Susan Coolidge
WHAT KATY DID NEXT
© Батищева М., перевод на русский язык, 2015
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2015
Веселое сентябрьское солнце заглядывало в голубую спальню. Его лучи играли на блестящих волосах и в ярких глазах двух девочек, сидевших бок о бок и подрубавших длинные оборки из белого муслина. На кровати лежало недошитое платье, и, как только очередная волнистая, шуршащая оборка была закончена, девочки добавляли ее к белоснежной куче муслина, выглядевшей как нагромождение полупрозрачных облаков или как взбитый в жесткую пену яичный белок.
Этими девочками были Кловер и Элси Карр, а платьем, для которого они подшивали оборки, – первое бальное платье Кловер. Прошло почти два года с тех пор, как Джонни ездила в Инчес-Миллз, о чем некоторые из вас читали в книжке «Девять маленьких гусят», и больше трех лет с момента возвращения Кловер и Кейти из пансиона в Хиллсовере.
Теперь Кловер было восемнадцать. Она оставалась все той же невысокой Кловер, но не так-то просто было бы отыскать где-нибудь более хорошенькую маленькую особу. Кожа у нее была такая белая, что казалось, будто ее руки и плечи, округлые и пухлые, как у ребенка, сделаны из лепестков маргариток или белых роз. Головку изящно обвивали густые каштановые волосы. Улыбка у нее была необыкновенно приятная, а глаза – в них всегда заключалось главное очарование Кловер – по-прежнему имели то трогательное выражение, которое делало их неотразимыми для мягкосердечных людей.
Элси, обожавшая Кловер, считала ее такой же красавицей, какими бывают героини книжек, и очень гордилась тем, что ей, Элси, было позволено подшивать оборки для платья, в котором Кловер предстояло впервые выйти в свет. Хотя что касается «выхода в свет», в Бернете для этого было не так уж много возможностей: чаепития, какие обычно устраивают люди среднего возраста, да изредка скромный танцевальный вечер представляли собой «развлечения» и «светское общество». Девушки начинали «выезжать» почти так же, как встает по утрам солнце – постепенно, без какого-либо определенного момента, который можно было бы считать поворотным пунктом радостного события.
– Ну вот, – сказала Элси, добавляя еще одну оборку к лежащей на кровати куче, – пятая готова. Я думаю, платье будет удивительно красивое. Я рада, что ты сделала его целиком белое – так гораздо элегантнее.
– Сиси хотела, чтобы я сделала голубые лиф и пояс, – сказала Кловер, – но я не согласилась. Тогда она попыталась уговорить меня купить длинную гирлянду пунцовых роз и пришить ее к юбке.
– Как я рада, что ты этого не сделала! Сиси всегда была помешана на пунцовых розах. Удивляюсь только, почему их не было на ней, когда она выходила замуж.
Да-да, непревзойденная Сиси, которая в тринадцать лет объявила о твердом намерении посвятить всю жизнь преподаванию в воскресной школе и посещению бедных с целью подать хороший пример своим более суетным современникам, на деле очень быстро забыла об этих прекрасных замыслах, и не исполнилось ей и двадцати, как она стала женой Сильвестра Слэка, молодого адвоката из соседнего городка! Свадьба и свадебные наряды Сиси и меблировка ее нового дома очень занимали Бернет в предыдущем году, а позднее волнующей новостью стало появление у Сиси малютки, которой было теперь уже два месяца и которая получила имя Кэтрин-Кловер, в честь двух подруг Сиси. И потому вполне естественно, что Сиси и ее дела по-прежнему были предметом постоянного интереса в семействе Карров, все члены которого часто виделись с ней, а в то время, о котором мы пишем, у нее гостила приглашенная на неделю Джонни.
– Она была в них прямо-таки влюблена, – продолжила тему пунцовых роз Кловер. – Когда я не захотела покупать эту гирлянду, она чуть ли не рассердилась. Но розы стоили дорого, и к тому же мне они совсем не были нужны, так что я стояла на своем. А потом, я всегда говорила, что мое первое бальное платье непременно будет просто белым. В романах девушки всегда надевают белое, отправляясь на свой первый бал. А живые цветы гораздо красивее искусственных. Кейти обещала дать мне свои фиалки.
– О, правда? Это будет прелестно! – воскликнула любящая Элси. – Фиалки чем-то очень похожи на тебя… Ах, Кловер, а как ты думаешь, какое платье будет у меня, когда я вырасту и буду ходить на вечеринки и все такое? Это будет ужасно интересно, когда мы с тобой будем выбирать его для меня, правда?
В этот момент послышались звуки быстрых шагов, заставившие сестер поднять глаза от шитья: кто-то бегом поднимался по лестнице. Шаги иногда говорят о многом, а эти наводили на мысль о спешке и волнении.
В следующую минуту дверь распахнулась, и в комнату влетела Кейти с криком:
– Папа!.. Элси, Кловер, где папа?
– Он уехал за реку к тому мальчику, у которого сломана нога, – сыну мистера Уайта, – сказала Кловер. – А что случилось?
– Кто-нибудь поранился? – спросила Элси, встревоженная возбужденным видом Кейти.
– Нет, никто не поранился, но у бедной миссис Эш такие неприятности!
Миссис Эш, как, вероятно, необходимо объяснить, была вдовой, несколько месяцев назад переехавшей в Бернет и поселившейся в уютном домике неподалеку от Карров. Это была красивая, благородной внешности женщина с чрезвычайно приятными манерами и очень привязанная к своей единственной дочке. И Кейти, и папа сразу полюбили ее, и две семьи скоро стали дружны и близки, как иногда происходит, когда тому способствуют обстоятельства.
– Подождите минутку, я все вам расскажу, – продолжила Кейти. – Но сначала я должна найти Александра и послать его навстречу папе, чтобы тот поскорее вернулся домой. – Она снова выбежала на лестницу и громко позвала: – Дебби, Дебби!
Дебби откликнулась. Кейти отдала ей необходимые распоряжения, а затем вернулась в комнату, где сидели сестры.
– Ну вот, – сказала она уже более спокойно, – я должна объяснить все как можно короче, так как мне нужно вернуться к миссис Эш. Вы ведь знаете, что у нее гостит сейчас ее маленький племянник?
– Да, он приехал в субботу.
– Так вот, вчера он весь день чувствовал недомогание, а сегодня ему еще хуже. Миссис Эш опасается, что у него скарлатина. К счастью, Эми провела весь вчерашний день в гостях у Апемов, так что почти совсем не видела мальчика. И сегодня, как только ее мать встревожилась, что девочка может заразиться, Эми выслали в сад поиграть и с тех пор не впускали в дом, так что пока она не подверглась никакой особенной опасности. Я проходила по дороге мимо их сада и увидела, что там, в беседке, сидит с безутешным видом бедная девчушка, совсем одна, с куклой на коленях. Я заговорила с ней через ограду, а миссис Эш услышала мой голос, открыла окно на втором этаже и окликнула меня. Она сказала, что Эми никогда не болела скарлатиной, и уже одна мысль о том, что девочка заболеет, до смерти пугает мать. Ведь Эми – такой слабый ребенок.
– Бедная миссис Эш! – воскликнула Кловер. – Мне так жаль ее! Ну и что же ты сделала, Кейти?
– Надеюсь, я не сделала никакой глупости, предложив взять Эми к нам. Папа не будет возражать – я почти уверена.
– Конечно же не будет! Ну и что же теперь?
– Сейчас я вернусь туда, чтобы забрать Эми. Миссис Эш должна поручить Эллен, горничной, которая не заходила в комнату больного, упаковать в мешок одежду Эми и положить его на крыльце, потом я пошлю за ним Александра… Вы представить не можете, как расстроена бедная миссис Эш. Она не смогла сдержать слезы, когда сказала, что Эми – единственное, что осталось у нее в жизни. И я тоже чуть не заплакала, так мне было ее жаль. Но ей сразу стало легче, когда я сказала, что мы возьмем Эми. Вы ведь знаете, она очень доверяет папе.
– Да, и тебе тоже. Где же ты устроишь Эми на ночь, Кейти?
– А как ты думаешь, где было бы лучше всего положить ее? Комната Дорри сейчас пустует.
– Я думаю, ей лучше поселиться здесь, с тобой, а мне перебраться в комнату Дорри. Ты же знаешь, она привыкла спать в комнате своей мамы. Ей было бы очень грустно, если бы мы оставили ее совсем одну.
– Пожалуй, ты права. Только это такое неудобство для тебя, Кловер, дорогая.
– Ничего! – бодро ответила Кловер. – Мне, пожалуй, даже нравится пожить иногда в другой комнате. Это то же самое, что путешествие, – почти то же самое.
С этими словами она отложила недошитое платье, затем открыла ящик комода, вынула из него свои вещи и начала переносить их через лестничную площадку в комнату Дорри, делая все неторопливо и аккуратно, как это всегда было характерно для Кловер. Она почти завершила свои приготовления, когда возвратилась Кейти, ведя с собой Эми Эш.
Эми была довольно высокой восьмилетней девочкой с простодушным, обычно веселым, лицом и длинными светлыми волосами, распущенными по спине. Она была похожа на Алису в стране чудес[1], как ее изображают на картинках, но в данный момент это была очень несчастная Алиса, так как глаза ее припухли, а на щеках виднелись следы недавних слез.
– Да что же такое случилось? – воскликнула добросердечная Кловер, обнимая Эми и крепко прижимая ее к себе. – Разве ты не рада, что погостишь у нас? Мы рады.
– Мама не поцеловала меня на прощание, – всхлипнула девочка. – Она даже не спустилась вниз. Она только выглянула в окно и сказала: «До свидания, Эми! Веди себя хорошо и не доставляй хлопот мисс Карр» – и отошла от окна. Раньше я никогда никуда не уходила, не поцеловав маму на прощание.
– Мама не стала целовать тебя, так как боялась, что может заразить тебя скарлатиной, – объяснила Кейти, в свою очередь выступая в роли утешительницы. – Она не поцеловала тебя не потому, что забыла. Я думаю, ей было еще тяжелее, чем тебе. Ее главная забота – чтобы ты не заболела, как заболел твой кузен Уолтер. Она готова на все, лишь бы этого не произошло. А как только Уолтер поправится, она поцелует тебя – десятки раз, вот увидишь! Пока же она говорит вот в этой записке, что ты должна каждый день писать ей маленькое письмо, а она будет спускать из окна на веревочке корзинку, в которую мы с тобой будем бросать наши письма. А потом, стоя у калитки, мы будем смотреть, как она поднимает эту корзинку. Как это будет забавно, правда? Мы будем играть в то, что ты моя маленькая дочка и что у тебя есть настоящая мама и «мама понарошку».
– А спать я буду вместе с вами? – спросила Эми.
– Да, вот в той постели.
– Красивая постель, – объявила Эми после того, как с минуту очень серьезно рассматривала кровать Кловер. – И вы будете каждое утро рассказывать мне сказку?
– Если ты не станешь будить меня слишком рано. До семи часов сказки у меня всегда бывают сонные… Давай-ка посмотрим, что Эллен сложила в этот мешок, а потом я отведу тебе несколько ящиков комода, и мы уберем туда твои вещи.
Мешок был набит хорошенькими платьицами и нижним бельем, в спешке засунутыми кое-как и вперемешку. Кейти вынимала вещи из мешка, пальцами разглаживала складки и расправляла примятые оборки. Когда она приподняла последнюю юбку, Эми с радостным криком налетела на что-то, лежавшее внизу.
– Это Мария-Матильда! – воскликнула она. – Я так рада! Я боялась, что Эллен забудет о ней и бедная крошка не будет знать, что и подумать, когда я и ее маленькая сестра так долго не будем навещать ее. Понимаете, у нее была корь и она лежала на дальней полке в кладовой, так что никто не услышал бы ее, как бы громко она ни кричала.
– Какое у нее красивое личико! – сказала Кейти, взяв куклу из рук Эми.
– Да, но не такое красивое, как у Мейбл. Мисс Апем говорит, что Мейбл – самый красивый ребенок из всех, каких она только видела. Вот посмотрите, мисс Кловер. – И Эми взяла другую куклу со стола, куда положила ее, когда вошла. – У нее прелестные глаза, правда? Она старше Марии-Матильды и поэтому знает гораздо больше. Она уже начала учить французские глаголы!
– Да что ты! Какие же?
– Пока только j’aime, tu aimes, il aime[2] – то же самое, что наш класс учит в школе. За другие она не бралась. Иногда она произносит их совсем неплохо, но иногда так бестолкова, что мне приходится ее бранить. – К этому времени Эми уже успела снова прийти в хорошее настроение.
– У тебя есть только эти две куклы?
– Ах, пожалуйста, не называйте их так! – с настойчивостью в голосе попросила Эми. – Это их ужасно обижает. Я никогда не даю им понять, что они куклы. Они думают, что они настоящие дети. И только иногда, когда они уж очень плохо себя ведут, я в наказание употребляю это слово. У меня есть еще несколько детей. Среди них старая Ragazza[3]. Это имя ей дал мой дядя. Она тряпичная[4], но у нее такой тяжелый ревматизм, что я больше с ней не играю; я лишь даю ей лекарство. А еще есть Эффи Динз[5], у нее только одна нога, и Мопса-волшебница[6], она совсем маленькая и сделана из фарфора, и Пег Линкин-вадди – но она не в счет, потому что развалилась на части.
– Какие необычные имена у твоих детей! – заметила Элси, вошедшая в комнату во время этого любопытного перечисления.
– Да, имена им дал дядя Нед. Он очень чудной дядя, но милый и всегда так интересуется моими детьми!
– А вот и папа! – воскликнула Кейти и побежала вниз, чтобы встретить его.
– Правильно ли я поступила? – с тревогой спросила она, после того как рассказала обо всем отцу.
– Да, дорогая, совершенно правильно, – ответил доктор Карр. – Надеюсь только, что Эми забрали вовремя. Я сейчас же пойду повидать миссис Эш и осмотреть мальчика. И еще, Кейти, – держись подальше от меня, когда я вернусь, и не подпускай ко мне других, пока я не переоденусь.
Удивительно, как быстро и как легко человеческие существа привыкают ко всякому новому положению вещей. Когда в дом нежданно приходит болезнь или горе, или случается пожар, или дом разрушает торнадо, за этим следует несколько часов или дней беспорядка и растерянности, но потом люди собираются с духом, с мыслями и берутся за дело. И если их жилище разрушено, они разбирают развалины, перестраивают, чинят – подобно тому, как муравьи, чей муравейник растоптан, немного побегав, точно безумные, вокруг руин, начинают все вместе восстанавливать свое маленькое конусообразное сооружение, столь важное в их глазах. Проходит совсем немного времени, и перемены, которые поначалу казались такими печальными и странными, становятся чем-то привычным и обыкновенным и больше не вызывают у нас удивления.
Через несколько дней Каррам уже казалось, что Эми всегда жила у них. Необходимость избегать встречи с папой, пока он не переоденется после своего ежедневного визита к больному, уроки Эми и игры с ней, ее утренний и вечерний туалет, прогулки с «мамой понарошку», записочки, бросаемые в корзинку, – все это представлялось частью порядка вещей, который имел место долго-долго и которого, если бы все вдруг стало по-прежнему, каждому из них стало бы не хватать.
Но все отнюдь не сделалось вдруг по-прежнему. Болезнь маленького Уолтера оказалась тяжелой, а уже начав поправляться, он случайно простудился, и ему снова стало хуже. Были даже некоторые очень серьезные симптомы, и в течение нескольких дней доктор Карр не был уверен, что все обойдется благополучно. Дома он ничего не говорил о своих опасениях, но сохранял молчание и веселое лицо, как это умеют доктора. И только Кейти, которая была более близка с отцом, чем все остальные, догадывалась, что в соседнем доме события принимают угрожающий характер, но она была слишком хорошо приучена к подобным ситуациям, чтобы задавать вопросы. Пугающие симптомы, однако, исчезли, и маленький Уолтер стал медленно поправляться, но это было долгое выздоровление, и, прежде чем на щеках племянника появился румянец, миссис Эш сделалась худой и бледной. Не было никого, кому бы она могла перепоручить заботу о ребенке. Мать Уолтера давно умерла, а отцу, перегруженному работой коммерсанту, едва удавалось найти время, чтобы раз в неделю навестить сына; дома у мальчика не было никого, кроме экономки, которой миссис Эш не вполне доверяла. Так что добрая тетушка отказывала себе в удовольствии видеть собственного ребенка и отдавала все свои силы и время Уолтеру.
Прошло почти два месяца, а Эми по-прежнему оставалась у доктора Карра и была там вполне счастлива. Она очень полюбила Кейти и вполне непринужденно чувствовала себя со всеми остальными. Джонни, которая уже возвратилась от Сиси, и Фил отнюдь не были такими большими или такими гордыми, чтобы не пожелать разделить забавы восьмилетней девочки; что же до старших, то Эми стала их настоящей любимицей. Дебби пекла для нее полукруглые пирожки с начинкой и придавала всевозможные причудливые формы печенью с корицей, лишь бы доставить ей удовольствие. Александр позволял ей править лошадьми, когда она сидела на переднем сиденье большого экипажа Карров. Доктор Карр редко чувствовал себя настолько усталым, чтобы быть не в состоянии рассказать ей сказку, – и никто, на взгляд Эми, не рассказывал таких замечательных сказок, как доктор Карр. Элси придумывала всякие чудесные игры, в которые можно было поиграть перед сном, Кловер шила великолепные шляпы и пелерины для Мейбл и Марии-Матильды, а Кейти – Кейти делала все.
Кейти обладала особым даром завоевывать расположение детей – даром, который нелегко описать. У некоторых есть этот дар, у некоторых его нет. Этому невозможно научиться, это врожденный талант. Она была веселой, требовательной, уравновешенной – все одновременно. Она и развлекала, и воспитывала их. Было в ней нечто пробуждавшее детское воображение, и всегда они ощущали ее сочувствие и симпатию. Эми была послушной девочкой и к тому же не по годам понятливой и сообразительной, но никогда и ни к кому она не относилась так хорошо, как к Кейти. Она следовала за Кейти повсюду, словно была влюблена в нее, осыпала ее нежными словами, дарила ласками, какими не дарила никого другого, и, взобравшись на колени к Кейти, по полчаса подряд гладила ей плечи своей нежной рукой и ворковала, как счастливый голубок, глядя ей в лицо. Кейти смеялась над этими проявлениями чувств, но они доставляли ей большую радость. Ей было приятно быть любимой, как и всем ласковым людям, но больше всего – быть любимой ребенком.
Наконец долгое выздоровление завершилось, Уолтер был перевезен к отцу – при этом были приняты все меры предосторожности против утомления и простуды, – а в доме миссис Эш появилась целая армия рабочих. Обои сорвали, штукатурку отскоблили, стены выкрасили и оклеили заново, матрасы перетянули, постельное белье и часть одежды сожгли – тогда доктор Карр объявил, что в помещениях обеспечены санитарные условия, и миссис Эш послала за своей маленькой девочкой, которая могла теперь возвратиться домой, не подвергаясь опасности.
Эми была вне себя от радости, что увидит маму, но в самый последний момент уцепилась за Кейти и заплакала так, словно сердце ее разрывалось.
– Я хочу и вас взять с собой, – всхлипывала она. – Ах, если б только доктор Карр позволил вам поселиться со мной и с мамой, я была бы так счастлива! А без вас мне будет очень одиноко!
– Глупости! – воскликнула Кловер. – Одиноко? Это с мамой-то и всеми твоими бедными детьми, которые все это время ломали голову, что же случилось с тобой! На первых порах им всем потребуется твое внимание, я уверена: кому-то надо будет дать лекарство, кому-то сшить новое платье, кого-то отшлепать – множество самых разных забот. Помнишь, я обещала сшить платье для Эффи Динз из той коричневой с голубым шотландки, из которой сшита юбка Джонни? Я собираюсь начать его завтра.
– Правда? – И Эми забыла о своем горе. – Какая это будет прелесть! Юбочку можно сделать не очень широкой: Эффи не ходит, ведь у нее только одна нога. Но она будет так рада, потому что нового платья у нее не было – уж я и не знаю, с каких пор.
Утешившись тем, что Эффи ожидает такая радость, Эми удалилась в довольно хорошем настроении, и миссис Эш была избавлена от неприятного впечатления – единственное дитя в слезах в первый вечер воссоединения с матерью после долгой разлуки. Но Эми постоянно говорила о Кейти и, казалось, так полюбила ее, что это навело миссис Эш на мысль, имевшую важные последствия, как это будет видно из следующей главы.