Спальня. Полночь. Под кроватью открывается небольшой люк. В темноте слышится тихое хихиканье, шмыгание носом и стук маленьких копыт. Училка пересчитывает всех по рогам, потом для большей верности по хвостам. Учеников то на три меньше, то на шесть больше. Училка плюет и начинает урок:
– Так, мы с вами впервые на практическом заня…
– Мамачки-и-и-и.
– Просьба соблюдать тишину. Кто захочет упасть в обморок, привяжите к башке подушечку заранее, чтоб об паркет черепом не стучать. Кому дать подушку?
– Мне!
– И мне.
– И мне.
– Мама-ачки-и-и-и-и.
– Гадислав, возьми подушечку.
– Глазосверка Леопольдовна, мне не надо.
– Гадислав, я кому сказала. Иди сюда сейчас же, я тебе лично привяжу!
(Гадислав прячется за спины товарищей.)
– Мама-а-ачки-и-и.
– Так, засуньте подушку в пасть Всепожралу, чтоб он наконец замолчал. Итак, начинаем наше первое практическое занятие. Мы с вами находимся под кроватью у человека. Сейчас мы дождемся, когда он свесит конечность, и будем ее по очереди трогать. Всем понятно?
Все молчат и испуганно кивают. Всепожрал нервно жует подушечку. Так проходит 10 минут.
Училка:
– Так, что-то долго. Кто помнит, что надо сделать, чтобы человек высунул конечность из-под одеяла?
– Залезть к нему под одеяло и напукать?
– Чешипузка, очень-очень интересное решение, но опасное. Какие еще варианты?
– Потыкать когтем в матрас?
– Нашептать страшное в ухо?
– Притвориться котом?
– Побздыкать комариком?
– Ой, двоечники! Вы чем на занятии слушаете? Надо подкрутить батарею в комнате, тогда он начнет потеть под одеялом и высовываться потихоньку.
В этот момент человек резко свешивает ногу с кровати и попадает Гадиславу по башке. Гадислав падает с громким стуком. Училка одними глазами говорит короткое плохое слово, поднимает Гадислава. Под глазом у Гадислава расплывается огромный фиолетовый синяк.
– Трогайте ногу, – шепчет училка и подталкивает учеников к ноге. Все послушно трогают.
– Гадислав, трогай.
– Не буду. Она мытая, меня тошнит от мытого.
– ГАДИСЛАВ!
– Не-а.
– Зажми нос и трогай!
Тут человек с закрытыми глазами сваливается с кровати, начинает шарить руками по полу и кискискать. Все прячутся кто куда, но человек успевает в последний момент сграбастать пухленького Всепожрала, крепко прижимает к себе, засыпает и храпит.
– Мамачки-и-и-и, – шепчет Всепожрал, проглатывая остатки подушечки.
Училка в панике убегает в потайной люк с криками: «Все пропало!»
Тем временем Шерсторыг забирается на кровать и начинает изо всех сил тащить Всепожрала из-под руки человека. В итоге просто выдирает из задницы товарища куски шерсти, падает на пол и очень удачно вонзается рожками в пол. Так и торчит вверх тормашками. Вздыхает.
Следующим вылезает Гадислав с фингалом, полный решимости спасти товарищей, но отвлекается на огрызок яблока под тумбочкой и, полностью очарованный куском засохшего фрукта, начинает его громко облизывать.
Следующей появляется Чешипузка, видит добычу Гадислава и устраивает драку, как настоящая девочка. У Гадислава появляется синяк под другим глазом. Без синяка остается только последний, третий глаз.
Училка минут пять грызет когти за дверцей люка, потом вспоминает, что она почетный педагог, берет себя в руки и возвращается.
Вытаскивает Шерсторыга из пола, разнимает дерущихся и в назидание им съедает огрызок. Забирается на кровать, хватает Всепожрала за ногу, свешивает свой длинный хвост и громко шепчет:
– Тяните!
Ученики тянут, Всепожрал выпуливается из-под руки человека, все радостно обнимают его и бесшумно кричат: «Ура!»
И тут человек переворачивается на другой бок и подсовывает под голову вместо подушки училку. Ученики дружно седеют. У училки давно порвались все нервы в организме, поэтому она шепчет: «Все под контролем!» – и пробует самостоятельно выползти. Но голова у человека очень тяжелая.
Ученики начинают спорить, что делать дальше:
– Надо отрубить ему башку!
– Нет, давайте я укушу его за палец и все убежим!
– Нет, давайте позовем на помощь!
– Давайте бросим училку и прогуляем урок!
– Только попробуйте меня тут бросить, я вам всем двойки в четверти влеплю!
– Я знаю, что делать! – Гадислав решительно сует под нос человеку кончик своего хвоста, человек чихает, училку взрывной волной сносит под кровать. Следом за ней спрыгивают ученики.
От шока, нервов и удара об пол училка лежит без сознания. Ученики сбрасывают ее в люк, сами возвращаются, качаются на шторах, жрут пыль, грызут ножки кровати, гоняют кота.
До конца урока остается десять минут.
Следующим уроком была физ-ра. Маленькие страшилки быстро переоделись в короткие черные шортики, белые маечки и стали жевать чешки. Даже Гадислав переоделся, правда, в знак протеста надел шортики на башку. Он вообще был бунтарь.
В спортзале всегда был аншлаг и тишина, но не потому, что ученики перлись от предмета. Дело в том, что вел физ-ру великан Тимофей Леонардыч, бывший спецназовец и ваще очень суровый уважаемый страшил.
На завтрак он всегда кушал кашу из металлической мисочки, а потом весь день ходил и жевал эту мисочку. Вот как ты жвачку жуешь, так и он челюстями двигал. Немножко поскрипывал. Ученики делали ставки – получится у него выдуть из мисочки пузырь или не получится.
Леонардыч хмуро обвел взглядом класс. Два ученика при этом упали в обморок, трое обкакались, вокруг Гадислава появилось маленькое желтое озеро. Гадислав мысленно поаплодировал сам себе, гениально же было нацепить шорты на рога, теперь они сухие.
– Перекличка, – мрачно процедил сквозь клыки Леонардыч и скрипнул мисочкой.
– Ой, не нада-а-а-а, – прошептал кто-то. Кажется, это была Чешипузка.
– Арун! – начал Леонардыч.
– Здесь.
– Аллергия!
– Здесь.
– Афанасий!
– Здесь.
– Абкакадил!
– …
Ученики тут же начали толкать в бока кого-то крохотного и тощего. Но он мужественно молчал.
– Абкакадил!
– ???
– АБ.КАКА.ДИЛ!
– Тимофей Леонардыч, я на «о». Я вам уже говорил, что я на «о-о-о-о-о-о-о», – заныл малютка Обкакадил, привычно помахивая над штанишками маленьким вентилятором и пшикая вокруг огромным дезодорантом. Он этот дезодорант носил на спине, как аквалангисты баллон с кислородом.
– Тиха!!! Не беси его!! – зашикали на него одноклассники. – А то опять будем без перерывов через козла прыгать!
– Ме-е-е, – покачал башкой козел, лизавший батарею в другом конце зала. Ему тоже не нравилась идея, что через него опять весь урок будут скакать. Это был очень-преочень смышленый животный. Старенький такой, лохматый. Числился в записях завхоза как «тренажер для поскакушек».
– Я здесь, Тимофей Леонардыч, – покорно сказал Обкакадил.
– То-то же, – проскрипела мисочка из пасти физрука.
Отметив всех в журнале, Тимофей Леонардыч объявил тему сегодняшнего урока.
– Сегодня у нас будет растяжка. Всем известно, что страшилкам важно быть гибкими и растянутыми. От этого зависит ваша страшильная карьера. Мало уметь пугать, нужно уметь пролазить под дверь, бегать в мостике по лестницам, сворачивать башку на 360 градусов и даже садиться на шпагат. Поэтому сейчас разбиваемся по парам и будем тянуться.
– Тимофей Леонардыч, но нас 13. Кому-то пары не хватит, – запищали ученики. И очень зря они это сделали, лучше бы молчали.
– А кому пары не хватит, того буду тянуть я лично, – тут физрук громко хрустнул костяшками пальцев. И еще громче хрустнул мисочкой.
В следующую секунду все стали хвататься за руки и вцепляться друг в друга со скоростью ветра. Конечно же, не повезло Обкакадилу. Он подумал, не упасть ли в обморок, но с Леонардычем такие трюки не работали. Однажды Сверкоглазка упала в обморок, чтобы не делать упражнения, но Леонардыч просто стал использовать ее вместо манекена и сам складывал ей ручки и ножки в разные гимнастические загогулины. А потом Сверкоглазкой даже немножко поиграли в футбол. Поэтому Обкакадил вздохнул, мысленно попрощался с любимой-дарагой мамочкой и побрел к физруку.
– Для начала разогреем суставы. Вращаем башкой. Когда вращаете башкой, орите: «У-У-У-У-У-У-У-У-У!»
– У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У! – старательно завопил класс.
– Молодцы. Теперь как можно больше выпучиваем глаза и вращаем ими. Вправо-влево, вправо-влево. Вонючкин, еще раз засунешь свой вставной глаз в ноздрю Гадиславу, я вас обоих заставлю этот глаз проглотить по очереди. Причем ты будешь глотать вторым. Теперь вращаем правым глазом влево, а левым вправо. У кого больше трех глаз, все глаза с левой стороны считаем за левый, те, что справа, – за правый.
– Тимофей Леонардыч, давайте другое упражнение! – заныла Глазастик.
Она просто циклопом была и отличницей к тому же.
– Теперь крутим ножками, ручками, щупальцами, хвостиками и прочими выпирающими частями тела. Нам нужно как следует разогреться перед растяжкой, а то медкабинет сегодня закрыт. Клизма Градусниковна опять замуж выходит, отгул взяла.
Потом физрук особенно противно скрипнул мисочкой и сказал:
– А теперь шпагатики. Показываю один раз, – тут физрук подтянул к себе поближе бедняжку Обкакадила. – Очень прочно встаем на одну конечность того, кого мы тянем. А другую конечность резко закидываем себе на плечо. Вот так.
Но как только тощая ножка Обкакадила поехала вверх, ученик от страха выдал такую мощную зелено-бурую струю вони, что физрук только и успел простонать:
– Кхе-кхе! Окно-о-о-о-о-о! Откройте окно! – и рухнул без сознания на пол. Но скрипеть мисочкой не перестал.
– Простите, Тимофей Леонардыч, – сказал Обкакадил и попытался исправить ситуацию. Врубил свой огромный дезодорант на самую большую подачу и от души пшикнул учителю в морду.
– Ну ты и нафунял! – заржали ученики. И тут же заорали: «Не надо!!!»
Потому что добрый Обкакадил стал извиняться и направил свой баллон и в их сторону.
По спортивному залу, окутанному зелено-бурым облаком, медленно пополз дезодорантовый смерч.
В эту минуту у обладавшей высокой интуицией работницы медкабинета Клизмы Градусниковны почему-то защемило в груди.
– То ли лифчик давит, то ли в школе что-то случилось, – подумала она.
Но жених тут же от души и с большой любовью врезал ей по физиономии сначала тортом, а потом и букетом. Ну такие у них свадебные традиции, что вы на меня-то смотрите. Не я это все придумываю.
Короче, на этом урок гибкости был закончен. И очень хорошо, да? Правда, весь класс заставили писать объяснительную, где они шатались целый час и почему пропустили урок пения. То есть воя.
А они совсем даже не шатались, а лежали очень смирно вместе с физруком. И малютка Обкакадил тоже прилег рядышком. Он просто очень умный был и умел заметать следы. Так они и лежали, пока козел не открыл окно и не проветрил помещение.
Музыку у ночных страшил вела уважаемая профессор Сдохлиус. Такая тоненькая-претоненькая старушка, больше похожая на веточку. И были у этой «веточки» тонкие-претонкие длинные-предлинные ручки, а пальчики доставали почти до самого пола. Так что Сдохлиус могла завязать себе шнурки, не наклоняясь ваще. То ли ножки у нее были короткие, то ли просто какая-то организменная мамапамагите!!! ой, то есть аномалия. Но щелбаны энтими пальчиками Сдохлиус раздавала с космической скоростью.
В некоторые моменты, когда она становилась боком к доске, ее совершенно переставало быть видно. Поэтому ученики ориентировались в основном на щелбаны и на голос. А голос у Сдохлиус был неожиданно густой и низкий, как будто вообще от другого учителя. Такой голос, как будто кто-то огромный говорил в бездонный колодец. Даже эхо иногда случалось. Правда, завистники говорили, что это Сдохлиус носит за шиворотом парочку специально обученных ворон.
Кстати, ходили легенды, что она свой голос у кого-то сперла из оперных. Что было очень похоже на правду. Тем более Сдохлиус очень даже могла так поступить.
А знаете ли вы, как спереть голос? В черной-пречерной книге «Как печь пироги, колдовать и прочая дребедень» написано, что это долгий и весьма мучительный процесс. Нужно взять объект, голосом которого вы хотите обладать, обмотать его фольгой, потом положить ему на макушку жирного червяка и попрыгать вокруг него на одной ножке.
Записали? Теперь сотрите и забудьте.
Вы что, правда думаете, я сейчас вам весь рецепт просто так бесплатно выложу в общее пользование? Ага, щаз. Тем более я его сама не знаю.
(Говорит очень красивым бархатистым сопрано.)
Какова история профессора Сдохлиус? Давайте посмотрим, что можно найти в старых магических газетах. В тех, что еще шуршали и не вцеплялись в ваши рукава с криками: «Подпишись! Купи! Смотри рекламу!»
Всю жизнь Сдохлиус мечтала стать самым лучшим музыкантом в мире ночных кошмаров. Тренировалась как бешеная. Не спала ночами, днями, ваще, короче, не спала почти. Не один рояль в клочья расхреначила своими пальчиками.
И, собственно, достигла своей цели. Да не просто достигла, а совсем ее перелетела нафиг. Сила ее искусства не знала границ.
Как только она садилась за черный-пречерный рояль и просто открывала крышку, как в зрительном зале начинали валиться в обморок всякие нервные дамочки из смертных. К концу концерта большую часть зала увозили на скорой.
На бис Сдохлиус, понятное дело, не вызывали, но на сама выбегала из-за кулис и башкой прям долбила по клавишам. Ну любила она свою профессию, виновата она, что ли.
Ночные страшилки сначала восхищались талантом Сдохлиус, потом эта магия начала распространяться и на них. После того как чуть не окочурился сам Аид (что, сами понимаете, как-то не слишком-то возможно и СКАНДАЛ!!!, но тем не менее), Сдохлиус стали вежливо просить играть потише.
А лучше – вообще не играть.
На что она аккуратно складывала из своих тонких длинных пальчиков смешную огромную фигушку и говорила:
– Ага. Щаз. Я этого эффекта добивалась не одну сотню лет.
Ну тогда пришлось ее заковать в цепи и подержать вниз головой над бездонным колодцем Жизни и Смерти, чтоб она, значит, хорошенько подумала над своим поведением. И так Сдохлиус провисела триста лет.
– Будешь потише играть? – спрашивали ее раз в тридцать лет.
– Да фигу вам! – отвечала непокорная Сдохлиус.
– Ладно. Виси дальше.
– Спасибо. Мне ваще тут нравится даже!
И она висела. Висела, висела, висе-е-ела-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а. Высохла нафиг вся. Все органы у нее в башку сместились от такого долгого висения. Она даже потом этой свой высохшей башкой умудрялась всякие мелодии наигрывать, как на маракасе. А что вы хотите, талант – его не зарыть, он всегда вылезет, прям как грязный носок из-под дивана на утро после генеральной уборки. У вас не вылезает? Я вам дам адресок, покупайте носочки только там. Правда, их стирать не очень удобно, они стиральную машинку сами останавливают и выползают обратно. Но милые до жути. И кактус у вас сожрут. Точно сожрут.
Короче, висела Сдохлиус триста лет и язык всем, кто мимо проходил, показывала. У – упорство.
Через триста лет и один день скучно ей, видимо, стало или что-то она себе придумала коварное. Попросила снять ее.
– Уговорили. Буду играть потише. Башкой не буду больше по клавишам стучать.
И устроилась в школу потом. Причем к ней на музыку всегда полный класс набивался. Перлись от нее очень. Дети не дураки, знают, с кого пример надо брать.
Уроки Сдохлиус вела очень оригинально. То час всех орать в голос заставит, то час молчать и слушать, как древний серебряный таракан за шкафом ест обои. Таракан, конечно, пробовал заявления писать директору школы:
«Прошу уволить нафиг профессоршу эту вашу! Она мне спокойно жевать обои за шкафом не дает. Заставляет учеников подслушивать, как я жую. Недавно сказала, что я чавкаю. А я не чавкаю! Я интеллигент в двухсотом поколении. Мой прапрапрапрадед крошки ел за самим ректором Заколупанским-Большемозговым, тем самым, у кого зеленый шестой мизинчик рос из локтя!»
Директор эти заявления читал, ржал тихонько, извинялся перед насекомым, но сделать ничего со Сдохлиус, естественно, не мог. Да никто не мог ничиво с ней сделать. Чуть что – она многозначительно смотрела в сторону рояля или начинала с оглушительным хрустом разминать свои длинные-предлинные пальчики. И тот, кто катил на нее бочку, сразу бледнел и вспоминал, что очень хочет жить у него есть срочные дела, как можно дальше от профессора Сдохлиус.
Так что шкап вместе с древним серебряным тараканом просто перетащили в другой кабинет.
Уроки музыки в школе страшилок проходили так.
Сдохлиус выпросила себе огромный кабинет с самыми скрипучими полами и гоняла по этому полу учеников:
– Запоминайте! Это ля! Слышите какой противный звук? Ля, ля, ля-я-я-я-я-я-я-я-я-я! Это до, это фа. Вы должны научиться в любой квартире, в любом помещении пройтись по полу так, чтобы у людей волосы на башке вставали дыбом и медленно становились седыми.
– А почему медленно? – на свою беду спросил кто-то из учеников.
– Чтобы растянуть удовольствие, – прошептала Сдохлиус и дала ученику щелбан. – Хватит болтовни! Приступаем к разучиванию ужасных гамм.
Далее ученики переодевались в чешки и спортивную форму и начинали на большой скорости метаться по кабинету с криками: «До, ре, ми, фа, соль, ля, си!»
В общем, очень было похоже на физ-ру, все страшно потели, сопели, толкались и бегали. Причем Сдохлиус не отставала от учеников, иногда даже в азарте начинала бегать по потолку и качаться на люстре. Шустрая и энергичная была старушка, дай бог каждому. Пятерочников приходилось выносить из класса на носилках. Короче, у многих это был самый любимый предмет. У вас бы тоже, наверное.
– Да не буду я ее целовать!
– А по пьесе положено!
– А я не буду!
– А. По. Пьесе. Положено, – повторила Чешипузка, решительно взяла пухленького миниатюрного Всепожрала за шею двумя лапками и немножко потрясла, чтоб взбодрить.
Всепожрал замотался от встряски во все стороны, как желе, затряс щеками и тройными подбородками, чуть не свалился с табуретки, но целоваться все равно не хотел. Мальчишки вообще в этом смысле противные и все время капризничают.
– Глазосверка Леопольдовна, ставьте мне кол в четверти! – приготовился разреветься аж до синих соплей Всепожрал.
– Глазосверка Леопольдовна, да я сама справлюсь. Вы не слушайте. Щаз я ему подножку поставлю, и все будет, – орала опытная Шерстипузка.
– Глазосверка Леопольдовна! Глазосверка! – радостно вопил класс.
Только Гадислав втихушку залез за шкаф и жевал там тряпку, спертую у уборщицы. Всем известно, что самые вкусные тряпки получаются, если их как следует повозить по коридорам, а потом оставить тухнуть в ведре.
Но хрупкая и большеглазая Глазосверка стояла столбом возле доски, блаженно заломив лапы за голову, и не реагировала. Она ушла в мир грез. Такое с ней часто случалось. Особенно на уроке литературы.
Вообще, Глазосверка Леопольдовна не хотела быть училкой, она хотела писать романы о любви. Когда ей было примерно столько же, сколько ее ученикам, Глазосверка встала посередине гостиной и обратилась к своим родителям с пламенной речью. В этой речи были и «хочу идти за своей звездой», и «повешуся, если в педуху запихаете», и «не надо стоять на пути у моей мечты!». Глазосверка репетировала эту речь несколько дней, но отец только посмотрел на нее и спросил:
– Эммм?
Кстати, кроме «эмм», «ну» и «хммм», отец больше ничего никогда не говорил. Это был весь его лексикон. Зато пользовался он им так умело, что умудрялся руководить коллективом из ста сотрудников. И даже каждое утро диктовал кучу важных писем. Секретарь немножко разбавлял его «Ну! Хммм, эмм» разными словами, вроде: «В настоящее время мы вынуждены отказать вам в отгрузке трех тонн дохлых енотов», и получалось неплохо. Никто не жаловался. Даже премии давали.
Это «Эммм?» выбило почву из-под копыт Глазосверки, и она смогла только выдавить из себя шепотом: «Повешуся!»
На что ее мать, повернутая на уборке и прочем домохозяйстве, тут же замахала лапами: «Не надо ничего вешать! Уже висит все давно». Имея в виду постиранные шторы.
В общем, Глазосверка окончила педуху с красным дипломом. Как послушная дочь она изо всех сил старалась похоронить в своей душе мечту стать писательницей, но мечта постоянно откапывалась и буровозила. Бывают такие мечты-зомби, ага.
Особенно по весне тяжело приходилось. Жизненные соки начинали бродить по Глазосверке и рвалися наружу в виде стихов и всяких разных романтических пьесок. Которые она даже имела наглость ставить на сцене школьного театрика. Родители, конечно, знатно офигевали от подобного творчества, от всяких там «страсть кипит во мне как лава» и «купидон схватил их за волосы и стал колотить бошками друг об друга». Но аплодировали громко. Главное, чтоб детям нравилось и на шторы не сдавать десять раз в год. А детям очень нравилось. Они каждый раз дрались за главные роли. Побеждала обычно Чешипузка. Однажды даже кто-то на костылях по сцене скакал, но все равно было очень весело.
– А разве бывают такие красивые училки? – спросил Дристан и посадил Изольду к себе на волосатые коленки.
– Вы все слова какие-то странные говорите, – сделала вид, что застеснялась Изольда, а сама выпучила губы еще сильнее. И вот они слились наконец в поцелуе Любви. Таком пылком, таком сладком, что даже звезды не удержались на ночном небе, а посыпались вниз…
– Тряпка моя где? – вдруг спросил Дристан.
– Извините? – захлопала ресницами Изольда.
– Ты на меня гляделками своими не моргай. Ваш Гаденыш уже пятую тряпку у меня сжирает. Верните инвентарь сейчас же! – Лохматая уборщица бесцеремонно вторглась в грезы Глазосверки.
Училка вздохнула и с сожалением вернулась в реальность.
Класс попрятался под парты, потому что уборщицу боялись все. Честно говоря, даже директор школы боялся, но храбрился изо всех сил. Шутил, что по помытому полу можно пройти только один разик и то – последний.
Явление уборщицы в класс не сулило ничего хорошего. Скорее всего, кому-то оторвут ногу или глаз.
– Что вам угодно, сударыня? – томным голосом Изольды спросила училка.
– Пусть Гаденыш тряпку вернет.
– Кто?
– Га-де-ныш ваш. Он из этого класса, я точно знаю.
– Я Гадислав! – не выдержал такого надругательства над своим именем Гадислав и подал голос из-за шкафа. А мог бы молча остатки тряпки дожевать и жить долго-долго без гипса.
Уборщица ринулась на голос и за ухо вытащила трехглазого безобразника наружу. Ни в одном из трех глаз не было и капли раскаяния.
– Вот я тебе сейчас ухи надеру!
– Не смейте трогать Гадислава! Это непедагогично! – неожиданно рявкнула Глазосверка и вырвала ухи ученика из цепких лап сотрудницы клинингового отдела.
Это было раз.
На счет два Глазосверка подняла уборщицу над головой, понесла к дверям и кинула куда-то туда в чистый до блеска коридор.
Романтика романтикой, а красный диплом – это вам не мухи набздыкали.
– А тряпка, тряпка моя! – испуганно голосила уборщица, первый раз в жизни встретив в стенах школы сопротивление.
– Как не стыдно! Это же ребенок. У него растущий организм, он кушать все время хочет. – Глазосверка Леопольдовна захлопнула дверь и посмотрела на класс.
Класс с большим уважением таращился на нее откуда-то из-под парт.
– Никто не смеет срывать мне урок литературы! – Глазосверка Леопольдовна поправила блузку и спросила: – На чем мы остановились?
– На поцелуе, – сказал Всепожрал и поцеловал Шерстипузку в колено. Просто он только до колена ей доставал. Когда без табуретки.
– Дети, вам же нравится моя пьеса? – ласково сказал училка.
– Очень нравится! – хором сказали дети, на всякий случай пока не выползая из-под парт.
До конца урока оставалось десять минут.
Гадислав так и сидел на полу с открытой пастью. Остатки жеванины красиво свисали сбоку. Всем своим организмом Гадислав понял, что любит литературу даже больше, чем тряпки. Потому что литература – ЭТО СИЛА.
Объявляется набор подкроватных пугачек
на ускоренный курс
с полным-преполным погружением
«Пугай или сдохни!».
Требования:
– вмещаться под кровать,
– не шуметь,
– не пукать,
– возраст не старше 100 лет.
Как только это объявление появилось на сайте «АААААА!», сайт тут же рухнул. Потом чуть не рухнуло здание самой школы «АААААА!» (это такая аббревиатура «Ани Арут Атлично» и еще что-то там, я не помню).
Все мамы и папы хотели, чтобы их малютки попали на курс домашних пугалок, потому что ходили слухи, что в этом году будет преподавать сам этот… как его там… который Тутанхамона укусил за ляжку. Или Тутанхамон его.
Еще обещали, что каждому ученику дадут цапнуть за ногу человека. Не сильно, совсем чуть-чуть. Грызануть слегка. Ну понюхать – точно.
Малютка с красивым именем Обкакадил с детства боялся людей и всего, что с ними связано. Он падал в обморок каждый раз, когда ему показывали фото человека, ботинок или даже просто яблочный огрызок.
А однажды он посмотрел по телеку документалку про людей и потом орал весь день, не мог заснуть.
Бабушка гладила его между длинных синих ушей и говорила: «Ничего, перерастешь! Я по юности как первый раз-то стархолюдин ентих увидала, аж заикаться стала. Уж больно они уродливые, люди енти!»
Папа рисовал на обоях мишень в виде человека и заставлял пулять в нее козюльками из носа.
– Ничего, сынок, я тебя научу!
Тетя Верзила, та самая, которая в их семье представляла творческую единицу и вела блог «Будни подкроватной страшилы», подарила племяннику огромную энциклопедию по «Страхолюдению».
И только мама молча взяла Обкакадила за тощую лапку, заткнула уши жеваными стельками, чтобы не слышать громкие стенания сына, и отвела его в школу «АААААА!».
Вести было трудно, потому что по дороге Обкакадил полностью оправдал свое имя и ему пришлось аж три раза менять штанишки. Но мать в этот раз уперлась рогом и твердо стояла на своем: «У нас в роду все пугали, и ты будешь!»
Тогда Обкакадил упал в обморок и дальше пришлось его тащить за копытце прямо по асфальту.
– Вот! Нужна ваша квалифицированная помощь. – Мама Обкакадила втащила своего дорогого ребенка в кабинет директора школы «АААААА!» и устало опустилась на диван. Точнее говоря, рухнула да так, что в диване что-то громко хрустнуло и даже сказало что-то нехорошее.
– Ни слова больше! Мне все понятно, – воскликнул директор и тут же спросил: – Так в чем проблема?
– Что? Я, кажется, оглохла. А нет, это у меня стельки в ушах, ха-ха-ха, простите. – Мать выковыряла одну за другой затычки из ушных раковин и засунула в рот. – Мой сын до усрачки боится людей. А у нас в роду все почетные пугачки! Возьмите его в вашу школу, а то я его выгоню из дома, а на вас жалобу напишу.
– Ну ма-а-а-а-ам, – заныл Обкакадил, продолжая валяться на полу и изображая мертвенького.
– Как тут не взять такого очаровательного ребенка! – вплеснул оранжевыми педипальпами директор. – Мы берем его на ускоренный курс с полным-преполным погружением «Пугай или сдохни!». Через три ночи вы не узнаете своего малыша.
– Отлично. А когда начало?
– А начало прямо сейчас.
– МА-А-А-А-АМ!!
– Великолепно, я согласна.
– А теперь, сударыня, не могли бы вы встать, потому что это не диван, а мой заместитель.
– Ой, простите!
– Ничего, ничего! Тем более вы как пушинка. Мне даже приятно было первые три минуты, – сдавленным голосом сказал заместитель.
Стараясь кряхтеть как можно тише, он кое-как выполз из кабинета и стал шепотом звонить своему остеопату.
Как Обкакадил ни орал, как ни цеплялся за мать, его утащили на ознакомительное занятие ускоренного курса с полным-преполным погружением «Пугай или сдохни!».
Там уже сидели за партами такие же маленькие трусишки, как он. Кто-то грыз стул, кто-то когти на ногах соседа, кто-то даже напрудил небольшое желтое озеро и пускал по нему бумажные кораблики. Все очень хотели домой. На их беду, куратор крайне любил внезапные эффектные появления, поэтому, когда с воплем «АГА!» он выпрыгнул откуда-то с потолка, половина класса единогласно грохнулась в обморок. На этом ознакомительное занятие и закончили.
Потом учеников потащили на урок акробатики. Домашним пугачкам очень важно научиться бегать по стенам в мостике, потому что все противоестественное пугает людей.
Ученики с большим интересом смотрели, как физрук прыгает через козла и глотает футбольные мячи. Особенно им понравилось, как он нечаянно вдохнул свисток и потом свистел непонятно откуда, зато без остановок.
Но когда физрук велел им лезть по канату, ученики просто быстро сожрали канат вместе с крюком, торчащим из потолка, и стали хором икать. Обкакадил попробовал встать в мостик, шкваркнулся балдой в пол и потерял сознание.
Очнулся он уже на уроке ора и тут же отрубился обратно, потому что у него треснули перепонки.
Потом Обкакадил вынырнул на практическом занятии под бубнеж куратора:
– Нужно выполнить три пункта. Во-первых, вылезти из-под кровати, во-вторых, принести любой предмет.
– А в-третьих?
– Вернуться живым.
На самом деле куратор мечтал о карьере стендапера, а в школе просто подрабатывал. Но класс почему-то упорно не смеялся на все его шутки, а даже, наоборот, ревел в голос.
«Может, у меня нет таланта?» – подумал куратор и распечатал пятую коробку бумажных платочков. Платочки со свежими соплями оказались любимым лакомством учеников, они быстро вытирали ими глаза и носы и тут же пихали в рот.
– Я пошутил, пошутил. Здесь живет безопасный объект. Зовут Петуния Львовна. Ей 99 лет, у нее зрение минус четырнадцать, скорость передвижения как у улитки. Ваша задача незаметно принести любой предмет из комнаты. Всем все понятно?
– Я принесу очки.
– А я вставную челюсть.
– А я тогда парик.
– А я тросточку.
– А я шаль.
– Так, давайте не будем разбирать старушку на запчасти. Берите что-то мелкое, чтоб можно было легко и незаметно утащить. И не вздумайте это сожрать! Потом мы все вернем на место. Кто сожрет, тот получит два. Кто не вернется через десять минут, тоже получит незачет. На счет «три» выбегайте из-под кровати. Раз, два, три!
На счет «три» никто, конечно, не выбежал, наоборот, все вцепили в ноги куратору. Пришлось ему всех выпинывать. А Обкакадила даже два раза.
Прошло десять минут, прошло двадцать. Никто не вернулся. Пришлось куратору самому вылезать и идти на поиски. Искал, правда, недолго.
Оказалось, что у Петунии Львовны в ту ночь была бессонница, зато в гости каким-то образом пробрались котятки. Видимо, соседка опять подобрала да не уследила. Просочились сквозь вентиляцию.
– Какие милые. Сколько же вас тут? Один, два, три… – Петуния Львовна сажала учеников за стол, каждому повязывала салфеточку и наливала в блюдце молочка.
Ученики молочко лакать отказывалась, зато охотно жевали салфетки.
– Так, а ну-ка, быстро под кровать! – прошипел куратор и в следующую секунду сам оказался в цепких руках старушки.
– А вот и ихняя мамаша! – нежно проворковала Петуния Львовна.
В общем, в ту ночь класс получил двойки, куратор вернулся с розовым бантиком на шее, а Петуния Львовна долго кис-кискала в вентиляцию.
Последним уроком было Скрежетание, но у Обкакадила не выдержали нервы.
– Если вы меня сейчас же не отпустите домой, я вас всех перегрызу! – завопил он и вцепился всей пастью в хвост куратора.
«Так, нафиг, увольняюсь!» – подумал куратор и опять не уволился. Потому что где еще столько сюжетов для стендапа возьмешь? Нигде.
Через час Обкакадил уже за обе щеки трескал бабушкины оладьи из сушенных тараканов. Вся семья в умилении смотрела на малыша. Мать вздыхала от гордости:
– Хороший курс, не обманул директор.
На стенке в рамочке висел счет за лечение хвоста куратора Школы Домашних пугачек.
Так Обкакадил стал храбрым. Ну почти.
Это история, как Всепожрала отдали в Школу Домашних Пугалок. Он, правда, малость не расслышал, потому что, как обычно, что-то жевал: то ли носок, то ли тапок, и ему показалось, что мать ему говорит про Школу Домашних Пукалок. Он невероятно этому обрадовался, потому что что да, то да, пукать он умел: и с газовой атакой, и с зеленым дымом, и оглушительно, и удушающе, да вообще как угодно. Талант у Всепожрала был к этому делу. На всякий случай все истории про Всепожрала читайте в противогазе, мало ли что.
Как выглядит Всепожрал? Ну он такой маленький и очень круглый, живот – его основная достопримечательность. Случалось вам поздно вечером краем глаза случайно заметить, как из угла комнаты выкатывался темный шарик? Вы еще подумали, что надо ложиться спать, а то мерещится всякое. Так вот, это не мерещилось.
Еще у Всепожрала есть рожки и глазки крошечные, как сушеные клюковки. И красные такие же. И хвост как у ящерицы, в смысле, если за него сильно дернуть, он отваливается и вырастает новый.
А было все так.
Дома Всепожрала пытались контролировать и не давали жрать обивку дивана и резиновые сапоги. Рассказывали ему про правильное питание, давали специальные питательные батончики из пыли и толченных ногтей, да толку ноль. Всепожрал при любом удобном случае проникал в человеческие жилища и набивал пузо всем, что плохо лежало. А плохо лежало, по его мнению, все. Поэтому если у вас в квартире постоянно пропадают вещи, это, скорее всего, Всепожрал к вам приходил.
Той ночью все сразу пошло не так.
Сначала Всепожрал застрял в люке. Домашние страшилки используют древнюю и очень секретную-пресекретную систему люков, чтобы попадать в человеческие жилища. Потом он нечаянно проглотил лампочку.
Ну как нечаянно. Минут двадцать карабкался вверх по стене, употел весь, выкрутил кое-как лампочку и проглотил. Хотел спрыгнуть вниз, потом представил, как лампочка в его желудке разбивается, и передумал. Аккуратно слез и выглотил лампочку обратно от греха подальше. Ушел в другую комнату, тут же вернулся и снова заглотил вожделенную стеклянную бомбошку. И так раз пять. В итоге обслюнявленная лампочка была все-таки окончательно им отвергнута. Так что если вы когда-нибудь увидите неразбившуюся лампочку, валяющуюся в вашем доме, теперь вы в курсе – кто это натворил.
К концу вылазки Всепожралу повезло, он забрел в детскую и под стулом обнаружил целый тайник старой жвачки. Там были чуть ли не сталактиты из жевательной резинки. Он тут же стал набивать рот вкусняшкой. И тут раздался голос:
– Розовую попробуй. Розовая самая вкусная.
Всепожрал икнул от неожиданности, левой ноздрей выдул маленький пузырь из бубльгума и обернулся. Сзади него стояла девочка в разных носках. На левой ноге был желтый с дыркой, на правой – полосатый. Вспожрал кинулся было бежать, но малявка крепко вцепилась в его хвост:
– Куда?! Исполняй три моих желания.
– Пусти хвост! С какого перепуга я должен желания исполнять?
– Потому что так положено!
– Отпусти, я сказал!
– Я не дура какая-нибудь, чтоб фею отпускать!
– Я не фея! Отпусти меня, бестолочь.
– Все феи так говорят!
– У меня хвост!
– И что! У меня тоже хвост, даже два. А по выходным у меня косички. – Тут девочка решила покрепче намотать хвост монстрика на запястье, и хвост оторвался.
– Третий раз за неделю отращивать придется, – вздохнул Всепожрал. – Посмотри, какой я страшный. Разве феи бывают такие? – Он натянул нижнюю губу на нос и так скосил глаза, что даже в башке что-то тихонько скрипнуло, но девчонка тут же скорчила свое личико:
– Ты не страшный нифига.
– Укушу щаз.
– Я тебя сама укушу.
Они одновременно вцепились зубами друг в друга и стали плеваться, одна от шерсти, другой от запаха клубничного мыла.
– Какая ты мерзкая.
– Да уж ты тоже.
– Давай дружить?
– Давай.
– А можно я твой хвост себе оставлю? Пацаны во дворе сдохнут от зависти.
– Бери. У меня к следующей ночи новый вырастет.
– Хочешь печенья?
– Я не ем ваше печенье. Есть какие-нить огрызки, мусор, носки грязные вонючие?
– Полно.
Девчонка гостеприимно сняла с ноги дырявый носок и подвинула поближе к Всепожралу мусорную корзинку из-под письменного стола.
– А я думала, что феи пыльцу цветочную едят, как бабочки.
– А я мусорная фея. – Всепожрал понял, что хозяйку ему никак не переубедить, и решил подыграть. Тем более, что мусор в корзинке был очень даже аппетитным.
– Надо же, не знала, что такое есть. Так ты исполнишь мои желания?
– А чего ты хочешь-то? – Вспожрал набил пасть конфетными фантиками и поэтому подобрел.
– Велик хочу с золотым рулем, как у Людки из соседнего подъезда.
– Сразу нет, велик в люк не пролезет. Давай что-то поменьше.
– Тогда юбочку, как у балерины, и молоток для отбивания мяса, а то мне бабушка им играть не дает.
– А что ты будешь этим молотком делать? – Монстрик на всякий случай отодвинулся чуть-чуть подальше от хозяйки дома. Хвост оторвала, может и черепушку проломить. Очень уж шустрая.
– Как что?! Я им замки из песка строю, а потом РАЗНОШУ! – Девочка сжала руки в кулачки, продемонстрировала, как она сносит песочные замки, и нечаянно врезала Всепожралу по челюсти ногой. От неожиданности Всепожрал упал на бок и спросил:
– Может, хочешь бензопилу?
– Не, она шумная очень. И бабушка ее у меня сразу отберет. Бензопилу же так просто не спрячешь в детской.
– Это да. – Всепожрал очень понимал девочку, потому что его бабушка была точно такой же, от ее всевидящих глаз не укрывалось ничего. Тем более, она отлично видела в темноте и даже сквозь стены.
Он стал шумно облизывать дно мусорной корзинки, а девочка играла с хвостом. Сначала она размахивала им, как хлыстом, и чуть не разбила ночник, потом придумала прилепить его скотчем к ночнушке. Потом она зевнула и спросила:
– Слушай, а ты когда юбку и молоток принесешь?
– Завтра ночью могу.
– Ну тогда вали к себе, а то я маленький ребенок, уже час ночи, мне спать надо.
– Ложись в кровать и закрой глаза, ты не должна видеть мой тайный ход.
– Ой, да Людка давно рассказала, что вы лазаете в какие-то там люки под кроватями. Она тоже хотела в такой люк залезть, посмотреть, где вы там живете, стала башку засовывать и застряла. Ей младший брат на башку масло лил, чтоб вытащить. Хотя я бы влезла к вам, наверное; у меня башка меньше Людкиной.
«Блин, что за дети нынче пошли!» – с тихим ужасом подумал Всепожрал, на минутку представив, что было бы, если бы девочка полезла за ним в люк, а вслух сказал:
– В люк нельзя. Его черный крокодил с семью головами охраняет.
– ДА ТЫ ЧТО?! – восхитилась девочка, зевая.
– Поклянись, что не полезешь за мной, а то я молоток не принесу.
– Да не полезу я, честное девочкино слово. Меня бабушка заругает.
– Вот и отлично. Слушайся бабушку. Спокойной ночи и до завтра.
– Спокойной ночи. Обманешь, я тебя из-под земли… хрррр. – Но тут она наконец заснула.
Всепожрал подумал, а не спереть ли мусорную корзинку, но быстро передумал и юркнул в люк. Ну как юркнул. После парочки килограммов мусора и всякой человеческой дребедени он едва втиснулся в потайной ход. Пришлось даже срыгнуть один тапочек.
Дома мама позвала его есть суп из клея, соплей и мушиных глазок, и он, на свою беду, отказался. Мать взглянула на тугое пузо Всепожрала, на его оторванный хвост и нахмурилась. Пришлось рассказать ей про дурацкую человеческую девочку, которая верит в фей.
Буквально через час Всепожрала срочно записали в Школу Домашних пугалок, чтобы не позорил семью.
А получил девочка молоток для отбивания мяса или нет, я расскажу вам чуть позже. Пока.
И не высовывайте сильно ноги из-под одеял по ночам…