Читер

— А больно не будет? — спросил Сеня, хотя знал ответ заранее. Рассказывали. Сегрианец улыбнулся и от этого стал ещё больше обычного похож на лягушку:

— Будет.

Шлем давил на темя, впивался шипами в виски, стягивал нижнюю челюсть. Экран мельтешил разноцветной пургой, и от этого мельтешения разливалась за веками тяжесть, будто сказочный Оле Лукойе раскрывал перед глазами зонтик с самыми погаными сновидениями. Только спать было нельзя.

Сеня нетерпеливо вздохнул:

— Давай уже, начинай. Программа «Быстрый бег». Ну, как договаривались.

Сегрианец пощёлкал синюшными пальцами в воздухе. То ли настройки в своей программе менял, то ли это было проявление его лягушачьих эмоций — хрен поймёшь.

— Обмен, — квакнул он. — Программа на программу. Способность на способность. Выбирай. Без гарантии.

— Какой еще обмен? — удивился Сеня. — Про обмен речи не было. Мне бежать просто надо! Ты это, брат, давай, инс… инсталлируй поскорей, и я пойду. У меня режим, соревнования на носу, все дела. Не тяни.

Сегрианец (Уви, вспомнил Сеня, его зовут Уви) забулькал горлом.

— Пиратская копия. Чистой установки нет. Только вместо другой программы. Что-то убираем. Вместо того, что убрали — ставим «Быстрый бег». Ясно? Без гарантии. Возможен сбой.

Сеня глотнул, при этом ощутив, как врезался в горло ремешок шлема.

— То есть как? Выходит, бегать смогу, но за это не смогу… что-то ещё? Ну, там, не знаю… плавать? Или машину водить?

Сегрианец по имени Уви запыхтел — наверное, смеялся.

— Устройство позволяет выбрать, — гулко, как из цистерны сказал он. — Что убрать, что взамен поставить. Выбираешь. Ставим. Потом, через месяц всё вернётся. Примерно.

Сеня наморщил лоб. Ему вдруг страшно захотелось попить холодной воды и оказаться где-нибудь как можно дальше отсюда. И лучше — сначала оказаться, а потом уже попить.

— Без гарантии, — поспешно добавил Уви. — Возможен сбой.

Сеня и так знал, что риск очень велик. Тоже рассказывали. Программа могла не сработать, могла сработать неправильно, могла вообще превратить носителя в безмозглый овощ. Вокруг сегрианских технологий ходило много слухов, и никто ничего не знал наверняка — даже про лицензированные программы, которые ставили у бонкеров в Интерпланетной клинике. Что, в принципе, неудивительно: один билет на космолёт до Клиники стоил, как Сенина почка. А уж сама установка…

— Ладно, — неожиданно для себя сказал Сеня. — Сбой так сбой, рискну. Что там на выбор? Давай, предлагай.

Уви опять пошевелил пальцами, и экран послушно запестрел разноцветными строчками меню. Буквы все были нерусские и даже неземные. Не буквы, поправил себя Сеня, фразы. У сегрианцев каждый символ — целая фраза. Землянин ни хрена не поймет, там надо кучу оттенков цвета различать, каждый оттенок меняет весь смысл символа, и ещё они пахнут по-разному — вон как от экрана болотом несёт…

— Инсталляция: нейромышечная программа «Быстрый бег», — бормотал Уви. — Деинсталляция: выборочно, опционально. Варианты… Сканирую.

Сеня стиснул зубы. Что-то неслышное и невидимое, но предельно омерзительное проникло ему в голову, наполнило череп гадостным звоном. Казалось, ещё миг — из ушей плеснутся вскипевшие мозги. Он уже совсем решился сдернуть шлем, но тут всё кончилось.

— На выбор, — монотонно затянул Уви, — удаляем одну из способностей. Цветное зрение. Устная речь. Хождение на двух ногах. Образное мышление. Эмпатия. Левитация. Телепортация. Чтение мыслей. Предсказание отдалённых событий. Телекинез. Временной скачок. Астральная проекция…

— Погоди, — поморщился Сеня. — Ты чего несёшь-то? Ну, речь или там на двух ногах — ещё туда-сюда, но атсра… астра… Я этого ничего не умею, ты ошибся где-то.

В ушах до сих пор звенело, и от этого сбивались мысли.

Уви вгляделся в список на экране. Принюхался, раздув мелкие ноздри.

— Ты абориген?

— А ну повтори, — грозно засопел Сеня.

— Родился на Земле? Относишься к виду Homo Sapiens?

— Сапиенс, сапиенс, — Сеня хотел было кивнуть, но шлем кивнуть не дал. Уви развел лапами:

— Ошибок не бывает. Сканер проверенный. Ты это всё умеешь. Либо ещё не умеешь. Но можешь развить.

Было слышно, как в углу подвала что-то капает. Уви потянулся к экрану, втянул отдающий гнильцой воздух и добавил:

— Ещё двадцать четыре способности. Сканирование ауры. Видение радужного тела. Вход в коллективное сознание… Продолжать?

— Хватит, — промямлил Сеня. — А в каком смысле «можешь развить»?

Уви воздел к потолку выпуклые глаза.

— Ваши детёныши от рождения умеют ходить? Читать? Производить инженерные расчёты?

— Наши детёныши от рождения только орать умеют.

— Вот именно, — запыхтел Уви. — С возрастом развиваете прямохождение. Развиваете логику. Речь. А могли бы развить ещё много способностей. Но не делаете этого. Мне говорили, что земляне странные. И ограниченные.

— Но-но, — нахмурился Сеня.

Уви вздохнул, совсем по-человечески:

— Быстрый бег ставим?

— Ставим, — покорно ответил Сеня.

— На что меняем?

Сеня наморщил лоб.

— Что там ты бормотал? Телекинез? Вот телекинез можно убрать.

И, хмыкнув, добавил:

— Телекинезом не пользуюсь.

Уви потянулся к экрану, пробежал по символам пальцами, на секунду застыл, разглядывая возникшие схемы, и нажал сбоку экрана большую кнопку. После этого в подвале стало абсолютно темно. Сеня заволновался:

— Эй, чего это? Электричество, что ли, вырубилось?

— Нет. Электричество в порядке, — с досадой, не сразу ответил из кромешной темноты Уви. — Я не ту способность убрал. Сейчас поправлю.

— Какую ещё способность… — начал Сеня. Опять стало светло, и только тогда он с запоздалым ужасом понял.

— Зрение, — подтвердил его догадку Уви. — Промахнулся. Теперь убираю телекинез. Точно.

Сеня ничего не почувствовал. Впрочем, он всё ещё не мог прийти в себя после эпизода со зрением.

— Ставлю быстрый бег, — произнёс сегрианец.

Боль показалась вначале ерундовой, похожей на обычную ломоту после тренировки. Потом скрутило по-настоящему: ноги взяло судорогой, в позвоночник точно вставили раскалённую проволоку. Сеня закряхтел, сжимая кулаки. «Вытерплю, — с трудом думал он, — и не такое терпели. Вытерплю…» И вытерпел: судороги успокоились, перестало раздирать изнутри спину, даже дышать стало легче. «Ничего особенного», — успел подумать он насмешливо, и тут голову прострелило болью так, что Сеня заорал во весь голос.

— Уже всё, — произнёс Уви. Сеня дышал, как умирающая рыба, выпучив глаза. Внутри черепа царила пустота — ни мыслей, ни ощущений — и страшно было пошевелиться, даже мигнуть, чтобы не вернуть ненароком пережитый кошмар.

— Быстрый бег инсталлирован, — сказал Уви. — Операция закончена.

Сеня глубоко, с опаской вздохнул. Похоже, всё на самом деле кончилось. Правда, он не чувствовал в себе никаких перемен. Даже ногами специально подвигал, ожидая сам не зная чего: легкости там или силы необыкновенной. Нет, всё было в точности, как прежде. Лишь противно липла к спине футболка, насквозь мокрая от пота.

— Можешь идти, — сказал Уви, стягивая с него громоздкий шлем и при этом немилосердно царапая оттопыренные Сенины уши. — Только деньги оставь. Я говорил: инсталляция без гарантии?

— Говорил, говорил, — прохрипел Сеня, слезая с кресла. — Читер. Жулик подпольный.

Отдышавшись, он достал из кармана шортов тугую пачку купюр, схваченную резинкой. Уви цепко принял оплату.

— Сам ты читер, — спокойно проквакал он. — Перед Играми пришёл. Я всё понял. Честные люди к бонкерам идут. В Интерпланетную клинику. На легальную инсталляцию. Только об этом в паспорте штамп ставят. А тебе надо без штампа. И дёшево. Читер ты и есть.

— Много ты понимаешь! — скривился Сеня. — Мне выиграть надо, потому что… Ну, надо, в общем. А, да чего там с тобой говорить, жаба такая.

Он махнул рукой и вышел из подвала, задев макушкой низкую притолоку двери. Вслед неслось пыхтенье сегрианца. Сеня был почти уверен, что это не смех. Эх, дать бы ему, жулику, по зелёному рылу, да боязно: вдруг ещё со всей ихней лягушачьей мафией придётся иметь дело. Ну нафиг.

Снаружи было солнечно, и он на мгновение замер, наслаждаясь золотистым июльским теплом, радуясь, что пережил страшное. На Петроградке стоял обычный летний вечер, от разогретого асфальта шёл запах резины, люди спешили, разворачивали на ходу мерцающие пленки телефонных экранов, с кем-то болтали, смеялись, спорили, курили, жевали — всё без остановки, всё второпях. Поверх домов, бросая тени, плыли увесистые пассажирские коптеры. Над Каменноостровским проспектом блёкло светилась три-дэ надпись: «ДЕСЯТОГО ИЮЛЯ — XX ВСЕЗЕМНЫЕ ИГРЫ ДОБРОЙ ВОЛИ», и ниже: «МИР! ИНТЕГРАЦИЯ! ТЕРПИМОСТЬ! ПОКАЖЕМ НАШИМ ГОСТЯМ МИРНУЮ ПЛАНЕТУ!». «Неделя всего осталась, — подумал Сеня нервно. — Надо бы испытать ноги-то. Вдруг Уви обманул?» Он глубоко вздохнул несколько раз, собрался, как обычно перед бегом, но вдруг пробил такой мандраж, так стало боязно и стрёмно — а ну как не выйдет?! — что Сеня передумал. «Домой поеду, — решил он, — во дворе побегаю. Там хоть никто не увидит… если что». Ещё раз вздохнул, сунул руки в карманы и побрёл к автобусной остановке.

Ему просто необходимо было выиграть. Шансов, если честно, не предвиделось никаких. Когда объявили список, Пингвиныч только рукой махнул: Уэс Диллон, Ченг Пу, Кшиштоф Бойски… И, увидев, как поник Сеня, — засуетился сразу, зачастил скороговоркой: мол, да ты чего, да ты же дебютант, вся жизнь впереди, здесь главное не победа, а участие, заявить о себе, выступить со звёздами, и тэ дэ, и тэ пэ. Сеня послушно кивал, соглашался невпопад, а вместо Пингвиныча, вместо душного спортзала перед глазами стояла Маринка, весёлая и недостижимая, как всегда. Как в тот вечер, месяц назад, когда он впервые, опьянев от смелости, потянулся её поцеловать, а она, легко увернувшись, сказала не то шутя, не то серьёзно: «Вот выиграешь забег — тогда приходи». И отбежала, пританцовывая. Ещё обернулась, крикнула весело: «Только первое место, понял?» И, рассмеявшись, убежала окончательно. А Сеня, хотя мог догнать — спортсмен же! — догонять не стал. Дурак, что ли, за девчонкой бегать. Впрочем, бегай, не бегай, от себя не убежишь. Навсегда с тобой останутся уши лопухами, веснушки на пол-лица и нос кнопкой, а Маринка…

Сеня обтёр потную шею. Жара стояла такая, что над проспектом дрожало марево. Интересно, что бы сделал Пингвиныч, если бы узнал про Уви? Вообще он Гостей не любит, сегрианцев зовёт жабами, бонкеров — мартышками, а лиоритов именует только матерно. Вот ведь как дело обернулось: ждали-ждали контакта с инопланетянами, думали, что прилетят мудрые зелёные человечки, научат вселенским законам и подарят секретные технологии. Ага, раскатали губу — технологии. А про боевые крейсера бонкеров на орбите не думали? А сырьевым придатком для Содружества не мечтали стать? А кучу зелёных мафиози приютить не собирались? А секретные технологии… Ну, технологии, допустим, мы получили, да. Только для нас, простых ребят, не военных и не учёных, они так и остались секретными. Либо оказались жутко дорогими, как те самые операции в Интерпланетной клинике. Одна польза от контакта: мир на всей Земле. Бонкеры на крейсерах с орбиты за этим присматривают. Понятное дело, жутко неудобно выкачивать из планеты всякие полезные ископаемые, когда на планете идут войны за эти ископаемые.

Да, так вот, интересно, что сделал бы Пингвиныч, если бы узнал про то, как его лучший спортсмен перед Играми пошел делать подпольную инсталляцию? Гонял бы по стадиону веником? Публично отрёкся? Застрелил из стартового пистолета? Вообще, простил бы, наверное. Тем более что раскрыть обман не смогут. Наш, земной допинг-контроль такие вещи не засекает, техника слабовата. А мартышки своей техникой делиться отказались. Боятся, черти, что мы разберёмся, что к чему, да сами таких же приборчиков настроим. Кто тогда к ним полетит в клинику за бешеные деньги? Так что, если бы и разозлился Пингвиныч сначала, то сразу после Сениной победы и остыл бы. Победителей не судят — вроде так говорится… О, а вот и автобус. Блин, не успею, надо бы поднажать. Бегом!.. Бегом?!

Уви не обманул — это Сеня понял мгновенно. Ощущение было странным и даже пугающим: он не чувствовал, что бежит. Не пружинили мышцы в икрах, не требовали воздуха лёгкие, не разгонялось сердце. Так бывает, когда летаешь во сне. Но в лицо бил упругий воздух, рвался под ноги тротуар, кто-то позади весело заулюлюкал, а стеклянный куб остановки вдруг оказался совсем рядом. Ещё миг — и остановка скрылась за углом вместе с неповоротливым автобусом, а Сеня всё никак не мог остановиться, бежал вперёд, радуясь своей невероятной силе и скорости. Асфальт весело поддавал в подошвы кроссовок, дома мелькали жёлто-серой лентой, встречный ветерок холодил разгоряченное лицо. Единственное, что мешало счастью — приходилось следить, чтобы не сбить кого-нибудь с ног. Хорошо, что инсталляция прибавила ещё и ловкости, и в последний момент очередного нерасторопного пешехода удавалось как-то обогнуть. Усталости не было: наоборот, бег словно бы придавал сил.

И он бежал. Мрачный подвал, жуликоватый сегрианец с его пыточной установкой, пережитая боль и пересиленный страх — всё это с каждым шагом уносилось назад, оставалось там, где остался прежний Сеня, не знавший счастья лёгкого, нескончаемого бега. «Маринка!» — вдруг вспомнил Сеня. Теперь-то он выиграет гонку. Только если она это серьёзно тогда сказала… Что за фигня, ну конечно, серьезно, может, даже хотела так помочь, чтобы он победил, типа мотивировать, подстегнуть, ну вот, всё вышло как надо, осталось только на дистанции прийти первым, это вообще легче лёгкого, я как комета, как метеор, я быстрее урагана! Вот и к дому уже подбежал. Ай да Уви, ай да лягушка! Сеня нехотя перешёл на ленивую трусцу, дивясь, что дыхание осталось таким же, как до пробежки, словно он прошёл всю дорогу медленным прогулочным шагом. Схватился за старую, в три слоя крашенную ручку двери, потянул на себя, шагнул в густой полумрак подъезда…

И оказался в спортивной раздевалке.

В абсолютно незнакомой, большой, светлой раздевалке. Вокруг было полно людей. Кто-то вполголоса, голова к голове, переговаривался с соседом, кто-то деловито натягивал форму. Рядом высокий парень в красных шортах расправлял скомканный телефонный экран, чтобы позвонить. Сеня машинально попятился, но, вопреки ожиданию, не вышел обратно через дверь подъезда на Каменноостровский проспект, а натолкнулся на некое препятствие. Обернувшись, он увидел, что препятствием был живот Пингвиныча.

— Где тебя носит?! — сиплым от бешенства голосом спросил тренер. — Регистрация кончилась, все переодеваются, старт через полчаса, меня чуть инфаркт не хватил… Где ты был, Семён?

Остатки волос по сторонам головы Пингвиныча стояли дыбом, образуя что-то вроде седых рожек. Сеня раскрыл рот, но ничего не придумал и стал с раскрытым ртом озираться, силясь понять, что происходит.

— А ну бегом на регистрацию, — буркнул Пингвиныч и довольно чувствительно придал Сене ускорение. Окончательно сбитый с толку Сеня потрусил к дверям. По дороге он еще раз обернулся и увидел, как рослый парень, отложив телефон, надевает футболку. На футболке чернела надпись: «DILLON». «Уэс Диллон? — опешил Сеня. — Я что, уже на забеге? Как это?»

У регистрационной стойки он убедился, что догадка его верна. Каким-то образом, открыв дверь собственного подъезда в Петербурге, Сеня очутился в Марселе, на играх Доброй воли. То есть, перескочил на неделю вперёд и на три тысячи километров к юго-западу. Примерно. Разобраться с этим диким фактом Сене никто не дал, поскольку до забега оставалось полчаса, и пришлось спешно проходить сначала регистрацию, потом тут же допинг-контроль — конечно же, обычный, земной, ни на какие сегрианские инсталляции не рассчитанный. Подгоняемый окриками Пингвиныча, Сеня по-быстрому переоделся в форму с рекламными надписями на трёх языках — русском, французском и интерпланетном для Гостей. Вышел на дистанцию, занял место, выровнял дыхание, не переставая тупо удивляться: как же так, только что бежал по Петроградке, был вечер, жара, а сейчас — утро, облачная прохлада, стадион, толпа гудит. И только когда прозвучал сухой выстрел стартового пистолета, Сеня наконец вспомнил, как Уви перечислял способности. Чтение мыслей, предсказание отдалённых событий, телекинез, временной скачок…

Временной скачок! «Да это же сбой, — озарило Сеню. — Тот самый, про который Уви предупреждал. Видно, вместе с быстрым бегом ещё что-то установилось. Или включилось? Вот чёртовы лягушки, напридумывали всякого, что сами разобраться не могут…»

— Беги-и-и!! — истошно заорал со своей скамейки Пингвиныч, и Сеня, спохватившись, ринулся догонять соперников. Сегрианская программа не подвела: всего за несколько секунд бежавшие далеко впереди цветные фигурки приблизились, выросли, поравнялись с Сеней. Он успел услышать тяжелоё дыхание Диллона, ухватил боковым зрением мельканье рук сухопарого Ченг Пу, миновал лидировавшего Бойски, а потом в голове словно бы включилось радио. Множество голосов зазвучало одновременно на разных языках, и владельцы этих голосов, кажется, были очень сердиты. Первый гневно кричал, второй с презрением цедил слова, третий визгливо чего-то требовал, и вдруг Сеня без всякого перевода понял, что сердятся они именно на него. «Моя победа! Только моя, не твоя!» «Наверняка под допингом, чертов читер!» «Стой! Не имеешь права! Я самый лучший!» «Догоню! Догоню! Ещё немного, и догоню!» И ещё, и ещё, и всё это — о нём, о Сене. «Телепатия включилась, — с возрастающим ужасом понял он. — Ну, спасибо, Уви, гад земноводный! Что же дальше-то будет?!» Сеня рванулся вперёд, наращивая скорость, чтобы оторваться от соперников, оставить позади их гневные кричащие мысли. Сообразил тут же, что бежит слишком быстро, судьи могут заподозрить неладное. Бросил взгляд на трибуны. И увидел такое, что заставило его забыть про Уви, про сбой и даже про саму гонку.

Трибуна была полна звёзд. То есть, она была полна людей, и Сеня их ясно видел, но в то же время видел, что каждый из них — сияющая, невозможно прекрасная звезда, величественная и огромная. Тем удивительнее было, что никто из людей не подозревал о собственном сиянии. Мысли, которые Сеня теперь отчётливо слышал, были совсем не звёздными: думали о деньгах, поставленных на гонку, о домах, автомобилях, правительстве, налогах, о рогаликах и кофе с молоком, о дождливой погоде и строгом начальстве. Каждый (вдруг понял Сеня) мог в любой момент осознать свою звездную сущность, разгореться, сотворить новый, чудесный мир, или сделать этот, уже существующий мир, лучше и правильней. Каждый (понимал Сеня) был вечным, безначальным и бессмертным, мог плыть по течению времени, как по реке, в будущее или прошлое, или оставаться в настоящем, продлевая крохотный миг на целые эпохи. Каждый (и Сеня в том числе) мог объединиться со всеми остальными, занять место в хоре из миллиарда голосов, и при этом петь неповторимую песню. Но никто об этом не знал. Занятые только собой и своими мелочами, они собрались здесь, смотрели на забег и ждали того, кто займёт первое место.

И ещё Сеня видел, что на трибунах нет Маринки. Больше того, её нет в Марселе, она сидит дома, в петербургской квартире, болтает по телефону с подругой. Не смотрит гонку и не гадает, кто выиграет, потому что равнодушна к спорту. И к Сене она равнодушна. Те слова про победу были шуткой, Маринка забыла про сказанное через пару минут. Она не будет с ним, даже если он победит в каждом состязании на Всеземных играх. Да это и к лучшему: Маринка — вовсе не та, какой кажется Сене… то есть, казалась ещё пять минут назад, до того как включились все скрытые программы. Ни она, ни сам Сеня не готовы быть вместе, их ждёт только разочарование. Но однажды, если и он, и Маринка изменятся, станут мудрее и опытнее, у них будет возможность стать чудесной парой. Когда это произойдёт? Не важно: и будущее, и прошлое, и вероятное, и сбывшееся — всё это очень близко, грань между ними зыбка и легко устранима. Всё проходит, всё повторяется. У каждого человека есть много шансов сделать жизнь честной и правильной, стать лучше и умнее. И когда-нибудь каждый поймёт, что он — яркая звезда.

Звезда, а не читер.

Трибуны качнулись и расплылись. Сеня пришёл в себя и обнаружил, что всё ещё бежит. Обернувшись, он снизил темп, а потом и вовсе замедлился до простой ходьбы, позволив тем, кто остался позади, нагнать себя. Трибуны зашумели, а он сошёл с дорожек на газон и спокойно смотрел, как приближается невозмутимый Ченг Пу, как бежит в полуметре за ним Диллон, как яростно вскидывает голени отстающий Бойски. Проводив взглядом последних бегунов, он сел на колко подстриженную траву, вытянул нисколько не уставшие ноги и стал ждать. Ожидание было недолгим: через пять минут толпа ликующе взревела, громоподобный голос объявил о победе — выиграл всё-таки Диллон — и на стадион потянулись люди. Сверкали фотовспышки, мельтешили разнокалиберные флаги, гудели репортёрские коптеры. «Пойду, что ли, переоденусь», — решил Сеня, поднялся и увидел, что от трибун к нему идёт Пингвиныч. Тренер шагал неторопливо, и было заметно, что он прихрамывает: видно, растревожилась старая травма, как всегда в сырую погоду. Сеня побрёл навстречу. От неловкости он не знал, куда деть руки, и обхватил себя за локоть.

— Ты почему остановился? — подойдя, спросил Пингвиныч. Сене было очень жаль старика, но он не мог ничего поделать. Не мог даже ответить на вопрос. Вернее, мог, но это расстроило бы Пингвиныча ещё больше.

— Простите, — сказал он искренне. — Это просто сбой.

— Какой еще сбой? — сморщился тренер. — Сбой у него…

— Простите, — ещё раз сказал Сеня.

— Да что мне твоё «простите»? — Пингвиныч вдруг сверкнул глазами и зашипел, надвигаясь на Сеню. — Ты у себя прощения проси, ты же осрамился на всю планету, крест на карьере поставил! Дурак, щенок несчастный! Всё, всё прогадил! Ух-х, я тебе…

Пингвиныч замахнулся старческим рябым кулачком. Сеня — хоть был выше и шире в плечах — отшатнулся, выставил для защиты ладони…

И очутился в кресле перед экраном. Шлем давил на голову, колол виски шипами, стягивал нижнюю челюсть. На экране плясала разноцветная метель. Где-то в дальнем углу подвала капала вода. Сеня мигом всё понял и задёргался в кресле, пытаясь высвободиться.

— Подожди! — заорал он. — Стой!!

Экран заслонила большая голова сегрианца. Уви пощёлкал синюшными пальцами, издал сложный лягушачий звук и сдёрнул шлем с Сениной головы, больно зацепив оттопыренные уши. Сеня скатился с кресла и отпрыгнул на пару шагов для пущей безопасности.

— Временной скачок, — пропыхтел он. — Ты мне лишнего установил. Много всего.

Уви внимательно осмотрел шлем, потом перевёл взгляд на Сеню. Глаза его забавно выпучились, потом еще забавнее сузились.

— Всё-таки случился сбой, — констатировал он. — Я же говорил: без гарантии. И чего теперь?

— А ничего, — уже спокойнее произнёс Сеня. — Я передумал. Не надо мне быстрого бега.

Уви смотрел на него, надувая горло.

— И вообще ничего не надо, — добавил Сеня смущённо. — У меня, оказывается, всё есть.

— Ну и хорошо, — сказал Уви и опять щёлкнул пальцами. — Только денег не верну, учти.

— Каких денег… — начал было Сеня и осёкся. «Ну да, — подумал он, — всё верно. Я ему уже заплатил. Хотя как это? Я же платил тогда, когда еще не знал, а это уже после того, как сейчас… Тьфу ты, запутался. Да и хрен с ним».

— Это временной парадокс, — объяснил Уви.

— А-а, — уважительно отозвался Сеня. — Понятно.

Ему было ничего не понятно, но всё это совершенно не имело значения. Когда-нибудь он станет звездой. Когда-нибудь мы все станем звёздами. И Маринка, и Пингвиныч, и даже, наверное, Уви. Надо только об этом помнить.

— Тебе пора, — квакнул сегрианец. — Иди давай.

— Иду уже, — улыбаясь, откликнулся Сеня.

И телепортировался на улицу.