Чуффеттино

Глава тринадцатая, в которой Чуффеттино принужден следовать за кап. Манджиавенто в его долгое плавание

Мелампо с Чуффеттино дошли до берега. Вдали тихо покачивалось на якоре старое торговое судно, и синие прозрачные воды отражали, как в зеркале, его неуклюжий почерневший от времени корпус. На берегу не видно было нигде никакого жилья, никакой лачужки, где можно было бы переночевать.

— Знаешь что, — предложил Мелампо, — доплывем сейчас вот до этого судна и проведем там ночь, а когда рассветет, вернемся обратно в Коччапелато. — И с этими словами Мелампо бросился в воду и энергично поплыл по направлению к судну.

Подплыв к судну, Мелампо и Чуффеттино увидели деревянную лесенку, спускавшуюся с палубы. Внизу под нею тихо покачивалась лодка. Взобравшись в нее, наши друзья по лесенке поднялись на палубу, где на скамейках и столах лежали и крепко спали матросы. Днем они здорово выпили, когда съезжали на берег за провизией, и теперь спали, как мертвые. Никем не замеченные, наши друзья спустились в трюм, где хранились запасы сушеной рыбы и дегтя. Воздух там был такой спертый, что можно было задохнуться, но это нисколько не помешало нашему Чуффеттино растянуться на лежавших на полу канатах и, положив голову на ящик с сушеной треской, заснуть крепким сном. Мелампо некоторое время посидел около него, раздумывая о превратностях своей судьбы, потом почесал у себя за ухом, облизнулся и последовал примеру своего друга. Проснувшись, Чуффеттино увидел, что стены маленького помещения, в котором он находился, колебались. «Неужели землетрясение? — подумал он со страхом. Он быстро встал, но ноги его не держали, и, чтобы не упасть, он принужден был опереться на ящик. Потом до слуха его донеслись какие-то странные, зловещие, скрипящие звуки; он прислушался, — было ясно, что скрипели самые обшивки судна… Но почему?.. Мелампо тоже казался озадаченным. Взобравшись на ящик, Чуффеттино достиг маленького окошка и высунулся из него. Ничего не было видно ни в какую сторону, кроме неба и моря, сверкавшего в пурпуровых лучах восходящего солнца.

— Ну, что же? — с волнением спросил Мелампо.

— Да ничего не понимаю, — растерянно ответил Чуффеттино, теребя свой хохол.

— Но что же означает это движение?

— Не понимаю. Знаю только, что я с трудом могу держаться на ногах.

— И я тоже.

— Знаешь что: взберемся на палубу и узнаем там, в чем дело.

— Но если нас увидят?

— Ну, не съедят же нас. По правде сказать, у меня что-то очень неприятное ощущение в желудке…

— Раз ты не боишься, то я уж и подавно, конечно…

— А ты думал, что я боюсь, — я кажется не из трусливого десятка! Если бы ты видел, как я разговаривал с волком-оборотнем! Точно со своим хорошим знакомым… И сего женой. А ты бы только посмотрел, что это за чудовище!.. Они хотели меня поджарить вместе с луком и грибами… И мне было только смешно…

Болтая так, наши друзья поднялись на палубу. Там все матросы были заняты по приказанию капитана исполнением какого-то сложного маневра с парусами, как того требовал внезапно переменивший направление ветер.

Капитан был огромного роста, толстый, с быстрыми глазами, длинной спутанной бородой, с большим ртом, полным острых и крепких, как у крокодила, зубов, и с толстыми губами, всегда готовыми сложиться в добродушную улыбку. Звали его — Манджиавенто (пожиратель ветров), но, хотя король этого слова означает «еду», капитан был далеко не прожорлив и питался почти исключительно только копчеными и солеными селедками, которые, впрочем, мог съедать в неимоверном количестве.

Этому-то капитану Манджиавенто и попались на глаза наши друзья, когда они взобрались на палубу.

— Это еще что! — сердито закричал капитан, подбочениваясь и обводя глазами свою команду. — Кто из вас принял на судно этого крохотного пассажира? Говорил я вам, или нет, что больше пассажиров я не беру!?

— Простите, но я не пассажир — проговорил Чуффеттино, подходя к капитану и снимая шляпу.

— Нет? Так кто ж ты такой?

— Я — Чуффеттино.

— А куда же ты отправляешься?

— Это уж я вас должен спросить, куда я отправляюсь?

— Ты спрашиваешь меня?! Какой ты забавный! Похож на анчоус!

— А вы похожи на гиппопотама.

В эту минуту судно сильно качнуло, Чуффеттино упал и покатился прямо под ноги капитана, у которого от приступа неудержимого гомерического хохота едва не лопнуло сердце. Он был такой весельчак, добрейший капитан Манджиавенто.

— Скажи же, откуда ты сюда явился? — спросил он, перестав, наконец, смеяться.

— Я и сам не знаю.

— А что ты делаешь?

— Ничего не делаю.

— Тут очевидно какое-нибудь недоразумение.

— Да и я это тоже думаю…

— Слушай: ты находишься сейчас на корабле, который отправляется на Антильские острова.

— Антильские острова… Простите, а что это очень далеко от Коччапелато?

При этих словах капитан так громко расхохотался, что Чуффеттино даже вздрогнул от неожиданности.

— От Коччапелато!.. От Коччапел… ой, ой!.. да какой же ты шутник!

— Может быть… Только это не ответ на то, о чем я вас спрашиваю.

— Ну, так вот слушай: Антильские острова за многое множество тысяч миль отсюда… понял, глупыш?

— В таком случае я охать не хочу. Мне надо вернуться.

— Вернуться теперь, когда мы уже вышли в открытое море, нельзя!

— А когда же мы туда доедем?

— Не знаю. Через месяц… Через два… Через шесть… Все будет зависеть от ветра.

— Но как же тогда… как же?! папа мой… мама! — И Чуффеттино отчаянно зарыдал.

Я уже говорил вам, что капитан был: очень добрым человеком. Слезы мальчика его растрогали. Он взял его осторожно на руки и приподнял к самой своей бороде, от которой страшно пахло табаком. Чуффеттино чихнул и продолжал плакать.

— Ну, ну… Брусколино… или как тебя там?..

— Чуффеттино.

— Перестань, Чуффеттино, не плачь… объясни мне в чем дело… Я не могу видеть, когда детишки плачут… будь умник… Увидишь, что мы все устроим… Не плачь. — Но Чуффеттино все чихал и все продолжал плакать. — Ты начинаешь, наконец, меня злить! Если ты не перестанешь сейчас плакать и не расскажешь все толком, я не дам тебе сегодня обедать… Слышишь, Брусса… то-бишь Чуффеттино!

Испуганный такой угрозой Чуффеттино рассказал все, что с ним было. Капитан слушал его, скрывая улыбку. Потом он сказал ему:

— Милый мой мальчик, твое прежнее поведение вполне заслужило полученные тобою тяжелые уроки. Скажу тебе вот что: ты останешься с нами на этом корабле, будешь работать, как все здесь работают, поедешь на Антильские острова и после года такой жизни вернешься домой излеченным от всей твоей прежней лени. У тебя будут мозолистые руки, бронзовое от загара лицо, ты выучишься трудиться, полюбишь ученье. Тебя никто не узнает. Отец твой, потеряв негодного бездельника, получит настоящего порядочного человека. И за все это он поблагодарит меня.

Помолчав с минуту, капитан прибавил:

— Ты, наверно, голоден, милый Буратино… то-бишь Чуффеттино. Ты любишь копченые селедки?

Чуффеттино сделал гримасу.

— Да? Но все-таки ты их будешь есть, так как на корабле нет ничего другого. Сейчас ты получишь две селедки, а твоя собака — миску хорошего супу… А вы, ребята, — за дело. Живо!

Таким-то образом, после целого ряда различных перипетий, происшедших по вине его сумасбродной головенки, — нашему другу пришлось проститься на время с своей прекрасной родиной.