Четыре повести о Колдовском мире

Глава 1.

Мэл ужом ввернул худенькое тело в узкую щель между холодной сырой стеной и выцветшим ковром. В эту половину замка, где жили три незамужние тетушки, он раньше не захаживал, но сейчас здесь происходило нечто необычное и волнующее. Расковыряв пошире дыру в ковре, прогрызенную мышами, затаив дыхание, он смотрел во все глаза. Стоны не прекращались уже несколько часов. Все мужчины удалились вниз, в большой зал, а сурово нахмурившиеся женщины Малмгарта управлялись с кризисом, знакомым женскому роду. Служанки без устали бегали от буфетной к спальне и приносили то, чего требовала от них акушерка.

Увидев Изу со свежими пирожками, которые испекла утром старая повариха, и с чайником, испускавшим горячий аромат, Мэл нахмурился. Пирожки она понесла акушерке и даже не оглянулась и не предложила хотя бы один Мэлу. Иза была самой доброй и самой пухленькой из всех служанок. Она принадлежала Мэлу, ему одному. В хлопотах по случаю преждевременных родов леди Айрины все совершенно забыли о том, что Мэлу пора ужинать и спать. В отместку он вытащил еще несколько ниток из старого ковра и злобно посмотрел вслед Изе.

Она вошла в комнату и тут же вышла. Взглянув на нее, Мэл понял, что она и думать о нем забыла.

Теперь, с появлением незнакомца, о нем забудет и дядя, лорд Руфус. Мэл подслушал, как об этом говорили леди Фэйрона и леди Эльга, сестры госпожи Айрины. Мэлу мало было известно о причине, по которой его забрали из дома на юге Бэркхолма. Знал лишь, что мать его умерла от той самой болезни, из-за которой мучилась сейчас госпожа Айрина. Поэтому его отправили в Малмгарт, а дядя, лорд Руфус, стал его опекуном.

У самого лорда Руфуса и госпожи Вирид детей не было, следовательно, по линии Руфуса наследника Малмгарта уже не будет. Ребенок Айрины, старшей сестры Руфуса, имел предпочтение перед маленьким Мэлом, племянником Руфуса. Госпожа Айрина не сочла нужным узаконить свой союз браком, и она имела на это право. Случись у лорда Руфуса незаконный ребенок, он не имел бы права на наследство. Ребенок же Айрины, мальчик или девочка, выживший и здоровый, должен был стать наследником Малмгарта.

Мэл был еще слишком мал, чтобы беспокоиться об унаследовании Малмгарта, с его зелеными пастбищами и прекрасными лесами, загораживавшими его от северных ветров. В летнюю пору Малмгарт охлаждали бризы, дувшие с расположенного неподалеку моря. На лугах Малмгарта пасся породистый крупный и мелкий скот, а кроме того, отличные скаковые лошади.

Потребовалось несколько поколений для выведения малмгартской породы лошади. Она соединила в себе ум и силу легендарных торгинских с красотой и резвостью серебристо-серых в яблоках уэрских скакунов. В результате получилась совершенно черная лошадь, масть которой позднее приобрела серебристый оттенок в области брюха и ляжек, хотя прославленные призовые лошади цвет так и не поменяли. Гордая посадка великолепных голов на тонких изогнутых шеях, летящие по ветру шелковистые хвосты. В больших блестящих глазах и раздувавшихся ноздрях торгинско-уэрской лошади угадывалась чертовщинка, но уж если малмгартская кобыла признавала всадника, он никогда не смог бы пожелать более верной и послушной подруги, покрывавшей большие расстояния между замками. В сражении, которое теперь случалось редко, малмгартская лошадь защищала своего хозяина зубами и копытами.

До сих пор сохранились воспоминания о временах, когда Гончие Ализона напали на Долины и оставили крепости и фермы в полном запустении, пока туда не явились великие люди, такие, как лорд Тристан. Они вырвали страну из беззакония и навели порядок. Среди этих людей был и отец лорда Руфуса. Они с отцом привезли пару уэрских лошадей в разоренный замок Малмгарта. Люди поглядывали на лорда Тирела с удивлением, недоумевая, на какой ярмарке в военное время мог он сделать такое приобретение, но обрадовались тому, что он вернул мир на их землю. Они даже забыли о том, что он не урожденный лорд, и простили ему тягости военного времени.

Мал обожал своего толстого серого пони по имени Болдхир да лакомые кусочки, которые кухарка подсовывала ему в первую очередь. Впрочем, более дюжины служанок тоже ни в чем ему не отказывали. Но больше всего ему нравились вечера возле камина в большом зале. Он сидел подле своего дяди Руфуса и забрасывал его вопросами, когда тот бывал в благодушном настроении, либо с восхищением смотрел на него, когда лорд Руфус был в гневе и широкими шагами ходил взад и вперед, громко отчитывая нерадивого пастуха или мальчика-землепашца.

В Руфусе было все, что привело бы в восхищение любого мальчика — он был шумный, красивый, щедрый на подарки. Он него пахло лошадьми, кожей, полынью. Руфус часто сажал Мэла впереди себя на быструю малмгартскую лошадь, и они с бешеной скоростью неслись по лугам и холмам, а Мэл радостно визжал. Ветер, казалось, вырывал изо рта слова, а из глаз — слезы.

Ничем этим Мэл не желал делиться с беспокойным незнакомцем, который в эти минуты появлялся на свет в комнате напротив. Он уже замерз, а руки и ноги его задеревенели от долгого и неподвижного стояния, но в то же время ему было приятно, оттого что он делает нечто запретное. Женщины приходили и уходили, и ни одна из них не заподозрила, что он здесь, шпионит за тем, чего мужчинам видеть не следовало.

Вдруг вопли резко оборвались, но шум в комнате не прекратился. Из комнаты торопливо выбежала служанка. В коридоре она встретила Изу.

— Ребенок родился мертвым, — быстро проговорила служанка. — Пошли человека в аббатство за госпожой Авериль. То, что нельзя вернуть к жизни, нужно, по крайней мере, благословить. Кто знает, какое зло может поселиться на место духа.

— Бедный малютка, — пробормотала Иза, повернувшись и торопливо ступая рядом с первой служанкой. — Слишком поторопился вступить в этот жестокий мир.

— К тому же это девочка, что еще печальнее, — ответила женщина.

Не успели они скрыться из виду, как из тени в другом конце коридора, там, где ступени спускались к тяжелой двери, открывавшейся во двор, выскользнула темная фигура в капюшоне. Мэл стоял тихо, сдерживая дыхание, так как он увидел, что появившаяся фигура ведет себя так же осторожно, как и он сам.

Он догадался, что эта женщина, но не из тех, кто прислуживал в доме. Заметно было, что она из простых, тех, что работали в поле, а таким в доме было не место. Мэл весь раздулся от высокородного возмущения и уже готов был покинуть свое укрытие и покарать преступницу, как вдруг взгляд его упал на узелок в руке женщины. Это был кусок старого ковра, сложенный в виде сумки, и по одному только запаху он понял, что это такое. Это был резкий запах пряных трав, и принадлежал он Мердис, знахарке. Мэл боялся теперь даже моргнуть: вдруг ее кошачьи уши услышат звук, и он точно знал: если он пошевелится, змеиные глаза Мердис обязательно его заметят.

Мердис подозрительно огляделась, словно она чувствовала его присутствие. Он страшно ее боялся с того самого первого зимнего дня, когда она впервые появилась в Малмгарте. Руфус и его люди сожгли соломенные колеса, чтобы отпугнуть злых духов, но Мердис почему-то не испугалась. Она была бездомная, оборванная попрошайка и просила милостыню у порога кухни, но никакой униженности в ней не ощущалось. Она поводила вокруг своими темными глазами, подмечая каждую деталь, и вдруг спросила, не нужна ли лорду Руфусу в кладовой женщина, разбирающаяся в травах. По странному совпадению, старая женщина, которая занималась такой работой в доме лорда Руфуса, недавно умерла, и все в доме — хозяева, слуги и живность — нуждались в настоях и порошках, помогающих при ранениях и болезнях. Слуги шептались между собой о том, что у Мердис нехороший глаз, что она разговаривала с мертвыми в развалинах на другом берегу ручья, что она могла внушить человеку какие-то мысли или, наоборот, заставить его забыть о чем-то, но все были одного мнения: Мердис решительно отличалась от других людей.

Мэл думал, что Мердис, скорее всего, жарит детей, и в первую очередь, непослушных маленьких мальчиков. Когда он подглядывал за ней в кладовой, то обратил внимание, что она, приготавливая лекарства, разговаривала сама с собой, а может, она обращалась к невидимым духам. Один раз он застал ее сидящей очень прямо, с застывшим взглядом, словно в трансе. Обычно она сердито на него набрасывалась, когда обнаруживала, что он за ней шпионит, и выгоняла прочь, грозя кулаком. Мэлу она казалась невероятно старой и сморщенной, хотя седина в ее волосах едва пробивалась, и ходила она быстро, а угловатая высокая фигура сохраняла чрезвычайно прямую осанку. Проницательные темные глаза ее горели орлиным блеском.

В этот момент Мердис повернулась и подозрительно посмотрела на ковер. Мэл решил, что жизнь его кончилась. Она похлопала по ковру, пригляделась к узкому пространству, отделявшему ковер от стены. Спрятаться здесь взрослому мужчине или женщине было немыслимо. Пожав плечами, Мердис сердито взглянула на ковер еще раз и, покопавшись в сумке, извлекла из нее маленький хрустальный флакон. Затем на секунду поднесла его к свету горевшего фонаря. Внутри флакона, как облачко, крутилось что-то живое. К прозрачной поверхности на миг прижалось крошечное личико, обрамленное двумя похожими на цветы ручками, затем видение отлетело прочь, мелькнули лишь светлые волосы. Казалось, маленькое существо искало выход, поднималось наверх и маленькими ручонками старалось приподнять деревянную пробку и опять без устали скользило и крутилось внутри бутылки.

Такой замечательной игрушки Мэлу видеть еще не приходилось. Он страстно хотел завладеть маленькой леди в стеклянном флаконе. Чистое, прозрачное стекло уже само по себе было чудом. И все же Мэл в своем укрытии не двинул ни одним мускулом, лишь глаза его расширились от зависти.

Мердис быстро сунула флакон в складки своей одежды и повернулась к спешащей к ней фигуре.

— Что тебе нужно здесь, Мердис? — спросила Иза. В тоне ее голоса не было ничего обидного. — За тобой не посылали.

— Ребенок, — сказала Мердис. — У меня есть средства для оживления мертворожденных. Я хочу взглянуть на ребенка, прежде чем все оставят надежду на спасение.

Мердис открытым взглядом смотрела на Изу, которая готова была ей отказать. Голова Изы уже отрицательно качнулась, но потом вдруг девушка замерла, и глаза ее, не мигая, уставились на знахарку.

— Очень хорошо, — ответила Иза, и рука ее легла на дверную защелку. Когда она открыла дверь, Мэл увидел комнату, в которой несколько женщин суетились возле госпожи Айрины. Она лежала бледная и что-то невнятно бормотала. Акушерка держала завернутое в белую пеленку крошечное синеватое существо. Все они возмущенно и с недоумением посмотрели на Мердис. Тут заговорила Иза:

— Пришла Мудрая женщина со средством для оживления ребенка, — она произносила эти слова, будто по подсказке.

Акушерка силилась поднять свое грузное тело из кресла, а другие женщины негодующе обернулись, но тут Мердис подняла руку, и все они разом остановились.

— Хорошо, — удовлетворенно сказала Мердис. — Вот так-то оно намного лучше.

Войдя в комнату, она взяла у акушерки ребенка. Одной рукой она вынула флакон из кармана и зубами ослабила пробку. Удерживая бутылку под крошечным носиком младенца, она вытащила пробку, и жидкое облачко внутри бутылки моментально исчезло. Почти в то же мгновение младенец сделал вдох и закашлял, забрызгал слюной, раздался громкий недовольный вопль.

Мердис вернула младенца акушерке и быстро вышла в коридор. На все это ушло несколько минут. Иза вспомнила, что забыла затворить дверь за Мердис, и Мэл услышал, как она закричала: «Ребенок жив!»

Госпожа Айрина устало сказала: «Ее зовут Эйслин».

Мэл опять оказался рядом с Мердис. Она остановилась возле его укрытия и подозрительно осмотрела ковер. Как только Мердис разглядела дыру, которую проделал в ковре Мэл, она бросилась вперед, как кошка. Мэл удирал от нее, пробегая за ковром, она неслась за ним, запаздывая на какую-то долю секунды. Он не мог кричать о помощи — и не только потому, что горло его парализовало от страха — а потому что он был незваным гостем госпожи Айрины. Спасать его было некому, и он на полной скорости вылетел из-за ковра.

За выступающим контрфорсом он угодил в темный коридор и скатился по узким ступеням короткого лестничного марша. Там, внизу, будут и свет, и голоса, поэтому он перестал испуганно всхлипывать и, крадучись, прижимаясь к стене, стал спускаться по лестнице — так быстро, как только мог, ощупывая коротенькими ногами каждую ступеньку. Каждую минуту он ждал, что его схватит клешнеобразная рука. А что, если Мердис умеет менять обличье и превратится в волка или огромную крысу, или даже в паука?

Лестница привела его к узкой двери, которую Мэл и открыл, задыхаясь от ужаса. Очутившись в комнате, похожей на каморку, он моментально сообразил, что она примыкает к кухне, где царствуют замечательные добрые богини. Из буфетной он попал в ароматное убежище, где горел яркий огонь и жарилось мясо. Кухонные богини столпились вокруг него, а кухарка усадила его на свои гостеприимные колени и утешила сладким пирогом, а потом приложила холодный нож к раздувавшейся на лбу шишке.

— Он, должно быть, был в пыльной женской половине, — заметила кухарка, снимая паутину из его волос — Не иначе как подглядывал за родами. Правильно я говорю, маленький лордик?

— Если бы они узнали, они бы ему задали, — нервно хихикнув, сказала одна из женщин.

— Теперь это неважно, — сказала кухарка. — Мы им ничего не скажем, и они об этом никогда не узнают. Жаль, что бедное дитя так ни разу и не вздохнуло. И госпожа Айрина продешевила. Столько мучилась, чтобы родить этого ребенка. Выходит, в конце концов нашим лордом станет маленький Мэл. По мне, оно и лучше, чем Айринино отродье.

Мэл посмотрел на них и, сидя на коленях кухарки, важно выпрямился. Он знал, что ему есть, что сказать им.

— Ребенок не умер, — сказал он торжественно. — Пришла Мердис, и маленькая леди в бутылке вошла ребенку в нос

— Мердис? — переспросила кухарка, и все женщины встревожено посмотрели друг на друга при упоминании этого имени. — Что за странная история. Может, мальчик просто перепугался. Послушай, Мэл, старая Мердис никогда не ходит в дом. Все двери заперты, а сюда ее никто не впустит. Тебе незачем ее бояться.

Мэл опять свернулся клубочком на полных коленях кухарки и вонзил зубы в другой пирожок. Крошки при этом упали на ее жирный передник. Ему захотелось спать. Он постучал пятками по коленям кухарки, стараясь таким образом не дать себе заснуть, но через несколько минут он уже спал, сжимая в грязной руке надкушенный пирожок.

Глава 2

Мэл видел Эйслин нечасто, когда нянька носила ее, плачущую, взад и вперед по двору, и потом, когда она, став побольше, пошатываясь, ковыляла по грубым плитам большого зала, а нянька неотступно следовала за ней, готовая подхватить ее, чтобы она не упала и не расшиблась. Но нянька не всегда оказывалась столь бдительной, и Мэл в глубине души был доволен, когда Эйслин падала, или же когда она, приласкав большую грязную гончую, пачкала красивое платьице. Мэла постоянно мучил тайный страх, что Руфус теперь, когда появилась Эйслин, выгонит его из дома. Он слышал, как об этом говорили служанки.

По общим отзывам, Эйслин была хорошеньким ребенком, и все женщины ворковали над ней, как только им выдавалась такая возможность. У Мэла это вызывало припадки ревности. Она доставляла много хлопот, а став побольше, чрезвычайно привязалась к Мэлу и повсюду увязывалась за ним. Он же не знал, как от нее избавиться. Ни дождь, ни грязь не являлись для нее преградой. Она ковыляла за ним, не обращая внимания на подол своего вышитого платья и тонкие, расшитые бисером туфельки. Он садился на пони и уезжал от нее. Она же неизменно ждала его возвращения, и когда он оглядывался на нее, то у него появлялось неясное чувство вины.

Когда ей исполнилось шесть, а ему десять, госпожа Айрина бросила тщетные попытки перевоспитать Эйслин. Если Эйслин отправлялась утром в дорогом, украшенном бисером платье из тонкого красивого материала, то она снимала это тяжелое одеяние где-нибудь на лужайке или в хлеву и оставалась в нижнем платьице, не мешавшем ей бегать, взбираться на стены и ездить верхом. Тесную обувь постигла та же участь. Ее либо было не отыскать, либо она дарила ее другому ребенку. К тому же прелестные шлепанцы после шумных игр за день превращались в обноски. К вечеру она сама выглядела, как лесная нимфа, в коротком платьице, опоясанная виноградной лозой. Ее распущенные светлые волосы, украшенные цветами, спутанной гривой спадали на плечи.

Мэл не знал, в какой день он попал под ее влияние. Возможно, это случилось в тот день, когда он разрешил ей сесть сзади него на лошадь — старого Болдхира уже давно сменила спокойная высокая кобыла. Они носились так, что ветер свистел в ушах, и смеялись, когда кобыла перескакивала через ручьи, а ветер уносил вдаль их крики. А может, это случилось в тот день, когда Мэл подкрался к ней в лесу, желая отпугнуть ее и навсегда от нее отвязаться. Он увидел, что она лежит на траве, окруженная мышами-полевками, и другие маленькие пушные зверьки спешили к ней из своих нор, откликаясь на ее зов. Голос ее звучал странно и тихо, а слова, что она произносила, были абсолютно непонятны Мэлу. Когда она заметила, что он подглядывает, то рассмеялась и произнесла одно короткое слово, отчего все зверьки тотчас же скрылись. Потом она опять что-то сказала, и на ее вытянутый палец уселась бабочка, а потом еще одна, пока ее рука не была полностью покрыта бабочками, а целое облачко других кружило над ее головой.

Мэл, покинув свое укрытие, приблизился, чтобы получше рассмотреть яркокрылые создания.

— Как ты это делаешь? — подозрительно спросил он. Эйслин улыбнулась и взмахнула рукой. Бабочки разлетелись.

— Я называю их по именам, и они прилетают ко мне. Мэл, покажи мне место, где Тэвис видел большого кота. А может, ты боишься, что кот еще там?

Мэл, разумеется, не боялся, и они провели целый день в развалинах, пока наконец не увидели промелькнувшего большого серебристого кота, удалявшегося в темное место между поваленными каменными глыбами. Эйлин обратилась к нему со странной монотонной речью, и кот откликнулся так же монотонно и вышел опять на солнце, помаргивая с ленивым любопытством. Он поворачивал голову из стороны в сторону, стараясь отыскать источник звука.

— Стой! — быстро прошептал Мал. Волосы его встали дыбом от ужаса, когда кот, медленно переступая мягкими огромными лапами, двинулся к ним.

— В чем дело? Ты что же, боишься? — в изумлении спросила Эйслин. В ее глазах мелькнула веселая чертовщинка.

— Да! — выпалил Мэл. Снежный барс уже увидел их. Кончик его длинного языка заинтересованно высунулся, а узкие золотые глаза уставились на Мэла.

— Хорошо, я отошлю его, если ты пообещаешь мне, что будешь всегда брать меня с собой, — заявила Эйслин. — Если же не согласишься, я расскажу всем, как ты испугался, когда увидел снежного барса.

— Ну что ж, расскажи, и все будут только смеяться.

— Ладно, не буду. Ты сам можешь рассказать им, что потрогал снежного кота.

Она взяла руку Мэла в свою и повела его за собой. Большой кот пошел к ним, низко свесив огромную голову. Мэл посмотрел на него, и вдруг весь страх, который внушили ему с детства, пропал. Он видел перед собой необыкновенно сильное животное, царя среди животных. Он улегся возле ног Эйслин и смотрел на нее с ленивым добродушием. Мэл почувствовал любопытство животного, когда она дотронулась до его широкой пушистой головы, почувствовал его желание покориться девочке. По настоянию Эйслин Мэл тоже дотронулся до головы снежного кота, при этом он крепко держался за руку Эйслин. На короткое мгновение он испытал досаду оттого, что люди Долины были разлучены со столь могучей и старинной, как сама земля, силой. Ведь когда-то все люди и животные были связаны друг с другом единым знанием. Теперь же Мэл и его сородичи были этого знания лишены.

Эйслин сказала еще одно слово снежному коту. Он поднялся на ноги и, не торопясь, пошел прочь, приостановившись, чтобы взглянуть на огороженные дворы и хлев, а затем скрылся в гроте.

— Теперь ты можешь сказать пастухам, что гладил снежного кота, — сказала Эйслин.

Мэл покачал головой.

— Они все равно не поверят. Да и тебе лучше никому не рассказывать, а то они подумают, что ты просто хвастаешься. Откуда ты узнала, как его зовут?

Эйслин встала на колени среди цветов и, разговаривая с ними, сорвала несколько штук.

— У всего есть свое имя, — сказала она с некоторым раздражением. — Ведь это же просто. Ты смотришь на них и просто знаешь. Даже у людей есть имена, но они хранят их в тайне.

— Меня зовут Мэл, и я не делаю из этого никакой тайны.

— Это не единственное твое имя. Но ты никому не должен говорить другое имя. Ты должен это знать! А животные и растения не прячут от меня свои имена. — она посмотрела на Мэла. Ее личико с узким подбородком стало вдруг серьезным. — А они говорят тебе свои имена, Мэл?

— Нет, конечно же нет, — ответил он презрительно. — Это девчачье дело — знать имена.

Ему уже не казалось странным, что Эйслин разговаривала с растениями, вызывала ягоды из их укрытий, так что ветки свешивались прямо перед ней, а фрукты и орехи сыпались с деревьев, когда она была голодна. Называя имя, Эйслин даже усмиряла боль от порезов и царапин, а раны затягивались и больше не кровоточили.

Будучи детьми, они смотрели на все это, как на самое обычное дело. Так же воспринимали они и ту часть мира, которая называлась Малмгартом, с его огромным красным солнцем, поднимавшимся на рассвете, с росой, каждое утро появлявшейся неведомо откуда на траве и цветах, с новорожденными блестящими телятами и жеребятами, чудесным образом оказывавшимися возле своих матерей, юными созданиями вроде них самих.

Эйслин любила до рассвета бегать босиком по траве. Госпожа Айрина и слуги давно оставили надежду удержать ее на женской половине замка и обучать полезным вещам, вроде шитья и вышивания. К сплетням у нее интереса тоже не было. Если Мэл не выходил из дома, Эйслин посылала птичку, которая щебетала возле его окна, или гончую: та прыгала к нему на кровать, лизала лицо и переступала по нему огромными лапами.

Затем они пробирались в кухню, где повара принимались за работу, и они давали Мэлу пирога или хлеба. Потом заходили на ферму, где им наливали парного молока. Следующий визит они наносили в конюшню, где, лежа на сене и наблюдая за тем, как запрягают тягловых лошадей, они съедали свой завтрак. Они уезжали в повозке на целый день то в одном, то в другом направлении, воображая себя при этом разбойниками, вознамерившимися ограбить Малмгарт или разведчиками, впервые обследующими Долины.

Руфус относился к этому с одобрением, а госпожа Айрина была недовольна.

— Этот мальчишка не получает никакого образования, — частенько говорила она за ужином в большом зале. Мэл и Эйслин давно должны были спать, однако они не упускали возможности пошпионить за совершенно не подозревавшими о том взрослыми.

— Этот мальчишка, — продолжала госпожа Айрина, — носится, как бешеный, и учит Эйслин разным гадостям. Она ходит босиком, ездит на лошади, задрав юбку выше колен. Постоянно среди слуг и животных и ведет себя так, будто она ничуть не лучше других. А мальчишка — настоящий дикарь, он не подходящая компания для юной леди, наследницы замка!

Руфус улыбнулся.

— Тебе следует купить ей одежду для верховой езды. А мальчик узнает о земле больше, нежели его водил бы за собой егерь. Надо дать ему больше свободы, и он, обучаясь самостоятельно, станет со временем настоящим лендлордом. Леди Эйслин не пожалеет об этом, когда станет здесь хозяйкой. Ей нужен такой лорд, который знает в Малмгарте каждый камень и каждую тропинку.

— Лордом здесь станет ее муж, а не твой подопечный, — ядовито заметила госпожа Айрина. — Хотя, думаю, — заметила она, неуклюже стараясь загладить свои слова, — раз уж он приходится сыном нашему брату, то он может оставаться здесь столько, сколько пожелает.

— Малмгартом не может управлять посторонний, — сказал Руфус. — Лендлорд должен вкладывать в землю душу, иначе она не принесет урожай. А это врожденный талант.

— Чепуха, — возразила госпожа Айрина. — Ты говоришь о земле, словно она живая.

— Но это так оно и есть, дорогая сестра, — убежденно ответил Руфус.

Разговор о будущем муже Эйслин только позабавил детей. Они-то знали, что сделают с незваным пришельцем. Эйслин позовет виноградную лозу, и она свяжет его по рукам и ногам, вызовет тучи, и они промочат его до нитки, кликнет волков, и они прогонят его прочь. В мыслях они неразрывно связывали этого незваного незнакомца (по имени Хрок из далекого Бретфорда) с профессиональным сватом, Члодвигом, тоненьким маленьким пожилым человеком. Члодвиг колебался, как сухой лист, под порывами юмора большого и шумного Руфуса. На помолвке он едва поклевал еду, положенную на тарелку. Эту пищу он должен был разделить с невестой, Эйслин. Содрогнувшись, Эйслин придвинула мясо поближе к нему, — мясо она обычно не ела, — зато сделала большой глоток из стакана, из которого он только пригубил. Он был похож на озабоченного старого петуха, которого обычно клевали другие петухи. Эйслин во время церемонии тихонько посмеивалась и переглядывалась с Мэлом, изнывавшим в неудобной новой одежде.

Об этой помолвке Мэл и Эйслин тут же забыли. Через восемь лет явится жених и заявит права на невесту и ее землю, но для детей восемь лет — целая вечность. Над похожим на птицу Члодвиком и женихом посмеялись, и они как бы перестали существовать.

Никакие запугивания госпожи Айрины не могли заставить Эйслин и Мэла вести себя, как подобает приличным детям. Трудно сказать, что она знала о детях, их поведении и способах влияния на ребенка. Лучшей попыткой ее было внушить детям страх, однако, несмотря на успех, способ этот имел лишь кратковременное действие. Когда Эйслин на коротеньких ножках еще только начинала повсюду ходить за Мэлом, госпожа Айрина рассказала ей страшную историю о черной повозке. Мэл и сам часто слышал этот ужастик. Во время рассказа острые ногти госпожи Айрины вонзались ему в руку, она буравила его глазами, стараясь тем самым подчеркнуть весь ужас судьбы, которую предвидела для обоих, если только они не исправятся.

— Это большая черная повозка. Вся она покрыта надписями, которые оставили люди Древней Расы. У повозки два больших колеса. Когда они поворачиваются, раздается грохот, подобный грому. Тащит повозку огромный вол с содранной шкурой. Вообще-то, он уже давно умер, но ему приходится ходить из дома в дом, потому что на свете еще очень много нехороших маленьких детей, которые доводят до отчаяния своих мам. А погоняет этого вола вурдалак в длинном сером плаще. Он останавливается у дома и большущими вилами хватает детей и укладывает их в черную повозку. И сколько бы дети ни плакали и ни кричали, ничто не помогает. Он отвозит их в лес, а там их съедают волки и вороны, и другие злые звери, которым непослушные дети очень нравятся на вкус. Так что, маленькие негодники, не хотите ли и вы, чтобы за вами в Малмгарт приехала черная повозка?

От этой истории у Мэла каждый раз по телу бегали мурашки, даже и тогда, когда он подрос, и думал, что ему в такие сказки верить стыдно. Эйслин же всегда слушала, открыв рот. Сколько бы раз ни повторяла Айрина свой рассказ, внимание дочери не ослабевало.

Вдохновленная, Эйслин старалась выкинуть что-то новенькое, что-нибудь такое, что было строго-настрого ей запрещено. И чем это было страшнее, тем больше ей это нравилось.

— Пойдем, посмотрим на развалины Древних, — предложила она сразу после того, как ей была устроена суровая взбучка за потерю еще одного красивого платья (в этот раз его унесло течением реки). — На те развалины, где я показала тебе снежного кота.

— Туда запрещено ходить, — возразил Мэл. — Старая раса оставила там духа, который изгоняет людей.

— Нет, это хорошее место, — твердо сказала Эйслин. — А если ты не хочешь, я пойду туда одна.

Возразить на это Мэлу было нечего. Более тяжким преступлением, нежели сопровождение Эйслин в запретное место, было бы разрешение отправиться ей туда совсем одной. Выйдя из ворот крепости, они прошли по мосту, поднимавшемуся в случае нападения врагов. Возле опушки леса стояли хижины слуг и рабочих, которые в те мирные времена жили вне стен замка. Хибарка старой Мердис стояла в самом лесу. Деревья там были старые, с замшелыми стволами. Камни, из которых был сложен домик Мердис, казалось, соединялись друг с другом с помощью мха. Во всяком случае, строительного раствора в щелях видно не было. От ее дома к замку бежала извилистая тропинка. Она каждый день ходила по ней в кладовую, чтобы приготовить необходимые лекарства.

Мэл простонал. Подглядывание за Мердис считалось еще одним запретным занятием. К счастью, на этот раз дверь в домик была заперта, и дым из дыры в крыше не поднимался. На камне, что служил порогом, сидел, умывая мордочку, большой пестрый кот. Услышав их шаги, он с застывшей в воздухе лапой устало поднял голову и внимательно посмотрел на незваных гостей. Эйслин шагнула вперед и произнесла успокаивающие кошачьи слова, с которыми Мэл был знаком. Кот повернулся и исчез в зарослях кустарника.

— Он пошел рассказать о нас Мердис, — сказал Мэл. — Она всегда знает обо всем, что мы делаем. У нее ведь дурной глаз.

— Да ничего она не знает, — возразила Эйслин. — Она простая старушка. Я ее ничуть не боюсь.

— Неправда, боишься. Ты всегда стараешься пробежать мимо кладовой как можно быстрее.

— Уже не бегаю. Я хотела бы с ней поговорить. Ты ведь ее не боишься?

— Ее? Боюсь? Да я скорее боюсь старого Члодвика.

Но, несмотря на браваду, в душе у него сохранились неясные воспоминания, окрашенные страхом и непониманием, а Мердис и Эйслин были каким-то образом тесно связаны друг с другом. Мэл мало что помнил, за исключением разве ковра, да того, как Мердис охотилась за ним. И было чего бояться! Не зря же Эйслин всегда пробегала мимо кладовой.

Развалины они посещали нечасто. Это случалось, когда они отправлялись в длительную поездку верхом. Руины находились на вершине холма. Стены разрушились, и камни упали вниз, некоторые достигли подножия, другие лежали на склоне, и надо было преодолеть полосу препятствий, чтобы добраться до вершины. Осталось так мало, что представить себе, какими были стоявшие здесь когда-то здания, было невозможно. Им, правда, попадались богато украшенные дверные косяки и перемычки, колонны с тонкой резьбой. Все это было выполнено из голубоватого камня, выдержавшего природные катаклизмы настолько, что до сих пор можно было разглядеть загадочные символы.

Символы и знаки прежних жителей земли, называемой ныне Малмгартом, беспокоили Мэла. Они давали ему почувствовать, что они здесь пришельцы, может, еще и временные. Если уж строители таких монументальных зданий закончили здесь свое существование, то, может быть, и Малмгарт когда-нибудь опустеет.

Эйслин таких приступов малодушия не испытывала. Она с какой-то яростной целеустремленностью пробиралась среди развалин, словно разыскивала то, что лишь она одна могла узнать. Мэл карабкался за ней, стараясь не выпустить ее из виду. Он опасался, что она свалится в одну из многочисленных темных дыр, вызывавших у нее безрассудное любопытство. Он не забыл снежного барса, который два года назад устроил здесь себе логово.

Эйслин не довольствовалась обследованием легкодоступных мест. Она подозвала Мэла и вскарабкалась на вершину холма. Оттуда они посмотрели вниз. Здесь когда-то, вероятно, был двор при небольшом замке.

— Очень странно, что здесь построили замок, — заметил Мэл. — Слишком далеко и от лугов, и от пахотной земли.

— Это не замок, — возразила Эйслин, пристально глядя вниз. — Сюда люди приходили и уходили, набравшись сил. Постой, что там такое внизу?

Они обошли поваленные камни и посмотрели вниз с другой стороны. Там они увидели столбы, образующие круг. Некоторые столбы разрушились до основания, другие, скособочившись, пока еще стояли. Внутри круга находилась вымощенная разноцветными плитами площадка. Плиты эти составляли узор в виде большой пятиконечной звезды. Кто-то здесь поработал: убрал мелкие камни, а из камней побольше соорудил низкую стену, окружившую всю площадку вместе со столбами. Вдруг они увидели темную фигуру, пробиравшуюся среди валунов. Она приблизилась к звезде и положила к одной из ее вершин небольшую охапку валежника, потом целенаправленно двинулась к следующей вершине.

— Это же старая Мердис, — прошептала Эйслин, и они, сжавшись и затаив дыхание, стали наблюдать.

С первого же взгляда на это место Мэл осознал, что это нечто недоступное его пониманию, и сердце его сжал страх. Эйслин же, напротив, преисполнилась восторга. Ей казалась, что она видит нечто прекрасное и притягивающее.

Мердис передвигалась от одной вершины звезды к другой, а потом встала в центр и поставила туда серебряный сосуд. Из неопрятного узла она вынула оголенный прут. К ужасу Мэла, Эйслин встала и начала спускаться вниз по склону.

— Нет, Эйслин! — у него перехватило дыхание. — Ведь это старая Мердис! Она, наверное, занимается здесь колдовством! Эту звезду сделали люди Древней Расы!..

Но Эйслин не слушала. Босые ноги ее, как бы инстинктивно, находили едва заметную тропинку, и Мэлу ничего больше не оставалось, как следовать за ней. Казалось, ей было все равно, идет он за ней или нет. Все внимание ее было сосредоточено на Мердис и на звезде. Мэл добрался до самого низа и спрятался за большим камнем, чтобы посмотреть, что Эйслин намерена делать. Мердис, конечно же, доложит обо всем госпоже Айрине, и тогда всю вину свалят на Мэла: ведь он обязан был беречь Эйслин.

Мердис, как всегда хмуро, подняла голову, оторвавшись от своего таинственного занятия. Эйслин бесстрашно подошла к ней и стояла, глядя на нее, словно парализованная собственным безрассудством.

— Что ты делаешь здесь, дитя, без опекуна? — строго спросила ее Мердис.

— Ты мой опекун, — ответила Эйслин.

Мердис энергично кивнула и сделала к ней один шаг.

— А ты одна из мертворожденных, кому не нужно никакое учение. Все, что нужно тебе знать, приходит к тебе в нужное время. Мой долг — защитить тебя от всякого зла.

— У меня есть Мэл. Он меня защитит, — возразила Эйслин.

Мердис покачала головой.

— Когда тебе понадобится защита, Мэл ничем тебе не поможет. Он покинет тебя из-за страха и глупой гордости. Самолюбие Мэла было жестоко уязвлено. Он вышел из своего укрытия, стараясь не растерять чувство собственного достоинства и удержать в рамках свой гнев, настолько, насколько на это способен тринадцатилетний мальчик.

— Эйслин! — скомандовал он. — Пошли отсюда! Нам пора домой!

Мердис повела на него глазом и хмыкнула.

— Я тебя помню. Твое дело подглядывать да соваться, куда тебя не просят. Я тебя предупреждаю: не вмешивайся в то, в чем ты не смыслишь, маленький смертный. А эта девочка и ее судьба — как раз то, во что ты мешаться не имеешь права.

— Она только хочет напугать нас, — сказал Мэл Эйслин. — Пусть остается тут со своей Древней Расой. Может, здесь ее поймает снежный кот и закусит ее старыми иссохшими костями. Пойдем отсюда.

Мердис лишь на мгновение удостоила его взглядом и повернулась к Эйслин.

— Не надо слушать его, моя красавица. Он не имеет права тобой командовать.

В темных глазах ее мелькнула торжествующая искра, но Эйслин повернулась к Мэлу.

— Мэл — мой друг, — сказала она, — и я люблю его больше, чем тебя, хотя ты и мой опекун. Мэл всегда защищал меня, и будет защищать и впредь.

Быстро повернувшись, она подошла к Мэлу. Мэл и Мердис молча и долго смотрели друг на друга с выражением обоюдной неприязни и недоверия. Затем Мердис отвернулась, взяла серебряный сосуд, сунула его в сумку, что-то сердито бормоча.

После этого случая Мэл начал более внимательно наблюдать за приходами и уходами Мердис и, к своему удивлению, заметил, что она часто ухаживала за больными или собирала целебные растения на виду у Эйслин. Из окон ее кладовой хорошо были видны как окно Эйслин в женской половине замка, так и дверь во двор.

Когда Эйслин, взрослея, превратилась в высокую гибкую молодую девушку с длинными ногами и спокойными серыми глазами, которые часто и надолго, не мигая, устремлялись в пустоту, госпожа Айрина стала тревожиться. Эйслин, казалось, обдумывает какие-то важные дела. А о чем таком важном может думать барышня? Что сделать, чтобы как можно лучше выглядеть, да какой цвет шерсти выбрать для ковра или для вышивания.

Вместо того чтобы молчать и не забивать себе голову, Эйслин задавала вопросы.

— Мама, откуда мы пришли? До того, как оказались здесь, в Долинах?

— До Долин? До Долин ничего и не было, деточка. Наши предки пришли сюда задолго до войны с Ализоном. И они посадили здесь сады, построили замки. А раньше здесь ничего и не было. Кто внушил тебе такие мысли? Мэл или Мердис?

— Мэл ничего не знает, да и Мердис тоже. Во всяком случае, если она и знает, то все равно ничего мне не говорит. Но я думаю, что она и в самом деле не знает. Она просто служанка.

— Конечно, служанка, и тебе не стоит подолгу с ней разговаривать. Благородной леди это не положено. Если бы это зависело от меня, Мердис давно бы здесь не было.

— Мердис — опекун. Она должна остаться. Лучше ее никто не знает леса и поля, и места, где растут лечебные травы. Тебе незачем бояться Мердис, мама. От нее никому нет вреда.

— Какие странные у тебя обо всем понятия, детка. Через три года у тебя не будет времени на то, чтобы думать обо всех этих глупостях: о разных магических силах и заклинаниях. У тебя будет муж, о котором тебе надо будет заботиться, а потом и дети. Надо было мне, пока ты была маленькой, взять тебя в руки и запретить тебе бегать, как сумасшедшей, да еще и с Мэлом…

— Ты не смогла бы остановить меня тогда, мама, как и сейчас ты не можешь мне запретить делать то, что я считаю нужным.

— Как ты разговариваешь! Неужели ты хочешь разбить мое сердце после всего того, что я для тебя сделала?

— Есть вещи, которые я должна делать, мама.

— Глупости. Ты молодая леди благородного происхождения. И делать ты ничего не можешь, кроме замужества. И еще ты должна родить наследника Малмгарта.

— Нет, мама. У меня другие планы.

— В самом деле! А с чего это ты взяла, что тебе позволено быть такой важной и надменной? Ты просто девчонка, моя дорогая, и когда-нибудь поймешь, что ты, в сущности, не такая уж важная птица.

Эйслин улыбнулась, таинственно, со скрытой печалью.

— Мама, никто из нас не является важной птицей.

Теперь, когда Мэлу исполнилось семнадцать, Руфус стал серьезно обучать его обязанностям лендлорда, так что Эйслин не могла проводить с ним много времени. Осенью Руфус брал его на ярмарки продавать или покупать зерно и скот, лен для ткачества, красивую одежду для женщин и бесчисленное количество других товаров, разложенных на прилавках под тентами для продажи или бартера.

Все, кто только мог отлучиться от хозяйства, ехали на ярмарку в длинной процессии из повозок. На повозках везли товар для бартера, а в экипажах ехали женщины. У Эйслин с матерью и двух ее теток была собственная карета, но Эйслин при первой возможности старалась улизнуть. Она седлала лошадь и ехала рядом с Мэлом и Руфусом посмотреть на животных и сельскохозяйственные инструменты. Ей было тринадцать, и ее можно было принять за молодую леди, но она все еще не привыкла к длинным удушливым платьям, не гнущимся из-за огромного количества вышивки. Не дружила она и с другими женщинами из замка и с дочерьми их — тоже. Однако теперь она больше не сбрасывала свои платья на лужайке: госпожа Айрина снизошла до того, что позволила ей носить более короткие юбки-брюки для верховой езды и высокие ботинки. Эйслин, однако, не упускала случая пробежаться босиком по росе. Светлые волосы ее, не забранные в сетку и не сдерживаемые гребнями и шпильками (а женщинам в те времена положено было носить такие прически), летели за ней по ветру. Мэлу тоже не нравилось, когда она надевала парадные платья, а волосы заплетала в тугие косички и закалывала на голове.

В компании с Мэлом она ходила вдоль рядов, оглядывая не только товары, выставленные на продажу, но и других людей. Одетая в простую одежду для верховой езды, она смотрела на других молодых девушек в элегантных нарядах, специально сшитых для такого случая и желающих понравиться молодым людям.

На нее тоже многие посматривали с любопытством, и Мэл видел, как люди перешептываются, прикрывая рот рукой или веером. В нем закипало раздражение, Эйслин же интересовали лишь товары на прилавках — серебряные шпоры, уздечки с украшениями, колокольчики для упряжи и красивые чепраки ярких расцветок.

— Вон идет леди Эйслин, та, что помолвлена с Хроком из Бретфорда, — сказала одна из перешептывавшихся женщин, собравшихся возле прилавков с тканями. — Какая некрасивая, бледная, правда? Тот молодой лорд, что женится на ней, больше будет рад земле, чем такой жене!

— А Бретфорд приедет нынче на ярмарку? — спросила другая женщина. — Если они приедут, то старый лорд сможет посмотреть на будущую невестку. Никто не знает, кто отец этой девушки. Госпожа Айрина никогда его никому не показывала.

— Тсс! Она идет. Тише!

Если Эйслин и слышала, то виду не подала, Мэл же, проходя мимо сплетничающих женщин, бросил на них разъяренный взгляд.

— От этих гусынь слишком много шуму, — громогласно заявил он, поторапливая ее вперед.

Но Эйслин, если она хотела что-то посмотреть, не намерена была торопиться. Отойдя от торговых палаток, она поспешила к оборванной палатке, где фокусник развлекал немногочисленную публику. Черноглазый мальчик аккомпанировал на струнном инструменте фокуснику, забавлявшему болтовней народ. К этому-то мальчику Эйслин и направилась. Она прошла через маленькую толпу и встала прямо перед ним. Движения ее были быстрыми, а по телу пробегала дрожь. Между Эйслин и юным оборванным менестрелем пробежала волна узнавания. Он был примерно ее возраста. На его загорелом лице быстро мелькнула и исчезла белозубая улыбка, словно он не был уверен в том, что имеет право на внимание девушки, занимающей высокое положение в обществе. Мэл потянул Эйслин прочь.

— На той стороне есть кое-что поинтереснее, — сказал он. — Эти парни просто странствующие попрошайки, да к тому же грубияны. Девушкам с ними лучше дела не иметь.

— Ой, подожди, Мэл! — она остановилась возле палатки. Лицо ее внезапно омрачилось. — У него в клетках птицы! Я хочу купить их и выпустить на волю! Купи, Мэл!

Мэл крепко взял ее за руку и хотел увести от щебечущих пленников.

— Пошли, Эйслин! Пусть он продает своих птиц. У барышень они проживут дольше, чем на воле.

— Разве можно обменять свободу на жизнь в неволе? — сердито воскликнула Эйслин, глаза ее гневно сверкали. Она не сдвинулась с места и возмущенно смотрела на продавца птиц, не обращая внимания на собравшихся вокруг любопытных и развеселившихся зрителей.

Уступать она не собиралась. Мэл это ясно видел. Он глубоко вздохнул и полез за кошельком. Кошелек его не был толст, но, возможно, ему удастся уговорить продавца освободить птиц за те деньги, что он мог предложить.

— Маленькие птицы — хорошая компания для девушек, — возмущался продавец. — Зачем волноваться из-за того, что их держат в клетках? Птички совсем не против. Каждый день их кормят. Им не страшны ни хищные птицы, ни ласки. Да многие из нас не отказались бы от такой жизни, — тем не менее, он взял кошелек и стал открывать клетки.

Мужчины, ожидавшие своих жен, захихикали. Мэл стал пунцовым и бросил убийственный взгляд на Эйслин. Вернее на то место, где она только что стояла. Она ушла. Возможно, ее привлекло еще какое-то ярмарочное зрелище.

А может, ее выследил и похитил тот оборванец, что был у палатки фокусника. Он мог это сделать в надежде получить в обмен у Руфуса изрядный куш золота. Любой похотливый парень, высмотрев Эйслин в толпе, мог ее соблазнить. Да без его защиты Эйслин могут подстерегать тысячи несчастий. Мэл пошел сквозь сгущавшуюся толпу, проклиная нахмурившееся небо. Он пошел к палатке фокусника, но фокусник и его сын продолжали забавлять толпу. Мэл походил вокруг их тента и вагончика, но Эйслин нигде не было видно. Жена фокусника сидела с ребенком на руках и замолчала от испуга, когда он яростно на нее накинулся.

Мэл продолжал допытываться:

— Вы не видели молодую девушку? На ней красный жакет и одежда для верховой езды!

Женщина, испугавшись еще больше, смотрела на него.

— Я видела ее, — прошептала она. — Она одна из них, из тех, что и мальчик. Мать его умерла, когда он родился. Лучше бы и он умер, да и тот фокусник — тоже. Ваша леди такая же, как и мальчик. Я сразу таких узнаю, как только увижу…

— А фокусник? Он ваш муж? — не унимался Мэл.

— Да. В этом-то и горе. Держись подальше от этого фокусника, парень. Он не… — она замолчала, потому что на нее вдруг упала тень. В полумраке Мэл узнал Мердис. По нему пробежали мурашки. У него было чувство, что встретить ее в такой момент было нехорошим предзнаменованием.

— От длинных языков слишком много треску, — сказала Мердис, и женщина, подхватив ребенка, тут же скрылась. А Мэлу сказала: — Пойдем, и я покажу тебе, что ты ищешь. Хороший же из тебя защитник.

— Ты знаешь, где она?

Мердис указала подбородком в направлении соседней палатки.

— Я всегда знаю, где она находится.

— А что ты здесь делаешь? — грозно спросил Мэл. — Зачем таким, как ты, нужна ярмарка?

— Ничего не делаю, — ответила Мердис.

В палатке Мэл обнаружил Эйслин в компании четырех других молодых девушек в сопровождении матерей и продавцов. Они щебетали, как птичья стая, довольные друг другом. Разговор шел об их домах, находившихся вдали от Малмгарта. Мэл заглянул, но входить не стал. Мердис остановилась возле палатки. Видимо, она собиралась там ждать Эйслин.

— Ну, доволен теперь? — поинтересовалась Мердис.

— Нет, — ответил Мэл. — Откуда она знает этих девушек? Ей почему-то нравится разговаривать с ними, а ведь до сих пор она с девушками не общалась. Она думает, что девушки глупы, и с ними не о чем говорить.

— Она правильно говорит, они действительно глупы, — злорадно ответила Мердис. — А ты не встречал еще ее будущего мужа? Он сейчас здесь, на ярмарке, и Айрина хочет устроить им встречу.

— Это не мое дело, — отрезал Мэл.

— Отчего же ты ревнуешь? Ведь ты всегда знал, что она не для тебя.

Мэл в раздражении отошел на несколько шагов, но потом вернулся и вошел в палатку.

— Уже поздно, миледи, — вежливо сказал он. — Твоя мать будет беспокоиться.

На обратном пути к палаткам Малмгарта она продела свою руку в его и счастливо вздохнула:

— Никогда еще не было мне так весело, — сказала она, радостно глядя на товары, мимо которых они проходили. — Нам обязательно нужно приезжать сюда каждый год и устраивать встречи.

— Кто эти девушки, с которыми ты разговаривала? — спросил Мэл. — Ведь ты до сего дня их не видела.

— О! Это Мирр и Лилия, и Ана! — она шла вприпрыжку. — У меня такое чувство, словно я их давно знаю. Они мои друзья. У тебя так не бывало, что ты встречаешь человека и сразу понимаешь, что он твой друг? А вот с другими этого не получается. У меня теперь три подруги — Мирр, Лилия, Ана и друг — это ты. Да, и еще Мердис. Я думаю, она мой пятый друг. Ведь она прошла пешком всю дорогу на ярмарку, чтобы охранять меня. Сходи, пожалуйста, к палатке фокусника и скажи ей, что она может прийти в палатку к моей матери.

— Она не пойдет, — сказал Мэл. — Да и твоей матери это не понравится. От Мердис пахнет.

Эйслин задумалась.

— Возможно, ты прав. Моя мать не понравится Мердис. Но я постараюсь завоевать Мердис на свою сторону, вот увидишь.

Мэл тайком облегченно вздохнул, но самые большие испытания ждали его впереди. На следующее утро госпожа Айрина устроила наконец встречу Эйслин с ее официальным женихом, Хроком из Бретфорда.

Хрок вовсе не был таким засушенным стручком, как многажды осмеиваемый Члодвик. Мэл заранее был уверен, что возненавидит его с первого взгляда, и оказался прав, когда увидел Хрока со свитой, подъехавших к месту, где разбил свои палатки Руфус. Хрок ехал на мелко переступавшем белом жеребце в великолепной сбруе, и у Мэла яростно застучало сердце, когда он вспомнил о прекрасной серебристой малмгартской лошади, которую Руфус послал молодому негодяю в качестве свадебного подарка. Рядом с Хроком ехал его отец, лорд Бретфорд, на гнедой лошади, а позади — дамы, тоже верхом. Бретфорд жил слишком далеко, в экипажах добираться на ярмарку было затруднительно, поэтому все ехали верхом и везли свои товары на продажу на вереницах вьючных лошадей.

Лорд Бретфорд и госпожа Айрина с лордом Руфусом опять обменялись дорогими подарками, а Эйслин с Хроком напряженно ожидали окончания формальностей и официального представления невесты жениху. Если бы церемония происходила в Малмгарте, Мэл уже давно бы ушел, чтобы не показать своей ревности. Здесь же, на открытых пространствах ярмарки, он вынужден был смирно стоять среди одиннадцати ратников лорда Руфуса и молча, с ненавистью смотреть на соперника.

Эйслин сделала реверанс и, побледнев, погрузилась в молчание, стараясь выглядеть как можно более безразличной и вялой. Мэл знал, что она изнывает в жестком платье, которое ее заставили надеть. Это платье могло стоять само по себе, без юной девушки, которая сейчас была в него насильно заключена. Госпожа Айрина придумала для Эйслин прическу, и ее волосы выглядели сейчас неестественно, лишая тоненькую девушку ее природной свежей красоты и даже придавая ей нечто коварное.

На лице Хрока застыла притворная улыбка. Это был юноша приблизительно одного возраста с Мэлом. Когда их представили друг другу, он едва обратил на Мэла внимание, хотя тот не скрывал мрачного выражения лица. Мэлу было все равно, заметил ли Хрок его ненависть. Если бы взгляды действовали, как ножи, он убил бы Хрока наповал.

До окончания ярмарки Мэл слышал разговоры, что молодой лорд Хрок не был разочарован в своей невесте, но если бы даже она ему не понравилась, это ничего бы не изменило. Он был младшим сыном в семье, и должен был довольствоваться тем, что приготовит ему судьба. Они намекали, что не отказались бы от приглашения в Малмгарт, но Руфус такого приглашения не сделал. Всю дорогу домой госпожа Айрина кипела от возмущения из-за грубости брата.

Глава 3

Эйслин теперь не так явно искала общества Мэла, она проявляла куда большую застенчивость, чем раньше. Мэл, к ее горькому недоумению, казался холодным и даже недружелюбным. А ведь раньше они относились друг к другу с безраздельным доверием и любовью. Его обращение с ней стало таким холодным и неестественным, что ей показалось, она как-нибудь ненароком обидела его. В компании он обращался к ней с подчеркнуто холодной вежливостью. Когда же она оставалась с ним наедине, он фактически давал ей резкий отпор, угрюмо замолкая или односложно отвечая на ее вопросы.

А началось это все, как думала Эйслин, с ярмарки, когда Хрока объявили будущим лордом Малмгарта. А может, причиной враждебного поведения Мэла явилось то, что она услышала голоса, принесенные ветром. Это произошло на следующий день после возвращения с ярмарки, когда они с Мэлом ехали верхом возле руин. Она так явно услышала чью-то речь, что даже повернулась к Мэлу, думая, что это он что-то ей сказал.

— Нет, не я, — сказал он сердито. — Я ничего не слышал. Это что, преступление, если мужчина хочет помолчать?

— Да, если так называемому мужчине только семнадцать, — пошутила она. — Ну правда, Мэл, я слышала голос.

— Это был, наверное, голос твоего мужа, Хрока, — съязвил Мэл.

Сердце Эйслин тоскливо сжалось при упоминании имени Хрока. Ведь осталось всего каких-нибудь коротких три года, и он появится в Малмгарте, чтобы предъявить на нее свои права как на жену, и на Малмгарт как на свой дом. Вся ее радость вмиг пропала, да тут еще и Мэл на нее неизвестно отчего сердится.

— Отчего ты злишься? Если я сказала что-то не то, так я не хотела тебя обидеть. Ты же знаешь, я никого на свете так не люблю, как тебя, Мэл.

— Не будь ребенком, Эйслин. Ведь ты уже помолвлена с Хроком, и я сомневаюсь в том, что нам можно теперь вместе проводить время, — и он отъехал от нее на некоторое расстояние, а она смотрела на него, бледная и потрясенная.

— Разве мы больше не друзья? — голос Эйслин дрожал, и горло ее сжал комок. А сердце ее так сжалось от боли, что она еле дышала.

Мэл пожал плечами и глубоко вздохнул:

— Да, но уже не те, что прежде. Ты принадлежишь ему, и никому больше.

— Я принадлежу сама себе и Малмгарту, — вспылила Эйслин, смаргивая злые слезы. — Хрок не является ни нашим другом, ни врагом. Кто ты такой, чтобы говорить мне, кому я принадлежу? Я сама выбираю, кому принадлежать!

Но она не приняла во внимание гордость Мэла. Она могла привязаться к нему и выезжать с ним, и следовать за ним, как всегда, но Мэл старался избегать ее. Он большую часть времени проводил с Руфусом в полях и лугах, и Эйслин осознала, каким одиноким может быть замок без дружеского тепла Мэла. Раньше он всегда находил время для совместных поездок верхом или просто разговоров у кухонного очага. Теперь же в сердце Эйслин вместо радужных надежд застыло одиночество.

Мердис занималась своим делом: разыскивала целебные растения, пополняла запасы, готовила препараты для лечения людей и животных. Она с удовлетворением отметила, что Мэл, вечно сующий нос не в свое дело, большую часть времени проводит с Руфусом, который обучает его хозяйственным делам, готовит из него лендлорда. Поначалу Мердис нервничала, когда замечала, что Мэл шпионит за ней, но никто не верил россказням ребенка, и она вздохнула с облегчением. Сейчас же, по прошествии более двенадцати лет, он совершенно забудет то, что видел.

Когда пришло время, маленькая дерзкая девчонка начала шнырять повсюду. Мердис, впрочем, знала наперед, что так и будет. С того самого дня, на развалинах, Мердис угадала ее любопытство и втайне обрадовалась. Она надеялась, что Эйслин станет такой, какой ее задумала Старая раса.

В своих одиноких странствиях Эйслин стала подбирать некоторые предметы, которые ей попадались на пути: кожу змеи, зубы и щетину кабана, убитого охотником. Мердис выжидала, понимая, что происходит в душе девушки. Иногда она шла следом, о чем Эйслин и не подозревала. Она видела, что девушка до сих пор называет животных и растения по имени. Значит, она не забыла их, став старше.

Некоторые мертворожденные, как стало известно Мердис от их опекунов, когда им становилось известно, что они не совсем обычные дети, забывали со временем то, что знали с рождения. Мудрые дети предвидели, что использование тел смертных может иметь странные и иногда нежелательные последствия. Из рукописей Мердис узнавала, что некоторые дети выдавали себя по незнанию, и их считали безумными. Некоторые дети и в самом деле страдали раздвоением личности, надеяться на них было нельзя. Некоторые умерли в результате болезни или несчастного случая. Только десять из двадцати развивались нормально, окруженные ни о чем не подозревающими родными. Они жадно тянулись к знаниям, которые постепенно попадали к ним в руки. Именно им надлежало восстановить и нести ответственность за сохранение древнего знания.

Когда Эйслин осталась одна, любопытство ее и интерес к Мердис все возрастали. Эйслин не интересно было общество матери и теток, с двоюродными братьями и сестрами, приезжавшими погостить в Малмгарт, она тоже не находила общего языка. Отсутствие компании часто являлось для Эйслин предлогом, чтобы уйти из дома, и она все чаще посещала кладовую. Сначала она молча наблюдала за тем, как работает Мердис. Мердис проверяла, насколько хорошо она знает секретные имена, не подозревая, что не пройдет и года, и она сама превратится в ученицу, а Эйслин — в учительницу.

— Маленькая краснотравка укрепляет сердечную мышцу лучше, чем ведьмин наперсток, — Эйслин внимательно слушала и смотрела, — но ее труднее найти. Я покажу тебе, где она растет. Мы выкопаем ее корень и посадим у тебя в саду.

Она не всегда открывала Мердис секретные имена.

— В этом имени слишком много Силы, — говорила она.

— Ты думаешь, я неосторожно буду его использовать? — возмущалась Мердис, когда получала отказ. — Разве я не была опекуном Силы всю свою жизнь? А этот драгоценный камень я что же, ношу для того, чтобы оттенить свою красоту?

Эйслин, несмотря на молодость, смотрела в лицо Мердис без страха.

— Это запрещено, а другого ответа я не знаю. Кто я такая, Мердис, что меня почему-то поставили выше тебя, такой мудрой и старой?

Мердис вздохнула, забыв о своей вспышке.

— Милая моя, не знаю, что тебе и сказать. Это внутри тебя и выйдет, когда Старая Раса посчитает, что ты готова к знанию. До тех пор я буду твоим опекуном, а ты сосудом Силы, более великой, чем что-либо, созданное смертным. Тебе тогда надо будет исполнить свое предназначение, о котором ты сейчас и не подозреваешь. А сейчас ты готовишься. Ты знаешь имена всех предметов, и больших, и маленьких. Ты можешь лечить раны, я видела это. Ты слышишь голоса и понимаешь их, и однажды ты сумеешь говорить с теми, кто находится от тебя вдали.

Эйслин провела Мердис в Обиталище голосов. Такое название она дала развалинам Древних. И произнесла это так уверенно, что обе они не сомневались: это и есть настоящее имя разрушенной крепости.

— Чьи это голоса? — нетерпеливо спросила Эйслин. Она сидела в круге, образованном поваленными столбами, и поворачивала голову в разные стороны. Ветер доносил до нее лишь неясные обрывки разговоров, пока Мердис не подсказала, где лучше сесть. Эйслин сразу ощутила, что каким-то образом связана с разговаривавшими, и сидела, не сходя с места, до изнеможения.

— Там разговаривают такие же, как ты, — прокомментировала Мердис. — Тебе нужно научиться выделять один голос, и слушать только его.

— А ты можешь их понимать, Мердис? — спросила Эйслин.

— Только когда кто-то обращается ко мне. У меня нет такой силы, какая со временем будет у тебя.

Наконец пришел день, когда Эйслин, напрягавшая слух, вдруг воскликнула:

— Это Мирр! Я ее слышу! Она разговаривает с сыном фокусника. Его зовут Хвитан!

Она оставалась сидеть до заката, а Мердис наблюдала за ней неподалеку, сдерживая беспокойных лошадей. Мердис несколько раз делала слабые попытки увести Эйслин, но она эти попытки проигнорировала.

— Есть люди вроде меня! — сделала заключение Эйслин, когда наконец увидела, что стало совсем темно, и им пора в замок. — Нас десять человек, Мердис. И это все, что осталось.

Заметив печаль в голосе девушки, Мердис ответила:

— Возможно, когда-нибудь и у других мертворожденных появится такая возможность, и таких, как ты, будет на свете больше. Мы не знаем, какую цель преследовали люди Древней Расы, когда помещали своих духов в бренные человеческие тела.

Эйслин ехала в молчании, ее волосы под луной отливали серебром.

— Я стараюсь сейчас больше узнать о своем пути, — медленно сказала она. — Мертворожденные говорят о Пустыне и о том, что в ней находится. Мы пока не знаем, что именно там такое, знаем только, что это имеет большое значение для людей Древней Расы и для нас, раз уж мы от них произошли. Мердис… — она помедлила, прежде чем продолжить свою речь, — я раньше и не подозревала, как я одинока.

— Ничего, детка. Я все время буду с тобой, что бы ни случилось. И ведь есть еще девятеро таких, как ты.

— А как же Мэл? А моя мама, а Руфус? Я не такая, как они. Я отдалена ото всех, кроме других мертворожденных.

— Ты им ничего не должна. Если бы не вмешательство Древней Расы, у них был бы лишь мертвый ребенок. Если бы не дух в бутылке, тебя бы не было. Тебя создала Сила, и только она будет тебя хранить. Те, другие, скоро отвернутся от тебя, как только узнают, кто ты такая. Для тебя нет будущего, кроме Силы.

— Мэл не оставит меня, — сказала Эйслин.

Мердис фыркнула.

— Мэл ничем не отличается от других. Он отвернется от тебя, как только обнаружит, что ты другая. Ни один человек не захочет иметь жену с душой от людей Древней Расы. Молодой лорд Хрок хочет иметь здоровых детей, без каких бы то ни было отклонений, без связей с потусторонними силами. Ему нужна жена, которая будет всегда дома, возле очага. Такая жизнь не для тебя. Неизвестно к тому же, что будет с твоим даром при союзе со смертным человеком. Все может пропасть.

— А может, и ничего не произойдет, — сказала Эйслин. — Я не слишком-то хочу прожить такую жизнь, о которой ты говоришь, с твоей Силой. Не хочу, чтобы меня боялись и презирали. А ты, Мердис, разве не чувствуешь себя одинокой? Разве не хочешь, чтобы рядом с тобой был другой человек, настоящий друг, на всю жизнь?

— Тьфу, — фыркнула Мердис — Это все девичьи глупости. Ты поступаешь как обычный человек.

— Я и чувствую по-человечески, — призналась Эйслин. — Это, конечно, хорошо — прожить всю жизнь в служении Силе, но я не хочу одиночества.

— Тогда будь с такими, как ты, с теми, кто тебя понимает.

— Но ведь даже мертворожденные не могут заменить мне маму и Руфуса и… Мэла. Неужели ты никого не любила, Мердис?

— Меня забрали от матери и от всей семьи, когда мне исполнилось шесть лет. С тех пор я их больше не видела. Любовь к смертным людям принесет тебе одни страдания. Люди по своей природе непреклонны, непоследовательны, непостоянны. Так что не горюй и посвяти себя Силе. Она тебя никогда не предаст.

— Неужели я должна умертвить свои человеческие чувства? Разве я буду счастлива после этого?

— Людям свойственно слишком много думать о счастье. Но что-то я не видела счастливых семей.

— Но навсегда остается надежда, воспоминания и представление о том, каким должно быть счастье, — сказала Эйслин. — Не думаю, что Сила имеет много общего со счастьем.

— Разумеется, нет, в том тривиальном смысле, какой ты вкладываешь в это понятие. Ты обретешь совершенство только в Силе, и в этом совершенстве и будет твое счастье. Выбор сделан за тебя, Эйслин. Ты уже не сможешь изменить свою судьбу.

— Мы еще посмотрим, — упрямо заявила Эйслин. — Это человеческая черта — верить, что ты можешь сам устроить свою судьбу?

— Очень человеческая, — раздраженно ответила Мердис. — Если бы я не была уверена, то решила бы, что ты одна из них. Боюсь, мне следует обсудить это с другими опекунами. Надеюсь, что другие подопечные не заразились человеческими эмоциями.

Эйслин нравилось общаться с другими мертворожденными, но вдруг тон их сообщений резко изменился. С юга Мирр сообщила, что из-за моря на кораблях явились чужеземцы. Несмотря на располагающие манеры и увлекательные рассказы о приключениях, Мирр не почувствовала к ним доверия. Они задавали слишком много вопросов, и особенно их интересовало количество воинов, охранявших крепость.

Лилия тоже сообщила о чужеземцах, а за ней и Ана, и остальные мертворожденные в разбросанных по южным землям замках. Хвитан и фокусник видели еще больше приезжих и путешественников, чем всегда, на дорогах Долин, и все они задавали много вопросов о землях, располагавшихся между побережьем и Пустыней.

— Не в этом ли заключается цель? — спросила Эйслин у Мердис. — Известна ли чужеземцам тайна Пустыни?

— Даже ты, со своими знаниями, не можешь ответить на это, — сказала Мердис. — Откуда же я могу это знать?

Эйслин нервно рассмеялась и стала мерить шагами кладовую, останавливаясь, чтобы посмотреть на ту или другую настойку или экстракт. Блестящими глазами она посмотрела на Мердис, все ее тело напряглось.

— Это та самая цель, ради которой мы посланы, — прошептала она. — Момент близится. Знаешь, — добавила она, неестественно смеясь, — прошлую ночь мне снилась черная повозка, которой мать в детстве пыталась меня напугать. Я видела ее так ясно, как будто она действительно существует. И я в нее села и уехала. Я всегда думала, что эта повозка — смерть, идущая за мной.

— Это всего лишь сон, — утешила ее Мердис — У тебя слишком живое воображение, а это еще одна из твоих неудачных человеческих черт. У других опекунов те же проблемы. Если у тебя есть цель, то ведь она направлена на успех. Тебе нужно лишь отбросить свои человеческие страхи и фантазии.

— Это не страх и не фантазия, а чужая сила, которая идет в Долины, и уже пересекла море, — Эйслин невидящим взором смотрела в залитый солнцем двор из окна прохладной кладовой. — А я не успокоюсь, пока не узнаю, зачем они здесь. Они не должны попасть в Пустыню, Мердис.

— А что там такое в Пустыне? — спросила Мердис. Эйслин покачала головой и пошла во двор.

— Я не могу сказать, Мердис, но ее необходимо защитить.

Когда они наконец прибыли в Малмгарт, пришельцы были такими, какими их показала магическая чаша Мердис. Их было четверо, одеты они были хорошо: в дорожную одежду и кольчугу, но Эйслин показалось, что это наемники, работавшие за деньги. Лорду Руфусу и остальным незнакомцы показались людьми порядочными и вежливыми. Они поверили их рассказу о том, что они ищут незанятые земли и хотят на них поселиться. Действовали они весьма разумно: надо же выяснить, какую защиту может предоставить Малмгарт, и нет ли угрозы со стороны Пустыни.

В Малмгарте они гостили три дня. К началу третьего дня Эйслин разыскала Мэла. В это туманное утро она ожидала его на холме, зная, что Мэл должен проехать мимо. Завидев его, направила лошадь навстречу.

— Мэл, к нам в Долины из-за моря движется враг, — начала она без предисловия. — Чужеземцы, что нашли у нас приют, явились к нам не с дружескими намерениями. Это предвестники войны и смерти. Да ведь когда-то Долины уже захватывали люди, приплывшие из-за моря. У них было незнакомое вооружение и повозки, которые передвигались сами по себе, без лошадей. Сейчас нас ждет еще большее кровопролитие, и они уже здесь, в Долинах.

— Откуда тебе это известно? Может, это Мердис внушила тебе такие идеи? Она каркает, как старая ворона. Она нечистая. Удивляюсь, что лорд Руфус терпит ее столько лет.

— Тебя не удивит, если я скажу, что я такая же нечистая, как Мердис? А может, еще и грязнее? Ты ведь должен был это заметить, когда видел, как я называю животных и растения по именам. Я не такая, как ты, Мэл. То, чем я была при рождении, погибло в мертворожденном ребенке. Люди Древней Расы вложили жизнь в тело, созданное госпожой Айриной. Ты уже давно должен был об этом догадаться. Ведь ты был там и видел, что сделала Мердис.

— Я думал, что мне это приснилось.

— Это был не сон. И то, что Долины опять собираются уничтожить, тоже не сон. Чужеземцы из Ализона хотят найти то, что спрятано в Пустыне. В этот самый час шпионы находятся под нашей крышей.

— Чего же хотят от нас Древние? Убить их?

— Это то, чего они заслуживают. Мы не убиваем гостей, значит, их надо захватить и отправить назад, на их корабли. Если все это будет сделано по всем Долинам, с севера на юг, захватчики поймут, что мы готовы защитить то, что спрятано. И в этот раз они не придут на нас с огнем и мечом так же легко, как в прошлый раз.

Мэл молчал, в молчании его была угроза. Возможно, ей не следовало открывать ему, кто она такая.

— Отчего ты так уверена, что они идут с юга, через все наши укрепления?

— Есть десять таких же, как я, мертворожденных. Мирр на юге говорит с нами всеми, и Хвитан, сын фокусника, много раз путешествовал с юга на север. То, что они видели, дает уверенность в том, что положение очень серьезное. Пожалуйста, верь мне, Мэл. Каждый человек в Долинах находится сейчас в опасности.

— Чего хотят от нас люди Древние? Созвать армию?

— Да, но это нужно делать немедленно, иначе будет поздно. В прошлый раз, когда захватчики пришли с разведкой, жители Долин долго препирались друг с другом. В этот раз нам нельзя повторить их ошибку.

— Нам? Уж не собираешься ли, миледи, и себя включить в число защитников? Если то, что ты говоришь, правда, так ты и не имеешь отношения к людям Долин, ты, скорее одна из Древних.

— Прежде всего, я жительница Долин, я родилась здесь, и это моя родина! — выпалила Эйслин.

— Значит, ты, как женщина Долин, собираешься жить в Малмгарте с Хроком и до конца жизни растить его детей? Тебе такая судьба уготована?

Эйслин помолчала.

— Я не могу сказать. Судьбу человека предсказывать запрещается.

— Так я и думал. Ты уедешь из Малмгарта и присоединишься к таким, как ты. Зачем тебе эта серенькая жизнь, раз люди Древней Расы могут о тебе позаботиться?

— Мэл, ты и я, мы должны быть вместе. Либо я последую за тобой, либо ты за мной, когда придет время. Я не могу без тебя жить, даже когда ты сердишься на меня. Ты мой единственный верный друг, другого такого у меня никогда не будет.

— У тебя будет муж, Хрок.

— Не будь дурачком. Кроме лица и имени, я ничего о нем не знаю. И ни то, ни другое мне неинтересно. Без тебя мне будет одиноко до конца жизни. Ведь ты, Мэл, вторая половина моей души.

— Твоя душа вышла из бутылки, что была в старой сумке Мердис, — сказал Мэл. — Чего хочешь ты от меня, обычного жителя Долины? Чего ради вы, Древние, беспокоитесь о людях Долины? Мы нужны вам лишь для защиты того, что спрятано в Пустыне?

— Я не принадлежу к Древней Расе, — возразила Эйслин.

— Неправда, принадлежишь. Ты знаешь настоящие имена всех вещей на свете. Лечишь раны. Управляешь тучами. Разговариваешь с людьми, что находятся в сотнях миль отсюда. Да, река, которая нас разделяет, так широка и глубока, что мы никогда не увидим ее берегов и не узнаем глубины. Ты из тех, других. И никогда не станешь одной из нас. Но к твоему предупреждению прислушаются. Уж что-что, а поднять людей на борьбу Старая Раса умеет.

Развернув коня, он направился к Малмгарту, оставив Эйслин позади. Она же послала лошадь вперед, позволив ей ехать, куда вздумается. Боль в ее сердце напоминала описанную Мэлом реку: она была так велика, что угрожала поглотить ее. Она ощущала безнадежность и пустоту, а Мэл казался ей незнакомцем.

Лошадь по привычке принесла ее к Обиталищу голосов. Эйслин спешилась и пошла к месту прослушивания. Сразу же услышала голос Мирр: «В чем причина твоего горя?»

— Я люблю смертного человека, — призналась Эйслин, — но такая любовь обречена.

— А разве мы не смертные? — спросила Мирр. — Наши тела такие же, как и у них, с теми же страхами и желаниями. Отчего бы нам тогда не любить смертных мужчин?

— Сила разделяет нас, — с горечью ответила Эйслин. — Мы никогда не станем обыкновенными женщинами Долины. Нам мешают наши знания и голоса, шепчущие в уши. Мы созданы для определенной цели — для защиты того, что спрятано в Пустыне. Как же можем мы быть обыкновенными с такой ответственностью?

— В зависимости от потребности в нас ответственность наша будет либо увеличиваться, либо уменьшаться, — ответила Мирр. — Когда потребность станет минимальной, мы будем почти обыкновенными.

— Но будет ли Мэл смотреть на меня как на обыкновенного человека или он всегда будет ощущать расстояние между нами? Если мы такие великие и мудрые, отчего же мы так страдаем?

— Мы ведь тоже люди, сестра, и природа наша человеческая. Заранее предсказать ничего нельзя. В нас все смешано. Даже Древние не могут предсказать нашу судьбу.

— Отчего же не могут? Выходит, люди Древней Расы тоже не такие великие и мудрые! Отчего мы должны страдать?

Мирр замолчала, и Эйслин услышала голоса других мертворожденных. Ана повредила ногу, упав с лошади еще ребенком, и с тех пор боль ее не отпускала. И другие мертворожденные чувствовали боль, сходную с болью Эйслин. В уши к ней ворвалась буря жалоб, и она сошла со своего места. Сделав шаг в сторону, Эйслин вдруг услышала один-единственный голос, прорвавшийся сквозь громкий хор голосов. Он произнес одно слово, пронзившее ее, как боль.

— Асмериллион!

Каждый раз, когда к Эйслин приходило новое знание, она на какое-то мгновение ощущала дрожь и слабость. В этот раз она пошатнулась и, задыхаясь, упала на колени на зеленый мох. Сердце стучало так сильно, что, казалось, оно разорвется. Ей было сообщено имя, в котором заключалось столько силы, как в ее собственном имени. Она дрожала от страха и смирения, с новой силой осознав тяжесть Силы и ответственность за ее достойное применение. Имя, которое ей сообщили, было именем Мэла, и она могла теперь при желании командовать им, как марионеткой.

В душе ей хотелось воспользоваться своим преимуществом, но в то же время она понимала, что негоже использовать свою Силу таким образом, и что это навлечет на нее несчастье.

— Мердис! — позвала она, и опекунша ответила ей мысленно с вершины холма, с которого она за ней наблюдала. Она спустилась к Эйслин и размяла в ладонях пряное растение.

— Понюхай. Это прояснит твой мозг.

— Мердис, я знаю имя Мэла.

— Ни в коем случае не пользуйся своим знанием, или ты разрушишь его любовь к тебе.

— Я знаю это, но боюсь его потерять.

— Так ты что, хочешь держать его в клетке? Ты забыла про птиц в клетке на ярмарке, забыла, как больно тебе было видеть их в заточении?

Эйслин перестала расхаживать взад и вперед и остановилась, погрузившись в свои воспоминания. На губах се мелькнула слабая улыбка, смягчив выражение лица. Более спокойным, хотя и печальным голосом она произнесла:

— Что ж, пусть будет так. Я никогда не произнесу его имя для того, чтобы привязать его к себе. Пусть уйдет, если захочет. Мэл не птица, живущая в клетке. Он сокол, которого не заковать в кандалы.

Был вечер, на землю легла обильная роса, и к тому времени, как Эйслин и Мердис добрались до замка, ноги и подол девушки промокли: она заставил Мердис ехать на лошади, а сама шла пешком. На утро у Эйслин поднялась температура, и она осталась в постели. Ухаживали за ней госпожа Айрина и Мердис, странноватая пара, однако судьбе угодно было соединить их в совместном уходе за больной.

Эйслин расстраивалась из-за того, что попусту теряет время. Она послала Мердис, чтобы та приготовила ей отвар для снижения температуры, но жар очень скоро вернулся. Ночью Эйслин металась на кровати, одолеваемая сном, в котором ей являлась черная повозка и бык с ободранной шкурой.

— Где Мэл? — спросила она на третий день. Лицо ее побледнело, глаза ввалились от измучившей ее лихорадки. — Я должна видеть Мэла, прежде чем уйду.

Госпожа Айрина попыталась успокоить ее, но Эйслин продолжала звать Мэла.

— Мэл ушел, — со страхом призналась госпожа Айрина. — Ушел вместе с Руфусом. Они хотят объединиться с людьми лорда Бретфорда.

— Бретфорд! — прошептала Эйслин, закрывая глаза и откидываясь на подушку. Видимо, силы покинули ее. — Злополучный Бретфорд! Он должен быть остановлен, прежде чем черная повозка…

Госпожа Айрина и Мердис переглянулись. Они никогда не любили друг друга, но сейчас об этом забыли.

— Неужели ты ничего не можешь сделать? — прошептала госпожа Айрина. — Моя дочь умирает!

— Эта лихорадка не обычного свойства, — медленно сказала Мердис. — Миледи, этот ребенок не совсем ваша дочь. Есть силы, которые воздействуют на нее. Вы это вряд ли поймете. Ее дали вам для определенной цели, после того, как жизнь вашего ребенка закончилась. Древние не хотят, чтобы их знание пропало. В Пустыне они спрятали нечто, и оно должно быть защищено от неправильного использования. Этот ребенок — один из десяти, цель которых — защитить этот секрет. Если она решится выполнить свою миссию, она должна будет покинуть и вас, и Мэла, и все то, что она любит. Сейчас в ней борются два начала — земное и древнее. Вот эта-то борьба и вызывает лихорадку. Ведь она еще ребенок, а перед ней поставлен великий выбор.

Госпожа Айрина упала на колени подле кровати Эйслин, глядя ей в лицо.

— Была ли я слишком горда, слишком жадна? Я хотела, чтобы ей достался Малмгарт и богатый муж, который добавил бы ей славы. Мне надо было согласиться на то, чтобы она выбрала Мэла. Мэл был бы здесь, рядом с ней. Ведь ей никто никогда не нравился, кроме Мэла, а я ревновала. Неужели, Мердис, я потеряю теперь ее окончательно?

— Не знаю, миледи. Такая, как я, не может знать будущее.

— Доченька, ты меня слышишь? — госпожа Айрина придвинулась ближе. — Я разорву твой брачный контракт с Хроком. Ты опять будешь сильной. Есть что-то, что ты должна сделать, цель, для которой тебя послали. Если Мэл — твоя судьба, иди за ним. Никто не будет тебе мешать. Ты все еще моя дочь, кем бы еще ты ни была. Пусть дураки и трусы говорят, что хотят. Я горжусь тем, что ты моя дочь.

Сон Эйслин становился спокойнее. Обе женщины смотрели за ней почти до рассвета, и тут бдительная Мердис слегка задремала. Эйслин проснулась и тихонько встала. Мать ее спала, неловко устроившись в кресле, подложив под щеку руку. Эйслин легонько поцеловала ее, а затем тронула Мердис за плечо.

— Пора, — прошептала она, взяла туфли и плащ. — Черная повозка подходит.

Мердис проснулась, вышла за ней из комнаты и спустилась по лестнице во двор. Дверь была надежно закрыта на засов и на тяжелые замки, но они беззвучно открыли ее и вышли. Затем так же осторожно закрыли ее за собой.

Эйслин остановилась в центре двора. Распущенные волосы ее в свете луны нимбом окружали лицо. Она поворачивала голову, прислушиваясь к звукам, которых Мердис не слышала.

— Дитя, ты больна… — начала Мердис.

— Идет! — прошептала вдруг Эйслин. Послышался отдаленный грохот деревянных колес, похожий на гром. Звук становился все громче, слышался свист кнута. Эйслин повернулась к большим воротам замка. Они были заперты и должны были оставаться запертыми до возвращения лорда Руфуса. Через этот вход ничто не могло пройти, однако закрутилось облако, через него пробились крутящиеся потоки света, и постепенно облако приняло форму огромной черной повозки с двумя высокими колесами. На ней были символы, знакомые Мердис. Повозку тянул гигантский бык. Его лишенное кожи тело с кровавыми полосками было серого цвета и блестело. Он неумолимо двигался к ним, как в ночном кошмаре. Возница в капюшоне поднял кнут и, щелкнув им, произвел звук, подобный грому. При этом на Мердис и Эйслин взметнулась одежда и разлетелись волосы.

Мердис схватилась за руку Эйслин, стараясь оттащить ее, но Эйслин не двигалась. Повозка остановилась, и возница поманил кнутом. Вилы были засунуты в специальное гнездо, острые концы их блестели голубым огнем. Эйслин потянула Мердис вперед, не обращая внимания на ее протесты. Скоро все стихло в порывах ветра.

Глава 4

В повозке сидели остальные мертворожденные. Все девять человек со своими опекунами радостно приветствовали девушку, когда Эйслин заняла свое место. Они общались друг с другом, не произнося ни слова, но Мердис казалось, что ее захлестывают волны возбужденной болтовни. Она не почувствовала, что покидает Малмгарт, сопровождаемая мощными порывами ветра, громом и яростными стрелами молний. Повозка ехала не так, как обычные повозки. Вместо того чтобы громыхать по избитой дороге Долин, она парила в воздухе среди густых облаков.

Эйслин напрягала все органы чувств, чтобы определить направление, по которому они двигались.

— Мы, Мердис, движемся на север, в Пустыню, это в другой стороне от битвы при Бретфорде. У Мэла и Руфуса не хватит времени, чтобы договориться с другими лордами, прежде чем захватчики высадятся на наш берег. Почему мы движемся на север, когда битва происходит на юге? — она говорила громко, так чтобы все слышали, не обращая внимания на попытки Мердис заставить ее замолчать.

Одетый в серую одежду возница обернулся. Лица его в падавшей на него тени от капюшона не было видно. Он ответил:

— Если люди Долины не согласятся на их лидерство, Долины опять будут уничтожены. Их вооружение и войска не идут ни в какое сравнение с Ализоном.

— Вместо того, чтобы ехать в Пустыню, мы могли бы им помочь, — настаивала Эйслин.

— Это их судьба, раз уж они так глупо заупрямились. Они могут сражаться друг с другом из гордости и недоверия. Смертные люди так устроены: дерутся и умирают, когда не надо. Так они и захватчиков пропустят. Нам сейчас надо защитить то, что спрятано.

Эйслин подумала о Мэле, и ее чувства разом отозвались в душах остальных: так листья поднимаются под сильным порывом ветра. Все они не захотели слепо подчиниться воле возницы.

— Мои родители и мои братья погибнут, если я ничего для них не сделаю, — сказала Мирр. — Они бы ни за что от меня не отвернулись.

Все остальные вторили ей. Эйслин велела вознице:

— Поворачивайте повозку и езжайте на юг.

— Вы что же, выступаете против воли Древней Расы? Я не могу развернуться. Мне приказано привезти вас на место, и я должен это сделать.

— Я велю вам повернуть на юг, или я назову ваше имя, — приказала Эйслин. — Я вас знаю, и я не боюсь.

Опекуны в страхе съежились от такой дерзости, а Мердис попыталась усадить ее на место.

— Эйслин! Это бунт! Никто не смеет выступать против Древних! Ты не сможешь изменить то, что решено ими.

— Разве Старая Раса решает судьбу смертных людей? — гневно спросила Эйслин. — Разве люди не вольны решать сами за себя и выбирать дорогу, которая ведет их к цели? Даже люди Древней Расы не имеют право приказать людям Долин, что они должны умереть, чтобы спасти то, что спрятано. Они не умрут, если мы повернем назад и придем им на помощь, а мы обязаны им помочь. Мы такие же смертные, как и они, мы такие же, за исключением того, что нас разделяет. Отвернувшись от них, мы предадим сами себя!

— Эйслин! — закричала Мердис — Ты не можешь этого сделать! Ты сама не знаешь, что делаешь! Ты можешь погубить и себя, и всех остальных мертворожденных! Вся долгая, терпеливая и планомерная работа людей Древней Расы пойдет насмарку!

Еще один опекун промолвил:

— Возможно, так и произойдет! Они допустили ошибку, вложив свои души в тела смертных людей! Какое отвратительное сочетание Силы и чувства!

— Замолчите! — воскликнула Эйслин. — Мы повернем повозку назад. Все мы знаем имя возницы, и я назову его первая.

— Ты просто пародия на Силу Древних! — прошипел возница. — Ты не имеешь права командовать этой повозкой!

— А я скомандую, — спокойно сказала Эйслин. — Твое имя — Виард, и я командую тебе повернуть назад.

— Раскомандовалась, — сказал Виард мрачно.

— Поворачивай, Виард! — воскликнули мертворожденные, в то время как опекуны их сжались от страха.

Виард вспорол воздух кнутом, послышались оглушающие удары грома. Повозка дернулась, закачалась, как корабль на волнах, заскрежетав, почти остановилась и развернулась. Гигантский вол пошел вперед, на губах его вскипела обильная пена.

— Мы повернули на юг, Мердис! — Эйслин радостно встряхнула своего опекуна.

— Такого раньше никогда еще не бывало! — Мердис даже задохнулась. — Ты ослушалась Древних!

— Нет, — возразила Мирр. — Мы ведь сами новые люди Древней Расы. И решили по-своему.

Они поехали вперед. Настал рассвет, но они ничего не видели: вокруг крутились сплошные облака. Наконец Виард обернулся и бросил Эйслин через плечо:

— Мы уже почти там, куда ты так стремилась. Сейчас я вас покину, и вы сможете испытать свои силы, бросить, так сказать, вызов судьбе, управляющей этими смертными.

— Найди укромное место и жди нашего возвращения, — приказала Эйслин.

Место, что выбрал Виард, находилось возле развалин на вершине холма возле долины Бретфорда. Невдалеке было морс. Замок окружали зеленые поля и луга, защищенные рвами и земляными валами. На лугах паслись коровы и овцы. О решительных событиях можно было догадаться по единственному признаку — ярким знаменам, развевавшимся над крепостью. Это означало, что в данный момент там находятся лорды из других Долин. Вассалы лорда Бретфорда верхом, в полном боевом облачении, сопровождали делегацию иноземцев, направлявшихся в замок.

— Бретфорд ведет переговоры с врагом, — тревожно пробормотали мертворожденные.

Эйслин быстро оглядела окружавшие холмы. Жители Долин держались поодаль, в горах, ожидали распоряжений от своих лордов, находившихся в замке. В это время враги сходили на берег и выносили вооружение.

В гавани стояли четыре корабля. Они были совершенно не похожи на те, что когда-либо видели мертворожденные. Все были серого цвета, с низкой осадкой. Вместо обычных парусов и мачт они были оснащены какими-то непонятными устройствами. В мелководье сбрасывали сходни, и по ним на берег спускались большие отряды людей. Эйслин увидела четыре маленьких судна, вынырнувших из воды и очутившихся на берегу. Громыхая, они пошли по земле. Непонятно было, за счет чего они движутся. Эйслин показалось, что она их узнала. Она почувствовала исходящую от них угрозу. Древнее зло затаилось где-то здесь, в рядах иноземцев. Эйслин осторожно пыталась отыскать его, так чтобы зло это не заметило ее присутствия.

— Они вызвали Силу, — прошептала она. — Там есть холод, то, чему я не могу дать имя. Что-то не от смертного человека, не от людей из кораблей.

Она дотронулась до Мердис, и та тихонько вскрикнула, так как ей передалось то, что увидела Эйслин. Это было старинное зло, зло было живое, и оно вдруг почувствовало их. Так медведь, учуяв нечто подозрительное, просыпается в своей берлоге. Оно стало осторожно озираться, но тут Эйслин мысленно отключила с ним контакт.

— Нам нужно вернуться, — прошептала Мердис — Мы одни не можем на него смотреть! Оно древнее и злое!

— Мы тоже древние, но мы не злые, — ответила Эйслин. — Хвитан, — она обратилась к сыну фокусника. — Ты знаешь имена штормов — воздушных и морских?

Темные глаза Хвитана оглядели гавань и корабли. Он что-то мысленно прикинул.

— Да, конечно, знаю имена моря и морских ветров, — сказал он. — Пора бы им проснуться и защитить нас от непрошеных гостей.

— Пока не надо, Хвитан. Возьми с собой Хаган и Ирен, — распорядилась Эйслин. — Мирр, Ана, Адалия, пойдите на берег и разыщите военные лагеря иноземцев. Лилия, Энраик, Кининг, ступайте к гавани и перехватите тех, кто уже идет в Долины. Мы знаем наперечет имена всех животных и всех предметов, что имеются в наших Долинах. Мы можем все то, что живет в воздухе, на земле, на море, обратить против захватчиков. Можем наслать на врагов болезни и поддержать наших людей в сражении. Мы заставим их вернуться на корабли, и пусть они плывут от наших берегов как можно дальше. Мы с Мердис отправимся в Бретфорд и станем добровольцами объединенных сил Долин.

— Миледи, — Мердис впервые так официально обратилась к Эйслин. — Я не хочу, чтобы хоть один из мертворожденных попал в руки Ализона. Они будут рады схватить в плен и воспользоваться Силой, заключенной в тебе.

— Ты что же, боишься, Мердис? Если хочешь, можешь пойти с остальными, но я должна быть в Бретфорде. Там сейчас Мэл и Руфус. Их нужно предупредить, что с иноземцами перемирия быть не может.

— Мой долг — охранять тебя, идти за тобой, куда бы ты ни направлялась, — ответила преданная Мердис. — Если идешь туда ты, значит и я — тоже, хотя, скорее всего, мы обе погибнем, — она засунула в рукав острый кинжал. — Живыми они нас не захватят.

Эйслин не стала слушаться настойчивых уговоров Мердис и дожидаться темноты. Они, не скрываясь, подошли к замку, ловя на себе злобные взгляды врагов, державших наготове оружие, словно каждую минуту ожидая нападения. Мердис тихонько с презрением фыркнула, и Эйслин без труда прочитала мысли своего опекуна. Это были самые обычные подонки, готовые за хорошую цену убить кого угодно.

— А вон и парочка гусынь, ждущих, чтобы их ощипали, — усмехнулся один из Гончих Ализона. Злой смех подхватили и другие. Своими лошадьми они преградили дорогу Эйслин и Мердис.

— Пошли прочь! — парировала Мердис. — Это леди Эйслин из Малмгарта. Вам будет плохо, если вы попытаетесь ее обидеть.

Гончие грубо расхохотались, и один из них попробовал грязной рукой дотронуться до волос Эйслин.

Эйслин уклонилась от оскорбительного прикосновения и назвала общее имя лошадей: «Хестурфиджот!»

Лошади тут же начали вставать на дыбы и беспокойно кружиться, а их седоки попытались криками и ударами хлыста взять их под контроль.

— Да это колдовство! — прорычал вожак Гончих. — Мы пришли на мирные переговоры, а нам противопоставили колдовство!

— Хестурфиджот! Стрюка! — воскликнула Эйслин, добавив команду бежать, и лошади рванулись прочь, дико всхрапывая, выкатывая белки глаз.

Зная, что Гончие не вернутся, пока она не обратится к лошадям, Эйслин направилась к земляным укреплениям, окружавшим крепость.

Возле главных ворот, простодушно открытых, они обнаружили объединенную охрану Ализона и жителей Долин, находившихся на подозрительном расстоянии друг от друга. Двое Гончих загородили пиками тропу. Их бородатые лица, похожие на мордочки ласок, подозрительно щурились.

— Станьте в сторону, — приказала Мердис — Это леди Эйслин, нареченная невеста молодого лорда Хрока. Вы не имеете права не впускать ее.

— Сюда нельзя, — грубо сказал тот, что стоял впереди. — Никому не позволено входить, пока здесь вождь Беорг и священники. Откуда мы знаем, что вы замышляете.

Гончие неприятно рассмеялись, бросая на Эйслин отвратительные плотоядные взгляды.

Люди Бретфорда прислушивались. Лица их выражали неодобрение. Переглянувшись, они приблизились, держа наготове оружие.

— Позвольте леди пройти, — сказал их лидер. — Мы возьмем ответственность на себя, если она замыслила недоброе против вашего вождя и его волшебников. Опасаться ее не следует.

— Сюда не пройдет никто, — рявкнул Гончий, преграждая путь пикой. — Я нахожу подозрительным ваше желание пропустить ее. Мне это не нравится.

— Мы пока соблюдаем перемирие, — ответил житель Долины. — Вы обвиняете нас в том, что мы его нарушили?

Гончие схватились за оружие и. приняли оборонительную позу. Эйслин знала, из какого металла изготовлено их оружие и обратилась к нему. Оружие выпало из рук их владельцев, рассыпав по сторонам искры.

— Ведьмы! — взвизгнул один из Гончих, схватившись за обожженную руку.

Четверо Гончих схватили большие луки, но Эйслин назвала имя деревьев, из которых они были изготовлены, и стрелы рассыпались по сторонам. Некоторые даже попали в самих стрелков. Эйслин хотела выдать еще команду, но Мердис схватила ее за рукав.

Гончие отошли на безопасное расстояние, бородатые лица их выражали недоумение. Люди Бретфорда молча открыли перед Эйслин ворота, глядя на нее изумленными глазами.

Перед дверьми главного зала шестеро Гончих Ализона преградили Эйслин дорогу. Одна из створок приоткрылась, а затем и другая. Ализонский стражник выглянул из-за щита. Эйслин назвала имя дерева, из которого были изготовлены двери, и они с грохотом отворились, словно их распахнула рука великана. Четверо Гончих, стоявших за дверьми, поспешно отступили, не веря своим глазам: враг предстал в виде тоненькой девушки со светлыми локонами, падавшими ей на плечи и трепетавшими, словно они были живыми. Облик ее менял очертания, смешивался с миллиардом других лиц и форм, так что оппоненты не могли ее разглядеть. Они пятились, а она шла вперед и вошла в большой зал.

Среди собравшихся за большим столом она увидела лорда Бретфорда, Хрока, Руфуса и Мела. Они поднялись, пораженные ее появлением.

Эйслин заговорила, и каменные стены отвечали эхом.

— Лорд Бретфорд, лорд Руфус и другие лорды Долин, вы не должны подписывать мирный договор с пришельцами. Как могли вы так легко забыть то, что произошло с вашими отцами, когда Гончие истерзали и опустошили Долины?

Первыми с обвинениями набросились Хрок и его отец.

— Что это за женщина? Разве среди нас колдунья?

— У нее дар!

Ализонский вождь и трое волшебников в серых одеждах хмуро уставились на Эйслин. Она совершила мысленную разведку и наткнулась на крадущуюся темноту, источающую сильный запах зла.

— Эти волшебники пользуются нечистой силой, — заявила Эйслин, — они замышляют недоброе против Долин.

— Мы не будем руководствоваться магией, откуда бы она ни исходила, — лорд Бретфорд поднялся из-за стола и сделал знак своим людям, — выведите людей Малмгарта и их волшебницу за ворота и проследите, чтобы они опять сюда не вошли. Я разрываю с Малмгартом всякие отношения, освобождаю их от всех обязательств и отказываюсь от союза с ними в будущем. Отныне Малмгарт для Бретфорда не существует.

Мэл повернулся к обидчикам Эйслин, как загнанный волк.

— Глупцы, — выкрикнул он. — Леди Эйслин говорит вам правду, да в душе вы и сами это знаете. Мы не можем заключать перемирия с Ализоном и этими моряками. Ведь они хотят нашей погибели. Так знайте же, все присутствующие, что я на стороне леди Эйслин, и тот, кто нападет на нее, будет иметь дело со мной.

— Уберите ее отсюда, — распорядился Бретфорд. — Она здесь чужая. Своим колдовством она может навлечь беду на невинных людей. Подумать только, что мой сын чуть было не связал с ней свою судьбу!

— Колдовство ей досталось от Древних, — сказал Хрок. — Говорят, мертворожденные — сосуд для неведомых сил.

— Эйслин — это подарок всем нам от людей Древней Расы, — вмешался Мэл. — Ей суждено спасти нас всех от врагов и от нашей собственной глупости.

— Нам никаких подарков от Древних не надо, — сказал лорд Бретфорд. — Забирай свою ведьму и отправляйся с ней в Малмгарт. Мы не будем вступать в союз с теми, кто якшается со злыми силами.

— Злые силы! — взорвался лорд Руфус. — В леди Эйслин нет ни капли зла. Она от рождения — наследница Малмгарта. Я знаю ее с самого рождения, и за всю жизнь она не совершила ни одного дурного поступка. Если вы так понимаете зло, то Малмгарт никогда не выступит под вашим флагом!

— Я тоже присоединяюсь! — эхом откликнулся лорд Вилдмар. — Присоединяюсь к Малмгарту и леди Эйслин.

— И я, — добавили лорд Трэдвис, выступая вперед. Он стукнул об пол топором, и тот зазвенел. Шестеро других лордов со своими вассалами вышли вперед и заявили о своей верности Эйслин.

Это составило почти половину собравшихся на совет лордов. Атмосфера накалилась еще больше, когда Беорг и его соратники с мрачным и угрожающим выражением на лицах вышли из зала. Главный волшебник Дуру остановился на миг перед Эйслин, стараясь мысленно испытать ее силу. Она содрогнулась от этого нечистого зондирования и отразила атаку.

— Мы еще встретимся, — пробормотал он, проходя мимо нее.

Эйслин выступила вперед и сердито осмотрела собравшихся за столом.

— И вы еще ссоритесь, — воскликнула она. — Захватчики ломятся в ваши двери. Вам необходимо объединиться! Есть еще мертворожденные, но их всего лишь девять. Часть из них в горах пытается известным им способом повернуть врага назад, другие стараются не допустить выхода воинов с кораблей на берег.

— Да ведь их совсем немного, — с презрением произнес Бретфорд. — И у них мало лошадей. Что они смогут сделать, когда за каждым из нас стоит по пятьдесят человек?

— Их немного, зато у них есть оружие, какого мы никогда не видели, — возразила Эйслин. — Вы все должны призвать ваших людей. Пусть они спустятся с гор, пока чужеземцы, с их самоходными кораблями, не двинулись на нашу землю. Неужели вы забыли о своих отцах? Ведь в их время Ализон спустился в наши Долины и убивал, и грабил, и довел земли почти до полного уничтожения.

— Пока вы спорите, — присоединилась Мердис, — Беорг собирает своих людей, чтобы напасть на нас. Сколько времени, Бретфорд, вы еще будете сидеть здесь и попусту трепать языками?

Руфус мрачно сказал:

— Половина из нас готовы защищать наши земли. Те из вас, кто не боится бороться за свои жизни и свободу, вставайте под ваши флаги, и Малмгарт поведет вас к победе!

Вилдмар, Трэдвис, Ульфмайер, Фэрволд и их вассалы подняли на плечо свое оружие и вышли во двор за Руфусом и Мэлом, призвав часть своих воинов седлать и выводить лошадей.

Крик, раздавшийся с крепостной стены, остановил кавалькаду.

— Они уже идут! Беорг и его Гончие, и военная машина!

У Мердис перехватило дыхание.

— Слишком поздно! Мы в ловушке!

— Пока нет, — ответил Мэл. — Их меньше, чем нас. Мы прогоним их в море. Врагу не достанется ни пяди земли Долин.

Эйслин подозвала лошадь и вскочила в седло, прежде чем Мердис или кто-либо успел возразить. Тихонько шепнув ей в ухо одно слово, она послала ее за Мэлом в легкий галоп. Никто из воинов не сделал движения, чтобы остановить ее. Лишь Мэл проворчал что-то с неудовольствием, но и он знал, что пытаться повлиять на нее, раз уже она решилась на что-то, было бессмысленно. Он, стараясь защитить ее, поскакал рядом, зорко наблюдая при этом за приближением врага.

Темная толпа людей и незнакомая военная машина двигались по направлению к главным воротам Бретфорда. Впереди скакали десять ализонских воинов. Щиты и гербы их были украшены символом — ящероподобным существом. За ними шли десять пехотинцев, а замыкала шествие странная машина. Устройство ее было непонятно, но понятно назначение — сеять смерть. Она двигалась, как маленький беспарусный корабль, со зловещим скрежетом и грохотом.

Малмгарт и его союзники выехали из ворот и остановились, наблюдая за продвижением врага к первому земляному укреплению. При наличии в крепости достаточно воинов отряд стрелков устроил бы им засаду и быстро одолел бы столь незначительные силы противника.

Эйслин наблюдала за приближавшимся врагом. Ветер без устали трепал ее волосы. В уши ее постоянно поступали донесения.

— Враг высадился в Арнвольде, — сказала она, движением головы показывая на юг, — и банда из двадцати человек движется в глубь страны. На востоке нападающих еще больше, они дошли до Уэйлеса.

— А что можно сказать о нападающих? — осведомился Мэл.

— Вполне обычные люди, лошади тоже обыкновенные. Но их военная машина, что катится на колесах сама по себе, необычна. Мне неизвестно название металла, из которого она сделана. Он для меня безымянный. Внутри машины два человека, — мысленно она обратилась с вопросом к двум умам. Они среагировали сначала с любопытством, потом внезапно разозлились и перестали отвечать. Эйслин охватило холодом. Холод этот был не от окружавшего ее реального мира. В этом холоде таилась такая же угроза, как в темноте, исходившей от волшебников Беорга.

Военная машина остановилась, от нее отходил хобот, конец которого был направлен в сторону всадников. Ализонские воины расступились, и вперед выехал Беорг. Он с самоуверенным видом подъехал к Руфусу и Мэлу.

— Эта крепость будет нашей до наступления темноты, — усмехнулся Беорг. — Лучше убирайтесь с вашей ведьмой в горы, а не то сегодня же готовьтесь к смерти. Куда бы вы ни направились, мы выследим вас, как крыс на току.

— Думаю, это вас отсеют сегодня, и высевки Ализона развеет ветром! — возразил Руфус.

— Ты пожалеешь о своем решении, — сказал Беорг, натянул поводья и отъехал в сторону, уступая дорогу военной машине.

Настала долгая пауза. Ничто не двигалось. Внутри машины люди тихонько чем-то щелкали.

Вдруг Эйслин произнесла одно слово, и боевые лошади, как одна — позади и рядом с ней — соскочили с дороги, по которой двигалась военная машина. Машина выпустила дымное облако, и раздался оглушительный взрыв. Каменный воротный столб позади них разлетелся на куски. Лошади более не нуждались в предупреждении Эйслин. Всхрапывая, выкатив от ужаса глаза, они неслись, куда глаза глядят, а всадники старались их усмирить.

Лошадь Эйслин рванула в сторону, сокрушила земляное укрепление и упала на колени. В результате сильного удара Эйслин вылетела из седла, перелетела через голову лошади и жестко приземлилась в груду каменных обломков. Оглушенная, она лежала, задыхаясь от боли, и слышала лишь бессмысленный рев в ушах. Она старалась встать на четвереньки, но земля плыла перед ее глазами.

— Мэл! — в отчаянии позвала она, пытаясь узнать его среди смутных фигур, крутящихся вокруг нее.

Мэл и другие всадники постепенно перегруппировали своих испуганных лошадей и направили их под укрытие, когда Мэл услышал ее зов. Услышав ее, он направил к ней лошадь. В это время военная машина опять устремилась вперед. Затем остановилась, направив дуло на ворота, на этот раз надежно запертые. Раздался еще один страшный взрыв, и ворота разлетелись на мелкие кусочки, еще раз напугав лошадей. Мэл спрыгнул с вставшей на дыбы лошади и побежал к Эйслин. Ализонские воины угадали его намерение и встретили его с обнаженными мечами и топорами. Соратники Мэла понудили своих сопротивляющихся лошадей идти вперед, но не успели изменить конец короткой яростной битвы. Меч, ударивший Мэла по шлему, свалил его на землю. Ализонские воины двинулись на людей Долин, оттеснили их назад и погнали бы их еще дальше, если бы не команда одного из троих одетых в серое волшебников, находившихся за военной машиной.

— Беорг! Отпусти их, — скомандовал Дуру. — Лучше посмотрим здесь нашу добычу, — позвякивая целой коллекцией символов и кошельков, прикрепленных на поясе, волшебник остановился возле Эйслин. Та сидела уже вполне уверенно и с вызовом смотрела на него. Шишка на ее лбу росла с каждым мгновением.

Волшебник сделал пасы руками, отчего на его красное лицо упал свет, делавший его еще более непривлекательным. Эйслин видела, что он неразумно использовал запрещенные тайны земли.

— Меня зовут Дуру. Что ты здесь делаешь, женщина Древней Расы? — притворно улыбаясь, спросил волшебник. — Да еще и будучи такой слабой? Разве ты не знаешь, как страдают смертные, а потом и умирают? Или тебе было любопытно испытать боль?

Эйслин, сделав невероятное волевое усилие, поднялась на ноги, подавляя страшную боль во всем теле, и посмотрела прямо на врага. Он был врагом Малмгарту и всему тому, что было ей так дорого, он был врагом людям Древней Расы, дух которых жил в ее хрупкой бренной оболочке. Она наконец распознала суть Дуру и узнала те силы, которые им руководили. Он обслуживал темные силы, так же, как Мердис обслуживала Старую Расу, но чистой Силой, той, что была у Эйслин, он не обладал.

— Ты нечист, Дуру, — сказала она с презрением. — У тебя нет власти надо мной.

— Разве? Разве ты не смертна? — Дуру сделал знак воинам. — Возьмите ее, да не дайте ей обмануть вас своими трюками, не то она убежит.

Двое мужчин схватили Эйслин за руки и поволокли, не понимая, что ее сопротивление объяснялось царапинами и шишками, вызванными падением с лошади. Закусив губы, она ни разу не вскрикнула, чтобы не проявить перед ними свою слабость.

— А что делать с тем? — спросил один из воинов, толкая инертное тело Мэла ногой.

— Несите его, — ответил волшебник, оторвав взгляд от бледного лица Эйслин. — Он явился на помощь леди. Похоже, он ей очень дорог. Слабые смертные часто по глупости придают слишком большое значение другим смертным.

Эйслин ни жестом, ни взглядом не подтвердила его подозрений. Бесчувственное тело Мэла погрузили на лошадь, а Эйслин посадили на другую. Дуру ехал рядом с ней и держал поводья, чтобы не дать ей сбежать, преодолев небольшое расстояние до крепости.

Военная машина грохотала впереди. Ализонские воины следовали за ней, сотрясая воздух дикими криками триумфа. Машина вломилась в остатки дверей. Створки окончательно слетели с петель. Несколько защитников крепости выпустили в нее град стрел, но они отскакивали от нее, не причинив ни малейшего вреда. Как только военная машина заехала во двор, послышались новые взрывы, с коротким перерывом следующие друг за другом, и снова крики.

Руфус с оставшимися воинами кружил вокруг крепости. Его раздирало желание спасти своих товарищей, и в то же время он знал, что нужно все-таки ждать подкрепления.

— Некоторым из вас придется биться с врагом на мечах, — Руфус поднял вверх меч, украшенный разноцветными лентами. — Скажите им: пришло время осады и боя. Беорг и его воины могут удерживать крепость, но им это ничего не даст. Никто теперь из нее не выйдет, и туда никто не войдет. Фактически мы будем держать Беорга и его волшебников в плену. Пробраться в глубь страны им не удастся, если мы их не выпустим отсюда.

Через три дня Вилдмар, Трэдвис, Улфмайер, Фэерволд и Малмгарт, объединившись, держали крепость Бретфорда в осаде. Спустились они с горных вершин с предосторожностями, напуганные рассказами о землетрясениях, наводнениях, снежных лавинах и пожарах, о которых доложили им их разведчики. На вершинах горных хребтов горели по ночам огненные преграды, днем сверкали молнии. Казалось, восстала вся природа, преграждая путь захватчикам, куда бы они ни поворачивали, за исключением моря, откуда они и пришли на эту землю.

Глава 5

Эйслин мерила шагами узкое пространство своей тюрьмы в замке Бретфорда. На полу комнаты была выложена пятиконечная звезда. На каждой ее вершине стояла свеча, распространявшая отвратительный запах. Когда Эйслин пыталась пересечь невидимую линию, неведомая сила останавливала ее, словно она упиралась в стену. Дуру со злорадством смотрел на узницу. Радость омрачали лишь неблагоприятные сводки с поля сражения.

— Ваши люди окружили нас, — сказал он с иронией. — Ну да это пустяки, все их потуги бесполезны. Никакого сравнения с нашими превосходящими силами они не выдержат. У нас имеется двести обученных воинов и четыре военные машины. Одну из них ты уже видела в работе. Каждая машина может заменить сотню воинов с луками и мечами.

— Их сила ничего не значит. Против них восстала вся природа, — ответила Эйслин. — Скалы, деревья, вода, воздух и сама земля — она раскрылась, чтобы поглотить их. Землетрясение — это предупреждение захватчикам. Море и гиганты, что живут в нем, ждут нашей команды. Мы, мертворожденные, явились защитить то, что спрятано в Пустыне. Теперь мы защищаем то, что любим. Захватчики на этот раз не пройдут.

Дуру сердито фыркнул, уязвленный правдой ее слов. Он слышал, как грохотала земля, и собственными глазами видел пожары и молнии в горах. Гавань, обычно спокойная, вздыбилась и закрутила вихри. Люди не могли сойти с кораблей, чтобы добраться до берега. Гигантские спины с острыми плавниками вспарывали поверхность воды. Что-то огромное и незнакомое кружило возле кораблей.

Дуру запальчиво сказал:

— Немедленно пошли к другим мертворожденным и прикажи пропустить нас, иначе вы оба умрете. И очень много жителей Долин умрет при освобождении Бретфорда нашими войсками. Так вот: кровь их будет на тебе, если не скомандуешь им сдаться.

— Да лучше я умру, чем отдам такую команду, — ответила Эйслин.

— Посмотрю, как ты запоешь, когда прикажу замучить до смерти того, которого захватили вместе с тобой.

— Делай, что хочешь, своего ты не добьешься, — в глазах ее вспыхнул опасный огонек, и Дуру дернулся, словно невидимая сила ударила его. Эйслин не выказала удивления, а он поспешил скрыть свою реакцию, отвернувшись, словно в нетерпении.

— Нам нужно всего лишь пройти через ваши земли по пути на север, — продолжил Дуру, овладев собой. — Быть может, нам удастся прийти к соглашению. Обеспечьте нам безопасный проход в Пустыню, а мы обещаем не проливать больше крови. Я думаю, мы это можем гарантировать даже без твоего содействия. А тебе не мешает проявить благоразумие и согласиться провести нас туда. В этом случае мы не причиним вреда тем, кого ты любишь.

— А после того, как вы найдете то, что спрятано? — спросила Эйслин.

— Вы, разумеется, будете освобождены. Ты и твой приятель. И все те, кого захватили в Бретфорде, тоже будут освобождены, — добавил он великодушно. — В темнице они сидят из-за твоей глупой нерешительности.

Эйслин медленно заговорила, внимательно прислушиваясь к предупреждающему ее голосу.

— Эти люди, что сидят в военных машинах, и люди с кораблей, не такие, как мы. Они пришли из далекой страны, через незнакомые врата. Они ищут еще одни врата для того, чтобы привести с собой сюда таких же, как они, людей. Разве ты не знаешь, что вас всех уничтожат, когда матросы сойдут на берег? Они другие, они сильные, потому что у них есть незнакомое оружие. Они не дадут нам жить рядом с ними в мире, даже если мы и захотим этого.

Дуру коротко засмеялся.

— Такими разговорами ты никого из нас не испугаешь.

— Разумнее было бы, — сказал другой волшебник, пощипывая седую бородку, — продемонстрировать людям с кораблей вашу добрую волю и гостеприимно провести их к Вратам в Пустыне. И если уж вам не слишком захочется это сделать, то, по крайней мере, надо сделать вид, что вы делаете это охотно.

— Это место я вам не покажу, — отрезала Эйслин. — Запрещено показывать его нечистым.

— Если у тебя достаточно Силы, ничего не запрещено, — ответил Дуру и дал знак другим волшебникам. — Мы пойдем в большой зал. Приведите леди Эйслин, пусть убедится, что все ее протесты напрасны.

Стена, воздвигнутая вокруг нее неизвестной силой, рухнула от произнесенного слова. Слова этого Эйслин не знала. Волшебники помахали палками из неизвестного Эйслин дерева, и она почувствовала, что ее подталкивают вперед. Ощущение собственной беспомощности ей не понравилось, однако ей не удалось проникнуть в природу той Силы, что ее связала.

Дуру отворил двери зала и вошел, жестом пригласив других следовать за ним. Эйслин сразу же почувствовала, что она вошла в царство Силы, не уступающей по величине ее собственной. В зале было почти темно, лишь из окон под потолком пробивались узкие полосы света. На полу, на пяти вершинах звезды, горели коптящие свечи, распространявшие отвратительный запах. Она обвела взглядом собравшихся в зале, отыскивая источник злой Силы, бьющей по ней, изучающей се, ищущей слабое место в ее обороне. Право ее в силу рождения инстинктивно ее защищало. Чужие голоса, пришедшие из темноты, из бесформенного центра звезды, жужжали вокруг, но не могли уязвить ее.

Трое волшебников объединили свои усилия. Седобородые, с красными лицами, они сгорали от желания найти Величайшую из Сил. Эйслин чувствовала, как они стараются проникнуть в ее мысли, прочитать секрет, которым, как они чувствовали, она обладает — секрет того, что спрятано в Пустыне.

Один из них отошел и вернулся с Мердис, грубо подталкивая ее сзади.

— Это жалкое подношение, — заметил другой. — На ее костях так мало мяса, что не о чем и говорить.

— Голос не интересуется мясом, — ответил Дуру. Глаза его горели лихорадочным огнем. — Ему нужна суть жизни, которой обладают все живые создания. Ему нужна сила, высвобождающаяся с приходом смерти.

Он вытащил длинный острый нож и стоял, глядя на центр звезды, повторяя слова заклинания. Эйслин пыталась войти в сознание Мердис, но была резко одернута: «Не надо подпитывать собственный страх!»

Темнота сконцентрировалась и приняла почти узнаваемую форму. Дуру сделал знак, и Мердис вытолкнули вперед.

Эйслин откинула голову и скомандовала так громко, как могла:

— Стойте! Освободите эту женщину! Этим бессмысленным убийством вы преступаете все законы, и сейчас все силы восстанут против вас.

Под воздействием ее голоса пламя всех свечей одновременно отшатнулось, однако не погасло.

Волшебник, тот, что стоял в центре, сделал шаг вперед. Разлепив увядшие губы, он заговорил голосом, который ему не принадлежал. Заметно было, что горло его сдавило, и он прохрипел:

— Кто ты такая, что осмеливаешься бросать вызов моим слугам?

— Имя свое я сохраню в тайне. Вы здесь чужие. Я приказываю вам покинуть нашу землю силою Девяти Великих Имен!

— Меня призвали, — из темноты, из самого центра, прозвучал голос через посредство медиума.

Эйслин бросила взгляд на Мердис. Отыскивая запрещенное знание, Дуру сумел открыть имя древнего зла, поэтому приобрел над ним власть, хотя и небольшую.

— Что за глупость, — вырвалось у Мердис. — Дуру, да ты просто глуп, раз надумал вывести его из спячки!

Дуру холодно улыбнулся.

— Подчинись мне и живи. Будешь сопротивляться — погибнешь: тебя поглотит Голос.

Эйслин подтолкнули вперед на два шага, но ей удалось остановить Силу, что ее толкала.

— Я не твоя, чтобы ты мной командовал, — с презрением сказала она. — Этот сброд, что тебя пригласил, — твои слуги. Командуй ими, если хочешь. Я же тебе не подчиняюсь.

Она обвела взглядом волшебников в серых одеяниях, чувствуя, как из глаз их, лишенных души, изливается зло. Они были в полном подчинении у Голоса, который они призвали.

Голос сказал:

— Схватите ее и подведите ко мне.

Они протянули к ней клешнеобразные руки. Волны чудовищной Силы били по ней. Какое-то мгновение Эйслин пыталась пробиться в их сознание, отыскать то, чему могла дать имя. Они отчаянно сопротивлялись, но Эйслин удалось отыскать в мозгу слабейшего из них единственную испуганную мысль: «Сила и чувство! Она знает?».

— Я не боюсь подойти к этому существу по собственной воле, — сказала Эйслин, отстраняясь от прикосновения желтых рук.

Повернувшись спиной к волшебникам, она двинулась в черную пустоту, сгустившуюся в центре звезды. Сделав жест рукой, она создала светящийся голубой знак, повисший перед ней в воздухе.

— Здесь это тебе не поможет, — злобно бросил медиум, сотрясаясь от силы, говорившей с его помощью. — Либо ты откроешь Врата, спрятанные в Пустыне, либо тебя постигнет та же участь, что и тех, кто пытался мне противостоять.

Темная сила дала ей на миг увидеть других пленников, собранных в темноте. Среди них она увидела Мэла, и мысль ее, словно искра от отскочившей в сторону горящей головни, влетела в его мозг, с просьбой о помощи. Ей удалось на долю секунды заметить его изумленное лицо и прошептать его тайное имя: «Асмериллион!».

И Голос вдруг загремел подобно грому. В нем слышались боль и ярость. Волшебники затряслись, схватились за головы, скорчились от боли, Голос хлестал Эйслин, стараясь уничтожить. Мердис схватила ее за руку и прошептала:

— Используй свой гнев как оружие! Чувства этому существу незнакомы! В нем никогда не было ничего человеческого!

Эйслин собрала всю свою ярость и желание жить, и темнота отступила. Она опять мысленно обратилась к Мэлу, отыскала его в темном углу крепости. Он уже поднялся на ноги и ломился в дверь, отделявшую его и других от свободы.

— Асмериллион, вперед! — призвала в гневе Эйслин. Медиумы дернулись, как марионетки, споткнулись и упали навзничь под натиском ярости Эйслин.

— Освободи своих узников и убирайся! — прошипела она, гнев ее стал острым, как бритва. — Я мертворожденная, Древняя, дважды защищенная от всех Безымянных!

Голос зарычал, отыскал Дуру и затряс его так, как собака треплет крысу. Эйслин почувствовала физически, как страх изливается из него сильной струей, и Голос с жадностью набросился на эту струю. Таинственное существо расширилось. Теперь оно приобрело форму, много форм, по большей части звериных и искаженных.

— Асмериллион! Иди же! Говори! — приказала опять Эйслин, молча сообщая Мэлу настоящее имя дерева.

Внизу, в подземелье, в самой старой части замка, стоял потрясенный Мэл. Он обратился к двери, и деревянные створки соскочили с металлических петель. Бретфорд, Хрок и остальные узники стояли, прижавшись к стене, не шевелясь. Они оторопело смотрели то на него, то на дверь.

— Асмериллион! — снова прозвучал дрожащий призыв, и душа Мэла встрепенулась, откликаясь. Он рванулся в разрушенную дверь и встретил ализонского воина, стоявшего на страже. Охранник был оглушен взрывом и замешкался с оружием. Мэл бросился на него, как кошка. Ему показалось, что исполнились мечты его детства, Сила его была безгранична, ни один враг не мог даже прикоснуться к нему: так велика была его мощь и молниеносна реакция. Вырвав оружие из рук стражника, он скомандовал лорду Бретфорду и остальным:

— Следуйте за мной, если вам дорога жизнь.

В голосе его была такая сила, что все они разом вышли из оцепенения и поторопились за ним, вдохновленные на подвиги, которых ранее от самих себя не ожидали. Они одолели Гончих Ализона в коридорах замка, захватили их оружие. Поднявшись из темницы, они встретили и разбили вдвое большее количество Гончих. Мэл шел впереди, яростно и без устали размахивая мечом.

В ушах его все время звучал голос Эйслин: «Асмериллион! Призываю тебя!»

Когда короткая ожесточенная схватка не лестнице была закончена, восемь Гончих лежали мертвыми, а трое бежали, предупреждая об опасности.

— За ними! — тяжело дыша крикнул Хрок, опьяненный кровью, и посмотрел на Мэла, ожидая его команды.

— Пусть идут, — сказал Мэл. — Нам теперь нужно взять зал. Ведь там Эйслин!

Им нужно было сначала пройти через двор. Во дворе было полно Гончих, занимавших оборонительные позиции. Мэл сосчитал. Их было пятнадцать, не считая двоих в военной машине. Машина неожиданно пришла в движение, башня на ней закрутилась. Внизу у башни имелась щель, из которой торчало гладкое черное оружие, выпускавшее залп огня. За каждым залпом следовал взрыв и смерть одного из людей Бретфорда. Люди запрокидывались назад, хватаясь за грудь, и кровь хлестала из-под их пальцев. А машина все издавала резкие щелчки, и там, куда наносились невидимые удары, разлетались по сторонам камни и образовывались дыры в дверях и колоннах. Мэл со своим отрядом прятался за стенами и контрфорсами, отчаянно стараясь не попасть под выстрелы машины, башня которой с каждым поворотом сеяла смерть во дворе крепости. Гончие Ализона радостно приветствовали каждый выстрел, но тем не менее прятались тоже, так как опасность угрожала им в равной степени.

Маленький отряд Мэла отступил. Гнев их быстро улетучился, уступив место растерянности и страху.

Собравшиеся в зале, Эйслин в том числе, слышали шум сражения.

— Твои варвары отступили, — доложил Дуру. — Прикажи им немедленно сдаться, иначе все они будут уничтожены!

— Я пришла сюда, чтобы освободить своих людей!

— Твои люди! — повторил Голос через одного из медиумов. — Если они тебе не слуги, то, значит, они и не твои люди. Ведь ты из древнего рода, как и я, пусть даже ты и в человеческом теле.

— Я тоже человек, — с гордостью заявила Эйслин.

— Твои люди — ничто, — настаивал Голос.

— Я уничтожу тебя, чтобы спасти их, — ответила Эйслин, еще раз направляя свою мысль в темноту в центре звезды. В гневе она призвала Имена разных предметов, находившихся в зале, и создала целую бурю из летающих кубков, стульев, скамеек, дров и мелкого оружия. Даже обивочная ткань на стенах неистово захлопала. Зазвучала дикая музыка. Это взвыли нестройным хором арфы, лютни и флейты, выражая тем свой протест. Сама Эйслин замерцала, у нее появилась сотня лиц и форм, менявшихся ежеминутно.

Голос загрохотал:

— Мы старые враги, ты и я! Не пытайся обмануть меня расхожими трюками! Человеческая натура ослабляет твою Силу! Это отвратительно!

— Убирайся в свой темный колодец, — скомандовала Эйслин. — Только самые мудрые знают, где находятся Врата, а самые мудрые — вовсе не самые злые.

Темнота всколыхнулась, как черный дым, наливаясь злобой.

— Ты умрешь, и твои люди из Долин, и твои братья и сестры в бренной оболочке, — прошипел Голос. — Все, чем ты обладаешь, будет мое, а ты больше не будешь чувствовать боли.

Как от удара кнута, все синяки и болячки Эйслин слились в одну агонизирующую боль. Она лишь закусила губу и с нечеловеческим усилием воли приказала себе и виду не показывать, будто ей больно. Нимб вокруг нее сделался красным с прожилками извивающегося черного цвета.

Потом Голос показал ей на миг двор, где Мэл с жителями Долины были в буквальном смысле загнаны в угол торжествующими Гончими, а машина рычала, как взбесившийся зверь над своею добычей.

— Если ты не спасешь их, они умрут, — прошептал Голос — Скажи только слово, и они будут освобождены. Если промедлишь, все будет кончено.

На глазах Эйслин еще одного жителя Долин взяла на мушку военная машина, и он испустил дух, после чего Голос убрал картину.

— Не падай духом! — воскликнула Мердис. — Дай волю гневу! Плачь по погибшим! Они — твое оружие. Используй их!

— Асмериллион! — мысли Эйслин с осторожностью обратились к этому Имени, и она тотчас была вознаграждена неожиданной вспышкой в мозгу, когда сознание ее соприкоснулось с сознанием Мэла. Она ощутила его гнев, направленный против Гончих и их машины, ярость, вызванную гибелью товарищей, и страстное желание подавить страх и сомнения. Услышав свое настоящее имя, он опять вскочил на ноги, излучая непобедимую силу и уверенность, которые тут же передались его соратникам.

Голос ее словно прошептал ему на ухо:

— Возьми стрелу и беги к военной машине. Скажи имя Джуртспренгер!

Мэл схватил стрелу и, назвав ее по имени, ощутил, как она откликнулась, испустив огромный энергетический заряд. В его руке она двигалась, как живая. Пока он бежал по двору, стрела дважды прицельно поразила Гончих. Ни одна рука, ни одно оружие не смогли достать его. Он прицелился и запустил стрелу с острым металлическим наконечником в щель машины, прокричав название дерева, из которого она была изготовлена: «Джуртспренгер!»

Раздался взрыв, полетели осколки, все заволокло зеленоватой дымкой. Мэл отпрыгнул в сторону, глаза заслезились, дыхание перехватило. Воздух наполнился ядовитыми испарениями. Военная машина продолжала движение вперед, давя Гончих и слепо натыкаясь на препятствия. Казалось, она сошла с ума. Затем ткнулась в стену, частично обрушив ее, вскарабкалась, как пьяная, на булыжник и тяжело опрокинулась вверх колесами. Колеса эти продолжали крутиться, издавая скрежещущий звук, но выстрелов больше не последовало.

Оставшиеся в живых Гончие, увидев, что защитник их повержен, заняли оборонительную позицию в главном зале. Мэл едва видел своих противников, они лишь на несколько мгновений представали перед ним и тут же, смертельно раненые, падали под его мечом. Приблизившись к дверям, он вспомнил слово, открывшее дверь их темницы. Он опять произнес его. Тут же раздался оглушительный взрыв, и щепки полетели в разные стороны. Он ворвался в темный зал, в котором, правда, стало светлее, оттого что двух тяжелых дверей больше не было.

— Эйслин! — заорал он.

— Асмериллион! Мэл!

— Хорошо! — шепнула Мердис — Думай о Мэле, девочка! Ведь ты его любишь, да?

Сила Эйслин победно излилась. В ней смешались и гнев на врагов, и любовь, и страсть, и воля. Чувства захлестнули ее. Вокруг нее собрались бесформенные существа. Все они, дрожа, окрашивались в свой цвет: злобный черный, мужественный красный, яркий желтый, голубой, чистый мерцающий, и зловредный зеленый. Эйслин призвала их, собрала, обточила и сделав из них дротики, выстрелила ими в черноту, собравшуюся в самом центре звезды.

Голос увернулся от бомбардировки безымянными силами. Когда стрелы стали попадать в центр звезды, медиумы, в унисон, завизжали от ужаса. Они падали, как пустые мешки, и дергались в конвульсиях.

— Это анафема! — выл Голос, уже издалека. — Это силы безымянные!

Дуру задохнулся:

— Голос уходит!

Идя по следу разноцветных аур, Эйслин, не глядя, проходила мимо них и разбивала пламя ближайшей свечи. Свеча с шипением гасла. Взвыв, Голос бежал в свое укрытие в отдаленном темном месте.

Воины, собравшиеся в крепости, ожидали новой атаки. Один из кораблей в гавани выгрузил еще одну военную машину, но она упала во вспенившиеся волны, и моряки лишь увидели, как огромная зеленая волна перевернула ее и уволокла на дно. Некоторые свидетели утверждали, что ее утащило огромное морское чудовище с острыми блестящими плавниками.

— Хвитан свое дело делает хорошо, — вот и все, что сказала Эйслин.

Кажется, все силы природы объединились в сражении при Бретфорде. Крепость была окружена осаждавшей ее стороной. На третий день, к ночи, когда темнота должна была способствовать взятию крепости, небо не стало темнеть. Всю ночь на небе крепость омывал мертвенно-бледный свет. Осаждавшие пришли в сильное недоумение и предприняли серию неэффективных атак на защитников крепости. Каждый раз по неизвестной причине вспыхивал пожар, либо наплывал туман, и дробил вражеские войска на небольшие группы. Молнии внезапно освещали врага, пытавшегося застать людей из крепости врасплох, а море в гавани грозило утопить пришвартованные здесь корабли.

Ближе к рассвету один из кораблей попытался подойти ближе к скалистому берегу, но разбился в щепки. Затем последовали взрывы, и в воздух поднялись черные клубы дыма. Воины Ализона поняли, что находятся в отчаянном положении, и решили отказаться от амбициозных намерений захватить крепость. Еще одна военная машина зарычала и довольно резво двинулась уже по направлению к морю, что выглядело как трусливое отступление. Она оставила за собой ализонских воинов, которые ранее так доверчиво следовали за ней. Некоторые из них, рискуя жизнью, прыгали в воду, чтобы скорее добраться до кораблей, однако сердитые волны и гиганты — обитатели глубин сильно уменьшили их количество. Другим все же удалось благополучно выбраться из воды и попасть на корабль.

Очутившись в воде, военная машина стала легкой добычей другой зеленой волны, с высовывающимися из нее чудовищными плавниками. Волна эта несколько раз шаловливо перекатила ее с боку на бок и уволокла на дно. Под водой много раз что-то взрывалось, но военная машина так больше и не появилась на поверхности.

Три оставшихся корабля подняли якорь и пошли мимо обломков четвертого, оставив за собой остатки Ализонского войска, которому некуда было ступить, так как вся земля стала для них враждебной. В соседних горах звучали боевые горны. Руфус и Мэл вели объединенные силы Долин в атаку, заканчивая войну, развязанную Ализоном с его странными союзниками. Мертвых сложили в штабеля и сожгли. Кремация длилась семь дней и ночей.

По распоряжению Эйслин черная повозка уехала пустой, за исключением одетого в серое одеяние Виарды, угрюмо щелкавшего кнутом. Отъезд ее видели лишь несколько избранных — мертворожденные со своими опекунами, включая Мердис, а также Мэл и Руфус. Они смотрели на исчезавшую в тумане повозку, как на прерванный кошмарный сон.

— Никогда не верил, что она существует, — сказал Мэл, поеживаясь, когда повозка благополучно скрылась. — Даже когда госпожа Айрина пыталась нас ею напугать. Откуда она знала?

— Никакого труда не составило внушить ей этот сон. Надо же было подготовить Эйслин к тому дню, когда эта повозка появится, — ответила ему Мердис.

— Она теперь не вернется, — продолжила Эйслин мысль Мэла, — до тех пор, пока не наступит угроза новой войны из-за того, что спрятано в Пустыне.

— И тогда ты опять в нее сядешь? — спросил Мэл.

— Да, мы все должны, — ответила Эйслин. — Но пройдет еще много лет, прежде чем кто-либо из нас навсегда вернется в место, где хранится Лоза. Я долго буду леди Малмгарта, если ты согласишься стать его лордом.

— Но как же твоя мама, госпожа Айрина, и Хрок…

— Все препятствия убраны, Мэл, за исключением, твоего страха и недоверия к моему мертворожденному наследию.

— Пусть этого боятся другие, — ответил Мэл. Он поднял Эйслин на лошадь и посадил перед собой. — Мы пошлем гонца в Малмгарт, чтобы там готовились принять невесту. Будет устроен праздничный пир, на который пригласим всех.

Отвернувшись, Мердис почти улыбалась, прикрыв рот рукой. Она вспомнила, как четырнадцать лет назад маленький мальчик прятался от нее за ковром. Теперь все сожаления, что ему удалось ускользнуть от нее, окончательно растаяли. У Эйслин теперь новый опекун. Она не будет нуждаться в ее защите, а скоро на свет явятся новые малыши с мертворожденным наследием, и Мердис надо будет учить их. Союз Силы и чувства оказался прочным и обещал светлое будущее.