем траур: все приставала к Яну, чтобы он на ней женился. И они повенчались. Как-то после свадьбы прогуливались они по саду; подошли к дереву и уселись под ним в холодке. Франтишка и говорит: «Милый Янек, положи мне голову на колени, хочу тебе кудри расчесать». Сидит, волосы ему перебирает. А над ними навстречу друг другу летят два воробья.

— Откуда летишь, брат? — кричит один.

А другой отвечает:

— Был я у мужиков в амбаре. Они овес молотили. Один как ударит по мне цепом; если б я не отлетел, убил бы он меня.

А первый-то воробей ему:

— Твое счастье, твое счастье, твое счастье!

Яна это рассмешило. Жена заметила, что он усмехнулся, и спрашивает, чему он смеется. А Ян отмалчивается: ничему, мол. «Уж не надо мной ли ты смеялся?» — обозлилась жена.

С той поры опостылел ей муж. Все время грозилась она выгнать его из графского дворца, если не расскажет, над чем смеялся.

— Милая Франтишка, — уговаривал ее Ян, — если бы я рассказал тебе, над чем смеялся, тотчас бы с жизнью распростился.

А она не унимается: скажи, да и только!

И ходил он по двору грустный-грустный, и все время сам носил курам пшеницу. А куры уж знали, как плохо приходится их доброму хозяину, жалели его и все между собою толковали:

— Ох боже, что с нами станет, если лишимся хозяина: кто будет заботиться о нас!

Прибежал петух и говорит:

— О чем вы так беспокоитесь? Ничего с нашим хозяином не случится. Был бы наш хозяин умнее, взял бы он плетку, да и отодрал бы хозяйку так, чтоб на всю жизнь зареклась спрашивать, над чем он смеялся. Отбил бы у нее охоту ссориться!

Послушался Ян петушиного совета, взял плетку, спрятал ее под плащ, побежал наверх к Франтишке в ее комнату и спрашивает:

— Хочешь знать, над чем я смеялся?

— Ну, конечно, хочу!

Схватил Ян плетку и охаживал жену до тех пор, пока она не взмолилась: «Никогда, мол, не буду спрашивать, над чем ты смеялся». С тех пор и до самой смерти жили они в мире.

Гадальщики

В одной деревне жили в батраках два приятеля: Яндала и Сверчок. Проработали они уже несколько лет. Как-то раз Яндала говорит Сверчку:

— Плохое, брат, наше житье. Вечно нами помыкают, бранят да ругают за всякий пустяк; случись у хозяина какая неприятность — всегда срывает свою злость на нас. Что толку батрачить? Лучше жениться. Женишься, будешь сам себе хозяин — ложись, когда захочешь, вставай, когда вздумаешь!

— Правильно говоришь, брат! — поддакивает Сверчок. — Лучше женимся и будем вольными.

Раззадорили они так-то друг друга, присмотрели себе невест, и дело стало только за господским разрешением да церковным благословением. Устроилось и это, и вскорости состоялись две шумные свадьбы.

Не житье у них стало, а масленица: ешь-пей досыта, что вздумаешь; хочешь — спи, хочешь — лежи, хочешь — вставай. Но во всяком положении есть и свои радости и свои заботы. Через год приятели снова встретились и стали рассказывать друг другу про свое житье. Яндала говорит:

— Ох, брат, хоть нам прежде и плохо казалось, а, выходит, в работниках-то лучше жилось. Взять хотя бы харчи: харчи, бывало, хозяин, вынь да положь, а нынче самому добывать надо. В работниках-то я и одежу получал, а что деньгами платили, то в трактире пропивал да на курево тратил. Теперь мы сами себе хозяева — оно-то хорошо, да что проку с хозяйства с этого, раз приходится и о жене и о ребенке заботиться, а в нашей деревне много не заработаешь. Не будет, видно, с этого никакого толку, лучше пойдем опять наймемся на работу, только уж не здесь. Здесь-то нас засмеют — вернулись, скажут, обратно, когда им плохо пришлось. Давай пойдем туда, где нас не знают.

— Правильно, брат, говоришь, — поддакнул Сверчок, — только, знаешь что — сперва надо нашим женам сказаться.

Так и сделали. Сказали женам. Жены боялись дать согласие, но мужья все им растолковали, жены и согласились. Не только согласились, а еще и подорожников напекли. Отправились друзья в путь.

Пошли, а куда — и сами не знают. Прежде-то они мало где бывали, а потому и не знали, в какую сторону путь держать, и пошли наобум. Зашли в большой лес, исходили его вдоль и поперек, а выбраться никак не могут. Свои пироги они еще прежде поели, и сильно мучил их голод. Наконец, застала их в этом лесу темнота. «Ну-ка, разок и я посоветую», — решил Сверчок и говорит:

— Нельзя нам здесь ночевать, брат Яндала. Вдруг нападет на нас какой-нибудь зверь. Мы с тобой устали с дороги, ослабели от голода, сожрет он нас. Ты, братец, хорошо по деревьям лазаешь — влезь-ка да погляди, не светится ли где огонек.

Хоть Яндала еле-еле на ногах держался, все же как мог вскарабкался на дерево и стал зорко оглядываться по сторонам. Долго он искал, наконец заметил вдали огонек и крикнул Сверчку. Сверчок и говорит:

— Запомни хорошенько, братец, в какой стороне огонек светится!

Яндала слез с дерева, и они побрели в ту сторону, где он заметил огонек. Шли, шли, пока, наконец, не увидали этот огонек, хотя еще и очень далеко. Тут они прибавили шагу и поспешили туда.

Приходят к какой-то избушке, огонь еще горит. Стали стучать в дверь. В избушке была только старая бабушка. Открыла; стали они просить: пустите, мол, переночевать. Она впустила их, сейчас же принесла миску, накрошила хлеба, полила кипяченым молоком и велела им есть.

Они поели и рассказали старухе, что живут, мол, в большой нужде и идут искать работу. Старуха говорит:

— Если хотите, оставайтесь здесь. У меня есть корова, один будет пасти ее, а другой — навоз из хлева выбрасывать. Кормить вас я буду хорошо, да еще заплачу по заслугам.

Приятелям понравилось: работа пустяковая, харчи, видать, не плохие, да еще и заплатит; они пообещали, что останутся работать.

На другой день Яндала пошел пасти корову, а Сверчок остался дома выкидывать навоз. Как только Яндала вывел корову на пастбище, она сейчас же дала стрекача и потащила его по полям и по межам. Чем сильнее Яндала удерживал корову, тем шибче она бежала. Умаялся он вконец, рад бы отпустить корову, да боится, что она вовсе удерет. Выбивается из последних сил и бога молит, чтобы солнце скорее село. «Хорошо, думает, Сверчку навоз там кидать, небось давно выбросил и полеживает в тенечке; но погоди, парень, завтра ты погонишь корову, а я буду кидать навоз».

Пока Яндала пасет, посмотрим, отдыхает ли Сверчок. Как только Яндала увел корову со двора, Сверчок решил: «Выброшу навоз, а потом отдохну». Кидал, кидал, а навозу все не убывает; уж и завтрак прошел и обед, а навозу все столько же. Трудится Сверчок, потом обливается и думает: «Господи боже мой! Что за напасть! Хорошо Яндале пасти; но завтра пусть он кидает навоз, а я поведу корову». Старается он из последних сил. Хочет выбросить весь навоз, прежде чем Яндала пригонит корову. Весь мокрый как мышь сделался. Не успел кончить — слышит: Яндала с коровой мчится. Сверчок отложил вилы в сторону и сидит как ни в чем не бывало.

— Ну, как дела, брат? — спрашивает Яндала.

— Ох, братец! — отвечает Сверчок. — Давно уж разделался я с этим навозом. Уж лежал я, лежал в холодке, выспался, надоело даже. Завтра я поведу корову, а ты, если хочешь, оставайся дома. Я тут соскучился без работы.

Яндала с радостью согласился.

За ужином ни тот, ни другой не могли есть, уж очень устали. Яндала говорит:

— Что ж ты, брат, не ешь ничего? Ешь, на меня не оглядывайся, я сыт. У меня с собой еды много было, да еще пастухи мне груш и яблок надавали.

А на самом деле Яндала свой обед потерял, когда корова таскала его по полю. У бедняги за весь день ни крошки во рту не было, но он прикидывался, будто сыт, чтобы обмануть Сверчка.

На следующий день Яндала остался дома, а Сверчок погнал корову на пастбище и намаялся с нею, как вчера Яндала, а Яндала намучился, как прежде Сверчок. И тот и другой надеялись отдохнуть, но не тут-то было! Когда Сверчок вечером пригнал корову, он уж и на себя не был похож, да и Яндала — тоже. Оба так намаялись, что и говорить не могли. Только ночью, на отдыхе, разговорились по душам и во всем друг другу признались.

— Видно, брат, — говорит Яндала, — эта бабка не простая, она не только хлеб жевать умеет. Тут дело нечисто. Здесь мы с тобою надорвемся и потеряем здоровье, и бог весть что еще она над нами сделает. Давай-ка лучше завтра же уйдем прочь отсюда.

Наутро встали, просят бабушку отпустить их; больше, мол, не хотят работать. Старуха и говорит:

— Ну, ребятки, насильно вас заставлять я не могу, обождите маленько, пока будет готов завтрак.

После завтрака дала им на дорогу краюху хлеба и заплатила три венских. Третий венский нечем было разменять. Они решили поделить деньги потом, когда еще заработают, а пока Яндала взял их на хранение. Поблагодарили они старуху и отправились дальше. Через несколько часов выбрались они из леса и увидали вдали большой богатый город. Решили пойти туда. У самых городских ворот Сверчок сказал:

— Задумали мы с тобой пойти в город, а что мы будем там делать, об этом и не подумали. Мы знаем только свою крестьянскую работу; а я слыхивал, что в больших городах такая работа не нужна. Захотим есть — что делать будем?

— Не беда, — отвечает Яндала, — выдадим себя за гадальщиков и заживем припеваючи.

— Да что это ты вздумал! — удивился Сверчок. — Ведь мы ничегошеньки в ворожбе не смыслим.

— Смыслим или не смыслим. — отвечает Яндала, — а гадальщиками назваться надо. Будем помогать друг дружке как сумеем и проживем без забот и хлопот.

И пошли новые гадальщики в столичный город. Как раз за несколько дней до этого царевна потеряла драгоценный перстень. Царь велел объявить, что кто этот перстень найдет и царевне вернет, получит большую награду. Повсюду объявили, но никто не возвращает перстня. В это время дошел до царя слух, что в столицу пришли какие-то неизвестные люди, хвалятся, что умеют ворожить. Царь велел призвать их и спрашивает: возьмутся ли они угадать, кто нашел перстень царевны?

— Охотно послужим тебе, царь, — говорят гадальщики, — но задача трудная; дай нам две недели сроку на раздумье.

Царь согласился подождать две недели, да еще дал им квартиру в своем царском дворце, пищу со своего стола и приставил к ним двух слуг. Но при этом все же намекнул, что, если гадальщики вздумали обмануть его, он велит отрубить им головы.

Гадальщики согласились, и их провели в комнату.

Когда остались они одни, Сверчок начал сетовать и упрекать Яндалу: к чему вздумал выдавать нас за гадальщиков? Теперь, дескать, можем жизни своей лишиться, на кого же мы жен наших оставим?

— Глупо ты рассуждаешь, Сверчок, — говорит Яндала, — лучше нам хорошо пожить четырнадцать дней, а потом умереть, чем всю жизнь маяться, в поте лица своего хлеб добывать и с голоду подыхать. О женах наших господь бог позаботится. А над тем, как нам выполнить свою задачу, и вовсе голову не ломай — ведь знаешь наверняка, что не угадаем. Зачем об этом думать! Поживем четырнадцать дней в роскоши, а потом придет конец и радостям и тягостям!

— По-моему, не так, — говорит Сверчок, — лучше всю жизнь промаяться и спокойно умереть, чем несколько дней хорошо жить, а потом погибнуть позорной смертью и в ад попасть!

Разговаривают они так-то между собой, а в это время слуга приносит им еду в роскошной посуде. Легкомысленный Яндала, как учуял приятный аромат кушаний, поглядел на Сверчка и, указывая на слугу, сказал:

— Вот, брат, это — первое наше благо!

Слугу эти слова сильно напугали. А почему?

Перстень царевна потеряла, когда ходила в уборную. Слуга нашел его и стал рассматривать. В это время к нему незаметно подошел другой слуга и говорит:

— Это — царевнин перстень!

— Знаешь что, держи-ка ты язык за зубами, — ответил первый. — Я заплачу тебе половину того, что стоит перстень: ты будешь с деньгами, а я — с перстнем.

Они сговорились и молчали, как рыбы. Как раз этих двух слуг царь и приставил в услужение гадальщикам. Когда первый вернулся от них, второй и спрашивает:

— Ты, брат, уже прислуживал гадальщикам. Ну что, как они тебе показались?

— Плохо наше дело! — отвечает первый слуга. — Понес я им еду; только вошел в комнату, один гадальщик показал на меня и говорит: «Это — первое наше благо!»

— Знаешь что? — говорит второй. — Пойду-ка теперь я им прислуживать; сразу узнаю, догадываются они или нет.

Так он и сделал. Но как только он вошел с блюдами в комнату, Яндала опять поглядел на Сверчка и указал рукою на слугу:

— Это — второе наше благо!

Услыхал эти слова слуга и страшно перепугался. «Мы пропали!» — думает. А на самом деле Яндала назвал вторым благом не слугу, который украл перстень, а новое блюдо. А слуги-то думали, что гадальщики знают их тайну. Договорились они между собой и пришли с повинной к гадальщикам. Подкупили их деньгами и стали просить, чтоб гадальщики их не выдавали, а повернули бы все это как-нибудь иначе. Гадальщики сразу смекнули, как да что получилось.

— Где у вас этот перстень? — спрашивает Яндала.

Они показали.

— Как пройдет четырнадцать дней, — говорит Яндала, — поймайте вон того самого большого индюка и запихайте ему в глотку перстень. А остальное мы уладим. Но не вздумайте обманывать нас! Если не сделаете как велено, плохо вам будет.

С этого дня гадальщики развеселились, ели и пили сколько душе угодно.

Через две недели призывает царь их к себе и спрашивает — узнали ли они, кто нашел перстень его дочери.

— Всемилостивейший царь! — молвил Ян дала. — Ваша дочь, идучи по двору, сильно размахивала рукой. Перстень неплотно сидел на ее пальце, соскользнул и покатился, а индюк проглотил его. В доказательство прикажите зарезать самого большого индюка и найдете в нем перстень.

Царь приказал зарезать индюка. Перстень у него оказался в животе. Тогда царь сказал гадальщикам:

— За вашу мудрость и за то, что отыскали перстень, оставайтесь у меня еще две недели. Ешьте и пейте сколько влезет. Через четырнадцать дней загадаю вам загадку; разгадаете — награжу по-царски, а не разгадаете — прикажу головы срубить.

Несчастные гадальщики было обрадовались, думали — уйдем отсюда и полные котомки денег унесем, а как попотчевал их царь новой загадкой, стали и стоят, будто громом пораженные. Но хошь — не хошь, из царской воли не выйдешь, пришлось подчиниться.

Опять пошли они в свою горницу и, когда остались наедине, стали сетовать на свою судьбу. Уж им ни есть, ни пить не хотелось. С мучительным страхом дожидались они четырнадцатого дня. Теперь уже и Яндала не говорил, что лучше хорошо прожить четырнадцать дней, а потом умереть, нежели всю жизнь маяться, потому что они уже считали себя богачами.

На четырнадцатый день в их горницу вошел царь, в руке он нес маленький деревянный ларчик. Когда гадальщики увидели царя, у них душа в пятки ушла от страха. Сверчок еле жив стоит, а Яндала поглядел на него, набрался храбрости, показал на ларчик и говорит:

— Клянусь, плохо твое дело, Сверчок!

— Ну, теперь вижу, что вы — настоящие ворожеи! — удивленно вскричал царь и швырнул ларчик на пол.

Ларчик раскололся, из него выскочила козявка, затрепыхала крылышками и затрещала:

— Цвырк, цвырк, цвырк!

Царь не знал, что одного из гадальщиков зовут Сверчком. Он думал — Яндала угадал, что в ларчике сидит сверчок. Он дал им много денег и отпустил.

Взвалив на спину тяжелые мешки, гадальщики поспешили к своим женам. Хоть уже смеркалось, они не искали ночлега. Но вот совсем стемнело, и нельзя было идти дальше. Нигде не видно было жилья. Чтобы ночью их не обобрали, гадальщики зашли в разрушенную церквушку, что стояла в поле близ дороги.

Отдохнули там немного и вдруг слышат шаги и людские голоса. Яндала приподнял голову и видит, что в бывшую ризницу входят вооруженные парни. Шепчет на ухо Сверчку:

— Ей-ей, брат, разбойники!

Прислушался получше и услыхал звон денег.

Немного погодя разбойники ушли из церкви. Тут гадальщики вошли в ризницу, зажгли свечу и сгребли наваленные деньги в свои мешки. Потом стали шарить по сторонам, чтобы узнать, что еще накрадено. Там было много разных вещей, и среди них красивые карманные часы. Яндала хотел взять их себе, а Сверчок — себе. Часы-то были одни, а ни тот, ни другой не хотел уступать. Заспорили. Сверчок разозлился:

— Ты рад все себе забрать: небось те три венских тоже себе прикарманил!

Спорили, вздорили, слово за слово — и подрались.

В это время вернулись разбойники, опять принесли награбленное добро. Только вошли они в разрушенную церковь, услыхали страшный шум в ризнице. Остановились и спрашивают друг друга:

— Что там такое?

Да как закричат:

— Мертвецы, мертвецы из гробов встали! — и убежали из церкви.

Атаман, чтобы подбодрить свою шайку, снова вошел в церковь и потихоньку подкрался к ризнице. Там стоял страшный грохот и было темно, потому что гадальщики в драке нечаянно перевернули свечку. Атаман просунул голову в дверь ризницы, а гадальщики все время швыряли друг дружку от стенки к стенке, пока не очутились у самой двери. Яндала чуть не упал, хотел было опереться о стену, да вместо стены схватился за атаманову шапку и скинул ее. Перепуганный атаман еле выбрался из церкви и кричит своим:

— Братцы, там сам дьявол развоевался! Гляньте-ка, и шапку с меня сшиб.

Разбойники сейчас же разбежались.

А гадальщики, навоевавшись вволю, — злоба-то у них, как водится, прошла, — подали друг другу руки, взяли свои ноши и пошли прочь.

Пришли домой. Жены обрадовались им, стали жаловаться, как без них бедствовали. А мужья рассказали, как они странствовали и как господь бог им милости послал.

Проходит время, у Яндалы родилось дитятко. Чтобы прилично нарядить его к святому крещению, Яндала решил сшить ему красивый чепчик из алой шапки, которую он когда-то сбил с головы атамана. Разыскал шапку. Только начал пороть, как из нее посыпались червонцы.

— Погляди-ка, жена, погляди! — закричал он, — что нам бог послал! Купим себе дом.

Потом устроил богатые крестины, а когда жена пошла в церковь благословиться, созвал всех соседей и угостил их на славу. А чтоб деньги не разошлись, купил себе хороший крестьянский дом.

Колдун

Ходил-бродил парень по свету, искал, где бы наняться на работу. Вот приходит он к колдуну, у которого были волшебные книги. Попросил милостыньки и спрашивает, не нужен ли колдуну работник?

А колдун ему:

— Грамоте знаешь?

— Знаю, барин!

— Мне такой слуга не требуется!

Парень ушел. Ходит-бродит он по белу свету, все думает:

«Что же это за барин такой, что ему грамотный слуга не нужен? Схожу-ка я к нему еще раз».

Приходит и снова просит подать что-нибудь на бедность или взять в работники.

Колдун опять спрашивает:

— Грамоте знаешь?

— Нет, барин, неграмотный я, — отвечает парень.

— Оставайся у меня, — сказал колдун, — будешь вытирать и обметать мои книги, а то они всегда в пыли, хочу теперь держать их в чистоте.

Принес ему охапку книг и говорит:

— Вот тебе; смотри, хорошенько вытри!

Стал слуга вытирать книги и складывать в стопку. Одну книгу положит правильно, другую вверх ногами.

— Клади как следует, — говорит колдун. — Надо, чтобы все были одна к одной.

— Я этого не понимаю! — отвечает слуга.

Колдун обрадовался, что слуга ничего не смыслит в книгах. А слуга нарочно так делал, не хотел, чтобы колдун знал, что он грамотный.

Зато когда колдун отлучался, слуга читал все, что хотел, и научился оборачиваться в коня, в вола, в корову, в собаку и ястреба, — одним словом, в любое животное и птицу.

Прослужил парень у колдуна три года и попросил расчет. Колдун отпустил его и заплатил за три года три гроша.

«Хоть и мала плата, — думает слуга, — всего три гроша, зато жилось у колдуна неплохо и я научился всему, что нужно». Зашел он в харчевню, купил на три гроша хлеба, заплатил; глянь, в кармане у него — опять три гроша. Пришел домой к своему бате, дал сестре три гроша и послал ее за пивом. Сунул руку в карман, а там опять три гроша. «Видно, думает, это хорошие три гроша». Когда нужно было чего купить, всякий раз покупал на три гроша, и всегда у него в кармане оставались три монеты.

Ну, а на большие-то расходы денег у них не хватало: отец был бедняк. Вот сын ему и говорит:

— Батюшка, ведь я теперь выучился, могу кем хочешь обернуться. Пойдемте со мной на рынок, я обернусь конем, а вы меня продадите. Только когда будете продавать — узду всегда выговаривайте себе.

И обернулся он таким красивым конем, что отец сразу получил за него три сотни. Но только покупатель привел его к себе, конь обернулся человеком и пропал из глаз.

И так они делали много раз: сын оборачивался конем, а отец его продавал.

Услыхал об этом колдун и говорит себе: «Не тот ли это шельмец, что у меня служил и говорил, будто читать не умеет? Но погоди, я тебя все же поймаю!»

Вот едет отец на рынок верхом на коне, а колдун уже там. Подходит к отцу и спрашивает:

— Сколько просишь за коня?

Отец отвечает:

— Триста без узды.

— Вот так так! Где же это видано, коня без узды продавать? Вот тебе триста за коня и четвертная за уздечку!

Взял отец деньги, а колдун сейчас же повел коня к кузнецу подковать. Кузнец в ту пору ушел на рынок, дома были только его жена и дочка. Вот колдун привязал коня и пошел в избу к кузнечихе. Сидит, хозяина поджидает. Кузнецова дочка бегает по двору, а конь все трется мордой о столб, хочет избавиться от узды, да никак не скинет. Вот он зовет:

— Девочка, пойди сюда, потяни уздечку! Тяни вниз, чтобы свалилась.

Девочка потянула, узда упала, и конь убежал.

Пришла девочка в горницу и говорит:

— Матушка, этот конь не простой, он разговаривает!

— А что же он тебе сказал? — спрашивает мать.

— Чтобы я сняла с него уздечку! — отвечает девочка.

Колдун догадался, в чем дело, и вышел поглядеть коня. А коня-то уж нет — обернулся зайцем и убежал.

Колдун увидел зайца, обернулся собакой — и за ним. Вот-вот нагонит собака зайца; тут заяц обернулся соловьем, а собака ястребом. Соловей полетел над большим красивым городом, а ястреб за ним. Один барин глядел в окно, увидел это и говорит:

— Ай-ай-ай-ай! Что же это ястреб-то делает — гонится за такой маленькой славной птичкой. Оставлю-ка я это окно открытым, может эта птичка к нам залетит!

Птичка влетела и — незаметно под кровать.

Наутро барская дочка стала прибирать комнату и вымела из-под кровати прекрасный алмазный перстень. Обрадовалась и тотчас надела его на палец. А ястреб, как увидел, куда соловей залетел, сейчас же обернулся человеком и нанялся к барину в повара. Прослужил три года и просит за работу барышнин перстенек, ничего другого брать не хочет.

А перстенек этот днем был перстнем, а ночью обернулся красным молодцем и говорит барышне:

— Не отдавай перстенек тому, кто просит; отдашь перстенек, меня отдашь! А если станет упрашивать, брось перстень на землю и скажи, чтоб рассыпался в просяные зерна. Этих зерен будет семь. Шесть зерен оставь на полу, а на седьмое наступи. Прибежит курица с девятью цыплятами, станет эти зерна клевать и седьмое искать. Как цыплята сильно распищатся, сойди с седьмого зерна и уходи; я обернусь лаской и всех передушу.

Так и сделалось. Потом ласка обернулась красным молодцем, и хозяйская дочь вышла за него замуж.

Двое деток

У одного крестьянина умерла жена и оставила ему двух малых деток — девочку и мальчика. Бедный отец не знал, что ему с ними делать. Не мог их прокормить. С болью душевной повел он их в лес, положил в мешок, повесил его на ветку бука и сказал:

— Милые дети, побудьте здесь, а я пойду рубить дрова.

На другой бук он повесил киянку, которой набивал топор на топорище. Киянка качалась на ветру, ударялась о бук и звенела.

Дети думали, что это тятенька дрова рубит, а тятенька-то бросил их в лесу, чтобы не видеть, как они дома с голоду помирают. Просидели они в этом мешке сутки, захотелось им есть. У мальчика был с собой складной ножик, он разрезал мешок, и они с сестрой упали на землю. Стали искать отца, но не нашли. Потом пошли на гору; шли, шли, видят — стоит избушка. Вся вросла в землю, как погреб, только конек виден. Вошли они на чердак, а там хлебом пахнет.

— Ой, сестрица, — кричит брат, — поди сюда: тут нам будет хорошо, тут калачи!

Поели в охотку. А в избушке жили разбойники; в ту пору дома была только стряпуха. Услыхала она наверху детские голоса и зовет:

— Подите сюда, милые детки!

Дети слезли. Стряпуха заперла их в хлев и стала откармливать лесными орехами. Откормила их так, что у них сливки из-под ногтей потекли. У мальчика у первого выступили.

Вот ушли разбойники в город на добычу, а стряпухе велели к обеду мальчика изжарить. Пришла она за мальчиком с железной тачкой и говорит.

— Садись, сынок, я тебя покатаю.

Сел мальчик на тачку, стряпуха подвезла его к печке, чтобы изжарить. А мальчик уперся ногой в чело печки и с тачки не слезает.

Стряпуха говорит:

— Спусти ногу!

Мальчик правую ногу спустил, а левой еще сильнее уперся.

— Спусти обе! — кричит стряпуха.

— А я не умею, покажите, как.

Он слез, а стряпуха улеглась на тачку. Схватил мальчик тачку, раз ее в печь и дверцу запер. Потом пошел, выпустил из хлева сестричку. Вышли они в сени, а там две бочки с деньгами стоят. Набрали они денег, сколько могли унести, и убежали.

А у стряпухи была дочь. Она не знала, что мать жарится, ищет ее повсюду, а мамаши нигде нет. Приходят из лесу разбойники, кричат:

— Газдена, подавай обед!

А Газдена не откликается.

Разбойники сами вытащили из печи жаркое, оно оказалось очень большое. Дочь кричит:

— Ой, это — маменька!

Испугались разбойники. Стали искать детей, а их и след простыл. Пошли их разыскивать.

А дети прибежали к одной бедной вдове и просят, чтобы она их приютила. Она сейчас же спрятала их в погреб. Вот приходят разбойники к вдове и спрашивают:

— Не видала ли ты ребятишек, девочку и мальчика?

— Ась? Вы принесли мне лен чесать?

— Ничего мы не принесли, — кричат разбойники, — а спрашиваем, видала ли ты детей, девочку и мальчика?

— Хотите, чтобы я вам лен чесала? — опять говорит вдова.

— Не сговоришься с тобой, глупая баба! — сказали разбойники и ушли. А дети спаслись от смерти.

Хитрый угольщик

Пошел как-то угольщик в лес угли жечь и повстречал там медведя. Медведь вел за собой кабана. Говорит медведь угольщику:

— Любезный угольщик, я тебя съем.

— Бедный я, бедный, — отвечает угольщик, — теперь мне не уйти. Ведь я один, а вас двое! Позвольте мне хоть пообедать напоследок!

У угольщика был хлеб и свиная колбаса. Принялся он закусывать и медведю тоже бросил кусок колбаски. Медведь схватил ее и говорит:

— Э-э-э, а где растут такие корешки?

— Сказал бы я тебе, брат, — отвечает угольщик, — да не смею!

— Говори, не бойся! — проворчал медведь.

Угольщик и скажи:

— Эти корешки готовятся вон из того кабана.

Медведь набросился на кабана, мигом разорвал его и говорит угольщику:

— Теперь приготовь мне корешков!

— С удовольствием, — отвечает угольщик, — братец, только для этого нужна печь и горшки. И я, вишь, грязный: надо мне помыться, чтобы ты не побрезговал!

— Ступай умойся! — разрешил медведь.

Угольщик помылся; теперь ему утираться нечем.

Просит медведя:

— Дай вытереться о твою шкуру!

Медведь разрешил. Лиса, Медведева кума, пошла за горшками, а волк, Медведев сват, стал раскладывать костер. Потом угольщик велел срубить большой бук, расщепил его, забил клин и говорит медведю:

— В тебе силы много, сунь-ка лапы в щель, помоги разодрать.

— Берегись, сватушка, — говорит медведю волк, — угольщик-то плут, нет ли здесь ловушки.

Но медведь и ухом не повел, хочет скорее полакомиться свиными корешками. Вышиб угольщик клин из раскола и защемил медвежьи лапы в колоде.

— Ой, жмет, жмет! — кричит медведь.

А угольщик в ответ:

— Погоди, брат, погоди маленько, ты знай помогай!

Взял он дубину, схватил медведя за хвост и как начал его лупить.

Посмотрел-посмотрел на это волк и говорит:

— Ведь говорил я тебе, сватушка, — берегись угольщика, он — шельма продувная. Кабы и меня не угостил, как сейчас тебя угощает!

Сказал это и давай бог ноги. Лиса несет горшки; как увидела, каково куманьку медведю приходится, тоже убежала и горшки побросала. А угольщику достался целый кабан.

Смерть-кумушка

Жил на свете один человек, бедный-пребедный. Слегла его жена и родила сына. Никто не соглашался крестить мальчика — очень уж бедные они были. Отец и говорит:

— Боже мой, так я беден, что никто не хочет оказать мне этой услуги. Возьму-ка я сыночка и пойду куда глаза глядят, кого встречу, того и позову в кумовья. А если никого не встречу, попрошу пономаря, может он меня уважит.

Пошел он и повстречал по дороге красивую женщину. Он и не признал ее. А это была Смерть.

Попросил он ее окрестить сына; она не стала отказываться, сейчас же назвала его куманьком, взяла мальчика на руки, понесла в костел, и окрестили его как положено.

Когда шли из костела, куманек зашел с кумушкой в трактир, хотел ее угостить, а она и говорит:

— Не тратьтесь, куманек, а пойдемте лучше ко мне.

Привела она его к себе в светлицу, там у нее было очень хорошо прибрано. Потом спустилась с ним в большие погреба и этими погребами провела его в темноте куда-то глубоко-глубоко под землю. Под землей горели свечи трех сортов — маленькие, большие и средние. А самые большие свечи были еще не зажжены.

— Поглядите, куманек, тут у меня всякого человека век, — говорит Смерть.

Посмотрел куманек и у самой земли увидел маленькую свечечку.

— Не скажете ли, кумушка, чья будет вон та маленькая свечечка у самой земли?

А она ему:

— Это — ваша! Чья свечка догорит, за тем человеком я должна идти.

— Прошу вас, кумушка, прибавьте мне еще веку! — попросил он.

— Не могу, куманек!

Потом она отошла, чтобы зажечь новую большую свечу своему крестнику.

Как только она отвернулась, куманек тоже взял новую большую свечу, зажег ее и приладил к своему огарку.

Смерть взглянула на него и говорит:

— Куманек, что вы тут мне натворили — нельзя этак! Да уж дело сделано, будь по-вашему. А теперь выйдем отсюда и пойдем к кумушке.

Взяла кой-какие подарки, подняла ребенка и пошла с кумом к кумушке. Пришла, положила мальчика ей на кровать и стала расспрашивать, как себя чувствует, где да что болит. Кумушка ей пожаловалась, а куманек послал за пивом — хотел попотчевать куму в своей хате, чтоб отблагодарить ее и вперед задобрить. Вместе пили они и угощались. Потом кумушка и говорит куманьку:

— Куманек, вы в такой бедности живете, что никто, кроме меня, не хотел с вами покумиться. Но вы ни о чем не тужи́те — будете добром меня поминать. Я стану по знатным и богатым ходить и их морить, а вы будете их лечить и исцелять. Я вам все снадобья скажу, у меня все они есть; вам хорошо платить будут.

Так и сталось. Куманек ходил по больным, которых морила кумушка, и каждому помогал. Стал он знаменитым лекарем.

Как-то помирал один князь, совсем уж был плох. Все же позвали к нему этого лекаря. Тот пришел, растер его мазями, дал ему разные порошки — и вылечил. Ему хорошо заплатили, даже и не спросили, сколько должны.

После этого Смерть сказала куманьку:

— Вперед, куманек, примечайте: у кого я буду стоять в ногах — тем помогайте, а у кого в головах, тем уже не поможете.

В другой раз помирал один граф. Опять послали за этим лекарем. Приходит лекарь и видит — Смерть стоит у изголовья кровати. Лекарь кричит:

— Худо дело, однако попытаемся!

Позвал слуг, велел повернуть кровать ногами к Смерти и давай растирать больного мазями и порошки ему в рот сыпать… Так и вылечил. Заплатил граф, сколько лекарь мог унести. Даже и не спрашивал, сколько должен, — рад был, что поправился.

После Смерть встретилась с кумом и говорит ему:

— Если, куманек, у вас опять такой случай выйдет — никогда больше этак не делайте. Хоть вы и помогли ему, да ненадолго — все равно я должна сдать его куда следует.

Так пользовал куманек больных много лет и сильно уж состарился. Напоследок надоело ему жить, и стал он просить Смерть, чтоб взяла его. Но Смерть не могла его взять, потому что он сам прибавил себе новую свечу. Пришлось ему ждать, пока она не догорит.

Однажды поехал он к одному больному. Вылечил его. По дороге явилась ему Смерть, подсела в коляску, стала щекотать его и вдруг хлестнула по горлу зеленой веточкой; он повалился ей на колени и уснул смертным сном. Смерть уложила его на сиденье и убежала. Увидали люди, что лекарь мертвый лежит в коляске, и отвезли его домой. Весь город, все села о нем тужили:

— Жалко этого лекаря! Какой лекарь-то был! Хорошо помогал, такого лекаря уже не будет!

Остался после него сын, да у сына-то отцова понятия не было.

Однажды сын пошел в костел, и встретилась ему крестная.

— Как поживаешь, сынок? — спрашивает она.

— Живу помаленьку, — отвечает. — Пока есть у меня, что батюшка мой нажил, мне не плохо. А что потом со мною будет — единому богу известно!

— Ничего, сынок, не бойся, — утешает его Смерть, — я — твоя крестная. Ведь это я батюшке твоему помогла — и тебе дам кусок хлеба. Пойдешь в ученье к лекарю и будешь ты искуснее его, только веди себя хорошо. — Помазала она ему виски мазью и повела к лекарю.

Лекарь не знал, кто эта женщина и кого она отдает в ученье. Наказала она крестнику вести себя хорошо, а лекаря просила получше его выучить и в люди вывести. Попрощалась и ушла.

Мальчик ходил с лекарем собирать целебные травы. Ему всякая былинка кричала, какое в ней лекарство, и он ее срывал. Лекарь тоже собирал, но не понимал, от чего какая трава помогает, знал одни только зелья для прочистки желудка. А травы ученика все недуги лечили. Вот лекарь и говорит ученику:

— Ты умнее меня; кто ни приходит ко мне, я ни в чьей болезни не смыслю; разве только нужно слабительное. А ты от любого недуга травы знаешь. Ты слышишь травы, всякая былинка кричит тебе, какая в ней сила, а я ни одной травки не слышу, только от поноса. Знаешь что, будем лечить вместе. Я отдам тебе свою докторскую бумагу и буду твоим помощником до самой смерти.

Молодой лечил и исцелял, и все ему удавалось, пока в подземелье не догорела и его свеча.

Сон

Приснился одному человеку сон: будто надо ему пойти в Прагу и там на пражском мосту он найдет клад. Рассказал жене. Жена говорит:

— Снам верить — все равно что за тенью гоняться!

А ему опять и опять все тот же сон снится. Под конец не вытерпел он, взял на дорогу денег и пошел в Прагу.

Пришел — и скорей на мост. Идет по мосту и все глядит под ноги, нет ли чего. Ходил он, ходил по мосту то туда, то обратно, но найти ничего не нашел. Заглядывал и под мост, но ни клада, ни знака никакого не увидел. Огорчился он, что зря убил время на дальнюю дорогу, да и деньги потратил, и повернул домой.

Проходит мимо караулки, а солдат его окликает:

— Эй, добрый человек, что ты здесь все ходишь? Я гляжу, ты уже раз сто мост перешел!

А тот отвечает:

— Не было мне по ночам покою, солдатик: все мерещилось, что нужно мне пойти в Прагу и будто здесь на мосту я найду клад. Засело это у меня в голове, я и отправился в путь. Жена-то все спорила со мною: не верь, говорит, снам, не изводи денег понапрасну. А я думал: авось что-нибудь да найду! Теперь вижу — где не положил, там не ищи!

— Вот, приятель, каково снам-то верить, — отвечает солдат. — Мне, к примеру, тоже один раз приснилось, что в такой-то деревне, в таком-то доме, лежит в печи клад; надо мне будто пойти туда, и беспременно я этот клад найду. Ежели бы я пошел, наверняка вернулся бы с пустыми руками, как и ты.

Слушает мужик и удивляется — ведь солдат про его деревню говорит, а номер дома — как раз его собственная хата. Ничего не сказал и пошел домой.

Дома жена спрашивает, много ли денег принес.

— Ничего, — мол, — не принес, а сейчас начну разбирать печь.

Жена бранится:

— Ах ты дурак! Мало тебе, что столько времени прошатался да деньги потратил; еще новый убыток причинить хочешь: печь развалить! Ломай, рушь! Себе же хлопот наделаешь!

Но муж на женины слова никакого внимания. Взял кирку и давай ломать. Ломал, ломал, а клада нигде нет. Жена бранится. Досадно стало мужику, что так осрамился, взял и раскидал всю печь до основания. Только внизу один камень остался. Осерчал он — пропадай все пропадом — опять схватил кирку да со злости давай вышибать этот камень, а как вышиб, нашел под тем камнем глиняный подойник с деньгами.

Про трех торговок

Три торговки: Мыслена, Дорота и Юдита — возвращались с рынка домой и нашли на дороге золотое кольцо.

Мыслена первая подбежала к кольцу и подняла его.

— Стой, стой, Мыслена! — закричала Дорота. — Это мое кольцо — я его первая увидела!

— Неправда твоя! — перебила ее Юдита. — Кольцо не твое и не Мыслены, а мое: я первая его заметила. Только хотела его поднять, а тут Мыслена подскочила.

Стали они спорить да браниться — никак кольца поделить не могут. Под конец Дорота и говорит:

— Давайте, сестрицы, уговоримся: кто из нас ловчее одурачит своего мужа, той и отдадим кольцо. А пока пусть оно хранится у Мыслены.

Понравилась бабам такая штука, ударили они по рукам — мол, от своего слова не отступятся — и разошлись по домам.

Мыслена до дому не дошла, повернула обратно в город. Пришла к своему куму, пономарю Дупалу, и просит:

— Будь добр, куманек, одолжи мне на время ризу, стихарь, шапочку-квадратку и божественные книги, по которым батюшка в костеле читает.

Кум отговаривается:

— Не могу я, — дескать, — дать тебе священные облачения; донесет на меня кто, лишусь места.

— Обещаю тебе, — говорит кумушка, — что ни одна живая душа не узнает. А завтра рано утром я тебе все обратно доставлю.

Уговорила она кума, и он выдал ей все, что она просила. Мыслена схватила вещи и скорей домой.

Вошла в избу и говорит:

— Ой, муженек, знаешь ли, какая у нас новость?

— А что, — мол, — хорошего?

— Преподобный батюшка поздравить тебя велел: за твою ловкость и разум он поставил тебя священником!

— С ума ты спятила, баба? Что ты мелешь?

— Ей-ей, муженек; если не веришь, сам погляди: преподобный батюшка и ризы святые прислал; вот они!

— Не дурачь меня, жена! Вот рассержусь и отлуплю тебя — не обрадуешься!

— Да что ты, муженек! Стану ли я тебя дурачить? Что преподобный батюшка наказывал, то и говорю; а мне, чай, все равно: делай как знаешь! А вот и книга, что он тебе послал.

— Эх, и что это преподобный выдумал! Ведь что я, и читать не умею!

— Полно, дорогой муженек. Он велел сказать, чтобы ты надел на себя все это и смотрел в книгу, тогда, мол, все и поймешь!

У мужика ум за разум зашел. Жена приметила, что он вроде поверил, и давай скорей одевать его в поповские ризы. Нарядила как положено, на голову шапочку-квадратку надела, за стол усадила, раскрыла перед ним священную книгу. Сбитый с толку муж уселся за стол и уставился в книгу.

Так одурачила своего мужа Мыслена.

А Дорота приплелась домой с громким плачем и причитаниями. Муж испугался и спрашивает:

— Что с тобою, женушка? Скажи мне, ради бога!

Та рыдает, ни слова не может вымолвить — и на пол упала. Муж поднял ее и перенес на кровать. Сам стоит и горько причитает. Но вот жена затихла и еле слышным голосом позвала его. Муж тотчас подбежал к ней и ласково спрашивает:

— Чего тебе, женушка дорогая? Скажи мне, что у тебя болит?

— Ох, — стонет жена, — моченьки моей нет! Зубы у меня разболелись! Ой, как больно, умираю!

И опять застонала пуще прежнего. Совсем разжалобился муж.

— Женушка, чего тебе хочется? — спрашивает. — Что тебе дать, чтобы полегчало?

Она будто и не слышит, мечется по кровати и причитает, как полоумная. После и говорит:

— Ох, муженек! Знаю, от чего у меня боль уймется, да боязно просить тебя об этом. Даже и сказать про то не смею.

— Говори, женушка, не бойся! Я все принесу; коли надо — из-под земли достану!

Жена еле-еле бормочет:

— Глянь, муженек, который зуб у меня болит; коли у себя тот же зуб вырвешь, истолчешь его в порошок и дашь мне выпить, отпустит меня боль.

Только услышал муж эти слова, схватил он клещи и вырвал у себя зуб, на который жена показала. Истолок его в порошок и дал жене выпить. Жена проглотила порошок и опять стонет, вопит, волосы на себе рвет, как и прежде.

— Не полегчало тебе, видно? — спрашивает муж, сам через силу рот открывает — у самого зубы заболели.

Жена головой замотала — нет, дескать. Немного погодя говорит:

— Слышь-ка, муж, ты это который зуб у себя вырвал?

Муж открыл рот, показывает.

— Ой, горе, горюшко! — кричит жена. — Куда же ты смотрел? Не тот зуб у меня болит, а третий с левой стороны.

Сказала это и опять завопила не своим голосом. «Что же делать?» — думает муж. Видит, жена просто из себя выходит, хочешь не хочешь, взял он клещи и вырвал и этот зуб. Истолок его в порошок и дал жене выпить. Жену-то зубная боль мигом отпустила, зато мужа схватила. Подсел он к печке, схватился за голову и заплакал. Сидит, плачет и кровью плюется.

Так был одурачен другой муж.

Третья торговка, Юдита, не застала мужа дома — он уехал в лес по дрова. Побежала она к плотнику и купила у него гроб. По дороге заглянула в окошки к подругам и видит: муж Мыслены в поповской ризе сидит за столом, а Доротин муж плачет возле печки. Принесла Юдита гроб домой и двери на засов заперла. Проходит время — приезжает муж. Стучится в дверь.

— Кто там? — спрашивает жена.

— Не узнаешь, что ли? — отвечает муж.

Юдита отворила дверь, увидела мужа, перекрестилась и — бегом от него, а сама кричит:

— Свят, свят, свят! Всякое дыхание да хвалит господа!

Муж на ее заклинания внимания не обращает, входит следом за ней в сени и спрашивает:

— Что с тобой, жена? Рехнулась, что ли? Мечешься, как угорелая!

А жена знай себе причитает:

— Ох, до чего же я, горемычная, дожила! Мой муж мертвец по земле бродит! Ох, и тяжелы же твои грехи, коли нет тебе после смерти вечного покоя!

Совсем разошлась баба, закрыла лицо руками и кричит:

— Уходи туда, откуда пришел!

Муж разозлился.

— Я, — говорит, — уйду, да только за дубинкой, а потом покажу тебе, живой я или мертвый! Послала меня с утра в лес за дровами. Хлебы собиралась печь. А сама пошла на рынок. Натрескалась водки и все позабыла.

Жена жалобным голосом отвечает:

— Ох, как ты ошибаешься, муженек. Я и близко водки не видела. Вот уж год, как ты умер. Я думала, ты успокоился, каждый день к смерти готовлюсь, чтобы соединиться с тобой на том свете. Уже и гроб себе купила. Гляжу на него и очищаюсь от грехов своих и земной тщеты. Вот он — этот гроб. Видел бы ты, как Доротин муж Незамысл тужил по тебе! С тех пор как ты умер, дня не проходит, чтоб он тебя не оплакивал. А Подивин, муж Мыслены, за этот год священником стал. Если не веришь мне, сходи посмотри. Ох, да чего же я, бедная, разнесчастная, дожила! Хоть и рада, что тебя снова вижу, да как мне позор людской пережить! Люди пальцами на меня показывать будут, смотрите, мужа могила не принимает! После смерти бродит, стращает! Сраму не оберешься!

Заморочила мужу голову, тот стоит, как ошалелый, и не знает, сон это или явь. Вдруг его осенило. Побежал к Незамыслу, глянул в окно, видит — тот сидит у печки, рыдает. Откуда было ему знать, что Незамысл вырвал себе два зуба и плачет от боли? Юдитин муж уж не стал заходить в избу, побежал к Подивину. Подошел к окну, заглянул — и верно: Подивин, одетый в ризу, сидит за столом и в книгу уставился. «Так и есть: видно, я взаправду умер!» — подумал Юдитин муж и вприпрыжку побежал домой.

Приходит домой и говорит:

— Ну, теперь я верю тебе, женушка: должно, был я и впрямь мертвый. Что же нам теперь делать? Как людского сраму избежать? Сделай милость, посоветуй!

— Не знаю, дружок, — говорит жена, — что и придумать. Остается одно — ложись-ка ты снова в гроб, а я пойду к священнику, похлопочу о погребении.

Мужик согласился, лег в гроб, а жена побежала к деревенскому священнику насчет похорон. Священник поверил, что муж Юдиты вдруг скончался, и на другой день пришел к ней с певчими. После отпевания поставили гроб на дроги и повезли на кладбище. Когда проезжали болото, священник обернулся и сказал:

— Осторожнее, братие! Не вывалите мертвое тело в эту трясину!

— Правильно изволите говорить, ваше преподобие, — закричал из гроба мужик, — позавчера я на этом самом месте воз с дровами вывернул!

Тут народ загудел: что это, мол, за новость такая, покойник голос подает. Священник велел открыть гроб, и, когда сняли крышку, мужик, всем на удивление, сел.

Юдите пришлось признаться, что она все это подстроила лишь для того, чтобы выиграть золотое кольцо. Кольцо она получила, потому что ловчее всех одурачила своего мужа. Но муж отнял у нее его, да еще рассчитался с нею дубинкой.

Мыслена и Дорота, хоть и не получили кольца, но и им досталась дома знатная трепка, так что они навсегда зареклись морочить и дурачить своих мужей.

Почему собака рычит на кошку, а кошка губит мышей

Властелин всех животных — человек — дал собакам права сопровождать его повсюду, охранять его дом и добро и помогать ему в различных промыслах. Собаки очень гордились этой привилегией, а кошки сильно им завидовали. Наконец, кошки собрали совет и постановили отнять у собак эти права. Так и сталось. Кошки выкрали пергамент, на котором были написаны права, спрятали его в кладовой под кучу старого хлама.

Там его увидала мышь, искавшая еду, она обрадовалась, побежала к своим сестрам и похвасталась находкой. Мыши стали держать совет: как им поступить, чтобы эти права себе присвоить. Долго не могли они ничего придумать. Но вот самая старшая и мудрая мышь встала и пропищала следующее:

— Сестры! По-моему, лучше всего — съесть эти права. Тогда мы окончательно завладеем ими и никто не сможет отнять их у нас.

Ее предложение понравилось всем мышам. Они тут же устроили славный пир и съели все права до последнего кусочка.

Вскоре у собак была общая сходка, и они попросили хранителя прав предъявить славному собранию грамоту. Хранителю волей-неволей пришлось признаться, что права украдены у него кошками — о чем он уже доведался. Собаки сейчас же набросились на кошек и стали требовать у них свои бумаги. Кошки сначала было отпирались, но собаки не давали им житья. Тогда кошки постановили отдать права. Пошли за ними. Видят: на месте их нет. В хранилище, где были спрятаны бумаги, имели свободный доступ только мыши. Поэтому кошки стали требовать бумаги у них. Но мыши не могли отдать прав: по совету старшей сестры они их давно уже съели.

С тех пор собаки ненавидят кошек и всюду преследуют их. А кошки винят в этом мышей и поклялись им отомстить. Вот почему собака рычит на кошку, а кошка губит мышей.

Глупая жена

Жил-был богатый мужик. Была у него придурковатая жена. Недолго он с нею прожил, помер и оставил ей все богатство. Она так сильно убивалась по мужу, что после его смерти и малый свой разум порастеряла.

После подвернулся один крестьянин и женился на ней.

«Хоть ума у нее мало, зато денег много и дом хороший, женюсь-ка я на ней», — рассудил он.

Женился, и зажили они вместе. Был у них сын, но вскоре умер, опять остались они вдвоем.

Один раз поехал муж в лес. Жена была дома одна. И постучался к ней нищий — за подаянием. Она и спрашивает его:

— Откуда вы взялись, добрый человек?

Он поглядел на нее, видит, что дура, и отвечает:

— Я с неба свалился.

— Вы были на небе? — удивилась баба. — А зачем сюда пришли?

— На вас посмотреть.

Она опять спрашивает:

— Скажите, прошу вас, не видали ли вы там моего покойного мужа? Уж три года, как помер.

— Как же, как же, видел! — отвечает нищий.

— А как он там поживает?

— Плохо. Вся одежа, что на нем была, сгнила, и ходит он теперь нагишом.

— А что он там ест?

— Ничего не ест, — отвечает нищий, — нечего! Только все ходит голышом по лужайке.

— А вы опять пойдете на небо?

— А как же, мол, пойду.

— Будьте так добры, отнесите ему от меня подарок. Посоветуйте, что послать?

— Пошлите ему, — говорит прохожий, — одежу, еды какой-нибудь и денег.

Жена собрала пять фунтов масла, две головки сыру, два каравая хлеба, горшок гречневой каши, сорок штук червонцев, куртку, безрукавку, штаны, рубашку и шляпу. Прохожий все это взял, сказал, что передаст, и ушел.

Под вечер приезжает из лесу муж. Она рассказывает ему:

— Муженек! Приходил сюда человек с неба и прислал мне привет от моего покойного мужа. Все мне про него рассказал — что он там в бедности, что нагишом ходит и ничего не ест.

— Ох и дура, — говорит муж. — Опять тебя кто-то надул! Может, ты еще и послала что-нибудь своему покойному мужу?

— Ой, послала я ему, муженек мой, послала! — воскликнула жена с радостью.

— А что же ты ему послала?

— Послала я ему всю одежу, два каравая хлеба, пять фунтов масла, две головки сыру, гречневую кашу и сорок штук червонцев!

Муж осерчал, взял ременный кнут и давай лупить жену. Уж очень он был зол на нее.

Стал считать, сколько червонцев у него осталось, и говорит жене:

— Что же ты отдала самые лучшие деньги — червонцы? Могла бы и другими деньгами дать.

— На небе все должно быть самое лучшее, — ответила жена.

Мужик пересчитал червонцы и положил их в глиняную крынку. Увидала жена, что он прячет что-то в крынку, спрашивает:

— Муженек, что это ты складываешь в крынку?

— Тихо, жена, не заглядывай туда, там — лобанчики! Я спрячу их в чулан, и, пока они там будут, не смей в чулан заходить! — приказал ей муж.

— Для чего ты прячешь их туда? — удивилась она.

— Про черный день. Для всякого случая!

Лобанчики остались в чулане. Вскоре муж опять поехал в лес и не возвращался до самого обеда. Перед обедом ехал мимо гончар, вез на рынок горшки, остановился и попросил у этой бабы воды. Она и спрашивает:

— Не вы ли будете Всякий Случай?

Гончар видит, что она — дура, и отвечает:

— Да, я и есть Всякий Случай.

— Ну, так я рада, что вас дождалась! — воскликнула жена. — Мой муж спрятал для вас каких-то лобанчиков, а мне не велел заходить в чулан, пока они там; пойдите заберите их, чтобы мне можно было ходить в чулан.

Гончар с радостью схватил крынку с червонцами, ссыпал их в мешок, перекинул мешок за спину и говорит:

— Тетка, за эти лобанчики берите себе все мои горшки.

Сейчас же сложил их с воза, мужика с телегой послал обратно, а сам пошел с деньгами на рынок в тот город, куда собирался с горшками. Идет и думает:

«Накуплю себе всего, да еще останется у меня большое богатство, только бы ее муж меня не догнал».

Баба сложила горшки в чулан, где прежде были лобанчики. Горшков было много, все не вошли, так она развесила их на заборе, по тычкам да по кольям. Вот едет муж с работником из лесу, увидал горшки на тыне и говорит:

— Глянь-ка, глянь, наша мать опять чудит! Сколько у нее горшков на заборе — видно, что-нибудь натворила!

Пришел домой и спрашивает:

— Жена, ты чего дуришь?

— Да что ты, муженек, — говорит жена, — эти горшки мне задаром отдал Всякий Случай, которому ты оставил в чулане лобанчики. Уж так я рада, что опять могу заходить в наш чулан, — ведь лобанчиков там больше нет, и он дал мне за них все эти горшки.

Мужик стал волосы на себе рвать с досады, что лишился самого дорогого своего богатства, и спрашивает:

— Куда же этот человек пошел?

Жена показала, мужик сел на коня и помчался вслед за ним. А в лицо-то его не знает, едет и размышляет, как же его поймать. Вот приехал он в лес и нагоняет там гончара. Гончар увидел его, поймал большую жабу и накрыл ее шапкой. Мужик подъехал к нему и спрашивает, не знает ли он гончара, который возит на рынок горшки.

— А почему вы меня про него спрашиваете? Обокрал он вас, что ли? — говорит гончар.

— Обокрасть-то не обокрал, да жена моя дала ему целую кучу червонцев, он ушел и червонцы унес, а я его и в лицо не знаю.

— Я-то хорошо его знаю, — отвечает гончар. — Вы подождите здесь, дайте мне вашего коня. Я съезжу на рынок и поищу его; как найду, приведу сюда. А вы пока посидите, подержите мою шапку. Только не подымайте ее: там у меня сидит дорогая птица.

Мужик сел, стал шапку держать, а гончар вскочил на коня и умчался прочь вместе с червонцами и с конем.

Мужик ждал-ждал, скоро ли этот человек вернется и приведет ему гончара, долго ждал, а того все нет и нет.

«Что у него там за птица?» — думает. Помаленьку подсовывает руку, схватил птицу, вытащил ее, чтоб посмотреть, увидал большую жабу, швырнул ее и говорит:

— Ну вот я-то и есть старый осел; жена моя дура, а я еще дурее. Наверняка этот шельма и был тот самый вор, а я еще своего коня прибавил да сколько часов жабу стерег. Что же мне теперь делать? Бить жену не могу, меня первого надо пороть, потому что я глупее ее. Утром, как встану, заведу ее в лес, куда-нибудь подальше, дам на два дня еды и брошу ее там, чтоб не нашла дороги домой. Из-за нее могу всего своего добра лишиться; пусть идет куда хочет.

Утром, как встали, пошли вместе в лес. Она спросила, что они будут там делать.

— Что нам вздумается! — отвечает муж.

Вот зашли они в лес.

Вдруг жена и говорит:

— Глянь, муженек, что это там на земле лежит? Должно быть, чья-то шкура!

А это был пояс с карманами, какой носят мясники.

— Это, должно быть, верблюжья шкура! — отвечает муж.

Она тряхнула пояс, а в нем зазвенели деньги.

— Слышь-ка, муж, в этой шкуре деньги! — кричит жена.

Он посмотрел, а там пятьсот монет. «Ну, думает, это подмога неплохая. Да ведь если мясник вернется за своим поясом, она сейчас ему похвалится, что мы его нашли. Что же мне делать?»

А в лесу том была поляна. На поляне стояли стога сена. Муж и говорит:

— Поди-ка сюда, жена, сейчас у нас с тобой будет свадьба.

Взял дубинку и давай гоняться за женой вокруг стога. Бегает за ней, ловит и приговаривает:

— Это — наша свадьба!

Немного погодя возвращается мясник и спрашивает, не находили ли его пояса. Она сейчас же:

— Ой, нашла я, нашла, акурат перед нашей свадьбой!

— Что ты, смеешься надо мной, глупая баба? — разозлился мясник. — У тебя уже ни единого зуба во рту не осталось, бес тебя знает, когда была твоя свадьба!

Сказал ей так и ушел, а пояс остался у них.

Пошли дальше, зашли далеко в лес, тут муж и убежал от нее. Оставил ее там одну, забрал деньги и ушел домой.

Пробыла она в лесу пять дней. А за это время приходил в лес ее кум. Принес глиняную квашню с червонцами. Выкопал под тройчатой елью яму, убрал туда свою квашню и заложил ее камнем. Потом прикрыл дерном, чтоб никто не приметил, и ушел. Она все это видела, но не шелохнулась.

На пятый день муж пошел проведать свою жену: узнать, жива ли и что делает.

Нашел он ее. Жена сейчас же побежала навстречу и закричала:

— Вот и ты, муженек, я-то тут плутала-плутала, никак не могла тебя найти. Вот и встретились мы с тобой, слава богу! Поди-ка сюда, муженек; наш куманек спрятал здесь квашню с деньгами, стащи их у него!

Муж пошел и взял деньги.

«Ну, вот и хорошо, думает. Теперь я вернул все деньги, которых лишился, но что же будет дальше? Ведь как только зайдет к нам кум, она расскажет ему, что мы взяли его клад. Как бы это мне схитрить? Что придумать?»

Приходят домой. Он и говорит жене:

— Будет всемирный потоп. Всех нас затопит. Я залезу на крышу, а тебя спрячу в печь, чтоб ты не захлебнулась. Где тебе на крышу лазить — свалишься. Придется тебе в печи сидеть.

Она сейчас же с охотою полезла туда. Муж с кухни плотно заткнул печь, а наверху сделал дыру. Потом взял кадушку воды и ну лить сверху в печь, на жену.

— Ой, тону! — кричит жена.

Вся сажа, что была в печи — на нее. Черная стала, как угольщик. На другой день муж выпустил ее из печи.

— Выходи, дескать, женушка, вода уже сошла.

Вылезла она вся черная и говорит:

— А я уж думала, что утону.

Муж умыл ее и переодел в чистое.

Немного погодя приходит к ним куманек. Грустный-грустный.

— Что невеселы, куманек? — спрашивает жена.

— Да ведь вы мне все равно не поможете, — отвечает он.

— Авось и помогу: должно быть, у вас деньги украли?

— Украли! — закричал куманек.

А она и рада:

— Мой муж их взял.

— Когда?

— Акурат перед всемирным потопом!

— Еще издеваетесь надо мной! — рассердился куманек, хлопнул дверью и больше к ним не ходил.

А деньги остались у мужика.

Добрый совет

Было у отца две дочери. Выдал он обеих замуж и говорит жене:

— Давай, мать, отдадим дочерям свое богатство.

— Не отдавай, отец! — отвечает жена. — Оставь как есть, после нашей смерти получат.

— Нет, отдадим! — решил отец.

Отдали им все свое богатство. Дочери почитали отца месяца с два, не больше. Через два месяца все реже, все реже к нему наведывались, а потом и вовсе позабыли.

Обидно ему стало, все думал об этом, не мог из головы выкинуть. Гулял он раз по полю и встретил своего старого друга. Тот спрашивает:

— Что, старина, невесел? Что тебя сокрушает? Раньше ты бывал всегда веселым.

Отец пожал плечами и говорит:

— Худо я сделал, брат, все меня бросили!

— Не горюй — вот тебе деньги, приготовь хороший обед, пригласи своих дочерей и зятьев, да и меня — тоже! — сказал друг.

Разошлись они, и отец устроил званый обед. Когда все гости собрались, приятель сказал хозяину:

— Вот, брат, тот ларчик с деньгами; мне они не нужны, а ты нуждаешься, их тебе хватит до самой смерти.

Отец взял ларчик и спрятал его в кладовой. Оба старых приятеля уже заранее договорились между собою и знали, что это за ларчик.

Одна из дочерей и шепчет за столом на ухо своему мужу:

— Видишь, сколько еще у батюшки денег — целый ларчик, давай будем ухаживать за родителями, чтоб завещали эти деньги нам.

И другая дочь тоже говорит своему:

— Надо нам с тобою, дружочек, почаще отца-то навещать и почет ему оказывать.

Кончилось гостеванье, разошлись. С того дня и до самой смерти отец не знал горя. Потом пришла смерть. Никакого завещания отец не оставил. Стали искать ларчик, нашли его, но оказался в нем всякий хлам — черепки, битое стекло. Подивились дочери и подумали:

«Теперь легко поделимся!»

Отставной солдат

Шел солдат со службы. Скопил он кой-какие деньги и нес их с собой. По дороге зашел в корчму, а корчма эта стояла в глухом месте, на отшибе. Заказал солдат себе кусок мяса, хлеба и кружку пива. Поужинал, заплатил и остался там ночевать. Корчмарь приметил у солдата деньги и, когда тот уснул, стащил их.

Утром солдат проснулся, собрался позавтракать, ищет на себе деньги — денег нет.

— Пан корчмарь, где мои деньги? Это вы их украли, больше некому было взять! — кричит солдат.

Корчмарь говорит, что он денег не брал, пошел донес, что солдат его оклеветал, и солдата арестовали.

Пришел к солдату в тюрьму черт и говорит:

— Ты сидишь здесь безвинно; я черт, но ты меня не бойся, я не могу причинить тебе никакого вреда, потому что ты ни в чем не виноват. Тебя присудят повесить, но я буду твоим свидетелем и помогу тебе. Тебя поведут на казнь, я буду сидеть под виселицей на левой стороне в виде красивого юноши в голубой шляпе с петушиным пером. Когда палачи приведут тебя, скажи, что не можешь говорить от жалости к себе, потому как невинно идешь на позорную смерть, а вместо меня, скажи, будет говорить мой свидетель, он правду скажет — и покажи на меня.

Неповинного солдата повели вешать. Под виселицей его спросили напоследок, виновен ли. Он ответил:

— Не могу говорить от жалости к себе, потому что безвинно иду на позорную смерть; но вот — мой свидетель, пусть он подтвердит, что это — правда.

Юноша в голубой шляпе встал и кричит корчмарю:

— Отдай ему деньги: ты его обокрал да еще засадил в тюрьму за клевету и оскорбление.

А корчмарь стоит на своем:

— Не брал я его денег, чтоб меня черти взяли!

Как выговорил он эти слова, юноша обернулся чертом, схватил корчмаря и провалился с ним в ад. Отставного солдата выпустили, вернули ему деньги.

Сапожник Либор

Сапожник Либор был очень сильный. Здоровенные деревья с корнем выворачивал. Ему это ничего не стоило: только ухватится — и готово. Вот как-то раз застал его в лесу за этим делом князь и спрашивает:

— Ты что это мне лес портишь?

— Да у меня изба ветхая, хочу подпереть стенку, чтоб не завалилась.

— Ну и сила у тебя!

— Это что! Вот кабы поесть досыта, тогда бы другое дело!

— А чего бы ты поел?

— Мне бы миску гороху да свининки кусочек, хоть от хвостика до пятачка, вот тогда у меня была бы сила!

— Приходи ко мне в замок, получишь. Но за это ты сослужишь мне службу!

— Какую службу?

— Будешь биться с великаном.

— Это я могу! Как наемся, во мне сила великая!

Приходит Либор домой и говорит жене:

— Сними с тюфяка чехол! Иду в замок за горохом.

— Сдурел, что ли?

— Давай скорей, не задерживай!

Приходит в замок. Князь велел насыпать ему полный чехол гороху и выгнать свиней.

— Выбери себе по вкусу.

— Вон этого.

Выбрал самого большого кабана, схватил его за ногу, перекинул через плечо, на другое плечо — горох и пошел.

Варила ему жена каждый день горох. Через два месяца, когда Либор все съел, говорит он князю:

— Чую в себе силу огромную.

Князь велел выстроить ристалище и побился об заклад с одним графом, что есть у него человек, который победит графского великана. Вот в назначенный день привозит граф великана на поединок. Великан поглядел сверху вниз на сапожника и говорит:

— Эй ты, червяк! Чего ради вздумал ты со мною бороться? Я ведь тебя раздавлю!

А граф сидит, улыбается. Вот вышли они на ристалище.

Сапожник глядит на великана снизу вверх и говорит ему по-приятельски:

— Сроду мы с тобой не встречались, вражды не имели; давай, прежде чем силами мериться, подадим друг другу руки.

Великан подал ему руку, сапожник схватил ее, да как подкинет великана! Великан повернулся и пошел, а граф сел в карету. Тут князь кричит Либору:

— Пусть даст тебе на водку!

Либор подбежал, схватил карету за спицу, и колесо под графом так и рассыпалось. Граф просит Либора:

— Отпусти, пожалуйста!

— Нет, нет, извольте сперва заплатить!

Граф бросил ему горсть золотых и с позором уехал.

Про солдата, кузнецкого сына

В старину жил в Праге очень богатый кузнец. Было у него двое детей — сын и дочь. Подрос сын и пошел в солдаты. Отец, прощаясь с ним, попросил его:

— Вспомяни меня, когда тебе всего лучше будет.

За короткое время так полюбили его военачальники, что стал он телохранителем императора. Прослужил в солдатах девять лет, но про отца не вспомнил ни разу. На десятом году вошел в милость к самому государю, и с тех пор зажил он хорошо — лучше некуда. Тут вспомнил он об отце, затосковал по нем и решил немедля навестить его. Стал просить об увольнении. Государь отпускать не хотел, так как очень любил его, но солдат сильно просил: хочет, мол, повидать старика отца, пока тот жив; и государь, наконец, отпустил солдата, наградил деньгами и сказал:

— За твою усердную и верную службу разрешаю тебе выбрать в моей конюшне любого коня.

Солдат оседлал буйного коня и поехал в Прагу.

В Праге подыскал дорогую гостиницу и снял там богатую комнату с двумя кроватями. Потом спрашивает хозяина, жив ли еще старый кузнец, которого зовут так-то и так-то.

— Я, — говорит, — слышал, что этот кузнец очень большой мастер, и хочу разыскать его, чтобы он подковал моего коня.

Хозяин ответил:

— Этого умелого кузнеца я хорошо знал, но он умер еще три года назад. Был у него когда-то сын, которому и должно было достаться все отцовское богатство, но неизвестно, жив ли этот сын, или тоже умер. И, как не было о сыне ни вести, ни слуху, все богатство унаследовала Кузнецова дочь, но она забыла бога и женскую честь, промотала все отцовское добро, опозорила себя, и ныне весь город гнушается ею.

— Пошлите за этой женщиной своего привратника, — говорит тогда солдат. — Пусть разыщет ее и приведет ко мне.

Так и сталось; слуга нашел ее, привел и получил за это дукат. Постоялец велел накрыть ужин на двух столах, за одним ел сам, а за другой стол посадил свою сестру. Он узнал ее тотчас же, как она вошла к нему в комнату, но она брата не узнала.

После ужина солдат сказался ей и тотчас стал поносить ее и упрекать в том, что она промотала все отцовское наследство, а он, вернувшись теперь домой, остался ни с чем.

— Что мне здесь делать? — сказал он. — Не могу и на люди показаться, не могу признаться, что я — твой брат. Навлекла ты позор на родителей в могиле и на меня вживе; как же могу я остаться здесь? Приходится мне, покинув любимую отчизну, бежать куда глаза глядят и скитаться по белу свету.

Сильно он разгневался, встал, связал сестру веревкой, положил на кровать и давай бить ее изо всей мочи. Хозяин, услышав вопли и увидав, как расправляется постоялец с приведенной к нему женщиной, попытался остановить его, говоря, что так делать не след и что солдат не имеет на это никакого права. Постоялец объяснил, кто она ему, но просил никому ничего не рассказывать.

— Мне, — сказал он, — стыдно, что я брат такой распутной женщины.

Хозяин умолк, приезжий заплатил сколько с него следовало, велел вывести своего коня, привязал сестру к седлу и темною ночью уехал с нею из города.

Ехал он до самого рассвета и от рассвета до самой ночи, пока не заехал в пустынные горы. Снова наступила тьма, и не видать было даже тропинки. Он остановил коня и долго стоял, когда же засиял месяц, солдат увидел, что перед ним две дороги, и спросил:

— Сестра, скажи мне, которую дорогу выбрать.

Сестра ответила:

— Ты ведь умнее меня: выбирай сам; а по-моему, следует ехать по более торной.

Поехали дальше; в лесу было еще темнее, и, не зная, куда повернуть, солдат слез с коня, взобрался на высокий дуб и осмотрелся по сторонам — не светит ли где огонек. Завидев неподалеку огонек, он завязал в платок камень и бросил его в ту сторону, потом сел на коня и поехал туда, чтобы попросить ночлега.

Вскоре они приблизились к какой-то огромной усадьбе, это был исполинский замок. В замке горел свет, а когда они подъехали, ворота перед ними отворились, и солдат въехал во двор. Открыта была и конюшня, а в яслях засыпан овес для коня. Солдат завел своего коня в стойло, так как уже давно не кормил его. Сам же повел сестру в замок. Там в большой комнате — тоже незапертой — горела свеча, а на столе стояли кушанья на двух человек. Солдат был сильно голоден, но ждал, думая, что придет кто-нибудь, кого он попросит об ужине и ночлеге. Однако никто не пришел. Тогда он сел и принялся ужинать в свое удовольствие и сестре приказал кушать.

Они поели. Тут в комнату вошла девица и промолвила:

— Чего тебе здесь надобно, дружок? Горе тому, кто попал в этот замок, это — притон двадцати четырех разбойников, и живым ты отсюда не выйдешь.

— Будь что будет, — ответил солдат, — я не боюсь их.

— А, ты не боишься их? Это хорошо, — сказала девица. — Я помогу тебе. Иди спать, а утром, как встанешь, испытаю твою силу и удаль.

Девица вышла из комнаты, солдат лег на ложе, а связанную сестру положил на пол. Утром солдат поднялся, умылся, помолился и стал ждать прихода неведомой девицы.

Ждать пришлось недолго. Она явилась и отвела его в подземелье замка. Там стояла склянка с каким-то напитком. Девица налила ему чарку и сказала:

— Выпей это и пойдем наверх; я испытаю твою силу; там растет могучий дуб; коли сможешь тряхнуть его — осилишь разбойников.

Солдат выпил поданную чарку, вышел, ухватился за дуб и затряс его, как молодую осину.

— Вот и славно! — закричала девица. — Вот тебе вторая чарка, и тряхни дуб еще разок.

Солдат выпил вторую чарку и так сильно затряс столетний дуб, что с него посыпались на землю молодые ветки. Девица обрадовалась и сказала:

— Толк из тебя будет! Вот тебе третья чарка: выпей и потряси дуб еще раз.

Солдат осушил чарку, выворотил дуб с корнями и отшвырнул его, как прутик.

Девица снова привела его в замок, показала ему все, что там было, и рассказала о себе:

— Я — дочь короля. Однажды я выехала со своей свитой на прогулку, и тут на нас напали здешние разбойники-людоеды. Они убили моих слуг, а меня оставили в живых лишь потому, что я обещала навсегда остаться у них. Ах, помоги мне только выбраться отсюда, я отблагодарю тебя!

Потом повела его в подземелье и показала большие бочки с деньгами. Там он увидел висевший на стене меч, который все подпрыгивал в ножнах. Солдат быстро вынул этот меч и заменил его своим, а волшебный вложил в свои ножны. Он сделал это незаметно, так что девица не видела. Вдруг раздался какой-то стук. Девица испугалась и воскликнула:

— Беда! Ворочаются людоеды!

Оба торопливо поднялись в замок, но увидели, что разбойники еще не вернулись. Солдат спросил ее:

— Что это за меч там, внизу, скачет в ножнах?

Девица поведала ему:

— Это меч-саморуб; стоит взмахнуть им и сказать: «Столько-то голов долой!» — и столько же голов упадет наземь.

Чем ближе подходило время возвращения разбойников, тем больше боялась королевна. Но солдат сказал ей, что ему все нипочем: он их наверняка победит, а ее вызволит.

Потом королевна принесла ему завтрак, и он попил и поел досыта. Королевна сказала, что разбойники всегда воз вращаются домой по восемь человек, и спросила, будет ли он воевать порознь с каждой восьмеркой или же подождет, пока не соберутся все двадцать четыре. Он ответил, что будет сражаться порознь, как только разбойники войдут во двор.

В это время во дворе послышался страшный шум, королевская дочь так и обмерла от страха и сказала:

— Это идут первые восемь!

Солдат встал на пороге и вскричал зычным голосом:

— Все восемь голов долой!

И на землю сразу скатилось восемь голов. Королевна подивилась этому: не знала, что солдат взял себе в подземелье меч-саморуб. Через час новый шум возвестил приход других восьми разбойников. Солдат опять вышел навстречу им и вскричал громовым голосом:

— Все восемь голов долой!

И свалилось наземь восемь безголовых трупов.

Еще через час должны были вернуться последние восемь людоедов. Королевна сказала солдату:

— С ними придет их вожак — старшой разбойник. Того ни пуля, ни меч не берет. Руби его снизу — иначе не сразишь.

Как только пришли последние восьмеро, солдат воскликнул во все горло:

— Всем головы долой!

Семеро упало, а восьмой остался жив, бросился к солдату и начал сражаться с ним. Бой был великий, атаман уже одолевал солдата. Тут вспомнил солдат наказ — рубить снизу. И, как повалил его людоед наземь, солдат поранил его, мечом отрубил ему голову и бросил ее через забор в сад.

Королевна не знала, как и отблагодарить его за то, что он вызволил ее из рук этих страшных разбойников.

— Я пойду домой, — сказала она, — иди со мною и ты. Возьми себе злата-серебра, сколько пожелаешь. Замок этот теперь твой, делай что хочешь.

Но солдат ответил:

— Некуда мне идти. Сестра моя — зазорница, из-за нее стыдно мне людям на глаза показаться. Для меня всюду одинаково, где бы мне ни быть, а потому я останусь пока здесь.

Королевна еще раз поблагодарила его и пошла своей дорогой.

Солдат был хорошим охотником и сказал, что пойдет в лес на дичь, потому что в бочках была засолена только человечина — мясо людей, которых разбойники убивали и ели. Сестра же осталась дома варить обед.

Вот пошла она по воду во двор, к колодцу, а отрубленная голова крикнула ей из сада:

— Дай мне воды!

Она оглянулась, чтобы увидеть, кто это кричит. А голова все повторяет:

— Воды, воды!

Сестре стало страшно, и как шла она с водою обратно, плеснула через забор на эту голову. Голова в тот же миг перескочила через ограду, подкатилась к телу, и разбойничий вожак ожил. Поблагодарил ее за воду и сказал:

— Не бойся меня, помоги мне спровадить со свету твоего ненавистного брата.

Сестра тотчас согласилась на это.

Разбойник дал ей такой совет:

— Прикинься хворой и скажи брату, будто тебе приснилось, что только мясо волчонка вылечит тебя; он пойдет в лес, и волк разорвет его.

Вернувшись с охоты, брат застал свою сестру лежащей в постели. Она притворилась, будто опасно заболела, и сказала ему слабым голосом:

— Занемогла я, братец, и пригрезилось мне во сне, что вылечит меня только мясо волчонка.

Брат ласково ответил:

— Это добыть нетрудно — кругом бегает много волчат; я приведу тебе волчонка.

Ушел в лес, забрался в самые дебри и там, в чащобе, увидал матерую волчицу с волчонком. Волчица встала против него и кротко сказала:

— Стой, не стреляй! Промахнешься. Скажи, чего тебе надобно, и получишь.

Он попросил отдать волчонка. Волчица охотно отдала ему волчонка да еще и свисток подарила. Он спрятал подарок, отвел волчонка в замок и поведал сестре, что добыл нужное лекарство.

Тогда старый людоед посоветовал ей попросить у брата медвежонка; теперь, дескать, уже поздно, волчатина не поможет. Медведя же он ни за что не осилит, медведь стреляной раны не боится и непременно разорвет его. Сестра послушала совета людоеда и, чтобы извести доброго брата, сказала ему:

— Поздно, теперь волчатина мне уж не поможет; но мне приснилось, что вылечит меня мясо медвежонка.

Добрый брат сказал ей:

— В лесу и медвежат много; если бы ты сразу сказала, я привел бы заодно и медвежонка; но потерпи малость — живо приведу его к тебе.

Пошел в лес и вскоре нашел расселину, в которой нежился медвежонок со старою медведицей. Медведица встала перед ним и кротко сказала:

— Стой, не стреляй! Промахнешься. Скажи, чего тебе надобно, и получишь.

Он попросил отдать медвежонка. Медведица охотно отдала ему медвежонка, еще и свисток подарила. Он спрятал подарок, отвел медвежонка в замок и поведал сестре, что добыл нужное лекарство.

Увидав, что дикие звери не трогают солдата, старшой людоед рассердился и сказал солдатовой сестре:

— Брат твой хуже меня и хуже черта; дикие звери его боятся и не противятся ему; но попроси у него львенка — львица-то непременно растерзает его.

Сестра в третий раз притворилась больною и сказала брату:

— Теперь уж не поможет мне и медвежатина. А приснилось мне, что полегчает от мяса молодого льва. Уж это непременно.

Досадно стало брату, что дважды трудился понапрасну и что она не сказала этого сразу. Однако пошел в лес и вскоре заслышал там львиный рык и увидал львицу; рядом с нею гордо выступал молодой лев. Солдат остановился, прицелился и хотел выстрелить. Тут львица спокойно встала перед ним и величаво молвила:

— Стой, не стреляй! Промахнешься. Скажи, чего тебе надобно, и получишь.

Он попросил отдать львенка. Львица, хотя и с грустью, но не переча отдала ему львенка, подарила свисток и сказала:

— Если случится с тобой какая беда, только свистни, и зверята прибегут на помощь.

Он спрятал подарок, отвел львенка в замок и поведал сестре, что добыл нужное лекарство.

Старшой людоед пришел к солдатовой сестре и говорит:

— Ничто его не берет! Одно остается — помоги мне завладеть его мечом. Поистине, он хуже дьявола — даже львица испугалась его и отдала ему своего детеныша. Скажи ему, что ты уже совсем оправилась, но боишься за него — не занемог бы тяжко и он сам, положив столько сил в бою с разбойниками и с дикими зверями. Посоветуй ему искупаться, чтобы освежиться и набраться сил. Он снимет с себя меч-саморуб, а я тут же прибегу и схвачу его.

Коварная и неблагодарная сестра и на сей раз вняла совету людоеда, чтобы извести своего храброго и доброго брата. Встает она с ложа и говорит:

— Я уже здорова, братец, но очень боюсь за тебя — не заболел бы и ты тяжко, положив столько сил в сражениях с разбойниками и дикими зверями. Если ты заболеешь и умрешь, куда денусь я, несчастная? Приготовила я тебе купанье: самые душистые зелья собрала и воду нагрела, уже все готово, пойди выкупайся!

Брат поверил сестре, снял с себя одежду и меч-саморуб, которым он был опоясан по нагому телу, и положил его рядом с собою. Едва только вошел он в воду, как примчался старшой людоед, схватил меч и убежал. Солдат живо вылез из воды, оделся, вырвал молодой дуб, отломил верхушку, отшвырнул ее и погнался за людоедом с огромною лесиной. Началась страшная битва — людоед рубил мечом, а солдат отбивался лесиной. Свободною рукой он вынул свистки и свистнул — волчонок, медвежонок и львенок сбежались на помощь, но никак не могли осилить людоеда. Людоед убежал и скрылся от солдата в лесу. Солдат же стал разыскивать его; наконец, застал крепко спящим в чаще и отнял у него свой меч. Людоед проснулся, хватился — меча нет. Солдат свистнул своих зверей и вступил в новый бой — рубанул людоеда снизу, поранил его, отрубил ему голову и так навсегда избавился от своего врага.

Затем вернулся в замок и, отыскав сестру свою, гневно сказал:

— Сестра, дважды ты предала меня. Ты — самая худшая из тварей земных. Не я дал тебе жизнь, и не мне отнимать ее у тебя. Я уйду отсюда куда глаза глядят, ты же останешься одна в этих пустынных горах. Своим коварством ты сокрушила мое сердце, а потому никогда в жизни своей я не буду бриться. Но за двойную измену я все же накажу тебя.

Отвел он своего коня в лес, убил его, ободрал до половины и привязал к крепкому дереву, а сестру привязал к другому дереву, — лишь с трудом могла она дотянуться до коня и урвать с него кусок мяса. Сделал он это, чтобы она долго мучилась и не погибла от голода. Сам же набрал денег, сколько мог унести, взял с собой зверей и покинул эти горы.

Вот приходит он в большой город. Там все дома затянуты черным сукном. Зашел в харчевню и спросил хозяина, что это значит. Хозяин ответил:

— У нашего короля всего одна дочь. Она когда-то пропала, а год назад вернулась. За городом в пещере обитает дракон. Что ни день, жители города по очереди отдают на съедение девицу. И погибло уже столько молодых девиц, что горожане взбунтовались, потребовали, чтобы и король отдал дракону свою дочь. Король поневоле покорился, завтра его единственную дочь поведут к дракону, который разорвет ее и сожрет, если не найдется ей защитника. Тому же, кто спасет принцессу, король отдаст ее в жены, а с нею и все королевство!

Солдат приказал хозяину убить и изжарить целого быка; дал каждому из зверей по четверти туши, и сам тоже наелся досыта. Потом велел привести его к берлоге прожорливого дракона, говоря, что желает увидеть королевскую дочь.

Когда должны были привести королевну, он пошел туда со своими зверями, весь обросший, как был. Там стояла прекрасная часовня. Вскоре прибыла королевна. Ее провожало большое шествие. Все помолились последний раз вместе с королевной и воротились в город, оставив ее одну.

Солдат со своими зверями ждал, укрывшись неподалеку, и, когда весь народ разошелся, воскликнул зычным голосом:

— Выползай, драконище поганый!

Тут вылез дракон из своей берлоги, солдат тотчас подбежал к нему и сразился с ним. Занес он свой меч и ударил им изо всей силы. Голова дракона отлетела, как маковка. Но лишь срубил солдат голову, как вместо нее выросло семь новых. Однако солдат не испугался и вскричал громовым голосом:

— Все семь голов долой!

И сразу свалились все семь голов. Тут и звери набросились на дракона и разорвали его на куски. Солдат вырезал из всех семи голов языки, завернул их в бумагу и спрятал в свою сумку.

Королевна стала благодарить его за свое избавление и, видя, что он и звери его сильно утомлены, сказала им:

— Лягте на травку и отдохните.

Когда все они мирно улеглись, она сняла с себя золотые цепочки и надела их на шеи всем трем зверям, затем надела на палец отважного воина свой драгоценный перстень и обещала ему, что выйдет замуж только за него и ни за кого другого.

Так лежали они там и все уснули. Тут пришел королевский слуга — посмотреть, не оставил ли дракон костей королевны, чтобы похоронить их, но, к удивлению своему, увидел, что королевна цела и невредима и спит на лужайке рядом с бородатым солдатом. Звери же сначала стерегли их, но потом тоже уснули. И так крепко спали, что не видели, как слуга убил солдата и унес в королевский дворец все семь драконьих голов.

Первым проснулся и опамятовался медведь; увидев хозяина мертвым, он растолкал волка и льва. Все звери помчались в горы, насобирали трав, прибежали обратно, обложили травами голову хозяина и вновь воскресили его к жизни.

Пока они отсутствовали, очнулась королевна. Увидя, что избавитель ее мертв, она вложила в его руки пучок душистых цветов и ушла к своим родителям в королевский дворец. А слуга уже успел объявить там, будто он убил дракона и спас королевну, и поклялся в этом.

Солдат же, когда ожил, погрозил зверям, что плохо стерегли, тотчас ушел с ними и целый год бродил по белу свету.

Ровно через год, день в день, он снова пришел в этот город. Все дома были затянуты красным сукном. Солдат спросил хозяина харчевни, что это значит. Хозяин сказал:

— Сегодня исполнился год с того дня, как дочь короля увезли на съедение дракону, а королевский слуга убил дракона и спас королевну от верной смерти и за это должен был получить ее в жены, а с нею и все королевство. Дочь же короля противилась и говорила, что слуга этот ни дракона не убивал, ни ее не спасал, что все это сделал некий чужестранец с тремя зверями. А слуга в доказательство своей отваги показал семь драконьих голов, и король поверил ему. И так как король настаивал на том, чтобы дочь его стала женою слуги, она выпросила себе один год: если до истечения года не придет настоящий ее избавитель, она станет женою слуги. Сегодня как раз годовщина, и поэтому в королевском дворце состоится свадьба.

Бородатый солдат сказал хозяину:

— Давай побьемся об заклад на сто дукатов, что я прежде всех свадебных гостей отведаю королевского супу.

Хозяин улыбнулся:

— Если бы я имел сто дукатов, — а их у меня нет, — тотчас побился бы об заклад; ибо как может такой простой, неотесанный грязный бородач есть с королевского стола?

— Посмотрим, — сказал солдат, тотчас написал письмецо, дал волку и послал его во дворец с таким наказом: — Ты умен и силен; ты пройдешь мимо стражников, хотя их сегодня гораздо больше, чем обычно; ступай к королевне и положи голову ей на колени; она уж сама будет знать, что ей делать.

Волк беспрепятственно прошел мимо стражи, проник в пиршественный зал, подполз под стол и положил голову свою на колени королевны. Королевна тотчас признала волка и свою цепочку, испугалась и подумала: «Где хозяин этого зверя и что с ним сталось?» Прочитала записку и приказала дать этому зверю горшок того супа, которого еще никто не ел. Повар исполнил ее повеление, привязал на шею волка горшок супу, и зверь отнес его своему хозяину.

— Вот и суп, хозяин! На сколько поспорите, что получу с королевского стола и жаркое, которого никто еще не отведывал?

Хозяин харчевни опять не поверил ему. Солдат написал другое письмецо и дал его медведю с таким наказом:

— Ты еще сильнее, чем волк; стражи будет вдвое больше, но ты все-таки пробьешься. Ступай к королевне и положи голову ей на колени; она уж сама будет знать, что ей делать.

Медведь своим появлением привел стражу в такой ужас, что беспрепятственно дошел до самого пиршественного зала, подполз под стол и положил голову на колени королевны.

Она взяла у него записку и тотчас приказала повару привязать этому медведю жаркое, которого еще никто не ел. Медведь ушел. Король же не понимал, что это значит, что за дружбу ведет его дочь с лесными зверями. Но в присутствии гостей не решался спросить ее об этом.

Солдат опять показал хозяину харчевни жаркое и предложил ему побиться об заклад, что получит и вино из королевского погреба, из непочатой еще бочки. Тому уж неохота было биться с ним об заклад, а солдат написал третье письмецо и послал льва отнести его королевне. Теперь стражи было втрое больше, и стражники пытались задержать льва, но зверь так страшно зарычал, что оружие попадало у них из рук, и лев проник в пиршественный зал к самой королевне. Она взяла у него записку и приказала виночерпию дать льву вина из непочатой еще бочки. Виночерпий ушел, но подумал: «Где же льву знать, почата ли бочка?» Начерпал вина из неполной бочки и дал его льву. Но тот грубо швырнул дорогой сосуд наземь и разбил его вдребезги. Королевна рассердилась и строго приказала виночерпию принести вина из бочки непочатой. Устрашенный виночерпий исполнил это, привязал сосуд на шею льву, и лев убежал к своему хозяину.

Тут король не утерпел, подошел к своей дочери и спросил ее, что это у нее за дружба с дикими зверями. Она поведала ему, что эти звери помогали настоящему ее избавителю, который находится, должно быть, недалеко; она хорошо, мол, знает этих зверей и их золотые цепочки, которые она собственною рукою навесила им на шею год тому назад. Избавителю же своему она дала перстень и обещала, что никто другой не будет ее мужем.

Король быстро послал своего наирезвейшего бегуна следом за львом и приказал ему выведать, где находится хозяин льва, и привести его во дворец.

Лев мчался прямо через ограды и колючие кусты, а бегун, с опасностью для жизни, — за ним. Его легонькие одежды разорвались в лохмотья. Придя в харчевню, он увидел, что какой-то грязный, обросший, два года не бритый человек как ни в чем не бывало наливает себе в стаканчик принесенное львом наилучшее королевское вино, а у его ног лежат все три зверя. Запыхавшийся и испуганный бегун позвал его к королю. Солдат же грубо накинулся на него, отругал и выгнал.

Король спросил бегуна:

— Где тот человек?

— В трактире «У деревянной утки», — ответил бегун.

— Почему же ты не привел его сюда, как я приказывал тебе?

— Звал я его, а он изругал меня и выгнал вон!

— Под страхом смерти немедля отправляйся туда и приведи его! — сказал король.

— Наимилостивейший король и государь мой! — взмолился бегун. — Уж лучше мне жизни лишиться, нежели отважиться еще раз пойти к этому страшному человеку!

Солдат в это время снова спорил с хозяином, что за ним приедет королевская карета, запряженная шестериком коней. Тот с улыбкой сказал:

— Скажите лучше — шестериком котов! Этому я еще поверю!

Не окончился еще их спор, как перед харчевней загремела королевская карета, запряженная шестью конями. Карета остановилась, из нее выпрыгнул первый королевский вельможа и покорнейше попросил солдата поехать с ним в королевский дворец. Тот встал, сел в карету и поехал, а звери вприпрыжку побежали за каретою ко дворцу. Во дворце уже были приготовлены для него особые покои, его побрили, умыли, нарядили в рыцарские одежды и торжественно ввели к гостям в пиршественный зал.

Когда он уселся среди почетных гостей, королевна заговорила так:

— Милостивые господа гости! Я в большом затруднении и прошу вашего совета. Год назад был у меня золотой замок и золотой ключ к нему; ключ этот я потеряла и заказала вместо него ключ серебряный, а когда получила его, вновь нашла я потерянный золотой ключ. Дайте же мне теперь добрый и мудрый совет: который из них оставить себе.

И все сказали:

— Оставьте себе золотой ключ, который подходит к золотому замку и вместе с ним сделан.

Королевна продолжала:

— Смотрите же, вот этот сударь и есть тот самый золотой ключ — мой истинный избавитель, которому я обещалась и которого я потеряла. А тот — не более как серебряный ключ, самозванец!

Король спросил переодетого солдата, есть ли у него доказательства, что он — истинный избавитель его дочери.

Переодетый солдат вынул из кармана бумагу с семью драконьими языками и потребовал доказательств у королевского слуги, выдававшего себя за избавителя. Тот положил на стол глаза, вынутые из драконьих голов. И спросил его солдат:

— Где были языки, когда ты взял головы?

Слуга признался, что головы были уже без языков.

За коварный обман король тотчас присудил слугу к лютой казни на железной кобыле; там слуга и нашел себе смерть.

Королевна же крепко радовалась, что мужем ее будет истинный ее избавитель.

После шумной и веселой свадьбы молодая королева вспомнила о сестре своего супруга, с которою познакомилась в разбойничьем замке, и спросила, где она теперь и как ей живется. Молодой король рассказал своей супруге, как сестра дважды предала его и подвергла смертельной опасности, за что он наказал ее, привязав так, что только с большим трудом может она урвать с коня кусок мяса, чтобы не погибнуть от голода.

Королева тотчас велела призвать своего лекаря и спросила его:

— Можно ли сохранить жизнь и здоровье той женщины, если она не умерла еще?

Лекарь сказал, что ее можно спасти молоком кормящей матери. Королева велела немедля запрягать, и лекарь поехал с молодым королем в горы; королевская сестра была еще жива, но уже начала обрастать мохом; а от коня остались только сухие мослы, которые она грызла с голоду. Ее отвязали, посадили в повозку, набрали в подземельях замка много золота и серебра и поехали в королевский дворец.

Сестра короля вылечилась, здоровье вернулось к ней. Королева обещала оставить ее до самой смерти при королевском дворе и назначила ее постельницей. Но сестра брата своего нисколько не любила и была недовольна тем, что даже горничные королевы имеют своих барышень и служанок, она же, сестра короля, должна стлать постели.

Сестра придумала новую месть. Пошла она к кузнецу и заказала большой капкан, сказав ему:

— Какой-то зверь ворует у нас птицу. Я хочу поставить на него капкан. Сделайте его как можно скорее; я сама приду за ним.

Она сама принесла капкан и поставила его в кровати короля, под простыней.

Король, брат ее, после обеда лег отдохнуть, но тут в бок ему внезапно вонзились зубья этого капкана, и он тут же скончался.

Верные звери, видя, что хозяин их мертв, опять вприпрыжку побежали в горы за травами, которыми обложили его мертвое тело, и вновь воскресили его.

Затем король велел призвать свою сестру и сказал ей:

— Сестра! Ты уже столько раз меня предавала! Хотя не я дал тебе жизнь и отнимать ее у тебя не хочу, но, по справедливости, ты должна быть наказана.

И он приказал палачам привязать ее к столбу и засыпать ее песком, пока она не испустит свой грешный дух.

Теперь и звери пришли рассчитаться со своим хозяином. И сказали так:

— Мы долго и верно служили тебе. Уплати нам!

— Чего же вы просите за верную службу? — спросил король.

— Мы просим у тебя лишь одного: отруби нам головы!

— Могу ли я злом отплатить вам за все ваше добро, ведь вы охраняли меня и к жизни воскрешали! — возразил король.

— Сделай, король, то, о чем просим, — взмолились звери, — иначе будет худо и тебе и нам.

— Ну, коли не отступаетесь, будь по-вашему! — решил король.

С этими словами отрубил он им головы, и тотчас звери обернулись прекрасными рыцарями, с которых ныне спало заклятие. А убитый дракон тоже был зачарованным королем. Теперь и он освободился от колдовских чар и вместе с тремя рыцарями пришел к королю. Все они поблагодарили его и затем разошлись по своим королевствам.

Король же с любезною своею королевой жил много-много лет, и подданные почитали и уважали их за великую справедливость и добрые дела.

Мохнатый сын

Как-то раз сидели в трактире мужики. У одного из ник не было детей, вот все и принялись его дразнить. «Ну, ничего, — говорит он, — до утра, дескать, постараюсь». Подошло время, и родился у него сын, весь мохнатый, настоящий медведь. Мать-то сильно убивалась и хотела спровадить его со света. А отец не позволил — я, мол, сына оставлю. И оставил сына в живых. Рос он рос и вырос такой умный, всем на удивленье. Отовсюду люди приходили к нему за советом, и он всем им помогал. И все умел делать. Прослышал об этом и король, и взяла его досада — уж больно не по вкусу ему пришлось, что этот парень так хорошо всем людям советует, — как бы, мол, умнее его не оказался. Послал он за мужичком и говорит:

— Коли твой сын такой мудрый, пусть повернет Лабу, хочу, чтобы она текла не перед моим замком, а позади его.

Пришел мужик домой и говорит:

— Беда, сынок. Король хочет, чтоб ты повернул Лабу за его замок; не сделаешь этого — смерти не минуешь, а сумеешь — женит он тебя на своей дочери Мине, отдаст тебе королевство, и будешь королем.

— Ну, что же, это пустяки, — отвечает сын. А на другой день, под вечер, позвал отца:

— Пойдемте, батюшка.

Пришли они к королевскому замку, сын и говорит:

— Ну, теперь будем землю мерить.

Мерили-мерили, потом сын послал отца отдыхать.

— Отдохните, — мол, — батюшка. Я сам буду мерить и выравнивать.

Отец заснул, а сын остался один.

Утром отец проснулся, и король тоже — и видят: вода, что текла перед замком, теперь позади замка течет. «Ну, — думает король, — не иначе как он сюда согнал людей со всего света». Однако никого не было видно.

Немного погодя послал сын отца к королю — когда, дескать, свадьба-то будет. А король и говорит:

— Прежде твой сын должен и себе замок выстроить, чтоб было куда повести мою дочь.

Сын тут же выстроил замок. Опять посылает отца к королю — когда же, мол, свадьба? А король отвечает:

— Пусть еще и мост построит от моего замка к своему, чтобы моя дочь могла по нему прохаживаться.

Когда и это было готово, король уж не знал, что и выдумать; приходится отдавать за мохнатого дочь. Однако, как подошло время свадьбы, король велит священнику:

— Не венчай их, как людей, ты ведь можешь это сделать.

Ну, священник и отказался их венчать. А мохнатый говорит:

— Я — такой же человек, как и все люди; венчайте нас, как людей.

А после венчания пал на землю и сказал:

— Был я в человеческом образе, а теперь опять буду в зверином!

И как встал, опять была на нем медвежья шкура.

Но когда сразу же после свадьбы рано утром вошла его супруга, королевна Мина, в спальню, то увидела там прекрасного молодца. Тотчас побежала она к своей матери королеве и зовет ее:

— Посмотрите, маменька, что сделалось с этим медведем, каким прекрасным молодцем он стал.

На другой день он встал, ударился оземь и опять оброс мохнатой шкурой — ну, медведь медведем. Так продолжалось несколько дней, а потом мать, королева-то, и говорит:

— Дочка дорогая, вишь, что мы сделаем: как он заснет, мы на нем эту шкуру и спалим.

— Не делайте этого, — просит он, — все равно мне теперь уже недолго ее носить.

Но они не послушались. Как только молодой король уснул, взяли да шкуру-то на нем и спалили. Утром встал он, увидал, что случилось, и говорит:

— Худо, жена! Худое дело сделано!

Как сказал он эти слова, ударился оземь, сброс шкурой, страшно взревел и пропал неведомо куда.

Тотчас король разослал множество гонцов на розыски. Гонцы возвращались один за другим, никто не мог найти молодого короля. Все было напрасно. Тогда жена его сама отправилась в путь. И ходила до тех пор, пока не добралась до самого солнца. Поклонилась она ему и молит сказать, где ее король. А солнце говорит:

— Завтра в шесть часов утра я взойду, а в шесть вечера зайду. Ты же оставайся здесь и не выходи из этого дома, не то сгоришь.

Вернулось солнышко с обхода и говорит королевне:

— Нигде я не нашло твоего короля. Но не горюй: пойди к моему брату месяцу, тот каждый кусочек просвечивает, не разузнает ли он чего.

Вот пошла она к месяцу. Тот не стал отказываться, только наказал ей:

— Я в девять часов взойду, в девять зайду; погляжу, постараюсь твое желание исполнить. А ты не выходи из этого дома, не то замерзнешь.

Зашел месяц, вернулся домой и говорит:

— Не видел я нигде твоего короля; пойди-ка ты к моему брату ветру — он каждую травиночку обдувает, может что и проведает.

Делать нечего, пошла она к ветру, как ей месяц посоветовал. Добралась благополучно и просит-молит его — помоги, мол. А ветер говорит:

— Я в двенадцать часов задую и буду дуть до шести; коли проведаю о нем, сейчас же тебе скажу.

В шесть часов примчался ветер и кричит королевне:

— Узнал я насчет твоего короля — он за морем, в неволе у сильной волшебницы. Ведь я для тебя всю землю облетал.

Королевна очень обрадовалась, что он такую новость ей принес, но никак ума не приложит, как же ей через море перебраться. А ветер говорит:

— Надень длинное широкое платье; через три дня я задую и перенесу тебя туда. Не знаю только, как ты к волшебнице-то проберешься. Да погоди, дам тебе совет: свяжи два больших букета из душистых трав. У волшебницы в саду живет большая птица, она всех на куски разрывает. Дай ей один пучок, она тебя и не тронет. А другой пучок кинь этой старой ведьме. Многие уже туда попадали, но оттуда никто не возвращался. А ты задобришь их травами, вот они и не будут такими кровожадными. Но запомни: если не поговоришь с королем, не вызволишь его.

Ну, ладно. Королевна послушалась советов ветра и благополучно добралась до замка. Сейчас же увидела там своего короля, но разговаривать с ним никак нельзя было. «Что же делать», — думает. Пошла к ведьме и просит разрешения вместе с ним ночевать: «Я ведь жена ему!» Ведьма позволила. Но король всякий вечер, как приходил к жене, так сейчас же засыпал, и ей никак не удавалось и словечком с ним перемолвиться. Как-то раз король и рассказал все одному из заколдованных королевичей:

— Приехала, — мол, — ко мне моя молодая жена, но я, как приду, сейчас же засыпаю и никак не могу проснуться.

— Погоди, — говорит тот, — это не иначе, как от вина, что мы по вечерам пьем. Видно, ведьма нам что-нибудь подмешивает. Завтра вечером после ужина, как нальет она нам вина, я во всю мочь перну, она и расхохочется, а ты в это время свою-то чарку ей подсунь, а ее чарку схвати и разом выпей.

Ну, все так и случилось, как этот королевич посоветовал. Выпил король ее вино — тотчас осмелел, шустрый стал, а ведьма-то от его вина так под стол и повалилась. Как увидел это другой-то королевич, вынул меч и отрубил ведьме голову. Только отрубил он ей голову, как примчался огромный зверь и унес колдунью прочь. А замок этот вдруг из черного стал красным. И сразу все осмелели, стали разговаривать друг с дружкой безо всякого и пошли на волю — каждый в свой край. А Мина с королевичем вернулись во дворец и стали править королевством. А живы ли еще — кому охота, сходи да проверь.

Хитроумная дочь

Жил-был один овчар, пас овец. Вот пасет он овец на горе и видит: на другой горе что-то светится. Пошел поглядеть, что там такое. Смотрит — а это золотая ступка. Принес он ступку домой и говорит дочери:

— Подарю-ка я ступку королю.

— Не делайте этого, батюшка, — отвечает дочь. — Отдадите ему ступку, а пестика-то у вас нет. Станет он требовать с вас пестик, и наживете себе беду.

«Что слушать неразумную девчонку», — подумал овчар, взял ступку, пришел к королю и говорит:

— Милостивый король, прошу вас принять от меня в подарок эту золотую ступку.

Как напустится на него король:

— Уж коли ступка, подавай и пестик! Если через три дня не принесешь его, поплатишься головой.

Загоревал овчар:

— Моя дочь так и говорила: получите ступку, захотите и пестик; не послушал я ее, поделом мне!

— Неужто у тебя такая умная дочь? — удивился король.

— Ну да!

— Так вот, передай своей дочери: если она явится ко мне ни пешком, ни верхом, не голая и не одетая, ни днем и ни ночью, ни о полудни, ни утром, то я женюсь на ней, а тебе прощу пестик.

Пришел овчар домой и говорит дочери:

— Если явишься к королю ни пешком, ни верхом, не голая и не одетая, ни ночью, ни днем, ни о полудни, ни утром — спасешь меня от смерти!

А дочка ничуть не испугалась! Закуталась в рыбацкую сеть, села на козла, сама на нем едет, а ногами по земле ступает. И явилась она к королю ни ночью, ни днем, ни о полудни, ни утром, а на рассвете! Как увидел король, что явилась она на рассвете да в сети, на козле-то сидит, ногами по земле ступает, так и сказал ей:

— Будешь моей женой! Но только никому не помогай советом! Как только ослушаешься, сейчас же должна будешь уйти от меня.

Поженились они и зажили душа в душу. Долго она никому советом не помогала, пока не вышел в том городе такой случай.

Приехал на ярмарку один мужик. Ожеребилась у него кобыла, а жеребенок-то убежал к другому мужику, который был на ярмарке с мерином. А второй мужик-то и говорит:

— Этот жеребенок мой!

Стали они судиться и до тех пор судились, пока не дошли до самого короля. Король и рассудил, что дитя всегда к своей матери убегает, стало быть принес жеребенка мерин. Мужик, чья кобыла была, сходит вниз по лестнице и все приговаривает:

— Мерин ожеребился, мерин ожеребился!

Услыхала это королева и спрашивает:

— Что это, мужичок, какой ты вздор мелешь?

Ну, мужик и рассказал ей:

— Был я на ярмарке, ожеребилась у меня кобыла, а жеребенок возьми да убеги к другому мужику, который стоял там с мерином. А теперь король рассудил, что мерин ожеребился. Значит, так оно и есть, ничего не поделаешь!

Выслушала все это королева и говорит:

— Завтра мой муж, король, пойдет на прогулку. Как увидишь его, растяни на большой дороге рыбацкую сеть и лови перед ним рыбу. Он спросит: «Что, дескать, ты ловишь?» А ты отвечай: «Рыбу!» Король спросит: «Как же может на сухой дороге рыба ловиться?» А ты скажи: «А как мог мерин ожеребиться?» Только не говори ему, кто тебе посоветовал.

Так и сделалось. Идет король на прогулку, а мужик перед ним на сухой дороге рыбу ловит.

— Как же может здесь рыба ловиться? — удивляется король.

А мужик в ответ:

— А как, — мол, — мог мерин ожеребиться?

Король сейчас же стал у него выпытывать: «Кто тебе это посоветовал, ты не своей головой додумался», — и грозил ему до тех пор, пока мужик не сознался.

Пришел король домой, сейчас же позвал королеву и говорит ей:

— Долго ты у меня жила, но завтра должна уйти! Все-таки не удержалась, посоветовала! Разрешаю тебе взять с собою отсюда то, что тебе всего милее.

Ну, она спорить не стала — уговор дороже денег.

На прощанье король устроил пир, созвал всю свою свиту и угостил всех на славу. После пира королева и говорит:

— Давай, муженек, еще раз чокнемся на прощанье, — и подает ему еще один бокал вина, а сама незаметно подсыпала туда сонного порошка.

Король разом выпил бокал и вскоре заснул. Она запрягла лошадей, положила короля в карету и поехала к отцу, в свой прежний дом. Уложила короля на солому. Утром он проснулся и спрашивает:

— Где я?

— У меня в доме. Ты ведь сказал мне, что я могу взять с собою, что мне всего милее!

— Ну, раз ты такая умная, так теперь советуй, кому захочешь!

Поехали они обратно во дворец, и она снова стала королевой.

Жадность к деньгам

А теперь расскажу вам, до чего доводит жадность. Жил-был скупой мельник. Был он так скуп, что даже сыну денег на карманные расходы — ну, там на пиво и тому подобное — не давал. Еще была у него маленькая дочка.

Вот сын и говорит:

— Что это за жизнь! Мученье одно! Уйду из дому лучше буду по свету бродить.

Ушел, записался в солдаты и решил больше домой не возвращаться.

Прослужил восемнадцать лет, стал сержантом. А домой даже ни разу не написал. Там и не знали, где он. В конце концов ему все же захотелось проведать родителей, да и на сестренку посмотреть.

Попросил отпуск и пошел домой на побывку. А сестра в то время была у своей тетки в двух часах ходьбы от дома. Сержант как раз и зашел туда. Они его не узнали — ведь восемнадцать лет не видались. Стал солдат расспрашивать, как живет такой-то мельник.

— Я — его дочь!

Он обнял ее и говорит:

— А я — твой брат.

Сестра говорит ему:

— Так ты иди домой, а я приду завтра. Только не хвались там, не сказывайся, кто ты есть, пока ночевать не оставят.

Пошел он к своим. Пришел как раз, когда они ужинали. Попросился переночевать.

— Бумаги, — говорит, — у меня в порядке, бояться вам нечего.

— Да, — говорит мать, — у нас тоже есть сын, да не знаем, где он теперь.

И так она сына стала жалеть, что солдата слеза прошибла. Но, давши слово, держись. Ничего не сказал, отвернулся и утер глаза.

Стали укладываться спать. Он говорит:

— Мамаша, вот у меня два серебряных пояса по тридцать фунтов каждый, спрячьте их.

Мать прибрала горницу, а когда все уснули, заглянула в эти пояса. Как увидела она, сколько там денег, так жадность в ней и загорелась. Бежит к старику:

— Да ведь этот человек — богатый. Он спит. Пойди заруби его топором, а потом спрячем его куда-нибудь.

— Нет, не стану я этого делать.

А ее уже жадность разобрала. Затопила она печь, поставила туда чугунок с маслом. Сержант храпит, рот открыл, она и влила кипящее масло прямо ему в глотку, он сразу и скончался. Она к мужу:

— Пойди забрось его куда-нибудь.

Бросили его в омут под мельничное колесо и собрались молоть.

Утром приходит дочь и спрашивает:

— Мамаша, а где же тот солдатик, который у нас ночевал?

— Откуда ты про солдата знаешь?

— Да я знаю, что к нам приходил солдат.

— Ты что, спуталась с ним? Этого только недоставало!

И давай таскать дочь за волосы.

— Что вы, маменька! Ведь это был братец мой родной!

Та испугалась, побежала к мужу:

— Боже, боже! Это был наш сын! Ищите его!

Мельник прыгнул под колесо и утонул.

Как увидела мать, что творится, взяла веревку и удавилась на воротах.

А мельница досталась дочери.

Храбрый солдат

Был у одних родителей сын. Как подрос, пошел в солдаты. Веселый был парень, смелый, в трактирах всегда дрался. Ну, на военной службе ему хорошо было. Службу нес справно, наказаний никаких не получал, так отчего ж ему веселым-то не быть?

Вот однажды пишут ему из дому — просят вернуться. Срок он свой отслужил, его и отпустили. Пошел он домой. По пути заходит в одно село. А надо сказать, что в тамошнем костеле водилась нечистая сила. По утрам костел бывал забрызган кровью. Жители объявили награду тому, кто согласился бы переночевать в костеле три ночи, узнать, что там за страсть такая. Мужики все зажиточные, не с пустыми карманами, награду назначили большую.

Солдат зашел в трактир. В трактире ему все это и рассказали.

— Хотел бы я посмотреть на нечистого! — говорит солдат. — Ведь я не знаю, что такое страх.

Привели его в поповский дом. Пришел туда и староста. Тотчас договорились с солдатом, большие деньги обещали, если три ночи вытерпит.

— Ладно, — говорит. — Для начала посижу на амвоне. Только чтоб всю ночь там свет горел.

Вечером взял он с собою винца, табачку вдоволь, пришел в костел, сел на амвон и сидит себе посиживает. Ждет. А в старину священников хоронили всегда под алтарем. Вот бьют часы одиннадцать. А солдат сидит на амвоне, хлопает по табакерке и приговаривает:

— Выпьем, закурим, веселее будем!

Только пробили часы, откуда ни возьмись — выскочили четыре дракона, страшных да огромных. Один с ножом, другой с вилами, у третьего топор, четвертый рукава засучивает — настоящие страшилища! И все к алтарю мчатся.

Священника мигом из могилы вытащили, на четыре части разрубили и давай его бить, колоть, по всему костелу швырять. А как пробило полночь — швырнули обратно в гроб и исчезли. Никто бы этой страсти не выдержал, а солдат — ничего. Ведь он не знал, что такое страх.

А в селе-то уж и не надеялись, что он живой. Утром пономарь бежит к костелу, не дышит. А солдат сидит как ни в чем не бывало, хлопает по табакерке и приговаривает:

— Выпьем да закурим, веселее будем!

Рассказал им все как было, как священника драконы свирепые вилами кололи и швыряли.

— Следующую ночь, — говорит, — буду сидеть внизу, на скамье.

Опять взял с собою вино, табакерку, свечи. Ждет. Ну, все опять повторилось, чудовища то же самое вытворяли, а в полночь швырнули священника в гроб и исчезли.

В третий вечер залез парень на клирос. Зажег свечу, трубку на пюпитр положил и опять, как стали часы-то бить, хлопнул по табакерке:

— Выпьем да закурим, веселее будем.

Опять драконы ворвались, схватили священника, терзали его, терзали; двенадцать пробило, а они и не успели его в гроб-то кинуть, бросили на полу и улетели.

Солдат сидит, смотрит на него. В половине первого священник встает возле гроба и кричит:

— Поди-ка сюда!

А тот:

— Не пойду!

— Да иди же, четырех не боялся, а меня боишься!

— Иди сам, коли хочешь!

В третий раз позвал солдата священник, но тот стоит на своем.

Подобрал священник свой саван, забрался на клирос, поклонился солдату и говорит:

— Пойдем со мною!

— А куда идти-то?

— За алтарь!

Не хотелось парню идти, а мертвяк уж тащить его собрался. Не отстает, вот-вот вцепится. Пришли они за алтарь, священник и говорит:

— Скреби стену!

— Сам скреби, обдирайся, а я не буду! — отвечает солдат.

Время идет, священник скребет, карябает стену, все ногти обломал, просит солдата:

— Помоги мне!

Тот вынул свой нож, и через минуту все было готово, показалась в стене дверка. Священник опять просит:

— Отвори!

Солдат отворил, вынул из тайника три мешка денег.

— За то, что ты ничего не боялся, можешь взять их, но только не все: один мешок раздай бедным, другой в костел отнеси на поминовение усопших, а третий оставь себе. Эти деньги я обманом скопил. Бедным не раздавал, а сюда складывал. А теперь пойдем, положи меня обратно в гроб.

Только солдат убрал его и плитой задвинул, стали звонить на молитву. Приходит в костел пономарь и видит три мешка.

— Что это у тебя здесь?

— Это все — деньги!

Пономарь сейчас же к попу:

— У солдата в костеле денег, денег! Не сосчитать!

А священник этот тоже жадный был. Услышал про деньги и бегом в костел. Солдат уже снова на клиросе.

— Что у тебя в мешках?

— Да деньги все.

— Откуда взял?

— Ужо дома скажу.

Принес солдат мешки к старосте, рассказал, как да что было.

— Этот мешок, — говорит, — бедным, вон тот — на панихиды, а этот — мой.

Ну, все бедняки сейчас же прибежали, каждому он по полной горсти отсыпал, а потом стал требовать обещанную плату. Священник говорит:

— Ничего ему не давайте, вон у него целый мешок золота, хватит с него.

А сам смотрит на этот мешок завидущими глазами.

— Ну, тем хуже для вас! Как бы вы своей жадностью беды не накликали, — пригрозил солдат.

Тут мужики, конечно, испугались. Заплатили солдату все сполна. И принес он домой родителям целое богатство.

Горошек и Золушка

В самой глубине Чехии, в одной деревне, жил мужик хуторянин. Женился он на богатой, но жена его оказалась такой лентяйкой, что дошли они до последней бедности, до горькой нужды. А при этой-то горькой нужде было у них семеро сыновей. Сыновья подросли, кончили школу и разбрелись по белу свету — дескать, чего нам дома оставаться!

— Ну, не хотите — уходите!

Шестеро сыновей ушли, а седьмой сын Гонза остался дома помогать по хозяйству. Мать с досады и с горя померла, и зажил мужик вдвоем с Гонзой. Из-за их бедности ни одна батрачка к ним не шла жить, — так что они сами все делали. Была у них пара кобыл некованых, коровы были да несколько коз и овец. Как только земля показывалась, Гонза выгонял скотину на пастбище. Старик пахал, Гонза помогал. Так и шел год за годом. В страду нанимали работницу. Для этого занимали деньги у еврея, а вместо процентов каждый день наливали ему кувшин парного молока.

Гонзе было уже двадцать два года. Каждое утро он выгонял скотину на луг, пускал ее пастись, а сам убегал в лес по грибы. А отец тем временем пахал. В полдень старый Горошек разводил костер, ставил на два камня глиняный горшок, варил грибную кашу и в золе пек картошку. Гонза обедал с ним, а потом опять уходил в лес.

Как-то пошел Гонза в лес и видит: на опушке девушка травы и ягоды собирает. Она заговорила с Гонзой, он пожаловался на свою бедность. С тех пор стала она ему часто встречаться; поговорят, бывало, и разойдутся, она — в чащу, он — на луг.

Вот однажды обедали отец с сыном в поле. Отец налил грибную кашу в деревянную миску, поставил ее себе на колени, и они с Гонзой принялись за еду. Тут подходит к ним какая-то старуха, а с нею та самая девушка. Бабка просит мужика:

— Не дашь ли и мне поесть, батюшка?

— Таких много набежит! Ничего я вам не дам. Мне все трудом достается.

А Гонзик говорит:

— Что же вы так серчаете, батюшка? Почему бы и не поделиться с ними? Вот вы хоть и трудитесь, а все равно ничего у вас нет.

Встал он, да и подал этим женщинам горшок с кашей. Они уселись на меже, взяли в руки щепочки и все до крошечки съели. Вот старик доел кашу, потянулся к золе за картошкой. Гонзик выгреб картошку, положил отцу в миску. Но в золе еще много картошек осталось, он и отдал их старушке — пусть, мол, полакомится. Бабка с девушкой поели и говорят друг дружке:

— А молодому-то больше будет в делах удачи, — он не жадный.

Старик разозлился и улегся на полосу клевера, где лошади паслись. Гонза пошел к скотине на луг. Когда старик проснулся и снова взялся за плуг, Гонза был уже в лесу. Дома-то к ужину ничего нет, надо, думает, собрать еще грибов. И столько попалось ему хороших белых, сроду еще такой удачи не было. «Ну, думает, сегодня мы сварим кашу погуще».

Солнышко уж склонялось к горе, старик допахал, накосил вики, навил ее на телегу. А колеса-то тяжелые: четыре цельных кругляша, от ствола отпиленных, только обручами схвачены. Скрипит телега на разные голоса. Пришел Гонза, принес мешок грибов, закинул горшок в клевер и погнал скотину домой. Задал кобылам корму, привязал коров, коз и овец в другом хлеву запер. Старый Горошек взял подойник и пошел доить. Потом развел огонь под таганком, на воле, и стал готовить ужин: картошку в золу положил, похлебку варит, слил молоко из подойника в кадку. От всех коров собрал, а молока совсем мало — на донышке.

Теперь заходит к ним в горницу какая-то девушка с корзинкой за спиной, спрашивает, не нужна ли работница. Старый Горошек говорит:

— Рад бы взять тебя, милая, да ведь у нас никто не заживается, мы люди бедные, денег у нас нет.

Старику-то, понятно, хотелось, чтоб в доме была женщина. Ему надоело коров доить, а Гонза — и вовсе этого не умел. Гонза, как увидел дивчину, сейчас же узнал ее — это и была та самая, с которой он разговаривал в лесу и которую угощал на поле грибной кашей. Только одета она была по-другому. Стал уговаривать отца:

— Найми! Нам работница нужна. Ведь мне уже двадцать два года, а хожу такой грязный, что все надо мною смеются. Каждый день таскаю эту солдатскую куртку. Всякий надо мной куражится.

— Ну, оставайся, но заплатить тебе сможем только после жатвы, когда уберем хлеб.

Девушка с радостью согласилась.

— Жить, — говорит, — мне негде, и смерть меня не берет, одно спасение — где-нибудь наняться.

Старый Горошек спрашивает:

— Как тебя звать?

— Мне и сказать стыдно, имя у меня больно грубое.

— Да чего стесняешься, имя как имя. Ведь надо же тебя как-нибудь называть.

— Золушкой меня зовут.

Старик сдвинул шапку на затылок:

— Золушка, Золушка… Слыхивал я когда-то про Золушку… Та удачливая была, из ничего всего добилась.

Позвали они Золушку ужинать с ними. Она села рядом с Гонзой, и ему никогда еще так вкусно не елось, как в этот раз.

После ужина она прибрала горницу, коровам и лошадям корм задала. Уселись на крылечке. Горошку покурить хочется, да и Гонзе тоже, а табака — ни крошки. Сидят головы повесили. Она и спроси:

— Чего это вы нахохлились, как мокрые куры?

Они старые трубочки свои знай повертывают в руках, продувают. Золушка сорвалась и вскоре вернулась с большим узелком табака. Крошатка свежая, вот счастье-то! Оба задымили вовсю. Старик Горошек говорит ей:

— Будь у нас в доме полной хозяйкой.

А Гонза поддакивает.

Посидели. Потом Гонза спрашивает:

— Ну, где кто спать будет? У нас ни кровати, ни перинки, ничегошеньки нет!

Золушка говорит:

— Я лягу спать в хлеву, там соломы много.

Пожелали друг другу доброй ночи, батрачка пошла в конюшню, мужики в горницу, легли у стола на лавку.

Старик снял куртку, улегся на один бок, Гонза — на другой.

Утром старик вышел в сени, а там — полон ушат молока стоит. Коровы и козы уже подоены. Он и руки врозь — что такое? А Гонза говорит:

— Видите, батя, какое счастье к нам в дом пришло, теперь сможем кой-какой грошик отложить.

Вот приходит еврейка, принесла большую крынку:

— Сегодня налейте полную.

Старый Горошек не знает, как и взяться. Гонза зовет:

— Ну-ка, новая хозяйка, налей ты.

Налила, а ничуть не заметно: в ушате словно и не убавилось. Старик с Гонзой просто не знают, куда девать молоко, так его много. Решили только вершки снимать; На потолке — кадушки, лоханки кучей свалены. Золушка перемыла их, выскребла. Доила два раза в день и ставила молоко в тепло.

Гонза только досадовал, что у нее такое имя нехорошее.

— Деревенские смеяться над нами будут.

А она отвечает:

— Об этом не тужи, придет время, будет у меня другое имя.

Так проходил день за днем. Гонза гонял скотину на выгон, старик пахал, а новая хозяйка все по дому делала. Старик повеселел. И молока все больше прибавлялось.

— Что, — дескать, — со сметаной-то делать будем?

— В субботу собью ее, пусть в доме будет масло.

В субботу разыскала она старую маслобойку, выпарила ее, и стали они втроем пахтать. Три раза пришлось ей в маслобойку сметану наливать! Промыла, сложила — масла полна кадушка! Старик просто в недоумение пришел, глазам не верит.

Хватились, — а соли-то нет. Она достает из кармана монету, подает Гонзе — деньги какие-то не наши, он таких и не видывал никогда — и говорит:

— Сходи купи пять фунтов соли.

Гонза принес, она тут же высыпала соль на стол, взяла топорик, потолкла ее обушком. Взвесила масло — тридцать фунтов. Старик чуть с ума не сошел — что только в доме творится! Снесла масло на погреб, чтоб застыло, а вечерком, дескать, как отдохну, отнесу его в город, продам. Гонза взял мел, стал считать, сколько выручит, даже и сосчитать не смог.

— Теперь нужна мне корзинка, в чем понести.

Гонза сейчас же побежал, приволок травяную корзину. Старик за голову схватился:

— Да ты что, спятил, что ли, это ведь корзина травяная, а не для масла! Вот видишь, — говорит он Золушке, — у нашего Гонзы не все дома.

Та хохочет, а Гонза повернулся, схватил в сенях со шкафа лукошко и прямо вместе с наседкой притащил в горницу.

— Ну, это человек блажной! Не мучь уж его, а то он совсем очумеет, видишь — мечется, ровно угорелый. На чердаке висит корзинка, еще от старухи осталась, сходи сама.

Но Гонза не мешкает, сам побежал на чердак, принес корзинку. Золушка открыла ее, а там полно мышиных гнезд. Побежала во двор, в навозной жиже ее вымыла, на речке выполоскала и несет в горницу чистую корзинку.

— Теперь, — дескать, — дайте мне под масло лоскут чистого миткаля.

— Да что ты, милая, какой там у нас миткаль. Рубашек и тех нет. С тех пор как старуха померла, в доме белья ни ниточки не осталось.

Золушка завернулась, никому ни слова не сказала и мигом принесла подмышкой сверток белого миткаля. Оторвала три куска, чтоб масло завернуть, остаток убрала.

А Гонза наш так и вьется вокруг Золушки:

— Не откажи, — говорит, — сшей мне из этого куска рубашку в воскресенье погулять. Ведь все парни рубашки носят и смеются надо мной, что у меня даже и рубашки нет.

— Ладно, ладно, вот погоди, продам масло, что-нибудь уж тебе сварганю.

Под вечер отправилась она в город, а через час ворочается и высыпает на стол кучу грошей. Старый Горошек чуть не рехнулся. Столько денег! Хочет отдать Золушке за миткаль-то, а та не берет:

— Не надо, не надо, после отдадите, когда побогаче будете.

А в тот вечер, когда Золушка ушла в город, приковыляла к их дому какая-то старушка:

— Пустите, люди добрые, переночевать. Может, и хлеба кусочек подадите, не ела ничего.

А старый Горошек, с тех пор как заимел ловкую работницу, которая умела изо всякой беды его вывести, уж не ворчал, как бывало раньше.

— Гонзик, дай ей чего-нибудь поесть, небось с голоду не помрем, обойдемся.

И старушка немедля вошла в их дом, да так смело, как будто всю жизнь у них жила, все знает, куда как идти.

— А чья же вы будете, откуда?

— Я Золушки вашей бабушка.

— А, вот что, — говорит Горошек. — Ну, она девушка толковая, сноровистая, а как за работу берется, все у нее спорится, хотелось бы мне, чтоб сын с нею обручился. Я-то за женой получил тысячи несметные, да что толку, глупа она была и ленива, все прахом пошло. Так что если бы только Золушка с моим Гонзой обручилась, — уж как бы я рад был!

Бабушка за это так и ухватилась:

— Я не против, не против.

Через час пришла Золушка, высыпала на стол деньги, старик чуть не сбесился от радости. Ну, ладно. Вот Золушка и говорит:

— Завтра воскресенье, надо к завтрему сшить рубашки.

Зажгла плошку, Гонзу посадила из миткаля нитки дергать. Это по бедности так делают! Он нашел в окне три ржавые иголки, почистил их золой, и бабка с девкой уселись шить, торопятся как сумасшедшие. Мужики уж давно уснули, а они все шьют да шьют. Утром отец с сыном проснулись, — возле каждого лежит по рубашке с завязочками — это тесемки такие, их в дырочки продергивают и завязывают.

Старик говорит:

— Золушка, свари что-нибудь на завтрак, а мы с Гонзой пока сходим травы накосим, на межах много ее осталось. Эта неделя удачная была, хочу сегодня справить воскресенье, пахать не поеду.

Вернулись мужики с поля, их ждал горшок кофе. Старый Горошек не пил его с тех пор, как жена померла.

— А хлеба-то у нас нет!

— Об этом не беспокойтесь, — говорит бабка, — и высыпает из передника на стол кучу плюшек с маком. Горошек уж сколько лет во рту крошки ситного не имел, а Гонза и подавно. Уписывали их с таким смаком, что глаза на лоб лезли. Старик все выспрашивает у Золушки, откуда она на все деньги берет.

— Об этом не беспокойтесь, это моя забота, а вы кушайте и пейте, и ты, Гонзичек, тоже кушай.

Наелись наши Горошки до отвалу. Теперь Гонза и говорит:

— В восемь часов начнется ранняя обедня, она не долгая. Были бы у меня штаны хорошие, безрукавочка, да свитавская куртка, пошел бы и я к ранней.

Времени семь часов. Золушка шмыг в дверь, и не успели опомниться, как она несет хорошие кожаные штаны, красную безрукавку с большими пуговицами, черную широкую шляпу, красный шейный платочек и красивую шерстяную свитавскую куртку. Это в старину так одевались, нынче этого уже не носят. Гонза нарядился.

— Теперь, — говорит, — пойду к ранней.

А сам все возле Золушки вертится.

— Что это ты, — дескать, — все ко мне жмешься?

— Переоденься и пойди со мною.

Золушка только и ждала, чтобы он ее пригласил, повернулась и в минуту принарядилась, взяла в руки какую-то книжку, обернутую в белый платочек.

— Ну, пойдем, — говорит Гонзику.

Пошли вместе через всю деревню до самого города, до костела. Никто их и не узнал, глазеют из всех окон: «Какая красивая парочка! Да кто же этот рослый молодец? Какая такая нарядная барышня рядом по левую руку выступает?» Обгоняют их, в лицо заглядывают:

— Да это молодой Горошек с молодою хозяйкою.

А Гонза чинно так вышагивает и весело дымит своею трубочкой. Подошли к костелу, — сунул трубку в карман, снял шляпу, вошел и стал в толпе, среди других мужчин. Золушка осталась на паперти.

Почему она не вошла вместе с ним? А вот почему: злые волшебницы украли ее у матери, когда она еще не была окрещена, и зачаровали. Вот отчего ей и нельзя переступать порог костела. Такую дивью бабу можно узнать по тому, что она никогда не танцует весь круг, а только полкруга.

Гонзе отец сказал, чтоб насильно Золушку не тянул и что это дело после можно поправить.

Служба окончилась. Гонза вышел. Было у него в кармане несколько грошей, зашел с Золушкой в трактир. Степенно, как старый, выступает, велел налить себе кружку пива, а для Золушки бутылку вина заказал. Закусили кое-чем, он заплатил пять грошей, и весело отправились домой. Вокруг Золушки уж много молодцев вертелось, похваливали ее — мол, как вы одеты к лицу, и всякие такие слова, так что на обратном пути Гонза вел ее за руку, чтобы не отбил кто.

Вернулись домой, а там уже еда приготовлена, ситный хлеб. К обеду, дескать, будет мясное. Старушка говорит:

— Я все могу кушать, кроме одной только свинины.

Дивьям бабам этого нельзя, они до свинины и не дотрагиваются.

Горошек дал Гонзе денег, послал его купить говядины. Всем так и манилось поесть убоинки — ведь с тех пор, как в прошлом году издохла у них старая коза, они мяса и не нюхали. Как принес Гонза говядину, сейчас же сварили ее на воле, в печурке из необожженных кирпичей. Пообедали, прибрались, Золушка принесла табака, старый Горошек закурил свою трубочку и чинно повел бабушку по своим полям. Покуривает и рассказывает ей, сколько горя натерпелся через свою ленивую жену, как трудился всю свою жизнь, как убежали от него шестеро сыновей и только один Гонза остался ему утешением, мыкает с ним вместе горе и нужду.

— Если Гонза на толковой девушке женится, передам ему весь хутор. Пусть только долг еврею выплатит.

Осматривает он свои поля, видит: рожь уже поспевает.

— Что ж теперь делать? Бесплатно никто не пойдет подсоблять, а залезать в новые долги неохота.

Старуха и говорит ему:

— Ты, Горошек, не тужи, ни о чем не печалься, нонешний год хорошо со жнитвом управишься. Отбей косы, а завтра весело за работу примемся.

Горошек отбил косы и говорит:

— Вы, бабы, наготовьте на завтра еды, пышек каких-нибудь, лепешек, а я пойду искать помочанок, в горсти укладывать.

А старая ему:

— Не ходи, я одна за двух управлюсь.

«Мыслимо ли дело, — думает Горошек, — это дело невозможное». А в поле увидал, что и впрямь она за двоих поспевала. Гонза пошел передом, а старик приотстал сзади, чтоб на конце ряда им разойтись, пятки не подрезать. Вот Гонзик косит, прокосил ряд, а старуха уже все за ним подобрала, идет подбирать за стариком. Старик дошел до конца, наточил косу бруском, начал новый ряд, кусок прошел, оглянулся — а за ним какая-то красивая молодайка подбирает. «Ладно, думает, подбирай, подбирай, накормлю тебя за это». С часок косили они так, старик прошел конец, поглядел:

— Эге, как оно у нас нынешний год быстро идет, просто удивление! И зыбки ныне какие толстые!

Это у нас, когда рожь подбирают, такими горстями укладывают, вроде люльки, в какой детей качают: так и называются — зыбки.

Гонзик разошелся по своему ряду, размахался, вдруг видит перед собою двух молодаек: одна косит, другая подбирает. И вспомнил свою Золушку:

— Эх, принесла бы она сейчас девятку!

Девятка — это завтрак в девять часов.

И только он подумал, а их молодая хозяюшка Золушка тут как тут, несет большой жбан питья, полную корзинку хлеба и зовет:

— Батюшка, Гонзичек, завтракать! И все, кто тут есть, идите!

Гонза воткнул свою косу в землю, а старик свою в рожь закинул и бегут, радуются, что молодая хозяйка принесла девятку. И эти три новые молодайки притиснулись, старик их и не знает, кто такие, но ни слова не сказал, рад был тому, что подсобили. Взял большую лепешку, поделил всем на равные доли, съели все под метелочку.

Встал Горошек и не вспомнит, где косу оставил, так наелся и напился. Впервые за свою жизнь в уме маленько тронулся. Он рассчитывал, что рожь будут косить три дня, а тут к обеду все поле кончили. У него просто ум за разум зашел — растерялся от радости. Теперь смотрит — дождь собирается. Он затужил:

— Эх, вымокнет! Такая нынче рожь прекрасная, ее больше ста крестцов будет. Жалко ее в поле оставлять!

А что у него соломы нет, перевясла не из чего сделать, он и позабыл. Его плохонькая тележка никуда не годилась, сбегал в деревню, занял у зятя две телеги. Тут только и хватился:

— А перевясла-то! Перевясел нет!

А бабушка говорит:

— Ничего! Не успеешь опомниться, перевясла будут сделаны!

Пошла, отворила ворота риги, выбросила несколько охапок соломы и навила перевясла. А эти три бабенки после полудня исчезли, шут их знает куда девались! Зовет мужик Золушку, чтобы шла помогать. А как приехал он в поле, там уже два ряда снопов связано. Гонзик с Золушкой принялись носить снопы, на телегу укладывать. Старик грядки налаживает. Наложили огромный воз и поехали прямиком через все межи, нигде не зацепили, не перевернули. Старик на передке сидит, Гонза сзади бежит, поддерживает. Укладывают в ригу, старик толкует:

— Две бабы не справятся, надо еще принанять.

Да где уж теперь искать работниц, поехали обратно в поле, а там уже все связано! Старик за голову схватился, а Золушка кричит:

— Живей, живей, пошевеливайтесь, к вечеру дождь пойдет, как бы не промокло у нас!

К вечеру все благополучно убрали, никто даже и поесть не успел. Теперь-то уж все проголодались. Золушка говорит:

— Сегодня, мужики, мы вам ужин сварим получше.

Сварила новомодный кофе, принесла каравай, комок масла в полфунта. Старику это все по вкусу, уплетает за обе щеки. Гонза тоже. Он и говорит:

— Эх, всю бы жизнь так! И чтоб в работе всегда был такой порядок.

А Золушка отвечает:

— Если будешь умницей, ни о чем не будешь спрашивать, любопытничать, так оно и будет. Только с вопросами не приставай. Не будь настырным.

Утром старик приходит с поля, от радости руки потирает:

— Ну, ребятки, пшеница поспела! И хороша же уродилась! Вдвое больше будет, чем в те годы. Да одно плохо — погода ненадежная, так на дождь и тянет, быстрее надо убрать, а косарей-то, косарей где взять?

— Да вы бросьте, не тужите об этом, — говорит Золушка, — все уберем вовремя.

Весь день косили пшеницу, харчей много было, ели-пили досыта, хорошо выкосили. Старик от радости себя не помнил, как все ладно получается и сколько пришло дешевых работниц, за здорово живешь помогают. Опять те же молодайки, что рожь косили. Любопытно ему: кто они такие? Просит Гонзу:

— Спроси, — дескать, — у Золушки, где она их наняла.

А Золушка в ответ:

— Передай отцу, чтоб никогда ни о чем не спрашивал. Дело идет, довольно с него и этого.

Старик больше и не стал выпытывать, ему-то что до этого — ведь платила-то им Золушка. Пшеницы собрали двести крестцов, это по старому счету, тогда еще в крестце было шестнадцать снопов. До вечера все убрали, свезли. Каждый день сытно ели, всякий раз что-нибудь иное — такой в старину был крестьянский обычай. И старый Горошек доволен был. Ведь он, как наестся да напьется, всегда веселый.

Немного погодя и ячмень созрел. И рожь и пшеница хорошо уродились, а ячмень-то и того удачнее. И убрали его тоже хорошо. Всего много. Старая большая рига полным-полна. А овес куда девать? Горох? Стало быть, молотить надо.

Старый Горошек чешет в затылке:

— Где же молотильщиков-то взять?

А Золушка ему сейчас же:

— Об этом не тужите! Обмолотим.

— Ну, если так, ладно.

Старик приготовил несколько цепов, связал крепкими веревками, стал с Гонзой на ток. Начали они в два цепа бить, ну, это лад невеселый! Вдруг видят: откуда ни возьмись, встали с ними две девушки, и пошло так это ладно, в четыре удара: с пи-р-ро-га-ми, с пи-р-ро-г-га-м и, р-ра-та-та-та. Ну, такой лад старику по сердцу. Золушка с бабушкой за это время приготовили хороший завтрак. В девять часов Золушка вышла на крыльцо, зовет:

— Гонза, батюшка, идите сюда! И тех двоих женщин зовите.

Подали на стол хлеба, сыру и пива каждому, кто сколько хотел. Старый поел в охотку и опять помчался молотить. Семьдесят пять лет старику, а еще не хворый, дюжий — видно, грибная каша на пользу ему шла. Отмолотился за несколько дней, о харчах не заботился, все ему было готовенькое. Первым делом насыпал мешок зерна:

— На, Гонза, свези в город, продай, хозяюшке нашей заплатим, девушка хорошая, надо ей отдать, расплатиться.

Старик зерно провеял, на ветру очистил. Сколько было крестцов, столько вышло и четвериков. Все рассчитал, что куда. Сто мешков продал. Пекарь заплатил ему за мешок на пятьдесят грошей больше, чем прочим, — такое хорошее зерно было.

Стал Горошек с Золушкой рассчитываться.

— Сколько ты истратила?

— Нет, нет, ничего мне не надо, это я все любя угощала вас. Прошу у вас только одно вознаграждение.

— Какое же?

— Гонзика!

«Эге, думает, вода на мою мельницу!»

— От всей души буду рад! Ты, девка, мне полюбилась. Бери его себе! У меня все неудачи да горе было, а вам, видно, повезет.

Она уже пятую неделю у них жила. А Старостин Антонин уж пронюхал обо всем и завидовал Гонзе, — уж больно хороша девка-то. Заподумывал, как бы отбить ее.

Зерно продали удачно, покончили с этим делом, вот Гонзик и говорит:

— Что это как мы спим нехорошо, на лавках валяемся — ни кроватей у нас, ни перин.

Сильно огорчался этим.

А старый Горошек ему:

— Эх, сынок! Да где же нам сразу столько пера набрать? Во дворе две-три курицы кудахчут, гусей и в помине не осталось.

Старая бабушка их слушает:

— Да ты, Гонзик, насыпь зерна во дворе! Слышишь, за деревней гуси гогочут, большая стая; мы их ощиплем, вот и будет перо.

Не успела слова вымолвить, Гонзик уже бежит, влез на амбар, сыплет зерно и кличет:

— Тега, тега, тега!

Поднялось гусей с пруда несметное множество, прилетели во двор и ну клевать. А бабушка говорит:

— Отвори ворота риги.

Гонза отворил, бабушка пошла в ригу, а гуси все за ней. Золушка с бабушкой и давай ощипывать их одного за другим — пощиплют и отпустят на волю. Большую кучу перьев нащипали. Старик надивиться не может:

— Вот так чудо! Ну и бабы!

— Это, — дескать, — батюшка, ничего! Что скажете, все сделаем.

Как выпустили с колен последнего гуся, старика опять забота берет — где взять чехлы да наволоки. Бабушка недолго думала, после обеда отправилась в город и принесла оттуда подмышкой сверток печатного ситцу. Нашили чехлов. Перо с диких гусей мелкое — оно не дерет. Сделали шесть перин на две большие кровати. Гонза просит:

— Батюшка! Приведите в порядок те две кровати, что на чердаке валяются, поставим их!

Горошек взял горбыли, починил кровати. Золушка обтерла их, настелила горой под самый потолок. Старик рад — надоело и ему на жесткой лавке лежать.

Вечером им уж не терпится — каково будет на новых постелях спаться. Старик лег на одну, Гонза — на другую, и Золушку к себе взял. Целовались до самого утра. Баловался он с ней, конечно, тут смеяться нечему — люди живые. Опьянел парень от счастья, Золушка стала для него еще краше. И она разгорелась, как огонь, ведь ни с кем еще не любилась.

В деревне староста тоже собрал богатый урожай и объявил, что будет праздновать славные дожинки. И молодых и старых, и бедных и богатых — всех пригласил на свой двор; еду ставил он, а пиво, вино — гости. Его Антонину приглянулась Золушка, я уже про это рассказывал, так что позвали и Гонзика, да и Золушку тоже. А собирались на дожинки после вечерни, в третьем часу.

Золушка обо всем об этом ничего не знала. Так вот, когда пообедали, Гонза и говорит ей:

— Слышь-ка, нам с тобой надо собираться на гулянку к старосте. Там будут славные дожинки.

Золушка согласна.

— Отчего ж не пойти? Одна я не пошла бы, но раз идешь ты, пойду и я. Но и ты без меня не ходи никуда. Если будем друг без дружки куда собираться, погубим наше счастье.

Гонзик умылся, переоделся, нарядился, вычистил хорошенько свою пенковую трубку, чтобы блестела; Золушка тоже собралась, взялись они за руки и пришли к старосте на двор чуть не первые.

А за столом под могучею липой уже сидит кое-кто из соседей. Они сейчас же весело поздоровались с Гонзиком, наперед угостили его пивом и молодой его хозяюшке улыбаются; ведь нет в деревне ей ровни — такая красавица. Тотчас усадили их за стол.

— Ну вы, Горошки, нонешний год сильно поправились хозяйством. Какие толстые зыбки-то собрали, таких и старики не упомнят.

Пришли музыканты с шарманкой, со скрипкой, с цитрой, заиграли как водится. Молодежь сбежалась после вечерни. Первым пошел в круг Старостин сынок, схватил Золушку, протанцевал с нею три танца и весь вспотел. «Запарился, больше, говорит, не пойду с ней плясать», — так она его загоняла. Отец видел это и говорит:

— Садись, Тонда! Тебе за этой дивчиной не угнаться.

Был там еще один Войнар, бывалый такой парень. Этот тоже поглядел и думает: «Ну, меня-то ей не перегнать, зря, что ли, я четырнадцать лет в солдатах прослужил, я-то с ней справлюсь». Подошел к Гонзику и просит его:

— Разрешите протанцевать разочек с вашей Золушкой.

— Да иди, — мол, — пляши.

Войнар поклонился, и она пошла с ним. Протанцевал с нею один круг да так запыхался, что еле жив остался. Все лучшие танцоры по очереди плясали с нею и все чуть не задохнулись. Теперь приступили к Гонзе:

— Иди и ты в круг!

А он отбивается.

— Я, — говорит, — не умею.

Наелся там Гонза, напился как следует, и хозяюшка тоже. Остались до самого вечера. Потом Гонза поблагодарил, заплатил за пиво, сколько с него причиталось, и отправился с хозяюшкой домой. Отец расспрашивает их, как погуляли, Гонзик похваливает да смеется:

— Сроду я так не веселился!

Старик все боялся, как бы кто не отбил у сына девушку: ведь руки у нее и впрямь золотые. Решил сегодня же покончить с этим делом. Как только прибрали все в хлеву и на дворе, старый Горошек говорит:

— Пойдите-ка сюда. Надобно и вот о чем подумать: не пора ли вам пожениться?

Золушка тотчас поцеловала ему руку и прямо безо всяких сказала, что хочет стать Гонзовой женой.

Батя тут же отправился к священнику и рассказывает ему, какая штука у них смололась. А тот ему в ответ:

— Эта девушка у вас, как видно, не простая, но я сделаю что нужно и обвенчаю их.

Назавтра Горошек говорит Гонзику:

— Ну-ка, дети, ступайте к священнику писать протокол, чтобы вас огласили. Я уж стар, вы меня кормить будете, а хозяйство, все как есть, вам передаю.

Пошли они к священнику. Он тотчас вышел к ним и говорит;

— Раньше чем быть свадьбе, вас нужно окрестить. Вы, Золушка, от обыкновенных людей, как и все, но некрещеная. А то ведь коснется дела, вы из церкви-то сбежите!

— Да, да, я это знаю. Дивья баба украла меня у моей матушки до шести недель.

В крестные пошла одна тетка из деревни. Дали Золушке новое имя — Кристина, а через три недели их повенчали. Свадьбу сыграли богатую, такой и старики не помнили. Всегда во всем была им удача, и славно прожили они на этом хуторе до самой смерти.

Ян Деда и красная баба-яга

В одном чешском селе жил старик Деда. У него был сын Ян, этого сына все называли молодой Деда. Был он отчаянный озорник, любого, бывало, проведет да еще на смех подымет, всех его плутней не перечтешь. Соседи то и дело на него жаловались, но ничего сделать с ним не мог. И никто не мог его обдурить.

Недалеко от села была гора, на горе — замок, под горой — пруд. Крестьяне гоняли на этот пруд коней на водопой. Как-то раз в сильную жару — как раз перед жатвой это было — погнал Ян Деда лошадей на барский пруд. Купает он лошадей в пруду и видит там лодочку, а в лодочке — мальчишка. Как закричит вдруг этот мальчишка:

— Водяной, водяной! — и бух в воду.

Ян соскочил с коня, нырнул, подхватил парнишку, подплыл к лошадям, посадил на коня — и скорей к берегу. А мальчишка весь трясется. Оказалось, что это барчук из графского замка. Ян схватил его за ноги, перевернул, тряхонул, вода и вылилась. Через минуту барчук уже оправился и говорит:

— Спасибо тебе, Ян, что ты меня спас. Я хотел к обеду рыбок наловить.

Ян хлестнул лошадей и осторожно повез его к замку.

— Чего тебе здесь надо, вахлак? — кричат ему у ворот.

— Я графенка из воды вытащил!

Те смотрят — и верно: графенок сидит на мужицкой кляче.

— Ой, отец, не ругай его, он хороший! Водяной потащил меня на дно, а Ян спас, это — правда!

Граф видит — мальчишка весь мокрый; видно, так оно и было. Спрашивает Яна, чего он хочет за эту услугу.

— Что мне пан граф даст, тем и буду доволен.

— Тогда вот что: возле вашего села есть заброшенный хутор, никто не хочет в нем жить; говорят, там нечистая сила водится. А ты, Ян, такой озорной, что сам всех распугаешь.

— Да ведь мой тятя бедняк, и у него двенадцать дочерей, он не сможет мне пособить, вот в чем горе-то.

— Не беспокойся, — говорит граф, — я сам помогу тебе для начала.

Ладно. Написали такой договор, что за три года Ян должен выплатить за этот хутор три тысячи ассигнациями. Ян даже не понимал, сколько это, — ну, коли договорились, значит — все. Граф обещал ему на нынешний год уменьшить барщину.

Ян весело хлестнул мерина — и домой. А отец уже ищет его, встречает у пруда:

— Где это ты шатаешься?

Ян рассказал все как было.

— Это все хорошо, только это такой большой хутор, что нам с ним не управиться. Были бы мы богаче, тогда другое дело! Ну, да уж раз граф его тебе дал, попробуем, попытаемся, может как-нибудь и управимся.

Послал к нему двух дочерей, чтоб помогали.

А в этом хуторе лет тридцать жила красная баба-яга. Да ведь Ян над всеми смеялся, всех на свете разыгрывал, побоялась, видно, она, что и ей с ним несладко придется, и исчезла оттуда. Вот стал молодой Деда хозяйничать на хуторе. Через год соскучился, взял было к себе мамашу. Но ей там было холодно, зябла по вечерам, беда!

Пришла как-то в село одна девушка. Зашла к старосте и спрашивает, нет ли где работы. В старину так велось, что староста посылал работников. А староста ей и говорит:

— Милая девушка, в работницах у нас сейчас никто не нуждается, но есть тут у нас Ян Деда, он холостой, можешь наняться к нему в работницы.

Ну, ладно. Устроили ее на ночлег, а утром проводили к Яну, молодому Деде.

Девушка была из себя красивая, статная, все у нее, как говорится, на своем месте. Ян посмотрел на нее и недолго думая нанял.

— Я, правда, бедняк, но работница мне очень нужна.

Назначил ей, сколько будет получать в год с урожая.

Новая работница все умела делать. Хоть хлебы печь, хоть что другое — все у нее в руках спорилось. «Ну, — думает Ян, — все же девка свет повидала, умеет работать». Полагался на нее во всем, и она была полной хозяйкой. А через год вместо одной девки стало две — ничего в этом удивительного нет. Староста сразу на Яна. «Ты, говорит, обязан на ней жениться».

Ян не стал перечить, сыграл веселую свадьбу, и родители были довольны. А время между тем шло. Вот три года уже на исходе, пора графу платить, а у Яна в кармане-то пусто. Жена ему и говорит:

— Одолжи в кассе.

— Боюсь — придется большие проценты платить.

— Ну, больше взять неоткуда.

А про красную бабу-ягу они и забыли. Уж третий год как пропала, никто ее и не видал.

Вот сидит молодая хозяйка перед печкой, а ей повестку от графа приносят: готовьте, мол, деньги. Дедова захныкала:

— Боже мой, что я скажу Яну, когда придет? Вот так письмецо!

Еще и глаз своих не утерла — красная баба тут как тут!

— Не бери в долг, поищи дома!

Сказала и пропала. Дедова думает: «Померещилось». Вот приходит муж. Она показала ему повестку и рассказала про красную бабу-ягу. Но Ян Деда младший ничего не боялся и бабьей болтовне не верил.

— Как-нибудь с графом рассчитаемся, — утешал он жену, — а уж если ничего не выйдет, вернем ему его развалину. Все равно здесь зимой только волков морозить, даже матушка не хочет у нас погостить.

На другой день опять ушел работать в поле. А Дедова сидит у печки и грустно смотрит в топку. Смотрела она на огонь, смотрела, пока у ней в глазах не зарябило. Вдруг — даже дверь не скрипнула — а красная баба стоит посреди кухни.

— Не бери в долг, поищи дома!

Дедова оглянулась, а та уж исчезла. «Ну, думает, не стану Яну рассказывать, только посмеется надо мной».

А на третий день — опять то же самое. Она решилась сказать.

— Слышь-ка, муженек, это неспроста. Эта красная баба чего-то хочет. Видит, что мы в нужде. А тем, кто ее боялся, видно не хотела помогать.

Ян задумался: что же это значит — «Поищи дома»?

— Это, — говорит, — неспроста. Красная баба всегда сидела в кухне на чурбане.

Пошел туда, откатил чурбан, отодрал доску — ах, батюшки! под ней большой медный котел с талерами и дукатами. Принялись вдвоем считать, сколько же всего получается? По правильному счету — пятнадцать тысяч золотых!

— Ну, вот это — подмога так подмога!

А Дедова и говорит мужу:

— Как поедем к графу, смотри: ему ни слова.

Ну ладно, отсчитали четыре тысячи, запрягли лошадь и поехали в замок. Старый граф поздоровался с молодым Яном и спрашивает:

— Что привезли?

— Мы повестку получили, приехали рассчитаться!

— Ну, это не к спеху! Я вам только напомнил, чтоб вы не спали. Мог бы и не торопиться. А хозяюшка у тебя какая, красивая! И одета к лицу. Кто бы мог подумать!

Ян сразу загордился, что барин так приветливо с ним разговаривает, и собрался сейчас же уплатить. Жена достала узелок, а Ян подошел к столу, высыпал три тысячи, а одна тысяча у него еще осталась. Граф удивился:

— Что это такое? Откуда у тебя столько денег?

— Кой-какой доход хутор все же приносит, но и работать приходится как черту. А сколько нужно, чтобы совсем освободить двор от барщины?

— Две тысячи! — говорит граф.

— На тысяче сойдемся, батюшка барин.

— Ну ладно, давай!

Так Ян откупился на вечные времена, поставил у двора ворота и написал на них:

И живут они там счастливо и поныне, крепко любят друг друга, и детей у них — без числа.

Про кошечку и про собачку

У одной женщины было две дочери. Как это часто бывает, одну дочь, Пепку, мать любила и во всем ей угождала, а другую, Маринку, видеть не могла. Пепка только и знала что наряжалась да щеголяла, а Маринка всю черную работу по дому делала. У нее ни одного наряда не было, всегда ходила чернявая, как трубочист. Была она девушка работящая, трудолюбивая, все старалась, чтоб мать и Пепка были довольны, но все равно угодить на них не могла. Вечно они ее бранили. Вот однажды Маринка и говорит:

— Не хочу я, мама, больше дома оставаться. Пойду наймусь где-нибудь в работницы.

Мать думает: «Ага, пойдешь, как же! Ни разу нигде не бывала, ничего не видала, не знаешь, что к чему! Небось, к вечеру приплетешься обратно». И говорит ей:

— Иди, иди, такой девке, как ты, не вредно по свету походить, людей посмотреть. — Взяла Маринка клубочек ниток, распрощалась дома со всеми честь честью и пошла. Как вышла за деревню, пустила клубочек по дороге.

— Катись, катись, клубочек! Куда ты, туда и я.

Покатился он по дороге и подкатился к яблоне. Весь ствол у ней мохом оброс.

Яблоня говорит:

— Очисть меня, Маринка! Как придешь сюда через год, дам тебе яблочек.

Маринка не поленилась, всю яблоньку обтерла, обчистила. Та поклонилась ей и сейчас же весело зазеленела. Собралась Маринка идти дальше. Вынула клубок:

— Катись, катись, клубочек, куда ты, туда и я.

Прикатился он к колодцу, к студеному роднику. Весь колодец был затянут тиной.

— Вычисти меня, доченька! А когда придешь сюда через год, напою тебя водицей.

Маринка сейчас же нагнулась, засучила рукава, и через минуту родничок стал чист, как зеркальце.

Встала она и бросила клубочек на землю.

— Катись, катись, клубочек, куда ты, туда и я.

Покатился клубочек ни медленно, ни скоро, а так, чтоб она за ним поспевала, и остановился у старой печки. Полна та печь мусору, сажи.

— Вымети меня, доченька, придешь сюда через год — не пожалеешь.

Маринка сейчас же связала себе из прутьев веник, стала на колени и вычистила печь — хоть сейчас хлебы в нее сажай.

Опять бросила клубочек, и покатился он в лес, прикатился к лесной избушке. Жила там баба-яга. Маринка постучалась. Бабка высунулась:

— Что это ты здесь высматриваешь?

— Я места себе ищу. Не нужна ли вам, бабушка, работница?

— Нужна, нужна. Работы будет немного. У меня только кошечка и собачка. Я отлучусь из дому, а ты будешь для них варить. Да смотри, корми их хорошенько, чтоб не жаловались, когда вернусь!

Вот исчезла баба-яга, и Маринка осталась там одна. Все стряпала да варила, и всякий раз прежде накормит кошечку и собачку, а уж после поест сама. Они все у ее ног отирались, а Маринка гладила их и ласковые слова приговаривала. Как говорится, добрый привет и кошке люб.

На третьи сутки, в полночь, кто-то громко стучит в окно. Маринка испугалась, спрашивает:

— Кошечка и собачка, скажите: отворять ли?

— Не открывай, пока не даст тебе один из трех сундучков, что в чулане стоят.

Баба-яга опять стучится.

— Не открою, пока не дадите мне сундучок.

— Да бери себе любой, хоть расписной.

Маринка пошла в чулан, а кошечка с собачкой скок-поскок за ней:

— Проси тот, который поцарапаем; других не бери.

И поцарапали самый простой сундучок.

Маринка взяла его и вышла из избушки. У двери лошадка копытами бьет, белая, как свежий снег. Не успела девушка опомниться, как лошадка подхватила ее на спину и Маринка помчалась к дому. Маринка думала, что не была дома только три дня, а на самом деле прошел год.

Подъезжает она к печи, а из печи так и несет сытным духом — полно там булок, пышек, пирогов, лепешек, печенья всякого. И зовет печь Маринку:

— Поди сюда, девица милая! Возьми себе, выбери, что хочешь! Ведь все это — для тебя!

Скачет дальше, вот и колодец. И он зовет Маринку:

— Поди сюда, напейся моей водицы! Никогда не будет тебя жажда мучить!

Подъехала к яблоне. Ветви до самой земли свисают, так все и унизаны румяными яблочками.

— Нарви себе, сколько хочешь!

Вскоре подъехала она к своей старой хате, въехала во двор, и тут лошадка исчезла. А собачка прыгает вокруг нее и весело лает:

— Тяв, тяв, наша хозяюшка идет, злато-серебро несет!

Мать разозлилась, схватила навозную лопату и убила собачонку до смерти.

Всем было любопытно, что там у Маринки в сундучке. Отперла она его — ах, батюшки! — полон золота, серебра, да платья там шелковые, так и шуршат, нарядные, словно на королеву какую. Мать давай лаять Пепку:

— Гляди, этой дурехе какое счастье, а ты все дома валяешься, как печеная картошка.

Тут и Пепке загорелось пойти в работницы. Никто ее не удерживал. Взяла она клубочек, и привел он ее к яблоне.

— Очисть меня, доченька.

Пепка только поморщилась и идет по нитке дальше, пока не пришла к колодцу. А там грязи-то, грязи!

— Вычисти меня, девица!

— Вот еще. Стану я с тобою пачкаться! Да я лучше убьюсь.

Руки-то у нее были беленькие, мягкие, как подушечки.

Прошла еще немного, видит: стоит печь, вся-то она закопченная, замусоренная.

— Вымети меня, доченька!

— Вот еще! оставайся как есть!

Пришла Пепка к лесу и видит там славную избушку. На пороге стоит какая-то бабушка.

— Не возьмете ли меня в работницы?

— Отчего же не взять, возьму. Есть у меня кошечка и собачка, будешь им готовить, но смотри, чтобы они были довольны, не жаловались.

Вечером бабка исчезла, и Пепка осталась в избушке одна. Готовила она себе самые лучшие кушанья, кошечка и собачка так за нею и бегали, а она их все веником, веником. Доставались им одни объедки.

Вот на третьи сутки, около полуночи, кто-то стучит в окно. Пепка так и обмерла. Вскочила, спрашивает:

— Кошечка и собачка, скажите, открывать ли?

— Ты нас не кормила, сама все съедала, сама себя и спрашивай.

А баба-яга стучит все громче и громче. Пепка уж в третий раз спрашивает, а кошечка и собачка все свое твердят:

— Ты нас не кормила, сама все съедала, сама себя и спрашивай.

Пепка и не знает, что же ей делать. Пошла да отворила. Бабка влетела в комнату, как ведьма, и сразу — к кошечке и собачке, как они без нее жили.

— Она сама все съедала и выпивала, нам только объедки лизать давала.

— Вон оно что! Хороша же ты у меня работница! Не хочу держать тебя в своем доме! Забирай свою котомку и ступай откуда пришла. Да погоди, пойди сюда! Чтоб ты не говорила, что я с пустыми руками тебя выгнала, дам тебе кое-что.

Повела ее в чулан, где стояли три сундучка. Кошечка и собачка — за ними.

— Выбери себе сундучок.

Пепка спрашивает кошечку и собачку:

— Который сундучок взять?

— Ты нас не кормила, сама все съедала, сама и выбирай.

Пепка схватила самый красивый сундучок, еле-еле подняла его, взвалила на спину и пошла. Во дворе лошадка копытами землю роет. Пепке уж не под силу нести.

— Лошадка, лошадка, у меня от сундучка спину ломит, свези меня домой!

— Это очень просто — перекинь его наперед, спина и отдохнет.

Заржала лошадка и исчезла. Идет Пепка, идет, уже от голода живот подвело, подходит к печи. От печи так и тянет сытным духом, полно в ней пирогов и пышек. Пепка потянулась за пышкой, та отскочила. К другой — то же самое.

— Дай мне, печечка, хоть одну лепешку!

— Задирала нос высоко, хлеб доставать далеко!

Так ничего и не дала. Идет Пепка дальше, шатается, вся потом обливается, во рту пересохло. Думает: «Хоть бы капельку водицы найти». А тут и колодец. Обрадовалась она, наклонилась над ним, а вода — от нее.

— Родничок, родничок, дай мне напиться.

— «Дай» да «дай», хоть до зимы повторяй.

Пепка ничего не сказала, потащилась с сундучком дальше. Вот и яблоня. Господи! Вся так и усыпана яблоками. Хоть бы одно скушать! Протянула руку к яблочку, — оно отдернулось, потянулась за вторым — и второе так же. И пришлось Пепке одни слюни глотать. Она уж и ногами не владеет, но тут, на ее счастье, их домик показался. Недалеко, как говорится, только два раза перекувырнись, на третий встанешь. Выбегает навстречу ей какой-то песик — новый, она его еще не видела — и злобно лает:

— Тяв, тяв, молодая хозяйка домой идет, скорпионов и змей несет!

Мать прибежала, ухватила вилы и на месте пса прикончила. Пепка радостно входит в горницу, открывает сундук — батюшки, полон змей, скорпионов! Так все на нее и набросились. Тут из сундука вода пошла, чуть меня не облила, я убежал и больше там не бывал.

Купцова Нанинка

Жил-был один купец. Огромное богатство имел. И была у него единственная дочь Нанинка. В доме само собой держали привратника, иначе сказать — дворника, а у этого дворника был единственный сын — Пепичек. Когда Пепичек подрос, его отдали в ученье к этому купцу. Что ж, торговля — ремесло хорошее. А Нанинка все ходила на уроки к разным там учителям — конечно, такая богатая девица должна всему обучаться. Ни у кого и в мыслях не было, что она встречается с Пепичком и что они любят друг друга. Ведь младость — это радость.

Долго родители ни о чем не знали. Но вот пришел к ним ее учитель, или как его там называли, и говорит: так и так, мол, ваша дочь давно ко мне не ходит. Ну, понятно, не ходит, раз в другом месте бывает. Ведь, как только Пепичку удавалось вырваться из дому, они сходились вместе.

Так родители обо всем и доведались. Вечером мамаша и говорит:

— Мне это не нравится. Как так — они друг друга любят? Я не потерплю этого, и все тут! Пусть этот хам немедленно убирается из нашего дома. Нечего и ждать, такое дело к добру не приведет.

Вот утром Пепичек приходит, купец сейчас же и говорит ему:

— Немедленно убирайся! И твой отец пусть сейчас же очистит квартиру.

Отделались от них, взялись за дочь. Мать позвала ее к себе:

— Что это за блажь? Ты богата, самая богатая невеста во всей округе, на что тебе этот нищий, найдешь другого, получше.

А дочка ей в ответ:

— Ну, раз ты этого хочешь, я твою просьбу исполню, но исполни и ты мою: вели в три дня выстроить вон на том холме часовенку.

— Хорошо, хорошо, дочка, выстрою.

Сейчас же начали строить часовенку, чтоб через три дня была готова. Но мать все-таки беспокоилась: «Что девчонка задумала? К чему ей эта часовня?» Та и говорит:

— Это будет мое утешение — буду ходить туда молиться.

— Молиться? Пожалуйста, молись, это дело хорошее.

Но все же эта затея пришлась матери не по душе, и она велела следить за Нанинкой.

Но Нанинка всех перехитрила. Она велела Пепичку прийти в часовню вечером, когда все уснут. Вот часовенка готова. Мать и отец легли спать. Нана взяла две свечи, распятие, накинула плащ и тихо-тихо пробирается садом, даже не дышит. Прибежала к часовне, Пепичек уже там. Проскользнули они туда, она зажгла свечи, посередке поставила распятие и говорит:

— Ты уезжаешь, Пепичек, но я тебя не забуду. Обещай же, что и ты меня не забудешь! Стань на колени рядом со мной и поклянись, что никогда меня не разлюбишь. А я тебе буду верна до самой смерти. Даю тебе в залог свое кольцо, а через год и день встретимся.

Дали они друг другу обещание, и Пепичек ушел.

Дома все спали, ничего не слышали. А Нанинка с того дня опять повеселела, стала как прежде. Родители просто надивиться не могли, какая она веселая. Но так ни о чем и не догадались. Вот стали к ним ездить в дом женихи, один другого богаче, все сватаются, но Нанинка им отказывает, дескать — «мне не к спеху». Родители не торопят ее. «Ничего, мол, понравится ей жених — согласится». Так прошел год. Вот однажды загремела под окнами карета. Нанинка выглянула — ах, какой прекрасный молодец приехал, такого она еще и не видывала. Мать сейчас же к ней:

— Неужто тебе и этот нехорош?

— Раз вы хотите, чтоб я за него пошла, воля ваша.

Понравился ей этот жених, и забыла она Пепичка. Эдак частенько бывает. Тут пошла суета, стали к свадьбе готовиться.

А Пепичек в то время служил в большом магазине. Вот когда до свадьбы оставалось всего три дня, сидит он вечером, читает газету, и вдруг погасла у него свеча.

— Вот чудеса! К чему бы это?

На другой день то же самое. А на третий день он спрашивает:

— Чего тебе от меня надо?

А свеча отвечает:

— Пепичек, не мешкай! Твоя разлюбезная завтра идет под венец. Возьми пузырек воды (вот не знаю, какую воду ему свеча указала), накинь плащ и спеши туда. Сядь в костеле на самую лучшую скамью; она увидит тебя и упадет замертво. А ты попроси церковного сторожа, чтоб позволил тебе остаться там с нею — ведь ты же можешь заплатить ему. И помажь ей виски этой водой.

Пепичек вышел — перед ним конь. Сел он на коня и приехал прямо в тот город к костелу. Слез, оглядывается, а конь у него на глазах исчез. Вошел Пепичек в толпу и давай что есть мочи к передним скамьям проталкиваться. Господ полно, гостей назвали и ближних и дальних, свадьба была пышная. Невеста нарядная, красивая, все на нее любуются, глаз не могут отвести. Вот Пепичек пробился вперед, сел на самую первую скамью и правую руку приподнял, чтоб она перстень дареный увидела. Встала невеста на колени; невзначай оглянулась и прямо перед собой увидела Пепичка. Она тотчас упала и скончалась. Батюшки светы! Все перепугались, стали ее в чувство приводить, доктора скорее, но все напрасно — невеста мертва. Принесли гроб и вместо свадьбы объявили похороны. Уложили ее в гроб, украсили и поставили посреди костела.

Когда все разошлись, Пепичек стал просить церковного сторожа:

— Разрешите мне остаться с нею на ночь, я буду стоять возле гроба на коленях. Заплачу вам как следует.

— Ладно, оставайся.

Пепик вынул из кармана бутылочку и давай натирать Нанинке виски водицей. На вторую ночь Нанинка вздохнула, села в гробу и увидала, что она в костеле. Испугалась, а Пепик ей все: «Тише! Тише!». С трудом успокоил ее и спрашивает:

— Скажи лишь одно: пойдешь ли со мной отсюда?

Она головой кивает. Пепик набросил на нее свой плащ и привел ее к себе домой. Родители испугались.

А Пепичек просит:

— Тише, тише! Не бойтесь ее.

Утром собрались нести ее на кладбище, приходят в костел, смотрят — гроб пустой! Все так и обмерли, стоят бледные, хоть режь их — до крови не дорежешься. Потом опомнились и решили, что это ангелы взяли ее и унесли на небо. Так и похоронили пустой гроб. А всех тех господ, что съехались из ближних и из дальних мест на ее свадьбу, пригласили после похорон на поминки. Угощенья было много, и веселились все будто и взаправду на свадьбе.

А в тот день дошла до купчихи весть, что Пепичек вернулся, находится в городе. Она и говорит мужу:

— Послушай-ка, муж! Видно, господь бог наказал нас за то, что мы этой молодой паре свет завязали! Ну, что случилось, того не воротить, а все же надо бы позвать и Пепичка на поминки.

Сейчас же послали за ним посыльного.

— Отчего и не пойти? — говорит Пепичек. Нарядился, пришел туда и сел в уголочек, позади всех. Вот начался пир, хозяева спрашивают его:

— Что это ты позади всех сидишь?

А он отвечает попросту:

— И на задних все равно собаки лают.

Вот пируют гости, вместо похорон, печали — радость, все веселятся, песню за песней распевают, один Пепичек молча сидит. Гости удивляются:

— Что же, — мол, — и вы не поете?

Сам жених оборачивается к нему и тоже спрашивает:

— Почему вы такой грустный?

— Ах, почтенные господа и дамы! Знаю я одно диво дивное, не выходит оно у меня из головы.

— Гм, гм, что же это такое вы знаете?

— Да, пан жених, не зазнавайтесь, а лучше возьмите перо и записывайте, что я буду рассказывать, а гостей в свидетели попросим!

— Мы согласны, согласны, любопытно!

Вот жених взял бумагу и записывает, а Пепичек рассказывает, что шел он однажды красивым садом и увидал там прекрасную драгоценную розу; и увяла эта роза; а после вдруг вернулась ей свежесть, и теперь ока такая же прекрасная и алая, как была.

Все хохотали:

— Хи-хи, ха-ха, вот так сказал: увядшая роза вновь стала свежей!

— Да, это правда! Я могу показать ее вам.

— Покажите, покажите, вот бы взглянуть!

Пепичек побежал к своим родителям, взял Нанинку под руку и привел ее.

— Вот эта прекрасная увядшая роза!

Что только поднялось! Гости в ладоши хлопают, кричат. Нанинка, мол, должна принадлежать ему! Сейчас же сыграли новую свадьбу. Вино там лилось рекой, и из пушек стреляли — земля дрожала.

Мельничка и сума

Давно это было, еще в четвертом веке. Один мужик сильно обеднел. До того дошел, что ни скотинки в хлеву, ни горсти семян на посев не осталось. А все это случилось из-за жены — такая была небережливая. Махнул он на все рукой и стал с тоски горькую пить. Пришла весна. Взял мужик в долг у соседа полчетверика гороху и выехал на соседской кляче в поле. Вот посеял он горох и собирается скородить. Тут подходит к нему какой-то парень с тросточкой, здоровается:

— Бог помочь! Что сеете?

— Горох.

— А не продадите ли его мне?

— Да ведь он уже посеян!

— Ну и что ж? Это я сделаю. Куплю горох и велю собрать его.

— Как же вы его соберете?

— А вам-то что до этого? Продайте. Заплачу, сколько скажете.

Мужик задумался: «Видно, кучу денег можно получить».

— Сейчас заплатите? — спрашивает.

— Э, нет! Когда настанет время жатвы, придете за платой на Крконошские горы в день святого Яна Осеннего, в одиннадцать или двенадцать часов.

Так и договорились, ударили по рукам. Вот парень стал среди поля, засвистел на все четыре стороны, налетели стаей голуби и собрали весь горох. Ни одной горошинки не оставили.

Проходит время. Мужик говорит соседу:

— Погляди-ка, сосед, ведь горох-то, что я у тебя взял, так и не взошел.

— Ну, видно, семена были плохие.

Как подошел срок, пошел мужик за платой. Шел, шел, наконец видит Крконошские горы. Навстречу ему — старая бабушка. Пожелал он ей здоровья. Она поблагодарила и спрашивает:

— Далеко ли путь держите?

— Ну вот еще, стану я вам рассказывать! Что зря толковать, ведь вы мне не поможете!

— А вы почем знаете? Скажите мне, какие у вас заботы? Может, я вам и помогу?

Рассказал ей мужик, куда идет.

— А что просить будете?

— Тысячу талеров!

— А я вам вот что скажу — не просите денег!

— Чего же еще просить?

— А вот послушайте меня: если вас не будут туда пускать, скажите, что желаете поговорить с хозяином. Придете к большой реке, через реку положен мостик, вокруг него рыбы плавают. Они положат головы на мостик и рты раззявят, будто съесть вас хотят. А вы не бойтесь, ступайте дальше. Придете в первый зал, там будут работать мастеровые, идите мимо них во второй. Там вам будут давать деньги, а вы их не берите и отвечайте, что хотите поговорить с самим хозяином. А в третьем зале просите ржавую мельничку, которая стоит на печке, а не будут давать, скажите, что хотите поговорить с хозяином.

Пошел мужик, и все вышло, как бабка говорила: рыбы не хотели пропускать его через речку, слуга не пускал в первый зал, а он все шел и шел вперед и всем отвечал:

— Хочу поговорить с хозяином.

Так прошел он все залы и вошел в третий.

— Хочу вон ту мельничку!

— Да на что вам этот старый хлам? Ведь она вся проржавела! Куда ее?

— Нет, нет, ничего другого не возьму. Отдайте мне мельничку. А не то ведите к хозяину.

Отдали ему мельничку; взял он ее подмышку и пошел. Ушел с Крконошских гор, поглядел на мельничку и стал браниться на чем свет стоит:

— Черт принес эту бабку! Лучше взял бы я деньги!

Идет дальше, встречает другую старушку.

— Дай бог здоровья, добрый человек!

— Дай бог!

— Что глядишь невесело?

Рассказал он, что шел на Крконошские горы за платой, повстречал старую бабушку и она, мол, посоветовала ему не брать денег, а просить вот эту старую мельничку.

— Да ее и нести-то не стоит! Ведь сколько денег я мог там получить!

— А ты, поди, и не знаешь, что это за мельничка? Ну-ка, сядь на тот пенек, поставь ее и крути ручку вправо.

Он так и сделал и сейчас же намолол кучку талеров.

— Вот видишь — это штука неплохая. А теперь поставь ее на другое место и крути влево!

Сделал он так, и намолола ему мельничка кучу дукатов.

— Ну, спасибо вам, бабуся, за совет! Возьмите все это себе!

Отдал ей все деньги и пошел своей дорогой. Зашел в трактир. В трактире сидел бродяга с тростниковой сумой за плечами. Мужик сел, заказал себе еды. Как поел, покрутил мельничку, и сразу высыпалась куча талеров. Зовет трактирщика:

— Хватит вам этого?

Трактирщик обрадовался:

— Спасибо! спасибо! — и принес ему еще бутылку вина.

Бродяга глядел-глядел и говорит:

— У вас штука хороша, а моя еще лучше! Как взгляну на эту суму, сразу выскочит столько солдат, сколько захочу. Только скажу им: «Сделайте то-то», — мигом все сделают. Давайте поменяемся!

«Хороши будут работники», — подумал мужик.

Поменялись. Бродяга взял мельничку и ушел. Мужик вышел следом за ним на крыльцо. «Дай, думает, попробую!» Взглянул на суму и говорит:

— Шестеро солдат — сюда!

И сейчас же тут как тут шестеро солдат. Мужик приказывает им:

— Догоните вон того бродягу, поколотите его и отнимите мельничку!

Солдаты так и сделали. Теперь у мужика были и сума и мельничка.

Приходит он домой и говорит:

— Ну, теперь мне и черт не брат! Все время буду пиры закатывать!

Вот разнеслась повсюду весть, что простой мужик всякий день пирует и что есть у него волшебная мельничка. Узнали об этом и высокие господа. Даже до государя дошла эта весть.

Государь велел сейчас же призвать мужика и говорит ему:

— Все, что есть у крестьянина, принадлежит не ему, а государю.

И послал государь роту солдат, те пришли к мужику и отняли у него мельничку.

Мужик взглянул на суму и говорит:

— Пусть сюда явится целое войско!

Войско пустилось в погоню за государевыми солдатами, отняло у них мельничку и вернуло мужику.

Опять стал он пиры задавать. Ну, когда жена его состарилась, взял себе красивую барышню. Она знала, куда он убирает мельничку и суму и какая в них сила. Все у них шло хорошо, пока не пришло ей время родить. Мужичок-то был богатый, взял и выгнал ее. «Возьму, думает, другую».

А барышня-то знала, где у него что припрятано, возьми и обчисть его! Все утащила. Ушла от него и скоро родила сынишку. Мужик затужил, стал звать ее обратно, а она — не пойду, мол. Вышла замуж за бедного. Мельничка им молола, денег было вволю. Сума не нужна была, спрятали ее в хворост да как-то раз нечаянно с хворостом и спалили. На деньги уж и не смотрели, вряд ли кто и знал, откуда у них такое богатство. Один раз забыли мельничку на окне и уснули. Ночью проходил мимо добрый человек и украл ее. Не осталось у них ни сумы, ни мельнички. Но хозяйство было уже заведено, так и прожили безбедно.

Как Гонза выучился воровать

В тысяча двести сорок втором году в Батьковицах поселился один дровосек: кругом леса, место для дровосека самое подходящее. И жене там тоже понравилось: она была женщина набожная и каждый день ходила к обедне, а между Батьковицами и Ртиной как раз находится небольшой костел и при нем школа. Переехали они туда всей семьей. У них было четверо детей: три сына-погодки и маленькая дочка. Мать каждый день вставала рано, отправляла детей в школу, мужа — на работу и уходила к обедне. Старший сын уже ходил с отцом в лес, потом стал помогать и второй; ну да какие это были помощники? Мальчишки ведь.

Окончили они школу и говорят:

— Мы не хотим быть дровосеками.

— Я пойду учиться, — говорит старший.

— И я тоже, — вторит ему младший.

— Чему же вы будете учиться? — спрашивает отец.

Старший, Франтик, отвечает:

— Мне хочется выучиться ткацкому делу.

— Ну что ж, это работа хорошая, чистая. А ты, Йозеф?

— Я хочу стать мыловаром.

Отец глянул на мать и говорит:

— Молодец, правильно! Мыло варить — это самое прибыльное ремесло. Ведь мыться-то надо всем и каждому. А ты, Гонза?

А Гонза был самый младший, но самый озорной. Все наперекор делал.

— Дурацкое они выбрали ремесло. Я пойду учиться воровать.

Отца так и передернуло. Взглянул на мать:

— Воровать?

— Ну да, это и есть самое прибыльное ремесло.

Ночью отец с матерью разговаривают:

— Что этот парень вбил себе в голову?

— Ну, это он дурит, не хочет сказать нам, что на самом деле задумал.

На следующий день отправились сыновья в путь-дорогу.

Родители благословили их, велели вести себя хорошо и не забывать молиться.

— Это дело наше! — говорит Гонза.

Прошли они всю Ртину. Видят, дорога расходится. Сели они на распутье под липой и стали советоваться, куда кому путь держать.

— А когда мы встретимся?

— Да года два проучимся.

— Это как дело покажет, — говорит Гонза. — Может, и за год выучимся.

Братья уговорились встретиться под этой липой ровно через два года. Кто придет первым, будет ждать, пока не соберутся все трое. Распрощались они, разошлись в разные стороны. Гонза пошел на Крконошские горы. Идет он час, другой; наконец, забрался в самую глушь. Время уже к вечеру, есть охота. Вдруг видит: лежат четверо парней. Он глядит на них, они — на него.

— Ты куда, мальчуган?

— Иду в люди, в ученье.

— А чему учиться будешь?

— Хочу выучиться воровать.

Один из парней и говорит:

— Надо взять этого мальчишку. Послезавтра он нам как раз пригодится.

— Ну, если хочешь, оставайся у нас.

— Ладно!

Парни поднялись, повели его в чащу. Там у них были землянки; еды, питья сколько хочешь, две бабы им стряпали. Гонза наелся, залез в землянку и выспался там по-царски.

На другой день взяли они его с собой. Ушли далеко, прошли несколько деревень, наконец пришли в одно село возле Трутнова. Там жил богатый охотник, а при нем человек шесть егерей. Дом — двухэтажный. Внизу спали егеря, а наверху — сам охотник, и там же стоял его сундук с деньгами. Воры все осмотрели и показывают Гонзе:

— Смотри внимательно: полезешь вон в то окно, в горницу. Ты будешь нам подавать, а мы — принимать. Как услышишь, что хозяин завозился, сейчас же прыгай в окно, мы тебя подхватим.

Им ведь наплевать, если малый убьется.

Ночью подкрались они к дому, приставили лесенку, залепили окно тестом, выдавили стекло и втолкнули мальчишку в горницу. А там по стенам двадцать четыре ружья развешаны. Гонза взял да и переправил их по одному в окно. Это на тот случай, если охотник проснется. Но охотник в тот вечер выпил и спал крепко. Потом взялся малец за сундук. Видит — закрыт он наглухо, и ключа нигде нет.

«Поищу, — думает, — у хозяина в кармане».

Нашел в кармане ключ, открыл замок, выгреб из сундука тысяч восемнадцать наличными. Вот это улов так улов! Пошли домой. Понравилось ворам, как ловко сообразил мальчишка насчет ключа. «Ну, думают, молодец, из него толк выйдет». Добычу поделили, дали и ему. На его долю пришлось больше пятисот рублей. Положил он их в свой сундук — в землю закопал. Так Гонза и остался у этих ребят.

Как-то раз один богатый мужик побился об заклад, что никто его не обокрадет. А воры слышали, что он кулак, скряга, и решили проучить его. В хлеву у него было маленькое окошко, только мальчугану пролезть впору.

Вырезали они стекло, Гонза забрался в хлев и отпер им. Воры прошли в хлев и оттуда — в конюшню. Видят — койка стоит пустая, батрак ушел на свидание к девчонке. Обшарили они хлев и выбрали самого жирного вола. Мужик как раз собирался продать его на мясо. Да еще впридачу вывели из конюшни лучшего коня. Охота удалась!

Проходит второй год. Малый говорит:

— Мне пора домой, родителей проведать.

— Ну ступай, только с пустыми руками не ходи. Пусть видят, что твое ремесло сто́ющее.

Завязал Гонза деньги в платок и отправился. Идти далеко, ноги заболели, устал, еле плетется. Братья ждут его с самого обеда. День летний, длинный. К вечеру пришел, наконец, и Гонза. На нем дорогой плащ, как у большого барина.

— Ну, братья, как вам жилось?

— Так, мол, и так, — плоховато.

Один бледный, другой хворый, а Гонза жирный, как поросенок, видно, что нужды не знает.

— А я жил как барон: мяса сколько хочешь, вино просто на землю выливали.

— Как это так?

— Вот дураки! Да наворуешь денег, пойдешь купишь бочку вина, чего его беречь?

Пошли домой. Старшие идут впереди, а Гонза шагает чинно, не торопится. Дома встретили их с радостью, стали обо всем расспрашивать. Старшие сыновья рассказывают, что заработали.

— А как ты, Гонза?

А у Гонзы на руках кольца, одет он барином. Отцу это чудно показалось.

— Ты, видно, воровством занимаешься.

— Спросите братьев, сколько они своим ремеслом заработали.

Йозка вынул шесть крейцеров, а Франта — три. Только-только на новые подметки хватит. Засмеялся Гонза, сунул руку в карман и высыпает на стол целую кучу денег. Все глаза вытаращили, ну просто ошалели.

Тут мать подала ужин. Больше уж не разговаривали.

Ночью отец с матерью советуются: как быть, ведь Гонза вор. Как же отучить его от этого?

В Батьковицах был староста. Имел он все права: мог наказать, в кутузку посадить. Это был мужик богатый, многоземельный. Дом у него в два жилья — двухэтажный. Вот отец и пошел к нему.

— Доброе утро, староста.

— Чего тебе?

— Да вот, — мол, — сын у меня, похоже, вор. По всему видно — по одежде, по богатству.

— Ладно, вызовем его, посмотрим. А пока иди домой.

Только вернулся отец домой, приходит за Гонзой посыльный. Староста, мол, велит прийти.

— А что ему от меня нужно?

А тот и сам не знает. Так и ушел ни с чем. Отцу это не понравилось, он возьми да и выпори Гонзу. А тот как с цепи сорвался:

— Что ж, если на то пошло, так я и старосту украду и вон вынесу.

— Дурак ты!

— А вот посмотришь!

Надел он куртку, отцу кучу денег отсыпал (у Гонзы их была целая корзинка с верхом) и пошел к старосте. Пришел, ожидает.

— Здравствуйте, Гонза! Заходи.

— Благодарю вас. Зачем вы меня вызывали?

Староста мнется, не знает, как сказать.

— Да вот я слышал, что ты вор.

— А я и не отпираюсь.

— Ну, если ты такой ловкий, попробуй выкради из моей конюшни коня. Если сумеешь — дам тебе пятьдесят золотых.

— Это для меня пустяки. Вот люди — свидетели, чтоб вы не вздумали меня потом за это наказывать. Если поймаете меня, тогда — пожалуйста.

— Не беспокойся, не буду.

Попрощался Гонза, пошел оттуда и думает:

— Вот черт, как бы это словчить?

Дом стоял у самой дороги.

Хорошо. Нанял староста трех караульщиков: двух солдат и босяка. Ребята все здоровенные, драчуны и грубияны. Под руку им не попадайся.

Вот староста и говорит им:

— Двое будут караулить в конюшне. Ты держи лошадь за повод, а ты стой у засова. А третий пусть ходит по двору и наблюдает, чтобы к дому никакого подступу не было.

Дал он каждому в руки по жильной плетке. Дескать, как сунется — лупите его.

Вернулся Гонза домой. Отец спрашивает:

— Зачем вызывал тебя пан староста?

— Хочет, чтобы я украл у него лошадь. Да я всю его конюшню унесу, не то что коня.

— Это как же?

— Да что толку вам рассказывать! Это уж моя забота.

Горько это было отцу слышать — все-таки родной сын.

Купил Гонза бутылку водки, подмешал в нее два наперстка сока молочая. Потом спрашивает мать, где ее юбка и головной платок, а для чего ему это — не сказал. В одиннадцать часов наш Гонза надел на себя юбку, покрылся платком и собрался на улицу. Отец спит, мать дремлет. Окликнула его:

— Куда ты?

— На дворе теплынь, пойду посижу маленько на крылечке.

Поплелся он по селу.

Тащится по дороге бабка, охает, причитает. Перед домом караульщик похаживает. В руках у него палка. Увидел бабку да как рявкнет на нее:

— Куда идешь, старая карга?

— Ходила я в Упице, к доктору, нутро у меня болит. Хотела где-нибудь здесь переночевать, а везде уже спят.

Пожалел он ее, посочувствовал, понемногу и разговорились.

— А вы — не Маркета с горы?

— Она самая!

— То-то я смотрю, как будто лицо знакомое.

Слово за слово. Бабка вынимает бутылку.

— Не хотите ли глоточек?

Тяпнул, конечно, здорово, но для виду говорит:

— Мне много нельзя: мы караулим.

— Кого?

— Да лошадей хозяйских.

— Я бы за вас постерегла, ведь я не усну. Мне бы только согреться малость, на воле так всю и ломает.

Ведет ее парень в конюшню, а другой караульщик сердится:

— Пущу я тебя, как бы не так!

— Молчи, у нее водочка есть.

Этот тоже как следует приложился, а третий уж кричит:

— Ребята, оставьте и на мою долю!

Словом, высосали всю бутылку и разошлись. Один пошел во двор, другой к засову, третий к коню.

— Ложитесь, бабушка, вот здесь на соломе.

Только бабка улеглась — сторожа захрапели. Один хлопнулся в канаву, а двое в конюшне свалились. Сок одурманил. А бабка не мешкает, привязала их — кого к лесенке, кого к двери, — села на коня и ускакала.

Вот приехал Гонза домой, привязал коня к груше и сам сел возле него. Рано утром староста встает, смотрит: караульщики кто где валяются, а коня нет. Загоревал:

— Пропали мои денежки. Хоть бы коня вернул, конь больно хороший!

В десять часов приезжает Гонза верхом.

— Вот веду вам коня.

Староста видит — проиграл, ничего не поделаешь. Говорит:

— Это еще не все. Выкради из-под меня вот эту простыню, — прибавлю еще сотню.

— Спасибо! На кой черт я буду ее из-под вас вытаскивать? Я вас обоих вместе с простыней унесу!

Хорошо. Приходит Гонза домой. Отец — к нему:

— Ну, как?

— Да что там. Может, утром старосту принесу. Он дает мне сто пятьдесят золотых, хочет, чтоб я вон что сделал…

А у Гонзы-то уж весь дом был вымерен, все ходы-выходы знал.

Вечером староста пошел с женою в трактир, а наш Гонза взял бутылку пивных дрожжей, намешал туда муки, получилась кашица. Вечером — бутылку в карман и опять идет туда. Как же войти? Подождал немного, видит — скотница несет в хлев корзину травы, он за ней, прокрался наверх, в горницу и — раз! — под кровать. Немного погодя возвращаются хозяева. Староста закрыл ставни, все позапирал и говорит жене:

— Если почувствуешь, что кто-то тащит простыню, ори громче! Вот плетка, я его отлуплю.

Выпили еще, вино хорошее, дорогое, и уснули. Гонза тихонько вылез, вынул из кармана свою бутылочку. Пара лежит, как две сардельки. Вылил он эти дрожжи в середку, между ними. Вот старостиха проснулась, хвать-по-хвать рукой:

— Ах ты свинья! Вот так пронесло тебя! Налакался винища!

— Да ну? В самом деле!

Свернул простыню и бросил ее под кровать, по крайней мере если придет, не узнает где. И опять заснули оба, как колоды.

Гонза схватил простыню, пробрался к двери — и вон!

Приходит домой. Отец спрашивает:

— Где ты был?

— Сделал, о чем староста просил. Заработал сто пятьдесят золотых! Вот это дельце!

Утром, когда все батраки были уже в поле, Гонза берет загаженную простыню подмышку, приходит к дому старосты и начинает расстилать ее под окном. Тому стыдно, кричит:

— Не разворачивай, неси сюда в горницу!

Заплатил ему сто пятьдесят золотых. Потом послал за дровосеком и говорит ему:

— Ничего с твоим сыном не сделаешь! Он вор, вором и останется. Да и вор-то ученый!

А Гонза уплатил за дрова, накупил родителям подарков. Вот сидят они за столом, едят, пьют. Гонза и говорит:

— Завтра такую штуку устрою, — век меня будут помнить!

Всех раззадорило, что же такое он украдет. Но он не сказал. Утром все разошлись из дому, кто куда. Гонза пошел на речку, раков там было полно. Поймал шестьдесят два рака. Потом сбегал в Упице, купил там шестьдесят две свечи. Вечером регент звонит на молитву. На дворе уже темно, но костел открыт. Гонза — туда. Вынимает из мешка раков и каждому вставляет в клешни по зажженной свече. Если раку что попало в клешни, — уж не выпустит. Вот Гонза распустил всех раков по костелу, сам спрятался под клиросом за столбом. Костел уже ветхий был, столбы шатались. Положил перед собой лошадиную шкуру, приладил петлю, только задернуть остается. Регент глядит — в костеле множество огней, все двигаются. Страшно испугался, бросил звонить, бежит к священнику. Прибежал перепуганный, от страха слова не может выговорить:

— Я, я… — Наконец, выпалил: — Полон костел духов!

Священник как шальной помчался в ризницу. Один тоже боится, зовет с собой регента: «Пойдем вместе». Взяли требник, кадило, кропильницу. Влетели в церковь. Смотрит священник: что такое? Костел так и кишит огоньками. (Раков-то им впотьмах не видно.) Вот читает он молитвы, святой водой кропит. Один огонек погас. Регент наступил на него, треснуло. Двинулись дальше. Тут Гонза вдруг как запоет:

— Я ангел, с небес спустился, за тобою, священник, явился!

Тот сейчас же отдает кропильницу регенту.

— Преподобный отец, возьмите и меня с собой!

— Не могу!

А Гонза поет громче прежнего:

— А еще мне сказали, чтоб мы регента взяли!

Сейчас же оба помчались, регент норовит забежать вперед. Прибежали они к столбу — и хлоп в мешок! Гонза затянул петлю, увязал мешок потуже, а поднять не может. Поволок по земле. Шкуру-то он заранее всю кругом проколол. Вышел на дорогу. Мешок так и стучит по камням. Священник терпит молча, а регент расстонался.

— Без креста нельзя попасть на небо, туда ведет крестный путь, — утешает его священник.

Потом поволок он их берегом, мешок так и покатился под откос. Регент не выдержал, начал браниться черным словом. А священник просит его:

— Не сквернословьте!

Вот тащит их Гонза через луг, прямо по болоту.

— Мы в пруду! — кричит регент.

— Нет, нет, терпите! Мы — на первом небе, оно влажное!

С луга Гонза снова вышел на каменистую дорогу и вскоре благополучно притащил их к своему дому. У его матери были в сараюшке гуси. Вот он и отнес их в этот сарайчик, к гусям. Гуси кричат:

— Га-га-га, га-га-га!

А в те времена там еще никто гусей не видал. Мать их из города принесла.

— Что это за речь? — спрашивает регент.

— Это мы в раю, среди иноплеменных народов.

Оставил их Гонза до утра в сарае. Регент всю ночь ворчал, а священник терпел молча.

Утром Гонза выпустил гусей и навесил на сарай замок.

Настал день, никто не звонит к обедне. Полон костел старух набился, а обедни нет. Дети пришли в школу — регента нет. Пошли по домам.

— Чего домой идете?

— Да учителя не было.

Стали искать их, разыскивали по всему селу, так и не нашли. Уже под вечер староста говорит:

— Не иначе как их этот дьявол Гонза украл.

Но так ничего и не смог узнать.

А те двое уже проголодались, стонут, охают. Ночью отец вышел во двор, слышит голоса.

— Что у тебя там такое? — спрашивает Гонзу.

— Да вам-то что? Это мое дело!

— У тебя там люди!

— Никакие не люди, это поп с учителем.

— Иисус Мария, что ты выдумываешь!

— Да вы идите, ложитесь. Вот уж завтра будет потеха!

Утром опять розыски, соседи ходили по всем домам, наконец пришли к дровосеку.

— Ну, если они у нас, сейчас выпущу.

Выпустил их. Пошли они по домам. А сами на людей взглянуть стыдятся. Дошла эта история до начальства, и обоих забрали оттуда. С тех пор нет в Батьковицах ни священника, ни регента: боятся, как бы их снова не украл глупый Гонза.

Сапожник Гицек

Как-то раз два соседа — Кубиш и Паштьялка из Чермны — решили напугать сапожника Гицека. Только как же это сделать? Ведь Гицек ничего не боится.

— Вот что, — говорит Паштьялка, — ты залезешь в гроб и притворишься мертвым. Раз он такой храбрый, посмотрим, согласится ли стеречь ночью покойника.

Кубиш сейчас же залез в гроб, а Паштьялка побежал к Гицеку:

— Кубиш умер, лежит в гробу; поди посиди возле него ночью, чтоб на него не напал нечистый. Еды и питья будет вдоволь.

Ну, коли так, сапожник согласился. Работы у него было много, взял он с собой всю справу: кожу, молотки, ремень — в общем все, что ему надо. Принесли ему поесть всякой всячины, в долгу не остались. И кофе горячего, чтобы не заснул. Ну, да разве Гицек уснет! Где там! Начал поколачивать по колодкам, поет — заливается, словно на свадьбе. Вот ровно в полночь — Гицек как раз вытягивал высокие ноты, будто свинью режут, — мертвец садится в гробу и говорит:

— Где умерший, там не поют!

Гицек обернулся:

— А кто помер, тот лежи тихо!

Да как шарахнет его молотком! Кубиш выскочил да бежать.

— Ни в жизнь никого пугать не буду! — кричит.

Две недели у него голова болела. Здоровенный желвак вздулся. Все время на этом месте руку держал.

Три брата плута

У отца с матерью родились три сына: Йозеф, Вацлав и Ян. Вот парни выросли, кончили школу, пора идти ремеслу обучаться. Одного отдали в ученье мяснику, другого — шорнику, а третий стал портным.

Выучились.

— Ну, теперь что, ребята? Идите в люди, искать себе места, чего же еще.

Получили на дорогу по десятке, мать напекла им пирожков. Отправились в путь. Работы они не искали — деньги-то были, плохо ли им? Но вот все деньги вышли. Как же теперь быть? Побираться-то неохота!

Подходят они к какой-то корчме, остановились.

— Денег у нас нет, а жрать охота, и ночь скоро.

— Да вот корчма, давайте, ребята, зайдем: авось что-нибудь да устроим.

Старший оглянулся, видит — на стене вывеска:

Прочел. Братья испугались.

— Ишь ты! На умного напоролись. Что же делать?

— Да наплевать, пойдемте. Наших котомок он не отнимет, а больше с нас и взять нечего.

Смело вошли в корчму: будь что будет.

Шинкарь спрашивает:

— Ну, парни, что вам подать?

— Да что! Чего-нибудь поесть и выпить.

Наелись, напились. Теперь, мол, пора спать. Шинкарь спрашивает:

— Ну, ребята, куда вам солому класть? Хотите в сарае?

— Нет, — мол, — лучше на чердак, там прохладнее!

— Как хотите.

Отвел он их на чердак, все кругом позапирал и пошел спать.

А парни не спят, ворочаются: хозяин утром денег спросит, что делать будем?

— Ничего, давайте в доме пошарим, авось что подвернется.

С чердака спустились сразу в хлев. Мясник и говорит:

— Ребята, давайте заколем вот этого козла.

— Идет!

Мясник козла зарезал, ободрал, мясо сунул в мешок. Шорник набил шкуру сеном, портной зашил, и козлик получился как живой. Поставили его на место, к кормушке на шею — веревку, все как полагается.

Утром приходят в горницу, на завтрак попросили себе все самое лучшее. Наелись. Вот один из них и говорит:

— Послушайте-ка, пан шинкарь, денег у нас с собой нет, а есть свежая баранина. Резали в одной деревне валуха, а мы проходили и купили. Если хотите, можем вам продать.

— Отчего и не купить, если баранина хороша. Куплю. Где она?

— Снаружи оставили, в мешке: погода теплая, так в горнице провоняла бы.

Мясник принес, показывает: мясо отличное.

— Сколько за нее?

— Да по цене, сколько потянет, из-за копейки торговаться не станем.

Шинкарь свесил, уплатил. Братья собрались было уходить, но он остановил их:

— Как вас звать, господа? Я здесь начальник, обязан узнать, как вас зовут, а то мне здорово попадет.

— Уж больно у меня скверное имя, — говорит мясник, — я его не скажу.

— Да ничего, скажите, чего там стесняться?

— Ну, так и быть: Убил-козла.

— Это еще куда ни шло, бывает и похуже. А второго как звать?

— Мое имя и того хуже.

— Да чего боитесь? Говорите!

— Купил-свое.

— Ну, это еще ничего. А как третьего звать?

— Вот у меня имя и впрямь-таки дурацкое, даже и говорить неохота.

— Раз те двое сказали, так и вы уж скажите.

— Неужто-балда-не-понимаешь.

Шинкарь все записал и отпустил их.

Вот встала скотница, идет задавать корм скотине. Всем положила сена и думает: козлу-то положу самое лучшее. Немного погодя опять идет в хлев — смотрит, все свое сожрали, а козел и не дотронулся. Девка бежит к хозяину в горницу.

— Хозяин, хозяин! У всех кормушки пустые, все подливали, а козел не жрет, стоит как пень.

— Бес тебя знает, что ты ему дала!

Она — назад, выбрала ему по травиночке самое душистое сено, а он опять не берет.

— А ты сперва дай ему пойла, это козел упрямый, да посоли.

Девка намешала козлу отрубей, горсть соли всыпала, все не берет.

— Раз ничего жрать не хочет, пни его ногой, сволочь этакую.

Пошла, пнула его — он повалился и не шевелится. Лежит как надутый. Шинкарь пришел, взял козла на руки, — господи Иисусе! — ноги на палочках! Пощупал — сено шуршит. Чешет в затылке:

— Вот окаянные! Никто меня надуть не мог, а они сумели! Правильно, значит, один из них сказал мне: «Убил-козла».

Всплеснул руками:

— А я, балда, не понял!

Заколдованный капеллан

Два капеллана взяли себе на неделю отпуск и пошли путешествовать. Ели-пили сколько влезет, ни в чем себе не отказывали, да ведь денежки, как говорится, кругленькие, разбежались в разные стороны, и остались наши капелланы при пустом кармане. Выходят на опушку, а там стоит пара волов, а под кустом мужик храпит. Вот один и говорит:

— Денег у нас с тобой нет, дай я сейчас устрою одну штуку. Только ты все делай, как я скажу.

Взял выпряг вола и хомут навесил на шею своему приятелю.

— Стой, — мол, — тут, а я пойду в город и продам вола. Потом мы с тобой в одном месте встретимся.

Ладно. Вот мужик продрал глаза, да так и обомлел: вместо рябого вола стоит перед ним капеллан!

Капеллан сейчас же перед ним извиняется:

— Я, — говорит, — был заколдован, а теперь пришел мой час, и заклятие с меня упало. Надеюсь, вы не будете меня задерживать!

Ну, мужик глупый был и отпустил капеллана.

На одном воле много не наработаешь. Спустя немного времени мужик пошел на рынок купить второго, и что же он видит: боже мой, стоит там его Рябой! Подошел мужик к нему и тихонечко шепчет на ухо:

— А, вы уже опять влипли, преподобный батюшка! Ну, шалишь! Теперь уж вас не куплю!

Либушка

Жил-был бедный портной. Детей у него было много, даже слишком, а есть нечего. Брат его был богатый крестьянин, всегда крестил ему детей.

А в последний раз, когда у портного опять родилась девочка, наотрез отказался.

— Не буду, — говорит, — крестить, и все. Что ты никак не уймешься? И так уж самому тебе кусать нечего.

Вот приходит портной домой и говорит жене:

— Как же нам быть? Знаешь что, пойду-ка я и, кого по дороге встречу — дедушку либо бабушку какую, — того и попрошу в кумовья.

— Ладно, — мол, — иди. Делай как знаешь.

Вот он и пошел, дитя на руках несет. Видит при дороге куст шиповника, а под ним бабка сидит, вся сгорбилась.

— Куда это вы разбежались? — спрашивает. — Да еще с такой крошкой?

— Иду, — мол, — крестить, да не знаю, кто крестным будет.

— Ну что ж, я пошла бы, только у меня денег нет, нечего на зубок-то подарить.

Портной и тому рад, что все же нашел человека.

Окрестили дитя, а после бабушка и говорит:

— Когда девочке стукнет двенадцать лет, приведешь ее сюда к этому кусту и оставишь мне.

Он согласился. Время бежало. Либушка росла. Как сравнялось ей двенадцать лет, портной вывел ее на дорогу. Глядь, а бабушка уж тут как тут, Либушку поджидает. Под шиповником-то была дверь, они обе — под куст и из глаз пропали. Стоит отец, смотрит, но все напрасно. Исчезла девочка, словно сквозь землю провалилась.

Стала жить Либушка у старухи. Та сразу отдала ей ключи от всех комнат, велела везде убирать, но в седьмую комнату (от той был золотой ключик) не заглядывать.

Раз в неделю запиралась бабушка в этой комнате, а что там делала — неизвестно.

Все шло хорошо. Но вот однажды подметала Либушка шесть комнат, и захотелось ей в седьмую, запретную, заглянуть. «Что ж, думает, в этом плохого?» Засело ей в голову, работа из рук валится. Приоткрыла дверь — и что ж она видит: стоит гроб, в нем старуха, а голова у нее лошадиная. Сидит она в гробу и себя по коленкам постукивает. Закивала девочке, а та захлопнула дверь и стрелой убежала.

Вот приходит бабушка и говорит:

— Либушка, ты там была!

— Нет, бабушка, не была!

— Ты там была!

— Не была!

— Расскажи, что там видела!

— Бабушка, я там не была!

— Расскажи, девочка. Не расскажешь — онемеешь!

А Либушка молчит, как зарезанная. Бабка и лишила ее речи — немой сделала — и выгнала в лес. А лес кругом глухой, дремучий. Пошла девочка этим лесом, блуждала там, блуждала, как отбившаяся овца, пока не нашел ее под деревом королевич. Он как раз в этом лесу охотился. Разговаривать с ним Либушка не могла, а писать — умела. Королевич посадил ее на своего коня и увез к себе. Видно, красавица была.

Сейчас же сыграли они свадьбу, и стала Либушка его женой. Вот уехал королевич на войну. А Либушка уже тяжелая была. Без него родила она мальчонку. Красивый был, как картиночка, прямо сердце на него радовалось. Вдруг появляется перед ней бабушка и тотчас спрашивает:

— Расскажи, что ты там видела?

— Бабушка, я там не была!

— Расскажи!

— Я там не была!

(На это время бабка вернула ей речь.)

Раз не сознается, схватила бабка ребенка и на ее глазах разорвала.

Тут поднялся по всему замку крик, что приходила ведьма и сожрала королевича. Сейчас написали королю, он уже на войне победил и домой возвращался. Поднял шум, что стража не караулит, что это, дескать, за стража. А Либушка солдат защищает: они, мол, не виноваты.

Вот король снова собрался на войну. А Либушка скоро родить должна. Поставили везде двойную стражу, чтобы надежней было. Король уехал, без него родилась дочурка. И тоже красивая — как ангелочек. Опять, откуда ни возьмись, появляется бабка.

— Скажи, что ты там видела?

— Я там и не бывала.

— Скажи, не то плохо будет!

— Я там не была.

Так и не созналась. Схватила бабка дитя и в один миг на куски разорвала. Стража опять ничего не видела, словно и не стояла там. Король приехал, грозится, уже прямо на Либушку стал указывать, что, дескать, неспроста это. Но пока ничего ей не сделал, оставил все как есть.

Она опять забеременела. Король хотел и на этот раз в поход собираться. Поставил он вокруг своего замка стражу, каждый уголочек велел охранять и уехал. Либушка благополучно родила, и сейчас же, откуда ни возьмись, бабка.

— Что ты там видела? — спрашивает.

— Ничего я не видела, я там и не бывала.

Все одно и одно твердит. Схватила бабка ребенка и в один миг разорвала, только кровавые брызги на стенах остались. Сейчас же пишут королю, что и третье дитя съедено. Он все бросил, войско оставил, примчался домой чернее тучи. Велит ставить большой костер и сжечь на нем молодую мать.

Вот разожгли большой костер и только хотели Либушку в пламя бросить, как вдруг мчится из лесу черная карета. Кто-то машет из нее белым флажком — дескать, пардон, пардон!

Карета подъехала, бабушка встала у костра.

— Что ты видела? В последний раз тебя спрашиваю!

— Ничего я не видела! Не была я там. Не была!

Вдруг костер погас, будто на него кто дунул, и стоят рядком трое прекрасных королевских детей; на них — золотые ожерелья, а бабушка говорит:

— Твоя стойкость спасла меня от заклятия. Живи всем на счастье!

Либушке сейчас же вернулась речь, язык у нее развязался. Радости-то сколько тут было! Король благополучно закончил все войны, и с тех пор жили они с Либушкой счастливо до самой смерти.

Три яблока

Жил-был король, и было у него три сына. Все трое холостые.

Король был болен, и никто не мог вылечить его.

Вот однажды пошел старший сын на охоту и видит: возле маленького домика женщина гоняется за девчонкой, бранит ее, что плохо прядет.

«А ведь и нам пряха нужна», — думает королевич. Подошел к женщине и просит:

— Отдайте мне девочку.

Баба думает: «Кто его знает, зачем она ему! Да ведь это — королевич! Счастлива с ним будет». И говорит:

— На что вам эта сопливая девчонка? Возьмите самую старшую!

— Нет, нет, дайте эту, младшую.

Привез ее домой. Старый король стал ее воспитывать вместе со своими сыновьями. Выросли они. Видит король, что она всем троим полюбилась, это никуда не годится. Говорит он сыновьям:

— Дети дорогие, мне вас не рассудить. Ступайте все трое странствовать по белу свету; кто из вас принесет самую чудесную, редкостную вещь, тому и достанется Бетушка.

Вот разошлись они в разные стороны. Один купил волшебное зеркальце. В нем что захочешь, то и увидишь. Второй — самокатный возок, что сам собою, без коней едет, а третий — три яблока. Если больной съест, от любого недуга излечится.

Вот собрались они все в одном городе и остались там ночевать. Каждому любопытно, что же остальные несут.

— Что у тебя?

— Три яблока.

— Ну-у! А у меня — возок-самокат, без коней едет.

— А у меня — зеркальце. Что захочу, то в нем и увижу.

Старшие братья радовались, что добыли вещи более чудесные, чем младший.

«А что же, думают, сейчас у нас дома творится?»

Пепик, или уж как там его звали, глянул в свое зеркальце и воскликнул:

— Ах, батюшки! Беда! Отцу худо, да и Бетушка захворала.

Бегом к возку-самокату, все трое уселись в него и мигом очутились дома. Младший сейчас же подал королю свои три яблока. Тот съел их и от каждого давал откусить и Бетушке. И тотчас оба поправились.

— А вы что привезли?

Старшие сыновья показали свои покупки. Король покачал головой:

— Вот дела! Тут я и сам не разберусь, как вас рассудить.

Пришли судьи, чесали себе затылки, но рассудить сыновей не сумели. Наконец, приплелся простой чешский мужик. Пришел к ним, как был, в деревенском картузе и в простой рубахе, и докладывает королю, что берется решить спор.

— Что у тебя?

— Возок.

— А у тебя?

— Зеркальце; не будь его, не поспели бы мы домой вовремя.

— А у тебя что?

— У меня — ничего. Теперь уж ничего не осталось. Было у меня три яблока, да я их отдал.

— Хм, так-так. У тебя, значит, остался возок, у тебя зеркальце, а у этого ничего нет… Выходит, ему по праву и должна достаться Бетушка.

Поженились они, и оба были рады.

Рогатая принцесса

Была у короля дочь. Сапожники не успевали шить на нее обувь — каждый вечер она стаптывала по триста пар башмачков. Король сильно этому дивился, но никак не мог дознаться, с кем это она так отплясывает. «Этак, думает, всю казну на башмачки ухлопаешь». Велел он следить за нею, но караульщики всякий вечер засыпали, король так ничего и не узнал, а сапожники все шили да шили.

Но вот пришел с войны отставной гусар и вызвался подстеречь ее. Ну, раз вызвался, назначили его караульщиком и поставили ему в первой комнате особую кровать. Улегся гусар на живот, задом кверху. А во второй комнате спала принцесса вместе со своей служанкой. Вот лежат они, принцесса и говорит служанке:

— Поди хлопни его по заднице!

Та пошла и хлопнула. Гусар не шелохнулся.

— Поди шлепни его еще раз, — приказывает принцесса.

Служанка пошла и опять шлепнула. А он и не шевелится.

— Так ступай шлепни его еще раз.

Служанка шлепнула его третий раз. Гусар и не вздрогнул. Тогда принцесса говорит:

— Теперь можем идти.

Под кроватью у них был люк. Они завернули обувь — и марш под кровать, спустились в подземелье. А гусар вскочил — и за ними. Сели обе в карету и умчались.

— Вот так так! Гоняйся за ними! В каком пекле их теперь искать?

Пошел гусар и видит: двое спорят из-за плаща и седла. Он — к ним.

— Из-за чего у вас такой шум? — спрашивает.

— Да вот есть у нас плащ-невидимка; кто его наденет, того никто не увидит; а еще седло — как сядешь в него, мигом примчишься куда захочешь.

— Дайте и мне поглядеть.

Они, дураки, и отдали ему. Гусар накинул плащ, вскочил в седло и пустился догонять карету, а им и спасибо не сказал.

Очутился он в оловянном лесу, отломил оловянную веточку и засунул за ленту на шляпе. И вдруг разразилась страшная гроза, гром так и грохочет, будто сейчас небо рухнет. Черт, который их вез, соскочил, смотрит по сторонам:

— Это неспроста! Верно, здесь еще кто-то есть!

Но никого не увидел. Поехали дальше, колеса опять застучали. Заехали в серебряный лес. Снова гроза. Черт бегает вокруг кареты, смотрит: что же это творится, нет ли здесь кого? Никого нет, едут дальше. Гусар и серебряную веточку отломил — и тоже за ленту. Мчатся дальше, въехали в золотой лес. Вот уж где гроза так гроза разразилась. Что только было! Словно все черти из пекла вырвались. Гром раз за разом, будто из пушки стреляют, все кругом дрожит — ну, светопреставление, да и только. Черт слетел с козел, носится вокруг как бешеный:

— Ну, есть здесь кто-то, кроме нас!

Никого не видать. Сел черт на свое место, колеса застучали, и карета помчалась прямо в ад. А гусар успел и с золотого дерева сучок отломить и за ленту на шляпе засунул.

В пекле встречают их богатым угощением, чтобы подкрепились с дороги. Приносят принцессе суп, а гусар цап его, суп выхлебал, миску — в карман. Несут ей жаркое, гусар опять — хвать его, проглотил, тарелку — в карман.

— Да что же это такое? Куда оно девается?

Осталась принцесса не евши.

После угощения пошли плясать. Принцесса — нарасхват, все черти из-за нее передрались. Все три сотни пар башмачков до дыр истоптала. Что ни круг — новая пара.

После танцев черт говорит:

— Ну, теперь все, наша свадьба сыграна, больше не отпущу тебя отсюда. Останешься у меня.

— Ах, отпусти меня домой еще на одну ночь, хочется своих повидать.

— Ну, на одну ночь съезди.

А сам так и трясется, так и вертится возле нее.

Как услыхал это гусар, сейчас же — в седло, чтобы раньше их поспеть. Примчался, плащ повесил, седло — под голову и лег на живот. Вот вернулись девицы домой. Принцесса глянула на гусара и говорит служанке:

— Шлепни его по заднице.

Та подошла, шлепнула, гусар и не пошевельнулся.

— Ладно, оставь его!

Разделись и легли спать.

Утром приходит к гусару от короля посыльный:

— Рассказывай, что да как.

— Так я и буду сейчас рассказывать! — говорит гусар. — Я еще не спал. Высплюсь, тогда расскажу.

Посыльный ушел. Гусар выспался и поехал к королю. Рассказывает ему:

— Она, — мол, — уже с чертом окрутилась. Там в пекле всякий вечер танцы. Все черти так за нее и дерутся, в этой чертовой пляске на ней башмачки и лопаются, будто паутинные.

— Вот как! — рассердился король.

И сейчас же приказал ей выйти замуж за гусара.

Вот справила она свою вторую свадьбу — уже с этим гусаром — и стала выведывать у него, как же смог он добраться в пекло. Он ей все и объяснил.

— А чем ты это докажешь?

Показал он ей и те три веточки, и плащ-невидимку, и седло-самолет. Как только она все это выведала, побежала к шорнику и к портному:

— Не сможете ли вы к вечеру сделать точно такой плащ и такое же седло?

— Отчего же не сделать? Хоть к обеду!

Получила она оба заказа и сейчас же подменила волшебный плащ и седло; взяла их себе и бежит к королю:

— Любезный мой батюшка! Врет этот гусар: нет у него ни плаща-невидимки, ни седла-самолета! Проверьте сами, убедитесь!

Король сейчас же приказывает позвать гусара.

— Покажи эти вещи.

Гусар накинул на себя плащ — ничего не получается; сел в седло — опять ничего не выходит.

— Так ты, значит, надул меня! Ах ты жулик! Сейчас же убирайся вон из замка!

Пошел бедняга гусар прочь, зашел в лес, ходил там, бродил, пока от голода живот не подвело. Видит — стоит яблоня, вся яблочками усыпана. Сорвал два яблочка и съел. И как съел, выросли у него рога, да такие длинные, ветвистые, и шагу ступить не может — все цепляется рогами за деревья.

— Вот так влопался я! Был я король, а теперь — никто! Да ко всему еще и оленьи рога выросли!

Пробирается он кое-как по лесу, подошел к грушевому дереву. Сорвал две груши и съел. И вдруг рога свалились наземь, будто ножом их отрезало.

— Ага, это — другая песня! Ну, погоди же!

Нарвал того и другого, полны карманы набил.

Теперь достает он себе стульчик, столик, какие у торговок бывают, и усаживается перед королевским замком, прямо против окна принцессы. Разложил яблочки, ждет.

Принцесса увидала в окно: яблочки румяные, наливные.

Захотелось ей их отведать. Посылает служанку:

— Поди спроси, почем продает.

Служанка пошла. Гусар отвечает:

— По червонцу штука. Это яблоки из Гесперонского сада.

Принцесса велела купить два яблока. Одно сама съела, другое отдала служанке.

И в тот же миг, как доели они яблоки, их так и раскидало по углам комнаты: такие длинные ветвистые рога у них выросли, с угла на угол достают.

Как увидел это король, сейчас же издал приказ: кто избавит принцессу от рогов, тому отдаст ее в жены.

Вот приходит гусар. Оборвался, конечно, в лохмотьях, никто его не узнал. Заявляет, что берется вылечить. Начинает со служанки. Вынимает грушу, подает ей, и — гляди-ка — рога свалились на землю, будто топором срубило. У принцессы от радости аж дух замирает, но гусар говорит ей:

— Погоди, дорогая, мне нужно прежде проверить, нет ли у тебя чего на совести!

— Что вы! Ничего нет!

Он взял молоток, постучал по рогам. Так и зазвенели.

— Не знаю, девица, не знаю, — звенит! У вас на сердце есть что-то тяжелое! Вы должны поверить мне свою тайну.

Тогда она рассказала ему, как гусара обманула.

— Я так и знал, что-то такое есть!

Велел ей принести плащ-невидимку и седло-самолет. Накинул на себя плащ, сел в седло и, не успели они опомниться, умчался прочь.

А принцесса осталась рогатой, и сейчас все с рогами ходит.

Как Витек добыл принцессу

У одного короля было четверо детей — три королевны и королевич. Королевича звали Витек, да не в этом дело.

Вот однажды королю с королевой надо было съездить куда-то в чужие земли. Собираясь в путь, наставляют они Витека: смотри, до нашего возвращения все дела на тебя оставляем; смотри, Витек, чтобы все было как надо.

Мужская голова, мол, все лучше рассудит.

Уехали они. Вот в одиннадцать часов ночи кто-то стучит Витеку в окно. Малый спрашивает:

— Кто там?

— Я король Солнце, приехал посватать у тебя твою старшую сестру.

«Господи, вот так удача, — думает Витек. — Ведь это самый богатый король на свете, он всем владеет. Отдам ему сестру». Сбегал за ней, подвел к окну, жених схватил ее в объятья и умчался в золотой карете.

Утром девицы встали и ну упрекать брата: «Зачем отдал, зачем украл у нас сестрицу? Вот погоди, приедут отец с матерью, попадет тебе!»

А вечером средняя сестра пришла к нему и говорит:

— Брат! Если еще какой жених навяжется, ты и меня отдай!

Легли все спать. Уснули. В одиннадцать часов ночи опять кто-то стучится. Витек вскочил и спрашивает:

— Кто там?

— Я король Месяц, приехал посватать у тебя среднюю сестру.

«Вот это здорово! — думает Витек. — Король Месяц! Это не кто-нибудь! Вот какие у нас зятья!» Пошел за королевной, привел ее.

Жених умчался с ней в серебряной карете.

Утром младшая сестра стала его упрекать:

— Погоди, погоди, вот приедут отец с матерью, они с тобой поговорят! Это что же такое — взял да двух королевен так, за здорово живешь, и отдал.

А вечером сама приходит к нему:

— Знаешь что, братец, если будет свататься ко мне какой-нибудь жених, отдай меня ему!

Легли спать. В одиннадцать часов ночи вдруг стучат в окно.

— Кто там?

— Я король Ветер, приехал посватать за себя младшую королевну.

— Ну и ну! Ишь какие богатые зятья у меня будут!

Скорей — за сестрой. Жених увез ее в ветровой карете.

Так ни одной королевны дома и не осталось.

Вот приезжают король с королевой. Раскричались на него, что плохо стерег, дочери разбежались.

— Да ведь за каких молодцов они вышли! Богаче этих женихов нигде бы не нашли, чего вам еще надо? А я очень рад, что они вышли замуж. Вон какие теперь у меня зятья!

— Пусть бы хоть нас подождал, что же это, даже проститься не пришлось.

— Ну, так бы они меня и послушали! Ведь первейшие короли на целом свете! Стали бы они ждать! Поехали бы в другое королевство, девок, как сорной травы, — везде хватает. А ваши дочери так и остались бы вековушками.

Родители успокоились и перестали его упрекать.

Проходит время. Однажды Витек и говорит родителям:

— Знаете что, я тоже хочу жениться.

— Ну что же; тебе, — мол, — еще не поздно.

— Я пойду к волшебнику, у него много портретов всех королевен, принцесс и царевен; какая мне понравится, ту и выберу.

Приходит Витек к волшебнику и говорит:

— Хочу жениться, помоги мне подыскать какую-нибудь принцессу.

Ежи-дед ведет его в комнату и показывает портреты. Витек смотрит, и одна принцесса очень ему понравилась.

— Хочу вот эту!

— Эх, маху дал, парень! Этой еще рано замуж!

И портрет сейчас же исчез. А Витек хочет только ее, других ему не надо.

— Пойду, — говорит, — искать ее! Либо она будет моей женой, либо вовсе не женюсь.

— Ну, делай как знаешь! — отвечает Ежи-дед.

Пошел Витек к старшему зятю, королю Солнцу, который весь мир освещает. Думает: «Может, он знает, куда делась принцесса». Пришел к нему. Сестра ходит по двору, одного ребенка на руках держит, другой за подол цепляется.

— Куда это несет тебя, брат? Ведь мой разорвет тебя на куски.

— Да брось ты, с чего это он на меня накинется? Ведь он мой зять, а ты — сестра.

Все же спрятала она Витека от греха подальше. Дескать, утихомирится муж, придет в себя, тогда и выпущу.

Вот прилетает домой король Солнце как бешеный, начинает нюхать воздух. Нюхал-нюхал и говорит жене:

— У тебя здесь человечьим духом пахнет!

— Это тебе почудилось! — засмеялась жена. И сейчас же подает ему ужин. Он наелся и повеселел. Сел записывать в большую книгу все, что видел за день на белом свете. Тогда королевна привела брата:

— Смотри, — говорит, — наш Витек пришел к нам в гости.

Король Солнце приветливо поздоровался с ним и спрашивает:

— Зачем к нам пожаловал, братец?

— Да вот выбрал я себе невесту, а она пропала. Пришел спросить тебя, не знаешь ли, куда она делась.

— Нет, дорогой, знать я о ней не знаю и ведать не ведаю. Ступай к брату Месяцу — может, он знает. Ведь Месяц и днем и ночью светит, во все щелочки заглядывает, — отвечает Солнце и подает Витеку золотой кнутик. — На, — мол, — возьми себе. Попадешь в беду — только хлестни этим кнутиком, я тебя выручу.

Проводили они Витека, показали ему дорогу к Месяцу. Вот Витек приходит, Месяца дома нет. А сестра ходит по двору, одного ребенка на руках держит, другой за ней бегает.

— Куда это тебя несет, брат? Увидит мой — на куски разорвет!

— Да брось ты! Зять, на моей сестре женат, неужели он это сделает?

— А кто его знает!

И спрятала его.

— Когда успокоится, тогда, — мол, — позову.

Только спрятала — возвращается Месяц. Нюхает, нюхает воздух.

— Ой, человечиной пахнет!

— Да что ты выдумываешь! На вот, ешь.

Месяц сел, поужинал. Потом вынул большую книгу и стал записывать все, что за день и за ночь увидел. Тут она и привела брата. Зять обрадовался, стал угощать шурина. Вот за столом Витек и завел речь о своем:

— Потерял я невесту, ищу ее. Не знаешь ли, зятек, где она теперь?

— Хм, хм! Нет, брат, не скажу — не знаю. Может, король Ветер знает — ведь он по всем кустикам шарит, каждый закоулок выметает. Верно, он тебе поможет. Ступай к нему. Да возьми на память мою золотую дудочку — попадешь в беду, только свистни в нее, я и приду на помощь.

Вот отправился Витек к Ветру и так скоро пришел, будто на коне прискакал. Сестра ходит по двору, одного ребенка на руках держит, другой за ней бегает.

— Братец дорогой, куда это тебя несет? Прилетит муж, разорвет тебя на куски, развеет по белу свету, как сухие листья! Он этак умеет.

— Да брось ты, ведь он мне — зять!

— На всякий случай все же спрячу тебя!

Только успела спрятать — примчался Ветер и сейчас же начал принюхиваться. А фыркал-то! Занавески на окнах так и взвились.

— Это тебе чудится! — уговаривает его жена.

Подала она ему ужин. Как поужинал Ветер, утихомирился. Достал с полки книгу и стал записывать, что где встретил. Несколько листов исписал. Когда все записал, она приводит брата:

— Гляди-ка, наш Витек пришел к нам в гости. Поговори с ним.

Обрадовался Ветер, сели пировать. За столом Витек завел разговор насчет той принцессы: не знаешь ли, дескать, зятек, как разыскать ее.

— Как же, знаю, братец. Только хитрое это дело, — говорит ветер. — Томится твоя принцесса у огненного короля. Приковал он ее к столбу и ждет ее смерти. Давно бы испеклась эта принцесса, если бы я не обдувал ее холодом. Возьми у чародейки коня-летуна и мчись к огненному королю. Прежде сослужишь чародейке три службы. Вот тебе мой перстень: если нужна будет тебе помощь, поверни его, и я мигом прилечу.

Пошел Витек к чародейке на высокую гору. Пришел в ее замок и просит:

— Дайте мне коня-летуна, за невестой съездить.

— Коня я тебе одолжу, но прежде сослужи мне одну службу. Есть у меня двенадцать диких жеребцов, выпаси их и вычисти хорошенько. Если вечером недосчитаюсь хоть одного, плохо тебе будет.

Открыла она конюшню, жеребцы вихрем разбежались в разные стороны. Витек взял кнутик, чуть-чуть похлестал их, и мигом все кони присмирели, как цыплята. Вычистил он их и улегся отдыхать.

Вечером пригнал их Витек домой и привязал к яслям. Жеребцы стоят кроткие, как козлята. Как увидела это чародейка, зубами заскрежетала и давай чертыхаться. А потом и говорит:

— Это еще не все! Есть у меня двенадцать диких коров, подои их, молоко поставь на огонь и, когда закипит, подымется, вымойся в кипящем молоке.

Пошел он в хлев. А коровы — злые, того и гляди забодают. Витек только чуть-чуть похлестал их кнутиком — присмирели они, как ягнята стали. Надоил он целую кадку молока, поставил его на огонь. Вот закипело молоко ключом, чародейка усмехается:

— А теперь искупайся-ка, братец!

Витек разделся и повернул перстень, налетел студеный ветер, обдул котел, и молоко стало как парное. Витек прыгнул в котел, вымылся на славу и стал краше прежнего!

А чародейка-то была рябая да конопатая. Понравилось ей, как Витек похорошел, она и просит:

— Подои моих коров еще раз!

— Я-то подою, а вы тем временем выведите коня-летуна да привяжите его у ворот. Хочу объездить его.

Чародейка вывела и привязала коня. Витек подоил коров. Ей не терпится искупаться. Как закипело молоко, она прыг в котел. Тут вышло жаркое солнце, снизу ее молоко шпарит, сверху солнце припекает.

А Витек больше на нее и смотреть не стал, сел на коня-летуна и весело поскакал к огненному королю. Одним духом туда примчался. Зашел в замок, там меч скачет в ножнах как бешеный.

— Ишь ты какой буйный! Ты мне пригодишься!

Вынул он этот меч, а вместо него вложил свой. Приходит к огненному королю. Принцесса к столбу прикована, на костре сидит. Студеный ветер ее обдувает, ей ни тепло, ни холодно. Огненный король возле нее сидит, стережет. В ту пору он спал. Витек как рубанет этим мечом, цепь и рассыпалась, будто пряничная. Витек подхватил принцессу на коня и умчался стрелою.

Вот проснулся огненный король, поглядел:

— Ах ты пропасть! Кто же это украл мою принцессу?

Сейчас же вскочил на своего коня-летуна и в погоню. А солнце ударило ему прямо в глаза, ветер в плащ уперся: огненный король бранится, как пьяный сапожник, но не может и с места сдвинуться.

А Витек тем временем прискакал домой и сейчас же стал приглашать гостей на свою свадьбу. Всех трех зятьев позвал. Но принцесса вдруг ему и говорит:

— Прежде надо нам с тобою побиться. Если перерубишь мой меч — буду верна тебе до могилы, а если я перерублю твой — расстанешься с жизнью.

— Ладно.

Как схватился Витек за свой волшебный меч, тот так и вылетел из ножен. С одного удара перебил Витек меч принцессы. Теперь она уже окончательно стала его невестой, сыграли они славную свадьбу, гостей туда съехалось и ближних и дальних великое множество. А как сидели они все за столом, пришел святой Михал и всех их там перемешал.

Принцесса-лебедь

Жил в королевской столице бедняк, вязал он метлы. Навяжет целый воз и везет на рынок продавать. Вот узнал он, что какой-то барин нанимает работников и платит по сто золотых в месяц. Говорит бедняк сыну:

— Это, парень, работа стоящая! Не пойти ли тебе? Сто золотых в месяц!

Ну, наш Тонда сейчас же собрался, пошел и нанялся. Целый месяц никуда не ходил, не ездил, кормил пару коней. Первый месяц кончился, он и думает:

«Что ж, сто золотых получил, пойду-ка в трактир пива выпить».

Только пришел, за ним сейчас же прибегает служанка. Беги, дескать, скорее домой, повезешь барина на прогулку.

— Что, — говорит, — за черт, целый месяц дома просидел, а как только захотел кружку пива выпить — вези барина!

Однако пошел домой. Барин приказывает ему запрягать. Покатили они через зеленый луг, приезжают к морю. Барин слез, хлестнул по воде прутиком, вода сейчас же расступилась, получилась в море сухая тропинка, и они пошли по ней, идут хоть бы что.

Шли, шли, вдруг Тонда заупрямился — не пойду, дескать, дальше, и повернул обратно. Но позади них опять было море, так что, хочешь не хочешь, пришлось идти дальше. Барин привел его к черному замку и приставил к стене лесенку.

— Лезь, — говорит, — Тонда, в то вон окно, там куча денег, сбрасывай их мне.

Тонда влез в окно. И вдруг окно начинает сжиматься, делается все уже и уже, а барин снизу кричит:

— Тонда, кидай!

— А как мне кидать? Вот окно разойдется, станет таким же, как было, когда я залез, тогда и буду кидать.

А окно вдруг и вовсе сошлось, закрылось, и даже щелочки не осталось. Остался наш Тонда, как в мешке. Темно, точно в погребе. Вдруг раздался страшный грохот, подкатилась ему под ноги черная бочка, и стало светло, как на пожаре. Бочка рассыпалась, и из нее выскочил какой-то пан — весь черный, будто в саже искупался.

— Что ты здесь ищешь, Тонда? — закричал он. А голос у него будто из-под земли доносится.

Тонда трясется, как студень.

— Я, барин, ни крейцера не выбросил!

А тот опять:

— Что ты здесь делаешь?

— Я, барин, ни крейцера не выбросил!

— А что же ты здесь делаешь?

— Я, барин, ни крейцера не выбросил!

— Ну, раз ты ни крейцера не выбросил, пойди погляди, сколько твой хозяин работников загубил. Их было тут девяносто девять. Погляди на них: а ты был бы сотый, если бы хоть к грошу притронулся! Но раз ты его не послушал и ничего не взял, можешь остаться у меня работать. Будешь получать сто золотых в месяц.

А тамошний месяц был — наш год. О еде, питье Тонде заботиться не приходилось, всегда все готовенькое на столе стояло. Поправился Тонда за этот год, стал круглый, как пончик.

Отслужил первый месяц. Тут черный пан говорит ему:

— Тонда, я на месяц отлучусь. Оставайся здесь, будешь ходить за парой коней и козой. Смотри, чтобы все было в порядке.

Проходит месяц. Вдруг опять пошел страшный грохот по всему замку, подкатывается черная бочка, обручи лопаются, появляется черный пан.

— Ну, у тебя здесь все в порядке, это мне нравится. А ты как живешь?

— Да как! Мне скучно.

— А чего бы тебе хотелось?

— Карты, время коротать.

— Что одному с картами делать! Не выиграешь, не проиграешь. Ну, да вот тебе карты.

Через месяц пан приходит пешком, все осматривает.

— Вижу, Тонда, что у тебя все в порядке; люблю за это. А ты как поживаешь?

— Да мне бы что-нибудь веселое, чтобы время коротать.

— А что?

— Жену.

— Хм, жену! Вот слушай: пойдешь на один день вон на тот пруд. Там ракитовые кусты. Залезь в куст и сиди. Прилетят купаться три лебедки. Которая опоздает, ту поймай и вырви у нее из-под крыла три перышка. Она будет бегать за тобой, клянчить, но ты ни за что их не отдавай.

Прилетели лебеди, поплескались вволю и улетели. Но одна лебедка испугалась, замешкалась, Тонда схватил ее и вырвал из-под крыла три перышка. В тот же миг превратилась она в прекрасную принцессу и просит-молит его: отдай, зачем ты это сделал.

Но Тонда и разговаривать не стал. Пошел своей дорогой, а та прибежала следом за ним к черному пану.

— Вот видишь, Тонда, теперь у тебя есть жена. Больше не будет у тебя на столе появляться несваренная еда, теперь тебе будет хозяйка готовить.

Хозяин запер перышки в старый сундук в седьмой комнате, ключ отдал Тонде, а сам опять уехал. Тонда стал целоваться с принцессой, и ему это очень понравилось. Играли они вдвоем в карты и все время придумывали всякие развлечения. Не одно, так другое. Трудно им, что ли, придумать? Но какое нам до этого дело.

Через месяц пан возвращается. Весь побелел, только на шее осталось два черных пятнышка.

— Как живешь?

— Хорошо, хозяин! Только по родителям соскучился, охота с ними повидаться.

— Ой, не делай этого! Станешь несчастным.

— Все равно пойду. Они уже старые. Я обещал вспомнить их хоть грошиком, а теперь сколько времени прошло, а я им ни разу ничего не посылал.

— Ну, ждет тебя там несчастье.

Но Тонда стоял на своем, и пан дал ему ключ:

— На, возьми ключ, бери коней и поезжай. Козу оставь здесь, я с ней побуду.

Тонда поехал домой. Приехал, вышел на барский луг, воткнул ключ в землю и повернул его влево. Сейчас же на этом месте появился черный замок, такой же, как и тот. Тонда поставил коней в конюшню и пошел в замок. Отцов домик стоял на отшибе, прямо против этого замка. В городе в тот день был престольный праздник.

Тонда говорит своей принцессе:

— Пойдем повидаемся с родителями.

Заперли дом и пошли. Мать мешала шкубанки, батя стоял у окна.

— Гляди-ка, жена, — говорит, — гляди, кого это к нам несет? Какие-то господа идут сюда на храмовый праздник.

— Молчи, балда! Кто к нам пойдет? У самих ничего нет, и парень сколько лет где-то пропадает.

— Да ну тебя! Сказано, идут сюда.

Тут Тонда открывает дверь, здоровается и сразу к ним:

— Были у вас дети?

— А как же! Был у нас сын, да уж сколько лет где-то пропадает. Даже весточки ни разу не прислал. Должно быть, и в живых нет.

— А вы его узнали бы?

— Как не узнать! У него слева подмышкой черное родимое пятно.

Тонда скинул пиджак и показывает им эту примету. Мать тут же в обморок упала. Привели ее в чувство, и после обеда Тонда повел их в свой замок. Было чем похвастать! Провел по всем палатам. Приходят к седьмой, где был старый сундук, а в нем три перышка.

Мать говорит:

— А сюда почему не пускаешь? Известное дело, разбогател и не хочешь с нами знаться.

— Э, да там ничего нет.

— Вижу, вижу, что не хочешь с нами знаться.

Пришлось отпереть.

— А что у тебя в этом сундуке?

— Что? Ничего у меня там нет, ничего!

— Ну да, просто не хочешь с нами знаться.

Тонда не утерпел, отпер сундук, лебедь сейчас же схватила свои перышки и улетела. А у Тонды ничего не осталось, сидит на зеленом лугу и горько плачет. Когда выплакался, пошел пешком обратно к морю, в черный замок. Хозяин спрашивает:

— Ну, как съездил?

— Эх, барин, плохо! Жена у меня пропала, не знаю, куда девалась.

— Вот видишь, говорил я тебе. Я тоже не знаю. Остается одно — спроси нашу козу, может она что знает.

Приходит заплаканный Тонда к козе. Коза спрашивает:

— Что с тобой?

— Ах, не знаешь ли чего о моей хозяйке, улетела, и неизвестно, где ее искать.

— Да она, милый, золотой, за триста миль отсюда. Отпросись у хозяина на три дня, поедем за ней.

Тонда говорит черному, тот стал чесать затылок:

— За три дня не справишься, где там! На это дело потребуется тебе не меньше девяти дней.

Вот сел Тонда на козу и поехал. Коза шаг шагнет — сразу миля. Примчались в какой-то городишко. Там пруд, возле пруда корчма. А вдова шинкарка была ведьма. Как увидела Тонду, сразу решила сбыть ему свою дочь Амальку. А в этом пруду каждый вечер купались те три лебедки, и Тонда тотчас понял, что приехал куда надо.

Вечером пошел на пруд подстерегать их. Амалька — с ним, показать ему место, а шинкарка дала ей два яблока:

— На, будешь есть, когда придете на запруду. А второе яблоко дашь этому невеже, посмотришь, что будет.

Ладно. Приходят на запруду, девчонка принимается за яблоко.

— Мм, какое душистое яблочко! Дай и мне отведать.

— На, вот тебе целое.

Тонда съел яблоко и тотчас заснул как убитый. Тут прилетают три лебедки. Одна только окунулась и сейчас же к нему. Будит его, трясет, а Тонда все спит. Вынимает она из кармана белый вышитый платочек и говорит Амальке:

— Если он пришел сюда выспаться, то скажите ему, барышня, чтобы в другой раз оставался дома и меня не огорчал.

Как только Тонда проснулся, Амалька сейчас все ему рассказала. У Тонды слезы из глаз брызнули, и он обещал себе быть умнее.

На следующий вечер опять собрался на пруд подстерегать лебедей. Тут шинкарка дала дочери две груши:

— Как придете на запруду, дай ему одну!

Амалька проводила его, сели вместе у пруда. Девка начинает грызть грушу.

— Какие хорошие груши! Дай и мне отведать.

— На, возьми себе целую.

Тонда съел грушу и опять заснул как пень. Прилетели три лебедки, а он спит, хоть дрова на нем коли. Одна лебедка только ноги ополоснула и сейчас же к нему. Будит его, щекочет, чего только не делает. Тонда и не пошевельнется. Тогда она снимает с своего пальца кольцо, надевает ему и говорит:

— Если он ходит сюда только спать, то скажите ему, барышня, пусть лучше остается дома и не причиняет мне огорчений.

Лебеди поднялись в воздух, фррр — и улетели. Когда Тонда проснулся, Амалька все ему рассказала. Тонда и говорит:

— Ну, все равно, теперь буду умнее.

На третий день шинкарка дала дочери два букета и сказала:

— Ты к ним не наклоняйся, а дай ему, пусть понюхает.

Амалька опять проводила его к пруду. Уселись на берегу. Она положила эти букетики на колени и все поигрывает ими. Тонда говорит:

— Какие красивые букеты! Что это за цветы?

— На, понюхай.

Тонда понюхал, сейчас же свалился и заснул и спит так крепко, будто сто лет не спал.

Прилетели лебеди, сели в камышах у омута. Одна лебедка только лапки чуть-чуть смочила и летит к нему.

Будит его, бьет крыльями, клюет, но все напрасно — Тонда не просыпается.

Тогда она пристегнула к его поясу шпагу с королевским именем и фамилией и говорит:

— Барышня, передайте ему: если хотел выспаться, оставался бы дома, а меня он больше не увидит.

Все лебедки поднялись в воздух, взвились за облака и исчезли.

Тонда проснулся, протирает глаза. Амалька тотчас ему все рассказала. Он и голову повесил. Плачет, как маленький ребенок. Вдруг слышит — в хлеву коза блеет: «Ме-е, ме-е».

— Видишь, говорила я тебе, чтоб про меня не забывал. Теперь они еще на триста миль дальше улетели.

Тонда все бросил, в корчму даже и не зашел, помчался дальше. Что ни прыжок, то — миля. Приехали в замок этой принцессы. Она уже расколдована, вернулась к своим родителям. Объявила, что будет бросать из верхнего окна кольцо: кто поймает это кольцо на шпагу, тот будет ее мужем. Коза и говорит:

— Тонда, как поймаешь кольцо, кинь его ей обратно и уезжай прочь, больше ни на что внимания не обращай!

Рыцарей туда съехалось — тьма. Всякому хочется ее заполучить. Но, кому она ни бросит, у всех кольцо только звякает о шпагу, а поймать ни один не поймал. Вот является еще один рыцарь, последний. Это был наш Тонда. Коза дала ему вороного коня, черный камзол, а серебряные доспехи так и блестят на солнце. Принцесса бросила кольцо. Тонда сразу поймал, но тут же кинул его обратно, повернул коня и был таков. Тут все загалдели, что чужеземный рыцарь пренебрег принцессой, а ей-то как досадно было! Объявила, что завтра снова будет бросать кольцо.

Тонда нарядился еще лучше: весь в алмазах. Когда всем рыцарям пришлось с позором отъехать в сторону, последним подъезжает он. Опять поймал кольцо, но бросил его обратно и ускакал. Все хлопают в ладоши и говорят, что этот неведомый рыцарь не больно-то за принцессой гонится.

На третий день коза привела ему белого коня, дала белый камзол, весь в золоте. Всем, уж не терпелось увидеть, чем это дело кончится. Тонда опять бросил кольцо обратно и поворачивает коня, чтобы сразу ускакать. А принцесса приказала страже стрелять по нему — не убить, а только пятку легонько ранить. Тонда глядит — ворота высокие, коню не перепрыгнуть, но все же поскакал. И тут прострелили ему задник сапога. Однако уехал, дома коза замазала ему рану, и нога зажила.

Опять улизнул от принцессы! Тогда она дает приказ: все, у кого квартируют чужеземцы, должны заявить королю. Сейчас же притащился старый шинкарь:

— У меня, — мол, — ночует такой-то пан, и коза с ним.

Она сейчас же запрягла карету четверней, поехала за ним и забрала его в свой замок.

Тут перестали они друг перед дружкой петушиться и сейчас же стали готовиться к свадьбе. Потом поехали в черный замок, а замок-то уж переменился, стал красивый, и черный пан поженил их во второй раз. Но с Тонды взял слово, что тот срубит головы и ему и козе. Принес меч, Тонда срубил обоим головы, и упало с них заклятие: черный-то пан был король, а коза — королева! Веселья и радости было столько — ну, никто такого не упомнит.

Еничек и Марженка

Жил-был на свете король, и был у него единственный сын. Король был большой любитель рыбок, а сын-то его — еще больший.

Вот как-то раз похаживает королевич возле пруда с рыбами. За прудом — панское поле, пшеница. И сидят там на траве три девушки. Разговаривают о своей судьбе. Королевич остановился у запруды и стал слушать.

— Я вовсе не пойду замуж, — говорит одна.

— А я выйду за вдового, и будет мне с ним хорошо, — сказала другая.

— А я выйду за королевича и рожу двойню; у мальчика будет на шее золотой обруч, а у девочки — серебряный, — молвила третья, самая младшая.

Принц ее сразу же приметил.

Те две удивились:

— Ого! Гляди, какая королева!

Девушки поднялись с травы и пошли в деревню. Королевич направился следом за ними. Младшая завернула в маленькую избушку.

Пришел королевич домой невеселый, молчаливый. Ходит как в воду опущенный, ни с кем не разговаривает.

— Что ты ходишь как немей? — сердится отец. — Ни слова от тебя не добьешься!

— Ах, батюшка, если вы не позволите мне обручиться с той, кого хочу, я никогда не женюсь и не приму короны.

Король — к королеве. Судили они, рядили и решили: он у нас один — что же мы будем лишать его счастья! Пусть берет, кого хочет.

Как услыхал это молодой королевич, поцеловал им руки и сейчас же заказал для невесты наряды. Портнихи из кожи вон лезли, столько платьев он велел нашить. Вот сел королевич на коня и поскакал прямо к той избушке. Отец девушки, старый Портик, рубил в это время еловые ветви для коз.

— Дома ли ваша дочь? — спрашивает королевич.

— А где же ей еще быть. Вон там, стряпает клецки для похлебки.

Королевич велел ей все бросить. Она переоделась и поехала с ним во дворец. Хороша была она в этих нарядах! И не скажешь, что это — Тонка Портикова. Правду сказать, девка и так была кровь с молоком, и ручки у нее были нежные, белые.

А старая-то королева была ведьма. Не по душе ей пришлось все это. Ну, думала, пройдет время, сын свою дурь выбросит из головы. Но королевич, как приехал, не стал откладывать, и через несколько дней сыграли славную свадьбу. Такой свадьбы и у настоящих принцесс никогда не бывало.

Прошло время, Тонечка уже тяжелая была, а тут королевичу пришлось уезжать на войну. Заказал он три печатки; одну дал жене, другую своему камердинеру, а третью взял с собой. С тяжелым сердцем простился он с женою и уехал.

Когда молодая родила, сейчас же послали к королю гонца с письмом. Жена написала ему, что родились у них близнецы, оба в него, как вылитые. А старая королева перехватила гонца, подозвала его к себе и спрашивает:

— Куда спешишь?

— Везу королю письмо.

— Покажи, что там написано.

— Этого не велено никому читать, кроме короля.

— Да я тебе снова так же запечатаю, — говорит старая.

Взяла и написала сыну, будто молодая родила урода: не то человека, не то собаку, что, мол, делать.

Когда гонец возвращался, бабка опять остановила его:

— Покажи, что пишет молодой король.

Распечатала письмо и подменила его. Написала, что мать и детей надо утопить. Слуге жаль было губить невинных крошек, и он отдал их обоих, и девочку и мальчика, одной рыбачке на воспитание. У нее и без того было три своих сопляка. Еничек и Марженка росли вместе с ними. Вот подросли они, стали уже в школу ходить.

Как-то раз рыбак и говорит:

— Гляди-ка, женка, сколько у нас денег на воспитание — целый кисет!

А она со злобой отвечает:

— Подумаешь, кисет! Деньги все к черту разлетятся, а эти подкидыши останутся на нашей шее! У нас и своих ребят хватает, на всех не напасешься!

Их мальчишка был непослушный, вечно, как идет из школы домой, озорует. Еник стал его увещевать, а он примчался к матери с громким ревом.

— И-их, глупенький! — успокоила его мать. — Чего ты ревешь? Ведь он не наш, пусть убирается куда хочет!

Как-то раз этот мальчик опять созорничал. Еник стал его уговаривать, что так делать нельзя, а тот прямо в глаза ему и крикнул:

— Поцелуй меня пониже спины! Я-то — маменькин, а ты — ничей! Сиди уж!

И опять пожаловался матери. А та недолго думая собрала двойняшкам котомки — бельишко, платьишки положила — и выгнала их из дому. По дороге дети повстречали рыбака. Он велел им идти обратно.

— Не пойдем мы туда, — решили дети. — Тетушка выгнала нас, так чего уж!

Набрели они в лесу на какую-то пещеру, залезли в нее ночевать, и мальчик нашел там целый клад — кучу денег.

Сейчас же набили они себе полные карманы, а утром Еничек снял на постоялом дворе две комнаты, попросил у хозяина хорошую телегу, запряг пару сильных коней, поехал с кучером в лес и привез деньги.

Как раз в это время продавался княжеский замок. Еник поехал на торги и купил замок, усадьбы, пруды — словом, все поместье. Сразу зажил он по-королевски — стал самым богатым во всей округе. В имении был огромный пруд, рыбы в нем так и прыгали. Были они для Еника самой любимой забавой. Марженка уже стала барышней, расцвела в этом замке. Не то что когда у рыбака жила. Вот как-то раз Еник устроил большой бал, пригласил к себе князей и королей и своего отца тоже. Тот, конечно, не знал, что Еник его сын. А мать его, старая ведьма, знала об этом и отговорила сына ехать:

— Чего ты будешь по балам толкаться, лучше ложись спать, — и подсыпала в его кофе сонный порошок.

Как только король уснул, бабка надела его одежду и поехала вместо него на бал. Вот танцы в полном разгаре, Еник то и дело пьет за здоровье своих гостей, а бабка все около него увивается. «Покажите мне, дескать, ваше прекрасное имение». Он повел се первым делом на пруды, рыбки так и снуют в воде. Бабка и говорит:

— Красиво, не спорю. Но если бы эти рыбки были золотые, совсем другое дело было бы.

— А можно достать их?

— А как же! За красным морем, за стеклянной горой есть такие рыбы.

Засело это ему в голову. Как только окончился бал, Еник сел в карету и велел кучеру ехать к красному морю. А на берегу уже дожидается его перевозчик, величает королевичем и говорит:

— Вот слушай: как приплывешь к стеклянной горе, ударь вот этим прутиком — откроются тебе ступеньки. Спустись в сад, там увидишь золотые яблоки, но не рви их. Потом придешь в другой сад — там растут золотые груши, ты до них и не дотрагивайся. За тем садом — пруд, золотые рыбы в нем кишмя кишат. Но ты на этих рыб не смотри, возьми с запруды черепок, зачерпни в него воды и сразу беги обратно. Вслед тебе будут кричать, звать — не оглядывайся и беги прямо ко мне.

Еник все так и сделал, схватил черепок с водой и бегом оттуда, как ветер, помчался. Слышит за собой голоса, но не оглядывается. Прибежал к перевозчику. Тот радостно встретил его и сказал:

— Как вернешься домой, вылей эту воду в пруд и иди спать.

Вот Еник приехал домой, первым делом вылил воду из черепка в пруд и больше ничего не стал делать. Утром пошел поглядеть — ах, радость какая! золотые рыбки так и скачут в пруду, как бешеные. Прямо затрясся от радости.

Сейчас же опять устроил бал, созвал всех князей, королей, где какие были, среди них и своего отца. Но он не знал, что это — его отец. А бабка опять опоила короля зельем, сама переоделась в его одежду и понеслась вместо него на бал. После угощения Еник повел ее на пруд, показывает золотых рыбок.

— Ишь, ишь сколько их там! Так и шныряют!

— Рыбки хороши, — говорит бабка, — да на что же они, если нет золотого дерева с песнями? Будь здесь это дерево — они плясали бы под музыку.

— А разве есть такое?

— Еще бы! За красным морем, за стеклянной горой стоит золотое дерево, все песни играет.

Наш Еничек не мог найти себе места, сейчас же собрался, поехал, дедушка перевез его и говорит:

— На вот тебе прутик, хлестнешь им по стеклянной горе, сейчас же откроется тебе дорога на пруд. Увидишь на запруде золотое дерево, что играет золотым рыбкам. Отломи сучок, заложи за ленту на шляпе, а дома воткни в запруду и иди спать.

Послушался его Еничек, пошел, ударил прутиком, стеклянная гора сама перед ним раскрылась. Как прибежал он на пруд, сейчас же увидел там золотое дерево, подпрыгнул и отломил веточку.

Благополучно вернулся домой. Утром, как встал, сразу побежал на запруду. А там уже стоит высокое раскидистое золотое дерево, и сколько на нем листьев, столько оно и песенок играет. А под деревом золотые рыбки пляшут, хороводы водят. Еничек от радости и сам запрыгал.

Мигом устроил бал, позвал всех господ, графов, князей, королей и своего отца. А бабка опять отговорила короля:

— Ложись-ка ты лучше спать, какие уж тебе балы!

Как он уснул, мигом переоделась в его одежду и бегом на бал! После угощения Еник повел ее к пруду, показал золотое дерево.

— Послушайте, как оно песенку за песенкой играет.

Бабка и говорит:

— А все-таки золотое дерево ни к чему, если нет золотой птицы в золотой клетке. Была бы здесь такая птица, она указывала бы дереву, какую песню играть.

— А где же найти такую птицу?

— За красным морем, за стеклянной горой, больше нигде не достанете.

Еник тут же, как был, поехал туда. А старый перевозчик уже сердится:

— Эх, парень! Не езди туда. Будь доволен тем, что у тебя есть, и сиди дома — право, лучше сделаешь. Не знаю, сумеешь ли ты добыть эту птицу.

Еничек даже весь задрожал:

— Хочу золотую птицу, да и только.

— Ну, ладно, перевезу тебя туда. Придешь в стеклянный дворец; в первой палате не задерживайся, иди дальше; во второй будет черный кот, на него тоже внимания не обращай, иди в третью палату, там прямо над столом увидишь золотую птицу. В половине двенадцатого она сама вылетит из клетки, но ты не сразу лови ее — дай ей полетать, вспотеет — тогда хватай ее и уж не выпускай из рук!

А Еничек не утерпел: когда птица вылетела из клетки, он так весь и загорелся — цап ее! И думал, что поймал. А птица-то выскользнула из рук, и в тот же миг королевич повалился на пол и окаменел. Перевозчик уже знал, что он не вернется, и сказал кучеру:

— Не жди понапрасну, езжай домой, не вернется твой королевич.

Вот кучер приехал домой, увидал свою молодую хозяйку, королевну Марженку, и горько заплакал:

— Беда, беда приключилась! Хозяин пропал!

— Поворачивай обратно, вези меня туда!

Кучер привез ее к красному морю. Перевозчику было жаль ее, все уговаривал не ездить туда — дескать, погибнет, как и брат. Но Марженка не согласилась.

— Нет, нет! Либо пропаду вместе с ним, либо оба домой вернемся.

Сколько ни отговаривал он ее — все напрасно. Тогда дедушка объяснил ей, как поймать золотую птицу, и наказал вырвать из-под ее левого крыла три перышка.

— Этими, — говорит, — перышками ты потрогай там все камни.

Вот Марженка пришла в третью палату. Птица вылетела из клетки, стала летать ив угла в угол. Летала, летала, пока не вспотела и не упала на пол прямо перед Марженкой. Марженка схватила птицу, завернула ее в передничек и вырвала у нее три перышка. Оглянулась по сторонам. Кругом ее камни навалены, она и не знает, который же из них ее братец? Стала колоть этими перышками все камни подряд. Как кольнет — вскакивает королевич либо принц, напоследок и ее Еничек. Пали они друг другу в объятия. Об остальных уж не стали заботиться, скорей домой — с золотою птицей.

А ведьма-то замешкалась на последнем балу, домой-то и опоздала. Король уже встал и видит — она возвращается в его одежде.

— Ах, вот ты как! Сама ездишь на балы, а я — дома оставайся! Хорошая же ты мне мать! Другой раз получу приглашение — сам поеду! Ничего у тебя не выйдет!

Еничек и Марженка благополучно вернулись домой и сейчас же устроили бал, пир на весь мир, созвали всех королей, всех господ. Отец Еника тоже приехал и, как увидал на его шее золотой обруч, а на Марженке — серебряный, сейчас же понял, что они — его дети. От радости и слова не могли выговорить: обнимались, целовались и не столько говорили, сколько плакали.

После угощения король спрашивает гостей:

— Скажите мне, дорогие гости, чего заслуживает тот, кто разлучил детей с родителями, а родителей лишил детей?

— Наполовину сжечь, наполовину волами разорвать! — закричали все.

Он говорит:

— Правильно.

Приехал домой и приказал так сделать.

Наконец-то старая ведьма получила по заслугам. Ни одна собака по ней не завыла. Радости и веселью конца не было. Как-то раз зашла туда и я, и с тех пор меня все время смех разбирает.

Бродяга и королевна Амалька

Жил-был король. У него были три дочери. Захотел как-то король узнать, которая из них сильнее его любит.

— Батюшка! Ты мне милее золота и серебра, — говорит старшая королевна.

— А ты мне милее всех драгоценных каменьев, — говорит другая.

Тогда король спрашивает младшую:

— А ты как меня любишь?

— Батюшка, ты мне милее соли, — отвечает Амалька.

«Вот как! — думает король, — что же это она меня так мало любит?» И посадил Амальку в темницу — пусть, мол, подумает, как следует отца любить.

Но вот пришло такое время, когда во всем государстве не осталось ни крупинки соли, и даже у короля. Было у него и золото, и серебро, и драгоценные каменья, а соли ни щепотки. Опротивели ему все кушанья, ведь несоленая еда в глотку не лезет, и понял он тут, как любит его Амалька. Призвал ее к себе и говорит:

— Теперь я, доченька, вижу, что ты любишь меня всех крепче. За это проси себе, чего хочешь, я исполню любое твое желание.

Амалька попросила разрешения выйти замуж за нищего бродягу. Звали его Чейка. Делать нечего — пришлось разрешить. Только не по душе было королю, что дочка выбрала себе этого нищего, когда принцев сколько угодно. Разозлился он на Амальку и велел выстроить для нее в лесу отдельный замок, чтобы она со своим мужем и не совалась к нему. А под ее замком велел сделать подкоп, чтобы взорвать его.

Но вот однажды Амалька захворала, и Чейка отправился в трактир — посоветоваться, что делать.

— Где мне найти доктора? — спрашивает он трактирщика.

— Вот уж не знаю, — отвечает трактирщик, — но недалеко отсюда живет пустынник. Может, он что посоветует.

Чейка сейчас же отправился к пустыннику. Пришел в его хижину. Отшельник ласково его встретил, накормил с дороги, а потом сказал:

— Нет, дорогой, золотой, не знаю я корешков и зелий от этой болезни, а вот недалеко отсюда, в лесу, есть аптека, там знают все травы и коренья.

А это была не аптека, а разбойничий притон. Правда, там какая-то бабка сушила всякие травы, но это делалось только для отвода глаз, и если приходил за лекарством хорошо одетый человек, его сейчас же грабили и бросали в яму. Вот Чейка наш и попался.

Амалька ждет его и ждет, а Чейка все не возвращается. Пошла Амалька его разыскивать; спросила одного, другого и, наконец, добралась до лесной аптеки. Чейка сидел там в яме и все время звал:

— Амалька! Амалька моя!

Амалька как раз в яму к нему и свалилась. Только в темноте они друг друга не узнали.

— Откуда вы, сударыня? — спрашивает Чейка.

— Оттуда, — мол. — Ищу своего мужа.

— А как вас зовут?

— Королевна Амалька.

Вот узнали они друг друга и загоревали — что же им теперь делать? А я забыл сказать, что когда этот Чейка еще бродяжил, набрел он в лесу на волка в западне, и волк заговорил с ним человеческим голосом:

— Выпусти меня отсюда! Я тебе пригожусь. Если попадешь в беду, вспомни меня — и я тебя выручу.

Только Чейка подумал: «Был бы здесь мой волчок!» — а волк уже тут как тут. Подкопался под холм, прорыл ход в эту яму, и они вылезли.

Король ничего не знал, думал, что сидят они у себя в лесном замке, и приказал его взорвать. Как бабахнет! — все кругом на несколько миль песком запорошило.

«Вот и хорошо, — думает король. — Не придется корону передавать какому-то бродяге».

А Чейка и Амалька в это время шли лесом, без дороги. Заблудились, разошлись в разные стороны и потеряли друг друга. Чейка выбрался на дорогу первый, пришел домой — ни Амальки, ни замка! И побежал к старому королю:

— Моя жена не у вас?

Король стал мрачнее тучи: выходит, оба целы остались!

— Жива Амалька или мертва, но ты ее больше не увидишь!

Приказал выколоть Чейке глаза и бросить его в подземелье.

Амалька плутала, плутала по лесу, вышла на поляну и заснула там под высоким дубом. Когда очнулась, видит: сидят на том дубе три ку́ма-во́рона и каркают:

— Что ты знаешь, куманек?

— Я знаю, что один бедняк женился на королевне, а король выколол ему глаза и бросил его в подземелье.

— А ты что знаешь, куманек?

— А я знаю: там-то есть родник, если этот бедняк промоет в нем глаза, будет видеть, как прежде.

— А ты, куманек, что знаешь?

— Я знаю, что этого короля растерзал волк, а волка ранили. Как бежал волк по лесу, траву за собой кровавил. Если королевна пойдет по крови, попадет прямо домой.

Амалька вскочила на ноги. Эти три кума-ворона сразу — фррр — и улетели. Амалька пошла лесом, нашла под кустом родник. Неподалеку бежал серый волк. Язык высунул, из брюха кровь сочится. Амалька сейчас же подбежала, зачерпнула горстями воду и промыла ему рану. Волк встряхнулся и убежал.

Амалька пошла по кровавому следу. Шла, шла и пришла домой. Королевский замок весь затянут черным. Но Амалька ни на что внимания не обращает, быстро спустилась в подземелье, посадила Чейку в запряженную четырьмя белыми конями карету и повезла скорей к роднику. Чейка промыл глаза и стал видеть, как прежде.

Две старшие сестры были уже замужем, жили далеко, так что Чейка и Амалька стали править королевством. Только был у них злющий цепной пес, изорвал он мне, стервец, всю юбку, так я с тех пор туда больше не ходила и вперед не пойду.

Волшебные рыбы

Жил-был бедный рыбак. Каждый день доставлял он в королевский замок рыбу к обеду.

Вот однажды поехал он на лов, но поймал только три рыбины и принес их в замок. Король заплатил и говорит:

— А завтра, смотри, принеси побольше!

— Принесу, принесу.

Положили в замке этих рыб на сковороду и стали жарить. А рыбы вдруг рассыпались на мелкие брызги, и ничего на сковородке не осталось. И по всему замку такой грохот пошел, что казалось — вот-вот стены обвалятся.

Послал король за рыбаком.

— Что это ты мне за рыбу принес? Чтобы больше этого не было! А то плохо тебе придется!

Рано утром отправился рыбак на ловлю, опять выловил только трех рыб и велел жене отнести их в замок.

— Милостивый король, — говорит жена, — опять только три рыбины. Да ведь мой-то не виноват: разве он знает, что ему сети принесут?

— А мне все равно! — отвечает король. — Если еще раз так мало пришлет, плохо ему будет!

Поставили этих рыб жарить, вдруг — бах! — всю печь разворотило, а по замку такой грохот, будто сейчас все здание обвалится, и на сковороде опять ничего не осталось. Король велел рыбака как следует отругать и пригрозил, что накажет.

Пошел бедняга на берег и сам с собой рассуждает:

— Как же мне быть? Ведь я рыбу не выбираю, что попадется в сеть, то и тащу!

Вдруг в сетях забилась рыба, подняла голову и говорит ему:

— Чего ты сюда лезешь? Здесь рыбы лягушиного царя, не смей их ловить! Ступай ставь сети в другом месте!

Он вытаращил глаза и спрашивает:

— Как так?

— Очень просто! Эти рыбы не про твоего короля, они волшебные. Прежде чем их ловить и ему носить, спросил бы меня.

— Как же мне теперь быть?

— Заезжай с другого конца. Вон там — граница.

Рыбак переплыл на другой конец, наловил там рыбы и послал королю. Все обошлось тихо, безо всяких взрывов. Понравилась королю эта рыба, ест и облизывается. Велел передать рыбаку: пусть, мол, еще пришлет.

С тех пор рыбак каждый день носил в замок к обеду рыбу; а король ее ел да ел, пока не загнулся.

Как Гонза выучился разбойничать

У одного шинкаря был сын Гонза. Когда Гонза подрос, отец с матерью стали советоваться о том, кому отдать Гонзу в ученье, хотелось им выбрать прибыльное ремесло. Вот однажды шинкарка и говорит:

— Пойди в костел, попроси совета у святого Фролиана.

— А ведь ты права, жена!

Пошел в костел и все бродит там, бродит. Причетник уж собрался запирать, а шинкарь все не уходит. Причетник ждал, ждал и, наконец, выгнал его.

Потом пошел к фарару[2] и рассказал ему, что такой-то шинкарь все топчется в костеле и спрашивает святого Фролиана, кому отдать в ученье своего малого.

— Глупый ты человек! — говорит ему фарар, — спрятался бы за алтарь! Пусть спрашивает — а ты и скажи, чтоб отдал разбойникам.

На другой день шинкарь опять пришел в костел. Причетник уже ждет его за алтарем. Шинкарь спрашивает:

— Кому отдать мне сына в ученье?

— Отдай его разбойникам!

Шинкарю это не понравилось: такое нехорошее ремесло!

Приходит домой:

— Подумай только, жена! Ведь он вот что сказал!

— Ну, ну, сходи еще раз; если опять то же скажет, что ж делать? Отдадим его в разбойники.

Шинкарь снова пошел. Походил, походил возле алтаря, потом спросил. Причетник ворчит:

— Разбойникам! Ведь я уже говорил тебе!

Пришел домой. Ходит, будто в штаны наклал:

— Да, да, опять то же самое сказал.

— Сходи в третий раз.

Пошел шинкарь. Когда весь народ ушел из костела, пал он на колени перед алтарем и опять спрашивает:

— Кому мне отдать Гонзу в ученье?

— Разбойникам! Я уже два раза тебе повторял.

Ну, теперь уж и сомневаться нечего. Собрали парню белье, денег на дорогу, сели в повозку и привезли его в лес. Как заехали в лес, сразу напала на них шайка разбойников. Шинкарь им говорит:

— Привез, — мол, — к вам сына, чтоб выучили его разбойничать.

— И хорошо сделали. Белье, деньги забирайте домой, а Гонзу нам оставьте.

Простился он с родителями и пошел с разбойниками в их пещеру. Атаман говорит ему:

— Сегодня тебе еще никаких поручений не будет, отдыхай. А завтра мясник поведет по большой дороге теленка, сумей отнять.

На следующий день Гонза пошел в лес, смотрит на дорогу: там мясник теленка гонит. Гонза забежал вперед мясника и бросил на землю саблю. Мясник подошел, остановился. «Хм, хм, видно, кто-то ехал по дороге и саблю из ножен выронил». Оставил ее, где лежала, и потопал дальше. Гонза снова забежал впереди мясника и бросил на землю ножны. Тот подошел, посмотрел, привязал теленка к ели и побежал обратно за саблей. Прибегает, а сабля тю-тю! А Гонза в это время и теленка спер. Мясник семенит обратно — ни теленка, ни ножен! Ищет, ищет — нигде нет. А разбойники подсматривали и видели, как Гонза надул мясника.

Доложили об этом атаману. Атаман сказал Гонзе:

— С сегодняшнего дня назначаю тебя подмастерьем. Но завтра нам надо будет достать мяса побольше. Вон там будет пахать мужик. У него лошадь и вол. Если украдешь вола, станешь старшим подмастерьем.

Гонза пошел. В тот день был очень густой туман, хоть глаз выколи. Гонза подкрался к мужику и давай орать что есть мочи:

— Сосед, у вас амбар загорелся! Амбар у вас загорелся!

Мужик глядит, глядит — никого не видать. Бросил пахать, привязал коня к кривому дереву и побежал домой. А Гонза тем временем выпряг вола, отрезал у него хвост и сунул в глотку лошади. Мужик прибежал обратно, увидал.

— Ах ты, прах тебя возьми! Конь вола сожрал!

Вырвал хвост, отлупил коня, запряг его в оба дышла. Молодцы сейчас обо всем доложили атаману, и он назначил Гонзу старшим подмастерьем.

— А теперь, — говорит, — пойдешь на самостоятельное дело! Есть тут у нас король, так и утопает в деньгах, да не знаем, как к ним подобраться. Если сумеешь сделать это, станешь атаманом, а я буду твоим помощником.

Вот Гонза пошел в город и заказал двадцать четыре капуцинские мантии. Оставалось только найти папу римского. Поймали на рынке деда, который курами торговал, привели его в свой притон. Гонза говорит деду:

— Если посмеешь выдать нас, головой поплатишься!

Нарядил его папой римским и тотчас написал королю:

— А как же, — мол, — добро пожаловать! Все ворота для вас открыты!

Гонза снарядился и прибыл со всею шайкой к королю. Капуцины остались в зале, а папа с королем прошли в столовую. Поставили вина. Гонза предупредил разбойников:

— Не напиваться!

А стражников напоили вдребезги, повалились они спать, кто где стоял, — на дворе, на лестницах. Когда пробило одиннадцать часов — король и папа уже клевали носом, а Гонза пошел с капуцинами в кассу и забрал все деньги до копеечки.

Стал Гонза атаманить. Вот однажды вспомнил: «Надо будет проведать родителей. Я богат теперь, да и сам хозяин, то-то удивятся!» Но Гонза не знал, что его отец уже от всего от этого сошел с ума, а мать держит в какой-то дыре только маленький кабачок.

Вот подъезжает Гонза в карете к бывшему их трактиру. Там уже все по-другому. Велел подать вина, сидит, пьет, А от короля уже была назначена награда тому, кто поймает атамана. Шинкарка поглядела на него — а она жадная была, разлакомилась на эту награду — и зовет мужа:

— Гляди-ка, отец, ведь это тот самый разбойничий атаман! Что угодно прозакладываю.

Гонза услыхал это, сейчас же заплатил, выбежал и — в карету.

Едет он по дороге, нагнал мужика с возом веников, в телегу коровы запряжены.

— Давайте поменяемся, дяденька! Берите мою карету, лошадей, одежду, а мне отдайте свою телегу и коров!

Мужику-то плохо ли: такой экипаж получить! Поменялись. Гонза сел на веники и поехал. А в городе уже облава, погнались за каретой и схватили мужика. Дядька объяснил, как поменялся. Бросились догонять воз. А Гонза успел опять поменяться с каким-то бродячим плотником, которого он встретил на мосту: отдал ему и коров и телегу, взял у плотника одежду, котомку и подорожную цеховую грамоту. Пришел к мастеру-плотнику и попросился в подмастерья.

— Да, золотой ты мой! Ныне времена плохие, никаких заказов нет. Сам без работы сижу, не по чем стукнуть.

— Ну, это пустяки. Мы с вами будем работать в задел — про запас. Деньги у меня есть, накупим материала, досок, целую фабрику откроем.

Мастер, конечно, обрадовался — такого подмастерья, который свои деньги в дело вносит, не скоро найдешь. Начали они работать, в задел накапливать. Работали, пока Гонза не всадил в материал все, что у него было. Стали подумывать, где бы раздобыть еще денег. Сделали приставную лесенку, она складывалась у них, как плотничий метр. Пошли вдвоем потрясти королевскую кассу. Ведь она всегда полна. Приставили свою лесенку. Гонза обчистил кассу, и снова стали они есть-пить досыта да плотничать в задел. Вот опять кончились у них деньги. Король уж во второй раз на них ополчился:

— Я с этой шайкой разделаюсь!

Приказал сделать у окна приспособление вроде мышеловки, чтоб в кассу-то можно было влезть, а обратно — нет.

Вот пришли они. Мастер говорит:

— Вы мало вниз скидываете! Я сам полезу!

Мастер туда влез, а вылезти не может.

— Ах, черти проклятые! Здорово я влип! Теперь меня загребут здесь!

Гонза тащит его — никак. Отрезал ему голову и удрал. Примчался к хозяйке весь мокрый:

— Ох, беда! Беда! Пришлось мне отрезать ему голову, чтоб не узнали кто.

Она завопила, запричитала. Гонза давай уговаривать:

— Да не ревите вы так! Будут ходить по домам, искать, чья плачет.

А сам уж прикинулся сапожником, набрал кучу старой обуви, уселся, подбивает старые опорки. Как увидел, что уже едут, кольнул себя шилом под ноготь и давай кровь размазывать. Тут к ним и вваливаются:

— О чем плачете, мамаша?

— Сами видите: ребятишек — целая куча, а жрать нечего. А теперь еще новое горе — муж себе руку повредил, пырнул шилом. Ничего делать не может.

Ага, плачет все-таки! Намалевали на их двери красный крестик. Гонза вышел из дому, увидал крестик, схватил красную глину, вечером обошел всю улицу и на всех дверях поставил красные кресты. Король взял солдат, пошел искать, где такая отметина. Подходят к первому дому:

— Есть!

— А здесь — тоже крестик! По всей улице кресты! Теперь ничего не поймешь!

Вкопали возле ихнего дома столб и повесили на нем тело вверх ногами. Вот уж когда вдова-то зарыдала! Гонза пошел, купил лошадку, тележку, уложил в нее водку, колбасу и бочонок опиума. А возле трупа-то стояла охрана — двенадцать гренадеров. Поехал Гонза по улице и нарочно заехал в лужу, тележка увязла. Тащит ее, бьется, чуть сам пополам не разрывается, бранится: «Разрази тебя гром, никак не вытащу!» Потом стал просить солдат:

— Помогите, — дескать, — за это угощу вас, весь бочонок вылью, пропади он пропадом!

Солдаты поднажали и в минуту вытащили тележку. Гонза откупорил бочонок, пошла стопочка за стопочкой, не поспевал наливать, пока ребята не повалились все под этот столб и не уснули. Гонза снял ма́стера и закопал его за городом. Потом раздел солдат и напялил на них капуцинские мантии. Утром король со свитою идет искать, где опять бабы плачут, и видит: вместо солдат у столба капуцины. «Это, дескать, что такое?» Те все на колени пали, просят прощения. Он постоял, постоял над ними: «Ну, как же мне вас наказывать? Ведь я умнее вас, а и меня надули!»

Что ж теперь делать остается? Устроил мужской бал, пригласил всех мужчин, обязаны были прийти все, и Гонза в том числе. А принцессе велел лежать в соседней комнате и приказал ей:

— Кто придет к тебе, пусть что хочет делает! Не препятствуй ему!

Ну да где там! Никто на это не отважился, только наш Гонза! А принцесса в это время и намалевала у него на лбу красный крестик. Он вышел от нее, глянул в зеркало и сразу увидал. Ага! Ну, погоди, девочка! Когда принцесса уснула, он и ей на лбу такой же крестик нарисовал. После бала все перепились, валяются покатом, он обошел их и каждому намалевал на лбу красный крестик. И себе тоже (когда он утром умывался, его крестик сошел).

Днем король встал и пошел проверить, у кого на лбу красный крестик. Ого! У всех! И у принцессы — тоже.

— Ах, потаскуха ты этакая! Они все с тобою были!

— Да нет же, только один! — расхныкалась принцесса.

Опять ни черта не узнал. Снова устроил бал и говорит сам себе: «Остается одно: сделаю возле ее кровати западню, чтоб сразу в подпол провалился».

Гонза опять приходит и вдруг — хлоп! провалился. Как заорет оттуда:

— Пожар, пожар, горим!

Все туда, попадали на него, полон подвал набился. Король пришел проверять и видит, что опять все его хлопоты псу под хвост полетели. «Ну, думает, разбойник-то первым упал, он будет в самом низу». Кой черт! Последним вылез какой-то старый дедушка, а Гонза уж давно наверху.

Теперь начинает принцесса толстеть. Король только головой качает: «Плохо дело! Девка уже с кузовом! Ничего не поделаешь, придется отдать ее замуж за него, пусть объявляется. А то будет он до самой смерти меня обкрадывать». Гонза решил: «Пойду объявлюсь! Будь что будет!» Пошло дело как по маслу, король сейчас же обвенчал его с принцессой, и Гонза стал молодым королем. Все разбойники сидели в темнице, в дворцовой башне. Гонза пошел поглядеть на них. Как увидали его, стали просить, чтобы простил их.

— Ага, как же! Вас выпусти, вы опять начнете безобразничать, как прежде! Я вам еще покрепче гайку-то заверну.

Да так крепко завернул, что они все до единого перемерли там с голоду. А Гонза и сейчас царствует вместе с молодою принцессою, да из корзины вся вода ушла и крылечко залила, с тех пор я туда больше не ходила.

Михалевы чины

Жил на свете купец, денег у него куры не клевали. И был у него сын Михаль, уже совершеннолетний. Как-то он и говорит отцу:

— Папаша, в нашем городе, как в медвежьем углу, тут ничего не увидишь. Что мне здесь сидеть? Отпустите меня свет поглядеть, счастья попытать.

— Верно говоришь, сыночек, иди. Погляди, как люди живут, свое дело самостоятельное заведи.

Михаль взял с собой денег, сколько хотел, и отправился. Никакой торговли он не завел, только шлялся по разным городам и кутил.

Когда растранжирил все деньги, записался в солдаты. Вскоре пишет домой: «Я, дескать, уже капрал; у капрала расходов много, надо тратиться на целый эскадрон».

Ну, папаше денег считать не приходилось, только сунул руку в кошель и послал ему. Михалек наш опять за свое: кутил, пока все деньги не вышли. Снова пишет домой: «Меня, дескать, повысили, пришлите еще». Этак, пока он дойдет до генерала, облупит папашу дочиста!

Так он все чины «прошел». Наконец, и правда, пишет, что стал генералом. «Пришлите, мол, денег, да еще — коляску и лошадей». Отцу это показалось чудно.

— Ишь ты, проклятый мальчишка! Знаешь что, мамаша, отвезу-ка я ему деньги сам, по крайности разузнаю, правду ли пишет.

— Правильно, — говорит жена, — свой глаз всего лучше.

Взял купец две коляски, две пары лошадей, чемодан денег и поехал. Приехал акурат в тот город, где войска были на ученьях. А Михалек-то был барин большой — солдат простой!

Испугался Михалек:

«Господи Иисусе! Папаша сюда приехал!» Побежал он к генералу, пал перед ним на колени:

— Уступите мне на время вашу квартиру! Как только папаша уедет, я хорошо заплачу!

Ну, тот видит, что подмазка будет жирная, отдал Михалю свою квартиру. И генерал не прочь иной раз хапнуть. Вот Михаль и стал генералом — на один день. Нарядился в генеральский мундир, принял своего папашу замечательно, угостил на славу. Лакеи им подают, серебро так и звенит. Папаша попировал, повеселился, оставил Михалю деньги, коляску и лошадей и уехал домой.

Дома говорит жене:

— Верно, мать, — наш Михалек генерал! До самой смерти будет в роскоши жить.

Михалек отдал генералу коляску и лошадей, а денежки у него не долго продержались: быстро глазки-то протер. Что ж ему оставалось делать? Взял и дезертировал из армии. Когда бежал, пришлось ему пробираться через императорский сад. Вот прокрался он туда и слышит: в беседке этот самый генерал с принцессой разговаривает. А Михалек зашел сзади и подслушивает:

— Моя милая, разлюбезная, уже столько лет мы с тобой гуляем, а еще ни разу вместе не спали!

— Ах, какие пустяки! Это очень просто: в девять часов подойди под мое окно, брось в стекло песком, я спущу тебе пояс.

Михаль подождал в саду. В половине девятого взял горсть песка и бац в окно. Она сейчас же спустила ему пояс, солдат и взобрался. Что они там делали? Ну, известно, не сказки рассказывали, потому что вскорости принцесса оказалась с кузовком. Между поцелуями Михаль ей и говорит:

— Моя разлюбезная, мне нужны деньги на целый полк.

— Вон, — мол, — сундук, возьми сколько хочешь.

Михаль набрал себе денег, прихватил еще и ее именной перстень: дескать, подари мне его на память, — и положил себе в карман. Через минуту — акурат в девять часов — приходит генерал и раз песком в окно.

Принцесса спрашивает:

— Что такое?

— Кто-то нас подслушал, этого еще недоставало! Нет ли у тебя здесь ночного горшка? Брось ему в голову.

У принцессы ночной горшок был тяжелый, мраморный. Схватила его и — бац! — швырнула прямо в лицо генералу, всю морду ему расквасила.

Под утро солдат ушел. А она в темноте и не узнала, кто это с нею был: то ли от любви охмелела, то ли дура такая была. Утром генерал идет мимо дворца, она сейчас же — к нему. А он фыркает:

— Отойди от меня прочь. Вчерась бросила мне в глаза ночной горшок.

— Не может этого быть! Ведь ты со мною спал.

— Бес его знает, кто с тобою спал!

— Ах, дура я этакая!

Сейчас побежала она по всем ювелирам и говорит им:

— Если кто-нибудь принесет вам на продажу мой именной перстень, сейчас же задержите этого человека и пришлите ко мне.

А Михаль опять загулял, закутил. Вот прокутил все деньги и пошел продавать перстень. Пришел как раз к тому мастеру, который этот перстень делал. Тот для отвода глаз торгуется с ним, а сам в это время послал за принцессой. Она сейчас же приехала со стражей и забрала Михаля.

Да теперь-то ей все равно деваться было некуда: уже последний месяц ходила. Накупила ему королевских нарядов, и поженились. Стал Михаль королем.

Вот пожили они немного вместе, он и говорит ей:

— Разлюбезная моя супруга, хочу я проведать своих родителей. Не думай, что я из каких-нибудь простых. У нас денег куры не клюют. Один я сколько их расшвырял! Если через год и день не вернусь, поезжай следом за мной.

И сейчас же нарисовал ей, куда ехать.

Вот Михаль заехал на постоялый двор, сел за карты и тут же проиграл все деньги, что у него с собой были. Осталась у него только одежда и конь. На втором постоялом дворе проиграл и коней и мантию. На третьем постоялом дворе все оставил: куда девалась и королевская звезда! Чтоб не бегал голышом, дали ему старую рубаху, шапку и ночные туфли и выпроводили вон: иди, мол, с богом!

Бежит он домой, а купец из окна выглянул:

— Господи Иисусе! Наш оборванец плетется! Вот так генерал!

Жена говорит:

— Не пускай его в дом, на черта он здесь нужен! Запри в овчарню.

Купец загнал его в овчарню, и стал наш Михаль муштровать овец. Строил их в шеренгу, в колонну, в каре — по-всякому.

Ждет принцесса Михаля, а он все не возвращается. Она уж и траур надела. Как прошел год и день, запрягла карету четверней и пустилась за ним. Приезжает на первый постоялый двор. Села за карты и выиграла кучу денег, еще больше, чем он там оставил! На втором постоялом дворе отыграла и коней и золотую мантию. Ну, игроки-то сразу поняли, в чем дело. На третьем постоялом дворе отыграла королевскую звезду и одежду, больше ничего и брать не хотела. После этого едет прямо к купцу.

Там все так и вытаращили глаза:

— Глянь, какая-то княжна сюда едет!

Сняла она у купца две комнаты. Когда накрыли ей к обеду, спрашивает купца:

— Есть ли у вас сын?

— Есть.

— Велите ему подавать на стол.

Купцу деваться некуда, зовет Михаля:

— Иди, тебя дама важная требует.

Самому совестно за парня, даже и не посмотрел на него. Вот Михаль понес суп и растянулся на пороге.

— Проклятая, — мол, — борода! Под ногами путается!

А он за этот год ни разу не брился и не переодевался. Когда принес миску супа, принцесса и говорит:

— Поди сюда, кушай со мной.

Он сел к столу, и стали они вместе обедать.

А на кухне купец уже бранится:

— Чего этот проклятый лодырь за вторым не идет? Что он там делает?

Заглянул в столовую — и скорей к жене:

— Ну, что ты скажешь! Ведь он там расселся, обедает вместе с ней, жрет прямо из миски, как свинья!

— Возьми плетку и отлупи его!

Купец со всех ног — в столовую, а принцесса говорит:

— Я ему разрешила.

Пообедали они, потом принцесса велела принести котел воды и послала за парикмахером. Вымыла Михаля, нарядила в королевские одежды, приколола королевскую звезду и послала за купцом и купчихой.

— Ваш сын?

Они так и обмерли. Ползают на коленях, просят прощения. А Михаль говорит:

— Ну, ну, не наваливайтесь! Не видите: я — король!

Сейчас же они все свои лавки и дом продали и поехали с Михалем во дворец. И живется им там лучше, чем мне. Еще бы!

Пугало

Жил в одном селе богатый крестьянин Гроуда. У него был батрак Матей. Вот как-то вечером Гроуда велел Матею поставить на огороде пугало, чтобы воры за капустой не лазили.

Пошел Матей, поставил чучело. В это время пришла на огород соседка, дочь бедняка Каченка, наломать капустной ботвы. Разговорились они и мигом снюхались. Молодая кровь — ничего удивительного нет. Девушка все хи-хи да ха-ха, а Матей так весь и загорелся. О чем они говорили, кто их знает, только с той поры приударил Матей за Каченкой.

Узнал об этом ее отец, взбеленился, грозит дочери:

— Если только увижу тебя с этим парнем, изобью и из дому выгоню.

Но девушка и слушать не хочет, все встречается с Матеем.

Узнали об этом и соседские парни. А как же, перестала Каченка на вечорки ходить, — значит, завела себе дружка! Подстерегли они Матея и напали на него: «Мы тебе, дескать, покажем, как за нашей девкой бегать!» Матей поймал одного из них и намял ему бока как следует.

А этот парень возьми да и подговори приятелей. Решили они отомстить Матею. Вот полез он через забор к Каченке, а они сцапали его — и пошла работа. Всыпали Матею по первое число, синяков ему сколько наставили! Потом обвязали его соломой, нахлобучили на голову горшок, в рукава продели сажень, какой землю меряют, а лицо вымазали колесной мазью.

— Теперь ступай, — мол, — мальчик, на все четыре стороны.

Что делать? В таком виде никуда не сунешься. Пошел он на хозяйский огород, сбросил пугало наземь и стал на его место.

Стоит он час, стоит другой, вдруг видит — идут на огород двое цыган и несут целый мешок добычи: гусей, уток, кур. Повесили их на сажень, что из рукавов Матея торчала, и взялись за капусту. Мигом срезали два кочана.

— А где взять котелок?

— Сними с чучела горшок, вот и будет у тебя в чем варить.

Сняли они горшок, нахлобучили на Матея шляпу со старого пугала и стали сговариваться, как бы им пана барона и лесничего укокошить. У них, мол, полны сундуки денег и образов несвяченых.

— Да ведь, слышь-ка, Дьюр, у них винтовки!

— Э, наплевать на винтовки! Мы сгребем денежки и дадим ходу!

А Матей все это на ус наматывает. «Эх, думает, окаянные! Как же мне тем-то сообщить, чтоб были начеку?» А сам замер, стоит, не шевельнется. Вот цыгане ушли. Потом приходит Каченка, давай капустные листья обрывать. Увидала, что две головки срезаны.

— Эй ты, чучело, что плохо караулишь? Гляди-ка, у тебя капусту воруют.

Но Матей и не пикнул.

А тут, откуда ни возьмись, сам хозяин шагает, огород проверять. Как увидал Качу, забыл про капусту и — к ней.

Протянул свои лапы и давай ее щипать. Матей не смог сдержаться, как засмеется. Девушка вырвалась — и ходу, так и чешет оттуда. Гроуда — за ней:

— Куда ты, Каченка, не убегай! Ведь это пугало, оно никому про нас не расскажет. Чего ты удираешь?

Но девушки уж и след простыл. Ничего не поделаешь, повернулся хозяин и пошел восвояси.

Вечер был хороший. Барон и лесничий вышли погулять. Идут мимо огорода, вдруг слышат — кто-то кричит:

— Ваша милость!

— Вы что-то сказали, пан лесничий?

— Я — ничего. Это кто-то другой.

Прошли еще шага два, Матей — опять:

— Ваша милость!

— Что такое?

— Я — ничего, это кто-то другой.

Только собрались идти дальше, слышат опять:

— Ваша милость!

— Да кто же это зовет? Это ты, пугало?

— Ну да.

Подошли к нему. Матей и рассказал им, что цыгане замышляют.

— Иди с нами!

— Разве вы не видите, как меня обрядили? Куда же это я пойду срамиться?

— Кто же тебя так разукрасил?

— Полюбилась мне девушка, да отец не хочет ее за меня выдать. А парни, нахалы чертовы, вот что со мной сделали.

Барон говорит:

— Ну, если ты правду сказал про цыган, получишь от меня вознаграждение. И не придется тебе просить согласия ее отца: в церкви вам сделают сразу все три оглашения.

Пошли они к лесу. У опушки костер горит. Видят: следом за ними шагает Гроуда. Слегу срубить вышел. Они позвали его:

— Иди-ка, — мол, — с нами, нас больше будет.

А Гроуда испугался. «Я, дескать, поиграл малость с девкой, не рассказывайте никому».

— Ну, до этого нам дела нет. А ты иди с нами, чтоб нас было трое.

— Ну, тогда пойду хоть в пекло.

Срубил он себе хорошую дубинку. Подкрались они незаметно к цыганам:

— Вы что, ребята, задумали?

Цыганы отпираются:

— У нас этого и в мыслях не было!

— Тогда пошли с нами к пугалу!

Приходят на огород. Барон спрашивает у Матея:

— Это правда?

— Правда!

Как выговорило пугало это слово, цыгане упали перед ним на колени:

— Чудо, чудо! — кричат и стали просить прощения.

— Нет, нет, так легко вы не отделаетесь! Идем в полицию. Что вам суд присудит, то и получите.

И в первое же воскресенье в церкви трижды огласили Матея и Качену. Фанфары протрубили им веселый туш. Качин отец только дивился — никто ему ничего не говорил, и вдруг такая спешка! С чего это? Видно, этот Матей богатый!

И правда! Граф дал ему хутор с засеянным полем и назначил приказчиком. Стал Матей большим барином. Ребята думали осрамить его, а он сделался первым человеком в округе после графа!

Сильвент и цыганка

В одном крае были дремучие леса. Все долины, все горы поросли лесом. В тех лесах медведей и львов было великое множество. А людям, конечно, от зверей одно разорение.

Тамошние жители никак не могли избавиться от этой напасти. Ружей, пороху не имели, ходили на зверей с мечами да с цепами — понятно, толку было мало.

Но вдруг один цыган попросил разрешения поселиться в этом лесу. Облюбовал он себе там местечко — с одной стороны никакой ветерочек не продувает, а с другой стороны солнышко пригревает.

— Если, — говорит, — дадите мне эту полянку, я буду уничтожать зверей.

Его пустили. Цыган построил себе там хату, купил две колоды пчел. Пчелы попались сильные, роистые, место было теплое, роились хорошо. Цыган их отсаживал, и стало у него четырнадцать колод. Легкая рука у него была. Он и пчел водил и зверей уничтожал — копал ямы, расставлял капканы, и все ему удавалось. Люди радовались, что завелся у них такой умелец.

Цыган был уже немолодой, женатый. Цыган приторговывал лошадьми, цыганка ворожила, предсказывала судьбу, тем и жили. Была у них единственная дочь, да такая красавица, такая картиночка, что к ней и рамки не подберешь.

Вот состарился цыган и умер. Похоронили его честь честью. Перед смертью наказал он, чтобы и после него держали пчел — так заботился о них.

Недалеко от леса был хутор. Купил его приказчик и поселился там с женою. Они были бездетные, но им хотелось иметь ребенка — для кого же, мол, добро-то копим? Вот как-то раз жена и говорит ему:

— Мне кажется, что будет.

Приказчик обрадовался.

— Хорошо бы, если ты не ошиблась.

Не прошло сорока недель, родился мальчик, но махонький, как котеночек. Хоть в рукавичку его прячь.

— Что же он такой крохотный?

— Да ну тебя, — говорит жена, — ведь он не доношен. Погоди немного, имей терпение.

На второй день младенец уже заметно подрос, а через шесть недель ему все пеленки малы стали. Очень шибко рос, а понятливый был — просто на удивление. Бабушка стала торопить родителей:

— Пора уж его окрестить. Как хотите назвать?

— Вишь, как сильно растет; дадим ему имя Сильвент.

Сильвенту еще пяти лет не было, а он уже просит:

— Дайте мне меч!

Ему дали большую саблю, и все радовались, какой он молодец! А когда пошел в школу, был выше пана учителя! Но недолго пришлось ему учиться — такая у парня была ясная голова, что он всю науку очень быстро прошел и все мог объяснить, как по-писанному. А мечом-то, мечом как помахивал!

— Отпустите меня в лес, там опять львы и медведи развелись, буду бить их, — попросил он родителей. Но те побоялись отпустить его, а он им и говорит:

— Не бойтесь за меня!

Пошел в лес, в самую чащу, где больше зверей, долго бродил там, и вдруг идет ему навстречу огромная медведица. Сильвент перерубил ее пополам, разделил на четыре части. Да послушай, что дальше-то было! Не успел с этой покончить, вторая навстречу бредет. «Ну, и с тобой сейчас разделаюсь!» Она рассвирепела, разинула пасть, а Сильвент как сунет туда руку, рука насквозь пролетела, ухватил ее за хвост и вывернул наизнанку. Медвежата запищали, ну он их всех до единого перебил.

Тут вышла цыганка, увидала, какую он кашу заварил, и говорит:

— Вот ты какой! Так и наш цыган не умел.

Сильвент оглянулся, видит — с нею девушка. Красивая, рослая. Спрашивает:

— Кто это с вами?

— Моя дочь.

— Ого! Вы — цыганка черномазая, а она такая красивая!

— Удалась, стало быть.

Сильвент загляделся на девушку.

— Отдайте ее за меня замуж!

— Нет, нет, золотенький! Она пойдет только за могучего богатыря. Кто хочет на ней жениться, должен прежде доблесть свою доказать.

— Дайте попробую.

Пришел домой и рассказывает матери, что в лесу живет молодая красавица цыганка.

— Она, — говорит, — должна стать моей женой. Другой невесты мне не надо. Без цыганочки мне и жизнь не мила.

Мать испугалась:

— Что это тебе в голову взбрело, милый? Можешь найти себе другую, получше.

— Нечего мне находить, я уж нашел. Только как мне доблесть свою доказать и богатырем стать?

Мать видит, что парень не на шутку задурил, и, чтобы его успокоить, говорит ему:

— Ну, погоди, послушай меня: я знаю, где живет ворожея, схожу к ней; она присоветует, что делать.

Мать быстренько собралась, пришла к ворожее, а бабка ей и говорит:

— В такой-то стране живет силач и на всех страх наводит. Как вскочит на коня — земля дрожит. Кто этого силача прикончит, тот и будет самым могучим богатырем.

Сильвент, как услыхал это, шапку в охапку и — туда. Пришел в ту страну и спрашивает, где силач, который на всех страх наводит.

— Уехал, погодите немного, скоро вернется!

Сильвент оглянулся, видит — тот уже мчится. Как крикнет Сильвент:

— Гей, гей! Стой!

Силач остановил коня:

— Чего тебе?

— Ничего! Вызываю тебя на бой, вот чего!

— Почему? У нас с тобой вражды не было.

— Иди сюда, а то убью твоего коня.

— Ну, убей, попробуй.

Как бросится Сильвент, как треснет кулаком — из коня и дух вон, а силач далеко в сторону отлетел. Поднялся, глаза вылупил:

— Ну, чего ты этим добился? Гляди, что наделал!

Но Сильвент не стал с ним долго разговаривать.

— А теперь выходи биться со мною, не то стукну и тебя, как твоего коня.

— Стукни, коли охота. Мне еще на свете жить не надоело.

Сильвент как даст ему, у того сразу искры из глаз посыпались. Больше не стал с ним время проводить, повернулся к лесу. Спешит, ног под собой не чует: иду, дескать, за женушкой, за желанной цыганочкой! Да послушай, что вышло. Еще не дошел до поляны, как налетят на него пчелы! Облепили его, жалят, кусают, ходу не дают. Сильвент остановился, а старая цыганка кричит ему:

— Прочь, прочь! Беги отсюда, если жизнь дорога!

Разлучился Сильвент в душе со своей цыганочкой и помчался оттуда со всех ног. Пчелы оказались сильнее его.

Пришел домой невесел и говорит матери:

— Не хочу больше жить на белом свете!

— Да брось ты, сынок, забудь! Я найду тебе хорошую невесту, будешь доволен! Мало ли на свете красивых девушек?

— Нет, нет, и не говори!

— Ну, погоди, я схожу к другой ворожее, может, она нам получше нагадает.

Пошла к другой бабке, та дала такой совет:

— В такой-то, — мол, — стране есть огромная липа в три обхвата, так крепко в земле укоренилась, что никакой ураган ее свалить не может. Три у нее вершины, все три до облаков достают. Кто эту липу сломает, тот и будет самым могучим богатырем на свете.

Сильвент, как услыхал, сейчас же отправился в путь. Пришел, видит: стоит огромная липа, если ее свалить — целое село выстроить. Вот так липа! Все осмотрел. Вокруг нее лавочки наделаны, скамеечки. В сторонке скотина пасется. Поглядел еще раз — до чего ж высока! Полез на самую вершину. Залез, раскачал и вдруг — трах! Вершина отломилась и упала. Скотина разбежалась во все стороны. Сильвент — на вторую. Трах — свалилась и эта. Теперь еще третья вершина осталась. Раскачал, грохнулась и третья. Изуродовал все дерево. Вот Сильвент соскочил на землю, уперся в липу. Ствол затрещал, подался — и конец липе, с корнями вывернул. Если бы ты слышал, какой грохот поднялся! Можно было подумать, что свалилась фабричная труба или башня.

Тут со всего села народ сбежался, староста кричит:

— Кто это здесь наше добро портит?

Ну, видят, какой-то лесовик. Лучше с ним не связываться — вон какую липу свалил, его голыми руками не возьмешь.

А Сильвент уже пятки им показал. Идет, веселится, — дескать, нет меня сильнее! Теперь женюсь, ждет меня моя цыганочка Мария. Приходит в лес, и уже издали — ой-ой-ой! — все пчелы тучей на него, жала свои высунули. Зачем, дескать, лишил нас пропитания. Старая цыганка грозит:

— Иди другой дорогой! Если хочешь живым быть, близко не подходи!

А пчелы окружили его и давай жалить. Сильвент побежал сломя голову, а пчелы до самого хутора гнались за ним.

Вот когда он затужил! Как же так, пчелы его победили!

— Вот видишь, сынок, — говорит мать, — брось это, забудь!

— Нет, нет, лучше жизни своей решусь! Если не добьюсь своего, так пусть меня пчелы до смерти зажалят, не мил мне белый свет!

Отец рассердился на него, а матери стало жаль парня, и спустя немного времени она говорит ему:

— Погоди, я еще раз попытаюсь. Была я у двух ворожеек, теперь пойду к колдуну.

Пришла, рассказала ему все по порядку;

— Не хочет, — дескать, — парень от своего отступиться, столько подвигов уже совершил, а пчелы всякий раз побеждают его.

Колдун выслушал и говорит:

— Вот что я вам посоветую: в такой-то стране царит безмерная нужда, земля там не родит. Почва такая, что никак ее не вспахать. Если твой сын решится пробыть там два года, вспашет эту землю, чтобы помочь тамошним людям, — Мария пойдет за него. Пусть всех обеспечит едой. Им нужна пшеница, горох, вино. А земля хорошая: надо только хорошо ее вспахать, и все уродится.

Сильвент думает: два года — это долгий срок! Но все-таки решил пойти. Домашние утешают его как могут.

— Возьми с собой из дому все, что нужно для такой работы, и пиши нам почаще.

Не откладывая в долгий ящик отправился он в ту страну, сначала все там хорошо осмотрел, понял, чего эта почва требует, и пошел за плугом и парой волов. Волов подобрал себе здоровенных, гору могли своротить. Взялся пахать. Все вспахал, камни, мусор всякий убрал с полей и начал все подряд засевать. Семена ему прислал отец. И когда прошло два года, не было лучше этого края! Клевер, как шуба, расстилается, хлеба высокие, глаз не оторвешь! Все хорошо росло, кончилась нужда. До последней капли выцедил Сильвент свой пот на эти поля.

Наладил им все, посмотрел на себя: весь грязный, худой, руки в мозолях. Даже самому перед собой совестно.

«Пускай! — думает. — По крайней мере положил свои силы на доброе дело!»

Весело бежит по лесу, а пчелы высоко летают. Он им три поля клевера оставил: кормитесь, паситесь сколько хотите! Мария еще издали рукой машет:

— Не бойся, иди сюда!

Старая цыганка тоже его привечает. Повел он их на свой хутор. Родители обрадовались. Сейчас же стали печь пироги, пчелы наносили меду. Справили свадьбу. Всех, кто мимо проходил, так кормили, что ремни лопались.

Три брата

Жил в селе бедный пастух, а на бедного, куда ни повернись, все шишки валятся. И при такой нужде было у него три сына: Франтик, Вашек и Гонза. Гонза был самый младший, и называли его все Гонза-дурачок, так уж велось в старину. Отец был уже немолодой, пас свиней и получал от сельской общины месячину и жилье. Франта уж подрастал, отец надеялся, что он поможет семье. Все дома остаться не могут. Это не годится. Вот отец и говорит ему:

— Ничего не поделаешь, Франта, надо тебе пойти на заработки. Сам видишь, какая у нас жизнь. Нечего тебе дома сидеть, надо куда-нибудь повернуться.

Мать замесила тесто, напекла ему на дорогу пирожков да лепешек, отец дал три гроша и свое благословение, попрощался парень честь честью со всеми и отправился в путь.

Шел он целый день и пришел к темному дремучему лесу. А так как он сильно проголодался, присел на опушке и принялся за еду. Сидит, уплетает свои лепешки и раздумывает, долго ли еще идти и где ночевать. Вдруг видит — ковыляет по меже дедушка-попрошайка. Дедушка повернул прямо к Франте, поздоровался с ним по старому чешскому обычаю и спрашивает:

— Далеко ли, милый Франта?

— На заработки. Я — сын пастуха, дома у нас нужда горькая, при таких нехватках на печи валяться не приходится, вот оно что. — Рассказывает ему Франта, а сам уписывает черный хлеб с таким смаком, будто это самое лучшее лакомство.

Дедушка поглядел-поглядел на него, да и попросил:

— Дай и мне хоть крошечку пожевать, я сегодня еще ничего не ел, а до деревни далеко.

— Рад бы дать, — говорит Франта, — да самому не хватит. У меня хлеба мало, а когда еще найду работу — не знаю.

На это дедушка только головой покачал и сказал:

— Да, да, дело известное, сытый голодного не разумеет.

Встал и пошел своей дорогой.

Франтик ворчит себе под нос:

— Ступай, ступай, дед, проваливай! Таких дармоедов много набежит.

Собрался, разыскал неподалеку родник, запил черный хлеб чистенькой водицей и пошел дальше через дремучий лес. Идет он, идет, а все нет лесу конца. Стало темно уже, как в мешке, ночь на носу. Вокруг волки завыли, ночные зверюшки забегали, а укрыться негде. Но Франта не растерялся, сплел себе из густой хвои шалашик, оставил маленькое отверстие, чтоб только самому проползти, и приготовил две дубинки, на случай, если в шалашик волк сунется. Как забрался туда, тут и началось! Забегали вокруг дикие звери, рычат, ревут — слушать жутко. Франта со страху и уснуть не мог. Уж и не чаял с отцом-матерью свидеться. Но обошлось благополучно. К утру все утихло. Франта вылез на карачках из шалаша, развязал котомку, опять тем же манером позавтракал, как вчера ужинал, и отправился дальше. Весь день шел и только к вечеру вышел из лесу. Идет по зеленому лугу, роса кругом, как жемчуг, сверкает. Завидел вдали какую-то крышу и направился туда. Оказалось — это барская усадьба. Франта постучал в ворота. Пришли отворить:

— Чего надо?

— Иду на заработки, ищу места.

— А какую работу знаешь? — спрашивает барин.

— Я сын пастуха, могу пасти свиней и овец.

— А пахать умеешь?

— Пахать не приходилось, да ведь это не бог знает что, небось выучусь.

— Ладно, возьму тебя, но имей в виду, что я нанимаю только за нос! Заключим с тобою договор на год и один день. Кто из нас рассердится, тот останется без носа. Вот так. Если согласен, вот тебе койка, ходи за лошадьми, будешь на них пахать.

Назавтра Франта собирается в поле. Запряг, поехал. Начинает пахать, ан — ничего у него не получается. Обозлился на лошадей, дергает их без толку. Барин прибежал, как с цепи сорвался:

— Ах ты окаянный! Не умеешь пахать — не берись! Ведь у тебя еще ни черта не сделано!

Но тут же опомнился и заговорил с ним по-хорошему.

Проходит неделя, другая. Франта совсем обленился. Неохота ему было задаром-то работать. Коней лупил поминутно, а когда приказчик барину жаловался, тот только тужил:

— Как же быть? Так дело не пойдет.

Но кричать на него не кричал, а спокойно, тихо уговаривал. А Франта только и мечтал, чтоб его выгнали: так ему хотелось уйти оттуда. Прошло еще три месяца. Однажды барин говорит ему:

— Послушай, Франтик, если выживешь из моего дома всех мышей, получишь награду — отдам за тебя свою старшую дочь, а в приданое мой хутор, что за четыре мили отсюда.

— Трудная задача, батюшка барин, но я подумаю.

— Даю тебе два дня на размышление.

Освободил барин его на два дня от работы, а Франтик завалился на койку и стал думать, как это сделать. Ничего умного ему в башку не лезет; думал, думал и уснул. И увидал он во сне тысячи тысяч мышей: они все под полом гомозятся, и никак невозможно уничтожить их. И вот будто он таскает к амбару солому, хвою, обкладывает амбар со всех сторон и зажигает; все сразу вспыхивает, а он сам стоит посреди огненного кольца и не может убежать. Со страху проснулся, стал вспоминать сон и говорит сам себе: «Да что на это смотреть, выберу, где огонь пониже, и перепрыгну». Стал Франтик с нетерпением ждать, когда хозяин проснется. Вот барин встал, сидит, завтракает.

— Батюшка барин, я сделаю, что вы мне велели. Всех мышей выведу, избавитесь от них на всю жизнь.

— А как же ты это сделаешь?

— Уж это — мое дело. Когда будет готово, сами увидите как.

— Ладно, ладно, посмотрим.

А сам думает: «Парень-то, видно, придурковатый, как бы чего не натворил». И велел следить за ним.

А Франтик среди ночи ни с того ни с сего встал — никто и хватиться его не успел, — обложил амбар соломой, хворостом и всем, что под руку попалось, и поджег. Пламя сразу занялось, в один миг охватило все строения, трещит и воет, как в печи. Весь дом на ноги поднялся, барин в одной рубашке выскочил, глаза вытаращил, кричит:

— Что такое?

— Теперь, барин, ни одна мышка не убежит, да и вам самому не выскочить!

Люди схватили кто дубину, кто топор, отгребают, раскидывают, только бы шкуру свою спасти. Хозяин пришел в ярость, однако не забывает про кончик своего носа. Хочешь не хочешь, пришлось ему оставить свое добро в огне. Переселился он в избу, одолжил, что было нужно, и понемногу отстроил новую усадьбу. Да у него, кажись, была еще одна в четырех милях оттуда. Да кто его знает, почему он так говорил Франтику? А когда прошел год и день и кончился срок договора, вытурил Франту из дома — ты, мол, лодырь и бестолочь, ищи себе другое место. Ничего из этого договора не вышло! Пришлось Франте утереться хозяйскими обещаниями, разозлился он, но виду не подал. Делать нечего — попрощался с хозяином:

— Будьте здоровы, барин, счастливо оставаться.

«Пойду, думает, обратно, как-нибудь уж до дома-то доберусь, авось тятенька голову с меня не снимет».

Тою же дорогою и отправился, которою сюда пришел. Шел он долго, пришел ночью, все уже спали, только пастух трубил по селу часы. Когда пастух вернулся, Франта все еще стоял под дверью и стучал.

— А, это ты, босяк? Уж вернулся? А где заработанное?

И давай его ругать на чем свет стоит.

— Дорогой тятенька, — говорит Франта, — там должны были дать мне хутор и хозяйскую дочь, а заместо этого утерли мне нос! Вот до чего люди бесстыжи!

Отца эти слова так взбесили, что он и слюну не мог проглотить. «Франта, думает, самый разумный из всех троих, а, гляди, какой пришел — без сапог, оборванный, волосы из шапки торчат!» — и задал ему такую баню, что тот надолго запомнил.

К утру проспался, маленько успокоился и взял в работу Вацлава:

— Ребятки, вы не рассчитывайте все трое дома баклуши бить. Иди-ка теперь ты, Вашек, в люди, заработай что-нибудь. Только, смотри, домой принеси, не возвращайся с пустыми руками, как этот свистун.

— Не беспокойтесь, тятенька, я буду умнее.

Мать и ему настряпала лепешек, разыскал он на чердаке старую котомку, с которою еще батя их бродяжил, наелся перед дорогой хлебушка как следует и пошел. Идет и весело распевает, заливается, чтобы не скучать:

За песнями и не заметил, как зашел на край света, на опушку леса, а их деревни уж давно не видать. Уселся под елью, достал лепешку, проглотил ее в один миг, тянется за другой — вдруг, откуда ни возьмись, стоит перед ним дедушка, весь сгорбленный, и добродушно улыбается.

— Дай тебе бог здоровья, паренек, куда идешь на ночь глядя? Я тоже издалека бреду, уж и ноги подкашиваются, рад, что живого человека вижу. Не дашь ли и мне лепешечку?

— Вам, дедушка, надо было чуть пораньше прийти, я только что домолотил последнюю.

— Ничего, у тебя еще остался кусочек для хорошего человека.

— Остался или не остался, это дело мое. Вы лучше сходите в деревню, у мужиков всегда остается.

— Ну что ж, нет так нет. Я так думал: от доброго слова язык не распухнет.

Встал, заковылял своей дорогой и пропал из глаз.

Вашек глянул ему вслед: «Стану я тебя угощать! у меня у самого, слава богу, ничего нет».

Солнышко уж заходило, Вашек медленно поднялся, потянулся, а куда идти — не знает. «Да что там долго раздумывать, пойду-ка в лес, куда глаза глядят».

Пошел он: идет, идет, постепенно стало темнеть, уж и дороги не видно, но тут ему послышалось, что где-то поблизости лает собака. Прибавил шагу. Вот далеко впереди светится окошко. Было уже за полночь. Вашек обрадовался, что не придется ему спать где-нибудь в прошлогодней траве. Подошел и давай трясти ворота, будто собрался сорвать их с петель. Пес во дворе просто из себя выходит, огонь в горнице погас, и люди забегали как ошпаренные. Хозяин подбежал к воротам и кричит:

— Какого еще прощелыгу черти несут? Что это там за сволочь, цыган или еще кто?

Тут Вашек захныкал:

— Не серчайте, дяденька, я и так всю ночь шел, куда я теперь пойду; будьте такие добренькие, возьмите меня в работники.

— А какую работу знаешь?

— Всякую работу могу делать, — отвечает Вашек, — могу и в поле работать и за скотиной ходить, возьмите меня, я вам пригожусь.

Хозяин впустил его:

— Ляжешь на чердаке, там солома есть. Утром я тебя позову. — А сам так на него и уставился глазищами-то. — Ты давно у ворот стоишь? Ничего не видал?

— Что же я могу увидать? — отвечает Вашек. — Как только я пришел, у вас свет погасили, у ворот темно, как в кишках.

Мужик успокоился, повел Вашека на чердак и все наказывает ему:

— Пока утром не позову, вниз не спускайся.

На другой день мужик показал Вашеку, что нужно делать: велел выбросить из хлева навоз, съездить за кормом, потом в лес по дрова.

— Но, — говорит, — в горницу не смей и соваться, хозяйка терпеть не может, когда ей туда грязь таскают, у ней там все чисто выскоблено.

Вашек ему и говорит:

— Зачем же я пойду, раз вы не хотите. Мне и в черной избе места хватит.

Вашек был парень работящий, ворочал, как дьявол; все были им довольны. Так прослужил он у них несколько недель. Но вот однажды вернулся с поля весь потный. Дело было позднее, ветер студеный, словно иголками колол. Затрясла Вашека лихорадка, и дрожит — терпенья нет; бросил все, места себе не находит. «Пойду, думает, к хозяйке, попрошу чего-нибудь тепленького». Заглянул в горницу — там никого, а в печи огонь так и гудит. Вашек оглянулся — и на печь! Забился в угол и думает: «С них не убудет, если я до утра в тепле посплю». Вскоре входит в горницу хозяйка. Зажигает лампу и принимается уставлять пол возле печи всякими лукошками, корзинками, мисками, тарелками, что только могла набрать. Вдруг — даже половица не скрипнула — стоит посреди горницы бесенок, сам весь черный, только рожица багровая, как сливовица.

Одет в бархатный фрак, на голове зеленый беретик. Прыгает между лукошками. Хозяйка его спрашивает:

— Что принес?

Бесенок повел глазами туда-сюда и говорит:

— Кто-то подсматривает!

— Да кому подсматривать, тут ни живой души нет.

Бесенок тихонько нагнулся и кладет в лукошки сыр, яйца и всякую всячину. Вмиг все лукошки полны доверху.

Вашека на печи лихорадка проклятая так и треплет, не мог удержаться, кашлянул. Бесенок как подскочит и давай чертыхаться:

— Я так и знал, что кто-то подсматривает!

Фыркнул, как кошка, и был таков, и с того разу больше у них не появлялся. В тот же миг все миски и лукошки опустели. Хозяйка как закричит:

— Какой это мерзавец сюда забрался!

Подняла шум. Прибежал хозяин, начинают вместе искать под кроватью, под лавками; нигде никого, под конец залезли на печь.

— А, это ты, подлец! Какого черта ты сюда забрался? Сейчас же убирайся отсюда!

Схватил мужик, что под руку подвернулось, и давай Вашека утюжить. Сколько он ни объяснял, как ни просил, выгнал его хозяин вон из дому, и ворота за ним захлопнули.

Пробирается бедняга сквозь дремучий лес, спотыкается, хлебнул парень горя! Да, в чужих людях не своя воля, тяжела батрацкая доля, я-то знаю это! Помаленьку начало светать. У Вашека одна думушка: как бы поскорее домой попасть. К вечеру приплелся. Открывает он дверь, все на него так и уставились, будто с неба свалился.

— Недолго же ты побыл! — рявкнул отец. — А где заработанное? Что домой принес?

— Вон где. На спине: посмотри на синяки да шишки! Заставлял, изверг, трудиться до кровавого пота, а рассчитался дубиной!

Мать сейчас же вмешалась, утихомирила батю, и через несколько дней все было забыто. Вашек все работу искал; то к одному мужику пойдет, то к другому, чтобы отец не серчал, да что толку — дырой дырку не заткнешь. Так дошла очередь до третьего, до Гонзы. Этот сам вызвался:

— Теперь я пойду, попытаю счастья на чужой стороне.

Отец напустился на него:

— О господи! У Вашека и то ничего не вышло. А ты в этих делах ни черта не разбираешься. Сиди уж лучше дома да окапывай картошку.

Но Гонза все свое твердит. Ну, раздобыли ему котомочку, мать положила туда пирожков, лепешек да буханочку хлеба, черствую, как камень; взял он в руки суковатую палку, попрощался со всеми и отправился в путь. Еще раз оглянулся на ворота, чтоб не забыть, и с богом.

Как остался один, первым делом — за еду. Едок-то он был спорый, в момент две лепешки умял. «Вот и ладно, думает, по крайней мере котомка легче будет».

Подходит к нему тот нищий старичок.

— Далеко ли собрался, парень?

— Иду, — мол, — в люди. Батя на нас всех не наработается, уж больно много едим, надо ему помочь. Франтик и Вашек ходили было, да вернулись. А я не боюсь, хоть меня и дураком называют, сам в петлю не полезу.

Дедушка и у него стал клянчить чего-нибудь пожевать. Гонза ему и говорит:

— Присаживайтесь, покушайте со мной! И вот вам грош, на случай, если выпить захотите!

Поели они, собрались вместе идти, но Гонза видит, что дедушке тяжело быстро шагать, поблагодарил его и попрощался. Еще раз оглянулся и зашагал дальше один. В те времена не было хороших дорог, тропинки одни, особенно-то по ним не разбежишься. Застала Гонзу ночь. Он не стал долго искать кровати, прилег под дерево, свернулся калачиком и выспался, как барон. Утром, как проснулся, первым делом стал на колени и помолился. О молитве не забыл. Потом огляделся, отряхнулся — день был ясный — и говорит себе: «Ну и выспался я! Не то, что дома на печи! Была бы еще здесь крынка браги!» Да в лесу брага нигде не течет! Пошел к роднику, наклонился над ним, напился, умылся, завязал шнурок у ворота и опять принялся за еду. Сидит, уписывает, только за ушами трещит. Откуда ни возьмись — тьма-тьмущая муравьев наползла: уж и на руки ему забрались.

— Ай-ай-ай! — говорит, — и вы меня нашли! Ну, нате вам, ешьте вместе со мной.

Давай хлеба им крошить и все любуется, как они живо крошки-то уплетают. Тоже, мол, создания божии. Вот наелись они, теперь самый главный муравей — с белыми крылышками — влез Гонзе на плечо и говорит ему:

— Слышишь, Гонза, если тебе что нужно будет, мы поможем.

— Ишь ты! И говорить умеешь! Да, милый ты мурашка, мне ничего не нужно! Еда у меня есть, вот только не знаю, где работу найти. А вот тут вряд ли вы мне поможете.

— Об этом не печалься! Недалеко отсюда, вон там в конце леса, увидишь глубокий овраг, дальше — рыцарский замок, проси там работу, непременно наймешься!

— Спасибо тебе за это!

Пошел Гонза. Идти весело, по деревьям пташки да белки прыгают, есть чему посмеяться. Подошел к зеленой лужайке, за нею — овраг.

— Вот мы и приехали, — говорит сам себе.

Перебрался через овраг благополучно, только немного исподники замочил. Прошел еще немного — перед ним рыцарский замок, башни высоченные. Уставился Гонза на них как баран на новые ворота, глядел, глядел, пока в затылке не заныло. Потом идет прямо к воротам. А привратник его не пускает:

— Куда прешь, хамское отродье! Нечего тебе здесь высматривать, босяк, оборванец! Проваливай! — Но от Гонзы не так легко отделаться.

— Я пришел наниматься на работу. Хочу поговорить с барином.

— Для таких оборванцев у нас никакой работы нет. Убирайся отсюда.

А Гонза все лезет в ворота. Привратник как двинет его по уху! Ну тут уж и у Гонзы терпенья не стало. Поднял свою суковатую палку:

— Изобью тебя так, что живым не уползешь!

Гонза был парень плечистый, коренастый, страх поглядеть. Привратник испугался, пустил его, привели Гонзу в людскую, а тут такой шум поднялся. Все орут на него. На крик прибежал сам рыцарь, на нем все так и звякает. Спрашивает Гонзу:

— Ты кто таков? Чего здесь ищешь?

— Я сын пастуха, иду в люди, нас дома полно, вот я и пошел на заработки.

— Ну что ж, посмотрим, на что ты годишься, — говорит ему рыцарь, а звали его Целерин. — Что ты умеешь делать ?

— К примеру, овец пасти.

— Овцы у меня есть. Пастух уже старый, мне человек нужен.

Оглядел Гонзу, видит — парень в слуги годится, и велел сейчас же выдать ему оружие, какое носят и прочие дружинники.

Пошел Гонза со всеми на кухню. Поставили ему миску гороха с копченым мясом. Гонза радехонек. «Слава тебе господи», — думает; в один миг все слопал. Все на него дивятся — вот так аппетит! И придвинули ему кружку меду. Гонза выпил одним духом; лицо разгорелось, хоть прикуривай от него.

— А теперь, — дескать, — ступай к дворецкому, скажи, чтобы дал тебе мундир.

Тот его снарядил, дал тяжелый меч, кованое ружье, стальной пояс — ну, — все думают, — ты, парень, этого не унесешь! А Гонза подхватил ружье как перышко и прицепил меч слева, вместо того чтоб справа, дружинники со смеху так и покатились.

— А коня дадите?

— Деревянного! В самый раз ему подойдет!

Но дворецкий выбрал ему здоровенного коня: не конь, а дом. Стали проезжать лошадей позади замка. А конь не дает Гонзе и в седло сесть, все на землю его скидывает. Остальные дружинники уж и смеяться не могут — хрюкают, как поросята.

На другой день были состязания. Дружинник, что против Гонзы вышел, даже и рубашку скинул, разрублю, дескать, тебя, вахлака, пополам, будешь тогда знать, как соваться в рыцарскую дружину! Но Гонза увертывался, изгибался, как тростник, а этот, обнаженный-то, как-то не успел увернуться, и Гонза перерубил его меч пополам. Все так рты и поразевали. Рыцарь Целерин увидал, какой Гонза силач, и стал Гонза его любимчиком. Остальные-то завидовали ему и, где только могли, изводили. Но Гонза показал им свой кулачище, и с тех пор как ножом отрезало — отстали от него.

Вот приходит весть, что в соседнем государстве князь Розгонь решил выдать замуж свою дочь Ашиту. Но выдаст только за того, кто сумеет на коне въехать на стеклянную гору. Рыцари со всего королевства пробовали это сделать, но всем пришлось с позором убраться восвояси. Ну, Целерин, конечно, тоже хотел себя показать, созвал всех своих оруженосцев и приказал хорошенько подковать коней. А Гонза, один из всех, вызвался:

— Ваша рыцарская милость! Если до того дело дойдет, я на эту гору въеду! Надеюсь, что вас не опозорю. И мне ничего особого не нужно, только еды и питья вволю да моего каурого, который уж привык ко мне.

Снарядились честь честью, сами разряжены, на конях сбруи с набором, с гербами, подковы стальные.

Отправились в путь. Ехали весь день и всю ночь, и все не видно было конца пути. Только на второй день показалась стеклянная гора. Князь Розгонь устроил им торжественную встречу. Сейчас начался пир, а на третий день была жеребьевка всех тех рыцарей, которые собирались сами пуститься на ту стеклянную гору или послать своих оруженосцев. Когда уже все было готово, Целерин в последний раз говорит Гонзе:

— Значит, ты, вахлак, все-таки надеешься туда взобраться? Но заруби себе на носу, что если осрамишь меня, головой поплатишься!

— Ваша рыцарская милость! Я не боюсь, а уж если не справлюсь, и ждать ничего не буду, сам себе голову снесу!

Ветчины ему дали, сколько хотел. Тогда в этом недостатка не было: свиньи по лесам бегали, а желудей всюду было полно. Меду бочку ему выкатили, потом выспался как следует, а с двух часов ночи все уже стали собираться. У рыцарей кони так и блестели. У некоторых подковы были алмазные, чтобы крепче цеплялись. Известное дело, каждому приходилось ждать своей очереди, так что у Гонзы было достаточно времени все как следует осмотреть. Глазенки-то у него так и блестели.

Первым поскакал какой-то граф. Конь под ним молодой, необъезженный. Разогнал его граф и мигом до половины горы поднялся. Но тут конь поскользнулся и, как по мылу, жжжжж! вниз. Ну, известно, гора крутая, с разгона ее не взял, значит — свалился. Только мокрое место от него осталось. Так по очереди тридцать графов проскакало, и из них только пятеро целы остались. Под конец самый последний — Гонза. Княжна Ашита подала ему знак, он помчался, мечом замахал, а шагов за десять от горы наклонился. Сжал ногами коня и как будто шепнул ему что-то на ухо. Конь встал на дыбы, летит, птиц обгоняет и, как белка, очутился на самом верху. Все завизжали как ошпаренные, а потом захлопали в ладоши и закричали:

— Слава, слава!

А Гонза сверху шапкою с султаном помахивает. Князь сейчас же к ним:

— Какой рыцарь имеет столь славного оруженосца?

Целерин поклонился. Все Целерину руку пожимают, а княжна Ашита в своей карете так и обмерла — точила зубы на славного рыцаря, а достался ей жалкий оруженосец! Тут и Гонза уже спустился вниз, все к нему протискиваются, хлопают коня по спине, а сами все смотрят, какие подковы. А подковы были самые обыкновенные, как у извозчичьей клячи! Все Гонзе толкуют, какую, мол, княжну отхватил, а он только нос себе утирает и говорит:

— А на кой она мне! Я поеду в нашу деревеньку, к своему бате.

— Ну, раз хочешь домой, можешь отправляться, — сказал князь и выдал ему большую награду. Но все же заело князя, что этот вахлак пренебрег его дочерью, осрамил ее перед всеми рыцарями, и решил он задать ему задачу. Погоди, мол. Раз ты такой упрямый, хочешь все по-своему сделать, сумей за ночь перебрать две бочки маку. Не справишься с этим — посажу тебя в темницу, и сгниешь там заживо.

Такого условия наперед не было, да что Гонзе оставалось делать? С князем спорить не станешь. «Ну, думает, постараюсь, поднажму, авось и успею перебрать».

— Ладно.

Вечером насыпали ему на стол два мешка маку, оставили еду и заперли. Ну, правду сказать, меду ему не пожалели, целую бочку поставили. Это нарочно, чтобы заснул. Вот Гонза наелся до отвалу, напился и чувствует: что-то сапог жмет. Снял его и швырнул в угол, шпоры так и зазвенели. Те подслушивают под дверью: «Ага, думают, накачался уже! Спать ложится!» А Гонза сидит, подпер голову руками и курит, и самого в дыму не видно. Потом как схватится.

— Ах, дьявол, пора за работу браться!

Сбросил куртку и давай перебирать. Вот уж десять часов пробило, вот и одиннадцать, он грустно глядит на кучу мака. Просто в отчаяние пришел. Вот и двенадцать часов, а конца не видать. И тут вспомнил, что говорили ему в лесу муравьи. Стал на колени, начал молиться.

— Господи боже, смилуйся, не дай мне погибнуть здесь, пошли помощь!

Потом допил кружку и задумался: «Что теперь у нас дома делают? Тятенька оттрубил часы, Вашек с Франтой храпят на печи!» Глянул вниз — вот это да! Полно мурашей, из всех щелочек ползут, и немного времени прошло, — перебрали весь мак. Гонза так и вскричал от радости, муравьи исчезли. Бочка уж гудела, там только на дне оставалось. Гонза перебрал остатки, лег и спокойно заснул.

Вот утром князь сам отпирает дверь, глядит — а парень спит, как телка.

— Гонза, ты не перебирал!

— Как это «не перебирал»? Вот, глядите — полчетверика сору, а остальное — чистый мак. Я быстро это делаю: раз-раз, туда-сюда, и все готово!

Тот вылупился, как дурень, но видит: на самом деле мак чистый.

— Вижу, что с тобою ничего не поделаешь, ступай уж, кабы ты тут чего не натворил.

Одарил его, правду сказать, как следует, а уж Гонза-то был рад, что может домой вернуться!

— Приду, высыплю им на стол кучу денег, то-то будут глазами хлопать! Вот вам и Гонза-дурачок!

Пошел по дороге, пел, веселился. Как захочет поесть, заходит в корчму, бросит серебряную монету на стол, корчмарь так и запляшет, словно вокруг золотого тельца. К лесу подошел уже вечером, везде роса. Гонза думает: «Чего мне тут в сырости ночевать, лучше залезу на дерево». Выбрал густой, развесистый дуб, ветки его так и переплелись. Забрался туда и с устатку заснул как мертвый.

Вот о полуночи разбудил его какой-то шум. Слышит, какие-то люди внизу под ним кричат, спорят, торгуются. Глянул — а там двадцать четыре разбойника сидят, посреди куча денег навалена и свеча горит. Все разбойники бородатые, в высоких сапогах, за поясами — пистолеты, на шляпах — перья. Спорят, как добычу делить, орут, всякий норовит другого перекричать. Послушал-послушал их Гонза, и тут захотелось ему по маленькому делу. Он и покропил сверху, в самую середку попал. Один бандит и говорит:

— Ого, падает роса! Скоро рассветет! Давайте скорее, надо кончать дележку.

Опять они заспорили, а тут у Гонзы живот схватило. Долго раздумывать не стал, бац им прямо на деньги.

— Ого! — опять кричит тот бандит. — Капает, сейчас дождь польет, давайте живее.

Снова загалдели, заспорили, никак не договорятся. У Гонзы уж терпенья не стало, срубил здоровенный сук и хлоп его на них. Разбойники испугались и, как воробьи от выстрела, разбежались кто куда, а деньги бросили. Гонза слез, собрал деньги в большой мешок, перекинул его через плечо и зашагал. Навстречу ему опять тот же старичок:

— Ну как, Гонза?

— Спасибо, — говорит Гонза, — пожил я в людях, вон сколько заработал. Не хотите ли выпить? — и подал ему крынку меда. — Да пейте все, куда мне его. Вот хотелось бы знать, далеко ли мне еще до дому. Охота поглядеть, как там наши.

— Недалеко, — отвечает дедушка. — Ты шибко идешь, до вечера туда поспеешь.

Гонза прибавил шагу, так и печатает. Вышел на пригорок и вдруг увидал свою деревню. Сбежал с горки и стучится в пастушню. Отец подошел к двери, отворяет:

— Что за ночлежник?

— Неужели Гонзу не узнали?

Батя уставился на него:

— Ишь ты, пропил сапоги, босой ходишь! Ну, дай тебе бог здоровья, сынок, а я и не подумал, что это ты.

Гонза сбросил мешок наземь — тот упал со звоном — и давай обнимать всех подряд — отца, мать, — она, бедняжка, уж сгорбилась, — потом Франтика, Вашека. Даже братьев никак не мог выпустить из объятий.

— А теперь подите поглядите!

Вытряхнул мешок прямо посреди горницы — талеры, дукаты, у всех слезы на глаза набежали.

— Глядите! Вот так-то на свете бывает: к кому счастье обертывается задом, а к кому и передом!

Сейчас же купили самый большой хутор, чтобы на всех хватало пропитания. Гонза женился, взял грамотную девчонку, а Франта и Вашек уж больше никогда не смеялись над ним и не говорили, что Гонза — дурачок, ей-ей сущая правда.

Кум Негода

В старину жил в одном селе мужик по имени Негода, а по-уличному прозвали его негодяем. Жил он хорошо, зажиточно, ну и решили выбрать его старостой: сам-то Негода ничуть за этим не гнался, да отказываться было неудобно. А в это время поселился в их селе один портной. Известное дело, эти портные всегда бывают люди с подковыркой, вот и он такой же был, старался всякого на смех выставить.

Так вот, когда решили выбрать старостой кума Негоду, портной всем уши прожужжал:

— Куда же это годится — негодяй будет старостой!

Но его не особенно слушали, соседи все свое ладили. А кума-то уж заело: просто слышать не мог этих слов: «Пан кум Негодяй»; ведь, кого ни встретит, чуть ни всякий так и называет его в глаза.

Вот однажды говорит он жене:

— Послушай, старуха, мне это давно уже надоело! Долго ли они будут зубы-то скалить? Надо чего-нибудь придумать, перевернуть это имя по-другому. Как же это сделать?

Засела у него в голове эта думка, но, сколько ни думал, ничего умного не придумал. Вот кто-то и научил его.

— Позови, — говорит, — своих соседей в гости, и, как будут они сидеть пировать, тут и попроси их.

Кум Негода и попался на удочку. Зарезал хорошего теленка, пару овец, несколько кур. Пани Негодова наготовила пропасть всяких кушаний. С пивоваренного завода привезли пива, все соседи к ним собрались, пошел пир горой, такого и старики не помнили. Сидят, едят, пьют, и все время: «Пан кум Негодяй», да «Пан кум Негодяй». Тут он вроде рассердился и говорит:

— Знаете что, соседи? Называйте меня как-нибудь иначе! Неужели нельзя?

Все с радостью ему пообещали больше не называть его так. А когда все, что было на столе, подчистую съели, подают руку и говорят:

— Всего хорошего, пан кум Негодяй! Всего хорошего, пани кума! Будьте здоровы, пан кум Негодяй!

Разошлись гости, а Негода опять загоревал:

— Сколько мы с тобой, жена, добра перевели, а толку никакого! Это они, должно быть, нарочно мне в глаза тычут.

И такая его взяла досада, что белый свет стал не мил.

Через некоторое время он снова говорит жене:

— Наверно, не так мы все сделали. Надо было созвать все село и всю округу.

Опять стали готовить угощение. Созвал Негода округу, все село, даже батраков пригласил, старался никого не обойти. Ну, понятно, такой пир подороже обошелся; сколько одной скотины порезали, сколько птицы пошло! Нечему дивиться, что в кармане у Негоды пусто стало.

— Ничего, — говорит, — не пожалею, пропадай все добро вместе с халупой, был бы только толк!

Наняли кухарок, пекли, варили, жарили — дым стоял коромыслом! А пива-то, пива сколько накупили! Хоть залейся. Вот пируют гости, веселятся, а кум Негода всем улыбается, всем наливает да потчует:

— Ешьте, пейте, соседушки, чувствуйте себя как дома.

Рюмочки-стаканчики звенят, гости чокаются, а кум ведет с ними такую речь:

— Соседи! Уж очень неприятна для меня одна вещь. Прошу вас — уважьте, перестаньте называть меня «кумом Негодяем». Неужели на свете другого имени нет?

Все сейчас с ним согласились и обещали:

— Ну, конечно! О чем говорить. Мы уже и сами об этом думали.

Целый день ели гости и пили, пировали да так наелись, что потом несколько недель у них животы болели.

После пира кум Негода проспал до обеда, а после нарядился и пошел по селу. Вот идет ему навстречу сосед.

— Доброе утро, кум Негодяй! Хорошо ли выспались?

Встречает другого — тот его так же приветствует. Со всех сторон так и сыплют: «Доброе утро» да «Доброе утро», и хотя бы один забыл прибавить при этом «кум Негодяй»! Прибежал кум домой и говорит:

— Послушай, жена! Что за чертовщина? Ведь опять все то же. Всю скотину мы порезали, всю птицу им скормили, а толку никакого! В такие долги залезли, а они все свое. Что же нам теперь делать? Как с долгами рассчитаться? Пойду хоть шкуры продам, все кое-какие денежки выручу.

Уложил кум в мешок телячью шкуру, козью, несколько овечьих:

— Теперь шкуры в цене, пойду снесу их в город. Дай мне с собой на дорогу краюху хлеба.

Перекинул Негода мешок через плечо и отправился. Не больно-то весело шагалось ему. Да и день был на редкость жаркий, ну настоящее пекло.

— Вот еще, — говорит себе Негода, — буду я в такую жару таскаться. Да пропади все пропадом. — Растянулся в тенечке близ дороги и заснул. А шкуры-то на жаре протухли, развелось в мешке червей, мух да жучков всяких. Жужжат, будто пчелы роятся.

Проснулся кум Негода под вечер и прислушивается:

— А, черт! Что это за дьявол там жужжит? Ну и жужжи, если нравится, плевать мне на тебя, продам вместе со шкурами.

Солнце уже зашло, стало смеркаться. Видит кум, что сегодня ему в город уже не поспеть, и направился вдоль речки к мельнице. Мельник, мол, знакомый, переночую у него.

Заходит Него да в горницу и просит мельничиху:

— Уморился я, а идти еще далеко. Будьте так добры, разрешите у вас переночевать.

Хозяйка посмотрела на него со злостью и говорит:

— Не вовремя вы пришли, милый пан. Хозяин уехал зерно покупать, я дома одна, не могу я вас пустить.

— Да куда же, к черту, я на ночь глядя потащусь, — говорит ей кум Негода.

— Тут и разговору никакого быть не может! — отрезала хозяйка, повернулась и вышла из горницы.

Кум Негода оглянулся — шмыг на печку, подобрал ноги и сидит. Мельничиха входит — смотрит, нет его.

«Вот и хорошо, что ушел, — думает она, — не больно-то он мне здесь нужен, только помешал бы», — и позвала служанку.

— Вот что, Анинька, пойди в курятник, поймай двух каплунов — того рыжего да еще белого — и четырех цыплят. Да не забудь зарезать две пары голубей. Ощипай их. Хозяин воротится с рынка, надо ему хороший ужин приготовить.

Засуетились обе, забегали, хлопочут. Мельничиха разрумянилась, как кумач.

— Пожалуй, этого мало будет, не хватит! Принеси-ка еще и утку.

Хозяйка сама все печет да жарит, сало так и трещит, а кум Негода смекает: «Эге, — думает он, — вряд ли все это готовится мельнику на ужин! Тут что-то другое!»

— Анинька, — зовет хозяйка служанку. — Снеси-ка все это на погреб. Голубей поставь на первую ступеньку, а каплунов — на вторую. Да возьми корзину и сходи за пивом. Пожалуй, захвати заодно и пару бутылок вина.

Когда все было готово, хозяйка говорит служанке:

— Ну, видно, мой старик куда-то запропастился, ступай погуляй, а то в другой раз опять некогда будет.

Осталась мельничиха одна и ну давай наряжаться: надела шелковую блузочку, кружевной передничек подвязала, на шею — золотой медальончик. Потом стала на стол накрывать: достала две тарелки, две рюмочки, красиво все разложила, а посреди стола поставила новую лампу. Сидит и ждет.

Вдруг раздается стук в окно. Мельничиха хоть и толста была, как бочка, козочкой подскочила к дверям, ведет кого-то в горницу, а сама так и вертит задом.

— Ах, ах, к нам гость! Пан священник! Очень приятно! Заходите, заходите! Садитесь, пожалуйста.

Он оглядывается, спрашивает:

— А где же хозяин? Боюсь ночью один домой идти, я бы остался у вас переночевать.

— Ну, конечно, конечно. Я сейчас же вам постелю постель. Только давайте сперва поужинаем. Мой хозяин уехал на рынок.

Сели за стол, едят, пьют и хохочут, как в молодые годы. Отужинали, мельничиха разобрала постель и погасила свет. А куда сама легла, этого я в темноте не приметил.

Но вот ночью опять кто-то стучится в окно. Колотит, как глухой в ворота. Мельничиха подскочила, будто ее шилом кольнули:

— Кто это?

— Это я, женушка! Деньги дома забыл. Пришлось за ними вернуться.

— Подать их тебе?

— Да нет, — мол, — Францик на постоялом дворе остался, а я ночью один с деньгами не пойду. Подожду, когда рассветет.

— Постой там немного. Я сейчас, только накину на плечи что-нибудь. — А сама скорее к гостю.

— Ах, что я вам скажу, святой отец!

— Что? Что случилось? — вскинулся священник.

— Старик вернулся. Кто бы мог подумать!

— Ах, какая неприятность. — Священник слез с кровати и чуть не плачет. — Что мне теперь делать?

— Постойте-ка, в сенях стоит старый шкаф: спрячьтесь туда, а я вас запру.

— Ну, хорошо, — говорит гость, — схватил свои штаны, башмаки и в шкаф.

А мельник опять колотит в окно.

— Слышу, слышу, сейчас открою! — говорит хозяйка. — Как хорошо, что ты вернулся, я уж соскучилась. Не хочешь ли покушать?

— Есть не особенно хочется, дай попить чего-нибудь.

Хозяйка подала ему бутылку пива, тот сразу ее выпил и завалился спать. Дескать, как начнет светать, надо сразу в путь. Уснул как пень, а мельничиху сон не берет. Все думает — как там преподобный отец ночь проводит. Чуть забрезжило, мельник вскочил и пошел к кадке умываться. Мельничиха затопила плиту, чтобы накормить его на дорогу, а кум Негода ноги отсидел и шевельнуться боится. Сидит как на иголках и только тихонько вздыхает.

— Что это там за сатана возится? — схватил мельник шест и давай шарить по печке. — Ах ты собака, у тебя здесь ночлежник! А ну-ка, слезай!

Кум Негода и слез оттуда со своим мешком.

— Вы чем тут занимались? — крикнул мельник и уставился на них.

— Да ничего, дядюшка мельник. Шел я в город на рынок, дело было к ночи, попросился у мельничихи переночевать, а она никак не разрешает. Я и подумал — не бродяга же я какой-нибудь, и залез на печь.

— А что у вас в мешке?

— В мешке прорицания.

— А зачем они тебе?

— Несу на рынок, хочу продать.

Мельник только головой покачал.

— Мм, мм, а что они предсказывают?

— Все, что угодно. Если хотите, сейчас попытаю.

Тряхнул мешком, а в нем так и загудело. Мельник задумался.

— А что, я бы тоже купил такую штуку.

— Ну что ж, берите, — говорит кум, — но только я ее дешево не отдам.

— За ценой не постою, только бы предсказывали. Ну-ка, давай испробуй.

Кум Негода встряхнул мешок и говорит:

— Приложитесь ухом. Слышите?

— Слышу — жужжит, а что — не пойму.

— Верю, верю. Мои прорицания не тутошние, из самой Италии, вам трудно сразу понять. Погодите-ка, я сейчас сам послушаю.

Кум Негода тряхнул, приложил ухо и говорит:

— На погребе — жареные каплуны.

— А еще что прорицают?

Кум Негода опять хлоп по мешку.

— Ага! На лесенке — жареная утка, на кухне — сигара.

Мельник глаза вытаращил. Кричит:

— Анча, неси сюда, это нам пригодится!

Девушка прибежала, полон подол жаркого принесла, даже не все смогла захватить. Мельничихе уж от всего этого дурно делается, тянет кума Негоду в сторону, просит, чтобы больше не пророчил.

— Ну, сколько хотите за них, без запроса? — спрашивает мельник.

Кум Негода начал торговаться — дескать, задаром отдавать неохота. Наконец, договорились, и мельник отдал два кошелька старинных дукатов.

— Прибавьте еще что-нибудь, — говорит ему кум, — хоть вон тот старый шкаф.

— Да на что он вам?

— Одежду буду в нем держать, а вам он только мешает.

А хозяйка вся дрожит, не дождется, когда уж всему этому конец будет.

— Ну, конечно, отдай ему! Да пусть заодно возьмет и старую тачку, отвезет на ней шкаф.

Шкаф был тяжелый, дубовый, одному его не поднять, и куму все, кто тут был, помогали: мельник, старик подсыпка, и скотница, наконец благополучно уложили его на тачку и повезли. Мельник был рад, что купил прорицания, вот это вещь, а мельничиха — что пана священника вывезли. Так что все остались довольны. А кум Негода тем временем, надрывается, как осел шкаф тащит. Через всю деревню протащил его, вывез за околицу и прямо к пруду. Бросил он там тачку, разогнул спину и говорит вслух как можно громче:

— Ах, сатана тебя возьми! На какого черта я с этим шкафом связался? Да пропади он пропадом. Сейчас брошу эту рухлядь в пруд!

Священник как услышал это, испугался и кричит:

— Сжальтесь надо мной, добрый человек! Не бросайте меня в воду! Вот тут в нескольких шагах мой дом при церкви, я вам там заплачу, сколько попросите, только никому ни слова!

Кум Негода прикинулся, будто и не знает, кого везет.

— Ну, раз ты душа живая, отвезу тебя на место! Я и сам один раз тонул, уж я, брат, знаю, что это за скверная штука.

Опять взялся за тачку, толкает ее, вот-вот надорвется. У ворот уже выглядывает пономарь:

— Батюшки! Что это такое к нам едет?

— Везу вам старый гардероб, пан священник купил его для своего кабинета, это старинная вещь, вы в таких делах не разбираетесь.

Пономарь сейчас же созвал всех, кого мог. Идите, дескать, помогите, это для пана священника. Всякий руку приложил. Измучились на лестнице все как черти и, наконец, поставили шкаф в свободный простенок. Как только пономарь вышел, кум Негода отпер шкаф и священник вылез. Ну, и вид у него был! Как будто из глины вытащили. Грязный, как старая портянка. Пыль на нем, паутина, аж глаза залепило. Заплатил он куму денежки да еще и кое-какую старую одежу дал, только бы тот держал язык за зубами. По дороге к дому кум Негода подсчитал, сколько всего он выручил, — оказалось, довольно много. «Теперь насыпьте мне соли на хвост, пустобрехи! Хоть приплатите, все равно не стану с вами, подлецами, жить! А на ваши выборы мне наплевать! Еще старостой у вас быть!»

Плетется домой нога за ногу, все косточки у него разломило после этой возни. Дома его ждут не дождутся, беспокоятся, не случилось ли с ним чего худого. А как высыпал он на стол свои старинные дукаты, все так рты и поразинули. Даже на столе не поместились, вот как много их было. Подхватил он жену и давай танцевать с нею чардаш. Та, бедняга, думает: «Помешался наш батя, не иначе!»

— А теперь пойду и этим сусликам покажу, какой я молодец!

Пошел в трактир, собрал волынщиков и давай поить всех допьяна. Соседи глаза вылупили — откуда это у кума Негоды столько червонцев?

— Не стану от вас скрывать! Это я все за шкуры выручил, они теперь в большой цене. Сами знаете, сколько я намедни скотины забил, когда пир-то устраивал, а на рынке за шкуры чуть ли не в драку. Эх были бы у меня еще — я бы еще раз на рынок съездил!

Все дивуются: «Вот это здорово!» — а сами по одному к выходу пробираются.

Соседний староста Валек примчался домой как безумный и кричит:

— Слышь-ка, мать, уж как этот Негодяй сумел так заработать, попробуем и мы!

Сейчас же в хлев и всю свою скотину — двух коров, телку, козу — порезал, ободрал и скорее в город. Но и остальные были не промах, побежали в город ближней дорогой, чтобы он вперед их не поспел. У всякого за плечами — мешок, у кого побольше, у кого поменьше, — сколько у кого скотины было.

Весь рынок шкурьем завалили, и такая вонь пошла, как у драча на дворе. Пришло начальство:

— Что за смрад? Кто вам разрешил летом в город шкурье привозить? Надо было до зимы подождать!

— Да ведь кум Негода намедни продавал здесь шкуры и все сбыл! — И давай обзывать их всякими словами; тут прибежали стражники и забрали всех в кутузку. Там они перегрызлись между собой, как собаки, передрались, но все равно пришлось свой срок отсидеть.

Дома жены ждут не дождутся. «Должно быть, столько денег выручили, что унести не могут!» Собрались все вместе, уселись в тарантас и поехали за мужьями. Стражник остановил их:

— Куда вас черти несут?

— Мы, — мол, — едем за своими мужьями. — И загалдели они и чуть было полицая с ног не сшибли.

— Вот я сейчас и вас арестую!

Тут бабы поняли, что здесь не как у себя в деревне, присмирели, залезли обратно в свой тарантас — и домой.

На другой день мужики вернулись и давай ругаться: «Мы, мол тебя, чертов сын, проучим, мы тебе покажем, где раки зимуют!» Уговорились между собой, ночью прибежали кто откуда, перелезли к нему во двор и обгадили ему всю его халупу. Так рядком и наклали, как по ниточке. Кум утром выглянул, его так и обдало, чуть оземь не грянулся, обеими руками нос зажал. Ну, погоди! На чердаке у него стояли три-четыре порожние кадушки, снес он их вниз и начал старательно все соскребать в эти кадушки и все до последнего катышка складывать. Через два часа кончил, кадушки полны доверху. Соседи издали глядят, дивятся — что он там задумал? Один расхрабрился, подошел и спрашивает:

— Знаете, куманек, моя хата, как говорится, с краю, я ни с кем ни ссорится, ни целоваться не хочу, но мне чудно, что это вы делаете? Будто золото какое собираете.

— А это и правда — золото, — отвечает Негода, — как был я намедни в городе, новые огородники просили меня привезти этого добра, им под капусту нужно. Платят хорошо — за каждую кадушку пятишница! Хорошо бы еще достать, ведь у меня договор.

И кум Негода аккуратно набил крышки на свои кадушки, погрузил их на подводу и поехал в город. «Счастливо, мол, оставаться».

Вот так новость! Батюшки светы! Все забегали по сортирам, нужникам да отхожим местам, все выгребли, вымели, наложили в бочки, в ушаты, в чаны, у кого что было, и сломя голову — в город. Этот негодяй опять нас опередит! По всей дороге растянулись. Расставили, разложили свой товар на рынке. Барышни, дамочки приходят, глядят:

— Что у вас там? Рыба?

— Э, нет, дерьмо.

— Фу, фу! — зажали себе носы и разбежались с рынка как очумелые.

Сейчас по всему городу весть разлетелась; пришли стражники, забрали кадки, а их всех опять в кутузку.

Опять отсидели несколько дней, а жены дома как на горячих угольях сидят. «Куда, мол, делись? Что бы это значило? Работа стоит, хозяйство запущено, и во всем виноват кум Негодяй. Ну, погоди же, дрянь, мы тебе устроим штуку, не придется тебе больше над нами издеваться!» И решили всем миром утопить его. «Чтоб недолго мучился, свяжем его по рукам и ногам и избавимся от него».

На следующее утро послали за кумом Негодяем, чтоб шел к бурмистру. Он еще спал.

— А зачем? — спрашивает он их.

— Собирайся сейчас же, мерзавец, и вон из нашего села!

— Это еще почему? Все подати я уплатил, все в порядке. Хотел бы я посмотреть, как вы меня выгоните!

— Ну, раз не хочешь идти по-хорошему, тебе же хуже будет! — И связали нашему куму лыковым жгутом руки и ноги.

— Тащи его в пруд! — кричат. — Пусть он там сгниет!

Негодова жена ломает руки, всех святых призывает, умоляет. Никто ее не слушает. Тогда она говорит:

— Ну, устрою я вам штуку, не обрадуетесь! Так и знайте!

Только притащили кума к самому пруду, вдруг кто-то кричит:

— Бурмистров амбар горит! Скорее, скорее-все сюда, а то и у нас загорится.

Оставили кума Негодяя одного и побежали скорее гасить. Кум Негодяй лежит на запруде, дергается, изо всех сил рвется, но никак не может высвободить руки. Вдруг слышит за собой:

— Бе-е, ме-е! — Пастух стадо гонит. Подошел овчар и остановился:

— Батюшки светы! Что это вы здесь делаете?

— Вот видите, приятель, — говорит ему Негодяй, — до чего люди неблагодарны! Насильно заставляют меня быть сельским старостой. А у меня на такие дела и ума не хватает, ну я и отказался, а они взяли меня и связали!

— Боже мой, зачем же насильно заставлять! Раз вы не хотите, я вместо вас возьмусь!

— В таком случае развяжите меня и ложитесь, а я вас свяжу, и вы будете старостой.

Пожар погасили, один только бурмистров амбар сгорел. Ну, бурмистр тут не на шутку обозлился.

— Гонза, Вашек! — кричит. — Бегите на запруду, сбросьте этого негодяя в воду, ни на что не глядите!

Ребята примчались как бешеные: «Топи его, пока он нас всех не сжег!» Схватили связанного пастуха, раскачали его и — в пруд — бух! Тот завизжал, будто его режут, побарахтался немного и пошел ко дну.

А кум Негода тем временем собрал всех овец пастуха, пригнал их в сумерках на свой двор и запер. Никто и не видал. Поутру проснулся, овцы уже целый концерт устроили, блеют.

— А теперь погляди-ка, мать, как я погоню их на луг.

Выгнал их одну за одной, целое стадо, а за ними и сам вышел, с бичом в руке. Бурмистр пашет позади своего двора, так глаза на него и вылупил: «Не мерещится ли мне? Негодяй вернулся! Неужто он из воды выкарабкался? Видно, сам сатана ему помогает». Чтобы увериться, что не обознался, подошел, окликнул, и верно — он.

— Откуда вы столько овец достали? — спрашивает бурмистр.

— Что, хороши? Как попал я в пруд, гляжу — там полным-полно коров, телят, овец, вот я и пригнал их. Боже, сколько их на дне! Только долго там не выдержишь, сами понимаете, секунды две-три, не больше. Эх, если б пробыл я там подольше, то-то набрал бы себе скотины!

Бурмистр диву дается:

— В самом деле? — бросил пахать и созвал всю деревню:

— Знаете ли вы, соседи, что случилось? Ведь этот Негодяй опять на нашу шею сел! Да еще привел себе из пруда целое стадо овец! Говорит, их там тьма-тьмущая, все равно как на барском дворе.

— Ишь какое счастье этому пустобреху привалило! Что мы хуже его, что ли? Ну, нет, мы своего не упустим!

И все скорее к пруду. Раз там столько скотины, каждому охота себе урвать.

— Я первый пойду! — кричит бурмистр, засучил рукава и бух в воду. Забарахтался, как будто хватает кого руками, и все остальные за ним. Чем там у них дело кончилось, не знаю. Только кум Негода не стал их ждать. В ту же ночь он собрался и уехал. «Ну, думает, по крайней мере хоть отомстил я вам, подлецам, за этого негодяя!» Поселился где-то далеко, назвался другим именем и жил там в довольстве до самой смерти.

Бедняк и богач

Жили-были бедняк и богач. Поссорились они дома со всеми и ушли из своей деревни. Бросили жен, семьи. Идут. Бедняк затужил.

— Ничего у меня нет. Куда я денусь? Придется мне побираться.

А богатый говорит:

— Молчи, пойдем с тобой на небо к святому Петру. Я с ним знаком, он нам откроет.

Хорошо. Шли, шли, благополучно добрались до неба. Постучали в райские ворота. Кто вышел открывать? Ясно, святой Петр.

— Куда прете?

— На небо.

— Ого! На небо вам нельзя. Сперва — в ад.

— Да мы заплутаемся.

— Идите вон по той дороге, попадете в ад.

Пошли и благополучно пришли в ад. Там идет пир, угощение. Черти спрашивают:

— Чего вам надо?

— Мы здорово проголодались.

Дали им вина, хлеба. Путники наелись, выпили по бутылке вина. Ну, бутылки пустые, а хочется еще выпить. Бедный спрашивает богатого:

— Кто же за все заплатит?

— У меня денег хватит.

Решили еще выпить. Только начали, черти говорят им:

— Стоп, хватит! Извольте платить.

Богатый вынул кошелек и заплатил. Бедный думал, что тот и за него заплатит, ан — нет. Так богач остался в аду, а бедного выгнали. Пошел бедный обратно на небо и остался там колоть ангелам дрова, таскать воду — не задаром же его кормить!

Хитрый мужик

Один граф — фамилию я вам не скажу — зашел как-то в трактир. Следом за ним — мужик; привязал коня, вошел и велит налить себе кружку пива. Пан граф — тоже. Вот уселись они оба за столик. Пан граф глянул в окно, увидал коня, и этот конь страсть как ему понравился. Ну, в лошадях-то он понимал толк, надо думать!

— Сколько, — говорит, — возьмете за своего коня?

— Да сколько? Только что водил я его ковать, вбили ему тридцать два подковных гвоздя. За коня не прошу ничего. А за первый гвоздь дайте мне крейцер, за второй — два, за третий — четыре и так оно и пойдет, за каждый следующий — вдвое. После сочтем все эти крейцеры, сколько там золотых набежит, а подковы отдам впридачу задаром.

Ударили по рукам, стали пить магарыч. Заказывает граф — еще да еще. А целовальник стоит за стойкой и подсчитывает эти крейцеры. Когда насчитал уже две тысячи золотых, кивнул пану графу, чтобы вышел с ним на минуточку на улицу. Вышли они, целовальник и говорит:

— Я еще до половины гвоздей не дошел, а уже две тысячи набралось! Этак всего графского поместья не хватит — за коня рассчитаться!

Граф быстро расплатился за пиво, шляпу — в карман и пробкой вылетел из трактира. Заплатил за мужика и коня ему оставил. Бегом оттуда убежал.

Невеста разбойника

Жили-были мельник с мельничихой, и была у них единственная дочурка Марьянка. Подросла дочка, и стали они подумывать о том, чтобы отдать ее замуж, дескать ей уже пора. Была на мельнице служанка по имени Бетушка, и Марьянка ее очень любила и поверяла ей все, как родной сестре.

Вот однажды приезжает к ним жених. Приехал на четверке, весь в кольцах и в золотых цепочках, — сразу видать — барин. Марьянка и говорит Бетушке:

— Какой у меня, Бетушка, жених-то богатый.

— Что правда, то правда, — соглашается девушка, — совсем как граф! Весь кафтан шнурами да кантами обшит, это тебе не кто-нибудь!

Собрался жених уезжать от них и спрашивает мельника:

— Когда думаете свадьбу-то справлять?

— Да, по мне, — чем скорее, тем лучше, — отвечает ему мельник, — девчонка согласна, чего же тянуть. Свадьба так свадьба!

Девушки опять разговорились, и Бетушка никак надивиться не может.

— Ой, мамочки, какой жених! Четверней ездит!

— Да это — что! — еще пуще хвалится Марьянка, — он сказал мне, что на свадьбу приедет шестериком! Как ты думаешь, Бетушка, идти мне за него?

— Ну, — такой богач! Иди, конечно.

Жених уехал, а родители, как водится, пошли посоветоваться с друзьями насчет свадьбы Марьянки. Короче сказать, пошли приглашать их на свадьбу. Родители ушли из дома, а Марьянка и говорит Бетушке:

— Вот что, Бетушка. Ведь он сказывал, в какой стороне живет. Пойдем-ка сходим туда и поглядим. По крайней мере будем знать, какое у него богатство.

Уговорились. Марьянка быстро состряпала кое-что на дорогу, и обе отправились. Пришли к лесу и все лесом, лесом идут. Выбегает перед ними на тропинку белая лань и показывает дорогу, чтоб не заблудились. Девушки все за ней, за ней и под вечер пришли к постоялому двору. Тут служанка и говорит:

— Слышь, Марьянка, давай зайдем туда переночевать, а спозаранку пустимся дальше.

— Правда твоя, Бетушка. Наши вернутся от приятелей эдак дня через три, не ранее, так у нас времени еще много.

Подходят к воротам. У ворот сидит огромный пес, возле него кадка стоит. И полна эта кадка крови. Бросили девушки псу лепешку, и он пропустил их. Подходят ко вторым дверям, а там другой пес лежит — еще больше. И тоже — кадка крови.

— Бетушка, идти ли нам дальше? Что скажешь, подружка?

— Ну, коли мы уж здесь — пойдем.

Бросили они несколько лепешек псу и подошли к третьим дверям. А у третьих дверей опять пес сидит, еще больше, а крови возле него, крови — сказать страшно. Бросили ему девушки целую горсть лепешек и не успели оглянуться, как очутились в комнате. Посреди комнаты стоял стол, а на том столе — шестьдесят шесть тарелок и ложек, но нигде не видать ни единого человека. И еще стояли там изголовьями одна к другой штук сорок кроватей. Девушки озираются, куда это они попали? Ну, мол, ладно! Забрались в угол под кровать и шевельнуться боятся. Вскоре входит в комнату человек, ставит на стол еду. Только он ушел, вваливается целая ватага да все сплошь — мужчины. Потом входят еще несколько человек и волокут за собой молодую барыню и тащат прямо к плахе. Барыня эта была на сносях, вот она их просит:

— Пожалейте, не губите, если не ради меня, то хотя бы ради дитяти!

Но те безо всякой пощады казнили ее. На руке у нее остался драгоценный перстень — никак не могли они его стащить, схватили топор и отрубили ей палец, и залетел этот палец вместе с перстнем прямо к Марьянке на колени. Перепугались теперь обе девушки еще пуще прежнего, но сидят там тихо-тихо, а палец этот Марьянка спрятала за пазуху.

Зажгли свечу, ищут, куда же этот палец отлетел. И вдруг свеча погасла.

— Видно, здесь кто-то чужой находится, — говорит один.

— Да кто же здесь может быть, псы никого не впустят.

Опять зажгли — гаснет, третий раз зажигают — свеча все гаснет. Один уж под кровати было полез искать, но тут другие как закричат ему:

— Да брось ты искать! Завтра посмотрим, никуда не денется.

Опять прошло несколько времени. Привели возчика. Зарезали его, а коней отвели на конюшню. Тут жених и говорит:

— Завтра поеду на сговор шестериком, так мне эти кони пригодятся.

Немного погодя приводят молодца, охотничьего помощника. И ему тот же конец. Просил, молил их оставить ему жизнь, но где там — отрубили ему голову, и все. Под кровь они всякий раз подставляли кадку, а тело куда-то уносили. Вот убрали это все и сели пить. Да какие вина-то пьют — самые лучшие, что только на княжеский стол попадают. Сидят они пируют, а жених им и говорит:

— Ну, теперь ларь с деньгами почти что полон, немного не хватает! А как съездим завтра на мельницу на мою помолвку, доверху насыплем; у мельника денег много — куры не клюют.

Долго они так сидели, пили, пока все не перепились и не повалились кто куда. Когда все крепко заснули и в горнице только храп стоял, обе девушки на четвереньках вылезли из-под кровати, тихонечко вышли из дома и очутились возле первого пса. Пес был уж не так зол и даже не залаял. Потом прошли мимо второго и мимо третьего — оба страшилища только морды подняли и заворчали, но тронуть их не тронули. Подруги выскочили за ворота и изо всех сил помчались домой! Еще солнце не взошло, а они уже дома были — так шибко мчались. Чуть душа не выскочила, такой страсти навидались, долго в себя не могли прийти.

Вот родители воротились, и мельник ну давай горячку пороть: давайте скорее готовиться, надо жениха с его дружками получше угостить.

— Ах, батюшка, — говорит ему Марьянка, — если бы вы видели, сколько у него богатства, глазам бы своим не поверили!

— Ну, конечно, он человек богатый, это по всему видно.

— Богатый-то, богатый, да все это у него награбленное! И сюда он только за тем приедет, чтобы нас ограбить!

Тут обе девушки затрещали как сороки и наперебой рассказывают, как тайком в лес бегали и что там увидели. Такие, мол, страсти, что и описать нельзя! Тут только мельник с мельничихой всплеснули руками: «Так вот оно что!» — бросили все дела и советуются, как бы им этого молодца изловить. Мельник сейчас сбегал и договорился, чтобы прислали ему солдат. Солдаты окружат мельницу и, когда пир будет в самом разгаре, всех разбойников захватят.

Утром жених прикатил шестерней, веселый, все смеется да шутит. Сейчас же начался сговор. Договорились обо всем, кончилась помолвка, начался пир. Блюдо за блюдом на стол ставят, на мельницах никогда насчет этого лицом в грязь не ударят. Вот за столом Марьянка-то и говорит:

— Любезный мой жених, что вам ночью приснилось?

— Долго рассказывать, длинный сон. Снилось, как праздновалась наша свадьба.

— А вот мне какой сон приснился!

— Какой же?

Марьянка и рассказывает:

— Будто зашли мы с нашей Бетушкой в густой дремучий лес, набрели там на какую-то корчму и остались там ночевать. Вдруг вваливается туда целая ватага мужчин и привозят с собою молодую барыню. Барыня эта была в положении, а одета богато, вся в золоте, кольца на ней. Вот собираются они ее убить, а она просит пощадить ее хотя бы ради ребеночка. Но они не пожалели ее, отрубили ей голову. Потом привели возчика, сразу его на плаху, как рубанут, головушка его так и покатилась.

Тут жених заерзал на стуле и говорит:

— Хм, сон как сон, выпустите меня вон!

А Марьянка схватила его за рукав:

— Нет, нет, погодите, я еще не весь сон рассказала. А если не верите, так вот — палец с кольцом, который у барыни отрубили, он упал ко мне на колени, а я его спрятала.

Как сказала она это, жених вырвался и прямо — в окно. А дружки-то его, как он им свистнул, тоже все в окна повыскакивали. Но тут их на дворе всех схватили и арестовали. Потом начальство велело запрячь подводу, поехали на тот постоялый двор и нашли там большой ларь с деньгами. Почти что доверху был насыпан, но еще немного места оставалось, вот разбойники и точили зубы на мельника, собирались доверху ларь-то наполнить. Взвалили его на подводу, а лошадь еле-еле телегу с места сдвинула. Зашли в конюшню, там еще четыре коня стояло, всех запрягли и поехали, а постоялый двор сожгли. Так с тех пор там никто больше не живет. Вот и вся история.

Как Гонза стал королем

Жил-был бедный пастух, пас деревенское стадо. Был у него сын по имени Ян, но все называли его не иначе как Гонза-дурачок. Он помогал отцу пасти скотину, а когда подрос, отец его тоже пастухом пристроил. Куда, мол, еще его устраивать? Сын всегда за отцом идет.

Вот однажды увидел Гонза, как несется по большой дороге карета. Он все бросил, помчался за каретой, прицепился сзади и поехал, а скотину оставил. Скот зашел в поле, потоптал все и пришлось отцу уплатить мужикам за потраву. Ко всему еще и Гонза пропал: неизвестно, куда девался.

А Гонза едет на запятках в королевский замок. В замке том пан король издал такой указ: кто угадает, какая у королевской дочери примета, тому достанется и она и вместе с нею все королевство. Юношей благородных туда ездило множество — прямо процессия. Наш Гонза как прицепился сзади, так и мчится с каретою к замку. По его спине то и дело бич пляшет, а он хоть бы что — все висит сзади.

— И-и! — говорит. — А я знаю, куда вы едете! Во дворец! Хотите угадать, что за примета у королевны. И не угадаете, ей-ей. А я угадал бы. Я-то знаю.

— Так ты, Гонза, верно знаешь?

— А как же! Знаю!

— Расскажи нам.

— Эге! Дурак я, что ли, рассказывать? Когда мне надо будет, я и сам скажу за себя.

— Ого, тебя туда и не пустят. Да вот что: хочешь, возьму тебя с собой, а как придет мой черед угадывать, ты мне и подскажешь.

— Ладно.

Так Гарибальда и взял его с собой. Когда кончился пир, сели угадывать. Сам король выступил вперед и объявил:

— Кто из вас знает, какова у королевны примета, пусть скажет: получит ее, а с нею и все королевство!

И то говорили и се, но никто ничего не угадал. А Гонза под столом сидел. Это Гарибальда, который его с собою прихватил, пихнул его туда, чтоб никто не видел. Гонза-то весь был в лохмотьях, в заплатах, как оборванец какой. Вот уже очередь Гарибальды близко, он — к Гонзе, а тот — ему:

— Не буду я вам ничего подсказывать. Сам скажу!

Вот дошел черед рыцаря, он и говорит:

— У нее золотые косы!

— А вот и нет! — отозвался из-под стола Гонза. — Вовсе не косы, у нее три золотых волоска подмышкой!

Она сиживала на холме, а он снизу и приметил это, когда она руки подымала.

Ничего не поделаешь. Король тотчас спрашивает:

— Кто это? Он угадал, а вы — нет!

А королевна как увидела, какой Гонза грязный, чего только не вытворяла! Просит короля отменить решение.

— Ничего не поможет! Угадал, твоим будет.

Рыцарь хотел было надуть Гонзу; ты, мол, братец, за меня сказал. Но не на такого напал.

— Вот еще! Я тоже сумею быть королем! — говорит Гонза.

Опять пошло угощенье: пироги за пирогами, печенья всякие, а Гонза сроду ничего такого не едал, набил себе полный рот и карманы доверху напихал.

А королевна все просит отца отменить решение.

— Ладно, — говорит ей король, — мы вот как сделаем: ты ложись спать с ними, утром посмотрим — к кому повернешься, тот и будет твоим мужем.

Вот легли они спать. У Гонзы карманы были полны пирогов, и так они пахли, что королевна в темноте повернулась к нему, обняла его за шею, да так и уснула.

Утром — проверка. Король входит и видит: вцепилась она в Гонзу, как вошь.

— Вот видишь, дочка: как ни верти, а он должен быть твоим!

Королевна еще пуще горюет:

— Ах, папочка, что бы такое придумать, чтоб не брать мне его.

— Слушай меня: велим ему пасти зайцев; не убережет их — пойдет отсюда несолоно хлебавши.

Наловили зайцев, ровно три сотни. Так и кишат под ногами. А Гонзе приказали пасти́ их. Он и оглянуться не успел, все зайцы — кто куда, остался он один. Заплакал Гонза, запричитал, как старая баба. Тут подходит к нему какой-то старичок и спрашивает:

— Ты чего это ревешь, как бык?

— А что же мне делать? — отвечает Гонза. — Велели мне пасти триста зайцев, а они разбежались, хоть бы один остался! Остался я с носом!

— Ну, не печалься, — говорит дедушка, — выручу тебя.

И дал ему дудочку.

— Как заиграешь на ней, все зайцы до единого к тебе сбегутся.

Гонза обрадовался.

К вечеру засвистал он в свою дудочку, и зайцы примчались к нему как бешеные. Все триста обратно прибежали, и Гонза чин чином погнал их домой. А королевна уже сидит у окна, ждет. Как увидела жениха, заплакала:

— Папочка, пойди сюда, погляди: Гонза всех зайцев домой гонит.

— Не плачь, дочка, — говорит король, — завтра, как погонит он зайцев, мы возьмем да и купим у него одного, он и останется на бобах.

Вот Гонза опять выгнал зайцев на луг, а горничная переоделась, чтоб не узнал, приходит к нему и говорит:

— Послушайте, молодой человек, у вас так много зайцев — не продадите ли одного мне? Заплачу, сколько запросите.

— А я не хочу! Продам — не достанется мне королевна.

Та не уходит, пристает к нему, уговаривает. Наш Гонза и говорит ей:

— Ну, ладно. Денег мне не надо, а если хотите зайца получить, разденьтесь голенькая и пляшите под мою дудочку вон в том терновнике. Тогда задаром отдам.

Ну, делать нечего, без зайца горничная никак не хочет уходить, мигом разделась — и в терновник. Гонза заиграл да все шибче и шибче, а она знай пляшет, до того доплясалась, все тело ободрала. Кричит Гонзе:

— Довольно, перестань!

Он видит, что эта дура уже вся в шипах, перестал играть.

— А зайчика, — говорит, — все равно не дам!

Пришла она домой с пустыми руками и даже рассказывать ничего не стала.

— Ну, как? Где заяц? Продал он тебе? — спрашивает королевна.

— Нет. Попробуйте сами сходите — может, вам продаст.

Королевна тут же собралась, переоделась, прибежала туда, начинает приставать к Гонзе:

— Гонзичек, продай мне одного зайчика, он мне до зарезу нужен, хочется мне жаркого. Дам тебе за него любую цену.

— Нет, вы это бросьте! Ишь какие! Отдам я вам зайца — не быть мне королем. Нашли дурака. Не дам я ничего, подите вы к черту.

Долго она его упрашивала. Наконец, Гонза и говорит:

— Ладно, я вам его даром отдам, но прежде попляшите нагишом вон в том терновнике.

Что же ей оставалось делать? Заяц был ей до зарезу нужен, значит отказываться не приходится. Мигом разделась она догола, залезла в терновник, а Гонза заиграл чардаш. Тут уж он играл вдвое шибче против прежнего, такого задал ей жару, что все кусты кровью обрызгало. Замучил ее вконец. Ну, думает, хватит с нее.

— Нате вам зайчика.

Приходит королевна домой, показывает зайца горничной и говорит:

— Какого я стыда натерпелась! Лучше и не спрашивайте!

Зайца сейчас же ободрали, изжарили, вынули из духовки и поставили вместе с противнем на плиту.

Королевна радуется:

— Наконец-то я избавилась от этого оборванца! Царапины заживут, главное дело — не придется мне Гонзу себе в мужья брать!

Вот пришло время Гонзе гнать свое стадо домой. Засвистал он в дудочку, все зайцы как по команде сбежались, и тот, жареный, спрыгнул с плиты и прибежал. Опять все налицо, сколько и прежде было. (Это все ему тот дедушка помог.)

Король видит, что Гонза всех зайцев пригнал, и говорит:

— Вот видишь, дочка, ничего не выходит, придется тебе за Гонзой быть. Ну, не плачь, может, оно и не так страшно. Приведем его в порядок, будет из него молодец хоть куда. Как из модного журнала.

Тотчас раздели Гонзу, вымыли, переодели во все чистое. Пришел королевский цирюльник, который только короля бреет. А Гонза все в зеркало глядится:

— Теперь-то, небось, понравлюсь тебе? — говорит королевне.

А той и отвечать-то ему тошно.

Когда нарядили Гонзу как следует, королевна говорит отцу:

— Папочка, мне хотелось бы навестить его родителей.

А сама-то думает: «Завезу его куда-нибудь и брошу в лесу». Отец проводил его, как короля, дал охрану, чтобы не страшно было. Отправились. Едут в лес, нарочно в самую глухомань завезла его королевна. Тут на них и напали разбойники, большая шайка, тучей налетели. Пришлось им удирать оттуда сломя голову. Королевна рада была, что цела и невредима вырвалась. Подъехали они с Гонзой к общинному домику, где жил старый пастух. Вот пастухова жена увидала карету — прямо к ним едет, под окнами остановилась. Иисус Мария! Сама не своя кричит:

— Муж, муж, беги, гляди, что делается, начальство к нам едет, видать, из полиции! Верно, наш малый где-нибудь влип, сдерут с нас штраф, не иначе!

Пастух все бросил, побежал в подклеть, жена за ним — спрятались, а Гонза — туда.

— Тятя, мама, чего вы дурака-то валяете, это ведь — я!

А они все трясутся, как студень на ноже. Ну, теперь уж деваться некуда, подошла к ним королевна объясняет:

— Вы, — говорит, — ничего не бойтесь, ваш Гонза стал королем. Все бросайте, поедете с нами во дворец.

Велела сейчас же нарядить их в роскошные одежды.

Они стоят, рты разинули, глаза вытаращили.

Королевна немедля сажает их в карету, привозит во дворец.

— Буду, — говорит, — заботиться о вас, как о своих любезных родителях, а о нем — как о любимом муже.

Поселились они во дворце у Гонзы и до самой смерти блаженствовали. А Гонза этот, небось, жив и поныне.