Что известно о Терри Конистон?

Глава 7

Спальня Карла Оукли находилась почти напротив офиса Коннистона. В половине десятого Оукли отправился к себе. Было рано, но вечер выдался уж слишком напряженным. Извинившись, он покинул гостиную. Коннистон вышел с ним, заявив, что ему еще надо просмотреть кое-какие документы. Остановившись у двери офиса, он сказал:

— Не выношу этого сукиного сына.

— Тогда вышвырни его, — раздраженно отозвался Карл.

— От него не так-то просто избавиться. Луиза взорвется. Он ее гость — не мой.

— Почему ты ей это не объяснишь? Только скажи, что ты его не выносишь.

Коннистон покачал большой головой:

— Ты не представляешь, какую она закатит истерику, начнет жаловаться, что я...

В офисе зазвонил телефон. Раздосадованный, что им помешали, Коннистон чертыхнулся, шагнул в офис, схватил трубку и рявкнул:

— Да?

«Разве так отвечают на звонок? — подумал Оукли. — Нет, Эрл явно разваливается». Он уже хотел повернуться и уйти, но тут заметил, как лицо большого человека изменилось и побледнело. Коннистон как-то странно осел, прижимая трубку к уху. Глаза его округлились, рот открылся, рука судорожно сжала край стола. В следующую секунду, прикрыв микрофон ладонью, Коннистон прошипел:

— Параллельный. Быстро!

Оукли бросился в свою спальню, поднял трубку параллельного аппарата и услышал какой-то странный, будто запись на старом фонографе, голос Терри: «...имеет оружие. Один из них хочет убить меня, потому что я могу их опознать. Пожалуйста, папочка».

Продолжительное время в трубке ничего не было слышно, хотя связь не прерывалась. Затем слух Оукли взорвал напряженный, невозможно громкий крик Коннистона:

— Алло? Алло?

Ему ответил холодный, почти механический голос:

— Я дважды прокрутил вам пленку, мистер Коннистон. Надеюсь, вы все поняли?

— Ты гребаный ублюдок, — выдохнул Коннистон. — Чего ты хочешь?

— Денег, мистер Коннистон.

— Кто ты?

— Мне нравится думать о себе как о налоговом инспекторе или о ком-то вроде того. Отнимаю деньги у людей, у которых их слишком много...

— Кто ты?

— Перестаньте, мистер Коннистон! Вы ведь не ждете ответа на этот вопрос, не так ли? Бросьте тянуть время, вам все равно не удастся выяснить, откуда я звоню, уж поверьте. Итак, я хочу полмиллиона долларов наличными. Соберите их завтра и ждите дальнейших инструкций. Только не раздражайте меня, помечая деньги. Никаких инфракрасных чернил, последовательных номеров, радиоактивного порошка. Я знаю все эти штучки получше, чем вы, и знаю, как их обнаружить. Ваша дочь будет освобождена только тогда, когда я удостоверюсь, что деньги чистые. Я понятно говорю?

— Вряд ли я смогу собрать столько наличными завтра. Ты дурак.

— Захотите — сможете.

— Пятьдесят тысяч, может быть. Не больше.

— Вы что, хотите поторговаться? Ведь речь идет о жизни Терри. Ну-ну! Цена продавца полмиллиона долларов.

— Пьяница тоже хочет десятидолларовое шотландское виски, но довольствуется и вином за сорок девять центов.

Слушая, Оукли не верил своим ушам. Должно быть, Коннистон сошел с ума. Пульс загрохотал в его висках, он сжал трубку так, что заболели суставы.

Между тем мужской голос в трубке продолжал:

— Ваше мужество не делает вам чести, мистер Коннистон. Это от незнания. Когда вы успокоитесь, то будете вынуждены согласиться.

— Слушай, ты! — проревел Коннистон.

— Дайте мне закончить.

— Нет. Это ты дашь мне закончить. Если повредишь хоть волосок на ее голове, я потрачу все до последнего цента, но увижу тебя мертвым. Ясно?

— Конечно. Не беспокойтесь. С нею все будет в порядке, если выполните мои требования. Договорились?

— Ты слишком много просишь, это невозможно.

— Не попросишь — не получишь. Вы все сделаете так, как я хочу, мистер Коннистон.

— Подожди! Как я узнаю, что она все еще жива? Как я узнаю, что вы не убили ее после записи?

— Конечно, я ждал, что вы об этом спросите. Ну, наверное, у вас найдутся вопросы, на которые только Терри знает ответы. Задайте их мне, я ей передам, мы ее запишем, а когда я позвоню вам насчет того, как передать выкуп, прокручу пленку. Удовлетворены?

— Не очень. Я хочу...

— Кому какое дело, что вы хотите? — Голос показался Оукли вязким, будто медленно текущая нефть. — Хватит бормотать, задавайте ваши вопросы.

— Ладно, что она мне сказала, когда я построил бассейн? — проговорил Коннистон как-то униженно, словно побитый. — И еще спросите, как я всегда ее называю.

— Идет. Только смотрите, чтобы никакого ФБР, никакой полиции, никого. Ясно? Я замечу любых ищеек, вынюхивающих вокруг, и тогда вы никогда не увидите вашей дочери. Собирайте деньги. Завтра к вечеру получите от меня известие.

Раздался щелчок.

Оукли опустил трубку и, как сомнамбула, пошел в офис. Коннистон все еще держал телефонную трубку в руке. Когда Карл вошел, он потянулся через стол, чтобы выключить магнитофон, который установил шесть месяцев назад, чтобы автоматически записывать все телефонные разговоры. Это было еще одно из проявлений его развивающейся паранойи.

— Свяжись с Орозко, — попросил Эрл каким-то ломающимся голосом.

Оукли взял трубку из его рук и положил ее на рычаг:

— Давай вначале поговорим.

— Свяжись с Орозко. Поговорить успеем.

Оукли подумал, что вреда не будет, если он позвонит Орозко, поэтому тут же по памяти набрал код города и номер. На четвертый гудок ему ответила женщина.

— Мария? Карл Оукли. Es necesario que yo hable con Diego, pronto por favor[1].

— Seguro que si momento[2].

Оукли услышал, что где-то в доме Орозко вопит младенец. Ожидая, он незаметно следил за Коннистоном. Большой человек разминал суставы, глаза его полыхали огнем, подобно фейерверку.

— Привет, Карл. Com' esta?[3]

— Диего, не мог бы ты подъехать прямо сейчас на ранчо Эрла Коннистона?

— Ночью?

— Да. Найми самолет.

— Понятно. Я-то надеялся сегодня хорошенько отоспаться, но, должно быть, что-то срочное?

— Такое же срочное, как мой звонок.

— Ладно. Предъявлю огромный счет.

— Только найди самолет. Будем ждать тебя через пару часов, я пошлю кого-нибудь зажечь огни на посадочной полосе.

— Хорошо. До встречи!

Оукли положил трубку и набрал трехзначный номер на внутреннем телефоне. Как только в сторожке ответили, распорядился осветить взлетное поле и встретить с джипом Орозко. Закончив разговор, повернулся к Коннистону.

Глаза Эрла напоминали два выжженных на ткани отверстия.

— А вдруг они наблюдают за ранчо? Увидят самолет и подумают, что это ФБР?

— Ты хочешь, чтобы я перезвонил Орозко и отменил встречу?

— Нет. Черт с ним! Мне нужно выпить. — Коннистон выбежал за дверь. Из холла донесся его голос: — Не отходи от телефона!

Оставшись один, Оукли задрожал. Затем в ярости от своей беспомощности в клочки изжевал сигару. Ему хотелось биться головой об стол, об стенку, крушить кулаками все, что ни подвернется под руки.

Коннистон вернулся с двумя высокими бокалами, полными виски со льдом. Один протянул Оукли, и тот взял его без слов. Громко хрустя, Коннистон разгрыз ледяной кубик, словно собака кость. Оукли наблюдал за ним с любопытством. Сделав пару глотков, Коннистон прошел к своему креслу, сел, поставил оба локтя на стол и сплел пальцы — ну прямо образец рационального спокойствия. Каким-то непостижимым образом за короткое путешествие к бару и обратно он сумел взять себя в руки и теперь выглядел, как обычно в моменты, когда ему приходилось принимать деловые решения, — вдумчиво взвешивающим все проблемы, непоколебимым, уверенным в себе. И это испугало Оукли больше, чем если бы ошеломленный отец впал сейчас в панику.

— Думают, они меня сломали, — медленно проговорил он. — Гребаные террористы полагают, что это им удастся. Нет, не смогут!

— Черт возьми, смогут.

— Нет! Не на того напали. Рассчитывают, что я не сумею их прижать?

— О чем это ты?

— Решили, что могут об меня вытереть ноги.

Оукли не на шутку встревожился:

— Сейчас надо побеспокоиться не об этом. Нам есть над чем подумать. Утром придется собрать фермеров и торговцев. Надо придумать какое-нибудь разумное объяснение, зачем нам понадобилось так много непрослеживаемых наличных. Лишь бы у них нашлось столько на руках...

— И заплатишь ублюдкам?

— Ради бога, Эрл, разве у нас есть выбор? Конечно, мы заплатим.

— Неправильно, — резко произнес Коннистон, глядя прямо на Оукли. — А что, если мы откажемся?

Теперь и Оукли уставился на него:

— Об этом даже нечего думать.

— Как знать? Давай обсудим.

— К черту, Эрл! Нам все равно придется заплатить. Ведь Терри...

— Не суди поспешно, Карл. Остановись и подумай. Ну что будет, если мы откажемся платить?

— Как ты вообще можешь об этом спрашивать?

— Чтобы услышать твой ответ.

— А сам-то ты как думаешь, что произойдет? Ради бога, все так же просто, как дважды два!

— Считаешь, они ее убьют?

— Конечно, убьют!

Коннистон покачал большой головой. Его опухшие глаза полыхали.

— Нет, если только не намеревались это сделать в любом случае. Понимаешь меня?

— И не пойму. Это какой-то бред, Эрл.

— Я вот о чем, — размеренно проговорил Коннистон. — Все зависит от того, убийцы ли эти ублюдки. Если убийцы, они убьют ее независимо от того, получат выкуп или нет, — она же видела их лица. А если не убийцы, их угроза — блеф.

— Может быть, — неохотно протянул Оукли. — Но как ты можешь так рисковать?

— Ты все же не ухватил мою мысль, — раздраженно пробормотал Коннистон. Но, взяв себя в руки, спокойно продолжил: — Наша цель — спасти Терри, правильно? А потому не стоит делать того, о чем они просят. Пусть выбирают между деньгами и свободой. Как по-твоему, что они предпочтут? Давай это проговорим. Завтра они мне позвонят. Я начну с того, что сообщу им о моем безграничном богатстве. Затем предложу: они отпускают Терри, она возвращается домой невредимой, а я все забываю. Они окажутся перед выбором — или ее убить, или дать ей сбежать. Так вот, пусть осознают, если предпочтут первое, я ни перед чем не остановлюсь, чтобы увидеть их мертвыми. Не важно, сколько долларов на это потребуется, но сделаю все, чтобы их найти, схватить и предать смерти, причем самым болезненным и медленным способом, какой только можно вообразить. Вот скажи, если бы тебе предложили два таких варианта, что бы ты выбрал?

Оукли в отчаянии посмотрел на него:

— Неужели ты действительно можешь рискнуть жизнью Терри?

Щеки Коннистона покраснели.

— Проклятье, Карл! Все-таки ты меня не понял. Этот риск намного меньше того, с которым столкнулась Терри. Постарайся это понять. Ведь нет никакой гарантии, что они сдержат слово после того, как получат выкуп. Мы не в состоянии обеспечить безопасность Терри независимо от того, заплатим или не заплатим. Поэтому лучше всего попробовать испугать это дерьмо. Страх — отличное оружие против террористов. Ничто другое так не сработает. Господи, Карл, неужели ты не видишь? Мне не жаль денег. Я хочу одного: чтобы Терри жила, и верю, что это самый мудрый путь ее спасти. Когда сталкиваешься с двумя опасностями, надо выбирать наименьшую.

— По-моему, ты сам не веришь в то, о чем говоришь.

— Должен верить.

— Ты что, маньяк?

— Тебе не удастся меня заткнуть, Карл. И не пытайся! Я заставлю тебя понять, что...

— Не заставишь, и немедленно прекрати! Ты рассуждаешь так, словно имеешь дело с конкурирующей корпорацией бизнесменов, с которыми можно вести разумный диалог. Слышал этот голос по телефону? Это же человек из другого мира! Разум бессилен против психопатов. Этот тип с детства был обделен способностью отличать хорошее от плохого. Мы имеем дело с жестоким чудовищем, не ведающим, что такое страх.

— Возможно. Но если ты именно это уловил в его голосе, тогда он в любом случае убьет Терри. Его не остановит получение выкупа.

Оукли откинул голову и влил в себя виски. Ледяные кубики в бокале, устремившись вперед, холодили его верхнюю губу.

— Ладно, — проговорил он обессиленно. — Предположим, ты так и поступишь, и они расправились с Терри. Предположим, ты потратил все до последнего цента, чтобы их засечь и убить. А что дальше, Эрл?

— Это меня не волнует.

— Но ведь ты не можешь не думать о последствиях. Тогда уже не им, а тебе придется чертовски долго защищаться...

— Единственное, что для меня сейчас имеет значение, — это Терри. Плевать на будущие обвинения и оправдания. — Коннистон схватил стоящий на столе запотевший бокал и тоже его допил. Глаза его стали совсем мрачными, властная маска на лице осела, но на ее месте появилась другая — олицетворяющая упрямство и решительность; большая челюсть воинственно выдвинулась вперед, рука на столе сжалась в кулак.

— По крайней мере, прежде обговори все это с Луизой, — посоветовал Оукли.

— Зачем? Она все равно примет твою сторону, а меня попытается отговорить.

— Думаешь, не согласится с тобой?

— Конечно.

— Почему?

— Автоматически, из-за сентиментальности и традиции. Ведь как принято при похищении? Платишь выкуп, и волшебное спасение ребенка обеспечено. Она знает наизусть «Отчаянные часы», но ничего не смыслит в реальной жизни.

— Реальность — это психопат, приставивший дуло к голове твоей дочери, — вздохнул Оукли. — Не только Луиза, но и никто на целом свете не поддержит твой сумасшедший план. И сколько ты думаешь найти людей, чтобы...

— Проклятие! — оборвал его Коннистон. — Я не собираюсь проводить народный опрос!

— В конце концов, ты будешь говорить с Луизой или нет? Или прибережешь на самый конец сказать, что случилось?

— Она не мать Терри.

— Она твоя жена.

Коннистон вскочил и оттолкнул ногой кресло.

— Хорошо, я подумаю. — Потом обошел вокруг стола. — Пойдем со мной! Хочу, чтобы ты был со мной, когда я буду это ей говорить.

— Думаешь, это умно?

Коннистон как-то странно посмотрел на Оукли и пробормотал:

— Было время, когда мне казалось, я знал, что такое мудрость. Пошли! — И он распахнул дверь.

Ноги не слушались Карла. Пройдя по коридору, они вошли в гостиную, но она оказалась пуста. В углу горела лишь одна лампа.

— Отправилась спать, — рассудил Коннистон и повернулся.

С внезапной тревогой Оукли поторопился за ним.

Когда они подошли к спальне Луизы, Коннистон без стука распахнул дверь. В эту же секунду Оукли с горечью почему-то догадался, что они сейчас там увидят.

Слабый свет из дверного проема плеснул в комнату и высветил две обнаженные фигуры на кровати. Луиза в тревоге подняла голову; ее рыжевато-коричневые волосы слабо блестели. Комната благоухала духами и шампунем. Оукли стало не по себе, когда Фрэнки Адамс, перекатившись по простыням, вдруг с абсурдным апломбом заявил:

— Боже милосердный, посмотри-ка, кто пришел! Слушайте, Эрл, не злитесь, ведь даже правительство не любит монополий, так? — И он издал какой-то истерический смешок, пробудивший в комнате скрипучее эхо.

Губы Луизы скривились в трусливой полуулыбке. Но как только Коннистон шагнул в комнату, ее лицо застыло от ужаса.

Оукли рванулся вперед, чтобы остановить Эрла, но оказался недостаточно быстр. Тот прыгнул к кровати, столкнул Луизу и обхватил руками тонкое цыплячье горло Адамса. Карл бросился к нему в надежде оторвать его от комика, но Коннистон и Адамс, вцепившись друг в друга, скатились с дальней стороны кровати. Оукли споткнулся о постельное белье, соскользнувшее на пол, и упал на кровать поперек Луизы. Она истерически зарыдала.

В ушах Оукли гремел гром. Высвободив ноги из сбившихся в клубок простыней, он в диком прыжке отпрыгнул от кровати, но задел ботинком о стену и тут же приземлился на одно колено и обе руки. В следующий миг ему удалось схватить лодыжку Адамса, но чья-то нога толкнула его в поясницу, вызвав онемение до плеча. Все что-то кричали. Карл предпринял еще одну попытку разнять мужчин, но тут что-то твердое, возникнув из темноты, — локоть или колено — с силой ударило его в висок.

Его голова качнулась назад; он упал на бок и оказался наполовину под кроватью. Ошеломленный и дрожащий, Оукли с трудом перекатился на спину и увидел дерущихся на фоне открытой двери. Каким-то образом Адамсу удалось разжать хватку Коннистона на его горле, но тот, издав вопль, нанес удар, отбросивший комедианта к стене. Удивительно гибкий Адамс, в свою очередь, акробатически подпрыгнул и голыми ногами толкнул Коннистона в живот. Тот потерял равновесие, упал назад и ударился затылком о медную ножку кровати. Дернувшись, он как-то нелепо осел и растянулся на полу.

Оукли вскочил на ноги. Колени его дрожали. Промчавшись мимо неподвижно лежащего Эрла, он жесткой рукой прижал Адамса к стене.

— Ладно, ладно, — задыхаясь, пролепетал тот, — прекратите!

Луиза, устроившись на локтях и жалобно хныкая, смотрела на подножие кровати.

— Да отстаньте же от меня! — прохрипел комедиант.

Оукли освободил его, опустился на пол рядом с Коннистоном, просунул руку под его голову, чтобы поддержать ее, и почувствовал влажную мясистую впадину. Отдернув руку, он увидел вымазанную кровью ладонь. Спазматически сглотнув, Карл схватил запястье Коннистона. Пульс прекратил биться под его большим пальцем.

— Вызовите доктора! Быстро! — смутно, через вату в ушах, долетел до него голос Адамса.

— Нет, никого не звать! — услышал вдруг Оукли свои собственные слова.

Позже, не раз вспоминая это, Карл спрашивал себя, почему он так ответил?

Когда он встал на ноги, Адамс прошептал:

— Мертв? — А так как ему никто не ответил, простонал: — Милостивый, милостивый Иисусе!

Оукли бросил взгляд на Луизу и уловил на ее лице радостное удовлетворение. Но оно было таким мимолетным, что, должно быть, просто ему показалось.

— Мертв, — ответил он хриплым голосом. И зачем-то повторил: — Мертв.