Приведем теперь несколько примеров того, как Бог карал попиравших закон Божий. Как никто не может взяться за электрический провод под напряжением и избежать последствий, так никто не может и нарушать нравственный закон Божий и оставаться живым и невредимым. Ведь на нравственном законе поставил Творец весь видимый и невидимый мир.
Эту удивительную и страшную историю услышали мы от одного господина в Врняч- ком санатории. Мораль ее такова: правда медленно движется, а все же настигает!
Некая госпожа, отправляясь в Врнячкий санаторий, собрала с собой три чемодана вещей. Когда она прибыла на Врнячкую железнодорожную станцию, наняла там какого‑то беднягу — носильщика и велела, чтобы отвез ее вещи в санаторий на тачке. Между тем, госпожа эта была невнимательна к своим вещам. Она действительно приготовила дома три чемодана, но когда выбиралась из дому, взяла только два чемодана и с ними села в поезд, а ехала, между тем, в уверенности, что все три чемодана везет с собой. Носильщик, соответственно, доставил за ней в Врнячкий курорт два чемодана, которые увидел и забрал в поезде. Когда же госпожа увидела два чемодана, а не три, начала кричать на носильщика, что это он украл третий ее чемодан. Удивленный носильщик защищался, объясняя, что в поезде, в ее купе, он нашел всего два чемодана, а не три, так что не мог доставить три, коль их было всего два. Конечно, госпожа этим объяснениям не желала верить, она пришла в ярость и вызвала на помощь полицию. Полиция сразу же арестовала того несчастного. Все время, пока он был в тюрьме, охранники его избивали и мучили, чтобы он признался и указал, где спрятал третий чемодан. В конце концов, как‑то ночью один из стражников схватил беднягу за горло и начал его душить, чтобы добиться признания. Изможденный до предела бедняга при этом потерял сознание, упал и отдал душу свою Богу. Его мучитель тогда испугался и, чтобы скрыть свое преступление, нашел веревку и мертвое тело носильщика повесил на балке. Комиссия, прибывшая на следующий день в тюрьму, констатировала, что носильщик "совершил самоубийство через повешение", и дело было брошено в архивную пыль. А та госпожа, вернувшись домой, нашла третий чемодан дома. Тюремный охранник оставил службу и вернулся жить в свое село. У бедного носильщика, между тем, остался сына, который стал шофером. Однажды этот шофер ехал на своем автомобиле, а навстречу ему — несколько крестьянских телег, груженых сеном. Он посигналил, чтобы телеги освободили дорогу. Крестьяне начали отгонять волов в сторону. А один из них соскочил с телеги — и прямо под автомобиль. Машина его сбила и раздавила насмерть. Погибший под колесами сына того носильщика крестьянин был тем самым охранником, который несчастного носильщика задушил!
В Герцеговине нам рассказывали о том, что случилось когда‑то с бегом Лю- бовичем. Этот бег созвал людей на уборку в день святого Прокопия. Христиане ему говорили: "Сегодня же праздник святого Прокопия, и мы бы не хотели работать, потому что славим его". Но бег Лю- бович реагировал на это гневно и презрительно: "Какой еще святой Прокопий! Давайте жните!" Люди вынуждены были умолкнуть и, вздыхая, стали жать. Но около полудня собрались тучи, нашла гроза. Вдруг страшно потемнело, в дом бега Лю- бовича ударила молния и убила двоих его сыновей.
А некий Пудар из Локова возле Стоца рассказывал нам об Али — паше Ризванбе- говиче. Каким могущественным был этот паша, известно. И вот, пользуясь безнаказанностью, он повелел привести шестьдесят человек, чтобы их повесить на одной груше. Охранники его привели шесть десятков связанных сербов — христиан. Паша закричал, чтобы их поднимали и вешали на ветвях груши. Тогда один из этих шестидесяти рабов обратился с молитвой к Богу: "Господи, разве позволишь Ты это? Если имеешь милость, сохрани нас!" Так сказал в своей молитве один из шестидесяти. В то же мгновенье загремел гром и молния ударила в грушу, а также в колено паши. Али — паша застонал от боли и схватился за колено. После этого крикнул охранникам, чтобы всех освободили и отпустили по домам. А потом еще перед всеми признал, что это он Богом наказан. Его отнесли домой и посоветовали лечиться. Но Али- паша ответил, что человек не может вылечиться, если Бог ранит. "С этого момента, — сказал он, — я буду называться Топал — паша", а это по — турецки означает "Калека — паша".
Ктиторкой Почаевскош монастыря считается некая старушка Анна Гойская. Она завещала обители все свое имущество вместе с принадлежащим ей чудотворным образом Богоматери. Но ее родственник Андрей Фирлей начал отбирать эту собственность у монастыря часть за частью. В конце концов дерзнул забрать из монастыря даже эту икону, потир и священнические одежды. Он со своей женой бездумно проводил время в пирах и развлечениях. И вот однажды, когда у них шел пир горой, в самый разгар буйства, жена Фирлея на некоторое время удалилась от гостей, а вернулась в епитрахили и с Потиром в руках. Она выпила за здоровье гостей токайского вина из Потира и передала его по кругу, чтобы другие пили. Но в тот же момент сама повалилась на пол. Когда же ее подняли, начала визжать, рвать на себе одежду и кусать свое тело. Она сошла с ума. Муж возил ее по докторам, однако ничто не помогало. Наконец он вернул монастырю чудотворную икону вместе с иными священными предметами. А жена его так и умерла в безумии.
Это напоминает нам царя Валтасара, повелевшего на пиру принести из храма Соломона золотые сосуды, чтобы из них угощать пьяных гостей. Тогда явилась в воздухе невидимая рука, которая написала на стене: Мене, Текел, Упарсин. И в ту же ночь Валтасар был убит в своем дворце.
На днях в газете написали о поучительном случае с одним человеком из Цариб- рода.
Человек этот завладел чьим‑то богатством, перевел все в тысячные банкноты и, стараясь понадежнее припрятать деньги, положил их в соломенный матрац, на котором спал. Однажды он уехал куда‑то из дому на целый день и вернулся поздно вечером. А жена, с намерением обрадовать, говорит ему, что привела в порядок постель — вытряхнула старую солому и набила матрац новой. "Да ты меня разорила!" — вскричал муж и рассказал жене, что он хранил в матраце. Тут страх мужа перешел и на жену. Муж спросил у жены, куда она вытряхнула старую солому, а жена ответила, что ссыпала перед коровами в хлеву. Быстро побежали в хлев, где у них было две коровы. А солома съедена! Тогда хозяин зарезал обеих коров. И что нашел? Нашел лишь куски отдельных банкнот. Так пропали у него и неправедно добытые деньги, и коровы. Коровы — как проценты к неправедно добытому!
В Студеничком районе нам рассказали об одном клятвопреступнике и о страшной каре Божией.
Некий Браович был человеком очень наглым, жил в ссоре со многими. И вот он начал таскаться по судам со своим соседом из‑за какой‑то межи. В итоге Бра- овича вызвали в суд, чтобы он дал клятву, что спорный участок является собственностью именно его, а не соседа. И Браович дал ложную клятву. В тот день, в то же самое время, его сын колол дрова перед домом. И как раз в тот момент, когда отец ложно клялся в суде, от полена отскочила щепка и выколола сыну глаз. Так юноша из‑за отцовского греха остался одноглазым навсегда.
Один житель Призрена рассказывает нам это происшествие последних дней турецкого владычества:
"Был у нас в Призрене хорошо известный Ё., торговец ружейной амуницией. Он имел лавку в городе и долгое время был попечителем церковного прихода святого Василия под Призреном. Народ в то время щедро жертвовал на церкви, особенно на церковь св. Василия, где совершалось много чудес. Но попечитель из пожертвованных денег отдавал церкви только часть, а другую часть забирал себе. Таким образом он разбогател и вошел в число первых господ Призрена. Однажды ночью послышалась стрельба, словно из пушек. Все выскочили посмотреть, что происходит. И увидели пожар. Побежали на торговую площадь. Оказалось, что горит лавка Ё. и пламя из нее вырывается во все стороны. Рядом, под одной крышей с этой лавкой, находились и другие. Но сгорела только она, причем дотла, а соседские, расположенные совсем рядом, остались целыми. После этого мы пошли к Ё. домой, и один торговец у него спросил: "А не крал ли ты деньги у св. Василия?" Ё. помрачнел и ответил: "Я не крал, но брал и пользовался, а также давал пользоваться другим".
Услышав это, мы усомнились в истинности слов, покивали головами и разошлись".
Протоиерей С. из Тополы рассказал нам о тяжелой болезни одной женщины в его приходе.
Долго она болела. Муж много денег потратил на докторов, но облегчения не последовало. Пролежав долгое время в горячке, она вся высохла, у нее уже мясо отставало от костей из‑за болезни и долгого лежания, так что кости были видны. В конце концов позвала она священника. Когда тот пришел, женщина исповедовалась.
Она состояла во втором браке, выйдя замуж за человека, у которого был ребенок, только начавший ходить. И ребенка мачеха не любила. Как‑то раз приготовила она обед, чтобы нести его в поле, но тут ребенок проснулся и расплакался. Она не могла его ни успокоить, ни взять с собой. Взбешенная, схватила ребенка в руки, подняла вверх и бросила на пол. После этого понесла обед в поле. А когда вернулась, пасынок лежал на полу мертвый. Ребенка похоронили, но ни отец, ни кто иной не узнали о причине его смерти. Мачеха носила тайну в себе, пока страшная болезнь не приковала ее к постели. Она понимала, что Бог послал ей мучения за зло, сотворенное по отношению к ребенку. И ей уже не хотелось ни выздоравливать, ни жить. Она только просила священника прочитать две молитвы: разрешительную и на исход души — чтобы Господь отпустил грех и принял ее душу. Совершив обряд, священник ушел. На следующий день его позвали отпевать эту женщину.
Когда Австрия оккупировала Герцеговину, в Мостаре епископом был Игнатий, грек по национальности. Вообще, люди считали его святым. Австрийские власти решили отправить владыку Игнатия на покой, а вместо него поставить Леонтия Радуловича, тогдашнего архимандрита. Игнатий узнал, что затевается, а также и то, что в этом замешан и Леонтий лично. Когда явилась депутация, в которой был и Леонтий, сообщить Игнатию об отправке его на покой, владыка принял это сообщение с обидой, но молча. А после этого он пошел в церковь, зажег свечи и проклял всех постаравшихся отправить его на покой. Леонтий вскоре был рукоположен во епископа, но, отслужив лишь одну Литургию, скоропостижно умер. А у всех, кто вместе с ним участвовал в устранении Игнатия, род прервался.
Отец Антоний, проживший несколько лет в Америке, рассказывал нам о некоем Марке Пажиче.
Этот Марко никогда и ни за что не хотел работать в воскресенье. Поскольку на американских заводах нужно поддерживать огонь и в воскресенье, то для этого нанимают специально рабочих, которые трудятся там и в праздничные дни. Когда предлагали такую работу, Марко отказывался. А поскольку спрашивали, почему так поступает, он объяснял, что причина этого — удивительный случай, произошедший с ним в Герцеговине, под Стоцем, где он родился. Как‑то отец дал ему пятнадцать крон для найма работника, чтобы тот посадил картошку. Марко, взяв деньги, подумал: "Зачем я буду отдавать деньги другому, если такую работу могу выполнить сам, а деньги оставить себе?" И вот как‑то в воскресенье, когда не было другой работы, он пошел в поле и целый день сажал картошку. Таким образом деньги остались ему, а отцу он солгал, что заплатил работникам, которые все сделали. Когда пришло время копать картошку, отец со своими домашними пришел в поле. Ботва была очень высокая и листья крупные, но ни под одним кустом не оказалось ни одной картофелины. Удивился этому отец; удивились и все соседи. А Марко, увидев такое, пришел в ужас и все рассказал отцу. Потом он уехал в Америку, где никогда и ни за что не соглашался работать в воскресенье. И часто объяснял это удивительным случаем, который произошел с ним.
Некая швея Милева Д. из Белграда занималась пошивом военного обмундирования. Однажды она получила большой заказ, поэтому села за работу в праздник Святой Троицы. Шила быстро и сделала много. Когда же после праздника нужно было отнести готовую одежду, посмотрела и увидела, что все наизнанку сшито. Женщина испугалась и перекрестилась. Она поняла: так из‑за того, что шила в большой праздник. Не оставалось ничего иного, как все распарывать и перешивать заново. Долго после этого каялась она за то, что согрешила перед Богом, и всегда советовала другим, чтобы ни в коем случае не работали в праздник, ибо получится навыворот.
Архимандрит Серафим рассказывал нам о том, что сам, будучи иноком в монастыре Студеница, своими глазами видел.
Их архимандрит Феодосий очень любил хозяйственные дела и заботился о благополучии обители. Однажды созвал он людей из окрестных деревень, чтобы посеяли пшеницу. А пришлось это как раз на день святителя Николая. Пшеница была посеяна. Да ни одно зерно не взошло. Однако это ничему не научило Феодосия, и на следующий год он в день святого пророка Илии созвал народ жать пшеницу. Как только первая копа была сложена, ударил гром и сжег ее прямо на глазах у всех работавших. Люди стали креститься и расходиться. После этого Фе- одосий понял, что Бог сурово наказывает тех, "кто знает волю господина, но не исполняет ее".
Известно, что представляют собой политические выборы и с какими безобразиями они связаны. Наш православный народ чувствует, что такого рода дела в праздничные дни оскверняют праздники и оскорбляют Бога. Тем не менее после Войны[7] выборы у нас как будто специально назначаются на большие православные праздники — то на Преображение, то на день святого Димитрия и т. д.
Так вот, когда выборы были назначены на Фомину неделю, пришли к нам два священника со Златибора и рассказали о недовольстве народа из‑за того, что политические выборы приурочены к Фоминой неделе — во — первых, это же светлые дни, когда алтарь не закрывается, а во — вто- рых, следующий день — праздник святого Георгия, Крестная Слава многих, многих и многих.
"Наши власти совсем не обращают внимания на то, в какой день назначают выборы. Если выборы — это работа, причем всеобщая важная работа, то почему не проводить их в рабочий, будний день? Народ так или иначе видит отрицательные последствия выборов, проводимых в большие праздники. Например, в 1927 году выборы назначили на важный для православных день Усекновения."Эти выборы ни к чему хорошему не приведут", — говорили тогда люди. И действительно, не вышло ничего хорошего. В Народной Скупштине пролилась кровь — были убиты Радичи. Народ связал это непосредственно с осквернением страшного праздника Усекновения, который крестьянами Ужичского края особо почитается. День, на который выпадает Усекновение, у нас называют" усечным", и на протяжении всего года в этот день не начинают никакой работы: если он приходится на понедельник, то весь год понедельник является" усечным днем", а если на четверг, то весь год" усечный день" — четверг. Так что, поскольку в тот год выборы проходили на Усекновение, народ со страшным предчувствием говорил: "Не будет добра". И добра не было".
Два года назад на Усекновение в селе К. двое мужчин копали колодец (хотя этот случай подробно описан в газетах и имена этих двоих упоминались, мы все же не будем здесь их называть из‑за живущих родственников).
В пятницу, накануне Усекновения, они копали уже на глубине. Перед этим велели зажарить им ягненка — поесть, когда выберутся наверх. Но живыми не выбрались и ягненка не попробовали. Другие съели ягненка на их поминках. Дело в том, что земля обвалилась и засыпала этих двоих. Спасти их пытались вызванные солдаты со множеством местных людей, но тщетно. Один был сразу задавлен обвалившимся грунтом, а второй еще два дня был жив, откликался. Люди все делали, чтобы спасти его и, копая, подобрались совсем близко к нему, но в этот момент осыпалась земля и свела на нет их труд. Мы много расспрашивали о жизни этих несчастных. И получили вот какие сведения.
Один из них, по имени Д., был усыновлен, но совсем не уважал своих приемных отца и мать, все время их поносил и мучил, требуя, чтобы его отделили. Узнав, что он завален в колодце, его приемная мать кричала: "Не доставайте, пусть его земля пожрет, так как он меня пожирал. Он это заслужил, и Бог его наказал!"
О другом, которого звали М., рассказывали, что он был распутником, пьяницей, наибольшим сквернословом и богохульником во всей округе. Это он еще два дня подавал голос из обвалившегося колодца. Хотя и был уже явно в лапах смерти, он не вспомнил о священнике и покаянии, а просил водки, которой ему, понятно, не могли подать.
В сентябре 1934 года в каменоломне монастыря Раковица постоянно трудилось много рабочих. По воскресеньям работы не велись, и к этому инженер не принуждал. Но нашелся десяток таких, что не обращали внимания на воскресенье, а решили в этот Божий день работать. Собрались они и взялись за работу. А один из них был жутким сквернословом и хулителем Имени Божиего. При каждом ударе по камню он произносил ужасные богохульные слова. Вдруг обрушились огромные глыбы камня и придавили всех работавших. Помощь подоспела быстро. Но все, кого удалось спасти, были с повреждениями и увечьями. А того богохульника вытащили страшно изуродованным и мертвым.
Яков Николич, лавочник из Осечины, рассказал нам вот о каком происшествии:
"Я — член Братства" Православное Христианское Общество" со дня его основания, и в моем доме размещалась канцелярия братства. Сын мой тоже не забывает о благочестии, посещает церковь. А вот сноха и знать не желала ни о вере, ни о церкви. Она просто ненавидела наше Братство и постоянно ругалась, когда мы шли молиться в церковь. И наших набожных собратьев она высмеивала, осыпала руганью. В 1935 году я ушел на традиционный собор братства в монастырь Студе- ница. Было это на Рождество Богородицы. Когда отслужили повечерие и большинство народа вышло из большой церкви, мы с одним другом остались коленопреклоненно молиться Богу перед святой ракой до того, пока не стали звонить к полунощ- нице. Что за это время произошло в моем доме, я, конечно же, не знал. Узнал, когда вернулся. Свою сноху я застал сошедшей с ума, связанной и взаперти.
Что случилось? Пока я был в Студени- це на молитве, моя сноха сидела в лавке. Туда зашла одна родственница и спросила у снохи: "А где братец?"(Так она меня называла.) На что моя сноха с издевкой ответила: "Ушел в Студеницу — в дом умалишенных!" И как только она произнесла эти слова, то лишилась рассудка, начала визжать, стучать, крушить все в лавке, рвать на себе одежду и всячески безумствовать. Тогда ее связали и заперли. Мы, вернувшись, сразу отвезли ее в больницу в Валево, а из Валева, по совету врача, перевели в Белградский дом умалишенных. Там ее продержали два месяца. Лечили ка- кими‑то уколами. Но это не помогло. Мой сын, ее муж, каждую неделю ездил в Белград навещать свою жену, но та его не узнавала. Потом кто‑то сказал мне, что хорошо было бы отвезти душевнобольную сноху в монастырь святого Наума. Услышав это, я подумал: грех‑то связан не со Свято — Наумовской обителью, а со Студе- ницей, которую назвала она домом умалишенных, поэтому так или иначе прежде всего ее надо отвезти в Студеницу. Что и сделал. Когда мы привезли сноху в святую Студеницу, рассудок вернулся к ней.
И, слава Богу, сейчас она здорова. А самое главное — сейчас уже знает о Боге".
"Не будет добра нашим поставщикам! Не сохранятся очаги битольских поставщиков!" — так говорит дядя Митко Илич, который сам долгое время занимался поставками для армии.
"Поставщики не боятся греха. А ведь обманывать при поставках для армии — очень большой грех. Бог страшно карает за это. Здесь, в Битоле, стояла турецкая армия. Турки не едят свинины, а также не позволяют держать и колоть свиней. Но одно время тяжело стало доставать бараний жир. А поставщиком жира тогда был какой‑то еврей. Он привез из Сербии много свиного жира, подмешивал к нему немного бараньего и этим снабжал турецкую армию целых шесть месяцев. Турки, ничего не подозревая, были вполне довольны. А когда узнали, полетела голова того еврея. Так вот, погиб не только еврей — поставщик, но весь его род вымер, и не осталось никого из потомства.
Был другой такой, из Граешницы, поставлявший соль, в которую подмешивал много толченого белого мрамора. Как‑то один хозяин купил у него соли для овец, высыпал ее в воду, чтобы растворить и сделать замес мякины. А на дне корыта остался нерастворяющийся мрамор. Он разозлился и заявил турецким властям. Поставщика отправили на каторгу. И его семья пропала, очаг погас.
Знал я и поставщиков мяса. Они тоже не боялись греха перед Богом. Турецкие солдаты получали мясо ежедневно, кроме четверга и воскресенья. Так эти поставщики сбывали им и павший скот, и буйволов вместо волов, и мясо дохлых ослов. И вот, нет ни их, ни рода от них.
Я был знаком с 200–300 поставщиками. Огромные деньги они сколачивали. Да смотрю сейчас: очаги их не горят. Одни умирали от тяжелых болезней; у других дети с ума сходили; у третьих все приобретенное шло прахом. Да, да, храни Бог от такого богатства, как у поставщиков!"
Правильно, дядя Митко. Это подтверждает жизненный опыт повсеместно, от востока до запада. Всевидящее око Божие смотрит, чья рука дает камень вместо хлеба и змею вместо рыбы, да бьет по ней и предостерегает.
Зашел как‑то разговор по поводу публикации "Нет ничего тайного" ("Мали Мисионар" / "Малый Миссионер"), в которой говорится о том, что нет ничего тайного, что не стало бы явным. И один член нашего братства поведал такую историю:
"У нас в Хомоле нашли убитым священника. Расследование закончилось безуспешно. Преступник найден не был. А в селе один крестьянин праздновал Крестную Славу, и у него собралось много гостей. Когда настало время праздничной трапезы, хозяин предложил одному из гостей совершить обрядное разрезание пирога. Тот достал свой нож и собрался выполнить обряд. Но вдруг из его уст вырвались слова: "Не смею разрезать обрядный пирог тем же ножом, которым зарезал священника; это грех". Он вложил свой нож в ножны и право разрезать праздничный пирог передал другому гостю. Но сказанные слова дошли до властей, и уби арестовали. Он сознался в преступлении и был казнен".
В Бразилии, в городе Мена — Жери, недавно произошел необычайный случай, взбудораживший не только этот населенный пункт, но и все города и села вокруг.
Жил в том городе один богатый плантатор, производитель кофе, отличавшийся жестокостью и самодурством. И жил также старый священник, в нравственном плане строгий по отношению и к себе самому, и к другим, а помимо того еще и большой молитвенник.
Однажды в воскресенье пришла в церковь дочь того богача. Она была непристойно одета, и старый священник за это публично сделал ей замечание. Девушка вернулась домой в слезах и пожаловалась отцу. Услышав такое, богач приказал дочери, чтобы в следующее воскресенье она опять пошла в церковь, но нарядилась еще моднее. Когда в следующее воскресенье девушка появилась в церкви полуобнаженной, старый священник выгнал ее из храма.
Богач из‑за этого рассвирепел да стал искать способ, как отомстить священнику. И задумал он устроить целую комедию. А именно: притворился больным и велел позвать священника со Святым Причастием, чтобы тот причастил его. А сам поставил двух дюжих мужчин, чтобы они, спрятавшись, подстерегли священника и избили, когда тот выйдет из дома богача.
Старый священник, не ожидая никакого подвоха, пришел со Святыми Дарами и был почтительно встречен женой и дочерью богача, которые показали ему комнату, где лежит больной в ожидании Причастия.
Священник вошел в комнату, но вскоре, выйдя оттуда, сказал хозяйке и дочери:
— Жаль, что вы поздно послали за мной. Очевидно, Господу Богу не было угодно, чтобы ваш муж и отец перед смертью исповедался и причастился. Я застал его уже мертвым.
Пораженные этим сообщением, мать с дочерью вбежали в комнату и увидели богача мертвым. Как такое могло случиться, если совсем недавно он был совершенно здоров и здоровым лег в постель?
"Попадут в сеть свою грешники!" — говорит великий Псалмопевец. Кто другому яму копает, сам в нее попадает.
Когда два года назад мы были с Патриархом в Мостаре, нам рассказали следующую историю:
"У одного крестьянина, живущего неподалеку от Мостара, так уродили было бахчевые, что лучше и пожелать невозможно. Он отвез урожай на рынок и быстро наторговал 15 тысяч динаров. Но вскоре бахчевые резко упали в цене. Тогда этот хозяин в какой‑то компании начал жаловаться на дешевизну бахчевых. На что ему кто‑то из компании ответил: "Да ты ведь уже хорошо на них заработал. Благодари Бога за это". Но этот крестьянин разозлился от таких слов и закричал при всех: "Я должен благодарить не Бога, а свои мозоли!" — показывая при этом мозоли на руках. На следующий год бахчевые выросли у него мелкие, с кулачок. И встретился он в те дни случайно с тем же торговцем из Мостара, с которым год назад говорил о Боге и мозолях. И начал горько жаловаться, что Бог, дескать, не дал в этом году урожая бахчевых и что они совсем никудышные. Торговец на это улыбнулся и спросил: "А где же, брат, были твои мозоли?""
Битольский окулист, доктор А. Х., рассказал нам следующую необычную историю:
"Привели ко мне как‑то одного слепого турка из Орхида. Я осмотрел его: глаза открыты и на вид здоровы, но он ничего не видит. Когда я спросил его, как он ослеп, турок рассказал мне, что однажды проходил с несколькими приятелями по дороге мимо охридской церкви святого Эразма. Увидев" гяурскую святыню", он достал пистолет и выстрелил по ней. Пистолет выпал из его руки, и он перестал видеть. И это не от пороха, говорит, потому что никакой боли не почувствовал ни изнутри, ни снаружи; а зрение полностью пропало. Глаза его остались будто бы здоровыми, однако незрячими. Словно кто‑то протянул свою таинственную руку и отобрал у них способность видеть".
Дальше этот доктор рассказал, что лечил его — лечил разными средствами, но вылечить не смог. Турок тот до сих пор жив и… слеп.