Мой дух в мечтах об облаках,
Не у Ишима обитает.
Я обожаю в городах
Блеск окон, в коих небо тает,
И пух, что кроет тротуар
Небесной белоснежной ватой,
Не тополей репертуар,
Природою своей богатый,
А влажный утренний туман,
Клубящийся всем покалено,
В котором горожанин пьян,
Переставляя ноги ленно.
Осознаю земную твердь,
Иду насильно, заплетаюсь.
Не стопорюсь – мне в помощь жердь,
Но постепенно рассыпаюсь.
Играя гривою в луну,
Свободу лошадь отмечает,
А я в сторонке спину гну -
Не воля это! Отвечаю!
В надежде кутаясь в снегах,
Шагаю к морю – путь далёкий,
Мой дух в мечтах об облаках,
Ко дну морскому тянет ноги.
Наш мир струне подобный,
Натянутый натужно,
И шаг мой в жизни пробный,
В которой нынче душно.
Влачу с собою ношу
В закатную обитель,
Которую не брошу,
На страшную погибель.
Не время друг на друга
Кивать, ропща фривольно.
Закрутит центрифуга -
Возможно, будет больно.
Окажешься понурой,
Как малая лошадка.
Замучен стан культурой -
Поможет лишь отладка.
Не трогай те настройки,
А то струна порвётся.
В угоду шумной стройке,
Ударом отзовётся
По сердцу и по телу.
Вибрация годами:
Судьба по беспределу
Меж струнными мирами.
Угасает закатное пламя,
Спят беспечно берёза и тополь.
Не тревожит меня бычье знамя.
Заграница – как будто некрополь.
Всё стабильно в отсутствии трендов.
На востоке дела утончённы:
Нет ни акций, нет ни дивидендов.
Лишь одною судьбою сплочённы.
Как песчинки в часах замирали,
Так и жизнь во степях стопорилась.
Здесь блюдут честь семьи и морали
Благодать по углам притаилась.
Бешпармаком, казы и шубатом,
Угощаюсь за праздным застольем.
Пополняя казну медным златом,
Всей душой наслаждаюсь раздольем.
Фейерверками полнится небо,
Ослепляя ночами и днями.
Как поэзией, вскормлена хлебом
Вся земля во степи под ветрами.
Я разбитой такой не бывала.
Под холодною желтой луной
Мне приснилась родная дубрава
И звала меня ветвью домой.
Многочисленны праздные ночи,
Маскарады под звуки гитар.
Но слезятся в тоске мои очи,
Жизнь моя – иммигрантский кошмар.
Предпочту своему гардеробу
Не каблук, но сандаль на пяте.
Ностальгия съедает утробу
И тоска роет яму мечте.
Я устала терзаться бесцельно
И с ухмылкою странной лица
Полюбила насмешки всецельно,
Позабыв дом родной и отца.
Обращаются в пепел и сажу
Все мои письмена на столе.
Я золою фигуру измажу,
И пойду танцевать при луне.
Кочевник похожий на степи
С отточенным ветром лицом
Приемлет свободу, не цепи,
Ведомый одним лишь творцом.
Где солнце лучами ласкает
Равнину средь выжженных трав,
Неспешно верблюд горб питает,
Всем телом к кореньям припав.
Как чужды домбре каподастры
В степи вне застав и оков,
Таков и пастух своей паствы -
Номад средь нетленных костров.
Кобыз исполняет былину
О друге двугорбом моём,
Где жив я лишь наполовину…
Рассеян во всём остальном.
Степным скакунам подражатель -
Кочевник, живёт предков чтя.
Бескрайних степей обитатель,
Ветров бесконечных дитя.
Стою на площади Абая,
И незнакомцу руку жму.
Сама себя не постигая,
Поэзию фривольно чту.
Свои стихи – ни чьи другие,
Из уст моих текут как мёд.
"Ведь были схватки боевые
И ран моих касался йод!"
У памятника Кунанбая,
Всё больше сложено цветов.
Нетленен он, любовь земная
Ему дана – удел таков.
Но мне до этого далече -
Мой путь земной не завершен.
Не возглавляю я здесь вече,
В тени мой путь не освящен.
Я наизусть читаю всуе,
Пусть в горле сохнет – мне не жаль!
Аплодисменты, поцелуи…
И позади меня Абай.
Полевых нарву цветов
У заморских берегов.
И спрошу на месте том:
"Где же ты, мой отчий дом?"
Пыль времён и тлен степей,
Сыт не будешь – ешь и пей.
Памяти густой налёт,
Думы ночи напролёт:
Тополиный летом пух,
Стережет стада пастух.
Золотом ложится рожь -
Что посеешь, то пожнешь.
Время старит стан, увы.
Не боюсь долины тьмы.
Возвращаюсь в край родной,
Где под дубом родич мой.
Там ветра сшибают с ног
На приглаженный песок
И остался отчий дом,
Опрокинутый вверх дном.
Ты всё такой же – степи в клочья!
Ветра твои, как ураган,
Гудят повсюду днём и ночью -
Мой необъятный Казахстан.
В родной столице всё возможно -
Дорога тяжкая проста,
Когда блестит в пыли дорожной
Мечеть в степи, что близ моста.
Там золотом подмостки крыты.
Мулла чтёт проповедь для всех.
Ранения от грязи мыты,
И снят долой тугой доспех.
Пугают только лишь конфликты,
В которых гибнут сыновья.
Потомки, изучив реликты,
Возможно, здесь найдут меня.
Я созерцала всё воочью,
Глазами мокрыми от слёз:
Ветра, что точат днём и ночью,
Мой Казахстан – столицу грёз.
Без дела прогулка, без цели шаги,
Песчаные бури, закатное солнце.
А помнишь стрельбу, что взимала долги
У стен лагерей, где лежат незнакомцы?
Впредь марши иные взметают ввысь пыль,
Других голосов слышен стон непрощённый.
Остались заблудшие – сломан костыль.
Характер в ночи, к сожаленью, бессонный.
Отныне историю делаем мы -
Народ, средь которого братья воюют.
Зачем? За кого это всё? Знаешь ты.
За нами вожди компетентно малюют.
Ошибка неволи страшнее измен:
Вина без вины – нет без выхода входа.
Но сердце моё не восстало с колен -
Не чую поныне, что значит "свобода".
Толпа месит пыль, удушая, слепя,
И воздух звериными воплями полон.
Прощать не прошу, не прощая себя.
Шагаю в закат сквозь песок, через гомон.
Мы знаем намеренно, что погибаем,
Во весь рост отстаивая караул
Во ржи Приишимья, что в срок убираем,
И кормим затем весь Целинный аул.
Поля из пшеницы, богатые златом,
Мечтали потомкам деды завещать.
Сыны же ходили с лицом виноватым,
В надежде наследство отцов продавать.
Краюхи не жалко, не жаль каравая,
Лишь только поешь, а затем посевай.
Не сея, не жня, не достигнуть нам рая,
А только придётся освоить раздрай.
Целинные земли считая Эдемом,
Зубилом правлений скололи дары,
Что рожью по полю и нашим эмблемам
Рассеяны были – преданья стары.
Люблю Казахстан необъятной любовью,
Её не поймёт мой рассудок сполна.
Земля кочевая, омытая кровью,
Раскинулась в даль – багровеют тона.
Живём, пред друг другом в труде познаваясь,
И в бедах любых – завещал так Абай.
В единстве с светилом, лишь в даль удаляясь,