Чудо

Борис Андреевич…

…Устраивал встречи только у себя, кто бы о них ни просил. Он любил идти сзади, чтобы я входил в переговорную комнату первым и первым здоровался с находящимися в ней людьми. Чтобы я был вынужден первым занимать место. Он не объяснял мне почему, но, мне кажется, так он успевал оценить обстановку и интуитивно настроить идеально подходящий к компании образ. А делал он это в совершенстве. Безошибочно определял, кто здесь принимает решение, а кто просто для красоты, и в нужный момент брал самую точную ноту, мгновенно входившую в резонанс.

Это происходило обычно не сразу. Сначала он делал вид, будто бы совершенно ни при чем, словно попал сюда по ошибке. Он начинал говорить после заметной паузы, тогда, когда всем давно казалось, что дальше молчать уже нельзя. Бывали случаи, когда он совсем не заговаривал. Мог молча уйти, подкупающе улыбнувшись, как бы извиняясь, но не попрощавшись. Мог еще приложить палец к губам, мол, продолжайте, не обращайте на меня внимания.

Никто не мог понять и предсказать, что именно заинтересует Бориса Андреевича. Но если ему становилось интересно, он бывал самым чутким и понимающим человеком на всем белом свете. И даже его несимпатичная внешность – круглое лицо с маленькой бородкой, влажные глазки и слащавая улыбка – становилась как будто приятной. И еще эти слова, которые он произносил. Такому невозможно научиться за всю жизнь, надо было, видимо, родиться Борисом Андреевичем. Иногда люди просто замирали и ошеломленно смотрели на него, открыв рот. Как будто господин великий консультант поистине обладал умением читать мысли и видеть будущее.

В этот раз все было иначе. Наши гости были слишком важны, и Борис Андреевич чувствовал, быть может, впервые в жизни, смущение. Его секретарь – женщина-робот – имела четкие инструкции: кто бы ни позвонил, шеф встречается только у себя в кабинете. Но звонок был из приемной президента. Несмотря на свою баснословную популярность и верность профессии, Борис Андреевич до сих пор не консультировал президента и не ждал этого звонка. Должно быть, что-то в мире менялось, что-то пошло не так.

Помню, я вошел в небольшой зал переговорной, как всегда, первым и увидел его. На входе в нашу собственную переговорную стояли два охранника. Нас похлопали по бокам и впустили внутрь. Он стоял спиной ко входу, разглядывая многочисленные дипломы и награды нашей фирмы. Еще два мужчины и одна женщина с взволнованным лицом сидели за столом. Три пары глаз смотрели на меня так внимательно испытывающе, что я не смог сразу заговорить.

– Добрый день, господа! Добро пожаловать! – услышал я из-за спины голос шефа. – Если мы как-то можем быть полезны, будем рады служить вам.

Почувствовав руку на плече, я машинально сел. Борис Андреевич продолжал стоять, ожидая действий президента.

– День добрый! – тихо, не поворачиваясь, начал наш гость. – Борис Андреич… Вас ведь так зовут?

– Да, – ответил шеф так же тихо и как-то очень по-дружески мягко.

Мгновенно возникла атмосфера доверительной беседы двух старых приятелей. А остальные? Остальные напряженно следили за началом диалога, впитывая каждое слово.

– Борис Андреевич, вы верите в Бога?

– Господин президент, я профессиональный консультант, мое мнение не играет роли. Важно, что я могу сделать.

– Это правильно, – сказал он, ставя награду, которую рассматривал до этого, на место и поворачиваясь к собравшимся, – и все же? Разве можно в таком возрасте не думать о чём-то, что будет в дальнейшем?

– У меня, к счастью, пока еще нет на это времени. Вы можете быть спокойны.

– Значит, вы уже слышали?

– Да, я слышал.

– И что вы об этом думаете?

– Чудес не бывает, господин президент. Хотя теперь, когда вы сами приехали ко мне в офис, я начинаю сомневаться.

– Что вы имеете… – начал президент и громко засмеялся, заставляя своих спутников вздрогнуть. – Вы абсолютно правы, чудес не бывает! Не забывайте об этом, Борис Андреевич. Даже если вам неожиданно покажется, что это не так. Итак, если вы знаете, зачем мы здесь, сможете ли вы нам помочь?

– Господин президент, у меня только один вопрос, если позволите?

– Да. Но если вы спросите, правда ли то, что вы об этом слышали, лучше даже не начинать.

– Нет, ну что вы, я уже знаю, правда ли это. Меня интересует другое.

– Ха, – президент снова громко засмеялся. – Что же?

– А вы сами верите в Бога?

– Борис Андреевич, президентство – это тоже работа, – сказал президент, мрачно улыбаясь. – И мое отношение к вере никак не связано с выполняемыми мною государственными делами. Надеюсь, что это понятно.

Борис Андреевич выдержал традиционную паузу. Надо сказать, что я за эти десять секунд, которые, по моим ощущениям, длились дольше десяти минут, готов был провалиться под землю от смущения.

– Тогда я согласен. И поверьте, я сделаю все, на что только способна моя профессия. Но мне, конечно, хотелось бы знать все детали.

– Вы их получите от моих людей. И еще, Борис Андреевич. Искренне верю, что вы понимаете – мы не будем подписывать договор о конфиденциальности, но с этого момента ваша конфиденциальность и ваша жизнь идут рука об руку.

– Господин президент, – сказал шеф, совершенно не смутившись, – это мне хорошо известно. Когда-нибудь вместе со мной в Лету канет обширный калейдоскоп корпоративных тайн, чужих секретов, постыдных грехов и гомерически смешных курьезов из жизни высших слоев общества. Такая уж у меня профессия.

Президент кивнул сначала шефу, а затем своим спутникам. Через мгновение он вышел. После этого самый серьезный и сосредоточенный из двух мужчин протянул мне бумагу. Я взял лист и посмотрел на надпись. То, что я увидел, было поразительно. Ошеломленный, я попытался показать цифру гонорара шефу, но он демонстративно не стал смотреть. Нахмурившись, он встал и начал ходить по комнате, что-то бубня себе под нос. Так, как будто рядом никого не было. Должен признаться, я никогда еще не получал такого предложения. Назвать его щедрым – все равно что смущенно промолчать. Моя фантазия рисовала поистине огромные по масштабу проекты, которые можно было бы провернуть на эти средства. Но шефа, похоже, заботило что-то другое.

– Значит, это правда, – сказал он твердо, поворачиваясь к двум мужчинам и взволнованной женщине. – Произошла утечка, если я не ошибаюсь. Как это возможно, если там армия?

– Солдаты. Дети в форме. Вы, похоже, недооцениваете масштаб проблемы. Разлом всех сводит с ума. По ошибке караул не сменяли всю ночь, и оба караульных сбежали.

– Хорошо, что у них не было камеры, – шеф хихикнул, – А что значит вот это ваше – сводит с ума? Я могу сам посмотреть?

– Что? Нееееет! – не удержалась женщина. – Вы даже не представляете, как это опасно! Еще ни один человек не справился с собой. Нет, это невозможно. Исключено. Но мы ознакомим вас, конечно, с материалами.

– Это плохо, – сказал шеф и снова начал ходить по комнате.

Мужчины переглянулись, и второй достал чемодан из-под стола, открыл его и вынул альбом.

– Посмотрите.

Я начал листать альбом, а Борис Андреевич мельком заглядывал в него через мое плечо. На фотографиях были люди с широко раскрытыми блестящими глазами – судя по всему, безумные фанатики. Кто-то вздымал руки к небу, кто-то повисал на руках военных, отказываясь идти, кто-то рвал на себе одежду.

– И сколько их теперь в нашей обширной стране… и даже в какой-то степени в нашей необъятной и гостеприимной Родине? – отстраненно спросил шеф.

– Мы не знаем. Но речь уже о тысячах в разной стадии безумия.

– А что, это заразно?

– Что? Нет, это не болезнь, – сказал второй мужчина. – Это больше похоже на псевдопрозрение. Когда с ними разговариваешь, такое чувство, что они знают что-то больше тебя, а выслушивают просто из жалости.

– Но они вызывают сочувствие у остальных?

– Они очень убедительно рассказывают.

– О чем?

– О чудесах.

Борис Андреевич сел и замолчал. Он выглядел слабым и растерянным. Люди, которые не знали его, могли бы сейчас подумать, что перед ними старый запутавшийся, потерявший все неудачник. Я уже знал, что именно в таком виде он создает свои профессиональные шедевры, разрабатывает божественные стратегии. Надо было только немного подождать.

– Господа, прошу поправить меня, если я где-то ошибусь, – начал шеф. – Около месяца назад в провинции Б. земля разошлась и образовался Разлом. За несколько дней новость о его чудесных свойствах облетела всю провинцию, но военным из части, расположенной рядом, удалось перекрыть доступ к Разлому. И на время проблема с утечкой информации была решена, но Разлом начал воздействовать на военных, и пошел слух о Чуде, о Втором пришествии, о Конце света. Все верно?

– Да.

– Сейчас вы контролируете все средства массовой информации и интернет, но люди делятся друг с другом, и остановить распространение слухов и домыслов все сложнее, и кажется, что закрыть этот ящик Пандоры уже невозможно. Я корректно понимаю ситуацию?

– Да, – в голосе мужчины была обреченность.

– Должно быть, сотни людей собираются на границе оцепления Разлома?

– Десятки тысяч.

– Десятки тысяч… хм. Что ты думаешь об этом? – неожиданно обратился шеф ко мне, что меня невероятно смутило.

– Борис Андреевич, я согласен, что чудес не бывает, – начал я, – поэтому необходимо отправить туда ученых, СМИ, пусть все проверят. Пустить людей, чтобы убедились, что там нет ничего особенного. Неделя, другая, и все забудут про Разлом, как про шутку, – сказал я и оглядел собравшихся в поисках поддержки.

– Нет! – почти закричала женщина. – Если это ваша рекомендация, то мы уходим. Это невозможно!

Шеф показал ей рукой не вставать, и снова образовалось молчание. Ему поддержка была не нужна. По крайней мере, не этих людей.

– Ну хорошо, – сказал он наконец. – Я знаю, как мы поступим.

Однако шеф не стал делиться своим знанием, а вместо этого мило со всеми попрощался. Когда гости ушли, Борис Андреевич из состояния философски задумчивого как-то сразу стал очень возбужден. Он выхватил у меня бумагу и внимательно несколько раз перечитал все, что было в ней сказано. Из нее следовало, что благодаря новому заказу наша фирма увеличивает свой годовой оборот примерно в пять раз. Нельзя сказать, что у нас был недостаток заказов или масштабных проектов. Все было чудесно. Но таких заказов и таких масштабных проектов я не припоминал. Судя по сверкающим глазам Бориса Андреевича, он тоже.

– Клавдий, иди за мной! – скомандовал шеф и двинулся к своему кабинету.

Мне не требовалось отвечать, я, как обычно, проследовал за своим начальником, духовным наставником и учителем. За человеком, которого я считал самым великим профессионалом своего дела, непревзойденным мастером. Я старался перенимать все лучшее из его опыта, но иногда мне начинало казаться, что я никогда не научусь у него всему. Я записывал все его идеи и решения, и в следующий раз, когда он спрашивал, как поступить, я использовал одно из них, но это всегда было неверно. Просто потому, что Борис Андреевич каждый раз излагал новую идею и новое решение. Где он их брал, понять было невозможно. И да, меня зовут Клавдий. Не в честь римского правителя, а просто потому, что так назвали меня мои родители. Но об этом позже.

Мы зашли в его кабинет, и шеф показал мне на диван, а сам полез в стол, где у него была припрятана бутылка виски. Его руки с трудом скрывали дрожь нетерпения. Горлышко бутылки один раз даже звонко коснулось края стакана.

– Держи.

– Борис Андреевич, я не…

– Держи, сегодня можно.

Делать было нечего. Он сделал большой глоток, поморщился и снова припал к стакану. Я сжимал виски в руке, делая вид, что не просто подношу к губам, а тоже пью.

– Прекрасно, – начал он привычным мне довольным голосом.

Он порозовел и, кажется, собрался с мыслями.

– Ты хотя бы понимаешь, что нам предстоит сделать? Мой бедный Клавдий, как бы ты все это назвал? – его глаза бегали.

– Борис Андреевич, это, конечно, очень масштабная работа, – начал я, не совсем понимая, что именно он имеет в виду и что хочет услышать.

– Нет-нет, это все не то. Дело не в масштабе. И даже не в гонораре, хотя, конечно, это тоже важно. Но только представь вот такую картину. – Он показывал руками, как показывают что-то большое. – Представь, что сейчас тридцать там какой-то год от Рождества Христова. Самый расцвет Римской империи, ее влияние на весь мир сложно переоценить. И ты, Клавдий, представитель Рима, наделен исключительными, почти божественными полномочиями. Ты прокуратор Иудеи, и твое слово на этой забытой Богом земле все равно что слово самого Бога.

– Вы шутите, – сказал я невольно на выдохе.

– Нет, представь. Серьезно. – Он возложил мне на плечо руку. – Ты наместник римского императора и можешь все. Все! Так тебе кажется. И вот к тебе приводят несчастного мученика по имени Иисус. Он выглядит беспомощно и больше всего напоминает умалишенного. А вот теперь самое главное. – Он допил виски и решительно, со стуком поставил стакан на стол. – Тебе вдруг становится достоверно известно, что этот несчастный сильнее не только тебя и всей твоей армии, но и всех армий во всем мире сейчас и всегда потом. И когда он умрет, он станет только еще сильнее и могущественнее. Он покорит Рим, уничтожит все, что для тебя ценно, и то государство, которое делает тебя Богом, будет разрушено во имя Его. Что бы ты сейчас ни сделал, он победит, а ты проиграешь. Тем не менее в данную секунду так уж случилось, что он в кандалах перед тобой и ты можешь сделать с ним все что угодно. Что же ты будешь делать?

– Борис Андреевич, я… я…

– Не ты, голубчик. Это я теперь прокуратор Рима, – сказал он, повышая голос. – Это мне предстоит теперь совершить страшный выбор. Точнее, я уже совершил его, и знаешь что?

– Что?

– Я ни секунды не сомневался. И я не лукавил, когда говорил, что сделаю все возможное, все, что только способна сделать моя профессия. И знаешь почему?

– Почему?

– Потому что моя профессия только тогда олицетворяет силу и власть, когда она сталкивается с самым невозможным, самым невероятным, самым сложным вызовом. И принять вызов для меня куда важнее всего остального, всех мук совести и этических страданий. Это пустое. Так что, Клавдий, готовься к командировке. Мы едем спасать наше государство, спасать весь мир, и, да что уж там, мы едем спасать нашу профессию.

Борис Андреевич еще довольно долго фонтанировал историческими справками и сравнениями, не прекращая подливать себе виски. В начале это было довольно увлекательно, но по мере опьянения он все чаще повторялся, становился эмоциональным невпопад и терял нить изложения. Однако перед тем как меня опустить, он сказал:

– Нам нужны апостолы. Которые понесут наше слово в массы. Клавдий! Иди и подготовь чарт команды. Ты знаешь, что делать. Бери наших лучших сотрудников, одного иностранца, желательно итальянца, и несколько внешних консультантов… Даже не вздумай мелочиться с гонораром. Понял?! Иди, Клавдий, иди!

Борис Андреевич часто вел себя экстравагантно и мог даже в рабочее время крепко выпить. Если при этом он не засыпал, то мог выйти к сотрудникам и докучать им странными вопросами, мог грубо подкалывать их и дурачиться. Новичкам могло показаться, что это развращенность и слабость шефа. Некоторые даже по глупости позволяли себе фамильярности, панибратство или ответные грубости. Я точно знал две вещи: во‐первых, шеф теперь особенно внимателен, глупо улыбаясь, он пристально следит за всеми, и не стоит попадаться на его удочку, во‐вторых, именно сейчас, вот в эту самую минуту безобразий, он и рождает свои гениальные идеи. С ним было непросто, но надо было терпеть, каждое мгновение осознавать, что это часть его и твоей работы, ну и верить, верить в то, что в этот раз будет так же хорошо, как всегда. Что шеф вернется к нормальному состоянию и все будет безупречно.

В этот раз он уснул и очнулся, видимо, только в полночь. Сразу написал мне сообщение. «Как дела с командой?» И я тут же ответил: «Предварительный список у вас в почте». Больше ночью он не писал, а утром поменял в списке кандидатуры двух человек. Убрал итальянца и самого дорогого внешнего подрядчика. Мелочиться не стоило, но и транжирить было ни к чему. Встречу с потенциальной командой мы организовали уже на следующий день. Никто не отказался.

Борис Андреевич пришел, как всегда, последним. Выглядел он не так, как обычно. Это был совершенно новый образ, во всяком случае, насколько я знаю, раньше он так никогда не одевался. А после этого дня он стал выглядеть так почти всегда. Сам он называл свою одежду национальным шумерским костюмом и утверждал, что является прямым потомком правителей шумерской цивилизации, и потому имеет право так появляться на официальных встречах и приемах. Позже в нашем офисе на стене появились две таблички: одна глиняная, где было написано, что-то на арамейском, но что – неизвестно, и вторая – справка на английском о происхождении рода Бориса Андреевича от национального героя Гильгамеша. В справке упоминалась и глиняная табличка, которой приписывалась дата, соответствующая двадцать девятому веку до нашей эры, а место происхождения – Месопотамия.

Костюм в целом можно было принять за шумерский, потому что никто из оппонентов Бориса Андреевича никогда не видел шумерского костюма. Костюм состоял из красно-золотого плащ-халата с такого же цвета войлочным колпаком. Удивительным было то, что на шефе он смотрелся гармонично и даже ему шел. Члены команды и подрядчики были далеко не новичками и понимали, что обратить внимание на выходку шефа – значит потерять час драгоценного времени, и все просто поздоровались.

– Пожалуйста, продолжайте, не обращайте на меня внимания, – сказал шеф с милой улыбкой, несмотря на то что все ждали именно его.

К такому варианту развития событий я тоже был готов и подготовил сценарий, идеально подходивший для такого случая. Чтобы оценить это в полной мере, стоит сказать два слова о тех, кто собрался за столом. Генеральный директор ведущего информагентства, руководитель главной социологической компании по опросам населения, известный политолог, ведущий вечерних новостей, глава церковной службы по связям с населением, заместитель министра полиции, детский писатель, а также генералитет нашей фирмы – пять вице-президентов, два старших вице-президента, шеф-редактор и я – помощник шефа. Эту компанию можно было расшевелить только одним способом.

– Если кто-то в этой комнате имеет ограничения этического характера и не может быть объективным, прошу сразу об этом сообщить. Это стандартная процедура по нашим комплаенс. Мы не можем платить организации, есть возникают такие обременения, – сказал я.

– О чем идет речь? – поинтересовался социолог.

– О вере в Бога. Если ваше вероисповедание и религиозные ценности могут войти в конфликт с этим проектом, надо отказаться. Все поймут, что это не грубый отказ, а честная позиция.

Все невольно обернулись на церковника.

– Не волнуйтесь, все в порядке. Можем продолжать, – сказал он, бросая высокомерный взгляд на коллег. – Моя совесть не пострадает от этого благого дела.

– Спасибо. Кто-то еще хотел бы высказаться?

– Я думаю, что участие святого отца в этом благом деле просто кощунственно, – заметил замминистра полиции. – Нам придется разгонять толпы религиозных фанатиков. Возможны жертвы. Причем это не какие-то язычники или староверы, это ваша паства, батюшка. Вы готовы к этому?

– Эти фанатики не имеют отношения к церкви. А значит, не имеют отношения и к религии. Мы их не признаем, – отрезал священник.

– Святой отец, – вступился детский писатель, – эти люди истинные верующие. И они верят в вашего Бога. Как вы можете?

– Довольно, довольно. Не учите меня религии. Истинные верующие ходят в церковь. Пусть хоть Христос второй раз спустился бы на Землю. Если это произошло бы не в церкви, мы бы и Христа признали опасным фанатиком.

– Вы так всегда и делаете, – отозвался телеведущий, прикрывая рот, чтобы не выдать смешка. – И это всегда плохо заканчивается.

– Давайте серьезно, – твердо сказал руководитель информагентства. – Что мы все здесь делаем? Несколько хороших вбросов, и народ забудет про этот Разлом. Или нам не это надо? Я хочу более точно понимать задачу.

– Вот это уже правильный вопрос, – поддержал политолог. – Надо ли нам так сразу их дискредитировать? Или постепенно? Возможно, стоит возглавить толпу и взять ситуацию под контроль изнутри, а там посмотрим. Это было бы очень полезно в текущей ситуации. Народу все равно, что делать ради своей веры. Главное – действовать.

– Народу – да, – строго и зло заговорил священник, – церкви – нет.

Из угла, где все это время тихо сидел Борис Андреевич, послышался кашель. Все замолчали.

– Во-первых, спасибо всем, что нашли время и пришли, – как бы с чистого листа, начал Борис Андреевич. И все предыдущее теперь потеряло смысл.

В такие моменты я чувствовал, как многие завидуют его положению и боятся его. Как же он умел все обратить в свою пользу так, что никто даже не думал спорить! Все, что он говорил, всегда было истиной, не только потому, что это было гениально, но и потому, что давало всем облегчение. Становилось сразу понятно и ясно, в какую сторону надо двигаться и что предпринимать.

– Надеюсь, все вы согласитесь, что в такой ситуации нельзя действовать как-то стандартно. Скажем, дискредитировать. Или возглавить. Все это недостаточно, ибо мы, судя по всему, имеем дело не с фанатиками и вообще не с людьми, а с чудом. С настоящим чудом, – сказал он и испытывающе посмотрел на собравшихся, замечая тень сомнения на лицах некоторых. – Если вы, конечно, понимаете, что именно я имею в виду.

Послышались звуки одобрения.

– Как не понять! Зря мы, что ли, тут…

– Поэтому, именно поэтому нам следует действовать так, как будто чудо происходит на самом деле.

Послышались новые возгласы одобрения. Признаюсь, в тот момент я уже чувствовал всей душой, что нас всех ждет теперь что-то удивительное, что все карты уже на столе, но только один человек умеет сложить из них пасьянс. Это одновременно и очень обидно, так как идея пришла в голову не тебе, и очень волнительно.

– А если чудо происходит на самом деле… – он сделал паузу, – то нам необходимо действовать не в отношении людей, а в отношении… – еще пауза, – а в отношении самого Бога. А что же это значит?

Глаза у всех присутствующих, не исключая святого отца, который, казалось бы, не должен ничему удивляться, округлились. Все смотрели на Бориса Андреевича, ожидая дальнейших разъяснений. Действительно, что это значит?

– Вот вы удивляетесь, думаете, Борис Андреевич сошел с ума. Как это, общаться с Богом! И впрямь, какая новинка! Тысячелетия человек учился этому и дошел почти до совершенства, приносил жертвы, молился и строил храмы. А мы уже разучились.

– Так что нам, молиться? Или строить храм? – поинтересовался социолог. – На храм бюджета не хватит.

– Или, может быть, принести жертву?! – возмутился святой отец. – Тогда это уже языческий Бог, и чудо уже получается языческое, поганое, – проговорил церковник, как по инерции, и неожиданно поменялся в лице и как-то очень радостно улыбнулся. Будто у него перестала сильно болеть голова.

После этих слов все некоторое время молчали, однако было видно, как собравшиеся думают, и слышно, как скрипят перья. Борис Андреевич продолжил:

– Мы должны одержать победу не на Земле, а на небе. Только так. Не правда ли? Мы с Клавдием отправляемся в зону Разлома. Просим вас оказывать нам всяческую поддержку. Мы очень рискуем, ведь нам предстоит лично столкнуться с последствиями Божественного промысла. Кто знает, что может случиться. И с нами поедет кто-то еще.

Все испуганно переглянулись.

– Кто? – спросил полицейский.

– Не вы, не волнуйтесь. Нам нужна чистая душа. Сакральная жертва, чтобы Бог ее принял, должна быть достойной во всех отношениях. Положение в обществе, заслуги, доверие людей, наконец, праведность. Есть у нас такие?

– Борис Андреевич, – взмолился священник, – я понимаю, что вы обо мне, но…

– Не льстите себе, батюшка. Какая же вы чистая душа? Вы недавно Христа во второй раз хотели распять.

– Да, действительно, – улыбнулся смущенно священник.

– Может быть, я? – спросил телеведущий бойко. – Это моя работа. Жертвовать собой каждый день. Я истинный слуга народа, вы знаете это. И если будет прямая трансляция, то лучше меня кандидата не найти. В момент сакральной жертвы картинка должна быть очень профессиональной.

– Борис Андреевич имеет в виду меня, – спокойно сказал писатель. – Вот зачем я здесь.

– Борис Андреевич имеет в виду вас, – сказал Борис Андреевич. – Вот зачем вы здесь. Только я одного не понял. Так вы верите в Бога или нет?