Дело случая, хотя и символично, что породнились представители семьи Христиана Полле (одни мальчишки) и Корнелиуса Вельк (одни девчонки). Слышал от тёток, что дружили ещё несколько пар, но дальше дело не пошло.
Июль 1937 г. Украина. Молодожёны Полле.
22.04.1998 г. Германия. Последнее совместное фото супругов.
Гельмут и Эльза познакомились и начали дружить в медтехникуме, оказались в числе лучших выпускников, пяти процентов, имевших право поступать в ВУЗ без отработки. Вместе зачислены в Одесский мединститут в 1935 г.
1937 г. Севастополь. Студенты отдыхают за неделю до свадьбы (мама с папой по краям).
1980 г. Одесса. Выпускники мединститута отмечают 40-летний юбилей (родители в центре).
Новый 1947 год. Челябинск-40.
Новый 1952 год. Колыма, прииск Джелгала.
Свадьбу сыграли 31.07.1937 г. в родной деревне мамы, населённой преимущественно меннонитами. Вспоминаю рассказы родителей, тётушек о той далёкой свадьбе, традиционно весёлой сельской свадьбе в родительском доме мамы в Запорожской области. Гуляют все! Казалось, страшный 1937 год с бесчисленными «врагами народа и шпионами», показательными судебными процессами где-то далеко и не коснётся трудолюбивой немецкой деревни. Нет, человеконенавистнический сталинский бредень смерти протащили и по сельской глубинке, не так давно уже пострадавшей от страшного украинского голодомора начала 30-х. Дед Корней Вельк только успел выдать замуж первую из 5 дочерей, Эльзу, за нищего студента Гельмута, как был арестован и пропал для семьи навсегда. Любопытно, что советские немцы того времени разделяли себя по историческому происхождению, во время свадьбы в окна залетели камни недовольных местных подростков, «Эльза шваба привезла».
В 1938 г. родился первый Эрвин, не прожил и года, в 1941 г. появился я, в 1949 г. — Вельда.
Конец 40-х гг. Челябинск-40.
1956 г. Текели. Семья в сборе, впереди Витя Ремезов (сын тёти Муси).
Первый семейный юбилей — серебряная свадьба в 1962 г. Талды-Курган. За три месяца до этого умерла бабушка, мама наотрез отказалась что-либо праздновать. Папа традиционно отмолчался, организатором любых семейных торжеств, сколько себя помню, всегда была мама. После длительных уговоров удалось организовать обед во дворе собственного дома, в беседке, оплетённой диким виноградом, для самых близких родственников, максимум 15 участников.
Золотая свадьба в 1987 г. праздновалась довольно помпезно, в несколько этапов. Городские власти Талды-Кургана устроили торжественную церемонию дружбы народов и поколений (одновременно чествовали свадьбу и серебряную свадьбу казахов, золотую свадьбу немцев). Выдан соответствующий документ, а свидетелем со стороны папы был тот же дядя Ваня Пеннер, что и 50 лет назад. Трогательно и полезно для воспитания подрастающего поколения, но на эту процедуру мы с Надей и 8-летней Юлией не успели (просто заранее не знали), ехали из Томска на своей машине к конкретной дате. Юбилейный банкет состоялся в городском парке (пик жаркого лета) Талды-Кургана. Ресторан откуплен полностью. Минимум 100 человек. С одной стороны от юбиляров усажены родственники, с другой врачи, преимущественно хирурги города и области. Отличный тамада, хирург-кореец из Уштобе с явно грузинской манерой поведения. Первым дал мне слово, затем кому-то из врачей, затем родственникам…, выговориться смогли все желающие. Много, очень много, добрых слов, цветов и подарков. Пытаюсь вспомнить, что мы привезли из Томска, не могу. Помню, как мама волновалась, чтобы я не перепил, но ведь рядом была Надя. Мама есть мама. Сегодня, в моей квартире помимо фотографий, напоминают о золотой свадьбе родителей фарфоровые сувенирный самовар и ваза для цветов, подаренных родителям дядей Отто, младшим братом папы, в то время работником фарфорового завода под Целиноградом (сейчас Астана).
07.07.1987 г. Талды-Курган. Дворец бракосочетания. Золотая свадьба родителей, серебряная свадьба рядом сидящей пары должны стать примером для новобрачных. Сзади свидетели тётя Марта и дядя Ваня Пеннер (они же свидетели свадьбы в 1937 г.). Друзья из техникума Гельмут Полле и Ганс (Иван) Пеннер с жёнами-сёстрами Эльзой и Мартой пока ещё в Казахстане.
Август 1994 г. Папенбург. Первое посещение родителей на «исторической» Родине.
Ровно через 10 лет, 31.07.1997 г., уже в Германии, в Папенбурге мы праздновали бриллиантовую свадьбу папы и мамы. 60 лет вместе, уму непостижимо. С утра папу с мамой поздравляет пастор, представитель бургомистра…. Трогает до слёз! Кстати, в Германии принято в газетах заранее публиковать данные об юбилейных датах в жизни сограждан. Могу ошибиться, в Папенбурге эти публикации (бесплатные) инициирует церковь, поддерживает городская администрация. Но, кто в Германии знает великих тружеников, хирургов-практиков высшей категории, вылечивших многие тысячи больных в России, Казахстане? Поступило лишь несколько поздравительных открыток от бывших пациентов, переехавших в Германию.
Ближе к вечеру китайский ресторан, присутствуют только родственники. Всё как положено: традиционные тосты, приветствия, цветы, фотографии на память. Мама очень сдала, а папа смотрится неплохо. Конечно, я чувствовал возраст родителей, но не предполагал, что вижу маму в последний раз.
Папа с мамой прожили долгую жизнь, несмотря на многочисленные трудности и удары судьбы. Что же позволило достичь им зрелого возраста? Важнейшими представляются два момента.
31.07.1997 г. Папенбург. Утром с бриллиантовой свадьбой поздравляет пастор.
Первый — любовь, невозможность существования друг без друга! Счастливая 60-летняя совместная жизнь мамы и папы во многом связана с сочетанием очень разных характеров. Папа — «жаворонок», всё стремился сделать быстро. Мама — «сова», всё старалась делать более обстоятельно. Характер мамы носил черты отчётливо выраженного командного стиля, в значительной мере этому способствовала многолетняя работа руководителем отделения, особенно травматологического в областной больнице, в котором все ординаторы — мужчины. Сколько помню, папа всегда уступал маме в семейных ссорах, оставаясь при своём мнении. С другой стороны, никаких важных решений в семье без советов с папой мама не принимала. Пример семейной жизни родителей достоин подражания, но родные дети почему-то предпочитают искать сочувствия в неудачной жизни, вместо того, чтобы достойно её организовать.
Второй момент — высочайший уровень профессионального мастерства в самой гуманной специальности. Любые отклонения в организме супруга или собственном немедленно профессионально оцениваются, и начинается лечение. Вот эта своевременность лечения совместно с доступом к средствам лечения (лекарства, кровь, процедуры, квалифицированная помощь…) не могли не сыграть свою положительную роль.
Должен отметить, все внуки любили «ому с дедой». В то же время ревностно воспринимали кажущееся или реально разное отношение «омы и деда» к моим детям и детям сестры Вельды. Аналогично поведение и моих жён Нины и Нади. По-видимому, мама и папа не всегда улавливали, что многие родственники не адекватно воспринимают радость по поводу очередного облагодетельствования Олега или Нелли (детей Вельды) покупкой автомобиля… Впрочем, я всегда считал это личным делом родителей.
31.07.1997 г. Папенбург. Китайский ресторан. Бриллиантовая свадьба Эльзы и Гельмута Полле.
Рядом дети и внучки Нелли (справа) и Юлия.
23.01.2004 г. Папенбург. На могиле счастливых родителей.
Папа с мамой оставили после себя двух детей, 6 внуков, 6 правнуков; на 18 сентября 2007 г. 19 прямых или примкнувших потомков Гельмута Христиановича и Эльзы Корнеевны носят фамилию Полле.
Папа родился 22.04.1914 г. в деревне Сарыбаш (степной Крым) третьим ребёнком у Христиана и Доротеи Полле. В 7 месяцев папа остался без матери, в доме появилась мачеха Эмма, которую папа всегда считал мамой. Родились ещё четверо братьев. Жили голодно, помню рассказы, как мальчишки Полле ловили и жарили воробьёв. В школе папа учился с 1922 г., в 1930 г. поступил в Молочанский (Запорожская область) медицинский техникум на отделение «лекпом» (помощник врача). С голодухи бросил учёбу и убежал к родителям в степной Крым (семья уже дважды меняла место жительство) в деревню Майфельд. Председатель колхоза направил его секретарём сельсовета в деревню Коржамбек. Поработал, понял, эта работа не для 17-летнего парня и вернулся в техникум. В техникуме папа — активный общественник, председатель студенческого профсоюзного комитета.
1935–1940 гг. — учёба в Одесском мединституте. В 1938 г., на следующий год после свадьбы, родился сын Эрвин (первый), любимец студенческого общежития, умерший через 11 месяцев и 10 дней. Жили трудно, папа три года по ночам работал фельдшером в психиатрической больнице, работа тяжёлая и опасная, но неплохо оплачиваемая.
После окончания мединститута папу взяли в военный резерв и полгода не разрешали уехать вслед за мамой на Турксиб. Через Москву добился разрешения и в январе 1941 г., за два месяца до моего рождения, папа оказался в железнодорожной больнице Уштобе, начал работать ординатором в отделении, которым заведовала мама.
Папа.
3 мая 1942 г. папу выдернули прямо из операционной и отправили в трудармию на строительство Челябинского металлургического комбината. Ужасы концлагерей для советских немцев повторять не буду, папа их достоверно описал в мемуарах «Так было!» Тяжелейшие испытания в трудармии, но приобретён богатейший профессиональный опыт, было, у кого поучиться. В концлагерях среди советских немцев содержались не только рядовые крестьяне и молодые интеллигенты, как папа, но и выдающиеся личности из разных областей деятельности. В частности, на профессиональную подготовку отца сильно повлиял профессор-хирург А.А.Руш, отправленный в трудармию из Ленинграда.
Первое запомнившееся впечатление о папе относится к 1946 г., когда он приехал за нами в Уштобе из Челябинска. Папа выглядел необычно для послевоенного Казахстана: болотно-зелёное демисезонное пальто, яркий клетчатый пиджак, жилетка (американская помощь по «ленд-лизу»), позже мы подобную одежду видели на героях кинофильмов, «взятых в качестве трофеев». Закроешь глаза и видишь, как папа подбрасывает меня, пятилетнего, на руках. Папа вёз маме и мне подарки в рюкзаке, в сутолоке у касс Новосибирского вокзала (пересадка) «умельцы» разрезали рюкзак и «реквизировали» всё содержимое. Много раз, даже в Германии, папа вспоминал свой досадный промах.
Сентябрь 1954 г. Пароход «Александр Можайский», маршрут Магадан — Находка.
— 1969 г. Талды-Курган. Папа во дворе своего дома. В собачью конуру заглядывает Эльвира.
Через 10–15 лет после трудармии, во второй половине 50-х, я несколько раз вместе с папой посещал деревни с преимущественно немецким населением (в пределах 100–150 км от Талды-Кургана, Текели). Надо было видеть и прочувствовать отношение простых крестьян к «доктору Полле», от немногих оставшихся в живых трудармейцев легенды о его работе передавались следующим поколениям. Единицы из оставшихся в живых и переехавших в Германию трудармейцев поддерживали переписку с моими родителями, несколько человек приезжали на похороны.
Неоднократно приходилось наблюдать популярность папы среди больных, выздоровевших, причём слухи о его выдающихся способностях хирурга, широко были распространены и среди людей, не попадавших в больницу. Хочу подчеркнуть, что речь идёт не столько о русских немцах, временами в окружении нашей семьи немцев почти не было, а о людях, независимо от национальности. Невозможно забыть, как в 1981 г., через 30 (!) лет после принудительного вывоза семьи на Колыму из Челябинска-40 на строительной площадке Томского нефтехимического комбината ко мне подошёл руководитель крупной строительной организации из «сороковки» и спросил: «Хирург Полле — не Ваш родственник?»
Сколько раз приходилось видеть, как больные идут прямо домой после неудачных попыток прорваться к нему на консультации непосредственно в больнице. Кого только среди них не было: казахи, корейцы, чеченцы, весь казахстанский национальный спектр. Обычно папа переправлял всех на приём в больницу. Никогда не брал денег с больных. В памяти сидит случай, когда чеченец толкал мне, девятикласснику, в руки пачку двадцатипятирублёвок «на конфеты» и как папа эти деньги возвращал.
Ещё случай. В 9-м классе историю преподаёт 30-летний кореец, отец пяти детей. Передвигается на костылях, после травмы в 14-летнем возрасте одна нога не разгибается в колене. Папа с мамой сделали ему сложную операцию (в Алма-Ате оперировать отказались), через месяц учитель появился в школе без костылей с тростью для страховки (16 лет ноги имели разную нагрузку). В воскресенье учитель пришёл к нам домой и со слезами благодарности пытался вручить родителям пакет с деньгами. Не взяли. У меня слёзы появляются, когда вспоминаю превращение инвалида в нормального человека. Противно, что я вёл себя на уроках хорошего учителя истории неподобающим образом, вплоть до игры в карты с соседями по партам, но он никогда не делал мне замечаний.
В папе одновременно уживались страх и бесстрашие. С одной стороны, бесстрашие хирурга, энергичность при выполнении должностных обязанностей, скажем, главврача областной больницы или областного хирурга. Приходилось наблюдать его резкую и решительную манеру поведения администратора при постановке задач и спросе с подчинённых. Студентом, аспирантом мне сложно было оценить папин труд руководителя, теперь на многое смотрю глазами руководителя не малого коллектива и вижу, насколько он был прав, скажем, при мгновенном пресечении попыток шантажа со стороны подчинённых. Конкретный пример. Я в папином кабинете. Появляется хорошо знакомый и мне, отличный специалист, возглавлявший сравнительно большое автохозяйство областной больницы, и начинает канючить повышение зарплаты. Папа молчком поднимает телефонную трубку и даёт команду отделу кадров подобрать кандидатуру на пост просителя. Здоровый мужик, коренной семиреченский казак, пулей выскочил из кабинета и… много лет продолжал работать в прежней должности. В то время решительность папы показалась мне чрезмерной. Другой хорошо запомнившийся случай. Папа летит самолётом на сложный вызов, при посадке санитарный АН-2 переворачивается. Папа повис на ремнях, благо, пристегнулся, керосин хлещет через открытый вентиль, чудом не произошла трагедия. Папа вернулся на следующий день на машине (300 км) в состоянии тяжёлого стресса, заявил, что больше не полетит, а дня через 3 отремонтированным самолётом отправился на очередной вызов.
С другой стороны, папа до конца дней своих испытывал животный страх перед НКВД и всеми его последующими обличиями. Житейские перипетии 30-х, 40-х, 50-х в страшной атмосфере насилия без человеческих законов и правил, стремление сохранить семью, детей сформировали в характере папы ощущение бессилия перед властью, ведь именно НКВД, МГБ, КГБ выступали от имени власти. Даже в 1957 г. папа категорически возражал против переписки с объявившейся в Канаде тётей Вельдой (см. выше). Рассуждая о страхе, пытаюсь осмысливать поведение папы в разных ситуациях. Конкретный пример. Талды-Курган, автобус, мама с сёстрами громко о чём-то по-немецки говорят, папа отодвигается от них и делает вид, что не имеет к ним отношения. Папенбург, идём по улице с мамой, папой. Папа: тише, тише говори по-русски. Старался не обижать родителей, одновременно отстаивая своё право говорить на родном русском языке так громко, чтобы родители хорошо могли меня слышать. А как разговаривали громко во всех общественных местах Казахстана на своём языке чеченцы…
Именно страхом за меня и мою семью можно объяснить настоятельное требование папы убрать из публичной «Мозаики» фрагмент, касающийся сложных взаимоотношений с КГБ. Моё упрямство — признак следующего поколения, которое с конца 50-х стремится к переменам. Раньше я думал, что наши дети, внуки не будут бояться власти, однако последние изменения в Москве вызывают сомнения, что в обозримом будущем Россия станет демократической, что в России, наконец, государство будет существовать для человека, а не наоборот.
Совсем не смешно было наблюдать, как заслуженный хирург-пенсионер робел перед мелкими германскими чиновниками, уровня тех, что у нас сидят в многочисленных кабинетах районных администраций.
Мелкий штрих-воспоминание из далёких до телевизионных времён. Компания играет в «подкидного дурака». Папа, имея на руках мелкие и крупные карты, всегда азартно ходил с крупных. Нередко добивался конечного успеха, особенно при игре с людьми, мало знающими его характер.
Любил он в свободное время постучать костяшками домино. А манера та же, заметно стремление к риску, полностью отсутствует желание спокойной позиционной игры. В молодости подобная манера была характерна и для моего поведения в игровых ситуациях, удивительно, но только сейчас я понял, что это влияние отца.
Январь 1967 г. Талды-Курган. На руках счастливого деда Игорь (~3 месяца) и Эльвира (~ 3 года).
Папа любил футбол, не пропускал матчей на стадионе Талды-Кургана, один из активных организаторов и болельщиков футбольных матчей между хирургами и работниками хоздвора областной больницы. Два-три лета во время кратковременных посещений Талды-Кургана я играл за команду хирургов, как бы подменяя отца. Папа — азартный болельщик, а дядя Ваня Пеннер (папин ровесник) стоял на воротах, ему приходилось трудней всех в команде хирургов. Довольно интересные игры, шофёры и слесари, как правило, нас опережали. Последние годы жизни папа продолжал активно наблюдать футбол и в Германии.
Лето 1959 г. Талды-Курган. Папа на стройке собственного дома.
— 1970 г. Талды-Курган. Папа с Эльвирой на праздничной демонстрации.
Затронув увлечения папы, не могу обойти любовь к рыбалке, кстати, до войны он активный охотник (рассказывал об убитых зайцах и фазанах, когда-то существовали фото с трофеями). Папа с 6 лет приучил меня рыбачить.
Папа знал, как я любил рыбалку на сазана. При моём кратковременном летнем появлении в 60-е годы в родительском доме хоздвор областной больницы немедленно начинал атаку на главврача: «Гельмут Христианович! На рыбалку!» Папа уступал «низам». Типичный пример.
Юго-восточный Казахстан, глубоководные ямы в русле пересыхающих летом рек, ~300 км к северу от Талды-Кургана по пустынному бездорожью, в июле днём безумная жара, ночью без телогрейки невозможно.
К дальней рыбалке (один-два раза за сезон, не чаще) тщательно готовились. Колонна из двух-трёх больничных «уазиков» (личный транспорт в то время — ишаки и велосипеды) загружалась дровами, снастями, флягами с питьевой водой, провизией и обилием алкоголя. Плюс 10–15 мужиков с горящими глазами.
В направлении «туда» у рыбаков весёлое настроение, анекдоты, естественно, «пересыхает» горло. Все, кроме водителей, начинают «по грамульке» осваивать запасы, пока «босс» — папа не притормаживает процесс. Колонна к вечеру прибывает на место, каждый чем-то начинает срочно заниматься (смеркается быстро, а ночи тёмные), кто оборудует место ночлега (без палатки) и приёма пищи, кто костёр разводит, кто пытается что-то быстренько поймать на вечернюю уху. А водители судорожно и бесконтрольно в машине восполняют упущенные в дороге «грамульки».
25.01.1985 г. Тюмень. Свадьба Эльвиры. Папа сзади, слева от папы Нина. Вверху справа Вельда.
Три-четыре часа коллективного ужина с водкой и рыбацкими байками у костра, привезённые дрова заканчиваются, мужики задрёмывают в предвкушении утренней рыбалки на крупного сазана.
Неожиданно первым проснулся и засобирался «на дело» явно перебравший водитель Василий. Я приоткрыл глаза, часа 3 ночи, темно аж жуть, только светятся мириады звёзд на чёрном небе и угольки от догорающего саксаула. «Ранний» рыбак пытается нащупать свои снасти, затем включает фары автомобиля. Начинает орать, всех будить: кто украл часть удилища? Поясню, для ловли крупного сазана с глубины 3–4 метра использовались толстые двухколенные изделия из бамбука. Шарашился, Василий, шарашился под недовольные матерные реплики не желавших просыпаться рыбаков, швырнул оснащённую концевую часть удилища с леской, крючками, поплавком и грузилом в костёр и завалился спать.
Рассвело, рыбаки занимают исходные позиции, «деловой» водитель храпит на «украденных» остатках своей удочки.
Утренняя рыбалка на удочку с леской толщиной не менее 1 мм (наживка — тесто). Добыча одного крупного сазана вбрасывает в организм «море» адреналина. У меня приличный рыбацкий опыт, но ощущения при вытаскивании крупного сазана, ни с чем сравнить не могу. В обед уже невозможно находиться на рыбалке, жара превышает 40R в тени, а тени-то нет, встать на землю голыми ногами невозможно. Сколько можно стоишь в воде, затем поступает команда папы, рыбаки сматывают удочки и домой. Утомительно, но сазан заслуживает уважения. Последние рыбалки папа лично много не ловил, но несколько штук обязательно. Ребята «хоздвора» внимательно следили, чтобы Гельмут Христианович меньше их рыбы домой не привозил. Удивительно, на такой жаре сазан хорошо сохраняется при транспортировке в ящиках, переложенных камышом. Однажды мы с папой отошли от места общей рыбалки и наткнулись на яму с окунями. За пару часов вдвоём (наживка, дождевой червь, всегда в резерве) натаскали ведро отборных окуней.
Последние совместные с папой рыбалки проходили в Оськино в конце 80-х. Он с удовольствием садился в лодку, я давал ему лучшую удочку. Но приспособиться к рыбалке в проводку над кормушкой папа не мог. Ловил меньше меня, да это неважно, ведь папа перевалил 75 лет. Показалось странным, он не мог надеть червяка на крючок, хотя был в очках, просил меня. Через год выяснилась причина: один глаз практически не видел. Папа много раз вспоминал историю с наживкой, удивлялся, как сам, медик с колоссальным опытом, не догадался.
Папа — человек от земли! Сколько помню, в доме всегда было небольшое сельское хозяйство. Огород, сад — само собой, но и живность постоянно (до уезда в Германию). В Челябинске-40 держали кроликов, папа каждый день, возвращаясь с работы, приносил мешок травы. На Колыме держали кур и свиней, причём зимой они жили на кухне, клетка с десятком кур располагалась над клеткой с Васькой и Борькой, на подоконниках стояли ящики с проращиваемым овсом, используемым в качестве зелёной подкормки. Даже, проживая в многоквартирном государственном доме в Текели, в сарае держали кур и голубей. Папа с детства любил голубей, поощрял моё увлечение, но не мешал советами. Кстати куры «рады», когда птенец голубя случайно вываливается из гнезда, мгновенно разрывают птенца на куски и поедают (для меня кровожадность кур когда-то стала откровением).
Август 1994 г. Папенбург. В квартире родителей Витя Ремезов, Саша Машкин, Артур Ремпель, Вова Ремезов, Эдик (племянник).
26.05.1998 г., после похорон мамы.
В Талды-Кургане тот же набор: куры, свиньи, кролики. Домашняя живность обеспечивала подспорье в питании семьи, но не это было главным. Основное: домашней работой по хозяйству папа (да и мама тоже) снимал нервную перегрузку от сложной профессиональной деятельности хирурга. У хирургов принято снимать стресс алкоголем, многие спиваются и рано уходят из жизни, папа выпивкой не злоупотреблял. Сад, сарай, курятник, печка требовали серьёзных физических усилий и ежедневного внимания, но домашняя работа поддерживала его здоровье, позволила дожить папе до весьма солидного возраста.
В Папенбурге папе занятий по хозяйству не хватало, хотя вместе с дядей Ваней Пеннер грядку зелени выращивали (казахстанский укроп лучше пахнет, чем германский!). Дошло до того, что папа начал подрабатывать, занимаясь рубкой-пилкой и складированием дубовых веток на месте будущего строительства дома. Начинали они вместе с дядей Отто Ремпель, получили первый раз по 300 ДМ, и дядя Отто отказался (мало хозяйка платит), но папа более упорный. Пока я был у родителей в августе 1994 г., выходил вместе с ним по утрам на эту тяжёлую для 80-летнего человека работу. Папа задыхался, но чувствовалось, работа ему нравилась, напоминая разделку саксаула во дворе своего дома в Талды-Кургане.
Ностальгия, тоска по Талды-Кургану преследовали папу до последних дней, помню как в апреле 2001 г. в очередной раз убеждал папу, что ситуация в Талды-Кургане изменилась и возврат к прежней жизни невозможен. Папа во всех бедах винил Ельцина, ненавидел его. Много мы с ним на эту тему говорили, после моих активных убеждений папа замолкал, но оставался при своём мнении. В чём я с папой согласен, с беспринципностью Ельцина в проблеме «русских немцев». Ряд непродуманных (или сознательных?!) выступлений Ельцина и немцы Казахстана и Сибири, включая русских и наполовину русских членов семей, лавиной ринулись в Германию. А власти России в начале 3-го тысячелетия «чешут затылок», как изменить демографическую ситуацию, откуда привлечь рабочую силу. Правители России в 18 веке организовано привлекали квалифицированную рабочую силу из Европы, а нынешние беспомощно наблюдают неконтролируемое заселение России нищими неграмотными выходцами с Юга и Востока (китайцы, вьетнамцы, афганцы, таджики, азербайджанцы, курды…), стимулирующими развитие криминального бизнеса, нелегально переправляющими в родные страны миллиарды долларов.
Папенбург. Август 1994 г. (верхнее фото).
31.07.1997 г. День бриллиантовой свадьбы.
Отвлёкся на большую политику, прошу читателя простить, обидно за «русских немцев». Возвращаюсь в родительский дом.
Каждый член семьи имел за столом своё место, папа во главе, моё место рядом с папой, сбоку. У папы своя кружка, которой никто больше не пользовался. Если папа отсутствовал, мама предлагала мне занять его место. 7 апреля 2002 г., через 2 дня после похорон папы в телефонном разговоре с тётей Мартой до глубины души тронула фраза: «Сидим, пьём чай (поминки), а Гельмута не хватает на своём месте».
Папа (Колыма, Талды-Курган).
22.04.2001 г. Папенбург. Пастор поздравляет с 87-летием.
Папа в питании был непривередливый, но отдельные его привычки в семье знали. Не любил говядину (куры, свинина, баранина, кролики — да, говядина — нет). Раньше не задумывался, может быть, это шло с детства, когда корова являлась единственной кормилицей большой семьи. Не ел овощной салат со сметаной, для него мама специально готовила с растительным маслом. Можно, наверно, ещё что-нибудь вспомнить из необременительных для семьи привычек папы.
Я с детства много читал, любовь к газетам привил мне папа. Сколько помню, в семье родителей и моей семье выписывалась газета «Известия», только со второй половины 2007 г. я прекратил подписку этой газеты (пожелтела, откровенно лижет задницу власти), хотя был членом клуба «Известий» с личным номером, регулярно отправлял в редакцию реплики, получал ответы.
Несколько раз в семье родителей приступали заново к созданию домашней библиотеки. Богатый набор медицинской литературы, множество подписных изданий. Хорошие собрания сочинений публиковались в качестве приложения к журналу «Огонёк», который тоже выписывали «вечно». Масса приключенческой литературы. Бросили книги в Челябинске-40, бросили на Колыме, бросили в Талды-Кургане при переезде в Германию. В последнем случае часть книг папа раздарил внукам из Тюмени, несколько собраний сочинений забрал я в Томск (Стендаль, Голсуорси, Бунин, Вересаев) и сейчас они стоят в шкафу перед моими глазами. Основная масса книг роздана знакомым и соседям.
22.04.2001 г. Папенбург. Папе 87 лет. Внизу тётя Лиза с мужем и Надя.
22.04.2001 г. Папенбург. Папе 87 лет.
Слева направо тётя Марта, Надя, тётя Лиза, дядя Отто, Элеонора. Впереди Эльза.
Я не помню папиных литературных предпочтений, скажем, на видном месте стоял «Краткий курс ВКП (б)» под редакцией Сталина, 1946 г. издания. Помню ненависть папы к известному писателю Эренбургу. Наверно, это отрыжка военных лет, когда трудармейцев, советских немцев, выстраивали и заставляли хором повторять текст националистической листовки Эренбурга «Убей немца!» Такие изощрённые издевательства забыть невозможно.
Папенбург. Апрель 2001 г. Папе 87 лет.
Два воспоминания из детства.
Я благодарен папе, что летом 1955 г. после 7-го класса он взял меня в поездку к родственникам на Урал (впервые после войны это стало возможным, хотя и потребовалось специальное разрешение комендатуры). Челябинск, Копейск, Соликамск, Кизел — наши остановки, да и поездка по центральному Казахстану через недавно открытый участок железной дороги Моинты-Чу и вдоль Урала чрезвычайно познавательна. Имеется фото из Соликамска: три брата (Гельмут, Роберт, Отто) и я, четырнадцатилетний, за столом. Отлично видна общая порода (по деду Христиану), матери отца и его братьев разные. Впервые я выпил рюмку водки. Противно, опьянел сразу (слава богу, женщин рядом не было).
Папа практически меня не бил, запомнил два случая рукоприкладства. Один раз папа порол меня прутом, когда застал курящую компанию третьеклассников в сарае (только недавно длинный деревянный, двухсторонний, хозяев на 30, сарай, восстановили после пожара). Орал я, конечно, но не от боли. Второй случай произошёл где-то в 8–9 классе, папа пытался меня рукой ударить (не помню, за какую дерзость), попал по фотоаппарату и тот полетел на цементный пол веранды. Обошлось! «Зоркий» уцелел, лопнул только светофильтр. В основном, наказания сводились к словесным внушениям, в 6–9 лет ставили в угол, иногда на коленках.
В 1971 г. я в течение трёх месяцев отращивал бороду, папа — единственный близкий человек, открыто одобривший мою попытку несколько изменить внешность. Интеллигентского вида борода ему понравилась.
Запомнил взвешенную мудрую реакцию папы на мою, вылезшую на поверхность, связь с Владой летом 1973 г.: «Мало ли что в жизни бывает, зачем жене сразу говорить!?».
Папа не имел репутацию человека, облизывающегося при виде красивой женщины, в отличие от многих известных мне хирургов, работавших вместе с родителями. Мамина версия о «некоей рыжей», которую она отшила, появившись в Челябинске по окончании войны, неоднократно упоминалась в семье, папа не комментировал тему. Вместе с тем утверждаю, папа при скромных габаритах, рост не достигал 170 см, был сильным мужчиной (не в смысле подъёма тяжестей). Как я поразился, случайно увидев простынь папиной постели в характерных пятнах, папе далеко за 70, мама спит в другой комнате. Много раз рассказывал я в подходящей ситуации о сильном мужском начале, пытаясь объяснить продолжительность жизни папы. Сейчас, когда мне 67 лет, увиденный факт не удивляет, только подтверждает ранее сделанное предположение.
Мои жёны (Нина, Надя) хорошо воспринимали папу, контрастно по сравнению с отношением к маме. Никогда не задумывался, является это проявлением общечеловеческой закономерности, скорей всего именно так. В минуты конфликтов тыкали в нос: «если бы ты был такой, как папа!» Папа вёл себя с невестками ровно, своё отношение мне редко высказывал, хотя мнение имел, в целом поддерживая мою позицию в семейных конфликтах. Я старался беречь нервы родителей и редко доводил отрицательные эмоции до родителей, чаще информация поступала к ним через родственников. Словесная эквилибристика с использованием «фашистов», «гестаповцев» ему очень не нравилась, однако, насколько я знаю, папа невесткам по этому поводу внушения не делал.
Редко (очень редко) папа давал советы, как мне вести себя в семье. Запомнил телеграмму папы весной 1978 г. с просьбой воздержаться от брака с Надей.
Папа обожал внуков, причём говорил, что будет с ними заниматься, когда начнут самостоятельно ходить. Сохранились фотографии, молодой дед Гельмут с удовольствием участвует в праздничной демонстрации в Талды-Кургане с маленькой Эльвирой, гуляет с ней.
В 17 лет я «вылетел из родительского гнезда», но дни рождения папы никогда не забывал. Приезжал (22 апреля — время не отпускное) на юбилейные даты 55, 60, 65, 70, 75, 80, на 85 приехать не смог (безработный, денег нет). Помню, как мучительно подбирал подарок к папиному 60-летию, специально заказал лучшему тюменскому художнику сделать копию фрагмента огромной картины религиозного содержания великого мастера средневековья Кранаха (букет цветов). Каждый раз, приезжая в Талды-Курган или Папенбург я любуюсь подаренной картиной, ей более 30 лет, а как будто вчера написана.
Папа тоже приезжал на мой 50-летний юбилей в 1991 г. (вместе с Вельдой). Кстати, папа и в преклонном возрасте остался лёгким на подъём, неоднократно приезжал к нам, ездил и в Тюмень на свадьбу Игоря в 1989 г. Несколько раз порывался приехать погостить в Томск даже из Папенбурга, однако желания пресекались мамой под предлогом слабого сердца папы.
Сколько помню, папа всегда имел проблемы со здоровьем, мама настойчиво и безуспешно пыталась бороться с интенсивностью его курения (две пачки в день до последнего дня жизни). Запомнил я даже папин аппендицит в 1950 г., специально привезённый профессор из «большого» Челябинска насмешил маму (стояла рядом с операционным столом) на много лет вперёд.
Первое тяжелейшее заболевание, связанное с дефицитом йода в организме — Базедова болезнь — проявилось в 1957 г. Помню опухлость папы, его раздуло так, что все костюмы оказались малы. Длительно лечился в лучших клиниках Алма-Аты и Москвы, на курорте в Кисловодске. Постепенно медицина привела папу в рабочее состояние, но поддерживающие йодсодержащие таблетки он принимал горстями до последнего дня жизни.
В 70-е у папы начались серьёзные проблемы с сердцем. Помню май 1971 г., я приехал в отпуск раньше обычного, а папа — на больничном из-за сердечных болей, правда, до инфаркта тогда не дошло. Зафиксированный инфаркт миокарда — 1977 год, через год — повтор, меня вызывали в Талды-Курган в ожидании неблагоприятного развития болезни. Слава богу, обошлось! И, как говорят в спорте, у папы наступило второе дыхание.
В конце 80-х у папы начались проблемы с глазами, один практически не видел. Операцию ему делали в Томске, в клинике Савиных. Сначала папа недоверчиво отнёсся к результатам, жаловался на некоторое жжение в глазу. В Папенбурге немецкие врачи сделали операцию на другом глазу, вот тут-то он оценил качество работы томского хирурга-окулиста, кстати, постоянно передавал ей привет. Во время моего последнего пребывания рядом с папой в апреле 2001 г. папа свободно читал, причём подчёркивал, что оперированный в Томске глаз видит лучше. В целом, папа скептически относился к работе местных врачей, по крайней мере, тех, с кем они с мамой вынуждены были общаться. Не буду оценивать папины суждения, так как медицина в Германии функционирует совсем иначе, чем в СССР.
Папа несколько раз уходил на пенсию, затем возвращался, окончательно оставил работу в апреле 1989 г., достигнув 75 лет. Зафиксированный трудовой книжкой стаж составлял 51 год и 6 месяцев.
Смерть мамы стала трагедией для папы. Думаю, мне удалось немного папу поддержать, оставаясь рядом с ним в течение недели после похорон. Раз за разом он вслух возвращался к одной мысли: «Почему я ещё живу?». Позже, со слов Вельды, я узнал, что после моего уезда, папа бросил принимать таблетки, упомянутые выше, пытаясь вызвать финальный кризис организма. С большим трудом через 2 недели его удалось уговорить возобновить приём профилактических лекарств.
Десятки лет, наблюдая за жизнью дружной пары родителей, я был уверен, что папа с мамой уйдут из жизни практически одновременно. Может быть, сказалось подсознательное влияние литературы или фольклора, может быть! Всевышний распорядился по-своему, папа пережил маму почти на 4 года.
3 апреля 2002 г., в Томске 21.00, позвонила Вельда, полчаса назад в Папенбурге (местное время 14.30) умер папа. Один вопрос: «Приедешь?» Давно ожидаемый ответ: «Не могу, нет денег!»
Потрясение! Нет слов! В течение часа поговорил с Игорем в Тюмени, сделал несколько звонков родственникам в Папенбург (тётя Марта с Эльзой, Витя, Артур) с просьбой помочь в организации похорон. На следующий день дал телеграмму соболезнования в идиотском оформлении русского текста латинским шрифтом.
Welda Polle, An der Hoekweide 5A, 26871, Papenburg, BRD
Gluboko skorbim sviazi konchinoi papy deduschki pradeduschki! Pust zemlia emu budet puhom!
Blagodarim vseh, kto okazal pomosch v organizacii pohoron
Erwin, deti, vnuki
Поставил в зале портрет папы в траурной рамке. 4 апреля ещё раз поговорил с тётей Мартой, попросил её положить от моего имени цветы. В день похорон (5 апреля) помянул с детьми. 7 апреля ещё раз позвонил тёте Марте, расспросил подробности + внутренние переживания — вот и всё моё соучастие в проводах папы в совместную с мамой могилу.
01.05.2004 г. Томск. Квартира Юлии. Саша, Лена, Юлия, Вика, Надя вместе со мной на фоне Полле Гельмута Христиановича и Нусберга Виктора Яковлевича.
Папа ушёл из жизни в день рождения своего отца, моего деда — Христиана (очередная мистика цифр в семейной истории). Удивительно, я никогда раньше не слышал об этой дате и не был свидетелем её отмечания, узнал от Вельды только при сообщении о смерти папы. Последние годы, по словам Вельды, папа в этот день вспоминал своего отца, однако 03.04.2002 г. словами не вспомнил. В то же время, неожиданно, с утра в этот рядовой день (среда) надел свой лучший костюм, в нём был и похоронен.
Надеюсь, мысль не является кощунственной, но папину смерть можно считать счастливой. Быстрая смерть за 19 дней до 88-летия, практически на ногах, в здравом уме (пообедал, покурил на улице, самостоятельно поднялся в свою комнату по лестнице на второй этаж со словами «мне плохо», скорая помощь не успела приехать) — такое можно только пожелать себе.
Счастливая участь папы — навсегда остаться рядом с любимой женой, с момента регистрации брака с мамой прошло почти 65 лет. Пусть земля им будет пухом!
Попытался окинуть взглядом всю жизнь папы. Что бросается в глаза? Папа прожил большую и тяжёлую жизнь, вырвался из ужасающей нищеты, поднял детей с их сложными семейными судьбами, достиг выдающихся результатов в профессиональной деятельности врача, хирурга. Гордился достижениями сына, включая доброжелательное отношение к литературному творчеству, внимательно следил за успехами шести внуков, пяти правнуков. Конечный результат — дети после ухода родителей оказались нищими (по современным понятиям, не голодают, как папа в 20-е), сын не имел финансовых возможностей поехать на похороны, у дочери остались крупные долги после проводов папы к маме. И это не вина папы, а беда эпохи, страшного 20-го века, сколько миллионов, миллиардов людей на планете, включая Российскую империю, оказались несчастными не по своей воле. Родители мечтали, чтобы их дети жили лучше, теперь уже я мечтаю, чтобы мои внуки жили лучше, чем их дед и родители.
За день до смерти папы я отправил ему по почте поздравление с 88-летием и фрагмент «Мозаики», посвящённым маме. Не успел папа оценить…
Мама, Полле Эльза Корнеевна, в девичестве Вельк, родилась 28.06.1916 г. в немецкой колонии в районе Запорожья, вторая из пяти сестёр.
Мама окончила вторую ступень сельской школы, боюсь ошибиться в названии, семилетку на немецком языке и поступила в учительский институт (соответствовал техникуму, в отличие от пединститута) на отделение химии. Шёл 1931 год, после коллективизации на Украине начался страшный голод, посылать продукты и деньги родители не могли, прожить на мизерную стипендию невозможно, мама сбежала домой после первого семестра. И хотя последнюю корову забрали в колхоз, как-то в семье (пять детей!) удалось прокормиться.
Примерно год мама работала в обычной колхозной бригаде. Однажды посыльный на коне прискакал прямо на поле: «Вельк! Срочно собирайся!» Уже на следующий день она «добровольно-принудительно» зачислена в Молочанский (райцентр Запорожской области) медицинский техникум, акушерское отделение. Время тяжёлое, голодное, желающих поступать учиться, не говоря уже о конкурсе, мало. Единственный на Украине медтехникум с обучением на родном языке, расположенный в центре немецкой колонии с трудом комплектовал набор. Сейчас расспросить уже некого, но думаю, не обошлось без давления и помощи партийной пропаганды, афишировавшей «справедливое» решение национального вопроса. Напомню, у руля государства находился величайший специалист (шутка!) в области межнациональных отношений.
Мама была девушкой спортивной, в отличие от папы, выступала в соревнованиях по волейболу и бегу. Отлично помню групповые фотографии волейболисток с мамой в центре (короткая стрижка, белая футболка, чёрные трусы-шорты и белые парусиновые тапочки). Типичная картина середины 30-х, известная по документальным фильмам. К сожалению, детские, школьные, техникумовские фотографии мамы не сохранились в бесконечных переездах. Что-то сгорело при пожаре в 1950 г. в Челябинске-40 (чемоданы с альбомами, документами и книгами из-за обилия клопов временно перенесли в коллективный сарай, а какой-то мерзавец поджёг его), что-то украли в Москве в 1992 г. при переселении в Германию. В последней поездке в Папенбург в 2004 г. я пересмотрел фотоальбомы родственников (тётя Муся, обладательница самого большого семейного фотоархива, перед помещением в больницу на мелкие куски разорвала огромное количество фотографий), но детских и юношеских фотографий мамы не нашёл.
Мама.
Лет 30 назад мама обиделась, когда я без спроса увёз из родительского дома штук двадцать фотографий своего детства, снимки сохранились, часть размещена на стенах квартиры, часть используется в качестве иллюстрации жизнеописания семьи Полле. Вот и размышляй: «что такое хорошо, что такое плохо».
В числе 10 лучших выпускников Молочанского медтехникума мама с верным ухажёром Гельмутом Полле летом 1935 г. получили возможность и успешно сдали вступительные экзамены в Одесский мединститут, через 2 года мама сменила фамилию Вельк на Полле.
В отличие от папы, занятого «по уши» общественной работой, мама больше увлекалась спортом. К волейболу и бегу добавились шахматы, в чемпионате института у мамы среди студенток почти не было конкуренции. В детстве я нередко с мамой играл, чаще с переменным успехом, последнюю партию сыграли где-то в мои студенческие годы. Набираю строки и думаю: а мои-то дети не умеют в шахматы играть, да и не стремятся научиться. Что это? Наследственная деградация или смена ориентиров молодёжи? Сразу не скажешь.
После ареста деда Корнея какая-либо помощь молодой студенческой семье от родственников исключалась. Семья же папы была совсем нищей, он никогда помощи при учёбе не получал. Помимо того, что папа по ночам трудился в психиатрической больнице, иногда они с мамой вместе подрабатывали в массовках художественных фильмов, снимавшихся на Одесской киностудии (по-видимому, режиссёры считали их достаточно фотогеничными). Мама и папа всю жизнь гордились (особенно мама), что в 30-е «приложили руку» к отечественному кино. За столиком в ресторане (они там натурально наедались) маму с папой легко узнать в фильме «Борьба продолжается» — типичной агитке тех лет.
Небольшая комната в студенческом общежитии, родился сын Эрвин, любимец общежития, умер, не прожив 1 года. Интенсивная учёба при полуголодном существовании и без помощи извне явно не способствуют подъёму маленьких детей. Неудобно было расспрашивать маму, почему умер первый Эрвин, сама при мне об этом никогда не говорила. То, что меня, рождённого через два года после семейной трагедии, назвали тем же именем, косвенно подтверждает тяжёлые переживания мамы по случаю смерти первенца и проявление сильной воли. Не принято так поступать в христианском мире, плохой знак. Никаких сомнений, что инициировала и настояла на своём именно мама. Продолжающаяся уже 67 лет жизнь второго Эрвина (моя жизнь!) подтвердила, мама оказалась права.
Ещё штрих из студенческой жизни мамы. В 1937 г. обучение в Одесском мединституте полностью перевели на украинский язык, маме пришлось нелегко, так как до того она училась только на немецком языке. Много раз в семье рассказывали, как тяжело мама сдавала госэкзамены, к счастью председатель комиссии из Москвы лучше знал немецкий язык, чем украинский, и разрешал экзаменующимся формулировать ответы на родном языке. К чему привёл я этот пример? Да посмотрите «заботу» московских политиков 21-го века о судьбе русского языка на Украине. А мама, отличница в школе и техникуме, до самой смерти говорила по-русски с заметным акцентом, писала тоже специфически (официальные документы всегда помогал оформлять папа), что не помешало её стать профессионалом-медиком высшего класса.
Война. Папа в трудармии. Мама — врач широкого профиля (хирург, травматолог, гинеколог…) в железнодорожной больнице станции Уштобе до середины 1946 г. со мной на руках. Мама рассказывала, как с двух месяцев я посещал ясли, затем детсад. В младенческом возрасте переболел традиционным набором детских болезней: скарлатина, корь, коклюш, бронхит, отит…
Уштобе. 1941-45 гг. Война. Папа в трудармии.
Переезд в создающийся атомград Челябинск-40, ныне Озёрск. Принудительная высылка семьи под вооружённой охраной на Колыму в 1951 г. (товарный вагон с нарами, решётками, с фанерным нужником в центре). Ванино, трюм грузопассажирского теплохода «Минск», Магадан, сутки на «Татрах» с прицепами по колымской трассе, сутки на тракторных санях. Выехали из «сороковки» 5 июля, 21 сентября оказались на Джелгале, прииске, неоднократно упомянутом Варламом Шаламовым в «Колымских рассказах» с определением «страшная». Больничка, в которой Шаламов ранее работал фельдшером. Теперь в ней два врача (мама и папа) и один фельдшер, привезённый по этому же этапу.
Родители, привыкшие к большой врачебной нагрузке, без работы не могли. Помню зимние колымские вечера (мороз до -60?), из СМИ только старые газеты. На Колыме, как и в Челябинске-40, мама в свободное время вышивала, причём разными способами: гладью, крестом, набивкой (больше названий не знаю). На стенках, на подушках, на кушетках, на столах, везде мамино рукоделие. К выборам часть «конфисковалась» для праздничного оформления приискового избирательного участка. А бабушка только вязала. Выйдя на пенсию, мама тоже начала активно вязать носочки и варежки для внуков.
Прошло 56 лет, а я не могу понять целесообразность отправки гнить в такой глуши высококвалифицированных хирургов при остром врачебном дефиците в послевоенном Советском Союзе. Чья-то прихоть? Тупая разнарядка бериевского ведомства? Потому что немцы? Но часть знакомых немцев в Челябинске-40 остались, да и большинство прибывших с нашим этапом на Колыму по национальности русские. Кстати, доброжелательно относились к родителям. Хорошо запомнил капитана медицинской службы, сопровождавшего этап от Челябинска-40 до Джелгалы, при прощании с мамой и папой открыто высказался в непонимании происходящего. 1951 год! Именно он, военврач, помог спасти в антисанитарных условиях товарного вагона от смерти умирающую от дифтерии двухлетнюю сестру Вельду. В последний момент! Мне было десять лет, но я хорошо помню реакцию родителей на умирание дочки, плачущего папу и маму с окаменевшим, без слёз, лицом. Теперь этот спасённый ребёнок имеет собственных внуков и ухаживает за могилами мамы с папой в Папенбурге. Для меня поездка на Колыму — открытие мира. А для мамы?
Мама на работе, изменение официальных фото во времени.
Умер Сталин, расстреляли Берия, при первой возможности родители убежали с Колымы, отправились в «родные» края, куда чекисты позволили, в Талды-Курган. Такого уровня врачей в казахстанском захолустье не было. Мама работала областным акушер-гинекологом, затем заведовала отделением травматологии областной больницы. Интересно, мама дома никогда не прикасалась к молотку или другому инструменту (сфера папы), а на работе те же инструменты (ножовка, стамеска, молоток…), но в специальном хромированном исполнении. Помню сильные руки мамы, да и вообще в первой половине жизни мама выглядела мощней папы (может, казалось так?).
Мама — врач от Бога, и это не красивая фраза. На примерах таких врачей как мама надо учить молодых эскулапов главному: врач для больного, а не больной для врача (принцип, к сожалению, становится всё более распространённым).
Профессионально встать на ноги маме помогли, как ни странно, условия военного времени, большинство опытных медиков на фронте и в госпиталях, мужчины-немцы брошены в концлагеря под названием «трудармия», в том числе и папа, немки должны «пахать» без права перемещения. Мама приобрела колоссальную практику лечения больных разного профиля. Через год после окончания института самостоятельно делала сложные операции, что невозможно в мирное время. Сильные руки мамы (не помог ли студенческий волейбол?) позволяли справляться с тяжёлыми травматическими больными.
Времена были голодные, помню, мама рассказывала, как она любила вызовы к больным в корейские колхозы (корейцев в армию не брали, заставляли выращивать для армии рис, овощи), оттуда иногда возвращалась с продуктами: ребёнка, т. е. меня, надо было кормить.
К приезду за нами папы в 1946 г. мама профессионально состоялась и могла самостоятельно работать в разных областях медицины, многое умела делать лучше папы. Однако, как администратор, мама явно уступала папе. Совместная жизнь родителей прошла с разделением функций: на работе командир папа, дома — мама. Нередко дома происходили скандалы, связанные с производственными проблемами. Были кратковременные исключения, когда оба занимали равноценные должности, скажем в Талды-Кургане, папа — областной хирург, мама — областной акушер-гинеколог.
Последние десятилетия мама работала заведующим травматологическим отделением областной больницы. В подчинении среди врачей только мужчины, уж очень тяжёлая работа. Опять вспоминаю сильные руки матери и умение работать столярно-слесарным инструментом. Помню также мнение папы, что мама хорошо «вытягивает» ожоговых больных — это не каждому дано, надо любить больного и сочувствовать его страданиям. Тяжёлые ожоги лечат месяцами, годами. Вспоминаю обожжённую шестилетнюю девочку-казашку с далёкого отгона, мама лечила её несколько лет, подняла на ноги, из дома носила ей что-нибудь вкусное. А девочка за время лечения бойко научилась говорить по-русски (при поступлении не знала ни одного слова) и стала любимицей больничного этажа.
Сентябрь 1954 г. Теплоход «Александр Можайский» следует по маршруту Магадан — материк (Находка).
Август 1964 г. Талды-Курган. Мама во дворе собственного дома на фоне созревающего винограда.
В жизни немало приходилось встречаться с медициной. Вынужден повторить: у мамы ласковые руки, уколы она ставила так квалифицированно, как ни одна медсестра, из числа коловших меня на протяжении десятилетий. А когда папа колол, возникали мысли о мяснике (личный опыт, констатация факта, не стараюсь принизить папу, да и не царское дело уколы ставить).
Сколько помню, мама была уважаемым больными и коллегами врачом. По праздникам в доме появлялись коробки с конфетами или флаконы духов от благодарных пациентов. Мне неизвестен ни один случай денежных подарков (время было другое, да и воспитание не позволяло маме брать с больных мзду). С некоторыми выздоровевшими пациентами мама переписывалась десятки (!) лет, даже переехав в Германию.
1965 г. Талды-Курган. Мама радуется первой внучке (Эльвире), воспитательная беседа с сыном, молодым отцом.
Мама не обделена официальными наградами, грамотами, нагрудными знаками Казахстана и СССР, начиная с «Отличника здравоохранения Казахстана», неоднократно участвовала во Всесоюзных съездах хирургов и травматологов, её фото красовались на областной Доске почёта. Кто-то может усмехнуться, но это признание профессиональной деятельности высочайшего уровня.
Мама не была идеальной в человеческих взаимоотношениях, предпочитала чёрно-белые характеристики людей, временами весьма эмоциональна. Иной раз удивляла убеждённость мамы в собственной правоте даже в откровенно спорных ситуациях. На работе личностные «недочёты» мамы с лихвой перекрывались профессионализмом, ей прощалось многое, что обычному человеку не спускается. При осложнениях мама: «Гельмут! Помоги же мне!» Отец поворчит, но всегда выручает.
Если среди больных подавляющее количество относилось к маме с величайшим уважением, то среди сотрудников встречались недоброжелатели. Чаще это просто завидующие квалификации врача высшей категории и одновременно независимости и открытости при высказывании и отстаивании собственной точки зрения.
Много усилий мама прилагала к созданию безупречного порядка в отделении, контингент больных в значительной мере состоял из жителей дальних аулов, да и часть врачей отделения — казахи. Для них чистота — понятие умозрительное, просто не понимают, о чём идёт речь. Для чистоплотной мамы наведение и поддержание порядка временами требовало больше энергии, чем работа в операционной. Мама с уважением относилась к тяжёлому физическому труду в травматологическом отделении среднего и низшего медперсонала (медсестёр и санитарок), казашек и евреек среди них не было. Характерный штрих: как только мама передала заведование одному из «мужиков» и перешла на работу в поликлинику, из отделения уволились все санитарки, чистоплотные немки.
Когда мама ушла на пенсию «мужики» отделения регулярно навещали «свою маму», консультировались, выпивали, мама с радостью расставляла закуску и угощала своим яблочным вином (сколько нервов в своё время потрачено на исключение пьянства травматологов на работе).
Пытаюсь вспомнить маму в разные периоды своей жизни, просмотрел сохранившиеся фотографии.
Необходимое пояснение для молодого читателя: в 30-е, 40-е, 50-е фотографирование становилось событием, к нему специально готовились, одевались, выдержка при съёмке достигала десятка секунд и больше. Как следствие, неестественная статичность фотографируемых, разглядеть истинное лицо не так просто. Вместе с тем, мама оказалась достаточно фотогеничной натурой.
Характерное фото военных времён. 1944 год. Молодая, красивая, крупная мама, рядом на стуле стою я. Упитанный, щёки лопаются, вид чрезвычайно серьёзный, кулачки сжаты: «чтобы всех немцев скорей убить!» О моих детских настроениях мама много раз со смехом рассказывала.
В Челябинске-40 мама на фото выглядит некоей гранд-дамой. Отличная по тем временам одежда из импортных (США, Китай) тканей, косы уложены на голове красивой короной. Маме чуть-чуть за 30, прекрасный женский возраст. Здесь 18.01.49 г. родилась Вельда. О предстоящих родах не знал, сам ничего не понимал, никто не подсказал. Более того, постфактум мне что-то говорили типа «мама купила девочку». По-моему, сейчас первоклассники более развиты, впрочем, могу и ошибиться, слишком по-разному воспитываются дети.
Колыма. Мама всё ещё с косами, донашивает платья из китайского шёлка, приобретённые раньше в богатом «атомграде». Кстати косы у мамы были густые, до пояса. Не могу вспомнить и представить, как она одевалась в повседневной жизни, всё-таки на Джелгале родители держали на кухне свиней и кур. Папин вид в телогрейке, мало отличающейся от основной одежды заключённых, хорошо представляю, мамин нет.
1955 год, Талды-Курган. Мама приезжает из Кисловодска (впервые использовала курортную путёвку) с короткой стрижкой (косы остались в прошлом), в шляпке с подкрашенным синим цветом пером. Для заштатного Талды-Кургана головной убор мамы показался настолько необычным, что одноклассники спрашивали, из нашей ли курицы перо на шляпке.
В конце 50-х (Текели, опять Талды-Курган) мама выглядит энергичной, весёлой. Характерное фото — гуляющие хирурги во дворе нашего дома.
С лета 1958 г. я бывал дома кратковременными наездами, мама всегда радовалась моему приезду. После смерти бабушки (26.04.62 г.), последовавших тяжёлых болезней, я уже не помню маму, весело и открыто смеющейся. Каждый мой приезд мама использовала, как возможность излить душу по поводу собственного болезненного состояния, папиных болезней, неприятностей в семье Вельды. Я слушал, сочувствовал, что-то говорил успокаивающее, но стремился скорей уехать, больше двух недель я уже в Талды-Кургане психологически не выдерживал.
Мама очень любила свою маму, ому, как её называли внуки. Бабушка прожила в составе нашей семьи почти 15 лет, оказала маме огромную помощь, взяв на себя полностью заботу о приготовлении пищи и ещё много домашних дел. Ома сняла проблему надзора за мной, когда родители на работе, было время, когда меня, шестилетнего, закрывали одного в комнате барака на целый день. Бабушка, в отличие от дочерей, была малоразговорчивой, не шумной женщиной, никогда не вмешивалась в редкие семейные конфликты мамы с папой.
Ома перед замужеством считалась самой красивой девушкой в семье Ремпель. Бабушка любила упоминать приятные моменты своей молодости, когда в нашем доме собирались гости. Маму почему-то раздражали воспоминания омы, дескать, Вы всё время хотите подчеркнуть, что я некрасивая. Чушь какая! Скорей всего корни раздражительности мамы уходят в 20-е — 30-е, когда на людях появились её сёстры, удивительно красивые близняшки тётя Марта и тётя Муся. Мама также не любила, когда бабушка хвалила папу за красивый голос, вспоминала, как хорошо Гельмут в молодости пел. Странно слышать, естественно, по-немецки: «Вы, мама, хотите подчеркнуть, что у меня нет голоса». Мне непонятно, скорей всего проявлялись элементы ревности, «ноги которой выросли» в далёкой молодости.
Насколько я знаю, папа не был бабником в привычном понимании этого слова, однако ревность мамы иной раз не проходила мимо детского сознания, хотя интимные отношения родители старались прятать от детских глаз и ушей. Неоднократно мама рассказывала о «некоей рыжей», которую она «отшила» в 1946 г. Помню, с каким негодованием мама осуждала интимные контакты хирургов с медсёстрами. Скорей всего это были профилактические женские меры: моё, значит моё! Возможно, жёсткая эмоциональная позиция мамы в отношении жаждущих медичек удержала семейную ситуацию под контролем. Великолепное торжество — бриллиантовая свадьба мамы с папой — явное свидетельство победы разума над сиюминутными эмоциями.
После ухода бабушки в 70-летнем возрасте заботы о приготовлении пищи легли на маму, готовила она сытно и вкусно, но бабушкиных высот в кулинарии не достигла. Всё-таки у мамы не было за спиной дореволюционного кулинарного училища в Бердянске, да и очень занята она была на основной работе.
Рассказывая о маме, нельзя обойти вниманием семейный клан, центром которого являлись мама и бабушка. Ещё в начале 40-х к маме в Уштобе переехала тётя Муся (Мария) с дочкой Вельдой, моей ровесницей, трагически погибшей в сентябре 1942 г. К маме же тётя Муся приехала в Челябинск-40 рожать первенца второй семьи — Витю Ремезова, появившегося в праздничный день 1 мая 1947 г.
В 50-е в Уштобе по очереди переехали тётя Марта и тётя Лиза (Луиза) с семьями. После того, как в 1958 г. родители окончательно поселились в Талды-Кургане, сёстры по очереди тоже переехали. Сначала тётя Марта, затем тётя Муся, в конце 80-х и тётя Лиза. Сёстры часто собирались вместе или попарно, предпочитая субботний или воскресный обед в родительском доме. Родственники и близкие знакомые знали контрольный срок начала обеда — 13 часов, не опаздывали, мама второй раз обед не ставила. Забавно, сёстры с мужьями приезжали утром из Уштобе в Талды-Курган, бродили по магазинам и базару, а к 12.30 появлялись по очереди в нашем доме без предупреждения. Разве можно представить подобное в Германии, где без приглашения не приходят в гости даже близкие родственники, воспитанные в СССР?
Папе иной раз надоедали сестринские посиделки, мог ходить по двору и ворчать: «опять что-то из мамы тянут». Хочу подчеркнуть, ни папа, ни мама не были жадными. Воспитательные эмоции на тему необходимости экономить в маминой речи присутствовали, но только разговоры. На самом деле мама не жалела денег на еду, на сестёр, тем более, на детей и внуков. Кто просил, всегда получал финансовую и материальную поддержку, но вот просить-то все умеют по-разному. И сёстры, и дети, и внуки!
В конце 80-х — начале 90-х сёстры перебрались в германское захолустье, городок Папенбург в Нижней Саксонии. В масштабах Германии Папенбург — некий условный эквивалент провинциального советского Талды-Кургана (моё наблюдение). Центр притяжения в Папенбурге — всё тот же «родительский дом», квартира в социальном доме, однако здесь уже мама временами выглядела «бедным родственником». Да, она старшая из сестёр в Папенбурге, к ней прислушивались, но младшие сестры по разным причинам материально лучше обеспечены и свою независимость при случае демонстрируют. Конкретный пример. Мне было стыдно за унижение мамы, когда она попыталась в августе 1994 г. занять у сестёр деньги на покупку для меня машины под свою пенсию, выплату которой (~ 1800 ДМ в месяц) задерживали уже около двух лет, в связи с выборочной проверкой немецкими пенсионными властями. Отказали все! А надо было всего 8-10 тысяч ДМ. Вспоминая через 13 лет эту историю, не могу найти разумного объяснения, кроме одного: доброта наказуема! Жаль, осознаём мы житейскую реальность, противоречащую общечеловеческим библейским заповедям, когда «поезд давно ушёл». Обидно за маму, попытавшуюся вопреки папиному «сёстры денег не дадут», решить возникшую проблему: сделать сыну подарок.
Я плохо представляю маму в роли воспитателя детей, не могу вычленить из маминого поведения эту функцию. Думаю, воспитывающим элементом была сама жизнь мамы. Изнурительная работа в больнице, работа в доме, короткий отдых. Отношение мамы (и папы!) к профессиональным обязанностям являлось образцом, благодаря которому я и Вельда с раннего детства мечтали стать врачами.
Маму отличала мгновенная реакция на недомогания детей (семейным доктором, да и лекарем многочисленных родственников была именно мама, папа подключался в случаях, требующих организаторских усилий). Скажем, длительное лечение радикулита на 3-м курсе проводилось под патронажем мамы, а на консультацию к научным светилам в Алма-Ату меня возил папа.
Отдельным «пунктиком» мамы была чистоплотность, всем дома доставалось, мама постоянно дёргала папу, не то, что детей. Казалось бы, обычные приёмы гигиены: мыть руки перед едой и после туалета, каждому в семье иметь индивидуальные полотенца для лица, еженедельно проводить смену постельного белья, ежедневно надевать чистую одежду, но за всем этим стоит тяжёлый физически и психически домашний труд. Постирать и погладить бельё в 40-е — 60-е — неприятная регулярная неизбежность для чистоплотного человека (специальных машин практически не было, основные инструменты — стиральная доска и 20-литровый бак для выварки белья). Да ещё проблема с водой, мне много приходилось таскать в «прачечный день» воды из колодца или колонки. С другой стороны, заставить папу или меня надеть свежую рубашку не всегда удавалось без повышенных эмоций. Главное здесь достоинство мамы — систематичность и неукоснительность заведённого порядка, хотя иной раз чистоплотность стоила маме «больших нервов». Правильно оценивается всё это через много лет, в своих семьях не смог даже приблизиться к установленному мамой в родительском доме порядку (не надо думать, что я своих жён хочу представить грязнулями, ни в коем случае).
Одно из наказаний раннего детства по инициативе мамы — стояние на коленях в углу (то морковку в супе не ел, то рыбий жир отказывался пить). Других физических воздействий не помню, мама меня никогда даже не шлёпала.
Запомнил обиду, нанесённую мамой. Школа, 9-й класс. Воскресенье, утро. Родители, собираясь на базар, обнаружили пропажу денег, не знаю сколько. Мама почему-то решила, что деньги украл я. Обвинение настолько нелепое, что я «с психу» ушёл из дома и целый день ходил по дорогам (30-тысячный город Текели растянут на 23 км по одному из ущелий Джунгарского Алатау). Случайно меня увидел проезжавший на «скорой помощи» папа, позвал домой, я отмахнулся. Пришёл поздно вечером, никаких разговоров в моём присутствии о пропавших деньгах больше не было.
Мама при жизни успела понянчить 6 внуков и трёх из четырёх правнуков. Первая внучка — Эльвира появилась в феврале 1964 г. Через два с половиной года родился Игорь. Эля уже ходила в школу, когда начала рожать детей Вельда. Последовательно увидели свет Олег и Нелли. В январе 1986 г. родился Эдик, а через десять месяцев мама — прабабушка, появился Алёша Фёдоров (сын Эльвиры).
Мне всегда казалось, внукам мама уделяла больше внимания, чем детям. Скорей всего это распространённое заблуждение относительно бабушек. Просто опыт воспитания собственных детей отражается на внуках, причём бабушки и дедушки пытаются дать внукам то, что не додали собственным детям. В первую очередь, это открытая демонстрация любви к внукам, проявления любви к детям родители «в интересах воспитания» часто пытаются скрывать, как только дети начинают что-то понимать. Мама — типичный представитель «семейства бабушек».
Помню, когда я с женой и детьми приезжал летом в отпуск, мама любила по воскресеньям «шикнуть». Она собирала всех, вместе с папой, и вела в городской парк. Дети до упада катались на каруселях, развлекались на других аттракционах, ели вдоволь мороженное или какие-нибудь сладости. Мама щедро тратит деньги на шашлыки, кумыс и ещё бог знает на что. В августе мы попадали на праздник цветов, в Талды-Кургане — зрелище, вызывающее массу положительных эмоций. Житель Томска, Сибири, не бывавший на праздниках цветов в южных городах, представить не может, как это красиво выглядит. Детишкам, папе цветы быстро надоедали, но мама экскурсию доводила до конца, хотя в последние годы уставала. Юлия успела захватить несколько воскресных походов в городской парк под руководством омы.
В начале 70-х мы столкнулись с ситуацией, вызывавшей негативную реакцию как Нины, так впоследствии и Нади. Дети Вельды ревностно относились к появлению в Талды-Кургане на период отпуска старших Эльвиры и Игоря, т. к. считали себя абсолютными «хозяевами» омы и деда. Временами дети играли вместе, иногда раздавался дикий крик. Олег, позже Нелли, ещё позже Эдик умудрялись потихоньку сделать кому-то из старших пакость, а потом громко (очень громко!) орать, что их обижают. Мама делала выговор только в адрес Эльвиры и Игоря типа «Олегу же нельзя кричать, он закатывается!» А тот ещё громче. Жёны тяжело переносили конфликты детей, но в спор с мамой не вступали, доставалось мне. Однажды я не выдержал, увидев 12-летнюю Эльвиру и 10-летнего Игоря, плачущими от обиды. Получился громкий неприятный скандал в присутствии посторонних, мама плакала, отец молчал, но в принципе ничего не изменилось. Когда мы приезжали к родителям с Надей и Юлией, то Надя, не привлекая внимания, сама старалась ставить Эдика на место, хотя и не всегда получалось. Олег и Нелли считали себя большими по отношению к Юлии и уже не вредничали.
Мама столько сил вложила в воспитание внуков, особенно после перехода на пенсию, что появление в доме маленького правнучка Алёши вытянуло в 1987 г. из неё «последние соки», о чём мама жаловалась мне в письмах. Маме было действительно тяжело, однако ни Вельда с маленьким Эдиком, ни Эльвира с 10-месячным Алёшей не хотели понять простую вещь: любовь к внукам и правнукам, желание помочь — одно, а физические возможности омы — другое. И когда мама пишет, что легче пойти на кладбище, чем что-то сказать Вельде и Эльвире, становится страшно. Я не жалею, что процитировал часть письма мамы в дилогии «Отец и сын», хочу надеяться, цитата заставит задуматься молодых читателей: силы любой матери, бабушки не беспредельны, даже если она не отказывается помогать растить внуков и правнуков.
28.06.1996 г. Папенбург. Маме 80 лет. Утром дома, вечером в китайском ресторане. Справа тётя Муся.
В родительском доме существовало приблизительное разделение труда. Мама: дом внутри, кухня; папа: сарай, печка, куры-кролики-свиньи, сад-огород. Это не означало, что папа мог самостоятельно делать всё, что хотел в своей сфере. Подчинённая папе на работе, дома мама — полная хозяйка. Даже запланировав перекладывание в сарае дров с места на место, папа старался получить предварительное добро мамы, иначе начинались вечные вопросы: «А зачем?», «А почему сюда?» и т. п. Сам факт предварительного согласования маму устраивал, обычно она не мешала папе выполнять задуманное.
Последние лет пятнадцать жизни в Талды-Кургане родители много времени проводили на даче, оформленной на Вельду. Дача (слишком громко сказано, но мама именно так говорила) — лёгкий домик, где можно спрятаться от солнца, редкого дождя и пообедать. И четыре сотки земли. В Томске такие участки называют мичуринскими. Дача расположена на берегу Каратала, в районе Красного камня (~ 10 км от дома), одного из мест отдыха горожан. Поясню, летом воды Каратала на 99 % разбираются на полив, в районе Красного камня существовала проточная яма двухметровой глубины, где одновременно могли плескаться десятки людей.
На мой взгляд, главное достоинство дачи: в жару можно покупаться, а затем в домике отдохнуть. Но для мамы с папой дача превратилась в тяжёлый труд с низким КПД. Есть электричество, работает собственный насос-скважина, однако воду надо сначала в бочках нагреть, слишком холодная для полива выращиваемых овощей. А без полива под знойным южным солнцем не растут даже сорняки. Интенсивный полив лейкой в преклонном возрасте — занятие не из лёгких. Да ещё и тяжёлая дорога пешком с полными сумками от дома до автобуса, затем от автобуса до дачи и назад. Мама гордилась дачей, чуть не в первый день появления в Талды-Кургане призывала поехать. А я до сих пор удивляюсь, зачем им эта дача, когда собственный дом и являлся настоящей дачей. Не помню, чтобы на даче кто-нибудь ночевал, по крайней мере, когда я находился в Талды-Кургане.
Лет 5 родители вели дебаты с Вельдой и между собой о необходимости переехать в Германию, возражал папа. В 1992 г. мне представилась возможность двухнедельной командировки в Берлин. Оттуда я умудрился на субботу-воскресенье съездить через всю страну в гости к переехавшим родственникам. Посмотрел, как живут, поговорил и пришёл к однозначному выводу: родителям в Германии будет лучше. Жизнь показала, не ошибся. Летом 1992 г., я довёл своё мнение до родителей. Думаю, начни высказывать отрицательное мнение, отменить отъезд было бы невозможно. Однако, моё позитивное мнение маме было приятно, папу пришлось уговаривать и успокаивать. В Германии родители появились во второй половине сентября 1992 г.
Я семь раз посещал Германию, в том числе три раза мог общаться с мамой. В августе 1994 г. мы с Надей и Юлией впервые приехали в гости к родителям в Папенбург. Мама, такая беспокойная, встречала нас около дома. Обнимая её, вдруг ощутил: какая она маленькая и лёгкая, в молодости была крупнее папы, сейчас наоборот. Внешние изменения родителей особенно бросаются в глаза при редких (вынужденно редких) встречах.
В июне 1996 г. я один (с финансами становилось всё трудней) приехал на мамин 80-летний юбилей, привёз красивую, на мой взгляд, оригинальную картину одного из томских художников с изображением букета роз. Мама с удовольствием принимала приветствия от пастора, бургомистра. В юбилей мама помолодела лицом и повеселела, на банкет в китайском ресторанчике собрались сёстры и многочисленные племянники с супругами, человек 30, не меньше.
На следующий год, в июле 1997 г. мы с Надей и Юлией, одолжив деньги на поездку, прилетели в Папенбург на великое торжество: бриллиантовую свадьбу родителей. Бриллиантовая свадьба отмечалась в том же китайском ресторанчике, что и 80-летие мамы, только родственников поменьше. Папа за столом держался бодро, мама выглядела уставшей. Кто бы мог подумать, что жить маме осталось чуть больше 9-ти месяцев, в последний раз я смог лично пообщаться с мамой, выслушать её жалобы на болезни, послушать сплетни про родственников. В споры с мамой я не вступал, хотя есть у нас с мамой в характере общее: стремление отстаивать собственную точку зрения, будучи уверенным в правоте. Мы общались по телефону, мама писала большие письма, но разве всё это сравнимо с возможностью посидеть рядом.
Мама провожала нас в Ганновер (300 км), ждала пока мы пройдём таможню аэропорта, обижалась на уговоры остаться дома под предлогом, что ей будет тяжело. Я десятки, скорее сотни раз, включая поездки в пионерские лагеря, интернат, на учёбу, после отпуска, командировок и т. д., посчитать невозможно, уезжал из родительского дома, всегда мама старалась меня проводить.
Несколько штрихов из маминой жизни. Я ни разу в жизни не обратился к маме на «ты». Только «Вы». Как и никогда не слышал от мамы «ты» по отношению к бабушке. Не принимаю распространённый бред, что в России к самому близкому человеку надо обращаться на «ты». Достаточно почитать великих российских классиков Толстого, Тургенева, а принятое в России тыканье родителям — один из признаков, может и не самых заметных, деградации общества. Каждый читатель сталкивался в России с ситуацией, когда молодые люди «тычут» незнакомому пожилому человеку и даже не понимают собственной убогости. Очевидно, этот элемент бескультурья идёт от внутрисемейных отношений. Вспоминаю своего учителя Бориса Владимировича Тронова. Впервые увидел его 69-летним в 1960 г. студентом 2-го курса. Профессор никогда не сказал студентам, аспирантам «ты». Достойный элемент культуры, пришедший из интеллигентной семьи прошлого. А большинство его учеников «тычут» студентам, аспирантам, сотрудникам. Впрочем, сын профессора постоянно тыкал отцу. Влияние окружения сильней внутрисемейного? Общее оскудение нравов?
Мама родилась в семье меннонитов, но воспитана школой, институтом, работой, советской системой интеллектуальных ценностей убеждённым атеистом. Из проявлений религиозности в семье я помню только куличи и крашенные яйца на православную пасху. Тем не менее, она не помешала старушкам-немкам читать молитвы в апреле 1962 г. около умирающей от лейкемии бабушки. Кстати, лейкемия — распространённое заболевание казахов-животноводов в зоне между Семипалатинском и Талды-Курганом связывается с влиянием воздушных и наземных испытаний атомного оружия на Семипалатинском полигоне, но диагноз «лучевая болезнь» медикам запрещено было ставить.
В Папенбурге мама ходила с папой по воскресеньям в лютеранскую кирху, но почему-то была сильно раздражена, услышав, что я хочу посмотреть кирху и католический костёл (в Папенбурге они стоят метрах в 70 друг от друга). Создалось впечатление, что ей стыдно (боже мой, за что?) за посещения кирхи и во время моих кратковременных гостевых наездов мама храм избегала. А похороны церковная община и пастор провели настолько достойно, что можно только завидовать. Трудно воспринимается в России истина: уважительные проводы ушедшего в мир иной, содержание захоронений есть отношение к живому человеку.
Запомнилась категоричность мамы в нравственных оценках взаимоотношений мужчин и женщин. Боюсь ошибиться, но распространённость подобного явления, как и пьянство именно хирургов, оправдывается профессиональной необходимостью сбрасывать стрессовое напряжение. Мама подобные доводы отметала напрочь. Думаю, мама настолько прочно опекала папу, что всякие желания мгновенно пропадали и у сестричек тоже (моё, значит моё!). Не забуду красноречивое молчание мамы летом 1973 г., когда стало известно о моём курортном романе. И папа, и тёща по отдельности высказывали 32-летнему балбесу одну мысль: что было, то было, но зачем жене об этом говорить? А мама молчала! Прошло 33 года, неожиданно мелькнул некорректный для сына вопрос, а бывали ли у мамы любовники? Учитывая удивительную, не показную «нравственную правильность» мамы, вероятность подобного явления, на мой взгляд, близка к нулю.
Ещё несколько штрихов в картину личной памяти о маме.
Мне 7 лет, просыпаюсь, горит свет, т. е. ещё вечер (я — жаворонок и рано ложусь спать). Стоит мама, совершенно голая — запомнил на всю жизнь. Может быть, мылась в тазу, деталей не помню. Ни ванны, ни водопровода в бараке не было. Во многих русских семьях мальчишки с матерями даже в общую баню ходят, но у нас так не принято.
Мама имела сложности с чувством юмора, не любила и не понимала анекдоты, за исключением чисто медицинских «баек». Когда мама смеялась вместе со всеми, заметно было, что не всегда улавливала суть анекдота.
В Талды-Кургане мама — сова, любила смотреть телевизионные программы, на удивление, даже политику, когда папа, типичный жаворонок уже спал, дети и внуки успокоились. В Германии мама смотрела несколько сериалов ежедневно, беспокоилась, чтобы успеть к очередному фильму, всегда громко звала папу, который телевизор не очень жалует.
Временами у мамы проявлялась подозрительность, я на себе сознательно испытал один раз (описано выше), а вот в отношении непрямых родственников такие факты бросались в глаза. Скажем, мама настороженно относилась к дяде Павлу (мужу тёти Муси) или Жене Шипицину (мужу Вельды). Есть ещё примеры, не буду упоминать здравствующих людей. Скорей всего, это свидетельство возрастных изменений психики мамы, хотя можно спорить и считать влиянием жизненного опыта.
В последние два десятка лет мама обижалась, когда я старался помочь ей и пытался отобрать у неё сумку, считала себя достаточно сильной. Примерно так, как папа, до конца дней своих отказывавшийся ходить с тросточкой (дескать, произойдёт некий внутренний психологический переворот, свидетельствующий о физической немощи).
К уходу на пенсию трудовой стаж превышал 40 лет, мама выработалась физически, от былой силы в руках и крепкой фигуры остались воспоминания. Систематическая работа на полторы, две ставки отпечаток наложила. Работа мамы на износ, перегрузка организма в военные годы, в Челябинске-40, на Колыме, в Текели, в Талды-Кургане начали давать о себе знать лет за 15 до выхода на пенсию. Организм расшатывался. Я не помню со школьных лет всех маминых «болячек», хорошо помню, маме нельзя было есть жирное из-за болей в печени. А ведь в нашем доме много лет держали свиней и умели делать вкусные свиные деликатесы. Мама любила хорошо поесть, систематически «нарушала режим», потом мучилась.
Впервые (для меня!) грянул гром в начале 1966 г., когда получил в Барнауле сообщение, мама ложится в республиканский экспериментальный онкологический институт на операцию, рак матки. Маме 49 лет. Успел добраться до Алма-Аты как раз к операции. Перед глазами: вестибюль института, мы сидим с папой вдвоём, наблюдаем за перемещением главного хирурга института. Казах. Фамилию не помню. Вот он прошёл в сторону операционной, часа через два прошёл обратно. Папа вытирает слёзы, готов к худшему. Я, по-видимому, внутренне не осмыслил серьёзность ситуации, хотя на словах понимал возможность летального исхода. Когда нас с папой впустили в палату (по блату, а как же иначе) мама только очнулась от наркоза, удивилась моему присутствию и слабо-слабо улыбнулась.
Все женщины из большой палаты умерли вскоре после операции, мама прожила более 32 лет. Много факторов повлияло на положительный результат. Формально, эффект дала послеоперационная химиотерапия с радиоактивным облучением. Однако облучение потребовало переливания огромного количества крови, которая не каждому доступна в больших количествах. Но мама десятки лет была активным штатным донором, сколько крови переливала напрямую пациентам, лежащим на операционном столе. Добро, дававшееся мамой людям, обернулось добром к ней самой. С другой стороны, мама имела генетически сильный организм, что хорошо видно на примере всех сестёр, прошедших труднейшую жизнь, но начавших по очереди уходить из жизни в 82 года. Ещё фактор: рядом папа-врач и больница, изменения в организме находятся под пристальным контролем. И, наконец, Бог помог! Хотя мама и выросла атеистом…
Беда не ходит одна, через год у мамы прошли две полостные операции, связанные с жёлчным пузырём и заворотом кишок. Деталей не знаю, расспрашивать маму не стал, чтобы не нагнетать дополнительно отрицательные эмоции. Тем более, выявилась ещё беда: боли в правой ноге, постоянно холодеющей. Папа считал, что болезнь ноги (не буду путаться в медицинских терминах) вызвана химиотерапией после онкологической операции и конец мамы очень близок. Напомню время — конец 60-х.
К счастью, а может быть благодаря медицинской профилактике, прогноз не оправдался. Впереди три десятилетия жизни, но физически мама начала сдавать, о мужской силе в руках травматолога можно было только вспоминать. Маме пришлось покинуть практическую травматологию, перейти на поликлинический приём больных и консультирование, богатейший опыт мамы ещё полтора десятка лет использовался при лечении тяжелых больных.
Мама на глазах начала физически сдавать, постоянно жаловалась на боль в холодеющей правой ноге, папа не раз мне говорил, что ногу придётся ампутировать.
В 80-е — 90-е мама постепенно усыхала, уменьшилась ростом, прихрамывала на больную правую ногу, становилась беспокойнее. В Папенбурге сделаны сотни фотографий, лицо мамы отражает тяжело прожитую жизнь и борьбу с надвигающимся переходом в вечность, даже на юбилейных фото в честь 80-летия мамы и бриллиантовой свадьбы. Впрочем, мама и в молодости не была такой весёлой, как сёстры-близнецы тётя Муся и тётя Марта. На фото пяти сестёр 1993 г., встретившихся вместе через 53 года, мама выглядит наиболее серьёзной и болезненной, даже не пытается улыбнуться.
Папенбург. 19.05.1998 г. Через три часа после похорон с папой, Вельдой и Эдиком.
Апрель 2001 г. У могилы мамы с папой и Надей.
В последний раз я общался с мамой по телефону 22.04.1998 г. (папе исполнилось 84 года). Не могу забыть тональность её последних слов: «Эрвин, мне так плохо!» К стыду своему, замотанный личными служебными проблемами, не оценил достойным образом мамину жалобу.
Мама умерла поздно вечером в субботу 16 мая 1998 г. в одиночной реанимационной палате крупной немецкой клиники в Leer после успешной(?) операции на почках. Папа с большим недоверием (чем раздражал Вельду) отнёсся к заключению местных врачей об истинной причине смерти мамы, считает, что обслуживающий персонал просто «прозевал» послеоперационного больного. Действительно, в день смерти у мамы дважды были посетители, она явно шла на поправку, всех узнавала, начала говорить. Сердце остановилось в 23.06, когда реаниматора в палате не было, якобы, он отсутствовал 10 минут. Свидетелей нет, сколько отсутствовал реаниматор, на субботнюю ночь глядя, только бог знает. Возможный медицинский промах исправить невозможно. Хирург высшей категории, спасший тысячи и тысячи человеческих жизней, являясь пациентом, также подвластен возможным промахам конкретных людей, обеспечивающих процесс лечения. Кстати, папа, сравнивая организацию медицины в СССР и нынешнюю немецкую, отдавал предпочтение советской медицине.
Когда я в мае 1998 г. летел на похороны мамы, в полудрёме сверлила мысль: хочу быть похороненным рядом с мамой. Увы! Это практически невозможно.
Постепенно уходят из жизни либо расползаются по земному шару тысячи и тысячи вылеченных больных, друзья, коллеги, теряются документы и фотографии. Ушло время советского трудового героизма не за деньги, а за право оказать помощь людям. Ярчайший представитель своего времени, бескомпромиссный идеалист — МАМА.
Вельда родилась 18.01.1949 г. в Челябинске-40. Помню, как 17 января пришёл из школы и меня почему-то отправили ночевать к семейным друзьям. Я уже учился в школе, но понятия не имел, что мама собирается рожать (папа с бабушкой мне говорили глупости из серии «мама купила дочку»). На следующий день нам с папой показали в окно роддома маленькую сестрёнку.
Вельда с мамой и со мной. Челябинск -40. 1951 г. Колыма, Джелгала. 1953 г.
В раннем детстве Вельда немало болела. Ещё раз упомяну эпизод, когда жизнь её «висела на волоске». Вельде два с половиной года, товарный зарешёченный вагон, поезд мчится из Челябинска-40 к порту Ванино для последующей транспортировки на Колыму. У Вельды дифтерия, она почти не дышит, а поезд за Байкалом мчится без остановок несколько часов. Папа плачет, мама молчит: Вельда умирает. Два высококвалифицированных врача оказались беспомощны в условиях товарного вагона из-за отсутствия необходимых медикаментов и стерильного инструмента. Ночь. Люди в вагоне стучали в стены как можно громче, поезд затормозил на разъезде, загремели наружные запоры, появился солдат с винтовкой: в чём дело? Вызвали сопровождающего врача, сделали укол пенициллина (антибиотики мало доступны и человеческий организм ещё не привык к пенициллину), ещё что-то. Читателю трудно представить, в каких антисанитарных условиях мы ехали: всё в саже (электровозов ещё не было), посреди вагона фанерный нужник. Одноразовые шприцы пока не придумали. На остановках врач приносил стерилизованные шприцы, пенициллин, Вельда пошла на поправку и в пересылочном лагере в Ванино прыгала вовсю.
14.08.1969 г. Талды-Курган. Справа стоит Вельда, слева Нина.
На коленях папы и мамы Эльвира и Игорь.
Талды-Курган. 06.02.1970 г. Первая свадьба Вельды, муж Женя Шипицын.
В дошкольном возрасте Вельда отличалась плаксивостью, вспоминаю, сколько общих нервов тратилось, когда её усаживали фотографироваться (хорошо видно на сохранившихся снимках).
Вельда окончила школу в Талды-Кургане в 1966 г. и с хорошим аттестатом зрелости приехала в Барнаул поступать в мединститут. Здесь уж мне с друзьями пришлось потрудиться (см. «Ассистент»).
Получила распределение в глубинку Алтайского края, но очень скоро Вельда перебралась в Талды-Курган и после этого всю жизнь жила рядом с родителями.
Вышла замуж за одноклассника Женю Шипицина. Неплохой, добрый парень с крупным недостатком: любил выпить. Помню возмущение мамы: как-то все укладывались спать, Женя, выйдя в туалет, пропал. Часа через два его обнаружили в погребе летней кухни, где он через резиновый шланг присосался к двадцатилитровой бутыли папиного яблочного вина и заснул.
От Жени Шипицына Вельда родила двоих детей, Олега (1972 г.р.) и Нелли (1974 г.р.). Разошлись.
Второй официальный муж Саша Машкин. Общий сын — Эдуард (1986 г.р.). Разошлись в Германии в конце 90-х.
Талды-Курган. 1989 г. Второй муж Вельды Саша Машкин. Впереди Эдик.
Талды-Курган. 1986 г. Дети Вельды: Олег и Нелли Шипицыны, Эдик Машкин.
Ганновер. 10.01.2004 г. Эдику 18 лет. Рядом Вельда, Нелли, Саша Машкин.
Из детей только Олега не пустили в Германию. Почему? А кто поймёт немецкую бюрократию? Сначала один довод выдвигался, затем другой. Наконец, заплатив кучу денег (денег деда и омы!), организовали в присутствии адвокатов «шпрах-тест» в Кёльне. Ничего не добились. Олег переехал из Талды-Кургана в Тюмень, поменял фамилию Шипицын на Полле, женился на студентке мединститута, в конце 90-х переехал в Калининград. Двое детей. Жена работает в больнице, а Олег управляет домашним хозяйством (готовит обед, занимается с детьми…). Часто встречается с матерью (на машине маршрут Папенбург — Калининград не очень утомительный, правда, лучше ехать на автобусе, так как у Саши Машкина где-то в Польше машину угнали во время краткого отдыха). Вельде установленный в семье Олега порядок нравится, мне нет.
Ганновер. 10.01.2004 г. Китайский ресторан. Эдику 18 лет.
Нелли, на мой взгляд, самая толковая из детей Вельды. Нелли — единственная из моих родственников получила высшее образование в Германии (туристический бизнес). Также поменяла фамилию Шипицына на Полле. Надо отдать Нелли должное: узнав об убийстве в Казахстане родного отца, она съездила к нему на могилу и вроде бы поставила памятник. Сложно складывается личная жизнь. Сначала Нелли жила лет 5 гражданским браком с сокурсником, приличным «восточным» немцем. Затем выплыл школьный друг из Талды-Кургана Денис (благодаря свадьбе с Нелли в 2000? г. получил гражданство Германии, родители — богатые евреи поселились в Калининграде). В 2007 г. узнал, что Нелли разошлась с Денисом, уехала из Ганновера, живёт с обеспеченным турком. Детей пока нет.
Эдик, красивый рослый парень, окончил школу в Папенбурге, отслужил в германской армии, приобретает профессию. В 2004 г. убедился, Эдик квалифицировано управляется с компьютером. Живёт невдалеке от Саши и Вельды с подругой. Эдик при живом отце рядом поменял фамилию Машкин на Полле (вроде бы меня и не касается, но не по-людски это). Кстати, Вельда и Саша живут в 6 км друг от друга, поддерживают нормальные человеческие отношения.
Папа всегда подчёркивал, Вельда — хороший специалист. В Талды-Кургане Вельда сначала работала участковым терапевтом, затем санитарным врачом, причём не на полную ставку (денег мало, зато с продуктами).
В Германии Вельда 6 месяцев стажировалась в госпитале (ежедневно ездила 70 км от Папенбурга) и подтвердила советский врачебный диплом. Один из частнопрактикующих врачей Папенбурга года полтора использовал Вельду с полной загрузкой (знание русского языка привлекало переселенцев-русаков), обещая взять в штат. Не состоялось! Проще использовать профессионала, не оформляя официально, меньше налогов. Помню, как этот хитрый еврей Клейн за «рюмкой чая» уверял нас с папой, что Вельда — хороший специалист и свободно может открывать свою частную практику (на это же нужны большие деньги!). Уже после смерти мамы Вельда около полугода работала в госпитале в 30 км от Папенбурга. В последний мой приезд Вельда не работала, хотя пенсионный возраст для женщин в Германии 60 лет. Сложности в Германии не только с работой, но и с желанием работать (социальные выплаты никому не дают умереть с голода).
Голландия. Август 1997 г. Rosarium Winschoten. Вельда с Сашей и мы с Надей.
Ганновер. 10.01.2004 г. Вельда и Нелли вручают подарки Эдику.
В январе 2004 г. обнаружил, что Вельда живёт в новом двухэтажном собственном доме, источник средств остался для меня в тумане (домыслы и усмешки родственников оставлю при себе), ведь Вельда жаловалась в 2002 г., что ей не хватило денег на похороны папы. Раньше жила на съёмной квартире.
Скажу откровенно, мои личные отношения с сестрой сложились не так, как хотелось бы. И началось всё в раннем детстве, 7 лет разница, и нас всего двое. Моя повышенная самостоятельность и постоянное прижимание к «родительской титьке». Мой статус доцента, затем одного из руководителей химического гиганта и полставки санитарного врача, проверяющего мясные магазины. Много что можно сравнивать.
Окончательно отношения испортились уже после смерти мамы. Несомненно, Вельде, временами, трудно было с папой, но она ведь и жила за его счёт (огромная, по российским понятиям, пенсия, порядка 2 тысяч евро в месяц + зарплата от социальной службы по уходу за престарелым). В 2001 г. (приехали с Надей на 87-летие папы) невозможно было слышать, что ему по 3 дня не с кем словом перекинуться, что ему не разрешают подходить к телефону, что питается папа всегда в одиночку. Вспыхнул грандиозный скандал с взаимными оскорблениями, который Надя с трудом притушила. После смерти папы зарёкся приезжать в Папенбург. Переступил через себя, но конфликт с Вельдой в январе 2004 г. поставил точку в наших взаимоотношениях. Или опять многоточие? Умерла тётя Муся и 07.09.2007 г. раздался телефонный звонок от Вельды.
31.07.1997 г. Пастор поздравляет папу и маму с бриллиантовой свадьбой.
Вельда с Эдиком в центре. Здесь же Надя и Юлия.
10.01.2004 г. Лайферде (Нижняя Саксония). Приём в доме кузины. Ирина, Геруш, их сын Карл на переднем плане. Вельда слева. Справа от меня Саша, Нелли, Эдик.