Что-то не так

Берендеев Кирилл

Что-то не так

Вначале внизу что-то стукнуло, затем послышалось странное шебуршание. Народ, столпившийся на смотровой площадке, расположенной невдалеке, ахнул, шум многотысячной толпы проник и сквозь наглухо закрытые окна. Капитан-командор вздохнул и выглянул наружу. Сквозь толстенные стекла корабля видно было мало, не причина беспокойства собравшихся тем не менее он выяснил. Капитан вытер капли пота со лба. Ничего особенного не произошло, ему это стало ясно тут же.

В дверь постучали.

- Да? - капитан-командор обернулся.

- Все в порядке, ваша милость, - в каюту вошел Казимир Колодный. Капитан взглянул на прославленного астронома и математика с неким кольнувшим его чувством. Все еще крепкий старик, уже давно за пятьдесят, небезызвестный на родине, вынужден был оставить ее и отправиться в далекое плавание. Даже не потому, что попросили - деваться было некуда. Новообразованной Речи Посполитой труды и заслуги его были ни к чему, если бы не заступничество капитана за прозябавшего в нищете астронома, отрабатывал бы ныне он свой долг в рудниках. Судьба, много схожая с доктором Фаустусом.... За малым исключением; подумав так, капитан усмехнулся, кивнув в знак приветствия навигатору. - До отбытия осталось полчаса. Только что отошла главная мачта.

- Я слышал, благодарю, - произнес с ленцой в голосе Теофраст Эрих Вильгельм Хейерлинг, таково было полное имя капитана судна. - На корабле все в порядке?

- В совершеннейшем, ваша милость. Все уже заняли свои места, проверка оборудования завершена под моим непосредственным руководством, за верное и своебыстрое движение судна я могу с уверенностью ручаться. Приборы в норме, оба запасных компаса я опечатал лично. Отправимся без задержек и точно в назначенное время.

- Когда в Ватикане пробьет полдень, - добавил командор. - Жаль, что Его святейшество не смог прибыть лично на церемонию прощания, - с этими словами он посмотрел вниз. Кардинал Антоний Бергардийский, в спешном порядке возглавивший церемонию, когда выяснилось, что папа все же не сможет прибыть, торопливо завершал благословение судна, щедро окропляя его святой водой. Голос его, звучный и удивительно низкий, во время соборной службы, совершенно терялся здесь, на холмах близ Болоньи, сквозь стены корабля доносилось лишь невнятное бормотание.

- Amen! - вздохнул хор певчих, стоящих позади кардинала. Подождав минуту, Антоний медленно, с присущим ему достоинством, опустился на колени в пыльную траву. За ним последовал капитан-командор, поспешно опускаясь на ковер. Казимир незамедлительно оказался рядом с ним.

Хейерлинг читал молитву про себя. Слова сами собой возникали в голове, до боли знакомые, но в этот миг наполненные каким-то иным, неведомым ранее, особым смыслом. Простые и в то же время неизмеримо глубокие, подобные резцам небесного свитка, как и во всякой творимой молитве. Хейерлинг невольно оторвал голову от яркого цветастого ковра и вознес вверх, к картине работы самого Аннибале Каррачи, изображающей покровительницу грядущего путешествия, святую Марию. Печальное лицо ее на мгновение преобразилось, казалось тонкие губы сложились в едва заметную улыбку. Или так ему показалось? Хейерлинг безмолвно опустил глаза, а когда снова поднял их, все было по-прежнему. Мария Магдалина устремляла свой взор куда-то вдаль, видя то, что удалось узреть лишь ей одной. Может быть, подумалось в этот миг барону, удаляющегося в Иерусалим Спасителя?

Молитва закончилась, но капитан не торопился подниматься с колен. Чистый приятый голос певчего затянул где-то в глубине корабля "Отче наш"; губы капитана зашевелились, повторяя за хором певчих слова, и только последние "но избави нас от лукавого" произнес вслух. И медленно поднялся.

Его примеру последовал и Казимир и остальные члены экипажа судна. В окно было видно, как поднявшийся с колен кардинал быстро уходит к трибунам.

- Осталось двадцать минут, - послышался чей-то голос. Барон сел в мягчайшее кресло, Колодный пристегнул его, волнуясь и оттого путаясь, страховочными ремнями из сыромятной кожи. Капитан некоторое время усаживался поудобнее, наконец дал знать навигатору, что тот может быть свободным. Казимир поспешно вышел в коридор, притворив за собою дверь; барон слышал, как он шаркает сапогами, спускаясь вниз по узким ступеням, в пассажирский отсек корабля. Послышалось глухое бормотание и недовольный голос главного пассажира корабля - представителя Святой Инквизиции на борту "Св. Марии Магдалины" епископа Иоанна или Джованни, на итальянском наречии, Донелли. Известный инквизитор, проведший немало громких и эффектных дел над злокозненными еретиками, никак не мог угнездиться в тесное для его крупной мощной фигуры кресло. Второе духовное лицо на корабле, представитель недавно образованного, но уже снискавшего благожелательность Ватикана и хвалебных слов самого папы, "Общества Иисуса", проводник в грешные души италийских простецов слова Господня, настоятель монастыря Св. Петра, брат Иосиф, Джузеппе Челесте, стоически перенес упаковывание. Сказывалось иезуитское воспитание: ко всякого рода лишениям ему было не привыкать.

Когда шум внизу утих, Хейерлинг вызвал двигательный отсек, дунув в свисток переговорной трубки. Снизу, после короткого замешательства, послышался ответный свист и человеческая речь.

- Слушаю, ваша милость.

Затычку снял сам создатель корабля, московит из Новгорода Великого, немало лет назад бежавший в Польшу, Иван Лухманов, "свободный человек", как он назвал себя во время аудиенции с кардиналом Бергардийским.

- Все мы рабы Божии, - возразил ему тогда кардинал, но в ответ получил лишь хитроватую усмешку, затерявшуюся в синих глазах. Засим последовали подробные объяснения тех чертежей и рисунков, что принес с собой посадский самоучка. Кардинал, сам человек разносторонне образованный, написавший книгу "Об эфире, сферы пронизывающем", разошедшуюся среди немалого числа монастырей, долгое время изучавшим труды известных ныне и ранее астрономов и космогонистов, порой вынужден был останавливать разошедшегося московита и просить уточнить те или иные детали, стараясь вникнуть в новые, открывающиеся перед ним доказательства и выводы....

- Какова готовность к старту? - спросил барон, невольно хмурясь.

- Кочегары прогревают двигатели. Скоро отчалим.

Неприятно, когда на корабле заместо капитана всеми делами управляет какой-то посадский перебежчик. Да еще... Барон сдержался и сквозь зубы пробормотал:

- Доложите о полной готовности.

- Конечно, ваша милость.

Иван заткнул пробкой свой конец переговорной трубы и свистнул, давая понять, что разговор окончен.

Примерно спустя минуту Иван рявкнул так, что голос его был слышен сверху донизу по всему кораблю:

- Ключ на старт! -гаркнул он. И тут же. - Началось, ваша милость. Теперь молите Бога, чтобы все прошло с Его помощью.

- Запускайте, - ответствовал барон, прекрасно понимая, что все его попытки покомандовать вызовут лишь усмешку у московита.

- Ключ на дренаж!

Корабль снова вздрогнул. Начала отходить последняя ферма, поддерживающая его. Внизу послышался мощный гул, он усиливался с каждым мгновением, рос, крепчал, переходя все возможные пределы.

- Зажигание...

Гул перешел в рев, отдаваясь болью в ушах. "Мария Магдалина", сотрясаясь, задрожала, готовая стартовать в любую минуту.

- Предварительная...

Все, последняя подпорка упала, корабль стоит сам по себе, устремленный в небо, дожидаясь следующей команды. А она не замедлила с появлением:

- Главная! - и почти тот час же:

- Подъем!

Страшно взревели двигатели, изрыгая из дюз феерические лепестки пламени, окутывая "Марию Магдалину" и все вокруг тяжелой пеленой дыма. Казалось, сама земля задрожала.

И в этот миг освященный корабль начал свое медленное, но с каждой секундой все быстрее и быстрее продвижение ввысь, к звездам...

Перегрузки тяжелой десницей приковали барона к креслу. Невозможно было шевельнуть рукой, головой, трудно было даже говорить. И все из-за этого проклятого самоучки, мрачно подумывал Хейерлинг. Но мысли плохо слушались, путались, лениво ворочаясь в голове, перескакивая с одного на другое. Барона утешала лишь мысль, что и московиту в данный момент приходится испытывать тоже.

Резкий рывок, короткая передышка, хриплый голос, с шумом и придыханием произносящий слова, не узнаешь прежнего задорного лухмановского говора:

- Первая ступень отошла, - и снова тяжким бременем ложится на плечи перегрузка.

Барон подумал, что кочегарам первой ступени повезло - отработали свое и сейчас медленно опускаются вниз, на землю, приземлятся где-нибудь в. Австрии или Венгрии. А они двигаются дальше в неизвестное....

Предыстория той аудиенции у кардинала Антония, на которой присутствовал и сам барон, представлялась порою удивительной, но более всего в появлении самого Лухманова с его многообещающими идеями. В то время в Московии назревала смута, смерть грозного царя ознаменовала многие беспорядки и раздоры во всем государстве. Многие тогда бежали прочь, спешно меняя веру, припадая к стопам новых властителей и ища у них поддержки и защиты. Лухманов не был исключением.

Московит этот происходил из известного и знатного рода, возвысившегося при Иване III Васильевиче и его сыне Василии III и низвергнутым следующим князем Всея Руси, царем Московским Иваном IV. Прадед Лухманова участвовал в создании Судебника, имел поручительство Ивана Темного на государственные и приватные беседы с послами иноземными, "кои много полезны для Руси будут". И потомок его, памятуя успехи далекого своего родственника, немало сил и старания приложил для того, чтобы самому знатным стать, а потому изъясняться мог и на латинском и на грецком и языком нечестивого Лютера достаточно свободно владел, много книг, доставшихся ему в наследство, изучил и много полезных для себя выводов сделал. Так получилось, что попала в его руки книга Николая Коперникуса "Об обращении небесных сфер", проклятая Лютером и потому еще активно обсуждающаяся в землях Польши, Ливонии, Австрии и проникшая даже в ставшую разом глухою Московию.

С нее-то, с гелиоцентрической системы построения мира, да и со смуты в землях московских и закрутились события, предшествующие достославному отправлению корабля "Св. Мария Магдалина" в дальнее, трудное и долгое плавание. Но немного назад вернуться придется еще раз.

Немного менее тридцати лет прошло с того дня, как на престол Священной Римской Империи взошел молодой император Рудольф II Габсбург, человек импульсивный, слабовольный, отдающий предпочтение искусствам, нежели делам государственным. Лишь двум людям из своей изрядной свиты он соглашался доверять и лишь их двоих он выслушивал со вниманием: то были шут его отца Максимилиана II Антон Броуза и тайный советник барон Хейерлинг, человек не по годам способный и к интригам опытный. Именно он помог своему императору заручиться поддержкой папы в борьбе с братом Рудольфа Матфеем, вознамерившимся забрать престол в свои руки и неуклонно к тому подвигающемуся. Именно он уговорил Ливонию до поры до времени оставить свои притязания на московские земли, излишне разросшиеся на востоке. И именно он организовал в Речи Посполитой - не без давления со стороны Ватикана хитроумную шпионскую сеть, за всеми бежавшими из Московии следящую. Таким вот образом его люди и вышли на занимавшегося построением грандиозных планов Лухманова, а в глазах соседей - всякой бесовщиной в неурочный час.

Лухманова отправили в "темную", а бумаги и чертежи его привезли к Хейерлингу, находившемуся тогда в Кракове. Барон взглянул на записи и остолбенел. До поры, до времени оставив Лухманова в каменном мешке, он спешно отправился в Прагу к Иоанну Кеплеру, который был нередким гостем и у самого императора. Мнение видного ученого в астрономии и космогонии барон ценил без меры, в отличие от Рудольфа II, пытавшем Кеплера составлением астрологических таблиц.

Сказать, что ученый был поражен, значит не сказать ничего.

Через папского наместника в Праге история докатилась и до Ватикана, причем удивительно быстро. Причем исключительно та ее часть, в коей говорилось - со слов самого Кеплера, неизвестно, утверждавшего нечто подобное или же просто предположившего такую возможность - будто Луна, та самая, что была заключена в первую небесную сферу, являлась благодатным источником серебра, нет, более того, аргентума на ней было, что грязи. Бери, не хочу; лишь осени себя и духов, ее населяющих, крестным знамением. А главное - по расчетам того самого московита - добираться до нее меньше недели. Много быстрее, чем через бушующую без повода Атлантику в далекую Боливию, чьи серебряные рудники совершенно не удовлетворяли запросов римской курии. Требовалось куда больше. Особенно, если вспомнить недавно возникшее "Общество Иисуса", кое активно продвигало вперед идеи папства среди христиан и язычников, но и вливаний требовало, - упаси Боже говорить вслух.

Церемониться папа не стал. За десять лет до истечения века близ Болоньи начал строиться космодром. Как раз там, где состоялся памятный многим вселенский собор, утвердивший положения всеобщей, нерушимой, неизменной религии.

Денег на это благое дело не жалели. Все, что вывозилось из Вест-Индии, шло на постройку стартовой площадки и корабля по проекту самоучки Ивана Лухманова. Да уж, если папа заболевал какой-то идеей, то вынь да положь она должна быть осуществлена. Сам Лухманов вскорости вступил в "Общество Иисуса" (как-никак, сказывались западнические настроения его предков; дед и прадед его состояли в ливонской партии, коею возглавляла Марфа Борецкая, ратовавшая за переход Руси в католичество и ради него заключившая союз с царем польским Казимиром II; но и после вхождения Новгорода под власть Ивана III проливонские настроения были еще сильны, чем и воспользовался, ради укрепления своего влияния в Европе, мудрый государь). После такого поступка ему были открыты все двери и все кубышки. Стройка продолжилась с новой силой.

За каких-то девять лет все было подготовлено: и стартовый комплекс и сам небесный странник. Первый испытательный полет, беспилотный, разумеется, прошел как нельзя успешно, корабль взмыл ввысь и скрылся в облаках. По слухам, приземление его произошло неподалеку от намеченной точки где-то на севере Скандинавии. Спускаемый аппарат сел в целости и сохранности и был частично разворован местными жителями задолго до прибытия папского нунция.

Волей-неволей встал вопрос о финансировании первой экспедиции на Луну.

К чему это привело - нетрудно догадаться.

Хейерлинга, как заварившего всю эту кашу, сделали капитан-командором корабля. Рудольф II поспорил, повозражал, но был вынужден уступить натиску папы, лично подобравшего в экспедицию и самого уважаемого и решительного инквизитора, так на всякий случай.

Остальным следовало заниматься делами, привнесенными в задание членов экипажа самой курией; так на брата Иосифа возлагалась ответственность за воздвижение Креста Господня на Луне и освящение оной от лица всей римско-католической церкви.

- Вторая ступень отошла, - донесся голос Ивана. Корабль освободился от балласта, включавшего в себя железную цистерну огромных размеров и людской отсек с двумя кочегарами. Они приземлятся, видимо, где-то на севере Ливонии. Потом их вернут обратно в Болонью, отблагодарят как следует. А пока им еще только предстоит раскрытие парашюта и долгий полет вниз и, по возможности, посадка.

Остальных же продолжает мучить перегрузка. Сколько же она длится? Барон взглянул на часы. Сейчас половина первого. Не может быть! Так мало!? Хейерлинг забормотал молитву, но не закончил ее, погрузившись полностью в ощущения, вызванные страшной тяжестью во всем теле.

Когда Хейерлинг совсем пал духом, не представляя, когда же, наконец, подъем закончится, "Марию Магдалину" резко тряхнуло так, что мгновение казалось, будто она разлетится на куски. Донесшийся до барона голос сообщил:

- Третья ступень отошла.

В этот миг перегрузки кончились. Барон, почувствовавший как резко ушел из-под ног пол корабля и кровь ударила в голову так что в ушах зазвенело, принялся выпутываться из опутавших его как мумию, сыромятных ремней. Одно неосторожное движение - и он выскочил из кресла и стукнулся об пол. Трудно сказать насколько долго пребывал бы в таком состоянии барон, если бы на помощь вовремя не подоспел Колодный. Казимир ловко придал барону вертикальное положение. Постепенно в ушах перестало звенеть, сердце утихло; Хейерлинг вздохнул с облегчением.

- Корабль выведен на орбиту.

Это коротенькое сообщение резко подняло настроение барона. Снизу послышались аплодисменты: пришедшие в себя после длительной перегрузки монахи-иезуиты радовались вознесению в сферы небесные.

Неуклюже переступая ногами, то и дело припадающими к полу, Хейерлинг подошел к окну. Выглянул и замер.

- Господи! - невольно вырвалось у него примерно минуту спустя. Более он не мог произнести ни слова, столь поразил его увиденное за окном. В этот момент оконный ряд корабля "Мария Магдалина" был сориентирован в пространстве так, что выглянувший барон увидел перед собой Землю, медленно кружащую на черном бархате ночного покрывала, утыканного бесчисленными бусинами звезд.

Хрупкий голубой шар весь в разводах белых облаков, из-за которых проглядывали разноцветные разводы суши и воды, походил на переливающийся в лучах восходившего солнца бриллиант, окаймленный тонким прозрачным ореолом. Барон долго вглядывался в него, впитывая его красоту, наслаждаясь ей. Шар Земли висел совсем рядом, кажется, протяни руку и дотронешься до него. Только надо быть очень осторожным, одно неосторожное движение - и он разобьется на мириады осколков, тускло светящихся на фоне звезд.

А звезды! Самые неприметные бисеринки светятся так, точно находятся совсем рядом, на расстоянии в худшем случае - нескольких футов, что же говорить о тех светилах, чей блеск отражается на закатной стороне Земли, за медленно движущейся по планете полосой терминатора, поглощающей страны и народы, океаны и континенты и отдавая их, возвращая светилу на краткий миг лучезарного дня во мраке беспрестанной вселенской ночи. И весь бархат космоса играет и переливается ими. А у самого края окна едва заметно тускло серебрится Луна, ставшая соседкой.

Хейерлинг сбросил с себя оцепенение и обернулся.

- Казимир, карту, быстро! - крикнул он. Секунду помедлив, навигатор вытащил из ящичка карту мира и расстелил ее.

Корабль медленно вращался, вращалась и Земля. Еще минуту назад сквозь атмосферные вихри была видна Африка, а теперь уже показалась Османская империя, Черное море, Крым. "Святая Мария Магдалина" плыла по территории Великого княжества Московского.

Бросая взгляд то на уходящую в пол Землю, то на расстеленную в воздухе карту, барон восторгался:

- Врут, ведь врут черти-первопроходцы. Совсем не знают, какая Земля, совсем непохожа. Ну кто же так рисует. И куда они смотрели, когда новые страны отображали? Вот тут озер сколько, аж в глазах рябит, а ни одно не отмечено, а эти горы, Урал, кажется, а тут...

Земля ушла из виду остались только звезды и Луна. Каюту залило сияние подкравшегося Солнца. Казимир проворно задернул глухие шторы на окне. Хейерлинг отошел к двери и, недолго думая, стал спускаться по узкой винтовой лестнице вниз, в пассажирский отсек. Заходя внутрь, он столкнулся нос к носу с поспешно выходящим братом Иосифом.

- Как хорошо, - обрадовался миссионер, - я как раз к вам шел. Поделиться впечатлениями хотел. Сколь же изумительно прекрасно творение Господа нашего, сколь великолепно, сколь восхитительно. Мое сердце не перестает поражаться красотою, а мои губы - шептать благодарственные молитвы Творцу. Нам дарована несказанная возможность прикоснуться к благолепию сущего, лицезреть тайны мироздания, что открываются нам по милости Господа нашего, ибо сказано (Прит. 3, 13): "Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум"! И там же: "Она дороже драгоценных камней, и ничто не может сравниться с нею".

- Вам сейчас завидуют, святой отец, - заметил барон.

- Воистину, вы правы. Немногие, увы, удостоены были возможности зреть нашу родную планету, в ее истинном облике. Искренне надеюсь, что таких как я будет много больше. Тогда в сердцах каждого, побывавшего здесь за сотни миль от самой Земли, прибавится доброты и нежности к своему дому, затерянному в глубинах космоса. Как ниоткуда, с освященного корабля нашего видно, что "кровли домов наших - кедры, потолки наши - кипарисы" (Песн. 1, 16). - Миссионер помолчал немного и добавил еще одну цитату из Песни Песней: - "Не будите и не трогайте возлюбленной, доколе ей угодно".

Хейерлинг вздохнул:

- Я на вашем месте процитировал бы еще и что-нибудь из "Божественной комедии", святой отец. Все же мы находимся на пороге рая и направляемся на первое его небо.

- С позволения Господа, сын мой. Vexilla regis prodeunt?; без благословения Всевышнего, всемилостивого и всепрощающего, мы уподобились бы безумцу Фаустусу, пожелавшему возвыситься среди прочих и отправившемуся за гордыню свою в пещи преисподней.

- Надеюсь, нам дано будет изучить истинную гармонию сфер.

- Ежели сможет постигнуть ее наш жалкий разум, - ответствовал отец Иосиф.

- Что будет дано. Заодно и узнаем, сколь прав был Коперникус, пожелавший заставить Землю вращаться вокруг светила. Кстати, святой отец, давно, еще юношей я слышал в Вышеграде разговор повара и зеленщика, споривших о строении мира.

- Вот как? - изумился миссионер. - Простецы стали столь умны, что говорят о горних материях?

- Чему же удивляться? И в Константинополе, в бытность его столицей христианской Византии, немало веков назад, чернь так же вела диспуты о возможности беспорочного зачатия Девы Марии.

Настоятель махнул рукой.

- Греховны сии домыслы и порочны рассуждения. Да, слышал я о том, но не потому ли и был предан огню доблестными рыцарями Креста?...

- Я слышал, что хитроумный Энрико Дандоло, задумавший повернуть войска на Константинополь против Иерусалима, завоеванного нечестивыми ассасинами, ослеп, едва войска вошли в горящий град.

- Мы несколько отвлеклись от темы, сын мой, растеклись мыслями по древу. Что же говорили повар и зеленщик?

- Зеленщик, - продолжал барон, - утверждал законы Птолемеевы, приводя доводы философские и богословские, повар же, напротив, более молчал и слушал, но когда пришла и ему очередь говорить, произнес лишь: "В кои-то веки наши ученые мужи уразумели, что негоже жаровню вращать вокруг вертела".

Из двигательного отсека к ним подошел изобретатель. Глаза его по-прежнему сияли, выражая непередаваемый восторг от увиденного, однако Лухманов сумел справиться с собой и заняться делами.

- Ваша милость, - произнес он, прерывая беседу капитан-командора с настоятелем, - картографы сидят за работой, заканчивают наносить новые земли на старые карты. - Он усмехнулся. - Надеюсь, за три оборота они успеют.

- А потом - на Луну? - спросил брат Иосиф.

- На орбиту Луны, - поправил его московит, - сперва надо найти место посадки, затем...

Его слушали со вниманием хотя мысли многих подошедших монахов были заняты совсем другим. Барон с удивлением и признательностью, неожиданно появившиеся по отношению к московиту, смотрел на Лухманова, сумевшего сотворить это чудо и доставить их сюда, на орбиту Земли. Но их путешествие только начиналось, они отправятся дальше и дальше к вечной соседке-Луне. Чем она встретит их?

- Иван, - неожиданно для себя произнес Хейерлинг, - я перед тобой в неоплатном долгу. Вернемся - проси, что хочешь.

- А что мне надо, - усмехнулся в ответ Лухманов, - покой, да немного свободного времени и денег для продолжения работ.

- Что хочешь, - повторил барон.

В этот миг наступила ночь. Кто-то попросил зажечь свечу. Помещение залил бледный свет, и через некоторое время пришлось открыть окно, за которым слышался лишь легкий шум разрезаемого кораблем эфира. Лухманов долго вслушивался в этот протяжный звук, хотел что-то сказать, но так и не решился.

В это время в отсек вернулся, уверенно грохоча по лестнице сапогами, Донелли.

- Невероятно, - пробормотал он, грузно усаживаясь в кресло. - Кто бы мог подумать? Неужели Коперникус был прав?

- Почему бы и нет, - ответствовал барон, - чтобы понять устройство мира, вовсе необязательно подниматься на небеса.

И усмехнулся собственной шутке.

Инквизитор его не слушал:

- Звезды кажутся такими близкими, будто совсем рядом. А Луна. Иван, ты говорил, что до нее лететь невесть сколько, я не помню цифры ну да и неважно. Но мне кажется, что она гораздо ближе. Неужели вправду нас от нее разделяют сотни тысяч миль пространства? Честное слово, поверить этому не в силах. И откуда ты узнал об этом, как смог догадаться, постигнуть я не могу. Нельзя же просто так...

- Если вас интересует точное расстояние, то до Луны нам лететь триста восемьдесят тысяч верст, - Лухманов перевел версты в мили, чтобы было понятно и остальным. Огромное число сократилось, но не настолько как того хотелось слушателям. - До Луны мы будем добираться примерно четыре дня. День уйдет на поиск места посадки, потом - наше пребывание там, и еще четыре дня - на возвращение. Запасов еды воздуха и воды должно хватить с избытком.

В гробовом молчании собравшихся послышался лишь голос Донелли.

- Надо же как сильно ошибался Птолемей. Великий ученый, я буквально боготворил его, и вдруг - такой поворот. Хочу и не могу поверить в то, что он ошибался так сильно.

- Каждому свойственно заблуждаться, - примирительно произнес брат Иосиф. - Кто из нас без греха?

- Хотел бы я только знать, как потом будет выглядеть папская булла о признании учения Птолемеева непригодным и изжившим свое. Признаться, я не решусь обратиться к курии с этим, пускай у кардинала Антония самого голова болит.

Инквизитор замолчал. В том же молчании встретили собравшиеся наступивший день, пришедший через час после предыдущего заката. По прошествии трех "дней" и трех "ночей" включилась четвертая ступень "Св. Марии Магдалины", и корабль поспешил прочь от голубого шара.

Вращение корабля немного ускорилось. Видимо, так и было запланировано, раз уж сам изобретатель не обратил на него никакого внимания. Остальные тоже предпочли не паниковать заранее, хотя смотреть на беспрерывное движение звезд в окне было не слишком приятно.

Только кочегарам, управлявшимся в двигательном отсеке было все равно. Окна в их секции предусмотрено не было, свет им заменяли нагретые добела металлические проволочки, запаянные в вакууме в стекло.

Ужин прошел в спокойной и непринужденной обстановке. Монахи и Донелли негромко совещались относительно проведения миссии и проблемами освящения целой планеты взятыми на борт запасами святой воды, словом занимались вещами сугубо духовными, касающимися непосредственно их самих. Иван, сидевший за одним столом с ними, подле капитан-командора, преимущественно молчал, лишь изредка односложно отвечая на вопросы. Он был занят собственными мыслями.

Его молчание прервал Донелли. Он выглянул в окно, отодвинув закрывавшую звездный хоровод, штору и беспокойно спросил:

- А ты уверен, что мы и в самом деле долетим до Луны? Я что-то ее не вижу.

- Прошло еще только четыре часа с момента разгона, невозмутимо ответствовал московит, - вот спустя пару дней никто из вас и не подумает сомневаться в том...

Послышался стеклянный звон, буквально пронзивший корабль. "Св. Мария Магдалина" слегка дрогнула, но продолжила свое движение вперед. Более ничего не случилось, двигатели все так же ровно работали, их тихий, но ощутимо мощный гул едва доходил до пассажирского отсека.

- Что это было? - взволнованно спросил барон, оглядывая бледных как снег монахов, замерших на своих местах и останавливая свой взор на изобретателе. - Ты ничего не говорил об этом.

- Что-то разбилось, должно быть. - Прислушался Донелли. - не представляю. Что это было, Иван?

Лухманов долго молчал, прежде чем ответить. Но сказал честно, не скрывая:

- Не могу сейчас с уверенностью сказать. Возможно, какой-то феномен космоса, может, столкновение с неким космическим телом

- Из стекла? - язвительно спросил инквизитор.

- Не исключено. В космосе всего можно ожидать. Может, нам просто показалось, что оно из стекла. Я не исключаю, что это некая крайне малое тело, разбившееся при ударе об обшивку корабля. Хорошо еще, что все обошлось, и корабль не поврежден, - добавил он уже про себя. Слов этих, кажется, никто не слышал.

Спустя еще часа три, в глухой полночный час, когда команда уже спала, почудился новый удар и новый звон. Проснувшийся барон затребовал объяснений у московита-самоучки, вместо этого получил достаточно путаные спросонья научно-философские экзерсисы и, раздосадованный, снова отправился на боковую.

На новый звон, раздавшийся пред рассветом, никто не обратил внимания. Утром Лухманов попытался объяснить происходящие время от времени удары и звоны некой неполадкой маршевых двигателей и заверил, что он разберется и все устранит. Тем не менее, подобное повторялось каждые три-четыре часа, найти и устранить неисправность в конструкции изобретателю так и не удалось, хоть он и божился, что проверил всю технику досконально, видно, придется мириться с ней до Луны. Но инквизитор, обладавший незаурядным чутьем, заметил, что московит прячет при этом глаза и на каверзные вопросы самого Донелли отвечает лишь в общих чертах, не в пример другим темам. Значит, сам толком не знает причину, удовлетворенно подумал инквизитор, занося это себе в плюс; будет чем охолонуть зарвавшегося самоучку.

В целом же день прошел спокойно, так же спокойно прошла и ночь. Лухманов приободрился, рекомендуя всем не обращать внимания на несущественные детали путешествия в виде ударов и сопровождающего их звона разбитого стекла, а заняться лучше подготовкой к посадке на Луну, до которой осталось всего ничего. За завтраком он вкратце объяснил, как пассажирский отсек вначале отделится от корабля, как и где сядет, каким образом сможет вновь взлететь, наполненный собранным серебром, и пристыковаться обратно к "Св. Марии Магдалине" и что....

Чудовищной силы толчок прервал его слова. Сидевших за столом отбросило в угол и тут же метнуло на пол. Блюда совершили тоже путешествие и теперь в беспорядке были разбросаны по всему отсеку. Двигатели "Марии Магдалины" надсадно взревели и заглохли.

- Что это? Что случилось? - доносились со всех сторон беспокойные голоса. Никто не мог разобраться в происходящем, задавая друг другу одни и те же вопросы, люди только вносили еще большую сумятицу и неразбериху. Некоторую бодрость духа сохранили разве что Донелли и Хейерлинг, решивший показать этому московиту, по какой причине его сделали капитан-командором.

Минуты паники сменились минутами напряженного молчания. Монахи торопливо приходили в себя, становились на ноги, собирали разбитую посуду, остатки пищи и толпились у окна. Последним это сделал Лухманов.

Молчание нарушил Донелли. Он истерично расхохотался.

- Недоучка, - воскликнул он, - самозванец, невежа. Свалился на нашу голову. Тоже мне, поборник новых истинных веяний великого Коперникуса. Иди сюда, олух, и смотри, пока можешь.

Донелли с силой ткнул пальцем в стекло. Прямо за окном, в бархате ночи, находилась огромная четырехлучевая звезда и светила и пыхала жаром так, что глазам становилось больно. Много дальше был виден край еще одной звезды размеров просто невообразимых: больше города, - простирающийся на десятки миль в обе стороны; только оттого, что звезда эта находилась на порядочном удалении от корабля, собравшимся удалось осмыслить, что именно им удалось лицезреть.

- Тупица, - уничижительно рявкнул инквизитор, - кругом сплошные тупицы. Ты можешь мне сказать, что это?

- Что? - побледневший до синевы, спросил Лухманов.

- Жаль, нет здесь с нами твоего Коперникуса, не вовремя он умер, - и, выговаривая каждое слово, Донелли произнес. - Это - сфера неподвижных звезд восьмая сфера, хочу тебе напомнить, прочие, тем паче сферу Луны, мы проскочили гораздо раньше; помнишь тот хрустальный звон?! Так что разворачивай корабль и отправляйся назад и учти, что в Ватикан будет доложено обо всем!

Вдохнув новую порцию воздуха, он добавил:

- Непонятно вот только, кто будет чинить изуродованные тобой сферы?

P. S. Автора.

Хочу ненавязчиво упомянуть о последствиях достопамятной экспедиции. Серебра на Луне, разумеется, найдено не было, и разработка рудников в Боливии была продолжена, дабы оправдать пущенные на ветер деньги, с куда большим усердием. Кардинал Антоний Бергардийский возложил на себя епитимью и удалился в глухой монастырь на Лазурном берегу, в княжество Монако. Епископ Иоанн Донелли вернулся в родной город, где процессы, возглавляемые им, имели большой успех у богобоязненных горожан, к коим вскорости можно было причислить всех жителей Болоньи. Епископ Иосиф Челесте отправился с миссией в Ливонию. Что же до остальных членов экипажа, включая и самого капитан-командора, то следы их теряются сразу же по приземлении "Св. Марии Магдалины. Иоанн Кеплер, узнав о злоключениях экипажа, незамедлительно выехал из Праги и затерялся среди германских княжеств, что не помешало продолжить ему космогонические изыскания.

Миссионерские действия брата Иосифа оказались столь плодотворными, что Речь Посполита незамедлительно напала на Московию, а в первопрестольной воцарился Лжедмитрий I с супругой Мариной Мнишек. К несчастью, брат Иосиф до Москвы не добрался, замерз где-то под Смоленском. Рудольф II, лишившийся своего верного тайного советника, безвольно уступал вотчины брату Матфею одну за другой, постепенно сошел с ума, полностью погрузившись в живопись.

А папская булла, запрещающая книгу Коперника "вплоть до исправления", появилась только в 1616 году, когда были уничтожены все следы космодрома и корабля, подчищены документы, сожжены все еретики, вспоминавшие о полете, а само путешествие к Луне было предано анафеме.

? близятся знамена царя (лат.) - католический гимн. В "Божественной комедии" Вергилий добавляет в конце слово inferni (Ада), автор же обыгрывает обыгрыш.