Честель

– Ну почему вы никак не хотите оставить графа Дракулу покоиться с миром? – с ухмылкой на широком лице вопрошал Ли Коббет. Их было пятеро, они собрались в гостиной номера судьи Кейта Хилари Персиванта на Централ-Парк-Вест. Сам судья восседал в кресле с бокалом вина в крупной старческой руке. Сегодня он отмечал свой восемьдесят седьмой день рождения, но его голубые глаза оставались все такими же ясными и пронзительными, на массивном лице играл румянец, лишь по-прежнему густые шевелюра и усы из некогда рыжевато-коричневых сделались снежно-белыми. В своем сшитом на заказ костюме Персивант все еще выглядел мощным и широкоплечим.

Коренастый Ли Коббет был одет в пиджак и брюки, почти такие же коричневые, как и его лицо, рядом с ним сидела Лорел Парчер, миниатюрная юная девушка с рыжевато-каштановыми волосами. Помимо них в комнате присутствовали щеголеватый Фил Драмм, продюсер летнего театра, и Изабель Аррингтон из телеграфной службы новостей. Одетая в дорогой костюм блондинка Изабель курила темную сигарету с белым мундштуком, а ее перо не останавливалось ни на минуту.

– Дракула жив, так же как и Шерлок Холмс, – не сдавался Драмм. – Все эти вновь появляющиеся пьесы, фильмы…

– Вашему мюзиклу в любом случае придется воскрешать умершего, – прокомментировал Коббет, отпивая из своего стакана. – И каков коронный номер, Фил? «Час чеснока»? «Кровь, кровь, аллилуйя»?

– Ли, где твое христианское милосердие? – вступился за Драмма Персивант. – Как-никак, мисс Аррингтон пришла сюда, чтобы взять у меня интервью. Налейте даме вина и дайте мне, наконец, ответить на ее вопросы.

– Замечания мистера Коббета тоже весьма интересны, – произнесла Изабель своим тягучим грудным голосом. – Он известный специалист в области сверхъестественного.

– Возможно, – признал Коббет. – И у мисс Парчер тоже есть определенный опыт. Но настоящий специалист здесь судья Персивант, он автор «Вампирикона».

– Я читала издание в мягкой обложке, – сказала Аррингтон. – Фил, там упоминаются различные коннектикутские легенды, касающиеся вампиров. Вы ставите в этой местности свое шоу. Еще раз – как называется тот город?

– Деслоу, – ответил продюсер. – Сейчас мы как раз превращаем в театр один прекрасный каменный амбар. Я пригласил Ли и мисс Парчер посмотреть.

Журналистка взглянула на Драмма:

– Деслоу – это курорт?

– Пока нет, но, возможно, шоу привлечет туда туристов. В Деслоу, во всяком случае до нынешнего дня, в почете всегда были мир и спокойствие. Стоит вам только чихнуть – все тут же решат, что происходит ограбление банка.

– Деслоу расположен неподалеку от Джеветт-Сити, – резюмировал Персивант. – Около полутора веков назад там обитали вампиры. Точнее говоря, семейство Рэй. А к востоку, в Род-Айленде, последние несколько лет можно встретить весьма яркие образцы фольклора, связанные с этой темой.

– Оставим Род-Айленд подражателям Говарда Лавкрафта, – предложил Коббет. – Как называется ваше шоу, Фил?

– «Земля за лесом», – отозвался Драмм. – Сейчас мы отбираем актеров. В эпизодических ролях заняты местные. Но на роль графини Дракулы у нас есть Гонда Честель.

– А я и не знала, что у Дракулы была графиня, – удивилась Лорел Парчер.

– Я помню театральную звезду по имени Честель, она блистала давным-давно, во времена моей молодости, – откликнулся Персивант. – Только одно это имя – Честель.

– Гонда – ее дочь, она переехала в Деслоу где-то около года назад, – сообщил Драмм. – Там похоронена ее мать. Гонда вложила некоторые средства в наше представление.

– Именно поэтому она получила роль? – поинтересовалась Изабель.

– Она получила роль за талант и красоту, – довольно сердито ответил продюсер. – Старики говорят: она точная копия своей матери. А вот и доказательства.

Он протянул Аррингтон два глянцевых снимка.

– Очень мило, – промурлыкала журналистка и передала их мисс Парчер.

Коббет наклонился посмотреть.

Первая фотография явно была копией, сделанной с более старого фото. На ней можно было разглядеть исполненную внутреннего величия женщину в изящно отделанном туалете, с диадемой поверх волны густых черных волос. На другом снимке красовалась еще одна дама – в современном вечернем платье и с локонами, уложенными в модную прическу. Поразительное сходство бросалось в глаза.

– Ах, она очаровательна, – сказала Лорел. – Правда, Ли?

– Действительно, – согласился Драмм.

– Великолепно, – подтвердил Коббет, протягивая фотографии Персиванту, который уставился на них с мрачным видом.

– Честель оказалась в Ричмонде сразу после Первой мировой, – медленно проговорил судья. – Великолепная леди Макбет. Я был в нее влюблен. Да все были в нее влюблены.

– Вы сказали ей о своих чувствах? – спросила Лорел.

– Да. Мы дважды ужинали вместе. Потом она отправилась на гастроли, а я уехал в Англию, учиться в Оксфорд, и больше мы не встречались. Наверное, именно из-за этой женщины я так никогда и не женился. На минуту воцарилось молчание.

– «Земля за лесом», – повторила Лорел. – По-моему, была книга с таким названием?

– Действительно, дитя мое, была, – кивнул судья. – Автор – Эмили де Лазовска Джерард. Там рассказывается о Трансильвании – родине Дракулы.

– Именно поэтому мы использовали это название – «Земля за лесом», ведь так переводится слово «Трансильвания», – вставил Драмм. – В этом нет ничего страшного, книга не охраняется авторским правом. Хотя я удивлен, что кто-то о ней слышал.

– Я сохраню ваш маленький секрет, Фил, – пообещала Аррингтон. – А что это у вас в окне, судья?

Персивант повернулся, чтобы посмотреть:

– Что бы то ни было, это не Питер Пэн.

Коббет вскочил и подбежал к наполовину занавешенному окну. В воздухе июньской ночи парил силуэт – голова и плечи. Ли едва успел разглядеть черты лица, полный рот, яркие глаза, как все тут же исчезло. Он поднял оконную раму и выглянул наружу. Лорел поспешила к нему.

Ничего. Четырнадцатью этажами ниже шумела улица. В отдалении проплывали огоньки машин. Под окном – лишь стена, ряды тусклого кирпича и оконные ниши: справа и слева, снизу и сверху. Коббет, держась руками за подоконник, осмотрел кладку.

– Осторожнее, Ли, – умоляющим голосом попросила Лорел.

Коббет вернулся к остальным, столпившимся у окна.

– Никого там нет, – сказал он ровным голосом. – Да никого и не могло быть. Просто стена – зацепиться не за что. Даже на этом подоконнике устоять – и то трудно.

– Но я что-то видела, и судья Персивант тоже, – проговорила Аррингтон, дрожащими пальцами сжимая сигарету.

– Я тоже видел, – подтвердил Ли. – А ты, Лорел?

– Только лицо.

Изабель снова взяла себя в руки:

– Если это ваша шутка, Фил, то у вас хорошо получилось. Только не надейтесь, что я включу это в свою статью.

Драмм нервно покачал головой:

– Никаких шуток, клянусь.

– Ну не надо так со старыми друзьями, – усмехнувшись, проговорила журналистка. – Сначала фотографии, затем это, непонятно что, в окне. Я, конечно, использую снимки, но ничего не буду писать о странном призраке, явившемся на этот день рождения.

– Как насчет того, чтобы выпить? – предложил Персивант.

Он наполнил стаканы. Аррингтон задала еще несколько вопросов, записала ответы, а затем сказала, что ей пора. Фил поднялся, чтобы проводить ее.

– Так вы будете завтра в Деслоу, Ли? – поинтересовался он.

– Да, я и Лорел. Вы говорили, что там есть где остановиться.

– «Клен» – хороший мотель, – ответил продюсер. – Я уже забронировал для вас номера.

– Кстати, – неожиданно вмешался Персивант, – я бы тоже съездил, если для меня найдется местечко.

– Я посмотрю, что можно сделать, судья, – отозвался Драмм, и они вместе с Изабель ушли.

Коббет обратился к Персиванту:

– Не слишком ли это спонтанно? Вот так вдруг решиться поехать с нами?

– Я подумал о Честель, – мягко улыбнулся судья, – о паломничестве на ее могилу.

– Мы выезжаем где-то в девять часов завтра утром.

– Я буду готов к этому времени, Ли.

Коббет и Лорел попрощались и тоже ушли. Они спустились в свои комнаты, расположенные этажом ниже.

– Ты думаешь, Фил Драмм действительно подстроил для нас эту иллюзию? – спросил Коббет.

– Если да, то он использовал лицо той актрисы, Честель.

Ли проницательно посмотрел на девушку:

– Ты все видела.

– Мне показалось, что да; да и ты тоже.

На пороге ее номера они поцеловались на прощание и пожелали друг другу спокойной ночи.

На следующее утро, когда Коббет постучал, Персивант был уже готов. У судьи были с собой только один чемодан и толстая, покрытая коричневыми пятнами тросточка из ротанга, с полоской серебра чуть ниже резного набалдашника.

– Беру с собой лишь самые необходимые вещи; носки и прочее я смогу купить в Деслоу, если мы задержимся больше чем на пару дней, – пояснил он. – Нет, не надо мне помогать, я вполне могу нести его сам.

Когда они добрались до гостиничного гаража, Лорел как раз укладывала вещи в багажник черного седана Коббета. Персивант отказался садиться на переднее сиденье, придержал дверь для мисс Парчер, а затем устроился сзади. Они выехали прямо в солнечное июньское утро.

Коббет вел машину на восток по шоссе № 95: миля за милей вдоль побережья Коннектикута, мимо заправочных станций, рынков, закусочных. Справа то и дело мелькал пролив Лонг-Айленд. Возле шлагбаумов Ли расплачивался четвертаками за проезд, и они ехали дальше.

– Нью-Рошель и Порт-Честер, – почти пропела Лорел, – Норуолк, Риджпорт, Стартфорд…

– Там в тысяча восемьсот пятьдесят первом году в доме министра появился дьявол, – вставил Персивант.

– Не названия, а сплошная поэзия, – откликнулась девушка.

– Такая же поэзия, как если бы ты читала вслух расписание поездов, – сказал Коббет. – Мы пропустили парочку действительно хороших имен: Мистик и Загривок Великана, а ведь они не очень далеко отстоят от нашего маршрута. И Грисволд – Серый Лес – там, согласно книге судьи, родился Хорес Рэй.

– На карте Коннектикута больше нет Грисволда, – отозвался Персивант.

– Исчез? – поинтересовалась Лорел. – Может быть, он теперь появляется только в определенное время дня, например как раз перед закатом.

Она засмеялась, но судья оставался серьезным.

– Сейчас мы проедем мимо Нью-Хейвена, – сказал он. – Я учился здесь в Йельском университете семьдесят лет назад.

Они пересекли реку Коннектикут между Олд-Сайбруком и Олд-Лаймом, после Нью-Лондона повернули на север по государственному шоссе № 82 и неподалеку от Джеветт-Сити съехали на двухполосную дорогу, которая и привела их в Деслоу вскоре после полудня.

Среди вязов и цветочных клумб были разбросаны милые маленькие домики, обшитые вагонкой. На центральной улице красовались яркие магазины, а еще дальше возвышалась прочная старая церковь с колокольней. Коббет подъехал к дорожному знаку «Мотель „Клен"». Их взгляду предстала колоннада с бетонным полом и ряды коттеджей: белые фасады, выкрашенные синей краской двери и оконные рамы. Фил Драмм, стоя за конторкой в главном здании, беседовал с пышнотелой хозяйкой.

– Добро пожаловать, – поприветствовал он их. – Судья, я как раз спрашивал миссис Симпсон о номере для вас.

– В дальнем домике, сэр, – ответила леди. – Хорошо было бы поселить вас рядом с вашими друзьями, но сюда понаехало столько всякого театрального народа.

– Я уже давным-давно научился радоваться любому пристанищу, – уверил ее судья.

Они проводили Лорел до дверей номера, занесли внутрь ее чемоданы и направились к самому дальнему коттеджу, отведенному для Персиванта. Затем Коббет вернулся к своим апартаментам (они с Лорел были соседями). Войдя в комнату, Ли достал из портфеля бутылку бурбона; Фил поспешил за льдом, и чуть позже к ним присоединился судья.

– Очень мило с вашей стороны так нас опекать, – сказал Коббет, глядя на Драмма поверх края стакана.

– О, я буду за это вознагражден, – уверил его тот. – Вы и мистер Персивант – выдающиеся эксперты в области фольклора, о вашем присутствии здесь напишут во всех газетах.

– Как бы то ни было, – продолжал Коббет, – предлагаю пообедать где-нибудь, как только Лорел приведет себя в порядок.

Пока они вчетвером поедали рыбу и яблочный пирог в маленьком ресторанчике, Драмм рассказывал о «Земле за лесом». На роль Дракулы он пригласил не очень знаменитого Каспера Меррика.

– У него прекрасный баритон, – объяснил продюсер, – сегодня днем он будет на репетиции.

– А Гонда Честель? – поинтересовался судья, намазывая булочку маслом.

– Она будет там вечером, – сообщил Фил счастливым голосом. – Днем репетируют массовка и хор. Я не только продюсер, но и режиссер.

Они закончили обед, и Драмм поднялся:

– Если вы не очень устали, пойдемте посмотрим наш театр.

До переоборудованного амбара было недалеко. Их взору предстало массивное здание с новенькой черепичной крышей и старинными стенами, сложенными из тяжелых серо-коричневых камней Новой Англии. Коббет предположил, что строение воздвигли в колониальные времена. Напротив в узкой боковой улочке возвышалась белая церковь с огороженным забором кладбищем.

– Довольно своеобразно. Это старый погост, – пояснил Драмм. – Теперь тут уже никого не закапывают, хоронят в основном на дальней стороне, но могила Честель именно здесь. Весьма живописная, надо заметить.

– Мне бы хотелось на нее взглянуть, – отозвался Персивант, опираясь на свою отделанную серебром трость.

Внутри амбара тянулись ряды складных стульев, их хватило бы на несколько сотен зрителей. В дальнем конце сцены в свете прожекторов сновали туда-сюда рабочие. Драмм поднялся на подмостки вместе со своими гостями.

Высоко под потолком изгибались леса, занавес темнел, словно широкое лезвие гильотины. Фил продемонстрировал друзьям холщовый задник, на котором были нарисованы мрачные крепостные стены. Персивант кивал и задавал вопросы.

– Здесь я не специалист и точно не знаю, на что похожа Трансильвания, – сказал он наконец, – но все это смотрится вполне достоверно.

Кто-то вышел к ним из-за кулис.

– Привет, Каспер, – поприветствовал подошедшего Драмм. – Позволь тебе представить: судья Персивант и Ли Коббет. И конечно, мисс Лорел Парчер.

Все раскланялись.

– Это мистер Каспер Меррик, наш граф Дракула.

Меррик был элегантным высоким мужчиной, привлекательным, с тщательно уложенными черными волосами. Стремительно склонившись над рукой Лорел, он распрямился и улыбнулся всем остальным.

– Я, само собой разумеется, знаю работы судьи Персиванта, – сказал он низким грудным голосом. – Я читаю все книги о вампирах, которые могу достать, ведь мне придется стать одним из них.

– Приготовились, сцена с иллюзией! – провозгласил помощник режиссера.

Коббет, Персивант и Лорел спустились по ступенькам и заняли места в зрительном зале. Вперед выступили восемь молодых людей и восемь девушек. Все они были одеты в летнюю одежду, явно позаимствованную из какого-нибудь местного самодеятельного театра. Кто-то взял аккорд на фортепиано, Драмм с важным видом махнул рукой, вступил хор. Меррит исполнил свою партию, спустившись с подмостков (хор присоединялся на припеве). Затем Фил заставил их повторить все сначала.

После этого последовала сцена с двумя комиками, которые с важным видом путали слова «вампир» и «ампир». Коббет нашел все это весьма утомительным. Извинившись перед своими спутниками, он вышел из театра и, перейдя улицу, очутился на старинном, заросшем деревьями погосте.

На могильных камнях можно было прочитать весьма любопытные эпитафии: не только обычное «О странник, здесь остановись / И я когда-то был как ты» и «Земной бутон, цвети в раю», но и несколько более оригинальных. Одна из надписей оплакивала некоего моряка, который бесследно сгинул в пучине и, следовательно, едва ли мог здесь лежать. На другом камне под изображением лица на фоне крыльев летучей мыши красовалось: «Смерть оплачивает все долги» и дата – 1907. Коббет решил, что все это имеет непосредственное отношение к тогдашней финансовой панике.

Ближе к центру кладбища под поникшей ивой темнело похожее на сарай строение из тяжелых гранитных глыб. Ли приблизился к двери: на тяжелой металлической решетке висел ржавый замок размером с банку сардин. На притолоке можно было различить высеченную в камне надпись: «Честель».

Значит, именно здесь была похоронена прекрасная актриса, о которой у Персиванта сохранились столь романтичные воспоминания. Коббет внимательно всмотрелся сквозь прутья решетки.

Внутри было темно и пыльно. В глубине, среди мрачных теней, на неровном, вымощенном плитами полу возвышалось некое подобие каменного саркофага, в котором, должно быть, и находилось тело. Ли развернулся и направился к выходу с кладбища.

В театре неистово гремело фортепиано, артисты репетировали что-то из последних сил (по всей видимости, это был народный танец).

– Ах, просто потрясающе, – сказала Лорел севшему подле нее Коббету. – А где ты был?

– На могиле Честель.

– Честель? – откликнулся Персивант. – Мне необходимо увидеть эту могилу.

Актеры из хора и массовки продолжали петь и танцевать. Посреди представления появился оживленный репортер из Хартфорда, желающий взять у Персиванта и Коббета интервью. В конце концов Драмм громовым голосом отпустил артистов со сцены и присоединился к своим гостям.

– Ведущие исполнители репетируют в восемь вечера, – объявил он. – Будет и Гонда Честель, она обязательно захочет вас увидеть. Могу я рассчитывать на ваше присутствие?

– Можете. По крайней мере, на мое, – подтвердил Персивант. – А сейчас мне и, я думаю, Лорел необходимо немного отдохнуть перед ужином.

– Да, я бы прилегла ненадолго, – призналась девушка.

– Почему бы нам не встретиться вечером и не поужинать в том ресторанчике, где мы сегодня завтракали? – предложил Коббет. – Вы тоже приходите, Фил.

– Спасибо, но у меня встреча с финансистами из Нью-Лондона.

Когда они выходили из театра, было полшестого.

Коббет отправился в свои апартаменты, растянулся на кровати и задумался.

Он оказался в Деслоу вовсе не из-за музыкальной интерпретации легенды о Дракуле. Ли очутился здесь потому, что знал: этот край был и, возможно, до сих пор остается краем вампиров. Лорел поехала вслед за ним, а судья Персивант подчинился неожиданному порыву, за которым могло скрываться нечто большее, чем просто желание посетить могилу Честель.

Коббет вспомнил истории о вампирах из Джеветт-Сити, пересказанные в книге Персиванта, в которой тот цитировал газету «Норвичский курьер» 1854 года. Хорес Рэй, родом из ныне исчезнувшего Грисволда, умер от «изнурительной болезни». Вскоре за ним последовал его старший сын, затем средний. Когда заболел третий отпрыск, друзья и родственники выкопали Хореса и двух мертвых братьев из могил и сожгли тела. Выживший молодой человек быстро пошел на поправку. Нечто подобное произошло ранее в Эксетере, неподалеку от городка Провиденс в Род-Айленде. Прекрасно, но зачем же тогда ставить мюзикл о Дракуле здесь, в Деслоу, в непосредственной близости от тех мест?

С Драммом Коббет первый раз повстречался годом раньше, на юге. Блестящий и непоседливый продюсер, обожающий истории о дьяволе и блуждающих по ночам мертвецах, Фил был достаточно искушен в сценической магии, чтобы устроить представление с призраком в окне отеля в Нью-Йорке. Если это и вправду было лишь представление и лицо не было настоящим. Могло ли невозможное произойти на самом деле? Коббет повидал на своем веку немало такого, что разумные люди считали невозможным, невероятным, и потому сейчас испытывал некоторые сомнения.

В дверь негромко постучали: на пороге стояла Лорел, облаченная в зеленые брюки и зеленую же куртку. Как всегда при виде Коббета, она улыбнулась. Вместе они отправились на поиски коттеджа Персиванта. Записка на двери его номера гласила: «Ищите меня в кафе».

Когда молодые люди вошли в ресторанчик, судья окликнул их от дверей кухни.

– Ужин готов, – поприветствовал он пришедших. – Я лично руководил процессом и хорошо заплатил за эту привилегию.

Официант принес нагруженный поднос и расставил на столе миски с салатом и тарелки с политыми красным соусом спагетти. Персивант собственноручно посыпал их сыром пармезан.

– Не солите и не перчите, – предупредил он. – Я сам добавлял приправы, и поверьте мне на слово, это как раз то, что надо.

Коббет разлил по бокалам красное вино. Лорел, попробовав спагетти, воскликнула:

– Восхитительно! Что вы туда положили?

– Ну, помимо молотой говядины, помидоров, лука и чеснока, – отозвался Персивант, – я добавил майоран, зеленый перец, перец чили, тимьян, лавровый лист, ореган, петрушку и еще несколько важных ингредиентов. И еще немного итальянской ветчины.

Коббет ел с большим аппетитом.

– Я не буду заказывать десерт, – объявил он, – хочу сохранить этот вкус на языке.

– Если вам так понравилось, на кухне осталась добавка, как раз вместо десерта, – уверил его судья. – Кстати говоря, у меня для вас два небольших подарка на память.

Он вручил молодым людям по маленькому серебристому свертку. Ли внимательно изучил свой: небольшой предмет, аккуратно завернутый в фольгу. Коббет решил, что это орешек.

– Я полагаю, у вас есть карманы? – поинтересовался Персивант. – Положите их туда. И не открывайте, а то желание, которое я загадал для вас, не сбудется.

Когда ужин закончился и они отправились в театр, в темнеющем небе уже всходила полная луна.

В зале сидело несколько посетителей, ярко светили софиты. Драмм стоял у фортепиано и беседовал с двумя тучными людьми в летних деловых костюмах. Когда Персивант с друзьями появились в проходе между кресел, Фил энергично помахал им рукой, а затем представил своим собеседникам – финансистам, с которыми он недавно отужинал.

– Мы весьма заинтересованы, – признался один из них. – Легенды о вампирах всегда увлекают, если не принимать во внимание тот факт, что мотивация здесь – простое насыщение.

– Не совсем, здесь нечто большее, – отозвался Персивант, – это скорее социальная мотивация.

– Социальная мотивация? – повторил один из бизнесменов.

– Вампир жаждет общества себе подобных, ведь его жертва становится вампиром, копией его самого. В противном случае любой кровопийца был бы всего лишь несчастным отчаявшимся одиночкой.

– В этом что-то есть, – признал впечатленный Драмм. Потом последовала беседа, касающаяся финансовой стороны постановки; Коббет не мог принимать в ней участие на равных. Неожиданно из-за кулис к ним вышла женщина, и оба бизнесмена изумленно уставились на нее.

Высокая, невероятно грациозная дама с черными с рыжинкой волосами, уложенными в прическу, она обладала потрясающей фигурой и внешностью. Красавица была одета в синее платье до пола с украшенным оборками воротником. Наряд подчеркивал стройную талию. На белых, красивой формы обнаженных руках сверкали драгоценными камнями браслеты. Драмм едва ли не кинулся ей навстречу, чтобы подвести к гостям.

– Гонда Честель, – объявил он почти благоговейно. – Гонда, вы обязательно должны познакомиться с этими людьми.

Двое финансистов представились, запинаясь от восхищения. Персивант поклонился, а Лорел улыбнулась. Мисс Честель протянула Коббету свою тонкую холодную руку.

– Вы так много знаете об этом, о том, что мы пытаемся здесь изобразить, – произнесла она своим бархатистым голосом.

Драмм наблюдал за ними с жалобным выражением лица.

– Многому меня научил судья Персивант, мисс Честель, – ответил Коббет. – Он, кстати говоря, знал вашу мать.

– Я помню ее, хоть и не очень ясно, – отозвалась Гонда. – Она умерла, когда я была совсем малышкой, тридцать лет назад. Я приехала сюда вслед за ней, и теперь здесь мой дом.

– Вы очень на нее похожи, – сказал Персивант.

– Я горжусь любым сходством с ней, – улыбнулась актриса.

«Перед ней невозможно устоять», – подумал Коббет.

– Мисс Парчер, – продолжала Гонда, поворачиваясь к Лорел, – вы такая миниатюрная. Вы должны участвовать в нашем шоу – не знаю, в какой роли, но вы просто обязаны. – И снова эта головокружительная улыбка. – Мне пора, Фил хочет, чтобы я поднялась на сцену.

– Эпизод со стуком в дверь, Гонда, – сообщил Драмм. Актриса грациозно взлетела по ступенькам. Зазвучало фортепиано, Гонда запела. Коббет понял, что это лучшая песня из всех, что он когда-либо слышал.

– «Ищут ли они прибежище в ночи?» – пела Честель глубоким голосом.

Каспер Меррит появился на сцене, чтобы присоединиться к ней на речитативе. Затем вступил хор, голоса певцов звучали пронзительно и резко.

Персивант и Лорел расположились в зале. Коббет покинул их и снова оказался на улице, залитой серебристо-голубым лунным сиянием.

Он направился к кладбищу. Деревья, которые днем манили приятной прохладой, теперь отбрасывали неясные тени. Когда Ли подходил к могиле в центре погоста, ветви над его головой, казалось, опускались ниже, склонялись, словно распростертые крылья.

Зарешеченная дверь, раньше запертая на огромный замок, была распахнута настежь. Коббет всмотрелся в царивший внутри мрак и спустя мгновение шагнул через порог на вымощенный плитами пол.

Ему пришлось идти на ощупь, касаясь одной рукой шершавой стены, пока наконец он не натолкнулся на огромный каменный саркофаг в глубине, тоже раскрытый: откинутая крышка прислонена к стене.

Внутри, конечно, было совершенно темно. Ли щелкнул зажигалкой. Язычок пламени осветил высеченный из цельного камня саркофаг длиной почти в десять футов. Точно подогнанные стенки из серого мрамора скрывали гроб: роскошное темное дерево, серебряная отделка и снова – открытая крышка.

Низко склонившись к испещренной пятнами шелковой обивке, Коббет уловил резкий душный запах, похожий на аромат сухих трав. Он погасил зажигалку и нахмурился в темноте, затем на ощупь пробрался обратно к двери, вышел наружу и направился назад к театру.

– Мистер Коббет, – послышался прекрасный голос Гонды.

Актриса стояла на краю кладбища, около поникшей ивы. Она была почти одного с ним роста, ее глаза сияли в лунном свете.

– Вы пришли, чтобы узнать правду о моей матери, – почти виновато сказала Честель.

– Я был обязан попытаться, – отозвался Ли. – С того самого момента, как увидел известное вам лицо в окне одного нью-йоркского отеля.

Красавица отодвинулась от него.

– Вы знаете, что она…

– Вампир, – закончил за нее Коббет. – Да, я знаю.

– Умоляю вас, помогите, будьте милосердны! – воскликнула Гонда, однако в ее голосе не было мольбы. – Я поняла это уже много лет назад. Именно поэтому и живу здесь, в маленьком Деслоу. Я хочу найти какой-нибудь способ подарить ей покой. Ночь за ночью размышляю, как это сделать.

– Я вас понимаю, – отозвался Коббет. Гонда глубоко вздохнула:

– Вы знаете об этом все. Мне кажется, в вас есть что-то такое, что может устрашить даже вампира.

– Если и так, я не знаю, что это, – правдиво ответил Коббет.

– Дайте мне клятву, поклянитесь, что не будете возвращаться к ее могиле, что не расскажете остальным о том, что знаем вы и я. Я… мне хочется надеяться, что вдвоем нам удастся что-нибудь для нее сделать.

– Если таково ваше желание, я ничего никому не скажу, – пообещал Ли.

Честель стиснула его руку.

– У нас был пятиминутный перерыв, наверное, уже пора возвращаться на репетицию, – сказала она неожиданно веселым голосом. – Пойдемте.

Они покинули кладбище.

Актеры собирались на сцене. Драмм с несчастным видом наблюдал за тем, как Гонда и Коббет вдвоем идут по проходу. Ли сел рядом с Лорел и Персивантом и досмотрел представление до конца.

Это была весьма своеобразная (если не сказать больше) версия романа Брэма Стокера. Осуществлению зловещих планов Дракулы очень мешало наличие графини, мертвой красавицы, которая прилагала все усилия, чтобы сделаться воплощением доброты. Артисты исполнили несколько песен в интересных минорных тонах, затем танец, в котором мужчины и женщины прыгали, как кенгуру. Наконец Драмм объявил об окончании репетиции, и усталые исполнители столпились за кулисами.

Мисс Честель задержалась, чтобы поговорить с Лорел.

– Дорогая, скажите мне, есть ли у вас какой-нибудь театральный опыт? – спросила она.

– Я участвовала в школьных постановках у себя на родине, на Юге, когда была маленькой.

– Фил, – сказала Гонда, – мисс Парчер… у нее такой прекрасный типаж, такая внешность. Для нее просто должна найтись роль в нашем шоу.

– Вы очень добры, но боюсь, это невозможно, – улыбаясь, ответила Лорел.

– Может быть, вы еще передумаете, мисс Парчер. Зайдете с друзьями ко мне на стаканчик вина перед сном?

– Спасибо, – включился в разговор Персивант, – но нам нужно сделать кое-какие записи, для этого необходимо присутствие всех троих.

– Тогда увидимся завтра вечером. Мистер Коббет, не забудьте про наше соглашение.

И она ушла за кулисы. Друзья направились к выходу. Драмм поспешил за Коббетом и схватил его за локоть.

– Я видел вас, – резко проговорил он, – видел, как вы вдвоем вошли в театр.

– А мы видели вас, Фил. И что с того?

– Вы ей нравитесь. – Это было почти обвинение. – Она перед вами чуть ли не заискивает.

Коббет ухмыльнулся и высвободил свою руку.

– В чем дело, Фил, вы в нее влюблены?

– Да, будь я проклят, влюблен. Я в нее влюблен. Она знает об этом, но ни разу еще не звала меня к себе. А вы… вы встречаетесь с ней первый раз и уже получили приглашение.

– Полегче, Фил, – сказал Ли. – Если это вас хоть как-то утешит, я люблю совсем другого человека, и ни на что другое у меня просто нет времени.

Он поспешил выйти из театра, чтобы нагнать своих компаньонов.

Дорогу заливал лунный свет. Пока они шли обратно в мотель, Персивант с почти беспечным видом размахивал своей тросточкой.

– О каких записях вы говорили, судья? – спросил его Коббет.

– Я все расскажу в своем номере. Как вам шоу?

– Возможно, мне понравится больше, когда они еще немного порепетируют, – ответила Лорел. – Пока я не очень понимаю замысел.

– Есть довольно слабые места, – добавил Ли.

Они устроились в коттедже судьи. Персивант налил всем выпить.

– А теперь перейдем к делу, – сказал он. – Мы столкнулись здесь с совершенно определенными явлениями. Явлениями, о которых я более или менее подозревал.

– Это какая-то тайна, судья? – спросила Лорел.

– Не совсем, ведь о многом я уже догадывался. Как далеко мы сейчас находимся от Джеветт-Сити?

– Двадцать или пятнадцать миль по прямой, – предположил Коббет. – Джеветт-Сити – это то место, где жила семья вампиров, Рэй? Там они умерли?

– Умерли дважды, можно и так сказать, – кивнул Персивант, поглаживая седые усы, – где-то около ста двадцати пяти лет назад. И здесь мы, возможно, встретимся с осколками их семейной истории. У меня есть определенные подозрения насчет Честель, той самой, которой я когда-то так восхищался. Насчет ее полного имени.

– Но у нее было только одно имя, ведь так? – спросила Лорел.

– Да, на сцене она пользовалась только одним именем. Так же как и Бернар, Дузе, а позднее Гарбо. Но у всех этих актрис были полные имена. Перед тем как мы сегодня отправились на ужин, я сделал два телефонных звонка: связался с моими знакомыми театральными историками и навел справки о полном имени Честель.

– Так у нее все-таки было полное имя, – откликнулся Коббет.

– Да, было. Ее полное имя – Честель Рэй. В комнате воцарилась глубокая тишина.

– Не похоже на простое совпадение, – продолжил судья. – Теперь о тех небольших подарках, которые я вручил вам сегодня.

– Вот мой, – откликнулся Коббет, доставая из кармана рубашки завернутый в фольгу «орешек».

– А свой, – сказала Лорел, прижав руку к груди, – я положила в маленький медальон на цепочке.

– Пусть он там и остается, – предупредил ее Персивант, – ни за что не снимайте цепочку. Ли, пусть твой подарок тоже всегда будет с тобой. Это дольки чеснока, вы знаете, зачем они нужны. И вы, наверное, уже догадались, почему я добавил так много чеснока в спагетти сегодня за ужином.

– Вы думаете, что где-то здесь прячется вампир, – предположила Лорел.

– Довольно необычный вампир. – Судья набрал в грудь побольше воздуха. – Честель. Честель Рэй.

– Я тоже так думаю, – ровным голосом проговорил Коббет.

Лорел кивнула. Ли посмотрел на наручные часы.

– Полвторого ночи, – объявил он. – Наверное, нам пора расходиться, если мы хотим хоть немного поспать.

Пожелав судье спокойной ночи, Лорел с Коббетом отправились в свои, расположенные по соседству коттеджи. Девушка вставила ключ в замочную скважину, но повернула его не сразу. Внимательно вглядываясь в залитую лунным светом улицу, она прошептала:

– Кто это там? Или лучше спросить – что это там? Ее спутник посмотрел в ту сторону.

– Ничего, ты просто немного взволнована. Спокойной ночи, дорогая.

Лорел вошла в номер и заперла дверь. Ли быстро пересек улицу.

– Мистер Коббет, – прозвучал в темноте голос Гонды.

– Интересно, что вам понадобилось здесь в столь поздний час, – сказал он, подходя ближе.

Актриса распустила свои темные волосы, которые теперь свободно струились по ее плечам. «Это самая прекрасная женщина из всех, что я когда-либо видел», – подумал Коббет.

– Я хотела еще раз вас проверить, – сказала она, – удостовериться, что вы не забудете про свое обещание и не пойдете на кладбище.

– Я всегда держу слово, мисс Честель.

Он почувствовал, как вокруг них сгустилась гнетущая тишина. Замерли даже листья на деревьях.

– Я надеялась, что вы не будете рисковать, – продолжила актриса. – Вы с друзьями только недавно в городе и можете вызвать у нее особый интерес. – Она подняла на Коббета взгляд своих вспыхнувших в темноте глаз. – И это совсем не комплимент.

Гонда повернулась, чтобы уйти. Ли шагнул вслед за ней.

– Но сами вы ее не боитесь.

– Бояться собственной матери?

– Она принадлежала к семейству Рэй, – ответил Коббет, – а все Рэй пили кровь своих родственников. Мне рассказал об этом судья Персивант.

И снова взгляд ее прекрасных темных глаз.

– Этого никогда не случится со мной и моей матерью. Они оба остановились. Своей тонкой сильной рукой Гонда схватила его за запястье.

– Вы мудры и отважны, – сказала она. – Мне кажется, что вы приехали сюда с добрыми намерениями, и совсем не ради нашего шоу.

– Я всегда стараюсь руководствоваться добрыми намерениями.

Над их головами сквозь ветви пробивался лунный свет.

– Вы зайдете ко мне? – пригласила актриса.

– Я прогуляюсь до кладбища, – отозвался Коббет. – Я обещал вам, что не буду туда заходить, но я могу постоять у ограды.

– Не заходите внутрь.

– Я же дал вам слово, мисс Честель.

Гонда направилась обратно к коттеджам, а Ли, минуя ряд молчаливых вязов, зашагал к погосту. Пятна лунного света испещряли могильные камни, между ними, словно черная вода, разлились глубокие тени. Казалось, из-за ограды за ним наблюдают.

Присмотревшись, Ли заметил какое-то движение среди могил. Он не мог ничего точно разглядеть, но там определенно что-то было. Коббет различил (или ему показалось?) очертания чьей-то головы, неясные, словно существо было завернуто в темную ткань. Затем еще один силуэт. И еще один. Они собирались в небольшую группу и как будто следили за ним.

– Вам лучше вернуться в ваш номер, – произнес голос Гонды где-то совсем рядом.

Оказывается, она последовала за ним, неслышная, словно тень.

– Мисс Честель, – сказал Коббет, – ответьте мне, если это возможно, на один вопрос. Что произошло с городом или деревней Грисволд?

– Грисволд? – отозвалась актриса. – А где это? Грисволд означает «Серый Лес».

– Ваш предок или родственник, Хорес Рэй, родился в Грисволде, а умер в Джеветт-Сити. Я уже говорил вам, что ваша мать была урожденная Рэй.

Ему казалось, что он тонет в этих сияющих глазах.

– Я не знала об этом, – сказала Гонда.

Ли посмотрел на кладбище, где двигались невидимые тени.

– И руки мертвых тянутся к живым, – промурлыкала Честель.

– Тянутся ко мне? – спросил он.

– Возможно, к нам обоим. Наверное, сейчас, кроме нас, в Деслоу не бодрствует ни одна живая душа. – Она снова посмотрела на Коббета. – Но вы можете себя защитить.

– Почему вы так думаете? – удивленно спросил он, вспомнив о дольке чеснока в кармане рубашки.

– Потому что эти существа на погосте лишь наблюдают, но не пытаются на вас наброситься. Вы их не привлекаете.

– Как, по всей видимости, и вы, – ответил Ли.

– Я надеюсь, вы не смеетесь надо мной, – едва слышно проговорила Гонда.

– Нет, клянусь своей душой.

– Своей душой… – повторила Честель. – Спокойной ночи, мистер Коббет.

И она ушла, высокая, гордая, грациозная. Ли наблюдал за ней до тех пор, пока женщина не скрылась из виду, а затем направился назад в мотель.

На пустой улице ничто не двигалось, только кое-где светились огоньки в закрытых на ночь магазинах. Коббету померещилось позади негромкое шуршание, но он так и не оглянулся.

Подойдя к своему номеру, Ли услышал, как закричала Лорел.

Судья Персивант, сняв куртку, сидел в спальне и изучал потертую коричневую книжку. «Скиннер» – было написано на корешке, «Мифы и легенды нашего края». Он уже столько раз перечитывал этот отрывок, что мог повторить его почти наизусть: «Чтобы победить чудовище, его необходимо схватить и сжечь, по крайней мере, сжечь его сердце. Выкапывать из могилы его нужно днем, пока оно спит и не ведает опасности».

«Есть и другие способы», – подумал Персивант.

Должно быть, было уже очень поздно, или, вернее сказать, очень рано, однако судья не собирался ложиться. Только не тогда, когда снаружи кто-то крадется, тихо ступая по бетонной галерее перед коттеджем. Ему показалось, или неизвестный замер, как раз перед его дверью? Большая, с набухшими венами рука Персиванта потянулась к воротнику, где под рубашкой висел мешочек с чесноком, его амулет. Будет ли этого достаточно? Судья любил чеснок – такая сочная вкусная приправа для салатов и соусов. Неожиданно Кейт увидел свое отражение в зеркале комода: старое широкое лицо, усы, белеющие, словно полоска снега на темной земле. Ясное четкое отражение, выражение лица не умиротворенное, но полное решимости. Персивант улыбнулся сам себе, обнажив неровные, но все еще свои собственные зубы.

Он поправил манжет и посмотрел на часы: около половины второго. В июне, несмотря на летнее изменение времени, рассвет наступает рано. Перед восходом солнца вампиры отправляются в свои гробницы, печальные убежища, где они, согласно Скиннеру, «спят и не ведают опасности».

Судья отложил книгу в сторону, налил себе бурбона, добавил несколько кубиков льда и немного воды, сделал глоток. Это был уже не первый стакан за сегодня, хотя обычно, по совету врача, он позволял себе лишь одну порцию виски с содовой в день. В эту минуту Персивант был благодарен за резкий вкус, чем-то напоминающий вкус грецкого ореха. Если не злоупотреблять, виски могло быть естественнейшей в мире вещью, самым добрым товарищем. Судья взял со стола папку с исписанными неразборчивым почерком листами – свои выписки из трудов Монтегю Саммерса.

Саммерс утверждал, что вампиры обычно происходят из одного источника: эта зараза распространяется от короля или королевы, чьи кровавые пиры доводят жертв до могилы, после чего те в свою очередь восстают из гроба. Если найти и уничтожить первопричину, остальные упокоятся с миром, превратятся в обычные мертвые тела. Брэм Стокер придерживался этой же теории, когда писал «Дракулу», а Брэм Стокер, без сомнения, знал, что делал. Персивант обратился к следующей странице, содержащей стихотворение из «Загадок и тайн разных народов» Джеймса Гранта. Это была баллада, написанная архаичным языком, повествующая о мрачных событиях, произошедших в «городе Пешта» – возможно, имелся в виду Будапешт?

И несколькими строками ниже:

Персивант много раз пытался узнать, кто автор стихов и когда же было написано это замысловатое произведение. Возможно, баллада вовсе не была старинной, может быть, она появилась только в 1880 году, незадолго до того, как Грант опубликовал свою книгу. В любом случае, судья чувствовал: он знает, что скрывается за этими строками, что за переживания отражены в них.

Он отложил листы в сторону и взял свою испещренную пятнами прогулочную трость. Сжав ее левой рукой, правой он ухватился за набалдашник, повернул его и потянул. Из полого стержня выскользнуло тусклое лезвие, тонкое, наточенное, обоюдоострое.

Персивант позволил себе улыбнуться. Одно из его самых ценных сокровищ – серебряное оружие, которое, согласно легенде, выковал тысячу лет назад святой Дунстан. Судья наклонился и прочитал по слогам выгравированную на клинке латинскую надпись: «Sic pereant omnes inimici tui, Domine». Это были заключительные строки неистовой победной песни Деворы из «Книги Судей»: «Так да погибнут все враги Твои, Господи!» Действительно ли клинок принадлежал святому Дунстану или нет… В любом случае, серебряное лезвие и молитва воина, запечатленная на нем, уже не раз в прошлом доказывали свою действенность в борьбе против зла.

Неожиданно снаружи раздался громкий, леденящий душу крик, исполненный смертельного ужаса.

В ту же секунду Персивант вскочил со стула. Он распахнул дверь, едва не высадив ее, и с клинком в руке выбежал наружу. Около коттеджа Лорел судья увидел Коббета и поспешил туда с невероятной скоростью, словно помолодев на пятьдесят лет.

– Лорел, открой! – кричал Коббет. – Это Ли! Когда Персивант добежал до коттеджа, дверь подалась внутрь, и они вместе ворвались в освещенную комнату.

На полу лежала Лорел, сжавшись в комочек и указывая дрожащей рукой на окно.

– Она пыталась войти внутрь, – запинающимся голосом произнесла девушка.

– В окне ничего нет, – попытался успокоить ее Коббет, но там совершенно точно кто-то был.

Бледное, словно восковое, лицо прильнуло к стеклу. Они увидели расширившиеся, вытаращенные глаза, открытый рот, шевелящиеся губы, сверкающие острые зубы.

Коббет подался вперед, но Персивант схватил его за плечо.

– Позвольте мне, – сказал он, направляясь к окну и подняв вверх острие своего клинка.

Когда серебряное оружие с легким стуком коснулось стекла, лицо исказила судорога. Рот раскрылся в беззвучном крике. Существо отпрянуло и скрылось из виду.

– Я уже видел это лицо раньше, – хрипло сказал Коббет.

– Да, – отозвался Персивант, – в окне отеля. И позже.

Он опустил лезвие. Снаружи послышался звук, стремительный и торопливый, похожий на топот ног – множества ног.

– Мы должны разбудить людей в главном здании, – сказал Ли.

– Сомневаюсь, что мы сможем разбудить хоть кого-нибудь в этом городке, – спокойным голосом ответил судья. – Я полагаю, кроме нас, не бодрствует ни одна живая душа, все спят глубоким, зачарованным сном.

– Но там снаружи… – Лорел показала на дверь, на которую, казалось, кто-то давил.

– Я же сказал: ни одна живая душа.

Он перевел взгляд с нее на Коббета и повторил:

– Живая.

Судья пересек комнату и кончиком клинка начертил на двери перпендикулярную линию. Затем аккуратно провел еще одну поперек, образовав таким образом крест. Давление снаружи неожиданно прекратилось.

– Вон оно, снова там, – выдохнула Лорел.

Персивант широкими шагами вернулся к окну, в котором застыло угрожающее лицо, обрамленное струящимися черными волосами, и провел по стеклу серебряным лезвием, сверху вниз, а затем слева направо. Лицо исчезло. Он повернулся и нарисовал такие же кресты на остальных окнах.

– Вот видите, – в тихом голосе судьи слышалось торжество, – это старое, очень старое волшебство.

Он с трудом уселся на стул и, устало посмотрев на Лорел, сумел улыбнуться:

– Возможно, если нам удастся пожалеть эти несчастные создания там за дверью, это немного облегчит наше положение.

– Пожалеть? – почти выкрикнула девушка.

– Да, – отозвался судья и процитировал:

– Я знаю эти стихи, – вмешался Коббет, – это Ричард Уилбер, несчастный проклятый поэт.

– Как в приступе… – повторила Лорел.

– Приступе, повторяющемся изо дня в день, – откликнулся Ли.

– Да, словно при малярийной лихорадке, – добавил Персивант.

Лорел и Коббет уселись на кровать.

– Я бы сказал, что здесь мы пока в безопасности, – провозгласил судья. – Не совсем на свободе, но, по крайней мере, в безопасности. На рассвете, когда они отправятся спать, мы сможем открыть дверь.

– Но как же так? Почему только мы в безопасности? – воскликнула девушка. – Почему мы бодрствуем, тогда как все остальные в городе спят и совершенно беспомощны?

– Очевидно потому, что у нас с собой чеснок, – терпеливо объяснил Персивант, – и потому, что мы съели достаточно чеснока на ужин. И еще потому, что здесь начертаны кресты, довольно условные, но тем не менее они защитят нас, если кто-нибудь попробует войти. Я не прошу вас сохранять спокойствие, прошу лишь быть решительными.

– Я решителен, – процедил Коббет сквозь стиснутые зубы, – я готов выйти и встретить их лицом к лицу.

– Выходите, – отозвался судья, – и даже при наличии чеснока вы продержитесь не дольше, чем пинта виски во время удачной игры в покер. Нет, Ли, расслабьтесь, если можете, и давайте побеседуем.

И они беседовали, пока снаружи бродили странные существа (их можно было скорее почувствовать, нежели услышать). Они беседовали о многих вещах, ни словом не упоминая о своем опасном положении. Коббет вспомнил о тех необычных случаях, с которыми сталкивался в городах, среди гор, на пустынных дорогах, о том, как он выходил из сложных ситуаций. Персивант рассказал о нью-йоркском вампире, которого он одолел, и о вервольфе, жившем неподалеку от одного южного поместья. Лорел, поддавшись уговорам Ли, спела несколько песен, старых песен Юга, ее собственной родины. У девушки был чудесный голос. Когда она закончила «Водим хоровод по кругу», в окне опять появились лица, они маячили, словно пятна сажи, поверх стекол с начертанными там крестами. Лорел увидела их и запела снова, старую веселую аппалачскую песню «Ночью услышала Мэри стук в дверь». Лица медленно отступили от окна. Медленно проходили часы, один за другим.

– Там на улице, видимо, целое полчище вампиров, – наконец не выдержал Коббет.

– И они усыпили жителей Деслоу, сделали из них беспомощных жертв, – согласился с ним Персивант. – Кстати говоря, это шоу, «Земля за лесом»… Может быть, все было затеяно как лишняя возможность для распространения этой чумы? Даже город, полный спящих людей, уже не может накормить возросшую компанию кровопийц.

– Если бы только добраться до источника всего этого, до носителя этой заразы… – начал Коббет.

– До их повелительницы, до королевы, – закончил за него судья. – Да. Она одна, блуждающая в ночи, способна поднять их из могил. Если удастся ее уничтожить, все эти создания наконец смогут умереть по-настоящему.

Он посмотрел в окно. Лунный свет приобрел оттенок серого сланца.

– Утро почти наступило, – заключил Персивант. – Самое время наведаться на ее могилу.

– Я дал слово не ходить туда, – сказал Коббет.

– А я не давал таких обещаний, – отозвался судья, поднимаясь. – Оставайтесь здесь вместе с Лорел.

Сжав в руке серебряный клинок, он шагнул за порог в темноту, где уже почти померк лунный свет.

Звезды над головой гасли одна за другой. Близился рассвет.

Персивант уловил быстрое движение напротив коттеджа, почти неслышный, едва различимый звук. Твердыми шагами он пересек улицу, но ничего не увидел и не услышал. Решительной походкой судья направился к кладбищу, держа оружие наготове. Темнота постепенно сменялась серым светом.

Персивант пробрался сквозь живую изгородь, ступил на траву и на минуту задержался возле одной из могил. Над ней свивался в небольшую воронку сгусток легкого тумана, напоминающий по форме водоворот воды, стекающей в кухонную раковину. Судья наблюдал, как туман впитывается в землю, исчезает. «Так, – сказал он сам себе, – видится душа, возвращающаяся в свой гроб».

Он отправился дальше по направлению к склепу в центре кладбища, шаг за шагом, усталый, но полный решимости. Ранний луч солнца, проскользнувший сквозь покрытые густой листвой ветви, осветил его путь. Этим утром Персивант найдет то, что должен найти. Он точно это знал.

Решетчатая дверь склепа была заперта на тяжелый висячий замок. Судья внимательно его рассмотрел, а затем вставил кончик клинка в заржавленную скважину, не спеша надавил, повернул и снова надавил. Скрипнула пружина, он медленно открыл дверь и, затаив дыхание, вошел внутрь.

Крышка большого каменного саркофага была закрыта. Персивант ухватился за край и потянул. Жалобно застонали петли, и тяжелая крышка подалась. Внутри стоял темный закрытый гроб. Судья открыл и его.

Она лежала там; лицо выражало умиротворение, глаза были полузакрыты – женщина словно прилегла вздремнуть.

– Честель, – обратился к ней Персивант, – не Гонда, нет. Честель.

Ее веки дрогнули. Ничего более, но он знал, что его слова были услышаны.

– Теперь ты наконец сможешь отдохнуть, покойся с миром, наконец-то с миром.

Судья поднес острие серебряного лезвия к ее левой груди и, взявшись своими большими руками за резной набалдашник, нажал изо всех сил.

Честель чуть слышно вскрикнула.

Когда он вытащил оружие, из раны хлынула кровь. Стало еще светлее. Капли темной жидкости исчезали с лезвия, словно испаряющаяся роса.

Гордое лицо Честель усыхало, сморщивалось, темнело. Быстрым движением Персивант захлопнул крышку гроба, закрыл саркофаг и торопливо вышел. Он снова запер дверь, защелкнул неподатливый старый замок и зашагал к воротам кладбища. Судья шел среди могил, над его головой щебетала птица, в отдалении послышался приглушенный шум мотора. Город просыпался.

В усиливающемся солнечном сиянии Персивант брел по улице. Теперь его походка была походкой старика, очень усталого старика.

В коттедже Лорел и Коббет готовили в пластиковых кружках растворимый кофе. Их вопрошающие взгляды обратились к судье.

– С ней покончено, – сказал он отрывисто.

– Но что вы скажете Гонде? – спросил Коббет.

– Честель и была Гондой.

– Но…

– Это была Гонда, – повторил Персивант, усаживаясь на стул. – Честель умерла. Эта чума подняла ее из могилы, она назвалась Гондой, и, разумеется, жители города ей поверили. – Он устало ссутулился, – Теперь, когда с ней покончено, когда она покоится с миром, остальные – те, чью кровь она пила, блуждающие по ночам, – успокоятся тоже.

Лорел отпила кофе, ее побледневшее лицо склонилось над кружкой.

– Почему вы считаете, что Честель и Гонда один человек? – спросила она. – Откуда вы знаете?

– Я догадывался об этом с самого начала. И совершенно уверился в этом сейчас.

– Уверились? – переспросила Лорел, – Но как вы можете быть в этом уверены?

Персивант улыбнулся ей едва заметной улыбкой.

– Дорогая моя, вы не думаете, что мужчина всегда узнает ту, которую любил?

Казалось, к нему вернулась его обычная нарочитая энергичность. Он поднялся, подошел к двери и взялся за ручку.

– А сейчас, прошу прошения, мне необходимо ненадолго вас покинуть.

– Вы не считаете, что нам лучше как можно скорей уехать отсюда? – спросил его Коббет. – До того, как люди заметят ее исчезновение и начнут задавать вопросы?

– Совсем наоборот, – ответил Персивант своим вновь окрепшим голосом. – Если мы уедем сейчас, они начнут задавать вопросы касательно нас, возможно, довольно неприятные вопросы. Нет, мы останемся. Мы с аппетитом позавтракаем или, по крайней мере, сделаем вид. И мы будем не меньше остальных удивлены исчезновением ведущей актрисы.

– Я буду стараться изо всех сил, – торжественно пообещала Лорел.

– Я знаю, дитя мое, – отозвался Персивант и вышел из коттеджа.