Чудеса у маяка

Однажды солнечным летним утром я вышел из душного вагона на вокзале небольшого южного городка. Ничто не предвещало тех удивительных событий, свидетелем которых вскоре мне довелось оказаться.

Мрачный, загорелый дочерна и медлительный, как сонная муха, шофер такси молча выслушал адрес, молча бросил мой чемодан в багажник и, молча усевшись за руль, включил зажигание. Я решил, что он дал обет молчания, и не делал попыток заговорить с ним.

Наша запыленная, видавшая виды «Победа», с откровенно выдранным счетчиком, бодро дребезжа, преодолела все рытвины привокзальной площади и выползла на шоссе. Черепашья скорость по асфальтовой ленте, обегающей подошвы гор почти у самого моря, располагала к мечтам и раздумью.

Однако вскоре под раскалившейся крышей автомобиля я почувствовал себя гусем, попавшим в духовку. Ни горы, величественно громоздящиеся слева, ни нежно рокочущее справа море уже не в силах были вызвать у меня никаких эмоций. Разомлевший от духоты и тряски, я случайно бросил взгляд в сторону выхода из бухты… и вздрогнул. Вдали от берега маленькая лодка с гребцом, одетым во что-то красное, огибала маяк. А навстречу, невидимый гребцу за серыми уступами скалистого основания маяка, шел теплоход. Через несколько мгновений лодка и теплоход неминуемо должны были столкнуться. Но гребец, вероятно, услышал шум двигателей. Лодка замерла на месте. Белая громада теплохода промчалась мимо утлой прогулочной посудины всего лишь в нескольких метрах от нее.

Хотя гребцу и посчастливилось избежать гибели опасность не миновала.

Отброшенная острым носом теплохода, на лодку мчалась высокая волна. Я почувствовал желание закрыть глаза, чтобы не видеть, как хрупкая скорлупка с одиноким пассажиром разлетится на каменных зубьях подошвы маяка. Но гребец вдруг выпрямился в лодке. Я, к ужасу своему, увидел, что это женщина. Она сделала навстречу набегающей волне энергичное движение рукой, будто приказывая ей, как домашнему псу: «Лежать!»

И волна… «легла».

Да, да, я не оговорился, именно легла. Волна, только что угрожающе кипевшая пеной, внезапно сникла, повинуясь властному жесту и как бы покорно упряталась под дном лодки, лишь слегка качнув ее.

Женщина снова взялась за весла…

Все это странное происшествие заняло не более четверти минуты. Я взглянул на водителя. Судя по сонному выражению его лица, он так ничего и не заметил. Впрочем, я подозреваю, выражение его лица не изменилось бы, даже если бы он и заметил что-нибудь. Бывают такие люди. Что же касается меня, то я страшно люблю всякие необычайные происшествия, хотя, к сожалению, и не принадлежу к тем счастливцам, которые умудряются даже по билету на футбольное состязание выиграть автомобиль. Я был взволнован.

Весь оставшийся путь мы проделали без всяких происшествий и, наконец, минут через 30, обогнув бухту, остановились у невысокого холма.

Недалеко в море возвышался тот самый маяк, около которого недавно чуть не произошла катастрофа. Здесь мой водитель впервые нарушил свой обет молчания.

— С вас 50 рублей.

Бросив беспомощный взгляд на хвостики проводов, стыдливо поблескивающие в отверстии, где когда-то был счетчик, я не стал спорить, расплатился и вылез из этого пиратского экипажа.

Узкая тропинка змейкой бежала от самого моря, пересекала шоссе и уходила вверх на вершину холма. Там, в одном из двух белеющих в зелени домиков, меня ждала заранее снятая комната. Я начал подниматься. Вдруг испуганный женский голос заставил меня поднять глаза. Только тогда я заметил, что на меня, ударяясь о камни, подпрыгивая, неслись, обгоняя друг друга, несколько больших, около полуметра в диаметре, блестящих цветных шаров. Несмотря на неожиданность, я успел отскочить в сторону. Шары со свистом пролетели мимо и, врезавшись в набегавшую на берег волну, скрылись в море.

Горя желанием отчитать озорника, придумавшего такую нелепую и опасную забаву, я в несколько прыжков достиг вершины холма. Но здесь…

У большого, наспех сколоченного ящика, полусогнувшись над отскочившей нижней доской, стояла девушка, одетая в красный еще влажный купальник. И… весь воинственный пыл мой сразу угас.

— Простите, пожалуйста, — выпрямившись, виновато проговорила девушка. — Доска неожиданно отскочила, и шары…

— Ну что за пустяки! — великодушно прервал я ее. — Я просто не знал, что придумана игра, в которой людям отводится роль кеглей…

Девушка благодарно улыбнулась этой тяжеловесной остроте и, все еще смущенная, поспешно скрылась за поворотом тропинки.

На наши голоса вышла хозяйка,

Я представился ей и вскоре, еще возбужденный всем происшедшим, уже занимался «освоением» отведенной мне комнаты. Словоохотливая хозяйка успела сообщить, что девушка в красном купальнике вместе с отцом-инженером занимает флигель напротив.

Должен заметить, у меня уже тогда мелькнула мысль, что между красной фигурой у маяка и этой девушкой с ее странными разноцветными шарами есть какая-то связь. Любопытство начало терзать меня, и я дал себе слово выяснить, в чем тут дело.

На другой же день нашелся повод, чтобы познакомиться с моими соседями: отец девушки, моложавый жизнерадостный брюнет, играл в шахматы.

Мы просидели весь вечер за первой партией. С тех пор бескровные сражения неизменно повторялись.

Иногда игра в шахматы срывалась: сосед исчезал — один, без дочери — и не возвращался домой в назначенное время. Он, безусловно, даже сейчас, в отпуске, упорно над чем-то работает. Я сгорал от желания узнать, над чем именно. Однако инженер не заводил разговоров на эту тему, а расспрашивать его или девушку я не решался.

И вот однажды… Я отлично помню, это произошло в тот вечер, когда общий счет нашего затянувшегося турнира стал 30: 30. Ложась спать, я глянул в сад. В нижнем этаже соседнего флигеля ярко светилось распахнутое окно.

Не в силах преодолеть любопытства, я снял со стены полевой бинокль и прильнул к окулярам. Возле письменного стола, вплотную придвинутого к подоконнику, с хронометром в руке стоял инженер. Время от времени он бросал взгляд на лежащий перед ним большой, с человеческую голову, блестящий шар. Потом резким движением толкнул шар прочь. Подскочив на подоконнике, шар описал дугу и вылетел наружу. Инженер перегнулся через стол и, почти касаясь его грудью, внимательно провожал глазами шар, катившийся по гравию дорожки. Свет из окна падал прямо на нее, и все было видно очень отчетливо.

Внезапно шар исчез. Я в бинокль увидел: на том самом месте, где за мгновение до этого перекатывалась блестящая сфера, расплылось большое пятно, будто кто-то невидимый выплеснул здесь ведро воды. Вскоре свет в комнате инженера погас.

Что это? Ничего не поняв и оттого еще более заинтригованный, я долго ворочался с боку на бок.

Мне приснилось, что мой сосед, желая остаться непобежденным в нашем шахматном поединке, превратил меня в шар и, чтобы скрыть следы преступления, собирается покрасить его в зеленый цвет. А дочка мрачным голосом шофера такси требует с меня 50 рублей за эту операцию. От возмущения я проснулся. Солнце уже стояло высоко. Внизу волны обрушивались на прибрежную гальку. Я побежал к морю: люблю купаться в такую погоду!

Я отплыл уже далеко, когда за маяком увидел слегка покачивающуюся лодку. Представляете: вокруг волны, а лодка только чуть колышется! Эта потрескавшаяся посудина была мне хорошо знакома, как и те двое, что находились в ней. Инженер и его дочь делали движения руками, будто сеяли что-то, и настолько были поглощены этим, что не заметили меня. Весла покачивались в уключинах. Я заинтересовался, чем увлечены мои загадочные знакомые, и собрался было окликнуть их. Но не успел произнести ни знука — сидевший на корме инженер встал и в брюках, в ботинках… шагнул за борт, прямо в море.

Он запрыгал на невысоких волнах, как гимнаст в цирке на натянутой сетке-батуте, и, балансируя руками, легко побежал по поверхности моря. Удалившись от лодки метров на десять или даже пятнадцать, он не удержался на гребне волны и упал на колени. Но тотчас же вскочил и, энергично помогая себе руками сохранять равновесие, опять зашагал «по воде, аки по суху». Девушка восторженно захлопала в ладоши и… тоже прыгнула за борт. Вода, обычная морская вода, для этих двоих была, казалось, всего-навсего эластичным ковром!

Наконец, оба напрыгались, набегались и совершенно сухие вернулись в лодку. Инженер сделал несколько странных движений руками, после чего круг «успокоенного моря» уменьшился. Девушка принялась грести к берегу.

У меня все перемешалось в голове, и я не знал, как быть: то ли все-таки окликнуть их, то ли скрыть, что видел все. А окликнуть соседей очень хотелось. Надо же было в конце концов узнать, что это за наваждение. Приключения хороши, но когда на ваших глазах буквально каждый день происходит невесть что…

Пока я колебался в нерешительности, из-за маяка выскочил большой катер. С ним что-то случилось: он не слушался руля. Вильнув вправо, потом влево, катер ударился о выступ скалы, на которой высилась башня маяка. В пролом чуть выше ватерлинии хлынула вода. Мотор заглох. Катер неминуемо должен был затонуть. Я рванулся вперед, чтобы помочь тем, кто плохо плавает. На волнах замелькали спасательные круги и пояса. В это время послышался голос моего соседа:

— Эй, на катере! Не прыгайте в воду! Я сейчас помогу вам!

На катере не могли не слышать этих возгласов, но решили, вероятно, так же как и я, что всего лишь двух-трех человек сможет подобрать эта маленькая лодка. И мужчины с лихорадочной поспешностью продолжали надевать спасательные пояса на женщин н детей.

Лодка пронеслась мимо меня. Девушка гребла изо всех сил, а ее отец, стоя на носу, опять делал все те же непонятные движения рукой. И поразительно: там, где проходила лодка, море успокаивалось и волны снижались, никли. Подплыв почти к самому борту катера, инженер бросил что-то, целясь в пробоину, ощерившуюся обломками дерева и металла. То, что произошло вслед за этим, было подобно чуду.

Какая-то прозрачная, будто стеклянная, пленка мгновенно перекрыла зияю-л «е отверстие, и вода перестала проникать в трюм. На катере тотчас заме-тили это, хотя так и не поняли, в чем дело. Сумятица стала утихать. Руль, очевидно, привели в порядок, вскоре опять застучал мотор, и катер осторожно, словно еще не вполне доверяя случившемуся, развернулся, направился к берегу

Не больше чем через четверть часа пассажиры, их спасители и я были на твердой земле.

Времена, когда всякие маги и чародеи встречались чаще, чем ныне продавцы мороженого, давно миновали. И я твердо решил сегодня же объясниться с соседями. Однако инженер опередил меня. Я еще только сел завтракать, когда из сада раздался веселый и чуть насмешливый голос:

— А ну, кто в этом доме желает получить мат в два хода, выходи!..

Я быстро спустился по ступенькам в сад.

— Чувствую сегодня необыкновенный прилив сил, — встретил меня инженер, — и гарантирую вам мат, если не в два, то в три хода.

Я рассмеялся. Обычно мы с ним играли до последней фигуры, и наши партии тянулись вопреки здравому смыслу неимоверно долго. Но на этот раз, взволнованный всем случившимся, я играл так плохо, что инженеру надоели мои бесконечные оплошности, и он смел все фигуры в коробку.

— Вы явно не в форме. Лучше oтдохните. На сегодня хватит. — И, понимая мое состояние, усмехнулся: — Ну, хорошо, хорошо, спрашивайте…

Я тотчас же обрушил на него град вопросов.

— Отвечу вам двумя словами, — внимательно выслушав меня, начал инженер. — Поверхностное натяжение! Ведь иголка или лезвие от безопасной бритвы, если их осторожно опустить на поверхность воды, не тонут. Однако ничего противоестественного в этом нет. Просто на поверхности воды, как и любой другой жидкости, всегда образуется тончайший слой, более прочный, чем нижние слои. Вам не понятно, как создается этот поверхностный, относительно прочный слой? Суть поверхностного натяжения очень проста. Каждая из молекул жидкости притягивается другими молекулами и с боков, и сверху, и снизу. А находящиеся в поверхностном слое молекулы с одной из сторон испытывают ничем не уравновешиваемое притяжение, ну и, устремляясь в этом направлении, сжимают жидкость с огромной силой. Так вот, мне удалось найти состав, который в сотни и тысячи раз усиливает это явление, присущее практически всем жидкостям. На ваших глазах моя дочь бросила навстречу набегающей волне всего лишь несколько крупинок этого состава и «усмирила море», спасаясь от гибели на острых камнях у маяка.

То же сделал и я, когда, по вашему выражению, «успокоил» море, подобно бравому капитану из старых приключенческих романов, который выливал из бочек китовый жир в бушующие волны, когда в непогоду или волнение ему случалось преодолевать рифы.

— А шары? Инженер усмехнулся:

— Разве не приходилось вам видеть, как капельки волы, упав на пыльный пол, катятся этакими мохнатыми шариками, не растекаясь?

— Но что тут общего?

— Общее то, что налет пыли мешает капелькам смочить пол, и они благодаря стремлению их поверхностного слоя сжаться и стать как можно меньше принимают форму шара…

— Цветные шары отца, — вступила в разговор девушка, — это просто десятки литров нефти, молока, воды. Когда к ним добавили нового состава, они перестали смачивать что бы то ни было и под действием тех же сил, что и капельки воды, приняли форму шаров…

— А спасение катера? — не унимался я.

— Я воспользовался составом, который увеличивает поверхностное натяжение, не мешая смачиванию… и как бы залепил пробоину пластырем из тонкой, но сверхпрочной пленки морской воды.

Я ни о чем больше не спрашивал. Мне казалось, что я вижу, как «по мановению руки» инженера возникают прозрачные, но исключительно надежные временные переправы-мосты; вижу, как буксиры, пыхтя, тянут по рекам чудесные водяные понтоны-плоты; вижу пестрые груды разноцветных шаров из разнообразнейших жидкостей, свойства которых так чудесно изменили знания, воля, фантазия этого удивительного человека.