Чтоб полюбить сильней...

Еще земля

Покрыта коркой льдистою,

А на столбе

Взъерошенный скворец

Защебетал,

Запел,

Пошел высвистывать,

Российских весен

Преданный певец.

За кучей дел,

За стоном зимних вьюг

О нем едва ли

Вспоминали часто мы.

А он все помнил!

Сразу бросил юг,

И полетел —

В родной весне

Участвовать.

И северянам

Нет его милей

За то, что прилетел из-за морей,

От пальм, от роз — сюда,

Где над проталиной

Своим теплом

Скворешню обогрей

И жди.

Чтобы земля

Совсем оттаяла.

И он сидит,

Счастливый,

На столбе,

Сидит — дивится собственной судьбе,

Заслуженному чуду возвращения,

И весь поет

О мире, о себе,

Как требует того

Душа весенняя.

Вовсю поет

Взъерошенный скворец

О том, что у разлуки есть конец,

Что если захотеть —

Мечта сбывается!

Пришла весна —

И ей не прекословь!

Свистит скворец,

Щебечет,

Заливается, звенит,

С весною нераздельно слит,

Как с сердцем слита

Первая любовь,

Которая вовек

Не забывается.

Ребята

Поднимают целину.

«Челябинец» идет, ныряя тяжко,

И грозный ритм его дыханья част.

Он режет клин

Во всю его длину.

Вниз головой,

Корнями вверх

Ромашки

Неудержимо валятся под пласт.

Тут был бы крик сочувствия нелеп.

Как свет,

Как жизнь,

Извечно нужен хлеб.

Так быть должно,

Так нам диктует разум.

И мог бы я сказать

Парням чумазым,

Что с темных лиц

Сверкают белым глазом:

— Спасибо

За грядущий каравай!

Спасибо

За распаханное поле!

Но и о том, братва,

Не забывай,

Что те цветы убиты — поневоле…

Да, я хочу,

Чтоб все-таки осталась

От тех полков ромашковых

Хоть малость

У беспредельной пашни на краю —

Напоминать про молодость мою.

Что в них?

Да то же,

Что и детскость в нас,

Которая в большом солгать не даст.

Казалось бы,

Лишь отсвет давних дней,

А человек —

Добрей и лучше с ней.

Вот этого навеки не утрать!

И помни,

Как ромашковая рать

В день нынешний,

Чья сила без предела,

Вот здесь

Глазами круглыми глядела.