Чужак

Глава четвёртая

А может, и зря я от наручников отказался? Один знакомый мотострелок, Борька-Аквафор, которому повезло свои полтора года отслужить в пяти минутах пешком от московской Бауманки, рассказывал как-то, что к ним с той самой Бауманки перед экзаменами регулярно приходили такие экстремалки, что даже четверых парней от стресса избавиться не хватало. Шестеро — ещё куда ни шло. Желательно подряд. Ещё и еду приносили.

Он их, правда, сторонился в силу врождённого недоверия местам общего пользования, но многие не столь осмотрительные товарищи с удовольствием помогали девочкам избавиться от накопленного стресса.

Я в это не верил — и зря. Уж не знаю, чему ещё Ирга намеревалась учиться, но из моей памяти она выудила более чем достаточно. Что же до недостатка опыта — его с лихвой заменил темперамент.

К утру я оказался хоть и в крайне благостном, но донельзя усталом состоянии. Не совсем та форма, в которой стоит встречать окруженцев. Перед ними, чтоб их черти взяли, должен оказаться кто-то бодрый и суровый, как настоящий челябинский мужик, а не бледная немочь с кругами под глазами. Достаточно того, что я в их глазах и так выскочка-недомерок. Беженцы с запада на землях Народа обычно задерживались ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы добраться на юг, в Поречье. И я догадывался, почему. Тот же Кейгот мне до сих пор не простил, что я не три метра ростом и не метаю из глаз молнии, как положено герою.

Я осторожно, чтобы не разбудить Иргу, выбрался из капитально измятой кровати, тихонечко скользнул к рюкзаку и выудил из бокового кармашка плоскую фляжку с чернокотовкой.

На чём Котяра настаивал эту ядерную смесь, он так и не признался, но ей разве что мёртвого не получилось бы поднять. Вот и сейчас я отпил пару глотков, не успел даже толком одеться, и мой взгляд снова начал задерживаться на различных привлекательных выпуклостях обнажённого тела на кровати. Организм незамедлительно отреагировал на соблазнительную картину самым предательским образом.

— Не-не-не, — я торопливо оделся. — Хватит разврата.

Под окнами уже кипела работа. Во дворе форта разделывали конину. Божественное вмешательство любезно избавило нас от необходимости выискивать среди окровавленного мяса человечину. От перебитых во дворе всадников остались только помятые доспехи, рваная одежда, сломанное оружие и подпорченные картечью и лошадиной кровью припасы. И как раз их жалели больше всего.

Не удивительно, что практичный торговец решил слегка пополнить запасы наличного продовольствия. Думаю, сейчас Юрек Шеслав искренне жалел, что после картечного залпа шкуры не годятся даже на решето. У него в дело шло всё. Кости — и те обработали ножом и выложили на просушку. Наверняка хотели сделать из них клей, или ещё чего-нибудь в том же духе.

Бурная хозяйственная деятельность превратила форт в один большой, насквозь провонявший кровью и потрохами, разделочный цех. Выглядело это всё просто ужасно, воняло — ещё ужаснее. С этим следовало что-то делать, но сейчас у меня имелись занятия и поважнее.

— Кейгот! — я отыскал знакомый силуэт вождя среди полуобнажённых мясников и махнул рукой. — Эй, Кейгот! Надо поговорить!

Вождь прошёл через нагромождения сырого мяса и молча уставился на меня сверху вниз. По его груди стекали розовые капли. Работать наравне с остальными Кейгот зазорным не считал. Тем лучше.

— Сегодня к нам выйдут первые окруженцы, — сказал я. Два или три десятка, я не знаю, сколько у них раненых. Я хочу, чтобы ты взял их себе и научил стрелять не хуже, чем всех остальных.

— У них есть оружие для огневого боя? — вождь начал с главного вопроса.

— Не думаю, — разрушил я его надежды. — Рассчитывай только на те шестьдесят мушкетов, что у нас есть.

— Разлучать воина с оружием? — скептически поинтересовался Кейгот. — Дурная примета.

— Что поделать, — я вспомнил одну из самых древних военных шуток. — У нас тут как на войне: если стрелка убьют, мушкет возьмёт его товарищ.

— Так не делают! — возмутился Кейгот. — Оружие принадлежит старшему наследнику!

— Возможно, — спорить я не стал. — Но придётся. Я хочу, чтобы все, кто у нас есть, умели стрелять. Делить оружие между новичками и теми, кто уже есть, будешь ты сам — по лучшим стрелкам. Придумай, как сказать им об этом так, чтобы не обиделись.

— Если они будут знать, что получат оружие при дележе трофеев, — предложил вождь, — это не будет зазорным. Богатые воины часто ссужают молодых на войну, хотя и не для огневого боя.

— Значит, мы очень-очень богатые, — я обвёл рукой форт. — Посмотри вокруг, и скажи мне, сколько это стоит. Шеслав хотел продать своё оружие отцу Ирги, а вместо этого продал мне. Здесь, в кладовых, нашлось вполне достаточно, чтобы заплатить ему справедливую цену. Он не взял своё прямо сейчас лишь потому, что надеется получить больше, когда сможет двинуться в обратный путь без риска встретить разъезд мародёров. А пока — считай, что все мушкеты здесь мои. Возможно, потом ты найдёшь, кого наградить за доблесть личным оружием, но пока с этим торопиться не стоит.

— Я? — неподдельно удивился вождь.

— Ну а кто? — переспросил я. — Мы должны взять ещё как минимум два форта, обустроить и подготовить к бою пополнение, собрать войска и ударить до того, как нами заинтересуются всерьёз. Думаешь, у меня есть время делать всё это в одиночку? Нравится тебе, или нет, с этого момента я назначил тебя одним из командиров.

— Я поведу твоих воинов? — переспросил Кейгот. — Вместо тебя?

— Не вместо, — мотнул я головой. — Вместе. Мы не можем позволить остальным фортам понять, что происходит. Атаковать следует немедленно, как только у нас появятся войска. Первый форт нам придётся брать сообща, но потом я подготовлю достаточно пушкарей, чтобы у тебя появился боеспособный отряд не хуже нынешнего. Всё, чего ты добьёшься после этого, будет лишь твоей доблестью и лишь твоей ответственностью.

Кейгот недоверчиво смотрел на меня.

— Вы пытались воевать с армией, и проиграли, — объяснил я. — Не потому, что у вас недостаточно храбрости. Не потому, что у вас недостаточно воинов. Просто в столкновении двух армий всегда побеждает лучше организованная. Мне известно, как сделать подобную армию, но я не могу просто взять хороших командиров и воинов из ниоткуда. Их надо воспитать и научить.

— Я согласен, — впервые за последние несколько дней вождь совершенно искренне мне поклонился. — Всё будет, как ты сказал.

— Отлично, — кивнул я. — Задача у тебя есть, дальше работай сам. Вечером доложишь, что у тебя получится с новичками.

Главный армейский принцип сбоев не дал и сейчас. Не мешай подчинённому делать порученную работу, и одной головной болью станет меньше. К сожалению, впереди у меня была та работа, которую за меня вряд ли кто-либо сделал.

Или всё-таки сделал?

Я развернулся обратно к башне и спустился в подвал. Витош, как я и думал, сидел в небольшой каморке у дверей склада и перебирал здоровой рукой исчерканные листки записей местного завхоза. Отец здраво рассудил, что если сын временно больше ни к чему не годится, то ему документы и разбирать. Умение разбирать отвратительный почерк из одних завитушек, похоже, входило тут в обязательные навыки хорошего торговца.

— Мне пленник нужен, — сказал я. — Который здешний кузнец.

— Младший? — уточнил Витош.

— Он самый, — подтвердил я. — Старший пускай работает пока. Всегда полезно знать, какую семью мы держим за яйца наследника.

— Идём, — Витош снял ржавое кольцо с ключами с гвоздя на стене.

Моё пожелание насчёт приличных условий выполнили. Куздур сидел в относительном комфорте, почти у самого входа. У него в камере даже было узенькое слуховое окно, пусть и забранное толстыми ржавыми прутьями.

Его племянник сидел парой камер дальше. Выглядел он крайне уныло, что и не удивительно. Любая вероятная судьба для него сейчас выглядела на редкость неаппетитно.

— Ага, этот, — сказал я Витошу. — Открывай.

Пленник встрепенулся и настороженно посмотрел в сторону двери. Надеюсь, отсутствие рядом с нами парочки страшных кочевников свою роль сыграло.

— Я тут подумал, — начал я, — раз уж твой дядя на меня работает, нечего тебе сидеть без дела. Ты же кузнец, верно?

— Кузнец, — два чёрных глаза блеснули из-под густых бровей. — Но дядя Куздур гораздо лучше.

— Наверняка, — спорить я не стал. — Но его нынешняя работа мне куда важнее, так что за честь семьи отвечать придётся тебе.

— Если дядя и правда в порядке, — особо доверять словам пленник не спешил.

— А тут по дороге, — я ухмыльнулся. — Сам увидишь. Долгого разговора не обещаю, а пара слов у вас будет. И представься уже, наконец!

— Азик Латрукк, — он встал. — Но знакомство подразумевает взаимность.

— Вадим Колпаков, — я назвался в ответ.

— Ва'Дим, — Азик разбил имя на два слога, на манер степняков. — Или Вадим?

— Как тебе удобнее, — я улыбнулся. — Не думаю, что моё имя такое уж распространённое в здешних краях.

Азик взглянул на меня ещё раз, уже куда пристальнее. Теперь я видел, как его взгляд задерживается на стволе дробовика у меня за спиной, кармашках с барахлом, пластиковом футляре монокуляра на груди, камуфляже и армейских ботинках.

— Кто ты? — спросил, наконец, он.

— Работодатель, — меньше всего мне хотелось читать ему лекцию, откуда и как я тут взялся. — Идём. Не заставляй своего уважаемого дядю отрабатывать свободу за двоих.

Азик послушно вышел из камеры.

— Думаю, это всё, — сказал я младшему Шеславу. — Дальше мы сами. Разве что мне понадобятся двое носильщиков, распорядись, чтобы кто-нибудь пришёл.

— Точно? — спросил Витош. — Я уже не могу бумаги разбирать, устал от них ужасно!

— Ну, пыточная не заперта, а ты с одной здоровой рукой помогать всё равно толком не сможешь, — при упоминании пыточной Азик заметно дёрнулся, но всё же пошёл дальше по коридору.

— Не заперта, — вздохнул купеческий сын. — Хорошо, я позову кого-нибудь.

Возможность сделать что-то руками привлекала его куда больше работы с бумагами. Только союзника в моём лице Витош искал зря. Было у меня подозрение, что умельцев помахать мечом здесь куда больше, чем грамотных людей, знакомых с делопроизводством. Никакой иной работы ему ближайший месяц не светило даже по выздоровлению.

Едва мы оказались возле камеры у двери, Азик бросился к решётке и возбуждённо залопотал Куздуру что-то на родном наречии. Звучало это примерно как мешок с гравием в стиральной машинке. Быр-быр-быр, небольшая пауза, и снова, как из пулемёта, гыр-гыр-гыр. Этого следовало ожидать, но хотел бы я знать, о чём они там разговаривают!

— Эй, — я вежливо напомнил о своём присутствии. — Если не затруднит, общайтесь на языке, который я понимаю.

— Мой племянник, — ответил Куздур за своего родственника, — утверждает, что его ведут прямиком в пыточную.

— Работать, — уточнил я. — Мне станки разбирать не по чину как-то уже.

Дядя обменялся парой грохочущих фраз с племянником. Тот явно хотел что-то возразить, но выходило неубедительно. Догадаться, о чём именно шёл разговор, оказалось не очень сложно.

— Я могу отпустить вас прямо сейчас, — при этих словах оба пленника приумолкли. — Едва Куздур закончит свою работу. Но у вас получится уйти до первого одержимого местью степняка.

— Я и не думал о побеге! — Азик на удивление искренне возмутился.

— Ты о нём говорил, — усмехнулся в бороду Куздур. — Азик, поверь моему опыту, есть время, чтобы врать, и есть время, чтобы работать. Сейчас время работать.

Племянник сдулся и молча последовал за мной в пыточную. Блестящий многочисленными винтами станок его буквально загипнотизировал. В дверях Азик нерешительно замер, и мне пришлось его слегка подтолкнуть. Бедолага едва ли не телепортировался в центр комнаты от испуга.

— Спокойнее, — я подошёл к пыточному станку и хлопнул по холодному железу. — Мы здесь, чтобы работать. Я хочу, чтобы ты отсоединил эту вот штуковину, а потом, вот здесь, прикрепил хороший прочный брус.

В нашем цеху мне порой доводилось объяснять детали технического процесса на языке жестов, но там публика всё же отличалась несколько большей догадливостью. Азик моего замысла с первого раза не понял.

— Он же тогда работать не будет, — скептически произнёс он. — Заклинит костедробилку, а сверло так и вовсе придётся убрать.

— Мне не нужна костедробилка, — терпеливо начал объяснять я. — Вот рама. Здесь у неё винты. А здесь — ты прикрепишь брус показанного мной размера. Лишнее всё уберёшь. Понял?

— Но, — Азик так и сяк вертел моё задание в голове, — зачем?

— Ты видел когда-нибудь здешний пушечный лафет? — ответил я вопросом на вопрос. — Ну, знаешь, такая колода и несколько сменных клиньев?

— Конечно, — Азик искренне возмутился.

— Тогда подумай, насколько быстрее и проще наводить пушку в цель этими винтами, — я указал на фигурные рукоятки под рамой пыточного станка. — Два-три оборота, и она смотрит куда надо.

Азик потрясённо выдохнул какое-то замысловатое ругательство на своём грохочущем языке.

— Простые технические решения всегда кажутся такими неожиданными, правда? — изумление Азика вызывало у меня искреннее веселье. — Работай, мастер. Я жду как минимум два станка, так быстро, как только у тебя получится.

В дверях пыточной показались двое полуголых степняков. Младший Шеслав утащил их прямо с разделки, так что с кровавыми разводами по всему телу они выглядели на редкость уместно для пыточной.

— Тащите эту железяку в сторону кузницы, — я указал им на всё ещё неподвижного Азика и пыточный станок. — Там Азик сделает из неё пушечный лафет. Всё это время он может приказывать всё, что хочет. Скажет качать меха, будете качать, скажет гнуть железки — будете гнуть. Что ему делать, я уже объяснил. Еду вам принесут. Всё понятно?

Степняки переглянулись и невесело подтвердили, что всё поняли. Думаю, от пререканий их удержал только мой авторитет. С их точки зрения, такой пленник годился исключительно для зрелищной казни.

— Вы передумаете, когда увидите, как эта штука работает, — пообещал я. — Такого здесь ещё не было, и, я надеюсь, долго ещё не будет.

Ощущение стремительно утекающего времени давило на психику. Да, меня хотя бы слушались, но сделать предстояло слишком уж многое и слишком быстро. Нельзя прыгнуть из технологий шестнадцатого века сразу в конец восемнадцатого лишь потому, что мне этого хочется.

Но придётся.

Выстрел снаружи нарушил мои невесёлые размышления. За ним последовали крики, невнятный шум, и пара новых выстрелов. Я кинулся наружу.

— Открывай ворота! — крик раздался откуда-то сверху, от стрелковой галереи. — Уйдут же!

Знакомый голос. Кейгота вообще сложно перепутать. Выскочил я как раз вовремя, чтобы увидеть, как он запрыгнул на лошадь и выскочил через полуоткрытые ворота.

— Что за суета? — выпалил я прямо в лицо первому встречному.

— Гонцов спугнули, — раздосадованный дядька в форме наёмника сплюнул в сторону. — От форта кровью пахнет, они даже сигналам не поверили.

— Да чтоб его! — я бросился к воротам. — Этого мне только и не хватало!

Полукровки! Гнусное отродье шлюх, слишком трусливых, чтобы перегрызть себе вены! Я не знал никого, достойного большей ненависти. Даже проклятые дымари хотя бы оставались чужими. А предатели, цепные падальщики западных потворов, заслуживали только мучительной смерти.

Но почему, за какие заслуги боги даровали полукровкам такое чутьё? Гонцы ехали к форту, все трое, но именно полукровка забеспокоился первым. Я видел, как он поднял руку, и, начал что-то говорить спутникам. Наёмники Ленно прекрасные бойцы, но в степи они слепы, как новорожденные котята. Правильный сигнал рожка лишил их бдительности, но полукровка вновь заронил подозрение в сердца наёмников.

Мушкет будто сам по себе оказался в моих руках. На такое расстояние может стрелять лишь оружие проклятого чужака, но моя ненависть и обида за всех погибших соплеменников укрепили руку, и послали безжалостную пулю точно в цель. Полукровка упал бездыханным.

— Открывай ворота! — скрываться больше не имело смысла. — Уйдут же!

Ещё два безрезультатных выстрела над головой, и моя лошадь уже неслась по настилу моста. Другим стрелкам не досталось и тени моей удачи. Оба всадника стремительно удирали прочь, нахлёстывая лошадей. Оставалось лишь надеяться, что моя Звёздочка выносливее.

За спиной часто, выстрел за выстрелом, загрохотал дробовик. Всего лишь дробовик. Я видел, как раньше он смёл во дворе форта целый строй наёмников, будто гигантской метлой, но сейчас даже все таланты чужака не могли помочь ему попасть на таком расстоянии. А своё дальнобойное ружьё этот недоумок где-то забыл!

Гнедая одного из беглецов дёрнулась и гневно завизжала, но тут же прибавила в прыти вдвое. Одиночная дробина могла её разве что ужалить. Даже те, кому не повезло угодить под картечь дымарей на таком расстоянии, просто выковыривали её из неглубоких ранок после боя — и только.

Форт остался позади. Для меня исчезло всё, кроме двух беглецов. Те отчаянно пришпоривали лошадей, но моей вороной трёхлетке проигрывали. Шаг за шагом, одно мгновение за другим, Звёздочка настигала беглецов. Из всех моих лошадей я ценил её больше всего. Две недели горячки от стрелы в спину больше не казались чересчур дорогой ценой за такую лошадь.

Ещё немного, и я смог бы попасть ножом в любого из беглецов. Но те не собирались молча сдаваться. Блеснул полированными стволами пистоль. Один из беглецов кинулся навстречу мне. С такого расстояния не промазала бы и беременная старуха.

Я дёрнул поводья, и преданная мной Звёздочка вздрогнула, когда ей прямо в грудь ударили две пули. Я спрыгнул за мгновение до того, как она упала, и метнул нож в гнедую стрелка.

Она яростно завизжала и встала на дыбы. Всадник не удержался в седле. Я выхватил меч и бросился к нему. Раненая лошадь бросила его на произвол судьбы.

Удар за ударом я бил в оглушённого труса. Сейчас, без своего пистолета, он даже не мог толком защититься. Мои удары сломали его руку, будто сухую ветку. Даже широкий металлический наруч оказался бесполезен.

Меч окрасился кровью, но я продолжал бить, исторгая крик за криком из всё ещё живого тела.

Второй беглец скрылся, и догнать его не получилось бы ни у кого, но этот — получил сполна.

— Я не мешаю? — знакомый до ненависти голос вернул мне разум. Ну почему, за какие заслуги боги дали Вадиму язык народа? Клянусь, говори он с акцентом, как и подобает чужаку, я бы ненавидел его вдвое меньше!

— Нет, — я выпрямился и обтёр меч о траву. — Я уже закончил.

Вадим сидел на прекрасном вороном жеребце, из тех, что достались ему от Ирги, когда он помогал ей сбежать.

— Ты сидишь в седле как беременная старуха, — я в очередной раз пожалел, что лучшие кони всегда попадают в руки совсем не тем, кому следовало бы, и не сдержался. В моём стаде такой жеребец стал бы главным украшением на долгие годы.

— Ирга тоже мне это говорила, — равнодушно подтвердил Вадим. — Что поделать, у всех свои недостатки. Второй ушёл?

— Да, — мрачно подтвердил я и нагнулся за сбруей. Пока я добивал беглеца, Звёздочка перестала дышать.

— Скажи мне, чужак, — я медленно снимал детали сбруи, одну за другой, — почему они, продавшись как шлюхи, ведут себя как воины? Почему этот змеиный выкидыш зная, что может погибнуть, развернул свою лошадь? Почему?

— А бог его знает, — Вадим подвёл своего жеребца поближе. — Возможно, слишком ценил репутацию наёмников. Возможно, твои соплеменники убили кого-то из его друзей или семьи. Возможно, этот человек ценил жизнь своих товарищей больше собственной. Решай сам, какой ответ больше тебе по душе. Я же могу сказать лишь одно.

— Что? — я увязал седло и поводья в один тюк с остальной сбруей, и выпрямился. — Что ты можешь сказать?

— Идём, вождь, — он протянул мне руку. — Тебе ещё предстоит встретить наше пополнение. Встретить — и научить их быть хотя бы вполовину такими отчаянными и умелыми воинами, как этот наёмник.

Всю дорогу обратно до форта мы проехали молча.

— Ирга, ты же лучшим солдатом в роте могла быть! — подполковник Раков недовольно прохаживался взад и вперёд у меня перед глазами. — Сиськи почти четвёртый размер, физподготовка — жеребца на полном ходу отымеешь, а дисциплина — ни к чёрту!

Я старательно ела глазами начальство.

— Вот скажи мне, — Раков остановился и наставил палец куда-то в район моей груди, — зачем ты украла чайник из канцелярии, а?

— Та-ащ подполковник, ну вы же сами знаете, — неубедительное оправдание Раков оборвал на полуслове.

— Продали Родину, — прорычал он. — Развалили армию! Как ни пополнение — то не может фланец от вентиля отличить, а то на развод выходит с нечищеной бляхой и в чёрных очках!

Выходит. А что поделать, если солнце прямо в глаза лупит? Они-то у меня пока не казённые.

— А кровать? — гневный рык подполковника затмил бы даже степного тигра. — Кто полночи кроватью скрипел, а? Вся казарма уснуть не могла, с этого вашего марта в июле месяце! У кого дежурство на объекте неделями длится, неужели так сложно за гермодверью всласть натрахаться?

— Кровать! — я с ужасом вспомнила скрип резной спинки. — Всё-таки услышали!

— Я вот сейчас тебя как выведу прямо в чистое поле, — в руке у Ракова будто из ниоткуда возник огромный пистолет, — да как расстреляю там у стенки перед строем, чтобы на всю жизнь запомнила!

Я только хотела сказать что-то в своё оправдание, но пистолет оглушительно выстрелил мне прямо в лицо. А потом ещё раз. И ещё. И ещё.

Я проснулась.

Под окном часто и вразнобой лупили мушкеты. Я и не думала, что этот звук может оказаться настолько противным — хуже криков погонщиков, когда те рано утром поднимают стадо. Недовольная ругань Кейгота свидетельствовала, что вождь принимает в этом занятии самое деятельное участие. Даже звонкие удары металла по металлу не могли его перебить.

Липкие объятия чужих бредовых воспоминаний растаяли как дым. Я потянулась и села в кровати. Рубашка нашлась там, где я вчера её бросила — на массивной резной спинке из красного дуба.

— И ничего она не скрипела, — пробормотала я. — Нормальная спинка. Прочная.

Внизу снова грохнул нестройный залп.

Кейгот учил стрелять кого-то из своих дальних родичей. На таком расстоянии мелкие детали украшений не видны, так что я не поняла, кого именно.

Стреляли они в прислонённые к стене мишени. Если верить свинцовым отметинам на чёрном камне — довольно плохо. Возле кузни я с удивлением заметила бородатого дымаря в сером рабочем фартуке. Он активно размахивал куском гнутого железа в половину своего роста, и что-то недовольно выговаривал четверым степнякам. Для этого ему приходилось чуть ли не подпрыгивать, но его собеседники выглядели как нашкодившие юнцы на ковре у хана. Чуть в стороне от кузни стоял один из фургонов дяди Шеслава, почему-то без верха, но с разлапистой металлической конструкцией вместо задней лавки.

В довершение всего, несколько женщин с мётлами и вёдрами деловито убирали розовые лужи во дворе. Выглядели эти лужи так, будто здесь кого-то несколько часов подряд резали на куски.

Я ущипнула себя за бедро. Вопреки ожиданиям, так и не проснулась. Вся эта дикая работа действительно происходила наяву. Дымарь командовал степняками, неспособный к спокойному общению Кейгот старательно учил новичков, женщины смывали кровь, а на фургоне Шеслава стоял кусок пыточного станка с приделанной к нему перекошенной набекрень пушкой.

— Доброе утро, — голос Вадима за спиной вернул меня к жизни. — Ты б оделась всё-таки, сюда через несколько минут Шеславы придут, зачем их лишний раз голой задницей смущать? Юрек наверняка уже всё повидал, а вот младшему ни к чему пока отвлекаться.

— Ой, — только после этих слов я вспомнила, что так и держу в руках свою рубашку.

— Я там с женщинами поговорил, из новых гостей, — добавил Вадим, пока я торопливо одевалась. — Обещали тебе что-нибудь пошить из местных тряпок, но я не знаю, насколько подойдёт. Сказали, вечером придут знакомиться. Пока что — слишком заняты кониной.

Такого подарка я от него и вовсе не ожидала. В моём представлении вождь мог заниматься войной или торговлей, но только не подобными женскими делами. Впрочем, ни одно из моих представлений не переживало участия Вадима.

— Сколько людей пришло? — спросила я, чтобы не выдать смущения.

— Около сорока боеспособных, если раненые действительно смогут воевать через неделю, — Вадим, если что-то и заметил, то не выдал. — Три десятка женщин и родственников. Думаю, с обороной форта после некоторых тренировок они справятся. Кейгот проследит.

— Кейгот, — задумчиво повторила я. — Как ты сумел его этому научить? Молодые воины чаще умеют лишь показывать свою доблесть. Учить других — удел старших.

— Он вождь рода, куда уж старше? — ответил Вадим. — Ну, того, что уцелело. И потом, сегодня у Кейгота перед глазами оказался вполне убедительный пример чужой доблести. Полагаю, этого ему хватит на пару недель работы, а там, или втянется, или отыщу на его место кого-нибудь получше.

— Чужой? — переспросила я. — Разведчики дымарей?

— Скорей курьеры, — ответил Вадим. — К сожалению, писем у них так и не отыскали. Кейгот убил двоих, третий ушёл. Дней пять он будет гнать к ближайшему форту, ещё неделю добавим на рассылку гонцов соседям, и только после этого до врагов дойдёт, что их маленькая победоносная война дала сбой.

— Маленькая? — в дверях появились оба Шеслава. — Витош нашёл бумаги, в которых говорится о семи тысячах бойцов и обслуги.

— Маленькая, — подтвердил Вадим. — Тем более что ни одна из армий в срок вернуться не успеет. Смотрите!

Он указал на карту.

— Сейчас их войско разделилась на три части. Северную, центральную и южную армии, тысячи по две каждая. Все три занимаются грабежом где-то здесь, в двух-трёх неделях пути от самого ближнего к ним форта, — Вадим обрисовал рукой довольно большую территорию ближе к юго-восточному обрезу карты. — Любой гонец должен их как-то найти. Допустим, это полукровка, и он может чуять, куда едет. Допустим. Это всё равно три недели в одну сторону. Даже в том случае, если к нему прислушаются, и развернут армии, это ещё три-четыре недели в лучшем для них случае. Итого, почти два месяца.

Шеславы переглянулись.

— В то же время, у нас больше сотни бойцов уже сейчас, — Вадим хлопнул по карте возле отметки нашего форта, — и примерно двести пятьдесят или триста на конец этой недели. Как, по-вашему, если пушки врага не смогут вести огонь, а стены окажутся зачищены от арбалетчиков, сколько продержится их форт?

— Ровно столько, — уверенно произнёс младший Шеслав, — сколько понадобится нашим степнякам, чтобы взбежать наверх по верёвкам.

— Именно, — подтвердил Вадим. — Поэтому в конце этой недели мы оставляем раненых, женщин и детей охранять форт, а сами выступаем сюда, — он указал на один из двух северных фортов. — И перерубаем им снабжение окончательно. Конные патрули между этими двумя фортами парализуют любое мелкое снабжение противника и вовремя заметят крупный отряд. А мы тем временем, займёмся остальными фортами.

— Пока всё понятно, — сказал дядя Юрек, — но причём здесь мы? Может, стоит рассказывать это всё предводителям степных отрядов?

— Дело в том, — пояснил Вадим, — что у меня крайне мало предводителей отрядов. Я. Кейгот. И вы.

— Мы? — торговец неподдельно удивился.

— Поскреби торговца, и отыщешь бандита, — Вадим ответил незнакомой пословицей. — Я видел, как действуют ваши люди. Если бы югу не был нужен буфер между ним и западом, вы бы тоже грабили степняков. Не лично вы, но других желающих отыскалось бы вполне достаточно. Так ведь?

Младший Шеслав смущённо покосился в мою сторону. Это взгляд сказал мне куда больше, чем любые слова. Наших лошадей всегда ценили на юге — и далеко не всех из них покупали.

— Такие дела, — Вадим улыбнулся. — Ну что, возьмётесь повести мои войска наравне со мной? Скажем, за двадцатую часть от всей добычи. Которую, замечу, вам же и считать.

— Мы согласны, — Юрек ответил за двоих, без колебаний.

— Наверное, полагалось бы поторговаться, — извинился Вадим, — но у меня просто нет времени. Нужно успеть за неделю всё то, что в нормальных обстоятельствах делают годами.

— Отложи на осень, — предложил Шеслав. — Когда тебе придётся закупать у нас оружие.

— Похоже, я только что сделал большую ошибку, — Вадим притворно вздохнул.

— И ещё какую, — подтвердил дядя Юрек. — Я же буду знать, сколько у тебя денег.

— Ладно, — Вадим усмехнулся. — Как-нибудь сочтёмся. Всё ж не чужие. Можешь уже сейчас подумать, как проще выкупить парочку литейных мастерских и какого-нибудь оружейника. Квалификация не важна, я всё равно буду их переучивать. Если переживём этот год, нам больше не потребуется воевать, чтобы разбогатеть.

В этот момент я поняла, что Вадим не просто верил сказанному. Он знал. Точно знал, что всё так и будет — если сейчас у нас получится всё задуманное.

Для того чтобы перевернуть военное дело вверх тормашками, разумеется, мало двух стволов и нескольких сотен патронов. Если честно, этого мало даже чтобы толком сохранить жизнь. А вот у личной армии в этом вопросе неоспоримое преимущество.

Ставка на тренировки себя оправдала полностью. Чёрт побери, если бы мне дома так смотрели в рот, а потом из кожи вон лезли бы, чтобы оправдать, мы бы продукцией завода уже давно половину Европы завалили.

Хотелось верить, что ребята смогли без меня пустить линию. Я же и в отпуск этот дурацкий всего на две недели ехал. Начальство боевым прошлым тряхнуло — отправило меня отдыхать под страхом продления отпуска по неделе за каждый аргумент против. Та разновидность коварства, что можно ждать лишь от бывшего ветерана горячих точек с иконостасом в половину груди. Правда, на внутренней стороне мундира, но это уже совсем другая история.

Знал бы полковник, что за отпуск у меня получится, наверняка бы сам поехал. Наличествовало у него до сих пор неизжитое стремление добро причинять. Вместо этого я получил внеочередное повышение в должности. От инженера-технолога до полевого командира банды в двести с лишним воинов. С крайне исполнительными подчинёнными, а также жуткой нехваткой всего подряд, от личного оружия до банальной туалетной бумаги. Хорошо ещё, пару "кикимор" — одну мне и одну Ирге женщины пошили без вопросов, хотя и не понимали, зачем кому-то может понадобиться настолько причудливая одежда.

По самым популярным слухам уверенно лидировала версия о свадебном наряде для отпугивания злых духов. Кейгота чуть кондрашка не хватила, когда он меня первый раз в этом всём увидел. Точнее, не увидел. Даже Ирга с монокуляром на двухстах метрах отыскала меня с трёх раз на четвёртый, да и то потому, что как-то чуяла, где я. Лишние вопросы у вождя после такого исчезли полностью.

К тому времени у нас в распоряжении находились почти две сотни его соплеменников, более-менее готовых к совместным действиям. Из них почти сотня умела стрелять прекрасно, и ещё полсотни — хотя бы посредственно. Их боеспособность ограничивал только дефицит оружия.

Мушкетов не хватало даже самым лучшим стрелкам. Отправь я Шеславов обратно к южанам, новую партию ждать следовало на исходе лета, и это при условии, что деньги у купцов уже на руках.

Только вот с деньгами вышло не сильно лучше, чем с оружием. В фортах держали что-то вроде кассы, платить мелким отрядам работорговцев, но рабы в этих краях покупались дёшево. Захваченного нами сундучка едва хватило, чтобы честно заплатить Юреку за реквизированные у него мушкеты. Для прокорма же всех будущих военных действий пришлось вернуться к самому древнему из всех путей капитализма — бандитским набегам и грабежам.

Именно поэтому я лежал в обнимку с карабином на расстеленной поверх степной травы пенке и выцеливал орудийную площадку форта.

Заметили нас там уже давно, просто не хотели тратить порох и арбалетные болты раньше времени. Я тоже не торопился. Когда ты сам — единственная серьёзная огневая поддержка всей армии, полчаса на подготовку лишними не бывают.

— Право семь, — негромко сказала Ирга. — Арбалетчик и мушкетёр за щербатым зубцом.

— Щербатый зубец, — я провёл меткой прицела вдоль стены. — Вижу. Ты почувствуешь, когда они решат высунуться?

— На таком расстоянии, — Ирга оскалила клыки в хищной ухмылке, — я почувствую, даже когда они решат обосраться.

Неаппетитное сравнение. Самое то для неаппетитной работы впереди. Я снова провёл стволом от правой башни к левой и обратно. Форт отсюда просматривался идеально. Солнце в спину гарантировало, что проблемы с меткостью если даже и появятся, то не у меня. Интересно, какая светлая голова додумалась так построить ворота?

— Ну что же, — я проверил карабин и глубоко вздохнул. — Сигналь. Начинаем.

Отрывистый звук рожка пронёся над боевыми порядками. Конница степняков пришла в движение. Фургоны с двумя пушками двинулись наравне с ней.

— Левая башня, канонир, — спокойно произнесла Ирга. В плечо толкнула отдача. Невысокий бородач неловко завалился набок рядом с пушкой.

— Ворота, право два, — в прицеле мелькнул силуэт арбалетчика и тут же исчез. Моя пуля вошла наёмнику точно в блестящий шлем. От пуль на крупную дичь он защищал не лучше консервной банки. Тем временем, Ирга уже засекла новые цели.

— Правая башня, трое, — в прицеле три фигуры около деревянной колоды с картечницей выглядели просто игрушечными. Несколько толчков приклада в плечо, и они упали.

— Лево пять, балка, — новые команды звучали без малейших перерывов. Я успел заметить, как завалился очередной силуэт, и тут же повёл стволом дальше, повинуясь указаниям Ирги. В левой башне снова пытались хотя бы нацелить пушку.

Остаток магазина ушёл по канонирам. Пока я перезаряжался, выстрелить они всё-таки успели, но в пустоту. Ни о какой прицельной стрельбе речь уже ни шла. Да и с перезарядкой возникли проблемы. Утащить пушку в укрытие смогли, а вот чтобы вытолкать её перезаряженной обратно идиотов уже не хватало. Единственный, кто нашёл смелости на такой поступок, так и остался лежать рядом с пушкой.

В правой башне добровольцев продолжать огонь и вовсе не отыскалось. Я успел расстрелять ещё половину магазина в стрелков на стенах, и тут, наконец-то в дело вступила моя артиллерия. Оба фургона и стрелки доехали на позиции.

Перед битвой я битую неделю гонял канониров лично, пока не убедился, что рослые степняки могут не только выдернуть фургон с пушкой из грязи вручную, если он там вдруг застрянет, но и знают каждый винт, каждую заклёпку, переделанного Азиком станка. Оба залпа вдоль стрелковой галереи легли совсем как неделю тому назад по выставленным на те же позиции соломенным чучелам в нашем форте.

Пушечная картечь обладала крайне занятным воздействием на психику. Я сомневался, что залп реально задел хотя бы с полдесятка человек, но желание высовываться две жалких пушчонки отбили моментально. Здесь, где отродясь не видали пулемётов, гудение картечи над головой пугало не хуже миномётного обстрела. Я же продолжал методично бить всех, кто рисковал высунуться из-за укреплений.

Над полем боя раскатился новый сигнал. В дело вступили стрелки. Огневое прикрытие всё же позволило им добраться под стены и сформировать несколько ровных шеренг. Лучники давали мне желаемую плотность обстрела, мушкетёры — гарантировали, что ростовой щит арбалетчика уже не будет надёжной защитой. Любая попытка вести огонь с настенной галереи превратилась в самоубийство.

Будь у меня чуть больше стрелков, получилось бы обойтись даже без мушкетов. Дымари слишком поверили в неуязвимость фортов, и теперь жестоко за это расплачивались.

— Ну, всё, — я выдохнул и неторопливо перезарядился. — Хана им.

— Они бегут, — засмеялась Ирга. — Торопятся укрыться в башне. Как будто им это поможет!

Первые верёвки с крючьями уже зацепили фигурные зубцы стрелковой галереи. По стенам чуть ли не бегом двинулись рослые фигуры степняков. Когда основная масса их товарищей доехала к укреплениям, штурмовики уже отбили мост и ворота.

Никаких шансов у гарнизона после этого не осталось. Попытка удержаться в центральной башне лишь оттянула неизбежное. Вблизи наёмники проигрывали. Их гибели сопутствовали звуки разрозненных выстрелов и непрерывный яростный клич степняков.

Этому леденящему душу гибриду воя и улюлюканья позавидовали бы даже самые отпетые футбольные хулиганы. Остатки гарнизона он деморализовал не хуже артиллерийского обстрела.

— Идём, — я поднялся и неторопливо зачехлил карабин. — Пока доберёмся, они как раз успеют закончить.

— Поверить не могу, — Ирга оторопело смотрела на распахнутые настежь ворота форта. — Так не бывает.

— Одна маленькая поправка, — я подхватил с земли пенку, скатал, и запихнул в рюкзак. — Теперь бывает.

Флаг над фортом дрогнул и пошёл вниз.

К моменту нашего прибытия ряд окровавленных тел вытянулся у стены в ожидании дележа трофеев. Наши потери выглядели куда скромнее — несколько раненых и едва ли с полдюжины трупов.

— Я что-то не понял, — я задержался возле одного из наших убитых. — Его будто на куски рвали.

— Потвор, — ответила Ирга. — Они хорошие бойцы. Очень быстрые. Очень сильные. Даже лучшие воины не всегда могут стать настолько же хорошими бойцами, как они.

— Тот, в прошлом форте, не выглядел таким уж страшным, — я вспомнил недолгие мгновения нашего противостояния.

— Твоё оружие стреляет быстрее мушкета, — объяснила Ирга. — А потвор обычно успевает заметить, как работает замок — и уйти.

— Хочешь сказать, нас тогда спасла одна лишь его самоуверенность? — переспросил я.

— Да, — подтвердила Ирга. — Если бы не твоё ружьё, он бы просто убил нас всех и ушёл. А так — я даже не успела испугаться.

— Похоже, Витошу повезло отделаться одной только порезанной рукой, — богатая фантазия услужливо подсунула мне парочку неаппетитных гипотез о других возможных исходах того столкновения. — Напомни мне, чтобы я сказал ему пару слов о выборе подходящих противников.

— Хорошо, — согласилась Ирга. — Но постарайся его не обидеть. Южане слишком ненавидят потворов. Те считают их двуногой скотиной, годной только для стойла и постели. Для вольного мужчины большее оскорбление невозможно. Поэтому для южан убить потвора больше, чем доблесть.

Кажется, она и правда не поняла, что я тогда попросту недооценил противника, и границу между нашей жизнью и смертью провёл капсюль центрального воспламенения, а не какие-то мои бойцовские таланты. Ну что же. Очко в мою пользу, и повод крепко призадуматься о том, чего ещё я до сих пор не знаю о местных народах и обычаях, даже со всей заимствованной у Ирги памятью.

Следовало бы изобрести местным этот чёртов капсюль вместо уродливых кремневых замков, и заодно решить проблему их чересчур слабой пружины. Если, конечно, я доживу хотя бы до попытки купить или достать необходимые компоненты, не говоря уже о том, чтобы действительно что-то сделать. Интересно, здесь хотя бы латунь штамповать умеют?

Хороший вопрос, что самое обидное — безответный. Местные дымари атаку не пережили. Одного я подстрелил возле пушки, а вот остальные, судя по телам, при виде наступающих степняков пришли в крайнее расстройство чувств и коллективно бросились на мечи. Спиной вперёд. Несколько раз подряд. Ужасное самоубийство, просто ужасное.

— Кейгот, — я подозвал к себе вождя. — Напомни, что Шеслав говорил о предполагаемом выкупе? Ну, за этих вот покойников, которые теперь и ломаной медяшки не стоят?

— Обиды Народа стоят дороже! — отрезал вождь. — Они успели заклеймить пленников! Будто скот!

Действительно, из подвалов башни, один за другим выходили грязные и заметно измученные пленники. В основном — женщины и подростки. Ни одного здорового мужчины — те предпочитали смерть плену. Многие плакали без тени стеснения.

— И ты считаешь возможным искупить эту обиду всего лишь десятком трупов? — переспросил я. — Жалкими никчемными жуликами, которые могут лишь перекладывать бумажки с места на место и считать деньги?

— А что предлагаешь ты? — яростно переспросил вождь. — Отпустить их за выкуп? Обменять честь на золото?

— Я предлагаю, — сейчас мне снова малодушно казалось, что вождя проще застрелить, чем переучить, — вышибить их с земель Народа. Всех, до последнего. Закопать все три армии в степи, как и не было. Ты это знаешь. Я рассказывал всем, как мы это сделаем. Но сейчас мне в этом помешали. Ты и твои воины ослушались приказа.

— Но… — как я и ожидал, вождь начал оправдываться.

— Что? — переспросил я. — Ты уже потерял большую часть своего рода, Кейгот, а сейчас делаешь всё, чтобы потерять и тех, кто уцелел. Думаешь, вы сможете что-то сделать, когда наёмные армии повернут обратно? Ты взял один форт, может быть, возьмёшь остальные даже без меня. Что дальше? Ты думал, как победить, когда мы окажемся в фортах на месте этих дымарей, а на каждого нашего бойца придётся не меньше десяти вражеских? Как ты удержишь победу, когда всё же добьёшься её?

Кейгот умолк. Думать он умел только припёртым к стенке, а жаль. Только сейчас я понял, чего на самом деле стоит военная дисциплина. К сожалению, лучший потенциальный командир для вбивания её в головы моих подчинённых уже стоял передо мной.

— Запомни, — сил злиться уже не осталось. — Тебе не обязательно понимать мои приказы, чтобы выиграть эту войну. Просто выполняй их как сказано, думай своей головой, когда приказа не было, и будь готов отвечать за ошибки. Большего я не требую. Если мы переживём эту войну, ты поймёшь, и почему я этого требую, и зачем. Если нет — это всё потеряет значение, но, поверь мне, тебе от этого легче не станет! Договорились?

— Договорились, — мрачно сказал вождь.

Не думаю, что мои красивые слова заметно повлияли на его мнение. Старые привычки в один день переломить невозможно. Я надеялся, что к седьмому форту в моём распоряжении окажется хотя бы половина желаемых заложников. Иначе мою небольшую войну прикончит не враг, а нехватка денег на порох и свинец. Да и кормить всю эту ораву — то ещё удовольствие. Подвалы фортов не бездонные, а стада у степняков после набегов изрядно поредели. Не удивлюсь, если большая часть их скотины уже благополучно продана где-нибудь на западе — как и бывшие хозяева этой скотины. В подвалах фортов пацанов и девок оказалось куда больше, чем хотя бы условно боеспособных мужчин.

Документы Шеславов и бумаги первого захваченного форта неумолимо свидетельствовали, что воевать мне при таком положении дел осталось месяца два, после чего можно всех распускать по домам, и молиться, что всё как-нибудь само утрясётся. Еды на гарнизон хватало, а вот с оружием оказались проблемы. Если не считать неподъёмные осадные арбалеты, дальнобойное оружие у меня испытывало жестокий кризис боеприпасов. Даже стрелы не получалось толком собрать после боя — они ломались. О порохе и говорить нечего.

К счастью, прирост армии после успешных штурмов гарантировал, что у меня останется пространство для манёвра. Даже среди пленников этого форта удалось завербовать с десяток умелых бойцов, и чуть большее количество решительных новичков.

— Есть лишь один способ проверить, на что мы все годимся, — недовольно сказал я. — Ирга, пошли. У нас впереди ещё много работы.

Вадим продолжал меня тревожить. Месяц прошёл в боях и переездах, но я чувствовала, как с каждым новым успехом тяжесть на его душе лишь увеличивается. Он старался не показывать своих волнений, но я достаточно познала его как мужчину, чтобы чувствовать это хотя бы в постели. Он что-то знал — и не торопился говорить об этом раньше времени.

Вот и сейчас он сидел за необъятным столом коменданта последнего южного форта, и мрачно проглядывал бумаги. Засыпали мы с ним ещё вместе, но долго Вадим рядом со мной не пролежал.

На карте за его спиной торчали булавки с подписанными бумажными хвостиками. Дозоры, патрули, дорога, по которой выводили на север небоеспособных пленников из фортов, даже перехваченные группки работорговцев — с точной датой и числом спасённых рабов. Любое действие наших войск отмечалось на карте незамедлительно. Любой маршрут — провешивался разноцветными нитками.

Именно поэтому рядом с Кейготом всегда находился один из Шеславов. При всех его достоинствах, читал вождь плохо, и только церемониальный шрифт. Скоропись всегда повергала его в ступор, а скоропись Вадима — тем более. Насколько хорошо Вадим умел чертить карты и описывать затейливые технические идеи, настолько же плохо выглядела его речь на письме.

— Полтысячи воинов, — очередная бумага легла на стол. — Плюс-минус раненые, без учёта минимальных гарнизонов по фортам и конных патрулей. Не более сотни мушкетёров.

Вадим заметил, что я проснулась, и как всегда начал говорить, будто наш разговор не прерывался.

— Если мы разбавим их пикинёрами, — Вадим бездумно пощёлкал туда-сюда костяшками абака на столе, — у нас получится пехотная линия глубиной не больше пяти рядов, причём стрелять они будут с перерывами. Станковые арбалеты фортов слишком тяжёлые для стрельбы в поле. Рассчитывать придётся лишь на лучников, а стрелы убивают через стёганки гораздо хуже пуль.

— У нас есть пушки, — напомнила я.

— Есть, — согласился Вадим. — Только на каждую нужно пять человек, и быстрых выстрелов это не гарантирует. При любом прямом столкновении они становятся одноразовым оружием. Второй залп в лучшем случае получается в упор, в худшем — по бегущей пехоте. Нашей пехоте.

— И как тогда? — осторожно спросила я.

— А никак, — ответил Вадим. — Прямое боевое столкновение мы себе позволить не можем до сих пор. Только не с равным противником.

— Раньше тоже не могли, — я вспомнила рассказы воинов. — Засыпали обоз стрелами на марше и всё. Наёмники в ответ стали прикрывать фургоны конными разъездами. Быстро прорваться не получалось, а потом их стрелки добегали к месту боя на расстояние выстрела, и приходилось отступать.

— Фургоны, говоришь, — Вадим задумался. — Так вот почему их получалось останавливать дождём!

— Ну да, — подтвердила я. — Боевые повозки наёмников Ленно слишком тяжёлые, они вязнут. Но это лишь средство задержать врага.

— Порой и этого вполне достаточно, — Вадим задумался. — Насколько сложно вызвать дождь?

— Дело в не в этом, — я в очередной раз вспомнила, как мало известно ему о путях Народа. — Боги слышат людей не везде и не всегда. Сейчас Мать услышит меня лишь дальше к востоку, и то нужно ждать целую неделю.

— Хочешь сказать, она движется? — Вадим заинтересовался. — Из одного места силы в другое? Как луна по небу?

— Луны, — автоматически поправила я.

— Что? — удивлённо переспросил Вадим.

— У нас их две, — терпеливо пояснила я. — Неужели ты ни разу не обратил внимания?

Вадим только улыбнулся. Он действительно этого не замечал, пока я не сказала!

— Но это не имеет значения, — продолжила я, чтобы скрыть удивление. — Движения Матери не имеют отношения к ходу лун, звёзд, и прочих светил. Она Мать-Земля, и события неба ей не указ.

— Отец-Небо придерживается несколько иного распорядка, — заметил Вадим. — Он пришёл к нам сам.

— Отец, — я на мгновение задумалась, чтобы подобрать объяснение. — Небо покровительствует воинам. Отец видит лучших воинов Народа, везде и всегда. Он радуется их успехам, или берёт последнюю искру жизни в их тускнеющих глазах, каждый раз, и с каждым из своих детей. Но его нельзя позвать, он снисходит, когда считает нужным.

— Удобная позиция, — задумчиво произнёс Вадим. — Жаль, нам это не поможет. Как я понимаю, до божества квадратно-гнездовой бомбардировки ваш пантеон ещё не дорос?

— Война — дело мирское, — я чувствовала себя как перед юношами, готовыми отправиться за своим первым взрослым именем. — Война, увод чужой лошади, похищение невесты — это земные доблести. Боги могут быть рядом, когда ты совершаешь подвиги, они могут укрепить дух воина, или указать ему путь, но боги не будут вмешиваться. Они защищают народ и его свободу. Право жить и процветать. А род, табун и семью могут защитить лишь воины.

— Иначе, зачем они вообще нужны? — улыбнулся Вадим.

— Именно, — согласилась я.

Вадим хотел сказать что-то ещё, но так и не успел. Крик снаружи привлёк его внимание. Он подскочил к окну башни.

— Наёмники, — во дворе кружил на лошади взмыленный гонец. — Наёмники Ленно собрали четвёртую армию! Им осталось меньше одного месяца пути до первого форта!

— Началось, — Вадим повернулся ко мне. — Только сейчас и здесь всё действительно и началось!