Четвертый год

… К концу приблизилась Зима.

Но в хмурых далях Петрограда

с утра лежала полутьма.

Еще Война кромешным адом

цвела в полях, и Смерть сама

сковала нас Железным взглядом.

Еще бесславную державу

хранил обманутым штыком

последний царь. В тисках кровавых

Жизнь онемевшая забавой

жестокой стала. Но потом

среди Зимы ударил гром.

Уже из тюрем и подвалов

пролитая в тиши ночной

кровь пламенела и вставала,

порывом дерзким бушевала,

пока плакатом над толпой

не взмыла к выси золотой.

Но вот солдат шепнул; «Смотри!»

Туман в холодном парке стаял.

Шумя ворон вздымались стаи

на красном знамени зари.

И над Фонтанкой голубой,

в туманном храме утра клирос,

вдруг Инженерный замок вырос

неясно-розовой стеной.

А за Невой, где, в осень злы,

у крепости кипят валы,

над синим льдом туман клубился,

и шпиц сверкающий грозился

мечом архангела из мглы.

И вот под яркими лучами

качнулись в воздухе штыки,

когда гвардейские полки

пошли по улицам волнами.

И в облаках морозной пыли,

взвевая в воздух красный флаг,

промчались в бой автомобили

туда, где Ждал упрямый враг.

Где под победное: вперед! –

дворец матросы штурмом взяли

и с чердака, ликуя, сняли

последний вражий пулемет.

Тогда с изломанного трона

орлов кичливых совлекли

и ненавистные короны

на шумной площади сожгли,

О, неисчерпанные сны

той титанической весны!

Зима и ночь исчезли тенью

Для бронзового поколенья

открыл неведомую даль

нас окрыляющий Февраль.

Дрогнут улицы в час заклятый,

только гудок разинет рот.

В трещины города с крыт горбатых

сонный, седой рассвет ползет.

День рождается весь усталый.

Вспухнет желтый солнца рубец.

Льется в подвалы сумрак вялый.

Токарь точит, кует кузнец.

Встретит завод свой день неверный.

Пой и кричи в его тисках!

Слышишь, шатун колышет мерно,

дышит мотор в моих стихах.

Здесь ли поешь, уходишь ввысь ли.

в злой тревоге, поэт греха,–

вечно будешь железо мысли

рвать и ковать станком стиха.

Каждый слесарь, безвестный токарь,

светлый праздник твоей мечты!

Медью да будут эти строки.

Песню в металле будишь ты.

Трепетно лью в горнила грудей

ритм, рожденный в недрах машин.

В вечном сознаньи – знаю – буду

В долгом труде своем один.

Встанут строфы поэмы медной

Завтра снова взревет гудок.

Снова – к станку, за труд победный –

бить, оттачивать каждый слог.