Что нам в них не нравится…

Приложение № 8, 3

Сегодня, 14-го ноября, город убран флагами, в церквах служатся молебствия, войска, имеющие хотя бы какую-нибудь возможность отдохнуть, отдыхают, все государственные учреждения и школы празднуют день рождения Матери Государя, находящейся в Дании у своего престарелого Отца. С какими думами и чувствами переживает Государь в нынешнем году этот день? Никто этого не ведает и говорить об этом не может сердце Царево в руках Божиих. Но каждый может повторить теперь и почувствовать величие слов гениального поэта, сказавшего устами Бориса Годунова:

И там же рядом стоят другие вещие слова:

Но как подуть, когда государственные власти, сбитые с толку, растерявшиеся перед непостижимыми действиями и непостижимым бездействием министров, дошли до поражающего бессилия, также близкого к безумию. Прочтите донесения быв одесского градоначальника Нейгарта, теперешнего нижегородского губернатора, которого сегодня одна из киевских газет называет «одесским Нероном». Не обращайте внимания на революционеров кто раньше хладнокровно стрелял из-за угла, бросал бомбы, взывал о крови, призывал к оружию и собирал на оружие деньги на «митингах» в университетах, тот мог сделать еще худшее в исступлении 18 октября. Кто мог убивать городовых, стоящих на посту, ночью подкрадываясь в темноте и поражая в спину ни в чем не повинную несчастную жертву, те могли употребить и более ужасные и изуверские пытки, нежели запускание «игл под ногти». С этой стороны мы ничему не удивляемся и не удивимся в будущем. Но оцените действия господина Нейгарта и даже изложение ужасных событии в его повествовании развития «освободительного движения» (каков официальный термин!), которое «вылилось в революцию». Посмотрите, как у него 14 октября распоряжаются городом с 450 000 населения и войсками ученики коммерческих училищ, предводительствуемые агитаторами и студентами, бьют стекла в учебных заведениях, изгоняют несчастных детей и обращаются в толпу с красными флагами. Начальство учебных заведений молит о защите от насилии, но господину Нейгаргу «исполнить это, конечно, было довольно трудно, за недостатком полиции». Не только трудно, но и невозможно, если бы даже у господина Нейгарта было пять полков полиции по составу военного времени. И вот почему невозможно. Когда на Канатной улице двадцать городовых, встретившись с толпой (в несколько сот человек), быта осыпаны камнями, причем ушиблено было четверо городовых, то остальные 16 человек, для своей защиты обнажили шашки и разогнали толпу. Но они имели несчастье, защищая себя, «ранить студентов и трех взрослых девиц». Что за этим последовало? «Столкновение с толпой вызвало крайнее возбуждение против полиции», «вся городская Управа отправитесь производить дознание на месте», а затем потребовала дознания от градоначальника. Г. Нейгарт «немедленно сделал распоряжение произвести дознание для обнаружения виновных», но не удовлетворил Управу Управа требовала «производства общественного расследования». «Градоначальник не встретил и к этому препятствий», но также требование Управы не удовлетворил. За Управой следовала Д\ма, потребовавшая «немедленного учреждения Исполнительного Городского Комитета», с участием всех революционных «организации», и немедленного введения милиции. Что ответил градоначальник г. Нейгарт, в донесении не говорится, но он распорядился ночью отобрать все патроны из частных оружейных магазинов и спрятать эти патроны в полиции! И г. Нейгарт хвалится своей предусмотрительностью. «Эта мера, — говорит он, — спасла не одну, а десятки и сотни жизней». К сожалению, г. Нейгарт ошибается «его меры» 14 и 15-го октября стоили много сотен жизней и тысяч раненых, но сколько именно — он не говорит в своем повествовании!

На следующий день после прятанья патронов были построены баррикады, войска сделали по ним несколько залпов, и, конечно, толпа разбежалась во все лопатки После того 17-го октября «прошло тихо» А затем наступило безумное 18 октября, с такими же безумствами, как везде, но в гораздо большей степени Революционеры не только захватили Думу, как у нас в Киеве, но тотчас же образовали «Временное Правительство», которое г. Нейгарт из скромности называет «временным комитетом». Временное одесское правительство действовало не по-нейгартовски. Оно поставило г. Нейгарту ультиматум увести войска с улиц и казаков за город и уничтожить полицию, или иначе она «будет разоружена захватным правом». Не успел г. Нейгарт подумать над ультиматумом, как уже «вооруженные шайки революционеров начали нападать на городовых и разоружать их». «За этот день, — сообщает г. Нейгарт, — было убито два, ранено и обезображено 10 и обезоружено 22 городовых». Полиция была действительно уничтожена революционерами или, как скромно выражается г Нейгарт, «полиция покинула посты». Революционеры взяли охрану города в свое ведение. «Весь вечер на главной улице видны были посты студенческой вооруженной милиции, а на окраинах еврейские заставы никого не пропускали без обыска». «Этому, — добавляет г. Нейгарт, — подверглись решительно все, даже чиновники, объезжавшие город и полицейские участки». Но г. Нейгарт не сообщил самого интересного был ли он подвергнут обыску еврейской заставой при объезде города в эту ужасную ночь или г. градоначальник предпочел города не объезжать? Г. Нейгарт повествует далее, что день 18-го октября прошел в Одессе «без войск и полиции, но не без насилий и грубых издевательств». «Полиция покинула посты», войска были уведены, и революционеры могли беспрепятственно «издеваться над Царским портретом, ругать особу Государя, срывать национальные флаги и заставлять публику преклоняться перед красными флагами».

Русские люди все это выдержали 18 октября, а на следующий день безоружные, вооружившись только иконами, портретом Государя и национальными флагами и отслужив молебен, пошли по городу через еврейские заставы, среди вооруженной милиции, и не просили у г. Нейгарта ни полиции, ни войск, ни револьверов. Но еврейские заставы и вооруженная милиция не могли потерпеть оскорбления водруженного над Одессой под градоначальством г. Нейгарта красного флага, не могли они стерпеть вида только что разорванных и истоптанных, но вновь появившихся, как священное знамя, портретов Государя. Процессия русских людей была безоружна, но революционеры понимали, что она вооружена теми мыслями и чувствами, которые их сомнут и сметут одним своим появлением, даже г. Нейгарга выведут из гипноза и оцепенения и убедят его, что Одесса была один день во власти одесских революционеров при помощи мятежников «Потемкина», была три дня во власти еврейских бунтовщиков без помощи изменников матросов, но что она еще не «Придунайско-Черноморская республика» под председательством г. Пергамента. Революционеры без колебаний решили, что «мятежников и бунтовщиков под национальным русским флагом и с эмблемой царской власти» нужно встретить решительно, разогнать и уничтожить. Первый удар нанесла революционная газета. Из здания редакции «Южн. Обозр.» посыпался град выстрелов, и «два простолюдина, несшие Царские портреты», пали убитыми «В остальные процессии националистов, — как выражается г. Нейгарт, — были брошены бомбы». Сколько пало от этих бомб, г. Нейгарт молчит.

Народ не выдержал этих злодеяний, невооруженный, он начал борьбу «с поголовно почти вооруженными евреями и революционерами». Борьба стоила ему крови. К вечеру было принято в больницы до 200 раненых русских, а евреев 70. Если русского человека везут или несут в больницу, то, значит, он тяжело ранен; сколько их умерло — г. Нейгарт не сообщает. Но поднялась могучая духом лавина в этом еврейском городе, и все револьверщики и бомбовщики были смяты, попрятались, и по городу прошел ураган погрома, среди стрельбы из окон домов в народ и войска. Г. Нейгарт вывел тогда войска. «Войсковые патрули, — говорит он, — стали спешно рассылаться во все стороны, но громилы»… «не стреляли в войска и не сопротивлялись им». «При виде войск они немедленно рассеивались». И, прибавляет г. Нейгарт, город оставался два дня «во власти грабителей».

Пусть будут и «грабители», но они безоружные разгромили милицию и еврейские заставы, которых не могли одолеть г. Нейгарт с полицией и со всеми войсками, находившимися в распоряжении г. Нейгарта и командующего Одесским Округом; они возвратили г. Нейгарту Одессу, совершенно успокоившуюся. И это успокоение, по признанию г. Нейгарта, лишь «изредка нарушалось одиночными выстрелами провокаторов-революционеров». «Грабители» справились бы и с ними, но «грабителям» нужно ведь работать и кормить детей и своих, и тех, кого они два дня «грабили». Но и одиночные выстрелы, конечно, быстро прекратились без усилий г. Нейгарта.

Мы не считаем нужным прибавлять что-либо к заслугам г. Нейгар-та, столь выпукло обрисованным в его донесении. Скажем лишь, что, с нашей точки зрения, у него есть заслуга: 18-го октября революционеры обезоружили полицию, но Одесские войска были уведены с улиц и не присутствовали по наряду при зрелищах и действиях, которые они никогда не должны больше видеть, чтобы не потерять самообладания и не забыть воинской дисциплины и ожидания команды, еще выше которой стоит солдатская присяга Царю и Отечеству.

Г. Нейгарт после всего пережитого в Одессе немножко опомнился, но очень слабо. Тотчас после погрома все одесские газеты заговорили таким языком, каким никогда не говорили, почти таким языком, как студенческая милиция и еврейские заставы. А г. Нейгарт слушал., и не решался даже не только заставить их замолчать, но даже им возразить.

Но не будем жестоки к г. Нейгарту, который взят из Одессы, но переведен в Нижний губернатором. Дело не в нем. Дело в том, что и теперь, спустя почти месяц, его донесения не решились опубликовать в Петербурге, как донесение одесского градоначальника, или поместить в общее правительственное сообщение, вместе с донесениями других губернаторов и генерал-губернаторов. О всех ужасах, совершившихся за последний месяц и продолжающих еще ныне совершаться в разных концах России, правительство графа Витте молчит. Молчит перед Россией, молчит перед всем миром и предоставило лишь всем обезумевшим газетам ежедневно лгать и позорить все в России и всю Россию. И донесения г. Нейгарта, вероятно, значительно смягченные и урезанные, явились в «Правительственном Вестнике»… «от имени Главного Управления по делам печати»!! Пусть найдется мудрец, который разъяснит нам, при чем тут Главное Управление по делам печати? Разве лишь для того, чтобы, читая ежедневно большую часть столичных и почти все провинциальные газеты, публика не решила окончательно, что это Управление призрак мертвеца? Но это лишь новое подтверждение, что публика не ошиблась.

А г. Нейгарту мы решимся сделать скромное предложение: если он желает подробнее рассказать, что делалось в Одессе, то мы предлагаем ему воспользоваться столбцами «Киевлянина». «Киевлянин» в иные времена освобожден от цензуры Главного Управления, но он не боится и никакой другой цензуры. Когда совершилось столько ужасов, когда пролито столько крови, всякое ответственное должностное лицо, а тем более в должности губернатора, по нашему убеждению, обязано считаться не с цензурой Главного Управления или министерского кабинета, а только с цензурой своей совести, и защищать полной истиной свое доброе имя в глазах современников и перед судом истории. Над всеми нами за это тяжкое смутное время история и потомство произнесут свой суд. Все мы тяжко виновны, но явимся, по крайней мере, перед этим судьей с правдивым словом о наших действиях и помышлениях.