Что подскажет сердце

Глава 1

В уютной, освещенной лампой гостиной было тихо. Опустив на колени вышивание, Шарлотта задумалась. Но когда стоящий у камина Эдвард стал нервно постукивать по каминной полке фотографией в плюшевой рамке, она подняла на него вопрошающий взгляд. По решительному выражению его лица она догадалась, что сейчас произойдет нечто важное — кажется, Эдвард готов сделать ей предложение.

С надеждой Шарлотта оглянулась на застекленную дверь, задернутую кружевной занавеской, за которой виднелась фигура ее матери, снимавшей с полки большую коробку с чаем для покупателя. Появись она сейчас в гостиной, наверняка Эдвард смутится, и между ними все останется по-прежнему. Но, несмотря на поздний час, в лавке слышались голоса покупателей.

Шарлотта не ошиблась: Эдвард торжественно предложил ей руку и сердце. Она находила молодого человека весьма положительным и целеустремленным, была уверена, что, начав со скромной должности клерка, в конторе чиновника по судебному надзору, он скоро добьется повышения и что в замужестве с ним ее ждёт спокойная и обеспеченная жизнь, и все же… все же…

— Эдвард, я весьма польщена предложением выйти за тебя замуж, но, понимаешь, сейчас, когда родители приняли решение эмигрировать в Америку и уже строят различные планы…

— Но Шарлотта! Именно поэтому я и сделал тебе предложение, пока ты сама не начала строить планы. Незачем тебе ехать в Америку, когда ты можешь остаться здесь и стать моей женой.

— И оставить маму с папой одних… чтобы они без меня отправились в такую даль?

— Но ведь когда-нибудь ты все равно их оставишь… когда выйдешь замуж, — резонно заметил он.

Эдвард, конечно, прав: когда-нибудь она выйдет замуж, но… Словно ища поддержки у привычных предметов, с детства окружающих ее, Шарлотта обвела взглядом небольшую гостиную. Вот старинная семейная Библия на маленьком столике, вот знакомые гравюры на стенах — на одной королева Виктория совсем юная, а на другой она постаревшая вдова, а вот на потемневшем от времени буфете зеленое фарфоровое блюдо с изображением летящих журавлей, на котором горка увядших Лепестков лилии. Как все это ей мило, памятно и дорого! Если она выйдет замуж за Эдварда, то поселится с ним в большом доме всего в полумиле отсюда, где тоже будет гостиная, похожая на эту, может, немного более современная и нарядная. Однако при мысли о громадном океане, который будет отделять ее от родителей, ей стало не по себе. Впрочем, если бы она по-настоящему любила Эдварда, наверное, сейчас она чувствовала бы себя иначе…

Но она не решилась высказать Эдварду свои сомнения, равно как и некоторые причины, по которым ей не хотелось оставлять родителей, и втайне обрадовалась, когда в гостиную неожиданно вошла ее мать.

— Наверное, вы уже проголодались, — оживленно сказала миссис Лаури Эдварду, доставая из комода безупречно чистую скатерть. — А ну-ка, Шарлотта, отнеси поднос отцу. Ему давно уже пора принять лекарство от кашля.

Как всегда, от миссис Лаури веяло энергией и деловитостью, и, поспешно обведя взгляд от огорченного лица Эдварда, Шарлотта поднялась. Узнай мать о ее уклончивом отказе Эдварду, она, конечно, сочла бы ее неразумной и недальновидной.

Шарлотта застала отца в постели. Подняв взгляд от газеты, он посмотрел на дочь через пенсне.

— Недолго уже осталось ждать, когда сельскохозяйственные рабочие получат право голосовать, — задумчиво произнес он. — И тогда землевладельцы уже не смогут безраздельно распоряжаться своими работниками. Это же вопиющая несправедливость, когда городским жителям разрешают голосовать, а…

— Папа, дай мне поставить поднос, а то суп остывает!

— А… уже время ужина! — Мистер Лаури отложил газету.

Шарлотта улыбнулась. Она подозревала, что его «бронхит» был обычной простудой и что отец просто пользуется этим предлогом, чтобы, не работая в лавке, наслаждаться чтением любимых газет.

Никогда она не призналась бы Эдварду в своих сомнениях относительно того, удастся ли отцу добиться в Америке большего успеха, чем здесь, в Хаддстоуне, ведь при его добродушии, отсутствии деловой хватки и скорее созерцательном, чем практическом складе ума вряд ли у него на новом месте появится больше возможностей разбогатеть. Если бы этот переезд не был задуман ради ее матери… Вздохнув, Шарлотта заправила салфетку ему за воротник и поудобнее подоткнула подушки за спину.

— Папа, там пришел Эдвард.

— Да, — равнодушно заметил мистер Лаури, набирая полную ложку супа.

— Эдвард нам очень помогает, — напомнила она отцу. — Он уже обсуждал с мамой, как выгоднее продать дом и лавку, и, если до отъезда вы не успеете все оформить, Эдвард проследит, как вырученные от продажи деньги выгодно поместить в банк, и сам закончит все дела.

Отставив тарелку из-под супа, мистер Лаури осматривал кусок жареной рыбы.

— Эдвард, конечно, парень знающий, но нам незачем оставлять здесь деньги — мы уже сюда не вернемся. Уехал же твой дядя Том в Америку, и смотри, как он там разбогател. А мы не хуже его. И кто знает, может, ты выйдешь замуж за миллионера, — улыбнулся он.

— Там даже тротуары вымощены золотом, да, папочка? — Шарлотта поцеловала отца в лоб. — А пока прими лекарство.

После ужина она проводила Эдварда через лавку к входной двери. Он задержал ее руку в своих.

— Шарлотта, ты так и не ответила мне.

— Можно я подумаю и дам тебе ответ… скажем, через неделю?

— Я… — нерешительно начал он.

— Дорогой Эдвард, давай пока не будем больше говорить на эту тему, — прервала она его.

Эдвард поцеловал ей руку, затем пожелал спокойной ночи и ушел.

Миссис Лаури убирала в буфет чайный сервиз с золоченым ободком. Поставив на полку последнюю чашку, она повернулась и посмотрела на Шарлотту.

— Ну так что, Эдвард сделал тебе предложение? — внезапно спросила она.

— Да, — растерянно сказала Шарлотта.

— И конечно, ты его приняла?

— Я попросила время на…

— Она попросила время! — воскликнула миссис Лаури с возмущением. — Господи, до чего же ты бестолковая! Тебе нужно было сразу же дать свое согласие!

— Я отложила решение всего на несколько дней, — возразила Шарлотта.

— Говорю тебе, ты должна была дать ему определенный и однозначный ответ. Вот горе-то, ты вся в отца… такая же нерешительная.

— Вовсе нет… только в тех случаях, когда я боюсь причинить боль другим. Я себя знаю, в конце концов, мне уже двадцать два года!

— Да, — миссис Лаури подошла к камину и, как будто только теперь ощутив накопившуюся за день усталость, тяжело опустилась в кресло у огня и уставилась на мерцающее пламя, машинально вертя на пальце обручальное кольцо. — Америка… — в раздумье произнесла она и вздохнула. — Переезд туда вовсе не значит, что у человека, как по волшебству, начнется более интересная и благополучная жизнь. Другая, неизвестная жизнь — вот это верно, и, говорят, представятся иные, более широкие возможности… но сами-то мы не можем быстро и сильно измениться. Кто знает, какие трудности ждут нас там, как пойдут дела… Возможно, тебе придется там хуже, чем сейчас. Так что советую тебе принять предложение Эдварда. Он определенно достигнет успеха по службе, и со временем ты можешь стать супругой чиновника по судебному надзору. Подумай об этом хорошенько!

Эдвард давно уже ухаживал за Шарлоттой и не раз давал ей понять о своих серьезных намерениях, так что она не могла не задумываться о жизни с ним, на ее не привлекали перспективы будущего благополучия Эдварда и, как результат, солидное положение в обществе их города. Она много читала об Америке в газетах, которые получал ее отец, ходила в местную ратушу слушать лекции об этой далекой и загадочной стране, но сравнению с которой Хаддстоун со своими испокон века сложившимися устоями казался ей косным и тесным мирком.

Но только сейчас она поняла, что миссис Лаури не разделяет оптимизма своего мужа относительно будущего. Оказалось, мать считает, что они привезут с собой в Америку свое вечное невезение и что решение об эмиграции было принято от полной безысходности и отчаяния.

— Оставайся дома, дочка, — миссис Лаури коснулась колена дочери. — Оставайся с Эдвардом. Так будет лучше, поверь мне.

Но Шарлотта уже приняла решение. Она покинет родину не только для того, чтобы увидеть новый мир, но и чтобы попытаться изменить их жизнь. Она подумала об отце, который предавался мечтам в своей комнате. Ведь он надеется, что в Америке сумеет добиться больших успехов! Возможно, новые условия жизни, новая обстановка пробудят в нем и новые силы? А они с матерью будут во всем помогать ему… Нет, ее место рядом с родителями!

— Я еду с вами, — твердо сказала она.

— Ну и глупо, — вздохнула миссис Лаури, хотя ее не могла не радовать глубокая привязанность любимой дочери.

В конце апреля, спустя два месяца после предложения Эдварда, семья Лаури в полном составе стояла на борту корабля в Ливерпуле и, облокотившись на перила палубы, смотрела на баржу, которая доставила к кораблю новую партию пассажиров. Сами они поднялись на борт несколько часов назад, нашли свои койки, расстелили на них захваченные из дома постели и рассортировали запас продуктов, которые им посоветовали захватить с собой.

Налетел порыв ветра, и Шарлотта покрепче завязала под подбородком ленты своего шелкового капора, наблюдая, как по веревочному трапу матросы поднимали на корабль детишек.

Будущие эмигранты прощались с провожающими, многие плакали, и ей пришло в голову, что вообще вся толпа на пристани производит грустное впечатление.

Затем вдруг она поняла, что, видимо, большинство пассажиров — неудачники в Старом Свете, и сердце у нее сжалось от дурных предчувствий.

Накануне вечером она попрощалась с Эдвардом и обещала ему, что вернется, если надумает выйти за него замуж, и сейчас почувствовала, что ей недостает его надежной поддержки. На какое-то мгновение возбуждение покинуло ее. Скорее всего, она просто устала от спешки и забот, которыми были заполнены последние две недели.

Корабль должен был отчалить во второй половине дня, ближе к вечеру, но постепенно все вокруг стало заволакиваться желтовато-серым туманом. Заплакали испуганные ревом сигнальных сирен дети, и даже крики чаек стали казаться приглушенными. Измученные суматохой перед отъездом, обуреваемые волнением и страхом перед далеким путешествием, непривыкшие к постоянному покачиванию корабля на волнах, многие женщины уже испытывали приступы морской болезни. Никто не удивился сообщению, что отправление задерживается до тех пор, пока не распогодится.

Пронизывающая сырость тумана погнала семью Лаури в каюту общего класса в трюме, и там их встретил густой, спертый воздух.

— Ничего страшного, — беззаботно заметил мистер Лаури. — Путешествие продлится всего десять дней.

Он повел их к одному из закутков, отделенных от соседнего деревянными переборками с занавеской, где напротив друг друга было подвешено по четыре койки. Шарлотта разделась и поскорее улеглась, натянув одеяло на голову, чтобы не слышать звуков рвоты, плача детей и рыданий какой-то пожилой дамы, которая не могла успокоиться с того момента, как поднялась на борт корабля.

Среди ночи Шарлотта проснулась и услышала звон корабельного колокола и крик впередсмотрящего: «Все в порядке». Затем корабль дрогнул, пришел в движение и начал более ощутимо опускаться и подниматься на волнах. Должно быть, туман рассеялся, и они уже в пути. Путешествие началось. Она снова заснула.

Ее разбудили какие-то странные звуки, смысл которых она не поняла со сна. И вдруг ее ударило о деревянную переборку… Корабль! Она же на корабле… Крепко вцепившись одной рукой в койку, другой она отдернула занавеску.

В открывшемся ее взору пространстве прикрепленные к потолку лампы раскачивались и бросали вокруг фантастические тени. Какой-то бочонок оторвался от крепления и с глухим стуком перекатывался по полу. Кроме шума машин, она расслышала и другие звуки — вой ветра, гулкий плеск мощных волн о борт корабля, частые удары, словно выстрелы пуль доносящиеся с палубы. Она вглядывалась в полумрак, и вдруг какой-то матрос пробежал по трюму, прикрепил бочонок, а потом повернулся к ней беззубым, морщинистым лицом и прокричал:

— Задраиваем люки… По приказу капитана!

Глупо было спрашивать, не попали ли они в шторм, но она все равно спросила.

— Погода правда дрянь, — усмехнулся матрос. — Но корабль выносил и похуже.

Она проследила, как он ловко и быстро поднялся по трапу, затем стала торопливо одеваться, подавляя приступы дурноты. Теперь шум ветра слышался гораздо явственнее, его вой сменился грозными завываниями и свистом, волны с грохотом обрушивались на корабль, который переваливался с боку набок.

Большинство пассажиров тоже проснулись, кто-то в испуге плакал, кто-то отчаянно страдал от качки. Шарлотта с родителями пробрались на свободное местечко у трапа и ухватились за его узкие крутые ступеньки. Некоторые пассажиры, выброшенные качкой из своих коек, лежали на полу, не в силах подняться. Остальные, как и они сами, цеплялись за любые предметы для поддержки. Из-за шума шторма невозможно было разговаривать, и Шарлотта время от времени пожимала руки родителям, пытаясь их успокоить. Спустя какое-то бремя Шарлотта ощутила ворвавшийся сверху вихрь ветра, который ударил ей в лицо, как чья-то гигантская ладонь. Это матросы открыли люк и с лампами в руках торопливо сбежали в трюм.

— В лодки… Живо… Сначала женщины и дети… Скорей, скорей!

Один матрос потащил упирающуюся Шарлотту за руку.

— Гром тебя разрази, — гаркнул он.

— Но мой отец… я не могу…

— Отец потом, сначала женщины и дети… Таков приказ капитана!

Таща перепуганных ребятишек и их матерей из трюма, матросы протискивались мимо Лаури, которые боялись отойти от трапа. Шарлотту и ее мать буквально вытеснили на палубу, где они оказались в кромешном аду. При свете масляной лампы Шарлотта увидела над собой мощный гребень гигантской волны и успела ухватиться за пиллерс, вертикальный брус, поддерживающий верхнюю палубу, а в следующее мгновение эта волна с грохотом обрушилась на корабль, мгновенно ослепив Шарлотту, заполнив ей рот и легкие водой, так что она задохнулась.

Матрос, у которого из раны на лбу хлестала кровь, столкнул ее в подпрыгивающую на волнах шлюпку, и, оглушенная падением, она рухнула на клубок тел и на мгновение замерла, но вдруг увидела, как над ними высоченной стеной вздымается новая волна, и поняла, что им придется испытать на себе мощь и ярость еще одной волны, которая разнесет шлюпку в щепки. О господи! Они утонут… погибнут… — успела подумать она и потеряла сознание.

Шарлотта очнулась, чувствуя себя слабой и крайне измученной. Но где она? Что с ней? Почему вокруг тишина и покой? Постепенно она стала различать вокруг себя предметы и поняла, что лежит на какой-то кровати. С комода напротив на нее смотрел маленький деревянный Будда со своей вечной улыбкой и округлым брюшком. На подоконнике между кружевными занавесками лежала огромная раковина. Скрипнула дверь, она вздрогнула и посмотрела на вошедшую девушку.

— Где я? — спросила Шарлотта слабым голосом.

— Вас доставил сюда Дэн, рыбак из поселка. Когда разразился шторм, он вышел в море на спасательной шлюпке. Он велел мне ухаживать за вами.

Шторм… кораблекрушение… спасательная шлюпка. О господи!

— А мои родители?

Девушка молча попятилась к двери и исчезла. Затем за дверью послышались шаги, голоса, и девушка вновь появилась, на этот раз с незнакомцем.

— Это доктор Марк Уолдрон, — объявила она.

Шарлотта посмотрела на высокого молодого человека с густыми светлыми волосами, который всматривался в нее внимательным взглядом, и невольно ответила на его улыбку. Он взял ее за руку, положил пальцы на запястье, затем вынул из нагрудного кармана часы.

— Пульс почти нормальный, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?

Она задумалась.

— У меня ужасная слабость, и я почти ничего не помню, — сказала девушка спустя минуту. — Пожалуйста, расскажите мне, что случилось. Где мои родители? Где я?

— Вы еще недостаточно окрепли, и вам нельзя разговаривать, — заметил он, поглаживая деревянную шишку на столбике кровати. — У вас была легкая контузия, множество ушибов, а здесь вы находитесь уже несколько дней.

— Но где это — здесь? Все говорят… на каком-то странном языке.

— На валлийском языке, потому что вы находитесь в гавани на полуострове Уэльс, а ухаживает за вами Дерина Уоткинс, дочь капитана Уоткинса, который сейчас в море, но скоро должен вернуться домой, — он ласково улыбнулся Шарлотте. — Вам нужно отдыхать. Вы обо всем узнаете… но не сейчас, позже, — добавил он и ушел. Дерина вышла следом за ним.

Оставшись одна, Шарлотта погрузилась в полудрему, прислушиваясь к доносящимся из-за окна резким крикам чаек, напоминающим ей о пережитом ужасе.

Еще неделю мир ограничивался для Шарлотты стенами комнаты, в которой она лежала. Дерина приносила ей еду и обычно задерживалась, сидя рядом с кроватью и поглядывая на Шарлотту с выражением то ли застенчивости, то ли недоверия. Видимо, врач запретил ей разговаривать с Шарлоттой, потому что она делала вид, будто не слышит обращенных к ней вопросов. Но постепенно Шарлотта выяснила, что Дерине семнадцать лет, что мать ее умерла и что она единственный ребенок. Дерина казалась Шарлотте весьма привлекательной — большие серые глаза под густыми темными ресницами гармонировали с белокурыми локонами.

Однажды Шарлотте послышался внизу незнакомый женский голос, и через минуту в проеме дверей появилась Дерина с молодой женщиной, которая провела в комнате всего пару минут.

— Мой муж Дэн Ллойд доставил вас сюда. Мы так рады, что вам уже лучше, — сказала та, протянув пакет с домашним печеньем и букет полевых цветов.

Шарлотта поблагодарила миссис Ллойд, и хотела было расспросить ее кое о чем, но, словно догадавшись об этом, Дерина поспешно выпроводила гостью.

Часто приходил доктор Уолдрон. Он искусно избегал ее вопросов, стараясь отвлечь ее внимание описанием окрестностей. Она уже отчетливо представляла себе изгиб залива, низкое белое здание местной гостиницы, обращенной фасадом к морю, и высокие горы за ней.

— Когда вы достаточно окрепнете, — как-то сказал он. — Вы выйдете из дома, спуститесь на берег и мимо рыбачьих баркасов пойдете к поселку, где в одном из коттеджей живут Дан Ллойд и его жена.

— Тот самый Дэн Ллойд, который спас меня? — отозвалась она.

— Да, — ответил он и сел на стул перед кроватью.

— Расскажите же мне… Скажите, что случилось? Что с моими родителями… Прошу вас… Я больше не могу выносить эту неизвестность!

— Как раз за этим я сегодня и пришел.

Шарлотта задержала дыхание.

— Вам, должно быть, известно, что на корабле было триста пассажиров, а спаслось всего пятнадцать человек.

— А мои родители? — Шарлотта побледнела.

Доктор Уолдрон покачал головой, а Шарлотта закрыла лицо руками.

— Но вы же не можете знать этого наверняка! — воскликнула она погодя. — Может, их кто-то подобрал… спас.

— К сожалению, мне это точно известно, — он сжал ей руку. — Личности ваших родителей были установлены. Списки погибших опубликовали в газетах, и мистер Блейк приехал немедленно…

— Эдвард приезжал сюда?! — воскликнула она.

— Вы были еще без сознания, — напомнил Марк Уолдрон. — Ему пришлось вернуться домой, не поговорив с вами. Но он позаботился… о похоронах.

Шарлотта закрыла глаза. Боже, за что ей такие муки? Она теперь одна, совсем одна…

И, словно угадав ее мысли, Марк Уолдрон тихо произнес:

— Я отправил мистеру Блейку письмо… Он просил держать его в курсе вашего выздоровления. Теперь вы сами сможете ему написать, и он приедет.

Сквозь тоску и уныние словно пробился лучик света. Эдвард! Как хорошо, что он приезжал! Значит, она не совсем одинока. Эдвард отвезет ее домой. И может быть, когда-нибудь боль от ужасной утраты смягчится. У нее по щекам текли слезы.

Марк Уолдрон обратился к Дерине:

— Принесите стакан воды. Мисс Лаури нужно дать успокоительное.

Прошла еще неделя. Шарлотта уже вставала и даже спускалась в гостиную.

Несколько раз заходила Марджи Ллойд, а однажды вечером она привела своего мужа Дэна, долговязого и худощавого. Он только что вернулся после ловли рыбы. Дэн сразу же отверг все попытки Шарлотты выразить ему глубокую признательность за свое спасение. Она задала ему несколько вопросов, мучимая желанием узнать все обстоятельства гибели пассажиров корабля.

— Ты бы снял свои рыбацкие сапоги, Дэн, — посоветовала ему ни с того ни с сего жена.

Дерина с любопытством и насмешкой смотрела, как Дэн пытается стянуть высокие сапоги.

— Тебе не справиться без меня! — вдруг заявила она, нагнулась, с силой стащила сапог и спросила: — Сегодня у тебя хороший улов?

Дэн покачал головой:

— Нет, не сказал бы, рыбы что-то маловато. Я принес тебе треску, оставил рыбу в поселковой прачечной. Можешь отдать кошке голову.

— Подумаешь, треску! — пренебрежительно фыркнула Дерина.

— Сегодня днем я ходила на берег, — вступила в разговор Шарлотта. — И Дерина показала мне вашу лодку, — добавила она чувствуя, что ей с трудом дается беседа о море.

— Ну и как, вам понравилась гавань? — спросил Дэн.

— Я… Да, понравилась…

Как могла она объяснить, что если бы увидела залив годом раньше, то бесконечно восхищалась бы его узкими, карабкающимися по гористым склонам тропинками, его приземистыми белыми домиками среди густой зелени, величественным видом возвышающейся на горизонте вершины Сноудона. Она нашла бы очаровательным домик капитана Уоткинса с его низкими окошками, выходящими на залив и отлогий берег.

— Люди приезжают сюда летом отдохнуть, останавливаются в гостинице… и говорят о Портвене, как будто это какое-то особенное место. — Он пожал плечами.

— А вы сами его таким не считаете? — улыбнулась Шарлотта.

Он покачал головой.

— Рыбная ловля здесь хорошая, а так Портвен ничем не отличается от других поселков в Уэльсе.

Потом они с женой в сопровождении Дерины пошли в прачечную посмотреть на треску, и Шарлотта услышала, как они перешли на родной валлийский язык. Ей снова захотелось поскорее уехать домой. Хотя Дерина заботилась о ней, старалась вовремя и вкусно покормить, Шарлотта никак не могла наитие ней общий язык, и не только из-за языковых трудностей. Возможно, между ними лежала слишком большая разница в жизненном опыте.

Приходили письма от Эдварда. Он объяснял, что один из его коллег заболел, поэтому сейчас он приехать не может, но заберет ее при первой же возможности и некоторое время она поживёт у его тетки.

На следующий день Шарлотта пошла посидеть на берегу. Гористый мыс был покрыт позолоченным майским солнцем утесником, а на склонах за ее спиной уже зацветала морская гвоздика. Она следила, как рыбаки стаскивали по деревянным сходням лодки, забирались в них и уходили в море. Волны, словно успокоившись, одна за другой тихо накатывали на берег. Казалось, кораблекрушение было когда-то, очень давно.

Шарлотта еще раз перечитала письмо Эдварда и задумалась о том, что станет делать после возвращения в Хаддстоун. Просто жить с теткой Эдварда, которую она совершенно не знает? Или подыскать себе какую-либо работу? Но какую? Она получила приличное образование — об этом позаботился ее отец. И читала, вероятно, больше, чем большинство девушек ее окружения. От матери она унаследовала умение вести хозяйство и частенько помогала в лавке.

— Самая подходящая погода, чтобы погреться на солнышке, — услышала она голос у себя за спиной.

Шарлотта обернулась и с радостью увидела улыбающуюся Марджи Ллойд, которая спустилась с холма. Она говорила на английском более бегло, чем большинство обитателей Портвена. Марджи присела рядом на камень. Через несколько месяцев она должна была родить, и движения ее уже стали несколько неуклюжими.

— А я к вам с сообщением, — сказала она. — Я встретила Дерину, она буквально вне себя от возбуждения. Ей только что принесли телеграмму о том, что её отец возвращается домой раньше, чем ожидалось. И она сразу бросилась готовить — все блюда, которые он любит, специальный хлеб с корицей, целые горы наших пирогов. Носится по всему дому как шальная. Вы такой суматохи и не видали, — Марджи покачала головой.

— Ой! — воскликнула Шарлотта. — Значит, мне нужно уезжать, я больше не могу у них оставаться.

— Боже мой, что вы, конечно нет! — Марджи похлопала ее по руке. — Я уверена, в доме для вас полно места. И капитан Уоткинс будет рад с вами познакомиться. Вам будет с ним интересно, он так увлекательно рассказывает о своих путешествиях…

— Я жду, когда за мной сможет приехать Эдвард Блейк, — сказала Шарлотта.

— Жаль, что вам вообще придется уехать, — сказала Марджи. — Мне хотелось бы, чтобы вы остались здесь. А сейчас пойдемте со мной пить чай.

— Может, мне пойти помочь Дерине?

— Не волнуйтесь, она сама справится! — ответила Марджи, погасив улыбку.

Они пошли мимо приземистой гостиницы, поднялись на мыс и по извилистой тропинке, которая бежала вдоль берега, добрались до ряда выкрашенных розоватой известкой коттеджей.

— Я рада случаю поговорить с вами наедине, — сказала Марджи за чаем. — Я хотела бы, чтобы вы дождались рождения моего ребенка. Почему вы не можете остаться? Наверное, с этой Дериной трудно уживаться!

— Остаться? Я об этом как-то не думала. Мне неудобно пользоваться добротой Уоткинсов.

— А вам и не придется ею пользоваться, если у вас будет какая-либо работа. И вот я подумала… — Марджи налила еще чашку чая и посмотрела на Шарлотту поверх глиняного чайника.

Из сарая за домом раздался мужской голос:

— Марджи… ты дома? Принеси мне чаю.

— Дэн вернулся. Он ходил за канатом, — заметила Марджи. Она налила чаю в большую кружку, отрезала кусок пирога и отнесла все в сарай, откуда до Шарлотты доносились голоса — низкий и грубоватый Дэна и мягкий Марджи. Какие они разные, подумала она. Вот хоть эта маленькая гостиная с буфетом, где хранятся красивые фарфоровые чашки и серебряные столовые приборы, носит отпечаток утонченности, необычный для дома рыбака. Однажды она спросила о Марджи у Дерины, та только пожала плечами.

— Она не местная, — сказала Дерина погодя. — Похожа на леди… много о себе воображает.

Шарлотта обратила внимание на интонацию последней фразы и догадалась, что между Дериной и Марджи существует взаимная неприязнь. Но возможно, это объяснялось тем, что Марджи была чужой в этом поселке. Такой же чужой, как и она сама…

Она подошла к окошку и стала смотреть на залив. Марджи подошла и встала рядом с ней.

— А вы никогда не боялись моря? — спросила Шарлотта.

— Если мужчина рожден для моря, что может сделать женщина? — задумчиво ответила Марджи. — Я знаю, что Дэн сильный и опытный моряк, но не так-то это просто… ждать мужа, когда вокруг темная ночь и ничего не слышно, кроме завывания ветра и шума прибоя. Впрочем, зачем говорить об этом, когда на море штиль, а у себя в сарае Дэн распевает над сетями! — Она увела Шарлотту от окна. — Если вы пойдете по короткой дороге, через поселок, я провожу вас, потому что мне нужно еще приготовить ужин Дэну перед тем, как вечером он уйдет в море.

Они шли по тропке между домами, и Шарлотта ловила на себе любопытные взгляды — жители поселка улыбались ей и здоровались. Они по-доброму относились к ней — приносили ей скромные подарки: то камбалу, то ранние овощи, то горшочки с домашним вареньем.

Некоторые, как и Уоткинсы, говорили на английском, но остальные лишь улыбались, сочувственно посматривая на Шарлотту. Кораблекрушение считалось страшным событием. О нем будут говорить не один год, но не в ее присутствии.

На полпути к заливу их догнала двуколка доктора Уолдрона. Марк натянул поводья, двуколка остановилась. Впервые она увидела в нем мужчину, а не только врача и была польщена его вниманием.

— Вы выглядите гораздо лучше, — заметил он, выходя из двуколки. — Морской воздух вернул вам румянец.

— Я пыталась, доктор Уолдрон, уговорить ее остаться здесь, а не возвращаться в город, — сказала Марджи.

— А что вы на это скажете? — спросил он Шарлотту и пристально посмотрел ей в глаза.

Она отвела взгляд и произнесла в раздумье:

— По правде говоря, я чувствую себя совершенно растерянной и просто не могу принять никакого определенного решения. Моя жизнь так резко изменилась!

— Разумеется, — тихо сказал он. — Мы не можем подталкивать вас к какому-либо решению. Просто мы были бы рады, если бы вы остались здесь.

Марк быстро попрощался с ними и уехал. Глядя ему вслед, Шарлотта думала о том, что он употребил местоимение «мы». Просто из вежливости? Или он тоже хочет, чтобы она осталась? Девушка отвергла эту мысль как бесполезную фантазию. У нее достаточно здравого смысла, чтобы не предаваться фантазиям только потому, что врач проявляет интерес к своей пациентке.

— Очень приятный молодой человек, — заметила Марджи. — Ему приходится очень много работать вместе со старым доктором Прайсом.

— Я и не знала, что у него есть партнер, — удивилась Шарлотта.

— Доктор Прайс приезжает только в том случае, если не может приехать Марк Уолдрон. Надеюсь, когда настанет время появиться на свет моему малышу, приедет молодой доктор. Говорят, у него не умер ни один новорожденный!

— А у доктора Прайса?

— Доктор Прайс, на мой взгляд, слишком много выпивает, — понизила голос Марджи. — Очень приятный человек и все такое, но…

— А у вас здесь есть акушерка? Она может прийти?

— Гвен, здешняя акушерка, давным-давно состарилась — покачала Марджи головой. — Вот если бы только вы могли остаться! Но это вам решать, и я не имею права настаивать. Я не видела вашего молодого человека, когда он сюда приезжал, но люди говорят, он симпатичный, нарядный…, так что по сравнению с ним наши рыбаки такие неотесанные.

Шарлотта помолчала.

— Эдвард очень добрый, — сказала она погодя, — И, кроме него, у меня никого теперь нет.

Говоря это, она поняла, что ее слова могут показаться невежливыми, У нее в поселке так много приятных знакомств!

— Кажется, приехал капитан Уоткинс, — заметила Марджи. — Вон у его дверей кеб остановился.

Они видели, как из пролетки вышел крупный мужчина в морском кителе, подхватил поклажу и шагнул на крыльцо.

— Мне почему-то казалось, что он гораздо старше, — заметила Шарлотта.

Марджи покачала головой:

— Он просто деятельный и энергичный. Думаю, через пару недель наш Портвен покажется ему слишком скучным и тихим.

— Но он с радостью возвращается к Дерине?

— О да, конечно! Он ее любит и страшно балует, а она вертит им как хочет. Дерине нужен человек, который умел бы ею руководить. — Некоторое время они шли молча. — Жаль, что вы помолвлены с мистером Блейком. Вы могли бы выйти замуж за капитана Уоткинса и воспитывать его дочь.

— За капитана Уоткинса?! — вскинула брови Шарлотта.

— Ну, не будь у вас жениха, думаю, это было бы неплохо. — Марджи улыбнулась. — И держали бы в узде Дерину.

— Вы думаете, она в этом нуждается?

Марджи поджала губы.

— Может, я и несправедлива к ней… даже ревную ее, — заметила она после паузы, — Понимаете, до нашей встречи с Дэном он… кажется, Дерина ему очень нравилась. Возможно, он даже женился бы на ней, если бы она была постарше.

— Но на самом деле вы же ее не ревнуете?

— Ну… — Марджи задумалась. — Нет, думаю, нет, но она так и льнет к мужчинам. Теперь вот к доктору Уолдрону…

— К доктору Уолдрону?!

— А вы не заметили? Думаю, он это заметил. У нее была возможность часто видеться с ним, пока вы болели.

Шарлотта покачала головой. Расставшись с Марджи и направляясь к дому, она решила, что той все это только кажется.

Она обратила внимание, что Марджи, как и остальные жители поселка, считает ее помолвленной с Эдвардом Блейком. С их стороны было естественно сделать такое заключение, и ввиду предстоящего приезда Эдварда она решила не опровергать их заблуждение.

Не успела она открыть дверь, как из кухни вышел капитан Уоткинс с зажатой в зубах трубкой и устремил на нее из-под густых бровей вопрошающий взгляд синих глаз.

— Должно быть, вы мисс Лаури. — Он крепко пожал ей руку. — Я уже слышал о вас.

Она поблагодарила его за гостеприимство, оказанное ей Дериной.

— Дочка правильно поступила, что взяла вас на свое попечение, — твердо сказал он. — А вы старше ее. Вообще-то странно снова увидеть дома женщину, — продолжал он задумчиво, как будто преследуемый воспоминаниями.

— Я скоро уеду, — сказала Шарлотта. — Я больше не могу пользоваться вашим гостеприимством.

— Гостеприимством? — Казалось, он так и эдак повертел в уме это слово, покачал головой и разжег потухшую трубку. — Море, так сказать, само принесло вас к нашему порогу. Вы можете оставаться у нас столько, сколько пожелаете…

За его спиной открылась дверь, и Дерина прильнула к отцу, взяв его за руку.

— Но у мисс Лаури есть молодой человек. Она не достанется в Портвене. Ты не должен ее уговаривать.

Капитан Уоткинс бросил на дочь укоризненный взгляд, на который та не обратила внимания. Шарлотта сообразила, что, вероятно, единственный человек в поселке, который был бы рад ее отъезду, — это Дерина. И в этот момент ее взгляд, которым она сверлила Шарлотту, был далеко не дружелюбным.