Чистая бредятина

ПЛАТОНОВЫ ПАПАРАЦЦИ

ТАБЛОИД: Сократ, я хотел показать тебе свой новый «Никон ФМ2» с 600–миллиметровым объективом.

СОКРАТ: Спасибо, Таблоид. Похоже, он прекрасно годится для того, чтобы снимать уток, пролетающих вдалеке.

МО–ПЕД: Прекрасное предназначение для этого аппарата — в сочетании с мотоциклом и инфракрасным видоискателем.

ЛОХУС: А что еще ты фотографируешь помимо природы?

ТАБЛОИД: Я люблю фотографировать детей.

СОКРАТ: Тоже достойная и благородная профессия.

ТАБЛОИД: Нет ничего прекраснее, чем снимать мамашу, грудью кормящую своего младенца. Особенно если она — Мадонна.

ЛОХУС: Ты фотографировал Мадонну, грудью кормящую своего младенца?

ТАБЛОИД: О да.

СОКРАТ: И какова она как человек?

ТАБЛОИД: Ну, мы на самом деле с нею не познакомились.

СОКРАТ: Она что, была так увлечена собой, что не захотела с тобой разговаривать?

ТАБЛОИД: О нет. Из–за объектива я вынужден был сидеть в трехстах ярдах от нее и снимать через окно ее спальни.

ЛОХУС: Мне представляется странным, что Мадонна согласилась фотографироваться именно таким образом.

ТАБЛОИД: Ее согласие подразумевалось.

ЛОХУС: Но мне кажется, что ты вторгся в ее приватность.

СОКРАТ: Лохус, что есть приватность?

ЛОХУС: Приватность — такое состояние, когда ты уединен от взглядов других.

СОКРАТ: А ты приватен, когда ходишь один в рыночной толчее?

ЛОХУС: Разумеется, нет.

СОКРАТ: А ты приватен, когда сидишь один в машине?

ЛОХУС: В большей степени, Сократ.

СОКРАТ: А ты приватен, когда сидишь в машине с затемненными стеклами?

ЛОХУС: Вот тут приватность и начинается.

СОКРАТ: А когда ты сидишь дома — ты приватен?

ЛОХУС: Разумеется.

СОКРАТ: Не является ли тогда истинным, что, если ты затемняешь стекла в своей машине или остаешься сидеть дома, ты в некотором роде защищаешь свою приватность?

МО–ПЕД: Иначе и быть не может.

ЛОХУС: Но Мадонна же сидела у себя дома.

СОКРАТ: Да, но стекла ее не были покрыты рефлектозащитной пленкой «УФ–40». Да и одна она не была.

МО–ПЕД: Она была с младенцем!

СОКРАТ: Следовательно, свою приватность она не защищала. А как можно вторгнуться в то, что не защищено?

ЛОХУС: Я в смятении.

СОКРАТ: Может ли что–то быть затемненным и незатемненным одновременно?

ЛОХУС: Это было бы невозможно.

СОКРАТ: Может ли что–то быть приватным и публичным одновременно?

ЛОХУС: Это взаимоисключающе.

СОКРАТ: И не истинно ли то, что приватность и рефлектозащитное покрытие «УФ–40» суть одно и то же?

МО–ПЕД: Он доказал это!

СОКРАТ: Таблоид, где ты был, когда делал эту фотографию?

ТАБЛОИД: Прятался на крыше. Более того, на мне была черная одежда с капюшоном.

СОКРАТ: Следовательно, ты просто оберегал свою приватность, когда Мадонна вторгалась в объектив твоего фотоаппарата?

ТАБЛОИД: Я не могу с этим спорить, Сократ.

ЛОХУС: Но разве это не неправильно — подсматривать за женщиной, кормящей грудью своего младенца?

МО–ПЕД: Когда становишься звездой пения, неправильно хотеть, чтобы твое кормление грудью оставалось приватным.

ЛОХУС: Но почему?

ТАБЛОИД: Из–за права публики знать.

СОКРАТ: Не истинно ли то, Лохус, что когда публика совершает покупки в супермаркете, очень часто возле кассы ее охватывает непреодолимое желание увидеть новорожденного младенца Алека Болдуина или как Фрэнк Гиффорд занимается сексом?

ЛОХУС: Не могу этого отрицать.

СОКРАТ: Это желание, известное при любом демократическом режиме как «кассовый рубеж свободы», — очень важно, поскольку без него дети Фрэнка никогда бы не узнали о его проступке.

ЛОХУС: Твои доводы безупречны. Но почему же никогда не возникает сходного желания увидеть, как занимается сексом, скажем, Джимми Стюарт?

СОКРАТ: Потому что у Джимми Стюарта не было этого «чего–то особенного».

ТАБЛОИД: Увы, Лохус, вкусы публики в те дни не были настолько изощренными.

ЛОХУС: Так я, значит, живу в изумительную эпоху.

МО–ПЕД: Изумительнее и быть не может!

СОКРАТ: А теперь давайте сходим в супермаркет и посмотрим, не разовьется ли в нас непреодолимое желание увидеть подретушированную фотографию Тома Круза, кусающего Опру Уинфри за автомобильное сиденье! Хотя еще лучше — отправиться на пляж нудистов и заснять там куролесящих Платона и Аристотеля. Вырученных денег хватит на обед.