Четвёртое измерение: повторение пройденного

ПРОЛОГ

…На каком бы уровне технического развития не находилась ваша цивилизация, никогда не спорьте с Мирозданьем: совершенно бессмысленное занятие. Особенно, если оное Мирозданье лишь на пять процентов состоит из привычной вам материи и энергии, и на девяносто пять остальных — из пока еще непостижимой и доселе даже не обнаруженной темной материи и энергии.

Слушайте постепенно затихающий гул оставшегося после Большого Взрыва реликтового излучения, всматривайтесь в невидимую для вас, не отражающую ни свет, ни радиоволны Темную Вселенную, создавайте в лабораториях кварк-глюонную плазму, пытайтесь разгадать загадки неуловимых нейтрино, фотино, отонов и прочих аксионов, но только не спорьте.

Ибо обязательно настанет момент, когда все ваши высокие технологии, умопомрачительные достижения и смелые предположения окажутся ничем в сравнении с неудержимой, а зачастую — слепой мощью самой природы…

— Что вы конкретно предлагаете? — Президент раздраженно дернул щекой. — Только, давайте уже без демагогии, ладно? Вы и так много чего наговорили. Особенно, за последние сутки. И не забывайте, что это — тоже часть России. И территориально, и политически, и… вообще.

Министр обороны обменялся быстрым взглядом с директором одной из самых могущественных в стране силовых структур: последний имел все основания рассчитывать на определенную благосклонность первого лица. Однако ответный взгляд не сулил ничего хорошего — Президент ждал ответа:

— Мы полагаем, что эксперимент окончательно вышел из-под контроля. О предлагаемых нами мерах… э… его прекращения мы вам уже докладывали в прошлый раз.

— В прошлый раз, — многозначительно интонируя начало фразы, ответил Президент, — вы докладывали, что у вас есть возможность решить эту проблему. Что-то изменилось? Или мне не так докладывали?

— Вам докладывали правильно, но… Связи с группой по-прежнему нет. Изменений в структуре… э… «объекта» — тоже. Контрольный срок вышел пять часов назад. Ну и плюс излишняя активность наших… конкурентов из-за океана. Мы считаем, что пора перейти к первой завершающей фазе. А, если не получится — то и ко второй.

Несколько долгих секунд в высоком кабинете царило молчание, затем Президент все-таки ответил:

— Хорошо, приступайте. Я, конечно, помню ваш доклад, и помню, что именно вы предлагали сделать. Работайте. Доложите сразу по, — мгновение он подбирал подходящее слово, — выполнении. Вне зависимости от результата. Ясно? Я не хочу узнать об этом из данных радиоперехватов и выпусков CNN. Тоже ясно? И никаких «вторых фаз» без моего ведома! Все, свободны…

Цирк, просто какой-то цирк! В начале двадцать первого века получать приказ в виде сброшенного с вертолета вымпела! Дурдом… А с другой стороны, что делать, если радиосвязь уж несколько дней, как «того»? Спасибо, хоть так предупредили! Могли бы и вообще… забыть как в 95-ом, например, — сидящий на крыше бэтээра капитан, зло сплюнув вниз, стукнул прикладом автомата по броне, отдавая мехводу приказ начать движение. На душе было тошно и хотелось напиться. Или застрелиться. Но сначала — первое…

Бронетранспортер с бортовым номером «349» взрыкнул застоявшимся мотором и, сдав назад, осторожно развернулся на узкой асфальтовой дороге. Передняя колесная пара вмяла в пыльную обочину аккуратную кучку пустых жестянок из-под тушенки и, выправившись, направила остроносый корпус боевой машины прочь от непонятного «объекта»…

— Сволочи… — негромко, так, чтоб никто не услышал, пробормотал себе под нос капитан, аккуратно складывая листок с полученным приказом. И, скрипнув зубами, добавил — но уже, чтобы услышали все трое его подчиненных:

— Короче так, пацаны. Манатки — в бэтэр, сами на броню — и уходим. Знаю, все знаю, Краб! И не смотри на меня так, я уже все сказал. Точнее, мне сказали. Ясно? Все выполнять!

Взглянув на обалдевших от такой постановки вопроса парней, он махнул рукой — давайте, мол! — и лязгнул люком, разом разграничивая настоящее на то, что было, и то, чему еще только предстояло свершиться. Смотреть в глаза ребятам не хотелось — хотелось достать из-под сидушки заветную фляжку и… Приказы ведь не обсуждаются, да?

Взревев мотором, БТР лихо развернулся и, сплющив колесами скопившиеся за несколько дней консервные жестянки и сигаретные пачки, покатил прочь. В соответствующую сброшенному с вертолета приказу сторону. На кормовой броне был отчетливо заметен припорошенный рыжей пылью номер — «349»…

— Докладываю: второй фазы не будет! Обошлось, — впервые за несколько дней лицо директора ФСБ выражало откровенную радость. Или с трудом скрываемое торжество. Министр обороны был более сдержан. — Данные проверены, есть подтверждение со спутника и визуальный контакт. «Объект»… — он на секунду замялся, в последний момент решив все-таки заменить излишне конкретное «уничтожен» чем-то более нейтральным. В конце-концов, удар-то наносился не по самому «объекту», так что так будет даже правильнее, — больше не определяется. Мы направили туда исследовательскую группу.

Бровь главы государства едва заметно приподнялась:

— Еще одну?

Слегка сбитый с толку его излишне серьезным тоном, главный «силовик» осторожно кивнул головой:

— Ну… да, — и, неожиданно догадавшись, что имелось в виду, поспешил объяснить:

— Я имел в виду наших ученых, из курирующего лабораторию отдела! Ну, и прикрытие, конечно. Тоже наше. Не хочется рисковать, я ведь вам наработки по ситуации на конец лета — начало осени докладывал.

— Да уж, нам только боевиков в этом ущелье и не хватает, для комплекта!

— У меня в Нальчике еще две ударные группы в готовности. И коллега, если что, поможет! — министр обороны сдержанно кивнул.

— Разрушения?

— Минимальные, Владимир Владимирович! Мы использовали проникающие антибункерные ракеты с БЧ объемно-детонирующего действия. Сама обсерватория пострадать не должна, разрушен только ускоритель и, вероятно, незначительно повреждена часть наземных сооружений. Более подробно доложу, когда получу все данные. Зато ракеты в деле опробовали! Три ракеты — три попадания!

Шутку Президент не поддержал, оставаясь все таким же непробиваемо-серьезным:

— Хорошо. Будем считать, что разобрались. После доложишь подробнее, заодно и разъяснишь, что там на самом деле было, а пока вот что…

…И все-таки этот город невозможно не полюбить! И излишне помпезное на первый взгляд звание «столица мира», на самом деле как нельзя лучше передает всю его одновременно и древнюю, и вполне современную прелесть. Как бы не спорили с этим соседи-французы с их «столицей любви» и итальянцы со своим «вечным городом».

Ведь, если так подумать, что еще может быть прекрасней, чем сидеть в удобном плетеном кресле одного из многочисленных кафе на набережной, лениво глядя на затянутый легкой закатной дымкой французский берег? Просто сидеть, потягивать холодное пиво в особом «дамском» бокале или — в зависимости от погоды и настроения — чуть подогретое вино, любоваться знаменитым стометровым фонтаном — и ни о чем не думать. Просто сидеть, потягивать, любоваться и, главное, не думать. Ну, разве что еще чуть-чуть завидовать сидящим на парапете влюбленным парочкам и праздношатающимся по набережной туристам.

Потому что думать ей полагалось там, в нескольких десятках минут езды от Женевы, на территории простирающегося аж на две страны европейского научного центра. Хотя правильнее, конечно, сказать не «простирающегося», а «частично расположенного под территорией сопредельной Франции». До которой — при наличии шенгенской визы, разумеется! — от самой Женевы всего-то полчаса пешком.

Но — стоп. Сегодня у нее выходной. Никаких мыслей об эксперименте и тем более — о его результатах. Она не собирается тратить этот прекрасный день на ненужные размышления. Через несколько минут ее «Ауди» покинет идеально ровное дорожное покрытие скоростного автобана, она потратит обычные четверть часа на поиски подходящей парковки (и в столице мира есть свои — и еще какие! — проблемы) и окунется в удивительный мир воскресной Женевы. Не торопясь, пройдется пешочком в центр, посидит на лавочке в парке, побродит по узким и извилистым улочкам старого города. А на вымощенной испещренными разноязычными надписями брусчаткой «площади с часами», обязательно зайдет в кондитерскую супермаркета «Globus», где передохнет за чашкой кофе с парой восхитительных свежеиспеченных булочек. Вот после всего этого можно будет и на набережную — к фонтану, влюбленным, туристам, белым леманским лебедям и пиву (сегодня — именно пиву) в уютном кафе со знакомыми официантами Жаном и Андрэ… А назад она вернется автобусом, двадцать девятым маршрутом, благо ходит он с истинно швейцарской точностью — в этом городе с ее оставленной прямо на улице машиной ровным счетом ничего не случится. Главное не забыть вечерком перезвонить Мари, чтобы завтра, когда будет ехать в свою лабораторию, пригнала. Заодно и на солярке для своего «Опеля» с чисто европейской прижимистостью сэкономит…

Привычно бросив взгляд на электронное табло на обочине, уведомляющее водителя об отсутствии пробок впереди, Хелен увеличила скорость, стремясь поскорее проскочить последние перед въездом в город километры. И вздрогнула, привлеченная непривычной картинкой в зеркальце заднего вида. Странно… Сверкающая хромом и эмалью здоровенный грузовой MAN вел себя как-то не так. В смысле, не так, как принято на автобанах (или, если по-местному, «авторутах») этой страны, где ни одному из водителей-дальнобойщиков и в голову не придет занять крайний левый ряд. А с другой стороны, что тут странного? Ну вот попался один, которому это в голову пришло. Занял себе и едет. Причем догоняет и, похоже, сейчас начнет сигналить, чтобы пропустила… — Хелен удивленно скосила глаза на спидометр — она и так шла, почти на десять километров в час превышая принятую на этом шоссе скорость, а он, получается, еще быстрее? Нормально… Уж не русские ли у автопоезда номера? Надо будет глянуть.

Не переставая удивляться, девушка вновь взглянула в зеркальце — и вздрогнула: трейлер был совсем близко, метрах в десяти. Ну, ничего себе! Он что, про дистанцию и тормозной путь вообще не слышал? Кретин, да если ей сейчас придется резко затормозить, он же даже ногу на педаль тормоза не успеет поставить! Шайзе! Ну и езжай себе, идиот, сейчас пропущу! Скатертью дорога… до первого поста autopolizei!

Хелен несколько судорожно переключила скорость и, замигав правым поворотником, ушла с полосы. Трейлер благодарно (хм, смотри-ка…) моргнул фарами и с легкостью поравнялся с ее «Ауди», не спеша, однако, вырываться вперед. Так, ясно… Очередной сексуально озабоченный долгим перегоном придурок, разглядевший, кто сидит за рулем, и решивший немного поразвлечься. Вот только со страной ты, парень ошибся — такие вещи на бескрайних дорогах Штатов или России проходят, но уж никак не здесь. Тут всю страну за несколько часов объехать можно… и дорожная полиция свое дело знает. С местными инспекторами не очень-то договоришься. Так что извини, я в этих автогонках с авто же знакомствами не участвую! — девушка убрала ногу с педали газа, собираясь пропустить навязчивого попутчика вперед, заодно и рассмотрев повнимательней его номера — яркая надпись на борту прицепа ни о чем ей не говорила.

И в ту же секунду боковым зрением она увидела стремительно вырастающее в размерах колесо тягача — водитель резко взял вправо, то ли собираясь просто напугать, то ли столкнуть с дороги прямо на сверкающую ленту с огромной скоростью несущегося мимо ограждения-отбойника…

«Второе», — обреченно поняла Хелен долей секунды позже, — «но почему?». И изо всех сил утопила в пол тормоз пытаясь успеть выскользнуть из сжимающихся с каждой секундой смертельных тисков. Неслышимое в визге стираемой о дорожное покрытие резины и реве мотора трейлера, рассыпалось раздавленное боковое зеркальце. Бешено вращающийся хромированный колпак переднего колеса исполинским шлифовальным кругом врезался в дверцу, выбросил фонтан искр. А мгновением спустя навстречу темно-синей «Ауди» рванулся скошенный почти до самого асфальта край отбойника — в этом месте ограждение прерывалось, позволяя желающим съехать с автобана на одно из второстепенных шоссе. Неведомый убийца, кем бы он ни был, рассчитал все до секунды…

…К счастью, старший научный сотрудник одной из лабораторий европейского центра ядерных исследований Хелен Пермиссен все же успела потерять сознание за миг до того, как выкрашенная светоотражающей краской сдвоенная стальная полоса, словно чудовищный поршень, внесла двигатель внутрь салона…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ: ГОД СПУСТЯ. АНАЛОГИИ

Глава 1

Привет, мы с вами уже заочно знакомы по ныне засекреченной всеми мыслимыми и немыслимыми грифами и запретами истории моих прошлогодних похождений. Зовут меня Юрий Кондратский, и я тот самый майор диверсионного спецназа ГРУ, что недавним летом ухитрился не только вляпаться в пренеприятнейшую историю со старым гитлеровским бункером «Вервольф» под Винницей, но еще и случайно спас от гибели целый мир, точнее, сразу два мира: наш — и его параллельное отражение. Как, вы не успели ознакомиться с моей историей до того, как она навечно скрылась за обложками секретных папок, многоуровневыми каскадами служебных шифров и бронированными дверями спецхранов ГРУ, ФСБ и СБУ?! Ну, тогда слушайте, попытаюсь кратко пересказать вам сию душещипательную, а если серьезно — то довольно грустную и весьма запутанную, историю…[1]

Итак, началось все со считавшихся давным-давно потерянными, а то и вовсе несуществующими документов, доставшихся мне в качестве наследства от моего деда — бывшего кадрового офицера НКВД. Которые он, в свою очередь, заполучил в 1944 году из рук задержанного им в Стрижавском лесу немецкого диверсанта, посланного в захваченный советскими войсками и активно исследуемый спецслужбами бункер как раз для того, чтобы их вывезти, а саму винницкую ставку — уничтожить.

Но, как бы там ни было в далеких сороковых, в конце концов папка с документами оказалась в моих руках. И я, не придав их содержанию особого значения, наделал кучу непростительных и жутко непрофессиональных ошибок, расплатившись за это гибелью моего друга, офицера ФСБ, и еще тремя трупами, что мне пришлось оставить за спиной, покидая Москву и спасаясь от преследования.

Надо ли говорить, что в итоге я оказался объявленным в розыск военным преступником-психопатом, за которым охотилась вся федеральная служба безопасности, и от которого на всякий случай поспешил откреститься, по крайней мере, на словах, и родной «Аквариум»? Правда, позже, когда все уже закончилось и устаканилось, я узнал, что на самом деле они меня тоже искали, и не менее активно, нежели федералы — просто встреченные мной возле заброшенного бункера ребята из «Альфы», оказались первыми. И вовсе не из-за собственной расторопности, а только лишь потому, что ждали они меня, сами того не зная, совсем в другом, параллельном нашему мире — впрочем, об этом чуть позже.

Спасаясь от погони, я направился в Винницу (а куда мне еще было деваться — хотелось же узнать, из-за чего весь этот дурно пахнущий свежей кровью и пороховым дымом сыр-бор?), по дороге мучительно размышляя и пытаясь понять, что же такого на самом деле содержалось в этих пресловутых документах семидесятилетней давности. А содержались там, ни много, ни мало, сведения о том, что во время строительства новой ставки Адольфа Гитлера «Вервольф», глубоко под землей было найдено нечто, что впоследствии оказалось посланием от людей Первой Цивилизации, тысячи лет назад решившей сравниться в могуществе с Богом и поплатившейся за это, ни много, ни мало, собственным существованием.

Я говорю «впоследствии» потому, что немцы, как ни глупо это звучит, так и не поняли, что же они нашли; я, правда, тоже бы этого не понял, если бы не пришло время узнать правду. Страшную правду, поскольку, спустившись на самый нижний, седьмой по счету, уровень бункера, я узнал, что дни нашего мира сочтены и, если не остановить построенный самонадеянными предшественниками чудовищный энергетический Маятник, способный изменять вокруг себя Пространство и Время, наступит то, что в нашем с вами понимании называется «концом света». Еще я узнал, что одновременно с нами погибнет и наш мир-близнец — точная копия Земли — в котором, собственно, и расположен один из уцелевших во время прошлого катаклизма «полюсов» смертоносного Маятника…

Диспозиция сил и суть полученного мною боевого задания ясна? Мне ненавязчиво предлагалось отправиться в параллельный мир, уничтожить оный Маятник и спасти всех и вся как на нашей, так и на «их» Земле. Что я, собственно говоря, и сделал, спустившись в бункер в нашем мире и поднявшись из почти что точной его копии в параллельной реальности. Где меня уже поджидала посланная по следу группа захвата — объяснять, каким образом они тоже оказались в другом измерении я, с вашего позволения, не стану — иначе мой рассказ рискует затянуться слишком уж надолго. А дальше?

Дальше мы с капитаном-«альфовцем» Серегой и двумя его боевыми товарищами узнали, что все далеко не так просто, как нам бы того хотелось, поскольку местные аборигены не только нашли проклятый Маятник и ухитрились его активировать, но еще и изменили собственное прошлое на отрезке между восемьдесят девятым и девяносто первым годом — эдаким экстравагантным способом местный аналог нашего ГКЧП решил не допустить развала Советского Союза.

Ну и включили, чем не только ускорили приближение Армагеддона сразу в двух мирах, но еще и создали некую альтернативную временную реальность длиной в пятнадцать лет — своего рода, третий по счету параллельный мир, существующий лишь до тех пор, пока работает Маятник — или, как они его назвали, «Спираль».

В общем, там у них существовал эдакий эрзац-СССР, замерший стараниями древней суперштуковины на уровне приснопамятных и неоднократно проклятых конца восьмидесятых — начала девяностых годов. И хотя мы с Серегой очень даже хорошо помнили те страшные времена разрухи и захлестнувшей страну демократической шизофрении, и все бы отдали за возможность повернуть историю вспять и сохранить великую ДЕРЖАВУ, такого шанса история нам, увы, не дала. Скорее наоборот: чтобы спасти миры от окончательного уничтожения, нам пришлось разрушить искусственно созданный «ручеек» реки Времени.

О наших моральных терзаниях по этому поводу, я, с вашего позволения, упоминать не стану. Но поверьте, о том, чтобы, как модно сейчас говорить, «спасти СССР» речь не шла. Совсем. Выбор был куда жестче — или выжить, или погубить десять миллиардов жизней. И исчезнуть. Навсегда. Вообще навсегда.

Мы, разумеется, выбрали первое. И справились; правда, до самого Маятника-спирали, расположенного на небольшом черноморском острове Змеином, добрались только мы с капитаном, а ребята? Ребята честно выполнили свой долг, за что им вечная память. Ну, а самое, пожалуй, необычное во всей этой истории — это даже не сам факт существования Маятника, параллельных миров и давно канувшей в небытие Предцивилизации, а то, что под завязку мне пришлось немного повоевать с самим собой — таким же, как я, майором спецназа — правда, бывшим — Юрием Кондратским. Одним словом, индийское кино про разлученных в младенчестве близнецов, честное слово!

Но мир я, спасибо капитану Сереге и — не поверите! — параллельному самому себе, все-таки спас. Как водится, на последнем дыхании и при помощи последнего же патрона, точнее — реактивной гранаты.

Что дальше?

А дальше совсем непонятно: созданная Маятником временная петля исчезла, все «населявшие» ее люди вернулись в нормальный, параллельный нашему, мир, а я каким-то образом оказался на том же самом острове, только уже в своей родной реальности. Пред удивленными очами украинских пограничников и рядом с телом пожертвовавшего собой ради спасения мира хорошего мужика капитана Сережи.

На этом история моих боевых похождений и заканчивается, освобождая место совсем другой истории нудных разбирательств со спецслужбами обеих поневоле втянутых в конфликт стран. Как мне удалось выкрутиться? Наверное, повезло, уж больно неординарной оказалась возникшая ситуация и слишком уж широкую огласку — конечно, сугубо в узких кругах, как говорится, — она получила. В конце концов, не так уж и часто в конфликт оказываются втянутыми сразу три спецслужбы двух разных государств. Да и причина, знаете ли, тоже была, мягко говоря, необычной!

Короче говоря, в ответ на мое сделанное местным пограничникам заявление о принадлежности к военной разведке России и выполнении некой секретной миссии («так шо, звиняйте, хлопці, розповидати я вам ни про шо не вповномочений» — на большее моих знаний украинского просто не хватило), на остров срочно прибыл вертолет с целой делегацией из представителей всех заинтересованных ведомств.

И моего родного, пока что настороженно изучающего обстановку ГРУ, и сильно обиженной на меня за московские дела ФСБ и, конечно же, украинского СБУ, на чьей подконтрольной территории все дело и произошло. А я, не будь дураком — а, точнее, прекрасно понимая, что мое единственное спасение — поскорее сделать происшедшее достоянием широкой общественности в лице прибывших на остров «золотопогонников» чином никак не ниже полковника, — заявил, что расскажу все только в присутствии всех их разом. И что рассказ мой касается стратегических интересов обоих стран; а я, в принципе, контужен на всю голову и, если не так, так вообще никак… В смысле, что буду молчать как рыба, пускать слюни и доставать их напоминанием о правах человека, гаагской конвенции и прочей политкорректности. Идиот, короче.

В общем, меня решили послушаться. Или поняли, что дело приняло какой-то слишком уж необычный оборот и спорить со мной сейчас не самый лучший выход из положения. Меня накормили, переодели, даже налили стакан коньяка из личных запасов начальника погранзаставы «Змеиный». И после этого я, наконец, рассказал все, что знал. Очень подробно и обстоятельно, с удовольствием наблюдая за изменениями лиц моих слушателей, по мере моего повествования начинающих понимать, с чем они столкнулись. Рассказ мой завершился, как вы, наверное, догадываетесь, отнюдь не на многострадальном островке, а на том самом седьмом подземном уровне бывшей гитлеровской ставки, откуда все и началось. Артефакт-послание от наших далеких предков произвело на моих визави столь сильное впечатление, что меня немедленно стали называть исключительно на «вы» и первым же спецрейсом отправили сначала в Одессу (вот и побывал-таки!), а затем в родную Москву.

Потом было закрытое заседание военного трибунала (полагаю, «от и до» расписанное свыше)… и полностью оправдательный приговор. Все мои прошлые действия — три трупа в моей московской квартире помните? — были признаны необходимой самообороной, а сам факт нападения сотрудников одной спецслужбы на офицера другой — случайным и досадным недоразумением, малозначимым в свете стратегических интересов государства. Что ж, наверное, так оно и было. Напоминать о расстрелянном на улице Петьке я, сжав зубы, не стал. Короли всегда легко жертвовали пешками, забывая, увы, что именно этим пешкам они и обязаны своими победами. Присутствовавшая на заседании украинская сторона и вовсе молчала, старательно играя роль нейтрального наблюдателя. Лезть в чужие разборки им не хотелось, тем паче, что пресловутый «оборотень»[2], как ни крути, оставался на их территории и там, наверняка, уже в полную силу работала целая куча засекреченных выше крыши исследователей, не только украинских, но и наших, российских. Ну-ну…

Одним словом, отмазался я в итоге, что называется, «малой кровью». Мне, конечно, не прикрутили на погоны долгожданную и уже ощутимо запаздывающую вторую звезду, зато не отобрали и первую. Просто посоветовали поскорее забыть обо всем случившемся за эти несколько чумовых дней. И чтобы я вдруг не передумал, дали подписать серьезную государственную бумагу, содержание которой я из принципа даже и читать не стал: просто не видел смысла. Что такое офицерская честь, государственная тайна и интересы Родины, я и без этого манускрипта знал, а остальное меня, простого русского офицера, не касалось. Кто хочет — пусть играются, а я, с высочайшего дозволения, в стороне постою. До тех пор, например, пока снова голой грудью на пулеметы кидаться срок не придет.

Единственным положительным моментом стал предоставленный мне внеплановый трехмесячный отпуск «в связи с боевым ранением, поражением или контузией, нужное подчеркнуть», за время которого я успел сделать лишь три по-настоящему важных дела.

Съездил к Серегиной жене (подробности опущу — тяжело). Привел в жилой вид испохабленную визитом незваных гостей и последующим обыском квартиру. И навестил железнодорожницу Леночку, проведя в ее тихом городке две исполненные незабываемых впечатлений недели — о свадьбе речь, конечно, пока не шла, но свой настоящий адрес и телефон в столице я ей все-таки оставил.

А потом отпуск закончился. Как водится, внезапно….

Глава 2

— А почему именно я? — заданный вопрос отнюдь не был чисто риторическим: меня и на самом деле интересовал ответ. Нет, приказы я никогда не обсуждал, не обсуждаю и не собираюсь делать этого в будущем, но интересно же… Особенно, в свете недавних событий.

Генерал Александр Валерьевич Сагатович, мой непосредственный начальник и отец-командир на протяжении последних восьми лет, задумчиво покрутил в пальцах незажженную сигарету и, тяжело вздохнув, вернул ее в массивную мраморную пепельницу на столе перед собой:

— Тебе честно? Или чтоб отвязался?

— Чтоб честно отвязался! — уверенно сообщил я. И добавил просительно: — Ну, интересно же…

— Интересно ему… — по-старчески ворчливо буркнул он, с тоской отводя взгляд от вожделенного источника никотина. Это был не слишком хороший прогностический признак — насколько я знал, отказ от курения в присутствии подчиненного означал только одно: сейчас оный подчиненный узнает что-то чрезвычайно нехорошее. Например, как то позапрошлогоднее известие о необходимости срочно вылететь в Ирак и выяснить, проклюет ли родная реактивная «Таволга»[3] броню хваленого американского «Абрамса» последней модификации. Броню «Таволга» благополучно проклевала, точнее, взломала своими кумулятивными корешками, вследствие чего датированные мартом 2003 года архивы крупнейших телекомпаний пополнились кадрами нескольких навечно оставшихся в месопотамских песках штатовских панцеров (остальные несколько десятков, врать не буду, сработали уже сами иракцы, причем при помощи куда более старых моделей РПГ)…

Александр Валерьевич между тем продолжал:

— Интересант, понимаешь… Имеется мнение, — он криво усмехнулся, выражая свое отношение к вышеозначенному «мнению», — что с этим заданием ты справишься лучше других. Сам же знаешь, как к тебе после твоих летних похождений на самом верху относятся!

— В каком смысле? — мне даже не потребовалось прилагать особенных усилий, чтобы выказать свое удивление — я и на самом деле был удивлен.

— А то сам не догадываешься, — криво усмехнулся генерал, с остервенением чиркая зажигалкой и подкуривая, наконец, многострадальную сигарету. — Ты ж у нас теперь уникум, специалист по всему аномальному, блин! Тайну бункера раскрыл? Раскрыл. В параллельном мире побывал? Побывал. Миры наши спас? Спас. Вот и пожинай теперь плоды собственной деятельности… мичуринец, блин!

Я счел за лучшее промолчать, поскольку генеральской уверенности в собственной уникальности не разделял. Нет, за прошедшее с прошлого лета время я, конечно, без дела не сидел, но и охотиться за снежным человеком или штурмовать «зону-51» меня никто пока не посылал.

— Молчишь? — не то спросил, не то констатировал факт Александр Валерьевич. — Ну и зря. Короче, дело в следующем: кое-кто там, — он мотнул головой куда-то в сторону подвесного потолка, — считает, что тут что-то… гм… нечисто. И лучшей, чем ты, кандидатуры для выяснения обстоятельств случившегося не найти. Вот такие пироги, Юра.

— Ну и? — осторожно уточнил я. — Не тяните уж, что там за «обстоятельства случившегося»-то?

— Вот именно, что обстоятельства… — подозрительно тихим голосом повторил генерал, старательно туша в пепельнице окурок, — и неожиданно взглянул мне прямо в глаза:

— Ты про андронный коллайдер что-нибудь слышал?

Оп-па, похоже, того, начинается! «Андронный коллайдер», понимаешь, эк его занесло… Впрочем, начальство, задумчиво вертя в пальцах новую сигарету, ждало ответа, и мне пришлось отвечать:

— Слышал, товарищ генерал, андронный коллайдер, он же — ускоритель высокой энергии — это такая штуковина, в которой всякие нобелевские лауреаты и примкнувшая к ним научная интеллигенция разгоняют и сталкивают элементарные частицы. Хотят, вроде бы, то ли получить в чистом виде частицы антивещества, то ли доказать существование темной материи, то ли создать в экспериментальном порядке небольшую черную дыру, правильно?

— В целом… — недовольным голосом школьного учителя буркнул он. — Твои познания в области фундаментальной физики вызывают просто священный трепет. Между прочим, этот самый коллайдер будет достроен и опробован только через два года… Впрочем, ладно, не об этом речь. — Сагатович щелкнул зажигалкой и, поколебавшись секунду, кивнул мне на лежащую на столе пачку сигарет.

Совсем плохо: если отказ от курения в присутствии подчиненного означал неприятное известие, то приглашение покурить в кабинете означало нечто уж вовсе невообразимое:

— В общем, открываю тебе очередную государственную тайну: у нас аналог этого самого коллайдера, правда, поменьше размером, создан еще год назад. Создан, опробован и до самого последнего времени еще не был запущен на полную мощность.

— Где?! — откровение Александра Валерьевича оказалось для меня именно откровением: ни о чем подобном я даже не слышал. И уж конечно, не подозревал.

— В Кабардино-Балкарии, на территории Баксанской нейтринной обсерватории. Точнее, под ней, — с тяжким вздохом открыл генерал обещанную гостайну.

— И? — честное слово — ничего более умного мне в голову не пришло. Нет, приятно, конечно, что мы снова «впереди планеты всей», только… что именно «только» додумать я не успел:

— И все! — отрезал начальник, впечатывая в пепельницу очередной ни в чем не повинный окурок. — Если ты думаешь, что я еще хоть что-то знаю — то сильно ошибаешься. Знаю только, что у них был запланирован какой-то уникальный эксперимент с этой самой темной материей, и знаю, что там что-то случилось, и теперь они просят нас помочь в чем-то разобраться… — взглянув в мое лицо, генерал болезненно скривился и добавил, тщательно интонируя некоторые фразы:

— Юра, это на самом деле все, что мне посчитали нужным сообщить. Я раньше вообще об этом ничего не знал. Все связанное с этим объектом курирует «контора», наше ведомство до сего момента там никаким боком.

— Ну и в чем моя задача? Конкретно? — я все-таки взял сигарету из предложенной генералом пачки — теперь уже… хм… можно.

— Конкретно? Бери своих ребят, формируй группу, получай оружие, боеприпасы — и дуй на Кавказ, благо не впервой. В аэропорту ждет армейский борт, полетите через Нальчик. Там и познакомишься с напарником. Это тебе, так сказать, «нагрузка» от наших коллег — видать, чтобы ты снова… гм… в отрыв по привычке не ушел. А от Нальчика — уже вертушкой.

— С каким напарником? — задал я очередной довольно глупый вопрос — можно подумать, все остальное у меня вообще удивления не вызывало!

— Откуда я знаю?! — Сагатович потянулся было к сигаретной пачке — и с отвращением отдернул руку. — Это их условие — ну, или просьба, если хочешь — боевая группа наша, под твоим командованием — но их сотрудник идет с вами. Кто, почему и зачем? — понятия не имею. Отправляетесь через три часа.

— Через скоко?! — с деланным ужасом в голосе (иного я услышать и не ожидал — спасибо, хоть не через час) переспросил я.

И, глянув на привычно хмурое лицо начальника, добавил уже нормальным голосом:

— Так точно, товарищ генерал. Состав группы и боевое оснащение — по собственному усмотрению?

— Ты ж слышал. Бери, кого хочешь и что хочешь, не мне тебя учить. Боевое задание ты получил, по прибытии на место — доложишь. Если, гм, сможешь… А дальше… Действуй по обстоятельствам и постарайся выяснить, что там за херня случилась. А нет — так просто постарайся живым вернуться. А заодно — на вот, почитай, — генерал придвинул ко мне тощую утилитарно-серую папочку. — Тут кое-какие материалы по этой обсерватории. Общие сведения, направления работы, схемы помещений, карты местности. Ничего секретного, так что можешь взять с собой.

— Слушаюсь… — четко отсалютовав, я заграбастал упакованные в картонную оболочку «материалы» и собрался покинуть начальственный кабинет.

— Подожди, — стараясь скрыть некоторую неловкость, Александр Валерьевич задумчиво потер переносицу, — послушай еще. Мое отношение ко всей этой… аномальщине ты прекрасно знаешь, но… я, правда, больше ничего не знаю. Это — раз. И еще — это, так сказать, два, — он смущенно кашлянул. — Тут на тебя вместе с этим приказом еще одна бумага пришла… в общем, подполковника тебе дали. Приказ Минобороны, прямо сегодняшним числом. Вот так, майор…

Иногда в моей жизни случаются моменты, когда я просто не знаю, что сказать — и это был как раз один из них. Значит, подполковник — несмотря на все мои недавние приключения? Ох, не к добру такая щедрость, ох, не к добру!

Интересно, что ж у вас там, ребята, такого произошло? И чем это вы там на самом деле занимались?

Глава 3

Если вы думаете, что все «удивительности» этого дня закончились сообщением о прикрученной на мои погоны нечаянной второй звезде (а что, именно «нечаянной» — долгожданного, чего скрывать, повышения в звании — после всех «прошлолетних» событий — я уж точно ждал в самую последнюю очередь!) — то вы глубоко ошибаетесь.

Нет, сначала-то все было вполне привычно — сборы, получение оружия и снаряжения (на сей раз я постарался подготовиться по максимуму: повторять прошлогодних ошибок и заниматься судорожными поисками необходимой амуниции «на месте» не хотелось. Да и нынешнее задание, как я, увы, подозревал, снова не обещало быть простым — по крайней мере, его девиз «пойди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что», мне категорически не нравился — полузабытое, но весьма неприятное ощущение дежа-вю; ощущение, что все это уже было, шевельнулось в моей душе), дорога на территорию подмосковного военного аэродрома, замерший на рулежке транспортный «семьдесят шестой»… но вот затем!

Но вот затем я увидел обещанного Александром Валерьевичем «напарника», стоящего рядом с откинутой грузовой аппарелью…

Увидел — и решил, что однозначно схожу с ума: опершись рукой на дюралевый борт готового к взлету самолета на меня с грустной и чуть виноватой улыбкой смотрел погибший на моих глаза «капитан Серега»!

Моих душевных сил все-таки хватило на последние десять шагов — за это время я как раз уяснил для себя одну очень важную вещь: мой будущий напарник никоим образом не мог быть моим прошлогодним боевым братом.

Во-первых, я еще слишком хорошо помнил торчащую из Серегиной груди рукоять боевого ножа, во-вторых (не самые приятные воспоминания) — молча пил чай с его вдовой в двухкомнатной квартире на улице космонавта Волкова, в третьих… В третьих, ожидающий нас человек, облаченный в обычный общевойсковой летний камуфляж, был на полголовы выше и лет на десять старше. В общем, — не он, но… как похож! Брат, значит… про брата ты мне, Сережка, ничего не рассказывал…

Как бы там ни было, к самолету я, опередив своих пацанов метров на двадцать, подошел почти что строевым шагом и, привычно вскинув руку к козырьку камуфляжной кепки, слегка утрируя (можно подумать, он не в курсе, кто я такой), отрапортовался:

— Майор Кондратский, спецназ главного разведуправления Генштаба. Для выполнения задания прибыл! — и первым протянул руку — почему бы и нет?

— Полковник Валерий Серебренников, — отвечая на рукопожатие (твердо и вполне искренне), представился он. И тут же добавил, разом расставляя относительно своей компетентности все точки над «і»:

— А почему не подполковник Кондратский? Вам что, еще не сообщили?

— Так точно, сообщили. Виноват, тащ полковник, запамятовал.

«Напарник», как и ожидалось, промолчал. Точнее, помолчал, кивнув затем в сторону от самолета:

— Отойдем?

Отошли. Я закурил предложенную сигарету и выжидательно уставился на полковника. Он понял, заодно ненавязчиво перейдя на «ты»:

— Юра, давай сразу решим это. Да, я знаю, кто ты, и знаю про ваши с Серегой приключения, но это задание… сейчас я просто выполняю приказ, понимаешь? Если бы хотел с тобой встретиться, поговорить и попить водки — нашел бы более подходящий момент и повод. А это… так решил не я, так решили за меня, договорились? Я понимаю твои чувства и твое… удивление, но нам предстоит работать вместе и думаю, что…

— Серега был твоим братом? — оборвал я его.

— Младшим, — может, я и не особо силен в психологии, но говорить об этом ему было все-таки нелегко.

— Он не рассказывал мне о тебе. Не успел.

— Да и не должен был, наверное… — Валера отвел взгляд, тем не менее, продолжив. — Это я его за собой потянул. Только он в контрразведку, как я, не пошел, в спецназе служить захотел. Романтик, блин… Сколько раз предлагал в главное управление перевестись! Ну, а насчет тебя… не я выбирал, с кем буду работать.

— Почему именно я, знаешь?

— Догадываюсь, только давай об этом чуть позже и не здесь. А насчет Сережки? Мы поняли друг друга?

— Да, — я пожал вновь протянутую руку, — извини, просто… слишком уж все как-то неожиданно — и вообще. Подумал вдруг, что это тоже часть задания — какой-нибудь там психологический тренинг перед вылетом, все дела… — я смущенно замолчал, неожиданно подумав, что, похоже, несу полную чушь, однако Валерий видимо был другого мнения:

— Нет, это не так. Просто совпало, понимаешь? Я возглавляю отдел, курирующий все эксперименты на Баксанской обсерватории — и просто не мог отправить вместо себя кого-то другого. А когда узнал, кого мне в напарники выбрали… сам понимаешь. Такое вот совпадение.

— Обожаю совпадения, почти как песцов! — негромко буркнул я под нос, возвращаясь к своим парням, терпеливо ожидающим около самолета. Валерий бросил на меня удивленный взгляд, однако спрашивать ни о чем не стал — видать, решил, что это что-то очень личное и вообще необъясняемое. Да так оно, по сути, и было — по крайней мере, с прошлого лета…

Спустя несколько минут мы уже сидели вдоль бортов на жестких откидных сиденьях выруливающего на взлет транспортника — судя по всему, самого обычного армейского грузовика, а не какой-нибудь более навороченной спецмодификации. Видно, со временем у моих нынешних «работодателей» совсем плохо — пришлось брать первое, что под руку попало.

«Мы» — это собственно я, мой нынешний напарник и еще четверо ребят — почти полный состав моей постоянной боевой группы — той самой, которой так не хватало прошлым летом под Винницей и на Змеином. Олег, Жора (мой бессменный замкомгруппы), Степан и Володя — фамилии, с вашего позволения, утаю, тем более, что для всех нас давно уже куда более привычными стали клички: «Иракец», «Турист», «Смерч» и «Марк», соответственно.

Или, если по боевой специализации — сапер, радист, снайпер и специалист по тяжелым системам вооружений. Впрочем, последнее — весьма относительно, поскольку каждый из нас — без преувеличения мастер на все руки: как известно, главный принцип функционирования малой боевой группы — полная взаимозаменяемость всех ее членов.

Больше в полутемном чреве транспортного «Ила» ничего не было — только мы да упакованные в рюкзаки и тактические жилеты несколько десятков килограммов боевого имущества, что я решил взять с собой.

Единственным послаблением, которое я позволил себе и своим пацанам, было решение не брать стандартные (и не слишком удобные) армейские бронежилеты, заменив их на более легкие четырехкилограммовые «Булаты» всего лишь второго класса защиты. Что-то мне подсказывало, что нам не придется лезть грудью на обычные пули, а от того, что на самом деле против нас могут применить, не спасет даже самый навороченный броник на свете.

Увы, я почти не ошибся…

Пока взлетали, выходили на свой высотный эшелон и ложились на курс, молчали — Валерий из каких-то своих соображений, а я… Теми крупицами информации, которыми меня снабдил генерал Сагатович, я поделился с ребятами еще в Москве, а больше говорить было пока не о чем — парни и сами прекрасно понимали, что обычно кроется за невинной формулировкой «разобраться на месте и действовать по-обстановке». В переводе на нормальный человеческий язык, это, как правило, означает: «летите, мол, голуби, разбирайтесь сами. Разберетесь — хорошо, не разберетесь — тоже не сильно плохо. Главное — меры принять… ну, и отрапортовать вовремя, конечно».

Впрочем, вверенный мне личный состав по поводу предстоящей «командировки» особо не переживал — слухи о моих прошлогодних приключениях, несмотря на все ухищрения «посвященных лиц», все равно вышли за пределы спецхранов, запароленных файлов и засекреченных папок под грифом «без срока давности», и я мог только догадываться, кем я ныне представляюсь моим боевым братьям. Которым, смею надеяться, пока еще ни разу не дал повода усомниться в собственном непрофессионализме.

Короче говоря, пацаны и раньше знали, что я крутой мужик, а теперь и вовсе были жутко горды тем, что их группу возглавляет эдакий терминатор, прошедший сквозь Время и спасший всех от неминуемого катаклизьма!

Я их не разубеждал. По двум причинам: во-первых, учитывая все подписанные бумаги о неразглашении, просто права не имел об этом говорить, а во-вторых, необходимость «повышения собственного авторитета в глазах непосредственных подчиненных» (не помню, так ли именно сия умная мысль сформулирована в уставе, но, тем не менее) никто не отменял. Да и приятно, каюсь, когда о тебе что-нибудь… эдакое думают…

От достойных истинного офицера с большой буквы «о» и новой звездой на погонах (обмыть бы, кстати, положено, только… доживу ли я до сего трогательного алкогольного момента?) мыслей об Уставе меня отвлек, конечно же, полковник:

— Пошли, коллега, поговорим. Введу тебя, так сказать, в курс.

Мы поднялись и прогулялись в крохотную каморку бортрадиста — разместиться там вдвоем можно было, конечно, с большим трудом, зато оказалось не в пример тише, нежели в транспортном отсеке. Самого радиста на месте не оказалось, и мы, со всеми возможными удобствами разместившись за откидным столиком, уселись друг напротив друга. Несколько секунд, как водится, молчали: я выжидающе, Валерий — собираясь, надо полагать, с мыслями, затем он начал:

— Ну, в общем, о том, что тебе мог сообщить Александр Валерьевич, я знаю, а в остальном ситуация следующая. В прошлом году на территории нейтринной обсерватории в Баксанском ущелье было завершено строительство кольца малого андронного коллайдера. «Малого», — не дожидаясь моего вопроса, пояснил он, — потому что большой коллайдер строится в ЦЕРНе[4], в Швейцарии — между прочим, при немаленьком участии России. Наш проект абсолютно секретный и, насколько мне известно, о нем до сих пор не пронюхала ни одна разведка мира.

— Странно, да? — в тон ему хмыкнул я.

— А вот и нет, — моего нового напарника не так-то легко было сбить с толку, — за безопасность всего проекта «кольцо» (я фыркнул — толкиенисты, блин!) отвечала «контора». Мы специально регулярно водили туда кучу иностранных делегаций — ученые, журналисты, обмен опытом, все дела. Они и представить себе не могли, что на самом деле находится рядом с ними!

— Рядом? Подожди-ка, — я наморщил лоб, припоминая сведения из данной Сагатовичем «несекретной» папки, — но если нейтринный телескоп лежит на глубине почти в триста метров, то где же тогда этот ваш коллайдер-ускоритель?!

— Немного в стороне, между склонами самого ущелья и на сто метров ниже — кольцевидный коридор андронного ускорителя — девять с небольшим километров! И три магнитных детектора частиц в отдельных подземных залах по ходу главного кольца. Десять лет закрытым способом строили, под землей пробивали, а уж сколько все это стоило…

— Ух ты… — честное слово, последнее у меня вырвалось совершенно непроизвольно — оказывается, умеют у нас еще строить — впереди планеты всей и в тайне от всего остального мира! Что ж, приятно…

— Так вот, — насладившись эффектом, продолжил полковник, — чем официально занимается обсерватория ты, я так понимаю, знаешь, да? А вот в остальном…

Я кивнул — чукча умный, чукча об этом читал в тощенькой генеральской папочке: изучение строения и эволюции Солнца и звезд по их нейтринному излучению, поиск новых элементарных частиц и прочие малопонятные простому человеку научные заумности. Но вот «в остальном» звучит весьма и весьма заманчиво:

— А в остальном… ловить нейтрино — это, конечно, безумно важно для науки, но мы пошли дальше. Ты, я так понимаю, в курсе, что Вселенная не более чем на пять процентов состоит из известных науке частиц и энергии и на девяносто пять — из неизвестных. Нейтрино — лишь одна из новых частиц, ее существование, по крайней мере, доказано, а ведь есть еще множество других, отоны[5], например… — Валерий замолчал, видимо, давая мне возможность осознать «всю глубину наших глубин». Я осознал, заодно сделав кое-какие, пока что — сугубо ментальные, выводы:

— Ну и?

— Вот именно, что «ну и»… — собеседник задумчиво потупил взор. — Что такое черная дыра представляешь?

— Примерно. Что-то очень-очень плотное — настолько, что даже может поглощать любые виды излучения, по сути — притягивать их к себе. Например, свет.

— Не только свет. Понимаешь, черная дыра — это сверхмасса чудовищной плотности, которая не только притягивает и поглощает электромагнитные волны, но и искривляет вокруг себя пространство и время! Так вот, отон — это частица, являющаяся, по сути и по факту, миниатюрной черной дырой.

— И вам удалось их получить, эти «частицы-дыры», — на удивление быстро связав одно с другим, докончил я. — Правильно?

Однако ответ меня удивил:

— В том то и дело, что неизвестно! Да, ты прав: цель эксперимента была именно такой: впервые в истории вывести ускоритель на полную мощность и попытаться получить несколько ранее неизвестных частиц, но чем это закончилось…

— …вы понятия не имеете! — безжалостно прервал я его. — Знаешь, кажется, что-то подобное я уже слышал…

Полковник зыркнул на меня из-под насупленных бровей и кивнул — мои совсекретные отчеты и рапорты о разговоре с Посланником он, судя по всему, читал. Вот блин! Ну почему нас так тянет лезть туда, куда не нужно? И наступать на одни и те же грабли?

— Ну и чем это нам грозит и что обещает?

— Ну… с одной стороны, это путь к познанию сути и сущности «черной дыры», как таковой, а с другой… с другой отонный заряд может оказаться в миллионы раз более мощным, чем любой ныне существующий термоядерный. Теоретически, конечно — я хоть и физик по образованию, но пока не могу себе этого представить!

Ну-ну, говорил же вам — «дежа вю»! Одни маятники-спирали создают, другие какие-то частицы ловят… и чего им всем спокойно-то не живется?! Приехали, в общем — совпадения при поддержке превосходящих сил всяких ценных пушных зверьков атакуют по всему фронту…

— Ладно, все это околонаучная демагогия, как я понимаю. Что там конкретно-то у вас получилось? Или как раз не получилось?

— Конкретно… — впервые за все наше недолгое знакомство «полковник Валера» заметно стушевался. — Конкретно ничего не понятно. Спустя четыре минуты пятьдесят две секунды от начала эксперимента полностью пропала связь с научным комплексом, причем не с самой лабораторией — там связи-то по определению быть не может — а со всем наземным комплексом в целом. За прошедшие сутки мы послали туда две боевые группы — Кавказ все-таки, сам понимаешь.

— И что?

— И ничего. На связь не вышли, о прибытии не доложили. Есть только снимки с орбиты и короткая видеозапись, которую засняла и оставила на границе этой зоны вторая группа. И — все. Ничего больше. Я еще вчера собирался вылетать, но на самом верху завернули — сказали, что есть человек, которого следует использовать.

— И этот человек — я! Я этот человек! — бессмертной фразой Карабаса-Барабаса из старого детского фильма, ответил я, для пущей убедительности постучав по камуфлированной груди кулаком. — Так?

Еще не привыкший к моим выкрутасам полковник помолчал, прежде чем ответить:

— Ну… в общем, да.

— Ладно, плавали, знаем. И что дальше?

— Дальше мне приказано ознакомить тебя со всеми имеющимися фактами, фото- и видеоматериалами и действовать по обстоятельствам, — Валерий выдержал торжественную паузу, — принимая во внимание любое твое мнение!

Последние три слова были весьма неплохо интонированы — уж не знаю, пришлось ли моему напарнику наступать для этого на горло собственной песне, но тем не менее! Пришлось соответствовать:

— Начальство меня всегда ценило. Я это давным-давно понял… знаешь, как трудно быть любимчиком?

Валера криво усмехнулся. Я бы даже сказал — очень криво:

— Думаешь, это смешно? Ты даже не представляешь, на каком уровне по тебе принималось решение. И тогда, год назад, и сейчас. В общем… у нас есть двое суток, а затем… затем будет решаться вопрос об уничтожении лаборатории. Вместе со всем ущельем. «Наверху» тоже осознают опасность эксперимента. Или думают, что осознают.

— Угу, — буркнул я, чувствуя, как стремительно и необратимо портится настроение. По двум причинам: во-первых, терпеть не могу работать в таких условиях, во-вторых… наверху действительно очень даже здорово сознают опасность.

Вот только то, что я подразумеваю под «наверху» будет куда повыше того, что имеет в виду Валерий. Значительно, знаете ли, выше — мне об этом, помнится, одном глубоком-глубоком подвале кое-кто еще прошлым летом невербально рассказывал. И это, в случае чего, куда мощнее любого ракетного — или какой там у них запланирован? — удара будет…

Есть у меня одна особенность — полезная, смею предположить: придуриваться я могу сколь угодно долго, иногда доводя собеседников до состояния слабенького боевого транса, но когда дело по-настоящему доходит до дела, умею и задавать очень даже правильные вопросы. Чаще всего как раз те, отвечать на которые оные собеседники хотели бы в самую последнюю очередь:

— Слушай, я вот что еще спросить хочу: у вас ведь наверняка есть какие-то догадки относительно случившегося? Черные дыры — черными дырами, микрочастицы — микрочастицами, но любой эксперимент всегда предполагает возможность некоего побочного эффекта. Как правило, чего-то не сильно желаемого, однако теоретически очень даже возможного, точно? Короче, договаривай уж, коллега!

— Нда, а ведь верно мне тебя характеризовали — умеешь ты вопросики задавать! — Валера выглядел не то смущенным, не то, как раз наоборот — довольным, что ли. — Ты прав, конечно. Чутье у тебя отменное.

— Ага, как у собаки. А еще у меня глаз как у орла, ноги как у гепарда и соотношение мозговой ткани к мышечной — как у динозавра. Одни достоинства! Продолжим?

— Пожалуй… Целью эксперимента и на самом деле было получение крохотной отонной «черной дыры» и изучение ее свойств, однако… существовала теория, что эта самая дыра может оказаться воронкой в другое измерение, причем в измерение с иным пространственно-временным континуумом. Ну, то есть, не проходом, скажем так, в обычный параллельный мир о котором наши фантасты пишут… — он осекся, осознав, что сказал — уж к кому-кому, а к фантастам я себя пока еще не причислял! Хотя, если конечно сложить вместе все мои рапорты да отчеты и перевести их в авторские листы… впрочем, ладно. Ну, побывал я в параллельном мире, ну и что с того? С кем ни бывает!

Ободряюще улыбнувшись, я кивнул:

— Да ладно, ладно, продолжай уж, чего там. Если мы сейчас еще и к словам цепляться начнем…

— Извини, — он все-таки и на самом деле смутился, — все-таки трудно поверить во все твои похождения. В общем, это может быть, что угодно. Хоть то самое знаменитое четвертое измерение, например. Реальность, в которой все привычные нам физические постулаты и законы могут оказаться совершенно иными, понимаешь?

— Пока только глубокомысленно догадываюсь — вы думаете, что пробили куда-то дыру, но даже не можете предположить, куда именно… миленько. Простенько и со вкусом. Да уж, отечественная наука под вашим чутким руководством шагает вперед поистине семимильными шагами. Кстати, разве четвертое измерение — это не Время? Кажется, так ведь нас учил дедушка Эйнштейн?

— Не совсем так, — Валера смерил меня заинтересованным взглядом. — Понимаешь, по современным представлениям не Время само по себе есть четвертое измерение, а четвертое измерение следует искать в плоскости времени… — увидев выражение моего лица, полковник усмехнулся:

— Ладно, не буду. На самом деле все это — не более чем теория и претворять ее в практику нам вряд ли придется.

Я согласно кивнул:

— Ага. Хотелось бы верить. Так что со снимками? Я так понимаю, там есть и какие-то конкретные факты?

— Косвенные…

— Оранжевое небо, зеленые облака и фиолетовая в крапинку трава?

— Да нет, в том-то и дело, что там есть только то, что ничего нет. Выглядит это просто как здоровенный брак пленки, в точности повторяющий формой кольцо ускорителя. Смотри… — Валера извлек откуда-то из-под столика небольшой металлический кейс и, пощелкав кодовым замком, протянул мне пачку фотографий. Пока я их изучал, на поверхности стола появился и зажурчал, загружаясь, ноутбук.

Ничего интересного на фото, как и обещал полковник, не было: самые обыкновенные спутниковые снимки, весьма похожие на те, что я видел в генеральской папке. Отличие было лишь одно: вместо утопающих в зелени ущелья аккуратных прямоугольничков обсерваторских зданий в центре каждого из снимков, иногда выходя за его границы, красовалось геометрически-правильное круглое пятно почти черного цвета, вроде как засвеченное во время проявки или печати.

Пожав плечами в ответ на вопросительный взгляд Валерия, я отложил фотографии и уставился в монитор — если я все правильно понимаю, видеозапись должна оказаться несколько более информативной. Впрочем, наверняка ненамного.

Так и вышло: короткий, меньше пяти минут, фильм никакой ясности не внес. Качество записи было отменное, условия для съемки — солнечный кавказский полдень — тоже, но вот сама запись… Сначала неведомый оператор сделал обзорную картинку: яркое голубое небо, уносящиеся вверх и вдаль, укрытые «зеленкой» стены ущелья, пыльный капот автомобиля (снимали из кабины, судя по всему — обыкновенного армейского «Урала»), но вот затем… Затем камера вдруг натыкалась на невидимое препятствие: половину кадра по-прежнему занимала разноцветная картинка, половину — нечто серо-черное, неописуемое, размытое, лишенное объема и формы — словно оператор вдруг закрыл пол-объектива каким-то экраном. Но камера продолжала двигаться и непрозрачный «экран» то занимал весь кадр, то уходил в сторону…

А потом объектив вдруг пополз по «экрану» вверх — все выше и выше. Перевалил за хребет ущелья, поднялся еще… и почти уперся в зенит — исполинскому цилиндру не было конца. И если его окружность в точности соответствовала девятикилометровому кольцу андронного, будь он неладен, коллайдера, то оценить высоту я бы, пожалуй, не решился: десять километров? Пятнадцать? Больше? Или… значительно больше?

Фильм закончился и я оторвался от экрана, с удивлением обнаружив, что пять минут пролетели совершенно незаметно.

Еще я обнаружил внимательно глядящего на меня полковника:

— Ну как? Я поначалу тоже офигел слегка. Вроде ничего уникального, но впечатляет, правда? Непонятностью своей берет.

— Оригинальная штукенция, — авторитетно подтвердил я, — еще бы знать, что сиё такое. Так, для общего развития… Кстати, какой же она высоты?

— Сложный вопрос. Судя по всему, она поднимается до стратосферы и там… ну, рассеивается, что ли. Исчезает, короче. Точнее не знаю.

— Пацанам моим покажем?

— А смысл? — Валера грустно усмехнулся. — Они скоро всю эту красоту сами увидят и того — руками потрогают. К сожалению…

— Что думаешь? — шутить мне все-таки расхотелось: впервые с прошлого лета я понял, что все происходящее — вполне серьезно, и я снова столкнулся с чем-то, явно выходящим далеко за границы моего кругозора и прочего понимания. Полученное на последнем уровне старого гитлеровского бункера задание было, по-крайней мере, понятным. Да, сложным, невероятным, неожиданным — но в то же время и понятным. Пойти в — как там его назвал Валера? «Обычный»? — параллельный мир и уничтожить Маятник — да это ж по сравнению с этим просто милый пустяк! — вспомнив о тех, кто заплатил за этот «пустяк» своими жизнями, я оборвал мысль. — А?

— Не знаю, я то все это еще вчера видел, — полковник слишком уж равнодушно пожал плечами. Похоже, вполне искренне:

— Думал, может у тебя какая умная мысль появится.

— Появится, только позже. Может быть. А пока… — я уже понял, что по большому счету выспрашивать у коллеги еще что-либо бессмысленно: все, что он знал или о чем догадывался, он мне уже и так выложил. Осталось разве что так, по мелочам. — Расскажи-ка мне поподробнее про эти самые хитрые частицы… Ну так, общего развития и прочей эрудиции для. На случай, если вдруг случайно доживу то того дня, когда кроха сын к отцу придет и чего-то там спросит…

Глава 4

Не знаю, насколько оно мне на самом деле было нужно, но воодушевившийся Валера снабдил меня кучей подробностей из жизни еще не открытых земной фундаментальной наукой элементарных частиц. И не только этих самых отонов, нейтрино или тахионов, но и множества других, о существовании которых я, честно говоря, и понятия не имел (впрочем, о существовании отонов и тахионов я тоже понятия не имел).

Зато я наконец-то узнал, что антиматерия — это, оказывается, тоже разновидность вещества, ядра атомов которого имеют отрицательный электрический заряд и окружены положительно заряженными электронами, а таинственные темные материя и энергия взаимодействует с материей и энергией обычной только посредством гравитации. Причем, первая обычное вещество притягивает, не отражая при этом ни свет, ни радиоволны, а вторая наоборот — отталкивает. И под этими самыми невидимыми ударами и разлетаются галактики, продолжая делать то, что ученый люд именует расширением Вселенной, а люд попроще — Большим Взрывом. А сверхплотные сгустки темной материи порой достигают такой массы, что начинают искривлять и поглощать не только пространство и время, но и менять даже саму скорость света, что, в свою очередь, означает ошибочность всей эйнштейновой теории относительности.

В общем, к окончанию лекции я прямо-таки распух от новых знаний — особенно после того, как полковник долбанул меня напоследок сообщением о том, что именно отонные «микродыры», возможно, ответственны за крупные техногенные катастрофы последнего времени и существование множества аномальных «зон смерти» — в Калифорнии, Китае, на Урале… ну и в Бермудском треугольнике, конечно — куда ж без него, родимого-то? Впрочем, каким именно образом ответственны, он объяснить все-таки не сумел — да, в принципе, и не пытался.

Одним словом, загрузил меня бывший физик с настоящими погонами на плечах по-полной программе…

Долетели нормально. Правда, при подлете к Нальчику нас немного потрясло: попали в болтанку — на границе ставропольского края бушевала гроза — но сама посадка прошла вполне успешно. В смысле, что не врезались в гору на подлете, не проскочили мимо посадочной полосы, и нам даже хватило для торможения ее длины. Шучу, конечно; хотя настроение у меня к концу полета и после всего услышанного было немного того… взвинченное. «Вздрюченное», как выразился бы сидящий в десантном отсеке заруливающего на стоянку «Ила» мой боевой брат Смерч.

Приземлились на военном аэродроме за городской чертой, так что ехать нам никуда не пришлось: на соседней площадке нас уже ждали обещанные Сагатовичем «вертушки» — транспортная «бочка»[6] и Ми-24 сопровождения с полным боекомплектом на пилонах внешней подвески — причем обе с запущенными двигателями. В общем, ненавязчивый сервис по-армейски: с одного борта сразу на другой. Типа, чтоб не расслаблялись: как гласит известная военная мудрость: «спецназовец и на том свете отдохнуть успеет».

Спорить мы, конечно, не стали — время, как я понимал, поджимало: попрыгали, разминаясь, перекурили (пацаны смотрели на нас с Валерой с интересом, но вопросов не задавали) — да и полезли со всеми своими грамотно упакованными баулами в вертолет. Да и лететь-то было от силы полчаса — хоть на территории самой «нейтринки» я никогда не бывал, но в Кабардино-Балкарии находиться приходилось. К сожалению, сугубо по службе: стотридцатикилометровая граница с Грузией, все дела…

Хотя, в принципе, места здесь по нынешним временам довольно спокойные. И очень красивые — туристы со стажем меня поймут. Вот только видел я всю эту красоту исключительно из десантного отсека боевого вертолета…

Полковник слегка задержался, минут пять о чем-то разговаривая в сторонке с тремя одетыми в штатское молодыми людьми явно не гражданской наружности, так что в вертолет он загрузился последним. О чем они говорили, он меня информировать не стал — так же, как и я не стал его об этом спрашивать. Захочет — расскажет, а нет — у меня и так забот полно…

Летели молча — нам с Валерием пока говорить больше было не о чем, а окончательный инструктаж своих ребятишек я решил отложить до прибытия на место: пусть сначала сами все увидят и, так сказать, проникнутся. А там посмотрим…

Молчание первым нарушил полковник — бросив в иллюминатор очередной взгляд, на сей раз — куда более долгий, нежели раньше, он встрепенулся и легонько пихнул меня локтем: подлетаем, мол. Машинально взглянув на наручные часы — было пятнадцать тридцать пять — со времени разговора с Сагатовичем прошло чуть меньше семи часов, — я выглянул наружу. То ли случайно, то ли нет, но вертолет заходил на посадку со стороны солнца, и знакомый мне по фотографиям участок ущелья был виден, как на ладони. Нда, действительно, впечатляющее зрелище… пожалуй, даже более впечатляющее, чем смогла передать фотопленка и цифровая видеокамера: подпирающий небо исполинский столп, почти черный в лучах перевалившего полдень солнца, выглядел более чем внушительно. И мрачно.

Наверное, его можно было бы сравнить с вертикально поднимающимся столбом дыма, но для этого он был слишком… ну, неживым что ли; каким-то неестественно застывше-неподвижным. Такой на кадрах замедленной кинохроники выглядит ножка ядерного гриба: разумом ты понимаешь, что тысячи тонн затягиваемой под зловещую «шляпку» земли находятся в постоянном движении, но подсознательно все равно кажется, что все это застыло в неподвижности… Глупый пример, но ничего другого придумать не смог, уж извините — не поэт.

Ну и размер, конечно — там, на плоском жидкокристаллическом экране монитора, было трудно оценить истинный масштаб этого. Почти три километра в диаметре — само по себе не шутка! — но я и представить себе не мог, что оно окажется настолько большим!

Отвернувшись, я взглянул на своих парней, по-братски разделивших между собой свободные иллюминаторы правого борта: смотрите-смотрите, пацаны, боюсь, в следующий раз вам придется созерцать все это мрачное великолепие изнутри! Взглянул — и тут же наткнулся на ответный взгляд Туриста.

Очень вопросительный и настолько же обиженно-обалдевший: насколько я знал, Жорик все свои нечастые отпуска проводит исключительно в походах по Кавказу (неужели служебных командировок ему мало?). Что ж, понимаю — сплошное непотребство и вообще — осквернение лучших туристических маршрутов налицо… Ладно, терпи, капитан, глядишь, и разберемся, что к чему.

Остальные мои камуфлированные орлы, хоть и выглядели малость обескураженными, восприняли картинку за иллюминатором вполне спокойно: то ли ничего не поняли, то ли всерьез решили, что теперь их (вместе со мной, в смысле) будут использовать исключительно в акциях с приставкой «паранормал». Ну и ладно, ну и молодцы…

Нет, ну вот угораздило ж меня, блин, в тот подвал под Винницей полезть!

Приземлились мы прямо в ущелье, километрах в двух от обсерватории-коллайдера-сейчас-хрен-знает-чего — подлетать ближе пилоты «восьмерки» не захотели. Или, что более вероятно, имели на этот счет какие-то конкретные инструкции.

Впрочем, «приземлились» — это еще сильно сказано: вертолет завис метрах в двух над грунтом и мы перезрелым горохом ссыпались вниз. «Двадцать четвертый», внушительно рокоча всеми своими двумя с лишним тысячами «лошадок», барражировал над нами, прикрывая высадку от… от кого-то, видимо, прикрывая. На всякий случай.

Валера, кстати — несмотря на все мои невысказанные подозрения — оказался молодцом: закинув за плечо автомат и прижав к груди сумку с ноутбуком, безропотно сиганул вместе со всеми, едва не сломав при приземлении ногу — сказывалось отсутствие опыта.

Помогая ему подняться, я неожиданно поймал себя на мысли, что подсознательно ищу и не нахожу аналогии с братом — и плюнул на это дело. Глупо обвинять его в том, чего он и не обязан уметь — да и в том, что Сереги больше нет, если кто и виноват — так только я.

— Спасибо, — полковник смущенно улыбнулся, отряхивая драгоценную сумку, — хреновый из меня боец, да?

— Нормальный, — буркнул я, кидая быстрый взгляд на разбирающих имущество пацанов — не хватало еще каких-нибудь усмешек в его адрес — ага, самое время! Ребятки оказались на высоте — или и на самом деле ничего не заметили.

— Да ладно, — Валера вздохнул, — сам знаю. Между прочим, когда-то мастером спорта по стрельбе был и разрядником по самбо! Ладно, не о том речь, вот последние данные отсюда — мне на аэродроме сообщили, здесь в радиусе десяти кэмэ почему-то связи нет — никаких сведений от пропавших групп по-прежнему не имеется. Правда, и изменений в структуре этой штуки тоже нет.

— А что за группы-то? — будто это имело теперь какое-то значение, переспросил я. — Ваши?

Валерий кивнул:

— «Альфа», Сережкины коллеги. Первая как раз тут базировалась, во внешней охране, вторую в эти же сутки самолетом перебросили. И все — ни связи, ни…

— А вообще — тут кто-то в округе еще остался? Ну, персонал там, обслуга какая-нибудь?

— Никого. Тех, кто был за полтора километра от нулевой отметки (что такое «нулевая отметка» переспрашивать я не стал — сам догадался: геометрический центр окружности кольца коллайдера) мы эвакуировали, а остальные… — он красноречиво кивнул в сторону высящегося вдалеке цилиндра:

— Оказались в зоне действия этой… под ним, короче…

— Ясно. Слушай, те ребята, что видеозапись сделали — они ж на машине ехали, так? А мы — на вертолете. Значит, моторы, бортовая электроника тут нормально работает?

Полковник несколько секунд молча смотрел на меня, затем неожиданно усмехнулся:

— А, понял. Ты про все эти отключения моторов в момент пролета НЛО, что ли? Да чушь все, это я тебе вполне авторитетно заявляю, — и, резко став серьезным, добавил:

— Нет, моторы работают, аккумуляторы не разряжаются, бортовая электрика и электроника тоже — только вот радиоволны отчего-то не проходят. Ну, вроде как глушит их что-то… или поглощает, допустим.

— Гут, — привычно подвел я итог разговору, боковым зрением усмотрев, что мои диверсанты уже готовы к выходу и даже успели по сигаретке нарушить устав. — Тогда пошли?

— Пошли, — согласился коллега, закидывая за плечо автомат и сумку, — старший, в общем-то, ты.

— Да ну? Тогда точно пошли, — не дождавшись комментария, я кивнул парням и потопал вперед.

Что-то мне подсказывало, что вперед можно именно топать, не ожидая ни предательского выстрела из зарослей, ни щелчка сработавшей «лягухи» под подошвой, ни какой-нибудь иной смертоносной или калечащей гадости. Потому что то, что ждало нас в паре километров впереди, было куда как более опасным…

Заметил я и еще кое-что — правда, делиться ни с кем пока не стал — здесь совсем не было птиц. И насекомых, которых по летнему времени — сами понимаете. И ветра тоже не было — по крайней мере, с тех пор, как утих поднятый винтами доставившей нас «вертушки» рукотворный смерч.

Природа, похоже, затаилась, ожидая чего-то, в чем мы, как надеялся Валера со-московскими-товарищами, сумеем разобраться…

Глава 5

Чем ближе мы подходили к территории нейтринной обсерватории — теперь уже, как я понимаю, с приставкой «бывшей» — тем меньше мне хотелось туда идти. Ну, разве что кто-то очень попросит… в приказном порядке.

Если на фото зависшее над кольцом ускорителя нечто казалось большим, на видеозаписи — огромным, а из кабины вертолета — исполинским, то сейчас, вблизи, оно было просто чудовищным. Прямо, как в далеком детстве — помню, когда я с родителями приходил на ВДНХ, первым делом, конечно же, хотел посмотреть на «настоящую космическую ракету» — в те далекие годы все дети хотели быть, исключительно, космонавтами, пожарниками и пограничниками. Так вот, от входа на выставку поставленная вертикально ракета-носитель казалась игрушечной; от киосков с заграничной разливной диковиной — «Фантой», где мы неизменно останавливались, она уже производила впечатление чего-то огромного, а стоящему под самым срезом дюз ребенку представлялась просто немыслимо-гигантской…

Вот так и сейчас — по мере нашего приближения исполинский цилиндр все рос и рос, пока не перестал быть, собственно, цилиндром — теперь это была просто темная, почти черная, стена, уходящая верхом куда-то за облака. Как ни глупо это звучит, но вблизи она большее всего напоминала (мне по крайней мере) темное шинельное сукно — и структурой, и цветом, и отсутствием на поверхности всяких и всяческих бликов. Нечто матовое, мрачное, начисто поглощающее — или правильнее сказать «всасывающее»? — в себя любой свет…

Ну, вот и снова дежа-вю: помнится, однажды я уже сталкивался с такой поглощающей всяческий свет поверхностью. Правда, в отличие от приснопамятного многогранника из старого гитлеровского подземелья, назвать поверхность этого гладкой и глубокой я бы не рискнул. Скорее, наоборот: она казалась вовсе лишенной всякого… ну… объема, что ли — и какой-то бархатистой. Короче, хрен его знает: тут и без моих художественных изысков ничего не понятно, так что скажу просто: была — и была. К сожалению, конечно.

В остальном (то есть, если не забивать голову всем вышеизложенным), наш недолгий путь ничем особенным отмечен не был: мы без задержек прошагали по асфальтированной подъездной дороге два километра, которых мне как раз хватило, чтобы кратко ввести остальных в курс дела. Ввести и показать, так сказать, на наглядном примере.

Особого оптимизма у личного состава полученное боевое задание не вызвало — что конкретно делать и с чем там предстоит столкнуться, я им, как вы понимаете, сообщить так и не смог, но близость к объекту уже сыграла свою роль: ребятки прониклись и, даже не дожидаясь приказа, разошлись боевыми парами по обочинам. Я же тем временем продолжал просто идти рядом с контрразведчиком, ибо ничего особо угрожающего усмотреть пока не мог.

Если, конечно, не считать оным девятикилометровую стеночку высотой аж до стратосферы впереди.

Возле входных ворот бывшей обсерватории нас ожидали. Поперек дороги стоял БТР с опознавательными знаками Закавказского военного округа и потертым трафаретным номером «349» на корпусе и с развернутой вдоль дороги башней, в теньке возле колес которого нес боевое дежурство патруль — четверо упакованных в камуфляж бойцов, по виду — явно не срочников и, скорее всего, даже не контрактников. Никак, коллеги… Интересно, кто? В смысле, «Альфа» или «Вымпел»?

Впрочем, спросить я не успел — один из патрульных вскочил на ноги и резво шагнул нам навстречу. Точнее — навстречу Валере:

— Товарищ полковник, капитан Евстих…

Полковник махнул рукой «вольно, мол!»:

— Что-то новое есть?

— Неа, — с легкостью перешел тот на неуставной язык, — все как раньше. Никаких изменений. Вообще никаких. Связи нет, мотор, правда, работает — и вон это еще тоже, — он кивнул на плоский блин CD-плеера в руках одного из своих подчиненных, не спеша занимающих вертикальное положение — к дисциплине капитанские ребята относились с чисто спецназовской наивностью. Значит, и вправду коллеги!

— Ясно. Потерпите пока, скоро из Нальчика будет вертолет, и вас сменят — я отдал приказ. Кстати, знакомьтесь, — Валерий обернулся ко мне:

— Подполковник Кондрацкий со своей группой. Пойдут туда же, куда и… — он замолчал, давая мне возможность самому докончить фразу. Или понять, что эти четверо — все, что осталось от первых двух посланных на исследование «объекта» групп.

— Алексей, — едва заметно изменившись в лице — Валерину недосказанную фразу понял не только я, — капитан пожал протянутую руку. Сделав вид, что ничего не заметил, я представился в ответ:

— Юрий. Давно тут?

— Третьи сутки. Нас первыми сюда дернули… вот с тех пор и сидим. Связи нет, была «вертушка», передала приказ: к «объекту» не приближаться, никого не впускать и… не выпускать, ждать прибытия группы из Москвы. Вот и ждем.

— Ну, значит, дождались! — подвел я итог нашему короткому разговору. — Пошли мы, да, товарищ полковник?

Валерий быстро кивнул: затягивать знакомство он явно не собирался, и мы двинулись дальше, провожаемые неумело скрываемыми сочувствующими взглядами капитанских ребят. Ладно, не впервой…

— Удачи, — капитан, обойдя бэтээр со стороны кормы, смотрел нам вслед. Странно как-то смотрел.

Оглянувшись, я встретился с ним взглядом и с очень серьезным видом кивнул. Да, ты прав, капитан, удача нам здорово понадобится. Ну, а насчет возвращения? На месте разберемся. И не надо так смотреть, капитан; не стоит…

— Обе группы были по пять человек, — негромко пояснил Валера, как только мы удалились от БТРа метров на пятьдесят. — Шли с интервалом в пять часов. Первая пешком, вторая на автомашине. И обе… — он махнул рукой. — Ни связи, ничего… Уже когда вторая пропала, решили перекрыть ущелье — там, на выезде из обсерватории, второй пост стоит. У нас ведь сначала кроме спутниковых снимков никаких подтверждений не было — видеозапись только вторая группа оставила.

Я рассеянно слушал, наблюдая за неумолимо приближающейся «стеной», идти до которой по дороге оставалось не больше сотни метров. Конечно, путь можно было и сократить, но для этого пришлось бы сойти с асфальта, а мне этого отчего-то не хотелось. На эшафот все-таки лучше идти по хорошей асфальтированной дороге…

Полковник между тем продолжал:

— А спешка, сам понимаешь, почему — нам-то часа три потребовалось, чтобы спутник сориентировать и на другую орбиту перевести, зато штатовский здесь уже который год висит. Именно из-за этой лаборатории. Значит, они видят то же, что и мы — причем с разницей в эти самые три часа. И хрен его знает, что они предпримут — рисковать «наверху», сам понимаешь, никому не хочется. Тем более, когда что-то эдакое случается…

— И что, часто случается? — просто, чтобы не молчать, переспросил я.

— Ну… — Валера искоса взглянул на меня, видимо в очередной раз прикидывая, не шутка ли это. — Вообще-то, впервые. Но ведь и эксперимент такого уровня тоже впервые! Кто ж знал…

— Угу, — согласился я, притормаживая — до намеченной мной точки в десятке метров от «объекта», оставалось идти не более минуты — значит, самое время перекурить. — Никто не знал. Наука почему-то вообще никогда и ничего не знает, предпочитая все решать опытным путем. А для опыта нужны подопытные зверушки…

— Это ты про нас? — на всякий случай уточнил полковник.

— Неа, — как обычно «честно» ответил я, — про мартышек. Лабораторных. Вот идем мы, шесть смешных обезьянок — все такие крутые, в комке, с оружием, а за нами наблюдают. Или наши же со спутника, или америкосы, или еще кто… Ладно, не бери в голову, разберемся. Просто я пессимистический оптимист, слыхал о таких?

Полковник замолчал — то ли на мартышку обиделся, то ли пытался представить себе, что такое «пессимистический оптимист». Зато мои пацаны, хоть и шли впереди, вне зоны аудиоконтакта, так сказать, довольно заржали — раз командир шутит — значит, все окей…

— Да ладно тебе, — я хлопнул Валеру по плечу, — говорю ж: не бери в голову. Вернемся мы — и знаешь почему?

— Нет, — угрюмо буркнул физик-контрразведчик, с опаской покосившись на меня.

— Потому что если еще и ты погибнешь рядом со мной, это будет уже слишком. Оттого я и болтаю всякую чушь, что до сих пор привыкнуть не могу, что это ты, а не Серега, понимаешь? Так что не переживай, теперь моя очередь… — я выкинул окурок и, прищурившись, взглянув на высящуюся впереди «стену»:

— Ну, а сейчас предложение, подкупающее своей новизной: пошли, прогуляемся?

— Туда? — с глуповатым выражением лица переспросил он.

— Туда, — не стал я спорить, — а что, есть другие варианты? — не дожидаясь ответа, я пошел вперед, бросив своим через плечо:

— Турист, за старшего. Если не вернемся, — я взглянул на часы, — через час — идите следом. И повнимательнее, не расслабляйтесь! Вернусь — не вернусь, а головы в случае чего все равно пооткручиваю!

Вот за что я искренне люблю своих парней и ни за что на свете не променяю их ни на кого другого — так это за то, что они никогда со мной не спорят. Даже Турист, с которым у нас разница в возрасте, прямо скажем, чисто символическая. Как командир сказал — так тому и быть. Даже если оный командир делает явную и стопроцентную глупость.

Как, например, вот прямо сейчас…

Вблизи — теперь я имею в виду «по-настоящему вблизи», а не с расстояния в несколько сотен метров — эта штуковина выглядела еще более впечатляюще и непонятно. Теперь она уже не напоминала шинельное сукно, а походила на… как бы это поточнее описать-то? Ну, представьте себе, например, дым от большого такого костра. От очень большого костра, километров девяти в окружности, я имею в виду. Представили? А теперь попытайтесь представить, что он, этот самый дым, совершенно неподвижный; застывший, словно на размытой черно-белой фотографии. Вот примерно так.

Первые несколько секунд мы с Валерой просто тупо стояли в нескольких метрах, не решаясь сделать последний шаг. Ну, тот самый, который «трудный самый». Идти вперед было глупо, не идти — еще глупей…

Скосив на полковника глаза, я вздохнул — ну и хрен с ним, пускай обижается! — и, протянув руку, стянул с его плеча автомат. Ох, трудно мне с тобой придется, коллега, задницей чую — трудно. Привычно отщелкнул вниз предохранитель, дослал в патронник патрон, вернул флажок на место и протянул назад.

Валерий, поправив ремень от сумки с ноутбуком, чуть виновато взглянул на меня и принял оружие: понимаю, не привык, в кабинете засиделся, бывает… ладно, разберемся.

Поймав себя на мысли, что начинаю просто тянуть время, я глубоко вздохнул и, не оглядываясь, шагнул вперед. Прямо в этот застывший в неподвижности ирреальный суконный дым…

Описать свои чувства? Это вряд ли, особенно, если и чувств-то почти никаких не было: не успели, понимаешь ли, сформироваться и оформиться в ощущения. Помню только одно: тяжесть. Немыслимую тяжесть, навалившуюся разом и как-то сразу со всех сторон.

Когда-то давно меня и всех ребят с моего курса пропустили через центрифугу — самую настоящую, из тех, на которых будущим космонавтам по полной программе дают прочувствовать, что их ждет на избранной трудовой стезе. Зачем это надо было нам, я до сих пор не знаю — на вестибулярный аппарат мы и так не жаловались, а угонять ракеты-носители с вражьих космодромов нам вряд ли предстояло, но приказы в нашей среде не обсуждаются, так что «оттестировались».

Вот сейчас я и испытал нечто подобное. Подобное — да не совсем: если там, в тесной центрифужной капсуле, перегрузка сминала мою плоть в полном соответствии с центробежными и центростремительными силами, то сейчас она обрушилась на меня со всех сторон. Меня сплющивало сверху вниз — и в то же время старалось раздавить в противоположном направлении; тяжесть одновременно наваливалась отовсюду сразу — с боков, спереди, сзади… и изнутри. Потрясающее, знаете ли, чувство, когда тебя одновременно — именно одновременно! — сжимает снаружи — и пытается размазать изнутри!

А потом все вдруг закончилось, и я вышел (выпал, вывалился, вынырнул, был вышвырнут или исторгнут — нужное подчеркнуть) из этого гипербарического кошмара наружу, к собственному удивлению и гордости, даже устояв на ногах.

Которые, впрочем, дрожали так, будто я только что сделал добрую сотню приседаний со штангой на плечах. Что-то мягко шлепнулось под ноги — опустив взгляд, я увидел собственный автомат, соскользнувший или сорванный странной перегрузкой с плеча. Наклонился, подобрал оружие, машинально проверив предохранитель. Руки предательски дрожали — похоже, я не только «приседал», но еще и жал эту проклятую штангу! — и резко обернулся, не то почувствовав, не то услышав за спиной какое-то движение. Полковник!

Валера как раз выпадал наружу (или внутрь?). Именно «выпадал», поскольку устоять на ногах ему, в отличие от меня, не удалось.

Подхватив коллегу подмышки, я помог ему встать. Осмотрев изрядно помятого контрразведчика, я задумчиво хмыкнул — неужели и у меня был такой же вид? Однако… Автомат и драгоценная сумка валялись тут же, под ногами. Первый казался неповрежденным, а вот вторая… вряд ли даже самые совершенные ноутбуки способны перегибаться под таким углом!

И вот тут до меня, наконец, дошло: елки-палки, да мы же внутри этого! Дошло — и я медленно поднял голову, как-то вдруг и сразу осознав весь окружающий мир в целом.

Скажу сразу: на первый взгляд изменилось не так уж и много. По-сути, мы по-прежнему стояли на территории нейтринной обсерватории, только ее территория здесь отличалась от территории там. И, прежде всего это касалось даже не видневшегося неподалеку пятиэтажного лабораторно-административного корпуса, отчего-то обветшалого, с выбитыми окнами и явно давным-давно провалившейся крышей, не отсутствия какой бы то ни было перспективы, заменяемой застывшей в неподвижности темной стеной вдали — это в первую очередь касалось изменившихся условий освещения.

Медленно подняв голову, я взглянул в небо. В небо, которого не было. Ни неба, ни солнца, ни облаков, только равномерная серенькая субстанция; только рассеянный, лишенный источника, поступающий как будто отовсюду сразу, свет; только гомогенное сизое нечто вместо облаков над головой.

Сделав всего один шаг, мы попали из яркого летнего дня в царство каких-то вечных сумерек. Или даже не сумерек, а чего-то иного — тусклого, лишенного обычных красок и контраста, непривычного нормальному человеческому восприятию.

В обычном мире по ночам тоже не бывает света. Зато у нас есть темнота — настоящая, контрастная, абсолютная. А здесь ее не было. Как не было и настоящего света — лишь что-то среднее, нейтральное, никакое…

Печальное царство вечной серости; мир полутонов; место, в котором никогда не будет радуги… нечто, порожденное извечным людским желанием узнать больше, чем следует и можно знать.

— Это и есть твоя «черная дыра» вместе с четвертым измерением, что ли? — я скептически дернул головой. — Так вы себе ее представляли?

— А? — вздрогнул еще не насладившийся в полной мере окружавшей нас картиной полковник. — Н-нет… не знаю… вряд ли. А что?

Хороший вопрос… Вот уж, действительно, «а что». Прямо в точку, коллега. Вот только интересно, кто кого должен спрашивать и кто кому отвечать?

— Просто спросил, — буркнул я — похоже, с надеждой получить более-менее аргументированное и авторитетное объяснение происходящему можно распрощаться. Но я, как ни странно, ошибся:

— Понимаешь, мы никак не могли представить, как все это может выглядеть в реале, но имелось предположение, достаточно смелое и ничем не подкрепленное. Ну, в общем, та… субстанция, сквозь которую мы прошли… все это наводит на мысль о продолжающемся однонаправленном движении частиц в собственном силовом поле колла…

Нда, страшно далеки вы от народа:

— Постой, коллега, притормози, ладно? Давай как-нибудь попроще, попопулярней. Как по телевизору. Ты что-то начал говорить за эту серую муть, которая чуть из нас мясное пюре не сделала? Вот и попробуй простыми словами объяснить, что это может быть?

— Элементарные частицы, разогнанные в кольце ускорителя. Например, те самые отоны, о которых я тебе рассказывал в самолете. Или какие-то другие.

Ага, уже значительно лучше — тенденция к сближению с народом налицо. Что ж, продолжим опрос:

— Но ты ведь говорил, что каждый отон, по-сути, «черная дыра» в миниатюре, так? И что вы собирались получить лишь несколько этих частиц? Это как?

— Да, ты прав, — голос полковника окреп, и это мне понравилось. — Ощущения при прохождении этой… «стены» — они тебе ничего не напомнили?

— Напомнили. Центрифугу, карьерную камнедробилку и пьяную драку в одном флаконе. Плюс посещение нашего ротного стоматолога, когда я еще «срочную» служил. В те годы «турбинок» еще не было, только обычные бормашины со шкивом, — «пожаловался» я, устало опускаясь на землю. Стоять больше сил не было — ноги не держали.

Валера, последовав моему примеру, усмехнулся, помаленьку возвращаясь к своему обычному состоянию:

— Во-во, и мне тоже. Так вот, мне кажется, что мы с тобой только что побывали… как бы это попроще… в пространстве, заполненном — или «образованном» — материей с повышенной плотностью.

— Хочешь сказать, внутри «черной дыры», что ли?

— Ну… не совсем. Никто, конечно, не знает, что на самом деле происходит внутри «черных дыр», но думаю, что ты не совсем прав. Скорее, так: «в окружении огромного количества миниатюрных «черных дыр», каждая из которых сама по себе частица неимоверной массы, понимаешь? У меня в ноутбуке есть виртуальная модель — если он, конечно, здесь заработает. Б…! — полковник, наконец, увидел, что сталось с его драгоценной сумкой. Ладно, не переживай, живы будем — подтвержу, что ноутбук героически погиб во время боестолкновения с летучим отрядом неопознанных элементарных частиц!

— Примерно… И что? Кстати, не слишком-то это все похоже на обещанные несколько частиц, не находишь?

— Нахожу, просто на этот вопрос у меня ответа нет. Возможно, произошла своего рода цепная реакция, началось спонтанное увеличение количества частиц, например, в геометрической прогрессии… не знаю, честно говоря.

— Ладно, что-нибудь еще?

— Еще предположение. Только сейчас подумал.

— Валяй, — машинально ответил я, неожиданно увидев метрах в ста впереди кое-что интересное — надо бы посмотреть, хотя, кажется, я и так догадываюсь, что это может быть…

— Два момента. Первый: отоны — если это, конечно, они — не могут существовать так долго. Все-таки, это ведь просто элементарные частицы. Значит, процесс продолжается — например, из-за того, что ускоритель по-прежнему продолжает работать. И второе — если я все правильно понимаю, эта штука, — Валера кивнул на «стену» за нашими спинами, — на самом деле прозрачна. Просто мы ее не видим — она притягивает к себе фотоны света и…

— Радиоволны, — докончил я за него, вызвав в ответ одобрительный кивок. — Оттого и связи нет. Согласен. И нафига Турист с собой радиостанцию тащит? Кстати, то, что ты сказал насчет ускорителя — значит, нам достаточно его отключить — и все станет по-прежнему?

Нам этот раз Валера ответил не сразу — размышлял несколько секунд:

— Трудно сказать. Для начала неплохо было бы узнать, как такое вообще стало возможным, а уж затем…

— И все-таки?

— Может «да», а может и «нет», не смогу сейчас ответить. «Феномен отдачи» — резкое изменение устоявшегося гомеостаза системы — приводит к хаотическому перераспределению массы…

— Ясно. Тогда сворачиваем дискуссию, курим — и пошли.

— Куда?

— А во-о-он туда прогуляемся, — достав сигареты (извлеченная из нагрудного кармана пачка выглядела так, словно по ней пару раз прошлись тяжелыми солдатскими берцами), я качнул головой в сторону обсерваторского корпуса. — Ты говорил, вторая группа на машине сюда поехала? Ну, так я их, кажись, нашел.

— Так пошли, чего время терять? — подорвался было полковник. Эх, Валера, вот в этом-то вся ваша проблема — я научный люд, пусть даже с госбезовскими погонами на плечах, имею в виду! Все-то вы знаете-понимаете, а того, что перед носом лежит, не видите. А я, между прочим, кое-что интересное еще в первую минуту увидел. Увидел, подумал чуток — и воедино связал:

— Не спеши, коллега, все, что должно было произойти, здесь уже произошло. И торопиться нам теперь особенно некуда.

— Ты о чем?

— Увидишь, — затягиваясь, пообещал я. — Хотя… посмотри вокруг повнимательнее — может, и поймешь, о чем я.

— Так ты это имел в виду? — пораженно переспросил полковник, осматривая находку. Я пожал плечами — по-моему, и так ясно. Мог бы и раньше заметить, коллега.

Мы стояли на обочине ведущей к научному корпусу дороги, в пяти метрах от навеки застывшего армейского «Урала», судя по всему — того самого, на котором сюда приехала вторая боевая группа. Вот только выглядел автомобиль немного странно — так, словно над ними не одно (да и не два, пожалуй) десятилетие поработал дождь, снег, ветер и прочие коррозийно-опасные природные факторы…

Короче говоря, только вчера приехавшая сюда машина, судя по вполне объективным данным, ржавела здесь лет тридцать. Если не больше. А в том, что это именно она, мы с полковником уже нисколько не сомневались: номер — не нанесенный краской на давным-давно прогнившие доски кузова — а выдавленный на металлической пластине госномер армейского образца, был вполне современный.

Да, в принципе, что я зациклился на этом номере! Можно подумать, нам не хватало других доказательств — например, четырех скелетов (пятый — водитель — в проржавевшей насквозь кабине) на частично провалившихся досках кузова. Камуфляж, конечно, давно истлел, однако, оружие и кое-какая амуниция тоже многое могли сказать профессионалам — это, вне всякого сомнения, были ребята из второй группы.

Было и еще кое-что, нами поначалу не замеченное, хоть и не менее странное: потрескавшийся, местами заросший высокой травой асфальт тоже выглядел вполне под стать автомашине.

А пока полковник, свирепо мусоля в зубах потухшую сигарету, наворачивал круги вокруг машины, видимо, пытаясь понять, как может быть то, чего не может быть никогда, возле самой «стены» я нашел и бренные останки первой группы — давным-давно вросшие в землю и затянутые травой разрозненные кости месте с ржавыми, но явно современными, «калашами». Эти, похоже, пролежали здесь еще дольше.

По крайней мере, гораздо дольше тех пяти часов, о которых мне рассказывал по пути сюда Валера…

Глава 6

— Полагаю, спрашивать, что ты об этом думаешь, бессмысленно? — я вовсе не пытался подколоть своего научно-подкованного коллегу, скорее, констатировал факт. Увы, непреложный. Полковник не ответил, и мне пришлось продолжить самому:

— Тогда моя версия. Глупая, конечно, и лженаучная, зато, как говорится, в тему. Парочка, так сказать, умозаключений. Ты согласен, что они все погибли практически мгновенно? Ребята из первой группы — сразу, как только попали сюда, вторые — там, где остановилась двигавшаяся по инерции неуправляемая машина, так?

Валера сдержанно кивнул, соглашаясь.

— Отлично. Тогда дальше: раз уж у нас нет разногласий по первому пункту, значит, мы оба признаем, что с момента их гибели прошло не пять часов, а несколько десятков лет, верно? Нет, можно, конечно, допустить существование некоего неизвестного нам фактора, — демократично усомнился я в собственной правоте, — способного за несколько часов превратить новый автомобиль в гору ржавого хлама, одежду в лохмотья, а человеческие тела — в скелеты, но… Вряд ли этот фактор еще и прикопал бы останки землей, заставил вырасти траву прямо посреди дороги и обвалил крышу довольно нового здания, согласен?

Полковник был согласен — ничего другого ему, боюсь, просто не оставалось. А мне не оставалось ничего другого, как довести до конца свою абсурдную, в общем-то, мысль:

— Ну, и раз уж мы сошлись во мнении по всем этим пунктам, я закончу: мне кажется, что здесь что-то произошло со временем. То ли оно ускорилось, то ли мы попали лет на надцать в будущее, то ли еще что-то. Ну, вот как-то так. Спорить станешь?

— Не стану, — угрюмо ответил полковник, — грамотная теория. И главное — недоказуемая. Только вот еще что: раз уж ты всерьез объясняешь все при помощи некоего временного парадокса, то что же тогда их убило? Причем, как ты сам только что доказал, убило практически мгновенно?

— Не знаю. Можешь считать это самым слабым звеном всей моей гениальной версии, но не знаю. Кости, насколько смог, я осмотрел; черепа, по-крайней мере — ни пулевых отверстий, ни переломов каких-нибудь… ничего.

— А оружие? — на удивление быстро ухватил мою мысль Валерий. Молодец, коллега, даром, что кабинетный работник. Мне б тебя на пару месяцев стажировки — такой бы волчара получился, покруче покойного братишки!

— Тоже ничего. У всех полные магазины, парочка «калашей» вообще на предохранителе, вокруг — ни одной стрелянной гильзы… глухо, короче. Может они вообще от старости умерли: время мгновенно скакнуло вперед на полвека — и все…

— Чушь… впрочем, ладно. И что нам теперь делать? Назад?

— А хрен его знает, можно и назад. Полчаса точно прошло, — машинально взглянув на часы, я не докончил начатой фразы. Мои верные «касики», исправно отработавшие свое даже в окрестностях «Вервольфа», где периодически сходила с ума всяческая измерительная техника, и выдержавшие путешествие в параллельный мир, сейчас благополучно стояли. Причем, стрелки замерли в тот самый миг, когда мы шагнули в неподвижно-дымное ничто исполинской «стены». Вот, значит, как? Обидно, хорошие были часы.

Уяснивший причину моего замешательства Валера тоже взглянул на свое запястье — и пожал плечами. Ясно. То есть, ничего, конечно, не ясно, но зато и не так обидно — полковничий швейцарский армейский хронометр со встроенным компасом тоже стоял.

Ну и хрен с ними, с часами — мой внутренний будильник меня еще никогда не подводил. А, значит, у нас есть минут тридцать на то, чтобы вернуться. Или дождаться моих парней здесь — перспектива лезть обратно сквозь стену из свихнувшихся отонов меня радовала не сильно. Точнее, совсем не радовала.

На том и порешили. Валера, почти не споря, остался ждать остальных, а я, оставив возле него рюкзак и бронежилет, пошел «прогуляться». По дороге, вымощенной… ну, не желтым кирпичом, положим, а растрескавшимся от времени асфальтом, и не в сторону Изумрудного Города, а по направлению к бывшему научно-административному корпусу бывшей же нейтринной обсерватории.

Почему-то мне казалось, что это важно.

Идти было не слишком далеко, метров семьсот по плавно заворачивающей влево дороге (конечно, можно и напрямик, но продираться сквозь высокую, по пояс, траву и густо разросшийся колючий кустарник не хотелось). Асфальт под ногами выглядел очень старым — сквозь многочисленные трещины тянулась навстречу унылому местному свету трава, а кое-где дорожное покрытие и вовсе скрылось под слоем нанесенной за долгие годы земли.

Унылый свет, унылый мир, даже трава — и та какая-то унылая: не жизнерадостно-зеленая майская, не устало-пожухлая августовская, не придорожно-пыльная и даже не бесцветная — именно унылая. И вот что интересно: на самом деле я отчего-то был твердо убежден, что все здесь — и эта самая трава, и асфальт, и деревья — при нормальном освещении именно такие, каковыми и должны быть. Цветные. Настоящие. А все остальное — причудливая иллюзия, рожденная прихотью непонятно где заблудившихся фотонов; особенность нашего привыкшего к полноцветью световосприятия…

Кстати, насчет световосприятия и прочего сумеречного зрения — я остановился, заметив кое-что справа от дороги, под разросшимися сверх меры деревьями. Поначалу даже не понял, что это такое — окружающая серость здорово действовала на нервы, смотреть при таком освещении было неимоверно трудно — жутко уставали глаза, однако, сойдя с дороги и подойдя ближе, понял.

Пассажирский микроавтобус, самая обычная «Газель», судя по полустершейся надписи на борту — обсерваторская. Не зная, зачем мне это нужно, подошел ближе. Ничего интересного: такой же, как и у «Урала» на дороге, источенный ржой корпус с облупившейся краской, превратившиеся в бесформенные лохмотья сиденья и обшивка салона, кости на заросшем травой полу…

Что ж, интересно. Значит, не только для двух спецназовских групп время здесь шло «как-то не так», но и для местных тоже — за пару дней с машиной и пассажирами такого при всем желании не сотворишь. Ладно, возьмем на заметку.

Вернувшись обратно на дорогу, я двинулся дальше, к обсерваторскому корпусу. Впрочем, что именно меня там ждет, я и так, конечно, догадывался — навеянная несколькими десятками (или не десятками?) лет разруха, тлен и опустошение, что ж еще? Но идти надо, ибо не делать этого — еще более глупо: шансы узнать что-либо минимальны, но они есть.

Вблизи все оказалось именно так, как и предполагалось — пустые провалы окон, облупленные стены, висящая на одной петле створка двери (второй не было вовсе) — и потемневшая табличка с надписью: «Институт ядерных исследований Российской Академии наук. Баксанская нейтринная обсерватория. Главный лабораторный корпус».

Надпись «вход только по пропускам» я проигнорировал, беспрепятственно проникнув внутрь — исключительно для того, чтобы, спустя несколько минут, выйти обратно — исследовать там было абсолютно нечего. Точнее, может, и было, но не силами одного обалдевшего от всего случившегося за последний час спецназовца — пять этажей, десятки комнат, в том числе — по-прежнему запертые лабораторные помещения и залы — и кости, множество пожелтевших от времени человеческих останков кругом.

Чувствуя, как медленно и печально начинаю впадать в черную (впрочем, скорее уж серую!) меланхолию, я поспешил выйти наружу, с удивлением увидев шурующих ко мне напрямик через заросшую травой пустошь пацанов во главе с полковником — отведенные на всё про всё полчаса прошли.

Махнув им рукой, я вытянул из пачки сигарету и закурил, опершись спиной на шершавую от времени стену — ничего другого мне пока все равно делать не оставалось. Придет Валера — пусть думает, ему это по штату положено. А я пока передохну… и тоже подумаю, аналогии, так сказать, поищу. Насчет и по поводу.

Воплотить в жизнь последнюю мысль мне не довелось — кое-что случилось. Кое-что такое, что моя едва зажженная сигарета благополучно спикировала под ноги — бредущие через поле во главе с полковником ребята вдруг исчезли. Только что я их еще видел — пусть плохо, но видел! — и вдруг они исчезли. Словно кадр сменился: вот были — сморгнул — а вот их уже нет. Срезали угол, называется, блин!

Вполголоса выматерившись — можете мне не верить, но чего-то подобного я и ждал: уж больно все пока гладко шло — рванул было навстречу… и резко осадил себя: а ну-ка, стой, майор, то есть, подполковник! Стой-раз-два, кругом, вольно. Подумай сначала. Если это просто какая-то очередная прихоть этого странного места, то сейчас пацаны как раз подходят, мною невидимые, к зданию, если же нет… тем более спешить и дергаться не стоит. Подождем пока.

Я подождал — безрезультатно, конечно. Как пелось в одной старой песне «никто солдату не ответил, никто его не повстречал, и только теплый летний ветер…»… нет, врать не стану — никакого ветра не было. А в остальном все вполне соответствовало — «никто меня не повстречал». Значит, нужно идти.

Пошел. По дороге, конечно, и в сторону нашей с полковником недолгой стоянки. Покрывающая пустошь трава высокая, нетронутая, и пятеро прошедших мужиков, будь они хоть эльфами лесными, не могли не натоптать, аки целая ватага гномов. В смысле, что следы должны остаться. Вот по ним и пойдем — по крайней мере, до того места, где мои ребята скоропостижно перешли в состояние полной физической невидимости.

Развлекая себя подобными мыслями, я вернулся в исходную точку. Ни сумки с погибшим ноутбуком, ни оставленных мной рюкзака и «броника» на прежнем месте не оказалось — ну и правильно, нечего боевое имущество разбрасывать! Да и мне идти легче будет. Кстати, вот и свежепротоптанная тропинка… ну, вперед.

«Вперед» я прошел метров триста пятьдесят — в аккурат до того места, откуда начиналась непримятая десантными берцами трава. Остановившись в полуметре, несколько секунд размышлял (вообще-то откровенно и неприкрыто колебался, но размышлял звучит как-то пристойнее), затем сдернул с плеча автомат и осторожно продвинул оружие вперед, постепенно распрямляя руку.

Цилиндрический компенсатор на конце ствола невозбранно (то бишь, оставшись видимым) пересек незримую границу и навис над нетронутой травой по ту сторону. Ничего. Вытянул руку чуть дальше — аналогично: несмотря на то, что «калаш» уже на две трети был там, где пятнадцать минут назад исчезли пятеро здоровых мужиков, я продолжал его видеть.

Значит, и на самом деле очередной обман зрения — эдакий «мираж наоборот»: в пустыне мы видим то, чего нет, а здесь — не видим того, что есть. Ну, что ж, пусть будет так…

И, уже делая следующий шаг, я все-таки подумал о том, что все умные мысли почему-то всегда приходят с опозданием. Автомат — автоматом, но, если все это — не более чем обман зрения, то почему же тогда спецназовцы не дошли до здания? И отчего, не увидев меня возле входа и прекрасно представляя мои ответные действия, просто не вернулись назад, в исходную точку?

В общем, оную границу я пересек с соответствующим звуковым сопровождением, которое, с вашего позволения и из этических соображений приводить здесь все-таки не стану. Конечно, дети и беременные женщины печальную историю моих похождений вряд ли осилят, но все же, все же…

А потом стало не до лирики.

На сей раз обошлось без гравитационных спецэффектов — я просто шагнул вперед и, на долю секунды ослепнув (по глазам словно скользнула невесомая, но какая-то абсолютно непрозрачная паутинка), благополучно оказался по другую сторону невидимой и неосязаемой преграды. Никаких изменений, в общем-то, не произошло — если, конечно, не считать таковым стоящего в трех метрах ухмыляющегося спецназера.

Боевые навыки, как обычно, опередили мысль, и я едва успел убрать со спускового крючка палец. И очень хорошо, что успел, ибо уже в следующее мгновение услышал до боли знакомый голос:

— Гы, вот и командира пожаловала, чуть меня совсем не убила! Командира-командира, ты чего так долго шла, однако?

Опустив вскинутый АКСМ, я уставился в довольную физиономию Степы-Смерча:

— Однако, с прибытием, командира! Пошто железякой в лицо тычешь?

— Увянь, Смерч… — буркнул я, оглядываясь. Нда, вот уж точно поменял цыган шило на мыло: та же давящая серость кругом, то же отсутствие перспективы, тот же рассеянный свет из ниоткуда. Все то же самое; да и возносящаяся ввысь «стена» никуда, увы, не исчезла… Секундой спустя до меня, наконец, дошло:

— Смерч, где остальные? Ребята, полковник? Где они?

Глава 7

— Не шуми, командир, — расставшись с амплуа заполярного оленевода, ответил Смерч, — сейчас я тебе кое-чего расскажу.

Секунду поколебавшись, я опустился на землю — какой смысл стоять-то? — и вопросительно кивнул. Степан, последовав моему примеру, кивнул в ответ:

— Ну, в общем, командир, сначала мне вот что скажи — когда мы напрямик через пустырь ломанулись, ты ведь нас видеть перестал, так?

— Так. Сами догадались?

Смерч ухмыльнулся.

— Как же, не догадаешься тут! Стоит себе командир спокойненько, прямо, как на свидании, здоровье никотином портит — и вдруг озираться начинает, словно его невеста с другим в «шестисотый» «мерс» садится! Ты б себя со стороны видел! Ну а потом… нафига б тебе крюк по дороге делать и в исходную точку возвращаться? Да еще и по нашим следам, как тот Следопыт, идти? Дедукция, командир!

— Ага, вместе с индукцией… — я задумался. — А вы, значит, меня все время видеть продолжали?

— Ну да, а что?

— Почему ж тогда один меня ждешь? Остальные-то где?

Смерч помолчал и, вздохнув, продолжил уже серьезным голосом:

— Тут вот какое дело. Мы, когда поняли, что ты нас не видишь, глупость одну сделали — навстречу идти решили. Точнее, полковник так решил. А надо было б, конечно, стоять и не рыпаться…

— Ну и что? — человек я, в общем-то, неглупый, но сути пока уловить не мог. В упор не мог. — Причем тут это?

— Ну, мы и пошли тебе навстречу, чтобы по дороге перехватить, — Смерч махнул рукой, показывая, в каком именно направлении они собирались меня «перехватывать».

— Иракец с Марком и полковником впереди, Турист следом, я замыкающим. Ну и того… ребята тоже исчезли.

— А ты? — окончательно теряя терпение, прорычал я. Впрочем, слушать анекдоты в его исполнении еще хуже, это уж вы мне поверьте!

— А я, спасибо Туристу, тебя вот жду. Он, молодец, первым смекнул, что к чему, и приказал мне отстать немного. Вот я и отстал.

Ага, ну почти понятно. Кроме одного момента:

— А когда через пустырь шли — чего ж своего исчезновения не заметили?

Судя по равнодушному пожиманию плечами, моего вопроса Смерч ждал:

— Близко сильно. Я так понимаю, если в паре метров друг от друга идти, ничего не заметно. Я вот метров на пять отстал — и видел, как ребята с полковником исчезли.

— А звук? — неожиданно мне в голову пришла еще одна идея. Или даже не одна. — Звук тоже не слышен? Может, вам надо было мне покричать — и все? Кстати, назад что — нельзя что ли?

— Командира умный, командира в школа ходил, однако, — возвращаясь к своим псевдо-чукотским корням, съязвил спецназовец. — Кричали, однако, ружьё стреляли! — и, видимо, боясь, что не поверю, продемонстрировал мне на ладони несколько свежих стреляных гильз. — Ни ты нас не слышал, ни пацаны меня не слышали. А назад… — несмотря на своеобразную манеру речи, забывчивостью мой подчиненный не страдал. — Не, фигушки. Назад нельзя. Пробовали. Не пускает. Вроде все впереди себя видишь, а пройти не можешь — упираешься во что-то. Слушай, майор, может хоть ты, наконец, объяснишь, что здесь, в конце концов, происходит?!

— Не объясню… — мрачно подвел я итог нашему разговору, даже не обратив внимания на несоответствующее истинному положению вещей обращение — подполковником я себя пока что не чувствовал. — У нас для объяснений специальный человек есть, полковник называется.

Смерч хрюкнул, видимо выражая свое отношение к «объяснятельным» способностям вышеозначенного полковника, но развивать тему дальше не стал:

— Так что — пошли?

— Куда?

— Как куда? — по-детски искренне удивился Смерч, вставая. — К ребятам. Представляю, как они злятся, на наши с тобой посиделки глядючи…

— Ну, пошли, — я поднялся на ноги. Похоже, боевой брат прав — ловить здесь больше все равно нечего. Да и вообще — надо было не рассиживаться, а сразу за ребятами идти. Нет, можно, конечно, попытаться самому проломить лбом невидимую преграду, однако что-то подсказывало, что занятие сие — дело совершенно бессмысленное и бесперспективное. Так что послушаемся более бывалого, который, похоже, не случайно весь этот разговор затеял. То ли выговориться хотел, то ли подсознательно откладывал момент пересечения очередной границы.

И все же сразу мы никуда не пошли: я заметил-таки кое-что интересное — и поспешил обратить на это внимание Смерча:

— Стой. Это… как?

— Что «как», командир? — искренне удивился подчиненный. — Ты о чем? Ногу отсидел?

— Это, — отчеканил я, указывая командирским перстом в сторону недавно покинутого мной обсерваторского здания.

Смерч меня, как ни странно, понял:

— А… я думал, ты раньше заметишь. А вот так… хрен его знает. Как мы сюда попали — так все и того переменилось…

Но я его не слушал, во все глаза рассматривая знакомое здание, которое вдруг взяло и «переменилось». Очень странно переменилось — если раньше картина разрушения исчерпывалась выбитыми окнами, облупившейся штукатуркой да местами провалившейся крышей, то теперь… Теперь пятиэтажка выглядела так, словно по ней отработала штатный боекомплект парочка боевых вертолетов. Или кто-то несколько раз шарахнул из РПО: верхние два этажа отсутствовали напрочь, нижний же полностью скрыли разросшиеся сверх всякой меры кусты. Вездесущая поросль оккупировала даже оконные проемы двух видимых этажей. Впрочем, присмотревшись, я понял, что здание никто специально не рушил и уж тем более не расстреливал: причиной произошедшей с ним метаморфозы было время. Очень немаленькое время — по моим представлением, на это понадобилась бы не одна сотня лет. Время, дожди и всепроникающие корни растений порой оказываются не менее разрушительными, чем неуправляемые ракеты и боеприпасы объемно-детонирующего действия…

— Ты сюда глянь, командир, — непривычно серьезным голосом сообщил Смерч, кивая в сторону застывшего на обочине «Урала», неплохо видимого с этой точки даже несмотря на некоторые особенности местного освещения.

Я, конечно, глянул, хотя уже догадался, что именно там увижу: если полчаса назад машина выглядела просто насквозь проржавевшей стальной коробкой, то сейчас это был просто густо заросший травой бесформенный холм. Эдакий погребальный курган из ржавого металла, земли, травы и костей ребят второй группы…

Отвернувшись, я молча кивнул Смерчу. Он меня понял, так же безмолвно указав направление: говорить пока было не о чем. Да и не хотелось — не зря ведь сказано, что многие знания породят и многие печали.

Идущий пятью метрами впереди Смерч неожиданно исчез. Не растворился в окружающей серости, не растаял в воздухе, не погрузился во что-то — просто исчез.

Глубоко вздохнув, я сделал еще несколько шагов вперед…

Историческая «встреча на Эльбе», сиречь — объединение обеих частей нашей диверсионно-научной группы, прошла как-то буднично и скучно. Никаких тебе скупых мужских слез радости и смущенных поцелуев в небритые щеки — по глазам знакомо скользнула невидимая «паутинка» и пред моим взором предстала сидящая на траве четверка. Иракец, Турист, Марк — ну и полковник, конечно, куда ж мы без него. Тут же стоял мой рюкзак с аккуратно уложенным сверху броником — вот спасибо за доставку!

Вид у моих ребят был — как бы это поточнее сформулировать? — удрученный, что ли. Или, проще говоря, мрачноватый. У полковника, впрочем, не лучше:

— Что так долго? Могли бы и здесь поговорить — времени у нас, между прочим, не так уж и много!

Решив не озвучивать пока свое не слишком оптимистическое предположение насчет неодинакового течения оного времени «здесь» и «там» (там — это, в смысле, за границей исполинского отонного — или какого там? — цилиндра), зародившееся во мне еще при осмотре бывшего обсерваторского корпуса, я лишь пожал плечами:

— Могли бы и здесь, конечно, только спешить не хотелось. Мы, похоже, и так уже наспешились по самое не хочу. Что тут у вас?

Вместо ответа полковник неопределенно мотнул головой: «сам, мол, смотри». Я послушно огляделся, точнее — целенаправленно обернулся в сторону полуразрушенной пятиэтажки, чем немедленно вызвал еще один, на сей раз — одобрительный, кивок.

Что ж, учитывая все то, чему я стал свидетелем менее чем за час, подобного можно было ожидать: на месте здания громоздился густо поросший травой и деревьями холм. Конечно, вблизи наверняка еще можно было бы рассмотреть в этих зарослях отдельные остатки стен и перекрытий, но отсюда все выглядело именно так. Неумолимое время, как обычно, оказалось сильнее бетона, стальных несущих балок и цементного раствора…

В сторону дороги я и смотреть не стал — не видел смысла. От автомобиля должно было остаться еще меньше. Точнее — ничего не остаться. Вместо этого повернулся к полковнику и, поймав его взгляд, спросил:

— Ну, в общем-то, ясно. Ладно, излагай свою версию, наверняка ведь что-то уже придумал?

— Скорее уж — предположил, — Валера подозрительно вздохнул. — Понимаешь, я ведь все-таки ученый. Хоть и с погонами на плечах, но — именно ученый. А то, что тут происходит… нонсенс.

— Вале-е-ера, — в очередной раз напомнил я, — попроще, хорошо? Чтоб все поняли. А то нам еще выбираться отсюда и всю эту хренотень обратно сворачивать.

Полковник потер переносицу, собрался было что-то сказать, но передумал:

— Попроще… ладно. О сущности наружной «стены» мы с тобой говорили, и твоим людям я об этом тоже уже рассказал, так что повторяться не будем. А вот дальше? Мы имеем некую… преграду, свободно пропускающую физические объекты в одну сторону, по направлению снаружи-внутрь, и не пропускающую их в обратном направлении. Причем проходит она слева от ведущей к лабораторному корпусу дороги — иначе ты б не смог вернуться к внешней «стене». Впрочем, это ты тоже знаешь. И таких преград здесь как минимум две, а как максимум… — он развел руками. — Сколько их на самом деле, можно узнать, только пройдя их все. Теперь дальше — при пересечении каждой новой преграды, для наблюдателя меняется субъективное восприятие окружающего пространства. И это выглядит так, словно мы каждый раз видим новый, гм, временной слой, отделенный от предыдущего достаточно большим промежутком времени. Так похоже?

Последний вопрос явно адресовался мне. Скосив на полковника глаза и убедившись, что он не шутит (тоже мне, нашел советчика!), я важно кивнул:

— Вполне. Могу даже дополнить — из твоей версии выходит, что и наружную зубодробительную стеночку, при всей ее внешней и внутренней несхожести, тоже можно считать одной из этих преград — когда мы сюда попали, и машина, и здание уже были того… сам видел. А, значит, пройти сквозь нее в обратном направлении нам вряд ли бы удалось. Кстати, а что — назад действительно никак?

— Действительно, — полковник достал из такой же мятой, что и у меня, пачки сигарету. Пальцы его слегка подрагивали. — Только описать не смогу. Вроде упираешься во что-то и жесткое, и упругое одновременно.

— Ладно, отложим, — я последовал его вредному для здоровья примеру. — Так что — мое дополнение принимается?

— Боюсь, что более чем…

— И что из всего этого следует? Это пока, как я понимаю, были только, как ты выразился, субъективные ощущения с прочими наблюдениями, а вот что там с выводами и предположениями? — я, хоть сам просил попроще, люблю иногда что-нибудь эдакое завернуть. Ну, вроде тех «скорбных сентенций» из прошлогоднего приключения под Винницей.

— Ненаучно, — в очередной раз тяжко вздохнул коллега, — но попробую. Такое ощущение, что этот, так сказать, «цилиндр», сквозь стену которого мы сюда попали, не единственный. Их словно несколько и они вставлены один в другой. Ну, как будто… — он замялся подбирая подходящее сравнение.

— Угу, совсекретный принцип матрешки, самая страшная тайна Красной армии, — хмыкнул я. — А что, вполне по-нашенски, по-рассейски!

— Кошмарное определение, — согласился полковник, — но, увы, правильное. Хотя я бы сравнил это с витками некой спирали, сходящейся к центру. Впрочем, не суть важно. Так вот, судя по всему, каждый раз пересекая границу, мы оказываемся в новой временной реальности — именно, «временной», заметь, не пространственной! И чем дальше мы продвинемся вперед — тем больше будет этот сдвиг относительно нашего времени, которое я, как ты понимаешь, принял за гипотетический ноль. Наверное, так…

— И что сие означает? — очень осторожно осведомился я — вот ведь точно какое-то дерьмо сейчас услышу! Прозвучит, так сказать, противный писк ценных пушных зверьков на букву «п». К счастью, ошибся — ничего более страшного полковник пока просто не придумал:

— Не знаю, коллега… Возможно, это связано с теми свойствами частиц темной материи, о которых я тебе рассказывал. Ну, то есть, с их вероятной способностью к искривлению пространства-времени. Правда, есть еще одно личное наблюдение.

Ага, вот оно! Теперь, значит, песцовое дерьмо политкорректно «личным наблюдением» именуют! Ну-ну…

— Похоже, пересекая каждую новую границу и переходя из одного временного витка или слоя в другой, более глубокий, мы идем точно по направлению к пространственной точке, в которую проецируется центр окружности кольца ускорителя, понимаешь? И, если это так, то диаметр каждого нового витка должен быть меньше предыдущего.

— То есть, идти до каждой новой «матрешки» нам все ближе и ближе, — по-своему интерпретировал сказанное я. Кстати, мне послышалось или кто-то недавно помянул слово «спираль»? С некоторых пор я это словечко ох как крепко недолюбливаю. — Гм, интересно. Кстати, это мы что же — в будущее движемся, что ли?

— Почему? — не понял полковник.

Судя по замершим лицам ребят, они меня тоже не поняли.

— А сам посмотри — с каждым новым, как ты говоришь, слоем-витком, обсерваторское здание все больше разрушается. Значит, время-то идет?

На этот раз Валера ответил не сразу:

— Н-ну… ты знаешь, я бы не стал так жестко привязываться к этим понятиям — «прошлое», «будущее». Да, оставаясь в одной точке пространства, мы куда-то движемся во времени, точнее, оно движется относительно нас, но, мне кажется, невозможно определить знак этого перемещения. Наше наблюдение субъективно, хотя… может ты и прав, не знаю… — он снова задумался, причем, похоже, крепко.

— Понял, замяли, потом разберемся. Тогда еще один вопрос — в принципе, все равно с предыдущим связанный: когда мы дойдем до этого самого центра окружности кольца ускорителя — что там будет? Или — что там может быть хотя бы чисто теоретически?

И вот тут полковник меня удивил — я-то ожидал очередной порции всяких там «теоретически-субъективно-предположительно-ненаучно», однако он неожиданно вынырнул из своей задумчивости и, взглянув мне прямо в глаза, жестко произнес:

— Так ты еще не понял? Если все это — на самом деле порожденная полученными в коллайдере частицами «черная дыра», то мы идем прямо в ее центр. И все эти слои, цилиндры или твои, блин, матрешки — витки ее спирали, сходящиеся в некой точке. Вот туда-то мы и идем. В самый центр «черной дыры», коллега!

Вот так.

Нда уж, такого количества ценных пушных зверьков я еще никогда в жизни не видел.

И, если все пойдет, как идется, наверное, уже и не увижу…

Глава 8

Первые несколько минут после полковничьего откровения все молчали. Валера — сосредоточенно что-то обдумывая, мои пацаны — просто совершенно обалдев и только лишь сейчас начиная осознавать, во что их втянул любимый командир, ну а я…

А я, как водится размышляя вовсе не о том, о чем стоило бы размышлять в данной тактической ситуации. Вспоминал я, короче. Прошлое лето, прошлую операцию, прошлую жизнь… Рассказ так и не раскрывшего всех своих тайн Посланника, хоть и многократно продублированный на страницах множества засекреченных папок, все еще жил во мне какой-то своей маленькой жизнью. Словно затаившись где-то в глубине, став неотъемлемой частью моей души, он ждал своего часа, чтобы вновь оказаться нужным, подсказать или предостеречь. Словно моё прошлогоднее приключение не закончилось и ещё вернется, дай только срок. Эх, знать бы только, когда он настанет, этот срок! Хотя… — крошечная искорка понимания уже почти сверкнула где-то на задворках сознания, уже почти подожгла коротенький, в тысячные доли секунды, запал новой (и наверняка правильной) мысли… естественно, мне помешали:

— Слышь, командир! — Смерч задумчиво стер со ствольной коробки своего любимого «Вала»[7] несуществующее пятнышко грязи. — Он это что — серьезно? Насчет «черной дыры»? Они ж в космосе — мертвые звезды, сверхсжатие материи, все такое… а?

Да уж, вопросец на засыпку… И не одного его, похоже, сильно мой ответ волнует — вон и Марк исподлобья смотрит, и Иракец что-то очень уж усердно окурок в землю тушит. Нужно отвечать…

— Не знаю, мужики, но, похоже, что серьезно.

«Мужики» особого энтузиазма не выказали, ожидая продолжения. Вот, блин, Валера, ты ж говорил, что все им рассказал?! А на непонятливость мои ребята раньше никогда еще не жаловались:

— Сами все слышали. Сначала мы с товарищем полковником предполагали, что разогнанные в ускорителе неизвестные частицы сформировали только вон эту милую стеночку, а теперь, похоже, считаем как-то чуть-чуть иначе. Так ведь, товарищ полковник?

Валера отвлекся от своих размышлений и медленно поднял голову. С нескрываемой тоской взглянув мне в лицо, ответил:

— Не надо, Юра, не кипятись. Я сам только что догадался, честно. Та версия, хоть и была совершенно ненаучной, казалась вполне отвечающей происходящему. Но затем появились эти… вторичные слои, и я предположил, что и «черная дыра» может иметь спиральную структуру, — видимо, уловив мою готовность задать новый вопрос, он пояснил:

— Ну, как и вся Вселенная в целом, понимаете? Реально-то никто ведь еще не был внутри «черных дыр» — пока даже их математической модели создать не удалось!

— Кое-кто уже побывал, хотя его об этом и не предупредили, — мрачно буркнул себе под нос обычно сдержанный Турист. — Экспериментаторы херовы, такое ущелье испохабили…

Сделав вид, что ничего не слышу, я переспросил:

— Хорошо, предположим, все именно так. Ну, и что там, в ее, так сказать, центре? Или, как правильнее назвать? Сердцевина?

— Скорее, уж ядро. Честно говоря, вот теперь я даже предположить ничего не могу. Там может быть, что угодно — точка с абсолютной плотностью, зона отрицательной гравитации, проход в иное измерение, место, где вообще ничего нет… что угодно!

— Исчерпывающе. Впрочем, как я понимаю, разницы для нас никакой — дороги назад-то все равно нет. Значит, попремся вперед. Ты там говорил, что реально группой руковожу я? (Валера осторожно кивнул). Тогда пошли. И хватит ныть, спецназ! — последнее относилось уже к моим порядком упавшим духом пацанам.

— Идем парами, Жора, Володя — вперед, затем мы с полковником, Степа и Олег замыкают. Дистанция, — я вспомнил рассказ Смерча, — пять метров. И считайте, сколько пройдете — прикинем расстояние между этими матрешками. Все, вперед, пионэры прерий, первопроходцы черных дыр…

На том дискуссия и закончилась, и мы двинулись вперед. Поскольку, как я только что пророчески заметил, ничего иного сделать уже было нельзя. Это была ловушка — очень хитрая концентрически сжимающаяся ловушка, виток за витком ведущая нас, надо полагать, к здоровенному куску невидимого и, увы, вряд ли бесплатного сыра…

Исчезновению боевой пары Турист-Марк мы даже как-то не удивились, безропотно преодолев последние метры и продираясь сквозь знакомую «паутинку» внутрь очередного «цилиндра».

Впрочем, особо задерживаться не стали — убедились, что особых изменений вокруг не произошло, дождались появления арьергарда и двинулись дальше, на ходу обмениваясь взаимными впечатлениями о расстоянии между соседними слоями-матрешками.

Оказалось метров восемьдесят с небольшим — а мы со Смерчем, если, конечно, мне не изменяет память (дурацкую мысль о том, не изменяет ли мне железнодорожница Леночка, отбросил, как явно предистерическую), перед этим протопали добрых сто пятьдесят — сто семьдесят метров. Значит…

Старательно наморщив лоб, я прикинул расстояние от наружной «стены» до того места, где впервые пропали ребята — получилось, дистанция каждый раз сокращалась примерно вдвое. Ну, плюс-минус, конечно. Чем и поделился с боевыми братьями и полковником.

— Тогда подожди-ка, — сделал из моих расчетов неожиданный вывод Валера.

Я послушно замер на месте, прикидывая, не заметил ли часом полковник в траве какой-нибудь противопехотной гадости нагрузочно-разгрузочного действия. Или может он на нашей прошлой стоянке зажигалку с дарственной надписью директора ФСБ забыл? Так ведь хренушки, не вернемся уже!

Последнее предположение мне понравилось. Настолько, что я даже улыбнулся — вот бывает у меня такое: настроение вдруг берет — да ни с того, ни с сего улучшается. Или все-таки истерикуете помаленьку, герр необмывший новую звезду подполковник?

— Ты чего? — подозрительно покосился Валера.

— Да, про зажигалку вспомнил, — я фыркнул.

— Какую еще зажигалку?

— С дарственной надписью… — так, все-все-все, стоп! Харе, как говорится, лыбу тянуть, а то, как бы плакать не пришлось. Натянув на лицо подобающее моменту выражение, я покачал головой:

— Не обращай внимания. Ты чего тормознул?

— Геометрию в рамках школьной программы вспоминаю, — загадочно пояснил полковник, поддергивая на плече ремень автомата. Да, с оружием ты погорячился, коллега, оно тебе здесь нужно… примерно, так же, как и всем нам. Еще и сумку с поломанным ноутбуком так и не бросил, почему — непонятно. — Соотношение диаметра и радиуса окружности к ее длине — помнишь такую формулу? Короче говоря, считаю, сколько нам еще идти осталось.

— Понял, — кивнул я. Кстати, умная мысль — если разделить радиус девятикилометрового кольца ускорителя на расстояние между витками… ну, вы поняли. — И как успехи?

— Следующая «стена» должна быть метров через сорок, значит, — полковник на несколько секунд задумался, — значит, нам их осталось пройти еще две или три. В зависимости от правильности твоего предположения и размеров центрального… центральной зоны…

— Меня с детства интересовало, какая из матрешек будет последней, — задумчиво протянул Турист, поудобнее устраивая руки на висящем поперек груди автомате. — И всегда почему-то казалось, что она самая главная. Пошли, командир?

— Пошли, ребята, — в тон ему ответил я. — Порядок прежний. Вперед. Еще метров семьдесят, наверное. Валера, ты б сумку свою бросил — нафига тащишь-то?

— Пригодится… — с грустной улыбкой ответил полковник. Переспрашивать я не стал: ну, пригодится — так пригодится:

— Вперед…

Как ни странно, Валера оказался прав — поломанный ноутбук нам пригодился. Мы миновали предпоследнюю границу и протопали еще метров сорок, когда он вдруг скомандовал:

— Стой.

Спорить в подобной ситуации было бы глупо, и мы послушно замерли на месте. Ребята — просто выполняя приказ, я — гадая, что еще могло случиться. Не угадал: полковник обошел застывших Туриста с Марком и, сделав еще пару шагов, неожиданно размахнулся, забрасывая сумку с останками несчастного лэптопа метров на десять вперед.

Вот оно что! А я-то грешным делом уж предположил, что он все никак не рискнет расстаться с какой-нибудь хранящейся на жестком диске японской машинки совсекретной информацией. Что ж, молодец, догадался.

Сумка меж тем пролетела положенное расстояние и с жалобным стуком упала на землю. Пока ничего…

В несколько шагов добравшись до валяющегося в траве произведения всемирно известной японской корпорации, полковник повторил бросок. И еще… На третий раз ноутбук исчез, внезапно словно растворившись прямо на лету.

Прикинув расстояние, я дал ребятам отмашку и первым подошел к пребывающему в своей обычной задумчивости Валере:

— Разумно. Будешь смеяться, но мне ничего подобного и в голову не пришло. Хотя, сам ведь автоматом пытался эту стеночку нащупать! И чего дальше? Вперед?

— Знаешь, — словно не слыша моих слов, задумчиво пробормотал полковник, — о чем я жалею? Что у нас нет возможности все-таки попытаться спуститься вниз. Вдруг там что-нибудь бы прояснилось?

— А раньше не мог предложить, блин? — так же негромко буркнул я. — До всех этих «стеночек-матрешечек»?

— Не мог! — к моему удивлению огрызнулся Валера. — Вход туда только через один их двух подземных туннелей. Первый, покороче, ведет к коллайдеру, второй, более глубокий и длинный — вглубь горы, к нейтринному телескопу. Попасть в них можно только из главного корпуса, до которого никто кроме тебя не дошел! Если б знать…

— Если б знать — маковой соломки бы подстелили, — как обычно не к месту, схохмил я. — А сейчас у нас такой огромный выбор вариантов, аж целых три.

— Почему три? — совершенно искренне удивился полковник.

— Ну, как же: идти вперед, не идти вперед и застрелиться на месте, чтоб не мучаться, — я поерзал плечами, проверяя, нормально ли сидит на мне боевая «снаряга». — Надоело все — сил нет. Не скучайте тут!

— Стой, ты куда? — Валера аж на месте подпрыгнул от неожиданности.

— Туда. Подождите минут пять — и валите по одному за мной. Все равно уже без разницы будет, — и, уже подходя под непередаваемыми взглядами ребят к невидимой последней черте, оглянулся:

— Слушай, а что это вообще значит «спиральная структура Вселенной»? Ну, как она выглядит, что ли?

Ответ поначалу оригинальностью не блистал. Но вот затем:

— Как спираль. Обычная спираль — если лежит по одну сторону воображаемой плоскости, и двойная — если продолжается по обе ее стороны. Как песочные часы, рассеченные некой плоскостью в самом узком месте — есть спираль «сверху-вниз» и есть «снизу-вверх». Последняя модель — сугубо умозрительная, хоть и считается наиболее взаимоуравновешивающейся системой…

Последнюю полковничью фразу я расслышал, уже делая последний шаг. То есть, если я все правильно понял, сейчас нас должно выбросить куда-то по другую сторону той самой «воображаемой плоскости»? А о том, что там может не быть ничего, хотя бы мало-мальски подходящего для этого самого «выбрасывания», полковник случайно не подумал? Может там вообще какой-нибудь антимир? Очередная умная мысль, как сегодня уже было, пришла слишком поздно. Я рванулся было назад, но по глазам скользнула знакомая паутинка, швыряя мое бренное тело в объятья совершенно незнакомых ощущений… не самых приятных ощущений…

Глава 9

Как это ни обидно сознавать, но я, кажется, ослеп. И ладно, если б все произошло в честном бою, от осколка в затылок, контузии или плеснувшего в лицо жаркого пламени. Так нет же, меня вначале засунули в какой-то исполинский сепаратор, основательно перемешав и поменяв местами все внутренние органы, затем вывернули наизнанку, хорошенько потрясли, как следует шмякнули обо что-то очень твердое, и, под завязку, еще и лишили сознания.

Ироды, иначе никак и не скажешь. Или — просто уроды…

А в остальном все испытанные мною за один неизмеримо-краткий миг ощущения были именно такими: перемешали, вывернули, потрясли… ну, и далее по тексту. По-крайней мере, я на какое-то мгновение и на самом деле вдруг получил весьма сомнительное удовольствие чувствовать все свои органы — нечто подобное человек испытывает в невесомости.

Вот только, в отличие от космонавтов орбитальных станций или пилотов пикирующих самолетов, я ощущал все это с какой-то немыслимой остротой и необыкновенной четкостью.

А потом я очнулся, похлопал глазами — и с ужасом понял, что ничего не вижу. Пошарил под собой — поверхность была холодной, твердой и шершавой, то ли бетон, то ли асфальт. Неужели и вправду ослеп?! Хотя, с другой стороны — мы же шли по траве, откуда тут взяться бетону-асфальту? Или я еще чего-то не помню?

Рука наткнулась на что-то знакомо-прохладное и металлически-гладкое. Автомат. Подтянув оружие поближе (судя по звуку — все-таки бетон), я оперся об пол прикладом и встал на ноги.

И, коротко выругавшись — мог бы и раньше догадаться, спелеолог-самоучка, блин! — зашарил по карманам в поисках зажигалки. Крохотный огонек ослепил не хуже ядерной вспышки. Ослепил — но и успокоил: зрение не пострадало. Просто я был… где-то был. Где-то, где вообще не было света. Ни того размыто-серого, ни какого-либо иного.

Только этот крохотный язычок живого пламени в руке — и теоретически не пострадавший фонарик в правом кармашке разгрузки.

Спустя несколько секунд я уже осматривался на предмет того, куда же все-таки попал. Вопросы каким образом и почему решил пока оставить за неактуальностью. Главное жив, с остальным разберемся…

А пока разберемся с вопросом «куда». Хотя, некоторые догадки, как говорится, имеются. Переходящие в сводчатый потолок замшелые железобетонные стены, покрытые пылью люминесцентные лампы над головой, жгуты кабелей на стенах, рыжие от ржавчины рельсы по полу… ничего не напоминает? Понимаю, конечно — подсознательный поиск аналогий с посещением некоего бункера, но что я могу поделать, если и, правда, похоже?

Впрочем, здравый смысл все-таки возобладал, и я, решительно отогнав химеру почившего в бозе «Вервольфа», признал, что нахожусь, все-таки, в одном из упомянутых полковником подземных туннелей. Лампы, опять же — ну не додумались фрицы образца сороковых годов до люминесцентных осветительных приборов! Нет, я, конечно, не исключал возможности чего-то подобного, но всерьез об этом как-то не думал. Видимо зря. Да и вообще, если представить…

Представить мне не дали — за спиной что-то мягко упало. Или кто-то. Просто упало, безо всяких, так сказать, сопутствующих светошумовых эффектов. Что, конечно же, не помешало мне мягко уйти в сторону, вскидывая автомат и с радостью припоминая предусмотрительно опущенный до второго щелчка флажок предохранителя.

— …! — прикрываясь ладонью от света моего фонаря, прокомментировал очнувшийся Турист свое появление, чисто рефлекторно проверяя свободной рукой, не пострадала ли при падении драгоценная (и, кажется мне, совершенно бесполезная) радиостанция. — Вот говорил же — четвертая бутылка лишняя. Где я… то есть, мы?

— Под Винницей, — не сдержался я, припомнив прошлогоднюю шутку. — Бункер «Вервольф», может, слышал?

— А… как?! Ну, то есть…

К счастью, появление бессознательного Валеры избавило меня от необходимости немедленного ответа. Что самое интересное, откуда именно он появился, ни я, ни мой обиженно хлопавший ресницами боевой брат так и не поняли: просто появился — и все тут. Материализовался. Соткался из всемирного (то бишь, подземного) эфира — и грузно осел под плавно переходящей в сводчатый потолок стеночкой. Значит, повезло — я, судя по ощущениям, прибетонился откуда-то из-под потолка.

Пока мы с Жорой приводили нашего научного руководителя в чувство, диверсионная группа пополнилась всеми недостающими членами: Марк, Иракец и Смерч, к собственной дурости решившие десантироваться скопом, образовали в метре от нас живописную кучу-малу из тренированных спецназовских тел, оружия, амуниции и прочих носимых боекомплектов.

Одним словом, с прибытием, соратнички. Типа, все в сборе.

— Глупая шутка… — прокомментировал мое добровольное признание полковник. — Кстати, да, ты прав — это и есть туннель, идущий под главным корпусом. Он не очень глубокий. Дальше будет развилка к коллайдеру и, собственно, нейтринной обсерватории и низкофоновым лабораториям. Только до них еще далеко, метров сто до главного туннеля и почти четыре километра вглубь горы.

— Ну, ты ж переживал, что мы под землю не спустились — вот тебе и… Кстати, на метро похоже. Для гномиков. Только вагончиков не видно — в депо, видать, отогнали.

— Тоже очень смешно, — оценил мой очередной перл полковник. — Ты, все-таки, довольно своеобразен. Между прочим, здесь действительно электропоезд ходил, и даже не один.

— Ага, я такой, на любителя. Делать-то что будем?

— В каком смысле?

— В прямом. Пойдем к ускорителю?

— Он-то тебе зачем?

— Убедиться, что этот ваш разгонятель с убыстрителем нафиг отключен! И, если «да», то дальше уж решать, что делать. Согласен?

Несколько секунд полковник размышлял. Или просто презрительно молчал (что, в принципе, вряд ли), давая мне понять, сколь далек я от современной науки:

— Глупо… Даже если спуститься туда — как ты собрался определять, работает ли он? Частицы, какой бы природы они не были, как бы слегка того — невидимы и неосязаемы, а сам ускоритель — просто сверхохлаждённая металлическая труба, заполненная…

Валера осекся, видимо припомнив то же, что и я: марш-бросок через наружную «стену». Вот уж точно — «неосязаемы». Впрочем, он, похоже, прав — да и я был сама покладистость… или на меня просто давил весь этот бетон:

— Ладно, согласен, дерьмовое предложение. Твой вариант?

— Надо идти к пульту управления коллайдером и там посмотреть, что к чему.

— Гут, поищем твой пульт. Главное, чтобы в нем батарейки от старости не сели, а то обидно получится! И, если там ничего не выищем — тогда будем делать то, что я предложу, лады?

— А что ты предложишь? — на всякий случай осторожно переспросил полковник.

— Подняться наверх и посмотреть, где мы вообще находимся. Так, на всякий случай. Добро?

Полковник, конечно, был согласен…

Первые же пройденные по коридору метры принесли множество маленьких открытий, складывающихся в довольно интересную картину. Я бы даже сказал в очень интересную картину. В мечущемся свете фонарей стало заметно, что ведущий к ускорителю подземный туннель — учитывая все виденное наверху — выглядит как-то необычно. Совсем необычно. Необычность эта проявлялась тем, что все здесь — стены, потолок, лампы под ним, пакеты кабелей и трубопроводы вдоль стен — выглядело совсем не так, как должно было бы выглядеть спустя те самые десятки-сотни-тысячи прошедших наверху лет. Вроде бы, конечно, прошедших…

Хотя и стены, и потолок, и пол под ногами местами покрылись толстым слоем сочащегося влагой мха и множеством явно непредусмотренных проектом трещин и трещинок, местами они казались какими-то слишком уж новыми и неповрежденными. Под стать выглядели и толстенные жгуты идущих вдоль стен кабелей: кое-где с потемневших медных жил даже сползла рассыпавшаяся от времени пластиковая изоляция, а рядом, буквально в нескольких метрах, те же кабель-пакеты жизнерадостно отблескивали в свете фонаря новенькой оплеткой.

Валера, как оказалось, придерживался того же мнения: реквизировав у Марка фонарь, он принялся исследовать оные кабели, читать указатели на неповрежденных временем участках стен и изучать ржавые рельсы на полу. Которые, похоже, поразили его едва ли не больше всего. Согласен, довольно странно видеть, как почти что слившиеся с бетоном пола заржавленные железяки вдруг приобретают девственный вид, демонстрируя наблюдателю свои накатанные вагонными колесами блестящие спины…

Спустя минуту он не выдержал:

— Странно, да? Не знаю, что тут произошло, но такое чувство, будто мы одновременно находимся в разных временах. Точнее, постоянно переходим из одного времени в другое.

Я пожал плечами:

— Заметил. И что?

— Если б я знал! Кстати, мы почти пришли, сейчас будет поворот и вход в лабораторию высоких энергий. Ну, грубо говоря, это и есть пульт управления, а сам ускоритель еще на тридцать метров ниже и в стороне. Между прочим, сейчас мы находимся почти под главным корпусом, — не дожидаясь вопроса, пояснил полковник.

— Вот и вход… — Валера остановился столь резко, что я едва не врезался в его широкую спину.

Направив луч фонаря вперед, я взглянул ему через плечо. Ого! Интересно…

Возле ничем, кроме ржавчины, не примечательной металлической двери лежал труп в распахнувшемся белом лабораторном халате. Не скелет, как можно было бы ожидать, а именно труп: человек умер совсем недавно.

Обойдя впавшего в кратковременный ступор полковника, я подошел поближе и присел на корточки. Молодой парень лет тридцати, короткие светлые волосы, крайнее удивление на застывшем навеки лице и пришпиленный к карману бейджик с полоской степени допуска на груди: «Лаборатория ВЭ МАК. Антон Павский, младший научный сотрудник».

Вовсе не нужно было быть судмедэкспертом, чтобы понять, что умер он внезапно и не позже трех-четырех дней назад — имелись, знаете ли, некоторые специфические признаки. Здесь, под землей, не жарко, так что… Вот, кстати… — я аккуратно распрямил придавленную весом мертвого тела руку и снял с запястья дешевые электронные часы. Взглянул на циферблат — и протянул полковнику.

— Остановились ровно три дня назад. И время до минуты совпадает со временем начала эксперимента, — негромко прокомментировал он. — Вот значит как…

— Ага, так, — направив на стену луч фонаря, высветил справа от двери плоскую коробочку считывающего устройства электронного замка. Из прорези до сих пор торчала оплывшая, покоробившаяся от времени пластиковая карточка:

— Слышь, коллега, глянь-ка. Когда вся эта фигня случилась, он, похоже, как раз дверь открывал.

— Похоже, — кисло согласился Валера — кости на дороге — костями, а вот труп его похоже немного нервировал.

— Значит, тоже сразу погиб, — я довел свою мысль до конца. — Как и все тут.

— И что?

Я поморщился — вот же дурацкий вопрос, честное слово:

— Да ничего, просто констатирую очередной необъяснимый факт. Сначала ребята на дороге, потом все, кто находился в здании, теперь здесь. Похоже, в течение первых дней здесь была прямо какая-то зона смерти. А мы, получается, еще вовремя пришли. Интересно, почему так?

— Не знаю… — буркнул полковник. — Зайдем?

— Зайдем, — без энтузиазма согласился я, поднимаясь на ноги. — Только смысла… Там, наверняка, все тоже самое. А так… ну, зайдем, конечно, посмотрим.

— Она бронированная. И герметичная, — зачем-то предупредил Валера.

Пожав плечами, я подошел к двери и на всякий случай пнул ее ногой — а вдруг замок тогда успел сработать? — тут же бросив это бесперспективное занятие. Можно, конечно, попытаться открыть и по-другому, но, опять же, какой смысл время терять? Да и петли, судя по виду в целом, не могли не заржаветь. Кивнув на запертую дверь Смерчу, отошел в сторону: у него и «Вал», и девятимиллиметровые спецпатроны, и пули с закаленным сердечником — вот пусть и открывает. Обычно хватает трех выстрелов — двумя разбиваешь петли, еще одним вышибаешь замок — и дверь просто вываливается из проема. Правда, не в том случае, когда дверное полотно от времени намертво приваривается к раме, конечно.

Пока спецназовец примерялся к запертой мишени, я, сам не зная зачем, прошел дальше по коридору. Прошел, постоял пару секунд, освещая неожиданную преграду фонариком, и двинул обратно: идти дальше было некуда. Метров через двадцать ход обрывался, упираясь в непроходимый завал из обрушившихся бетонных перекрытий.

Смерч справился быстро, прицельно и безо всяких ненужных побочных эффектов в виде, например, рикошета. Тупорылый малошумный «Вал» трижды хлопнул открываемым шампанским и весьма довольный собой Степан уведомил, что, мол, «можно». Поймав мой разрешающий взгляд, он как следует оттолкнулся от пола и с достойным лучшего применения энтузиазмом врезал по двери ногой. На четвертый или пятый удар она все-таки капитулировала и с грохотом рухнула вперед, открывая проход в местную святая-святых — лабораторию высоких энергий.

Не знаю, кто как, а я решил, что слегка повредился умом, после путешествия по темному коридору менее всего ожидая увидеть приветливо светящийся в полутьме помещения экран компьютерного монитора…

Полковник, словно загипнотизированный светящимся прямоугольником и больше ничего вокруг не замечавший, прошел мимо, первым заходя внутрь и на ходу стягивая с плеча ремень автомата. Ну-ну, разбирайся, коллега…

Призывно кивнув остальным и подсвечивая себе фонарем, я огляделся. Ничего особенного: для далекого от науки человека лаборатория — она и в Африке лаборатория. Столы с компьютерами, множество каких-то громоздких приборов вдоль стен, диагностический электронный стенд с консолью управления — больше всего помещение напоминало однажды виденный операционный блок атомной электростанции, только раз в пять меньше. И во столько же раз современнее и сложнее.

Заинтересовало меня другое: здесь, так же, как и в коридоре, словно слились воедино несколько временных слоев. Весь описанный мной интерьер пребывал в разной степени, так сказать, старения: оккупированный бормочущим что-то себе под нос Валерой компьютер стоял на новеньком ламинированном столе, тогда как соседний стол давно превратился в груду истлевшей трухи. То же самое можно было сказать и про все остальное. Аккуратно оштукатуренные участки стен соседствовали с оголившимся замшелым бетоном, корпуса непонятного назначения приборов отблескивали новой эмалью… или рыжели многолетней ржавчиной, с потолка свешивались выпавшие из своих гнезд люминесцентные лампы — в полном соответствии со странной логикой этого места — рядом с новенькими, правда, сейчас тоже не горящими, трубками.

Впрочем, это так, грубая материя, железо и пластик, поскольку были здесь и человеческие останки, по большей части — давным-давно истлевшие скелеты, на почерневших, хрупких костях которых не сохранилось даже следов одежды. Но было и два трупа — один на полу посреди лабораторного зала, другой — на стуле перед провалившимся сквозь прогнившую столешницу компьютером. Смерть, в точности, как и у найденного в коридоре парня, наступила совсем недавно, не больше трех-четырех дней назад.

— Юра, — сидящий перед монитором полковник кивком подозвал меня. На труп в двух метрах от себя он уже не реагировал — то ли попривык, то ли ожидал чего-то подобного. — Посмотри-ка…

Подойдя, я взглянул на экран, пытаясь разобраться с выводимыми на его плоскую поверхность данными. Монитор оказался жидкокристаллическим, поэтому под таким углом ничего нельзя было разобрать, сплошь какие-то сполохи и темные пятна. Я протянул руку, собираясь немного подправить его.

— Не старайся, — криво усмехнулся Валера, — все равно ничего не разберешь. Я пробовал. И выйти из системы невозможно. Зато можно вот что, смотри, — он подвел курсор в правый нижний угол и дважды щелкнул левой клавишей мыши по значку часов. Появилось знакомое окошко «дата-время». — И как тебе?

Да, интересно. Стрелки символических часов на экране вращались с такой скоростью, что глаз просто не успевал за их бешеным круговоротом. Цифры в нижнем окошечке и вовсе слились в сплошную серую полоску сменяющихся с немыслимой быстротой часов и минут. Но еще интереснее было смотреть на показания календаря — если судить по скачущему с одной даты на другую квадратику-курсору, за каждую секунду проходило несколько дней. И скорость эта все нарастала и нарастала… пока окошко вдруг и вовсе не закрылось. Посторонившись, я пропустил поближе Туриста, нашего радиста и вообще — общепризнанного спеца по всему электронному — и обратился к полковнику:

— Прикольно. Интересно, это сбой или что-то другое? Как он вообще может работать? Здесь что, есть электричество?

Смерив меня красноречивым взглядом, Валера пожал плечами и, покопавшись под столом ногой, вытолкнул под свет фонаря УПС. Выключенный, давно разрядившийся и покрытый толстенным слоем застарелой пыли УПС в покореженном от древности корпусе:

— Питания, скорее всего, нигде нет. Хотя здесь было трехконтурное электроснабжение, основное — плюс два аварийных. Полная автономия, короче. А компьютер… если ты еще не понял — он вообще никуда не включен.

— Понял. Уже. А коллайдер? Можно выяснить, что с ним?

Полковник одарил меня еще одним весьма многозначительным, чтобы не сказать больше, взглядом:

— Он не может работать, если во всем комплексе нет питания. Ну… теоретически не может, конечно, — все-таки смягчился он.

— Э-э… командиры! — Турист задвинул полочку с клавиатурой под стол и выпрямился. — Короче, я так понимаю, с машиной-то все в порядке, но… — он смущенно кашлянул. — Похоже, это не таймер глючит. Такое ощущение, что для операционной системы и на самом деле каждую секунду проходит несколько дней. Естественно, при такой скорости мы не сможем воспользоваться никакими данными.

— А монитор? Не может же он работать сутками напролет? Почему ж не отключается? При такой, как ты выразился, скорости?

— Так он выключается, — хитро хмыкнул Жора, — просто мы этого не замечаем. Если смотреть боковым зрением — заметно. Его ведь каждый день включали-отключали — или он сам переходил в режим ожидания, а сейчас все это происходит в обратном порядке и на огромной скорости.

— В каком смысле «в обратном»?! — едва ли не в голос воскликнули мы с полковником. — Даже если с точки зрения компьютера прошло уже хрен знает, сколько суток — кто его мог включать и выключать после запуска ускорителя?! Они? — я кивнул в сторону бренных останков бывших обитателей этого места.

Несколько секунд Турист молчал, испытывающе глядя мне в глаза, затем медленно подвел курсор обратно к значку таймера:

— Так вы что, ничего так и не поняли? С точки зрения машины время для нее идем в обратном направлении. Смотрите…

Мы посмотрели — похоже, наш радист был прав: скачущий с немыслимой скоростью указатель двигался наоборот, от последнего дня месяца к первому…

— Поняли? — довольный своей догадливостью Турист убрал курсор в сторону. Окошко тотчас закрылось. А вслед за ним погас и весь экран. — А вот как такое может быть, особенно на программном уровне, понятия не имею.

— А другие компьютеры? — полковник кивнул на еще один уцелевший и похоже даже не запыленный монитор справа от нас. — Почему ж тогда они не работают?

— Другие-то? — Турист пожал плечами и высветил лучом фонаря рассыпавшийся от старости системный блок соседнего компа. — Думаю, вот почему…

Обсудить эти поразительные открытия мы не успели:

— Смотрите! — в голосе Иракца было нечто, заставившее нас мгновенно позабыть даже про идущее назад компьютерное время.

Резко обернувшись, мы еще успели заметить, как в свете нескольких фонарей исчезает — не растворяется в воздухе, не тает, подобно снегу под солнцем, а именно исчезает — сверкающий новенькими, будто только что покрытыми свежей краской боками металлический бокс с какими-то приборами. Вот только мгновение назад он еще стоял — оскорбительно-новый по сравнению с облупившейся, покрытой темными влажными потеками железобетонной стеной позади — и вот его уже нет. Просто нет. Обменявшись взглядами с вскочившим со стула полковником, мы, тем не менее, промолчали. И правильно сделали, ибо дальнейшие, еще более неожиданные, изменения не заставили себя ждать…

Неизвестно куда исчезнувший приборный шкаф словно послужил катализатором некоего непостижимого человеческой логике процесса — теперь вокруг нас менялось все. Причем, менялось в строгом соответствии со своим изначальным состоянием. Источенный временем древний бетон стен продолжал крошиться и осыпаться вниз, оголяя изъеденную ржой арматуру, врастали в пол кости, рассыпались трухой и без того истлевшие столы и стеллажи с какими-то папками, оплывали пластиковые корпуса приборов, срывались с прогнивших держателей лампы….

И в то же время, все, представшее нам в более-менее нетронутом безудержным течением Времени виде — компьютеры, приборы, те же лампы под потолком — наоборот, бесследно исчезало. Особенно жутко смотрелся мягко осевший на пол, лишившийся одежды, но не собирающийся никуда пропадать труп, под которым неожиданно исчезло крутящееся кресло, и меняющиеся стены, когда на смену армированному железобетону, вдруг приходила грубо обработанная строителями подземного комплекса горная порода…

Взглянув себе за спину, я убедился, что и «наш» монитор тоже исчез в неизвестном направлении — вместе со стулом, на котором только что восседал полковник — и в этот момент до меня дошло:

— Вале… Валера, где выход?! Наверх, быстро!

Полковник оказался молодцом — мысль мою понял сразу:

— В коридор, скорее. Налево. Лестница там.

В отличие от него, я знал, что «там» — непроходимый завал:

— Другой выход, где другой выход?! — увернувшись от грохнувшейся с потолка коридора лампы дневного света, я развернул полковника в противоположную сторону. Как раз в ту, откуда мы совсем недавно и пришли. — Там обвал был, нет хода!

— Туда, — не спрашивая, откуда мне это известно, коротко буркнул он, — метров пятьдесят. Поднимемся через лабораторный корпус. Только лифт, наверное, не работает.

Сожалеть о нефункционирующем лифте я не стал — ситуация, знаете ли, не располагала: в коридоре происходило то же самое, что и в лаборатории — все исчезало, рушилось или истлевало на глазах. Причем скорость этого, гм, процесса явно нарастала с каждой секундой!

Полсотни уже однажды пройденных метров преодолели с похвальным результатом — не только мы с полковником поняли, что именно происходит. По-крайней мере, не опоздали: лестница еще не исчезла. Где-то на середине пути мимо нас прогрохотал в свободном падении служебный лифт — подъемные тросы, как я понимаю, были произведены позже самой кабины. Все, никогда больше не сяду в лифт. Ну его нафиг, лучше уж ножками!

Но, как бы то ни было, наверх мы выбраться все-таки успели.

Грохотнула об бетон очередная сорванная с петель дверь, ребристые подошвы наших берцев протопали по проваливающемуся под ногами полу первого этажа (а вниз лететь ой как далеко, ага!) — и раскрывшийся навстречу дверной проем, плеснув в глаза позабыто-ярким дневным светом, беспрепятственно выпустил нас наружу….

Глава 10

Щуря отвыкшие от нормального освещения глаза, мы столпились у выхода. Здесь, за порогом, был день. Ослепительный летний день, зеленая трава, затянувшие почти всю территорию заросли, добравшиеся почти до самых стен здания, уносящиеся ввысь склоны ущелья — и яркое, но не голубое, а словно выгоревшее до стального блеска, небо. Шестеро обалдевших мужиков пытались — нет, не понять — хотя бы просто осознать все происшедшие изменения. Пытались — и не могли.

Хотя кое-что все-таки можно было сказать со всей уверенностью: девятикилометровой темной стены вокруг больше не было и в помине. Изменилось только превратившееся в светящийся купол небо. Остальное, за исключением, конечно, обильно разросшихся кустарника и деревьев, осталось без изменений. Или почти без изменений, поскольку все это — и трава, и заросли, и горные склоны — казалось каким-то нерезким, слегка размазанным, словно изображение на сделанной с неподходящей выдержкой цветной фотографии.

И еще было очень тихо.

Я медленно обернулся. Мы стояли под стеной знакомого пятиэтажного здания. Целого, неразрушенного, и в то же время — с ума сойти можно! — прямо сейчас разрушающегося и исчезающего в никуда. Но на сей раз «картинка» была вполне контрастной и верно сфокусированной…

Кажется, нет никаких «песочных часов» и «воображаемых плоскостей». Мы остались там же, где и были… где и должны были быть… просто что-то случилось со Временем…

Ладно, пойдем-ка отсюда. Если все так, как я думаю, стоять здесь сейчас, мягко говоря, неумно. Того и гляди, чем-нибудь тяжелым по башке ударит.

Отойдя метров на двадцать, мы остановились и, уже не торопясь, огляделись. Ничего, в общем-то, интересного — все вполне в рамках еще не до конца сформировавшейся в наших головах очередной ненаучной теории: раздираемое разнонаправленным потоком Времени здание дряхлело, разрушаясь и приходя в уже знакомое по картинкам из «серого мира» состояние, — и молодело одновременно. Последнее выглядело особенно эффектно, напоминая с огромной скоростью отматываемый назад фильм, показывающий все этапы строительства. Или действие невидимого исполинского ластика, с завидным упорством стирающего из этого временного слоя все следы человеческой деятельности. Так что появлению из ниоткуда новенького башенного крана и исчезновению доброй половины верхнего этажа (вторая его половина, разрушаясь, постепенно проваливаясь все ниже и ниже) никто уже даже не удивился. Было похоже на то, будто причина внезапно поменялась местами со следствием; с тем, что мы уже видели раньше.

— Еще подальше отойти бы надо, — негромко сообщил стоящий рядом Турист. — Если сейчас дело до строительства подземных коммуникаций дойдет, как бы куда-нибудь вниз не спикировать. Кстати, командир, наблюденьице тут одно имеется…

— Пошли! — мысль была дельная: об этом ни я, ни полковник как-то не подумали. Конечно, заглубленные на десятки метров коридоры и тоннели пробивали прямо под землей или в толще скалы, но вот провалиться в какой-нибудь котлован или траншею для прокладки трубопроводов или кабелей мы вполне могли. Правда, придется в заросли лезть.

— Так что там за наблюденьице?

— Да насчет гор, — смущенно ответил Турист, кивая на поросшие лесом склоны ущелья. — Короче, склоны другие стали.

— Это в каком еще смысле другие? — не понял я.

Жора вздохнул, задумчиво почесав небритую щеку:

— Как же объяснить-то? Ну, одинаковые они, что справа, что слева — одни и те же горы, понимаешь? Два правых склона — или два левых. Зеркальные отражения. Я тут не раз бывал — не в самой «Нейтринке», конечно — но все равно ошибиться невозможно. Сам вспомни, они же совершенно непохожи. Тот, что выше — это гора Андырчи, второй — тот, где поселок — один из отрогов Губасанты. Разве их спутаешь? А сейчас, глянь — Андырчи вроде как вообще нет! И с небом что-то не так.

— Он прав, — неожиданно подтвердил и полковник. — Я ведь здесь тоже не в первый раз. Подконтрольный объект, сам понимаешь. Сейчас склоны полностью идентичны, даже растительность — странно, что я сам сразу не заметил. А насчет неба… ты разве сам не понял? Здесь же солнца вообще нет, и теней мы не отбрасываем.

Я машинально поднял голову — да уж, с небом и на самом деле какая-то непонятка. Поскольку назвать именно «небом» нависающее над головой нечто, более всего напоминающее идеально отполированный матовый стальной купол, отражающий непонятно откуда падающий свет, я бы, пожалуй, не решился. Хотя никаких неудобств последнее не доставляло — разве что ни у кого из нас и на самом деле не было тени — так, какое-то маловразумительное темное пятно под ногами. Впрочем, последние события уже отучили меня чему-либо удивляться.

— Угу, выцвело нафиг. Большая такая озоновая дыра над головой. И мы под ней, как прыщи на заднице, — бросив взгляд на ставшее ниже уже на целых два этажа здание, я без паузы скомандовал:

— Смерч, Иракец, осмотреться. И никаких боестолкновений: вдруг что — трусливо отступили — и все. Встречае…

Земля под ногами вздрогнула — сильно, страшно, словно во время мощного, перевалившего за середину рихтеровской шкалы, землетрясения. Раз, другой — и, с небольшим перерывом — третий.

Вылетели последние ещё уцелевшие стеклопакеты в окнах и без того полуразрушенного здания, и там, где на многометровой глубине залегало кольцо ускорителя (и, к счастью, достаточно далеко от нас), вздыбилась, исторгая наружу обломки бетона и искореженных металлических конструкций, земля. И — все. Больше не было ничего — ни ударной волны, ни вспышек пламени, ни рвущего барабанные перепонки звука — только эти три удара, в абсолютной тишине сотрясшие землю под ногами.

— Похоже, у них там уже все сроки прошли, — припомнив свое давнее предположение о неодинаковом течении времени внутри и снаружи девятикилометрового цилиндра, мрачно прокомментировал я, пытаясь избавиться от накатившего неудержимой океанской волной ощущения «дежа-вю». Что-то было не так… или как раз так? Но вот, что именно? ЧТО?!

— У кого? — не врубился Валера.

Пришлось объяснить:

— Помнишь, ты говорил, что времени у нас двое суток? Похоже, песок у них в часиках закончился. Обсерваторию разбомбили.

— Невозможно, — сам по себе факт ускорения времени полковника как-то совсем не удивил, — коллайдер слишком глубоко под землей.

— Ты отстал от жизни, коллега. Противобункерные проникающие ракеты, крылатые, например, или тот же наземный «Искандер» с объемно-детонирущей боевой частью, уже давно приняты на вооружение. Странно только, что самих взрывов не видно.

Мы замолчали, не в силах оторвать взгляда от удивительного и совершенно ирреального зрелища: на наших глазах рождалось небо. Настоящее, привычное, земное небо! Зрелище было настолько неповторимым, что я мгновенно позабыл о своих ощущениях… и очень зря. Впрочем, тогда это всё равно ничего не могло бы изменить.

Сначала поблек, словно теряя свою способность излучать непонятно откуда берущийся свет и за несколько секунд становясь из именно стального каким-то неуверенно-сереньким, светящийся купол над головой. Затем серый цвет тоже стал таять, размываться, приобретая всё большую и большую прозрачность. Это было похоже на работу исполинских «дворников», слой за слоем возвращающих запыленному небесному стеклу былую чистоту. Секунда — и купол над нами уже не серый, а молочно-матовый; еще одна — и сквозь туманную дымку начинают просвечивать наиболее яркие звезды; еще миг — и купол исчезает, становится невидимым, как, впрочем, и подобает хорошо вымытому стеклу. И мы, едва ли не раскрыв рты, уже стоим под девственно-черным ночным небом, утыканным мириадами сплетающихся привычной вязью созвездий звезд…

Впрочем, поводом раскрыть рты была даже не сама эта молниеносно наступившая ночь, а то, что вокруг по-прежнему было светло, а над головой — точнее, над восточным склоном ущелья — пылало уже позабытое нами Солнце. Вполне привычное Солнце — боковым зрением я отметил собственную удлинившуюся тень.

А метаморфоза продолжалась: излишне четкие контуры созвездий расплылись, и бархатная тьма космоса подернулась полупрозрачной кисеей зарождающейся атмосферы. Спустя пару секунд над нами уже было по-рассветному прозрачное небо, с каждым мигом все больше наливающееся синью. Потом появились и облака — размазанные белесые полоски, с огромной скоростью пересекающие небосвод и прямо в движении обретающие объем и привычный цвет. Еще секундой позже они замедлили свое движение, словно неведомый видеооператор одним нажатием клавиши «play» умерил, наконец, излишне быструю перемотку пленки…

Превращение завершилось, однако осознать это нам не дали — слишком уж многое случилось вслед за этим.

Изменилось не только небо. И не только обретшие привычную резкость и четкость трава, деревья и склоны ущелья вокруг. За тот короткий миг, когда Время в этом мире вспомнило о своем однонаправленном движении и замедлило бег, изменился сам этот мир.

И, увы, изменился он не совсем так, как нам бы хотелось.

Впрочем, о том, как именно нам бы хотелось, мы не думали. Мы — ну, или, по-крайней мере, я сам — в этот миг вообще ни о чем не думали. И, конечно же, зря…

Мир вокруг нас ожил. И речь, увы, шла вовсе не о появившихся птицах, тут же, впрочем, испуганно куда-то забившихся и, уж конечно, не о коснувшимся кожи теплом летнем ветре — речь шла о людях. Об очень злых, недурно вооруженных и экипированных людях в незнакомом камуфляже и закрывающих почти все лицо защитных шлемах. И еще о том, что они, эти самые люди суммарным количеством около двух десятков, появились слишком уж внезапно и как бы отовсюду сразу. Даже не то, чтобы появились, — я имел весьма серьезные подозрения, что они тут и были все это время, просто видеть их мы (как, впрочем, и они нас) стали именно в этот неудачный в тактическом плане момент.

Не поняли? Охотно верю. Мы тоже не сразу поняли. Потому что довольно сложно психологически переключиться, когда вместо почти что идиллической картинки возрождающегося к жизни мира в сотне метров от тебя появляется из ниоткуда зависшая над землей парочка боевых вертолетов незнакомой конструкции. И при поддержке атакующих с земли до зубов вооруженных парней, цепью растянувшихся по зарослям в двух десятках метров от нас.

Ну, здравствуй, бой! Давненько не виделись…

Чисто психологически утешало одно: стрелять они все-таки начали первыми. Не слишком прицельно, зато все сразу, и на поражение.

Но нам повезло. Пожалуй, даже трижды.

Во-первых, с позицией. Так уж получилось, что сзади наши спины прикрывала стена прекратившей разрушаться и исчезать пятиэтажки, куда, наверное, можно было бы на самый крайний случай отступить.

Во-вторых, спеша отойти подальше от места предполагаемых земляных работ, мы оказались в достаточно густых, чтобы служить каким-никаким укрытием, кустах.

И, в-третьих, атакующий противник оказался как раз между нами и вертолетной парой, что существенно ограничивало летунам свободу огневого маневра…

Короче говоря, пока узревший цель неведомый противник (ждали нас, что ли?! Такое чувство, что они знали, откуда мы появимся!) жал на спуск, мы успели сделать целую кучу очень полезных вещей: рассредоточились, занимая оборону, наскоро распределили будущие сектора огня и избавились от стесняющих движения рюкзаков.

И, пропустив над головой первую порцию вражьих пуль, со всей дури вступили в бой. Сразу гранатами, из подствольников и ручными. Потому что именно такого они от нас хрен ждали!

Не дожидаясь, пока опустится поднятое взрывами облако дыма и пыли, мы долбанули со всех стволов, опытным путем выясняя, что у оппонентов, оказывается, тоже есть броники, и стрелять посему следует по конечностям или в незащищенное касками лицо. Главное — выбить из активного сопротивления, потом можно будет и еще разок гранатами закидать.

Правда, оставались еще вертолеты — хищно опустившие заостренные морды темно-серые машины необычной конструкции, зависшие метрах в тридцати над землей. Очень, все-таки, нехорошо зависшие: сориентируйся пилоты чуть раньше и не пожалей неминуемо попавших бы под удар своих — не миновать нам перекрестного ракетного залпа. Уцелеть под которым, как хорошо показала практика афганской и чеченских войн, было бы практически нереально. А судя по торчащим из-под носовых обтекателей стволам скорострельных пушек и обилию пусковых контейнеров на пилонах внешней подвески, им было чем по нам ударить. В общем, при любом раскладе — та еще ситуация… для нас, я имею в виду.

С вертолетами надо было что-то решать. Причем, быстро. Обернувшись к Иракцу, получившему свой псевдоним как раз за умелое владение РПГ на просторах одной древней восточной — не будем конкретизировать! — страны, я качнул головой в сторону геликоптеров. Олег понимающе кивнул в ответ и, подхватив пару темно-зеленых тубусов, ужом скользнул в кусты. Заметивший это Турист привстал на одно колено, готовясь прикрыть товарища — Иракцу нужно хотя бы секунд пять на приведение каждой «эрпэгэхи» в боевое положение и еще несколько на прицеливание, а стрелять ему придется дважды. Без прикрытия подобное — чистое самоубийство. С прикрытием, впрочем, тоже, но…

Но в этот самый момент мы и получили неожиданную — более чем неожиданную! — помощь. Кто стрелял, я не видел — зато хорошо видел два дымных следа стартовавших откуда-то из-под деревьев эрпэгэшных ракет, завершивших свой короткий полет в моторных отсеках вражеских вертолетов. Попали, конечно — еще бы с такого расстояния не попасть! Кумулятивные заряды рванули почти синхронно, и не успели искореженные машины рухнуть на землю, как по вражьим спинам и прочим головам-конечностям ударили, предрешая исход начавшейся не в нашу пользу схватки, автоматы нечаянных союзников.

В общем, на несколько коротких минут вокруг стало очень-очень громко и опасно, а затем бой скоропостижно закончился. И всего-то на третьем сожженном магазине — принцип внезапности, грамотная расстановка сил (три «ха-ха», воевали, как всегда, наобум), профессионализм и боевая выучка, прочее…

Несколько секунд мы еще приминали камуфлированными телами траву, настороженно ожидая продолжения шоу, затем огляделись. Все вроде живы, лишь Турист оцарапал о шальную пулю хронически небритую щеку. Ничего себе знакомство с новым миром — одни сбитые вертолеты чего стоят! О том, что было бы, не выполни кто-то (интересно, кто?) возложенное на Иракца задание, не хотелось и думать. Кстати, где он?

Переглянувшись с обалдевшим полковником, я раскрыл было рот, собираясь выяснить местоположение отсутствующего в пределах видимости Иракца, однако меня самым неожиданным образом перебили. Нет, не криком и не выстрелом — звуком. Или даже так, с большой буквы — Звуком…

Противным, нарастающим, неотвратимым — и таким знакомым любому, кто хоть раз в жизни попадал под минометный обстрел: «П-П-И-И-И-У-У-У-У-У».

Дожидаться, пока финальное «У-У-У-У-У» войдет в заключительную фазу и сменится гулким хлопком разрыва и свистом разлетающихся осколков, мы не стали, проворно рванув (я — в спарке с полковником, конечно) прочь из вероятно пристрелянного сектора. И вовремя: бабахнуло, привычно вминая барабанные перепонки и осыпая землей, совсем близко, в нескольких метрах.

Ничего себе, даже уши заложило — отвык, видно, последний раз мне под минами полежать аж десять лет назад довелось, зимой того самого приснопамятного и многократно всеми нами проклятого девяносто пятого — и не так уж далеко отсюда, кстати…

П-П-И-И-И-У-У-У-У…

Ложись, мужики!

Глава 11

Вторую мину невидимый артрасчет положил еще метров на десять дальше, а третья рванула и вовсе в полусотне. Похоже, с прицелом ребята, кем бы они там ни были, прогадали — разброс получился слишком большим.

С другой стороны, сейчас они, скорее всего, внесут поправку и начнут укладывать свои свистящие осколочные подарки в обратном направлении — и у нас появятся все шансы заполучить один из них в свое, так сказать, вечное пользование. Причем, «вечное» — это в самом прямом смысле. Хотя, конечно, не факт, что стреляют именно по нам. Ну, не могут они в этих зарослях нас особо видеть. И дым от горящих геликоптеров видимости тоже не добавляет. Или их кто-то корректирует?

Р-Р-Р-Г-А-А-А-Х-Х-Х! — до неприличия громкий звук очередной рванувшей мины напомнил, что расслабляться еще рано.

Приподняв голову, нашел взглядом Володю со Степой, укрывшихся в поросшей жиденькими кустиками неглубокой канаве. У Жоры тоже все было в порядке — не впервой, как говорится. Ну и славно. Вот как бы нам теперь до деревьев поскорее да побезопаснее добраться? Если сейчас взять левее, пожалуй, поближе бежать будет. А то я терпеть не могу лежать под минометным обстрелом — воняющая кордитом воронка в обрамлении разбросанных внутренностей не для меня. Уж лучше осколок в движении…

Пихнув в бок полковника и подхватив рюкзак, я махнул рукой в сторону недалеких деревьев: вперед, мол. Глядишь и добежим.

П-П-И-И-И-У-У-У-У-У… — неумелым смычком по струне, ногтем по оконному стеклу, воспоминаниями по душе, серпом по этим самым…

Р-Р-Р-Г-А-А-А-Х! — ну, это уже попроще, всего лишь со всей дури, да ладонями по ушам. Да комьями земли в спину. В пятнадцати метрах позади. А вот следующая возможно уже наша. Несмотря на весь этот марш-бросок по пересеченной местности и хлещущие по коже колючие ветки. Всех делов-то — подкорректировать прицел, достать из укладки, поднести, опустить, отпустить, пригнуться. Полсекунды скольжения в канале ствола, еще треть — накалывание капсуля на донце, сработка вышибного патрона, выстрел, выход в верхнюю точку баллистической кривой, переворот, противный свист свободного падения… двадцать четыре выстрела в минуту, почему ж не свистим? Странно… Или снова наши неведомые помощники объявились?

За спиной, где-то возле самого здания, неожиданно грохотнул привычной серией по три родной «калаш». Раз, другой. Ему ответили длинной очередью из чего-то более скорострельного и смутно знакомого. Еще одна очередь — и гулкий взрыв ручной гранаты. Снова чужая, на сей раз пулеметная, очередь, оборванная коротким рычанием АКСМа. Похоже, отставший от нас Иракец на кого-то напоролся…

Я присел, вскидывая автомат. Рядом неуклюже плюхнулся полковник — учится понемногу. Пацаны, ощерившись стволами в стороны, сделали то же самое.

— Турист, Валера, прикрытие, — мой собственный голос, пробивающийся сквозь забившую уши вату (и в самом деле оглушило), казался чужим. — Смерч, Марк, за мной!

Хорош драпать, надоело. Мины падать перестали — и на том спасибо. Да и от полковника — если он насчет своего былого разряда по стрельбе не соврал — так больше пользы будет.

Перепрыгивая через свежие воронки, мы рванули обратно, оставляя в стороне поле нашего короткого и неясно с чьей помощью выигранного боя. Ломились напрямик, не таясь: кустарник здесь был пореже, перед самым зданием, помнится, и вовсе рос отдельными островками — особо скрытно все равно не подойдешь. Зато и на засаду не напорешься.

Рядом знакомо ширхнул, выплевывая чью-то кумулятивную смерть, РПГ. Граната, взметнув вверх клуб дыма, рванула почти сразу — цель оказалась совсем близко. Снова грохотнул «калаш» — и мы вывалились из зарослей, падая на землю и с ходу вступая в бой.

Под самой стеной обсерваторского здания (или того, что от него осталось) чадил, потихоньку разгораясь, допотопный полугусеничный бронетранспортер, вокруг которого распластались на земле несколько трупов в незнакомой серо-зеленой форме. Еще двое уткнувшихся лицами в траву серо-зеленых успели пробежать почти половину расстояния. Третий, тоже уже получивший свою пулю, как раз падал, выронив автомат, неподалеку.

— Привет, командир, — меланхолично поприветствовал нас укрывшийся за вросшим в землю замшелым бетонным обломком Иракец. В метре от него валялась ещё курящаяся дымом труба израсходованной «эрпэгэхи». — Присоединяйся…

— Кто такие? — на миг приподнявшись, я пригляделся к подожженному транспортеру, однако стелящийся понизу дым не позволял рассмотреть эмблему на борту. Зато белый трафаретный номер — «423» — я видел достаточно четко. Как и перевернутый мотоцикл с коляской. Над головой тут же просвистело несколько пуль — укрывшегося где-то за подбитой машиной стрелка видно не было. Иракец выжал спуск, длинной очередью загоняя невидимого стрелка подальше, и, криво усмехнувшись, ответил:

— Вот и я то же самое пытаюсь понять. Каски вроде немецкие, у бэтра крест на борту, а так… хрен его знает. Ну, не фрицы ж они на самом деле?!

Уверенности насчет его последнего утверждения я как раз совсем не разделял — не узнать немецкий «Ганомаг» времен войны было трудно — но спорить не стал. Справа загрохотал автомат Марка и воспользовавшийся прикрытием Смерч, приподнявшись, метнул в сторону бронетранспортера гранату. Спустя секунду в кустах неподалеку от его угловатой кормы вдруг коротко простучал непонятно чей «Калашников» — и все потонуло в гулком хлопке взрыва.

Пару секунд было тихо, затем раздалось нечто такое, что мы уж никак не ожидали услышать:

— Смерч, бля, ты че, ваще офуел?! По своим гранатами! Я те щас покидаюсь… — невидимый матершинник внезапно осекся и до боли знакомым голосом лежащего рядом со мной Марка докончил:

— Ну, бл-л-лин… командир, тут такое…

Я повернул голову и ошалело уставился на Володю, ответившего мне точно таким же исполненным непонимания взглядом. Несколько секунд стояла напряженная тишина, затем до нас донеслось:

— Слышь, мужики, не стреляйте. Свои мы. Поговорить надо. Командир ваш далеко?

Молчать в данной ситуации было довольно глупо:

— Ну, я командир… — вставать я пока все-таки не стал.

— Кто я? — пусть у меня в бою каждый второй патрон дает осечку, но теперь голос был моим собственным. — Назовись, что ли?

Поразмыслив несколько секунд и с ужасом осознав, что, кажется, начинаю понимать, что все это может означать, я пожал плечами и медленно приподнялся на локтях, прокричав в ответ:

— Майор Кондратский, военный спецназ. Правильно, братишка? Кстати, тебе кричать еще не надоело?

Ответил он, против ожидания, не сразу:

— Тогда вставай, мы сейчас подойдем и будем поговорить. Насчет этих можешь не беспокоиться — тут уже чисто. Просто хочу от бэтэра отойти — хрен его знает, что они там везли, рванет еще. Только своим скажи, чтоб не шмальнули сдуру, — тембр его голоса довольно явственно изменился. Странно, хотя, блин, ну конечно, как же я сразу-то не понял! Онже не можетничего знать!

Поднимаясь на ноги, я искренне пожалел, что не могу навеки запечатлеть взглядов моих пацанов. Хотя бы на фотопленке. Это было что-то с чем-то! И я их понимал. Поскольку уже догадался, что — точнее, КОГО — сейчас увижу.

И не ошибся… почти, ибо действительность, как обычно, превзошла все ожидания…

Их было — ха, а что, кто-то еще сомневался?! — тоже шестеро, как и нас. Впрочем, сначала-то я увидел только двоих: вроде бы оставшегося за спиной Смерча с привычным «Валом» в руках… ну и себя, любимого, конечно. Того самого, которого прошлым летом едва не отправил к праотцам на острове Змеином.

Остальные пока осторожничали где-то в зарослях, видимо, контролируя окрестности или готовясь в случае чего напичкать меня (не того, который, совершенно обалдев, шел навстречу, а того, который с закаменевшей рожей мучительно размышлял, с чего начать разговор — во объяснил, да?) пулями. Что ж, грамотный подход к делу, сам бы так поступил… поменяйся я сейчас с «собой-номер-два» местами. Но, пока мы играли в гляделки с моим нечаянным клоном, его пацаны осторожность, как и ожидалось, потеряли. И спустя десяток секунд я имел возможность лицезреть и всех остальных тоже: Марка, Туриста, Иракца и…

…И вот тут-то меня повторно шарахнуло, посильнее, чем утром (неужели этот день все еще не окончился?!) на аэродроме: последним появился Серега. И на этот раз я уже не ошибался: это был именно он, мой погибший на крохотном черноморском островке боевой брат…

Неожиданно. И больно. Хотя, кое-кому, пожалуй, будет еще больней…

Мой же двойник, к которому я отчего-то не испытывал ни малейшей неприязни, кажется по-прежнему ничего не понимал, выразив оное непонимание в нашей общепринятой национальной манере:

— Вот ни… себе! А… это вообще как?!

— Да так, совпало. Слушай, давай-ка сначала спрячемся? Потом все объясню, тут в двух словах никак не получится, — спиной я чувствовал насквозь прожигающие пропотевший камуфляж взгляды моих ребят. Смотрели они, эгоисты, ясное дело, не на меня.

— Да, — реакция у него (или у меня?) была, все-таки, что надо. И психологический барьер тоже того… на высоте:

— Ты прав, надо уходить. Нашумели мы неслабо. Наверняка тут и еще кто-то есть. Мы сразу после боя с теми, первыми, хотели к вам навстречу идти, но тут эти вон… реконструкторы минами кидаться начали, пришлось сначала с ними разобраться. А потом бэтр появился, ну и завертелось. Вот только, кто вы такие, мы сразу не поняли…

— Спасибо, — машинально поблагодарил я, разглядывая ближайший труп в уже не кажущейся незнакомой серо-зеленой форме. Слетевшая с головы угловатая каска в матерчатом чехле-нашлемнике откатилась далеко в сторону. Ну, так и есть, недоброй памяти бравые солдаты фюрера во всей своей, мать ее так, красе! Спустя еще секунду, я, наконец, понял, отчего раньше не смог определить их исторической принадлежности: одеты они были не в обычную для вермахта фельдграу, а в форму одной из егерских альпийских дивизий. Может, даже того самого знаменитого «Эдельвейса», что летом сорок второго рвался к бакинской и грозненской нефти через перевалы Главного Кавказского хребта…

«…ближе к середине августа 1942 года Баксанское ущелье оказалось в целом отрезанным германскими войсками от предгорий…» — не знаю, откуда всплыла в памяти эта фраза — историей самой страшной войны ХХ века я никогда особо не увлекался. Но вот вспомнилось же — и тут же неприятно засосало где-то под той самой хрестоматийной ложечкой: куда ж мы все-таки попали?!

— Понял, кто они? — проследив за моим взглядом, переспросил «я-номер-два». И, не дожидаясь ответа, присел, расправляя задравшийся рукав вражеской куртки шевроном ко мне. Ну все, приехали: не узнать окаймленный витой альпинистской веревкой стилизованный белый цветок было невозможно. «Эдельвейс».

Усилием воли отогнав пораженческие мысли, я бросил на поверженного «gebirgsjäger» последний взгляд — что-то в нем, в его позе казалось мне странным, даже очень странным, но вот что именно? — и отвернулся.

— Так куда нам теперь? — выпрямившийся «братишка» вопросительно качнул головой. — Я так понимаю, ты побольше меня во всем этом разбираешься. Поделишься?

— Поделюсь, — пообещал я, припоминая схему обсерваторской территории. — А куда идти? Хрен его знает… Там гаражное хозяйство должно быть. Не видел — автобоксы уцелели?

— Неа, — он отрицательно качнул головой. — Там, похоже, все полностью заросло. Пойдем, посмотрим? — он замолчал, увидев что-то за моей спиной. Судя по выражению лица — что-то очень интересное. Вернее, кого-то. Никак, их благородие господин полковник со Туристом пожаловали!

— Давай, — без особого энтузиазма согласился я, оборачиваясь и с удивлением наблюдая за продирающимся сквозь колючие ветки запыхавшимся полковником, отчего-то навьюченным всеми нашими рюкзаками вкупе с Жориной радиостанцией, двумя АКСМами и чем-то угловато-незнакомым с прицелом и без магазина. Впрочем, долго удивляться не пришлось: разгадка столь необычного поведения вышестоящего начальства, спотыкаясь, тяжело шагала в трех метрах позади. Ай да Жора, ай да Турист! Всего на пару минут без присмотра остался — и уже пленного прихватить успел! А то, что оный пленный без сознания и морда вся в крови — это ничего, главное, чтобы говорить не разучился. Остальное неважно, надо будет — не то, что на плечах, — на руках донесем.

Выбравшись на открытое место, запыхавшийся Валера сбросил поклажу, огляделся — и замер, старательно округлив глаза. Вот теперь точно пора валить — нам сейчас только семейных разборок по поводу встречи двух потерявшихся братьев не хватает. Пока и без объяснений обойдется, а там посмотрим:

— Ю…Юра, — называть самого себя по имени было как-то очень непривычно, — пошли кого-нибудь вперед, вы следом, мы за вами. Хватит тут торчать. Давайте, мужики, манатки в руки — и быстренько вперед! Смерч, Иракец — берите этого… — я кивнул на обвисшего на Жорином плече пленного. И, встретившись взглядом с полковником, негромко добавил, обращаясь теперь только к нему:

— Да, это то, что ты думаешь. Только не сейчас, хорошо? Всё потом, — и, припомнив кое-что им же самим сказанное раньше, отчеканил:

— Это приказ. Извини…

Валера, подозрительно быстро взявший себя в руки, кивнул. Как-то слишком уж понимающе.

Уже покидая последним поле второго выигранного нами боя, я неожиданно оглянулся и все-таки понял, что именно показалось мне странным в том убитом немецком егере. Неестественно вывернутая нога в высоком горном ботинке прошла сквозь торчащий из травы выщербленный временем бордюрный камень, некогда отбивавший бровку асфальтированной подъездной дороги к главному корпусу. Не зацепилась, не уперлась — именно прошла насквозь, будто бы одновременно находясь с ним в одной и той же точке пространства.

А его отлетевший в сторону автомат не примял своим весом ни одной травинки. Скорее даже наоборот — создавалось впечатление, что это трава проросла сквозь вороненую оружейную сталь.

Остановившись, я махнул рукой удивленно обернувшемуся Марку — не жди, мол! — и присел на корточки. Обхватил пальцами рукоятку — под рукой был самый настоящий металл — и осторожно потянул. Оружие свободно заскользило по земле, «пропуская» сквозь себя остающиеся недвижимыми сочные ярко-зеленые стебли. Ничего себе! Ладно, опыт — так опыт: взяв автомат в руки и уже догадываясь, чем это закончится, я повел стволом прямо сквозь ветви ближайшего куста. С тем же успехом можно было этого и не делать: металл и дерево отнеслись друг к другу с великолепным презрением. Надо будет Валере показать — интересно, что на это наша продвинутая наука ответит?

Закинув на плечо вполне осязаемый ремень трофейного МР-40 и подхватив свой не менее осязаемый «калаш», я побежал догонять своих…

Больше я нигде не задерживался, сбившись с ритма лишь один раз — чтобы подобрать оброненный Марком и незамеченный в примятой ногами пробежавших людей траве «энэрэс»[8]. «Оброненный», ничего себе! Ну, сейчас он у меня за потерю казенного имущества по-полной программе получит, спецназер хренов. Совсем расслабились, пока командир по волчьим подземельям шарился и миры спасал!

В том, что спецнож именно его, я нисколько не сомневался: не узнать его, даже несмотря на налипшую на лезвие и рукоять глину, было бы совершенно невозможно. Имелся, знаете ли, некоторый весьма и весьма памятный всем нам признак…

Глава 12

Знакомые лишь по фотографиям автогаражи — внушительных размеров приземистое бетонное строение — как ни странно уцелели. Непостижимое Время не превратило их в заросшие руины и не стерло из этой реальности. По-крайней мере, до конца не стерло и не превратило. Замшелая бетонная коробка, конечно, покосилась от времени и почти на четверть высоты вросла в землю, однако выбирать не приходилось — прятаться больше было просто негде. Быстренько просочившись внутрь через щель между створками гаражных ворот, мы осмотрелись. Просевшая крыша, держащаяся, казалось, исключительно на корнях выросшей сверху травы, несколько старых бочек под стенами, насквозь проржавевший грузовой «ЗИЛ»… и сияющий новой эмалью пассажирский микроавтобус с приклеенными скотчем к лобовому стеклу транзитными номерами, стоящий рядом с еще даже неокрашенным, без двигателя и ходовой, корпусом «Волги» предпоследней модели. Впрочем, я уже даже не стал удивляться — все в этом странном мире осталось в том состоянии, в каком его застало вернувшееся к своей обычной скорости течения Время.

Выставив охранение в лице Иракца и Смерча из моей группы и Туриста с Марком из группы «второго я», мы аккуратно уложили пленного под стеной, и расселись на земле, давным-давно затянувшей некогда бетонный пол, и… несколько минут просто сидели, не зная, с чего, собственно, начать. Умнее всего было бы с допроса нашего свежезахваченного гостя, но его нынешнее состояние, увы, не позволяло этого сделать. То ли Жора при захвате перестарался, то ли и вправду контузило. Быстрый же осмотр дал немного: документов при нем никаких, естественно, не оказалось, а все остальное — камуфляж, бронежилет, амуниция, оружие — нам знакомы не были. На натовские, конечно, сильно смахивают — но чем-то и отличаются.

Оружие, правда, навевало некоторые мысли — уж больно его тупорылая штурмовая винтовка напоминала перспективную западногерманскую «безгильзовку» G11, выполненную по технологии «булл пап»[9] и, насколько я знаю, пока что никем на вооружение не принятую.

Почувствовав, что оное молчание явно затягивается, я вздохнул и, бросив на пребывающего в ступоре Валеру короткий взгляд, изрек фразу, которой возможно когда-нибудь и суждено будет войти в анналы истории. Если, конечно, все это светопреставление благополучно закончится и — что еще менее вероятно — выйдет за пределы наших с полковником засекреченных рапортов и прочих объяснительных:

— Короче, так, мужики. Говорить пока буду я. Но для начала давайте кое-что уточним. Во-первых, никто из нас не сошел с ума. Во-вторых, ты — майор, то есть, скорее всего, уже подполковник, военного спецназа Юрий Кондратский, в прочие семейные подробности вдаваться пока не будем. Рядом с тобой, — я кивнул на переглядывающегося с Валерой фээсбэшника, — офицер федеральной службы в звании, надо полагать, полковника, по имени Сергей Серебренников, курировавший ход совершенно секретного эксперимента на Баксанском ускорителе, так? Его старший брат Валерий был офицером группы «Альфа» и погиб примерно год назад, чему ты, скорее всего, был свидетелем. Пока верно излагаю?

«Второе я» и Сергей, не сговариваясь, одновременно кивнули в ответ, а я продолжил:

— Как вы сюда попали и для чего — я примерно догадываюсь, так что спросить хочу о другом: откуда ты его знаешь и почему для этой операции выбрали именно тебя? От твоего ответа, братишка, возможно, будет многое зависеть… а, возможно, и нет. Ответь, а потом уж и я кое-что интересное о нас с тобой расскажу. Итак?

«Братишка» знакомым жестом пригладил короткий ежик волос, задумчиво потер лоб и заговорил. Я внимательно слушал, понимая, что, в принципе, мне не так уж и важен его ответ: отчего-то я представлял, что именно сейчас услышу. Важно было лишь убедиться… впрочем, важно ли? Этого я, увы, не знал.

— Сергея я узнал сегодня утром, а вот его брата… Не знаю, откуда ты все это знаешь, но прошлым летом я вместе с тремя ребятами из группы «А» работал в Чечне. Вообще-то, это была их операция, а меня взяли в качестве, ну, проводника, что ли. Просто месяца за три до этого я со своими парнями был как раз в тех краях.

Я мысленно вздрогнул — ну да, он прав, тогда все это и было — и, не сдержавшись, тихонько сказал:

— Помню, Суша и Михась тогда погибли, и Володьку чуть снайпер не уложил…

— Откуда?! А, ну да… — вскинулся было он, но наша врожденная семейная выдержка возобладала, и мое отражение продолжило:

— Потом… Мы уже возвращались, летели армейским бортом из Моздока вместе с десятком ребят-контрактников, когда… в общем, я не знаю. Сначала попали в грозовой фронт, пришлось обходить стороной, а потом… Короче, очнулся я уже на украинской погранзаставе острова Змеиный. Живой. Все остальные погибли. Что это было, я до сих пор не знаю — мы ведь летели, практически, совсем в другую сторону. Если и сбились с курса, все равно не могли бы за несколько минут пролететь такое расстояние. Меня, конечно, допрашивали — и наши, и ФСБ, и украинская «безпека» — только я и на самом деле ничего не знал и не помнил. Погранцы говорят, будто самолет появился словно из ниоткуда — ни на радарах его не было, ни визуально, никак. Просто появился — и все. И сразу же врезался в воду в полукилометре от берега. Вытащили всех, неглубоко там, но живого — только меня. Ну и все…

— Второй вопрос, — сдерживая эмоции и стараясь хотя бы внешне казаться спокойным, прошептал я:

— Почему сейчас выбрали именно тебя?

— Не знаю, мне не объясняли. Сагалович сказал, вроде из-за этого самого, только он, по-моему, и сам не сильно в курсе. Подполковника неожиданно дали…

Вот как, Сагалович, значится! Всего-то одна буковка изменилась. Что там Посланник рассказывал? Параллельные миры могут отличаться друг от друга лишь в мелких, незначительных в глобальном масштабе деталях? Получается, что и…

— Самолет упал, — я назвал намертво впечатавшуюся в память дату. — Да?

— Ты и это знаешь? Да, именно тогда.

Вот так. Не знаю, чем это нам поможет, но больше у меня никаких вопросов не было. Как, впрочем, и у Валеры — в отличие от всех остальных, он, читавший мою сверхсекретную писанину, уже тоже все понял. Или догадался. Или знал. Но, как бы оно ни было, слушал он — как и Сергей — более чем внимательно. Ладно, потом разберемся, а пока последний вопрос, уже сугубо личный:

— А перед той командировкой ничего странного, не происходило? Лично с тобой? В Москве? Или где-то рядом?

Майор едва заметно смутился, но удивляться уже не стал — попривык, видать:

— Да идиотская какая-то история. Я ж отпуск догуливал, шел домой почти под утро, ну и решил через парк срезать. А там трое мудаков девчонку в кусты затащить пытались. Вступился, конечно, а у двоих стволы оказались. Ну и…

— Ну и три трупа и девушка Леночка, железнодорожница из маленького городка на юге области, — печально докончил я за него. — Все с нами с тобой ясно и понятно…

— Железнодорожница, — кивнул он, соглашаясь, — решила с подружкой-проводницей до Москвы прокатиться, по столице, блин, погулять, дуреха! Погуляла… А вообще хорошая девчонка, я к ней недавно даже в гости ездил. А утром прямо из милиции в «Аквариум» привезли. И сразу на Кавказ отправили.

— Ну, с тем, что ты в своем мире натворил, мы, так понимаю, разобрались. А теперь слушай, что я начудил. Поговорим, так сказать, о причинах и следствиях… если, конечно, товарищи полковники не возражают против раскрытия государственной тайны. В принципе, если возражают — все равно расскажу.

«Товарищи полковники» мрачно промолчали. И я в который раз начал своё непростое повествование:

— Тогда слушай. Рассказ не короткий, так что повторяться не буду…

Все-таки опыт — великая вещь. А поскольку тренироваться в многократном пересказывании своей истории я начал еще под Винницей, теперь все повествование заняло совсем немного времени. Окончив рассказ демонстрацией «проходимости» трофейного автомата сквозь гаражную стену, я попросил своего новоприобретенного двойника вкратце дополнить его финальную часть, касающуюся уже наших баксанских похождений, обрисовав возникшую «ситуёвину» с их стороны. И кстати, можно, я буду называть его как-нибудь нейтрально — майором, что ли? К «подполковнику» я еще и сам не привык, а от «двойников-близнецов-братишек-клонов» меня уже что-то немного тошнит…

Никакой особой ясности его история, дополняемая скупыми комментариями Сергея, не принесла: маршрут «Москва — Нальчик — Баксанское ущелье» практически один к одному совпадал с нашим путешествием. Непроницаемая стена над кольцом ускорителя, невольно разделившаяся группа, односторонние преграды по пути… Единственное различие оказалось лишь в том, что, проходя сквозь оные преграды, они видели не «стареющее», а «молодеющее», суть — строящееся, обсерваторское здание. Причем, строящееся наоборот — начиная с крыши и заканчивая котлованом под фундамент.

Было и еще одно различие, с точки зрения Валеры (но не с моей) — не столь важное. Сюда они десантировались всем скопом и не в подземном коридоре, а прямо за спинами напавших на нас вояк, вооруженных безгильзовыми винтовками.

Дальше — ясно: увидев, что наших бьют, спалили из РПГ пару вертолетов, сбросили в холодные воды Баксана немецкую минометную позицию позади обсерваторского корпуса… остальное вам известно…

— Так что, устраиваем мозговой штурм, слияние разумами и прочую групповуху? — вполне в моем (точнее — в нашем с ним) духе пошутил майор. — И решаем три главных русских вопроса: где мы, как сюда попали и что нам теперь делать?

Валера с Сергеем переглянулись, а я пожал плечами: все последнее время мы с полковником только и делали, что устраивали мозговые штурмы. Трепались попусту, иными словами.

Впрочем, можно и поговорить — делать больше, по моему скромному разумению, все равно нечего. В конце концов, две головы хорошо, а восемь — лучше. Да и пленный, хоть и начал постанывать, еще окончательно в себя не пришел:

— Может наука хочет высказаться? — я кивнул братьям-полковникам, отсевшим в сторонку и о чем-то негромко переговаривающимся.

— Пожалуй, да… — выглядящий несколько смущенным Валера обвел взглядом сидящих вокруг людей. — В общем, так, мужики. Все, что вы сейчас услышите — государственная тайна высшей степени секретности и раскрывать ее я не имею права. Но ситуация складывается таким образом, что… — наткнувшись на мой язвительный взгляд, полковник сбился и неожиданно махнул рукой:

— А, ладно, и в самом деле — какого хрена? Тем более, всех нас это более чем касается. Особенно тебя и твоего двойника. Только сначала небольшое дополнение к вашим рассказам. Или, скорее, предыстория. Ты знаешь, что территория «Вервольфа» год назад была превращена в закрытую зону? И что там находилась одна из трех наиболее секретных исследовательских лабораторий на территории бывшего Союза?

— Секретнее, чем здесь? — взглянув на выражение его лица, я понял, что время шуток кончилось. — Не знаю, конечно. Но догадываюсь. Канал связи между нашими мирами продолжает работать, да? И вы этим пользуетесь?

— Да. Точнее, так было. Мы пытались разработать принципиальную теорию параллельных миров. Выйти за пределы трехмерного пространства и линейно текущего времени. Понять, как можно путешествовать между мирами — не только параллельными, но и… вообще.

— По-моему, куда-то выйти нам уже удалось, теперь бы еще узнать, куда… — мрачно буркнул майор. Однако я безжалостно перебил своего «близнеца», уловив в полковничьих словах некое несоответствие. И тут же глубоко-глубоко в душе в очередной раз что-то шевельнулось — как будто и ожидал от него услышать нечто подобное. И как будто знал, что он сейчас ответит:

— Подожди, Валера. Ты ведь сказал «было»? Что ты имел в виду?

Валера запираться не стал, кивнув в ответ:

— Да, ты прав. Этой зимой канал исчез. Просто исчез. А на месте знакомого тебе бункера теперь затопленное водой одноэтажное подземное сооружение. В точности такое, как ты описывал, рассказывая про параллельный нашему мир.

— Однако… — ничего подобного я услышать не ожидал. — И что? При чем тут это к нашей ситуации? Нет, оно, конечно, безумно интересно, но, как мне кажется, сейчас малость неактуально. И вряд ли связано со всем этим, — я крутанул головой.

— Возможно, ошибаешься… — не согласился полковник. — Но спорить не стану. А нынешняя ситуация? Как мне кажется, полученная в эксперименте «черная дыра» каким-то образом — возможно, за счет все той же сверхмассы или чудовищной плотности, о которых я уже рассказывал — сблизила, притянула друг к другу оба наших мира. И сейчас мы находимся в неком месте, где эти миры наиболее полно соприкасаются, взаимопроникают друг в друга… Или соприкасались — по-крайней мере, до того момента, пока не появилось небо и эти вон, — он кивнул головой на пленного. — Правильно, коллега?

— Может быть… — заставив меня вздрогнуть — голос, интонации были те же самые — негромко пробормотал Сергей. — Если бы еще понять, что все это значит…

Вздохнув, я вытащил из кармана все ту же, утрамбованную еще при прохождении через наружную «стену», пачку сигарет, и пустил по кругу. А чего я, собственно, ждал? Что мне немедленно все разложат по полочкам? Ха, вот прямо сейчас, только шнурки погладят…

— А знаешь, Юра, — вновь заговоривший Валера был сама кротость. — Похоже, ты тоже был кое в чем прав.

И, видя на моем лице непонимание — телепатом, даже после невербального общения с Посланником, я не стал, — пояснил:

— Помнишь, ты предположил, что там, в нашем мире, мы как будто двигались в будущее? Чем ближе к условному «центру» — тем дальше? Так же как Сергей со своим отрядом двигался в обратном направлении, в прошлое, когда обсерваторское здание еще только строилось? Но здесь, в этом мире, со временем происходит что-то еще более странное. Не забыл, как выглядел тот коридор, где мы оказались? А лаборатория и все здание в целом? Ну, и таймер в компьютере, и эти автомашины, конечно, — закончил он, указывая мне за спину, — это наиболее, так сказать, зрелищные примеры. Понял?

— Ты о том, что время здесь шло в разных направлениях, да еще и с ускорением? Понял, конечно, и что?

Полковник невесело усмехнулся:

— Боюсь, это только присказка. В тот момент, когда ускоритель был уничтожен — если ты, конечно, не ошибся насчет этого — время замедлилось до своей обычной скорости. Но наши миры не разошлись, понимаешь? Мы по-прежнему в том же месте, где и были. Что-то удерживает их рядом, и, если я все правильно понимаю, наш ускоритель здесь уже ни при чем. Иначе мы…

— …не могли бы одновременно встретить егерей из «Эдельвейса» и каких-то парней с еще не принятыми на вооружение винтовками, да? — неожиданно встрял в разговор майор. — Время замедлилось, но все равно продолжает идти в обоих направлениях?

— Только ли в обоих… — задумчиво и как-то не слишком оптимистично хмыкнул полковник. — Да и вообще, я совсем не уверен, что дело тут именно во времени. Кстати, ты давно на часы смотрел? Если нет, то посмотри. А насчет основного… Меня очень смущают склоны ущелья. Просто безумно смущают! В эту теорию они никак не укладываются, а вот в другую…

— Ты про их схожесть что ли? — переспросил я, дисциплинированно опуская взгляд на собственное запястье. Остановившиеся еще там, в нашем мире, часы снова шли. — А что тут такого? По-моему, и без этого есть чему удивляться… часы, вот, например, заработали.

— Да нет, не только про это, — буркнул полковник. — И уж точно не про твой самопочинившийся хронометр. Ты разве не понял, что егеря не видели тех, с вертолетами? Как и те, в свою очередь, не видели их? Потому и автомат сквозь траву и стены проходит — они из разного времени, понимаешь? В том времени, к которому принадлежит этот автомат, ни гаража, ни, тем более, травы здесь еще не было!

— А мы? Почему мы видим и тех, и других? Так же как они видят нас? Почему не проходим сквозь кусты и стены, почему оставляем следы на траве, почему можем их убивать? Так же, как и они нас? — припомнив пулевую отметину на Жориной щеке, докончил я.

Валера поморщился и нехотя ответил:

— Не знаю. Есть одна теория… Ты не против, если мы с коллегой сначала кое о чем переговорим?

Заметив гримасу на моем лице, он тут же пояснил:

— Да нет, никакой секретности, сугубо технические подробности эксперимента! Хочу кое в чем убедиться… и будет намного лучше, если мне не удастся этого сделать, — он кивнул Сергею, с готовностью поднявшемуся на ноги.

Начальство отошло куда-то в угол, а я, тоже кое-что припомнив, поманил пальцем Марка и молча протянул ему найденный нож. Майор с интересом наблюдал за нами.

Рассмотрев рукоятку, Володя вздрогнул, непонимающе взглянул на меня — и, вытянув из ножен на своей разгрузке точно такой же, подал мне:

— Ты что, командир?! Чтоб я его потерял? Он у меня счастливый, на память! Ты ж сам разрешил оставить, помнишь?

Да, я, конечно, помнил. Помнил и саму ту неудачную «командировку», и снайперскую пулю, намертво застрявшую в рукояти Володиного НРСа. Такое не забывается. Если бы не этот «ножик» — имели б мы тогда три двухсотых вместо двух, и полностью проваленное задание…

И вот сейчас я держал в руках два совершенно одинаковых спецножа с абсолютно одинаковыми же следами от пули на рукояти (саму пулю Марку пришлось вытащить — мешала), и понимал, что таких совпадений, увы, не бывает…

Майору ничего объяснять не пришлось: молча поднявшись, он вышел наружу и, спустя минуту, вернулся, протянув мне еще один точно такой же нож с точно такой же памятной отметиной на рукоятке:

— Вот, у Марка взял. Он тоже не терял…

Глава 13

Пока я осмысливал факт внезапного утроения одного и того же предмета, вернулись полковники. Судя по выражению лиц, особого оптимизма разговор им не прибавил. Скорее, наоборот. Заговорил, видать на правах старшего брата, Валера:

— Похоже, теперь можно попытаться более-менее аргументированно предположить, что произошло. Понимаете, — теперь полковник обращался ко всем нам сразу, — оказывается, эксперимент на ускорителе в обоих мирах начали в одно и то же время и по одной и той же схеме, но направление движения первичного потока частиц «у нас» и «у них» оказалось противоположным! Ну, как бы это попроще объяснить? По часовой стрелке — и против, что ли. Этому никто не придавал особого значения, да и на ход опыта оно само по себе никак повлиять не могло, но совпало так, что первый поток частиц, еще до столкновения с встречным потоком, в двух мирах оказался разнонаправленным!

Полковник многозначительно замолчал, однако никто из слушателей в дискуссию вступать не спешил. Как по мне, так без разницы, в каком направлении начнут двигаться элементарные частицы, если через миллисекунду им все равно предстоит столкнуться друг с другом на совершенно немыслимой, почти что световой, скорости?! Но полковники, кажется, так не считали:

— Ну, вспомните, в каком случае частицы притягиваются, а в каком наоборот — отталкиваются? Или другой пример: что бывает, если соединить положительный полюс магнита с отрицательным, а что — с положительным? Поняли? Вот и у нас получилось нечто вроде гигантского магнита, предположительно из темной энергии или материи, настолько мощного, чтобы притянуть друг к другу реальности наших миров!

— И… что? — осторожно поинтересовался майор.

— Да, в общем-то, пока все… — подал голос Сергей. — Я бы, пожалуй, только немного конкретизировал: мы все-таки создали не магнит, а «черную дыру», точнее — две дыры, вероятно противоположных по знаку. Но вот применимо ли к данному образованию само понятие знака? Не знаю…

— Подозреваю, этого не только вы не знаете, — я припомнил собственное предположение, пять минут назад повторенное Валерой:

— Но если в наших мирах ускорители уже уничтожены — что же тогда не дает им вернуться в свое исходное состояние?

— Какой-то неучтенный и неизвестный фактор «икс»; нечто, о чем мы пока даже не подозреваем, — полковник довольно равнодушно пожал плечами — таинственный фактор отчего-то занимал его не так уж сильно. Странно…

Впрочем, держать нас в неведении братья не стали, переглянулись — и:

— Мне кажется, сейчас важнее понять, ГДЕ именно мы находимся. Помнишь, когда мы осматривались, обратили внимание на абсолютно идентичные склоны ущелья? Георгий еще назвал их «зеркальными отражениями»?

Вот дались же ему эти склоны, честное слово! Да что он в них такого нашел?! Последнюю мысль я, не сдержавшись, увы, озвучил вслух. И тут же — лучше б и не спрашивал! — получил ответ. Точнее, мы все получили:

— Что я в них такого нашел? Ну, например, четвертое измерение, о котором я тебе еще в самолете начинал рассказывать!

А вот интересно, песцов свистом подзывают — или они на «кис-кис» реагируют?..

Рассказ полковника, прерываемый задаваемыми нами вопросами и редкими комментариями Сергея, затянулся минут на десять, так что перескажу все своими словами и попроще. Типа так, как я сам это понял. Нет, я вовсе не хочу сказать, что с высоты своего нынешнего подполковничьего звания не понимаю таких элементарнейших понятий, как «квантованность энергий в микромире в условиях n-мерности вектора восприятия при его проекции на плоскость времени», но… Просто не хочу вас попусту утомлять.

Немного, конечно, утрирую. О четвертом измерении я, как и большинство почитывающих научно-популярную литературу и научную фантастику, слышал. И даже вполне искренне считал его — с легкой руки Эйнштейна — собственно, Временем. Однако полковник заставил меня (и не только меня) в этом сильно усомниться.

Из его версии выходило, что не Время является четвертым измерением как таковым, а искать четвертое измерение нужно во Времени.

Более наглядно выглядело это примерно следующим образом: если представить наше родное третье измерение в виде листа бумаги определенной толщины (помните оси X-Y-Z — длина-ширина-высота — из школьной программы?), то, двигаясь в сторону упрощения, второе измерение будет выглядеть, как торец этого самого листа. То есть линия, составленная из бесконечного множества отдельных точек, каждая из которых будет, собственно, первым измерением. Если же пойти в противоположном направлении, то есть по пути дальнейшего усложнения этой модели, четвертое измерение можно представить как стопку, неисчислимое множество отдельных «листов бумаги» (суть — «третьих измерений»), расположенных в плоскости Времени.

Упрощенно говоря («очень упрощенно», как мрачно прокомментировал мое скромное умозаключение полковник), четвертое измерение — это бесконечный ряд «копий» нашей трехмерной реальности в каждый из минимально возможных отрезков Времени. Помните тот фокус с двумя строго параллельными зеркалами, в которых открывается неизмеримо-длинный коридор — целый потусторонний мир уходящих в бесконечность повторяющихся отражений? Вот нечто подобное, как я понял, и представляет собой четвертое измерение, ряд этих самых «копий»… Оттого-то полковника так и взволновали одинаковые склоны ущелья — мы были как раз между этими самыми зеркалами. В одной — или сразу в нескольких реальностях, расположенных в пределах единой временной плоскости. Ну, примерно так…

Все это мы с грехом пополам поняли. Тем более, пятого измерения — «перпендикуляра к плоскости Времени, с высоты которого одновременно видно прошлое, настоящее и будущее» — решили пока не касаться. Так, на всякий случай.

Но вот затем возжелавший разом найти ответы на все накопившиеся вопросы полковник вывалил на нас нечто такое, что…

Короче говоря, оказалось, что в рамках той самой «одной теории» считается, что в четвертом измерении нет, не было и быть не может привычного течения Времени. И прошлое — это не только то, что было, но и то, что могло бы быть. Ну, а будущее, соответственно — не только то, что будет, и что мы увидим, но и то, что может произойти. В общем, почти по Кэмерону: прошлое и будущее одинаково не определены и одновременно существуют во всех возможных вариантах. Таинственное четвертое измерение — не новый вид пространства и не Время, как таковое, а именно бесконечное множество вариантов нашего трехмерного мира.

Вот так вот. Не больше — но и не меньше…

— А мы? — честно пытаясь осознать предложенную картину четырехмерного мироустройства, спросил я. — Хорошо, пусть все это — бесконечные повторения нашего измерения в прошлом и в будущем, но почему же мы не только видим все эти «копии», но и можем в них что-то менять? Так сказать, участвовать? Ведь убитые нами егеря в своем времени вовсе необязательно должны были погибнуть именно здесь, в этом ущелье? Да еще и от пуль, которых в их собственном времени не существует, и в ближайшие полвека не будет существовать? Как такое может быть?

— Не знаю, — полковник даже не стал пытаться ответить. — Поверь, и у меня, и у Сергея тоже есть множество вопросов, но, в отличие от тебя, нам их задавать просто некому. Возможно, мы каким-то образом одновременно присутствуем во всех «копиях» нашего мира в этом измерении. Возможно, дело в самом эксперименте. Или в том, что наши миры по-прежнему «притянуты» друг к другу. Как лично мне кажется, все «нормальные» «копии» строго параллельны между собой — вспомни пример с зеркальным коридором. Мы же — своего рода аномалия, перпендикуляр к их собственной плоскости. Считается, например, что вектор времени погружающегося в «черную дыру» наблюдателя будет идти строго под прямым углом к ее собственному времени, — последнее было сказано уже не столько для нас, сколько для Сергея.

— Мы же уже вроде решили, что ускорители уничтожены и никаких «дырок» больше нет? — к кому бы он там не обращался, не задать этого вопроса я не мог. Майор согласно кивнул.

— В наших мирах — да. Но не забывай, что в любой из будущих «копий» также может быть свой ускоритель, момент запуска которого полностью совпадает с нашим! Вот тебе и фактор «икс». Хотя это, конечно, совсем уж ненаучно… — Валера отвернулся.

Нда, умеешь ты успокаивать, коллега! Тебе б только на телефоне доверия для потенциальных самоубийц работать — пару недель — и с суицидом в России будет покончено. Интересно, это он что имеет в виду — что нам теперь надо поуничтожать ускорители во всех будущих отражениях двух наших реальностей? Между прочим, если я правильно все понял, этих «копий» может быть сколько угодно. Вот повстречался б я прошлым летом не с железнодорожницей Леночкой, а с продавщицей Верочкой — вот вам и еще одна вероятная реальность… Кстати, а не из той ли оперы и найденный «энэрэс»? Ведь к нашим с майором мирам он вроде бы отношения иметь не может? Надо про него науке рассказать, послушать, что она на это скажет.

Однако немедленно выполнить сие благое намерение было не суждено:

— Давайте попробуем с ним поговорить, — Сергей кивнул на пришедшего в себя пленного, с ужасом разглядывающего своих захватчиков. И я немедленно позабыл про нож. А зря…

— Докладывай, — Президент знакомым жестом сцепил пальцы лежащих на полированной столешнице рук и вопросительно взглянул на подчиненного. — Помнится, в прошлый раз ты обещал кое-какие подробности.

— Конечно, — главный силовик страны с готовностью кивнул, раскрывая принесенную с собой тощую папку.

Президент отрицательно качнул головой:

— Давай на словах. Что там сейчас творится?

— Там… — директор федеральной службы безопасности немедленно вспотел, словно система кондиционирования воздуха в кабинете вдруг перестала справляться с царящим за окнами летним зноем. — Понимаете…

— Догадываюсь, — буркнул собеседник, вдруг всерьез заинтересовавшись стоящим перед ним настольным письменным прибором. — Давай-ка без этого, ладно? Говори уж, как есть.

— Хорошо, — ощущать себя экзаменуемым школьником было неприятно. Даже несмотря на президентское фамильярное «ты»:

— Объект действительно уничтожен, но вот то, что произошло затем? Понимаете, все обнаруженное на территории баксанской обсерватории нашей группой… очень странно!

— А подробнее? И как-нибудь попонятней?

Смущенный собеседник отвел взгляд:

— Подробнее? Подробнее — мы ничего не можем понять. В прошлый раз я вам докладывал, что здание научного корпуса практически не пострадало во время ракетного удара, мне так доложили, но… Дело в том, что выглядит оно сейчас так, словно прошла не одна сотня лет. И очень много останков, тоже весьма… древних. Мы попытаемся идентифицировать их методом генетического анализа, чтобы убедиться, что это именно сотрудники обсерватории.

— Ну, а сам ускоритель? И что там еще было?

— Практически, то же самое. Очень и очень давние обломки, причем, только внутри зоны, над которой находился «объект», — увидев, что Президент не понял, он тут же пояснил:

— Я имею в виду все, что находилось внутри девятикилометровой зоны. Все, расположенное вне этой зоны не изменилось. В том числе собственно и нейтринная обсерватория в толще горного массива. Людей там в момент эксперимента не было.

— Ясно. Ну, а ваши группы? Три, если не ошибаюсь?

— Пока найдены только две из них — те, что ушли первыми. Их останки, я имею в виду. Следов третьей не обнаружено. Работают специалисты, эксперты. Район полностью закрыт.

Расцепив пальцы, Президент взмахнул рукой, прерывая подчиненного на середине фразы:

— Могу себе представить… ладно. Значит, следов группы этого грушника, майора, как его там? Камадский?

— Кондратский, — с готовностью подсказал тот. — Только он уже не майор — подполковник. А в остальном Вы правы — никаких следов его группы не найдено. На связь по прибытии на место они тоже не выходили. Только сегодня утром обнаружили обломки принадлежавшего нашему офицеру ноутбука. Совершенно… э… нетронутые временем обломки. Сейчас наши специалисты буквально просеивают там все — почву, руины здания, обломки коллайдера. Очень важно понять, что на самом деле произошло…

— Ты с ума сошел?! — Президент даже привстал из кресла. — То есть, как это: «там ничего нет»?!

— Так, Владимир Владимирович… — лицо директора федеральной службы безопасности выражало искреннее сожаление. — Сейчас все ущелье в таком виде, в каком было задолго до постройки научного комплекса. Я бы даже сказал: «очень задолго». Причем, касается это только той части и наземных, и подземных сооружений, что оказалась в зоне действия «объекта». Грубо говоря, все, находящееся за пределами кольца ускорителя, уцелело. А вот внутри ничего нет. И следов самого ускорителя тоже нет.

— Идиотизм какой-то… — взяв себя в руки, Президент тяжело опустился в кресло, знакомым жестом сцепив перед собой пальцы лежащих на полированной столешнице рук. И вопросительно взглянул на подчиненного:

— Ну допустим. Хотя и интересно, куда ж вы тогда ракетами-то стреляли, если там ничего нет? Ладно. А ваши группы? Три их было, если я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — тяжело вздохнул главный силовик России. — Увы, пока тоже никаких следов. Сейчас там работают наши специалисты. Район, конечно, полностью закрыт для любых посещений.

Вздохнув, Президент прервал подчиненного на середине фразы:

— Представляю себе… Значит, и следов группы этого подполковника, как его там? Камрадский?

— Кондратский, — подсказал тот. — Да, к сожалению, никаких следов его группы тоже не найдено. Почти никаких — вчера была обнаружена сумка с обломками ноутбука, принадлежавшего нашему сотруднику из его группы. Вот такие дела…

Глава 14

— Поговорим? — дождавшись, пока переведенный в сидячее положение пленный напьется, Валера отобрал у него флягу.

Вопрос полковник задал намеренно по-русски — то ли хотел убедиться в том, что этот язык для него не родной, то ли просто посмотреть на реакцию. Реакция вышла так себе — пленный похлопал глазами и мелко затряс головой из стороны в сторону. Блуждавшая на бледном, измаранном подсохшей кровью лице глуповатая улыбка словно говорила: «и рад бы, мол, помочь, да, увы, не понимаю». Типа, попробуйте еще раз, и если снова не получится, обратитесь к разработчику. Вот только по голове больше не бейте…

Удовлетворенно кивнув, Валера попробовал еще раз, теперь на северо-американской разновидности шекспировского языка. В смысле, на сленговом английском. Услышав что-то более знакомое, пленный с готовностью кивнул. И ответил, неумело произнося явно неродные слова. Получилось примерно так:

— Да, может быть разговор на английский. Я теперь понимание и отвечать на некоторых ваш вопросов.

Валера хмуро взглянул на меня, я пожал плечами и протянул пленному сигарету, от которой он отказался все с той же вежливо-виноватой улыбкой:

— Немецкий попробуй. Акцент слышишь? Дойч он. Или откуда-то с тех краев — говор все-таки какой-то необычный. Швейцарец он, что ли? Или австрияк?

Полковник кивнул, с легкостью переходя на разговорный немецкий — аж завидно стало. Нет, обязательный-то языковой минимум и я, конечно, знаю, но Валерино произношение мне понравилось. Наверняка и еще пару языков знает.

Пленный просветлел окровавленным лицом и бойко зашпрехал в ответ. Вот и молодец, хотя особо-то не радуйся. Несмотря на недурственное полковничье произношение, не к своим попал. А вот акцент у него странный, незнакомый какой-то. Кстати, о чем это он?

— Да, мне гораздо удобнее говорить на немецком… Мы также можем говорить и по-французски, на моем втором родном языке… Безусловно, все это — страшная ошибка, меня уже ищут и вот-вот найдут… Являюсь военнослужащим и нахожусь под защитой конвенций… А у господина неплохой баварский акцент, что наводит на размышления… — ну, и что-то еще в таком духе. Хорошо их там учат в плен сдаваться. Блин, все как обычно, хоть бы раз кто в рожу плюнул для разнообразия!

— Командир, — Турист легонько коснулся моего плеча. — Похоже, Смерч сигналит. Глянуть?

— Не надо… — я и сам уже услышал короткий условный свист нашего охранения: Смерч с Иракцем что-то заметили. Ну, или кого-то, что вероятнее.

Поднявшись на ноги, я привычно срисовал взглядом опущенный вниз предохранитель своего АКСМа и двинулся к выходу; майор, секунду поколебавшись, присоединился. Турист остался на месте, однако автомат поближе все-таки подтянул: не учения, чай…

Выскользнув за ворота, мы прислушались. Со стороны невидимого отсюда обсерваторского здания довольно явственно доносился шум вертолетных двигателей. И, похоже, не только вертолетных. Неужто подмога прилетела? Быстро они… Переглянувшись, дисциплинированно плюхнулись на землю и попахали саженками вперед — нарываться не хотелось. Донарывались уже, «воины времени», блин!

Степан маякнул нам метров через двадцать — высунувшись из кустов, призывно махнул рукой и вновь скрылся среди колючих ветвей. Вид у него был несколько того — ошарашенный. Ну, вы понимаете: «ошарашенный» — это чтобы не ругаться…

— Что там? — перевернувшись на бок, я брезгливо отряхнул с «комка» налипшую траву — давненько на брюхе не ползал, прямо отвык.

— А вон… — искоса поглядывая на удвоившегося командира, боец протянул мне бинокль. — Ноу комментс. Сам смотри.

Устроившись поудобней, я приблизил к глазам оптику и огляделся. Сквозь остающиеся неподвижными заросли, неспешно покачиваясь на неровностях, ползла коротенькая колонна — мотоцикл, полугусеничный «Ганомаг» с бортовым номером «423» и тупорылый тентованный «Опель». Перед самым научным корпусом колонна разделилась — мотоцикл с бронетранспортером двинулись вдоль наружной стены, «Опель», свернув в сторону реки, скрылся где-то позади здания. Опаньки! Ничего не напоминает?

До боли закусив губу, я перенес взгляд левее. Туда, где над зарослями, немного в стороне от места нашего первого боя, зависли знакомые темно-серые туши двух боевых вертолетов. Идет ли впереди них редкая цепь вооруженных безгильзовыми штурмвинтовками бойцов, я не видел — мешали кусты. Хмыкнув про себя, протянув бинокль майору, позволяя и ему насладиться открывающимся видом. Реакция оказалась вполне предугадываемой:

— Ёпрст, мы ж этот грузовик вместе с минометом двадцать минут назад разнесли?! И бэтэр…

— …тот же самый, — докончил я за него. — Заметил, да? А как тебе эти вертушки? Ничего не напоминает?

Ответить он не успел — поле перед нами взорвалось грохотом взрывов и выстрелов. Недавний бой разгорелся с новой силой. Ощущение было странным — словно смотришь уже просмотренный раньше кинофильм, концовка которого оказывается совсем не той, что ожидалось. Из зарослей не рванулись навстречу зависшим геликоптерам ракеты, не рухнули вниз искореженные обломки, зато пусковые контейнеры окутались огнем — и позиция неизвестных бойцов вздыбилась фонтанами перемешанного с дымом и пылью пламени…

Между тем бронетранспортер неспешно прополз вдоль всего фасада обсерваторского здания. И миновав своего горящего собрата (точнее, проехав сквозь свою точную копию), свернул куда-то в сторону. Уже однажды погибшие от наших пуль егеря так и остались сидеть внутри. Вырвавшийся же вперед мотоцикл неожиданно развернулся и рванул в обратном направлении, словно водителю вдруг приспичило выяснить, что будет, если он со всей дури протаранит своим железным конем стену здания. Никакого столкновения, ясное дело, не последовало. «БМВ» вполне ожидаемо проехал сквозь несуществующую для него преграду и скрылся из глаз — в отличие от аса-водителя и сидящего в коляске пулеметчика, для нас стена была вполне реальной. Как, впрочем, и все остальное в этом странном мире, живущем по каким-то своим непостижимым законам. Вот только постичь их нам, боюсь, все-таки придется…

— Это с кем же они там воюют-то? — шепнул майор, возвращая мне бинокль. — Или я что-то не так понимаю?

— Все ты правильно понимаешь, коллега. А воюют они с нами, конечно, с кем же еще? Только в этот раз нам не повезло. А может и не только в этот… — задумчиво добавил я, припомнив найденный НРС.

Майор меня понял:

— Ты про нож? Ну… да, наверное. Слушай, а давай сползаем, посмотрим поближе?

— Хочешь посмотреть на собственную героическую гибель? Убедиться, что отстреливался до последнего патрона и, когда тебя окружили, подорвал себя гранатой? — я невесело усмехнулся… и вздрогнул: вдали и на самом деле приглушенно бухнула ручная граната. Пример показался мне убедительным:

— Ну, давай. Сейчас только нашим скажу, чтобы особо не высовывались, и прихвачу еще кого-нибудь, — вернув Смерчу бинокль, я двинул обратно. На этот раз не по-пластунски, а просто короткими перебежками — в целях экономии времени.

«Гаражная» часть нашего отряда короткий бой тоже слышала — неподалеку от входа я столкнулся с посланным на разведку Марком. Завернув боевого брата в обратном направлении, я ввалился внутрь бокса и вкратце обрисовал ситуацию. Валера с Сергеем моему сообщению, похоже, особо и не удивились — приняв в качестве рабочей гипотезу о четвертом измерении, они ожидали чего-то подобного. Их сейчас гораздо больше занимал пленный со своим рассказом, узнать о содержании которого у меня не было времени.

Озвучив во всеуслышание приказ о «невысовывании», я кивнул Марку в сторону выхода, заодно нагрузив его еще одной «эрпэгэхой» вдобавок к уже торчащей за спиной. Сначала, правда, хотел взять с собой Туриста, но решил все-таки не полагаться на полковников и оставить на командовании кого-то более опытного.

Обратный путь, как водится, показался более коротким. Выстрелы почти стихли, и это тоже подгоняло: неизвестно, что теперь станут делать победители. Хорошо, если просто уберутся под прикрытием своих вертушек восвояси, а если нет? Если кому-то придет в голову дурная мысль прочесать местность? Правда, особых поводов для этого я не видел: если предположение полковника верно, никаких следов нашей группы они найти не могут. Наши стреляные гильзы и пустые эрпэгэшные контейнеры для них лежат в иной реальности. По-крайней мере, теоретически…

Заждавшийся майор ждал на прежнем месте. Смерч обнаружился чуть поодаль — он уже успел сменить позицию, продолжая вести никем не отмененное боевое охранение. Поколебавшись, я сползал к нему и махнулся оружием: малошумный «Вал» сейчас мог оказаться более полезным, нежели привычный АК. Да и вообще, двух автоматов нам вполне хватит, тем более, что в огневой контакт мы ни с кем вступать не должны. Иначе это уже будет никакая не разведка, а чистое попадалово и прочий непрофессионализм.

Прихватив пару запасных магазинов и щедро поделившись своим боекомплектом, я напомнил Степану о необходимости смотреть в оба и, приплюсовав к этому зрелище собственного сжатого кулака, первым двинулся вперед. Майор, освободив Марка от одного из гранатометов, пристроился следом, оставив Володю замыкающим.

Ломиться сквозь заросли напрямик мы, конечно, не стали, из соображений безопасности заложив небольшой крюк в сторону. Очень удачно заложив — неглубокий овражек, который, хотелось бы надеяться, существовал здесь задолго до постройки обсерватории и просуществует еще столько же, почти гарантированно укрыл нас от всяческих ненужных взглядов. В смысле, что полагаться на маскирующую способность окружающих зарослей мы не могли. Для егерей всех этих кустов еще не существовало, а для сотоварищей нашего пленного, возможно, уже не существовало. Хотя последнее утверждение, памятуя недавний бой, было спорным — я лично видел, как кое-кто из камуфлированных ребяток именно что продирался сквозь колючие ветви.

Но, как бы оно ни было, метров тридцать мы прошли почти спокойно. Майор держал правую сторону, Марк — левую, а я зорко следил, чтобы мы ни во что не уперлись своими крепкими спецназовскими лбами. Потому, собственно, и увидел его первым…

Когда я склонился над лежащим ничком человеком в таком же, как и у нас, камуфляже и тактическом жилете, он был еще жив. Он был жив и тогда, когда я осторожно переворачивал его на спину, уже зная, кого сейчас увижу. Марк — не из моей и не из майорской группы — умер, едва успев увидеть лицо склонившегося над ним человека. Мое лицо. Или — в его представлении — лицо собственного командира. Сказать он ничего не успел — лишь чуть скривил непослушные губы в слабом подобии улыбки. Глаза я ему закрыл уже сам…

Аккуратно высвободив из-под спины погибшего руку, я осмотрел тело. Ничего себе! Мое утреннее предположение насчет бронежилетов, увы, оказалось пророческим: «булат» в трех местах был пробит насквозь. Причем одна из пуль, выпущенная, как я понимаю, из той самой безгильзовой винтовки, прошила не только обе кевларовые пластины, но и снаряженный магазин в кармашке разгрузки! Хреново… интересно, что ж это у них за пули такие? Спецпатроны по типу наших «СП» — или что-то еще более крутое? Ого! То есть, не «ого», конечно, а «увы». Просто удивительно, что мы все еще живы.

Сменив майора — оставаться без прикрытия было нельзя, — я кивнул ему на труп. Ему тоже хватило нескольких секунд, чтобы понять все: и кто он, и отчего погиб. Зато теперь стало совершенно точно ясно, что мы в этом странном мире не первые (нож помните?) и не последние. Кстати, вытащенный из ножен НРС — уже четвертый по счету! — оказался тем самым, со следом от пули.

Впрочем, одно отличие между «ними» и «нами» все же было.

Нам почему-то удалось выжить. И охотники — нет, не случайно подвернувшиеся под наши пули горные егеря из далекого сорок второго — те, другие, об этом, похоже, пока не знают…

— Володя, уходим, — едва ли не силой оторвав товарища от созерцания собственных останков, я подтолкнул его вперед. Погибший двойник оказал на него гораздо большее впечатление, нежели недавняя встреча с живой копией:

— Только забери у него… ладно, сам возьму… — наклонившись над телом, я вытащил из разгрузки четыре нерастраченных магазина и несколько выстрелов к подствольному гранатомету. Неизвестно, с чем мы еще здесь столкнемся, а боекомплект пополнять надо. Нож я тоже прихватил — в качестве, так сказать, наглядного примера для полковников. Автомат решил не брать, а рюкзака с притороченным к нему РПГ поблизости, увы, не наблюдалось — спецназовец уходил налегке.

— Все, мужики, двинули, — я искоса глянул на Марка, не оставившего мой взгляд без внимания:

— Да не смотри так, командир, нормально все, просто… ну ты понимаешь. Это тебе не знакомый ножичек найти! И вообще, странно все как-то — я ближе хотел подойти, а меня, — Володя смутился, подбирая подходящие слова, — как будто не пускает что-то. Отталкивает, что ли… Как это, а?

Отвечать я не стал: что тут скажешь? «Не пускает», «отталкивает» — откуда мне знать? И в следующее мгновение вскинул ладонь, пресекая любые демаскирующие звуки: к нам кто-то приближался. Приближался, особо не таясь, но и не производя излишнего шума. Нередкие в этих краях (но не на территории самой нейтринной обсерватории, конечно) туристы с прочими грибниками-охотниками так не ходят. А вот обученные ведению боевых действий в лесу профессионалы суммарным количеством человечка, эдак, в три…

Рассредоточившись по близлежащим кустам, мы замерли, выжидая. Сначала я хотел отработать сам — зря что ли «Вал» с собой таскаю? — но, прислушавшись, понял, что не все так просто: ребятки шли не вместе. В смысле, что третий номер немного подотстал, идя чуть в стороне и существенно увеличивая разброс потенциальных целей. Никакого уважения к моей засевшей в засаде скромной персоне! Ну, сам виноват: с тебя и начну. Только сначала…

Заметивший мои знаки майор утвердительно кивнул из своего укрытия, подтверждая, что понял задачу: ближайшего к нему — брать живым. Остальные мои, Марку — прикрывать, работаем тихо. Вроде все…

Аккуратно раздвинув тупорылым стволом ветви, я выцелил замыкающего и, опустив прицел чуть пониже поднятого лицевого щитка, выжал спуск. «БУМК!» Не глядя на отстрелянную мишень — ну не промазал же я с такого расстояния?! — рывком перебросил прицел на второго. И, успев заметить метнувшегося к его напарнику майора, выстрелил. На всякий случай перекатившись, вскочил на ноги и рванул вперед, намереваясь, если что, помочь майору или подчистить огрехи своей стрельбы. Ни того, ни другого не потребовалось: майор уже вырубил подопечного и сейчас скручивал ему ремнем руки за спиной, да и моя вторая пуля тоже не пропала даром. Правда, в этот раз я стрелял в корпус — боялся зацепить потенциального пленного — но родной ПАБ-9[10] не подкачал. Не насквозь, конечно, как получалось у этих, но ему и этого вполне хватило.

— Давай, берем его, — я помог майору поднять пленного на ноги. Подскочивший Марк подхватил его под другую руку. — Тащите его к нашим, я догоню.

— Слушай, а на кой он нам вообще? Есть же уже один? — похоже, эта мысль только что пришла майору в голову. Странно, мог бы и догадаться:

— Не понял? — я кивнул в сторону овражка. — Он, также как и эта Володина копия, из другой реальности. Или вариации. Тот же самый отряд, который мы положили в самом начале, понимаешь? Думаю, наша наука будет не против поговорить и с ним тоже. А заодно посмотреть, существуют ли оба наших пленных друг для друга. Ну, типа, увидят ли они один другого вообще.

— Думаешь? — задумчиво протянул майор, глядя на меня с явным уважением. Эх, братишка, не прошел ты суровой школы острова Змеиный… ну, то есть, почти не прошел. — Ну, тогда ладно. Давай, Марк, взяли.

Дождавшись, пока они скроются среди ветвей, я склонился над моей второй мишенью и еще раз осмотрел пробитый пулей броник, не поленившись предварительно стянуть его с погибшего. Непривычно упругая бронепластина на груди была аккуратно пробита. Однако пуля, несмотря на свою весьма немалую пробивную способность, наружу не вышла, оставшись где-то в грудной клетке. И это при том, что на расстоянии до ста метров она без проблем пробивает навылет 8-мм стальной лист! Нда, недурственные у вас, ребята, жилетики — калашниковские пули им и вовсе нипочем, а семнадцатиграммовая дура, хоть и пробила с пятнадцати метров грудную пластину, не оставила на спинной даже вмятины! Круто.

Впрочем, хорош прибедняться — можно подумать, это он меня завалил, а не наоборот. Лучше кое-что другое поищем.

«Кое-что другое», суть — рация, отыскалась сразу. Берем, а то Турист, когда прошлого языка тащил, оное средство волновой связи где-то посеял. И все три винтовки берем, нечего им тут валяться, и… так, а где ж вы свой боекомплект-то носите? Не понял…

Боекомплект нашелся еще через пару секунд, однако его внешний вид привел меня в некоторое замешательство: боепитание чудное оружие получало явно не из привычного магазина. Собственно, и «непривычного» магазина у винтовки тоже не было — только какие-то гибкие пластиковые трубки-контейнеры сантиметров по сорок длиной. Насколько я понял, безгильзовые патроны размещались внутри один за другим, а вот как именно ее перезаряжать, разобраться так и не сумел. Кое-как распихав все это добро по кармашкам разгрузки, я вскинул на плечо трофейные «стволы» и… никуда не пошел, судорожно вытягивая из кармана внезапно разоравшуюся рацию. Так у них тут, оказывается, связь есть?! Хм, а Турист клялся, что глухо как в танке, даже помех и статики ни в одном диапазоне нет. Блин, ну чего б я так орал?

Но, вслушавшись в доносящиеся из динамика слова, я убрал готовый отключить режим приема палец. Говорили по-немецки, на том самом, уже слышанном при допросе первого пленного, «швицердюче»[11]:

— «Браво-три», почему на связь не выходишь? Снова помехи? Нашли его? Если нет — все-равно возвращайтесь. Мы уже сворачиваемся, объявлена пятнадцатиминутная готовность. Только что передали из центра — осталось пятьдесят семь минут. Подтвердите. Отбой.

Вот, значит, кто вы такие… были — группа «браво-три». Впрочем, это уже не актуально, а вот остальное, насчет оставшихся пятидесяти семи минут — очень даже. Еще бы знать, о чем речь! Но на всякий случай запомним. Ладно, теперь вроде точно все. Или все-таки сползать, глянуть, чем они там занимаются и что именно сворачивают? Поколебавшись пару секунд, я решил, что ну его нафиг и вообще — хорошего понемножку. Нарваться всегда можно успеть, а подставляться по-глупому — вряд ли оно того стоит. Придя к этому вполне разумному решению, я на всякий случай включил на таймере своих «касиков» обратный пятидесятисемиминутный отсчет с сигналом по истечении первых пятнадцати — вдруг пригодится — и тяжело потрусил обратно. Искренне надеясь, что на сей раз не нарвусь ни на какого заблудшего в несуществующих кустах немецкого егеря…

Догнать майора с Марком, даже несмотря на их куда более тяжелую, нежели у меня, ношу, я не сумел. То ли они шли быстро, то ли я долго копался. Успевший сдать пленного с рук на руки Володя даже встретил меня на подходе, избавил от веса трофейных пушек и молча махнул рукой в сторону гаража: начальство, мол, требует. Взглянув на наручные часы — оставалось еще почти восемь минут до первого упомянутого по рации контрольного срока, я нырнул в полутемное нутро автобокса.

Полковник (который Валера) немедленно обернулся ко мне:

— А чтобы вообще не рисковать — не пробовал? За пленного, конечно, спасибо, но я все-равно считаю подобные похождения ненужным риском. Тем более теперь, когда мы многое узнали, — он кивнул на нашего «первенца», ныне отсаженного в самый угол. На его месте теперь полулежал ухайдаканный майором «второй номер», все еще не вынырнувший из тяжкого обморочного дурмана. Приклад майорского АКСМа оказался излишне сильным и труднодозируемым наркозным средством.

Я жизнерадостно ухмыльнулся, мимоходом подивившись ходу Валериной логики: то есть, не узнай они «многого», мне следовало немедленно начать рисковать, так что ли?

— Ладно, дяденька, не ругайся. Мы на них, в общем-то, случайно нарвались, точнее — они на нас. Про Марка уже знаешь?

— Да, — сухо ответил тот, — майор поделился. Это только подтверждает нашу теорию. А этот орел, как я понимаю, из того же самого отряда, что вы в самом начале перестреляли?

Да, сюрприз, кажется, не удался. И поразить науку своей прозорливостью и прочей догадливостью тоже не вышло. А как насчет этого — я вкратце пересказал услышанное по рации и продемонстрировал убывающие цифры. Встрепенувшийся Турист подтянул поближе свою радиостанцию — и тут же отрицательно покачал головой: связи ни на одном из диапазонов по-прежнему не было. Переговоры противника — буде такие имели место быть — мы тоже не ловили.

Валера же, замерев, аки почуявшая добычу борзая, переглянулся с Сергеем — и неожиданно резко поднялся на ноги:

— Пошли. Ну, туда, откуда вы этот бой наблюдали. Посмотрим, что они там сворачивать будут. Если я все правильно понимаю, и ты ничего не перепутал, это на самом деле может быть важным. Сколько осталось?

— Пять с половиной минут, — теперь была моя очередь подбавить в голос сухости, — если поторопимся, как раз успеем! — кивнув остающимся в гараже ребятам на пленных, я первым выскочил наружу. Четыре минуты спустя мы уже устроились неподалеку от удивленного такому количеству начальства Смерча. И вновь реквизировав у него бинокль — вдобавок к трем имеющимся — приготовились проверять, не перепутал ли я чего.

Видимость отсюда была, как я уже говорил, не очень, но и особых изменений пока не произошло. Разве что больше не стреляли и не кидались гранатами, да вместо боевой вертолетной пары появился приземлившийся в стороне тяжелый транспортный борт, внутрь которого спешно грузились наши былые противники. Оба боевых геликоптера кругами барражировали над ним, готовясь, в случае чего, прикрыть невооруженный «сундук» от ракетного удара с земли. Больше ничего не изменилось: все так же чадил под стеной сожженный Иракцем бронетранспортер да догорали обломки сбитых майорской группой вертолетов.

Заметив боковым зрением Валерин взгляд, я вытянул руку, показывая ему циферблат: осталось меньше минуты. Ну, плюс-минус, конечно — точности кремлевских курантов и гринвичской обсерватории я ему и не обещал.

Однако все произошло именно в тот момент, когда короткий зуммер уведомил об истечении первых пятнадцати из заданных пятидесяти семи минут. Транспортник тяжело оторвался от земли и, неспешно набирая высоту, потянул к выходу из ущелья. Вертолеты прикрытия опустили вниз хищные морды и, заняв позиции по сторонам, устремились следом. А в обратном направлении, рассекая винтами прозрачный воздух приэльбрусья, уже шла точно такая же тройка. Не догадаться, что случится дальше, было трудно: зависший над самой землей транспортный борт исторг наружу очередной отряд и улетел, а с флангов заняли позиции штурмовые вертушки. Что будет дальше, мы тоже, увы, знали — короткий бой с нашими двойниками и, если судить по последним событиям, печальным для них исходом. По-крайней мере, я отчего-то нисколько не сомневался, что в спину наступавшему противнику сейчас никто не ударит. И вертолеты успеют дать свой роковой залп. А потом где-нибудь неподалеку найдут тело единственного вырвавшегося из кровавой мясорубки. И, когда его будут волочить к вертолету, из ножен, скорее всего, выпадет НРС с отметиной от снайперской пули на рукояти…

Так и вышло, и всё пошло по накатанному сценарию — залп из штурмовых винтовок, ответные очереди АКСМ, разрывы ручных гранат, рванувшаяся, но не нашедшая цели, эрпэгэшная граната из зарослей — и финальный удар НАРами[12]. Всё. Затемнение, роли, «в фильме были использованы следующие музыкальные композиции»…

— Я бы, пожалуй, и отсюда достал… — примерно на середине «серии» майор скрипнул зубами и кивнул на лежащий под рукой РПГ. — Помог бы ребяткам.

— Не вздумай, — на всякий случай прошипел я в ответ, прекрасно зная, что он, конечно же, не вздумает. Влезть сейчас в еще один совершенно ненужный бой, заодно раскрыв и наше нынешнее укрытие, было бы полнейшим идиотизмом.

— Знаю, — с искренним сожалением буркнул он, вновь поднося к глазам бинокль. — О, вон и фрицы пожаловали, пунктуальные, бля.

— Угу, — к своему стыду, на очередное появление егерей я внимания и вовсе не обратил. Может, старею? Ну, например, мое личное время здесь идет быстрее, чем у других, и сейчас я уже глубокий немощный старик, убеленный сединами и отмеченный хорошо выдержанным старческим маразмом? Жаль, зеркальца нет, может в лезвие своего ножа посмотреться?

— Пошли! — практичный, как рекламный стиральный порошок, за который не нужно платить больше, голос полковника оторвал меня от этих, воистину маразматических, размышлений. — Все ясно, возвращаемся пока. Сколько у нас всего времени осталось? Минут за семь предупредишь, хорошо?

— Сорок две тридцать семь, — послушно озвучил я показания таймера. — Предупредю, конечно. Нет, ты смотри, нам оказывается все ясно?! Я что, что-то пропустил? Хотя, конечно, сидеть — то есть, лежать — тут и дальше действительно незачем. Минут через двадцать все повторится. И обалдевший Смерч в очередной раз просмотрит грустный документальный фильм под названием «спецназ ГРУ погибает, но врагу не сдается»…

Глава 15

Никаких изменений внутри гаража в наше отсутствие не произошло. Весь интерьер — ржавый ЗИЛ, новенький микроавтобус, некомплектная «Волга» и оба пленных — был на месте, а наконец-то перезнакомившиеся ребята о чем-то негромко переговаривались между собой. Эксцессов, судя по неизменившемуся внешнему виду трофейных вояк (второй уже тоже пришел в себя), не произошло. Конвенции о правах военнопленных и методах гуманного обращения с ними ни по одному пункту нарушены не были.

Пока полковники усаживались перед пленным, меня подозвал Турист:

— Слышь, командир, пока вас не было, я тут с этими пушками разобрался. Глянь, как их перезаряжают, — он нажал незаметное углубление на задней части ствольной коробки и продемонстрировал нам с подошедшим майором выскочившую из отверстия в затыльнике приклада знакомую цилиндрическую трубку-контейнер:

— На дебилов рассчитано — отстрелял боекомплект, пустой контейнер выбросил, новый вставил — и пали дальше. Вставляется как пенал с инструментом в приклад нашего «калаша», только тут палец не зажмет — под конец он сам туда дотягивается. Вот так, закругленным концом вперед. И затвор передергивать не надо, все на автоматике. Предохранитель, кстати, тоже автоматический, отключается, как только рукоятку обхватываешь и палец на спуск кладешь. Мечта идиота. Вот только с прицелом не до конца разобрался, он электронный, с ночным режимом и кучей всяких диапазонов, хрен поймешь, короче. Сейчас еще поиграюсь. Или у этого вон спрошу.

— Позже поиграешься, — к Жориному неудовольствию, я отрицательно покачал головой. — Нам сейчас полковники что-то объяснять будут — хочу, чтобы ты тоже послушал.

— Ладно, — Турист удивленно пожал плечами. — Можно подумать, я сразу два дела делать не смогу.

Подмигнув подчиненному, я повернулся к полковникам:

— Валера, Сергей, так что там вам ясно стало?

— Айн момент, — автоматически брякнул полковник, до того о чем-то негромко беседовавший с пленным на немецком. Судя по бойким ответам, запираться и играть в стойкого оловянного солдатика тот отнюдь не собирался. Обязательное вступление насчет Женевских и прочих конвенций я, видимо, пропустил, разговаривая с Туристом. Мельком взглянув на первого «языка», я усмехнулся — судя по отвисшей челюсти и совершенно безумным глазам, бедняга находился на грани сумасшествия, наблюдая, как полковник разговаривает на его родном языке с пустым местом. Вот, кстати, и ответ на незаданный вопрос: друг друга они явно не видят и не слышат. Непостижимы пути твои, Четвертое Измерение…

— Вот теперь можем и поговорить, — Валера задумчиво смотрел куда-то в видимую лишь ему одному многомерную даль, выглядящую для меня просто как бетонная гаражная стена. Сидящего рядом Сергея больше интересовал пол, впрочем, наверняка тоже многократно «скопированный» в этой реальности.

— Есть новости плохие и хорошие. С каких начинать?

— Да, в общем-то, все равно, — рассудительно изрек я, припомнив наш первый разговор в самолете. — Учитывая, что оказаться дома прямо сейчас нам явно не светит, имею насчет твоих хороших новостей большущие сомнения. И оптимистично предполагаю, что мы при любом раскладе в огромной многомерной заднице, так что начинай уж с чего хочешь…

Полковник смерил меня самым, пожалуй, мрачным за все время нашего знакомства взглядом и со вздохом ответил:

— Нда…А я-то уж наивно надеялся, что твои идиотские шуточки остались в невозвратимом прошлом.

— Угу, — шутить мне и на самом деле вдруг расхотелось. — Вот именно, что в прошлом. Только здесь, боюсь, что прошлое, что будущее, что настоящее — одна хрень. Разве нет?

— Вполне нормальная реакция, — криво усмехнувшись, пояснил Сергей, по-прежнему не поднимая взгляда. — Это у них семейное (уяснивший, о чем речь, майор фыркнул). На самом деле он и так почти обо всем догадался, просто еще этого не осознал. Точнее, не знает, как именно интерпретировать это знание. Расскажи ему.

Полковник совершенно серьезно кивнул в ответ (сговорились братья; вот чувствую — точно сговорились не воспринимать меня всерьез!) и заговорил:

— Самое смешное, что мы почти ни в чем не ошиблись. Пленные знают, конечно, немного, но и этого хватило, чтобы хоть примерно разобраться, что здесь произошло… и продолжает происходить, — Валера словно специально тянул время. — Собственно говоря, хорошие новости только в том, что мы теперь знаем, где находимся, и примерно понимаем, что происходит. Ну и в том, что все живы, конечно. Все остальные — плохие.

— Вот удивил — так удивил, — я вполне искренне фыркнул в ответ, — я ж об этом и говорю! Ладно, выкладывай уж, не тяни. Мы в четвертом измерении? И не знаем, как отсюда свалить? Типа, «день сурка», бесконечное повторение одного и того же? Высадка, бой, снова высадка — и мы в качестве сторонних наблюдателей?

— По всем пунктам — ответ «да», только по последнему — с небольшим замечанием. Скорее всего, ты прямо сейчас можешь изменить любую из этих реальностей и даже пополнить свой отряд новыми бойцами. Откуда появятся эти, — полковник кивнул через плечо, — знаешь, можешь хоть прямо в вертолете их сжечь. Хочешь попытаться?

Представив себе предложенную перспективу, я мрачно покачал головой. Валерий прав — зная, что и как произойдет, и постоянно упреждая противника, мы можем собрать здесь хоть роту двойников, но вот дальше-то что? Идиотизм получается…

— Ладно, принято. Доводы защиты признаны весомыми. Излагай дальше, буду тих, аки мышь.

Валера переглянулся с Сергеем, однако спорить на удивление не стал:

— Все, что я рассказывал насчет повторяющихся «копий» нашей реальности, верно. И насчет того, что мы можем принимать участие во всех происходящих в них событиях — тоже. Время здесь действительно многомерно, и их, этих вариаций-реальностей, может быть сколько угодно много. Причем, каждая из них развивается не только вперед, в будущее, но и назад, в прошлое. Но вот дальше… Знаешь, что меня смущало?

Впрочем, моей реакции, и уж тем более ответа, полковник ждать не собирался:

— Два момента. Первое — откуда эти ребята знают про наши отряды и для чего с таким остервенением их уничтожают? И второе — почему мы видим, по-сути, вариации только двух временных реальностей — той, где нас поджидает их засада, и той, где мы случайно сталкиваемся с немецкими егерями? Тебе это не показалось странным? Между сорок вторым и две тысячи пятым годами здесь много чего произошло. Нет, места тут конечно не слишком оживленные, но… Ту же обсерваторию, например, построили — а мы ведь не видим ни строителей, ни персонала? Понимаешь?

Я осторожно кивнул, пытаясь осмыслить услышанное. Это что же получается? Если верно все, год назад рассказанное мне в подземелье старого немецкого бункера, любой мир имеет параллельного близнеца в пространстве, но, выходит, он же имеет еще и бессчетное множество вариаций во времени, так что ли?! Точнее, каждый из параллельных миров-близнецов имеет кучу временных вариаций? Посланник этого не знал или… НЕ СЧЕЛ НУЖНЫМ МНЕ ОБ ЭТОМ РАССКАЗЫВАТЬ? И теперь Валера не понимает, отчего мы видим только две из всех этих вариаций, так получается? Как там он раньше говорил: «в четвертом измерении и прошлое, и будущее — это не только то, что было или будет, но и то, что могло или может произойти»? С ума, блин, сойти! Ладно, слушаем дальше…

— И вот тут нам с коллегой здорово помог захваченный пленный. Знаешь, в чем дело?

Ну, конечно же, знаю, а как иначе-то?! И знание оно наколото древнешумерскими иероглифами и нестерильной иглой на левой груди, в аккурат между гордым профилем товарища Сталина и Леночкиным портретом в фас!

Нет, все-таки он издевается:

— Не, тащ полковник, не знаю…

— В том, что хоть этих вариаций и может быть бесконечное множество, лишь в одной из них в наших параллельных мирах не только были одновременно запущены оба ускорителя, но и наши отряды одновременно прошли сквозь ядро черной дыры и оказались здесь! И это еще не все. Теперь оказывается, что на эту же — НАШУ С ВАМИ — временную вариацию — и опять же одновременно — наложилась еще и вариация того мира, где ускоритель в ЦЕРНе был введен в действие не в 2007, как планируется у нас, а в 2005 году! Во многом это, конечно, тоже лишь предположения, но мне кажется, наиболее близкие к истине, — Валера замолчал, переводя дыхание и глядя на меня совершенно безумными глазами свершившего долгожданное открытие ученого. В принципе, так оно и было — уж если я даже не нашел, что сморозить в ответ! «Въехал в тему», называется.

— Но при чем здесь твои «два момента»? Откуда эти ребята — кстати, так кто они такие? — знают про наши отряды, и каким боком тут фрицы? Егеря уж точно для антуражу получаются, как я понимаю…

— Кто такие? А сам что думаешь? — полковник, непонятно почему, начал именно с этого, пожалуй, не самого актуального, вопроса.

Я взглянул на часы — осталось еще двадцать семь минут — и пожал плечами:

— Ну, коль уж ты ЦЕРН незлым тихим словом помянул, швейцарцы, надо полагать. Да и пленный, помнится, что-то про родной немецкий с французским говорил. Так?

— Угадал, — ухмыльнулся Валерий. — Ребятки — твои коллеги, военнослужащие сил особого назначения швейцарской армии.

— Везет мне на коллег, — честно говоря, я ожидал чего-нибудь куда более сенсационного. Например, сообщения о том, что у них там сейчас какой-нибудь Четвертый Рейх вместо Евросоюза. — Ладно, не темни уж, колись, в чем главный-то прикол? Кстати, как ты так легко их разговорил? Все ж таки спецназ, хоть и в Европе деланный. Женевские конвенции, опять же, все дела…

— А я им просто правду сказал, — слегка смутился полковник. — Ну, объяснил, что мы — как раз те, кого они должны были уничтожить. И, если они не ответят на мои вопросы, я отдам их ребятам, — Валера засмущался еще больше. — Ну и описал, что вы с ними сделаете…

Не сдержавшись, я довольно громко хмыкнул: интересно, откуда это он знает, что бы мы с ними на самом деле могли сделать? Может он в свободное от запугивания военнопленных время книжки «про спецназ» почитывает? Видел такие на лотках, читать, правда, не приходилось. Столкнувшись взглядом с Сергеем и неожиданно вспомнив, кем был в моем мире его двойник, я внутренне оборвал себя — хватит!

Валера же смерил меня исполненным праведного гнева взглядом, однако ж промолчал. Точнее — продолжил:

— Давай не отвлекаться, хорошо? А в чем, как ты говоришь, «прикол»? Ну, например, в том, что у них там сейчас объединенная Европа со столицей в славном городе Берне. И Швейцарии в этой самой ОЕ принадлежит, как я понял, самая, что ни на есть, главенствующая роль в принятии любых решений — от политических и экономических до военных. Только это еще пока так, цветочки-эдельвейсы. А ягодки знаешь где? Все кавказские республики, приморские области краснодарского края и Крым входят в состав нынешней швейцарской конфедерации на правах не то колоний, не то отдаленных федеральных кантонов. Ни на какие мысли не наводит? Нет? Ну, а то, что эти их силы спецназначения созданы с единственной целью — охранять центр ядерных исследований, а точнее — сам ускоритель, который…

— Подождите, товарищ полковник, — неожиданно перебил майор. — Так у них тут что — история как-то по-другому шла?

— А ты не перебивай старших по званию — и узнаешь, — беззлобно погрозил пальцем Валера. Сидящий же за его спиной Сергей просто показал подчиненному кулак. У, как все запущено, прямо дедовщина какая-то! Нет, все ж таки у нас с полковником отношения более прогрессивные и всесторонне устаканенные. Незамутненный плюрализьм в чистом виде!

— Времени у нас, конечно, мало было, да и в истории они не особо сильны, но кое-что мы все-таки выяснили. Насколько я понял, что-то изменилось во время Второй Мировой войны. Вот только сдается мне, что эти ребята просто не знают, что на самом деле произошло, и уж вовсе понятия не имеют, что охраняют! Это я местный аналог ЦЕРНа имею в виду.

— Валера, притормози, — мне очень не понравилась одна из сказанных полковником фраз. — Что ты имел в виду, когда упомянул кавказские республики? Хочешь сказать, что ход войны изменился именно во время обороны Кавказа? Егеря, да?

— Молодец! — полковник одобрительно кивнул. — Все это — не более чем наше с Сергеем предположение, но похоже на то. Конечно, не в самих егерях дело, это только частный случай, но… Ты уже понял?

— Местами, — я судорожно извлекал из архивов собственной памяти все то немногое, что было мне известно о битве за Кавказ в 1942–1943 годах. — Они как-то переиначили историю, открыв Гитлеру дорогу к закавказской нефти, ты об этом?

— Знание истории, похоже, не входит в число множества твоих несомненных достоинств! — язвительно подытожил Валера, настороженно вслушиваясь в грохот нового боя. Я же на сей раз и ухом не повел — привык. Воюют — и пусть себе воюют. Уверен, что, погибая, я заплатил за свою молодую жизнь отнюдь не одной жизнью этих, блин, «объединенно-европейцев со столицей в Берне». Полковник же, даже не догадываясь о моих внутренних переживаниях, продолжал поучать:

— Не все так просто. Отрезав нас от бакинских и грозненских нефтепромыслов и развивая наступление дальше, Гитлер обрубал еще и один из двух основных каналов ленд-лиза. Через Иран и Баку мы, между прочим, получали английские и американские самолеты. И более того, контролируя Иран, он мог теперь добраться и до ближневосточной нефти, оставив без топлива наших союзников. А если при этом еще и переиграть ход Сталинградской битвы, не допустив уничтожения группировки Паулюса и перерезав каналы транспортировки за Волгу той же нефти, кубанского хлеба и среднеазиатских продуктов, то стратегически Советский Союз оказывался в крайне невыгодном положении. Мы теряли не только нефть, но и продовольствие, черноморские порты и базы флота, частично — союзническую помощь, уже отлаженные к тому времени пути фронтового снабжения и эвакуации, понимаешь?

— Все было так серьезно? — ничего более умного мне в голову не пришло. Подробные семинары по истории ВОВ, увы, остались для меня в далеком «аквариумном» прошлом.

— Представь себе. Конечно, речь не о том, что мы проиграли бы войну — была ведь еще и сибирская нефть, северный газ, колоссальные промышленные мощности за Уралом, но… Мы вполне могли завершить ее не на тех условиях, на каких завершили в нашем мире. Особенно, если при таком развитии событий Турция и Япония все-таки решились бы вступить в войну. Я не большой стратег, но мне кажется, мы столкнулись с тем, что кто-то пустил историю именно по этому руслу. Кому-то здорово был нужен Кавказ… догадаешься с двух раз, кто это сделал, и каким боком здесь горные егеря?

— Но как?! — не задать этот вопрос я не мог, однако майор меня опередил.

— Не знаю, — полковник, похоже, избавился от всего накопленного знания и больше ничего сказать уже не мог. — Могу предположить, что они научились каким-то образом изменять реальность. А вот как именно? И, собственно, с какой целью? Либо они знают о четвертом измерении гораздо больше нас, либо швейцарский ускоритель — нечто не совсем то, что мы себе представляем. Россия, конечно, почти на четверть участвует в его строительстве, хоть и имеет только статус наблюдателя, но гарантирует ли это полную прозрачность проекта? У нас ведь тоже есть — ну, то есть, теперь уже был — свой коллайдер, но мы не слишком-то это афишировали. Самое смешное, что мы так и не поняли, чем являлся уничтоженный тобой Маятник, а теперь и сами столкнулись с чем-то подобным. С чем-то, способным, если и не менять сам по себе пространственно-временной континуум, то уж точно создавать его новые временные вариации и в прошлом, и в будущем.

— Разрешите вопрос? — пугающе-уставным голосом спросил внимательно вслушивающийся в разговор Турист.

И, дождавшись настороженного Валериного кивка, продолжил:

— Я вот чего не понимаю. Если вы говорите только о двух временных реальностях, между которыми как будто ничего нет, то почему мы видим здание обсерватории? Ведь в прошлом, в сорок втором году, его не существует, да и в будущем, в собственной реальности этих швейцарцев, скорее всего, тоже. Если вся история изменилась, вряд ли здесь была построена обсерватория? Тем более, в случае, когда весь Кавказ каким-то образом попал в швейцарское подчинение?

— По существу вопросики, — полковник выглядел удрученным — что, впрочем, не помешало ему по привычке съязвить в наш с майором адрес:

— Вот, учитесь у подчиненного внимательно слушать и задавать правильные вопросы! Только ответов у меня, боюсь, нет. Несостыковка какая-то получается, согласен. Понимаете, я все-таки не считаю, что все происходящее — следствие работы одного только швейцарского ускорителя. Ну, то есть, я не уверен, что именно он и является тем самым «фактором икс», о котором мы раньше говорили. Боюсь, все намного сложнее, и в самой структуре четвертого измерения уже произошли огромные изменения. Которыми кое-кто и ухитрился воспользоваться. Что-то произошло именно на стыке временных реальностей наших параллельных миров — и той реальности, о которой я уже говорил. Кстати, кто такой Гитлер эти орлы не помнят, но что Вторую Мировую войну Германия проиграла, знают. Ну, силами американцев и англичан, конечно. Так что, похоже, Адольфа просто использовали для захвата Кавказа, но в итоге все окончилось точно так же, как и у нас. Сколько? — заметив очередной брошенный на часы взгляд, обратился он ко мне.

— Семнадцать, — коротко отрапортовал я. — Ты чего-то конкретного ждешь?

— Возможно… — уклончиво ответил полковник. И, поняв, что ответ никого из слушателей (даже Сергея) не удовлетворил, пояснил:

— Мне кажется, по истечении этого срока что-то должно произойти. Ты ведь понимаешь, что ни эти швейцарцы, ни десяток егерей сами по себе не могут сколь либо значимо изменить историю. Скорее всего, они случайно столкнулись с нашим отрядом, усмотрев в нем прямую угрозу как своим далекоидущим планам в целом, так и подшефным «эдельвейсам» в частности. А основных сил — ну, или той реальности, которую они ищут и которая им собственно и нужна, — мы пока не видели.

— И ты решил, что через четверть часа здесь появится весь 49-й горнострелковый корпус в составе всех своих семи дивизий? — я все-таки вспомнил, кто именно штурмовал перевалы в далеком сорок втором. — При поддержке спецназа имперских альпийских стрелков? Невидимые друг для друга союзники из разных времен — это супер! И главное — никаких потерь от дружественного огня.

— Двух, — поморщившись, поправил меня исторически более подкованный полковник. — На Кавказе воевали только первая и четвертая горные дивизии. Ты как всегда утрируешь, но нечто подобное я и имел в виду. Хотя спецназ здесь вряд ли уже появится.

— Надеюсь, вы ошибаетесь, — вынес неожиданный вердикт Турист. — Что-то мне такая перспектива не сильно нравится.

— Я тоже надеюсь, но… — теперь Валера обращался исключительно ко мне и майору. — Пусть ваши люди на всякий случай будут готовы уходить прямо сейчас. Я имею в виду — совсем уходить. Хорошо?

Я пожал плечами — хорошо-то, конечно, хорошо, знать бы только куда уходить? Но вообще мысль умная. Кстати:

— А пленные? С ними что? Они тебе еще нужны?

Валера бросил на швейцарцев косой взгляд:

— Тоже вопрос… Тащить их с собой, пожалуй, накладно, но с другой стороны они могут и пригодиться. В смысле, там, у себя, — вопроса о дальнейших планах наших военно-научных изысканий уже можно было не задавать: мы, кажется, собирались посетить благословенную Швейцарию, страну заснеженных гор, стабильных банков, альпийских лугов, молочного шоколада и фиолетовых коров с рекламной надписью на лоснящихся боках. Вот здорово, практически всю жизнь мечтал! Дранх нах Свитзерлэнд, понимаешь ли, помоем запыленные берцы в хрустальных водах альпийских озер! Или теперь правильнее говорить «Свитзеррейх»?

— Двенадцать минут, — неживым голосом автоответчика точного времени сообщил я. — Пора, пожалуй. Пока со всеми манатками добредем. Еще пацанов с охранения надо снять. Командуйте, тащ полковник, сейчас вам решать.

— Ну… пошли, — Валера резво поднялся на ноги, ухитрившись даже не позабыть автомат.

Спустя минуту приютивший нас гараж опустел, а мы, навьюченные кучей носимого боевого имущества (плюс трофейные безгильзовки и двое охраняемых женевской конвенцией военнопленных), отправились знакомой дорогой.

Если я о чем и жалел в тот момент, так только о том, что мало что понял из полковничьих откровений. Майор, думаю, считал так же. Остальные, боюсь, поняли еще меньше — за исключением разве что Жоры-Туриста, все больше мрачнеющего с каждым пройденным метром.

Отправив Иракца снимать остальные посты — точнее, организовывать теперь уже тыловое охранение — мы разместились в знакомых зарослях. До «часа икс» оставалось четыре с копейками минуты.

Привычно наведя бинокль на одержавших очередную предопределенную заранее победу спецназовцев, ныне спешно грузящихся в транспортный борт, я вдруг подумал, что одна всем известная мудрость все-таки истинна. История, действительно, повторяется. Сначала, как трагедия, затем — как фарс.

Год назад, с боем прорываясь из Винницы на остров Змеиный, я чувствовал себя персонажем великолепно выписанной трагедии. А вот сейчас… Да, здесь тоже была кровь, боль и режущий ноздри запах сгоревшего пороха, но я по-прежнему ощущал себя лишь случайным героем комедии абсурда. Страшной комедии, где кровожадный Арлекин в летнем камуфляже и бронежилете от бедра поливает зрительный зал свинцом, а грустный Пьеро, с усталой и всепрощающей улыбкой швыряет в партер осколочные гранаты…

И причина этой нелепой комедии-фарса — как и тогда — снова крылась в извечном человеческом желании вторгнуться в область недозволенного и постичь извечно непостижимое.

А потом вертолет улетел и обнулившийся таймер уведомил нас о том, что время вышло. И в следующий миг мне вдруг вспомнились вычитанные где-то на бескрайних просторах интернета стихи:

А что, похоже. И безумная, невидимая никому, кроме нас, трава, и голубое, по-прежнему утреннее, небо. И встречи-разлуки еще как имели место быть. Вот только повторяющихся кадров было отнюдь не два. И даже не три. Все последнее время неведомый оператор только и делал, что без устали отматывал назад и запускал по-новой свой кровавый фильм.

Да еще вместо воздушных шаров в небесах теперь зудела винтами парочка знакомых по черно-белой кинохронике разведывательных «рам». А по широкой спине ущелья, рыча моторами, неторопливо ползла растянувшаяся на несколько километров зловещая серо-зеленая гусеница армейской колонны. Бронетранспортеры, похожие на угловатых жуков бронемашины управления и радиосвязи, крытые грузовики, тащившие за собой короткоствольные горные пушки на облегченных ажурных колесах, навьюченные по-походному солдаты с легкоузнаваемой эмблемой на правом рукаве…

Егеря «Эдельвейс», не ожидая никакого отпора со стороны 897-го горнострелкового полка из состава знаменитой 242-ой дивизии, до середины ноября 1942 года сдерживающего натиск гитлеровцев, деловито занимали новый плацдарм.

Здесь, в этой реальности, им не с кем было воевать. По-крайней мере, пока не с кем. С нами, разве что. Впрочем, и мы не смогли бы ничего изменить. Тоже пока….

Глава 16

— Этого ждал? — негромко, словно за ревом двигателей нас могли услышать, спросил я, пихнув в бок полковника.

— Примерно… — Валера выглядел слегка обескураженным. — Опять же, теоретически. Они открыли следующую реальность.

Не спрашивая, что он имеет в виду, я незаметно кивнул головой в сторону наших пленных, равнодушно глядящих вдаль. Наступающих егерей они, как и ожидалось, не видели. Проследив за моим взглядом, полковник кивнул в ответ:

— Ты понял, что произошло?

Отложив бинокль, которым тут же завладел кто-то из майорских ребят, я честно покачал головой:

— Не совсем. Вернее, конечно, понял, что мы теперь видим ту реальность, где егеря без проблем занимают баксанское ущелье и идут дальше через перевалы. Но вот что ты имел в виду насчет «открыли», я уже не допер…

— Согласен, глупо звучит. Я имею в виду, что мы больше не увидим героической гибели наших отрядов. И с разведгруппой егерей вряд ли встретимся. Похоже, наши альпийские друзья сочли нас окончательно уничтоженными, — Валера хмыкнул. — Или как-то сумели закрыть ту временную вариацию, в которой мы с ними столкнулись. Понимаешь, это был своего рода замкнутый цикл повторяющихся событий или реальностей, в которых нас каждый раз ждали и уничтожали. И лишь один раз им не удалось этого сделать. А сейчас это кольцо разомкнуто, и мы видим ту реальность, которая им и была нужна. И которой мы, по их мнению, угрожали.

— А мы угрожали? — саркастически осведомился я. — Что-то я пока этого не заметил. Тут, — я кивнул в сторону лязгающей и рычащей колонны, — дивизиону РСЗО бы по площади отработать, а потом еще штурмовыми «вертушками» проутюжить. А от нас, что пользы, что угрозы… И вообще, не знаю, как вы с Серегой себе мыслите, а по мне — пора отсюда валить. И быстро. Можно попытаться верхом уйти — лес на склонах и шестьдесят лет назад был, пойдем зарослями, авось фрицы и не засекут. Дорога через ущелье, как я понимаю, для нас однозначно закрыта. А так как склоны, что правый, что левый, одинаковые, подниматься будем по тому, что ближе. Точнее, за спиной. Заодно и от немцев подальше уберемся. Как думаешь?

— Так же думаю. Да и вообще тебе в этом смысле виднее. Тем более что, как ты выразился, склоны одинаковые. Если б нам наверху еще какой-нибудь транспорт найти, воздушный желательно…

Оставив полковника наедине с его воздушно-транспортными мечтаниями, я подозвал поближе майора и Туриста и вкратце обрисовал им план наших дальнейших действий, предложив подняться до поселка Нейтрино (или того места, где он был у нас) и там осмотреться. Возражений не последовало и спустя несколько минут мы, оставив ущелье за спиной, начали восхождение. Причем, именно восхождение — хотя склон здесь особой крутизной не отличался, идти нам приходилось скрытно, кое-где даже переползая по-пластунски. Понятно, что при таком способе передвижения не имеющие горной подготовки полковники с обеими пленными особой скорости не прибавляли. Хотя последние, в принципе, топали самостоятельно — с упомянутой подготовкой у них все было в порядке, да и стимул имелся: перед началом движения я провел с ними краткую, но задушевную политбеседу. В смысле, сообщил, что мы либо их расстреливаем на месте, либо они добровольно идут с нами. К моему несказанному удивлению, оба, не сговариваясь, выбрали второй вариант. И, получив по паре наших рюкзаков в качестве балласта и по конвоиру в качестве лекарства от глупостей, рванули наверх наравне со всеми. Наравне, но, конечно, не вместе — не хватало только объяснять каждому из них, отчего это у нас рюкзаки левитируют.

На заполняющих ущелье гитлеровцев мы даже не оглядывались — хотелось поскорее уйти из опасной зоны. Какой бы ни была эта, не то созданная при помощи швейцарского ускорителя, не то с его же помощью разысканная в хитросплетениях четвертого измерения временная реальность, егеря ведь не дураки. И ума догадаться о возможном нападении со стороны сжимающих ущелье склонов, у них должно было хватить. Правда, и мы тоже дураками не были, и высланные вперед боевые пары должны были об этом позаботиться.

К счастью, этого не потребовалось, и минут через сорок, как следует пропотев, и от души наматерившись про себя, мы перевалили за скрытый зарослями гребень. Имевшее все шансы превратиться в ловушку ущелье осталось позади вместе с кучей неразгаданных тайн, невидимыми никому, кроме нас руинами баксанской обсерватории и получившими нежданный карт-бланш немецкими егерями. Наш безнадежный поход продолжался…

А вид сверху открывался, честно говоря, просто обалденный, а кое-где — даже шокирующий! Под нами как на ладони лежало практически все ущелье: не знаю, как полковники с обоими Туристами, но я никогда не видел обсерваторской территории с этой точки. Фотографии — и те, из генеральской папки, и другие, уже испохабленные исполинским цилиндром аномалии — не в счет: вживую все оказалось куда эффектнее.

Это насчет «обалденного» вида. Шокирующим же было то, что на противоположной стороне ввысь возносилась не величественная гора Андырчи, а практически точно такой же склон — то самое зеркальное отражение, о котором в самом начале говорили Турист с полковником.

Но, как бы оно там не было, позиция мне понравилась — господствующая высота, подходящее освещение, почти идеальная дистанция действительного огня. При грамотном подходе можно, пожалуй, и без реактивной артиллерии обойтись.

С трудом отогнав милитаристские мысли, я опустил бинокль. Пусть их, тех егерей, у нас и без них проблем хватает. С избытком, я бы даже сказал. Кстати, нелишне и с полковниками посоветоваться — догадки насчет турпоездки в Швейцарию — догадками, но надо же, как говорится, что-то решать. И куда-то двигать. Не знаю как кому, но мне, например, эти вон воздушные разведчики над головой не сильно нравятся. Прошлый век, конечно, но могут ведь и засечь. И скорректировать на наши многострадальные головы что-нибудь сильно осколочное и очень взрывоопасное.

Да и альпийских «камрадов», не обязательно именно тех, что нас атаковали, я бы со счетов не сбрасывал: сильно сомневаюсь, что они не ошиваются где-нибудь поблизости! Немцев «а-ля сорок второй» они, конечно, не видят, но убедиться в благополучном доминировании избранной реальности можно ведь и как-то иначе. В смысле, через призму реальности две тысячи пятого года, например.

— Юра, — голос Сергея оторвал меня от мрачных размышлений стратегической направленности. — Посоветоваться бы…

Ну вот, если Эльбрус не идет к Кондратскому, то обязательно придет кто-то из полковников и сообщит ему (то есть мне — не Эльбрусу же!) какую-нибудь пакость. Прямо сейчас возьмет и сообщит:

— Слушаю.

— Смотри, — полковник зачем-то развернул передо мной карту местности — вполне приличного качества километровку, — мы сейчас возле обсерваторского поселка. Он отсюда уже виден, просто сейчас деревья мешают. Ну, если он, конечно, вообще в этой реальности существует как факт. Так вот, как думаешь, есть нам смысл туда идти? Кстати, заметил — на противоположной стороне ущелья никакого поселка нет?

Он задумчиво постучал пальцем по надписи «пос. Нейтрино», заставив меня внутренне вздрогнуть: точно так же совсем недавно вглядывался в разложенную поверх автомобильного руля карту тот, другой Серега из моего мира…

— Можно попытаться уйти дальше в горы, но без специального снаряжения это будет непросто, даже если и не идти через перевал. Да и должной подготовки у нас с коллегой, честно говоря, нет, — он криво усмехнулся. — Второй вариант — переждать здесь, пока пройдут основные силы немцев, и ночью или под утро снова спуститься в ущелье. Там все-таки какая-никакая дорога. Или, если хоть что-то уцелело, можно укрыться в подземном комплексе… а на самом деле, ни я, ни Валерий не знаем, что делать дальше, — более чем самокритично довел он свою мысль до конца.

— Знаешь, когда мы с твоим двойником прорывались на остров, — я неожиданно сказал совсем не то, что собирался, — ты так же, как сейчас, прокладывал по карте маршрут. Вернее, мы вместе его прокладывали. В тот раз мы ошиблись, напоролись на засаду, и попали в плен. Но в итоге выполнили задание. Ценой твоей жизни — и жизней ещё двух парней. Понял, к чему я это?

— Нет, — тихо ответил он, без тени иронии глядя мне в глаза.

— К тому, что здесь и сейчас слишком многое повторяется. И я боюсь снова принять ошибочное решение, даже если оно в конечном итоге и приведет в победе.

— И все же?

— И все же мы должны идти в поселок. Хотя бы потому, что на месте швейцарцев я разбил бы свой лагерь именно там. Слишком удобное место — и для посадки вертолетов, и для наблюдения за ущельем. Плюс — дорога вниз, к самой обсерватории, и наверх, в сторону перевала.

Сергей кивнул:

— Пойдем все вместе?

— Нет, конечно. Сначала разведаю. Но, кажется, Валера прав: нам нужен транспорт, и чем быстрее — тем лучше. Незачем здесь оставаться, да больше ничего и не изменится, правда? Кстати, вы так ничего и не сказали насчет нашего дальнейшего маршрута. Мы ведь в Швейцарию собираемся, как я понимаю?

— Лежащее на поверхности решение не всегда является единственно верным. Даже если не брать в расчет аналогии с твоими прошлыми приключениями, — задумчиво изрек полковник, опустив голову.

И тут же, будто устыдившись собственной неуверенности, твердо закончил:

— Да. Все равно больше некуда.

Не хочу показаться вам излишне самоуверенным, но я не ошибся. Одного взгляда хватило, чтобы понять: плато, на ровной спине которого в нашем мире уютно разместился поселок сотрудников обсерватории, здесь тоже не пустовало. Вот только на смену не существующим, как факт жилым многоэтажкам пришли строения совсем иного свойства. Одноэтажные сборные домики, какие-то приземистые ангары, высоченная, чуть ли не стометровая, вышка, утыканная коробками узконаправленных антенн и спутниковыми тарелками, ряды накрытых маск-сетями автомобилей и БТРов, вертолетная площадка чуть поодаль…

Перенеся взгляд еще левее, я едва не подпрыгнул от удивления: елки-палки, да у них же тут даже собственный аэродром имеется! Реактивный самолет вряд ли сядет, а вот что-нибудь легкое, полуспортивное — без проблем. Запомним…

Мгновение спустя мое резко поднявшееся при виде аэродрома настроение столь же резко ухудшилось: вся территория была обнесена несколькими рядами колючей проволоки. Ток по ней, конечно, вряд ли пропущен, но в наличии целой кучи всяких следящих, обнаруживающих и сигнальных устройств я нисколько не сомневался. Европа же, вон у них какие винтовки да броники продвинутые! Чай, не лаптем свое «бордо» пятьдесят-какого-нибудь года хлебают. Да и противопехотным минам перед первым рядом «колючки» я б не сильно удивился.

Впрочем, ладно, колючая проволока это пустяки, мы тоже кое-чему обучены, так что никто на нее грудью кидаться и не собирается. Тем паче, что у них вон какой красивый КПП имеется, надо будет — там, как белые люди, и войдем. Сейчас главное определиться, хотим ли мы туда войти, и если хотим, то когда? Вопрос «как» меня интересовал куда меньше — кое-какие задумки на сей счет имелись: зря, что ли, мы пленных за собой таскаем? Заодно и еще кое-что можно проверить…

Придя к этому умозаключению, я осторожно развернулся — иди, знай, не наблюдают ли наши оппоненты за окружающими лагерь зарослями? — и пропахав на брюхе метров десять, поднялся на ноги. Рядом неслышно материализовался Смерч, в обязанности которого входило прикрывать меня из соседних кустов. Еще минутой позже я уже обрисовывал остальным очередную сложившуюся ситуацию:

— …короче, не знаю, какие у кого будут мысли, а я предлагаю идти прямо сейчас. А то уж больно быстро они тут реальности тасуют — пока будем собираться да присматриваться, как бы еще чего не изменилось. В худшую сторону. Может тут, пока мы темноты дождемся, еще какое-нибудь пятое с половиной измерение откроется.

— Согласен, — поддержал меня майор. — Если решили уходить — надо делать это прямо сейчас. Транспорта, как я понял, там навалом, возьмем, что приглянется, — и вперед. Вертолет, например, как вы, товарищ полковник, и предлагали.

— Ну и каким образом? — Валера скептически покачал головой. — Дождемся первого попутного вертолета и проголосуем? Запрыгнем на ходу? Или пойдем к КПП и попросим нас поближе к Женеве подбросить?

— Последнее мне больше нравится, — я кивнул Марку в сторону одного из пленных и, пока спецназовец вежливым пинком придавал ему вертикальное положение, пояснил:

— Только просить мы ничего ни у кого не станем. А к КПП пойдем, это ты хорошо придумал. Может, даже в ихней форме.

— Не факт, что хоть один из них из этой реальности, — полковник на удивление быстро раскусил мою задумку с пленным. То есть, решил, что раскусил:

— И, если это так, часовые просто не увидят на тебе их формы, — он усмехнулся, видимо представив меня в родном армейском исподнем пред очами иноземных охранников. — Кстати, и бронежилет тебя, в таком случае, не защитит.

— Тогда и оружие, — подал голос Сергей, кивнув на одну из трофейных винтовок, — против них будет бесполезным. Так что, возможно, зря ты его с собой взял.

— Да знаю я! Потому и хочу проверить, — обернувшись к Володе, я кратко описал, что надлежит сделать — сползать вместе с пленным к опушке и опытным путем выяснить, существует ли для него выстроенный на горном плато лагерь. О том, что мне и в голову не пришла мысль о вероятной бесполезности захваченных безгильзовок я пристыжено умолчал. Призрак так ни разу и не выстрелившего «штурмгевера», год назад брошенного мной во время боя под Раздельной, встал перед глазами во всей своей промасленной красе. История, кажется, начала повторяться уже даже в малозначительных мелочах. Странно… или, как раз, нет?

Не заметивший моих внутренних переживаний Марк легонько подтолкнул пленного в нужном направлении. Истолковавший это по-своему парень вздрогнул, испуганно обернулся к полковнику и сбивчиво зачастил, от волнения смешивая немецкие и французские слова:

— Нет-нет, вы не можете меня расстрелять, вы не имеете права, я нахожусь под защитой конвен… — широкая ладонь Марка аккуратно закрыла ему рот и нос, мгновенно превратив шумный словесный поток в негромкое бормотанье.

— Сейчас обделается, — голосом популярного кинопереводчика Гоблина презрительно буркнул «Иракец-два», отворачиваясь. — Вонять будет…

Выждав несколько секунд, Марк разжал захват, позволив пленному сделать вдох, и что-то негромко прошептал на ухо. Что-то очень убедительное: вздрогнув, парень коротко кивнул и безропотно пошел вперед. Убеждать немногословный по жизни Володя умел.

— И все-таки это не слишком умное решение, — дождавшись, пока они скроются из виду, вернулся Валера к волнующей его теме. — Нахальство, конечно, второе счастье, но всему есть предел! Ты серьезно думаешь, что сумеешь прорваться на территорию и захватить вертолет? Охрану на КПП и целую кучу вооруженных парней на территории ты что, совсем в расчет не берешь?

— Да нет, беру, конечно. Если и не в расчет, то уж в расход точно. Только ничего, как ты выразился, более умного мне в голову не приходит. Не веришь — сползай сам посмотри. Неожиданность — наш единственный шанс. Я пойду со своей группой, а майор со своими ударит с противоположного края лагеря. Встретимся уже возле вертолета. С пленными вы с Сергеем, надеюсь, управитесь. Вот такой план… впрочем, другого все равно нет. Согласен, коллега?

Майор, только сейчас узнавший о своей «отвлекающей» роли, важно кивнул — тактику подобных операций он проходил по тем же учебникам, что и я. Да и полевые университеты у нас с ним были одними и теми же — к гадалке, как говорится, не ходи. Параллельные миры, особенно не испохабленные никакими Маятниками и прочими временными вариациями, вещь довольно-таки предсказуемая.

Внезапно зашевелившиеся кусты явили под стволы вскинутых нами автоматов сладкую парочку «Марк-пленный». Что-то быстро они управились. Вид у последнего был облегченно-непонимающий; Володя же выглядел как обычно — прочесть что-либо по его безразличному ко всему земному лицу никогда не представлялось легкой задачей. Впрочем, сейчас о результате прогулки можно было не спрашивать — и так ясно: наш «язык» ничего не увидел.

— Дохлый номер, командир, — приземлив пленного на прежнее место, Марк равнодушно пожал плечами. — Для него там ничего нет. Он, по-моему, вообще не понял, зачем я его туда таскал. Второго прогулять?

— Давай… — уже без особого энтузиазма согласился я, глядя на поднявшегося с земли Сергея.

— Пойду тоже пройдусь, — пояснил он, с интересом рассматривая собственный АКСМ. Вот елки, и не откажешь же! В принципе, пусть идет, какие проблемы? Только бы не напортачил чего.

Дождавшись, пока очередная исследовательская тройка скроется из виду (наученный опытом Марк, на сей раз провел короткую воспитательную работу заранее), я переглянулся с майором, и едва заметно кивнул Туристу — пусть все-таки проконтролирует. Этот альпийский орел вполне может оказаться как раз из этой реальности, а тут еще и полковник в качестве стороннего наблюдателя и со снятым с предохранителя автоматом… Не, ну его нафиг, такой риск!

Жорик все понял правильно, кивнул в ответ и неслышно двинулся вслед ушедшим людям. Вот теперь вроде нормально.

— А какая из них его? В смысле, его отряда? — Валера вытащил одну из сваленных в кучу трофейных винтовок и заинтересованно повертел в руках. Ха, неплохой вопрос! Он что думает, мы их инвентарными номерами помечали? «Трофей номер один, тип — безгильзовая штурмовая винтовка, калибр, предположительно, 4,7 миллиметра, захвачен тогда-то, состояние рабочее, боекомплект прилагается, сдан — принят по описи, дата — подпись»? Хотя, конечно, идиотская ситуация — пойди попробуй теперь угадать. Разве что у первого пленного помощи попросить. Ну, а что? Тоже выход!

Несколькими минутами спустя, мы уже знали, где чье оружие. Узнав заодно и кое-какие технические подробности — ну не спрашивать же его прямо: где здесь твой автомат? Пришлось импровизировать и делать вид, что я безумно хочу узнать принцип действия иноземного чуда. В принципе, полученные сведения лишними не были.

По крайней мере, теперь мы знали, что эта пятидесятизарядная винтовка «MPG22» была принята на вооружение всего год назад, в две тысячи четвертом и пока используется только в отрядах специального назначения. Практически герметичный корпус, безгильзовый патрон со стреловидной самостабилизирующейся в полете пулей калибра 4,55 миллиметра, синтетическое ВВ вместо привычного пороха и наномолекулярное напыление в канале ствола. Кстати, двумя последними факторами и была обусловлена неслабая пробивная способность пули — насколько я уразумел без помощи лингвиста-полковника, синтетический заряд придает пуле просто чудовищную кинетическую энергию, не разрывающую ствол только благодаря специальному покрытию. Саму же пулю смело можно считать безоболочечной, точнее — «условнооболочечной», поскольку оная оболочка благополучно испаряется от трения об стенки ствола и воздух, а цель поражается трехмиллиметровым игольчатым элементом. Короче говоря, зело продвинутая пушка с кучей достоинств и, надо полагать, недостатков — никогда не доверял оружию, не прошедшему испытания временем и реальными боевыми действиями.

Заинтересовала меня и дата принятия винтовки на вооружение: методом несложных арифметических вычислений получалось, что для пленного сейчас наш родной 2005 год. Не знаю, как оба полковника, но я об этом, например, не знал. На этом расспросы пришлось прекратить: вернулись наши исследователи. Что они выходили на сей раз, я и спрашивать не стал: в отличие от стандартно-невозмутимого Марка, Сергей своих расстроенных чувств не скрывал. И едва взглянув на его лицо, я задумчиво хмыкнул: что ж, похоже, у нас нет ни одной штурмовой винтовки с боекомплектом. Ну и, соответственно, комплекта иноземной формы тоже нет. Которую я, вопреки догадкам полковника, надевать на себя, в общем-то, и не собирался. Не люблю играть отвлекающие роли. Да и вообще, не силен Валера в оценке внешних физических данных — высокий и худой Иракец куда больше соответствовал габаритам трофейного бойца. Хотя… странно все это — хоть один из пленных ведь должен был быть из этой реальности? Странно…

Впрочем, ладно, и без этого проблем хватает. А что до формы и оружия, то уж как-нибудь и так сходим, в родном камуфляже и с не менее родными «калашами».

— Не передумал еще? — полковника (Валеру, конечно), судя по тону, коим был задан вопрос, похоже, пробило на задушевный разговор. Что это он, азы психологии на уровне спецкурса решил вспомнить? Нашел время и объект приложения, блин!

— Не, не передумал. Пострелять охота… — не мудрствуя лукаво, я решил было остаться в своем репертуаре.

И тут же отчего-то передумал:

— Надумал чего? Если да — то говори. А эту ботву с задушевным тоном давай пока оставим. И?

Несколько мгновений он молчал, видимо, прикидывая, серьезно ли я, или снова издеваюсь, затем продолжил:

— Ну… да. Извини. Надо было раньше сказать, но вот никак не мог момент выбрать. А теперь уже и тянуть дальше некуда. В общем, ты ведь догадываешься, что нам предстоит сделать?

Хм, и только-то?! А я уж перепугался, что сейчас мне будет сказано нечто, «чего мне не положено было знать до этого момента». Ну, в смысле, того момента, когда наша группа не разделится и не появится пусть минимальный, но шанс дальше действовать самостоятельно. Например, если его, Валеру, срежет очередью при посадке в пока еще не захваченный вертолет. Что-нибудь насчет «самой-секретной-кнопки», нафиг отключающей весь их швейцарский ускоритель. Или давно и прочно всеми забытого старого советского спутника с рентгеновским лазером на высокой геостационарной орбите над ЦЕРНом. Впрочем, насчет последнего я уверен не был — брежневская еще программа «Анти-СОИ» так никогда и не была реализована.

К счастью все оказалось совсем не так уж плохо:

— Да уж догадываюсь, плюс Серега кое на что ненавязчиво намекал, — я решил все ж таки быть с ним помягче. — Ладно, не переживай так, момент сейчас хоть и того, напряженный, но не настолько критический. Когда нас возле здания прижали, похуже было, уж поверь мне. И ничего, выкрутились. Разнесем мы этот ускоритель, не волнуйся! Мне вообще не впервой что-нибудь, историю меняющее, разносить…

— Если все, о чем мы говорили, верно хотя бы на половину, остановка или уничтожение швейцарского коллайдера должно привести к… — он замялся, не зная, как охарактеризовать результат оного действия. — К изменению текущей временной реальности и, вероятно, расхождению наших миров. Вот…

И, словно боясь, что я не дослушаю, торопливо добавил:

— ЦЕРН — это крупнейший в мире над- и подземный научный комплекс. Десятки зданий, километры подземных тоннелей, тысячи километров трубопроводов и кабельных трасс. Все это не уничтожить одним выстрелом из гранатомета, Юра!

— Есть предложения? Только попроще, как для меня, ладно?

— Не юродствуй. Если до этого дойдет, то запомни — энергоснабжение Центра идет из одного источника, атомной станции всего в нескольких километрах южнее. Реактор PWR-965, почти точный аналог нашего ВВЭР, суммарная мощность по достижении нерегулируемой реакции — более четырех с половиной мегатонн. Как именно это сделать, ты знаешь, тебя этому, насколько мне известно, учили. Несколько миллионов кубометров воды женевского озера доделают все остальное…

— Жаль, красивые места. И форель, эта, как ее — радужная? — говорят, водится. Ладно, не морщись, я понял. Ты будешь смеяться, но диверсионная операция на четырех из пяти швейцарских АЭС называлась именно «лов форели»… Зря что ли половина их станций на наших тэвээсах[14] работают? Все, Валер, извини, пора! — я пружинисто поднялся на ноги и, неожиданно кое о чем вспомнив, замер. Может и не к месту, особенно, после только что услышанного, а может — и наоборот… не знаю. Но, пожалуй, все-таки спрошу:

— Последний вопрос. Типа, на откровенность, потому что потом ты мне хрен ответишь. Исследования той штуковины, Посланника, дали хоть что-то? Я никому-никому не скажу, что ты проговорился, чесслово!

Полковник с удивлением посмотрел на меня: похоже он ожидал другого вопроса. Совсем другого. Хм, а вот интересно, какого?

— Оно тебе… впрочем, да, наверное, тебя как раз это и вправду интересует. Нет, Юра, мы так ничего и не смогли выяснить. Вообще ничего. Абсолютно. Просто мертвый кусок неизвестно чего чрезвычайно сложной геометрической формы, явно несопоставимой с размерами массы и немыслимой твердости. Это смешно, но мы даже не поняли, что это за материал. Да что там не поняли — мы даже не сумели взять ни одного образца, представляешь?! Вообще не сумели! Твой, гм, бывший собеседник, похоже, оказался на несколько порядков выше предела прочности любого известного на планете материала! Вывезти его в исследовательский центр мы, разумеется, тоже не смогли. Для этого пришлось бы разобрать перекрытия всех шести вышележащих уровней.

— Да? — глуповато переспросил я, медленно опускаясь обратно на землю рядом с полковником. Швейцарская военная база от нас никуда не денется, а вот полковничья откровенность, как известно, непостоянна. Их, наверное, этому учат на секретных полковничьих фээсбэшных курсах. — И что?

— Нашел же время, — слегка раздраженно хмыкнул Валера, прекрасно понимая, что теперь я от него уже не отстану. Как в народе говорят, произнес «посланник» — вываливай, что знаешь:

— Мы как раз этим и занимались. Дошли уже до пятого яруса, когда… Ну, короче говоря, он просто исчез. Вот взял — и исчез. Зимой. Вместе с каналом в параллельный мир и самим бункером. Остался, как я уже упоминал, только верхний, затопленный водой, уровень — и всё. И что это значит, мы даже представить себе не можем. Смешно, да? Между прочим, мы собирались — когда будет запущен и опробован баксанский ускоритель — использовать его в качестве статичной мишени для бомбардировки пучками разогнанных элементарных частиц. Эксперимент «посланник» шел вторым по счету после этого… ну, ты понял. Кстати, если б это ни к чему не привело, через два года планировалось частично снять режим секретности и повторить эксперимент на швейцарском ускорителе.

— За откровенность спасибо, насчет остального не переживай, вернусь… — честно говоря, я сказал это лишь для того, чтобы что-то сказать. На душе было мерзко. И из жалости к тому самому женевскому озеру и радужной форели, которых я и в глаза-то ни разу в жизни не видел; и оттого, что моего былого собеседника, пусть даже и превратившегося по собственной воле в безжизненное немыслимо-прочное нечто, собирались превратить в какую-то «статичную мишень». Правда, он их все равно ухитрился каким-то образом обмануть.

Не знаю, понял ли полковник мои чувства, но вслед смотрел как-то странно. С таким видом, словно не успел мне еще что-то сказать.

Или не знал, что еще сказать.

Или просто смотрел. Как остающийся на палубе авианосца командир эскадрильи несущих «божественный ветер» вслед своим, хлебнувшим последний в жизни глоток подогретого до нужной температуры саке, пилотам.

В общем, как говорится, «полный банзай»…

Глава 17

Терпеть не могу менять собственные планы, особенно в спешке. Даже если оные планы собираются измениться в сторону со знаком «плюс». Но иногда, все-таки, приходится — вот как сейчас, например.

Изначальный план был таким: мы, ничуть не спеша и беззаботно болтая о том, о сем, идем вслед за обряженным в трофейный бронежилет и шлем Иракцем в сторону КПП, чем приводим в замешательство тамошних дежурных. А майор, к этому времени уже занявший позицию в зарослях напротив площадки с автобронетехникой, нервно кусая губы, наблюдает за нами в бинокль. Метров за пятнадцать до КПП (ближе нас не подпустят, а дальше — успеют, в случае чего, перестрелять), он дает добро и выпущенные его ребятами ракеты несутся над колючкой в сторону цели.

Взрывы четырех кумулятивных ракет сливаются в один, над вспыхнувшей маскировочной сетью набухает зловещее огненно-черное облако и охранники чисто интуитивно оборачиваются в сторону источника такого громкого звука. Пока наши параллельные копии вместе с майором судорожно вскидывают на плечи трубы новых РПГ и давят пальцами на клавиши боевого шептала, мы, нещадно растрачивая носимые боекомплекты, уже несемся во весь опор вперед. И к тому времени, когда базу накрывает второй залп, врываемся на территорию. Конечно же, нещадно сея вокруг себя огнестрельные ранения, физические увечья и прочие восполнимые и не очень боевые потери — работа у нас такая….

Вот так эффектно и зрелищно все и должно было быть. Классный план, правда ведь? Сам придумал — ночами не спал, все думал, думал…

Так вот — хренушки нам удалось воплотить его в жизнь! Сначала обломалась затея с переодеванием, затем, уже когда мы двинули к КПП, из-за невидимого за деревьями поворота вынесся трехосный БТР — типичный западногерманский «Фукс» — и, нагло не снижая скорости, требовательно забибикал позади нас.

А наглость я, честно говоря, тоже не жалую, почти так же, как менять свои планы. Стараясь по мере сил не оставлять подобное возмутительно поведение безнаказанным:

— Пропускаем, цепляемся, дальше по плану, — выдохнул я, вместе со всеми отскакивая на обочину, и совершенно случайно оказываясь со стороны как раз того борта, что ненавязчиво укрывал нас от удивленных взоров дежурных. Схватиться за ближайший поручень, подтянуться и прижаться к нагретой кавказским солнцем броне — дело одной секунды… если бы это была наша родная «восьмидесятка». А здесь… Кто хоть раз видел эту угловатую шестиколесную коробку, поймет, о чем я: до высокого борта больше метра и никаких поручней. Если не считать таковыми заботливо развешанный по броне шанцевый инструмент и дымовые гранатометы. Значит, входить будем с кормы, благо тут и подножки есть, и поручни, и в зеркальце заднего вида нас никто не увидит. Блин, а пылищи-то сзади, пылищи!

Несколькими секундами позже мы причудливой гирляндой повисли-таки на вожделенной броне. Марку, правда, пришлось сразу же перелезть на крышу, освобождая место Иракцу, а Туристу и Смерчу — немножко пробежаться следом, дожидаясь своей очереди на посадку. Теперь главное, чтобы майор все понял правильно и не внес в план ненужных корректив. А то вдруг коллега начнет эрпэгэхи экономить…

— Марк, проверь дверь! — прикинув расстояние до цели, скомандовал я. Шансы успеть захватить бэтэр до того, как он притормозит перед КПП, были невелики, но и терять их не хотелось. Прорываться на вражескую территорию под броней (или хотя бы на ней) гораздо лучше. Второй вариант мне нравился куда меньше:

— Если закрыто — рви его, как тормозить на въезде начнет. Остальные — работаем по охране. Все, мужики, десять секунд, работаем….

Володя молча передал Смерчу автомат и, зажав в ладони рукоять боевого ножа, пополз по крыше в сторону носа. Я же, оттолкнувшись носком ботинка от рукоятки двустворчатой кормовой двери (кстати, интересно, а десант-то внутри есть?), перелез на его место — какой бы вариант не возобладал, стрелять отсюда не в пример удобнее. Распластавшись на броне, и в самом деле горячей от солнца, и еще разок прикинув расстояние — секунд семь в таком темпе ехать осталось — я вернулся к созерцанию высокопрофессиональных телодвижений Марка. Который к этому времени уже дополз до переднего края крыши и свесил голову набок, высматривая что-то в небольшом окошке вверху бронированной водительской дверцы. Видимо, что-то высмотрел — вернув нож обратно в ножны, он ухватился руками за поручень над дверью и спрыгнул вниз, ударяя ногами по запорной рукоятке (на подобных бэтрах она расположена в самом низу двери — чтобы, учитывая немалую высоту корпуса, можно было легко достать с земли). Рукоятка просела под ним и Володя едва не сорвался под колесо, в последний миг успев нащупать ногой подножку, однако замок был открыт. Немного позже, чем хотелось бы — БТР был уже метрах в тридцати от КПП, и заволновавшаяся охрана прекрасно видела все это безобразие — но спасибо и на этом!

Изобретать что-нибудь «эдакое» Марк не стал — рывком распахнув бронированный прямоугольник, просто выкинул не успевшего ничего понять мехвода из кабины и втиснулся на его место. Ай, молодец — и прощайте, герр старший по машине офицер на соседнем сиденье…

Начавший было сбавлять ход бронетранспортер газанул, протащив меня по решеткам МТО (довольно горячим, между прочим!) и едва не сбросив вниз, и в этот миг по нам открыли огонь — до охраны дошло, что происходит. Неприкрытый щитком лобовой бронированный стеклопакет сразу же разлетелся, несколько пуль прошили бешено вращающиеся колеса и противно визгнули рикошетом от бортов… на чем весь обстрел и закончился. Шестнадцатитонная машина снесла ворота вместе с караулкой и, зарывшись в землю простреленными шинами, затормозила: вынужденный пригибаться Марк не рискнул и дальше ехать вслепую. А майор, видимо, не рискнул и дальше тянуть с обстрелом. И хотя самого гранатометного залпа в грохоте выстрелов слышно не было, результат был виден более чем: одна или две ракеты попали в аэродромный топливозаправщик. Возможно зря — от идеи захватить не вертолет, а самолет я еще окончательно не отказался. Хотя, конечно, зная майора — то есть, хм, меня самого — чего-то подобного и стоило ожидать….

Стреляли мы недолго — уцелевших после Володиного тарана бойцов оказалось только пятеро, так что благодаря его выдающейся способности управлять бронетехникой мы справились секунд за пятнадцать. Как раз к тому моменту, когда майор ударил повторно, превратив местную автостоянку в нечто, смутно напоминающее съемочную площадку высокобюджетного суперблокбастера «ремба-номер-такой-то-решил-валить-всех-подряд-потому-что-захарило-короче-все-умерли».

Закончилось все истерическим Смерчевским воплем: «командир, шухер, граната!» и увесистым ударом в распластанный по броне живот и то, что ниже. Сорвавшаяся со стопора крышка верхнего десантного люка зловеще грюкнула о броню в двадцати сантиметрах от моей головы: в десантном отделении бронетранспортера рванула заброшенная Степаном РГД — похоже, десант все-таки имел место быть. Именно так, в прошедшем времени: наступательная «эргэдэха» относительно безобидна лишь в том случае, если не взрывается в замкнутом пространстве, в котором ты, к собственному несчастью, в этот момент находишься. Например, в автомобиле или бронетранспортере. Затаившиеся в десантном отделении вражеские бойцы, находились как раз в замкнутом пространстве….

А вообще — если уцелеем, конечно — я Смерчу свое «фэ» еще выскажу. Взрывать под командиром, пусть даже и защищенном броней, гранаты — это, согласитесь, дурной тон. И даже очень, потому что больно. Это уж не говоря о том, что в боевом отделении вполне могло оказаться что-нибудь взрывоопасное и склонное к принудительной детонации!

Ладно, похоже, управились помалеху. И что мы имеем? Бронетранспортер захватили и использовали, теперь мне, по аналогии с прошлым, катер, что ли, искать?! А потом вертолет в бессознательном состоянии захватывать?! Не слишком ли много совпадений, а?

Кстати, насчет вертолета:

— Марк, бэтэр на ходу? — на всякий случай выпустив в воняющий тротилом раззявленный люк полмагазина, я спрыгнул вниз. — Ехать сможет?

Примостившийся рядом с просевшим колесом Володя, не отрываясь от автомата, пожал плечами:

— Хрен знает. Движок я не глушил, автоподкачка, по идее, должна работать. Наверное сможет.

— Поехали, — махнув ребятам, я залез в кабину и, выпихнув через правую дверь героически погибшего командира бэтээра, уселся на его место. Точнее, встал ногами на сиденье и распахнул над головой люк, сдергивая со станкового пулемета брезентовый чехол. Машинка, как ни странно, оказалась вполне узнаваемой — обыкновенный бундесовский MG, разработанный, как известно, еще во время войны и с тех пор практически не изменившийся ни внешне, ни конструктивно. Ну и хорошо, хоть что-то знакомое.

Из верхнего десантного люка — того самого, что чуть не сделал мне черепно-мозговую травму — высунулся улыбающийся Смерч:

— Держи, командир! — он перебросил мне один из трофейных шлемов. — Натяни на голову, хорошая штуковина, крепкая. Наши все целы, не переживай. Едем к вертолетам?

Смысла отвечать не было — БТР, слегка просев на простреленных передних колесах, уже начал двигаться, потихоньку набирая скорость. Еще через несколько секунд Марк разобрался с управлением автоподкачкой шин, и машина пошла ровнее. Теперь главным было не дать противнику опомниться и успеть добраться до вертолетной площадки, прежде чем он поймет, из-за чего весь этот сыр-бор. Ну, и чтоб майор со своими на посадку не опоздал.

— Прикроешь, если что, — не то спросил, не то констатировал непреложный факт Смерч, вытягивая из люка одноразовый гранатомет. — Мне хоть пару секунд на прицелиться, ладно?

— Угу, — дослав в патронник первый в ленте патрон, я проверил, свободно ли ходит пулемет. — Степа, а без гранаты никак нельзя было? А то как-то больно, больно и обидно мне…

— Извини, командир. Не хотелось, чтоб эти красавцы всей толпой на нас ломанулись — я ж думал, их там все двенадцать рыл, да при оружии.

— А оказалось? — я срезал выскочившего из сборного домика солдата и на всякий случай прочертил очередью хлипкую стену. Нда, к оборонительным боям вы тут явно не готовились…

— Пятеро, — смутился Степан, вскидывая эргэдэ на плечо. — Слушай, может мне по вышке шмальнуть? Че-то мы протормозили.

Я проследил за его взглядом и с досадой вынужден был признать, что мы именно протормозили: вышку связи надо было уничтожить еще в самом начале нападения. Причем, не нам, а майору.

— Давай, — скомандовал я, разворачивая пулемет и запрокидывая ствол вверх — одной гранатой такую махину не завалишь, разве что попасть в саму несущую конструкцию. Зато попортить можно и из пулемета. — Стреляй первым.

Снайпером Смерч числился отнюдь не зря, в чем я имел возможность убедиться в следующую секунду. Даже с учетом того, что РПГ мало похож на его любимый «Вал», а стрелять пришлось в движении: граната аккуратно снесла верхушку, лишив вышку как минимум половины всех ее антенн и ретрансляторов. Я же лишь довершил картину разрушения, спалив оставшиеся в ленте патроны по уцелевшим спутниковым тарелкам.

Высунувшийся из соседнего люка Иракец одобрительно хмыкнул и протянул мне слегка помятую недавним взрывом пулеметную патронную коробку. Нет, ну что за команда у нас, а? С полуслова друг друга понимаем, с полувзгляда. Ай да мы, ай да я, ай…

Ага, вот именно «ай» — лафа кончилась, едва начавшись. И наши супротивники показали, что их тоже кой чему учили — откуда-то из-за вертолетного ангара стартовала ответная ракета, и единственное, что нам оставалось — покрепче держаться. Я, правда, нырнул в люк, пытаясь успеть перехватить у ничего не подозревающего Марка управление, но ракета почему-то меня опередила. Наверное, это была неправильная ракета…

— Все живы? — дурацкий, какой-то слишком уж киношный вопрос, но и не задать его я не мог. Особенно, учитывая плачевное состояние нашего транспортного средства — кумулятивный заряд попал прямехонько в двигатель, сбросив БТР с дороги и основательно всех нас встряхнув.

Видимо, нет: выползающие из накренившегося бэтээра ребята мне ответили — Смерч, Турист, Иракец — и мною собственноручно изъятый из затянутой дымом кабины Марк. Все живы и даже почти не ранены. И до вертолетной площадки добраться успели. Работаем!

А работать, похоже, предстояло по полной программе — нас явно собирались не допустить до ближайшего вертолета. Того самого пузатого транспортника, на который я имел определенные полетные планы. Догадались, значит! Что ж, разочаровывать уверовавшего в скорую победу противника — и есть наша первоочередная задача. Жаль только, что особо тут не постреляешь: повредить собственный вертолет было бы глупо.

— Прикройте, мужики! Пошли Олежка, — успев заметить удивленный взгляд не терпящего скоропалительных решений Туриста, я рывком вынесся из-за корпуса БТРа. Три метра… пять… семь… пора! Словно споткнувшись на полном ходу, я нырнул головой вперед, пропуская над собой первые вражеские пули. Разок перекатился — и оказался точно там, где и собирался: за штабелем каких-то контейнеров в двух десятках шагов от вертолета. И с левого фланга от атакующих. Рядом с размаху врезался плечом в дюралевый бок одного из контейнеров Иракец:

— Ну, ты горазд бегать, командир, я прям отвык. На мировой идешь? Или пока только тренируешься?

Усмехнувшись, я призывно отмахнул остальным и поудобнее пристроил автомат цевьем на угол ящика. Вот теперь пора и нам пострелять…

Вертолет тяжело шел почти над самыми горными вершинами: подниматься выше мы не рисковали, стараясь по мере сил облегчить участь перегретого мотора, все-таки не избежавшего нескольких попаданий. Не во время боя около подбитого бронетранспортера, а позже, когда вслед нам с земли стреляли все, кому не лень. Мы улетали с Кавказа. Осталось позади благословенное Приэльбрусье, баксанская долина, руины обсерваторского комплекса и несуществующий в этой реальности поселок Нейтрино. Остался короткий бой на КПП, столбы жирного черного дыма от сожженной майорской группой техники и три на всякий случай расстрелянных нами вертолета. Остались невозбранно двигающиеся к перевалам главного кавказского хребта немецкие дивизии.

Как бы то ни было, мы выполнили первоначальный план. Захватили вертолет, вместе с прорвавшимися к нам майорскими ребятами погрузились в него и подобрали полковников. Пленных, правда, пришлось бросить — вертолета они по-прежнему в упор не видели, а летать самостоятельно пока не научились.

Мы ушли все.

«Все» — потому что спецназ, как известно, своих не бросает даже мертвыми. Завернутые в брезентовый чехол от вертолетного двигателя тела обоих Марков уложили в самом хвосте. Погибли они при посадке, одновременно и, как ни дико это звучит, от одной и той же пули: трехмиллиметровая игла, пройдя навылет через защищенную бронежилетом грудь Володьки из моей группы, ушла рикошетом от стойки шасси прямо в висок майорскому. Рана была совсем крошечной, даже без выходного отверстия. Пробивая бронежилет и рикошетируя, пуля растеряла почти всю свою убийственную мощь, но Вовке с лихвой хватило и этого.

Странные законы существования параллельных миров (или, скорее, четвёртого измерения) продолжали вносить в наши планы свои неподвластные пониманию коррективы.

И все-таки мы вырвались.

Лишившиеся радиовышки швейцарцы никому не могли об этом сообщить и вызвать подкрепление, например, парочку всепогодных истребителей-перехватчиков. И это была пусть небольшая, но все-таки фора. К сожалению, надолго ее хватить не могло: поврежденный движок и потихоньку вытекающее из пробитых баков топливо стремительно уменьшали разрыв между нами и нашими непонятными оппонентами.

Но некоторое время у нас еще все-таки было.

Так мы думали…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО:ВНЕ ВРЕМЕНИ. ИСПРАВЛЕНИЕ ОШИБОК. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Глава 1

Несмотря на набухшие дождем грозовые тучи за окном, Леночка с самого утра пребывала в прекрасном настроении. Гроза — это не страшно, это ненадолго, все-таки лето на дворе. Зато целых два свободных дня впереди и… может ей кое-кто позвонит из Москвы? Между прочим, этот «кое-кто» обещал!

Поставив на газовую плиту чайник, девушка уселась напротив и, облокотившись на край кухонного стола, задумалась, вспоминая недавний визит столичного гостя. Второй за прошедший год. Всего лишь второй — или, быть может, уже второй?

Нет, никаких особых иллюзий она не испытывала и далеко идущих планов не строила, но разве она не имеет права на свой маленький кусочек сказки? На что-нибудь, выходящее за пределы кассового окна, глючного компьютера с заляпанной сменщицей лаком для ногтей клавиатурой и бесконечных прямоугольничков оформляемых железнодорожных билетов? Имеет полное право!

Конечно, жаль, что он не бизнесмен, как говорил при первой встрече, но зато офицер, майор, в самом настоящем спецназе служит. И если так подумать — так это даже и лучше. Он будет ловить опасных террористов, и обезвреживать заложенные ими бомбы — как в том сериале, жаль названия не запомнила! — а она, в прошлом простая кассирша Леночка, а ныне — верная офицерская жена Елена Сергеевна — ждать его с очередного опасного задания. А там, глядишь, нам и подполковника дадут, или даже сразу полковника — за особые заслуги перед Родиной…

Почувствовав, что ее уже занесло куда-то не туда, Леночка сморгнула и, покраснев, словно кто-то мог прочесть ее мысли, уставилась на закипевший чайник. Все-все-все, достаточно! Не семнадцатилетняя дурочка, чай — двадцать пять скоро. Правда, хоть, как в песне поется, монашкой не жила, замуж пока никто не взял. Точнее, брали, конечно, только она сама не сильно хотела, все выбирала. А теперь уже и выбирать не хочется — влюбилась, как дура семнадцатилетняя. Ха, сильно ты ему нужна…

Чувствуя, как неумолимо портится настроение, Леночка отключила горелку под засвистевшим чайником. Несмотря на строжайший самозапрет, захотелось курить. Плохо. Пожалуй, самое время пойти прогуляться. На тот ресторан, куда ее пару раз водил Юра, денег, конечно, не хватит, но в кафе-бар возле родного вокзала зайти-то можно. Хоть в ту же «Династию», например. Опять же, имеет полное право. Имеет-имеет, нечего! Она свободная и, между прочим, красивая женщина, как-никак!

Одевшись и наведя на скорую руку марафет, Леночка сдернула с вешалки сумочку и пошла к выходу. Оттянув собачку старенького, «родом из детства», английского замка, выскочила на лестничную площадку и, захлопнув за собой дверь, легко поскакала вниз по ступенькам. На вдруг зародившееся в ее душе мимолетное ощущение чего-то странного; чего-то, что было «не так», она не обратила внимания. Глупости это, все будет хорошо; все будет очень даже хорошо!

Старая скрипучая дверь, видимо согласившись с последним утверждением, безропотно выпустила девушку на улицу. И в тот момент, когда в глаза ударил яркий солнечный свет, Леночка вдруг с особой остротой поняла, что именно было странным. Замок. Старый английский замок сломался еще прошлой весной и вот уже год, как на его месте стоял другой, собственноручно купленный ей в хозяйственном магазине на родной привокзальной площади. Похожий — но другой. И солнце — еще пять минут назад в окнах были лишь серые, готовые вот-вот пролиться дождем, тучи — а сейчас на внезапно очистившимся небосводе ярко светило летнее солнце.

Леночка пораженно замерла на месте, пытаясь осмыслить произошедшие изменения. Погода-то еще ладно, мало ли что бывает — глобальное потепление, таяние ледников, тайфуны с ураганами — вон по новостям регулярно пугают. Но вот замок…

— Привет, Ленусь! — голос соседки из квартиры напротив заставил ее вздрогнуть. — Так ты что, вчера разве не уехала?

— Здравствуйте, теть Зин… — автоматически ответила девушка. И не менее автоматически спросила в ответ:

— Куда не уехала?

— Как куда? В Москву, конечно, — женщина поставила на асфальт продуктовую сумку и хитро погрозила пальцем. — К женишку своему ж собиралась? Вот и ключ мне оставила, цветочки просила поливать да за квартирой приглядывать. Эх, молодость, ветер у вас в голове, ничего не помните! Что любовь с людьми делает…

— Ключ? — чувствуя легкое, но уже грозящее обмороком, головокружение, глуповато переспросила Леночка. — В Москву, да?

— Ну да, — не понимая, что что-то не так, пояснила соседка. — Ключ от квартиры. Вот же… — тетя Зина вытащила из кармана и продемонстрировала ей знакомый брелок с двумя ключами. — Как раз зайти хотела, цветочки твои напоить. А ты когда перекраситься-то успела? Вчера вроде темненькой еще была, а сегодня уж рыженькая. Ну а что, тебе идет, прям на мою Светку похожа стала.

Но Леночка не слушала словоохотливую соседку, во все глаза глядя на пластмассовый брелок в виде сердечка, давнишний подарок одного из несостоявшихся женихов. Очень знакомый брелок, потерянный вместе с ключами пару лет назад. И это не могло быть ошибкой — девушка слишком хорошо помнила, как после этого ей пришлось вскрывать дверь квартиры и заказывать второй комплект ключей…

И вот тут Леночке, наконец, стало очень страшно. Потом на помощь пришел спасительный обморок…

А в это же время совсем другая, но очень похожая на нее, девушка стояла перед дверью своей квартиры, не понимая, отчего замок противится ее желанию открыть дверь собственной квартиры. Все одно к одному! И любимого дома не оказалось — уехал куда-то, не удался ее сюрприз, зря только в Москву ездила — и замок поломался. Можно было бы попробовать открыть вторым комплектом ключей, но он у соседки, а ее дома нет, видно ушла куда-то. Вот ведь невезуха! Еще и дождь пошел, вон по стеклам парадного как лупит. И откуда он взялся, дождь этот, только что вроде бы солнышко было? Да уж, невезуха по полной программе…

— Вы можете это объяснить? — обычно невозмутимый Президент сейчас, похоже, был просто взбешен. Едва ли не впервые на памяти обоих присутствующих в кабинете людей. — Хоть какое-то разумное объяснение этому есть?! — подойдя к своему столу, он взял с его поверхности газету и бросил на стол для заседаний. Набранная крупным шрифтом передовица извещала читателей, что «…вчера Президент России посетил с неофициальным визитом Центральный музей бронетанковых сил в Кубинке…». На крупной, почти во весь первый разворот, цветной фотографии улыбающийся Президент о чем-то разговаривал с директором музея на фоне застывшей на постаменте тридцатьчетверки.

Тяжело опустившись в кресло, Президент угрюмо пояснил:

— Газеты на столе не было. Из кабинета я не выходил, просто отошел от стола и отсутствовал минуты две. Когда вернулся — она уже лежала на папках с документами. Папок тоже стало меньше. Еще исчез лист бумаги и авторучка, которой я перед этим писал. И часы, — он указал взглядом на массивные настольные часы в бронзовом корпусе. — Стояли с другой стороны. Все. А статья… Как вы знаете, — он кивнул силовику, в последнее время зачастившему в этот высокий кабинет, — визит назначен на послезавтра. И, как вы тоже знаете, особо не афишируется. Вот теперь и попытайтесь объяснить, что все ЭТО означает. А заодно и убедить меня, что оно никак не связано с вашим экспериментом и его последствиями. И кто начнет?

Однако никто из присутствующих брать на себя сомнительную честь начать первым, похоже, не спешил. Особенно впавший в кратковременный ступор директор института ядерных исследований РАН, бросавший исполненные немой мольбы взгляды на директора другой, куда как более серьезной, организации. Но и директору ФСБ сказать тоже было нечего.

Президент ждал ответа…

Первые минут сорок полета прошли в молчании. Говорить было особо не о чем, да и не хотелось. От нас, запертых в дюралевом чреве транспортного вертолета, сейчас мало что зависело. Точнее — ничего не зависело. Да и выплеснутый коротким боем адреналин еще не успел схлынуть, понижая привычно зашкалившее артериальное давление и превращая наши боевые единицы в нормальных людей из плоти, крови и эмоций. Впрочем, такую роскошь, как последнее, мы позволить себе не могли.

Не радовали даже обнаружившиеся в отсеке вместительные укладки с амуницией, снаряжением и оружием вдоль бортов. Что, в общем-то, было неправильно, поскольку с родными боекомплектами дела обстояли не так, чтобы очень — за два последних боя мы прилично поиздержались.

Впрочем, и спеленутые брезентовым саваном тела погибших ребят вряд ли добавляли оптимизма на будущее.

Братья-полковники, ошибочно уверившись в нашей мнимой безопасности, в очередной раз отсели в сторонку, что-то обсуждая.

Майор с «дубль-Туристом» в пределах прямой видимости и слышимости (последняя, кстати, была просто идеальной: такой звукоизоляции от шума работающих двигателей я еще никогда в жизни не встречал) и вовсе отсутствовали, сидя за штурвалом. Ну, не оба сразу, конечно. Майор за штурвалом, а Турист — в кресле второго пилота.

Остальные просто отдыхали, благо сидеть приходилось не на жестких лавках вдоль бортов, как на привычных нам транспортниках, а во вполне удобных креслах, правда, с неоткидывающимися спинками. В конце концов моя деятельная натура воспротивилась столь бессмысленному времяпрепровождению. И я, неизвестно для чего, скорее всего просто автоматически, заставив всех пристегнуть обнаружившиеся под задницами привязные ремни, тоже отправился в пилотскую кабину.

Усевшись в штурманское кресло за спиной Туриста, и напялив на голову единственный свободный шлем, подключился к бортовой связи:

— Привет коллегам. Где мы сейчас?

— А хрен его знает, летю себе прямо и летю. В горах попроще ориентироваться было. Я так думаю, скоро границу ставропольского края пересечем. Если, конечно, он здесь вообще существует, этот край. А вообще — быстрая машинка. Здоровенный, а скорость — как у боевой «вертушки». Даже несмотря на наш побитый мотор.

— Угу, — согласился я, не конкретизируя, с чем именно. — Сиё несомненно. Слушай, пока наши всезнающие в наличии отсутствуют, спросить тебя хочу — тебе ничего странным не кажется? За сорок минут, даже в горах, они уже вполне могли найти способ выйти на связь, а?

— Могли, — не отрываясь от созерцания уплывающих под плоское вертолетное брюхо лесистых предгорий, ответил майор. — При их-то технологиях…

— Вот именно. А теперь, собственно, вопрос: что бы ты в этой ситуации и на их месте сделал? На что они технически способны, ты примерно знаешь, в каком, гм, месте мы находимся — тоже. Так как?

— Да хрен его… — он на секунду задумался. — Наверное, связался бы с этим своим главным-преглавным центром в Швейцарии и попросил в очередной раз как-нибудь изменить текущую реальность. Например, на ту, где этого вертолета и в помине нет. Вертолет бы исчез, а мы грохнулись с неба на землю — вот и все.

— Молодец, братишка, и я о том же! Почему ж не делают? Не могут? Или что-то другое? — я мог бы и продолжить мысль, но хотел посмотреть на его реакцию. «Братишка» не подвел, сказав именно то, что я и ожидал услышать:

— Ну, пленный же не исчез, когда они сменили реальность? И второй тоже никуда не делся. Хотя, по идее, оба ведь должны были того, рассосаться вместе со своим оружием и шмотками. Это имел в виду?

— Ага. Нестыковка, получается. Еще и то, что ни один из них не видел этой базы. Не знаю, отчего наши полковники в этом смысле тупят, но как-то это все очень странно и нелогично. Или они ошиблись насчет всего этого, — я покрутил головой из стороны в сторону, — или все намного сложнее. И, соответственно, хуже для нас.

— Куда уж хуже, — майор не договорил — в распахнувшейся двери пилотской кабины показался Турист:

— Командир, тебя вышестоящее начальство зовет. Похоже, на разговор созрело, — он заговорщицки мне подмигнул и первым двинулся из кабины.

Но поговорить с полковниками мне, ясное дело, не удалось. Ведь благие намерения, как это хорошо известно, имеют обыкновение оставаться именно намерениями, не больше.

Вертолет дернулся, словно моему двойнику неожиданно захотелось узнать, насколько маневренно вверенное в его умелые руки транспортное средство, и, заваливаясь на правый борт, пошел вниз. Ощутимо так пошел — чтоб не упасть, мне даже пришлось ухватиться за край дверного проема, пошло плюхнувшись задом на невысокую дюралевую лесенку. Неприспособленный к подобным маневрам двигатель, наплевав на хваленую звукоизоляцию, неистово взревел, пытаясь если не выровнять машину, то хотя бы просто удержать ее от сваливания в настоящее пике, и захлебнулся. В десантном отсеке что-то с грохотом упало, меня вдавило в переборку — судя по скорости снижения и нашей исходной высоте, до удара (или, если хотите, посадки) оставались считанные секунды. Но, прежде чем это произошло, я все-таки успел заорать «держитесь!» и взглянуть в просвет между пилотскими креслами. Заметив стремительно наплывающее на остекление кабины знакомое темно-серое ничто, уклониться от столкновения с которым и пытался майор.

Противник, кажется, решил не мелочиться, высылая на перехват истребители или обстреливая с земли зенитными ракетами. Зачем? Против нас применили кое-что другое. И я, кажется, даже догадываюсь, что именно. Вот только каким же это, интересно, образом?!

В следующее мгновение меня с новой, удесятеренной, силой вмяло в стонущий от немыслимых перегрузок дюраль. Знакомые ощущения… И даже тяжелый удар о землю, лишь едва смягченный режимом авторотации и нещадно ломаемыми деревьями, после этой тяжести показался легкой пощечиной против ошеломляющего удара дубиной.

А затем сверху упала сорвавшаяся с петель дверца пилотской кабины…

Глава 2

Насладиться кратковременным обмороком, в которое меня отправила дурацкая дверь (тоже мне, инженеры хреновы — не могли, что ли, сдвижной ее сделать?), мне, ясное дело, не дали. Чьи-то сильные руки подхватили подмышки и куда-то грубо потащили, зарождая в душе страшное подозрение и прочие ассоциации: вертолет был, потеря сознания была, теперь, стало быть, меня выгружают на благословенном острове Змеином. Сейчас перекурят, немножко покатают на носилках и сгрузят в уютной комнатке с надежно запертой снаружи бронированной дверью. Вот уж дудки! Закон парных случаев — законом парных случаев, параллельные миры — параллельными мирами, но я все равно не согласен. Не согласный я, слышите? Категорически!

На этой шибко умной мысли я почти очухался и попытался вырваться из цепких вражьих объятий. С красивым разворотом, контрзахватом, ударом в голову — и не открывая глаз. Не вышло — меня сурово встряхнули и успокаивающе прижали к земле:

— Тихо, командир, ты чего дерешься, совсем головой ударился?

Голос принадлежал Иракцу, руки, надо думать, тоже. Вот, блин, стыдоба — чуть боевому брату по морде не дал, и ведь практически ни за что! Нет, все, пора с этой «параллельщиной» завязывать…

— Страшный сон? Бывает, — понимающе осведомился Олег, разжимая болевой захват и помогая подняться на ноги. — Как твой близнец вертолет классно водит! А уж приземляется — так просто отпад. Хвост в одну сторону отпадает, фюзеляж в другую, лопасти в радиусе километра! — выразительно глянув на мой сильноударенный лоб, Иракец протянул мне нераспечатанный перевязочный пакет.

— Отстань, как умеет — так и водит. В следующий раз тебя за штурвал запихну, — мрачно огрызнувшись в ответ, я забрал у него ИПП и, наконец, огляделся. Увиденное понравилось мне не очень — представшая взору картинка как-то плохо вязалась с тем, что я успел разглядеть сквозь остекление пилотской кабины перед самым нашим «отпадным приземлением». По-крайней мере, на те покрытые лесом холмы нынешний пейзаж уж точно не походил. Мы снова были в горах. Вот только пусть меня Леночка при встрече в упор не узнает, если это Кавказ!

Наш многострадальный вертолет, оставив позади усыпанную обломками стометровую полосу поломанных и выдранных с корнем деревьев, застыл на дне узкого неглубокого ущелья. Даже, пожалуй, не ущелья, а поросшей лесом низины между двумя параллельными складками скальной породы, почти полностью затянутыми растительностью. Склоны от самого дна покрывал кустарник и какая-то ярко-зеленая поросль наподобие папоротников; сглаженные же временем вершины венчал величественный сосновый бор. Сцепившиеся ветвями кроны мешали увидеть, сколь высоко поднимаются склоны окрестных гор, но, наверное, не так уж и высоко.

Собственно же скальная порода лишь кое-где проглядывала из-под густого растительного одеяла — но и этого кое-где вполне хватило. Отличить слоистые, будто исполинский пирог, отложения природного мела или известняка от, скажем, базальта или гранита, мог бы даже я со своим узкоспециальным образованием. Даже название неожиданно легко вспомнилось — «юрские отложения». Стало быть, тезки мы с этими горами. Это я про свое имя, ежели кто не понял. Хотя я ничего и никуда здесь не откладывал, честное пионерское. Вот только… не слишком ли круто все получается, а?! Прошлым летом на остров вертолетом привезли, сейчас в Швейцарию непонятно как доставили… Сервис, конечно, но как-то уже даже не слегка, а сильно напрягает…

Покончив со своими пейзажно-геологическими изысканиями, я осторожненько ощупал набухший на лбу шишак, увенчанный небольшой ссадиной (ха, да никто не сомневался — меня ведь должно было ударить по голове, разве нет?), и вернулся к разглядыванию пострадавшего транспортного средства, из которого выбирались остальные члены отряда. Наскоро пересчитав людей, я немного расслабился: все живы. Даже полковники. Блин, прямо стыдно — получается, я единственный, кто отрубился во время посадки!

Правда, и посадочка вышла неслабая: от вертолета остался, практически, только зарывшийся смятым носом в траву покореженный фюзеляж. Хвост представлял собой немыслимую мешанину из несущих конструкций и изодранного дюраля, измочаленные остатки лопастей свисали с перекошенного ротора жалкими синтетическими лохмотьями, сквозь разошедшуюся от удара обшивку моторного отсека чадил разбитый двигатель — красота-красотища! В прошлом мне раза три приходилось нештатно приземляться, но я никогда не думал, что можно практически не пострадать при такой посадке. Спасибо майору — если б мы не пропахали вдоль ущелья, а вклеились в один из боковых склонов, то… кстати, интересно, это случайность? Или как раз не случайность?

— «Если думаешь чего, так не мучь себя…» — словами из песни Высоцкого ответил на мой невысказанный вопрос подошедший майор. Коллегу слегка покачивало, а ко лбу он, как и ожидалось, прижимал сложенный в несколько раз бинт из перевязочного индпакета. Но, в отличие от меня, он еще здорово расцарапал лицо и разбил губу. — Спорим, думаешь, как нам повезло с направлением падения? И мучительно пытаешься понять, было ли это случайностью? Хрен его знает… и да, и нет. Когда перед нами эта штуковина появилась, я попытался уйти от столкновения и завалил право-вниз. Только поздно было, все равно мы в нее влепились. Хорошо, хоть сознание не потерял — винтокрыл-то наш после этого почти неуправляемый стал, да и движок сразу заглох. Но если б я заранее отворачивать не начал, мы б аккурат пониже вон тех сосенок вошли. Вот и пойми, случайность или нет? Я-то не здесь маневрировал, а там. Места-то, я так понимаю, узнал? — поморщившись, он облизнул разбитые губы и сплюнул розовым.

— Мы все учились понемногу, — продекламировал я слова другого классика, — военной топографии, важнейшей из наук. Юрские горы, родина динозавров и швейцарских часовщиков. А наша посадочная полоса, кажись, по-местному «мульд» называется, правильно?

— Угу, мульд. Или клюз… не, клюз поперечный, так что точно мульд. Дурацкое название. Слушай, как же это, а? — все-таки не выдержал майор. — Нас же именно туда закинули, куда нам нужно было! Как это может быть, а?!

— Х.з, товарищ майор, — буркнул я, наблюдая, как спецназовцы споро выкидывают через сорванную с направляющих бортовую дверь наши пожитки и трофеи из вертолетной укладки. На помощь своих ударенных командиров они, похоже, не рассчитывали. — Ты мне лучше вот что скажи — как она появилась и как выглядела, стеночка-то эта? А то я почти ничего и разглядеть не успел.

— Не знаю я, как. Взяла — и появилась. Неожиданно. Прямо по курсу и метрах, наверное, в двухстах — точнее не скажу, по этой штуке, сам знаешь, расстояние особо не поотмеряешь. Как раз, когда вы с Туристом из кабины ноги сделали. А выглядела? Да в точности как та хренотень над ускорителем в «нейтринке», сквозь которую мы все просочились. Только меньше, локальнее, что ли.

— Это как? — не дожидаясь от подбежавшего Иракца доклада, я махнул рукой: уходим, мол. А то сильно сомневаюсь, что в такой гигантской и малонаселенной стране, как Швейцария, могло остаться незамеченным падение вертолета. По-крайней мере, незамеченным для тех, кто нам с этим падением ненавязчиво помог.

Майор тем временем продолжал меня удивлять:

— Да вот так. Что-то вроде здоровенного, с футбольное поле размером, пятна с размытыми краями, вроде как прямо из воздуха. Сначала прозрачность исчезла, потом потемнело все, потом… потом я маневрировать начал, секунду-другую на приборы смотрел. Когда снова глянул — оно по плотности уже было точь-в-точь, как мы раньше видели, только края размытые. Но знаешь… — он на мгновение замялся. — Мне показалось, что когда я в сторону уйти попытался, штуковина эта в ту же сторону сместилась. Словно ловила нас, что ли…

— Ловила? — размышлял я не больше секунды. — Юра, ты не понял?! Валим отсюда, быстро! На… от вертолета!

Мой истерический вопль услышал не только майор, но и все остальные. Среагировали быстро, дисциплинированно подхватив, кто что успел, и рванули прочь от вертолета. Не выбирая направления и не разбирая дороги, просто стремясь оказаться как можно дальше от разбитой машины. Почти сразу накатило головокружение, однако уже в следующий миг меня подхватили под руки, не позволяя упасть, оскользнувшись на покрытом мхом камне. Следующие несколько секунд из моего сознания практически выпали — все куда-то бежали, меня куда-то тащили, за спиной кто-то пыхтел и матерился сквозь зубы. Реальность вернулась в виде небольшой замшелой расщелины, куда мы исхитрились втиснуться всей организованной разведывательно-диверсионной толпой вместе с боевым имуществом и оружием. На то, что меня едва не уронили, протянув ногами по дну, прямо в мелкий ручеек, неторопливо струящийся по каменистому дну, я даже и внимания не обратил.

Первой по-настоящему осознанной мыслью было «а что, если я ошибся?», второй — «повезло, успели». Да, нам повезло. Снова повезло. Опять повезло. В очередной раз повезло. Третья мысль сформироваться уже не успела, ибо началось.

Над головой коротко пророкотало, несколько мгновений — тех самых, что отделяют момент остановки выработавшего топливо двигателя от момента срабатывания взрывателя БЧ — стояла напряженная тишина, затем ударило. Дважды. По результатам стрельб неведомым ракетчикам можно было бы смело ставить наивысшую оценку и вешать на гордо выпяченную грудь знак «Ворошиловский стрелок 1 степени»: обе ракеты попали в цель. Готов спорить на все хранящиеся в швейцарских банках деньги, что реальное отклонение отличалось от расчетной точки не более чем на пару метров. Если конечно они и вовсе не наводили свои игрушки на какой-нибудь встроенный в вертолет радиомаяк. Спасибо хоть заряд был обычным, а не термобарическим; хотя, в принципе, от многострадального вертолета и так осталась только здоровенная воронка, постепенно затихающее горное эхо и куча наших светлых воспоминаний.

Не к месту вспомнился тупейший бородатый анекдот: «а знаешь, что такое вертолеты? Это души погибших танков». Н-да…

Понятия не имею, почему нас не пытались атаковать еще над кавказскими горами. Но с того самого момента, когда зародившееся прямо по курсу серое нечто-ничто выплюнуло нас на каменистое дно юрского мульда, нас уже засекли. И били на поражение. Да еще и с контрольным выстрелом второй ракетой — видимо так, на всякий случай…

Ледяная вода из ручья помогла — сотрясения мозга я, кажется, все-таки избежал. Приложившийся к приборной консоли майор, думаю, тоже. Спецназовские лбы — субстанция крепкая, ко всяким и всяческим ударам вельми резистентная. Говорят, вроде бы даже на генетическом уровне. Врут, наверное. Между прочим, сними мы перед самим падением пилотские шлемы… впрочем, ладно.

Основательно умывшись и поплескав на голову холодной водичкой, я неожиданно почувствовал себя вполне в норме. Настолько, что даже испытал легкий стыд за свое недавнее состояние: остальным тоже пришлось несладко. Только сейчас я разглядел истинные последствия нашей нештатной посадки: новоприобретенные синяки и ссадины у всех членов группы и багровый кровоподтек подозрительно правильной геометрической формы на лице у «дубль-Туриста». Присмотревшись чуть повнимательнее, я допер, в чем дело: перед падением Жора зачем-то как раз склонился над радиостанцией, и удар швырнул его лицом прямо на переднюю панель. Рация, при этом, как ни странно, уцелела.

К невосполнимым потерям можно было отнести парочку автоматов (один из которых, к сожалению, мой собственный), один из рюкзаков, выпавший сквозь брешь в разошедшейся при первом же ударе обшивке, и вторую радиостанцию.

А мы снова уходили в горы. Уходили, даже не стараясь сориентироваться и избрать более-менее подходящее направление — пока нам нужен был хотя бы небольшой отрыв от возможного преследования. В том, что наши противники обязательно заявятся проверить развороченное взрывами ущелье, никто из нас не сомневался. Правда, проверять-то там им будет особо нечего. Попади мы на самом деле под ракетный удар, понадобилась бы целая выездная криминалистическая лаборатория, дабы обнаружить фрагменты наших разметенных взрывом по окрестным склонам бренных тел.

Зато и ребят, можно сказать, похоронили. Без отдания воинских почестей, зато с прощальным салютом. Им там уже проще. А нам еще в горы уходить…

— Привал, — повторять волшебное слово не пришлось. Измотанные коротким, но интенсивным маршем люди, не снимая рюкзаков, устало опустились на землю. Последний час мы провели с большой пользой для нашего общего дела и огромной заботой о собственной физической форме. Ибо, как говорили древние, движение — жизнь. Причем, для нас — в самом прямом смысле.

Особо далеко мы, конечно, не ушли: лес, горы и дополненная трофейным оружием выкладка — совершенно убойное сочетание, но километра четыре, а то и пять, все же сделали. Трижды меняли направление, дважды переходили вброд какие-то не то глубокие ручьи, не то мелкие речушки, и, наконец, сочли дистанцию отрыва условно-достаточной.

«Условно» — потому что искать нас, скорее всего, все-таки будут, и искать серьезно. А «достаточной», так как покрыть за час в незнакомых горах большее расстояние, честно говоря, малореально. Хотя заданный темп, несмотря на недавнюю вертолетную одиссею, выдержали все, включая и полковников. Видать, поняли, что научные изыскания и прочие шуточки остались в нескольких тысячах километров позади, и теперь все сильно по-взрослому.

Был в нашем горном кроссе и еще один крайне положительный момент — нам удалось сориентироваться на местности. И если тому, что в вертолете нашелся комплект подробных карт Швейцарии, я даже не удивился, то вот само наше нынешнее местонахождение меня слегка поднапрягло. Потому что даже в свете весьма кстати припомнившейся на бегу теории господ Паули-Юнга[15], мне трудно было себе представить, как мы ухитрились оказаться всего в нескольких десятках километров искомой цели, сиречь — ЦЕРНа?! Или нас все ж таки именно что доставили туда, куда, собственно, и собирались доставить? Если второе, то кто сей благодетель, и для чего тогда бомбили? Подстраховались? Интересно, я вообще хоть что-то сумею понять? А то братьев Серебренниковых мне что-то и спрашивать страшно — даже не сомневаюсь, что в их умных головах уже зреет очередная всеобъясняющая теория, вот только я еще в их прошлых паранаучных бреднях не до конца разобрался.

А вот карту еще разок посмотреть стоит, от командования группой меня пока никто не отстранял. Черную пиратскую метку, так сказать, не вручали. Вытащив уже порядком замусоленный за время марш-броска лист, я разложил его на коленях. Привычно нашел наш «аэродром», прикинул, где мы находимся сейчас. Если я все правильно понимаю, мы имеем все шансы добраться до европейского ядерного центра уже к ночи! Лихо.

Толкнув локтем расслабленно сидящего с закрытыми глазами майора, я протянул ему карту, очертив пальцем «наш» район. Несколько секунд он разглядывал потертый на сгибах глянцевый лист, затем кивнул:

— Да я помню, недалеко уже. Все мучаешься и пытаешься понять? Не старайся, сиё знание не про нашу с тобой честь. То есть, не по нашим мозгам. Меня вот другое мучает: ты как считаешь, стоит нам вообще туда соваться? На подставу похоже, неспокойно мне как-то. Не влипнуть бы в объятия местных аборигенов. Обидно будет, если мы по своей воле к ним придем — может, потому нас и не ищут, а? Как считаешь?

Я пожал плечами, лениво глядя на перевалившее зенит солнце, узкими лучиками пробивающее густые сосновые кроны. А там, на Кавказе, все время было утро. Похоже, здесь реальности туда-сюда так часто не меняют. Ну, и на том спасибо:

— Ну, положим, толпой мы туда не пойдем, разведаем сначала. А в остальном? Слишком много странного случилось, чтобы относиться ко всему этому с наших обычных позиций. Только идти-то все равно нужно. Может, хоть что-то, наконец, поймем. Ну, а если вдруг что, — я мазнул пальцем дальше по карте, в сторону от стиснутого двумя горными массивами серпа женевского озера. — Тот, кто выберется, рванет к АЭС и устроит им тут маленький конец света районного масштаба. Если поднапрячься, за полдня точно можно дойти. Согласен?

— А что, есть альтернатива? — майор открутил крышку и протянул мне наполненную в ручье флягу.

— Есть, — неожиданно вклинился Сергей, уже давно прислушивающийся к нашему разговору. — Разделиться прямо сейчас. Часть пойдет к Центру, часть — в сторону атомной станции. Вот только как связь между обеими группами поддерживать?

— Как, как… по рации, — мрачно перебил вышестоящего начальника майор. — Спорим, связь здесь уже есть? А, Жорик, чем порадуешь?

Оба Туриста, перед этим колдовавшие с выносной антенной единственной уцелевшей радиостанции, впервые за всю операцию разложенной по всем правилам и на всю свою немалую длину, синхронно пожали плечами:

— Пока ничего. Сейчас по нашим частотам прогоним, потом попробуем местных послушать. На приеме, конечно. Хотя горы… короче, хрен его знает, как оно будет, даже с антенной. «Зонтик» вон ни хрена не берет, — он ткнул пальцем в сторону уткнутой в зенит раскладной параболической антенны тропосферной связи.

— Ну, валяйте, радиоманьяки. Смотрите только, чтоб не засекли, — майор повернулся к нам с полковником. — Короче, думаю, идти надо всем. Вперед вышлем разведгруппу, человечка так в три. Пацаны у нас тертые, втихую не спеленают, вдруг что — шумнут, дадут знать. Тогда мы стороной обойдем, вот здесь, — он указал по карте направление этого самого «здесь». — Если все по уму сделать, сто пудов получится. Так, коллега?

— Можно и так, — я кивнул, хотя ни критиковать этот, ни предлагать свой план не собирался. Во мне крепла непонятная уверенность, что все идет так, как должно идти, и от нас мало что зависит. Нас захватило каким-то непостижимым течением — и несет, несет куда-то. Не то вперед, не то по кругу. Последнее хуже, ибо рождает некую дурную ассоциацию — круговорот, спираль, воронка… Терпеть не могу, когда решают за меня, позволяя отклониться в сторону лишь на ничтожный, ничего не меняющий шаг. А неприятие подобного алгоритма у нашего народа в крови: шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте — провокация. Спровоцировать их что ли? Попрыгать немножко? Вот только интересно, как именно? Какого «прыжка» они от нас не ждут? Или, может, зря я зациклился, и вовсе не в них дело? А ведь что-то в этом есть, не может не быть…

— Чего мрачный такой? — дождавшись, пока Сергей отвлечется на разговор с Валерой, негромко спросил майор, пододвигаясь ближе. — Надумал чего?

— Хрен его знает, — я вытащил сигарету, хотя раньше никогда не позволял себе этого на марше, берег дыхание. — Вертится какая-то мыслишка, а поймать не могу. Даже и не мыслишка, а так, неоформленное что-то. Вроде знаю, что должен что-то вспомнить — и не могу. Короче, не знаю, коллега, не могу понять…

— Ты про эти свои аналогии что ли? — поколебавшись, майор тоже закурил.

— Да нет, пожалуй, уже нет. Понимаешь, аналогии аналогиями, только вот чувствую я себя оловянным солдатиком, от которого хрен чего зависит. И которому почему-то сильно-сильно везет. От спецназа отбились, немцы нас не заметили, когда вертолет захватывали, считай, целый гарнизон разгромили, должны были разбиться — не разбились, даже наоборот — оказались именно там, куда и не знали, как добраться. Неправильно это. Не может так везти. Не может — но везет.

— А Володьки?

— Всего двое убитых там, где нас всех могли положить?! Вспомни наши с тобой прошлые операции, Юр! Чечня, Дагестан или тот же Ирак. Ты всей группой назад возвращался? Вот и я о том же… Допустимые потери всегда были, есть и будут. Помнишь, как нас учили: профессионал — не тот, кто никогда не погибает, а тот, кто погибает значительно позже непрофессионала?

— Ладно, понял. Ну и что теперь? Предлагаешь сделать нечто совсем уж непредсказуемое? Сдаться? Обойти ЦЕРН стороной и рвануть отсюда подальше? Захватить самолет и улететь в Москву?

— Ладно, не психуй! Кстати, именно про какое-нибудь непредсказуемое действие я только что как раз и думал. Только, знаешь, здесь во всем свои законы, все происходит слишком… ну, не знаю я, как. Ладно, замяли. Жора, ну что там, есть хоть что-то?

— На наших частотах нет. Я все просканировал, и основные, и резервные. Пусто. А вот местных ловим чисто, — в подтверждение своих слов радист выкрутил до отказа верньер громкой связи и перещелкнул один из переключателей на передней панели. Почти сразу послышалась немецкая речь — судя по всему, переговоры одной из посланных по нашу душу групп с пилотами поискового вертолета.

— Ничего интересного, — тут же прокомментировал Турист. — Мы с коллегой уже наслушались. Нас ищут, но как я понял не слишком активно. Тут один разговорчивый обмолвился — короче, они склоняются к тому, что мы все-таки погибли. И ждут, не дождутся, когда им разрешат вернуться на базу. Ну, типа того…

— А на других частотах?

— Гражданский треп. А на длинные волны я канал не наст… — Жора не договорил, удивленно глядя на внезапно замолчавшую радиостанцию. Не просто так, разумеется, замолчавшую: судя по загоревшемуся на панельке красному индикатору, сработала автоматическая настройка экстренной готовности. Это когда должно придти срочное сообщение по одному из забитых в память каналов. Секунды три ничего не происходило, затем что-то пискнуло, индикатор сменил цвет на зеленый и потух. Сеанс передачи завершился — за те полторы секунды, пока индикатор менял цвет, нам и было передано сообщение. Хоть пару слов, хоть электронный вариант пятисотстраничной книжищи — не важно. Объем пересылаемой информации ныне мало зависит от времени приема-передачи: двадцать первый век на дворе. Современные технологии давно освободили наших доблестных разведчиков и ихних подлых шпиёнов от необходимости стучать передающим ключом или использовать голосовую связь. Просто короткий электронный импульс — и все.

— …раивал, — негромко докончил Турист. — Командир, нам что-то по тропосферной связи передали, прикинь, а? По экстренному каналу. Ни хрена, какое длинное! Сейчас расшифрую…

Встретившись взглядом с майором, я с грустной улыбкой пожал плечами — мол, ну вот видишь, говорил же — от нас хрен чего зависит? — и вытащил новую сигарету. Что там передали нам по космической связи, знать мне отчего-то совершенно не хотелось. Вон полковники как подскочили, словно у них под задницами по вышибному заряду от ОЗМ-72[16] сработало — пусть и разбираются. А я пока перекурю. Все равно ведь расскажут, куда им без меня.

Последняя мысль оказалась пророческой. В остальном я ошибся.

Но в тот момент я этого еще не понял….

Глава 3

Ну вот, наконец-то я хоть в чем-то ошибся! Поскольку сказать, что шифрограмма меня удивила — значит, ничего не сказать. Судите сами: во-первых, она оказалась вовсе и не шифрограммой, а мгновенным незашифрованным радиосообщением, правда переданным по закрытому каналу экстренной связи. То есть по каналу, частоту которого по-определению может знать и использовать только посвященный. Во-вторых, премного смутил стиль — весьма необычный для подобного рода сообщений. Хотя и очень, очень знакомый. Что же до, собственно, содержания, то оно оказалось следующим:

«Привет, вертолетчики буевы! Удивлены? Времени у меня в обрез, так что быстренько сматывайте удочки и двигайте к ЦЕРНу. Под шоссе в километре от восточного входа на его территорию есть небольшой туннель ливневой канализации, там я вас перехвачу. Дойдете туда уже затемно, так что проблем быть не должно. Теперь самое главное: ключик, так сказать, иначе ведь хрен поверите моему сообщению! А ключик такой: только что мы с тобой, Юра из мира, где не было Маятника, обсуждали аналогии и то, что я чувствую себя оловянным солдатиком. Ты привел в пример погибших Марков, а я напомнил про допустимые потери, верно? Тогда ты предложил сделать что-то непредсказуемое, типа сдачи в плен или возвращения в Москву. Было такое? После этого я закрыл тему и спросил Туриста, что там со связью. Так вот, если я ни в чем не ошибся, затем вам и пришло это сообщение. Согласитесь, если б меня даже накололи всякой химией, вряд ли им пришло бы в голову использовать такие малозначительные детали, ведь правда? Да и хрена я б им живым дался. Короче, сворачивайтесь и валите, куда сказано. Я тут разузнал кое-что, может и поделюсь. Ну, и последнее: надеюсь, не надо объяснять, от кого это письмецо? Если надо, то исключительно для наверняка сомневающегося самого себя (перед остальными дико извиняюсь): когда ты в последний раз встречался с Л. — помнишь, чем вы занимались в ванной в день отъезда? И что при этом упало с полочки перед зеркалом и разбилось об пол? То-то же. Кстати, насчет того, почему я пишу открытым текстом: времени у меня на шифрование и прочие глупости нет. Да и не смогут наши альпийские друзья перехватить это сообщение. А рацию я прямо сейчас и уничтожу. Короче, не опаздывайте, а то головы поотрываю! Все, покедова, бабанька, Анечке трубочку передай!».

Первые несколько секунд после оглашения радиограммы все, малость обалдев, молчали. Особенно я — получать написанных самому себе писем мне пока еще не доводилось. Тем более, с такими подробностями, как разбившийся об кафельный пол Леночкиной ванной комнаты бокал с недопитым вином — моя вина, слишком эмоционально отреагировал на… ладно, давайте дальше эту тему не будем развивать, хорошо? В конце концов, я тоже имею право на личную жизнь, хотя бы иногда — и в неслужебное время….

А потом я неожиданно и со всей остротой понял истинный смысл этого послания. У нас появился шанс! Реальный шанс не только вырваться из-под власти неведомых кукловодов, но и, как выражаются непогрешимые герои кинобоевиков, надрать им всем задницы. Господа Паули с Юнгом наверняка были классными мужиками и блестящими учеными умами, но сейчас я собирался разнести в пух и прах все на свете теории совпадений вместе со всякими протонными ускорителями и прочей высокотехнологичной научной машинерией. Хватит, наискался аналогий по самое «не хочу»! Теперь главное не дать полковникам углубиться в какие-нибудь очередные рассуждения:

— Группа, подъем! Сворачиваемся, через три минуты уходим, — не знаю, что это на меня накатило — видать, попритихшая было армейская сущность наружу полезла, но мне захотелось скомандовать именно так. Резко и безапелляционно. Ты подчиненный, я командир. Третьему не дадим. Или я просто почувствовал, что теперь смогу что-то на самом деле изменить? — Проверьте снарягу, все лишнее оставить, груз разделить поровну. Пойдем без остановок, так что готовьтесь. У кого что с боекомплектами?

— В среднем по три магазина на рыло, командир, — подозрительно четко отрапортовался Смерч — ждал, что ли, моего вопроса? — Гранат примерно треть осталась, а вот эрпэгэх только две — одна «Муха», один «двадцать второй»[17]. Ну и трофейные стволы из вертолета — к ним «быков» завались. Еще броники ихние есть, пять штук, остальное наше.

— Хорошо. Турист, сворачивай свое хозяйство. Если долго — бросай антенну, все равно от второй рации комплект остался. Броники, кому хватит, сменить на трофейные. Валера, Сергей — обязательно. Готовы? Попрыгали. Всё, дранх нах вперед и с песней! Бегом….

С гор мы спустились и на самом деле уже в сумерках. Впрочем, было б странно, получись оно как-то иначе — ведь «я-номер-три» уже как минимум один раз прошел этот маршрут и, значит, знал, о чем говорил в своем послании. Пару раз над нами тарахтели поисковые вертолеты, однако — спасибо скрывающим известняковые террасы зарослям — обнаружить нас у них не было ни малейшего шанса. По-крайней мере, без специальной инфракрасной аппаратуры, которой, как мы весьма надеялись, на борту не имелось.

Включенная в режим автосканирования дежурных частот радиостанция молчала, больше не порываясь осчастливить нас еще каким-нибудь умопомрачительным по содержанию сообщением, чему мы втайне и были рады. Слишком много информации, как известно, ни к чему хорошему не приводит. Самым же малоприятным моментом был мною же самим заданный темп — хотелось по-максимуму использовать тот небольшой промежуток времени, необходимый противнику, дабы понять, что мы не погибли возле вертолета.

Судя по преследовавшей нас всю дорогу полковничьей одышке, темп мне задать удалось….

— Вон она, — неизвестно зачем, видимо, просто, чтобы не молчать, прокомментировал майор, — труба эта. Это он, ну то есть ты, специально, что ли такое место выбрал? Оригинально, глупо — но оригинально.

Я оторвался от бинокля и, не отключая ночного режима (хрен с ними, с аккумуляторами), протянул прибор алчущему зрелищ Валере:

— Вполне в нашем с тобой духе, не находишь? Помнишь, как мы в позапрошлом году прорывались? Еще и с двумя ранеными. По-моему, похоже.

Мы лежали в зарослях — увы, последних на нашем маршруте. Дальше шло открытое пространство — метров триста поросшей травой низины до описанной в радиограмме трубы ливневой канализации. Правда, сам вход в дренажный тоннель под шоссейной насыпью тоже скрывали кусты — и это радовало. Не радовал пост вооруженной охраны прямо над ним. Пожалуй, даже не пост, а самый что ни на есть блокпост, со всеми соответствующими регалиями: расставленными в шахматном порядке железобетонными блоками, двумя укрепленными пулеметными гнездами и бронетранспортером чуть в стороне. Не таким, что мы захватили несколько часов (часов ли?) назад — гусеничным. С ненавязчиво развернутой вдоль дороги башней и внушительным с виду орудийным стволом. Прямо странно — как это они сюда еще парочку танков не пригнали?! Ну так, для пущего психологического эффекта и прочей зрелищности — никакой иной пользы от неуклюжих бронированных коробок в данной ситуации быть бы не могло.

Ну, а чего я ждал? Все правильно — кто станет искать коварного противника у себя под носом? Вернее, не под носом, а под ногами, причем, в самом, что ни на есть, буквальном смысле. Ох, и не люблю я себя за подобные штучки — которые, между прочим, уже не раз спасали мне жизнь. Что ж, пусть будет так.

— По-тихому пойдем? — майор тоже отложил бинокль и несколько раз с силой крутанул головой, разминая затекшие мышцы. — Если не нарываться, можно подползти. А нарываться нам сейчас не в тему. Согласен?

— Угу, — я перекатился на бок. — Смерч и Сме… короче, вы оба, — я так и не смог до конца справиться с неловкостью из-за «удвоившейся» команды, — прикрывайте. Если что — одним РПГ спалите бэтэр, вторым… вторым — по усмотрению. И шуму побольше. Поменяйтесь с кем-нибудь автоматами, от «Вала» тут толку мало будет. Ежели нашумите, мы сразу в прорыв уйдем, потом догоните уже на территории. Если все будет тихо — присоединяйтесь. Ясно?

— Или, командир! — против ожидания, первым ответил «Смерч-два» — ребята, в отличие от меня, нас с майором, похоже, особенно уже не разделяли: командир — он командир и есть. А что в двойном экземпляре, так даже лучше — один, типа, про запас.

— Ну и молодцы, — искоса взглянув на майора, я согласно кивнул. — Остальным — приготовится. Сначала идем я, Валера и Турист, затем майор, Сергей и Иракец. Вторые, гм, Иракец с Туристом — следом. Понятно?

— Абсолут! — майорский Иракец привычно проверил оружие. — Тащ майор…ы, разрешите выполнять?

— Легко. Еще вопросы?

— А нету, командир, — Турист поерзал плечами, проверяя, нормально ли подогнано снаряжение. — Так что, типа поползли?

Я оглядел спокойно ожидающих начала движения бойцов. Что не волнуются — это неплохо. А я вот отчего-то волнуюсь, и, что самое смешное, не могу понять, из-за чего. Вроде вертится, опять же, что-то на самом краешке сознания, а понять, что именно — не получается. Снова дежа-вю, что ль?

— Типа, да. Вперед — и потише.

Немного успокоился я только метров через сто, когда съехал по траве в незамеченную раньше неглубокую промоину, прорытую потоками дождевой воды. Теперь мы могли относительно незаметно подползти к самому шоссе. Пусть даже и ценой пары килограммов налипшей на комок грязи — недавно, видимо, прошел дождь. Вот, блин, Европа, тоже мне! Не могли, что ли бетонный слив устроить?! Пачкайся тут почем зря…

В тех самых «последних» кустах, скрывавших вход в трубу, мы остановились, поджидая ползущую следом тройку. Вокруг было тихо, лишь сверху доносился негромкий разговор и смех патрульных. Вот будет обидно, если кому-то из них сейчас приспичит спуститься вниз по нужде! Пусть уж лучше сверху побрызгает, мы не гордые, мы потом с ним рассчитаемся.

Валера легонько коснулся моей ноги — тройка «майор-Сергей-Иракец» благополучно присоединилась к нам. Это хорошо. Нехорошо то, что я никак не мог решить, лезть нам в туннель или нет. Вроде бы надо — какие могут быть сомнения? — но как-то странно все. Не, темнота-то меня с детства не пугает, но… Неужто, ожидая в гости, гм, себя самого, я не подал бы никакого знака? Ладно, глупости все это, пошел я….

Маякнув своим оставаться на месте, я преодолел ползком последние метры и, зачем-то пригнувшись, ступил под свод туннеля. Пройдя пару метров по сыто чавкающей под ногами грязюке, прижался к замшелой стене и выпрямился, благо высота позволяла. Перевел прицел трофейной винтовки, доставшейся мне взамен сгинувшего в авиакатастрофе АКМСа, в ночной режим — и почти сразу же увидел самого себя — этот язвительно ухмыляющийся гад с очень довольным видом высовывался из бокового ответвления туннеля (ничего себе, это что еще за катакомбы?!). Убедившись, что обнаружен, «он-я» призывно махнул рукой, сопроводив оное негромким шепотом:

— Ты что думал — я столько часов прямо в этой трубе дурацкой просидел, что ли? Между прочим, верхние жильцы дважды в сутки сюда заглядывают — не то попысать, не то с проверкой. Давай подтягивай всех, тут эта канализация аж до самого ЦЕРНа идет, уйдем подальше — там и поговорим. Только фонари пока не зажигайте. И пусть последний решетку на место присобачит, тут проволока вот есть. Если присматриваться не станут — сойдет. Давай, Яло, шевелись, у них в десять смена пажеского караула будет, могут и сюда заглянуть, — с этими словами он (я) развернулся и скрылся в туннеле, оставив меня в легком недоумении — отчего не подождать-то было? Или он (я) и вправду узнал об этом королевстве кривых зеркал много больше моего?

Решив пока не забивать себе голову, я вернулся к смутно виднеющемуся входу и подал знак остальным. Через пару минут мы уже втягивались один за другим в некогда перекрытый ржавой двустворчатой решеткой узкий, не больше полутора метров в диаметре, ход.

Идущий последним Смерч, стараясь не скрипнуть петлями, аккуратно закрыл за собой решетку, примотав створки куском проволоки и декоративно приладив на место замок. Конечно, опытного преследователя эта наивная хитрость не обманет, да и отпечатавшиеся в грязи следы никуда не исчезли, но… Даже опытный преследователь может не заметить тонюсенькой перемазанной грязью проволочки, идущей от решетки к наполовину вытянутому кольцу ручной гранаты. Вторая граната, на сей раз и вовсе без чеки, была утоплена в грязи под решеткой, прижимающей своим нижним краем к ребристому корпусу предохранительную скобу. Обе гранаты были оборонительными, с укороченным вдвое замедлителем, что добавляло нам шансов не ждать внезапного удара в спину. Оценивающе оглядев заминированный ход, Смерч вздохнул — чуть побольше времени, оставил бы и третий сюрприз, свою любимую растяжку-обманку с заранее выдернутым, но на первый взгляд вроде нетронутым, кольцом — и двинулся вслед остальной группе….

Остановились мы не сразу, а только минут через пять интенсивного движения. Кстати, если вы думаете, что идти со всей выкладкой, наклонившись, по полутораметровой трубе — предел мечтаний, то вы ошибаетесь. Спина затекает уже через несколько минут, бронежилет становится излишне тяжелым, а разгрузка, вопреки жаргонному названию, начинает предательски нагружать плечи. Плюс оружие, необходимость осторожно подсвечивать себе фонарем, жидкая грязь — уже почти вода — под ногами и не слишком приятный затхлый болотный запах. Правда, занеси нас в канализационный коллектор, было бы значительно хуже — пробовал, знаете ли, пару раз, совершенно незабываемые ощущения. Умопомрачительное амбре, достойное… хрен его знает, чего именно достойное! Особенно, если без противогаза и по пояс в мелкодисперсном растворе этого самого, ну, которое не тонет, зато жутко воняет, причем вне зависимости от того, будешь ты его трогать или нет.

— Не переживай, — немедленно отозвалась маячащая в свете фонарика в нескольких метрах впереди спина. Моя собственная, простите за идиотский каламбур, спина, видать наделенная некими телепатическими способностями. — Скоро как раз до канализации и дотопаем. Точнее, до ихнего коллектора. А оттуда и в сам Центр пробраться можно, правда, попачкаться придется. Сейчас еще решеточку одну пройдем — и остановимся, гут?

— Угу, — буркнул я, с интересом разглядывая полуоторванный клапан нарукавного кармана его камуфляжа. Клапан как клапан, ничего необычного. Кроме, разве что, того, что минуту назад я зацепился за решетку и точно так же надорвал собственный карман. Интересно, это что-то значит?

Мимо проплыли ржавые обводы очередной, третьей по счету, распахнутой решетки, и почти сразу же труба плавно завернула в сторону. Еще через несколько метров мы оказались внутри железобетонного куба размерами десять на десять и, что особо порадовало затекшие мышцы, в полтора роста высотой. Вверх уходила широкая шахта, судя по потоку свежего воздуха, заканчивающаяся сливной решеткой где-то на поверхности. И точно такой же люк-решетка, приподнятый над уровнем нанесенной ливнями грязи, обнаружился на полу. Вот только запах снизу шел совсем иного свойства — накаркал я таки насчет канализации.

Мой возомнивший себя крутым диггером близнец отошел к противоположной стене и пристроил свой фонарь в какую-то щель так, чтобы отражающийся от сырого бетонного потолка свет более-менее равномерно освещал помещение:

— Располагайтесь. Правда, с мебелью у меня тут неважно, не успел, так сказать, обжиться. Так что придется пока пешком постоять. А потом — кто еще не понял — вам туда, — он указал на ощутимо пованивающую швейцарскими научными нечистотами решетку, — метров на пять ниже начинается, собственно, канализация. Если, конечно, захотите после нашего разговора.

Завершив вступительную часть, он (я) зачем-то глянул на часы, задумчиво почесал кончик носа и сообщил:

— Блин, а времени-то поговорить совсем и не осталось. Придется сразу… — смотрел он при этом исключительно на полковников. Мне даже как-то обидно стало: что, понимаешь, за дискриминация?! В следующий миг он (я) усмехнулся и взглянул на меня:

— Не переживай, сейчас всё узнаешь и всё поймёшь! Правда, понятия не имею, как это будет. Иди сюда.

— А разговор? — у меня как-то неприятно засосало под ложечкой. — Ты ведь обещал рассказать о том, что разузнал… поделиться…

— Поделюсь, — его (мое) лицо исказила какая-то непонятная гримаса, — раз обещал. И не делай вид, что не понял, кто я. Год назад тебе показали прошлое и дали задание изменить настоящее. А сейчас ты увидишь будущее. Свое будущее на несколько часов вперед. Иди сюда, — он (я) снова взглянул на часы. — Быстрее!

Сдавленное Валерино «Юра, может не…» было последним, что я услышал, делая шаг. Мое зеркально-зазеркальное-хрен-знает-какое отражение в ту же секунду двинулось навстречу. Затем. Хм, затем… В детстве у меня была такая обучающая игрушка, долженствующая экспериментальным методом знакомить юные дарования с основополагающими законами физики (три ха-ха с учетом наших нынешних похождений). Так вот, в числе прочего был там и раскрашенный в красно-синий цвет магнит с набором стальных опилок, на примере которых оным дарованиям предлагалось экспериментально изучить принцип действия магнитного поля. Честно говоря, не помню, какую пользу я поимел от этой игрушки (зато точно помню, что от аналогичного набора «юный химик» я поимел ожог рук при попытке создать порох), но на расстоянии примерно в полметра нас швырнуло навстречу друг другу, как те опилки — к магниту. Сначала погас свет от его (моего) фонарика, затем, хоть лбами мы и не столкнулись, на миг померкло мое (его) сознание. Померкло — и тут же вернулось: на сей раз обошлось без обмороков.

Зато теперь я знал… нет, не всё, конечно — на вопросы «были ли американцы на Луне?» или «водятся ли в московском метро полуметровые крысы?», я бы, пожалуй, не ответил — но многое.

По-крайней мере, многое из того, что нас очень волновало в последнее время.

«Он» и на самом деле оказался мной. Так же, как и «я» — им. Не из какой-то там иной временной вариации или пространственной реальности — мной настоящим, нынешним; мной с разницей всего лишь в какие-то считанные часы.

Вот же блин…

Глава 4

Да, теперь я — цельный, а не разделенный таким понятием, как «недалекое будущее» — знал многое. Точнее, не знал, а понял, что ли. Соединил воедино уже известные мне факты и догадки с тем, что мне еще только предстояло узнать в самом ближайшем времени. Вспомнил в тот самый момент, когда мое сознание (разум, память, эго, с немыслимой скоростью носящиеся от нейрона к нейрону электрические импульсы) слилось с его (моим же, блин) сознанием. Кстати — надо объяснять, что он при этом исчез вместе со своим фонариком и язвительным тоном? Думаю, нет. Только не спрашивайте, куда. Временной парадокс, господа.

Валера во многом оказался прав; во многом — но не во всем. И там, в баксанском ущелье, и здесь мы и в самом деле находились в четвертом измерении — месте, где вполне мирно уживается бессчетное множество временных вариаций любого события. Прошлых, настоящих или же будущих. Точнее, в одной — и не самой, с моей точки зрения, лучшей — из его вариаций.

Здесь мы тоже выиграли Вторую Мировую войну (как, разумеется, и Великую Отечественную), но потеряли Кавказ и Крым; здесь Швейцария, ставшая самой богатой страной старого света, имела решающее право голоса в совете давным-давно, еще в шестидесятых годах объединенной Европы; здесь американцы не бомбили Югославию, Ирак и Афганистан, поскольку не имели для сего феерического действа ни повода, ни политической и экономической (низкая конвертируемость доллара — см. выше) поддержки — и здесь Россия не имела исследовательской лаборатории в Баксанском ущелье…

Это был их собственный вариант развития мировой истории, в который в 2005 году, неожиданно вклинились мы со своим ускорителем.

Тот самый вариант, где совершенно случайно совпал момент запуска трех протонных ускорителей высоких энергий. Одного в ЦЕРНе, и двух в Баксанском ущелье. Первыми это поняли швейцарские спецслужбы, ненавязчиво курирующие самый грандиозный научный эксперимент начала XXI века. Поняли, что сулит им случайно открывшаяся дорога в четвертое измерение, которую они искренне считали результатом только своего эксперимента. И внесли небольшие изменения в хрупкую структуру временных вариаций, а именно — вариации 1942 года. Совсем небольшие изменения… дающие стопроцентную гарантию того, что в их мире никогда не будет создан ни баксанский, ни какой иной андронный коллайдер, кроме, конечно же, родного швейцарского.

И никогда не появится группа военного спецназа ГРУ МО России, собирающаяся его уничтожить.

Ага, уже заметили несостыковочку? Сначала я описал вам их мир, а затем рассказал о том, как он образовался? То есть, грубо говоря, мир, который они создали, «подкорректировав» прошлое, уже существовал ДО этого самого изменения? Ладно, не кричите, у меня и так в башке полная каша. Сейчас объясню, как сумею. Я и сам-то случайно понял, хотя мог бы и раньше догадаться. Валера, опять же, о чем-то подобном говорил, да только не хватило ему убедительности ни себе, ни нам этого объяснить. А ведь все очень просто оказалось: ну нет в четвертом измерении линейного течения времени, нет! Нет и быть не может! Прошлое, настоящее, будущее — эти понятия тут едины, понимаете? Едины и равноценны. Или — с нашей «третьеизмеренческой» точки зрения — лишены привычной последовательности. И следствие здесь вполне может предшествовать причине. То есть, сначала идет свершившееся событие, а уж потом — то, что к нему привело. Перефразируя классика: «утром стулья — в обед деньги». Примерно, так.

Если поняли — хорошо, если нет — тоже неплохо. Поскольку человеческому разуму сложновато постичь две вещи. Бесконечность пространства («ну хорошо, миллиарды в энной степени световых лет, биллионы галактик, вовсе уж бессчетное количество звезд и туманностей, но что же там ЕЩЕ дальше, в конце всего?») и эту самую нелинейность течения времени (нечто из серии: «что было раньше — яйцо или курица?»). Нет, есть, конечно, в нашей жизни и еще кое-что непостижимое и неподвластное чистому математическому анализу, но это уже из области глубоко духовного, о чем я сейчас философствовать не собираюсь. Ладненько, поплыли дальше по моим «воспоминаниям о будущем»…

О том, что баксанский ускоритель притянул друг к другу два параллельных мира, а их коллайдер — не дает им теперь разойтись, они, похоже, искренне не подозревали. Как и о существовании параллельных миров вообще. Впрочем о том, что сейчас судьба этих самых параллельных миров, возможно, висит на волоске толщиной в одну из разогнанных ими до световой скорости элементарных частиц, они, подозреваю, тоже не знали… И, что самое интересное, ребята ведь так и не поняли, что, стерев из своей реальности наш ускоритель или хоть на миг остановив свой, они уничтожат и свою вариацию развития событий. Вот вам и еще одна аналогия с моим прошлым годичной давности. Очень надеюсь, что теперь уже точно последняя.

Ну, да, да, согласен, вопрос «почему их мир существует и сейчас, после того, как оба баксанских коллайдера превратились в груды вывороченных из-под земли обломков?» вполне закономерен и имеет право на существование. Вот только… поднимитесь на несколько абзацов выше, перечитайте еще раз мою исповедь — и поймете. Миры-то наши не разошлись — швейцарский коллайдерный замочек помешал.

Кстати они, в отличие от нас, ухитрились получить не всесокрушающую черную дыру-магнит (ну, вот привыкли мы все с размахом делать, душа у нас такая — ши-и-ирокая), а вполне компактное образование. Позволяющее (непонятно, правда, каким образом), не то искривлять пространство, не то время, не то — и то и другое сразу. Именно таким хитрым способом наш вертолет сюда и доставили. Кстати, помнится полковник что-то подобное и про наши эксперименты тоже говорил? Насчет путешествия между мирами, «не только параллельными, но и вообще»?

А вот дальше Валера и Сергей — а с ними и все мы — жутко ошиблись. Наблюдая гибель наших отрядов, мы думали, что видим зачистку всех временных вариаций, где фигурировала баксанская нейтринная лаборатория и наш несгораемый отряд, однако все оказалось не совсем так.

Точнее, совсем не так.

Поскольку мы видели ОДНУ И ТУ ЖЕ вариацию, в которой, раз за разом, погибали МЫ САМИ. Случайно (вернее, с помощью баксанского ускорителя) проторившие путь в четвертое измерение швейцарцы ждали именно нас, раз за разом отбрасывая во времени в прошлое, под стволы своего спецназа, заранее знающего, откуда и когда именно мы появимся.

Так что вовсе не курировали в тот незабываемый момент нашей встречи швейцарские гренадеры своих одноязычных соседей из сорок второго года. Тех самых, которые с белым цветком в обрамлении альпинистской веревки на нарукавных шевронах.

Нас они ждали, и только нас!

Ждали, стремясь поскорее всё закончить и «разблокировать» ту вариацию, где егерские дивизии победно шествуют по дну ущелья. Просто (тут Валера, как я понял, тоже был прав), замыкая на нас временную петлю и отсекая все иные временные вариации, они не решились тронуть именно эту, свою. Егеря были им нужны. Нужны для того, чтобы их страна заняла именно то место в мире, которое заняла. Чтобы был создан и запущен ускоритель. Чтобы они получили возможность изменить прошлое и… дальше я уже рассказал.

Но это еще не все. Дальше начинается самое веселое: мы-то ведь тоже под их стволы да ракеты угодили, спасибо хоть не все сразу. И каким же это, спрашивается, образом? Достоверно я этого не узнал, но предполагаю, что замыкая свою петлю между ЦЕРНом и Баксанской нейтринной обсерваторией, ребятки позабыли (или, опять же, не знали) про местную нелинейность времени. Из-за чего их гвардейцы один раз напоролись на тех нас, которые еще не успели побывать в Швейцарии, вместо тех, кого они, собственно, ждали. И с этого самого момента что-то с их петлей не заладилось, и начались все эти повторения. В общем, петля стала вдруг ненавязчиво напоминать столь нелюбимую мною геометрическую фигуру как спираль…

Кстати, я понял-таки, отчего оба пленных ни видели разгромленной нами базы. Они просто не могли ее видеть, поскольку построят ее только в будущем году и как раз для того, чтобы приглядывать за столь неспокойным местом, доставившим им в две тысячи пятом столько хлопот. Сами того не ведая, мы ухитрились не только разнести в пух и прах военную базу из недалекого будущего, но и захватить вертолет из 2007 года (база, как выяснилось, существовала уже два года). Вот потому-то нас и не стали перехватывать или сбивать в полете — разбирались, кто мы такие, и пытались увязать нападение на базу с событиями двухлетней давности. Потом, конечно, поняли, да только нас вместе с вертолетом на некоторое время потеряли (а вот почему потеряли, я в тот момент еще не знал)…

Между прочим, все это означает, что мы сейчас тоже находимся в ЦЕРНе образца две тысячи седьмого года. Две тыщи седьмого для них, я имею в виду. А для нас… для нас, похоже, понятие времени — величина сугубо умозрительная и малозначимая. Мы одинаково видим и можем действовать и в прошлом, и в будущем, и всех их вероятностно-невероятностных вариациях.

Ну и, так сказать, на десерт: откуда я это знаю? Вернее, откуда он (я) это знал? Именно «знал», сейчас не о догадках и предположениях (а их в моем рассказе немало) речь. Был тут в моем не то прошлом, не то будущем один малоприятный моментик с захватом научного сотрудника не самого низшего ранга. Моментик не сильно геройский, но весьма информативный и познавательный. Одним словом, допросил я как следует эту… этого сотрудника. Ну, да, да, женщиной она была, вот только не надо ханжески кривить губы и ни в чем меня упрекать! Ситуация, знаете ли, не сильно предрасполагает!

Правда, кое-что она мне все ж таки не рассказала. То ли не сочла важным, то ли ещё почему. Но вот именно это «кое-что» и оказалось последним, самым важным, кусочком нашей головоломки. Впрочем, тогда я ещё этого не знал.

Кстати, для любителей искать в моем рассказе несостыковки (в четвертом измерении? Три раза «ха-ха»): помните, там, в Баксане, покойный ныне Марк не смог приблизиться к погибшему самому себе? А меня сейчас наоборот — притянуло? Так вот — я понятия не имею, отчего так! Может дело именно в том, что я-то был жив, может в чем ином, но… Не знаю я, короче, да и не интересуюсь особенно. Получилось — и здорово…

Было и еще одно, о чем остальным я пока рассказывать не стал. Например, о том, как мне (или не совсем мне) удалось разорвать временную петлю и встретиться с самим собой. И кто мне в этом помог.

Потому что ничего еще не окончилось…

— Ага, я ведь говорил! — едва дослушав меня, Валера пришел в дикое возбуждение. — Все-таки это немыслимое совпадение! Три ускорителя, два мира, то есть две вариации… потрясающе!

Более меланхоличный Сергей, все-таки здорово похожий характером на своего погибшего двойника, был куда более сдержан и в основном слушал. Остальные? Тоже слушали. Молча и не задавая вопросов. Может оно и к лучшему, только… показалось мне или нет, но к концу разговора я стал ощущать между нами какую-то натянутость и, гм, недосказанность, что ли. Вроде все нормально, вот он я, их несгибаемый командир, но… Я чувствовал, что мужикам здорово дал по мозгам сам факт моего неожиданного «слияния-объединения» с самим собой. Параллельные миры они восприняли нормально, встречу с самими собой — тоже, четвертое измерение — до конца не поняли, но кое-как переварили, но ЭТО их, похоже, добило. Два одинаковых и родных командира — нормально, три — явный перебор. А тут еще и спецэффекты из фантастического фильма под аккомпанемент гаснущего фонаря и запаха канализации… явный перебор!

Пришлось проигнорировать Валерины горящие научно-познавательным азартом очи вкупе с распирающими его незаданными вопросами, и провести короткую и слегка ненормативную политбеседу. В духе «мужики, да я это, бля буду, точно я! Ну, совсем как живой!». Да камуфляж на груди, чтоб пуговицы в стороны полетели, да пятнистую бандану об пол, да памятные боевые шрамы на лбу показывать, «да на колчаковских фронтах!». Помогло. Не совсем, конечно, не так, чтобы до конца, но все-таки помогло. Ладно, потом еще разок им мозги вправим, уже, так сказать, в боевой обстановке.

Следующий час мы провели в активном движении. Если, конечно, так можно назвать путешествие по местной канализации. Ароматное такое путешествие, спасибо, хоть не вплавь.

Я шел первым, безошибочно сворачивая там, где нужно, и игнорируя те ответвления, куда сворачивать не стоило. Дорогу я знал — не мог не знать. Совсем недавно ведь проходил, может и не один раз. Весь фокус в том, что вариаций во времени для каждого из параллельных миров можно наклепать сколько угодно, но душа-то в каждой из них у меня одна. Единственная и неделимая. Так же, впрочем, как и у майора. И у всех остальных. И, что бы ни происходило, каждый из нас несет в себе воспоминания обо всех прожитых-пройденных вариациях. Надежно скрытые, глубоко заархивированные и лишь изредка прорывающиеся наружу ощущениями доброго старого «дежа-вю», воспоминания о прошлом, настоящем… и будущем. Каждому из нас известно гораздо больше, чем мы можем себе даже представить. Здесь, в четвертом измерении, мы одновременно проживаем — нет, даже не множество — бессчетное количество жизней, но никогда не помним ни одной из них. Почти никогда…

Идущий следом майор всю дорогу молчал — он уже тоже все понял и сейчас пытался вспомнить, отыскать непонятно где запрятанные знания о том, что было в недавнем прошлом и что нас ждет впереди. Судя по периодически хмурящемуся лбу, пока безрезультатно. Я же с помощью не лез — чем меньше сейчас будет знать, тем лучше. Придет время, сам все поймет. Да и вообще, в этой исполненной непередаваемыми ароматами атмосфере лучше рот лишний раз не открывать. И дышать экономно, в одну ноздрю.

Ну, а затем наше вонючее путешествие подошло к концу. И если я правильно запомнил (то есть, вспомнил) все повороты и ответвления, мы уже были на территории ЦЕРНа, прямо под двухэтажным зданием местной насосной станции. Теперь оставалось лишь подняться по осклизлой металлической лесенке, аккуратно вскрыть запертую ржавую дверь и через подвал выбраться наружу. На оперативный простор и прочий свежий воздух.

Где нас уже давно заждались… два года ведь люди ждали!

Наверное, глупо спрашивать, помните ли вы расположение основных научных корпусов ЦЕРНа? Хотя, вполне могли бы видеть на фотографиях хотя бы некоторые из них — щеголеватые стеклобетонные строения (черное стекло, ослепительно-белые стены) с аккуратными лужайками перед фронтоном и немаленьких размеров парком позади. Вот как раз в этом парке мы и поднялись на поверхность — рациональные швейцарцы постарались упрятать свое насосно-ассенизационное хозяйство куда подальше. Вони, опять же, меньше (на самом деле никакого запаха на поверхности и близко не ощущалось).

Вырубили аккуратненько дежурную смену, отключили здание от связи и всякого другого интернета (ну вот объясните мне — нафига местным ассенизаторам целых три компьютера с выходом в интернет?! Непрекращающийся поток говна посуточно мониторировать? Или чтоб не прорвало часом, следить? Европа, блин…), и через невысокий ажурный заборчик на кирпичном парапете рванули прочь. Туда, где в ночной темноте приветливо горели уличные фонари и окна недремлющих лабораторий.

Теперь вели полковники — кратчайшую дорогу к наземным зданиям гигантского научного комплекса LHC-ускорителя они знали и без нашей с майором помощи. Не знали они лишь о патрулирующей территорию охране из числа все того же местного спецназа, так что мне приходилось их периодически притормаживать и устраивать небольшие передышки на сочной траве швейцарской равнины. Так что сравнительно небольшое расстояние до искомого комплекса мы преодолевали почти сорок минут, работая пока что по уже не раз отыгранной схеме — срок применить то самое, неведомое никому кроме меня, знание, еще не пришел.

Наконец впереди замаячил знакомый, весьма внушительный с виду забор, ограждавший главную изюминку европейского ядерного центра. Не сам коллайдер, конечно — двадцатисемикилометровое колечко (по форме, впрочем, гораздо более напоминающее многоугольник) не слишком-то оградишь забором. Да и какая, в принципе, необходимость защищать залегающую на стометровой глубине металлическую трубу весом в четыре тысячи тонн от чьих бы то ни было посягательств? Саперными лопатками до нее не дороешься и не проковыряешь, а от проникающей ракеты забор плохо защитит — в Баксане мы это и сами неплохо доказали. Однако же времени, разделяющего наши вариации, местным не то ученым, не то военным вполне хватило для превращения территории наземного комплекса БАК в настоящую крепость, эдакий научный центр в научном центре. Свои сотрудники, свой пропускной режим, своя внутренняя безопасность, свои многократно сдублированные подземные коммуникации, через которые теоретически можно попытаться пробраться внутрь. Или придумать что-нибудь позаковыристей, в духе диверсионного спецназа — зря что ли нас учили атомные станции и военные базы захватывать? Вот только времени на подобные развлечения у нас нет. Времени у нас — только добежать, плюнув на всякие там инфракрасные камеры слежения, до забора, с ходу перепрыгнуть опутанные проводами контактной сигнальной системы кусты, пришлепнуть к бетону вылепленную из пластита «колбасу» — и на прорыв. Искренне надеясь, что хоть кто-то хоть куда-то доберется живым и успеет хоть что-нибудь (интересно, что именно?) сделать, прежде чем отправится вслед за остальными. Вот там-то и тогда-то все и случится…

«…Извини, братишка, это будет немного больно, но ничего другого я уже не придумаю. Просто не успею — слишком поздно изобретать что-либо более хитрое. Если бы я сумел понять, ВСПОМНИТЬ, что происходит, хотя бы чуть-чуть раньше, можно было бы попытаться сделать иначе. А так… у меня осталось секунды полторы, они-то ведь ждут именно тебя. Извини…» — поудобнее перехватив автомат, он сделал шаг назад…

Вспышка… Нет, не вспышка — просто очень яркий солнечный свет, столь неожиданно пришедший на смену ночной тьме. Ослепительно-яркое утреннее небо над головой, стиснутое горными склонами ущелье и знакомые руины обсерваторского комплекса — Баксан. «Нейтринка». И еще грохот. Несмолкающий грохот выстрелов со всех сторон, когда непонятно, кто, из чего и куда стреляет. Ну, вот и началось…

Первым, в полном соответствии с помянутой выше военной мудростью про непрофессионалов, погиб Валера. Пуля вошла ему точно в правую глазницу. Сереге, правда, повезло чуть больше — он успел даже пострелять. С тем же самым, впрочем, исходом. Оба Степана и дубль-Турист погибли почти одновременно, попытавшись воспользоваться гранатометами. Мой Степа и вовсе не успел, майорский, уже получив в грудь свои несколько «стрелочек», куда-то таки пальнул. Прикрывавший ребят Жорик пережил их секунды на полторы.

Остальные успели уйти из наиболее пристрелянного сектора. Иракец и мы с майором в одну сторону, Турист с Олежкой-два и обоими Марками — в другую. И тут же в их уже и так подстриженных пулями зарослях разорвалась осколочная граната. Впрочем, огрызаться огнем кустики все равно не перестали — кто-то из ребят уцелел. Майор издал нечто нечленораздельное, но слышимое даже сквозь весь этот немыслимый грохот, и, отшвырнув в сторону опустевший магазин, чуть приподнялся, вытягивая из кармашка «лифчика» следующий. Отчего он не стреляет, я в горячке боя понял только через несколько секунд — пуля нашла его как раз в тот момент, когда он перезаряжался. Подробностей мне, к счастью, видно не было — хоть в чем-то повезло. Увидеть на траве собственные мозги — «стрелка» попала в голову — отнюдь не предел мечтаний.

Однако быстро вы с нами управились! Хотя чему удивляться? Эффект неожиданности, заранее знакомая диспозиция, добавляющая уверенности в себе пара боевых вертолетов над головами да куча готовых именно к такому развитию событий архаровцев с приказом стрелять на поражение…

Это не бой, ребята, это расстрел. Ну что же, значит, всё, пора и мне… Стараясь не приподниматься над примятой травой даже на пару сантиметров, я нащупал на груди ребристый корпус оборонительной «феньки», подвешенной на карабинчике разгрузки.

В тот момент, когда пальцы коснулись металла, нашу ненадежную позицию аккуратно перемешало с землей ракетным ударом с вертолетов…

Глава 5

До боли и цветных кругов под сомкнутыми веками зажмурившись, я с силой потряс головой, прогоняя кошмарное видение. Ну да, вот как раз так оно всё и будет. И очень скоро. Именно там, за забором нас и ждут. Никаких предложений о сдаче в плен, никаких предупреждений об открытии огня и прочей демагогии — мы им не нужны. Точнее, нужны, но исключительно для того, чтобы сработала временная петля в два года длиной. И мы, живые и здоровые (включая и погибших раньше Марков), вновь оказались в родном Приэльбрусье. Где нас тоже уже будут ждать…

— Ну и чего дальше? — поелозил локтями по траве лежащий рядом со мной майор. — Нас, как я понимаю, прямо за забором и ждут, да? Временная петля, прыжок в прошлое, всё, как ты говорил?

— Угу, — безразлично согласился я, — прямо там. Прямой беспересадочный рейс «Швейцария — Баксанское ущелье». Только не через пространство, а через время. Была ночь — станет день, было нас десять — станет двенадцать, были живыми — станем мертвыми. Чудеса высоких технологий в преломлении четвертого измерения, лови момент, коллега, второй раз такого все равно не увидишь!

Майор одарил меня подозрительным взглядом и отвернулся, снова занявшись биноклем — в отличие от остальных, он-то как раз хорошо знал, что означает для нас с ним подобное настроение. Золотая середина между максимальной боевой собранностью и предистерической реакцией…

— Юра, — это уже полковник. Тоже интересуется. — Так что делаем?

— Не знаю, — я перевернулся на другой бок, встретившись взглядом с подползшим вплотную Валерой. — Весь прикол в том, что они не могут отправить нас в прошлое прямо отсюда. Иначе им придется отбросить на два года весь ЦЕРН. Поэтому-то им обязательно нужно, чтобы мы пересекли забор, это у них нечто вроде обмотки для своего рода генератора темпорального поля. Грубо говоря, сам комплекс ускорителя останется для них в реальном времени, а мы провалимся в прошлое. Вот они и ждут.

— И мы тоже ждем… — мрачно подытожил полковник — и неожиданно понял, о чем речь. Молодец, хотя я думал, ты раньше созреешь:

— Слушай, а как тебе-то удалось здесь остаться?! Ну, тому тебе, который нас встретил?

Что ж, наверное, и на самом деле пора нам до конца объясниться. Сомневаюсь, конечно, что получу от кого-то из них реальную подсказку насчет того, как поступить дальше, но тем не менее:

— Вот именно… Ладно, слушайте, я специально об этом раньше ничего не рассказывал. Помните, я говорил, что во всех временных вариациях — и виденных нами, и нет — участвовали мы же сами? И что воспоминания об этом есть у каждого из нас, просто мы не можем этого вспомнить? Так вот, во время нашего последнего… проникновения туда, на территорию, меня контузило. Ну, не то, чтобы именно контузило… Я шел в прикрытии, а мой тезка — впереди. И вот, когда я уже собирался пройти через пролом в стене, он вдруг подскочил и ударил меня прикладом. Прямо через пробитую нами дырку. Я вырубился и упал по эту сторону забора, а когда пришел в себя — все уже закончилось. Он сумел вспомнить, понимаете? Сумел сделать то, что нам оказалось не под силу — найти в собственной памяти информацию о том, что будет — или было — дальше. Вот так я и раздвоился, оказавшись и там, и тут одновременно. Самое смешное, что после удара я тоже кое-что вспомнил. Кое-что вспомнил, кое-что домыслил, кое в чем мне помогли разобраться.

— А дальше? — осторожно поинтересовался Валера, вместе со всеми буквально пожирающий меня глазами. Единственным, кого все эти сенсационные откровения, похоже, нисколько не трогали, был мой двойник. Майор, низко опустив голову, меланхолично жевал свежесорванную травинку — он тоже только что вспомнил, что ему надлежало сделать в недалеком будущем. Вспомнил, так сказать, с опережением графика — когда это произошло в прошлый раз, я только что рассказал.

— А дальше я прятался в канализации и захватывал заложниц, — удивленно приподнявшуюся Валерину бровь я проигнорировал. — Собирал сведения и мучительно пытался понять, как нам поступить дальше. Пока так и не понял, — я задумчиво почесал кончик носа. — Кстати, кому интересно: мы последние. После того, как я остался здесь и одновременно вернулся в нейтринку, во временной петле снова что-то изменилось (услышавший последние слова майор легонько вздрогнул). После нас уже никого не будет. Мы — это последний шанс…

— Шанс на что? На уничтожение ЦЕРНа? — переспросил вдруг полковник, кажется, тоже начавший что-то понимать.

— На жизнь нашего мира! — отрубил я. — В будущем больше нет никаких вариаций, кроме той, в которой мы сейчас находимся. Возможно, тебе проще это понять, я, например, не могу, но наши миры слишком сильно переплелись между собой. Они здесь дожили до 2007 только благодаря своему ускорителю, хоть и не понимают этого; временные же вариации всех остальных миров обрываются в 2005. Все, Валер, большего я все равно не знаю и не смогу понять. Попасть на территорию мы не можем — нас отбросит в прошлое, не остановить его — значит всем погибнуть. Дальше — думай сам…

— П-п-привет… — ничего более умного Леночка выжать из себя не смогла. Все-таки не каждый день сталкиваешься на собственной лестничной клетке со своим двойником, отличающимся от тебя разве что цветом волос и одеждой — словно в зеркало смотришься. Стоящая напротив рыжая девушка сморгнула, помотала головой и, поскольку видение не исчезло, задала ничуть не более умный вопрос:

— Ты кто?

…За пыльными стеклами подъезда вовсю светило невидимое за плотной пеленой затянувших небо грозовых туч яркое летнее солнце. В единственном пробившемся сквозь многолетнюю грязь солнечном лучике весело роились неугомонные пылинки. Пораженные прохожие останавливались, все как один глядя сначала на низкое серое небо, затем — себе под ноги, на собственные тени, как и положено убегающие в противоположном востоку направлении. На сам восток смотрели лишь те, кто не поленился, выходя из дома захватить с собой темные очки — визуально отсутствующее на небосводе утреннее солнце, как ему и было положено, здорово слепило глаза…

Дежурная смена ближайшей к ЦЕРНу атомной электростанции так никогда и не узнала, сколь страшной судьбы избежала в тот самый момент, когда мы приняли решение не атаковать ближайшую АЭС. Нет, не из человеколюбия, и уж конечно не ради спасения той самой радужной форели, что припомнилась мне в недавнем разговоре с Валерой (честно говоря, на самом деле я понятия не имею, обитает ли она в прозрачных водах Женевского озера или нет). Просто мы решили, что пятичасовой марш-бросок в нашей ситуации — непозволительная роскошь. Да и неизвестно, насколько губительной окажется для укрытого на стометровой глубине под юрскими горами ускорителя ударная волна термоядерного взрыва и поднятая им приливная леманская[18] волна. Теоретически — губительна, практически же? Как говорится, «анализ невозможен из-за недостатка исходных данных». А поскольку ко времени оного взрыва мы вместе с АЭС уже благополучно превратились бы в невесомые облачка раскаленного радиоактивного газа, проверять на практике истинность данного предположения хотелось не сильно. Жертвовать собой имеет смысл лишь тогда, когда ты стопроцентно убежден в положительном результате. Так нас когда-то учили, а своим учителям мы привыкли доверять.

Кроме того, наш противник вот-вот должен был понять (если уже не понял), что мы отчего-то не спешим сигать через забор, и насторожиться. Так что времени — даже, несмотря на довольно-таки фривольное местное отношение к сему понятию — оставалось все меньше и меньше.

Да и полковники, переварив, наконец, полученную от меня — и меня нынешнего, и меня из ставшего настоящим будущего — информацию, неожиданно родили неплохую идею. Не то, чтобы совсем уж беспроигрышную, но довольно-таки перспективную. Во всех смыслах. Из серии «выйдет — не выйдет, но попробовать-то можно?».

Наши несгибаемые контрразведчики вдруг вспомнили о неслабом былом достижении ЦЕРНа — создании сети web, иначе говоря — интернета. Точнее, о том, что уже в нашем 2005 году завершается тестирование новой глобальной Сети будущего — «концепции Grid». Глобальной www-сети не только общения и поиска информации, как у нас, но и ее анализа и обработки в реальном времени. Сети, годовой прирост информации в которой составит сотни и тысячи петабайтов.[19] Иначе говоря, новая Сеть должна стать (а здесь, скорее всего, уже стала) средством глобальной интеграции всех информационных и вычислительных ресурсов на планете.

Туда и предложил влезть Валера. Справедливо полагая, что, во-первых, управление столь сложным гаджетом, каковым является ускоритель высоких энергий, невозможно без централизованной компьютерной сети, и, во-вторых, что внутренняя сеть ЦЕРНа, возможно, не защищена какими-то сверхсложными паролями доступа. Ведь когда — как предполагалось сделать в нашем мире — в единую структуру окажутся замкнуты сотни тысяч компьютеров по всему миру и тысячи — в самом ЦЕРНе, не может не остаться никакой лазейки или программной «дырки» для таких хитрожо… ну, скажем так, продвинутых ребят, как мы. По-крайней мере, для тех, кто попытается войти в новую Сеть с территории самого европейского центра. Для нас.

Вот в этом-то нас и попытался убедить полковник. Да мы, впрочем, и не спорили. Особенно, на фоне его клятвенного заверения, что для остановки, а еще лучше — полного выведения из строя, коллайдера будет достаточно одной-единственной некорректной команды.

Ну, а что? В конце концов, почему бы российскому военному спецназу не попытаться разок победить, не привычно шинкуя коварного супостата из всех стволов, а как-нибудь иначе? Так сказать, на уровне высоких технологий и прочих заумствований? Незабвенный генерал Сагатович-Сагалович, конечно, скривился бы пренебрежительно, но… пора, пора нам выходить на новый уровень (тьфу ты, с некоторых пор терпеть не могу это словечко!) проведения боевых спецопераций! Веяния времени (хм…), двадцать первый век, все дела…

Войти на бескрайние просторы Новой Всемирной Сети мы решили из помещения недавно покинутой ассенизационной станции. С точки зрения элементарной логики — потому, что ближе ничего более подходящего не было, с точки зрения «вообще»… хрен его знает. Вот такие вот мы непостижимые. И хрен нас кто поймет, и ещё тем более хрен — победит. По-крайней мере, сами мы в этом нисколько не сомневались. Можно сказать — были уверены. Кажется, даже полковники…

Восстановив недальновидно порушенную волоконно-оптическую связь с внешним миром, мы заняли круговую оборону (сомневаюсь, что наши шатания по территории остались такими уж незамеченными), позволив полковникам заниматься компьютерами. Благо — и хвала нашей случайной предусмотрительности, не позволившей час назад отправить дежурную смену местных золотарей в небытиё! — оные ассенизаторы, будучи приведенными в чувство, оказали нам существенную помощь. Нет, пароля в закрытую инфрасеть ускорителя они, ясное дело, не знали, но войти в общую «C.E.R.N. Information System» помогли. Можно даже сказать, по собственной воле и при этом почти не споря. А допустимые потери, особенно среди плененного противника, опять же, пока еще никто не отменял. Нечего было выделываться и играть в проглотивших собственные языки мальчишей-кибальчишей!

Правда, пользы от этого оказалось, увы, немного, ибо начались вполне ожидаемые проблемы. Трижды высветив привычное «access denied», центральный сервер внутренней сети ускорителя предупредил неудавшихся хакеров, что при введении еще одного неверного пароля доступ с данного терминала будет заблокирован, а сведения о попытке несанкционированного входа — переданы службе внутренней безопасности. В результате полковники вместе с обоими Туристами занялись столь нелюбимыми мной мудрствованиями на тему оного несанкционированного входа, а я же, плюнув на все, пошел к своим (и майорским) ребятам. Очень вовремя пошел — короткая возня в кустах возвестила о наличии некой заранее непредусмотренной проблемы. Которую спустя несколько секунд довольно-таки не по-джентельменски впихнул в дверь «дубль-Иракец».

На то, чтобы понять, что это именно проблема, мне хватило одного взгляда — некая Хелен Пермиссен, несмотря на весьма нежный возраст — старший научный сотрудник одной из лабораторий сектора LHC, в этот момент должна была находиться где угодно, но уж точно не здесь. Потому что в прошлый раз и в это же самое время я взял ее в плен в полукилометре отсюда. И занималась она тогда куда более важными научными проблемами, нежели посещение глубокой ночью здания насосной станции, о наличии которой, скорее всего, до сего момента даже не знала. Что-то изменилось в этой реальности, что-то пошло не так, как должно было пойти.

— Глянь, командир, какая цыпа, — Олег усмехнулся — вроде бы вполне плотоядно, но как-то уж слишком утрированно. — Прямо сюда перла, целенаправленно так. Может у нее унитаз потек, сантехника вызвать хотела?

— Оставь нас, — я перехватил пленную за локоть, втягивая внутрь здания. — Иди назад. И смотрите в оба — как бы еще гости не пожаловали. А мне надо хотя бы минут десять на поговорить.

Иракец собрался было что-то сказать, скорее всего — просто спошлить насчет десяти минут, но, наткнувшись на мой взгляд, смолчал, послушно растаяв в темноте. Я же двинулся в противоположном направлении, протащив фру Пермиссен по недлинному коридору и довольно бесцеремонно впихнув в крохотную комнатку для отдыха дежурной смены. Подтолкнул ее к небольшому диванчику и встал напротив:

— Хелен, почему ты здесь? Ты ведь должна сейчас находиться в своей низкофоновой лаборатории номер, если не ошибаюсь, 5А? Разве дежурное тестирование сверхпроводящего магнитного контура установки АТЛАС уже закончено? — насколько я помнил, мой довольно посредственный и дубовый английский она понимала более чем хорошо. А уж специфических научных терминов я от нее еще в прошлый раз нахватался. Так и оказалось:

— Это я вас должна спрашивать, а не вы меня! Почему ваши солдаты меня схватили и привели сюда? Какое я имею к вам отношение? Кто вы вообще такие? — до шекспировских литературных изысков ей тоже было весьма далеко — английский не был для молодой шведки родным языком. — Я рассматриваю это как террористический акт! — и вот тут до нее, кажется, дошло:

— А… откуда вы знаете мое имя? И название лаборатории? Как вы узнали о том, что мы собираемся делать?

Ну, конечно, вот как раз сейчас я и начну рассказывать о наших сложных взаимоотношениях, в ходе которых тебе пришлось выложить кучу полезных (и не очень) сведений. Прямо сейчас и начну, вот только… стоп! Что я ей только что сказал? Установка АТЛАС? Значит она… Блин, какой же я невнимательный идиот!

— Откуда вы знаете мое имя? — занятый своими самокритичными мыслями, я даже не сразу понял, о чем меня спрашивают.

— Я все тебе объясню, Хелен, хотя и не обещаю, что ты мне поверишь и поймешь. Но все равно обещаю. Только сделай еще одну вещь, всего только одну… — не давая ей опомниться, я рывком поднял пленницу с дивана. — Пойдем. Не сопротивляйся — и скоро все закончится. Ты уйдешь отсюда живой, это я тебе тоже обещаю. Можешь считать меня сумасшедшим террористом, сбежавшим из лечебницы психом, кем угодно, только не сопротивляйся, — последнюю фразу я произносил уже в коридоре, таща к лестнице свою столь нежданную, но столь же и ожидаемую пленницу. Всего одно ее слово — и мы сумеем сделать то, ради чего и пришли сюда.

На второй этаж я практически внес Хелен на руках — то ли ее уже ноги не держали, то ли я настолько спешил, что просто не замечал подобных мелочей. По-крайней мере, когда мы зашли в облюбованный полковниками операционный зал, девушка просто висела у меня на плече. Аккуратно опустив драгоценный груз на ближайший стул, и не обращая никакого внимания на присутствующих, я склонился над ней:

— Хелен, какой пароль на вход во внутреннюю сеть проекта? Как получить доступ к системе виртуального управления коллайдером? Пожалуйста, ответь, это очень важно. Поверь, это важнее всех ваших вместе взятых экспериментов, Хелен. Какой пароль?

Девушка внимательно смотрела мне прямо в глаза. И я тоже мог читать в ответ в ее глазах… Что, и это тоже уже было? Там, в лесопосадке под Винницей, на полянке со стоящим в примятой траве милицейским «уазиком» с гербом СССР на дверце? Да наплевать! Слышите — мне наплевать на это! Сейчас — не тогда, сейчас — это именно сейчас.

Почему она ответила на мой вопрос, я так и не понял. В тот момент не понял. Да, я мог заставить ее говорить, мог, потому что уже сделал это однажды. К сожалению, я хорошо умею получать ответы на свои вопросы — меня этому учили, но… Но ответила она все-таки сама.

Назвала пять букв пароля на вход в общую сеть коллайдера (по иронии судьбы или недосмотру местной службы безопасности оказавшегося названием одного из главных проектов — ALICE) и еще столько же цифр — в компьютерную систему управления и контроля за гигантской магнитной ловушкой частиц — тем самым краеугольным АТЛАСом, к обслуживающему персоналу которого она и относилась.

Именно краеугольным, поскольку внутри этого самого большого в мире электромагнита весом в 250 тонн и диаметром в семь метров впервые в человеческой истории столкнулись при температуре почти в 300 градусов ниже нуля два пучка частиц. Столкнулись, породив сорок миллионов взаимодействий в секунду и частицы в десятки тысяч раз тяжелее протона.

Темную материю.

Черную дыру.

Войти же в главную операционную систему всего комплекса в целом она нам помочь не могла — для этого требовались вводимые одновременно личный пароль директора ЦЕРНа и пароль руководителя проекта. Которых она, понятное дело, не знала — и знать не могла.

Но нам ведь казалось, что этого и не нужно…

Глава 6

Пока Валера с выражением глубочайшего сомнения на челе (еще бы тебе не сомневаться, заполучив в руки ТАКОЙ пароль!) клацал клавиатурой, вводя в окошко первый из полученных «пассвордов», я судорожно пытался хоть как-то упорядочить свои скачущие мысли. Наконец мне это удалось. И одновременно еще кое-что произошло: позади меня радостно хмыкнул получивший вожделенный доступ полковник, над головой что-то негромко грохотнуло по железной крыше, отозвавшись предостерегающим «шухер!» снизу, и сквозь взорвавшийся осколками оконный стеклопакет в помещение влетела граната. Не классическая для штурма захваченного здания светошумовая или дымовая, и не со слезоточивым газом — самая обычная армейская осколочная граната из подствольного или станкового гранатомета. Стекло они, надо полагать, расстреляли долей секунды раньше — закругленный, со срезанным торцом цилиндрик врезался в дальнюю стену и штатно бахнул, разбрызгивая в стороны крошечные кусочки смерти. Впрочем, к этому времени я уже падал на пол, прикрывая защищенным бронежилетом телом Хелен. И надеясь, что боевые рефлексы обоих Туристов окажутся на высоте и земное существование Валеры с Серегой не окончится в этой самой комнате.

Дождавшись вполне ожидаемых хлопков второй и третьей гранат, я вместе с лишившейся сознания девушкой рванул в коридор. Привалив бесчувственное женское тело к ближайшей стене, перебросил из-за спины трофейную винтовку и занял позицию слева от дверного проема. Первым из задымленной комнаты вывалились Турист с Валерой, затем — их «параллельномирные» отражения. Судя по сдавленному шипению и матам, Серега не избежал близкого контакта с продуктами дробления осколочной оболочки. Как, впрочем, и мой Жорик — несколько проведенных рядом лет научили меня неплохо разбираться во всех тонкостях его ненормативного лексикона. Нынешнее эмоционально-наполненное «а-а-а-ай, б…ь!» означало, например, что он ранен в руку или ногу. Скорее всего, как-то неопасно, навылет или по касательной. На гражданке, впрочем, подобная же словесная форма определяла бы или падение с лестницы, или недонесенную до праздничного офицерского стола энную по счету бутылку водки. Но это я уже отвлекся.

— Уходим, — перекрикивая сумасшедшую канонаду в окрестностях первого этажа, скомандовал я. — Турист, ранен?

— Плечо навылет, — подтвердил мою догадку Жора. — Фигня, до свадьбы заживет, а жениться я пока не собираюсь. Серегу, вон, кажись, серьезнее зацепило! — взглянув в указанном направлении, я увидел залитое кровью лицо полковника.

— Пустяки, — сдавленно буркнул тот, слизывая набегающую на верхнюю губу кровь, — осколками от монитора поцарапало. Сам пойду! — он оттолкнул руку «дубль-Туриста» и, опираясь о стену, поднялся на ноги. — Автомат там остался. Забрать бы надо…

— Отставить! — на всякий случай предупредил я, оглядывая остальных — Валера, к моему величайшему удивлению, теребил ремень АКМСа — и когда успел подхватить?!

— Турист, бери дамочку, Валера — поможешь коллеге, Жора, подмогнешь? Перевязаться счас все равно не получится.

— Обижаешь, командир! — Жорик встал, здоровой рукой перекидывая перед собой автомат. — Потом перевяжусь, это ж даже не пуля, осколок. Валим вниз?

— Угу. Сначала они, потом ты у них в прикрытии, я затыкаю здесь. Всё, двинули! — поразмыслив секунду, все-таки вытащил из кармашка разгрузки парочку РГД — если все так, как я думаю, скоро может пригодиться. Вряд ли они собираются раскатывать все здание артогнем или вести правильную осаду — скорее это все-таки чисто спецназовская операция. То есть сначала ошарашивающий удар, затем одновременный штурм с земли и через выбитые окна — с крыши. Так что парочка моих гранат будет самое то.

В разгромленной операторской что-то звякнуло-грюкнуло-хрустнуло и я, недолго думая, отправил туда обе эргэдэхи. Три-два-один-четыре… зажигание! В смысле, срабатывание разрывного заряда. На всякий случай перекрестив вывалившийся из комнаты клуб перемешанного с цементной пылью дыма длинной очередью (между прочим, недурственная винтовочка — отдача слабенькая, зато балансировка супер, да и на что способны ее милые пульки я недавно имел сомнительное удовольствие лицезреть!), я рванул вслед за остальными. До лестницы добегу — приторможу да еще разок шмальну вдоль коридора, чтобы кое-кому жизнь медом не казалась…

А внизу, под самым зданием, уже вовсю шел бой — наша круговая оборона с кем-то не на шутку схлестнулась. Серьезно так, на расплав ствола и сжигание всего носимого БК в первые же несколько минут. Надо помогать. Проигнорировав лестницу, я проскочил по коридору мимо, остановившись только у второй по счету двери. Всмотрелся в оставленную за спиной дымно-пыльную муть и все-таки вытащил предпоследнюю гранату. Кольцо, клацанье отскочившего предохранителя, хлопок запала, секундная выдержка — и овальное зеленое яйцо скользнуло по полу в противоположный конец коридора. БА-БАХ! Добавив вслед обещанную очередь, я счел первичную зачистку этажа выполненной и, выбив спиной хлипкую металлопластиковую дверь, ввалился в комнату. Есть, теперь к окну. Укрывшись за левым откосом — конечно, снайперов с ночной оптикой они вряд ли задействовали, но рисковать-то не хочется! — я осторожно выглянул, пытаясь хотя бы в общих чертах оценить обстановку.

Ага, мы их пока удерживаем метрах в двадцати от здания — это радует. И то, что атаковавшая операторскую штурмгруппа была, похоже, единственной — тоже. А вот гусеничный бронетранспортер с направленным на здание орудием мне очень не понравился. Похоже, зря я рассуждал там, на шоссе, о бесполезности применения бронетехники против групп военного спецназа. Сейчас как долбанет осколочно-фугасным по окнам — и «полетят тут телеграммы, родных и близких известить»! Как там дальше поется? «Что сын ваш больше не вернется и не приедет погостить?». Во-во, и я как раз об этом…

Ладно, хрен с ним, с броневиком. Надеюсь, ребята успеют использовать оставшийся РПГ по прямому назначению чуть раньше, чем наводчик довернет башню и шарахнет по моему окну. Впрочем, и я здесь задерживаться не собираюсь — так, постреляю немного, и вниз.

С сомнением оглядев металлопластиковую раму, я прижался к стене и выставив в проем винтовку нажал на спуск, короткой очередью обращая трехслойный стеклопакет в мелкодисперсную стеклянную пыль. Все, амбразура готова… и патроны, кстати, закончились. Из раскрывшегося в торце приклада окошка выскочил и улетел куда-то в угол комнаты отстрелянный контейнер. Припомнив, куда я засунул сменные магазины, вытащил один и вставил в отверстие. Как и обещал Турист, примерно на последней трети «трубка» самостоятельно втянулась внутрь оружия, ответившего на это негромким клацаньем. Ух ты, сервис! Не обманул Жора, тут не только пустой контейнер сам удаляется, но и затвор передергивать не надо. Супер. Если вдруг живыми домой вернемся, обязательно намекну Сагатовичу насчет повышенного интереса к разработкам западноевропейских оружейников. А то как-то мне не сильно хочется еще раз в бою с подобными машинками встретиться. Особенно после того, как я на наших «булатах» видел, на что их пули способны.

Вывалившись из-за укрытия, уперся локтем в засыпанный стеклянным крошевом подоконник и открыл огонь, по давней своей привычке корректируя прицел по ходу дела. О том, что закончились очередные пятьдесят патронов, я понял, лишь почувствовав легкий толчок в плечо. Позволив винтовке отрыгнуть на пол отстрелянный магазин, я перезарядился… и шлепнулся на пол под градом выбитых ответными пулями осколков бетона и пластика. Быстро нащупали, молодцы. И ведь демаскирующего огня винтовочка — спасибо необычной конструкции пламегасителя — почти не дает! Что ж, значит, вдвойне молодцы. Жаль только что так быстро.

Перекатившись обратно к двери, я выпал в коридор, продолжая мысленно отсчитывать оставшиеся секунды — моя недавняя позиция только что стала потенциальной целью для наводчика бэтээра. Сейчас кто-нибудь даст им целеуказание, просто шмальнув по окнам трассером или сигнальной ракетой — и все.

Рвануло в тот момент, когда лестница уже раскрыла навстречу свои ступенчатые объятия. Я привычно сгруппировался, ожидая увесистого тумака ударной волны в спину и последующего форсированного спуска кубарем вниз, однако ничего подобного не произошло. Лишь зазвенели по обоим этажам последние уцелевшие стекла, да что-то увесисто громыхнуло, рассыпаясь по крыше. Да, на попадание не слишком похоже, скорее героические танкисты вместе со своей боевой колесницей отмучились. Кумулятивная струя с последующей детонацией штатного боекомплекта — вещь зело серьезная, я на подобное ещё в свободолюбивой Ичкерии понасмотрелся.

Внизу, под стеной в паре метров от сорванной с петель входной двери, меня дожидались Валера с Серегой. Оба с автоматами (с Сергеем кто-то из ребят поделился трофейной MPG) и весьма воинственным выражением на лицах. При этом первый целился в меня, второй, прикрывая — во что-то за моей спиной. Сидящая между ними подозрительно раскрасневшаяся Хелен старательно зажимала ладонями уши, все равно подпрыгивая на месте от каждого выстрела и сбивая бравым контрразведчикам прицел. Оружия при ней не наблюдалось — видимо, по причине занятых рук — зато на коленях лежала хорошо знакомая Жорина фляжка. Простая алюминиевая солдатская фляга без чехла, в которой мой заместитель обычно носил неуставной медицинский спирт. Та-ак, меня, значится, почти насмерть убивают, а они тут, понимаешь, спирт с водкой пьянствуют! И девочек могучими плечами зажимают! Бардак-с, господа офицеры!

Кивнув Валере — не то маякуя, что все в порядке, не то в благодарность, что стрелять не стал, — я присел за противоположным косяком и осторожно выглянул. Ну, если аккуратно плюхнуться вправо и сразу откатиться из освещенного чудом уцелевшей лампочкой над входом сектора, может, сразу и не пристрелят. Кстати…

Пощупав над головой, ткнулся пальцами в прохладный пластик выключателя. Обожаю евростандарт! Вот, значит, зачем они выключатели в метре над полом ставят — чтобы сидящий русский спецназовец мог, не вставая, дотянуться! Ну, спасибо, век не забуду, ежели живым вернусь — все выключатели дома переделаю и розетки на радость тараканам к самому плинтусу перенесу, честно-пречестно!

Одарив сладкую троечку вымученной улыбкой (полковник выглядел весьма разочарованным), я вырубил свет и рыбкой ушел с невысокого крыльца вниз. Пару раз перекатился, попутно привыкая, как при этом ведет себя малознакомое оружие (благодаря отсутствию выпирающего магазина, хорошо себя вело), и затормозил около укрывшегося за порушенным кирпичным парапетом Смерча. Выпустив очередь, Степан бросил на меня короткий взгляд и вновь приник к прицелу трофейной MPG — «валовский» боекомплект он, видимо, уже спалил. Или счел свой верный АС неподходящим для подобной заварухи. Неподалеку валялся пустой тубус предпоследней эрпэгэхи. Ага… ну, спасибо, Смерчило, с бэтром ты мне здорово подмог!

— Их тут человек тридцать-сорок только с нашей стороны залегло, — до меня даже не сразу дошло, что пробивающийся сквозь грохот голос принадлежит Смерчу:

— Короче, бэтэр-то я спалил, но долго мы так все равно не продержимся. Если б нам хоть парочку пулеметов, а так… Надо или отходить обратно в говнолизацию, или на прорыв идти. А у нас груз! — кого он нелестно именует «грузом» — полковников или Хелен — я так и не понял. Зато понял другое: положение еще хуже, чем казалось с высоты второго этажа.

Быстренько подобрав аналогию — прошлое лето, станция Раздельная, заброшенные ремонтные боксы, захваченный БТР — я перенес взгляд вперед и вправо. Похоже, аналогии и на самом деле закончились. Превратившийся в здоровенный факел бронетранспортер, от которого осталась, по сути, лишь охваченная жарким пламенем горящего топлива ходовая в полкорпуса высотой, не в счет. Чего его захватывать, если он догорит только через час? Опять же, орудийную башню, фрагменты которой взрывом аж на самую крышу забросило, обратно монтировать… не, слишком долго, поэтому план «бэ». Классный такой план, пока еще, правда, несуществующий. Гипотетический. В мозгах.

Хотя, что тут думать? Степа прав — против нескольких десятков профессиональных бойцов нам на ровном месте и без пулеметов долго не продержаться — парапет нас пока защищает от пуль, боевые навыки дают лишние минуты жизни, но… Обыграли нас, вот какое «но»! Пусть на время, но обыграли. И самое обидное, что я, кажется, точно знаю, что делать дальше. Еще бы этих настырных ребят хоть на какое-то время за скобки вынести…

Блин, ну как же не хочется снова в канализацию лезть! Но, с другой стороны, есть такое понятие, как сточные люки. Которые, так уж в человеческой цивилизации хрен знает сколько лет заведено, располагаются в непосредственной близости от всяких разных зданий. А во всяких разных зданиях имеются умные компьютеры, соединенные в единую информационную сеть. Короче, вперед. То есть, вниз:

— Степа, мы уходим. Возьми еще кого-нибудь в помощь и останься в прикрытии. Все, удачи. И смотри, нам хотя бы десять минут нужно, потом тоже через подвал уходите.

Короткими перебежками под самой стеной я добрался на противоположную сторону. Меня даже не ранили по пути, хотя и очень старались — всю голову бетонной крошкой засыпало. Здесь, как ни странно, было потише. Ни бэтээров, ни такого шквального огня — только бросающее вниз зловещие багровые отблески окно операторской: покинутое нами помещение все-таки загорелось. Чуть пониже проёма на страховочном фале нелепой изломанной куклой-марионеткой висело чье-то тело — материальное свидетельство не зря израсходованных мной гранат. Ну, хоть что-то…

Оборону с этой стороны вели только трое, все из одного отряда — майорские Иракец с Туристом, да он сам. Четвертый, кажется близнец моего Смерча, лежал под самой стеной в обнимку с еще двумя затянутыми черными комбезами «марионетками» — то ли сверху навернулись, то ли Степа их перед смертью навеки упокоил.

— Отступаем, коллега, — короткой очередью обезопасив ближний фланг, я повалился на траву рядом с майором. — Я знаю, что делать, но нам нужен комп и выход в их сеть. До ближайшего здания — метров четыреста по прямой, под землей, наверное, чуть больше. Объяснять?

— Не нужно. Снова по говну пойдем?

— Нет, по лепесткам чайных роз, блин! — не удержался я. — Ты кого здесь оставишь? Только учти, им надо еще минут десять за всех нас вид делать, иначе эти слишком рано догадаются. В принципе, минут через пяток можно и отход в здание сымитировать — там им всяко попроще будет.

— Понятно все, не маленький. Сам останусь, только дай еще пару этих трубок, я почти пустой, — он выразительно кивнул на разбросанные вокруг отстрелянные пластиковые магазины.

— Нет уж, вот как раз ты — пойдешь со мной. Почему — не спрашивай, не смогу объяснить. Так надо.

— Нас всего-то трое… — буркнул «дубль-я». И добавил, переча только что им же самим сказанному:

— Пусть тогда оба и остаются. Одного здесь только на пару минут и хватит… — его винтовка истерически закашлялась, даруя кому-то мне невидимому трехмиллиметровую смерть. — Атаку имитируют, прощупывают. Надо пацанам оставшиеся гранаты оставить.

— Держи, у меня только «фенька» осталась. Давай, тридцать секунд! — я хлопнул его по наплечнику бронежилета и, больше не задерживаясь, рванул обратно. Несмотря на три прикрывавших мой отход ствола, несколько явно прицельных пуль зло чмокнули о стену возле самой головы. Тоже наплевать, чай, не умру. То есть, умру, конечно, но не сейчас. И, кажется, я даже догадываюсь, когда именно и где…

Отойти нам, несмотря на плотный огонь, удалось незаметно и без потерь — противник так ничего и не понял. Когда же, несколько минут спустя, наше прикрытие дружно отступило в здание, открыв из окон первого этажа шквальный огонь, наверняка даже решил, что загнал нас в ловушку и стреляем мы исключительно от безысходности.

А мы к этому времени уже в ускоренном темпе чавкали ногами по ароматной жиже знакомого коридора. Вшестером — полковники, прибалдевшая от местных запахов Хелен, Жора и мы с майором. Смерч, оба Иракца и майорский Турист остались. Погибшего Степу пришлось оставить под стеной — взять его с собой, вопреки знаменитому «спецназ своих не бросает», мы не могли. Да и вообще догадывались, что одним Смерчем посмертный список этой ночи, увы, не ограничится — шансы остаться в живых у нашего прикрытия были, но не слишком большие. Рано или поздно противник — по плотности ответного огня, количеству ствольных вспышек, ширине и распределению секторов обстрела — поймет, что основная группа ушла. И постарается поскорее добраться до подвала, предварительно раскатав здание по кирпичику. Или не раскатав, а любой ценой прорвав… да нет, какую там оборону — всего лишь прикрытие. И четверо донельзя тертых парней, пусть даже из прославленного военного спецназа, не смогут помешать атаке полусотни своих коллег…

Шли мы — точнее почти бежали — практически налегке, взяв с собой лишь оружие и оставшиеся боекомплекты. Ставшие ненужными рюкзаки остались в подвале. Мне было даже несколько проще, чем другим — мой «булат» теперь оттягивал хрупкие женские плечи. Зачем я это сделал, объяснить было нелегко — не то из рыцарских побуждений, не то предчувствуя будущую необходимость пленницы. Но, в любом случае, я это сделал. Хоть Валера во время моего маленького бронестриптиза и смотрел на меня, аки партизан — на пленного сельского полицая, с которым до войны не поделил невесту.

Выстрелы, поначалу ясно слышимые даже несмотря на подземелье и железную дверь за спиной, потихоньку стихли. Несколько минут позади нас царила тишина, затем ощутимой даже на таком расстоянии волной прокатилась серия глухих взрывов. Гранаты. Уже в подвале. ВСЁ. Вот теперь — точно все. Прикрытие выполнило свою задачу.

И пусть я не видел, как отброшенный от окна многотонным ударом попавшей в голову пули упал навзничь, спиной в собственную кровь, Смерч. Как врезалась в подоконник осколочная граната и ослепший, с обезображенным лицом Турист, вслепую дорасстреляв магазин, судорожно рвал из карманов разгрузки две последние гранаты, скользкими от крови пальцами сводя вместе усики предохранительных чек. И как он навалился на них грудью, мечтая лишь об одном — чтобы прижатые к полу спусковые рычаги отскочили не раньше, чем его труп перевернут на спину ворвавшиеся в комнату вражеские спецназовцы. Как Иракец — теперь уже неважно из чьего отряда! — перетягивал ремнем оторванную кисть и судорожно вкалывал себе сразу два шприц-тюбика омнопона, пытаясь снять болевой шок и не потерять сознания. И как его двойник, расстрелявший все патроны и единственной оставшейся гранатой заставивший противника залечь, теряя вместе с кровью последние силы, тянул товарища по гулкой металлической лестнице вниз, в спасительный, как ему казалось, подвал. Тянул, еще не зная, что тот уже мертв; что вырывающиеся из груди булькающие хрипы — не дыхание, а выталкиваемый сквозь пробитое легкое воздух напополам с кровью. И что спустя несколько минут в подвал полетят ручные гранаты.

Да, я не видел всего этого. Но знал, что все было примерно так. Что мои — нет, наши! — парни не отступили, до конца выполнив свой долг. Пусть даже это понятие для многих уже давно перестало быть тем, чем теперь навсегда осталось для моих ребят…

Простите мужики, я никогда вас не обманывал, но так было надо, слово офицера — ТАК БЫЛО НАДО…

И в этот момент, насильно вырывая меня из жуткого видения и еще не начатой молитвы, подала голос Хелен, с удивлением рассматривавшая видимый в свете фонаря указатель на стене:

— Неужели мы уже под четвертым корпусом? Странно, под землей все расстояния кажутся совсем иными.

— Что за четвертый корпус? — мрачно переспросил майор по-английски, автоматически подсветив донельзя лаконичную трафаретную надпись на сырой железобетонной стене: «4 CORP.».

— Вычислительный, — как-то подозрительно охотно пояснила девушка. Похоже, она уже слегка оклемалась, попривыкнув к тяжелому местному запаху — и вообще. Разве что голос после выпитого спирта еще слегка подрагивал. — Вы ведь знаете, что мы создаем новый интернет? Новую всемирную сеть обработанной информации? Так вот, как раз в его подвалах и расположены первые накопители информации системы Grid. Ну, тут еще много чего, но главное — это именно эти модули…

— Стоп! И тихо всем, — я предостерегающе поднял руку, попутно надеясь, что никто не увидел моих внезапно заблестевших глаз. А что, пока они не очухались, можно и попытаться. Уж если откуда и вломиться в их сеть, то как раз отсюда, разве нет?

— Я гляну насчет выхода, — майор излишне резко отвел в сторону Валерину руку с фонарем: он тоже все понял. И тоже не хотел, чтобы кто-то видел в этот момент его глаза. — Юр, пройдемся?

Секунду я все же колебался, потом прикинул, сколько мы успели пройти, и кивнул. Особой опасности здесь уже не должно быть. Да и не собираемся мы далеко уходить, собственно.

Майор остановился за ближайшим поворотом. Закрытый сточной решеткой люк ливневой канализации серебрил лунным светом вделанные в стену скобы и вонючую жижу в трех метрах от нас — знал он, что ли? Или случайно получилось?

Молча достал плоскую фляжку, открутил крышечку и протянул мне:

— Помянем ребят? Потом, я так понимаю, можем уже не успеть, — я не столько слышал, сколько угадывал, что он говорил.

Кивнув, я принял емкость и отхлебнул. Спирт, конечно, что же еще. Юра сделал то же самое. Отдышавшись, помолчали. Затем он заговорил:

— Пока есть возможность, скажи, что ты имел в виду? И насчет этой девчонки, и вообще?

— Полагаешь, самое время?

— Да, — не говори мы даже не шепотом, а одними губами, он бы, наверное, закричал. — Самое! Я тоже кое-что чувствую, кое-что вспомнил, и кое-что имею право знать. Прямо сейчас. Потом будет… — он осекся и чуть виновато поправился:

— Может быть поздно. Для одного из нас. Так что?

— Девчонку зовут Хелен, Хелен Пермиссен, в прошлый раз я захватил ее в заложники и… разговорил. Почти все, что знаю, я знаю от нее. Вот только понятия не имею, отчего ее сегодня-то сюда понесло.

— Она нам действительно сможет помочь?

Я смерил майора долгим взглядом. Впрочем, в темноте он этого всё равно не видел:

— Не знаю, но очень надеюсь, что да. Иначе слишком многое произошло зря. Нам не прорваться к ускорителю и не уничтожить его физически — нас просто отшвырнет назад во времени. Но вот если его перенастроить, изменить какие-то… ну, что-то изменить, то мы получим шанс. Возможно, даже больший, чем можем представить, — я вспомнил скорчившуюся в позе эмбриона фигурку капитана Сереги на берегу крохотного черноморского островка. Вспомнил убитого снарядом вертолетной пушки Штыря, погибшего при взрыве грузовика Вовчика, опускающегося на горячий от солнца и крови бетон парнишку-патрульного, так и оставшегося для меня навеки безымянным. Вспомнил — и довёл до конца свою совершенно безумную на первый взгляд мысль:

— Ты никогда не хотел изменить свое прошлое, майор?

Глава 7

С подъемом никаких сложностей не возникло — разве что обутые в намокшие кроссовки ноги нашей пленницы постоянно срывались с осклизлых скоб вертикальной шахты. В итоге пришлось просто вытянуть Хелен наружу своими силами, предварительно завязав хорошенький ротик моей некогда камуфляжной банданой — во избежание нежелательных звуковых эффектов. Поначалу девушка пыталась вяло возмущаться, но в конце концов смирилась с неизбежным и обиженно надулась, что уже само по себе свело риск оных эффектов к минимуму.

Крышка же самого люка, обыкновенной чугунной решетки — вопреки моим опасениям — оказалась незапертой. Вот тебе и сверхсекретный объект! Отсюда в местной СБ нападения видимо не ждали. И очень хотелось бы надеяться, что зря.

Осторожно сдвинув тяжеленную железяку в сторону, я первым выглянул наружу и огляделся на все триста шестьдесят. Хорошо вышли — до торца искомого пятиэтажного здания (а других в разумных пределах и не наблюдалось) оставалось всего несколько десятков метров. Неплохо, три-четыре секунды и мы на месте — я вспомнил о Хелен — ну ладно, десять секунд. И главный вход, наверняка охраняемый, с другой стороны. Не в силах сдержаться, я снова взглянул туда, откуда мы только что пришли. Здания насосной станции за деревьями видно не было, лишь размытым пятном проблескивало вырывающееся из окон второго этажа пламя. Вот и следы замели…

Неожиданно в душе поднялась, закипела злость. На заваривших всю эту кашу ученых, на пославшее нас неизвестно куда командование, на неспособных что-либо объяснить полковников, на самого себя… Сильно так поднялась, до умопомрачения — пробкой выскочив из люка, я привычно ушел в сторону, придя в себя лишь в стойке стрельба с колена. Да что это со мной такое?! В задницу всё! Я же спецназовец, не раз и не два выходивший из таких переделок, что и вспоминать не хочется, а тут…

Еще раз крутанулся, проверяя окружность. По-прежнему никого. Только мертвенный зеленоватый свет ночного прицела трофейной винтовки, уходящий в белую часть спектра лишь в одном месте — там, где горело покинутое нами здание. Вперед! Увидевший мою разрешающую отмашку майор тоже выбрался наверх, помогая Туристу извлечь наружу молчаливую мисс Пермиссен. Появившейся следом Жора, словно позабыв про ранение, подхватил девушку под руку и, зачем-то пригибаясь, рванул к зданию. Майор остался на месте, прикрывая не столь расторопных Валеру с Сергеем.

Менее чем полминуты спустя мы уже прижимались к шершавому пенобетону стены. Вот теперь, похоже, и вправду оторвались. Жаль только ненадолго.

Ничего нового изобретать не стали, сработав по стандартной схеме: я подсадил майора, и он десантным ножом вскрыл ближайшее окно. В этом смысле металлопластик даже лучше классических деревянных фрамуг — его прорезать-проковырять проще. Особенно, если знать, где именно резать-ковырять, и какой штырек запорного механизма подцеплять кончиком лезвия.

Убедившись, что створка послушно распахнулась, майор беззвучно исчез внутри и, выждав несколько секунд, принял из моих рук Хелен. Я помог подняться Жоре и полковникам и последним перелез через загаженный подошвами подоконник, аккуратно прикрыв за собой окно. Все, работаем, мужики… и дамы. Пару минут у нас еще есть.

Компьютеры обнаружились прямо в этом помещении, однако я отрицательно покачал головой: слишком рискованно. Нам может больше не повезти, и одной заброшенной в окно гранаты с лихвой хватит на всех. Поэтому только внутренняя комната без окон, желательно на втором-третьем этаже и с двумя выходами. И боевое охранение в виде Туриста с майором. С одним-единственным приказом (или просьбой): стоять до последнего. Вдвоем. Уж простите, мужики, но я буду нужнее там, Валера с Сергеем — тоже.

Да никто, впрочем, и не спорил.

Хотя, будь оно наоборот, мне, наверное, было бы немного проще…

— Есть. Мы в их внутренней сети, — удовлетворенно прокомментировал Сергей благополучно принятый защитной программой пароль. И добавил совершенно обыденным тоном, будто спрашивая любимую жену, куда запропастился любимый галстук в синюю полоску:

— Хелен, а куда вводить второй?

— Справа есть выпадающее меню под шапкой «магнитные детекторы частиц», найдите подраздел «ATLAS», он первый сверху, и кликните левой клавишей. Появится окошко доступа. Вводите 3-21-89, без дефисов, конечно, — сидящая задом наперед на крутящемся эргономичном стуле девушка криво усмехнулась, вновь бросив на меня немного странный взгляд. Примерно пятый за последние пару минут.

Понимаю — накопилось, накипело, наболело и вообще дико интересно. Подожди немного, может потом и объясню, что сумею. Если, конечно, успею. Вот, блин, приехали — уже стихами заговорил. Песец крепчал, и шерсть его блестела… на неярком северном солнце…

Однако первым не выдержал все-таки Валера. Убедившись, что и второй пароль не вызвал у электронного цербера «нового интернета» ни малейших сомнений, он немедленно обернулся ко мне. И произнес, что называется, страшным шепотом:

— Ю…Юра, ты хоть понимаешь, куда нас допустила эта девчонка?! Ты хоть понимаешь, что это такое — проект АТЛАС?!

— Угу, — что такое упомянутый проект, я знал. Как и то, что полковника следует поскорее вернуть с неба на землю. Может, и грешную, но зато пока и не уничтоженную до конца всякими идиотскими экспериментами. И внешне равнодушный тон для этого — самое то:

— Помню, ты рассказывал. Это та самая охлажденная почти до абсолютного нуля хреновина, в геометрическом центре которой столкнулись пучки частиц. У нас в Баксане тоже такая была, только весила поменьше и места столько не занимала.

Полковник мою иронию, как это ни странно, понял и сразу же надулся. Но объяснение все же продолжил, хоть теперь и безо всякого удовольствия на внезапно взгрустнувшем лице:

— Ты имеешь в виду сам сверхпроводящий магнитный детектор. А проект АТЛАС? Только представь себе — узкосфокусированный пучок из сотен миллиардов протонов сорок миллионов раз в секунду сталкивается с аналогичным сгустком, выделяя энергию почти в полмиллиарда джоулей, а?! Юра, этот детектор — и есть место непосредственного зарождения ядра «их» черной дыры! Понятия не имею, как им удалось взять ее под контроль и даже использовать для этих своих штучек со временем, но… — от торжественного воздевания к потолку указательного пальца его удержал только мой взгляд. Впрочем, зря я так — воспрянувший было духом, контрразведчик вновь смешался и уже откровенно обиженно докончил:

— А вот это, товарищ Мумба, синхрофазотрон системы гиростатического астропозиционирования для купленного Вами ракетного комплекса, а теперь мы пойдем кушать американского консула… Блин, нахрена я это рассказываю?! Понимаю, что ты устал, но если думаешь, что мы в лучшей форме, то ошибаешься! У меня у самого голова кругом от всего этого, — он беспомощно обвел взглядом ярко освещенную — а от кого прятаться-то? От пары ночных охранников? Так они того, умерли несколько минут назад, — комнату. — Так что не надо. Я тоже…

— Извини, Валер! — похоже, я и на самом деле в очередной раз перегнул палку. — Знаю, о чем ты. Если весь этот идиотский ускоритель — огромная бомба планетарного масштаба, то у нас в руках пульт управления. Точнее, долбанный детонатор. Или один из четырёх детонаторов. Ты знаешь, как его, гм, обезвредить?

— Нашел, бля, сапера, — уже не обижаясь, буркнул полковник. — Откуда я знаю? Наверное, можно просто отключить, или позаковыристей чего-то придумать. Они с нами вон сколько играли — может и нам того? Отыграться?

— А может ну его на…? — поймав Валерин взгляд, негромко спросил я. — Признаюсь, хотелось — пока мы еще в четвертом измерении и нам все пути, так сказать, открыты — кое-чего в прошлом изменить, а теперь? Давай просто закончим все это поскорее, а? Закончим — и домой. Надоело.

Полковник неожиданно кивнул:

— Весь этот супер-магнит, по сути, просто огромная ловушка для новообразующихся частиц. Управлять процессом столкновения пучков протонов, направлять их строго лоб в лоб, пока невозможно. Все столкновения, по сути своей, случайны и частицы «цепляют» друг друга как придется…

— Валера, у нас очень мало времени… у нас его просто нет, — я кивнул в сторону входной двери. — Если что, майор с Туристом надолго их не задержат. Что будет, если направить максимально плотный пучок частиц мимо этой ловушки?

— Не знаю, — ответил полковник не совсем так, как я ожидал. — Может ничего, а может и очень даже «чего»… здесь суммарное магнитное поле в десять Тесла и сверхпроводящие кабели с током в два миллиона ампер. Ускоритель это ведь не просто труба, заполненная гелием, это сложнейшее сооружение из тысяч тонн металла, кабелей, сверхпроводящих обмоток, радиационных и тепловых экранов — и все это добро охлаждено до пары градусов по шкале Кельвина. Вот и представь, что случится, если практически мгновенно — с погрешностью в тысячные доли секунды — разбалансировать такую систему протонным ударом! Знаешь, что такое столкновение частиц в середине этой магнитной хреновины? Это словно…

— …столкновение пары рисовых зернышек, порождающее несколько десятков свинцовых шаров размером с мяч для боулинга… — едва ли не против своей воли докончил я. И замер, столкнувшись с полковником взглядом. — Что?

— Я этот пример только что придумал. Сначала хотел про ядра для Царь-пушки сказать, но вспомнил, как мы с женой в боулинг-клуб недавно поперлись. Дурацкая, кстати, игра… откуда ты знал?

— Не знал… и не знаю, — я и в самом деле понял, что не знаю, откуда. Вырвалось, потому что я уже слышал это. И если постараться, то, наверное… блин, ОТКУДА Я ВСЁ ЭТО ЗНАЮ?! Ведь и тот, другой я, тоже не мог этого знать! И удивленно глядящая, словно понимающая, о чём я говорю, Хелен мне тоже об этом ничего не говорила! Ничего, понимаете?!

— Здесь у них не четыре магнитные ловушки, а пять… — я по-прежнему не понимал, откуда черпал знания. — В принципе, пятая — это не совсем магнитная и не совсем ловушка, и у нас её не существует, только в их вариации. Проект TIME. Управление Временем, точнее, его искривление или изменение за счет… ну, не знаю, наверное, сверхмассы материи? Проект, скорее всего обреченный на неудачу, если б не то последнее совпадение, будь оно неладно — два мира, три временные вариации и в итоге — четвертое измерение. Ну, вот как-то так примерно…

— А он прав, — не отрываясь от компьютерного монитора, странным голосом поддержал меня Сергей. — Здесь есть целый раздел под таким именем. Я уже вошел. Юра, а что дальше? Нужен пароль…

— Дальше… да, наверное, ничего дальше. Там свой пароль, и Хелен его, как я понимаю, не знает — отделом не вышла. Временную вариацию мы изменить не сможем. Так что, делайте, что сумеете — и всё.

— Ошибаешься, майор, — если бы во время посещения археологического музея со мной вдруг заговорила древняя мумия, я и то бы так не дернулся. А по-русски чистокровная шведка Хелен Пермиссен говорила, как выяснилось, очень даже неплохо. Ничуть не хуже, чем все мы. И выпившей больше уже не выглядела. — Ошибаешься…

Девушка нарочито неторопливо (по крайней мере, мне так показалось), поднялась со стула и встала напротив меня. Взглянула в глаза и неожиданно влепила пощечину. Грамотную такую пощечину — не будь за моими плечами суровой школы спецназовского учебно-боевого мордобоя, стоматологи без работы бы не остались. А так только губу раскровянила — и все равно я еще и должен ей остался. Этой странной девочке, вдруг оказавшейся совсем не той, кем мы ее считали…

— Это тебе за прошлую нашу встречу. А это — за настоящую, — привстав на цыпочки, она погладила ладонью мою пылающую щеку, с улыбкой отерев пальцем с губы каплю набежавшей крови. — Спасибо, что прикрыл от осколков. И за бронежилет. Кстати, помоги мне его снять, тяжеленный такой…

Обернувшись к так и стоящему с отвисшей челюстью Валере, Хелен как-то излишне четко произнесла:

— «Серпухов двести двадцать пять. Тигрис».

— В…вы — Тигрис? — на услышавшего кодовую фразу полковника было жалко смотреть. — Но он… она… была… был мужчиной и погиб… погибла в автомобильной катастрофе? Я узнал об этом за день до вылета из Москвы…

— Не погиб. И не погибла. Меня убили, — совершенно спокойно, словно о чем-то вовсе не достойном внимания, сообщила Хелен (ну да, ну да, именно Хелен, как же, верю!), с моей помощью избавляясь от «булата».

Подошла к терминалу и, властно отодвинув в сторону Сергея, ввела последний, уже третий за сегодня, пароль:

— Не думаю, что это был именно мой провал. Скорее, их просто что-то насторожило в моем прошлом, и они приняли превентивные меры. У меня ведь была слишком высокая степень допуска — вон даже вы не знали, кто я на самом деле, мужчина или женщина! А возможно, осознав, к чему привел запуск ускорителя, они просто зачистили всех лишних — не знаю.

— Но почему же в прошлый раз вы… ты ничего… — я не мог больше молчать. Вернее, мог, конечно, но это было бы уже слишком. Хотелось, наконец, хоть что-то понять.

— Дурак, — не оглядываясь, прокомментировала девушка, оставив без внимания мой неожиданный переход на «вы». — Как говорил основоположник, вчера, то бишь в прошлый раз, было слишком рано. И ты был один. До того — тем более. Хотя систему паролей проекта TIME я, конечно, знала, помешать их плану в целом не могла, да и всей картины не понимала. Как и сейчас до конца не понимаю, — она что-то негромко сказала согласно кивнувшему Сергею. — Но ждать больше нельзя.

Хелен обернулась ко мне:

— И вообще — какое это имеет значение? Хотя, всё, что произошло тогда, я прекрасно помню. Впрочем, когда я погибла, всё было намного страшнее…

— Но зачем? — справиться с прилившей к лицу кровью оказалось не сложно. Гораздо сложнее было погасить вспыхнувшее в душе пламя. — Если бы я знал о тебе…

— То ровным счетом ничего б не изменилось. Зато мне пришлось бы что-то менять в уже более-менее просчитанной комбинации с вашим появлением.

— Но ты ведь знала пароль?! Почему не изменила реальность, не прекратила все это?!

— Вдвойне дурак! — почти ласково сообщила бывшая мисс Пермиссен. — Как думаешь, каким образом вы вообще здесь оказались? Вместе с вертолетом? А я? Откуда бы я взялась? Из могилы вылезла? Так меня при аварии по всему салону, от руля до багажника… впрочем, ладно. И как бы ты поступил, узнав после нашего, гм, знакомства ВСЮ правду? Продолжать — или все-таки уже понял?

— Она хочет сказать, что мы нужны именно здесь и сейчас. И что ее появление каким-то образом связано с нашим. Или наоборот. Теперь это ее комбинация, Юр, — как-то неестественно спокойно пояснил оторвавшийся от монитора Сергей, к которому уже вернулась способность более-менее здраво рассуждать. — И мне кажется, она гораздо лучше знает, как сейчас поступить. Это ее игра. Я прав?

— Совершенно правы, — милая недотрога Хелен, еще недавно вздрагивавшая от звука каждого выстрела, беззащитно хлопавшая пушистыми ресницами и пытавшаяся что-то прочесть в моих виноватых глазах, окончательно исчезла, уступив место властной молодой женщине:

— Вы нужны мне не меньше, чем я — вам. А вместе мы нужны нашим мирам. Законы физики везде едины. Вы вошли? — последнее адресовалось только полковнику. И я понял, что дальнейшее объяснение откладываются и можно снова начинать думать самостоятельно. Что ж, попробуем:

— Временная петля между 2005 и 2007 годами… ты ведь тоже попала в нее?

— Угу, — не отрываясь от своего занятия, сообщила Хелен-Тигрис. — Молодец. Они здорово ошиблись, реанимировав меня столь экстравагантным образом. Хотя сами этого так и не поняли. Думай дальше. И, кстати, расслабься, у нас еще почти восемь минут. Потом нам могут помешать, — слово «могут» она все-таки выделила.

Ладно, понял, не дурак, счас организуем. Оставив себе всего один запасной магазин, я забрал у Валеры его «калаш» с парой нерастраченных магазинов, Серегину штурмвинтовку (плюс еще три «трубки») и потопал в коридор. Недлинный тупиковый аппендикс метров двенадцати в длину с одним окном в торце и одним же выходом к лестнице и лифтам. Наша дверь была примерно посередине.

Сообщение о появлении в наших поредевших рядах сексапильной агентессы майор с Туристом встретили с гораздо большим энтузиазмом, нежели сведения о предстоящем через восемь (уже семь с половиной) минут штурме. Впрочем, ни утешать их, ни вещать о боевой необходимости и прочем воинском долге я не стал. Просто по-братски разделил остатки боекомплекта, обрисовал нынешние перспективы и двинулся обратно. Естественно пообещав в случае чего сразу же присоединиться — вместе умирать всё веселей, да и пользы от меня здесь всяко побольше будет. А думать, менять временные вариации (или чего они там собираются делать?) и иссупленно лупить пальцами по клавишам и без меня найдется кому.

— Долго ходишь! — голосом сварливой жены и, как обычно не оборачиваясь, приветствовала мое возвращение Хелен.

— Да корешей встретил, пивка попи…

— И треплешься много, майор! — елки-палки, это перед ней я десять минут назад испытывал жуткий комплекс вины и прочие угрызения того, чего у спецназа по-определению быть не может?! Кошмар. И ведь до того ни малейших подозрений не вызвала, так держалась…

— За штурм особо не беспокойся, — по-прежнему не отрываясь от компьютера, сообщила девушка. — Он, понятно, будет, но… Думаешь, я специально вас сюда привела? — припомнив ее «удивленный» возглас в подземелье, я вынужден был признать, что это так: сюда она нас именно привела.

— Ни бомбить, ни поджигать это здание они не будут — иначе могут погибнуть все накопленные данные; всё, что уже стало новой всемирной сетью… и сутью этого эксперимента. Сначала вам, конечно, предложат сдаться, а затем попытаются… впрочем, это «затем», очень надеюсь, для всех нас уже не наступит.

Окончание фразы прозвучало довольно двусмысленно, но я решил не зацикливаться. Не искать второе дно и не портить себе и без того испорченного настроения.

— Слушай, Хелен, а когда ты… тебя убили? — вот же блин, задавая такой вопрос, чувствуешь себя героем идиотского видеоужастика! Или, блин, мистического триллера — прекрасный (ну, а почему бы, собственно, и нет? Да, я такой…) главный герой, с первых минут вызывающая у зрителя подсознательное расположение несчастная давным-давно погибшая девушка со сложной, местами страшной, а местами — поучительной судьбой и… тьфу ты, ну что за чушь в голову лезет?!

— Для нас — несколько дней назад, для местных — почти два года, а для нее самой… — негромко ответил вместо нее Валера.

И, не сумев докончить фразу, неожиданно смутился, отвел взгляд:

— Ведь так, Тигрис, да?

— Так, — по-прежнему не оборачиваясь, девушка чуть качнула головой. — По всем данным, я призрак. Может и день, может и два года, а может и куда дольше… смотря, откуда смотреть, — мне показалось, она собиралась добавить и ещё что-то, но в последний миг передумала, сведя всё в шутку. — Так что попрошу сильных мужчин не обижать эфемерного создания, да еще и слабого пола!

Глава 8

— А чему ты, собственно, удивляешься? — убедившись, что Сергей все делает правильно, Хелен, наконец, оторвалась от монитора и обернулась ко мне. Внимательно, словно пытаясь угадать, о чем думаю (или — сумел ли понять), взглянула в лицо — и неожиданно улыбнулась. Похоже, удовлетворенно и вполне искренне:

— Понимаю, на призрака я слабо тяну. Даже совсем не тяну — сквозь стены проходить не умею, на просвет непрозрачна, с левитацией тоже проблема, да и кошки от меня не шарахаются, но, увы, всё это правда. Я жива только внутри этой временной петли — и той реальности, где ее создали. Не понял? Меня убрали через день после того, как на баксанском ускорителе и в ЦЕРНе одновременно начался один и тот же эксперимент — потому-то я ещё и успела узнать так много о происходящем. А затем само понятие «времени, прошедшего с какого-либо момента» практически нивелировалось, потеряло смысл — теоретически, «календарно», так сказать, здесь прошло уже два года, а практически… сама не знаю. Четвертое измерение, все-таки. Помню лишь скрежет металла, собственный крик — и темноту. Затем я оказалась… нет, скорее так: осознала себя в лаборатории, за день до убийства. Вот только память о будущем во мне отчего-то осталась. Не только об аварии и не только об одной реальности, но и о многом другом. И это были самые долгие дни в моей жизни. Кстати, ты прав — ни одна из временных вариаций не распространяется дальше 2005 года….

— Готово, — знаете, что такое слушать, раскрыв рот? В тот момент я был готов задушить прервавшего ее рассказ полковника.

— Отлично! — Хелен отвернулась, заглядывая Сереге через плечо. — Ну, вот и всё. Зря они так со мной поступили. Мстительность присуща любой женщине, а уж на фоне спасения мира… — криво усмехнувшись и потеснив полковника, она уселась за компьютер.

— Но эта петля, она ведь там, за забором? Почему же ты тогда здесь? — все-таки спросил я, делая было шаг по направлению к выходу — до отмеренного девушкой срока оставалось минуты три. Просто не мог не спросить, раз уж понял. И замер, остановленный ее ставшим непривычно-властным голосом:

— Не спеши, майор. Сейчас все эти ваши войнушки не будут иметь ни малейшего значения. А насчет твоего вопроса? На самом деле ты ведь и так всё понял, верно? Они замкнули свою петлю, уже находясь в четвертом измерении, где время нелинейно и всенаправлено. И в этом месте она для меня — отнюдь не строгий ошейник с шипами и не забор из колючей проволоки под током, а, скорее… ну, способ существования, что ли. Когда разомкнется петля или остановится ускоритель, возвращая миры в их естественное трехмерное состояние, я в любом случае исчезну. У призраков свои законы, Юра… Да, впрочем, ведь это тоже не имеет никакого значения, правда?

— Это — нет, — смелости взглянуть в ее глаза мне все-таки не достало. Зато неожиданно хватило сил понять кое-что еще. Если только я не ошибся. А если я не ошибся, то… ничего более невероятного и придумать нельзя! Неужели в этом и есть отгадка всем моим аналогиям?!

— А вот другое… другое имеет. Хелен, ты знаешь, что такое НА САМОМ ДЕЛЕ проект TIME? Это ведь никакая не ловушка, не магнитный детектор, правильно? ЧТО ЭТО?

— Таня. Меня зовут… меня звали Таня. Нет, я не знаю, что это. Полный допуск имеют только пять человек. Остальные знают примерно то же самое, что и я: нечто, не созданное в самом ЦЕРНе, но способное при бомбардировке узкосфокусированным потоком частиц искривлять время в избранном направлении. Совмещать временные вариации в некой пространственной точке. Или даже взаимозамещать их. Короче говоря, нечто, способное управлять течением Времени в плоскости четвертого измерения. Судя по всему, что-то не слишком большое, по-крайней мере, несравнимое размерами ни с одним из детекторов. И хватит, майор. Тянуть больше нельзя. Для того, что я собираюсь сделать, хватит и моих нынешних знаний, — девушка собралась снова обернуться к компьютеру.

Ну, а я… я судорожно пытался увязать воедино всё ещё разрозненные части моего невероятного знания. Сумасшедшего, если честно, знания. Всё из той же серии «этого не может быть потому, что не может быть никогда». Однако ж картинки из прошлого в моей голове, поначалу сменявшие друг друга с безумной скоростью, теперь тем не менее мало-помалу упорядочивались, замедляя бег и выстраиваясь… во что-то выстраиваясь:

…Гитлер, в пику всему своему генералитету принимающий весной сорок второго года самую катастрофическую для Германии «директиву номер 45», предусматривающую одновременное наступление и на Сталинград, и на Кавказ. Вот только… сам ли он решил на Кавказ-то идти, или присоветовал кто? Ненавязчиво так присоветовал…

…помянутый полковником эксперимент «посланник», который в случае неудачи планировалось повторить в 2007 году на швейцарском ускорителе…

…сам Посланник — многогранное нечто из неизвестного материала немыслимой твердости, на несколько порядков превышающей предел прочности любого известного человеку материала. И огромной плотности, между прочим, что тоже наводит на некоторые, гм, размышления…

…случайно вырванная из четвертого измерения временная вариация, альтернативная петля времени между 1989 и 2004 годами. Растянутая еще на пятнадцать лет агония первого в мире социалистического государства, закончившаяся быстрой и безболезненной смертью последнего от выстрела реактивного гранатомета на крохотном черноморском островке…

…моё собственное прошлогоднее осознание того факта, что всё произошедшее должно было произойти именно так, как произошло, а никак не иначе. Ибо, как известно, два совпадения — закономерность, три — непререкаемый закон…

…TIME… самый секретный проект европейского ядерного центра, буквально несколько секунд назад описанный давно погибшей девушкой, чьим телом я совсем недавно по-мужски восхищался: «…нечто, способное управлять течением Времени в плоскости четвертого измерения. Судя по всему, что-то не слишком большое, по-крайней мере, несравнимое размерами ни с одним из детекторов…»

…все эти мои бесконечные аналогии, которые я — похоже, что ошибочно — считал проявлением параллельности наших миров, а на самом деле…

…а на самом деле…

…на самом деле…

…по ограничитель вогнавший десантный нож в собственную грудь капитан; убитый снарядом вертолетной пушки Миша и его погибший боевой брат Станислав; оставшийся навеки безымянным парнишка-патрульный; мои несостоявшиеся московские киллеры; распластанный по асфальту автоматной очередью Петька; наши с майором ребята, до конца выполнившие свой долг…

…неужели всё это и на самом деле звенья одной цепи или… витки одной спирали?!..

…наконец, мой оставшийся без ответа вопрос, двадцать минут назад заданный майору: «…ты никогда не хотел изменить свое прошлое?»…

— А что ты собираешься сделать сейчас? Разорвать петлю? И что дальше?

— Уже не успею объяснить. Сергей кое-что знает, остальное сами поймете. Просто разорвать петлю мало — впятером вы ни весь ускоритель, ни один из четырех его ловушек-детекторов уничтожить не сумеете. Вы до него просто физически не доберетесь, даже по канализации. А остановить его так, как предлагал Валерий — не сможете тем более. И дело не в личном пароле директора центра — там слишком мощная программная защита. Любая некорректная команда будет немедленно заблокирована, а пославший ее удаленный терминал — автоматически отключен от внутренней сети. Так что расфокусировать одну из ловушек или, например, отключить подачу энергии к самому ускорителю невозможно в принципе, да и взломать защиту не получится — для этого нужно, прежде всего, время, которого у нас нет.

— Но ты ведь собираешься что-то изменить?

— Не «что-то», — нетерпеливо перебила меня девушка. — А одну из настроек этой штуковины. Ну, то есть, программу с заранее просчитанными временными координатами — у меня есть доступ в их базу данных. С помощью такой программки, кстати, вас сюда вместе с вертолетом и доставили — совместили в пространстве точки из разных временных вариаций и… ладно, раз раньше не понял, уже и не важно. Нет времени объяснять. Короче, я собираюсь сделать нечто подобное. Два года назад, как раз перед самым запуском БАКа, из-за аварии на местной атомной станции, ЦЕРН двое суток стоял без энергоснабжения. Если совместить временную координату «здесь и сейчас» с аналогичной «здесь и тогда»… теоретически автономного питания должно хватить только минут на двадцать. Если вообще на что-то хватит — работающий ускоритель жрёт безумно много энергии. А сейчас он очень даже активно работает…

Из коридора раздался едва слышный свист — засевший возле единственного окна майор что-то заметил. Ему ответил контролирующий лестницу Турист. Значит, началось. А вот и хренушки, теперь мы еще посмотрим, что и для кого началось!

— Может быть, и сработает, но… — автоматически протянул я, думая совершенно о другом. Неужели я все-таки окажусь прав?! Неужели?! С трудом сдерживая нервное возбуждение, я обратился к юной агентессе:

— Хелен… то есть, Таня. Танюша, неужели ты на самом деле думаешь, что они не предусмотрели ничего подобного? Неужели судьба всего созданного ими мира зависит лишь от одной электростанции, которая по определению может остановиться в любой момент из-за аварии? Не допускаешь, что просто можешь чего-то не знать?

Девушка чуть раздраженно дернула уголком рта:

— Допускаю, вот только ничего другого предложить не могу. Защитная программа не позволит, например, совместить координату «сейчас» с той точкой времени, когда ни самого ускорителя, ни проекта TIME еще не существовало. Это своего рода программный фильтр в настройках безопасности, правда, касающийся лишь территории самого ЦЕРНа. А вот то, что я предлагаю, вполне может сработать.

Видимый сквозь раскрытую дверь коридор неожиданно ярко осветился — ничего себе, вот это иллюминация! Они там что — раритетные прожектора противовоздушной обороны из консервации вытащили, что ли? И когда только успели, консерваторы, блин? Судя по заковыристому сложноподчиненному мату временно ослепшего и оттого сильно злого майора, насчет прожекторов я угадал. Ну-ну, ребята, вы там ещё немножечко в штурм зееловских высот поиграйте, времени у вас навалом, а мы тут пока… Не обращая внимания на приглушенное коридорным окном бормотанье снаружи — вот только не хватало мне слушать их бред о добровольной сдаче! — я вновь обратился к Татьяне:

— А почему бы нам просто не уничтожить всю аппаратуру в этом здании? Те самые модули-накопители информации, про которые ты говорила? Я так понимаю, без этого весь их эксперимент того… — круговым движением кисти я изобразил бесславный конец оного «эксперимента».

— Понимать-то ты понимаешь, да видно не до конца. Да, это уничтожит все накопленные по проекту данные и полностью разрушит централизованную систему управления коллайдером, но не остановит его. Потому что сейчас им управляет локальный компьютер в рамках последней загруженной программы, которая… ну, короче, ты понял.

— Угу, — никакого иного ответа я, в общем-то, и не ждал. Плюс ко всему — наверняка ведь эти самые накопители не стоят просто так на полу подвала, а запрятаны в каких-нибудь герметичных несгораемых боксах с постоянной температурой и влажностью, добраться до которых будет не так-то и просто. В общем, пора вытаскивать тузов из рукава. Или то, что я за оные тузы ошибочно принял:

— Таня, мне кажется, я понял, что происходит и знаю, что нам делать. Времени у нас ноль, но все равно я должен объяснить, иначе не поймёте. Короче, дело…

Внизу, в холле первого этажа, где совсем недавно несли свою неусыпную, плавно перешедшую в вечный сон, вахту двое местных секьюрити, гулко бабахнула наша единственная неизрасходованная раньше граната. Не столько из диверсионных соображений, сколько из чистого озорства примотанная к входным дверям — представить, что противник начнёт проникновение в здание прямо с парадного хода, мы не могли. Как оказалось, зря — и наша последняя Ф-1 послушно диффундировала осколками во все стороны. Значит, как и пророчила Татьяна, решили обойтись обычным штурмом… ладно, их проблемы. При более-менее удачном стечении обстоятельств окно и лестницу майор с Туристом минут пятнадцать продержат, а больше ребятам тут появиться неоткуда — разве что через стену. Но поторопиться все равно ох как стоит!

— Короче, дело такое: это твое, Танюха, таинственное нечто из проекта TIME — тот самый Посланник, с которым я мило общался в прошлом году. Хотя тебе, я так подозреваю, это ни о чем и не говорит. Зато вон товарищу полковнику, — я кивнул уже окончательно уставшему чему-либо удивляться или от чего-либо обалдевать Валере, — ещё как говорит. Потому как они его в 2007 году собирались притащить в ЦЕРН. Для опытов. Уж не знаю, из какой вариации его местные ребята вытащили, но то, что без него не обошлось — это сто пудов с походом! Ну, а способности искривлять время, пусть даже и при бомбардировке частицами, я почему-то совсем не удивляюсь. Понимать, конечно, не понимаю, но и не удивляюсь. С этим ясно? — и поскольку все многозначительно промолчали, зачастил дальше:

— Вот и кажется мне, что эта штуковина — тоже элемент нашей идиотской головоломки. И логическая цепочка «два мира — три ускорителя — четвертое измерение» абсолютно верна, только с учетом еще одного звена, не исключено, что как раз самого важного. Без которого хрен бы они сумели таких дел с временем понакрутить. Танюша, ведь в их базе наверняка есть программа изменения вариации сорок второго года, да? Касающаяся не только Кавказа, но и еще кое-каких мест? Гитлеровская ставка «Вервольф», например, там никаким боком не фигурирует, а?

Из экономии времени Танюша даже не стала отвечать — просто кивнула, умница моя. Полковники тоже смолчали. Зато из коридора, одновременно и со стороны лестницы, и от окна, ударили первые очереди. Впрочем, стреляли пока все-таки именно из коридора, что немного, но обнадеживало.

— Резюмирую, короче: в той временной вариации, где церновский ускоритель запустили в две тыщи пятом и которая случайно наложилась на аналогичные вариации наших параллельных миров, присутствует на нашу голову еще и подарочек от далеких предков. Найденный местными, как я понимаю, в одной из вариаций после моей турпоездки на остров Змеиный.

— Последнее поясни, — неожиданно попросил полковник. — Почему так думаешь?

— Потому, Валера, что, не съезди я туда, никаких вариаций после 2004 года и вовсе бы не было. Да и Посланник, не уничтожь он свой разум после нашего общения, хрен бы им позволил такое творить — программа у него была несколько другая, не находишь? Он наши миры спасти должен был, а не наоборот. Не заставили же его, в конце концов? Уж в чем-чем, а в его способностях управлять сознанием, я на собственной шкуре… ну, то есть, голове, очень даже убедился.

Контрразведчик кивнул. Пожалуй, что даже как-то с уважением и глубокой всенародной признательностью:

— Понял, Юра, дальше….

— Так вот, — прислушиваясь к развесёлому грохоту, теперь доносящемуся и из коридора, и с улицы, продолжил я, — раз уж нас ТУТ загнали в такую — прости, Танюша! — задницу, предлагаю воспользоваться опытом противника и решить проблему из другого времени. Сделать так, чтобы никто и никогда не добрался до Посланника. Никто кроме меня образца лета две тысячи четвертого, разумеется. Иначе… ну, ясно. У меня, в принципе, всё. Готов выслушать ваши дурацкие конструктивные предложения.

Несколько секунд все молчали — за исключением ухитрившегося переорать грохот выстрелов Туриста. Довольно язвительно поинтересовавшегося, скоро ли мы чего-нибудь придумаем, потому как (оригинальную стилистику я, с вашего разрешения, опущу) науку он, конечно, уважает, и всякие разные эксперименты — вещь хорошая, но патронов осталось мало, а врагов — много, поэтому скоро нам всем станет плохо.

Пришлось пообещать ему скорое завершение боя. Жора меня понял, привычно пожелав успеха. Как обычно уложившись при этом всего в один очень популярный предлог и одно не менее популярное существительное.

Обстановка, как ни странно, неожиданно разрядилась, нисколько, увы, не изменившись в стратегическом плане. На принятие и реализацию решения оставалось, по моим скромным подсчетам, не более пяти минут. Боеприпасы — раз, подавляющее преобладание противника в живой силе и огневой мощи — два и, наконец, то, что я бы на их месте уже давно отрубил нам электричество — три. Впрочем, последнее было спорным — здесь наверняка была мощнейшая автономка, да и неизвестно, как бы к этому действу отнеслось сверхценное оборудование.

Но и первых двух пунктов нам хватило бы с головой.

Правда, у меня еще оставался один трофейный магазин, которым я и поделился с Туристом, осторожненько сползав в коридор. Пятидесятизарядная «трубка» могла дать нам еще минуту-другую экономного сдерживающего огня — но и не более того…

Безвольно повисшую вдоль тела левую руку отстреливающегося у окна майора я в сей скорбный список угрожающих факторов даже не стал и включать…

Глава 9

— Ну и? — осведомился я, вернувшись из короткой коридорной вылазки обратно в комнату и закрывая за собой дверь. Стало ненамного, но все-таки тише. Правда и стрельба поутихла — противник, видимо, обдумывал новую тактику. — Чего делаем? Так, общего развития для — у нас ещё минут пять. Максимум. Потом — все. Вообще все. Серьезность момента все осознали?

Пока остальные осознавали, я лицом к двери плюхнулся в крутящееся кресло на колесиках и, возложив на колени MPG, прикинул: выстрелов двадцать у меня ещё должно было остаться. Пустяк, а приятно. Особенно, когда нежданные гости заявятся. Которые хуже татарина и со штурмовыми винтовками в руках.

— Мы не можем изменить реальность, в которой ты разрушил Маятник, правильно? — не знаю, чем они тут перед этим занимались, но говорил Валера так, будто продолжал о чем-то мучительно размышлять. — Значит нужно вернуться в тот момент, когда он уже был уничтожен, но моя контора еще не начала обследовать бункер, то есть в тот день…

— Молодец, — не дослушав, я оборвал полковника, — примерно это я и имел в виду. Только знаешь, Валер, ты не обижайся, но что-то мне в ваше научное благоразумие верится все меньше и меньше. И если уж делать так, чтобы до Посланника на самом деле никто не добрался, то делать это по-моему, ладно?

— По-твоему — это как?

— По-моему — это по-моему, — я ободряюще подмигнул ему и поднялся из кресла, оборачиваясь к напряженно слушающей наш глубокомысленный диалог Татьяне:

— Сумеешь — как ты там это называла: «совместить реальности»? — с винницкой ставкой Гитлера? Пространственные координаты, как я понимаю, в вашей базе есть, а временные я тебе подскажу. Получится? — я взглянул ей в глаза и неожиданно даже для самого себя добавил:

— Призракам ведь не обязательно жить только по своим законам…

Несколько мгновений девушка смотрела на меня, пытаясь понять смысл последней фразы. Не поняла, но коротко кивнула в ответ. Достаточно уверенно кивнула:

— Сложно, но думаю, да. Только есть проблема — для этого мне надо знать точные пространственные координаты переносимого объекта здесь. Я ведь собиралась просто поменять местами временные координаты одной точки пространства — и этой точкой была вся территория ЦЕРНа. А теперь, получается, нужно перенести небольшой объект в другую пространственную координату… хотя один раз мне это все-таки удалось…

— Так вертолет — твоих, что ли, рук дело?! — запоздало дошло до меня. — Елки-палки, а я-то думал! Ну не укладывалось оно в общую картину — и все. А почему именно туда нас приземлила-то?

— Моих. Потому они вас на Кавказе и потеряли. Всё, больше не отвлекай меня, — девушка раздраженно дернула головой. — И так грохот кругом. Просто это было единственное место, координаты которого я знала с точностью до нескольких метров. По карте запомнила. Была там пару раз в походе.

Я послушно замолчал, решив, что Тане вовсе не обязательно знать про две наведенные на вертолетный радиомаяк ракеты… и мою счастливую ошибку, как оказалось, спасшую наши жизни. Ведь не реши я, что «приземлили» нас именно швейцарцы, мы вполне могли б остаться возле винтокрылой машины еще на несколько секунд! Что-то я там, кажется, говорил насчет фрагментов наших тел по окрестным склонам? Вот именно…

— Ты действительно знаешь, что делаешь? — негромко спросил полковник. Сергей, чтобы не мешать девушке, тоже поднялся из кресла и встал рядом. Вид у братьев-полковников был, хоть и заинтересованным, но каким-то уж очень растерянным. Я по сравнению с ними казался просто образцом оптимизма и уверенности в собственном будущем. Слегка таким бракованным образцом.

— Да ничего я не скрываю! — усмехнулся я, почти слово в слово повторив сказанное недавно самим Валерой. — Просто надоело ошибаться и строить предположения. Потому и хочу посоветоваться с тем, кто, как я понимаю, поболе нашего знает. Поняли теперь?

Судя по выражению лиц, угадал: моя уверенность интересовала их постольку поскольку. По-крайней мере, гораздо меньше, нежели желание узнать, что именно я задумал. Посвященный во все засекреченные тонкости моих былых похождений Валера кивнул:

— Посланник? Хочешь поговорить с ним? А затем уничтожить Маятник раньше, чем в прошлый раз? Что ж, наверное может получиться. И…когда? В смысле, в каком времени?

— Да вот всегда хотел со своим… — поутихший было коридор неожиданно взорвался сумасшедшим грохотом выстрелов. Били длинными очередями, больше не тратя времени на прицеливание и не стремясь сберечь боеприпасы. Ясно… Экономный Турист мог стрелять так только в одном случае — противник пошел на последний штурм. Блин, неужели все-таки не успеем?!

Отпихнув контрразведчиков с линии вероятного огня (в смысле, если прямо через дверь начнут шмалять), я опустился на одно колено и поднял к плечу штурмовую винтовку. За Таню я не боялся: компьютерный стол стоял в мертвой зоне.

— Успеем, — словно прочитав мои мысли, спокойным голосом произнесла Таня. — У меня почти все. Давай свои координаты. Ну, дату, в смысле.

Несколько стрелок-пуль прошили пластик двери и врезались в стену напротив, выбивая в зашитом гипсокартоном бетоне здоровенные кратеры. Мелкие камешки разлетелись по полу, один даже противно тренькнул о поверхность монитора. Я зло огрызнулся в ответ короткой очередью — ни майора, ни Туриста я зацепить не боялся. Теперь уже не боялся.

Таня удивленно взглянула на попорченную стену и, как ни в чем не бывало, вопросительно кивнула мне:

— Ну и?

— Год сорок четвертый, месяц тот же, что и сейчас, а число… — боковым зрением я с удовлетворением заметил округлившиеся глаза полковников. Сразу обоих: не ожидали. — Число можешь любое, хоть сегодняшнее, если тебе так проще будет.

Пока девушка, снова кивнув, вводила куда-то последние из требуемых координат, пояснил:

— Говорю же — всегда хотел со своим дедом в молодые годы повидаться. Здорово придумал, ага? Давайте мужики, взяли, — подскочив к стоящему возле самого дверного проема металлическому шкафу, я опрокинул его, перегораживая проход. Сергей, спихнув на пол монитор, уже пододвигал один из компьютерных столов, Валера с грохотом переворачивал второй шкаф, достраивая импровизированную баррикаду. Ещё б красный флаг наверх для полноты картины и булыжников — оружия пролетариата — из несуществующей мостовой наковырять. Разлетевшиеся из разноцветных офисных папок бумажки покрыли пол первым снегом, под шелестящим слоем которого жизнерадостно похрустывали коробочки с компакт-дисками.

— Только есть один нюанс, вернее два, — скользнув взглядом по сотворенному нами препятствию, сообщила девушка. — Точка совмещения будет прямо здесь — иначе вам просто не выбраться отсюда живыми. Так что там вас вместе со всем вторым этажом выбросит на такой же высоте, плюс вероятностная погрешность еще в несколько метров. И второе — я не могу точно сказать, в каком из двух параллельных миров это произойдет. Наши программы этого не предусматривали.

— Третий нюанс в том, успеет ли это вообще произойти… — буркнул я, прикидывая, задержит ли наше сооружение штурмующих комнату спецназовцев хотя бы на несколько секунд. А если и задержит — будет ли в этом ещё хоть какой-то смысл? Сейчас вон гранату сквозь прореху в двери забросят — и…

— И снова ошибаешься, майор! Вот это-то как раз и не проблема. Я уже запустила обратный отсчет, осталось… — видимая поверх баррикады часть двери разлетелась ошметками пластика, несколько пуль противно визгнули, сдирая краску, о боковую поверхность перевернутого шкафа. Праздничным фейерверком рассыпался люминесцентный светильник под потолком. Значит, все-таки штурм. Вскинув MPG, я несколько раз выстрелил в ответ и оглянулся.

— …меньше минуты. Сначала исчезнет временная петля — и я вместе с ней, затем начнется процесс… о-ох…

Девушка неожиданно оперлась о поверхность стола обеими руками и резко покачнулась вперед, ткнувшись лицом в экран плоского, не толще сигаретной пачки, монитора. На спине, обтянутой давно потерявшей былой вид голубой «церновской» курточкой, быстро расплывалось темное пятно. Очень быстро расплывалось. Рикошет. От стенки собственноручно перевернутого мной шкафа. Б…!!!

— Ох, мамочка, б-больно-то как… — тихо прошептала девушка, медленно заваливаясь набок. Подскочивший первым Сергей пинком отшвырнул стул и, подхватив ее подмышки, мягко опустил на пол. Осторожно приподнял ее голову, взглянул на выходное отверстие на груди и, дернув кадыком, отвернулся.

— Не волнуйтесь… я успела… только очень больно… очень… чуть бы попозже… и я просто исчезла… не знала… что… призракам… бывает… так… больно… — она даже попыталась улыбнуться, но залитые кровью губы уже не слушались. Неожиданно захотелось зажмуриться, не видеть…

— Прощайте… удачи… я… — незаконченная фраза повисла в воздухе горстью потревоженных звуком молекул. Что-то изменилось. Из коридора больше никто не стрелял, штурм закончился, так и не начавшись — но дело было не в этом. И даже не в том, что роковой для нас временной петли больше не существовало. А в том, что больше не было самого Времени. Неудержимая вечная река удивленно замерла, пытаясь осознать происходящие с ней изменения — и не понимая их.

Она успела.

Агент Тигрис успела одержать свою последнюю и главную победу. Не над теми, кто уже дважды убил ее, не над неумолимой смертью — над самим Временем. Она победила — и исчезла. Просто исчезла.

А в следующий миг (собственно, применимо ли это понятие — «миг» — там, где нет времени?) всё снова изменилось. Погас свет, испуганно вскрикнул кто-то из полковников — и под аккомпанемент жуткого грохота, разом со всех сторон навалилась ставшая уже почти что привычной тяжесть…

И я снова ухитрился потерять сознание. Хотя на этот раз никакие сорванные с петель двери на меня не падали.

На меня упала вся наша идиотская мебельная баррикада…

Глава 10

Первым, что я увидел, очнувшись, был пробивающийся из-под края смятого ударом офисного шкафа, которым меня и накрыло, свет. Слабенький не то утренний, не то закатный свет. Голоса я услышал чуть позже. Говорили по-немецки, все на том же до боли знакомом «швицердюче». Точнее, не то, чтобы говорили, а в довольно резких выражениях приказывали не двигаться и не оказывать сопротивления. Оп-па, это чего ещё такое?! Неужели все зря, и у нас ничего не получилось?! И мы по-прежнему в благословенной стране молочного шоколада, самых точных в мире часов и протонных ускорителей? Обидно, если так. Я бы даже сказал, фатально обидно.

Послышался звук короткого удара и возмущенный полувсхлип-полувздох кого-то из полковников. Ага, ну по-крайней мере, ещё кто-то из нашей окончательно поредевшей группы жив. Пустяк, а приятно. Интересно, кто? Валера или Сергей?

— Прекратите, вы же видите, он ранен! — это Сергей. С Валерой, судя по сказанному, тоже все в порядке. Ранение — учитывая то, что с нами произошло — не в счет. — Мы не собираемся оказывать вам сопротивления.

Я мысленно хмыкнул — ты, Серега, за всех-то не говори! Вы, может, и не собираетесь, а вот я — как раз наоборот. Если, конечно, выбраться отсюда сумею…

Пощупав вокруг себя, я с удивлением наткнулся пальцами на что-то уже успевшее стать привычно-знакомым. Никак добрая старая эмпэгэ-двадцать-два?! Кондратский, у тебя сегодня определенно счастливый день! Везет просто не по-детски. Ладно… Стараясь ничем не грюкнуть и не зашуршать, я подтянул оружие поближе и, извернувшись, приник к сочащейся светом щели. Каждое движение вполне ожидаемо давалось с трудом, все тело болело и ныло, но по сравнению с тем, чем на самом деле могло закончиться наше пространственно-временное «совмещение», это были сущие пустяки. В конце концов, окажись моя голова на полметра левее, меня могло и безо всякого там совмещения просто шкафом прибить.

Комната выглядела… нет, пожалуй, лучше так: комнаты больше не было. Было немыслимое нагромождение изломанных бетонных панелей, повисших на скрученных балках потолочных перекрытий, обломков гипсокартонной обшивки, непонятно откуда взявшихся сосновых ветвей — и прочее, и прочее, и прочее… В общем, заснул во вполне цивильном офисном помещении, а проснулся в руинах «а-ля Берлин сорок пятого». Или Грозный с интервалом ровно в шестьдесят лет. Ой, что было вчера…

И посреди всего этого поистине постапокалипсического великолепия, спиной ко мне, возвышалась парочка швейцарских спецназовцев в запорошенных известкой до стадии зимнего маскхалата комбезах. К сожалению вооруженных… стоп, какое нафиг, «сожаление»?! Счастье это. Простое армейское счастье. Сейчас, стало быть, и боекомплектами разживемся!

Плененных полковников я не видел, зато видел кое-что гораздо более интересное и, пожалуй, важное. Лес. Не просто некий абстрактный лес, конечно, а величаво колышущиеся в прорехах порушенных стен верхушки сосен. Не тех, из церновского парка, а наших родных сосенок стрижавского леса. Значит, получилось. Ну, спасибо, Танюшка, если выживу, если получится задуманное — всю ФСБ на уши поставлю, но тебя разыщу. Нечего тебе в призраках ходить, живая ты мне больше нравишься. Туда мы всегда успеть успеем.

Осторожно подсунув пальцы под край шкафа, я чуть приподнял его, убеждаясь, что сверху не лежит какая-нибудь двутавровая балка или обломок стены весом, эдак, в пару-тройку центнеров. Нормально, если упереться спиной и резко распрямиться, подниму. Стрелять, конечно, не сильно хочется — иди, знай, как далеко мы от дедушки-со-товарищи-энкаведисты десантировались, но иначе никак. Уж больно шумно вставать придется. А уходить ребята, похоже, не собираются. В принципе, винтовочка-то не сильно громкая, да и выстрелов будет от силы парочка. Рискнем.

Кое-как подтянув под себя колени и упершись ноющей спиной в заднюю стенку шкафа, я наощупь перевел MPG на одиночный огонь и приготовился. Ну, вдохнули-выдохнули… вперед!

Шкаф послушно вознесся надо мной; вознесся… и, конечно же, во что-то уперся примерно в метре над поверхностью бывшего пола, ощутимо шарахнув по хребту и загривку. Кое-как выставив перед собой винтовку, я дважды нажал на спуск: БУМ! И еще раз: БУМ! Попал. БУМ!

Третий «бум» к процессу сгорания заряда безгильзового патрона калибра «четыре-пять-пять миллиметра» никакого отношения не имел: это я дурацкий шкаф над собой не удержал. Кое-как выкарабкавшись из-под импровизированного панциря, я с нескрываемым облегчением увидел поднявшегося мне навстречу живого и здорового Серегу, чьё окровавленное лицо, ещё и украшенное здоровенным свежесработанным фингалом, выражало целую гамму чувств. Среди которых с огромным отрывом лидировало безмерное удивление. Нечто вроде: так ты чего, живой, что ли?!

— Угу, живой, — аки профессиональный телепат, подтвердил я. — Только покоцаный малость. И писать хочу. А в остальном — живой, зуб даю. Последний сувенирный.

Кряхтя и постанывая, я распрямился, занимая строго вертикальное положение. Похоже, все-таки утро. Нет, всё, больше никаких совмещений, черных дыр и серых занавесей, даже не просите! Спасу мир — и в запас. К Леночке. Или, скорее, Танечке, поскольку Леночка — опять же, если всё пойдет, как задумано — имеет все шансы никогда обо мне не узнать. Танечка, впрочем, тоже под большим вопросом — первое знакомство у нас было, знаете ли, весьма своеобразное! А в остальном… Брюсы Виллисы и прочие крепкие орешки тоже имеют конституционное право на заслуженный отдых и пенсию от родного минобороны. Как до дальних звезд долетите — разыщите, если что, вспомню молодость, спасу какую-нибудь захудалую галактику…

— Ух… — на большее полковника не хватило — видать, в зобу дыханье от избытка чувств сперло. — А мы думали…

— Насколько я в курсе, вы не думали, а приниженно умоляли прекратить рукоприкладство. Или прикладоприкладство — смотря, чем вас тут по мордам лица угощали.

Не сдержавшись, Серега громко фыркнул и помог приподняться Валере. Контрразведчик, в отличие от более удачливого собрата, выглядел неважно — по-крайней мере, руку и пару ребер он явно сломал. Хотя, учитывая, что нас и вовсе могло перемолоть в пространственно-временной мясорубке до состояния свежего мясного фарша, еще легко отделался.

Оглядевшись, я задумчиво хмыкнул. Красиво, однако! Особенно впечатляли проломившие пол стволы нескольких деревьев, аккуратно, будто острейшим скальпелем, срезанные на высоте метров десяти. Столь же аккуратно спиленные верхушки валялись тут же, вперемежку с обломками стен и потолка. Одна как раз поверх «моего» шкафа. Вот, значит, что это за совмещение с замещением такие — просто-напросто обмен двумя участками пространства с одновременным изменением сопутствующих временных координат. То есть, займи мы комнату на первом этаже, нам не пришлось бы ко всему прочему еще и падать с высоты двухэтажного здания. А Танюшка-то оказывается не просто молодец, а большой молодец! Ухитрилась не просто решить практически не решаемую задачу с нашим переносом, но ещё и досадила-таки напоследок своим бывшим коллегам, аккуратно «вырезав» из здания вычислительного центра наш этаж и обрушив в особо ценный подвал все три вышерасположенных!

— Давящую повязку на грудь и петлю для руки. Сейчас поищу что-нибудь жесткое для фиксации, — распорядился я, протягивая Сергею пару перевязочных пакетов. — Если бинта не хватит, пошмонай вон у этих. Аптечка у тебя есть, так что можешь ему омнопону вкатить, если болеть будет. Самого-то сильно задело?

— Ты поосторожней там, вдруг кто ещё уцелел, — непонятно зачем предупредил полковник, вполне профессионально разрывая обертку ИПП и вытаскивая бинт. — А кровь… это не моя, — он кивнул на недвижимых швейцарцев, выдержавших вместе с нами зубодробительное путешествие во времени лишь для того, чтобы навечно остаться здесь, напоровшись на мои пули.

— Вряд ли. Но ты прав, осмотреться всё равно стоит. Сейчас, скорее, местных надо опасаться, тех что с автоматами. Кстати, на вот, — я подобрал очень удачно отколовшуюся от ящика письменного стола фасадную панель. — Вместо шины сойдёт, только чего-нибудь мягкого под руку подложить не забудь и валик под ладонь.

— Знаю! — искренне обиделся полковник. — Не учи ученого…

Подмигнув ему, я сменил так и недорасстрелянный до конца магазин и, запихнув парочку свежезастрофеенных запасных за клапан разгрузки, двинул на разведку.

Впрочем, двинул — это сильно сказано. Поскольку, именно идти, учитывая, что потолок в момент удара благополучно поменялся местами с полом, а стены пребывали в состоянии первозданного строительного хаоса, было просто невозможно. Постоянно приходилось через что-то перелазить или куда-то протискиваться. Так что особо долгой моя прогулка не была — никакого сомнения относительно отсутствия в этом крошеве малейших признаков разумной органической жизни я не испытывал. Правда, пару раз мне встречались останки тех, кто совсем недавно на отсутствие этой самой жизни вовсе не жаловался, однако никакого интереса — кроме еще нескольких запасных магазинов к MPG и трех ручных гранат неизвестной конструкции — они для меня не представляли.

А потом я нашел майора.

Точнее, то немногое, что осталось от моего близнеца после того, как по нему наискосок проехалась торцом железобетонная потолочная панель. Хотя мертв он был, насколько я понимаю, уже до этого. Кое-как прикрыв останки мелкими обломками (вот уж не думал, что придется когда-нибудь самого себя хоронить), я пролез сквозь оконный проем — тот самый! — и оказался снаружи. В смысле, по-настоящему снаружи — в лесу. Несколько секунд вслушивался в звуки просыпающейся природы, пытаясь различить в шуршаще-щебечущем многоголосье что-нибудь чуждое, суть — человеческое, а значит опасное. И ничего не уловив, медленно опустил готовое к бою оружие.

Отойдя на несколько шагов, обернулся. Да уж, картина маслом. Последний день Помпеи посреди украинского леса. Хотя, если не знать, откуда здесь на самом деле взялись эти живописные руины, ни о чем таком и не догадаешься. Ну дом, ну в лесу, ну разрушен, ну трупы… так ведь война, немцев вон только весной отсюда погнали. Небось, командный пункт какой ихний был, кто ж их, оккупантов проклятых, разберет-то? Понастроили тут Ставок с бункерами, плюнуть негде. А что вещички внутри всякие хитрые валяются… кстати, вот об этом надо будет тоже не забыть. Компьютерам и штурмовым винтовкам выпуска 2005 года в году сорок четвертом находиться категорически не рекомендуется. Надо будет полковников поднапрячь…

Кстати, где ж это все-таки мы? На ближние подступы к «Вервольфу» вроде не сильно похоже. Правда, я-то его видел исключительно через шестьдесят лет, так что могу и ошибиться.

Размышляя подобным образом, я обошел разрушенное строение по кругу, убедившись, что ни с одной из сторон не виднеются вдали знакомые железобетонные сооружения и не залегли коварные энкавэдисты с моим родным дедуней во главе и пулеметами в руках. Да и не должно его здесь быть в это время, никак не должно — насчет знакомства это я Валере просто так сказанул, как обычно не подумавши. Дед мой в это время в Москве должен находиться, в полном незнании относительно своей осенней командировки сюда…

С другой стороны, если Таня-Хелен-Тигрис использовала координаты точки совмещения из базы данных проекта TIME (а она их, понятно, использовала), то глупо ожидать, что в прошлый раз церновские ребята «совместились» прямо на территории гитлеровской ставки. А значит, с учетом всех удаленных постов охраны и минных полей, до бункера никак не может быть меньше двух-трех километров. И если правильно сориентироваться, можно с солидной долей вероятности вычислить направление.

Потратив ещё минут пять на ориентирование, я в целом определился с направлением и решил возвращаться. Поскольку на первое время нагулялся…

Несмотря на то, что осматривался я, в общем-то, недолго, Серега уже успел оказать нашему раненому весь доступный в полевых условиях объем медицинской помощи: наложил шину на сломанное предплечье, стянул грудную клетку фиксирующей повязкой и, судя по подозрительному блеску в полковничьих глазах, вколол шприц-тюбик с обезболивающим. Похоже, в лице младшего из братьев Серебренниковых медицина многое потеряла. На уровне фельдшера — так уж точно.

Встретили меня, естественно, вопросом. Весьма актуальным, хоть и не слишком оригинальным:

— Мы где?

Подавив желание сморозить нечто совсем уж непотребное, я честно ответил, что неподалеку. Совсем рядом. На Земле. Полковники переглянулись и вынесли моим умственным способностям очередной вердикт, видимо из вежливости облечённый в форму вопроса:

— А если серьёзно?

Пришлось объясняться, признаваясь в том, что, на самом деле, встречаться с дедом я вовсе и не собирался и что дальше пойду один. И не потому, что они станут меня обременять, а сугубо из необходимости уничтожить все следы нашего капиталистического будущего в этом социалистическом прошлом. То бишь, перебить, сжечь или закопать поглубже всё, что может нарушить привычный ход истории.

О том, что это может не понадобиться, я умолчал — полковникам же надо чем-то заниматься, пока я стану в очередной раз перекраивать историю? Вот и пусть поиграют в громящего головной офис Cyberdyne Systems Терминатора сотоварищи. А мы пока кое с кем переговорим. Если, конечно, восстановленные дедушкиными подчиненными минные поля пройдём и охрану, гм, проигнорируем. Впрочем, этому-то нас как раз и учили.

Оставив братьям парочку найденных на обратном пути винтовок, по два магазина на рыло и кучу ценных указаний, как и что делать, я поспешил откланяться, поскольку понятия не имел, сколько ещё времени отмеряно двум нашим мирам. В прошлый раз все закончилось довольно быстро — Посланник, на встречу с которым я и собирался, весьма красочно мне это показал. Не знаю, как кто, а я терпеть не могу дважды наступать на одни и те же грабли. И глобальная перспектива в очередной раз начать всю историю человечества сначала меня отнюдь не прельщала. Пусть даже я к тому времени уже давно превратился бы в никого не интересующие воспоминания…

Десятком минут спустя я уже топал по утреннему лесу в сторону «Вервольфа», морально готовясь к встрече с собственным прошлым годичной давности. Которому мне было, о чем рассказать и о чем спросить.

С Посланником.

Глава 11

Посланник, сиречь — «высокоорганизованный самообучающийся модуль памяти» прошлой человеческой цивилизации, благополучно угробившей саму себя сотни тысяч лет назад… Тот самый «невербальный» собеседник, год назад отправивший вашего покорного слугу на выполнение самого безумного и трудновыполнимого задания всей жизни (самого, говорите? Ну-ну…). Которое я, смею напомнить, исхитрился-таки выполнить. Многогранное нечто, найденное гитлеровцами на тридцатиметровой глубине… и оставшееся для них тайной за семью печатями. Или, скорее, «за семью уровнями», если учесть, где именно его обнаружили. И хотя в прошлый раз и прямо в моем присутствии он прекратил свое разумное существование, сейчас я собирался всё изменить. Поскольку пришёл к нему на шестьдесят один год раньше срока.

Надеюсь, что не зря. Очень надеюсь.

Впрочем, если ошибусь, в нашем мире уже ничего не будет иметь ни малейшего значения.

Вообще ничего…

Первая весточка, информирующую меня о том, что с направлением я не ошибся, обнаружилась спустя полчаса — натянутая в один ряд и за два года уже успевшая поржаветь колючая проволока с укрепленной на ней табличкой. Знакомая по советским кинофильмам про войну да хронике времен миротворческой операции в Косово надпись гласила: «ACHTUNG, MINEN!».

Ага, уже неплохо. Верной дорогой идете, товарищ. Присев на корточки возле комля ближайшего дерева, я не спеша огляделся. Сразу за колючкой начиналась поросшая редким кустарником пустошь в полусотню метров шириной. Сосны были аккуратно спилены, пни — выкорчеваны, а удобренная многолетней хвоей земля с чисто немецкой пунктуальностью засеяна противопехотными минами. Которые, если я все правильно понимаю, никто даже не пытался снимать — и захватившие бункер войска, и дедушкины особисты заходили на территорию ставки с противоположной стороны. С той, где вымощенная бетонными плитами подъездная дорога, и откуда год назад пришел я сам. Зато сейчас я находился гораздо ближе к резервному входу в бункер, чем в прошлый раз — пройти минное поле, затем еще одно, углубиться в окружающий территорию основного комплекса ставки лес, где любил прогуливаться Адольф Алоизович, найти столб-ориентир с номером 57 и отмерять от него еще двадцать метров строго на север. Вот только будет ли на месте и сам этот столб, и скрывающий потайной люк валун? Или нас выбросило в параллельном мире, где нет ни семи подземных уровней, ни Посланника, ни самого этого резервного входа с белой цифрой 3 на выкрашенный шаровой краской створках? Эх, взглянуть бы сейчас на вывороченную взрывом железобетонную каменюку на въезде на территорию «Вервольфа» — как она стоит? Если прямо — то все в порядке, если под углом, то… то что тогда? Дожидаться, пока откроется проход между мирами? А если он вообще не откроется, если что-то изменилось в строго параллельной структуре притянутых друг к дружке миров-близнецов?

Да и для того, чтобы на нее взглянуть, придется пройти через всю территорию наземного комплекса ставки, охраняемую жаждущими отловить очередного немецкого диверсанта сотрудниками бериевского ведомства, встречи с которыми я, если честно, очень надеялся избежать. Впрочем, ладно, туда еще надо добраться — курс по минно-взрывному делу я, конечно, проходил, но вот никак уж не ожидал, что когда-нибудь придется прокладывать проход в немецких минных полях образца Второй Мировой войны…

Убедившись, что поблизости не прячется секрет из бойцов НКВД, я вытащил из кармана разгрузки раскладной полуметровый щуп, аккуратно раздвинул две нижние нитки колючей проволоки и перелез на ту сторону. За спиной негромко звякнула возвращающаяся в исходное положение колючка. Юридически, с этого самого момента я находился уже на территории командного бункера «Вервольф»…

То ли немцы схалтурили, пожалев мин для безопасности любимого фюрера, то ли мне повезло, но пятьдесят напичканных смертью нажимного действия метров я преодолел всего за полчаса, лишь восемь раз ткнувшись во что-то щупом. Правда, пропотел я при этом ничуть не хуже, чем в самой настоящей сауне. Поэтому, едва протиснувшись между рядами колючей проволоки по другую сторону и углубившись на десяток метров в полосу нетронутого леса, привалился к ближайшему же дереву — ну её нафиг, такую утреннюю физзарядку! А впереди, между прочим, ещё один подход к снаряду ожидается, чтоб, значит, некоторые внезапно повышенные в звании майоры особенно не расслаблялись…

Отдохнул? Тогда вперёд. Встал, поправил сползшую набок разгрузку — сами попробуйте полчаса на карачках, со щупом в вытянутой руке и очередной обнаруженной миной под брюхом, поползать! — и двинулся. Винтовку закинул за спину — если что, мне так ни разу и не использованного в этой операции пистолета хватит, не собираюсь я тут полномасштабных боевых действий открывать. А еще лучше ножом обойтись. Так оно как-то тише, без излишних звуковых эффектов. И…

Додумать, что именно «и», оказалось не суждено — где-то справа негромко хрустнула под подошвой сухая ветка, и я, споро присев за ближайший куст, чуть напряг руки с зажатым пистолетом. Ко мне кто-то неспешно приближался. Судя по производимому шуму — один или максимум двое. Несколькими секундами спустя уже можно было разобрать, о чем говорят. Ну, так и есть — двое:

— …нет, не понимаю я этого. Ну, ладно, не нашли там ничего, ладно мины фрицевские обратно установили, но охранять-то зачем? Мы что, бетон этот взорванный стережем? Или минные поля вокруг? Все равно ведь даже на саму территорию заходить нельзя.

— А ты спроси, — ехидно предложил второй патрульный, — вот товарищ Кондратский из Москвы прилетит — и спроси. Может, ему там чего объяснили — а он, стало быть, и тебя просветит.

— Ну и спрошу… — буркнул первый, конечно же, прекрасно понимая, что ничего ни у кого спрашивать не станет.

— Вот именно. А вообще, — примирительно понизил голос собеседник, — ты ночью разве ничего не чувствуешь? Да и днём тоже? Странного. Такого, что хоть спирт пей, хоть в небо со страху пали, а?

— Ну?

— Вот те и «ну». Нечисто тут что-то, совсем нечисто, потому и охраняем. А вообще — забудь. И чем быстрее забудешь — тем целее останешься. И физически, и того, психически. Так что смотри, чтоб я от тебя больше таких провокационных вопросов никогда… понял?

Что он ответил, я не расслышал — патрульные, пройдя мимо моего укрытия, уже удалялись. По-моему, просто выругался. Расслабив руки, я опустил пистолет и задумался. Хм, вот, значит, как? И «товарищ Кондратский» тебе (то есть, мне), и ощущения странные… повезло. Похоже, я именно там, куда и собирался. В моём мире.

Осторожно раздвинув ветви, я с интересом поглядел вслед удаляющимся людям. Н-да, расслабились они тут в дедушкино отсутствие — ППШ беспечно закинуты за спину, пистолетные кобуры сдвинуты чуть не на поясницу, в руках у одного — снятая с головы фуражка, второй похлопывает по голенищу сапога сломленной с куста веточкой. Смелые товарищи чекисты, однако! Или надеются, что их галифе и околыши одним своим страшным цветом всех врагов пораспугают? Нет, местных-то, может, и отпугнут, а вот диверсанта, хоть немецкого, хоть, гм, российского, вряд ли. Жаль, что с дедом у меня встреча не запланирована — я б его насчет падения дисциплины среди подчиненных-то просветил!

Дождавшись, пока энкавэдисты отойдут подальше, я еще раз огляделся и затрусил следом, сразу же начиная потихоньку забирать вправо и стараясь двигаться от дерева к дереву. Для полноты картины мне только не хватало еще раз с ними столкнуться и в стрелялки-убивалки сыграть! А тропку-то ребята неслабую проторили, видать каждый день тут ходят, и не по одному разу…

Кстати, вот интересно — а что я собираюсь делать, если Посланник не захочет со мной разговаривать? Вот возьмет — и не захочет? Вряд ли, конечно, ну а вдруг? Может он сейчас настроен всех без исключения только выгонять, а впускать только через полвека начнет? В рамках заданной логической программы, блин? Да и ключа у меня, в отличие от прошлого раза, нет — а трехсантиметровой толщины дверку из пистолета не расстреляешь и с ноги не вышибешь…

Занятый подобными мыслями, я едва не проскочил границу минного поля, благо колючую проволоку кто-то заботливо завалил вместе с несущими столбами. Сдавленно выругавшись, сделал шаг назад и присел. Покрутил головой. Да нет, все верно — вон и табличка из травы торчит, и колючка заржавленная имеет место присутствовать, и деревья впереди основательно прорежены. Однако… Интересно, с чего бы это я? На невнимательность никогда особенно не жаловался, скорее, наоборот. Может, уже посланнические штучки начинаются?! Так я ж свой в доску, меня на минное поле заводить нельзя, живой я гораздо больше пользы принесу!

Спрятав пистолет, я вытащил щуп, опустился на землю и медленно пополз вперед. Всё, хватит спешить, а то как бы до смерти не доспешиться! На этот раз пересечем минное поле по всем правилам военной науки о скрытом проникновении на охраняемую территорию. Может, и вовсе стоило дождаться темноты — сомневаюсь, что местные патрульные по ночам страдают излишней активностью, сильно сомневаюсь. Хотя, кто их знает — летом светает рано, так что сейчас, наверное, часов семь утра — а они уже на ногах.

Ползти, в принципе, было не трудно. Плюс высокая нетронутая трава, какая бывает, пожалуй, только на минных полях да заброшенных кладбищах (тьфу ты, ну и сравненьице подобрал!), скрывала меня от любопытных глаз. Щуп легко входил в мягкую почву, я несколько раз повторял эту сильно интеллектуальную операцию и, убедившись, что лежащие передо мной полметра земли не таят в себе опасности, продвигался вперед. Если стальной стержень во что-то упирался, я брал чуть в сторону или просто пропускал взрывоопасный сюрприз под собой. Один раз, из чисто спортивного интереса, разрыл дерн ножом, выяснив, что ничего уникального немцы не использовали — самая обычная противопехотная «шуцмина» в пропитанном влагоотталкивающим составом деревянном корпусе, за годы войны стоившая ног, а то и жизни, не одной тысяче советских солдатиков. Изредка, правда, встречались и выпрыгивающие «шпрингмины-35»[20], установленные как в режим нажимного, так и натяжного действия — торчащие из земли поржавевшие усики и почти незаметные среди травы проволочные растяжки порядком меня нервировали.

Проблемы начались метров через двадцать, когда я уже вошел в ритм и даже подумывал, не стоит ли перевернуться на спину и чуток передохнуть, а то и выкурить в рукав последнюю сигаретку все из той же многострадальной пачки, побывавшей со мной… да где только не побывавшей! Сначала я, привычно потыкав перед собой щупом, вытянул руку, раздвигая особо разросшуюся траву, ткнулся рукой во что-то, явно травой не являющееся… и едва не заорал благим матом от неожиданности.

Бл-л-лин, вот терпеть не могу сталкиваться лицом к лицу с покойником где-то так четырехмесячной давности! Полуистлевший череп с жуткой ухмылкой глядел на меня: «что, мол, Кондратский, не ожидал»? Красноармеец, кстати — перетянутый солдатским ремнем стеганый ватник, откатившаяся в сторону каска, слегка подернутый ржой ППШ и, что особенно неприятно — намертво зажатая в выброшенный вперед костистой руке граната. Без чеки, ясное дело — воевал человек. Бедолагу, видать, занесло на мины ещё ранней весной, во время боев за «Вервольф», а вытаскивать его никто не стал. Или попросту не заметили — ни контратаковавшие в марте немцы, ни окончательно выбившие их наши.

Вот бывает же! Я перевёл дыхание, длинно выдохнул сквозь сжатые зубы (нервы-то не железные) и приподнялся над травой, высматривая, не ждут ли меня впереди ещё подобные сюрпризы. Вроде бы нет. Виновато улыбнувшись погибшему, я с удвоенной скоростью заработал щупом, преодолев оставшиеся метры минного поля за рекордно короткий даже для профессионального сапера срок. И лишь перевалившись через провисшую до самой земли нитку колючки, оглянулся, чутко прислушиваясь. На той стороне было тихо — похоже, меня никто не заметил.

Еще раз взглянув в направлении уже скрытого травой красноармейца, тяжело вздохнул. Прости, братишка, но сделать для тебя я ничего не могу. Придется еще полежать, дожидаясь саперов, которые через несколько лет станут снимать минные поля, они и похоронят. Прости…

Кое о чем вспомнив, вернулся назад и, сообщив себе о том, что я — склонный к идиотскому авантюризму камикадзе, раскопал ближайшую к ограждению мину. Осторожно приподняв отсыревшую за два года крышку, лежащую вырезом на Т-образной нажимной чеке, выкрутил из гнезда взрыватель и стал обладателем двухсоттридцатиграммовой тротиловой шашки. Вот и с ключом от резервного входа разобрались.

Мысленно поблагодарив своего инструктора по минно-взрывному делу (немецкий взрыватель ZZ-42, между прочим, во время войны считался одним из наиболее чувствительных!), я торопливо двинулся прочь…

Глава 12

Понятия не имею, с какой скоростью гулял в этой лесопосадке «дер гроссе фатер аллес дойчес», но я проскочил её буквально за считанные минуты. Время, внезапно обретшее физически осязаемый объем и форму, загнанным скакуном задышало, роняя клочья пены, мне в затылок, подгоняя: скорее, скорее. Красиво сказано, только вот интересно — я это на самом деле ощущал, или всё это был лишь невинный морок моего подземного собеседника, эдакая невербальная шутка юмора? Или просто-напросто добрая старая шизофрения, полностью откреститься от которой я не мог по одной-единственной причине: уж слишком нереальным казалось всё, произошедшее за последние дни.

Вот с такими далекими от оптимизма мыслями я и выскочил на знакомую полянку, неведомым образом почти не изменившуюся со времен прошлого посещения. Выскочил, пробежал вперед, едва не врезавшись в приметный столб с трафаретным номером «57» черной краской по желтому фону, вернулся назад… и обессилено привалился к боку того самого здоровенного валуна. Именно того самого, разве что мха на покатых боках наросло куда как меньше, да трава вокруг была выше.

Решив не терять времени даром, я просунул руку под камень и почти привычно, словно последний год только этим и занимался, нащупал и дернул на себя стопорную скобу. Знакомый щелчок известил, что за шестьдесят прошедших в обратном направлении лет ничего не изменилось и даже стало лучше, нежели было. Уже прогресс…

Упершись плечом, без проблем сдвинул каменюку в сторону, воззрившись на ещё нетронутый полувековым тленом люк. Все та же шаровая темно-серая краска, все тот же белый трафаретный номер… разве что время другое и пластинки-ключа со сложным рисунком штырьков-отмычек у меня нет. Зато есть кое-что другое — тот самый винт с хитрой резьбой из всем известной народной мудрости.

Вытащив из кармана желтоватый брусок тротиловой шашки, я вкрутил обратно взрыватель и пристроил заряд точно посередине люка. Двести граммов тротила три сантиметра брони, ясное дело, не проломят, но, если я правильно запомнил устройство и расположение запорного механизма, попортят его основательно. Отраженная взрывная волна от нижней поверхности валуна, опять же.

Примотав к петле чеки парашютную стропу из обязательного походно-диверсионного набора (метров семь — вроде бы нормально?), задвинул на место камень и прилег в сторонке. Оставалось лишь дернуть хрестоматийную веревочку из детских стишков-страшилок — и успеть зажать уши ладонями: тяжеленный валун взрывом, конечно, с места не сдвинет, но шарахнет, особенно, в замкнутом пространстве, неслабо.

Дернул. Шарахнуло. Больше так делать никогда не стану, чесслово. Уж лучше еще разок под минометным обстрелом, чем так, по собственной воле, да в считанных метрах от себя. Стряхнув перемешанную с сухой хвоей землю, задумчиво осмотрел дело рук своих. Вот смешно будет, если взрыв сбросил валун с направляющих — вручную такую махину и с места никак не сдвинешь! Об этом я как-то и не подумал…

Волновался я зря — маскирующий вход камень, предусмотрительно не поставленный мной обратно на стопор, без проблем отъехал в сторону, явив взору засыпанный гранитной крошкой люк. В щель между покореженными взрывом створками вполне проходила рука, по локоть — точно. Вот так-то, а вы говорите — ключ. Буратины, блин!

Впрочем, ни просовывать руку, ни добивать замок из винтовки (резервный план, успешный процентов, эдак, на десять) мне не пришлось. Лёгкого пинка хватило, дабы створки, укоризненно скрипнув, распахнулись, открывая проход. Везуха!

«Ну, не совсем….» — подумалось в следующий миг, когда по мне безо всякого предупреждения открыли автоматный огонь. Услышавшая взрыв охрана решилась нарушить запрет и вероломно вторглась на запретную территорию. Первые пули с противным визгом ушли рикошетом от поверхности валуна или зарылись в землю около раззявленного люка, а вторых я дожидаться уже не стал, солдатиком нырнув вниз. Благо четырехметровая глубина шахты — если я, конечно, ничего не перепутал — подобные упражнения вполне позволяла. Приземлился, спружинив ногами, пару раз перекатился, как водится, долбанулся плечом об стену — и опрометью бросился по знакомому коридору к двери. Если не успею её открыть, одной брошенной вниз гранаты будет достаточно — укрыться от осколков в десятиметровом коридоре при всем желании негде. Заветную комбинацию «А-В-С-3-2-1-0» — я набрал за рекордно короткий срок, секунд, наверное, за семь, а то и меньше. Замок клацнул, открываясь, тяжеленная дверь мягко провернулась на смазанных солидолом петлях, привалившись спиной к холодной броне, я закрыл её за собой — и не столько услышал, сколько почувствовал за десятью сантиметрами стали вибрирующий удар. Граната… Осколочная… Успел…

Несколько минут я тупо отдыхал, сидя прямо на полу в кромешной темноте, ни о чем не думая. Затем мне неожиданно пришло в голову, что фонарика у меня нет — потерял еще где-то в Швейцарии. И идти целых семь уровней вниз придется на ощупь. Или нужно срочно искать, подсвечивая себе зажигалкой, из чего бы соорудить факел. Ну, насчет «всех семи уровней» — это я, положим, приврал — если добраться до дизельного отсека, можно обеспечить бункер вполне приличной иллюминацией, только вот стоит ли?

Или все-таки тот, ради встречи с кем я и проделал весь этот путь, объявится раньше, не заставляя меня тащиться в самый низ? В конце концов, с его-то способностями ковыряться в мозгах и читать мысли, вряд ли составит труда выяснить, к какому времени я отношусь? Да и вообще, кажется мне…

…Что-то осторожно, на самом пределе восприятия, коснулось мозга, едва заметно скользнуло, шевельнулось под черепной коробкой. Словно кто-то на мгновение приоткрыл ведущую внутрь моего разума дверцу, заглянул — и, не желая мешать, стыдливо прикрыл. И никакого сравнения с прошлогодним экспресс-сканированием, после которого я, как известно, постыдно отрубился. Совершенно никакого сравнения — не ожидай я сейчас чего-то подобного, и вовсе бы не заметил.

Ну, вот, значит, и свиделись.

Не прошло и года.

Не зря, выходит, я сюда шел…

— Здравствуй, Юрий. Или тебе всё-таки привычнее именоваться «майором»? — хорошо знакомый бесплотный голос мягко зазвучал в голове.

— Привет… — совершенно позабыв, как это — общаться невербально, я выбрал самый идиотский из всех возможных вариантов начала разговора. И тут же получил ответ на даже не успевший оформиться в чёткую мыслеформу, вопрос:

— Не волнуйся, то, что наша встреча произошла раньше, не имеет никакого значения. Я только что считал твои воспоминания о нашем прошлом общении. Есть ещё несколько неясных для меня моментов, и я хотел бы попросить тебя… — голос запнулся и чуть виновато сообщил:

— О, прости, я совсем позабыл, что тебе некомфортно находиться в темноте! И еще ты очень устал. И морально, и соматически. Погоди, я сейчас…

Что он сделал, я не понял. Ничего вроде бы не изменилось, однако я неожиданно увидел перед собой весь заканчивающийся знакомым поворотом кусок коридора. Увидел не так, как было бы, освещайся он фонарем или светом потолочных ламп. Не было ни теней, ни более или менее освещённых участков — картинка была равномерно-чёткой на всём протяжении, словно лишенная объема фотография, где все объекты, вне зависимости от расстояния до объектива, выглядят одинаково.

Удивленно сморгнув, я поднялся на ноги и огляделся, старательно вертя головой. Да нет, всё правильно, всё именно так, как я и запомнил в прошлый раз: бронированная дверь за спиной, несколько зеленых ящиков под аккуратно выкрашенной белой и серой масляной краской стеной, забранные частой решеткой электролампы под потолком, в двадцати метрах впереди — уходящий влево поворот. Интересно, каким же образом это получается? Продолжая осматриваться, попытался вспомнить всё, что знал про человеческое зрение — отраженные предметами фотоны света, раздражение рецепторов сетчатки, идущие по зрительному нерву электрические импульсы, превращающиеся в затылочной доле коры мозга в привычные нам графические образы… кажется, так…

— Не совсем, — деликатно прервал меня Посланник. — Не совсем так. Периферическая часть твоего зрительного аппарата сейчас не функционирует. Так что фотоны и импульсы тут абсолютно ни при чём, — умей Посланник улыбаться, точнее — имей он, чем это делать, он бы наверняка улыбнулся. — Я всего лишь вызываю в твоей памяти тобой же самим виденные раньше картинки. И дополняю их тем, что знаю об этом месте сам. В смысле, знаю из отсканированного мной сознания тех, кто находился в этом бункере последнее время. Тебе неудобно? Хочешь спуститься сюда?

Перед моим «внутренним взором» с необычайной четкостью возник расположенный на четвертом ярусе кабинет фюрера. И то самое необъятное кожаное кресло, где я ухитрился посидеть, закинув ноги на полированный стол, всего лишь каких-то, гм, шестьдесят лет назад. Вот только поверхность дубовой столешницы в этом видении не была ни пыльной, ни девственно-пустой — чекисты еще не успели добраться сюда и вынести из кабинета всё более-менее ценное. Настольный прибор, несколько телефонов, аккуратные стопки каких-то папок. Убедившись, что при желании могу даже разглядеть надписи на плотных картонных обложках или прочитать текст документов внутри них, я отрицательно помотал головой:

— Да нет, не нужно. Пока туда доберусь… Что в этих ящиках? — я кивнул на контейнеры у стены, тронуть которые в прошлый раз не решился из-за гипотетических мин.

— Противогазы. Просто комплекты противогазов на случай химической опасности. Не заминированы. В крайнем справа…

— Ладно, я понял, — не слишком вежливо оборвал я бессловесного собеседника, начиная ворочать тяжеленные ящики и составляя из них подобие импровизированной лежанки. Затем подошел к двери, задумчиво осмотрев запорный механизм. Конечно, не факт, что преследователи решатся спуститься вниз, и ещё меньше вероятность, что они сумеют открыть дверь, но рисковать как-то не хочется.

— Слева есть такая рукоятка, подними ее вверх до упора и зафиксируй. Это блокировка замка. Снаружи уже не откроешь, — с готовностью подсказал всезнающий Посланник.

И добавил, видимо, «считав» по-быстрому ещё чье-то сознание:

— Спускаться сюда они пока не собираются. Эти люди думают, что ты немецкий диверсант и хотят сообщить об этом в какой-то «центр». Что такое «центр»? Смысл этого понятия очень размыт, не могу сконцентрировать.

— Центр — это центр, — очень даже вербально буркнул я себе под нос, швыряя на бетонный пол надоевшую разгрузку и растягиваясь на ящиках. Жесткие доски показались мне мягчайшим матрасом — и я неожиданно понял, НАСКОЛЬКО на самом деле устал:

— Паршивое место этот центр. Вечные пробки, толпы пешеходов и ни одной заправки. И припарковаться трудно. Зато там Кремль, Красная площадь и кабинет с лампой под зеленым абажуром на столе вождя…

— Юмор? — не слишком уверенно переспросил собеседник. — Ах, ну да, конечно. Увы, мои способности к этому прекрасному чувству развиты на минимальном уровне. Все-таки я очень завидую вашей лабильности мышления. Человеческий разум, в отличие от моего, ничто не сдерживает. У вас нет жестких логических рамок и неизменяемых алгоритмов мышления…

— Угу, особенно у некоторых — так уж точно, абсолютно никаких рамок… — закрыв глаза, я попытался расслабиться. — Так о чем ты хотел меня попросить?

— Некоторые моменты того, что произошло, мне не совсем ясны. Ты закрываешь их от меня, наверняка не специально, подсознательно, но закрываешь. И нужно, чтобы ты открылся и позволил мне получить полный слепок сознания. Иначе я не составлю всей картины, и мы не сможем решить, как поступить дальше. Мне надо…

— Да понял я, понял. Как это сделать? Нужно вспоминать какой-то конкретный момент, эпизод? Сосредоточиться?

— Будет проще, если я сделаю всё сам. Во сне, когда твой разум окажется наиболее доступен и раскрыт. Заодно и отдохнешь.

— Во сне? А, как в прошлый раз, что ли? — понял я, мысленно одобрительно кивая в ответ. — Ну, давай, валяй…

— Даю. Валяю… — по-моему, насчет минимального чувства юмора он приврал. Уж больно по-человечески-иронично эти самые «даю» и «валяю» прозвучали. С этой мыслью я и вырубился, словно напоенный профессиональной воровкой-клофелинщицей богатенький сосед по вагонному купе.

Глава 13

Проснулся я, если судить по наручным часам, через три минуты. И часов через десять полноценного сна — ежели по субъективным внутренним ощущениям. Усталости, как ни бывало, голова абсолютно свежая, так что мне, несмотря даже на кромешную тьму перед глазами, не пришлось задаваться классическим для внезапного пробуждения вопросом: «где это я?» и «ну и как я сюда попал?». В следующую секунду ко мне вернулась способность видеть — Посланник «отправил» очередную картинку.

— Доброе утро. У вас ведь так принято приветствовать друг друга?

— Угу, — согласился я, потягиваясь. В отличие от успевшего отдохнуть мозга, мышцы болели нещадно, словно меня как следует отдубасила «демократизаторами» рота обозлившегося на что-то ОМОНа. Или я проделал всё то, что, собственно, и проделал за последний нескончаемый день-ночь-день….

— Человеческому мозгу достаточно лишь нескольких минут сна для того, чтобы полностью отдохнуть, — немедленно отозвался Посланник. — К сожалению, я ничего не смог сделать с мышечной усталостью — изменять физиологию человеческого организма мне не под силу. Но я могу снизить болевой порог головного мозга.

— Да нет, пожалуй, не стоит, — на всякий случай поспешил отказаться я.

— Лучше скажи, как там у тебя, получилось? Теперь ты знаешь все, гм, моменты?

— Да, — торжественно-печальным голосом подтвердил собеседник, — знаю. И это просто ужасно. Ни я, ни мои создатели не могли бы даже предположить подобного… использования. Высокоорганизованный логический модуль, моё собственное сознание, ведь было уничтожено, оставалась лишь пустая информационная ячейка…

— Но ведь в прошлый раз ты не рассказал о себе всего, что мог бы рассказать, да? Время… ты и на самом деле способен искривлять его?

— Не совсем так. Ты помнишь, в каком месте я нахожусь? Канал между параллельными мирами, перекресток их собственных пространственно-временных реальностей, «предохранительный клапан», поддерживающий всю систему в состоянии стабильного равновесия… Вспомнил?

— Да и не забывал, — мрачно подтвердил я. — Может и хотел бы, да ведь не смогу. И что?

— Здесь нет времени в привычном тебе понимании. Это, своего рода, нулевая точка; место, где две пространственно-временные реальности полностью уравновешивают друг друга. Ваши ученые ведь пытались разрушить меня, правильно? Так вот, это бы им всё равно не удалось. Мне не страшен ни ядерный взрыв, ни даже тот самый поток ускоренных частиц. Моя оболочка… ты не поймешь, я не нашел в твоем разуме аналогичных понятий… я нахожусь в антивремени; во времени со знаком минус.

— Это значит…

— Ошибаешься, — прекрасно понял меня Посланник. — Там, в четвертом измерении, вы могли видеть и вносить изменения во временные вариации вашего потока времени. Неважно, прошлого, настоящего или будущего, главное — ВАШЕГО. Я же постоянно нахожусь во времени, диаметрально ПРОТИВОПОЛОЖНОМ вашему потоку. Меня невозможно уничтожить физически, поскольку любое исходящее от вас внешнее воздействие для меня никогда не будет соответствовать моему собственному времени. Не понял?

— Ну, как тебе сказать… Конечно же, нет!

— А понять вовсе не сложно. Представь, что любое ваше событие — неважно, в третьем ли измерении или в четвертом — всегда имеет жесткую временную привязку, но это же самое событие для меня всегда будет иметь противоположный знак! То, что произойдет для вас, НИКОГДА не сможет произойти для меня. И наоборот. День ведь никогда не станет ночью, а свет — тьмой? — и после небольшой паузы, добавил, как мне показалось — слегка возмущенно:

— Плохой пример, Юра, полярные день и ночь тут совершенно ни при чем!

Я фыркнул:

— Ладно, я, кажется, даже понял. Ибо умён не по годам. «Скорбные сентенции», все дела, — на последнюю мыслеформу из нашего прошлогоднего общения, он никак не прореагировал. То ли не раскопал её смысла среди позаимствованных у меня воспоминаний, то ли просто не понял:

— То, что сделали швейцарцы, именно с этим и связано?

— Да. Ничего подобного им бы не удалось, находись они в третьем измерении. Но вот в четвертом, где поток времени доступен в обоих направлениях… гениально. И — отвратительно. Кстати, должен признаться, суммарная вычислительная способность их компьютерной системы к обработке гигантских массивов информации поражает! Как ты ее назвал — Grid?

— Это ненадолго, — злорадно пообещал я. И перешел, наконец, к наиболее волнующей меня (только ли меня?) теме:

— Всё это здорово, но… что мы будем делать дальше? Ты сможешь хоть что-то изменить? И что вообще происходит с нашими мирами?

Несколько секунд в моем разуме царила пугающая тишина, затем раздалось:

— Ты не против, если я начну с последнего вопроса? Я проанализировал всё известное тебе и пришёл к выводу, что ваши миры взаимопереходят друг в друга. Структура изначально непересекающихся реальностей нарушена и происходит их пространственное слияние в единой точке времени. Собственно, это примерно то же самое, что ты наблюдал в четвёртом измерении. Только в масштабе всего мира. И куда как хуже. Разрушительнее.

— И?

— Когда обе реальности окончательно сольются… два одинаковых объекта не смогут находиться в одной и той же точке времени. Возникнет парадокс пространства во времени…

— Ясно. Дальше? — уточнять, что он имел в виду, я отчего-то не захотел.

— Дальше… — впервые со времени нашего прошлогоднего знакомства мне показалось, что ему просто нечего сказать. — Дальше — ничего. Разве ты ещё не понял? Ты и так уже всё изменил. В тот самый момент, когда пришел сюда, и я считал твои воспоминания о собственном будущем.

— В смысле?! — он что забыл, что я-то отнюдь не телепат-невербальщик?!

— Как только я исчезну из реальности 2005 года, всё и закончится.

— А Маятник?! — он все-таки ухитрился меня удивить. — То, из-за чего тебя на столько тысяч лет под землю запихнули?

— Он УЖЕ уничтожен, Юра, — мягко, словно наёмный репетитор — тупому, но весьма кредитоспособному ученику, пояснил он. — Уничтожен тобой летом 2004 года. Меня — с твоей помощью — обнаружили уже после этого. Я ведь не собираюсь исчезать прямо сейчас, из реальности сорок четвертого года, мне придется ещё немного подождать. Когда же это произойдет, изменятся лишь те вариации развития событий, которые так или иначе связаны со мной, но лежат в потоке времени ПОСЛЕ нашей прошлой встречи. Дальше подсказать — или сам?

Я не ответил, размышляя. Мне и на самом деле хотелось понять самому. Кажется, понял — прошлого мне изменить не удастся. И павшие навечно останутся там, где им сейчас и надлежит находиться:

— Момент… э… расхождения вариаций будет там, в ущелье, да? Мы не попадём под миномётный обстрел, и нас не встретят швейцарские спецназовцы, так? Всё закончится в тот момент, когда будет уничтожен баксанский ускоритель?

Посланник смолчал, видимо подтверждая давний постулат о том, что «молчание — знак согласия», и я продолжил:

— Но что будет со всеми нами? С ребятами, с полковником, со мной, наконец? Я-то сейчас здесь, в сорок четвертом? И Валера с Серегой тоже?

— Уничтожают вещественные доказательства из двадцать первого века… — понимающе подтвердил собеседник. Нет, насчёт врожденного отсутствия чувства юмора — это он явно приврал:

— Этого я не знаю, не хватает данных для анализа. Я не всесилен, Юра, я всего лишь искусственный интеллект, и не более того. Ни у тебя, ни у меня всё равно нет иного выхода.

— Ладно, тоже понятно. Конкретно-то чего делаем?

— Ты — ничего. А я, — Посланник попытался скрыть крошечную паузу; попытался — и не смог:

— Физически я не смогу самоуничтожиться — это, я так понимаю, ты уже понял. Покинуть это место я тоже не в состоянии. Значит, мне придётся остаться здесь… но так, чтобы никто и никогда не добрался до меня. Я…

— …ты хочешь закрыть этот канал и остаться внутри? — клянусь, это я понял сам, без малейшей подсказки собеседника. Понял — и всё. Чем, похоже, ухитрился его всё-таки удивить.

— Да, верно… ты догадался… человеческий разум все же не идёт ни в какое сравнение с моим…

— Но ведь ты сам рассказывал, что канал нужен для поддержания стабильности параллельных миров?

— Каналы, Юра, каналы. Во множественном числе. Это место не единственное. Если хочешь, я оставлю тебе информацию о том, где вы сможете найти другие проходы к своим… соседям. А может и ещё кое-что. Теперь я вижу, что ты способен правильно распорядиться любой информацией. И я знаю, какая именно информация тебе понадобится. Точнее — уже понадобилась. Ну, а здесь? Здесь больше ничего не будет.

— Ничего — это как? — а вот этого я и на самом деле не понял.

— Останется только точная копия ставки из параллельного мира. Зеркальное отражение. Тот самый одноэтажный бункер, взорванный и затопленный водой ещё в сорок четвертом. Никаких аномалий, никаких загадок.

— Ясно… Так что — будем прощаться? Или ещё что-то?

— Нет… — на сей раз безо всяких пауз ответил Посланник. — И ты, и я выполнили, что были должны. Только одно — спасибо.

— ?

— Ты скрасил моё одиночество. И о многом рассказал. В ближайшие шестьдесят лет мне будет, о чем подумать, — грустно «улыбнулся» он. И, в последний раз прочтя мои мысли, добавил:

— Не волнуйся, больше до меня никто не доберется. Задавай свой последний вопрос… точнее, оба, раз уж догадался.

Медленно поднявшись на ноги, я кивнул: он, конечно же, был прав. Я хотел знать и кое-что ещё. И не мог не спросить об этом:

— Получается, что мы ещё встретимся, да?

— Да. Мы встретимся, но для тебя это будет наша первая встреча. Ведь мы уже встретились, там, в твоём прошлом, но моём будущем. Так что сейчас мы попрощаемся уже навсегда, Человек. Второй вопрос?

— Когда всё закончится, я смогу вспомнить хоть что-то?

— Тоже «да». И кого-то тоже, — портрет этого самого «кого-то» он тактично вызывать в моей памяти не стал. — В вашей истории всегда находились те, кто умел сохранять в собственной памяти воспоминания обо всех прожитых временных вариациях. О том, что могло бы быть, но не случилось, или о том, что еще только может произойти. Вы считали их уникумами, но они были всего лишь людьми, разум которых не сдерживали никакие внутренние оковы…

— …или которые должны были принести в мир некое знание? Или что-то в нём, в этом мире, изменить? — грустно усмехнувшись, докончил я вслух.

— Да, ты правильно понял. Или вспомнил, — согласился Посланник. — И ты — из их числа. Прощай.

И, прежде чем я успел осознать всю пугающую правду последней фразы, всё исчезло…

Глава 14

…земля под ногами вздрогнула — сильно, страшно, словно во время мощного, перевалившего за середину рихтеровской шкалы, землетрясения. Раз, другой — и с небольшим перерывом — третий.

Вылетели последние ещё уцелевшие стеклопакеты в окнах и без того полуразрушенного здания, и там, где на многометровой глубине залегало кольцо ускорителя (и, к счастью, достаточно далеко от нас), вздыбилась, исторгая наружу обломки бетона и искореженных металлических конструкций, земля. И — все. Больше не было ничего — ни ударной волны, ни вспышек пламени, ни рвущего барабанные перепонки звука — только эти три удара, в абсолютной тишине сотрясшие землю под ногами…

— Похоже, у них там уже все сроки прошли, — припомнив свое давнее предположение о неодинаковом течении времени внутри и снаружи девятикилометрового цилиндра, мрачно прокомментировал я, пытаясь избавиться от накатившего неудержимой океанской волной ощущения «дежа-вю». Что-то было не так… или как раз так? Но вот, что именно? ЧТО?!

— У кого? — не врубился Валера.

Пришлось объяснить:

— Помнишь, ты говорил, что времени у нас двое суток? Похоже, песок у них в часиках закончился. Обсерваторию разбомбили.

— Невозможно, — сам по себе факт ускорения времени полковника как-то совсем не удивил. — Коллайдер слишком глубоко под землей.

— Ты отстал от жизни, коллега…

СТОП! ЭТО ВСЁ УЖЕ БЫЛО!

Сейчас мы обратим внимание на зарождающееся из серой мглы небо… И я мгновенно позабуду о своих ощущениях… Впрочем, всё равно не способных ничего изменить… Тогда не способных, а сейчас? Сейчас?

Я ВСПОМНИЛ!

…сначала поблек, словно теряя свою способность излучать непонятно откуда берущийся свет, и за несколько секунд становясь из именно «стального» каким-то неуверенно-сереньким, светящийся купол над головой…

ОНИ ПОЯВЯТСЯ СЛОВНО ИЗНИОТКУДА.

И МЫ ПРИМЕМ БОЙ.

ВМЕСТЕ С САМИМИ СОБОЙ ИЗ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО МИРА.

И ВСЁ ПОВТОРИТСЯ ЕЩЁ МНОГО, МНОГО РАЗ…

…серый цвет тоже стал таять, размываться, приобретая всё большую и большую прозрачность. Это было похоже на работу исполинских «дворников», слой за слоем возвращающих запыленному небесному стеклу былую чистоту…

ЗАТЕМ БУДЕТ ВЕРТОЛЕТ, ЗАВЕРНУТЫЕ В ЧЕХОЛ ОТ ДВИГАТЕЛЯ ТЕЛА ПЕРВЫХ НАШИХ ПОГИБШИХ РЕБЯТ И…

…секунда — и купол над нами уже не серый, а молочно-матовый; еще одна — и сквозь туманную дымку начинают просвечивать наиболее яркие звезды; еще миг — и купол исчезает, становится невидимым, как, впрочем, и подобает хорошо вымытому стеклу…

ШВЕЙЦАРИЯ, ЦЕРН, ПОГИБШАЯ В АВТОКАТАСТРОФЕ ДЕВУШКА ТАНЯ, НЕДОСЯГАЕМЫЙ ДЛЯ НАС УСКОРИТЕЛЬ…

…и мы, едва ли не раскрыв рты, уже стоим под девственно-черным ночным небом, утыканным мириадами сплетающихся привычной вязью созвездий звезд…

БУНКЕР «ВЕРВОЛЬФ»…

…излишне четкие контуры созвездий расплылись, и бархатная тьма космоса подернулась полупрозрачной кисеей зарождающейся атмосферы…

ПОСЛАННИК…

…потом появились и облака — размазанные белесые полоски, с огромной скоростью пересекающие небосвод и прямо в движении обретающие объем и привычный цвет…

И ВСЁ НАЧАЛОСЬ СНАЧАЛА, НО…

…замедлили свое движение, словно неведомый видеооператор одним нажатием клавиши «play» умерил излишне быструю перемотку пленки…

ПО СОВСЕМ ДРУГОМУ СЦЕНАРИЮ.

…изменилось не только небо. И не только обретшие привычную резкость и четкость трава, деревья и склоны ущелья вокруг. За тот короткий миг, когда Время в этом мире вспомнило о своем однонаправленном движении и замедлило бег, изменился сам этот мир…

ПОТОМУ ЧТО МЫ УЖЕ ПОБЕДИЛИ.

И ВСЁ, ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, ЗАКОНЧИЛОСЬ…

Мир вокруг нас неожиданно ожил.

И речь шла вовсе не о появившихся птицах, тут же, впрочем, испуганно куда-то забившихся и, уж, конечно, не о коснувшимся кожи теплом летнем ветре — речь шла о людях…

…о бегущих к нам людях в штатском — и в таком до боли знакомом и родном камуфляже с трехцветными нашивками российских ВС на рукавах. За их спинами, неподалеку от разрушенного обсерваторского здания, застыл камуфлированный БТР-80 и несколько автомашин. Вертолетов не было. Никаких не было. Вообще.

Аналогии, кажется, тоже того… закончились. Навсегда.

— Это… что? Как? — Валера удивленно крутил головой. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Не поверишь, да. Всё понимаю, всё знаю и всё помню. Вот только давай я тебе чуть попозже объясню, ладно? Это будет очень долгий разговор.

Я медленно опустил вскинутый к плечу автомат.

И впервые по-настоящему расслабился…

— Нет, я вот вроде бы всё понимаю… — полковник задумчиво смотрел на поднимающиеся со дна пивного бокала пузырьки. Пузырьки его задумчивый интерес игнорировали, стремясь поскорее преодолеть оставшееся расстояние, навсегда исчезнув под пенной шапкой. — Всё… кроме одного. Почему он уничтожил канал только после того, как ты открыл нам путь в бункер? После того, как мы уже исследовали эту, ну, матрицу? Ведь проще было бы исчезнуть, едва убедившись, что ты разрушил Маятник, разве нет? Это что, была такая шутка юмора искусственного интеллекта, что ли?

— Серьёзно? — стараясь не прозвучать слишком уж язвительно, переспросил я. — А если подумать?

— Если подумать, — Валера с остервенением дёрнул пакетик с сушеными кальмарами. Умерщвлённым на плавучем рыбозаводе головоногим подобное отношение по вкусу не пришлось. Зло глядя на рассыпавшийся по пластиковой поверхности столика дальневосточный продукт, контрразведчик мрачно сообщил:

— Если подумать, то ты, я так понимаю, знаешь намного больше, чем нам рассказал!

— Вале-е-ера, — я вполне искренне поморщился. — Такой большой, а в сказки веришь!

— В смысле?

— Тебе сколько до пенсии, коллега? Столько лет в «конторе», а всё веришь во всякие мировые заговоры и прочую муть. Кстати, скажу по секрету, масоны тут тоже ни при чём.

— Блин, Кондратский, кончай, а? Ты о чём вообще?

— Я о прошлогодних событиях и моём в них участии. Сам посуди: вы вырываете меня из страстных объятий украинской «безпеки», я рассказываю вам душещипательную научно-фантастическую историю о параллельных мирах и посланниках высокоразвитых цивилизаций… — я глотнул пива и продолжил:

— Глядя в мои честные глаза, вы мне, конечно же, верите на слово и мы вместе летим под Винницу. Где с умным видом плюём в затопленный полвека назад одноуровневый подвал с гордым именем «Вервольф»… дошло? Как бы всё это выглядело, случись оно именно так? Мне бы поверили? Ваша «контора» простила бы три трупа своих сотрудников? Понял теперь?

— Понял, — мрачно кивнул головой полковник. — Кажется…

И тут же воодушевился — и вправду дошло:

— Слу-ушай, так это что ж получается?! Он тебя, что ли, прикрывал?

— Ну, не совсем прикрывал. Если бы вы не поверили мне прошлым летом, меня б не послали в баксанское ущелье, я бы не попал в Швейцарию, а оттуда — обратно в «Вервольф». Посланник бы ничего не узнал — и ничего не смог изменить.

— Ладно, хватит. И так понятно, — Валера поднял свой бокал и легонько коснулся моего. Ввиду особенностей весьма далекого от хрусталя материала, звук получился довольно дурацкий:

— Так что — за дважды спасителя миров?

Криво усмехнувшись, я звякнул посудиной в ответ и тоже отхлебнул. Закурил. Полковник честно дождался третьей затяжки и задал, как я понимаю, второй из волнующих его вопросов:

— Насчёт твоего решения — точно не передумаешь? Не рано в пенсионеры-то записываться? Я, — он все-таки слегка замялся — Могу… ну, то есть, уполномочен… блин, ненавижу этот официоз! Короче, Юр, если ты захочешь вернуться — милости просим к нам. Ладно, не злись, я же должен был предложить. Между прочим, о тебе лично Президент справлялся! Ну, после вашей с ним встречи и твоего награждения, в смысле.

— Не передумаю. Но тебе в любом случае спасибо.

— Слушай, а вот когда ты с Президентом…

— Даже и не думай! — я шутливо погрозил ему пальцем. — Этого я тебе всё равно не расскажу. Гостайна, все дела. Лучше про другое скажи — ты мою просьбу выполнил?

— Да выполнил, выполнил! — Валера вытащил из внутреннего кармана бумажку и протянул мне. — Вот её московский адрес. Но имей в виду — это самое настоящее должностное преступление, сообщать секретные сведения об агенте. И вообще, зачем тебе? Она в любом случае ничего не вспомнит. Да ничего ведь и не было, верно?

— Нет никакого преступления, успокойся, — запомнив адрес, я, в лучших традициях шпионских фильмов, вернул бумажку полковнику. Ещё бы в пепельнице сжечь — чтобы уж совсем по классике. — Её всё равно отзывают. А зачем? Вот не поверишь, просто хочу прислать букет цветов. Анонимно, естественно. Мне Ленкину ревность на себе испытывать пока рано.

— Откуда?! — приподнявшийся было полковник грузно плюхнулся обратно в плетёное кресло. — Ваш разговор с… Самим, да?

Я лишь улыбнулся в ответ. О-очень загадочно.

И тут же уже вполне серьёзно добавил:

— Пора мне. Поезд даже Героя России ждать не будет. Да и Ленка в последнее время какая-то дерганая стала — может, беременная? — подмигнув контрразведчику, я поднялся на ноги. — На свадьбу-то придёшь? Считай это официальным приглашением.

— И вот ещё что — через неделю, двадцатого августа, машину дома оставь. Нечего страховые компании разорять. Да и в родной «конторе», сам понимаешь, по головке не погладят. А на службу и на метро доедешь, ничего с тобой не случится. Всё, пока.

Подмигнув совершенно обалдевшему полковнику, я неторопливо двинулся к своей видавшей виды «девятке», припаркованной неподалеку от кафе. Не на метро ж, на самом деле, ехать? Я-то в отличие от Валеры не собираюсь чужим дорогущим «лексусам» левые передние двери мять. Даже несмотря на бокал выпитого за разговором пива…

— А мы куда-нибудь поедем? Типа, в свадебное путешествие? — перегнувшись через мое уставшее от… короче, просто уставшее, тело, Леночка поставила на пол недопитый бокал с вином. Точно такой же, как тот, что вдребезги разбился — на счастье, как оказалось! — о кафельный пол ванной комнаты в позапрошлый раз. Ну, вы в курсе…

— Обязательно, — не открывая глаз, пообещал я. — Сначала в Москву, вещи твои перевозить, а потом? Знаю я тут одно классное местечко. Вернее, даже целых два местечка, и оба классных. Вот туда и поедем.

— Ой, правда?! Девки умрут… А куда?

— Девок мы брать не будем. Мёртвых — тем более. А вот куда…

Раскрыв глаза, я взглянул на голубеющее за распахнутым окном Леночкиной квартиры летнее небо. Самое обычное небо — для меня это словосочетание — «самое обычное» — в последнее время стало очень и очень важным.

— Так куда мы поедем? — девушка нетерпеливо стукнула кулачком по моей мужественной волосатой груди. — А? Куда! Мы! Поедем!

— Сначала на Украину. Есть там такой город, Винница называется. А потом… я вот подумал — ты в Приэльбрусье никогда не была? Места там красивые… сказка.

— Честно-честно поедем? Супер. А там не опасно? Ну, я не знаю, Кавказ же всё-таки? Террористы всякие. Я по телеку новости всё время смотрю…

— Нет, — имея в виду совсем не то, что она, покачал я головой. — Теперь там совсем не опасно. Честно-честно….

ЭПИЛОГ

На улице шел дождь. Проливной весенний ливень, первый в этом году. Упругие струи завесили окна, веселыми ручейками сбегали по пуленепробиваемому стеклу и бесшумно срывались с подоконника вниз.

Но здесь, в рабочем кабинете главы государства, конечно же, было сухо. Горел чуть приглушенный свет, негромко отсчитывали минуты старинные напольные часы, если верить упорно циркулирующим придворным слухам, принадлежавшие раньше чуть ли не самому Сталину, если вовсе не кому-то из последних Романовых.

Стоящему у окна человеку, как когда-то в далеком детстве, вдруг очень захотелось распахнуть окно и подставить лицо прямо под эти струи, ощутив кожей бодрящую свежесть апрельского дождя. Глупость, конечно, но вот захотелось…

Человек улыбнулся, представив себе реакцию присутствующих, реши он на самом деле это сделать, и медленно обернулся. Помолчав несколько секунд, вопросительно взглянул на директора федеральной службы безопасности:

— Что там у вас?

— Подтверждение от нашего человека получено, так что всё готово. У коллег — тоже, — он вежливо кивнул начальнику ГРУ и министру обороны. — Можем начинать.

— Когда планируете?

— Сегодня ночью. Если метеокарта не изменится.

— Информационное сопровождение операции?

— Тоже готово. Осталось только загрузить в интернет. Честное слово, хочу посмотреть на лица наших заклятых друзей из Лэнгли, когда они увидят в Сети то, за чем гонялись весь прошлый год!

Президент улыбнулся, поддерживая шутку, и удовлетворенно кивнул:

— Отлично. Начинайте…

— из новостных сообщений мировых СМИ и интернет-изданий за 28 апреля 2006 года —

МИРОВАЯ НАУКА ПОД УДАРОМ ТЕРРОРИЗМА

Вчера произошло беспрецедентное событие, уже названное рядом мировых СМИ «днём 11 сентября современной науки». В ночь с 27 на 28 апреля по территории европейского центра ядерных исследований (CERN), расположенного в нескольких километрах от Женевы, неизвестной стороной был нанесен массированный ракетный удар. На данный момент достоверно известно, что использовалось до восьми так называемых проникающих ракет высокоточного наведения, вероятнее всего, с боевыми частями «объёмного взрыва». Ракетами, запущенными с неизвестных носителей — самолетов-бомбардировщиков, подводных лодок или мобильных ракетных комплексов — были полностью уничтожены все четыре детектора элементарных частиц, расположенных в подземных залах по ходу гигантского кольца андронного коллайдера. Еще несколькими точечными ударами приведен в полную непригодность к будущему использованию сам 27-км тоннель протонного ускорителя.

Лишь по счастливой случайности никто из научного персонала и строителей не пострадал — кем бы ни была эта «неизвестная сторона», она выбрала для атаки наиболее гуманное время, когда в подземных залах и тоннелях комплекса LHC-ускорителя не находилось ни единого человека.

Никакие иные подробности этого чудовищного террористического акта пока обнародованы не были. Однако, как заявил председатель экстренно созданной международной следственной комиссии Поль Жарэ, «ни одной из ныне существующих в мире террористических организаций технически не под силу выполнить подобное. На это способно лишь самостоятельное государство». Так же господин Жарэ сообщил следующее: «все запущенные ракеты поразили свои цели с точностью до полуметра, что подразумевает их наведение на стационарные радиомаяки, установленные в необходимых местах кем-то, кто хорошо разбирается в структуре самого ЦЕРНа. Нами начата работа по выявлению этого человека».

Возможно, пролить свет на происшедшее сумеет тот факт, что на следующее же утро в интернете появились совершенно секретные документы российской контрразведки, раскрывающие подробности неудачного ускорения частиц на аналогичном швейцарскому ускорителе, тайно построенном Россией в Баксанском ущелье Кавказа. Российским спецслужбам потребовались почти сутки, чтобы изъять их из интернета, однако можно лишь догадываться, сколько миллионов людей во всем мире уже успели за это время с ними ознакомиться. Пресс-центр ФСБ выступил с официальным заявлением о том, что содержание данных документов является государственной тайной и никаким образом комментироваться не будет, а виновные в случившемся — понесут соответствующее наказание.

Господин Жарэ на заданный ему по этому же поводу вопрос отвечать отказался категорически, равно, как и комментировать происшедшее.

Узнать подробнее о ЦЕРНе или связанных с большим андронным коллайдером (БАК) проектах можно, перейдя по соответствующей ссылке или кликнув один из наших баннеров…

КОНЕЦ

Небольшое авторское послесловие

Эта книга ни в коем случае не является подробным техническим описанием Баксанской нейтринной лаборатории, сцинтилляционного галлий-германиевого телескопа и научного комплекса европейского ядерного центра, или же сколь-нибудь серьезным научным исследованием, посвященным проблемам поиска и изучения темной материи и энергии.

Автор признает, что все его предположения относительно строения и астрофизики «черных дыр» и сущности четвертого измерения материи могут категорически не совпадать с общепринятыми научными взглядами.

Автор ни в коей мере не хочет бросить тень на европейский центр по ядерным исследованиям, равно как и принизить значимость проводимых в его лабораториях экспериментов. Все описанные в книге события от и до являются авторской выдумкой, и не более того. Любые совпадения имен, названий и событий случайны, и автор за них никакой ответственности не несёт.

Тем не менее, автор считает, что получение в эксперименте частиц темной материи и энергии может как перевернуть все представления современной науки о физике элементарных частиц в частности и устройстве мира в целом, так и оказаться, в определенной мере, опасным.

Кроме того, автор не согласен с расхожим утверждением о том, что четвертое измерение является именно Временем, как таковым.

Но это лишь точка зрения автора — и только…

P.S. На территории России в настоящее время существуют две подобные описанным в этой книге лаборатории (не путать с ускорителями высоких энергий!) — Баксанская подземная нейтринная обсерватория в Кабардино-Балкарии, и Байкальский глубоководный нейтринный телескоп — на озере Байкал. Обе успешно работают.

P.P.S. Большой андронный коллайдер (БАК, LHC) строится неподалеку от Женевы с 1996 года при значительном финансовом, техническом и научном участии России. Строительство и ввод в эксплуатацию 27-километрового ускорителя планируется завершить в 2007 году…