Чистилище святого Патрика

Педро Кальдерон Де Ла Барка

Чистилище святого Патрика

Перевод Константина Бальмонта

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Эгерио, царь Ирландии

Патрик

Людовико Энио

Паулин, крестьянин

Леогарио

Филипо

Капитан

Неизвестный, закутанный в плащ

Два инока

Старик крестьянин

Добрый ангел

Злой ангел

Полония

Лесбия

Льосия, крестьянка

Стража, солдаты, иноки, крестьяне и крестьянки

ХОРНАДА ПЕРВАЯ

Берег моря.

СЦЕНА 1-я

Царь Эгерио, одетый в звериную шкуру:

Леогарио, Полония, Лесбия, Капитан.

Царь (в исступлении)

Нет, дайте умереть мне!

Леогарио

Государь!

Капитан

О, рассуди!

Лесбия

Остановись!

Полония

Подумай!

Царь

Оставьте, если мне возвещены

Такие муки, пусть я сброшусь в волны,

С утеса, что граничит с ликом солнца,

Венчающим его вершину блеском;

Пусть, в бешенстве живя, умру, беснуясь!

Лесбия

Стремишься к морю бурному?

Полония

Ты спал,

О, государь! Скажи нам, что с тобою?

Царь

Со мною пытки бешеного ада,

Всегда ненасытимого исчадья,

Что породил семиголовый зверь

Дыханьем затемняющий пространство

Четвертой сферы, ужас и мученья

Такие, что с самим собой, борюсь,

И дикий сон моей владеет жизнью,

И я в его объятьях труп живой

Я видел бледный грозный призрак смерти.

Полония

Что ж видел ты во сне, чтоб так смущаться?

Царь

О, дочери мои, приснилось мне.

Что изо рта у юноши (хоть это

Был жалкий раб, но что то мне мешает

Его бранить), что изо рта раба

В сияньи тихом пламя исходило,

Обеих вас оно касалось кротко,

Пока вы, ярко вспыхнув, не зажглись

Желая защитить вас, между вами

И пламенем живым я встал, - напрасно.

Огонь меня не трогал и не жег

Исполненный отчаянья слепого,

Я вырвался из этой бездны сна.

Стряхнул оковы этой летаргии.

Но пыткой так исполнен я, что сном

Мне чудится, что предо мною пламя.

И вы горите, но сгораю - я.

Лесбия

То призраки воздушных сновидений

Роняют в души к нам толпу химер.

(Звучит рожок.)

Но вот звучит рожок!

Капитан

Он возвещает,

Что к гавани приблизился корабль.

Полония

О, государь, позволь мне удалиться,

Ты знаешь, звук военного рожка

Меня влечет сильней, чем зов сирены;

Когда гремят военные доспехи,

Я музыкой такой побеждена,

Моя душа стремится жадно к Марсу;

В той музыке моя да будет слава,

И вместе с ней на огненных волнах

Мое да улетает имя к солнцу,

И, рея там на крыльях быстролетных,

Вступает в состязание с Палладой.

Хоть я должна сказать, что мне всего

(в сторону)

Важней узнать, приехал ли Филипо.

(Уходит.)

Леогарио

Сойди на берег моря, государь,

Взгляни, как о подножие утеса

Оно курчавой бьется головой;

Едва тюрьму кристальную покинув,

Оно дрожит в темнице из песков.

Капитан

Рассей свое волненье созерцаньем

Владыки вод, окутанного снегом.

Взгляни, как, волны синие взметнув,

Те зеркала из темного сафира

Он заключил в серебряные рамы.

Царь

Ничто меня обрадовать не может;

Так глубоко тоска владеет мной,

Что грудь моя - вулкан, а сердце - Этна.

Лесбия

Что может быть прекрасней, чем веселый

Вид корабля, когда своею грудью

Он разрезает водное стекло?

Качаясь на своей лазурной сфере.

Он мчится, быстрый, рыба для ветров,

И птица для волны, скользит, воздушный.

Легко двумя стихиями объятый,

Плывет по ветру, по воде летит {1},

Но наших глаз теперь он не ласкает.

Чело нахмурив, море возмутилось

И бездны громоздит, как глыбы гор.

С разгневанным лицом Нептун свирепый

Взмахнул своим трезубцем; и моряк

Ждет бури, увидав, что прямо к небу

Взметнулись пирамиды изо льда,

Восстали горы влаги, башни снега,

Блистательные замки пенных брызг.

(Входит Полония.)

Полония

Несчастье! несчастье!

Царь

Что случилось?

Полония

Вздымавшийся до неба Вавилон,

Изменчивый и жадный (кто поверит,

Что жаждать может водная стихия?)

Такой исполнен ярости слепой,

Что захотел сокрыть в глубоких недрах

Толпу людей, где только что замкнул их

В коралловых гробах, в могилах снежных,

Средь склепов серебристых. Бог ветров

Освободил все ветры из темницы,

И тотчас, беззаконные, они

Накинулись без предуведомленья

На тот корабль, которого рожок

Пропел, как лебедь, песню перед смертью.

За ним с высот спокойно я следила,

Глядя с горы, ушедшей в небеса:

Я думала, что едет там Филипо;

В дыхании обманчивых ветров

Твои гербы дрожали на знаменах,

Как вдруг я вижу быстрое крушенье,

Все голоса слились в протяжный крик,

Исчез Филипо, меж обломков, первый,

И, силой слез и горьких стонов, я

Соединилась с ветром и волнами.

Царь

Так вот как, боги! Вы такой угрозой

Терпенье испытуете мое!

Хотите, чтобы в гневе я низринул

Ваш свод? Чтоб, как второй Немврод, взметнул

Себе на плечи этот мир громадный,

Смеясь над тем, что молнии и гром

На части разрывают глубь лазури?

СЦЕНА 2-я

Та же. - Патрик и за ним Людовико.

Патрик (за сценой)

О, Господи!

Леогарио

Какой печальный голос!

Царь

Что там такое?

Капитан

Спасся вплавь один.

Лесбия

И захотел спасти еще другого,

Меж тем как тот в волнах уж погибал.

Полония

Несчастный странник, брошенный судьбою

В края чужие, - голос мой услышь!

Я говорю, чтобы тебя ободрить,

Сюда, сюда!

(Входят Патрик и Людовико,

держа друг друга в объятиях.)

Патрик

Господь мне да поможет!

Людовико

Мне - дьявол!

Лесбия

Жаль глядеть на них.

Царь

Не мне.

Я жалости не знаю.

Патрик

Умоляю,

Во имя Бога, сжальтесь. Если даже

Рассказ о горе трогает сердца,

Не думаю, чтоб кто-нибудь нашелся

Такой жестокосердый, что при виде

Несчастного не тронется.

Людовико

А мне

Не надо милосердья. Не прошу я

О жалости ни Бога, ни людей.

Царь

Скажите, кто вы, чтобы мы узнали,

Какое милосердье оказать вам,

Какое быть должно гостеприимство.

И чтоб узнали вы, с кем говорите,

Я имя назову свое сперва,

Чтоб, говоря со мной, вы оказали

Моей особе должное почтенье.

Меня зовут Эгерио, я царь,

Владыка царства малого; его я

Считаю малым, раз оно мое,

И до тех пор в себя я не поверю,

Пока не станет целый мир моим.

И я одет не в царскую одежду,

На мне одежда варвара, я - зверь,

И пусть для всех кажуся диким зверем.

Имен богов не знаю я; не верю

Ни в одного; их нет здесь между нами,

Мы никому не молимся, не верим;

Мы верим лишь в рождение и смерть.

Теперь, мое величие узнавши.

Узнав, кто я, скажите мне, кто вы?

Патрик

Меня зовут Патрик. Моя отчизна

Ирландия, ее другое имя

Гиберния; родимое селенье

Мое зовется Токсом, и едва ли

Ты слышать мог о нем когда-нибудь,

Незнатное и бедное селенье.

Меж севером и западом оно

Ютится на горе, и всюду снизу

Шумит свирепо море, замыкая

В тюрьму тот горный остров {2}, что зовется

Для вечной славы Островом Святых:

Столь многие, о, властный повелитель,

Как мученики, кончили там жизнь,

Ревнителями веры выступая,

В чем есть предел для совершенства верных.

Родители мои - ирландский рыцарь

И верная сопутннца его.

Одна из благородных дам французских.

Они не только эту жизнь мне дали,

Но благородства высшего другую,

Рассвет первоначальных лет моих:

Свет веры н правдивое ученье

Христа, - тот храм, в который нас ведут

Врата небес, крещение святое,

Из таинств церкви первое. Отдав

Супружеству ту дань, что служит общей

Для всех, кто в узы брака заключен,

Родители мои, из благочестья

Покинув мир, вступили в монастырь,

В две разные обители замкнулись,

Где жили в целомудрии, пока

Последней грани жизнь их не коснулась.

Тогда, тысячекратно показав,

Как сильно правоверное их рвенье,

Они душою с небом сочетались,

А прах телесный предали земле.

Пять лет, как сирота, я оставался

На попеченьи женщины святой,

Пять раз двенадцать знаков зодиака

В единой сфере солнцем озарились,

Как Бог взыскал меня своим вниманьем,

Во мне явив могущество свое:

Всегда своим орудьем избирает

Он существа смиренные, дабы

Величие свое с сделать явным

И чтоб Ему здесь в мире надлежала

Лишь одному божественная слава.

И вот однажды, - Небо призываю

В свидетели, не суетная гордость,

А только ревность веры побуждает

Меня повествовать о сих делах,

Не мной, а небесами сотворенных,

Приходит к двери дома моего

Один слепой, чье имя было Гермас,

И говорит: "Сюда я послан Богом,

Он повелел, чтоб именем Его

Ты даровал мне зрение". Покорно

Велению такому повинуясь,

Я сотворил над мертвыми глазами

Таинственное знаменье креста,

И вдруг из тьмы они вернулись к свету.

В другой же раз, окутавшись, как дымом,

Густыми облаками, небеса

Вступили в распрю с миром, посылая

Потоки снега быстрые в таком

Непобедимом множестве, что только

Растаял он под жгучим светом солнца,

Как улицы в каналы превратил

И затопил селение, и стали

Дома как бы суда из кирпичей,

Как корабли чудесные из камня.

Кто видел, чтобы можно было плавать

По высям гор? и кто по зыби водной

Носиться мог среди лесных вершин?

Я сотворил над дикими водами

Таинственное знаменье креста,

Замерзшим языком я повелел им

Во имя Бога вновь туда вступить,

Где прежде им приют был предначертан,

И воды, повинуясь, отошли,

И в миг один земля сухою стала.

О, кто хвалы не вознесет Тебе,

Великий Боже! Кто не возжелает

Тебя любить и сердцем исповедать!

И большее я мог бы рассказать,

Но голос мой смирением удержан,

Молчат уста, немеет мой язык.

Я вырос наконец, не столько склонный

К военным браням, сколько к правде знанья,

Священному Писанию и чтенью

Житий святых, чья школа учит нас

Благоговенью, вере, упованью

И милосердной сладости любви.

И вот, - в те дни, как этим я был занят,

Однажды вышел я на берег моря,

С кой-кем из сотоварищей моих,

Вдруг там, где находились мы у взморья,

Пристал корабль какой-то, и с него

Толпой вооруженною сорвались

Корсары, бич морей, и взяли в плен

Меня и всех других! И чтоб добычей

Не рисковать, - поднявши паруса,

Они, не медля, снова вышли в море.

Был капитаном этого судна

Филипс Роки, дерзостный настолько,

Что если бы с земли исчезла дерзость,

Ее нашли бы в сердце у него.

Уж много дней опустошал он море

И берега Ирландии, повсюду

Производя убийства и грабеж.

Из всей толпы захваченной меня лишь

Оставил он в живых: как говорил он,

Меня тебе отдать он был намерен,

В знак подданства, как твоего раба,

О, как бывает горестно обманут

В своих желаньях темный человек,

Замыслив что-нибудь помимо Бога.

Прямой свидетель этому - Филипо,

На дне морском. Не дальше как сегодня,

В безветрие, уже в виду земли.

Возникшей над спокойной гладью моря,

В одно мгновенье рухнул план его.

Встал ветер и завыл в своих глубоких

И впалых недрах, море застонало,

На волны - волны быстро взгромоздились.

Как горы над горами, и с вершин

Обрызгали соленой влагой солнце,

Гася его прекрасные огни.

Фонарь наш корабельный, вплоть у неба,

Качался нам блуждающей кометой.

Огнисто дымным выбросном паров,

Или звездой, упавшей из оправы.

Еще одно мгновенье, и корабль

Низринулся в раскрывшиеся бездны,

Морского дна коснулся, и распался,

И вкруг него губительные волны

Восстали, как надгробный алебастр,

Среди кораллов пышных и жемчужин.

Не знаю, для чего меня хранит

Святое Провиденье, - бесполезен

И скуден я, но Небо пожелало,

И у меня дыхания хватило,

Не только для того, чтобы спастись,

Но снова встал лицом к лицу со смертью,

Спасая жизнь того, кто пред тобою,

Бесстрашного и юного. К нему

Меня влечет неведомая тайна

И думаю, когда-нибудь воздаст

Он мне сторицей этот долг. А ныне

Мы, спасшись оба милостию Бога,

Теперь стоим пред вами, как рабы,

В несчастий своем, быть может в счастья,

Мы ждем, чтоб вы смягчились нашей долен,

Чтоб в вас возникла жалость к нашим мукам,

Чтоб наше зло у вас нашло конец

Царь

Молчи, молчи, христианин постыдный,

Не знаю, что за власть объяла душу;

Твои слова она впивает жадно,

И, против волн, я тебя боюсь.

Перед тобой невольно преклоняюсь

Мне чудится, что ты тот самый раб.

Что мне в моем тревожном сне явился.

Выбрасывая пламя изо рта,

Стремительные искры выдыхая

И привлекая силою огня

Полонию и Лесбию, как ночью

Влечет костер безмолвных мотыльков.

Патрик

То вещий сон, и пламя изо рта

Есть истина евангельского света,

Который я несу, слова Христовы

Я буду проповедовать тебе

И твоему народу; через них-то

И станут христианами отныне

Полония и Лесбия.

Царь

Молчи,

Замкни скорей уста свои, позорный,

Меня ты оскорбляешь.

Лесбия

Успокойся.

Полония

Ты за него вступаешься?

Лесбия

Конечно.

Полония

Пусть лучше он умрет.

Лесбия

Нехорошо,

Чтоб он рукою царской был убит.

(В сторону.)

Мне жаль его. Я христиан жалею.

Полония

Пусть он толкует сны, второй Иосиф {3},

Не думай и не бойся, государь.

Он думает, что, если в сновиденьи

Горели мы, я стану христианкой,

Напрасна, это так же невозможно,

Как стать живой вторично после смерти.

Забудь свой гнев, хоть он и справедлив,

И чтоб развлечься, выслушаем, что нам

Расскажет о себе второй из них.

Людовико

Внимай же, неземная красота.

Я так начну мое повествованье.

Эгерио, великий царь ирландский,

Я Людовико Энио, и тоже

Христианин, но только в этом сходство

Меж мною и Патриком, хоть и в этом

Друг с другом мы расходимся настолько ж,

Как свет и тьма, иль как добро и зло.

Но, честь Христовой веры защищая,

Тысячекратно отдал бы я жизнь.

Так я ценю ее. Клянуся Богом!

Клянусь Им, потому что в Бога верю.

Тебе не расскажу я никаких

Деяний благочестья, ни небесных

Чудес, через меня свершенных Богом,

Но целый ряд убийств и злодеяний,

Предательство, и низость, и кощунство:

Я ряд не только сделать преступленье,

Но рад сказать, что я его свершил.

Родился я на острове, средь многих

Ирландских островов. Подозреваю,

Что, слитые в губительном влияньи,

Все семь планет присутствовали свыше

При горестном рождении моем,

Смятенные в своем разнообразьи.

Луна послала мне непостоянство,

Меркурий дал мне разум: я его

Употребил во зло, и лучше б было

Мне вовсе не иметь его! Венера,

В обычном сладострастии своем,

Дала мне блеск обманных вожделений;

Марс дал жестокость сердца, - и чего

Не могут дать Венера вместе с Марсом?

От Солнца получил я, как черту

Обычную во мне, желанье - вечно

Быть пышно-расточительным, и вот,

Когда нет денег, я краду и граблю.

Юпитер дал надменность мне и роскошь

Причудливых мечтаний, а Сатурн

Гнев бешенства, и мужество, и душу,

Готовую на тысячи измен.

Из этих черт возникла цепь их следствий.

Отец мой, по причинам, о которых

Молчу из уважения к нему,

Был изгнан из Ирландки. Он прибыл

В один испанский город, Перпиньян {4};

Тогда мне было десять лет, не больше;

Когда ж он умер, минуло шестнадцать.

Да воспомянет Бог о нем на небе!

Я сиротой остался одиноким

Во власти снов и прихотей моих

И мчался я в просторе своеволья,

Как дикий конь, порвавший повода,

В моем беспутстве все я основал

На женщинах и картах: это были

Два полюса мои. Заметь, какие!

Невластен все поведать мой язык,

Узнай хоть краткий перечень событий.

Чтоб обесчестить девушку одну,

Я умертвил отца ее и я же,

Когда один достойный рыцарь спал

С своей женой, убил его в алькове;

Я честь его омыл его же кровью

И превратил постель его в подмостки

Зловещие, где братскою четой

Пришлись убийство с прелюбодеяньем.

Итак отец и муж за честь свою

Мне заплатили жизнью: и у чести

Случается, что мученики есть.

Да воспомянет Бог о них на небе!

От кары за убийство убегая,

Во Францию я прибыл, где доныне,

Как думаю, мои деянья помнят.

Меж Францией и Англией тогда

Была война {5}, и я сражался храбро

Под знаменем Эстефано, в рядах

Французских; и однажды в жаркой схватке

Так отличился я, что сам король

За храбрость дал мне чин знаменоносца.

Не стоит говорить тебе о том.

Как оправдал его я ожиданья.

Я был осыпан знаками отличья.

И раз, когда вернулся в Перпиньян,

Зашел я в кордегардию и, в карты

Играя, из-за вздора я ударил

Сержанта, капитана умертвил

И ранил трех еще среди игравших

На крики их толпой сбежались стражи,

Я бросился в один соседний храм.

Какой-то сыщик стал мне на пороге,

И тотчас был убит средь злодеяний

И доброе я дело совершил

Да воспомянет Бог о нем на небе!

Я выбежал за стены городские,

И в чистом поле дали мне приют

В обители священной инокини

И там в уединении я жил

Спокойно, мирно, между тех монахинь

Одна была из родственниц моих,

Она то и сочла священным долгом

Взять на себя такое попеченье

Но сердце у меня, как василиск.

Весь этот мед в отраву превратило

От света благодарности меня

Швырнуло к вожделению, и встало

Желание, - чудовище, чья пища

Все то, что невозможно, - яркий пламень,

Что хочет ярче вспыхнуть, если ты

Его задуть захочешь, - раб лукавый.

Убийца господина своего,

Желанье, говорю я, в человеке.

Что презирая Бога и людей,

Чудовищное любит потому лишь.

Что вот оно чудовищно, - и ужас,

Как самый ужас, любит. Я дерзнул...

Но только что до этого дойду я

В своем воспоминаньи, государь.

Душой моей смущение владеет,

Мой голос умолкает, звук его

Печально замирает на устах,

И сердце разрывается на части,

Ему как будто душно там в груди,

И волосы встают от страха дыбом,

Как будто я средь сумрачных теней,

И, весь исполнен смутных колебаний,

Я рассказать тебе не в силах то,

На что хватило мужества, чтоб сделать.

Ну, словом, в этом гнусном преступленья

Так много омерзительных сторон,

Кощунства, богохульства, что порою

(Довольно, если это я скажу!)

Я чувствую раскаянье. Однажды,

Когда молчанье ночи создавало

Непрочные гробницы сна для смертных;

Когда лазурь задернулась покровом

Из мрака, этой траурною тканью,

Что ветер расстилает по кончине

Блистательного солнца, и кругом

Ночные птицы пели панихиды,

И трепетно в волнах сафира звезды

Мерцаньем освещали небосвод,

С двоими из друзей своих (на это

Друзья всегда найдутся) я пробрался

Через ограду сада в монастырь.

Охваченный волнением и страхом,

По тени смертной с ужасом ступая,

Достиг я кельи (вымолвить боюсь),

Достиг я кельи той, где находилась

Монахиня, с которой я был связан

Священной связью кровного родства.

Я имени ее не называю.

Из уваженья к ней, коль не к себе.

Она лишилась чувств, меня увидев,

И на землю упала, а с земли

Тотчас же перешла в мои объятья,

И прежде чем опомниться могла,

Она была далеко за стенами

Обители, в пустынном, диком месте.

Где небо хоть помочь ей и могло,

Помочь не захотело. Впрочем - что ж:

Все женщины легко прощают, если

Их убедить, что дикие поступки

Лишь вызваны одной любовью к ним.

Поплакала, помучилась, простила,

И для беды нашлося утешенье,

А так была беда ее громадна,

Что ей пришлось увидеть вместе слитым

В одном ее возлюбленном - уродство

Грехов таких, как воровской захват,

Насилие, и грязь кровосмешенья,

И мрак любодеяния, и измена

Пред Богом, как супругом, н кощунство,

На двух конях, сынах проворных ветра,

К Валенсии помчались мы, и там.

Как будто бы жена и муж, предались

Совместной жизни, полной разногласий,

Я быстро прожил все, что только было

В моем распоряжении. Без денег

И без друзей, надежды не имея

На что-нибудь другое, я решился

Прибегнуть к красоте моей жены

Любовницы, как к средству. О, когда бы

Стыдиться мог поступков я своих,

Лишь этого я б одного стыдился!

Пустить в продажу честь! Назначить цену

За сладость ласк - какая это низость

Последний грех последнего из подлых!

Когда я ей сказал об этом плане,

Бесстыдному, она дала согласье,

Ничем не выражая удивленья,

Но только я ушел, она бежала

И спряталась в одном монастыре.

Там под началом инока святого

Она нашла приют от бурь мирских

И умерла, раскаяньем сердечным

Свою вину примерно искупив.

Да воспомянет Бог о ней на небе!

Стал тесен мир для дерзких преступлений,

И увидав, что больше нет земли,

Которая б меня к себе прияла,

На родину вернуться я решил;

Казалось мне, что здесь, по меньшей мере,

Найду я безопасность от врагов,

Найду свое прибежище, Я прибыл

В Ирландию и принят ею был

Как матерью, но скоро оказалась

Она лихою мачехою. В бухте

Попутного искал я корабля,

В засаде там корсары притаились,

Их капитаном был Филипо. Он

Взял в плен меня, но после долгой схватки;

И эта-то отчаянная храбрость

Его расположила так, что он

Меня в живых оставил. Дальше все

Ты знаешь сам. Поднялся ветер гневный,

Он поднял смуту меж морей и гор,

И бездны посмеялись над горами.

Разрушил взрыв кристальных стрелометов

Основы всех окрестных городов.

И рухнули они, и море билось

Презрительно о землю, устремляя

Из недр своих глубоких жемчуга

В их нежном перламутре, порожденья

Стремительной зари, дохнувшей в пену,

Сверканья слез из снега и огня.

И наконец, - чтоб времени не тратить

В одном живописании, - скажу,

Что все, кто был тогда застигнут бурей,

Отправились поужинать в аду.

Я тоже был в числе гостей почетных,

И вслед за ними также бы ушел,

Когда б Патрик (не знаю почему я

Боюсь его, люблю и почитаю)

Не выхватил меня из волн морских,

В то время как, совсем изнеможенный,

В себя впивал я смерть с отравой моря

Вот все, что я хотел сказать. Теперь

Ни жизни, ни пощады не прошу я

И не хочу, чтоб ты моим страданьем

Смягчился или тронут был мольбой.

Скорее дай мне смерть, чтоб вместе с этим

Окончил жизнь свою такой злодей.

Который вряд ли может стать хорошим

Царь

Хоть, Людовико, ты христианин,

Я ж христиан всем сердцем ненавижу.

Так храбрость я ценю твою, что ныне

Хочу и на тебе и на Патрике

Одновременно выказать всю власть.

Могу карать, могу я и возвысить.

Могу смирять, могу и награждать

Тебя я свои объятья заключаю.

Ты будешь приближенным у меня,

Тебя к моим ногам я повергаю

(Повергает Патрика и становится на него

одной ногой.)

И ты, и ты, вы будете отныне

Две чаши равновесья моего

И чтобы ты, Патрик, мог ясно видеть.

Как много я значенья придаю

Твоим угрозам, ты казнен не будешь

Живи и, если хочешь, извергай.

Как пламя, слово Бога, не боюсь я

Ни всех чудес его, ни божества.

Живи, но навсегда останься нищим.

Неси тяготы рабского удела,

Как существо, в котором пользы нет.

Ты будешь исполнять работы в поле,

Ты будешь сторожить мои стада,

Пасущиеся вон по тем долинам,

Увижу я, избавит ли твой Бог

Тебя от рабства, будешь ли ты в силах

Распространять везде его огонь.

(Уходит.)

Лесбия

Мне жаль Патрика.

(Уходит.)

Полония

Мне не жаль нисколько,

Я жалости не знаю, и уж если

Кто трогает меня, так Людовико.

(Уходит).

СЦЕНА 3-я

Патрик, Людовико.

Патрик

О, Людовико, я повергнут наземь,

Ты вознесен, и все же я исполнен

Не зависти, а скорби за тебя.

И говорю тебе одно лишь слово:

Не позабудь, что ты христианин.

Людовико

Патрик, позволь мне насладиться первой

Улыбкой переменчивой судьбы.

Патрик

Что ж, насладись. Но дай мне обещанье.

Людовико

Какое?

Патрик

В этой жизни ты меня,

Живой иль мертвый, раз еще увидишь.

Людовико

Такое должен дать я обещанье?

Патрик

Прошу тебя.

Людовико

Я обещаю.

Патрик

Помни.

(Уходит.)

Деревня в окрестностях столицы Эгерио.

Сцена 4-я

Филипо, Льосия.

Льосия

Не обессудьте, если не сумела

Вам угодить.

Филипо

Вы более виновны,

Чем можно заключить из ваших слов.

Смотря на вас, я полон наслажденья

И боли, и поэтому я должен

Одновременно вас благодарить

И упрекать. Вы жизнь мне даровали,

И вместе с тем вы даровали смерть.

Льосия

Ответить вам я, право, не умею:

Я так проста, я ничего не знаю,

Но чтоб избегнуть долгих рассуждений,

Вот вам мои объятия, они.

Безмолвные, вам за меня ответят,

(Обнимаются.)

СЦЕНА 5-я

Те же. - Паулин.

Паулин

(в сторону)

Ай, батюшки! Родимые! Что вижу!

Жену мою целуют! Что тут делать?

Убить их? что ж, убью. Да вот беда,

Боюсь, она меня убьет, пожалуй,

Филипо

Красавица пустынных этих гор,

Не зная, чем твое гостеприимство

Вознаградить, прошу - возьми кольцо.

Звезду небес тебе в нем дать хотел бы.

Льосия

Беру лишь потому, что это ваше,

Не из корысти.

Паулин

(в сторону)

Ей дают кольцо.

И я, как муж, увидел: что тут делать?

Как муж, я должен, кажется, молчать.

Льосия

Вторично отдаю в своих объятьях

Всю душу вам, другого не имею

Сокровища.

Филипо

В объятьях этих нежных

Легко забыть все зло, что вынес я

От ярости кристальной влаги моря.

Паулин

(в сторону)

Ай, ай! Опять объятья.

(К Филипо.)

Сударь, сударь!

Вы, кажется, не видите, что это

Моя жена?

Филипо

Ваш муж нас увидал,

Я ухожу, но я вернусь сейчас же,

(В сторону.)

Полония, ты верно б огорчилась.

Когда бы увидала, до чего

Меня доводит рок мой беспощадный.

О, море, ты дерзаешь посягать

На небо, и в каких глубоких недрах

Сокрыты жизни, взятые тобой?

(Уходит.)

СЦЕНА 6-я

Паулин, Льосия, потом Филипо.

Паулин

(в сторону)

Ушел. Поговорим теперь погромче.

(К Льосии.)

На этот раз, Льосия, я тебя

Поймал с поличным и да буду проклят,

Когда тебя я палкой не побью.

Льосия

Вот злюка! Чтоб тебе со света сгинуть!

Паулин

Так, так. Вы - обнимаетесь, я - злюка.

Не мог же я не видеть. Где ж тут злость?

Льосия

Вот то-то где! Не знаешь положенья,

Что муж не должен видеть все, что видит:

Он должен видеть только половину.

Паулин

Что ж, хорошо, условье принимаю.

И так как ты проклятого солдата,

Которого к нам выбросило море,

Два раза обняла, я буду думать

Что это было только раз, не больше;

И если за двойное обниманье

Тебе намеревался дать я прежде

Сто палочных ударов, - за один раз

Тебе по счету надо пятьдесят.

Ну, слава Богу, приговор составлен

Тобою же самою, получай

По счету пятьдесят ударов палкой.

Льосия

Нет, ты не муж, а прямо мужичище.

Довольно, если муж увидит четверть.

Паулин

Так приговор обжалован? Отлично.

Согласно апелляции, тебе

Придется ровно двадцать пять ударов.

Льосия

Иначе должен делать тот, кто любит.

Паулин

А именно?

Льосия

Совсем тому не верить,

Что увидал, а верить лишь тому,

Что я скажу.

Паулин

Проклятая Льосия,

Ты прямо порожденье Вельзевула.

Уж лучше ты бери скорее палку

И бей меня. Так будет хорошо?

С другим два раза можешь полюбовно

Обняться, мне же сто ударов палкой.

(Филипо возвращается.)

Филипо

(в сторону)

Однако до сих пор он не уходит.

Паулин

Вы вовремя изволили прибыть.

Быть может, господин солдат, вам будет

Теперь угодно выслушать меня.

Я вам весьма признателен за ваше

Ко мне благоволенье, очень тронут,

Вы снизошли ко мне и пожелали

На хижину мою и на жену

Взглянуть, как на свое добро. Спасибо.

Но хоть премного вам я благодарен,

А все ж, как примечаю, вы теперь

И живы и здоровы, - значит, в путь,

Как говорится, скатертью дорога.

Нимало я к тому не расположен,

Чтоб, смуту у меня поднявши в доме,

То, что из моря выброшено было,

Как рыба, стало плотью на земле.

Филипо

Меня подозреваете вы злостно.

Ни повода к тому нет, ни причины.

Паулин

Причина-то причиной, а вот лучше

Скажи мне, - что, муж я или нет?

СЦЕНА 7-я

Леогарио, Старик-крестьянин, Патрик.

Леогарио

Таков приказ. И вы должны смотреть,

Чтоб он всегда без отдыха работал!

Старик

Как сказано, так сделано и будет.

Леогарио

Но что я вижу, это ведь Филипо?

К твоим ногам, владыка, припадаю.

Паулин

Его владыкой назвал?

Льосия

Да, владыкой.

Теперь тебе достанется за все.

Филипо

Позволь тебя обнять.

Леогарио

Такая честь...

Возможно ли: так ты в живых остался?

Филипо

Здесь морем бурным выкинут я был;

Найдя приют среди крестьян, здесь жил я,

Как жалкое игралище судьбы.

Пока не исцелился от недугов.

Однако ж и еще была причина.

Ты знаешь нрав царя, ты знаешь, как он

Честолюбив и как он страшно вспыльчив.

Его нельзя смягчить упоминаньем

О крайностях изменчивой судьбы.

И я его боялся, жил надеждой,

Что кто-нибудь в отсутствие мое

Настолько умягчит его суровость,

Что он позволит мне предстать пред ним.

Леогарио

Ты можешь это сделать хоть сейчас же.

Твоею смертью мнимой он настолько

Был огорчен, что с радостию примет

Тебя, узнав, что ты в живых остался.

Отправимся. Я на себя беру

Вернуть тебе его расположение.

Паулин

Прошу не осудить мой вздорный гнев.

Как господин Филипо верно помнит,

Я - Паулин. Да снизойдет ко мне он,

Коль чем-нибудь его я оскорбил.

Я говорил, как глупый гусь, не больше.

И я всегда готов ему служить.

В его распоряженьи днем н ночью

Мой дом и в нем жена моя Льосия.

Филипо

Благодарю за все гостеприимство,

Надеюсь уплатить вам долг сполна.

Паулин

Так для начала я прошу, возьмите

С собой Льосию: двум тогда вы сразу

Доставите весьма большую радость,

Ей - дав возможность быть ей вместе с вами,

А мне - меня оставив без нее.

(Филипо и Леогарио уходят.)

Льосия (в сторону)

Любил ли кто, как я, такой любовью

Несчастной: чуть блеснула - позабыта.

Старик

Теперь мы, Паулин, совсем одни,

Так будь же подобрее с этим новым

Работником.

Патрик

Я ваш покорный раб,

Смотрите на меня, прошу, не больше.

Как на раба, сюда пришел затем я,

Чтоб самому смиренному служить,

И потому давайте приказанья.

Старик

Вот скромность!

Паулин

Вот смиренье!

Льосия

И как он

Хорош собой! Его лицо невольно

Сочувствием исполнило меня.

Паулин

Льосия, между нами, этих чувствий

Так много у тебя, что, сколько помню,

Кто б ни пришел сюда, в тебе наверно

Он чувствия пробудит.

Льосия

Грубиян!

Уж если ревновать меня ты вздумал,

Во всех мужчин влюблюсь я.

(Уходит.)

Старик

Паулин,

Теперь тебе я дело доверяю

Первостепенной важности.

Паулин

Готов

Исполнить все, когда вам так известно,

Что ловок я.

Старик

Мне кажется, что раб,

Которого ты видишь пред собою,

Не очень-то надежен; между тем

Я должен наблюдать за ним, - скажу я

Тебе потом, зачем и почему.

Итак, смотри за ним, да, братец, в оба.

Следи за ним. Будь с ним всегда. Смотри!

(Уходит.)

СЦЕНА 8-я

Патрик, Паулин.

Паулин (в сторону)

Могу сказать и порученье дали!

(К Патрику.)

Я страж и охранитель ваш. Доселе

Я ничего еще не охранял.

Теперь придется с отдыхом проститься.

Не есть, не пить, не спать, и потому,

Коль только вам угодно удалиться,

Рекомендую сделать это тотчас.

Вы даже мне окажете весьма

Большое одолжение, избавив

Меня от этих тягостных забот.

Идите с Богом.

Патрик

Нет, не беспокойтесь,

Хоть я и раб, но я не убегу.

О, Господи, с какой отрадой буду

Я жить отныне в этой тишине!

Здесь, пред Тобой, Всевышним, преклоняясь,

Душа отдаться может созерцанью,

Смотря на ясный лик Твоих чудес

Божественных! В немом уединеньи

Возникла человеческая мудрость,

В немом уединеньи я хотел бы

В божественную мудрость заглянуть.

Паулин

Скажите, с кем теперь вы говорите?

Патрик

О, Боже! Ты всего первопричина!

Те небеса хрустальные, что светят,

С их звездами, с их солнцем и луной,

Не суть ли это ткани и завесы

Возвышенных твоих пределов горних?

Стихии разногласные, огонь,

Вода, земля и ветры - не движенья ль

Твоей руки? Они не говорят ли,

Как велики хвалы Твои повсюду,

Как велико могущество Твое?

Земля не записала ли строками

Цветными пышность светлую Твою?

И ветер, повторенный звуком эхо,

Не вторит ли, что создан он Тобой?

Не славит ли Тебя огонь хвалами,

Не славит ли вода, - и не затем ли

Язык есть у огня и у воды?

И потому, о, Боже Всемогущий,

Тебя искать я лучше буду здесь,

Затем что здесь Тебя во всем найду я.

Тебе, Господь, моя открыта вера,

Знак моего Тебе повиновенья,

Давай мне повеленья, как рабу,

Или скорей возьми меня отсюда

Туда, где мог бы я Тебе служить!

(С неба опускается Ангел, в одной руке

у него щит и в нем зеркало, в другой руке

письмо.)

СЦЕНА 9-я

Те же. - Ангел.

Ангел

Патрик!

Патрик

Чей зов я слышу?

Паулин

Зов? Ничей!

(в сторону.)

Однако ж он рассеян! Видно, это

Поэт.

Ангел

Патрик!

Патрик

Чей зов я слышу?

Ангел

Мой!

Паулин (в сторону)

Он говорит. Я никого не вижу.

Что ж, пусть поговорит. Я не приставлен

Ко рту его.

(Уходит.)

СЦЕНА 10-я

Ангел. Патрик.

Патрик

Так велико блаженство,

Что я в него поверить не могу.

Передо мною облако; из дымки

Жемчужно-алой солнце выплывает;

Окружено нетленными звездами,

Среди кустов жасмина и цветов

Оно идет, сиянье разливая,

Оно идет, неся с собой зарю.

Ангел

Патрик!

Патрик

Меня пугает этот блеск,

Меня страшит неведомое солнце.

О, кто ты?

Ангел

Друг Патрик, я Виктор, Ангел

Хранитель твой, и ныне Бог меня

Послал к тебе, чтоб передать вот это.

(Отдает ему письмо.)

Патрик

Прекрасный благовестник, пусть вовек

Ты будешь окружен небесной славой!

Ты, предстоящий там, средь высших сил,

Пред Господом, к Которому с другими

Взываешь в гимне звучном: Свят! Свят! Свят!

Ангел

Патрик, прочти послание.

Патрик

Я вижу

Слова: "К Патрику". - Чем же мог такое

Блаженство заслужить смиренный раб?

Ничем!

Ангел

Прочти послание.

Патрик

Дерзаю.

(Читает.)

"Патрик, Патрик, приди, освободи нас

От рабства". Что-то высшее здесь скрыто:

Не знаю, кто зовет меня. О, верный

Хранитель, разреши недоуменье.

Ангел

Взгляни сюда.

(Показывает ему зеркало.)

Патрик

О, Боже Всемогущий!

Ангел

Что видишь?

Патрик

Вижу множество людей,

Толпу разнообразную, из старцев,

Детей и жен и все меня зовут.

Ангел

Так поспеши, спаси их от тревоги.

Толпа, что ты увидел, есть народ

Ирландии; он жаждет благовестья

Из уст твоих, правдивого ученья.

Покинь тяготы рабского удела,

Господь взыскал тебя своим вниманьем,

Тебе велит Он веру проповедать,

Которую так хочешь ты возвысить.

Да будешь ты посланником Его,

Апостолом Ирландии. Отправься

Во Францию, там есть епископ Герман,

Иди к нему и облекись в одежду

Монаха, отправляйся после в Рим,

Тебе дадут там буллы Селестина 6,

Послание, чтоб ты достиг счастливо

Блаженной цели странствий; посети

Мартина, он теперь епископ Турский.

Умчись со мною, в вихре унесенный;

Бог повелел, чтоб ныне ты узнал

Через меня, каков удел твой в мире,

И ты со мной пуститься должен в путь.

(Улетают.)

ХОРНАДА ВТОРАЯ

Зал в башне, принадлежащей ко дворцу Эгерио.

СЦЕНА 1-я

Людовико, Полония.

Людовико

Полония, кто в замыслах любви

Чрезмерен, тот и сетовать не должен,

Когда ему другого предпочтут.

Он сам себе придумал наказанье.

Случалось ли когда, чтобы надменный,

Возвысясь, не был сброшен с высоты?

Так я теперь Филипо вытесняю.

Моя любовь должна его убить.

Пусть он меня превысил в благородстве,

Которое даровано природой,

Еще есть благородство, что дается

Заслугами, и в этом я, не он,

Достоин называться благородным.

Он честь свою наследовал от предков,

Моя же честь действительно - моя.

В свидетели зову я это царство,

Что сделалось безумным от побед,

Через меня одержанных. Три года

Прошло с тех пор, как прибыл я сюда,

(Мне кажется - сегодня), три уж года,

Как я тебе служу, - и не сумею

Исчислить все, что для Эгерио

За это время взял я в правой битве.

Мне мог бы позавидовать сам Марс,

Я - страх земли, я - грозный ужас моря.

Полония

Твой благородный дух, о, Людовико,

Наследовал ли ты его иль добыл,

В груди моей не только будит страх

И дерзновенье, но еще другое,

Не знаю что, быть может, это нужно

Назвать любовью, может быть и нет:

Мной стыд овладевает неизменно,

Когда душа почувствует, что я,

В борьбе, ему готова покориться.

Пока одно могу тебе сказать:

Твое желанье было б обладаньем,

Когда б я не боялась пробудить

Жестокий гнев в отце. Но жди, надейся.

СЦЕНА 2-я

Те же. - Филипо.

Филипо (в сторону)

Когда я смерть здесь должен был увидеть,

Зачем пришел искать ее? Но кто же

Настолько терпелив, чтоб не глядеть

На то, в чем быть должно его несчастье?

Людовико

Но кто мне поручиться может в том, что

Моей ты будешь?

Полония

Вот моя рука!

Филипо

Нет, этого я вынести не в силах!

Полония

О, горе мне!

Филипо

Ты руку отдаешь

Какому-то пришельцу. Так? Не правда ль?

А ты на солнце хочешь посягнуть,

Чтоб собственный заемный блеск утратить?

Да как же ты посмел противоречить

Желаниям моим? И как же мог ты

Не вспомнить, что ты был моим рабом?

Людовико

И смел, и смею: я теперь не то уж,

Чем, может быть, был раньше. Это правда,

Я был твоим рабом. Кто в мире мог

Избегнуть переменчивости рока {1}?

Но не забудь, что у меня есть храбрость,

И честь моя с твоей сравнялась в ней,

Быть может - превзошла.

Филипо

Как? Дерзкий! Низкий!

Людовико

Филипо, ты ошибся.

Филипо

Не ошибся.

Людовико

А если нет, тогда...

Филиппо

Тогда?

Людовико

Солгал.

Филипо

Изменник! (Дает ему пощечину.)

Полония

Боже!

Людовико

Это оскорбленье

Оставить без отмщения? О, нет!

В моей душе свирепствуют вулканы!

(Они обнажают шпаги.)

СЦЕНА 3-я

Те же. - Эгерио, солдаты.

Царь

Что тут случилось?

Людовико

Вырвалось из ада

Живущее в нем бешенство, несчастье,

Свирепость пыток, вечность оскорбленья.

Пусть, государь, никто мне не мешает

Отмстить. Пред самой смертью не склонюсь я.

Нет ничего важней, чем честь моя.

Царь

Схватить его.

Людовико

Пусть тот, кто хочет смерти,

Приблизится. За эту дерзость он

В награду пред тобой умрет.

Царь

Я дожил

До этого! за ним!

Людовико

Омытый кровью,

В отчаяньи, ее пролью я столько,

Что за Филипо буду гнаться вплавь.

(Уходит, отражая удары.)

СЦЕНА 4-я

Царь

Лишь этого еще недоставало.

О, дерзкий раб! - Другой, как мне сказали,

Тот самый, что был сослан и бежал,

В Ирландию из Рима возвратился

И веру проповедует Христову.

Столь многие, как говорят, вступили

В ряды учеников его, что мир

Весь разделен на партии. Я знаю,

Что он колдун. Он к смерти присужден был

В другой стране, и спасся, поселяя

В сердцах людей смущение и страх.

К позорному столбу он был привязан,

Как вдруг земля, хранящая в себе

Так много мертвецов, затрепетала,

И воздух застонал, и облик солнца,

Затмением кровавым облекаясь,

Не захотело дать свой блеск луне.

Колдун! В своих руках судьбу он держит.

В том нет сомненья. Так мне рассказали.

И все кто ни пришел смотреть на казнь,

Пошли за ним, а ныне он приходит,

Чтоб волшебство испробовать на мне.

Что ж, пусть придет и твердо убедится

В тщете своих намерений. Посмотрим,

Что из себя являет этот бог,

Зовущийся меж ними христианским.

Он примет смерть из рук моих, - войдет

В пределы узкой сферы, из которой

Не вырвется, - епископ и пастух,

Дерзающий прийти во имя Папы {2}.

СЦЕНА 5-я

Капитан, солдаты; Людовика, под стражей.

Царь.

Капитан

Вот, мы его схватили. Он убил

Троих телохранителей и ранил

Еще других.

Царь

Скажи, христианин,

Ты можешь не дрожать передо мною?

Моей руки подъятой ты не видишь?

Но нет, все злоключения мои

Заслужены, я заслужил их больше,

И впредь да будет проклят тот, кто сделал

Добро кому-нибудь из христиан.

Ты заслужил не кары, а награды,

Я кары заслужил за то, что сделал

Тебе добро. - Держать его под стражей,

До казни. Больше милостей не жди,

Не будет их, христианин бесстыдный,

Умри, как жертва гнева моего,

Не потому, что ты бесстыдно-дерзок,

А потому, что ты христианин.

(Уходит.)

СЦЕНА 6-я

Людовико

Итак, умру, и будет смерть блаженной,

Тот, кто умрет за честь, умрет за Бога,

И кто умрет средь мук и огорчений,

С признательностью должен смерть встречать,

Как ту черту, что им пределом служит.

Так пусть же оборвет он жизнь мою,

Безумную настолько, что как будто

Она порочной стала лишь сегодня;

Она родится фениксом нетленным

Из пепла оскорбленья моего.

Вся жизнь моя отравою бы стала,

Мое дыханье сделалось бы ядом,

В Ирландии я столько б крови пролил,

Что смыл бы ею весь позор обиды.

О, честь моя! ты вражеской рукой

Повержена! так пусть и я с тобою

Умру навек. С тобой соединившись,

Над варварами этими одержим

Победу. Мне осталось жить лишь миг,

Кинжал послужит мне, как честный мститель.

Но да поможет Бог мне! Что за демон

Толкает руку? Я христианин,

Во мне душа, а надо мной сияет

Свет веры милосердной. Так достойно ль

Христианину ныне замышлять,

Среди толпы языческой, деянье,

Противное религии его?

Какой же я пример теперь им дал бы

Своею смертью жалкой, - лишь одно

Опроверженье славных дел Патрика!

Все те, что чтут одни свои пороки

И отрицают вечность воздаянья

И вечность славы, разве не сказали б:

"Ну, что там проповедует Патрик

О вечности души! Ведь Людовико

Христианин, а он себя убил,

Так значит, он, как все, теряя душу,

Не ведал о бессмертии ее".

И были б мы, в делах несогласимых,

Как свет и тень. Довольно и того,

Что в совершенных мною преступленьях

Я так и не раскаялся, хотел

Свершить еще другие, потому что,

Клянусь, когда б бежать мне удалось,

Я стал бы диким ужасом и страхом

Для Азии, для Африки, Европы.

Я приступил бы к мщению немедля,

Такому беспощадному, что здесь,

На островах Эгерио, не стало б

Ни одного, на ком я б не насытил

Своей неумолимой жажды крови!

Когда захочет молния порвать

Небесный свод, - предупреждает громом,

И после, меж теней и клубов дыма,

Является змеею из огня,

Прорезывая воздух задрожавший.

Не то же ли и я: удар громовый

Моей души уже услышан всеми,

Недостает лишь молнии теперь.

Но горе мне! Ей больше нет исхода,

И, прежде чем достигнуть до земли,

Она, увы, игрушкой ветра стала.

Не потому мне горько умереть,

Что смерть моя позорной смертью будет,

А потому, что, умерев до срока,

До срока кончу я свои грехи.

Я жить хочу, чтобы начать отныне

Ряд новых величайших дерзновений,

О, небо, только этого хочу! {3}

СЦЕНА 7-я

Полония. - Людовико.

Полония (в сторону)

Мое решенье твердо.

(Обращаясь к Людовико.)

Людовико,

Лишь в крайних обстоятельствах любовь

Себя являет в блеске несомненном.

Тебе грозит смертельная опасность,

Отец мой в страшном гневе на тебя,

От ярости его ты должен скрыться.

Я щедро наградила стражей, злато

Их сделало глухими. Так спасайся

И убедись, как женщина способна

Решительною быть, забыть свой стыд,

Как может пренебречь своею славой.

Бегу с тобой, отныне я решаюсь

С тобою жить, с тобою умереть:

Мне без тебя не жизнь, ты в самом сердце,

В моей груди живешь. Со мною деньги

И много драгоценностей, их будет

Достаточно, чтобы мы могли бежать

К далеким странам Индии, где солнце

Попеременно жжет и леденит.

Две лошади у выхода нас ждут,

Не лошади, а кошки, духи ветра,

Или, еще вернее, взмахи мысли

Они так быстры, что хотя мы будем

Теперь спасаться бегством, нам с тобой

Не будет представляться, что за нами

Погоня. Так решайся же! О чем

Ты думаешь и что тебя смущает?

Не нужно ни сомнения, ни слов.

И чтоб судьба, встающая всечасно

Помехой для любви, не помешала

Прекрасным сочетаниям таким,

Пойду вперед, а ты иди за мною;

Тем временем я отвлеку вниманье

Тюремных стражей, и побег наш скрою.

И самое к нам солнце благосклонно,

Оно, нисшедши в волны, умягчает

Свою усталость, влагой оросив

Густую сеть своих волос курчавых.

(Уходит.)

СЦЕНА 8-я

Людовико

Как кстати все случилось. Видит Бог,

Что выказанный мною пыл любовный

К Полонии притворством был одним:

Хотел я, чтоб она со мной бежала,

И с помощью ее запястий ценных

И разных драгоценностей я мог бы

Покинуть этот подлый Вавилон,

Затем, что хоть и был здесь окружен я

Почтением, я все же был рабом,

А жизнь моя безумная желала

Свободы, - и ее дарует небо.

Но женщина была бы мне помехой:

Любовь во мне - лишь беглая услада,

Лишь чувственная жадность, и едва

Насыщено такое побужденье,

Как женщина, хотя б она была

Скромнейшей и красивейшей, претит мне.

Но раз уж так мой дух вольнолюбив,

Что значит смертью больше или меньше?

Полония умрет от рук моих:

Она мне отдалась в такое время,

Когда никто не любит и не ценит,

Как все, она в беспечности жила бы,

Когда она любила бы как все.

(Уходит.)

СЦЕНА 9-я

Капитан; потом Царь, Филипо, Леогарио.

Капитан

Я прихожу сюда с приказом царским,

Чтоб смертный приговор свой Людовико

Узнал... Но что такое? Дверь открыта?

И в башне никого? Что это значит?

Сюда, солдаты! Нет ответа! Стражи!

Измена! Эй, сюда!

(Входят: Царь, Филипо и Леогарио.)

Царь

Что ты кричишь?

Что это значит?

Капитан

Людовико скрылся,

И стражи убежали.

Леогарио

Государь,

Я видел, как сюда пред тем входила

Полония.

Филипо

О, Боже мой, так это

Она ему доставила свободу.

Тебе известно, что ее желал он

И ей служил. Я ревностью подвигнут

Последовать за ними. Ныне станет

Гиберния твоя второю Троей.

(Уходит.)

Царь

Дать мне коня, я сам лечу в погоню.

О, кто ж они, кто эти христиане:

Сомнительными разными делами

Один смутил покой мой, а другой

Похитил честь мою! Но им обоим

Придется жертвой мести стать моей.

Сам Папа в Риме мне за них заплатит!

(Уходит.)

Лес, в глубине которого - хижина Паулина.

СЦЕНА 10-я

Полония убегает, раненая;

Людовико, с обнаженным кинжалом в руке.

Полония

Сдержи порыв руки окровавленной,

О, сжалься надо мной, не как любовник,

А как христианин, и, взявши честь,

Оставь мне жизнь.

Людовико

Полония, ты знаешь,

Что красоте всегда награда - горе,

Не могут красота и счастье жить

В согласии; я твой палач, и дерзко

Над головой твоей вздымаю сталь,

Чтоб жить спокойно, жизнь твою порвавши.

Возьму тебя с собой - возьму с собою

Свидетеля моих злосчастных дней,

И чрез него за мною могут гнаться,

Преследовать меня, узнать, найти.

Тебя в живых оставлю я - оставлю

Разгневанной тебя и оскорбленной,

То будет - лишний враг мой (и какой!).

И значит, взять тебя с собой иль бросить

Равно оплошность. Лучше если я,

Исполненный предательства и низкий,

Презрев законы Бога и людей,

Тебя убью теперь собственноручно.

Пусть между диких скал, в их мощных недрах,

Я схороню навек мою беду;

И вместе с тем пусть мстительная ярость

Достигнет этим новых насыщений:

Убью с тобой Филипо, если он

Живет в твоей груди, - убью с Филипо

И твоего отца. В моем бесчестьи

Ты первою причиною была,

Будь первой между жертв, казненных мною.

Полония

О, горе мне, своими же руками,

Как червь, я создала себе гробницу.

И ты не зверь? И ты христианин?

Людовико

Я демон. Кончи. Все запечатлеешь.

Полония

О, да поможет мне Господь Патрика!

(Людовико поражает ее кинжалом,

она падает за сцену.)

Людовико

Упала на цветы, облившись кровью

И ужасы кругом распространяя.

Теперь могу я скрыться без помехи.

Богатств со мной довольно, чтобы жить

В Испании, нужды не ощущая.

Поздней, в другой одежде, измененный

Теченьем дней, вернусь я отомстить

Предателю: обида не задремлет.

Но где мой путь? Повсюду тени смерти.

С дороги сбился я и, может быть,

Спасаясь от погони, сам я брошусь

В предательские руки. Если только

Я не обманут внешним жалким видом,

Передо мною сельская лачуга.

Спрошу-ка здесь, куда держать мне путь.

(Стучится.)

СЦЕНА 11-я

Паулин, Льосия, Людовико.

Льосия (за сценой)

Кто там?

Людовико

Я странник, сбившийся с пути,

Слепой и темный. Пробудись, приятель!

Льосия (за сценой)

Эй, Паулин, проснись! Зовут у двери.

Паулин (за сценой)

Мне хорошо и здесь. Иди сама,

Тебя зовут.

Льосия (за сценой)

Кто там стучится?

Людовико

Странник.

Паулин (за сценой)

Ты странник?

Людовико

Да.

Паулин (за сценой)

Так странствуй. Здесь, любезный,

Не постоялый двор.

Людовико

Вот мужичина!

Сейчас тебе сломаю дверь.

(Срывает дверь.)

Готово!

Льосия (за сценой)

Эй, Паулин, проснись! Сломали дверь!

Паулин (за сценой)

Ну, ну! Уж на один я глаз проснулся,

Вот на другой проснуться не могу.

Пойдем-ка вместе. Что-то страшновато.

(Выходит Паулин и Льосия.)

Кто тут зовет?

Людовико

Молчите, мужичье,

Не то я вас убью своей рукою.

Здесь на горе я потерял дорогу,

Набрел на дом твой. Укажи мне, где

Путь к гавани. Оттуда, полагаю,

Могу я с безопасностью спастись.

Паулин

Так вон по той тропинке вы идите,

И ежели вам встретится гора,

Вот с этой стороны, так вы взойдите,

Где будет поровнее, там спуститесь,

И уж тогда, как к гавани придете,

Пред вами, значит, прямо будет гавань.

Людовико

Нет, лучше ты иди со мной, не то,

Свидетель Бог, окровяню я землю.

Льосия

Не лучше ли вам, рыцарь благородный,

У нас остаться на ночь до звезды?

Паулин

Да вы совсем расчувствовались, женка!

Он чувствия успел в вас пробудить?

Людовико

Ну, выбирай: или иди со мною,

Иль смерть тебе!

Паулин

Ах, сударь, не сердитесь.

Я первое, конечно, выбираю,

И, если вам угодно, потащу вас

Хоть на плечах, - и не из страха смерти,

А чтоб Льосии сделать неприятность.

Людовико

Чтоб никому не мог он рассказать,

(в сторону.)

Куда я путь направил, сошвырну я

Его с горы, когда достигнем моря.

(К Льосии.)

Прошу, не беспокойтесь. Спите с миром.

Супруг ваш не замедлит к вам прийти.

(Уходят: Людовико и Паулин в одну

сторону, Льосия - в другую.)

СЦЕНА 12-я

Царь Эгерио, Лесбия, Леогарио, Капитан, потом Филипо.

Лесбия

Простыл и след их: гору осмотрели,

Долину, и холмы, и лес, и все,

Но нет нигде ни знака, ни намека,

Что здесь они сокрылись.

Царь

Нет сомненья,

Что самая земля их проглотила,

Чтоб только уберечь их от меня.

Им в небесах приюта не нашлось бы,

Я их настиг бы там, клянуся небом.

Лесбия

Уж солнце простирает над горами

И над лесами пряди золотые

Разметанных волос, чтоб день явился

Тебе путеводителем в исканьях.

(Входит Филипо.)

Филипо

О, Государь, я вам пришел сказать

О величайшем горе, о несчастьи

Чудовищном настолько, что такого

Ни вымыслы судеб, ни время нам

Не рассказали. В поисках тревожных

В дремучий лес зашел я и провел

Всю ночь в лесу; в час утра показалась

На небе полусонная заря,

Вся трауром покрытая, меж дымных

И черных облаков, и звезды с неба

Впервые отлучились - не жалея,

Довольные отсутствием. Идя,

То там, то сям, в дремучих чащах леса,

Мы увидали чашечки цветов,

Обрызганные кровью, и меж ними

Обрывки разных женских одеяний.

Идя по следу, мы холма достигли,

И там, на ложе роз, как раз у склона,

Мы мертвую Полонию нашли.

СЦЕНА 13-я

Те же. - Полония, мертвая; вскоре за этим Патрик.

Филипо

Взгляни, и ты увидишь красоту,

Исторгнутую с корнем, побледневший

И горестный цветок, огонь потухший,

Увидишь распростертым то, что жило,

Как светлый сон, прекрасный и подвижный,

Ты мертвую Полонию увидишь.

Царь

Молчи, Филипо, замолчи, молю,

Во мне нет сил такие пытки встретить,

Нет мужества принять такое горе.

О, дочь моя несчастная, утрата,

Найденная в такой недобрый час!

Лесбия

От скорби я лишилася дыханья

И жалобы смолкают, не излившись.

О, пусть твоя несчастная сестра

Сопутствует тебе в твоих несчастьях!

Царь

Какая беспощадная рука

Подъяла смертоносное оружье

На эту неземную красоту?

Пусть жизнь моя порвется в этой скорби.

Патрик

Вострепещи, Гиберния, покайся,

Край злополучный, край несчастный! Горе!

Коль ты слезами землю не омочишь,

И в горести рыдая дни и ночи,

Не умягчишь небесные врата,

Замкнутые твоим непослушаньем,

Тогда дрожи, Гиберния, и бойся!

Край злополучный, край несчастный! Горе!

Царь

О, небо, что за вопли скорби слышу!

Что за печальный голос! Он пронзает

Мне грудь, он проникает прямо в сердце!

Узнайте, кто препятствует теченью

Моей печали? Кто скорбеть здесь может

Сильней, чем я? Кто жаловаться может?

Леогарио

То, государь, Патрик. Он, как ты знаешь,

В Ирландию из Рима возвратился

И, получив от Папы посвященье

В ирландские епископы, и вместе

Достоинства верховные, обходит

Все острова, пророчествуя так.

Патрик

Вострепещи, Гиберния, покайся!

Край злополучный, край несчастный! Горе!

(Входит.)

Царь

Патрик, зачем мешаешь мне в печали,

Удваивая ныне грусть мою

Поддельностью своих воззваний скорбных,

Отравой позлащенных слов твоих?

Зачем меня преследуешь нещадно?

Зачем мутишь мои моря и земли

Обманами и новшествами? Мы

Лишь умирать умеем и рождаться.

Единственная в этом наша мудрость,

Наследие, полученное нами

От праотцев. И что это за Бог,

Которого ты нам благовествуешь,

Уча, что после жизни преходящей

Он вечную дает нам? Как душа,

Лишенная телесности, способна

Иметь другую жизнь и там за гробом

Испытывать страдания и радость?

Патрик

Душа, расставшись с телом, отдает

Природе человеческое, - малость

Из праха и земли; а дух восходит

К пределам высшим, где скорбям конец,

Коль человек скончался примиренным;

А милость примирения ему

Дается чрез крещение сначала,

Потом чрез покаяние.

Царь

Так значит

Вот это красота, что здесь простерта

В кровавом одеянии, теперь

Живет - не здесь?

Патрик

Да.

Царь

Дай мне указанье,

Дай несомненный знак, что это правда.

Патрик (в сторону)

Вступись теперь за честь Свою, о, Боже!

Здесь надлежит Тебе представить явным

Могущество величья Твоего.

Царь

Безмолвствуешь?

Патрик

С соизволенья Неба,

Она сама ответит.

(Простирает руки над телом Полонии.)

Труп недвижный,

Во имя Бога я повелеваю

Тебе вернуться к жизни на земле

И, с прежним духом воссоединившись,

Дать истины прямое указанье,

Благовествуя слово правой веры.

Полония (воскресая)

О горе! Да поможет Небо мне!

Как много тайн моей душе открылось!

Господь, Господь, сдержи свою десницу,

Орудье правосудья Твоего!

Не устремляй на сдавшуюся молний

Карающего гнева, укроти

Порыв Твоих громов победоносных!

О, если гнев Тобою овладел,

От лика Твоего куда мне скрыться?

Да свергнутся высоты на меня:

Врагинею самой себя я ныне

Хотела бы во глубь земли сокрыться

От взора Твоего, - но как могу,

Когда везде, куда мое несчастье

Меня ни повлечет, я повлеку

С собой вину мою? Вот, вот, смотрите,

Не отошли ли в страхе эти горы,

Вершина их не дрогнула ли там?

Трепещет небо, с осей содвигаясь,

И, полный совершенства, свод его

С высот своих заоблачных и грозных

Не хочет ли сорваться на меня?

Незримый, предо мной темнеет ветер,

Замкнулся путь, моря бегут. Лишь звери

Идут и приближаются ко мне

И растерзать хотят меня на части.

Пощады мне, о, Господи, пощады!

О, сжалься, Боже, сжалься надо мной!

Молю, взыщи меня святым крещеньем.

Пусть я умру, с Тобою примиренной,

И пусть умру. О, смертные, внемлите,

Внемлите: жив Христос, Христос царит,

Христос есть Бог. Покайтеся, покайтесь!

(Уходит.)

СЦЕНА 14-я

Те же, кроме Полонии.

Филипо

Какое чудо!

Лесбия

Что-то неземное!

Капитан

Великое!

Леогарио

И странное!

Царь

То ковы,

То чары волшебства! Ужели ныне

Я допущу их здесь?

Все

Христос есть Бог!

Царь

Народ слепой, народ непостоянный,

Ужель обман настолько будет силен,

Чтоб совершать такие чудеса,

А у тебя достоинства не станет,

Чтоб видимость и ложь разоблачить!

Так я же сам желаю покориться,

Пусть ныне убедит меня Патрик,

Его победа будет достоверной.

Наш диспут начинается. Внимайте.

Когда б душа бессмертною была,

Никак нельзя б ей было оставаться

Без действия хотя одно мгновенье.

Патрик

Так. Несомненность истины подобной

Мы видим в сне: на самом деле сны,

Со всем обильем образов неясных,

Являются движеньями души,

Но так как чувства в снах несовершенны,

Нередко в сновиденьях видим мы

То, в чем одно с другим несогласимо.

Царь

Но если так, то в данное мгновенье

Полония была мертва иль нет?

Коль не была мертва, а это только

Был обморок, так в чем же было чудо?

Но даже я о том не говорю.

Она была мертва, пусть это верно,

Ее душа тогда необходимо

Должна была быть в небе иль в аду,

В одном из этих двух пределов скрытых:

Ты сам, Патрик, так учишь нас. Но если

Она была в раю, немилосердно

Бог поступил бы, если бы вернул

Кого-нибудь из рая в мир, где может

Вернувшийся подвергнуться опять

Опасности быть вечно осужденным

И в ад сойти, изведав радость неба.

Правдивость утвержденья очевидна.

Когда ж душа была в аду, тогда

Нарушена простая справедливость:

Возможно ль допустить, чтоб человек,

Достойный кары, вновь туда вернулся,

Где может милость неба он снискать.

А так как в Боге милость с правосудьем

Одно и то же, где ж, Патрик, поведай,

Была душа Полонии теперь?

Патрик

Вот мой ответ, Эгерио. Согласен,

Что местопребывание крещеной

Души всегда в аду или в раю,

Откуда по особому веленью

Ей выйти невозможно, если мы

Обычную возможность разумеем.

Когда же говорить об абсолютной,

То душу Бог извлечь из ада мог.

Но не об этом речь у нас. Конечно,

Душа идет в одно из этих мест,

Когда она разъединится с телом

В разлуке смертной, чтоб не возвратиться

В него уж никогда; но если ей

Вернуться суждено, она витает,

Как странница, в особом состояньи,

И, ожидая, медлит во вселенной,

Как часть ее, хотя и не имея

В ней точно предначертанного места.

И правду, всемогущество Господне

Предвидело - все, что должно случиться,

От самого мгновения, когда

Из сущности своей оно исторгло

Законченное это мирозданье,

Создав его по образцу своей

Первоначальной мысли. Бог предвидел

Тогда и этот случай, и, провидя,

Что эта просветленная душа

Должна вторично в тело возвратиться,

Решил, что нужно быть ей в ожиданьи,

Без места в мире, но имея место.

Так учит теология святая,

И вот тебе ответ на довод твой.

Но нечто есть еще совсем другое,

Что должен ты принять в соображенье:

Мест славы и возмездья в мире больше,

Чем думал ты. Узнай, себе на благо,

Что есть еще чистилище, куда,

Скончавшись в состояньи примиренья,

Душа для очищения вступает,

Чтоб от грехов своих освободиться,

Соделанных при жизни, в этом мире;

С грехами же никто не вступит в небо.

Там, как металл, сквозь пламя проходящий,

Душа с себя все пыльное свергает,

Чтоб, навсегда очищенной и ясной,

Предстать пред светлым ликом Божества.

Царь

Так ты мне говоришь, и у меня

Нет знака достоверней и надежней,

Чем голос твой. Дай мне намек, черту,

Дай проблеск этой истины, чтоб мог я

Руками прикоснуться к ней и ясно

Увидеть, что в ней скрыто. Если ты

Столь многого достигнуть в состояньи,

С соизволенья Бога своего,

Проси Его о милости, прибегни

К Нему, чтоб дал тебе Он что-нибудь,

К чему мы все могли бы прикоснуться,

Что не было бы только рассужденьем,

Дабы и я уверовал. И знай,

Что час один тебе дается сроку.

В течение его ты должен дать мне

Какой-нибудь нелицемерный знак,

Что ад и рай не выдумка пустая,

Или умрешь. Пускай, пускай Твой Бог

Придет сюда с Своими чудесами,

Чтоб мы на них не издали взглянули.

А если не заслуживаем мы

Ни адских мук, ни райского блаженства,

Тогда свое чистилище нам дай,

Пусть все Его могущество познаем.

Честь Бога от тебя теперь зависит.

Скажи Ему, пусть защитит ее.

(Все уходят, кроме Патрика.)

СЦЕНА 15-я

Патрик

Теперь, о, Боже, сильный, бесконечный,

Твой гнев, Твое возмездие и мщенье

Да ниспровергнут вражеский оплот

Невежества и суетных ошибок.

Забудь благоволенье, ибо тщетно

Взираешь на врагов, как на друзей;

И поелику ныне восхотели

Свидетельства величья Твоего,

Десницею карающей низвергни

На них молниеносный гром. В дни оны

Тебя молило рвенье Илии

О строгости, и вера Моисея

О чудесах молилась, и хотя

Не их уста теперь к Тебе взывают

Через мои, пусть этот зов достигнет

Небес, и днем и ночью умоляет,

О, Господи, Тебя о чудесах

И строгости, чтоб с муками и славой,

В тенях и формах, миру возвестились

Чистилище, и ад, и небеса.

СЦЕНА 16-я

Добрый Ангел, с одной стороны;

с другой - Злой Ангел. Патрик.

Злой Ангел (про себя)

Исполнен опасенья, чтобы Небо

Не сообщило как-нибудь святому

Патрику это чудо, это диво,

Ценнейшее сокровище земли,

Сюда пришел я, ненависти полный,

Как будто ангел света, возмутить

Его моленье, влить в него отраву

И бешенство.

Добрый Ангел (к Злому Ангелу]

Не сможешь, ты бессилен,

Жестокое чудовище; я здесь,

Как верная его защита. Больше

Ни слова. Замолчи.

(К Патрику.)

Патрик, услышав

Твою мольбу, Всевышний пожелал

Тебе свое открыть благоволенье

Такой благою вестию. Найди

На острове, лежащем здесь, пещеру,

Возникшую на дальнем горизонте

Как впадина горы и как преграда

Для озера; кто, полный дерзновенья,

Войдет в нее, покаявшись заране

И исповедав все свои грехи,

Тот может в ней пройти, еще при жизни,

Чистилище. Он в ней увидит ад

И муки, присуждаемые душам,

Греховностью своею заслужившим

Свирепость пытки вечного огня.

Он узрит рай и лучезарность рая.

Но я тебе свидетельствую также,

Что кто войдет туда без покаянья,

Из любопытства, с целью увидать

Сокрытый в пещере этой тайны,

С собою принесет он смерть свою,

Войдет туда, чтобы терпеть мученья,

Покуда Бог есть Бог, Который ныне

Своею новой милостью желает

Тебя спасти от утомлений жизни.

И оба вы увидите себя

В возвышенности горнего предела,

Туда взойдешь, и будешь гражданином

Небесного Сиона, здесь оставив

Свидетельство прекраснейшего чуда,

Чистилище, что наречется в мире

Чистилищем Патрика. И затем,

Чтоб истинность божественного чуда

Немедленно была подтверждена,

Вот этого назойливого зверя,

Пришедшего сюда смутить твое

Святое благочестие, я ныне

В глубокую пучину низвергаю,

В темницу, в средоточье заключенья,

Чтоб, завистью своей терзаясь там,

Он отравился собственной отравой.

(Исчезают.)

Патрик

Да возвеличит небо лучезарность

Щедрот Твоих, о, Боже Вездесущий,

За честь Свою вступающийся чудом

Таким многозначительным.

(Зовет.)

Сюда,

Эгерио!

СЦЕНА 17-я

Царь, Филипо, Лесбия, Леогарио, Капитан,

народ, Патрик.

Царь

Ты звал?

Патрик

Иди со мной

Вон к той горе, и все пускай тебя

Сопровождают, все они увидят

Там образы, в которых воплотились

Награды и возмездие, увидят

Подобие отсроченного чуда,

Что все растет и будет продолжаться.

Великого, скрывающего тайну,

И дивной сокровенностью своей

Взывающего к нашему восторгу;

Увидят полосой сверкнувший свет,

Хранимый здесь, увидят ад и славу.

(Уходит, все следуют за ним.)

Отдаленная часть горы, с отверстием

страшной пещеры.

СЦЕНА 18-я

Те же.

Царь

Остановись, Патрик, идешь туда,

Куда не проникало даже солнце;

Горы, что пред собой теперь ты видишь,

Еще никто среди людей ни разу

Не победил. В течение столетий,

Ни человек, ни зверь не проходил здесь,

По этим перепутанным путям.

Филипо

Живя здесь постоянно, не дерзаем

Мы тайны, здесь сокрытые, увидеть.

И доступ к той горе настолько труден,

Что никого нет, кто бы перешел

За грань обрывов этих и за волны

Того немого озера.

Царь

Здесь только

Угрюмым предвещанием звучат

Напевы птиц ночных, могильно-темных.

Филипо

Остановись.

Патрик

Не поддавайтесь страху.

Хранится здесь сокровище небес.

Царь

Бояться? Страх душе моей неведом.

Ни пропасти, ни кратеры не страшны.

Хотя бы средоточие земли

Метало ужас, пламя выдыхая,

Бросало токи дыма и огня.

Я знаю, я от этого не дрогну.

СЦЕНА 19-я

Те же. - Полония.

Полония

Остановись, о, варварское племя,

Безумное, пусть дальше не идут

Шаги твои заблудшие, ты видишь

Несчастие свое лицом к лицу.

Самой себя поспешно убегая,

Проникла я в глухую чащу леса,

Что гору покрывает; высь ее,

Увенченная мощными дубами,

Грозит закрыть лучистый облик солнца.

В лесной глуши я схоронить хотела

Навеки преступление свое,

Чтоб жить отныне в пристани спокойной,

Морей мирских неистовство забывши,

На лоне этой мирной глубины.

Я прибыла сюда без указаний,

Никем не провожаемая, ибо

Так неприступна гордость этих мест,

Что здесь еще ни разу не осталось

Ничьих сопровождаемых следов.

Неясный искаженный лик вершины,

Когда его увидишь, изумляет,

И страхом наполняет, изумив:

И было б тщетно с ужасом бороться,

Здесь скрыто чудо, здесь сокрылась тайна.

Вон видишь ту скалу? Она как будто,

Повиснув в бездне, держится с трудом,

Идут века, а ей упасть все страшно.

Она собой загородила пасть,

Раскрытую под ней: разъяв отверстье,

Угрюмая гора под той скалою

Как будто бы зевает. Меж устами

Утесов этих двух, окружена

Печальными стволами кипарисов,

Восходит смутно горная глава,

Покрытая растительностью чахлой;

Как волосы, разметанные ветром,

На ней растет бесплодная трава,

До чьих стеблей не прикасалось солнце;

А там в неясном сумраке, вдали,

Раскинулось открытое пространство,

Там пустота, там ужас дня, там ночь.

Приблизиться хотела я к пещере

И поселиться в ней. Но не могу

Рассказ свой продолжать, в душе смущенье,

Мой голос замирает, силы гаснут.

Когда б не этот страх, я вам могла бы

Поведать о неслыханном, о страшном,

О новом, изумительном, но в сердце

Недвижный холод, голос мой застыл,

И больше нет во мне свободной воли.

Едва хотела я войти в пещеру,

Как быстрые отчаянные крики

Услышала под сводами ее,

Как будто кто-то жаловался горько

На боль, но муки были безнадежны.

И слышала я только богохульства,

Проклятия; упорно повторялись

Рассказы о жестоких преступленьях,

Таких, что небо, верно, пожелало

В темницу эту все их заключить,

Чтобы о них не слышать. Кто не верит,

Пусть сам войдет в пещеру, пусть узнает,

Кто отрицает, пусть приступит сам,

Сомнения исчезнут, он увидит,

Услышит и узнает о мученьях,

О ужасах и о свирепых пытках.

Что до меня, мой голос в изумленьи

И в ужасе пред этой новизной,

Слабея, заключается в молчаньи.

И не добро, чтоб люди посягали

На тайны сокровенные небес.

Патрик

Эгерио, перед тобой пещера,

Где жизнь и смерть свою сокрыли тайну.

Но надобно сказать тебе, что сильно

Тот ошибется, кто на эту тайну

В греховном состояньи посягнет.

А кто, откинув страх и исповедав

Свои грехи, войдет в нее, увидит

Свою вину прощенной, и при жизни

Познает здесь чистилище.

Царь

Так что же,

Ты думаешь, Патрик, что, вопреки

Высокому рожденью, я, смутившись,

Как женщина, затрепещу от страха?

Ответьте, кто из вас войдет в пещеру?

Молчишь, Филипо?

Филипо

Государь, боюсь.

Царь

Ты, капитан?

Капитан

Одно названье этой

Пещеры наполняет душу страхом.

Царь

Ты, Леогарио?

Леогарио

О, государь,

Нельзя хотеть, чего не хочет небо.

Царь

О, низость! Трусы, подлые рабы!

Вы недостойны меч носить, вам нужно

Надеть скорее бабьи украшенья!

Так я же сам, презренные, войду,

Разоблачу я первый эти ковы

Христианина, чары колдуна.

Смотрите на меня, мой дух бесстрашен,

Передо мной бессилен Бог его.

(Эгерио идет к пещере и, при вступлении в нее,

проваливается с грохотом; из нее выбрасывается

пламя и слышится множество голосов.)

Полония

О, ужас!

Леогарио

Что за диво!

Полония

Что за чудо!

Капитан

Из самых недр земных исходит пламя!

(Уходит.)

Леогарио

Я видел, оси неба сотряслись.

(Уходит.)

Полония

То небеса свой гнев освободили.

(Уходит.)

Лесбия

Земля дрожит и ветер стонет.

(Уходит.)

Патрик

Боже,

Твои враги тобой поражены.

(Уходит.)

Филипо

Кто будет столь глубоко безрассуден,

Чтобы вступить в чистилище Патрика!

(Уходит.)

ХОРНАДА ТРЕТЬЯ

Улица. - Ночь

СЦЕНА 1-я

Паулин, одетый в шутовской солдатский

костюм, и Людовика, погруженный в раздумье.

Паулин

Когда-нибудь должно было случиться,

Когда-нибудь я должен был спросить

О том, что я хочу узнать. Послушай.

Я вышел из своей лачуги, помнишь,

Чтоб показать тебе дорогу к морю,

И проводил до пристани тебя.

Там ты опять мне повторил, что только

Два выбора есть у меня: идти

С тобой или убитым быть тобою.

И так как ты мне предоставил выбор,

На большем я из зол остановился:

С тобою быть. Куда бы ни пошел ты,

И я, как тень, иду. И сколько стран

Мы обошли! В Италии мы были,

В Испании, во Франции, потом

В Шотландии и в Англии, ну, право,

Такой далекой нет земли, чтоб ты

Не устремился к ней. И после этих

Бесчисленных скитаний мы вернулись

В Ирландию. Я, Паулин, - увидя,

Что бороду себе ты отрастил,

И волосы, и изменил свой голос,

К тебе взываю: что за основанье,

Чтобы такой затеять маскарад?

Весь день сидишь в гостинице, а ночью

Пускаешься на тысячу проделок

И безрассудств, забыв, что мы вернулись

В страну, где все теперь переменилось,

И ничего нет так, как было прежде.

Эгерио погиб, ему на троне

Преемницею Лесбия осталась.

Полония...

Людовико

Не говори о ней,

Не убивай меня, не рань смертельно

Упоминаньем имени ее,

Рассказом о событии, что может

Меня заставить к крайностям прибегнуть.

Я знаю, умерла она.

Паулин

Мне это

В гостинице рассказывал хозяин.

Он рассказал мне также, как ее

Убитою нашли, и как...

Людовико

Молчи.

Я не хочу об этой смерти слышать,

Я не хочу оплакивать ее.

Паулин

Он мне сказал еще, что вся страна

Оставила язычество, и всюду

Теперь здесь христианство. Дело в том,

Что некто, называемый Патриком,

Теперь уже умерший...

Людовико

Как? он умер?

Паулин

Так мне сказал хозяин.

Людовико (в сторону)

Плохо ж я

Исполнил обещанье.

(К Паулину.)

Продолжай.

Паулин

Он возвестил им свет Христовой веры,

И чтоб они уверовали в вечность

Души, открыл им некую пещеру,

И что за ужас в ней, - послушать страшно!

Людовико

Я знаю. Слышал. При одном рассказе

Душой такой овладевает ужас,

Что волосы встают внезапно дыбом.

Там ежедневно видят чудеса.

Паулин

Но ты ни с кем не видишься, ты вечно

Сидишь теперь средь ужасрв и страхов

Наедине с тоской своей, И значит

Не мог ты видеть этого и слышать.

Не в том, однако, дело. Разреши,

Прошу, мои сомненья, расскажи мне,

Зачем мы здесь.

Людовико

Отвечу по порядку.

Когда тебя я из дому увел,

Намереньем моим сокрытым было

Убить тебя и труп оставить в поле.

Но я решил, что будет лучше, если

Возьму тебя с собой, чтобы впредь ты был

Товарищем моим и верным другом,

Чтоб мог того избегнуть я, чего

Боялся: до того дойти, что не с кем

Мне будет говорить. И, наконец,

Отправившись со мной, ты становился

Моим сподручным. Помнишь, Паулин,

Мы были в разных землях, и ни разу

Не чувствовал ни в чем ты недостатка.

В ответ на твой вопрос, зачем мы здесь,

Узнай, что я хочу убить злодея,

Что некогда нанес мне оскорбленье.

И потому, так тщательно скрываясь,

Я изменил одежду и наружность.

И умертвить его хочу я ночью,

Ввиду того, что здесь, во всей стране,

В могуществе никто с ним не сравнится.

Теперь, тебе свою доверив тайну,

Я расскажу, зачем мы здесь сегодня.

Три дня тому назад, переодетый,

Я прибыл в этот город, как ты знаешь,

И вот две ночи, как закутан в плащ,

Искал врага на улице и в доме,

Где он живет, но дважды, неизвестный,

Закутанный до самых глаз плащом,

Приблизясь, помешал мне это сделать.

Меня он подзывает, но едва

Я подхожу, он тотчас исчезает

С такой непостижимой быстротой,

Как будто бы его уносит ветер.

Я взял тебя нарочно с тою целью,

Чтоб он не мог сегодня ускользнуть,

Когда захочет вновь сюда явиться.

Стеснивши с двух сторон его, узнаем,

С кем мы имеем дело.

Паулин

С двух сторон?

Людовико

Ну, да, нас двое.

Паулин

Я никто.

Людовико

Никто?

Паулин

Совсем никто, и даже неспособен

Сойти за половину, если правда

Все, чем меня сейчас ты напугал.

Я с господами призраками? Нет,

Благодарю покорно. Я с почтенным

Чистилищем? О, нет, я никогда

Не путался в дела другого мира.

На это есть достаточно причин.

Пусть тысяча людей меня захочет

Убить, - я убегу от всей толпы,

От одного бежать сумею даже:

И, правда, не безумие ли это,

Не глупость ли, достойная людей

Свихнувшихся, - желать своей же смерти

Из нежеланья тягу дать, меж тем как

Так мало это стоит. Жизнь свою

Ценю я очень. Лучше, если можно,

Позволь, я здесь останусь, а потом

За мной вернись.

Людовико

Вот дом его. Сегодня

Хочу убить Филипо. Посмотрю я,

Угодно ль будет небу дать ему

Защиту, - защитит ли. Здесь постой.

СЦЕНА 2-я

Неизвестный, закутанный в плащ.

Людовико, Паулин.

Паулин

Стоять не стоит. Вон идет там кто-то.

Людовико

Какое счастье, если мне удастся

Отмстить обоим сразу. Прежде чем

Убить Филипо, с этим рассчитаюсь.

Один. Да, это он. Я узнаю

Его походку, может быть, вернее,

Я потому узнал его, что в нем

Есть что-то, что страшит меня, что в душу

Внедряет изумленье.

Неизвестный

Людовико!

Людовико

Уже вторая ночь, как я вас, рыцарь,

Встречаю здесь. Зачем, зовя меня,

Вы в бегство обращаетесь, - желая

Меня увидеть, для чего же вы

Так быстро исчезаете?

Неизвестный

Идите

За мной, и вы узнаете, кто я!

Людовико

Есть кое-что, чем я удержан здесь,

Я должен, вас убив, убить другого.

(Обнажает шпагу.)

Хотите ль вынуть шпагу или нет,

Мои две мести так осуществлю я.

(Ударяет шпагой;

удары приходятся в воздух.)

Но что это! я ударяю воздух.

Отрежь ему дорогу, Паулин.

Паулин

Я резать не умею.

Людовико

Так за вами

Пойду, не уклоняясь ни на шаг,

И я узнаю, кто вы?

(В сторону.)

Но напрасно

Его хочу убить я. Видит Бог,

Как молния, лишь ранит воздух шпага,

Его же я не в силах поразить,

К нему мне невозможно прикоснуться.

(Идет за ним, продолжая ударять его

шпагой, но не будучи в силах

прикоснуться к нему.)

СЦЕНА 3-я

Филипо. - Паулин.

Паулин

Прошу покорно! Чуть один ушел,

(В сторону.)

Другой идет; подумать можно, право,

Что я святой Антоний {1}, - все кругом

Виденья, привиденья. Давай-ка,

Я спрячусь здесь у двери, - он меж тем

Пройдет.

Филипо

О, дерзновенная любовь!

Ты делаешь меня - в любви счастливым,

Даруя мне властительное царство.

Полония в пустыню удалилась

И там живет одна среди утесов,

Гражданкой гор, островитянкой скал.

От царства отреклась она, сказавши,

Чтоб Лесбии престол принадлежал.

И я, не так взволнованный любовью,

Как тайною корыстью, ей служу,

Величество отныне обожаю.

Я подхожу к окну ее и слышу

Бесчисленные нежные слова.

Но что это? Как раз у двери дома

Я ночью натыкаюсь каждый раз

На незнакомца. Кто бы это был?

Паулин

Идет ко мне. Но что же, между прочим,

Влечет ко мне всех этих привидений?

(В сторону.)

Филипо

Скажите, рыцарь...

Паулин

Я не отвечаю

На данный возглас. Это не ко мне.

Филипо

Здесь дом мой.

Паулин

Ваш? Пускай и будет вашим,

Владейте им столетья, и да будет

Он навсегда свободен от постоя.

Филипо

Раз вам необходимо здесь остаться,

В чем воля ваша полная, - прошу вас,

Посторонитесь, дайте мне пройти.

Паулин (в сторону)

Он говорит учтиво и с опаской.

Как кажется, и меж ночных теней

Порою можно видеть мокрых куриц.

Здесь дело у меня, или, вернее,

(К Филипо.)

Мне дела нет. Посторониться можно.

Несправедливо было бы мешать

Тому, кто спать идет.

Филипо

Располагайтесь.

(В сторону.)

И храбрые же призраки здесь бродят.

Когда домой я ночью возвращаюсь,

Какой-то человек ко мне подходит,

Но чуть в него внимательно вгляжусь,

Как раз он на пороге пропадает.

А, впрочем, что мне в том?

(Уходит.)

(Паулин обнажает шпагу и размахивает

ею в воздухе.)

Паулин

Ушел. Теперь

Необходимо вот что! Хладный призрак,

Остановись, не уходи, скажи,

Ты женского или мужского рода!

Нет, видит Бог, убить его не в силах.

Я шпагою лишь разрезаю воздух.

Но если он и есть тот самый рыцарь,

Которого мы ожидаем здесь,

Счастливый же он человек, ей-Богу:

Он спать к себе пошел. Вот - вот опять

Я слышу голоса и звук оружья.

Оттуда шум, бегу, но не туда.

(Уходит в противоположную сторону.)

Другая улица.

СЦЕНА 4-я

Неизвестный, закутанный в плащ. - Людовико.

Людовико

Здесь улица другая; если прежде

Мешало поединку что-нибудь,

Здесь можно встать лицом к лицу свободно,

И так как вас ударить не могу я

Своею шпагой, я хочу узнать,

Кто вы. Ответьте мне сейчас же, кто вы?

Вы человек, иль призрак, или демон?

Молчание? Так я же с вас сорву

Ваш плащ, узнаю...

(Срывает с него плащ и видит скелет.)

Боже, что я вижу?

О, ужас, о, чудовищность, кто ты?

Застывший труп {2}, живущий прах и дым?

Неизвестный

Не узнаешь? Я точный образ твой.

Я Людовико Энио.

(Исчезает.)

Людовико

О, Боже!

Что вижу я, что слышу я, Создатель!

Коснулся до несчастий и теней.

О, смерть моя.

(Падает.)

СЦЕНА 5-я

Паулин. - Людовика.

Паулин

Я слышал громкий возглас.

То голос господина моего.

Я вовремя явился. Господин мой!

Людовико

Чудовище, зачем ты вновь приходишь?

Ты видишь, звуком слов твоих сраженный,

Я побежден.

Паулин (в сторону)

Эге, он помешался.

(К Людовико.)

Какое я чудовище? Я просто

Слуга твой, Паулин, глупец тот самый,

Что за тобой пошел, Бог весть зачем.

Людовико

А, Паулин, со мной случилось что-то,

Такое, что тебя я не узнал.

Но, впрочем, что ж тут странного, когда я

Себя не знаю. Ты, быть может, видел

Ужасного сухого мертвеца,

Умершего, - с душою человека,

Не человека, только грубый остов,

Его костям отказано в одежде

Из плоти, руки холодны, недвижны,

Его нагое тело безобразно,

В глазных глубоких впадинах нет глаз.

Куда исчез он?

Паулин

Если бы его

И видел я, о том сказать не мог бы:

Я в тот же миг упал бы наземь мертвый,

Мертвей, чем он.

Людовико

Смерть овладела мною.

Смерть овладела всем. Дух занялся,

Немеет голос, грудь моя застыла,

В моих ногах я чувствую свинец.

Я видел, как два полюса всей мощью

Нависли надо мной, как на плечах

Я должен был поддерживать их тяжесть.

И мнится, что из каждого цветка

Вздымается, глядит подводный камень,

Из каждой розы смотрит исполин,

Разорвана земли глухая впалость,

Из чрева хочет выбросить она

Всех мертвецов, хранимых ей во прахе.

Я видел между ними Людовико.

О, небо милосердное, сокрой

Меня от самого меня, дозволь мне

Исчезнуть в самом дальнем средоточьи.

Пусть я себя не вижу, ибо сам

Себя не знаю я! Но нет, я знаю

Я знаю, это я был тем безумным

Чудовищем надменности, что даже

На Бога посягнул; да, я - тот самый,

Я совершил так много темных дел,

Что, если б Бог ко мне был справедливым

И мне назначил пытки адских мук,

Чтоб я страдал, пока он будет Богом,

Я в малое вменил бы эту казнь.

Но также знаю я, что преступленья,

Соделанные мною против Бога,

Свершил я против Светлого Творца,

Такого милосердного, такого

Великого, что я могу снискать

Прощенье, если в муке покаянья

Я выплачу грехи мои. Я полон

Раскаянья, о Боже, и чтоб ныне

Представить доказательство того,

Что, став другим, я вновь рождаюсь в мире,

Себя в Твою десницу предаю.

Суди меня судом не правосудным,

Суди по милосердью Своему.

Воззри и укажи мне, о Творец мой,

Какую в покаянье взять мне кару,

Я покорюсь. Что будет воздаяньем

За жизнь мою?

Музыка (за сценой). Чистилище.

Людовико

О Боже,

Что слышу? Эти звуки так певучи,

Они мне представляются лучом,

В них свет небес, таинственно блеснувший

Для грешника любовью состраданья.

В них узнаю внушение Господне,

Хочу вступить в чистилище Патрика,

И набожный, смиренный и покорный,

Сдержу я слово, данное ему,

Его увижу, если только будет

Даровано такое счастье мне.

О, пусть мое решение сурово,

И страшно, потому что выше сил

Противиться всем ужасам и пыткам,

Что демоны грехам уготовляют,

Соделанные мною преступленья

Настолько ж были страшны и суровы.

Врачи, леча опасную болезнь,

Всегда к опасным средствам прибегают.

Поди и ты со мною, Паулин:

Увидишь ты, как в горести я наземь

Повергнусь пред епископом, как я,

Чтобы сильнее был великий ужас,

Все, все грехи открою в громких воплях.

Паулин

Ну, нет, уж если так, ступай один,

Для храбрецов не нужен провожатый,

И никогда не слышал я, чтоб в ад

С лакеем уходили. Лучше снова

Отправлюсь я в родимую деревню

И буду жить в ней мирно, а насчет

Видений там и всяких привидений,

Так мне супруги хватит за глаза.

(Уходит.)

Людовико

Открыто я творил мои грехи,

И пусть открытым будет покаянье.

Пойду как исступленный, громогласно

Крича о преступлениях моих.

О, люди, звери, горы, сферы неба,

Толпа утесов, нежные растенья,

Сухие вязы, - все вострепещите,

Я Людовико Энио, - дрожите

При имени моем, отныне я

Чудовище смирения, - я, бывший

Чудовищем надменности. Я верю,

Надеюсь, что увидите меня

Вы более счастливым, если только

Патрик во имя любящего Бога

Поможет мне в чистилище своем.

(Уходит.)

Лес, в средоточии которого виднеется гора;

с нее спускается Полония.

СЦЕНА 6-я

Полония

О, Боже, мне хотелось бы, чтоб в этом

Пустынном одиночестве мой разум

С Тобою слил все помыслы мои,

И, радуясь быть щедрой пред Тобою,

Хотела б я, о, Господи, чтоб каждый

Из помыслов моих душою был.

Я для тебя хотела бы оставить

Не царство незаметное, а страны

Великие, над пышностью которых

Проходит в блеске царственное солнце,

Идя по многочисленным кругам.

Вот этот домик, скудный и смиренный,

Глухое порожденье этих скал,

Есть для меня как бы восьмое чудо,

Превосходя своим пространством тесным

Величие дворца с его сияньем.

О, лучше видеть первый проблеск дня,

Когда заря в объятиях рассвета

Роняет, плача, капли жемчугов,

И солнце, выплывая, гасит звезды:

О, лучше видеть ночь, когда она,

С высот спускаясь в яркой колеснице,

Нисходит к морю, в волны погружаясь,

Что плещут вкруг Испании; о, лучше

И днем и ночью в гимнах и молитвах

Тебе слагать Немолчные хвалы,

Чем видеть блеск надменности, со свитой

Безумного тщеславия, меж тем как

(Что может быть ужасней?) эта жизнь

Есть только тень мерцаний преходящих.

СЦЕНА 7-я

Людовико. - Полония.

Людовико (в сторону)

Мой дух исполнен твердости и силы,

Он мне велит пещеру отыскать,

Где я найду, как Небо мне сказало,

Желанное спасение, пройдя

При жизни в ней чистилище.

(К Полонии.)

Ответь мне,

О, неземная, - чье жилище здесь,

Пред этим горизонтом, по соседству

С вершиной гор, - ты можешь ли сказать,

Где путь идет к чистилищу Патрика?

Полония

Счастливый странник, ныне возжелавший

Сокровища божественных святынь,

Ни с чем в своем богатстве не сравнимых,

Тот путь я указать тебе могу,

Здесь для того лишь только и живу я.

Ты видишь гору?

Людовико

Вижу

(в сторону)

смерть мою.

Полония (в сторону)

Душа, что ты увидела? О, горе!

Людовико (в сторону)

Она ли это, нет, не верю.

Полония (в сторону)

Он ли?

Не в силах допустить.

Людовико (в сторону)

Полония.

Полония (в сторону)

То Людовико.

Людовико (в сторону)

Это был обман,

Чтоб отвратить меня от правой мысли.

(К Полонии.)

Так продолжай.

Полония (в сторону)

То общий враг людей

Хотел меня смутить обманной тенью.

Людовико

Что ж ты не продолжаешь?

Полония

Продолжаю.

В горе сокрыто чудо, там, внутри,

Но, по земле идя, никто не может

Достигнуть средоточия ее.

По водному пути его достигни,

По озеру ты можешь плыть в ладье.

(В сторону.)

И мстить хочу и жалость мне мешает.

Людовико (в сторону)

Передо мною новое блаженство,

Ее внимаю голос, на нее

Гляжу.

Полония (в сторону)

Веду борьбу сама с собою.

Людовико

Что ж ты не продолжаешь?

Полония

Продолжаю.

Со всех сторон гора окружена

Тем озером глубоким. Но спокойно

Достигнешь ты обители священной,

Что посредине острова стоит.

Там иноки живут, их попеченью

Доверена забота - неусыпно

Беседовать со всяким, кто захочет

При жизни пострадать, - молиться с ним,

Давать ему особые советы,

Узнать его грехи и заставлять

Пройти сквозь целый ряд предупреждений,

Сквозь многие обряды.

(В сторону.)

Пусть же этот

Свирепый враг не льстит себя надеждой,

Что сможет победить меня.

Людовико (в сторону)

Так пусть же

Надежда не отчается моя!

Тягчайший грех свой вижу пред собою,

И манит он меня и завлекает,

Чтоб о вину споткнулся я, - напрасно:

В борьбе с собой себя я покорю.

Полония (в сторону)

С каким врагом опасным я столкнулась!

Людовико

Что ж ты не продолжаешь?

Полония

Продолжаю.

Людовико

Но сократи рассказ свой, потому что

Душа мне говорит, что должен я

Скорей уйти.

Полония

И для меня так важно,

Чтоб ты скорей ушел.

Людовико

Так отвечай мне,

О, женщина, где путь мой сокровенный?

Полония

Никто в сопровождении другого

Отсюда не уходит. Потому

По льдистой сфере озера ты должен

Пройти в ладье, владыкой полновластным

Своих свободных действий. Сядь в ладью,

Она вон там, доверься Богу только,

И быстро путь направь по этой ясной

Поверхности кристальной глубины.

Людовико

Да, в этом жизнь моя! Итак, доверюсь

Ладье. О, что за ужас возникает

В моей душе! Ладья как будто гроб.

И я один отправлюсь в путь по снежной

Поверхности.

(Входит в лодку.)

Полония

Смотри, не возвращайся,

Стремись вперед и будь исполнен веры.

Людовико (за сценой)

Полония, я победил тебя.

Я победил. Твой вид меня не тронул.

Полония

Я победила в этом Вавилоне

Смятение и гнев.

Людовико (за сценой)

Твой призрак ложный,

С правдивостью заемною его,

Меня не покорил, хоть предо мною

Ты видимую форму приняла,

Чтоб я оставил цель свою, утратив

Надежду.

Полония

Ложно страх тебе сказал,

О, бедный духом, страхами богатый!

Нет, Людовико, пред тобой не тень,

А та, кого убил ты; здесь живу я

Счастливее, чем там, где я была,

Счастливая в печальном состояньи,

Людовико (за сценой)

О, если так, душа да скажет грех свой,

Да тяготит над ней ее вина!

Прости мне все грехи мои.

Полония

Прощаю.

Твое стремленье сердцем одобряю.

Людовико (за сценой)

Несу с собою веру.

Полония

Лишь она

Тебя освободит.

Людовико (за сценой)

Господь с тобою.

Полония

Прощай,

Господь с тобою.

Людовико (за сценой).

Да смягчит

Свою суровость Он.

Полония

И да исторгнет

Тебя из этих ужасов победно.

(Уходит.)

Вход в монастырь; в глубине пещера Патрика.

СЦЕНА 8-я

Два инока; потом Людовико.

Инок 1-й

Хоть ветра нет, а волны поднялись.

Должно быть, ныне странник направляет

Путь к острову.

Инок 2-й

Пойдем на берег, взглянем,

Кто сердцем так бесстрашен, что решился

В жилище наше темное прийти.

(Входит Людовика.)

Людовико

Ладью волнам я вверил, или гроб,

Сказать вернее. Кто в своей гробнице

Переплывал через огонь и снег?

Кто, как не я? О, как здесь все красиво!

Как будто бы на праздник свой весна

Созвала целый рой цветов, - и пышных,

И скромных по незнатности своей.

А как печальна та гора, другая!

Они настолько меж собой различны,

Что их контраст взаимный - между ними

Усиливает дружбу. Там поют

Печальные, неведомые птицы,

Внушая страх тоскою горьких жалоб,

Здесь радостные птички навевают

Своим веселым пением любовь;

Там с темных скал срываются потоки

И с ужасом грохочут и кипят;

Здесь тихие ручьи скользят, и солнце

Повторено в зеркальности их вод.

В средине, меж чудовищностью этой

И этой красотой чело свое

Вздымает зданье, полное величья,

Внушая мне смущенье и любовь.

Инок 1-й

Счастливый странник, ныне полный света

Решимости, приди в мои объятья.

Людовико

Скорее здесь, во прахе, я пребуду,

У ног твоих. Вот так. Прошу тебя,

Скажи, как настоятеля увидеть?

Инок 1-й

Он, недостойный, здесь перед тобою,

Скажи мне, в чем твое недоуменье.

Людовико

Боюся, отче, вымолвить, кто я.

Боюсь, что в страхе прочь бежишь, услышав

Мое везде ославленное имя.

О, столь дела чудовищны мои,

Что даже солнце траурною тканью

Скрывает лик, чтоб только их не видеть.

Я мрачное вместилище грехов,

Я бездна, свиток, полный преступлений,

Я мрак, я величайший грешник в мире;

И, чтобы все сказать тебе в одном,

(И здесь меня дыханье покидает),

Я Людовико Энио. Пришел,

Чтобы вступить в пещеру. Если есть в ней

Для стольких прегрешений искупленье,

В ней дух мой да предастся покаянью.

Уж отпущенье я себе снискал,

Епископу Гибернии поведал

Грехи; мое намеренье узнав,

Меня он, полный кротости, утешил

И благосклонно дал к тебе посланье.

(Отдает письмо.)

Инок 1-й

Решение такое, Людовико,

Нельзя принять в один короткий день.

Необходимо все это обдумать,

Побудь у нас здесь гостем; а потом

Дня через два пространно все обсудим.

Людовико

Нет, отче, нет! Не встану от земли,

Пока мне не даруешь разрешенье.

Благоволенье Божие меня

Направило сюда, внушенье свыше,

Не суетность, не гордость, не желанье

Распутать то, что тайной сделал Бог.

Не истолкуй моей мольбы превратно

В ней высшее призвание мое.

Отец мой, милосердия, пощады!

Будь благосклонен к горести моей,

Дай облегченье скорби, утешенье

Моей тоске жестокой.

Инок 1-й

Во вниманье

Того не принимаешь, Людовико,

Что многого ты просишь. Пытки ада

Перед тобой, ты должен их пройти.

Чтоб претерпеть их, мужества не станет.

И многие вошли, о, Людовико,

Туда, но мало кто оттуда вышел.

Людовико

Не устрашат меня угрозы эти.

Я говорю: меня грехи пугают,

Я от грехов очиститься хочу,

Число их превзошло пылинки солнца,

Песок морей. На Бога полагаю

Всю веру, светлым именем Его

Ад побежден.

Инок 1-й

Увидев это рвенье,

Готов тебе я дверь открыть теперь же.

Вот, Людовико!

(Открывает вход в пещеру.)

Людовико

Господи помилуй!

Инок 1-й

Уже поколебался?

Людовико

Нет, но ужас

На миг невольно сердцем овладел.

Инок 1-й

Тебя вторично я предупреждаю,

Коль у тебя причины нет великой,

Коль только ты не думаешь достигнуть

Прощенья прегрешениям своим,

В пещеру не входи.

Людовико

Вот, я уж в ней,

Услышьте громкий голос мой отсюда,

О, люди, звери, горы, небеса,

О, день и ночь, о, звезды, солнце, месяц,

Тысячекратно слово я даю,

Тысячекратно здесь я подтверждаю,

Что пытки претерпеть я жажду, ибо

Так грешен я, что это покаянье

Ничто для искупления грехов,

Иду, чтоб здесь найти мое спасенье.

Инок 1-й

Коль так, иди, и пусть в твоей душе

И на твоих устах пребудет имя

Христа.

Людовико

Да не оставит Он меня.

Господь, Господь! Вооруженный верой

В Тебя, в открытой битве нахожусь

С моим врагом; Твое святое имя

Да ниспошлет победу мне над ним;

Тысячекратно знаменье креста

Я сотворяю. Господи помилуй!

(Входит в пещеру; вход за ним запирают.)

Инок 1-й

Из всех, кто ни вступал сюда, никто

Не обладал таким бесстрашным сердцем.

О, дай ему, Христос, настолько сил,

Чтоб искушенья демонов распались,

О, дай ему, в Тебя, Владыко, верить!

(Уходят.)

СЦЕНА 9-я

Лесбия, Филипо, Леогарио, Капитан, Полония.

Лесбия

Нет, прежде чем туда пойти, куда

Зовут твои нас доводы, мы скажем,

Зачем сюда пришли; мы все хотели

Увидеться с тобой: одно решенье

Мы приняли.

Полония

Идемте; по дороге

Расскажете мне все. Я вас веду,

Чтоб удивились высшему вы чуду,

Какое только видел взор людской.

Лесбия

А мы тебе, Полония, хотели

Сказать одно. Ты пожелала здесь

Жить между гор и сделала меня

Пожизненной наследницею царства;

И я тебе хотела сообщить

Намеренье мое. Твоя пусть воля

Моею будет, жажду повелений,

А не советов. Женщина не может

Решений принимать, а потому

Ей нужно выйти замуж.

Полония

Справедливо

Ты говоришь, и если твой жених

Филипо, я сердечно одобряю.

Моя любовь тебя во всем обяжет,

Тебе даю я вместе с царством мужа.

Филипо

Да будешь жить ты целые века,

Все новые и новые, как солнце,

Что каждый день встречает смерть и снова

Рождается, или как светлый феникс,

Что восстает из своего костра.

Полония

Теперь желанье ваше совершилось,

Так слушайте ж внимательно меня,

Хочу сказать, зачем сюда веду вас.

Есть некий человек, всем вам известный,

Объятый крайним рвеньем, он пришел,

Чтоб отыскать чистилище Патрика

И претерпеть в нем пытки; в ту пещеру

Вступив, сегодня выйти должен он.

И чтобы с вашим страхом изумленье

Сравнялось, я сюда вас привела,

Да узрите святое это чудо.

Я раньше не сказала вам об этом,

Дабы испуг помехой не явился,

Вот почему вы здесь со мной теперь.

Лесбия

Сестра, ты справедливо поступила.

Я рада, хоть и страшно мне.

Филипо

Мы все

Хотим узнать, как много в этом правды.

Полония

Ему, быть может, смелость изменила,

Тогда не выйдет он из тех глубин,

И в этом мы его увидим кару;

А если из пещеры выйдет он,

Мы от него узнаем сокровенность,

Что скрыта здесь, - когда благополучно

Выходит тот, кто так объят испугом,

Что говорить не может, убегая

От всех людей, в пустынные места,

Чтоб быть наедине с самим собою.

Леогарио

Великие неведомые тайны!

Капитан

Мы вовремя приходим. Вон, глядите,

Отшельники, безмолвствуя, в слезах,

Идут открыть угрюмый вход в пещеру.

СЦЕНА 10-я

Иноки приближаются ко входу, ведущему

в пещеру, и открывают его; из нее выходит

Людовико, объятый изумлением. - Те же.

Инок 1-й

О, Господи, открой врата свои

Для наших слез и воплей. Этот грешник

Да победит жестокие темницы,

Где нет виденья лика Твоего.

Полония

Открыли!

Инок 1-й

О, какое утешенье!

Филипо

Смотрите, Людовико!

Людовико

О, Всевышний,

Возможно ли, прошли века; и вновь

Я на земле и вижу свет небесный!

Капитан

Как он смущен!

Леогарио

Как страшно он взволнован!

Инок 1-й

Приди в объятья к каждому из нас!

Людовико

От сердца обниму вас всех. И видя,

Полония, тебя, я стану думать,

Что лишь по милосердью твоему

Моим грехам даровано прощенье.

И ты, Филипо, знай, что я хотел

Тебя убить, подстерегал две ночи,

Но ангел спас тебя от верной смерти.

Прости мою вину. И умоляю,

Дозвольте мне теперь уйти отсюда,

Бежать от самого себя со страхом,

Сокрыться в средоточие земли:

Хочу навек от мира удалиться,

Кто видел то, что видел я, тот должен

Дожить остаток жизни в покаяньи.

Инок 1-й

Итак, во имя Бога, Людовико,

Велю тебе, чтоб ты нам рассказал,

Что видел.

Людовико

Не противлюся такому

Святому повеленью, и чтоб в страхе

Проснулся мир, чтоб не жил человек

Умершим во грехе, и отозвался

На зов мой, - начинаю свой рассказ.

Пройдя сквозь целый ряд предупреждений,

Торжественных и требуемых в деле

Такой глубокой важности, - исполнен

И мужества и стойких упований,

Простился я со всеми, чтоб войти

В пещеру. Дух мой Господу я предал,

И в сердце многократно повторяя

Святые сокровенные слова,

Которых духи тьмы в аду страшатся,

Вступил я на порог и, ожидая,

Чтоб вход замкнули, так и оставался

Один, недвижно, несколько мгновений.

Замкнули, наконец, его, и я

Во мраке ночи темной очутился,

И так глаза о свете заскорбели,

Что я закрыл их: вечно так бывает

С тем, кто во мраке хочет видеть: я

Пошел вперед с закрытыми глазами,

Пока не прикоснулся до стены,

Что находилась прямо предо мною.

Не больше двадцати шагов прошел я,

Идя вдоль той стены, как натолкнулся

На темную скалу и там заметил,

Что в узкую расселину ее

Проходит свет, который не был светом,

Как то бывает в час, когда заря

Едва-едва займется на востоке,

И думает в сомненьи полумрак,

Светает там вдали, иль не светает.

Я повернул налево, осторожно

Ступая по тропинке, и когда

Достиг ее конца, вдруг подо мною

Земля заколебалась, и как будто

Готовый провалиться, зашатавшись,

Я потерял сознание, но тут

Ужасный гром загрохотал во мраке

И пробудил меня от забытья.

Земля передо мной разверзлась, мне

Почудилось, что я низринут в недра,

До центра глубины, и глыбы праха,

И камни, полетевшие за мною,

Моей могилой были. Я упал

И очутился в яшмовом чертоге,

Что создан был умелыми руками,

С искусством, полным знанья и ума.

Раскрылись тотчас бронзовые двери,

И подошли ко мне, числом двенадцать,

Какие-то неведомые люди,

Все в белое одетые, - меня

Приветствуя смиренно и учтиво.

Один из них, по-видимому, старший,

Сказал мне: "Упование свое

На Бога положи, и помни это,

Не падай духом, демонов увидя,

Хотя б они и мучили тебя;

И знай, что если только ты поддашься

Угрозам их иль обещаньям лживым,

Ты навсегда останешься в аду".

Казалось мне, что ангелов я вижу,

А не людей; меня их увещанья

Ободрили настолько, что как будто

Вторично пробудился я! И вот

Вся комната огромная внезапно

Заполнилась видениями ада

И духами мятежными, такими

Ужасными на вид, что их ни с чем

Сравнить нельзя. Один из них сказал мне:

"Глупец, неосмотрительный безумец,

До времени возжаждавший изведать

Возмездие, что ждет тебя, узнать

Заслуженные пытки; если так

Твои грехи велики, что ты должен

Быть осужден, - и, правда, нет тебе

Пред Богом милосердия! - зачем ты

Пришел за осуждением твоим?

Вернись, вернись на землю, чтоб исчерпать

Всю жизнь свою, и, как ты жил, умри.

Тогда приди взглянуть на нас, мы будем

Все в сборе, ад тебе готовит место,

Что вечно сохранится за тобой".

Ему в ответ не молвил я ни слова.

И вот, схватив меня и осыпая

Свирепыми ударами, они

Связали руки мне, связали ноги,

И стали жечь меня, и стали ранить

Стальными остриями, волоча

По спутанным и темным переходам;

Зажгли костер и бросили в огонь.

"Спаси меня, Христос!" - воззвал я с верой,

Бежали злые демоны, огонь

Утих, погас, и вмиг его не стало.

И тотчас увлекли меня к равнине,

Где вместо роз, взамен гвоздики алой,

Взрастила терны черная земля,

Росли волчцы. И ветер, пролетая,

Пронизывал насквозь, - в сравненьи с ним

Казалась вздохом - режущая шпага.

Во впадинах чудовищных пещер

Стонали осужденные угрюмо,

Отцов и дедов громко проклиная.

И столько было муки в голосах,

Произносивших нагло богохульства,

И столько там отчаяния было,

Когда тысячекратно повторялись

Проклятия и вопли без конца,

Что, им внимая, демоны дрожали.

Пройдя, я очутился на лугу,

Цветы там были пламенем, - как это

Бывает в знойном августе, когда

В полях поспеет жатва. И равнина

Была так велика, что глаз нигде

Не находил конца; там возлежали

Толпы людей на ложах из огня;

Один лежал, подвижными пронзенный

Гвоздями раскаленными; другой

Был крепко пригвожден к земле; иные

Лежали, а ехидны из огня

Их внутренности рвали; тот грызет

Зубами землю, бешенством объятый;

Иной готов изгрызть себя в куски,

Чтоб сразу умереть, - и оживает,

Чтоб умирать еще, еще, и снова.

Туда я брошен был рабами смерти,

Но ярость их смирилась и пропала,

Как дым, пред кротким именем Христа.

Пройдя вперед, я новое увидел:

От страшных пыток раненых лечили,

Прикладывая к ранам их свинец

Расплавленный, с пылающей камедью,

Иное прижигательное средство.

О, кто тут в сокрушенье не придет!

О, кто не воздохнет, не возрыдает!

О, кто не вострепещет, усомнившись!

И вот вкруг одного из этих зданий

Сквозь двери и дымящиеся стены

Прорвались ярко полосы огня;

Как будто дом внезапно загорелся,

И пламя выходило, где могло.

"Вот, - мне сказали, - дом увеселений,

Купальный замок женщин тех, что в жизни,

Желаниям бесстыдным повинуясь,

Всем сердцем возлюбили ароматы,

Прикрасы, умащенья и купанья".

Вошел я внутрь и увидал в пруду

Из снега - женщин редкой красоты.

Их множество там было, все дрожали

В воде, среди ужей и змей, что были

Для этих волн - как рыбы и сирены;

Замерзшие их члены были видны

В кристальности прозрачной льдистых вод;

Стояли дыбом волосы и были

Оскалены их зубы. Вышел я,

И тотчас увлекли меня на гору,

Высокую такую, что она

Своим челом, пройти желая небо,

Когда не порвала, то отогнула

Покров небес лазурный. Посредине

Вершины той находится вулкан,

Он дышит и выбрасывает пламя,

Огонь кидает в небо, как слюну.

Из этого вулкана, из колодца,

От времени до времени исходит

Огнистый ток, и в том потоке души,

И выйдут, и войдут, чтобы снова скрыться,

И много их, и много-много раз

Восходят и нисходят эти души.

Подвижный воздух током раскаленным

Схватил меня и, от горы отторгнув,

Переместил внезапно в глубину.

Я вышел из нее, и вот примчался

Другой воздушный ток, неся с собою,

Толпами, легионы сотен душ,

И силою столкнувшихся порывов

Я был перенесен в иное место,

И мнилось мне, что, виденные мною,

Все души здесь собрались, и хотя

Их пытки были здесь еще сильнее,

Они на вид спокойные стояли,

Все с радостными лицами, и воздух

Не оглашали криком нетерпенья,

И в небеса вперив упорный взор,

Как тот, кто ожидает милосердья,

Роняли слезы нежные любви;

И понял я, что это место было

Чистилищем, и так в нем очищались

От прегрешений легких. Не смутили

Меня угрозы демонов, что я

Пройти сквозь все мученья эти должен,

Напротив, я ободрился. И, видя,

Как постоянно мужество мое,

Они мне приготовили возмездье

Страшнейшее из всех, чье имя - ад:

Они меня к реке широкой взяли,

На берегу росли цветы огня,

А по руслу ее бежала сера;

Кишели в ней уродливые гидры

И змеи, как чудовища морские,

И страшно широка была она,

А мост через нее тянулся узкий,

Как линия, не больше, и такой

Непрочный, что, казалось, невозможно

Пройти и не сломать его. Сказали

Мне демоны: "По этой-то дороге

Ты должен совершить свой переход.

Взгляни, как перейдешь; и чтобы ужас

Тебе сказал, - взгляни, как переходят".

Я посмотрел и явственно увидел,

Что все, кто этот мост хотел пройти,

Срываясь, низвергались в волны серы,

И змеи грызли их, и рвали гидры

Когтями их на тысячи кусков.

Я назвал имя Бога - Бог помог мне,

И мужество нашел я, чтоб свершить

Свой переход, и мне не страшны были

Ни волны, угрожавшие мне снизу,

Ни ветер, что свирепо бил меня.

Дошел я до конца и очутился

В лесу, таком пленительном и пышном,

Что я возликовал, и дух отвлекся

Ото всего, что было. Путь лежал

Среди деревьев райских - кедров, лавров,

Здесь бывших на своем достойном месте.

Земля была усеяна цветами,

Гвоздиками и розами, как будто б

То был узорный шелковый ковер,

Зеленый, белый, алый. Светлый воздух

Был полон пенья самых нежных птиц,

Звучавшего и сладостно и грустно,

В созвучьи с многотысячным журчаньем

Кристальных вод ручьев. И вдалеке

Возвышенный возник пред взором город,

Венчало солнце башни и дворцы;

Врата его, из золота, сверкали

Огнями бриллиантов, изумрудов,

Рубинами и горным хрусталем.

Они раскрылись, прежде чем успел я

До них дойти, и вышла мне навстречу

Процессия святых; там были старцы,

И женщины, и юноши, и дети,

И были все объяты ликованьем.

Под звуки сладко-нежных инструментов

Запели Серафимы звучный гимн,

И ангелы ответили им хором.

Вослед за всеми, блеском окруженный,

Пришел Патрик, великий патриарх,

И заключил меня в свои объятья,

За то, что обещанье я сдержал,

Его до смерти раз еще увидел,

И радовались все на эту радость.

Ободрил он меня, и мы простились,

Он мне сказал, что смертные не могут

Войти в прекрасный град, где свет не меркнет,

И мне велел вернуться в этот мир.

Пройдя свою дорогу без помехи,

Вернулся я назад, и злые духи

Не смели прикоснуться до меня,

И только что успел достигнуть входа,

Как вы пришли, чтоб встретить здесь меня.

И так как из опасности я вышел,

Дозвольте, милосердные отцы,

Здесь жизнь дожить мне, смерти ожидая.

Да завершится здесь повествованье,

История событья, о котором

Свидетельствует ясно Дионисий

Картезианец, Генрих Сальтаренский,

Матеус, и Ранульф, и Гейстербах,

Момбрицио, Марко Маруло, Рото,

И Беллярмин, Гибернии примас,

Бенедиктинец Бэда-проповедник,

И Фраи Димас Серпи, и Солино,

И Томас Мессингам {3}, и благочестье