Чудеса в кастрюльке

ГЛАВА 6

Когда она договорила последнюю фразу, я уставилась на нее. Мозг отказывался верить услышанному. Все-таки у Аськи был инфаркт, наверное, у таких больных нарушается и умственная деятельность. Может, Бабкина обчиталась детективов, до которых она большая охотница? Ей-богу, все рассказанное звучит как дурацкая криминальная история.

– Вилочка, – пробормотала Ася, – сколько лет мы знаем друг друга?

Я мигом ответила:

– Всю жизнь, я дня без тебя не помню.

И это правда. Мы познакомились в яслях. Вернее, глагол «познакомиться» тут употреблять неуместно. Когда моя родная маменька бросила папеньку и исчезла в неизвестном направлении, бедный Ленинид сначала растерялся. Впрочем, его трудно осудить. Не всякий мужчина сообразит, как следует поступить с младенцем, оставшись с ним один на один. Папенька отволок меня в ясли, куда я благополучно ходила до трех лет, и потом плавно перебралась в детский сад и школу. Вместе со мной этот же путь проделывала и Аська. Она тоже из неполной семьи, но только от нее убежал отец. Впрочем, моего папашку тоже скоро унесло бог знает куда, и я осталась с мачехой Раисой. Аськина же мать больше замуж не выходила.

– Ты моя самая преданная подруга, – шептала Ася, – помоги, найди Лялю.

– Надо идти в милицию.

– Нет, – почти закричала Аська, – совершенно невозможно. Если Сережка узнает про задуманное, он со мной мигом разведется и отберет Лялю, нет, только тихо, никому не рассказывая. Вилка, умоляю!

Она попыталась сесть, но не сумела и закашлялась. Меня испугала синеватая бледность, медленно разливающаяся по ее лицу.

– Хорошо, хорошо, только успокойся! Ты можешь ответить на пару моих вопросов?

Аська кивнула.

– Кому ты рассказывала про обмен?

Подруга помотала головой.

– Ни одной живой душе.

– Даже маме?

– Я похожа на сумасшедшую?

Мои губы дрогнули в улыбке. На мой взгляд, Аська не просто похожа на сумасшедшую, она самая настоящая ненормальная со съехавшей крышей.

– Мама бы сразу кричать начала, – пояснила Ася, – ей же много лет.

Аська демонстрировала редкостное отсутствие логики. Насколько я помню, Анна Васильевна не так давно справила шестидесятипятилетие, она намного моложе Розалии Никитичны, которая была в самом центре аферы.

– Может, твоя бывшая свекровь разболтала подружкам?

Аська пробормотала:

– Розалия – могила, кладбище секретов. И потом, она же никуда не выходит, ни с кем не встречается.

Я уставилась в окно. Если господь хочет наказать человека, он отнимает у него разум. Никуда не ходит, ни с кем не встречается… А телефон? Розалия Никитична болтает по нему сутками, просто висит на проводе. Где гарантии, что она не поделилась с кем-нибудь потрясающим секретом? Хотя если бы Ляльку украли, то похититель потребовал бы выкуп, непонятно почему негодяй решил обогатиться за счет Бабкиной. И Ася и Сережа достаточно хорошо зарабатывают, но этих денег семье едва хватает на жизнь. Никаких особых накоплений у них нет.

– Вилочка, – забормотала Аська, – ты сумеешь, ты умная, ловкая, тебе все всегда удавалось, ты в нашем классе самая замечательная была. У тебя муж в милиции служит…

Ну не дура ли? Умение расследовать детективные ситуации не передается половым путем, это же не СПИД и не гонорея!

– Милая, любимая, – бубнила Ася на одной ноте с остановившимся взглядом, – найди мне Лялю, живую или мертвую, мне бы только взглянуть на нее, а то все время думаю, вдруг девочку мучают или на органы разделывают…

У изголовья кровати запищал какой-то прибор, в палату вошел доктор.

– Вам лучше уйти, – сказал он.

Я послушно повернулась к двери.

– Нет, – крикнула Аська. – Вернись!

– Подождите, – велел доктор, – зря вы ее так разволновали. Кабы знал, что ее до такого состояния доведете, не пустил бы ни за какие пряники!

Аська прошептала:

– Наклонись.

Я нависла над ее сине-бледным личиком и почувствовала резкий запах лекарств.

– Если не станешь искать Ляльку, – прошелестела подруга, – покончу с собой, накоплю снотворных таблеток и съем да записку оставлю: «В моей смерти виновна Виола Тараканова». Живи потом дальше с этим камнем на шее.

Если бы Аська была здоровой и произнесла эти слова, сидя на кухне, она мигом бы получила от меня пощечину и твердо сказанное:

– Нет! Если хочешь, травись! В том, что случилось, никто, кроме тебя, не виноват!

Но Бабкина находилась в реанимации, голос ее срывался, руки дрожали, ей было очень плохо, что извиняло ее беспардонность и хамство.

– Я умру, – словно заклинание, повторяла Ася, – умру, если ты не поможешь, непременно умру.

– Хорошо, я сделаю, что смогу, только не нервничай.

Аська прищурилась.

– Ладно, а теперь повторяй за мной. Пусть Тамарка попадет под машину, если не найду Лялю.

– С ума сошла! – вскипела я.

Вот мерзкая баба! Аська слишком хорошо меня знает, она понимает, что я никогда не нарушу подобную клятву. На собственное здоровье и безопасность могу наплевать, но не стану рисковать жизнью Томы.

– Не хочешь, – просвистела Аська, – вот ты какая! Моя жизнь для тебя ничто! Так и знай, умру!

– Хорошо, – со злостью сказала я.

Терпеть не могу, когда мне выкручивают руки. До сегодняшнего дня Ася никогда так себя не вела. Но, с другой стороны, у нее до сих пор в жизни не случалось таких неприятностей. Не считать же грызню с мужем несчастьем.

– Хорошо, – повторила я, – если тебе от этого станет легче, пожалуйста! Пусть я попаду под машину, если не найду Лялю!

Аська откинулась на подушку, по ее лицу разлилось умиротворение. Я пошла к двери.

– Стой, – донеслось из-за спины.

Я обернулась.

Ася, снова бело-синяя, с мрачно горящими глазами, торжественно произнесла:

– Не забудь, ты поклялась.

– Не волнуйся, – ответила я и собралась уходить.

– Погоди!

– Что еще?

– Видела когда-нибудь тело того, кто погиб под колесами? Имей в виду, это жуткая смерть! Помни о клятве, ты не можешь теперь меня обмануть! – пригрозила Ася.

Не говоря ни слова, я вывалилась в коридор. В душе боролись самые разнообразные чувства. С одной стороны, безумно хотелось отдубасить подругу, надавать ей зуботычин, с другой, было жалко глупую Аську, влипшую в невероятную историю. И еще Ляля! Вдруг ребенку грозит опасность. Аська сгоряча ляпнула про разборку на органы, но я-то знаю, что эта страшная вещь и впрямь может случиться с девочкой, хотя оказаться в руках у педофила еще хуже…

В полном смятении, с мыслями, разбегающимися в разные стороны, я отправилась домой. Олег небось опять явится за полночь, забьюсь в кровать и пораскину мозгами спокойно, приму ванну, лучше всего мне думается в теплой воде.

Мечтая о том, как погружусь в ароматную пену, я открыла дверь, споткнулась о нечто, стоящее почти на пороге, и ахнула. Весь коридор был заставлен коробками и завален узлами.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – заорала я. – Что у нас происходит? Мы переезжаем?

В ответ – тишина. В полном недоумении я отправилась в ванную мыть руки и обнаружила там еще пару полосатых сумок и маленького мальчика лет шести, самозабвенно пускавшего кораблики.

– Ты кто? – совсем растерялась я.

– Ваня, – ответил ребенок, расплескивая в разные стороны воду.

– В гости пришел?

– Нет, живу тут.

– Где?! В ванной?

– Не-а, в комнате.

Окончательно обалдев, я вошла в кухню и увидела около плиты толстую бабульку в ярко-синем байковом халате. Огромной вилкой старуха перевернула на сковородке отвратительно жирный кусок мяса и заорала:

– Ваняша, топай жрать!

Послышался легкий стук, и мальчик, мокрый с головы до ног, влетел на кухню. Не говоря ни слова, он влез на стул. Бабка грохнула перед ним тарелку, доверху набитую толстыми, как бревна, макаронами. На вершине горы покачивалась свиная отбивная. Светлое мясо обрамлял толстый слой сала. На мой взгляд, не лучший ужин для ребенка.

Мальчик схватил бутылочку с кетчупом, вытряхнул густую красную массу на макароны, уцепил жирный кусок пальцами и, игнорируя положенную возле тарелки ложку, принялся быстро-быстро жевать. Впрочем, я на его месте поступила бы точно так же. Попробуйте-ка подцепить чайной ложечкой макароны и отбивную, живо поймете, что лучше есть мясо руками!

Ни бабка, ни внучок не обращали на меня никакого внимания, вели себя так, словно находились одни. Я тихонечко вышла на лестницу и посмотрела на дверь снаружи. Может, я ошиблась и попала не в свою квартиру? Но нет! Получалось, что я живу тут вместе с непонятной парочкой и в окружении узлов.

– Чего стоишь? – раздалось сзади.

Я обернулась. Олег, потный и красный, выходил из лифта, держа в руках огромную коробищу. Судя по доносившемуся звяканью, в таре находилась посуда.

– Ты дома?!

Олег, отдуваясь, поставил короб на пол, вытащил сигареты и ответил:

– Пока нет, ты же видишь, я стою на лестнице, но, вероятно, через пару минут окажусь внутри квартиры.

Я облокотилась о перила. Олег медленно, но верно превращается в зануду. Может, у него начинаются необратимые старческие процессы в мозгу? Хотя, скорей всего, отпечаток наложила профессия. Попадались ли вам на глаза когда-нибудь милицейские протоколы? Знаете, там никогда не пишут: на шее золотая цепочка, а в бутылке вода. Нет, менты поступают по-другому, данная фраза на их суахили прозвучит так: на шее цепочка из желтого металла, похожего на золото, в бутылке жидкость без цвета и запаха, предположительно вода. Даже если на месте преступления обнаружат наглухо закрытую заводской пробкой бутылку боржоми, в протокол внесут: «Поллитровая стеклянная емкость с этикеткой «Боржоми», внутри бесцветная жидкость, похожая на воду».

В конечном итоге это правильно, выводы должны делать не оперативники, а эксперты и следователи. Но, общаясь таким образом на работе, Олег приходит домой, где продолжает разговаривать таким же диким образом.

На вопрос: «Купил свежий батон?» – он преспокойно отвечает: «На первый взгляд да, но точную дату выпечки не назову».

Позавчера он довел нас с Томочкой до нервной икоты. Мы купили новый кран на кухню, такой, который следует поднимать и поворачивать в разные стороны, чтобы добиться нужной температуры воды. До сих пор у нас был самый обычный смеситель, и мы с Томуськой принялись крутить новинку и обсуждать ее качество. Олег спокойно пил кофе. В какой-то момент он оторвался от чашки и задумчиво сообщил:

– У меня есть кое-какие предположения в отношении данного агрегата.

Мы с Тамарочкой повернулись к нему.

– Видите сверху два кружочка: красный и синий? – продолжил мой муж.

– Да, – ответила я.

– Так вот, если повернуть рычаг в сторону красного, – невозмутимо произнес Олег, – из него, вероятно, потечет горячая вода.

Пару секунд стояла тишина, потом Томуська, давясь от рвущегося наружу хохота, пробормотала:

– Кажется, Никитка заплакал, пойду проверю.

Я посмотрела на Куприна, продолжавшего с довольным видом вкушать кофеек, и не утерпела:

– А у меня имеется не предположение, а уверенность.

– В чем? – спросил Олег.

– Знаешь, если повернуть сей кран в сторону синего кружочка, из него стопроцентно хлынет холодная вода!

Какое-то мгновение Куприн пялился на меня, потом резко встал и спросил:

– Издеваешься, да? Дураком мужа считаешь?

– Кто, я?

– Ты, ты.

Обиженно сопя, он пошел к двери, но на пороге обернулся и возвестил:

– Кстати, насчет стопроцентно льющейся холодной воды ты дала маху.

– Это почему?

– А вдруг в бойлерной авария? Тогда вместо ожидаемой струи из трубы понесется только свистящий звук. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным на все сто.

Я не нашлась что возразить, отчего-то при подведении окончательного итога мой муж всегда оказывается прав.

– Что у нас происходит, – налетела я на Олега, – откуда эти коробки? Только не говори, что опять прибыли гости. По горло сыта твоими родственниками.

– Еще и спрашивает! – сморщился Олег. – Сначала устраивает безобразие, а потом злится.

– Я? Что я устроила?

– Да это все.

– Что?

– Ты виновата, – бубнил Куприн, гася о перила окурок, – ну кто унесся из дома, забыв закрутить кран? Из-за кого затопило Рымниных?

В то же мгновение в голове прояснилось. Значит, на нашей кухне ужинают сейчас Ванька, сын Марины, и ее мамаша, баба Клава. Бабку я давно не видела, вот и не узнала, а Ваня, как все дети, быстро растет и изменяется.

– Маринке придется делать ремонт, – спокойно пояснял муж, – дело дорогое, хлопотное, к тому же мы тут виноваты.

– Да у Рымниной и без нас потолок на пол падал, – возмутилась я, – а обои лохмотьями висели! Маринка ни разу квартиру в порядок не приводила, как въехала, так и живет.

– Оно верно, – вздохнул Олег, – только приходила комиссия из домоуправления и констатировала – повсюду протечки, паркет вздут, штукатурка обвалилась. Нам ремонт оплачивать.

– Да Маринка просто воспользовать ситуацией!

– Похоже, что так, но нам от этого не легче, – заметил муж. – Марина и впрямь не растерялась. Она не только комиссию из домоуправления вызвала, но еще и обратилась в ремонтную контору. Знаешь, какую сумму насчитали! Одна новая проводка бешеных денег стоит!

– При чем тут проводка?!

Куприн вытащил новую сигарету и облокотился на перила.

– Так комиссия проводила экспертизу. Все чин-чинарем, с подписями трех членов и печатью. Из-за протечки старая проводка пришла в негодность.

Я просто онемела от возмущения. Ну Рымнина, вот ловчила! Решила провернуть за наш счет капитальное обустройство квартиры. Все понятно, поставила членам комиссии бутылку, вот и подписали они нужный документик.

– Прибавь сюда еще деньги на съем квартиры…

– Какой?

– Маринка справки приложила. У нее сын-аллергик, мать-инвалид, они не могут дышать штукатуркой и краской, следовательно, требуется вывезти их в удобное место.

Я только хлопала глазами. Молодец, Маринка, у таких людей нужно поучиться, все предусмотрела. Ребенок-аллергик! Да Ванька только что на моих глазах трескал свиную отбивную, заливая ее кетчупом! Кстати, и бабуся-инвалид достаточно шустро передвигается по нашей кухне.

– Оно, конечно, – протянул Олег, – можно было подать на нее в суд, только проиграем дело.

– Это почему?

– Маринка – мать-одиночка, малооплачиваемая женщина, имеющая на руках двух иждивенцев. А у нас Семен – издатель, ты – журналист, я работаю в органах. Одним словом, сплошные богатеи и взяточники. Угадай, на чьей стороне будет судья? Даже и заводиться не стоит!

– Но ты не берешь взяток, а у Сени сейчас большие проблемы, все его деньги вложены в дело, мы очень скромно живем! – возмутилась я. – А Маринка, несмотря на крохотный оклад, щеголяет в новой шубе!

Олег махнул рукой:

– Никому ничего не докажешь! На мой взгляд, Ленинид придумал правильно.

– И какая замечательная идея пришла в голову папеньке? – вздрогнула я.

Ленинид способен на многое!

– Да он предложил, на наш с Семеном взгляд, отличный выход, – пояснил супруг, потягиваясь. – Марина, Ваня и Клавдия Васильевна переезжают к нам, тем самым мы избегаем трат на съем квартиры. Неудобств никаких, лишняя комната есть, к тому же нас целыми днями нет дома.

Я постаралась сдержать рвущееся наружу негодование. Все правильно, Олег и Семен всегда отсутствуют, даже субботу и воскресенье мужики предпочитают проводить на работе, но, между прочим, в квартире проживают еще Томочка с грудным младенцем, Кристина и я. Нас-то почему не спросили? Может, мы не хотим толкаться на одной кухне с противной бабой Клавой?

– Вещи их тоже пока у нас постоят, – как ни в чем не бывало сообщил Олег.

– Что еще придумал папашка? – прошипела я. – Между прочим, ремонт дело долгое.

– Да нет, – отмахнулся Куприн, – у Рымниных жилплощадь маленькая, наша-то квартира из двух соединена. Еще хорошо, что не Костюковых залили, вот там бы пришлось повозиться! А здесь ерунда, Ленинид за месяц сделает.

– Как – Ленинид! – подскочила я.

– Так он сам предложил, – попятился Олег, – сказал: «Ну зачем чужим платить, мы с Петрухой живо в порядок фатерку приведем». Ладно, недосуг болтать, там еще столько коробок!

Вздохнув, он поднял картонный ящик и исчез в квартире. Я стояла, привалившись к перилам. Добро пожаловать в сумасшедший дом, господа! Значит, нам на голову сваливаются Маринка, Ванька, баба Клава, да еще прибавьте сюда узлы, коробки, пакеты. Интересно, мебель тоже приволокут? И благодарить за «удачное» решение проблемы следует скупердяев Сеню и Олега, которые пожалели денег на ремонт и наем квартиры. Естественно, всем будет жутко неудобно, начнутся скандалы, а виноватой сделают меня. Возразить что-либо я не смогу, потому что и впрямь забыла закрыть злополучный кран.

Следующее утро началось с дикого вопля:

– Не хочу, не пойду, а… а… пусти!

Испуганная, я вылетела в коридор и увидела Марину, которая пыталась застегнуть на орущем Ваньке куртку.

– Что случилось?

Маринка повернула ко мне красное, злое лицо.

– Вон, выкобенивается! В садик идти не хочет.

– Нет! – зашелся Ванька. – Там Марь Андреевна тряпкой дерется!

– Еще как отправишься, – рявкнула мать и, ухватив сыночка за плечи, принялась трясти его, словно бутылку с кефиром, – мигом полетишь, спиногрыз!

Голова мальчика болталась на тоненькой шее, но Ванька упорно орал:

– Нет, нет, нет!

– Оставь его дома с бабкой Клавой, – предложила я, – может, в садике плохо, видишь, как он расстраивается.

Маринка наконец-то застегнула на Ваньке одежду. Отдуваясь, она сообщила:

– Ежели этот бандит тут денек проведет, вы в больницу попадете.

С этими словами она выскочила на лестницу, таща за собой упирающегося изо всех сил Ваняшу. Я пошла умываться и наткнулась на бабу Клаву, одетую в невероятно розовые панталоны и атласный лифчик.

– Увели ирода? – поинтересовалась она, шумно сморкаясь.

Я не ответила и ушла к себе. Все понятно, следует как можно меньше бывать дома. Да у меня и возможности нет, чтобы валяться на диване, надо начинать искать Ляльку.

Первый звонок я сделала Розалии Никитичне. Трубку снял Андрей.

– Алло, – процедил он.

– Позови маму.

– Это кто?

– Вилка, не узнал?

– Чего в такую рань звонишь? – недовольно протянул бывший муж Аськи. – Ни свет ни заря людей будишь!

– Так десять уже!

– Самый сон, – возразил Андрей, – что за спешка?

– Розалия Никитична дома?

– Издеваешься, да? Куда ж ей деться!

– Тогда я сейчас приеду.

Андрей продолжал бубнить что-то в трубку, но я уже отсоединилась и понеслась одеваться.

Оказавшись на улице, я пожалела, что не вытащила с антресолей сапоги на меху. Холод наступил невероятный, правда, градусник показывал всего минус один, но мне показалось, будто на дворе тридцать градусов мороза. Порывистый ветер сбивал с ног, в лицо летела колючая крупа, ноги разъезжались на замерзшей грязи. Продрогнув до костей, я ввалилась в квартиру Розалии, мечтая о чашечке обжигающего кофе. Но стоило переступить порог, как стало понятно: на угощение нечего рассчитывать. За широкой спиной Андрея маячила Светка.

– Чего надо? – хмуро спросила она.

Я решила не сдаваться сразу и широко улыбнулась:

– Добрый день! Какой халатик на тебе красивый, глаз не оторвать. У Аси похожий был, ей Сережка его подарил!

Света фыркнула и исчезла. Андрей нахмурился:

– Подумаешь, надела Аськину хламиду, и что? Не тащить же сюда все вещи! Света, между прочим, устала, целыми днями к Розалии бегает, а та капризничает: этого не хочу, то не буду!

Я повесила куртку в шкаф и отбила мяч:

– Аська о твоей матери уже много лет заботится.

– Всего два года! – возмутился Андрей.

– Так ведь не неделю, как Света!

– Уже десять дней!

Честно говоря, Андрей начал меня раздражать. Я сунула ноги в домашние тапочки и отрубила:

– Не дергайся, я пришла в гости не к вам, а к Розалии, Света может не суетиться и не накрывать праздничный стол. Аська поправляется, скоро вернется домой, и ты опять спихнешь ей на плечи свою парализованную мать.

– Она может ходить, только не хочет!

Не обращая внимания на реплики Андрея, я подошла к двери спальни Розалии и постучала. Ответа не последовало. Я повторила попытку и, не добившись результата, потянула створку на себя.

– Можно?

В комнате царила темнота, сквозь задернутые плотные шторы не проникал ни один луч света. Розалия Никитична, очевидно, приняла на ночь снотворное и теперь мирно почивала в пуховых одеялах. Этак она и до обеда продрыхнет, но мне недосуг ждать.

Поколебавшись пару секунд, я вошла в спальню, раздернула шторы и повернулась к хозяйке. Крик застыл в горле. Пожилая дама лежала на спине, голова ее, с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом, покоилась на большой подушке с кружевной наволочкой, сухонькая морщинистая рука, странно маленькая для грузного тела, безвольно свисала почти до полу.

Стараясь не заорать, я выпала в коридор, добрела до кухни и плюхнулась на табуретку.

– Уже уходишь? – любезно поинтересовалась Светка, продолжавшая щеголять в Аськином халате. – Скатертью дорога.

– Выпей чаю, – предложил более совестливый Андрей, – с тортом.

Не успел муж протянуть руку к картонной коробке, как жена мигом схватила ее и пихнула в холодильник.

– Ты чего? – удивился он.

– Торт несвежий, – объяснила свои действия супруга.

– А я только что ел… – пробормотал Андрей, – ничего показался.

– Розалия Никитична умерла, – сказала я.

– Может, крем очистить? – продолжил Андрей, потом осекся и уставился на меня. – Ты чего городишь?

Светка выскочила из кухни. Поднялась суматоха. Пока Андрей звонил в «Скорую помощь», я еще раз заглянула в спальню покойной и увидела Свету, беззастенчиво рывшуюся в большом комоде.

– Ты что делаешь? – возмутилась я.

– Бинт ищу, – совершенно спокойно сообщила наглая баба, – челюсть подвязать надо, а то потом так с разинутым ртом в гроб и положим.

– Иди отсюда.

– Еще чего!

Я схватила Светку за рыхлые плечи и стала подталкивать к выходу.

– С ума сошла, – заорала та, – между прочим, я у себя дома!

Мы со Светкой находимся в разной весовой категории, из ее тела запросто получится два моих, но вторая жена Андрюшки любит проводить свободное время у телика с пакетом чипсов или орехов, поэтому ее кости обтянуты не тугими мышцами, а салом. Я же ношусь целый день по городу и редко принимаю сидячее положение, к тому же все детство провела с мальчишками во дворе, отстаивая свой авторитет в драках. Очевидно, знания кулачного боя не ржавеют, потому что я мигом стукнула Светку под коленки и вытолкала гору жира в коридор. Потом повернулась к Розалии Никитичне и сказала:

– Может, это и правда, что после смерти в комнате остается энергетическая оболочка человека, тогда прошу извинения за свое хамское поведение. Насколько понимаю, вы очень любили Асю и терпеть не могли Свету, поэтому мне придется сделать еще один некрасивый поступок.

С этими словами я открыла комод и вытащила бархатные коробочки, в которых Розалия хранила свои украшения. У пожилой дамы имелись отличные броши и серьги, ее покойный муж знал толк в драгоценностях и старательно покупал их жене. Запихнув драгоценности в сумку, я снова повернулась к телу Розалии:

– Квартира завещана Аське, бумажку эту, с печатями, я тоже прихвачу с собой. Не волнуйтесь, как только Ася выйдет из больницы, передам ей все до нитки. У меня вещи целей будут, а тут их Светка сопрет.

Пожилая дама молча смотрела в потолок. Я пошла к двери, но на пороге обернулась и сказала:

– Прощайте, вы мне всегда очень нравились, жаль, не успела сказать этого раньше. Хотела сегодня поговорить о Ежи, да не судьба.

Внезапно раздался легкий стук. По непонятной причине с ночного столика упала маленькая телефонная книжка в красивом ярко-малиновом переплете. Я подошла к тумбочке, подняла вещицу и обнаружила, что она сама собой раскрылась на страничке, где было написано: «Ежи Отрепьев».

Сказать, что мне стало не по себе, это не сказать ничего. Сунув в карман книжечку, я попятилась к выходу и забормотала:

– Большое спасибо за помощь, желаю удачи и счастья в загробной жизни.

В коридоре никого не оказалось, я беспрепятственно донеслась до вешалки, надела куртку, сапоги и помчалась на улицу. Господи, неужели жизнь после смерти – это правда? Никогда не верила в подобную чушь, но сегодня по моим материалистическим взглядам был нанесен серьезный удар.

Очнулась я только в метро, села на скамейку и стала тупо наблюдать, как мимо носятся поезда. Надо поехать на работу к Ежи и попробовать порасспрашивать его коллег. Вдруг у него там имеются близкие друзья, с которыми он поделился секретом?

Розалия Никитична была крайне педантична. Бисерным почерком она записала на маленькой страничке все: станцию подземки, до которой следовало ехать, чтобы попасть в больницу, этаж, название отделения, даже отметила: «Войти со стороны площади». Бог весть зачем почти обездвиженной даме понадобились эти сведения, скорей всего, из природной аккуратности. Я не поленилась и перелистала книжечку, так же обстоятельно, с детальными подробностями в нее оказались занесены и координаты всех остальных знакомых.

Вход в клинику охранял дряхлый дед, одетый в черную форму. На груди у него золотом горел знак «Охранное агентство «Ястреб».

– Пропуск, – грозно сказал секьюрити и закашлялся.

Я сделала самую простецкую морду и приготовилась заныть, но тут зазвонил телефон. Бравый вояка ухватил трубку и сообщил:

– Охрана. Хомяков. Здравия желаю, Петр Семенович. Кто прийти должон? Федекина Е.С.? Пущу непременно, не сомневайтеся, вы знаете, я всегда на посту.

Повесив трубку, дедуська уставился на меня блеклыми глазами.

– Пропуск.

– Нету.

– На нет прохода нет.

– Очень надо.

– Не положено, терроризм в городе, вдруг ты пособница чеченцев и замыслила нашу больницу взорвать? – на полном серьезе заявил дед.

– Как же продукты родственнику передать?

– На то часы отведены специальные, с семи до девяти вечера, – пояснил охранник.

Да уж, руководство клиники отличается умом и сообразительностью. По их мнению, во время, предназначенное для посещений, никто и не подумает протащить в здание взрывчатку. Но не говорить же это полубезумному дедушке, который изображает из себя Брюса Уиллиса.

– Посмотрите по списку, моя фамилия Федекина, Федекина Е.С.

Дедуська расцвел в улыбке.

– Только что Петр Семенович звонили, проходи, второй этаж, кабинет двести пятнадцать, иди, иди, не тушуйся, хороший доктор, не то что другие.

Я проскользнула сквозь железные воротца и не сдержала любопытства:

– Простите, а каких хомяков вы охраняете?

Старик поднял очки на лоб:

– Чего говоришь? Не пойму.

– Ну вы сняли трубку и ответили: «Охрана хомяков».

– Фамилие мое такое, – объяснил секьюрити, – Хомяков, вот и сказал, как положено: «Охрана, Хомяков». Никак в толк не возьму, чего тебе надо, а?

Стараясь не расхохотаться в голос, я пошла быстрым шагом по обшарпанному коридору к лифтам. Путь лежал на восьмой этаж в отделение кардиологии.

В ординаторской нашлась только одна тетка, быстро писавшая что-то в толстой тетради. Услышав мои шаги, она подняла голову и довольно вежливо спросила:

– Вам кого?

– Ежи Варфоломеевича Отрепьева.

– Он уволился! – мигом ответила тетка.

Я удивилась до крайности. Честно говоря, я ожидала, что докторица всплеснет руками и воскликнет:

– Боже! Вы не знаете! Такой кошмар!

Но врач, даже глазом не моргнув, соврала.

– Как уволился? – возмутилась я.

– Просто, – пожала плечами лгунья, – нашел другое место.

– Где?

– Понятия не имею. Кто вас к нему отправил?

– В поликлинике по месту жительства бумажку дали.

– Имеете направление? Можете обратиться к любому врачу, завтра, с девяти утра, пожалуйте в приемный покой, вам дадут талон на госпитализацию.

– Но мне нужен Отрепьев!

– Ничего поделать не могу.

– Может, у него тут друзья имеются? Подскажут, как можно найти Ежи Варфоломеевича?!

Тетка уткнулась в бумаги, буркнув:

– Нам дружить некогда, с больными бы разобраться, если больше вопросов не имеете, прошу покинуть ординаторскую.

Поняв, что ничего не узнаю, я вышла в коридор и попыталась остановить кого-нибудь из людей в белых халатах, проносившихся мимо со страшно серьезными лицами.

– Я рентгенолог, – сообщил один, – про кардиологов ничего не знаю.

– Не работаю в этом отделении, – сказал второй.

– Средний медицинский персонал справок не дает, – отрезала женщина необъятной толщины, толкавшая перед собой пустую каталку.

Одним словом, все тут были неприветливые, малоразговорчивые и шарахались в сторону, заслышав фамилию Отрепьев. Потерпев сокрушительную неудачу, я дошла до самого конца коридора и увидела в небольшой нише у окна страшно расстроенную медсестру, почти девочку, с пустым эмалированным ведром в руках.

– Ты чего сопли льешь? – спросила я. – Обидел кто?

Существо в белом халатике, по виду чуть старше Кристины, вздохнуло:

– Тут все как собаки.

– У меня сложилось такое же впечатление, – улыбнулась я.

– Меня на практику прислали, из училища, – начала изливать душу девочка.

– Не повезло тебе.

– И не говорите. Сунули в руку тряпку и велели коридор мыть! Хороша практика! Да еще вечно недовольны, ругаются!

– Наплюй.

– Так в училище сообщат, что плохо работала, «два» поставят, стипендии лишат! Меня старшая все время идиоткой обзывает.

– Вера! – долетело из другого конца коридора. – Ну сколько можно воду набирать! Лентяйка чертова!

– Вот, – с обидой пролепетала девочка, – сейчас опять скажет, что я дура. Может, и впрямь я умственно отсталая, но никак в толк не возьму, как эта штука работает.

И она ткнула пальчиком в большой никелированный цилиндр, стоявший у стены.

Я усмехнулась. Сама долгие годы носилась с ведром и тряпкой, драя бесконечные полы. Титан, так называется эта вещь.

– Вот здесь, в самом низу, имеется кнопочка, нажмешь и быстро подставляй ведро, потечет кипяток.

– Хитро, – покачала головой Вера, – никогда ничего подобного не видела.

– Очень старый агрегат, теперь таких не выпускают. Даже странно, что он еще где-то сохранился.

– А тут все такое, допотопное, – хихикнула Вера, отрывая от пола ведро.

– Болтаешь без остановки, а работа стоит! – заорала толстая баба, та самая, которая только что толкала каталку. – А ну, шевелись, лентяйка. А вы чего хотите?

Вера покраснела, глаза ее наполнились слезами, мне стало жаль девочку.

– Я ее тетя, адвокат по профессии. Вы знаете, что несовершеннолетних нельзя заставлять полный день работать?

Старшая медсестра осеклась, потом осторожно сказала:

– Вы родственница Веры?

– Ближайшая, если не расслышали, повторю: я работаю адвокатом. Кстати, по нормам труда подросток не должен таскать тяжеленные ведра.

Бабища расплылась в улыбке. Правда, приветливей от этого ее лицо не стало, наверное, так пытается проявить любезность тигровая акула.

– А Верочку никто и не заставляет, она у вас просто очень старательная! Такая расторопная, сообразительная…

– Это поэтому вы ее называете «лентяйка чертова»? – хмыкнула я.

– Что вы, – деланно возмутилась тетка, – кто сказал подобную глупость?

– Сама слышала пару секунд назад, вы кричали из коридора: «Ну сколько можно ведро набирать, лентяйка чертова!»

Медсестра растерянно захлопала глазами, потом нашлась:

– Господь с вами, это я техничку нашу распекала, никогда не уберет нормально! Ты, Верочка, оставь ведро и ступай с тетей домой, хватит уж, и так засиделась.

Вымолвив последнюю фразу, медсестра исчезла. Вера грохнула ведро о пол.

– Ну спасибо! Здорово вы ее напугали! Откуда вы знаете-то про всякие нормы и законы? Неужели адвокатом работаете?

– Да нет, я работаю в журнале, статьи пишу на криминальные темы, просто не так давно передачу по телику посмотрела, там как раз речь о детском труде шла, вот и запомнила кой-чего. А ты давно тут практику проходишь?

– Третий месяц мучаюсь, – вздохнула Вера, – нашим девчонкам всем повезло, в такие интересные места попали, а я в отстойник угодила. Вы сами сюда зачем? Если, не дай бог, заболели, то бегом скачите прочь. Здесь лишь один доктор умный был, да и тот помер, Ежи Варфоломеевич, остальные идиоты.

Я схватила Веру за руку.

– Ты его знала?

– Конечно, а как же!

– Здесь есть столовая?

– Буфет на втором этаже.

– Пошли выпьем кофе.

– Не люблю его, он горький, – покачала головой Вера.

Я потащила ее к лифту.

– Значит, куплю тебе чай или сок.