Чужая игра

Часть первая.

Во внутреннем кармане пиджака сперва завибрировал, задрожал массивный корпус телефонного аппарата, а следом донеслась приглушенная, кем-то и почему-то названная классической, трель звонка. Крепкая, мужская рука автоматически нырнула в карман, чуть задержалась, извлекая оттуда черный параллелепипед с блеклыми салатовыми цифрами вызывающего номера на маленьком, едва разглядеть, экранчике, притулившемся под солидным, в треть ладони, динамиком.

Нажав кнопку соединения, мужчина приложил трубку к уху, бросив повисшее в воздухе, короткое: «Алло!», и только после этого с легким недоумением огляделся. Как обычно, рестарт был ошеломляюще внезапным, больше похожим на резкое и очень знакомое ощущение пробуждения после затянувшейся не на один день пьянки, чем на некое, как утверждали ничего не понимающие псевдоспециалисты, перемещение между Искажениями Подлинного Мира для вероятностной оценки развития текущих событий в будущем. Впрочем, сейчас мужчине было не до околонаучных философствований и даже не до оценки собственных ощущений – в первые же мгновения рестарта надо было успеть сообразить – где он, кто он и почему именно здесь?

Псевдопутешественник по времени и иным мирам неторопливо, но старательно огляделся. Он стоял возле старинного, обветшалого, но явно жилого дома, одного из многих похожих своей непохожестью друг на друга особняков в узком, сбегающем круто вниз переулке. Рядом, тактично отодвинувшись на шаг, маячил какой-то молодой мужчина в пестром, зелено-сине-белом пиджаке и черных брюках. А вниз по переулку уходила девушка – невысокая, стройненькая, с короткой стрижкой явно крашенных рыжевато-медных волос, одетая в открытые туфельки на высокой шпильке, короткую серо-синюю юбку и блекло-желтую узкую блузку.

– Ну, как же нам теперь быть? – расстроено, с каким-то почти интимным придыханием проворковал в телефонной трубке странно знакомый женский голосок. – Может, вы сами с ними переговорите, а?

– Зачем же мне тогда нужны вы – все? – неожиданно резко, с досадой, выговорил мужчина. – Какой толк от работников, если я буду сам всё делать? Звоните и договаривайтесь, я приеду – расскажите подробности.

– Ну, как же, Феликс, мы же не…

Но мужчина, которого, как оказалось, звали Феликсом, уже прервал связь, чуть суетливо стараясь затолкать аппарат обратно, в карман пиджака, и при этом вглядываясь в спину уходящей девушке. Кажется, он что-то должен был сделать для нее… или с ней… или уже сделал совсем недавно и не так, как надо?

Обычное, нелепое ощущение потерянного прошлого, более похожего на когда-то давно виденный старинный фильм, чем на прошедшую часть собственной жизни, терзало и не давало покоя в первые минут пятнадцать-двадцать после рестарта. И еще – неприятные провалы в памяти, напрочь отрезающие от сознания события последних суток…

Старательно пытаясь не вникать в ситуацию детально, а слушаться интуиции и на первое время положиться полностью на нее и некое «предзнание», Феликс – Феликс Зак, наконец, вспомнилось ему – мельком оглянулся на явно ожидающего окончания телефонного разговора неизвестного – или очень хорошо известного? не понять – молодого человека в пестром пиджаке, досадливо махнул рукой – мол, с тобой потом, когда выберу время… И поспешно зашагал вслед за девушкой.

Догнать её не составляло труда, но по пути Феликс, стараясь делать это незаметно, оглядел себя. Длиннополый светлый пиджак, расчерченный черными и буро-рыжими узкими полосками в крупную клетку, черные строгие брюки, остроносые ботинки, зачем-то украшенные металлическими бляхами, на голове что-то легкое – то ли бейсболка, то ли канотье, волосы длинные, черные с легкой проседью, а руки длиннопалые, сильные, с чуть пожелтевшими от табака кончиками пальцев. Знакомые руки.

Во втором внутреннем кармане пиджака Феликс Зак ощутил тяжесть то ли бумажника, то ли кошелька, успел на ходу, мельком, подумать: «Интересно, много ли там денег?» и следом за девушкой свернул с разбитого миллионами ног тротуара в маленький, показавшийся со стороны таким уютным, дворик у высокого особняка, едва втиснувшегося между двухэтажными домиками, беспорядочно загромождающими переулок.

Преследуемая с трудно объяснимой настойчивостью девушка уже успела пристроиться на затертой, давно не крашенной лавочке и поднести к губам объемистую жестянку с каким-то, похоже, слабоалкогольным коктейльчиком, когда Феликс, наконец, догнал её и, остановившись напротив, спросил, будто продолжая давно начатый разговор:

– Опять поперли с работы?

– Ну, да, а ты как догадался? – ответ прозвучал в меру зло, ведь в неприятностях девушки прямой вины Феликса не было, но при этом давая понять, что сыпать соль на свежую рану не стоило. – Теперь вот жду – сейчас подруга мои вещи принесет, которые там остались.

– Ты где всю ночь была, Мирабель? – сменил тему Зак, именуя девушку любимым ею сценическим псевдонимом.

Но и этот мелкий подхалимаж не помог исправить утреннее депрессивное настроение, усугубляемое спиртным.

– Можно подумать, ты меня искал, – повторила глоток коктейля девушка, но все-таки, будто признавая невиновность Зака в её неприятностях, ответила и по существу: – Заглянула на огонек к одному…

– Пили до рассвета, – как бы самому себе, сказал Феликс, с легкой рассеянностью пошарив по карманам и доставая пачку сигарет.

– И не только пили, – вызывающе отозвалась Мирабель, но тут же «сбросила» тон: – Но, вообще-то, конечно, больше пили. Поэтому все остальное, можно сказать, было только имитацией.

В утренней тишине пустынного переулка громко хлопнула высокая, резная дверь особняка, и во дворик бойко выскочила девчушка лет восемнадцати – ненакрашенная, слегка заспанная, в какой-то помятой юбчонке и совершенно пижамной блузке – застиранной, байковой, с едва проглядывающимися аппликационными котятами. Совершенно неожиданными и лишними на ней показались громоздкие туфли на высоченной полупрозрачной платформе, более подходящие на сцене стриптиз-клуба, а не на замусоренном песочке двора. Моментально сориентировавшись и быстро подскочив к скамейке, девчушка плюхнула рядом с Мирабель пару объемных пластиковых пакетов, набитых, похоже, женскими тряпками, обувью и косметикой, и вместо приветствия сказала:

– А платье твое, то, синее с блесками, он не отдал, сказал – не отработала…

Но потом все-таки спохватилась, смерив близоруким взглядом стоящего рядом со скамейкой мужчину, и взмахнула рукой:

– Привет, Феликс, как жизнь?

– А я ща зайду и разберусь, кто кому еще должен, – агрессивно произнесла Мирабель, не давая спутнику ответить на приветствие и тяжело, хмельно подымаясь со скамейки.

– Сиди уж, – одернул её Феликс, слегка толкнув в плечо, заставляя опуститься обратно на лавочку, и обратился к юной подружке: – Мари, сбегай до ларька, возьми для нее что-нибудь не очень крепкое… «антиквара» какого или «фиесты»…

Он протянул девчушке, не глядя извлеченную из кармана брюк, купюру, и оживившаяся Мари, которую большинство знакомых звали просто Машкой, моментально, будто только этого и ждала, рванулась вверх по переулку, туда, где ярко-голубым боком пластиковой обивки маячила палаточка с табачными и легкими спиртными изделиями.

Вернулась подруга так же быстро, как ушла, Мирабель даже не успела высказать Феликсу свои пьяно-привычные претензии по поводу его вмешательства в обустройство её личной жизни и рабочих взаимоотношений. Впрочем, увидев жестянку со смесью коньяка с чем-то шоколадно-коричневым, от разговоров девушка мгновенно отказалась в пользу облегчающего её утреннее состояние напитка.

– Ладно, спасибо тебе, Мари, за заботу, мы сейчас пойдем, – сказал Феликс подруге, чуть повернувшись к ней и стараясь, чтобы присосавшаяся к баночке с живительной влагой Мирабель не услышала его слов.

Мари, отлично знающая пьяную вздорность не то, чтобы подруги – просто хорошей знакомой, с явным облегчением резво убежала от скамейки, громко прихлопывая платформой туфель по песку, и так же демонстративно хлопнув дверью подъезда, как и при выходе.

Сказать «пойдем» было легче, чем осуществить движение уже изрядно опьяневшей – на старые дрожжи легло практически мгновенно – девушки. Мирабель, сопротивляясь неизбежному, порывалась то допить до конца баночку сидя, то покурить еще по одной «на дорожку», но в какой-то момент Феликс стал решительным, твердым и неумолимым, кое-как оторвав девушку от скамейки и с заметным усилием дотащив ее до проезжей части.

Как успел приметить Зак, по узкому, неудобному переулочку автомобили проезжали редко, видимо, предпочитая этим ранним утром соседние, более современные просторные магистрали города, но все же Феликсу и его спутнице повезло. Стоило им кое-как остановиться на обочине, как откуда-то сверху буквально свалился, резко затормозив рядом с ними, старенький, но на вид вполне еще надежный автомобиль с плохо выбритым, невыспавшимся и оттого, видимо, угрюмым человеком за рулем.

Ни слова не говоря водителю, Феликс деловито распахнул дверцу и забросил на заднее сидение сначала оба объемистых пакета с вещами, а следом и саму Мирабель, цепко сжимающую в руке жестянку с облегчающим жизнь напитком. Лишь после этого, слегка обрадованный отсутствием серьезного сопротивления со стороны девушки, усевшись на переднее сидение, Зак коротко глянул на хозяина автомобиля и со вздохом облегчения скомандовал:

– Давай к телецентру.

– Далеко, – не трогаясь с места, резонно возразил водитель. – Да и через центр – пробки одни, придется по окраинам продираться, а это дольше раза в два.

Но испортить своими претензиями стремительно улучшающееся настроение Феликса уже было невозможно. Слегка покачав головой, будто говоря сам себе и окружающим, что жадность людская не знает границ, Зак выудил из внутреннего кармана пухлое портмоне, набитое визитными карточками, клочками бумаги с чьими-то адресами и телефонами, купюрами самого разного достоинства. Достав из пестрой пачки наиболее крупную по номиналу, Феликс демонстративно положил её сверху на приборную панель, впрочем, ближе к себе, чем к водителю, и повторил:

– К телецентру.

Водитель, изобразив на лице крайнее неудовольствие слегка разбавленное безысходностью, но тем не менее алчно покосившись на деньги, с заунывным вздохом двинул рукой, со скрежетом втыкая первую передачу. Машина, плавно набирая ход, покатилась под горку, а Феликс уставился в окно на проплывающие мимо старинные особнячки причудливой архитектуры. Ему совершенно не хотелось общаться с неприятным шофером, приглядывать за развалившейся на заднем сидении Мирабелью, но более всего – необходимо было как бы заново опознать знакомый город, в котором он очнулся в состоянии рестарта.

И тут Феликсу в очередной раз за это утро повезло. Девушка, временами громко прихлебывая из баночки смесь коньяка с чем-то неудобоваримым, внимания к себе совершенно не требовала, наверное, переживая очередное изгнание с очередной работы самостоятельно, без привлечения окружающих; водитель упорно смотрел прямо перед собой, с уверенной небрежностью профессионала ведя автомобиль и стараясь демонстративно не обращать внимания на своих нежеланных, но очень выгодных пассажиров, а город… город вдруг стал знакомым не по виденным когда-то фильмам и сувенирным открыткам, а по собственным воспоминаниям – похоже было, что Феликс Зак окончательно возвращался в себя.

Минут двадцать довольно быстрой езды прошли в сосредоточенном молчании, лишь когда автомобиль вывернул из узенького переулочка к небольшой, заставленной по периметру десятками машинами площади перед квадратным, серым, угрюмо-бетонным зданием в полдесятка этажей, Феликс как будто слегка оживился и скомандовал:

– Вправо, к служебному входу…

Перед центральным, строгим, застекленным вестибюлем на широких и низких ступеньках, длиной едва ли не во весь фасад здания, размахивали самодельными транспарантами, руками, кепками портфельчиками и сумками, громко что-то выкрикивая, подпрыгивали на месте и бесновались несколько сотен довольно молодых людей в пестрой, явно не бедной одежде.

– Чего это они? – подозрительно покосился на демонстрантов водитель, аккуратно подгоняя машину к боковому, малоприметному входу.

– Протестуют, значит, – равнодушно пожал плечами Феликс, оглядываясь.

Происходящее перед зданием телецентра его мало волновало, а вот Мирабель, окончательно затихшая еще четверть часа назад, разморенная бурной ночью, утренней дозой спиртного и монотонностью поездки, спала, запрокинув голову на спинку сидения, но при этом продолжая крепко сжимать в руках жестянку с недопитым коктейлем.

«Вот еще проблема», – с досадой подумал Феликс, размашисто открывая дверцу автомобиля.

– А это? – обеспокоенно кивнул на заднее сидение водитель, наблюдая, как пассажир покидает машину, бросая в ней свою спутницу.

– Подожди, её сейчас заберут, и тогда уедешь, – пообещал Зак, взглядом демонстративно указывая на купюру, вольготно и с огромным чувством собственного достоинства возлегающую на приборной панели, будто намекая, что спящая на заднем сидении девушка и неожиданная задержка в точке доставки включены в щедрую оплату.

– Только недолго, – все-таки решился выразить свое неудовольствие шофер, но Феликс уже не слушал его, только пожал плечами, мол, как получится, подходя к плотно закрытой, почти не выделяющейся на фоне бетонной стены, металлической двери служебного, мало кому известного, входа в телецентр.

Из-за дверей Зака, видимо, приметили еще в тот момент, как он выбирался из автомобиля, потому ни стучать, ни звонить Феликсу не пришлось. Металлическая створка бесшумно приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить внутрь человека, и тут же с пневматическим вздохом мощно, надежно захлопнулась за его спиной.

Феликс оглядел встревоженного, но отнюдь не напуганного сержанта полиции и его напарника, дежурящих у служебного входа, отметил, что кроме обычных дубинок и наручников стражи закона и порядка экипированы табельным огнестрелом и внушительными баллончиками с газом. Видимо, сегодняшняя демонстрация у телецентра выходила за рамки привычных протестов кого-то против чего-то.

– Вот что, – кивнул он в ответ на приветствие охранников. – Не в службу, а за деньги…

Это была Феликса любимая приговорка в отношениях со стоящими ниже его на социальной лестнице по чину, должности, происхождению или влиянию. В чем-то, наверное, обидная, но тем не менее, справедливая – господин Зак не был жадным.

– …заберите из машины девчонку и два пакета с её вещами…

– И куда её? – деловито уточнил старший полицейский, привыкший исполнять иной раз и гораздо более странные прихоти законных обитателей телецентра. – К вам наверх или…

– Лучше оставьте у себя, в дежурке, в комнате отдыха, что ли, – задумчиво, будто на ходу решая дальнейшую судьбу Мирабели, попросил Феликс. – А немного проспится – гоните ко всем нечистым, только вежливо, ладно?

Сержант понимающе кивнул и привычно, ловко принял из рук требовательного просителя некрупную, но и не самую мелкую купюру. Уже удаляясь по широкому, приземистому и совершенно пустому коридору, Феликс услышал за спиной команду:

– Возьми Левчика, вместе перетащите сюда эту деваху, поаккуратнее только, смотрите там у меня…

Оказывая мелкие и не очень любезности служащим телецентра, полицейский сержант отнюдь не забывал о своих прямых обязанностях и нарушать инструкцию, предписывающую одному из дежурных находится постоянно у дверей внутри помещения, не собирался.

Коридор, по которому двигался Феликс, заканчивался в том самом обширном, светлом вестибюле, с наружной, уличной стороны которого толпились довольно агрессивные демонстранты, но Зак свернул, не доходя нескольких шагов до гулкого мраморного пола, квадратных колонн, поддерживающих современный фальшпотолок, и пальм в кадках, в небольшую нишу, прячущую двери особого, «директорского» лифта телецентра. И хотя не только одним из директоров местных телеканалов Феликс не был, но и в целом имел к телевидению достаточно опосредствованное отношение, но про этот негласный лифт знал отлично, ибо пользовался им едва ли не каждый день. Господин Зак был одним из самых известных и популярных, но при этом – чрезвычайно таинственным и загадочным антрепренером, среди множества иных театральных, актерских и прочих агентов арендующих в административной части телецентра помещения для своих мизерных иной раз конторок. И всю свою значимость в определенных кругах, густую пелену таинственности, иной раз искусственно и сознательно создаваемую им самим, Феликс почему-то вспомнил-осознал только сейчас, за те недолгие секунды, что подымался в просторном, украшенном зеркалами и декоративными накладками из литой бронзы лифте на четвертый этаж.

В узком, отделанном в рост человека панелями под «дерево», застеленном ковролином коридорчике антрепренер быстро прошел от блеснувших вслед никелем неторопливо закрывающихся дверей лифта до невзрачного, стандартного прямоугольника белесого цвета, без каких бы то ни было опознавательных знаков, так любимых всякого рода начальством. За дверью собственной конторы он ожидал увидеть привычное милое, в легкой косметике, лицо блондинки-секретарши, с уверенностью автомата сообщающей всем позвонившим на местный городской телефон: «Кто его спрашивает?» и «Что передать?», но неожиданно в компании с ней – настороженной и какой-то, будто воробушек перед дождем, нахохлившейся – застал громоздкого молодого человека, хотя и одетого во вполне приличный, даже солидный костюм и белую рубашку со скромным, однотонным галстуком, но все равно – больше подходящего для городской подворотни в темное время суток, чем для тесной, квадратной приемной перед кабинетом антрепренера Зака.

Нарочито демонстрируя, что ничего необычного в присутствии явного боевика-телохранителя, чьей-то «торпеды», возле своей секретарши он не видит, Феликс приветливо помахал девушке рукой и, избегая ненужных сейчас вопросов и сообщений о том, кто и когда звонил, в два шага оказался за дверью своего кабинета – такого же небольшого, как и приемная. Впрочем, приученная за пару лет совместной работы ко всякого рода странностям и необычным посетителям своего начальника, блондинка не особенно и рвалась с докладом, с едва заметным вздохом покосившись на неподвижную фигуру охранника, так мешающего ей привести в порядок ногти и заняться, наконец, обзвоном подружек для сбора свежих городских сплетен.

За столом Феликса – с чистейшей, не изуродованной всяческими канцелярскими принадлежностями, как показателями близости к бюрократической или властной элите, поверхностью, занятой всего лишь одним, современного дизайна, телефонным аппаратом – сидел в строгой позе, не касаясь спинки стула, положив перед собой на столешницу руки с сцепленными в замок пальцами, немолодой, но очень хорошо для своего возраста выглядящий мужчина в официальном темно-сером костюме, синей сорочке и с белой, платиновой заколкой на темном галстуке.

– Ну, вот, наконец-то, и сам господин Зак, – усмехнувшись, своеобразно поздоровался с Феликсом гость, не двигаясь с места, чтобы хоть символически изобразить приветственное движение, необязательное, но крайне желательное при встрече равных. – Хорошо, что вы хотя бы не забыли о назначенной встрече и… – короткий демонстративный взгляд на наручные часы в массивном золотом корпусе, – почти не опоздали.

Господин Зак, антрепренер и загадочная личность, отреагировал на присутствие постороннего в своем кабинете, причем, человека пусть и в штатском, но явной военной выправкой, спокойно. А к чему излишние беспокойства, если Феликс знал – просто знал безо всяких излишних объяснений – кого встретит здесь. Мало того, если бы этой встречи не произошло по каким-то независящим от обеих сторон причинам, то сам господин Зак занялся бы розыском теперешнего визитера, антрепренеру было, что сказать офицеру в штатском, а вот тот об этом пока совершенно не догадывался.

– Я вообще не имею привычки опаздывать, – механически возразил в ответ на упрек Зак.

– Остается надеяться, что не выполнять свои обязательства вы тоже не имеете привычки, – сконструировал сложную фразу ожидаемый, но не слишком желанный визитер. – Иначе я мог бы подумать, что за последние несколько дней вы только и делали, что развлекались с определенного рода девицами, пили все, что подворачивалось под руку, и раздобыли по заказам полдесятка актеров для разного рода театральных и кинопостановок.

Феликс неопределенно хмыкнул, вернулся к двери и, приоткрыв её, попросил, насколько это было возможно, вежливым и спокойным голосом:

– Хельга, сделай мне кофе со сливками, как обычно, и принеси коньяк…

Мгновение поколебавшись, Зак чуть повернул голову к столу и спросил так, чтобы слышала секретарша:

– А вам, господин полковник, что-нибудь предложить?

– Нет, – уже явно раздраженно отозвался названный полковником. – И вам, господин Зак, не рекомендовал бы пить с утра.

– Значит, принеси только кофе и коньяк, – казалось бы, закончил свое указание секретарше Феликс, но все-таки счел нужным добавить: – Меня нет ни для кого. Даже если лично появится Смерть с косой, попроси её, как ты умеешь, подождать немного …

Это была древняя шутка телецентра: когда-то, давным-давно, на одно из серьезных совещаний директоров центрального, бывшего общеимперского канала вещания с подлинными владельцами оного явилась не так давно уволенная за пьяные прогулы актриса в черном плаще с капюшоном, бутафорской косой в руках. Если верить легенде, секретарша в приемной потом долго еще приходила в себя в уютном специализированном санатории. Впрочем, в то, что блондинка Хельга сможет уговорить подождать десяток минут и истинную Смерть, Феликс был уверен, при всех её небольших, чисто женских недостатках, девушка, при необходимости, умела демонстрировать удивительный сплав твердости воли и природной смекалки.

Закончив выдавать распоряжения, как ни в чем ни бывало, Феликс уселся рядом с собственным столом в не очень изящное, жестковатое полукресло для посетителей и глянул на продолжающего наливаться раздражением визитера.

– Я вас неоднократно просил не называть меня полковником при посторонних, – голос офицера скрипел, как «железом по стеклу».

– Хорошо, хорошо, экселенц, – чуть заметно передернув плечами, согласился Зак. – Но посторонних ни в кабинете, ни в приемной я не заметил. Если вы имели ввиду вашего сопровождающего, то следовало бы все-таки предупредить меня…

– Прекратите болтологию, – едва сдержавшись, чтобы не прикрикнуть, выговорил полковник.

Появившаяся у стола Хельга с маленьким подносом в руках, на котором громоздились чашка кофе, два бокала, бутылка дорогого, «гостевого» коньяка, слегка разрядила готовую заискрить скандалом обстановку в кабинете. Но, кажется, именно неприятной сцены и добивался сам Феликс. Отхлебнув пару глотков кофе, обильно, как он любил, разбавленного густыми сливками, антрепренер налил в свой бокал коньяку, демонстративно отсалютовал гостю и выпил янтарную жидкость медленными глотками, прикрыв от удовольствия глаза.

– Так что вы хотели мне сказать? – совершенно неожиданно завершил смакование коньяка антрепренер.

Кажется, полковник слегка поперхнулся от негодования, еще плотнее сцепил побелевшие в суставах пальцы и собрался уж, было, в грубой форме и на повышенных тонах осадить наглеца…

– Хотя, виноват, сказать должен я, – как бы, спохватился Феликс. – Мне, конечно, очень лестно, что ваши люди, экселенц, приглядывали за мной все это время, но я – недоволен. Крайне недоволен. Они могли бы и помочь мне в ряде затруднительных случаев, например, во время встречи с полицейскими позапрошлой ночью. Ведь хорошо, что я очень миролюбивый и доверчивый человек, к тому же обладающий достаточными денежными средствами для того, чтобы к общей пользе решать возникающие инциденты…

Кажется, полковник дошел до точки кипения и сдерживал себя уже чем-то более запредельным, чем просто силой воли.

– Да, кстати, совсем забыл спросить, экселенц, – резко сменил тему Зак. – У вас есть возможность завтра посетить Южный Мост?

Гость антрепренера поперхнулся готовым сей момент вырваться наружу сдерживаемым гневом. И хотя он успел за пару предыдущих встреч немного познакомиться с эксцентричной манерой вести дела господина Зака, такой резкий переход от легкой, туповатой, богемной болтовни к конкретике вывел полковника из равновесия, причем на столько, что офицер зачем-то переспросил:

– Почти на границу города? Южный Мост – дальний район новостроек?

– Да-да, туда, – подтвердил Феликс легким взмахом руки, после чего долил в свой бокал коньяка, как и в первый раз обделяя гостя; впрочем, кажется, полковник сам отказался от спиртного с утра? – Так что же, вы загляните туда со своими людьми? Мне кажется, такое далекое путешествие того стоит…

На какое-то мгновение полковнику показалось, что он попал в дурной, дешевенький театр абсурда, в котором со сцены с глубокомысленным видом произносят ничего не значащий набор слов. И тут же профессиональная память услужливо подсунула офицеру совсем недавнюю встречу с одним достаточно доверенным и крепко стоящим на собственных ногах человечком, которого-то простым словом «осведомитель» и называть как-то неудобно, примерно так же, как называть льва барсиком.

«… – Он никого не просматривает, не ведет досье, не ищет новые лица, – деловито, но с искренним недоумением рассказывал агент полковника. – Когда к нему обращаются, Зак просто идет куда-то: на вокзал, на улицу, в бар, – и там находит готовое лицо, именно то, которое требуется режиссеру или постановщику. Как он это делает? Загадка, конечно. Никто не понимает, поначалу даже думали, что Зак – подставная фигура, зиц-председатель, хотя такого у нас обычно не водится. Нет, проверяли. Никто за ним не стоит, почти все он делает сам, две девицы у него в конторе больше сидят для мебели, как и бухгалтер. Он же почти все дела свои не оформляет, берет наличными и очень любит драгметаллы – золото, платину, серебро. Короче, если вы хотите понять, как Феликс работает, думаю, потратите впустую немало времени, а вот если просто заказать кого-то через него, то лучшей кандидатуры в наших кругах не найти. Учтите еще – про соблюдение тайны, про секретность и прочее Зака можно не предупреждать. Мне иногда кажется, что это у него в крови…»

– Когда надо быть на Южном Мосту? – уже своим, ровным и спокойным голосом, в котором все-таки проскочили едва заметные нотки волнения, спросил полковник. – И где конкретно, если вы и это знаете?

– Думаю, лучше во второй половине дня, ближе к вечеру, – с легкой задумчивостью ответил Феликс. – На всякий случай, конечно – сразу после обеда, но и чуть позже тоже вполне приемлемо.

Изображая некую отстраненность от ощутимого даже на физиологическом уровне поскрипывания «шестеренок» в голове офицера, антрепренер достал из кармана сигареты, подкурил и, вспомнив, что пепельница спрятана в одном из ящиков стола, с огорчением снял кофейную чашечку с блюдца. «Хельга будет фыркать, – подумал с неожиданной грустью Феликс. – Не любит она смывать пепел и выбрасывать окурки с посуды».

– Какие у вас планы на сегодня? – наконец, задал вопрос полковник, видимо, что-то просчитав, скоординировав в своей голове.

– Какие-такие планы? – искренне удивился Зак. – Я вообще живу без планов, и работаю – тоже.

Но, заметив вновь наливающийся злобной агрессией взгляд собеседника, все-таки поправился:

– Пожалуй, буду отдыхать весь день и всю ночь. Парочку заказов от своих постоянных клиентов я успел выполнить, да и вас, экселенц, кажется, ублажил, как следует ублажать в таких обстоятельствах. Получается, «мы славно поработали и славно отдохнем…»

Полковник нервно улыбнулся и жестом попросил Феликса ненадолго замолчать. Впрочем, антрепренер и сам достаточно чутко улавливал ту грань, за которой заканчивались дозволенные шутки и легкое непринужденное общение. Его гость по-хозяйски снял телефонную трубку и, привычно прикрывая ладонью набираемые цифры, соединился с кем-то, явно подчиненным:

– Что у нас с вертолетными площадками у Южного Моста? И где это? Понятно, годится. Хорошо. Забронируй нашу «вертушку» на завтра, с утра… Отзвонись, как все уладишь.

По логике и собственному представлению антрепренера полковник должен был сказать в завершение разговора: «Доложись», но, видимо, военизированность секретных служб была не настолько всепоглощающей, подобной армейской.

Офицер, положив трубку на место, удовлетворенно потер руки. Кажется, он моментально забыл и собственную злость в отношении поведения Феликса, и некую растерянность из-за долгого отсутствия результатов работы антрепренера, грозившую перейти в неопределенность.

– Поступим так, – непонятно то ли предложил, то ли уже распорядился полковник. – Вы, господин Зак, отдыхаете до завтрашнего утра.

Феликс с нарочитым удивлением округлил глаза, за что, мол, такая благодарность от начальства? Не заслужил, дескать, никоим образом. Не достоин-с. Но от его иронии офицер привычно отмахнулся, как от назойливой, но не зловредной мухи.

– …а чтобы ваш отдых не затянулся излишне и создал ненужных проблем, с вами вместе поскучает наш сотрудник…

– Этот, что ли? – антрепренер кивнул в сторону дверей кабинета, намекая на присутствующего в приемной крупногабаритного сопровождающего полковника. – А какой-нибудь представительницы прекрасного пола у вас, случаем, не найдется для того, чтобы поскучать вместе со мной? Желательно, блондинки, хотя, я готов согласиться и на рыженькую…

Но полковник уже не обращал внимания на легкомысленный монолог хозяина кабинета. Встав из-за стола, офицер быстро подошел к двери и, приоткрыв её, поманил к себе «торпеду». Через секунду громоздкий, но ловкий и быстрый, как медведь – и, наверное, не менее опасный, чем этот хищник – молодой человек уже прислушивался, чуть склонив голову, к словам начальника.

Видимо, в наставлениях полковника что-то противоречило предыдущим инструкциям, а может быть, и пониманию охранником своих функций; молодой человек, быстро глянув на старающегося развалиться в полукресле с бокалом коньяка Феликса, о чем-то коротко заспорил, возразил, потом согласился, и вновь возразил. В таком вот режиме неслышного постороннему уху диалога полковник и охранник как-то плавно, едва заметно переместились за дверь кабинета, и через минуту до слуха антрепренера донеслось легкое бряцание металла и шелест денежных купюр, который Феликс узнал бы среди тысяч подобных шумов. Похоже, молодой человек все-таки дал себя уговорить и вручил начальнику ключи от автомобиля в обмен на некую сумму на «оперативные непредвиденные» расходы.

Воспользовавшись представившейся возможностью, антрепренер перебрался за собственный стол, достал из ящика пепельницу, прикурив очередную сигарету прямо от предыдущей, дотлевающей, стараясь не обращать внимание на прогорклый, горьковатый привкус во рту. «Забавно, однако, и куда теперь можно податься с таким вот сопровождением? – подумал Феликс, представив, как маячит за его плечом громоздкая мускулистая фигура охранника. – Меня же просто никто не поймет, разве что – сказать, будто это мой дальний родственник из провинции?» Зак невольно хихикнул над собственными мыслями. На бедного племянника или младшего троюродного брата из захолустного уездного городка боевик-оперативник походил примерно также, как на смиренного аскетичного монаха.

«Полковник совсем не глупый мужик, если хочет подстраховаться и взять меня с собой на планируемую акцию… впрочем, дурак или просто недалекий человек не дослужился бы до таких чинов в Департаменте охраны порядка, – продолжил свои размышления Зак. – И интуицией его боги и родители не обидели, мгновенно понял, что я видел свое присутствие завтра на Южном Мосту. Так, а я сам? Мне интересен результат моих трудов – что там выпадет? Пусть я уверен на сто, нет, на двести процентов, но так это всегда бывает увлекательно – видеть именно тот результат, которого все ждут и о котором ты, единственный, знаешь наверняка. Поэтому завтра на вертолет к полковнику я никак не смогу не только не появиться, но даже и просто опоздать…»

Без стука, да и вообще без какого-либо предупреждения и посторонних звуков, в кабинете будто материализовался из пустоты громоздкий оперативник и выжидающе поглядел на Феликса, мол, что теперь делать будем? Куда направимся? И от каких-таких напастей придется тебя защищать, объект?

– Называй меня – Феликс, просто Феликс и на «ты» без всяких званий и должностей, – попытался с ходу навязать сопровождающему свою волю антрепренер. – А тебя я буду звать…

Кажется, охранник приоткрыл, было, рот, чтобы представиться, если и не по полной форме, то хотя бы по имени, но Зака это не интересовало, ему нужно было то, единственное слово, полностью подходящее к внешности и поведению этого человека, такое слово, что не позволит небольшому, как надеялся Феликс, эпизоду потеряться в пластах памяти среди многочисленных встреч, мелькания лиц и бесконечных, бессодержательных разговоров.

– …буду тебя звать – Урсу, а что – вполне подходит… – и заметив легкую тень недоумения в глазах ничего не понявшего охранника, антрепренер пояснил: – Ничего неприличного или ругательного. Просто слегка искаженное латинское обозначения медведя, без последней буквы. Так что, Урсу, какие у тебя полномочия? – попробовал «на слух» еще раз новое имя оперативника Феликс и сам же продолжил: – Ходить за мной всюду и везде? Даже в туалет? А если я захочу уединиться с женщиной, к примеру?

– Тоже, – коротко пояснил Урсу, привыкая к новому прозвищу-позывному.

– Задачка, – демонстративно почесал в затылке антрепренер, сдвинув на лоб легкую, почти невесомую шляпу. – Значит, придется выбирать таких, кто предпочитает массовые развлечения… хорошо еще, что у меня подобные знакомые имеются… Ладно, это, конечно, шутки, Урсу, но в каждой шутке есть доля шутки.

Завершив знакомство такой избитой сентенцией, Феликс на несколько минут впал в легкую задумчивость, размышляя, чем же заняться прямо сейчас, в первую очередь. И тут, будто волной смыло с его памяти некую пелену забвения о совсем недавнем происшествии сегодняшнего утра. «Очень надеюсь, что Мирабель не успела проспаться в полицейской дежурке, – обрадовано подумал антрепренер. – Вот уж с чьей помощью легко и забавно будет скоротать время до отъезда на Южный Мост».

– Выпей коньячку, при твоих габаритах сто грамм, как слону дробинка, – предложил Феликс, щедро наполняя второй бокал, первоначально предназначенный для полковника, янтарным напитком. – И запомни, угощаю в последний раз, впредь все, что на столе – выпивка, сигареты, закуска – общее, так что пользуйся сам, не задавая лишних вопросов.

Урсу порадовал антрепренера тем, что без лишних слов поднял бокал и резким движением, будто простую водку, а не благородный напиток для почетных гостей, влил коньяк в рот.

– А теперь сделай доброе дело, – попросил Феликс, мысленно выстроивший уже план действий на ближайшие часы. – Закажи такси… лучше – от Хельги, а то мне надо бы сделать пару звонков. Нет, конечно, ты ни в коем случае не помешаешь, но – зачем терять время? Кстати, двери можешь не закрывать, хотя – куда я отсюда денусь?

И в самом деле, приемная и кабинет Зака, располагаясь в своеобразном тупичке коридора, не имели окон, а говорить о каких-то тайных дверях и перехода в современном здании из стекла и бетона было просто бессмысленно, это не средневековый замок с толстыми стенами, давно забытыми архитекторами и не менее безвестными строителями.

Охранник молча вышел в приемную, дверь, правда, и в самом деле оставил приоткрытой, но Феликс не собирался осложнять и без того нелегкую задачу своего невольного компаньона.

Первый звонок антрепренера был деловым, с просьбой-предупреждением, что не сможет заняться поиском кандидатов на нужные роли в намечавшемся проекте одного известного режиссера, а вот во второй раз Феликс связался с полицейским постом у служебного входа в телецентр. После короткого обмена любезностями Зак выяснил, что Мирабель из дежурки никуда не делась, дрыхнет без задних ног, щедро распространяя вокруг себя запах перегара и косметики.

– Вы её подымите сейчас, – попросил антрепренер. – Встряхните, чтоб очнулась, ну, документы потребуйте, как к вам попала повыясняйте. А я минут через пять спущусь и спасу её из ваших лап. И не беспокойтесь, сразу увезу, она и понять ничего особо не поймет.

Для постоянной смены полицейских такого рода «фокусы» и частенько жестокие розыгрыши не были в новинку, в телецентре работали не только солидные и строгие поведением директора, их заместители и референты, суровые бухгалтеры обоих полов, но и множество мелких служащих, ассистентов и помощников, администраторов и временно подрабатывающих секретаршами актрисок, молодых и не очень, но с удовольствием подшучивающих друг над другом, правда, иной раз очень зло и болезненно.

…совершилось все в полном соответствии с задумками антрепренера. Попрощавшись с Хельгой – «Завтра-послезавтра я в командировке, можешь поставить телефон на автоответчик и отдохнуть, но чтобы в пятницу, с утра, была на месте и успела до моего прихода разобраться со звонками за два дня», и ответный, радостный блеск глаз блондинки – Феликс в сопровождении Урсу спустился в директорском лифте на первый этаж и лихо, даже как-то чересчур картинно «приструнил» полицейских, с трех сторон насевших с допросом на разбуженную, но мало что пока соображающую Мирабель.

Уже в машине, неторопливо отъезжающей от металлической двери служебного входа, ошалевшая с похмелья и спросонья девушка, наконец-то, сообразила, что антрепренер не только вырвал её из лап зловредных стражей правопорядка, но и везет куда-то в компании молчаливого, но вовсе не угрюмого, крупногабаритного молодого человека. Урсу, Мирабель и два пакета с её имуществом расположились на заднем сидении автомобиля, а сам Феликс, полуобернувшись с переднего, весело поглядывал на сумасбродную девушку, очень неплохо выглядевшую, несмотря на чуток смазанную во сне косметику, взлохмаченные волосы, состояние похмелья и совсем уже не юношеский возраст.

Похоже было, что антрепренер ждал вопросов, и Мирабель не смогла удержаться:

– Куда мы едем?

– Сперва – ко мне домой, – пояснил Феликс, улыбаясь широко и открыто, будто сообщая спутнице, что той дали главную роль в шекспировском театре «Глобус». – Надо бы побриться-помыться, отдохнуть чуток…

Зак провел рукой по подбородку, ощущая под пальцами уже сильно отросшую щетину. Кажется, последний раз он брился пару дней назад.

– А потом? – не унималась Мирабель, но по её тону Феликс понял, что больше всего девушку интересует не будущее, а настоящее, причем в настоящем – исчезнувшая из её рук во время сна жестяная баночка со слабоалкогольным коктейлем.

Антрепренер, привлекая к себе внимание, тронул за плечо водителя явно не простой машины-такси:

– Давайте по пути тормознем где-нибудь у палаточки? А то ведь помрет наша леди на ходу, зачем нам всем ненужные хлопоты с безжизненным телом?

– Не дождетесь, – сердито ответила Мирабель, но тут же сменила гнев на милость, помня о том, что Феликс, как распорядился остановиться, так может и отменить свое же распоряжение – за ним не заржавеет довести девушку до своего дома «на сухую»: – Но против баночки чего-нибудь легкого я бы не возражала…

– Кто бы сомневался, – фыркнул смешком Зак.

– Я с тобой прогуляюсь до палатки, – негромко проинформировал Урсу, как-то удивительно при его габаритах незаметный на заднем сидении рядом с Мирабель.

– Да как тебе удобнее, – еще раз усмехнулся Феликс, хотел добавить, мол, не сбегу же я, но не успел, девушка, наконец-то, обратила внимание на своего соседа по сидению.

– Ой, Феликс, а это кто?

– Это Урсу, мой брат-близнец, – совершенно серьезно проинформировал антрепренер.

– Ты же говорил – у тебя нет родственников? – удивилась Мирабель. – А тут – брат…

– А он от морганатического брака, – пояснил, уже давясь от смеха, Феликс.

Ему повезло, автомобиль в этот момент плавно остановился неподалеку от ярко-фиолетовой, в бордовых узорах на стенах, палаточки, и антрепренер буквально вывалился на тротуар. Тоже лучащийся смехом, но ведущий себя гораздо сдержаннее Урсу мгновенно оказался рядом и поглядел на Феликса с легким неодобрением. Во взгляде охранника читалось: «Грешно смеяться над больными, убогими и пьяными…» Антрепренер только махнул рукой в ответ, смахивая с ресниц невольно выступившие слезы.

В ушах еще затихали отвратительный грохот разрывающихся мин, трескотня «штурмовок», повизгивания срикошетивших от бетонной стены пуль, но Кир уже понимал, что все это осталось в прошлом. Сейчас его окружала тишина, но – не та мертвая, сопровождаемая только тонким воем ветра, которая наваливается с окончанием боя, а – живая, дышащая, сопящая чьим-то нетерпеливым носом, стерильная и – почему-то – светлая.

Да, вокруг него было светло, и приоткрывшиеся глаза подтвердили это невнятное, на уровне интуиции, ощущение: матово-белый потолок, чуть подсвеченный, казалось, изнутри, цвета топленого молока стены, бежевая спинка кровати…

– Загрузился?.. – заботливо, с изрядной толикой волнения, спросил откуда-то справа молодой женский голос.

Кир попробовал скосить глаза, получилось легко и непринужденно, хотя почему-то в первые секунды такое действие казалось абсолютно невозможным. На стоящей в паре шагов от него кровати – с такой же бежевой спинкой, покрытой бледно-желтым плотным покрывалом, сидела, скрестив ноги, девушка в легкомысленной белой, в розовых и синих цветочках, пижамке. Худенькая, но вовсе не тощая, с короткой стрижкой рыжевато-светлых волос, с серо-зелеными, чуть озорными и любопытными глазами – она совсем не ассоциировалась в сознании Кира с медициной и медицинским персоналом. Почему медициной? Ну, а где же он мог очутиться после боя, если не остался там – среди разбитых снарядами перелесков и полуразрушенного здания то ли старой конюшни, то ли давно заброшенной казармы? получается, что только в госпитале, пусть и очень странном на первый взгляд.

– Руки-ноги чувствуешь? – спросила незнакомка, стараясь не слишком пристально разглядывать Кира.

Голосок у нее был чуть хрипловатый, низкий, совсем не подходящий к худощавой миниатюрной фигурке, но – приятный, чисто женский.

Кир слегка напряг и тут же распустил мышцы – да, руки и ноги у него, кажется, на месте и вполне ощутимы. Он хотел, было, ответить женщине: «Да, все в порядке», но по неизвестной причине передумал, просто коротко кивнул, чуть приподняв голову с подушки. Мелькнули далекие стены, кажется, какая-то мебель…

– Тогда – вставай, – посоветовала незнакомка. – Сходи, вон, в душ, осваивайся…

Кир послушно, как положено себя вести в медицинских учреждениях, одним движением сбросил на пол ноги… «Ого! Да я тут совсем голенький, как Буратино», – подумал он, мельком глянув на собственное тело. Что-то царапнуло его быстрый взгляд, что-то не совсем правильное, необычное, но Кир решил не сосредотачиваться сейчас на этой малой неправильности, непонятности, кажется, время, чтобы разобраться со всем подробно и обстоятельно, у него сейчас имеется.

Он огляделся. Просторная, с высоким потолком, комната вовсе не напоминала госпитальную палату, да и кровати – его и неожиданной соседки – не выглядели казенной мебелью. А у дальней, боковой стены – так и вообще громоздились массивные, даже на взгляд удобные и мягкие кресла и небольшой низенький совершенно пустой столик. Слева, в стене, был как бы обозначен тонкими нитями притолоки дверной проем, а прямо перед глазами, за кроватью неизвестной женщины, четко выделялись среди ровной, невероятно гладкой поверхности еще две матовые, будто стеклянные двери.

– Меня зовут Кис, – сказала незнакомка, откровенно оглядев усевшегося на постели Кира. – Только Кис, без всяких кисок. Каренина Ирина Сергеевна, хотя я уже забыла, когда меня так называли. А ты – Кир, я это знаю, представляться не надо.

«Вот и познакомились», – молча кивнул в ответ Кир.

– Правая дверь – душевая, – указывая, мотнула головой за спину Кис. – Воды там нет, но – не теряйся, душ ультразвуковой, ионный и еще какой-то там. Освежает и моет ничуть не хуже обычного, так что – привыкай. Прямо в стене – вентиль-регулятор. Думаю, освоишься за пять минут…

Кир поднялся с постели, легко подавив зашевелившееся где-то в глубинах души смущение: комфортно чувствовать себя голым среди одетых – неважно какого пола – их учили еще на первых курсах спецшколы. Повторно окинув взглядом комнату – ничего лишнего, никаких плакатов или наклеек на стенах, чистейший, стерильный пол, ровная подсветка с потолка, свежее белье на постелях – Кир уверенно двинулся к душевой, слегка недоумевая над такой четкостью в работе мышц. Все-таки, он явно пролежал тут не полчаса, но никаких признаков «застывания», мышечной расслабленности, что обычно бывает после долго сна или просто пребывания в относительной неподвижности, не было.

За те недолгие десять шагов от постели до матовой двери душевой Кир едва ли не физически ощутил непрерывный, пристальный, заботливый взгляд, контролирующий его передвижение, у самого входа он не сдержался, резко оглянувшись. Кис продолжала сидеть на своей кровати, что-то разглядывая на дальней стене, она не замерла, будто отключившись, просто не делала никаких резких движений, смотреть на Кира она никак не могла, разве что – стриженым затылком, но чужой взгляд был, не верить собственным чувствам и интуиции Кир не мог.

«Ладно, потом», – решил он, открывая дверь в душевую – маленькую, совершенно пустую комнатку, отличающуюся от только что покинутой палаты синеватой окраской стен, пола, потолка и – сиреневым круглым вентилем, вмонтированным на уровне груди. На вентиле, по краю, была нарисована четко различимая стрелка. Недолго думая, Кир повернул регулятор по часовой стрелке и в ту же минуту всем телом ощутил бодрящий, освежающий напор водяных струй… которых не было. Не зная, что и подумать, мужчина поигрался с регулятором, то увеличивая, то ослабляя псевдонапор невидимой воды, провел руками по груди, по бокам… и замер в легком недоумении, склонив голову и пытаясь отыскать взглядом старый глубокий шрам на левом боку, чуть ниже сердца.

Тогда ему здорово пропороли мышцы, хорошо, что штык-нож скользнул по ребрам, а не ушел в глубину тела, но кровищи было… да и зашивали рану в полевых условиях, не до красивостей и аккуратности было, просто шили шелковой нитью из аптечки, щедро поливая стежки водкой, единственным на тот момент доступным антисептиком. И вот сейчас – шрама, украшавшего его тело почти шесть лет, не было…

Напряженно вглядываясь в ровную, чуть смугловатую кожу, Кир невольно задержал дыхание… на полминуты… минуту… две… три… внутренний хронометр неумолимо отсчитывал и отсчитывал секунду за секундой, пока к исходу пятой минуты окончательно ошеломленный мужчина не заметил, что отсутствие дыхания не доставляет ему никаких неудобств. Он не дышал, но не ощущал при этом ни малейшего напряжения или даже слабенького дискомфорта, и – поразительно – сердце продолжало стучать в ровном, спокойном темпе, выбивая положенные семьдесят ударов в минуту.

Мысли запутались, разбежались, мечась по углам черепушки, потом снова собрались в какую-то бесформенную, слабо копошащуюся кучку… и Кир, с удивившим его самого спокойствием, подумал: «А если и сердце остановить?»

Сердце послушалось мысленного приказа, притормозило ритмичное сжатие… тридцать ударов в минуту… десять… пять… стоп!

Дыхания не было, сердце не билось, но мозг продолжал нормально работать, а сам Кир, целиком, без какого-то ни было неудобства ошалело поворачивался под псевдоструями ультразвукового ионного душа.

Прикрутив до упора сиреневый регулятор на стене, мужчина, все еще не пришедший в себя окончательно, с дивным хладнокровием подумал о собственном организме: «Надо бы все вернуть, как было… мало ли что…»

Из душевой он вышел, уже легко, будто делал это всю жизнь, запустив на нужные «обороты» сердце и спокойно дыша полной грудью. Вышел – и будто наткнулся на чуть встревоженный и насмешливый взгляд Кис. Женщина продолжала сидеть на постели, теперь, правда, свесив ноги к полу и развернувшись лицом к выходящему Киру.

– А чего там застрял? – с нарочитым задором спросила она. – Знакомился с теперешними особенностями организма? И как оно тебе?

– Непривычно… – ответил Кир, снова ощущая любопытствующий взгляд Кис на своем теле.

Кажется, он заинтересовал её не только, как пациент.

– Что успел? – поинтересовалась женщина, изящно потягиваясь, раскинув в стороны руки.

– Дыхание, сердце… – неопределенно сказал Кир, считая, что его странная напарница-хозяйка должна многое понять и по этим коротким словам.

– Ну, это еще пустяки, – нарочито бодренько отозвалась Кис. – Я думал – проводку в стене увидел – испугался…

Она тихонько фыркнула в кулак искренним смешком, но тут же посерьезнела:

– Пойдем, перекусим? Я привыкла нормально есть, когда здесь нахожусь, да и тебе не помешает освоиться. По дороге, да и в столовке, поговорим обо всем… вот только – оденься, что ли…

Она кивнула на спинку кровати Кира, там появился, бесформенно свисая полами и шнурком пояса, короткий светлый халат то ли из бархата цвета слоновой кости, то ли из какого-то очень похожего заменителя.

– Тут окружающим, вообще-то, все равно – голый ты пойдешь завтракать или во фраке, – деловито пояснила Кис. – Да и мне ты без одежды гораздо больше нравишься, но… мы же – не общество нудистов, иной раз хочется, честное слово, так хочется какие-то правила соблюдать, пусть и ненужные, поверхностные.

Кир молча накинул халат, потуже затянул пояс и мельком глянул на босые ноги, видимо, на обувь правила приличия не распространялись.

– Пойдем, – кивнула, поднимаясь с постели Кис.

Она так и осталась в цветистой пижамке с короткими, чуть ниже локтей, рукавчиками, мягкие пестренькие штанишки кончались где-то на середине крепких икр.

Кис подошла к обозначенной на стене двери и легким движением руки отрыла выход в просторный, пустынный коридор, отличающийся от покинутой комнаты светло-салатовым оттенком стен, пола и потолка. Следуя на полшага впереди своего спутника, женщина, то и дело оборачиваясь, чтобы взглянуть на Кира, чуть занудливым голосом, будто читая приевшуюся лекцию бестолковым студентам, рассказала по дороге…

«…тебе повезло, Кир, с телом. Глаза не кругли, думаешь, я не знаю твоих мыслей? Здесь не «тот Свет», не Рай, не Ад, здесь «промежуточный блок», как его называют, а еще грубо – «отстойник».

Ты последнее в жизни – что помнишь? бой? все верно. Там ты и помер… ну, не совсем, конечно. Просто восстанавливать твое тело, лечить, как у элементарных говорят, было бессмысленно, вот и приняли решение – сохранить мозг. Это, милый мой, сказки из фантастических романов, будто мозг один, без тела, жить может долго и счастливо. Так что – тело тебе вырастили новое, но – «по образу и подобию». Знаешь, в мозгах очень много мышечной моторики сохраняется, если бы тебе руки-ноги заметно длиннее или короче, чем были, сделали, ты еще год к ним привыкал бы.

Ну, а раз уж «на заказ» делали, то как тут было не постараться – тем более, не только для тебя, для себя тоже… вообщем, косточки – что твои, что мои – раз в пять прочней обычных, человеческих; мышцы – тоже, да еще и с подстраховкой сделаны… ну, две-три на месте одной, но в том же объеме. Понимаешь, я говорю: «Сделали», а на самом-то деле это всё выращивают из простых, как бы, обычных клеток и не только человеческих, усиливают, где надо, удаляют ненужное… всякая там генная инженерия, физическая химия, органика…

Соответственно, и глаза, и уши, и нос подкорректировали. При желании, ты теперь не только проводку в стене – и ультрафиолет увидишь, и полет летучей мыши услышишь, и запах единственной розы в розарии идентифицируешь за версту. Только вот пользоваться всеми этими достижениями надо еще научиться, собственно, для этого меня к тебе и прицепили, чтоб помогала…»

Путь по коридору завершился очередным обозначением дверей, через которые Кир и Кис попали в небольшую комнату, заполненную полудесятком легких на вид пластиковых столов бело-голубого оттенка и множеством таких же стульев, выстроенных вдоль стены.

– Пришли, – кажется, с некоторым облегчением констатировала женщина. – Давай поедим по-человечески, а? теперь и ты, и я – я ведь такая же! – можем, при необходимости, без еды обходиться чуть ли не годами, но, сам должен понимать, мы же людьми остались, мозги-то у нас свои, человеческие, а в мозгах – ой, как глубоко – заложено, что человек должен дышать, есть, пить, не к столу будь сказано, испражняться. Ну, и прочее…

Кис деловито подтащила к ближайшему столику пару стульев, оперлась на один из них коленом, жестом предлагая Киру присесть на другой, и спросила:

– Чего пожевать изволите, ваше благородие?

– А что есть? – уточнил Кир, ошеломленный короткой лекцией своей спутницы, собственным преображением, новым телом, старыми мозгами, да и в целом непривычной, стерильной и какой-то слишком уж пустынной обстановкой.

– Всё, – хвастливо заявила Кис, будто ставя лично себе в заслугу достижения местной кухни.

– И осетрина с хреном? – постаралась поддержать её игру Кир.

– Осетрина с хреном – это пошлость, – делая серьезные глазки, возразила женщина. – Но – на первый раз можно и осетрину, вот только хрен я попрошу отрезать…

Старая, пошловатая шутка подействовала на Кира, как слоновья доза успокоительного. Впрочем, еще в первые минуты своего пребывания в душе, после открытия странных особенностей нового тела, вовсе не «их благородие», а всего лишь «господин старший унтер-офицер» решил воспринимать происходящее без излишних эмоций – раз так получилось, то куда от этого денешься? Вся предыдущая его жизнь и боевая выучка склоняли Кира именно к такому, пусть и сиюминутному, решению.

– А себе возьму пшенной каши с изюмом и сгущенкой, – мечтательно закатила глаза Кис, отходя от столика, и тут же уточнила у спутника: – Не передумал с осетриной? Может, лучше чего попроще?

Кир отрицательно качнул головой, мол, решение твердое, желаю деликатесов, а не сладких детских воспоминаний, которых у меня нет и никогда не было.

Женщина, нарочито поигрывая крепенькими, отчетливо выделяющимися под пижамкой ягодичками, подошла к раскрывшемуся перед ней прямо в стене типичному окошку раздачи. Кир, памятуя её слова об усиленном слухе, напрягся, пытаясь различить хоть что-то, но – не услышал ничего, Кис молчала, лишь… да, её руки, положенные на прилавок, едва заметно подрагивали, и Кир почему-то был твердо уверен – различить эти незаметные движения он смог только с помощью «нового» зрения. Что же все-таки загадочная спутница делает там?

Ох! Кир едва сдержался, чтобы не обругать самого себя вслух! Конечно же, сразу чувствуется, насколько он одичал в полевых условиях бесконечных стычек, огневых контактов, ночных марш-бросков и ежедневных боевых занятий! Кис просто набирает заказ на клавиатуре! Как же все просто! Никакого повара-официанта, никаких лишних глаз и ушей, обычная и, кажется, вполне привычная здесь автоматика.

Кис вернулась буквально через пару минут. С небольшого подноса в её руках распространялась жутковатая смесь ароматов сладкой каши, свеженарезанной колбасы, отварной осетрины, тертого хрена и горчицы – на свой страх и риск женщина дополнила заказ Кира еще и сладкой желто-зеленой острой приправой.

– Действуй! – скомандовала Кис, расставляя на столе тарелки, блюдечки и соусники.

До сих пор не понимая – как, но Кир чуть приглушил собственное обоняние, чтобы запах пшенной каши с изюмом и кусочков сочной розоватой и очень аппетитной на вид колбасы не перебивали осетровый.

Подцепив десертной ложкой желтую, хорошо разваренную пшенку с черными прогалинами изюма и поводив над ней носом, будто смакуя изысканнейший деликатес или столетней выдержки вино, Кис пояснила неожиданно, совсем «не к столу»:

– Знаешь, нам обыкновенную пищу есть не обязательно. Что бы поддерживать энергетику клеток, достаточно стакана этилового спирта раз в месяц, честное слово. Но я так не могу. Точнее, могу, конечно, но только в безвыходных ситуациях, когда есть нечего, ну, или еда такая, что лучше уж спиртное.

Кир молча слушал очередную лекцию своей спутницы, одновременно наслаждаясь белой, сочной и ароматной осетриной. В той, прежней своей жизни старшему унтеру довелось вот так – от души и без ограничений – попробовать благородную рыбу лишь дважды, да и то не в уютном фешенебельном ресторане или армейской, громыхающей мисками столовой, а фактически в полевых условиях: на берегу реки, возле полуразбитого бомбежками и обстрелами длиннейшего моста…

Минут через десять, перебив на полуслове Кис, мужчина спросил, коротким жестом обведя вилкой помещение:

– Почему так пусто?

Он хотел, было, добавить: «… в разгар дня…», но поймал себя на очередном новом ощущении: без часов, солнца и звезд Кир с точностью до секунд знал местное время. Просто знал, как знает, что небо должно быть голубым, а трава – зеленой.

– Честно? – чуть округлила глаза женщина. – Это я попросила. А тебе очень хочется побыть в центре внимания? Поотвечать на дурацкие вопросы о самочувствии? О психологическом состоянии? Об ощущениях после рестарта?..

– Рестарт это…

– Это твое оживление, – пояснила Кис. – Здесь мы это так называем. Тело растить довольно-таки долго, особенно, если нет готовых компонентов. Тебе в этом смысле повезло, какая-то «болванка» была, потому и мозг в спящем состоянии продержали всего-то несколько суток. «Умники» в белых халатах говорят, что больше пятнадцати дней – страшный риск, возможно, ты очнешься полным идиотом.

…когда они возвращались из пустынной столовой, вдоволь насладившись кто пшенной кашей с изюмом и сгущенкой, кто отварной осетриной с хреном и горчицей, не доходя нескольких десятков шагов до отведенной им палаты – или теперь это будет местом постоянного совместного проживания? – Кис, смешливо стрельнув глазами, попросила мужчину:

– Только ради всех богов, которых знаешь и вспоминаешь в трудных случаях жизни, не спрашивай – почему выбрали именно тебя. Не отвечу. Сама не знаю.

Утро началось с привычной суматохи, поиска и сбора разбросанного по всей огромной квартире чужого нижнего белья, мелких женских аксессуаров, легкого и аккуратного – чтобы не переборщить – похмеления, частных и бестолковых созвонов Урсу с начальством для уточнения сроков прибытия на вертолетную площадку. Конечно, основная часть вины – или заслуг, тут уж с какой стороны поглядеть – в бурно проведенной ночи лежала на Мирабель, нынче сладко отсыпающейся в самой дальней, приспособленной под гостевую спальню, комнате.

Попав в пятикомнатные апартаменты Феликса Зака, доставшиеся ему, как бы, по наследству от известного и скандального режиссера, недавно уехавшего на неопределенное время заграницу, дожидаться там окончания очередного скандала, связанного с малолетками, наркотиками и некими важными персонами, девушка с рыжими волосами моментально присела к телефону, вызванивая многочисленных подруг, знакомых и случайных партнеров, якобы для помощи в будущем трудоустройстве. В итоге – через пару часов, не успел Феликс толком привести себя в порядок и отдохнуть – дом его наполнился крикливыми, готовыми на многое, если уж не на все, девицами всех мастей, странными молодыми людьми с повадками добрых сутенеров, интересными личностями, с которыми сам бы антрепренер никогда не смог познакомиться, слишком уж в разных плоскостях жизни находились их интересы. Впрочем, господин Зак чувствовал себя в этой компании, как рыба в воде, чего нельзя было сказать об Урсу, мучительно перемещающемся из комнаты в комнату, натыкающегося то на покуривающих анашу знакомых по киноэкрану актеров, то на совокупляющуюся парочку, то на готовых подраться из ревности к собственным успехам литераторов.

Надо отдать должное Феликсу, он изо всех сил старался облегчить работу невинно страдающему оперативнику и почти все время пребывал рядом с ним или совсем неподалеку, в пределах видимости. Даже развлекаться с малознакомыми, только-только появившимися в квартире девчонками – тощей, анорексичной блондиночкой и плотненькой коротышкой-шатенкой – пришлось вместе, правда, тут Урсу, что называется, лицом в грязь не ударил и показал себя девчонкам с самой положительной стороны, да и Феликс порадовался – есть в спецслужбах не только моралисты и зануды, но и вполне умеющие доставлять удовольствие женщинам и себе мужики.

Наверное, эмоциональная усталость после рестарта, физическая и физиологическая – после бурно проведенной ночи, и общее утомление зрения и остальных органов чувств от мелькания множества знакомых, малознакомых и совсем незнакомых людей помешали Феликсу воспринять в полной красе и обаянии полет над городом в небольшом, шустром вертолете, раскрашенном в цвета санитарной службы. Но, тем не менее, антрепренер остался доволен своим небольшим приключением, не так уж часто городским жителям выпадает видеть место своего обитания с высоты птичьего полета не прибегая при этом к услугам кинокамеры и телеэкрана.

В нескольких кварталах от Южного Моста, возле небольшой, тщательно охраняемой вертолетной площадки полковника, пару сопровождавших его «торпед», Феликса и Урсу ждал уютный, с затененными стеклами и кондиционером, микроавтобус. И только здесь, после того, как все разместились в мягких креслах, больше похожих на самолетные, чем на привычные автомобильные, исходящий внутренним бешенством и желчью – видать от зависти – офицер Департамента задал вопрос по делу:

– Куда теперь?

– На улицу «академиков», – устраиваясь поудобнее в кресле, сообщил безмятежно антрепренер, очень довольный тем, что удалось вывести полковника из равновесия своим и Урсу помятым, непроспавшимся видом. – Где-то в районе домов номер восемь-десять… думаю, в ближайшие три-четыре часа он там будет.

Оглянувшийся на полковника водитель – прямая противоположность охранников и Урсу – худенький, юркий, но почему-то показавшийся Феликсу не менее опасным, чем вся свита офицера, поймал едва заметный кивок начальника и мягко, плавно тронул с места автомобиль.

Добирались до означенной антрепренером улицы, заселенной в основном студентами и молодыми, едва начинающими свою трудовую карьеру инженерами и техниками, из-за того и получившую свое неофициальное прозвище, недолго, видимо, водитель отлично знал город или специально готовился к передвижениям именно в этом районе, а скорее всего – и то, и другое сразу. Но буквально в нескольких сотнях шагов от заключительного поворота, ведущего к цели, перед микроавтобусом возникла фигура дорожного полицейского, властным жестом приказывающего свернуть к тротуару и остановиться. Феликс успел приметить мелькнувший в зеркальце недоумевающий взгляд водителя – номера машины позволяли передвигаться игнорируя полицейскую власть. Охранники дружно приоткинули полы пиджаков, облегчая себе и без того свободный доступ к оружию, а водитель, выскочив на асфальт, со злостью прихлопнул за собой дверцу, как бы говоря: «Сейчас я устрою этому недоумку Варфоломеевскую ночь! Будет в тундре движение оленей регулировать!»

Впрочем, сорвать злость на непомнящим «сквозные» номера полицейском шоферу не удалось. Их разговор, начавшийся, было, с размахивания руками и тыканий в номерные знаки, удивительно быстро закруглился после того, как дорожный страж порядка показал водителю небольшое удостоверение, явно не от полицейского ведомства. К микроавтобусу они вернулись вместе, заставив этим охранников напрячься еще сильнее, чем в начале неожиданной остановки.

С трудом взгромоздившись в тесное помещение, полусогнувшись, полицейский в стареньком, видавшем виды, пропыленном и грязноватом мундире попытался козырнуть и щелкнуть каблуками, но вышло это не очень-то красиво и эффектно, хотя, думается, за красотой и эффектами появившийся в салоне микроавтобуса страж порядка отнюдь не гнался.

– Подпоручик военной разведки Бельц! – четко, по-армейски, отрекомендовался он, сразу выделив из пассажиров полковника, у того и в самом деле был по-настоящему начальственный вид. – К сожалению, проезд далее закрыт. Боевая операция.

– Какая, к черту, операция! – наконец-то, смог вылить все свое недовольство на невиновного человека офицер. – Кто может закрыть проезд Департаменту Безопасности? И что, в конце концов, здесь делает военная разведка? Город уже оккупировали заморские захватчики, и вы ведет действия в тылу врага?

Псевдополицейский попытался пожать плечами, мол, с меня-то какой спрос, но в низкой тесноте салона ему этого не удалось изобразить в полной мере. Феликсу со стороны даже показалось, что военный разведчик просто втягивает голову в плечи, как черепаха в момент опасности.

– Прошу вас, пройдемте к нашему автобусу, – предложил подпоручик, пятясь к выходу. – Там решите всё с нашим начальством.

Полковник раздраженно махнул рукой, в самом деле, чего это он напустился на обыкновенного боевика, да еще и просто стоящего в оцеплении? А уже выскочивший на тротуар псевдополицейский, совсем как обыкновенный «дорожник», забубнил в прикрепленный к лацкану мундира пузатенький квадратик рации: «Первый, я четыре-восемь, первый, я четыре-восемь. Тут гости от смежников, направляюсь к вам, дайте страховку». И тут же вежливо посоветовал выбравшемуся следом за ним полковнику:

– Попросите своих ребят машину в сторонку поставить, нехорошо такими номерами глаза лишний раз мозолить…

Несмотря на справедливость такой скромной просьбы, полковник зло сверкнул глазами на оказавшегося крайним подпоручика, но рукой водителю все-таки махнул, сдай, мол, назад, прижмись к домам.

…возле солидного, дорогого и огромного, туристического автобуса, лениво переговариваясь между собой, создавали видимость замены колеса двое крепких мужчин с военной выправкой и удивительно чистыми для механиков и шоферов руками. Видимо, их предупредили о предстоящем визите, потому что на полковника и его сопровождающего оба не обратили никакого внимания, лишь мельком скользнув взглядом, будто убедившись, что к автобусу подходят именно люди, а не сине-зеленые гуманоиды с иной планеты.

С легким вздохом пневматики изящно отодвинулась в сторону тяжелая, похоже, бронированная дверца и на высоких ступеньках возникла до нельзя знакомая, иронично улыбающаяся физиономия:

– Здравствуйте, полковник, прошу…

С гвардейцем-майором, одним из высоких чинов военной разведки, полковник не раз и не два встречался лично на всякого рода совещаниях, посвященных, в основном, координации действий разных спецслужб, и вот теперь, впустив в темное, дышащее секретами и заставленное аппаратурой связи и наблюдения нутро автобуса своего коллегу, майор твердо, с легким чувством собственного превосходства, но все равно – неубедительно, говорил:

– …мы ведем этого человечка уже восемь месяцев, уважаемый. И за это время он успел проникнуть в такие места, о которых даже мы с вами только догадываемся, что они существуют. А что он успел натворить раньше – лишь боги ведают!

Полковник угрюмо молчал в ответ, прекрасно понимая, что его слова о том, что их Департамент пытается разрабатывать данную тему уже больше двух лет, собирая по крохам разрозненные сведения, для оппонента ничего не значат, но – при этом безопасник отлично понимал, что без санкции очень значительных персон военная разведка не смогла бы проводить свою боевую операцию на территории страны – не их это зона ответственности. И возражать, просить, требовать сейчас абсолютно бессмысленно, тем более – перед военным человеком, имеющим приказ. И какой приказ!

– …когда чаша терпения оказалась переполненной, ну, и все возможные средства контакта исчерпаны, пришлось пойти вот на эту операцию – задержать или уничтожить.

– Даже так?.. – невольно поднял брови в удивлении полковник. – Не слишком ли решительно вы играете?

– Санкция от Верховного, – скромно потупясь и буквально надуваясь от гордости, отозвался майор. – Объект в настоящий момент является носителем высших секретов, тут не до оперативных игр и изящных комбинаций в вашем стиле.

– Вы уверены, что справитесь? – не смог удержаться от бессильной язвительности полковник.

– Вы не знаете моих людей, – притушив гордость, бьющую через край, отозвался разведчик. – От них, наверное, еще можно уйти, если приказано взять живым и невредимым, но – живым или мертвым не уйти.

«А вы не знаете того человека, за которым охотитесь», – хотел в сердцах ответить полковник, но сдержался, начинать пикировку было не место, да и не время.

– Надеюсь, наше присутствие не помешает вам выполнить свой долг? – зачем-то высокопарно спросил безопасник. – Хотелось бы понаблюдать за объектом, а может быть, и встретиться лицом к лицу.

– Наблюдайте, – милостиво кивнул майор и тут же предупредил: – Если без вмешательства. И разговаривать с задержанным я вам не могу позволить. Будет санкция руководства – от всего сердца и в любой удобный вам момент. Но – не сегодня и не здесь.

– Благодарю, – кивнул полковник. – Давайте поглядим по вашей расстановке, где нам удобнее всего будет примоститься, чтобы и не мешать, и видеть все происходящее.

– Прошу, – пригласил хозяин временного дома своего нежеланного гостя к широкому экрану, на котором виднелись коричневатые прямоугольнички домов, серые ленты улиц и переулков, зелененькие пятна скверов и бульваров. – Вот поглядите…

Положа руку на сердце, особых изъянов в плане разведчиков полковник не обнаружил, сам он, пожалуй, действовал бы также, имей поручение на задержание. И предложенное майором место вполне устраивало его, как наблюдателя…

Но все равно, в свой микроавтобус полковник вернулся в отвратительнейшем настроении. И чтобы хоть чуток развеяться, предъявил неожиданные претензии Феликсу, окончательно заскучавшему у темного оконного стекла – кабы не маленькая, почти незаметная, но удивительно емкая фляжечка коньяка, антрепренер, пожалуй, давно уже попытался выбраться из микроавтобуса, напрасно переполошив охрану и создав ненужные служебные проблемы Урсу.

– Почему вы ничего не сказали о том, что здесь будет происходить, господин Зак? – ледяным тоном осведомился полковник.

Феликс выдержал паузу, всем видом своим показывая, что подчиненным полковнику себя не считает, достал из кармана очередную сигарету и чуть-чуть сдвинул в сторону «форточку» для вентиляции, на что уже давно получил разрешение от охранников.

– Вы ничего не спрашивали об этом, полковник, – не менее холодно отозвался антрепренер, пытаясь стряхнуть первый пепел в узкую щель. – И кроме того, я не предсказатель будущего. Я могу найти нужного человека, указать то место, в котором он непременно появится, но узнать что будет твориться вокруг – в ведении высших сил. Так что, довольствуйтесь тем, что есть, господин полковник.

Слегка разрядившись, офицер Департамента, в душе, махнул рукой на Феликса, тот свою задачу выполнил, как оказалось – точно и аккуратно, теперь от него ничего не зависит, вот только зря полковник притащил его с собой, но придется потерпеть, как минимум, до конца операции разведчиков. Куда сейчас денешь этого…

…больше всего во время многочасового ожидания, последовавшего за переговорами полковника со своим коллегой из военной разведки, утомляло само по себе безделье. И если оперативники, да и сам офицер Департамента Безопасности, благодаря тренировкам и привычке к исполнению подчас самых нелепых приказов, переносили отсиживание в микроавтобусе относительно спокойно, ухитряясь даже подремать по очереди, то для Феликса это оказалось едва ли не пыткой. Никаких книг с собой он захватить не додумался, решив, что в случае чего можно просто погулять по улице и поглазеть на хорошеньких студенточек, а может быть, и присмотреть кого-то из них для актерской работы, но в сложившихся обстоятельствах выход из машины был категорически запрещен и пришлось до самых сумерек тупо таращиться через темное стекло на кусочек улицы, обыкновеннейший, типовой, скучный дом в шесть этажей и краешек другого, такого же унылого и обыденного. Даже мелькание проживающих в этих домах и снующих туда-сюда молодых людей не очень разнообразило скудный быт наблюдающих.

В быстро сгущающихся летних сумерках уже с трудом можно было разглядеть редкие людские фигуры, передвигающиеся по тротуару. Жизнь на улице «академиков» замирала на пару часов, чтобы к ночи возродится шумными студенческими вечеринками, проводами гостей «до такси», неожиданным, иной раз очень музыкальным исполнением популярных и неизвестных песен.

Откровенно дремлющий в уютном кресле Феликс Зак неожиданно встрепенулся, будто по телу его пропустили электрический ток. И сам себя антрепренер почувствовал наэлектризованным, как эбонитовая палочка, потертая о хорошее сукно.

– Вот он… – негромко, но отчетливо в полной тишине салоне сказал Феликс. – Видите? Наискосок дорогу переходит…

Худощавый, невысокий, совершенно обыкновенного вида, в простом, без новомодных изысков, костюме – человек быстро, но при этом неторопливо, в странном, дерганном ритме, то и дело слегка, чуть заметно меняя направление движения, пересекал проезжую часть совсем недалеко от засады наблюдателей.

Полковник, а следом за ним зачем-то и охранники с жадным любопытством прильнули к окнам… тот, кого и в военной разведке, и в Департамент именовали объектом, подошел к дому и, ни секунды не промедлив, явно зная куда и зачем идет, скрылся в подъезде.

«Что-то сейчас там случится…» – подумалось, наверное, всем и сразу.

В комнате было накурено, табачный дым не успевал покинуть помещение через приоткрытое окно, как вновь и вновь кто-то из присутствующих засмаливал очередную сигаретку. Но сизоватые волны, слоями клубившиеся едва ли не от пола до потолка, резкий запах сгоревшего табака и папиросной бумаги, затхлых окурков в двух больших пепельницах совсем не мешали собравшимся наслаждаться жизнью. Трое молодых людей в компании трех девушек, непрерывно прихлебывая из стаканов, бокалов, прямо из бутылок пиво нескольких популярных сортов, праздновали, как это принято у юных и не совсем персонажей, свою молодость, здоровье, счастье, ну, а заодно, и некоторые успехи в учебе – в Университете близилась к концу летняя сессия.

По дальним углам широкого дивана, стоящего у стены как раз напротив входа в комнату, интимно прижимаясь друг к другу, расположились две парочки: Проха с Марго и Мартин с Желькой-Анжелиной, которую иногда, под горячую руку или просто, чтобы подразнить, называли Жулькой. Здесь глотки пива перемежались и дополнялись поцелуями в губы, носы, а иной раз и пониже, чтобы смениться дымной затяжкой и очередным глотком. Над головами влюбленных, а может быть, и не очень, но хорошо друг к другу относящихся молодых людей переливалась новогодней, не очень уместной сейчас пестротой яркая светодиодная гирлянда, бросая на разгоряченные лица странные, театральные отблески то синего, то зеленого, то красного света.

Напротив диванчика, у одного из двух глубоких удобных мягких кресел расположились Рэм и Дара, охотно, впрочем, отзывающиеся в миру на имена Еремей и Дашка. Они на какое-то время выпали из обоймы потребителей пива и сигарет – девушка, устроившаяся упругой попкой на самом краешке кресла, с удовольствием ласкала пухленькими губками и шустрым язычком своего партнера, застывшего перед ней с расстегнутыми и приспущенными бриджами. В таком положении, конечно, пить и курить было несколько затруднительно, особенно Дашке, впрочем, и он, и она надеялись добрать свое через десяток-другой минут.

Пока еще не приступившим к таким откровенным ласкам их товарищам и подругам было отнюдь не в диковинку происходящее. Давно сдружившиеся, они с легкостью предавались любовным играм на глазах друг у друга, а кое-кто из девчонок успел попробовать и товарищей своего постоянного партнера, вот только до свального греха всех со всеми до сих пор в их компании не доходило, хотя, кажется, именно на этот вечер и был негласно запланирован переход последнего рубежа.

Старенькие динамики с компьютерного столика, приютившегося возле самого окна, неторопливо лили в пространство тягучую мелодию и будто нарочито замедленные фразы: «Прольются все слова, как дождь… И там, где ты меня не ждешь… Ночные ветры принесут тебе прохладу…» Большой экран монитора подмигивал причудливыми геометрическими узорами, вспыхивал всплесками фейерверков и ту же гас клубами виртуального дыма и осколками калейдоскопов, подсвечивая комнату чуть загадочным, синевато-сиреневым оттенком в редкие секунды спокойствия на экране.

Музыкальный и световой фон, выпитое пиво, выкуренные сигареты, дружелюбное, простое и незатейливое отношение друг к другу молодых людей создавали в комнате интимный, доверительный и свободный тон, когда, казалось, еще секунда-другая, и полетят в разные стороны брюки, блузки и лифчики, сольются в общем экстазе любви и признательности молодые тела, не имея в своем едином порыве ничего предосудительного и пошлого… Эту атмосферу единения нарушил, было, Проха, слегка отодвинувшийся от своей подруги и приподнявшийся с дивана со словами: «Пойду, еще пивка себе принесу, вашего светлого – полно, а мое уже кончается…»

Марго попыталась задержать приятеля, чуть насмешливо поинтересовавшись: «И когда же ты его пить собираешься?», усилив свой риторический вопрос окончательным расстегиванием пуговок на блузке и без того бывшей полурасстегнутой. «В процессе буду…» – со смешком ответил не растерявшийся Проха, делая шаг к полуоткрытым дверям комнаты и натыкаясь взглядом на…

…худощавый, невысокий мужчина лет тридцати, не более, с резкими, будто вырубленными в камне, чертами лица, неопределенно светлыми глазами, с короткой стрижкой каштановых, густых волос, в простеньком, но явно не дешевом костюме, похоже, шитом на заказ, с двумя малоприметными отверстиями на пиджаке, чуть ниже левого лацкана, непонятным, загадочным образом оказался в комнате, у самых дверей. Никто из молодых людей, увлеченных друг другом, пивом и сигаретами не слышали стука входной, довольно громкой при открывании и закрывании двери, шагов, да и, вообще, какого-либо движения в маленькой прихожей однокомнатной квартирки. Да и слегка приоткрытая дверь в комнату, кажется, даже не шелохнулась.

Незваный гость, чуть прикусив губу и сосредоточенно нахмурив брови, проделывал какие-то неловкие, нелепые на первый взгляд движения левой рукой у себя за спиной, будто пытался что-то достать оттуда. В ответ на изумленную, но безмолвную реакцию молодежи, начавшуюся со сдавленного возгласа Дашки: «Ой, это кто?», мужчина, почти не размыкая губ, выговорил раздраженно и сердито, будто это вовсе не он незваным и нежеланным ворвался в комнату, нарушив такое сладкое предвкушение всеобщей близости молодых людей:

– Помогли бы, чего сидите, как в цирке…

И повернулся спиной к стоящему на ногах и даже успевшему сделать пару шагов к дверям Прохе. В спине гостя, чуть ниже и правее левой лопатки торчала наборная, трехцветная рукоятка ножа, явно разрезавшего на своем пути и неброский, дорогой материал пиджака, и бледно-желтую сорочку.

Пока еще не принимая всерьез сложившейся ситуации, где-то подсознательно считая её нелепым, дурацким розыгрышем с использованием циркового или киношного реквизита, Проха шагнул еще ближе и ухватился за шероховатую рукоять, в тот же миг поняв, что никакими шутками это не пахнет. Нож глубоко сидел в теле гостя, и поврежденные, разрезанные ударом мышцы спины плотно обживали лезвие клинка. Почувствовав сопротивление чужого тела, Проха на миг испугался – будто мятную конфету раздавили над сердцем – но отступать было некуда, раз уж он первым оказался возле гостя и взялся помочь, да еще на глазах своих девчонок… Усилием воли отогнав мятный холод из груди, парень чуть шевельнул лезвие вправо-влево, непроизвольно оперся второй рукой на плечо гостя и рванул нож на себя, ожидая потока крови, матерной ругани и падения тела. Но мужчина, освобожденный от убийственного оружия, лишь коротко буркнул в процессе:

– Поаккуратнее, из живого тащишь…

И повернулся, оказавшись лицом к лицу с Прохой. Ни смертельной бледности, ни гримасы боли, ни расширенных зрачков – обыкновенное лицо человека, которому вытащили из пальца мелкую занозу. И крови на спине – это разглядела сидящая на диване ближе всех Желька – практически не было, глубокий ножевой порез, пожалуй, не меньше десятка дюймов внутрь тела, едва заметно кровоточил, пачкая разорванные края сорочки и пиджака.

Атмосфера в комнате в несколько секунд сменила свой расслабленный, отдыхающий положительный знак на противоположный – нервный, взбудораженный отнюдь не предвкушением удовольствий, а предвидением неприятностей, издевательски отрицательный. Девушки лихорадочно застегивали пуговки на блузках и юбочках, Еремей подтягивал сваливающиеся брюки, Проха застыл в недоумении, тупо разглядывая окровавленное лезвие ножа у своих руках, а незваный гость, на которого смертельное для большинства людей ранение не произвело особо угнетающего впечатления, кривил губы в легкой усмешке, с прищуром светлых глаз оглядывая собравшихся весело провести время студентов.

– Ну, и что вы так смотрите, живого покойника никогда не видели? – мрачно пошутил он, поводя плечами и чуть потягиваясь, будто просто разминая затекшие мышцы спины. – Не обольщайтесь, я совсем не зомби, желаете проверить пульс или послушать сердцебиение?

Гость шагнул от дверей в сторону окна, правда, вовсе не для того, чтобы поближе предъявить окружающим собственное живое состояние. Шарахнувшаяся от него подальше к спинке дивана Марго взглядом и рукой указала своему парню на двери, мол, глянь, что там-то такого творится, но гость невероятным образом успел заметит её жест, хотя находился уже почти спиной к девушке.

– Не волнуйтесь, за дверью, да и в прихожей у вас все чисто. Тихо-мирно, чинно-благородно, – сказал гость. – Никто за мной не гонится, врываться в квартиру, стрелять и резать присутствующих не будет.

Успокоив – смешно сказать – таким образом застывших в недоумевающем оцепенении молодых людей, незваный гость продолжил свой короткий путь к компьютерному столику, деловито, по-хозяйски, уселся в побитое, потрепанное, купленное явно по случаю офисное кресло и уверенным движением руки коснулся «мышки». Мелодия продолжающей звучать все это время песни: « И то, что было набело… откроется потом… мой рок-н-ролл это не цель и даже не…» затихла до самого предела слышимости. За спиной гостя зашелестела чья-то блузка, лихорадочно быстро уминаемая хозяйкой под пояс брюк. Мужчина, чуть повернувшись в кресле и ловя краем глаза опять замершее движение в комнате, непонятно сказал:

– Как это все не ко времени, как неудачно, – но тут же оборвал собственные мысли в слух и попросил: – Пожалуйста, без волнения и лишних звонков «куда следует». Я только воспользуюсь вашим компьютером, чтобы отослать пару писем.

– А это – куда?.. – набрался, наконец, смелости Проха, демонстрируя зажатый в руке нож с подсыхающими уже на нем следами крови.

– Да хоть и себе оставь, на память, – усмехнулся незваный гость. – Искать его уж точно не будут, претензий к тебе предъявлять – тем более, да и некому за этот нож предъявлять уже. Вымой его только, да протри насухо.

– А вы… это… кто? – присоединилась к осмелевшему Прохе Дашка, ей было почему-то неожиданно стыдно и неприятно от того, что незваный гость увидел её интимные ласки с Рэмом, эта неловкость невольно заставляла девушку первой начать атаку на незнакомца.

– Я никто и зовут меня никак, – серьезно ответил незваный гость, вновь поворачиваясь к монитору и придвигая к себе по столешнице далеко отставленную на время гулянки клавиатуру. – Меня здесь вообще нет и никогда не было.

Не отключая совсем едва слышную музыку, он быстро не простучал, а как бы – провел руками над затертыми, давно нечищеными клавишами, и на экране засветился всем присутствующим знакомый интерфейс самого распространенного среди студенческой среды браузера.

– У меня Сеть отключили вчера за неуплату, – со вздохом проинформировал Проха, с необъяснимым любопытством поглядывая через плечо незнакомца. – Хотел с утра сходить, заплатить…

– Не беда, – бодрым смешком ответил гость. – Физический коннект есть, мне этого достаточно.

И хотя практически всем присутствующим слова неизвестного показались дурацкой шуткой, тот легко открыл один за другим три известных почтовых сервиса и загрузился в нужные ему «ящики». При этом молодежь, с жадным любопытством наблюдающую за происходящим на мониторе, не просто изумила – ошеломила скорость работы гостя с клавиатурой, а ведь никто из студентов не был зеленым новичком в общении с вычислительной техникой.

– Как вы себя чувствуете? – не сдержавшись, задала вполне логичный, но очень уж запоздалый вопрос Марго.

– Нож в спине – это, конечно, неприятно, но совсем не смертельно, – как-то мрачновато пошутил незваный гость. – Впрочем, бывало и хуже.

Он молниеносно, со скоростью фантастического телетайпа, заполнил открывшееся почтовое окошко текстом, перемежаемым странными цифровыми и математическими символами, щелкнул «мышкой» – «отправить» – и полуобернулся к Прохе, осторожно положившему нож в сторонке от себя, на пол, и теперь старательно трущему собственные ладони, будто на них смогла осесть хоть частичка чужой крови.

– За несанкционированный выход в Сеть не переживай, – предупредил-успокоил незнакомец. – Его никакими программными и аппаратными средствами зафиксировать невозможно, его просто не было, ты же до момента оплаты отключен.

И тут же вернулся к монитору, получив по электронной почте не менее длинный, чем его письмо, ответ. Набирая в чем-то очень схожий текст в окнах следующих почтовых ящиков, незваный гость одновременно через плечо то ли инструктировал, то ли не очень внятно предупреждал попавших в столь невероятный переплет студентов:

– Я бы на вашем месте на пару-другую месяцев уехал подальше от города, тут может случиться всякое, и не совсем приятное – тоже. Впрочем, вас в любом случае эвакуируют. Помогите боги, чтобы своевременно и без приключений. А вот про то, что видели меня, говорить не стоит. И дело даже не мифической секретности… и не в том, о чем вы сейчас разом подумали, в дурку вас, может, и не определят, тем более, не в одну палату, а вот на карандаш университетской комиссии по наркотикам вы вполне легко можете попасть. Оно вам надо – три года после этого находится под негласным надзором?

Как-то незаметно быстро, ловко, почти играючи закончив отвечать на все предварительно отправленные письма, незнакомец еще несколько минут поманипулировал «мышкой», видимо, подчищая следы своего пребывания в Сети и на этом компьютере, потом поднялся из-за столика.

Глазастая Марго, обычно подмечающая то, что проходило мимо внимания её товарищей, и в этот раз отметила для себя, что ничего похожего на недавнее проникновение ножевого лезвия в тело в разрезе пиджака и рубашки незваного гостя уже нет, будто глубокая, достигающая сердца рана затянулась за те недолгие минуты, что неизвестный провел у монитора.

Уже у двери, к которой его проводили ошеломленные, так и не успокоившиеся, не пришедшие в себя взгляды студентов, незваный гость оглянулся, сосредоточив свое внимание на спрятанным под столиком системном блоке. И в ту же секунду из стареньких колонок вновь полилась тягучая музыка: «Не новое, а заново… Один и об одном… Дорога в мой дом… И для любви – это не место…»

– Вот так-то, – усмехнулся незнакомец, без всяких мистических фокусов выходя из комнаты и плотненько прикрывая за собой дверь.

Сизоватые разреженные облака табачного дыма завертелись в вихре минутного сквозняка, в приоткрытое окно потянуло вон из комнаты тяжелый запах окурков, громоздящихся в двух больших пепельницах. Кисловатый аромат недопитого пива смешивался с сигаретным перегаром и трудно уловимым, но тем не менее очень явственным запахом, оставленным незнакомцем…

Руководящий боевой операций военной разведки майор-гвардеец казался спокойным – вот, что значит выучка – но подрагивающие пальцы, лихорадочно бегающий взгляд, легкие бисеринки пота, выступившие на висках, говорили сами за себя. Он с невероятным, огромным трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться на истерику, крик, удары кулаками по подлокотникам кресла, в которое буквально упал, едва оказавшись в микроавтобусе сотрудников Департамента Безопасности.

– Он ушел! – выдохнул майор и тут же, будто раскрашивая свое сообщение, дополнил: – Растворился, исчез, как не было его никогда в этом доме.

«Ему срочно, до зарезу, нужны свидетели-союзники, которые подтвердят, что все было сделано правильно, что он не виновен в срыве операции, – моментально «просчитал» поведение коллеги-конкурента полковник. – А такие свидетели – только мы, вернее сказать, один я, остальные – просто «сопровождающие лица», которые ничего толком не видели и не знают. Теперь – важно не прогадать…»

– Не надо подробностей, пока… Надеюсь, квартал вы уже блокировали? – вслух поинтересовался офицер Департамента, давая понять майору, что о некоторых вещах не стоит знать низшим чинам любой спецслужбы.

– И дом, и квартал, – кивнул разведчик, пытаясь в слабом свете потолочной лампочки, включенной водителем при его появлении, поймать взгляд своего собеседника.

Но полковник, лихорадочно прикидывая, что даст лично ему полезного поддержка коллеги, а что принесет отказ от оной, старательно прятал глаза.

– Пять человек в подъезде, два снайпера на чердаке, – задумчиво произнес полковник, вспоминая показанную ему расстановку сил перед операцией.

– Две боевые «двойки» и лучший специалист по ликвидации, – отчаянно кивнул, подтверждая, разведчик. – А снайпера успели доложить, что объект «качает маятник» невероятным образом, на прицел его поймать не удалось…

– Только ведь – и это все ерунда по сравнению… – не закончил вопроса офицер, коротко глянув на коллегу.

В глазах полковника не читалось ничего, лишь полное спокойствие и рассудительность, и попасться в такую нехитрую ловушку было легко. Впрочем, майор-гвардеец и сам охотно шел в нее, понимая, что лишь в ловушке будет у него реальный шанс на спасение.

– Было столкновение, контакт, – неохотно проговорил разведчик. – Чем закончилось – думаю, вы догадались, но… Объект после этого исчез не просто… он исчез с тепловизора.

– Серьезную технику вы использовали, господин майор, – теперь пришел черед удивляться офицеру Департамента. – И как это произошло?

– По докладам, я не сам отслеживал… после контакта, когда он… короче, когда объект стал, вроде бы, подыматься по лестнице, то за несколько секунд «остыл» до температуры окружающей среды, ну, соответственно, и исчез с экрана. Мы сканировали дом буквально за полчаса до его появления, пометили всех, кто был в квартирах. Он там не появился – нигде. Просто исчез.

– Никто никуда не исчезал, – буркнул недовольно ворчливый голос.

Видимо, увлеченные коротким, но излишне эмоциональным рассказом военного разведчика, может быть, просто позволившие себе короткое минутное расслабление, а скорее всего, ни то, ни другое – но никто из присутствующих в салоне микроавтобуса не заметил, как тихонечко, за гранью слышимости и ощущений, скользнула вбок, открываясь, входная дверь, и на пороге, поставив правую ногу на невысокую, узенькую ступеньку, возник невысокий мужчина с резкими, будто в камне вырубленными, чертами лица, с короткой стрижкой густых каштановых волос, в хорошем, неброском костюме, с левой стороны, пониже лацкана, пробитом парой аккуратных отверстий размером в «три линии». В полумраке наступившей ночи и слабенького освещения салона пулевые отметины на пиджаке смотрелись совсем не страшно, как парочка нелепых, неряшливых пятен, но вся команда Департамента Безопасности нервозно напряглась, и руки охранников-боевиков непроизвольно скользнули к оружию.

– Скажите своим, чтоб не нервничали, – все так же ворчливо, с откровенным недовольством в голосе потребовал неизвестный, чуть-чуть отклонившись назад, мгновенно уходя с гипотетической линии огня и слегка при этом прикрываясь сидящим на переднем, ближнем сидении гвардейцем-майором. – Я сегодня и сам нервный из-за ваших штучек, разнесу к чертям автомобиль, а вещь – новая, дорогая, еще толком и обкатанная. Обидно будет. И без того мне костюмчик попортили, такие дырки штопать, и потом в этом пиджаке ходить только в глухой деревне можно, да еще и порезали на спине…

– Я вам возмещу затраты, – стараясь, чтобы голос его звучал твердо и уверенно, сказал полковник. – Если хотите, куплю новый костюм.

Незнакомец коротко хохотнул и уверенно проскользнул внутрь салона, усаживаясь напротив офицера Департамента Безопасности, рядом – руку протяни – с майором-разведчиком. На дальних, задних сидениях угрюмо сопели, стараясь это делать потише, охранники, шофер, кажется, просто замер на своем месте, туповато глядя прямо перед собой, только Феликс Зак совершенно спокойно извлек из кармана заветную фляжку и сделал глоточек, окутав половину салона запахом коньяка.

– Ты с юмором, – оценил полковника неизвестный. – И удар держишь неплохо, коллега твой, кажется, вот-вот инсульт схватит.

Незваный гость кивнул на майора, нервозность которого была уже откровенно написана у него на лице.

– Мы вас слушаем! – несколько торжественно, как на официальной церемонии награждения, произнес офицер Департамента.

– А чего слушать? – как бы, удивился неизвестный. – Кажется, вас всех предупреждали, чтобы не лезли в эти игры. Не вашего ума и технического оснащения такие дела.

Полковник прекрасно помнил волну дурацких насмешек, перемигиваний, колких замечаний в ответ на полученное Директором и его заместителями письмо-предупреждение о недопустимости активной работы по «ряду непонятных, необъяснимых и загадочных фактов и явлений, затрагивающих сферу деятельности Департамента», как было витиевато сказано в документе. Правда, кроме изощрения в остроумии была проведена жесточайшая проверка, а по её результатам – чистка рядов охраны здания, ведь такое смешное и в чем-то наивное письмо попало на столы высшего руководства самым загадочным образом, минуя секретарей, референтов, помощников и, соответственно, штатных охранников. Но, несмотря на это, конечно же, никто и не подумал всерьез воспринимать не слишком остроумную шутку расплодившихся «охотников за НЛО» и других исследователей аномальных явлений. Однако, как оказалось, напрасно.

– Упрямые, – с некоторым даже уважением в голосе продолжил незнакомец. – Упорные, ничего на веру не принимаете, на любом повороте истории хотите лично шишки набить. Хоть бы ты, ведьмак, предупредил их, что ли?

– Интуит, – автоматически поправил Феликс, к которому обратился таинственный незнакомец.

– По-разному вас везде называют, сути не меняет, – слегка поморщился незваный гость. – Но, похоже, авторитетом ты в их среде не пользуешься. Что ж, придется работать по-иному, в открытую…

На какое-то короткое время неизвестный замер, чуть приопустив веки над светлыми, почти прозрачными сероватыми глазами, будто раздумывая, какой-такой фокус показать негостеприимным хозяевам, чтобы убедить их… в чем? Но уже через секунду скомандовал водителю:

– Открой верхний люк полностью… и не жми так стилет, ничего ты не успеешь, я же тебя затылком насквозь вижу.

С легким механическим шелестом открылся верхний люк над салоном, практически лишая автомобиль крыши, и тут же погасла единственная лампочка подсветки. Ночной, тусклый, городской мрак наполнил помещение, окутывая людей своими мягкими, будто живыми волнами.

– Еще раз попрошу всех не суетиться, – громко, привлекая внимание, сказал неизвестный. – За оружие не хвататься и глупых жестов не делать. Темнота мне – не помеха. Смотрим вверх…

Но уже через несколько секунд досадливо добавил:

– Отсюда ничего не разглядеть. Подай машину вперед и чуток развернись посередине улицы, левее градусов на десять-пятнадцать.

В этот момент ни у кого из сидящих в салоне не возникло ни малейшего сомнения в праве незнакомца командовать, и водитель, с легким, неслышным вздохом выпустивший из судорожно сжатой ладони рукоять тонкого стилета, любимого своего оружия для ближнего боя, безропотно включил зажигание, привычно выждал пару секунд и, умело маневрируя, вывел микроавтобус именно в то место, на которое указал незваный гость.

…над автобусным люком, чуть подсвеченное снизу огнями большого города, расстилалась темная, необъятная бездна, причудливо изукрашенная бледными сине-голубыми вкраплениями звезд. Казалось, так было миллионы лет назад, и так будет всегда до последних дней этого мира, но… внезапно среди блеклых светлых звездочек одна за другой начали появляться чуть более яркие, оранжево-желтые, местами – красновато-багровые, больше похожие на искры далекого костра, чем на некие небесные тела – точки, штрихи, пятнышки. Их было много, очень много, но лишь благодаря указанию незнакомца сидящие в салоне микроавтобуса смогли обратить внимание на это причудливое небесное явление. Остальные же горожане, предпочитающие захватывающей панораме звездного неба вид ближайших ярко освещенных витрин магазинов и вывесок развлекательных центров, вряд ли заметили этим вечером что-то особенное.

– Что это?.. – тихо-тихо спросил Феликс, пожалуй, больше остальных очарованный невиданным доселе зрелищем.

– Орбитальный бой, несколько тысяч километров отсюда, – поморщившись, будто на язык ему попал кусочек лимона, ответил незнакомец. – Желтые вспышки – промахи, красные – попадания.

Кажется, никто не обратил внимания на это краткое пояснение увиденного. И пауза затянулась на несколько долгих минут, пока вновь инициативу не взял на себя незваный гость.

– Возвращаемся, – скомандовал он водителю. – Незачем посреди дороги долго торчать, да еще с вашими номерами… могут люди неправильно понять.

И всхохотнул негромко над собственной незамысловатой шуткой.

Через пару минут, когда микроавтобус вернулся на свое укромное местечко у цветущего палисадника одного из немногих маленьких, двухэтажных домиков на улице, полковник, преодолевая собственную растерянность, желание немедленно броситься к телефону или оказаться вдруг, неожиданно, за тысячи верст отсюда, спросил:

– Так и что же теперь?

– Теперь, теперь… – грубовато передразнил полковника незнакомец. – Теперь вы хоть чуток поняли, в игры с какими силами пытались ввязаться. Но только – поздно уже. И ввязались, и засветились в этих чужих играх по самое «не балуйся».

«Мы же ничего не знали, – вертелась в голове офицера Департамента глупая, совсем детская отговорка. – Мы ничего не ведали, да и сейчас мало что понимаем, даже не знаем – правда ли там, в глубинах космоса, шел бой или это просто обыкновенное, хоть и редкое природное явление, которым умело воспользовался наш «объект».

– Включи-ка свет, – попросил командным голосом неизвестный водителя, а после исполнения своего немудреного распоряжения продолжил: – Безвыходных положений не бывает, но иной раз так складывается ситуация, что возможен только один выход.

Быстрым, но вовсе не смутившим окончательно успокоившихся охранников и шофера-боевика движением незваный гость достал из бокового кармана пиджака маленькую сероватую пирамидку и, разместив её на ладони, протянул к сидящим в креслах безопасникам, разведчику и интуиту. Пирамидка оказалась миниатюрным, металлическим, ну, или выкрашенным «под металл», метрономом с четкими, черными черточками поперек грани с маятником.

– Смотрите на него, – негромко и неожиданно мягко посоветовал незнакомец. – Это не гипноз, не внушение, это обыкновенная, только чуточку сложная техника искривления реальности. Никто не уснет, никто не забудет о том, что произошло. Все будет не так, как было. Вот только тебе, ведьмак, я бы не позавидовал…

Качнулась стрелка маятника… «тук-тук-тук-тук»… начал отбивать кем-то давно заданный ритм метроном… все чаще, чаще… быстрее, быстрее… постепенно сливаясь в малопонятный, чуть гудящий звук… и последним, что смог запомнить Феликс, была расплывчатая, невнятная улыбка на будто в камне вырубленном лице незваного в этот мир гостя…

Во внутреннем кармане пиджака сперва завибрировал, задрожал массивный корпус телефонного аппарата, а следом донеслась приглушенная, кем-то и почему-то названная классической, трель звонка. Крепкая, мужская рука автоматически нырнула в карман, чуть задержалась, извлекая оттуда черный параллелепипед с блеклыми салатовыми цифрами вызывающего номера на маленьком, едва разглядеть, экранчике, притулившемся под солидным, в треть ладони, динамиком.

Нажав кнопку соединения, мужчина приложил трубку к уху, бросив повисшее в воздухе, короткое: «Алло!», и только после этого с легким недоумением огляделся. Как обычно, рестарт был ошеломляюще внезапным, больше похожим на резкое и очень знакомое ощущение пробуждения после затянувшейся не на один день пьянки, чем на некое, как утверждали ничего не понимающие псевдоспециалисты, перемещение между Искажениями Подлинного Мира для вероятностной оценки развития текущих событий в будущем. Впрочем, сейчас мужчине было не до околонаучных философствований и даже не до оценки собственных ощущений – в первые же мгновения рестарта надо было успеть сообразить – где он, кто он и почему именно здесь?

Псевдопутешественник по времени и иным мирам неторопливо, но старательно огляделся. Он стоял возле старинного, обветшалого, но явно жилого дома, одного из многих похожих своей непохожестью друг на друга особняков в узком, сбегающем круто вниз переулке. Рядом, тактично отодвинувшись на шаг, маячил какой-то молодой мужчина в пестром, зелено-сине-белом пиджаке и черных брюках. А вниз по переулку уходила девушка – невысокая, стройненькая, с короткой стрижкой явно крашенных рыжевато-медных волос, одетая в открытые туфельки на высокой шпильке, короткую серо-синюю юбку и блекло-желтую узкую блузку…

В наступающих сумерках город, казалось, окутала сиреневая, едва заметная дымка, сглаживая угловатые очертания и старинных готических построек и новомодных параллелепипедных домов, сближая их под единым, простым и понятным наименованием – жилища для людей. Передвигающиеся по городским магистралям или застрявшие в вечной пробке центральных, узких улиц автомобилисты давно уже подмигивали друг другу и оранжевыми сигналами поворотников, и яркими, обжигающими глаза, галогенными всплесками фар.

Проха, нагруженный парой тяжеленных пакетов с объемными, темного стекла бутылками вина, приостановился, опустил на землю свой приятно позвякивающий груз, заправил за пояс брюк выбившуюся рубашку и потянул, было, из кармана сигареты.

– Утомился? – заботливо поинтересовалась Марго, ставшая рядом и невольно загораживающая и без того слабый свет далеких бульварных фонарей.

– Не очень, но перекурить надо, – признался Проха.

«Говорила же – дай мне хоть пару-тройку бутылок, – с укором подумала девушка. – Нет же, упрямый, мужчиной хочет выглядеть… он и так для меня мужчина, мой мужчина…» Вслух она ничего говорить не стала, не хватало еще поспорить и поругаться из-за мелочей перед празднованием окончания сессии.

Чуть подрагивающими руками Проха подпалил сигаретку, с чувством затянулся и поднял голову, с силой выдыхая табачный дым. В потемневшем уже до черноты ночном небе среди блесток привычных созвездий неожиданно ярким подвижным огоньком проплывал над городом спутник… и вдруг вспыхнул, полыхнул кровавым отблеском и исчез, как не было его никогда. Недоумевающий Проха перевел взгляд на подругу, от сигареты отказавшуюся, но тоже с любопытством уставившуюся в небо – не так часто в городской суете и разгуле студенческой жизни доводилось и ей любоваться звездами.

– Кажется, сейчас не август… – невнятно пробормотал Проха, вновь сосредотачивая взгляд на темной сфере.

Перечеркивая звездный небосвод в самых различных направлениях яркими голубоватыми штрихами в земную атмосферу входили и сгорали на лету тысячи метеоров… многие тысячи… очень многие…

– Причем тут август? – не поняла Марго, вглядываясь в сгущающуюся паутину все новых и новых траекторий.

– Звездопад в августе, – пояснил Проха. – Но только и в августе я такого обильного не припомню…

– Это не звездопад, – вмешался в их разговор знакомый голос.

Кир стоял буквально в паре шагов от залюбовавшейся звездным небом парочки, и моментально отреагировавшие парень с девушкой узнали его даже в сером, на вид неуклюжем, комбинезоне, заменившем отличный, но не броский дорогой костюм с пулевыми отверстиями пониже левого лацкана, бледно-желтую сорочку и однотонный галстук.

– Не звездопад? – зачем-то переспросил Проха, удивленный неожиданной встречей не меньше подруги, но все-таки быстрее пришедший в себя.

– Планетарный десант, – деловито пояснил бывший незнакомец. – Сейчас сюда, да и в другие места планеты высаживается несколько десятков тысяч таких, как я.

Кир привычно лукавил, таков уж характер разведчика в чужом мире: никогда и никому не говорить полной правды. В десанте, щедрой горстью сеятеля разбрасываемом сейчас по планете, было всего лишь трое подобных бывшему унтер-офицеру, и все они высаживались на других континентах, имея собственные, очень конкретные и строгие задания.

– Ты – инопланетянин? – не поверила очевидному Марго и, кажется, даже протянула руку – потрогать настоящего, живого, иного разумного.

– Можешь меня считать даже не человеком, – засмеялся Кир.

Он легонько, будто проверяя наличие и вес подкинул в левой руке шлем, больше всего похожий на мотоциклетный, с таким же черным, зеркальным забралом, но больший по размеру и до предела напичканный новейшими даже для Кира средствами связи, аппаратурой инфравидения, ультразвуковыми сканерами, датчиками движения и прочими так необходимыми в городском бою вещицами.

– Это что же получается? – попробовал, наконец, сформулировать Проха. – Вторжение инопланетян, как в кино?

– В кино… – еще разок засмеялся Кир. – В кино все хорошо для землян заканчивается, побеждают всегда и везде.

– А почему с нами нельзя без войны? – спросила Марго, старательно пытаясь поймать все время ускользающий взгляд незнакомца.

– А кто с вами собирается воевать? – удивился Кир. – Возьмем под контроль центры связи, пусковые установки ядерных ракет, атомные электростанции, ну, еще кое-какие критические объекты – вот и все.

– Но там же везде – люди: персонал, солдаты, офицеры… – растерянно сказал Проха, в голове у него никак не могла уложиться малонаучная фантастика, решительно шагнувшая в повседневную жизнь. – Будет сопротивление, жертвы.

– У солдат судьба такая – быть убитыми на войне, – серьезно ответил незнакомец. – Меня убивали три раза.

– Но ты – живой, а они? – ни на секунду не усомнившись в словах Кира, отреагировала Марго.

– А они умрут на самом деле, до конца, до Страшного Суда, ну, или кто во что верит, – жестко, будто разбитое стекло захрустело под кованым сапогом, ответил незнакомец. – Ты думаешь – одна смерть страшнее трех? Страшно знать и ожидать свой день и час. А умирать – просто больно, жуть до чего больно, особенно, если ты – живучий, а иногда – досадно, что чего-то не успел.

– Так что вам от нас надо? Разве нельзя как-то договориться? Провести переговоры? – вновь вступил в разговор Проха, забывший и о сгоревшей до фильтра сигарете, и позвякивающем соблазнительном грузе в объемных пакетах у своих ног, и о намечавшейся, но сейчас уже вряд ли осуществимой вечеринке с друзьями.

– От вас мне ничего не надо, просто случайно встретились, так же, как и первый раз, – отозвался с ненужной веселостью в голосе Кир. – Думаю, что вот лично ты, да и Марго тоже, вряд ли уполномочены вести какие-то переговоры – хоть от имени своей страны или даже вот этого города, не говоря уж обо всем человечестве в целом… Да и я – совсем не дипломат.

Незнакомец чуть притопнул тяжелым на вид, громоздким ботинком по земле, как бы иллюстрируя свои слова. И не успел Проха опять открыть рот, чтобы озадачить пришельца очередным глупым, а может быть, и не очень, вопросом, как за спиной Кира, буквально из ниоткуда, словно бы материализовались четыре фигуры, облаченные в такие же серые боевые комбинезоны, с глухими шлемами на головах и с оружием, чем-то напоминающим обыкновенные, чуть громоздкие пистолеты-пулеметы, в руках.

– Как прошла высадка? – осведомился незнакомец, не поворачивая головы к соплеменникам, и тут же продолжил одной фразой, больше успокаивая Проху и Марго, чем отдавая на самом деле необходимый приказ: – Ребят не трогать!

– В штатном режиме, – прозвучал приглушенный шлемом, какой-то абсолютно безжизненный доклад. – Готовы к выполнению приказа.

– А куда нам теперь? – растерянно спросил парень, догадавшийся, что вопрос о высадке не был праздным любопытством со стороны Кира, а означал некое, по-армейски своеобразное приветствие между чужаками.

– Куда хотите, – пожал плечами незнакомец. – Можно и на вечеринку с вином… но я вам еще в первую встречу советовал – уехать на несколько месяцев из города.

Кир ловко нахлобучил на голову шлем, скрывая от глаз Прохи и Марго короткую стрижку густых каштановых волос, жесткие, будто в камне вырубленные черты лица, и, одновременно проверяя внутренний канал связи, сказал: «Цель восемь, работаем…»

Они не разворачивались с неуклюжей грацией тяжелых танков, не взмывали в воздух, переходя в горизонтальный полет в нескольких метрах над землей – просто отшатнулись чуть в сторону, ушли с линии взгляда и исчезли в ночной городской темноте, как призраки исчезают с рассветом. Только где-то далеко, на границе бульварчика с проезжей, узкой улочкой шелохнулись едва заметно листья невысоких, запыленных кустов.

…а перед глазами Прохи, как невнятное видение, вдруг возник длинный бетонный коридор, до середины стен окрашенный зеленой масляной краской, с черными рифлеными металлическими полосами на полу… и дробный грохот армейских сапог по железу. А из-за далекого, едва видимого поворота, навстречу бегущим по тревоге рядовым и офицерам, застегивающим на ходу ремни, придерживающим сваливающиеся пилотки и фуражки, вышли, поддерживая неживое, механическое равнение, фигуры в сером, с маленькими, будто игрушечными автоматами в руках…

Проха растерянно покрутил головой, одновременно стараясь стряхнуть наваждение и хоть краем глаза уловить, куда же, хотя бы – в каком направлении, ушли инопланетные захватчики. Видение послушно исчезло, а вот никаких, даже визуальных следов пропавших в ночи чужих солдат не было видно.

Жуткое, детское ощущение обиды, как будто ребенку показались яркую, желанную игрушку и тут же спрятали её за спиной взрослого – не подступиться, охватило Проху. Появившись на миг, перебросившись парой ничего не значащих слов, указав ему реальное место в этой жизни, пришельцы исчезли, и теперь студенту не оставалось ничего, кроме как отправиться к друзьям, хлестать вино, курить дешевые сигаретки, тискать Марго… Вот и все его предназначение в этой жизни. Жгучая обида никак не хотела успокоиться, а взвинченные нервы не позволяли ей истечь наружу, выплеснуться в окружающий мир.

Проха, как стоял, расслабленно плюхнулся на задницу, чуть амортизировав свое падение руками, рядом, случайно задетые, соблазнительно звякнули в пакете бутылки, и тут же в сознании всплыло – «…хлестать вино, курить дешевые сигаретки…» Будто подчиняясь этому неслышному, никем не отданному приказу, Проха, извернулся сидя, извлекая из кармана брюк сигареты, и спросил чуть грубовато у застывшей рядом, видимо, терзаемой похожими мыслями и ощущения Марго:

– У тебя ножик есть?

– Конечно, нет, – машинально ответила девушка. – Зачем тебе? Вены на руках от злости можешь и зубами перегрызть…

Старая, незамысловатая шутка, давно принятая в их компании, мгновенно вернула большую часть душевного равновесия Прохе. Обида, злость – начали быстро-быстро исчезать, растворяясь в безбрежности ночного города.

– Ну, дай тогда хоть пилочку для ногтей, – попросил он Марго.

Пожав плечами – чего только не придумают эти мужчины – девушка полезла в задний карман брюк. В отличие от девяносто девяти процентов женщин она никогда не имела такого загадочного предмета, как «дамская сумочка», и всякие мелочи таскала по-мальчишески – в карманах.

Присев рядом с Прохой на корточки, Марго передала ему извлеченную из маленького, в пол-ладони, несессера длинную и острую пилочку с маленькой перламутровой рукояткой. Парень, демонстративно не обращая более внимания на свою спутницу, под мелодичное звяканье подтащил поближе один из пакетов, извлек из него объемную бутылку, полштофа, не меньше, поковырял пилочкой пластмассовую пробку, кое-как разрезал её, подцепил пальцами, сорвал с горлышка и зачем-то отбросил в сторону белесый, маслянистый на ощупь пластик. Крупными, жадными глотками Проха пил терпкое, сладковатое, крепкое вино, ощущая, как голодный желудок сжимается, принимая в себя бордовую, почти черную в ночи, жидкость. Ополовинив бутылку, парень с трудом оторвался от манкого горлышка и, переводя дыхание, спросил свою спутницу:

– Будешь?

– Давай, – кивнула Марго, принимая от Прохи чуть согретую в его руках бутылку.

Она лихо сделала глоток, другой… чуть поперхнулась, закашлялась, но справилась с собой и продолжила до тех пор, пока парень не отобрал у нее вино.

– Довольно, – проворчал он. – Сейчас упадешь прямо здесь, как тебя потом тащить?

– Скажи лучше – пожадничал, – язвительно отозвалась Марго. – Думаешь – тебе не хватит?

– Всем хватит, – ответил Проха, допивая остатки вина и отбрасывая бутылку в сторону. – Теперь уже экономить не надо…

– Ты так считаешь? – поднимаясь на ноги, уточнила девушка. – Или думаешь, что начинается Конец Света? Можно пить, гулять, ловить последние моменты счастья?

– Нет, до Конца Света еще далеко, – отрицательно помотал головой Проха, кажется, выпитое вино совсем не подействовала на взбудораженную нервную систему, опьянение, если и было, то ощущалось совсем легким, как после полустакана, а не двух третей большой бутылки.

Легко, будто это и не он полчаса назад мешком рухнул на землю, обессиленный под грузом сногсшибательных новостей, Проха поднялся на ноги, привычно отряхнул задницу от пыли и земляных крошек, подхватил в руки оба пакет:

– Пошли…

Марго, тщательно затоптав оставшийся тлеть на земле очередной окурок, молча пристроилась рядом с парнем, даже не подумав уточнить – куда они теперь двинутся.

««Пошли со мной, джигит!» – «Куда?»

«Связала бы твой рот оскома.

Когда спешишь спросить «куда?» –

То лучше оставайся дома!»

«Пошли со мной, джигит!» – «Пошли!»

«Да будет верный и бедовый

Во всякий час в любой дали

Друг у тебя, на все готовый!»(с)

Неожиданно вспомнив древние, совсем не женщине посвященные строки, Проха вдруг радостно рассмеялся и даже попытался, шагнув чуть ближе, приобнять шарахнувшуюся от него в сторону Марго, но во время спохватился: руки его оттягивал груз объемных бутылок, заполненных темным, бордовым, крепким вином.