Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро

1

Кстати, только Кузмин нашел рифму «валторна – тлетворно».

2

Книги Ленотра любил за сочетание строгой документальности и стиля И. А. Бунин.

3

Мальчик рос, как растут все дети небогатых купцов… – Хотя, опьяняя доверчивых слушателей, Калиостро выдавал себя за современника Христа*, которому якобы предсказал распятие, родословная и детство отличались унылым прозаизмом. Ничто не предвещало будущих фейерверков. Его прадеда по материнской линии звали Маттео Мартелло, младшая дочь которого, Винченца, вышла замуж за Иосифа Калиостро, уроженца Нуавы. Впоследствии чародей стал называть себя графом, не имея на то никаких реальных прав. Прежде, чем прославиться как Калиостро, он перебрал множество имен: Мелина, Тиччио, Бельмонте, маркиз Пеллегрини, Феникс… Гете оставил замечательное описание серого интерьера, в котором прошли первые годы жизни Калиостро. Он приехал к родственникам чародея, выдал себя за его друга. Писатель действовал с апломбом Калиостро. И ему поверили, как верили Калиостро в Митаве, Париже, Лионе, Страсбурге, Лондоне, Петербурге! Вот только фокусов Гете не показывал и унес ноги, когда почувствовал, что его могут вывести на чистую воду более проницательные земляки Калиостро.

(*) Сколько раз мы гуляли по влажному песку, на берегу Тибериадского озера! В его голосе была бесконечная нежность. Однако он мне не хотел верить… Собрал шайку лаццарони, рыбарей, оборванцев. Проповедовал. (Повернувшись к слуге) Помнишь тот вечер в Иерусалиме, когда распяли Иисуса? (Слуга Калиостро, с глубоким поклоном) Нет, сударь. Господин знает, что я состою на службе его светлости только полторы тысячи лет. – F. Funck-Brentano, l'Affaire du collier, Paris, 1901, p. 89.

4

…она и теперь похожа была на девочку. – Казанова расказывал: «От нее веяло благородством, наивностью, нежностью и тем робким стыдом, который придает столько очарования юной женщине». (Ibid., р. 95). Из-за жены Калиостро постоянно вспыхивали дуэли. Те, кто никогда не видел ее, до умопомрачения спорили о цвете ее глаз, о том, на левой или правой щеке расположена ямочка… Во время «дела колье» она была оправдана моментально, потому что судьи единодушно решили: «Такой ангел не может быть преступником». Ни у кого не было сомнений в том, что Калиостро дал жене эликсир вечной молодости и красоты. Кстати, по поводу эликсира ультрехтская газета от 2 августа 1787 года писала: «Старая кокетка выпросила у Калиостро эликсир, омолаживающий на двадцать пять лет. Его принесли в отсутствии дамы. Горничная по имени Софи, которой было тридцать лет, решила отведать напиток, показавшийся ей восхитительным, и опустошила флакон. Тотчас все ее члены уменьшились, меньше стала голова, рост, короче – Софи превратилась в пятилетнюю девочку, которой вздумалось примерить платье взрослой. Дама возвращается, зовет Софи. Запутавшись в юбках, та идет на голос хозяйки. Пораженная дама требует принести флакон. Он пуст. В ярости она хлещет бедную малышку. Потом спешит к Калиостро. Тот долго хохотал, но второго лекарства дать не захотел». – Ibid., р. 90.

5

…счел его за подосланного иезуита… – Слухи о том, что Калиостро иезуит, были очень популярны. В качестве аргумента выдвигались самые невероятные причины. В письме одного жителя Страсбурга от 7 июня 1787 года читаем: «Примечено, что он здесь ни по векселям, ни чистыми деньгами ни от кого ничего не получал, однако ж всегда платил исправно, щедро, да еще и деньги вперед, не имея здесь никаких доходов, по крайней мере известных. Сие вложило некоторым в голову, что он должен быть подослан от изгнанных иезуитов». – Описание пребывания в Митаве известного Калиостра, с. 74–75.

6

При этом он обе руки сложил тетрадкой и поместил их ладонями к глазам малютки. – Любопытно сопоставить этот эпизод с источником – воспоминаниями Шарлотты, вернее, ее дневниковой записью, а затем с ее позднейшим комментарием. «Калиостр на левую руку и на голову дитяти взлил (по Калиострову выражению) елея премудрости и потом, проговоря некоторый псалом, посвятил мальчика к будущему видению. Ребенок при сем действии почувствовал некоторой жар и пот; на сие Калиостр сказал, вот верной знак, что это дитя духам нравится. Потом на руке и на голове мальчика написал некоторые слова, велел ему не спуская глаз смотреть на намазанную руку, и в сем положении начал он свои заклинания. Наперед спросил он у дяди моего, так чтоб ребенок не слыхал, какое явление хочет он, чтобы сыну его представилось. Дядя просил Калиостра, чтоб он представил ребенку мать его и сестру, которые были дома, для того чтоб ребенок не испугался, ежели видение начнет ему казаться. Около десяти минут после заклинаний ребенок закричал, что он видит мать свою и сестру; тогда Калиостр спросил у него: что делает сестра? на что ребенок отвечал: что она держит руку у сердца, как будто бы у нее там что болело. Спустя несколько времени дитя опять закричал: сестра моя целует брата моего, которой теперь лишь домой приехал. Здесь должно мне сказать, что когда господа сии из дому дяди моего поехали в дом г. фон Говена, которой чрез несколько улиц от дядина дому отстоял, чтобы сделать в нем первый магической опыт, в то время сего брата двоюродной моей сестры в городе не было; да мы и не ждали его в тот день, а щитали его еще в семи милях от города. Но в самой тот час, когда сделаны были сии заклинания, вошел к нам сверх чаяния нашего двоюродной мой брат, а сестра моя не за долго перед тем чувствовала такое сильное биение сердца, что ей весьма худо сделалось» (там же, с. 90–96). В примечаниях 1787 года Шарлотта дает следующую интерпретацию этого случая: «Я должна признаться, что описание сего первого опыта весьма меня поразило, и я по тогдашней моей к чудоверию склонности, столь много возмечтала о Калиостре, что после того я уже ни о чем спокойно судить способности не имела. Дом же, в котором производился сей опыт, столь далеко отстоял от дому дяди моего, что никакое бы оптическое зеркало туда не могло действовать; и сие самое еще больше утвердило меня в тех мыслях, что Калиостр действительно имел власть, как он уверял, над бесплотным сонмищем; а для сей-то причины я столь подробно описала в моих записках 1779 года сие обстоятельство, дабы чрез то представить его нашему чудолюбивому потомству как такого человека, для которого и сверхестественные действия были возможны. Сего плутовства хотя я и не могу теперь точно развязать, однако же безо всякого сумнения можно заключить, что он весьма естественным образом нас обманывал; ибо, как из следствия окажется, все сие был обман и тайное согласие между им и мальчиком. Ежели бы мы тотчас в то же время вздумали беспристрастно за Калиостром примечать, то бы без сумнения весь его обман вывели наружу и могли бы открыть, что он может быть чрез какого-нибудь своего рассыльщика заранее сведал о неожидаемом приезде брата моего и знал уже наперед, что сестра моя была нездорова. – Но после осьми лет нет никакой возможности вникнуть во всю подробность столь хитро и осторожно затеянного обмана». – Там же, с. 97–99.

7

Потемкин медленно, будто с трудом, начал: – Регенерация, говоришь. Регенерация духа, возрождение… – Говоря о трудности подобного возрождения и о том, что душа «так истомилась, загрязнилась», Потемкин как бы признает бессилие светского человека последовать заповедям, изложенным в «Бхагавад-Гите» – источнике ведической мудрости. Надо сказать, что эта замечательная книга уже была переведена на русский язык; она вышла из типографии Новикова в 1788 году. Образованным русским читателям были известны также труды Якоба Бёме, где «регенерация» духа – одна из постоянных тем. Книги Бёме были переведены на французский «неизвестным философом», то есть Сен-Мартеном; кроме того, распространением его идей и переводом на русский занимались сподвижники Новикова.

8

Ведь ты же полковник испанской службы, а Нормандес уверяет, что нет у них в списках полковника Калиостро. – Еще до отъезда в Петербург Калиостро признался Шарлотте и ее родственникам, что у него совершенно другие имена и титулы. «Открылся он нам, что он ни Гишпанец, ни Граф Калиостр, а имена сии и титло принял он на себя также по повелению своих начальников. Он говорил, что он великому Кофте служил под именем Фридриха Гвалдо, настоящее же свое состояние должен он еще от нас таить, а может статься, в Петербурге уже явится он во всем своем величестве и сложит с себя теперешнее свое состояние и имя. Но и сей переворот может также до времени быть отложен» (там же, с. 212). Позднее, комментируя эту запись «с натуры», Шарлотта заметила: «Сие признание, что он не был ни Гишпанской Граф, ни полковник, со стороны Калиостра было весьма хитро. Ибо когда мы получили из Петербурга письма с известием, что Гишпанской посланник за Гишпанца его отнюдь не признавал, то сие уже тогда для нас было и неудивительно. Вообще сии странствующие повсюду магики во всяком неприятном для них случае весьма кстати умеют пользоваться сим извинением, что они принуждены были то сделать по воле своих начальников. И для того они паче всего стараются внушить своим ученикам, что повеления начальников должны быть необходимо исполнены свято и ненарушимо». – Там же, с. 213.

9

Происходя из обедневшей дворянской семьи… Жанна де ла Мотт… – В венах графини де ля Мотт текла кровь королей династии Валуа. В свое время Анри II, муж Екатерины Медичи и отец знаменитой королевы Марго, Анри III, Шарля IX, даровал своему сыну, рожденному от благородной девицы Николь де Савиньи, титул барона де Сен-Реми и поместья Фонтетт, Шателье, Ноэз, Бовуар. Жанна родилась в Фонтетт 22 июля 1756 года. К несчастью, дела ее отца Жака де Валуа находились в плачевном состоянии. Похожего на него барона, погибающего от голода и холода в замке, который напоминает сарай и готов рассыпаться от порыва ветра, описал Т. Готье в первой главе романа «Капитан Фракасс». В отличие от Сигоньяка (добряк Готье щедро одарил своего героя в конце книги), отец Жанны умер в парижской богадельне в 1762 году. Пригретая маркизой де Булэнвилье, маленькая Жанна была не только «накормлена – одета – обута»; не только получила основы воспитания; не только выдана замуж; не только обрела могущественного покровителя в лице кардинала де Роана. Ей удалось обратить на себя внимание королевы Франции Марии-Антуанетты. Непомерное честолюбие и алчность подтолкнули Жанну к авантюрным поступкам, имевшим самые пагубные последствия для судьбы Франции.

10

Мне устроила свиданье наша добрая маленькая фея… – Чтобы прослыть доверенным лицом королевы и вытянуть из кардинала деньги, Жанна де Валуа, графиня де ля Мотт устроила ему свидание с «королевой». Происходило оно в Трианоне, в Боскете Венеры. Второй эстамп книги Жанны «Оправдательные мемуары» изображает коленопреклоненного кардинала. Женщина, принятая им за королеву, – на самом деле это девица из Пале-Руайяля – протягивает розу в знак того, что старые грехи де Роана забыты. Жанна уверяет в мемуарах, что сценарий маскарада был создан самой королевой, обожавшей мистификации. Вполне вероятно. Королева была главным режиссером и постоянной актрисой домашнего театра в Малом Трианоне. Тем более, представилась возможность посмеяться над кардиналом, которого она презирала. Но одна деталь спектакля не была ею предусмотрена: Жанна предупредила кардинала, что Ее Величество будет сидеть в первом ряду, то есть наблюдать из-за листвы. «Я согласен на все, – сказал кардинал. – Если она любит комедию, необходимо ее дать». – Mémoires justificatifs de la comtesse de Valois de la Motte, Londres, 1789, p. 52. Кардинал был готов сыграть любую роль. Он метил в первые министры. Вероятно, поэтому де Роан столь быстро поверил Жанне, когда та сообщила ему о желании Ее Величества приобрести знаменитое колье; и не просто поверил, а согласился помочь.

11

Королева ожерелья не получила. – Несмотря на усилия многих историков и романистов проникнуть в тайну, именуемую «делом колье», эта темная история до сих пор не распутана. Началось с того, что придворные ювелиры Бёмер и Бассанж сделали для королевы (хотя она не просила их об этом) бриллиантовое колье стоимостью один миллион шестьсот тысяч ливров. Мария-Антуанетта отказалась приобрести «игрушку», посоветовала найти другого покупателя и попросила не говорить ей больше о колье. И вот тогда-то Жанна пошла ва-банк. Она дала понять ювелирам, что королева не прочь купить драгоценность, но тайно, через посредника, и посредником будет кардинал де Роан. Чтобы рассеять его сомнения и колебания, ему передают письмо с абсурдной подписью «Мария-Антуанетта Франции». Автором этого письма, как. впрочем, и остальных, отосланных кардиналу, был «милый друг» Жанны – Ретто де ля Вийетт. Позднее, во время допросов, он во всем признался, но Жанна настаивала на том, что Мария-Антуанетта обо всем знала и всем руководила. «Королева, – пишет Жанна в своих мемуарах, – безумно желала приобрести колье, которое поскупился ей купить король. Кардинал, лелея надежду стать Первым министром, готов был пойти на любую жертву, чтобы удовлетворить каприз той, от кого зависела его карьера». В результате хитрых ходов Жанна прикарманила колье. Ее муж разобрал драгоценность и продал по частям в Англии. Кроме пяти тысяч фунтов стерлингов, лондонские ювелиры Грэй и Эльясон дали ему за бриллианты «медальон, звезду, пару жирандолей, перстень, жемчужное колье и мешочек с жемчугом, заколку для сорочки, гладкое кольцо, две стальных шпаги, щипчики для спаржи, насосик для выкачивания вина, женский несессер из атласа и золота, миниатюру, перочистки, булавки, ножички, стальные вилки, серебряные серьги». (Ibid., р. 189–190). Несколько бриллиантов пошли на перстни для него и графини, на серьги, а также на заказанное Грэю крошечное колье из двадцати двух камешков.

12

Начались очные ставки. – Луи XVI приказал арестовать и отправить в Бастилию кардинала, Жанну и Калиостро. Вместо того чтобы тихо, «по-домашнему» разобраться и замять скандал, он передал дело в парламент, члены которого состояли из сторонников кардинала и врагов короля. Допросы причастных к похищению лиц не способствовали установлению истины. Арестованные сваливали вину друг на друга, в то время как парижский люд и вся Европа с упоением смаковала анекдоты и легенды, потешалась над королевой, осуждала короля, жалела Калиостро и Жанну. Особенное сочувствие толпы вызывал кардинал. Во время очной ставки, оскорбляя Калиостро, Жанна ехидно спросила: «Кстати, великий кофт, если ваше заклинание обладает такой могучей силой, почему вы не прибегнете к нему, чтобы выбраться отсюда?» Но Калиостро, как и де Роан, был оправдан парламентским судом и с восторгом встречен парижанами. Правда, ему было приказано немедленно покинуть Францию. Жанна была приговорена к унизительному наказанию: ее высекли, заклеймили, отправили в тюрьму Сальпетриер, где обычно содержались воровки и проститутки. Вскоре ей удалось бежать и укрыться в Лондоне; чуть позже, спасаясь от неизвестных, назвавшихся кредиторами, Жанна выпрыгнула из окна и умерла в страшных мучениях. «Дело колье» – один из многих поддельных камешков: памфлетов, песенок, скабрезных анекдотов и рисунков, направленных против королевы, а в конечном счете – против цивилизации, которую на протяжении веков строили и защищали Шарлемань, король-рыцарь Франсуа I, Анри II, Анри IV, Король-Солнце Луи XIV и его преемники Луи XV и Луи XVI. Ввергнутая в анархию, обескровленная террором и наполеоновскими войнами, Франция потеряла многих талантливых людей и бессчетное количество древних памятников.

13

…арестовала графа и графиню… – Калиостро был арестован по доносу своей «вечной спутницы» графини Лоренцы. К поступку этому ее подтолкнули давняя затаенная усталость, отчаяние, гнев на мужа, который ею постоянно манипулировал, использовал как приманку, послушный инструмент.

14

Он как флакон, из которого вылили духи… – Последние дни Калиостро напоминают судьбу другого опустошенного «флакона», герцога Орлеанского, которого ни былая популярность, ни финансирование заговоров против Луи XVI, ни вотирование смерти короля, ни псевдоним Филипп-Эгалитэ не спасли позорной казни. В минуту откровенности герцог рассказал своему другу историю, не более фантастичную чем все, упомянутые в книге Кузмина. Незнакомец, сказавший, что может сделать для герцога все, «даже показать дьявола», попросил прийти ночью на равнину Вильнёв-Сэн-Жорж. «Мне запрещено передавать вам содержание беседы, сказал герцог, но могу сообщить, что я получил в ту ночь множество ценнейших предсказаний и перстень. – Принц показал мне бронзовое кольцо в которое был вправлен блестящий камень, отбрасывающий при свечах чуть ли не магический свет. – До тех пор, пока я буду носить его, мне нечего бояться моих врагов, но, если я его потеряю или позволю снять я погиб…» – Histoire des Salons de Paris par la duchesse d'Abrantes, Bruxelles, 1837, t. 2, p. 157–158. // Перстень-талисман находился на пальце герцога еще за несколько минут до казни. Через некую Жюльетт Гудшо он передал перстень сыну, будущему королю Луи-Филиппу. Тот завещал его графу де Пари. Поскольку перстень оказался велик для его пальца, граф передал «талисман» парижскому ювелиру по имени Жак. Единственное противоречие, не меняющее сути дела: по словам графа де Глеше, герцог Орлеанский получил перстень в Лондоне.