Абрикос

Цвет абрикоса, вот что трогает нас прежде всего; сгущенный до радостной полноты в закрытой фруктовой форме, он каким-то чудом обретается в каждой частичке мякоти — так же прочно, как устойчивый вкус.

А может быть, абрикос — нечто малое, круглое, из апельсиновой гаммы, почти без черенка, несколько тактов звучащее на цимбалах.

Впрочем, нота, о которой ведется речь, настойчиво мажорная.

Но слышна эта луна в ореоле лишь на полутонах, приглушенная, как на малом огне, бархатистой педалью.

Ее самые яркие лучи направлены в сердцевину. Ее крещендо — внутри.

Абрикосу не уготовано никакое другое деление, кроме как надвое: попка лежащего ангела или младенца Иисуса на пеленке.

И бурый крап, что сбирается к середине, красуется под наведенным в ложбинку пальцем.

Из этого уже видно, что именно, отдаляя от апельсина, могло бы сблизить его, например, с незрелым миндалем.

Но здесь, под бархатистостью, о которой я говорил, нет никакой светло-древесной твердыни; ни разочарования, ни обольщения: никаких павильонных лесов.

Нет. Этот нежнейший покров — тоньше кожицы персика, матовый пар, легкий пух — можно и не снимать, а лишь отвернуть стыдливо, как последнюю пелену, — и вот мы уже впиваемся в самую гущу действительности, радушной и освежающей.

Что до размеров, то это, в общем, подобие сливы, но совсем из другого теста, которое не способно растереться до жижи, а скорее превратилось бы в конфитюр.

Да, это как сведенные вместе две ложки, полные конфитюра.

И вот через него, петушка-моллюска фруктовых садов, нам сразу же передается настроение, но не моря, а твердой земли и птичьих просторов в краях, кстати, обласканных солнцем.

Абрикосовый климат, не столь мраморно-ледяной, как у груши, скорее созвучен крышам из выгнутой черепицы, средиземноморским или китайским.

Это — можете не сомневаться — фрукт для правой руки, сотворенный для поднесения сразу к устам.

Он поглотился бы вмиг, если б не косточка — очень твердая и не очень уместная, — а посему съедается в два, самое большее, в четыре приема.

И вот тогда к нашим губам приближается ядрышко, золотисто-каштановое, очень темное.

Как солнце при затмении, если смотреть через дымчатое стекло: яростно брызжет огнем.

Да, часто ряженное в лохмотья мякоти, оно — настоящее солнце, подобно венецианскому мавру: характером скрытно, сумрачно и ревниво.

Ибо в гневе несет — презрев риск извлечения — под нахмуренной жесткой бровью, словно желая в землю зарыть всю ответственность древа, что весной расцветает розовым цветом.

Загрузка...