Чужая игра для сиротки. Книга2

— Разве не этого ты хотела? — Его колокольчик снова высмеивает мою растерянность.

Не помню, чтобы мы переходили на «ты».

Что происходит?

Я ни слова не сказала о браслете, но химер как будто точно знал, что именно за этим я к нему и пришла. Хотя над его салоном точно не приколочена вывеска «Сниму зачарованные браслеты, дорого!»

Та мысль, которая вертелась у меня в голове, вдруг обретает форму и ясность. Выплывает из глубины как корабль-призрак из страшных сказок.

Химер знал, что я к нему приду именно с этой просьбой.

Но если бы Орви не направил меня к нему, я бы в жизни не подумала, что он может помочь избавиться от браслета. Мне бы даже в голову это не пришло!

Орви.

Я пячусь назад, стараясь не поддаваться внезапной панике, хоть химер не делает ничего, чтобы остановить меня и даже нарочно закладывает руки за спину.

Орви сказал, чтобы я пришла к нему.

Орви увел меня из замка, когда настоявшая герцогиня приходила к королю…

И… нет, это ведь… было бы слишком.

Именно с Орви я была в тот злосчастный день на ярмарке, когда меня похитили. Из-за встречи с ним я сбежала из гостиницы, и именно он проводил меня до того переулка, где меня похитили разбойники, приняв за настоящую герцогиню Лу’На.

Плачущий, помоги, кажется, все это с самого начала была совсем другая игра.

Чужая и опасная для бестолковой сироты.

Глава сорок девятая: Сиротка

Когда-то на проповеди, настоятельница Тамзина рассказала нам притчу про одного праведника, который был таким неистовым в своей вере, что однажды проснулся слепым и глухим. Он зарыдал и начал кричать в небеса, спрашивая Плачущего, за что ему такое испытание. И Светлый бог ответил ему, что только потеряв зрение и слух, он снова обретёт способность видеть и слышать.

Только сейчас, когда химер смотрит на меня своим хитрым змеиным взглядом, я начинаю понимать, в чем была мудрость той притчи.

Мне нужно было ослепнуть, что научиться видеть правду так же ясно, как в эту минуту я вижу стоящего пред собой рогатого выродка Бездны.

— Строго говоря, — Сайфер на мгновение задумывается, — из нас двоих только один. — выродок в самом точном смысле этого слова. И это не я. Хотя, конечно, мне не следует говорить о тебе в подобных выражениях, и я обещаю впредь тщательнее подбирать слова.

Я почти не разбираю смысла его слов, сосредотачиваясь на возможном побеге.

Нет ни дверей, ни окон, ничего.

Обыкновенный цветущий сад, заточенный в белые стены. А когда я присматриваюсь, становится понятно, что это не просто стены, а настоящий лабиринт. И даже если мне каким-то чудом удастся сбежать от химера, скорее всего, я потеряюсь в его ловушке.

— Ты тоже с ней заодно? — Я все-таки делаю пару шагов в сторону, к арке, за которой видны такие же белые стены. Кажется, там именно оттуда доносится журчание воды.

Химер нарочито медленно отслеживает направление моего неаккуратного взгляда. Усмехается и снова сокращает расстояние между нами, как бы давая понять, что куда бы я не побежала — он все равно будет рядом.

— Заодно с кем, Матильда? — Его когтистые пальцы плетут расплывчатый женский силуэт размером с марципановую фигурку для украшения именинных тортов. — Тебе следует правильнее и конкретнее выбирать формулировки, если ты хочешь услышать все ответы на свои вопросы.

— И ты ответишь правду? — Недоверие в моем голосе слишком очевидно.

— А ты еще не поняла? — Он замечает еще один мой шаг и делает свой. Мы, как две лошади на деревенских скачках, идем нос к носу. — Все это время, я был единственным, кто говорил тебе правду. Хоть к моему огромному разочарованию, ты обращалась с ней непростительно небрежно. А ведь я так старался пробудить в тебе любопытство и наставить на правильный путь.

— Поэтому связался с герцогиней и помог ей затащить меня сюда, — продолжаю за него. — И что дальше? Она займет мое место? Сделает вид, что не было никакого обмана? Она правда думает, что…

Хочу сказать, что герцог все равно заметит подмену, потому что он же давно знает, кто я на самом деле… но вовремя прикусываю язык. Рэйвен пошел против короля, пожертвовал их с Эвином дружбой, чтобы вывести меня из-под удара. Если об этом кто-то узнает — его жизнь будет в опасности.

Пока я вешаю замок на свой рот, химер прислушивается, как-то по-звериному поворачивая голову на бок.

— Раздумала? — хитро мне подмигивает.

— У вас ничего не получится, — я поскорее меняю тему разговора. — Эвин заметит подмену.

— Эвин не заметит даже торчащий в собственной башке гвоздь! — раздается из-за спины химера. — Я уже ходила к нему, и он заглядывал мне в рот, как голодный пес. Как видишь — до их пор жива и вполне здорова.

Герцогиня выступает вперед, и как бы невзначай поигрывает в руке стеком для подстёгивания лошади. Сегодня она не в дорогом платье, а в мужском костюме, и на высоких сапогах виднеются следы бурой пыли.

— Ты уверен, что хочешь ее в качестве платы за свои услуги? — Лу’На обращается к химеру, но продолжает пристально удерживать меня взглядом. — Я готова заплатить сколько скажешь.

— Она не продается. — довольно грубо отвечает Соул. —

— Знаешь, чему научил меня отец? Все в этом мире покупается и продается. Даже, — герцогиня ядовито смеется, — старая дружба и доверие. Доверие в наше время вообще ничего не стоит, химер.

То есть я — плата на предательство Рэйвена?

Простая безродная девчонка? Ведь теперь совершенно очевидно, что химер знает правду. Моя жизнь не стоит ни медяка, а после разоблачения подмены и моего невольно в ней участия, даже фунт придорожной грязи будет ценнее, чем я вся целиком.

— Из нее получилась бы прекрасная марионетка, — вслух размышляет Лу’На, и тянется к моему лицу кончиком стека.

Я подавляю желание зажмуриться, и мысленно уговариваю Тьму в моей крови проснуться и прийти мне на помощь. Ведь раньше она почти всегда проявлялась, стоило мне оказаться в опасности.

Так почему бы не проявиться сейчас и не испепелить здесь все?!

Ну же, если ты действительно сидишь внутри меня, сейчас самое время прийти на помощь, потому что другого шанса может и не быть.

Но в моих яростно сжатых кулаках нет и намека на знакомое раскаленное покалывание.

— Думаю, стоит подстраховаться, чтобы вы двое… не вздумали меня обыграть. — Кожаный жесткий кончи стека прикасается к моему подбородку. — В конце концов, химер, я обещала тебе отдать тебе девчонку, но у нас не было договора о том, что ее личико должно быть нетронутым.

Мы скрещивает взгляды, когда герцогиня заносит руку для удара.

Она медлит, видимо надеясь, что я трусливо упаду на колени или взмолюсь о пощаде. Ей так сильно хочется видеть меня униженной, что ради этого она даже готова отложить момент расправы.

— Ты жалкая, — говорю, даже не моргая. — И никчемная.

Ее лицо покрывается красными пятнами, хлыст в руке дрожит, но прежде чем герцогиня успевает пустить его в ход, химер запросто выдергивает «игрушку» из ее рук и переламывает надвое. Он как будто собирается что-то сказать, но неожиданно резко разворачивается, что-то выслушивает в полной тишине и цедит проклятье сквозь зубы.

— Рэйвен, — произносит вслух. — Он уже здесь.

Рэйвен здесь?!

Его имя в этом ужасном моменте похоже на луч надежды. Он ведь всегда спасал меня из неприятностей. Мой герцог никогда не позволял обстоятельствам меня обыгрывать и всегда был на целый шаг впереди. Если Рэйвен здесь именно сегодня, значит, он что-то подозревает. Может, граф, отец Примэль, каким-то образом пролил свет на всю эту игру в маски?

— Откуда он здесь? — шипит герцогиня. Она осматривается по сторонам, как лиса, которую застали на краже кур — прикрывая испуг злостью, чтобы никто не видел, что и она тоже не так уж крепко стоит на ногах. — Проклятье, химер, ты же сказал, что все безупречно!

Сайфер, пользуясь моментом, пока герцогиня отвела взгляд, хватает меня за руку и лихо, словно соломенную игрушку, буквально забрасывает себе за спину. Так что, когда Лу’На снова поворачивает голову в нашу сторону и не обнаруживает меня рядом, слова, которые она цедит сквозь зубы, словно яд, вовсе не приличествуют девушке ее положения.

Даже раненные солдаты, когда мы промывали им раны крепкими настойками, не произносили таких слов, боясь оскорбить слух невинных монахинь.

— Ты обвел меня вокруг пальца, — она делает шаг в нашу сторону, но химер что-то чертит в воздухе, и пол вздыбливается, заставляя меня вцепиться в руку Сайфера — единственная доступная мне опора, благодаря которой получается устоять на ногах.

Пространство между нами и герцогиней лопается надвое, словно кожура переспевшего арбуза. Трещина ползет по полу, переходит на стену, переламывает ствол цветущей вишни, рвет, словно ткань, красивую лепнину.

Он как будто разрывает материальный мир, и делает это так легко, что мне становится не по себе от всех этих «фокусов». Неудивительно, что химер избавился от браслета совсем запросто, совсем не прилагая усилий.

— Советую тебе отойти от края, — с выразительной насмешкой предлагает химер, когда трещина доползает до кончиков туфель герцогини.

— Это просто еще одна твоя иллюзия, — щурится она, и упрямо стоит на месте даже когда черный край «целует» носки ее красивой бархатной обуви. — Ничего этого нет.

— В таком случае, тебе придется проверить это самой, — улыбается Сайфер, и успевает схватить мое запястье до того, как мыль о попытке побега успевает окончательно оформиться у меня в голове. — Если это просто иллюзия, моя дорогая, то ничего не случится, и ты можешь попытаться отобрать у меня добычу. Но, надеюсь, ты готова к тому, что теперь я играю по-взрослому и через мгновение ты просто свалишься башкой вниз?

Я пытаюсь прислушаться к звенящей тишине, надеясь, что где-то там уже раздается эхо шагов Рэйвена и он действительно пришел за мной, и это никакая не уловка, чтобы отвлечь внимание герцогини. Но там совсем ничего — ни единого шороха.

Луна раздосадовано сжимает и разжимает кулаки, но когда трещина стремительно ныряет ей под пятки, все-таки отпрыгивает назад. И так, шаг за шагом, отступает, пока пропасть между ней и химером не становится достаточно широкой, чтобы там могла поместиться целая маленькая речушка.

— Я выполнил свою часть сделки, девочка, — довольно посмеивается Сайфер.

— Мы не договаривались, что ты сохранишь ей жизнь, — продолжает плеваться ядом настоящая Матильда. — Я должна была просто выманить ее к тебе. Эта овца принадлежит мне, химер.

— Боишься, что однажды она точно так же переиграет тебя? — Колокольчики в его крепких рогах подхихикивают в такт смеху хозяина. — Знаете, в чем главная ошибка вас — простых смертных? Вы не умеете мыслишь глобально, не хотите заглядывать в суть, даже когда она бьет вас по лбу. Хотя…

Химер задумчиво косится на мою руку, щурит змеиный взгляд и у меня на глазах в его когтистой ладони «вырастает» точно такой же браслет, как тот, который носила я. Сайфер бросает его герцогине и она ловко подхватывает его двумя руками. Одевает на запястье, вертит им на свету, как будто хочет убедиться, что подделку невозможно отличить от оригинала.

— Это мой последний подарок, девочка, — машет лапой химер, распахивая Врата прямо перед мои носом. Тяжелая жаркая вибрация покрытой рябью поверхности заставляет отшатнуться от нехорошего предчувствия. — У тебя еще есть время осуществить задуманное, но только если ты избавишься от мысли гоняться за моей маленькой подопечной.

Матильде это не нравится, но она все равно ничего не успевает сделать, потому что на этот раз даже я слышу знакомую тяжелую поступь.

Значит, Рэйвен все-таки пришел?!

Я делаю рывок вперед, совсем не задумываясь о том, как перепрыгну пропасть. Главное, успеть его предупредить! Главное, хотя бы подать ему знак, что я здесь, а там — просто подделка, похожая на меня как две капли воды, и теперь у нее точно такой же браслет!

— Это уже не ваша жизнь, Госпожа, — внезапно изменившимся, лишенным привычной насмешки голосом, говорит химер, втаскивая меня в портал. — Вам нужно вернуться к истокам и сделать то, ради чего вы были рождены на свет. Принять предназначение, которого вас пытались лишить.

Не хочу даже вдумываться в чушь, которую он несет, потому что больше не поверю ни единому его слову. Нокс доверял ему, они вместе смеялись и подшучивали друг над другом, словно старые друзья, и за все это, Сайфер… вонзил нож ему в спину.

Он утаскивает меня вглубь Врат, и сколько бы я не кричала, не пыталась предупредить Нокса — из моего рта не вырывается ни звука.

Глава пятидесятая: Герцог

В лабиринтах, которые Сайфер умело строит внутри своего салона — черт ногу сломит.

Я бывал тут так много раз, что научился подмечать незаметные на первый взгляд признаки, подсказывающие, где иллюзия, а где — реальность. Но даже вооруженный этим знаниями, частенько промахивался и проигрывал химеру очередную порцию свои воспоминаний. Ему почему-то особенно нравилось слушать о моих военных похождениях еще во времена войны с Хаосом.

Тогда я думал, что он просто один из тех немногих, кому жизнь в мире людей показалась не такой уж плохой, и он просто отринул свою природу. Поэтому разговоры о том, как инквизиция во главе со мной истребляла его сородичей, были для рогатого просто отрыжкой, воспоминанием о той жизни, которая могла давно для него закончится, если бы не его хитрый ум, таланты и удивительная способность приспосабливаться.

А он просто умело притворялся все это время.

Умело корчил друга, собутыльника и выслушивал мой хмельной бред о том, что Матильда могла бы стать идеальной женой, но не для короля, а для меня самого.

Все это время рогатая сволочь знала, кто играет против меня.

Знала и помогала скроить игру, искусно обрезала острые углы, делая заговор максимально правдоподобным и незаметным.

Я сворачиваю в арку, над которой трепещет едва заметное радужная рябь, но уже через пару шагов понимаю, что иду по ложному следу. Стайки женщин разных возрастов и мастей просто сидят на своих местах, совершают механические действия и реагируют на мое появление до смешного одинаково — кланяются, улыбаются, желают хорошего дня и тут же начинают хихикать вслед. И самое главное — среди них нет ни одного знакомого лица, хотя в столице не так много богатых женщин, которые могут себе позволить торчать в салоне химера, обмазываясь его «эксклюзивными» кремами и прочими процедурами для омоложения.

Это все не настоящее.

Это просто ширма, чтобы любой, кто попадет внутрь его муравейника без разрешения и тем более, без приглашения, пожалел об этом, часами блуждая в иллюзорном лабиринте, не в силах найти выход наружу.

И вернуться обратной дорогой уже не получится — за аркой, куда я только что вошел, теперь не коридор, а большой светлый зал, похожий на птичью клетку. От назойливого чириканья попугаев начинает болеть голова.

Я прохожу зал, снова оказываюсь в арке. Но на этот раз за ней уже маленький дворик, и небо над головой кажется таким настоящим, что по нему даже плывут пушистые облака, изредка задевая солнечные лучи.

Дальше, дальше.

Мысль о бесценно ускользающих минутах, заставляет скрипеть зубами в бессильной злобе.

Сайфер как будто знал, что я приду и успел подготовиться, но откуда?

Или он пытался запрятаться от чего-то другого?

Сворачиваю на маленькую лестницу, поднимаюсь на несколько этажей, через мост — в еще один зал, где снова полно народа, но на этот раз я все-таки замечаю пару знакомых лиц. Значит, на этот раз я все-таки нащупал верный след.

Дальше направо, снова в какие-то арки и длинные галереи.

Если бы это место было реальным, оно бы в разы превосходило огромный замок Эвина, который по праву считается самым большим в королевстве.

Я делаю мысленную зарубку на известном месте больше никогда не верить порождениям Хаоса.

Даже тем, которые вросли в мое нутро.

Впереди большой и абсолютно пустой зал без украшений и мишуры.

Я буквально влетаю туда, потому что замечаю знакомый контур распахнутых Врат.

Проклятье! Бездна бы их всех взяла! Если он бежит в них, то даже иглу в стоге сена будет найти проще, чем эту лживую тварь.

Я еще успеваю поймать химер, но стон и знакомая россыпь волос на полу заставляют меня остановиться как вкопанного.

На полу, свернувшись калачиком, сидит Тиль.

Она раскачивается из стороны в сторону и плачет, пытаясь зажать рукой плечо, из которого хлещет кровь. Я еще не вижу рану, но кровь бьет так сильно, будто в руку по самую рукоять всадили нож. Он, кстати, валяется рядом на полу, и я замечаю следы от маленькой ладони.

— Рэйвен… — слабо бормочет Тиль. — Я знала, что ты придешь… за мной.

Я даже толком не успеваю подумать, что делать дальше, когда Врата схлопываются с характерным вибрирующим беззвучием, от которого у меня всегда неприятно бултыхается в животе.

Да в задницу химера с его тайнами — я отыщу выродка где бы он ни прятался!

Нужно помочь моей малышке.

Я опускаюсь перед ней на колени, пытаюсь понять, что делать дальше, но вид ее крови выталкивает на задний план все прочие мысли кроме той, что девчонку нужно перевязать, пока она не потеряла сознание. У Тиль очень бледное лицо с сильными синяками под глазами, и мне хочется как следует надавать себе под зад за то, что это я был таким слепым и наивным все это время.

— Не надо… — шепчет Тиль, когда я инстинктивно протягиваю к ней руки, чтобы осмотреть плечо. — Браслет…

Она сует его мне под нос, и я бешусь от собственного бессилия.

— Он хотел… забрать меня, — шепчет Тиль, кашляя так громко, словно кроме раны у нее еще и серьезная простуда. — Забрать к настоящей герцогине. Она ему приказала, они… кажется…

— Я знаю, — бросаю коротко, скидываю куртку, а потом — рубашку, которую беспощадно рву на пару кривых лент. — Тиль, тебе нужно перевязать рану, пока ты не истекла кровью.

Она кивает, берет самодельный бинт и прикладывает его к ране.

Я жмурюсь, потому что удар глубокий, немилосердно глубокий, как будто химер собирался…

Что-то заставляет меня насторожиться.

То самое чутье, благодаря которому я много раз выбирался живым из самых безнадежных ситуации.

Что-то не так, Нокс.

Выдохни.

Осмотрись.

Что не так в этих декорация? Что ты уже почувствовал, пока не осознал?

Тиль вздыхает и кое-как бинтует плечо. Я бы мог заподозрить обман, если бы не браслет, который — я абсолютно убежден в этом — тот самый, а не похожая подделка. Но, даже если и здесь подлог, проверить это можно только одним способом — притронувшись к ней. И если он все-таки настоящий, то от ударной волны может случиться все, что угодно. Я не могу так рисковать, тем более, что сейчас только от меня зависит, как скоро Тиль окажется в руках лекарей.

Что еще не так, Нокс?

— У меня кручится голова… — стонет девчонка и неумело заваливается на бок, прямо в лужу крови.

Кровь.

Тут повсюду ее кровь.

Кровь, которая для моих демонов вкуснее амброзии и слаще самого хмельного молодого вина.

Я должен был озвереть от одного только запаха, но ничего этого нет, потому что…

Резка боль в шее обрывает мою мысль, хотя я уже и так знаю ответ.

Матильда Лу’На нависает надо мной, всаживая нож мне в горло, словно сумасшедший мясник, пока я не начинаю захлебываться собственной кровью.

— Я мечтала об этом с той самой минуту, как в моей голове созрел этот план, — скалится безумная садистка, и в моем угасающем сознании ее смех звучит очень похоже на погребальное воронье карканье.

Глава пятьдесят первая: Сиротка

Путешествия через Врата всегда были для меня мучением.

Но в этот раз, когда мы с химером выходим посреди раскаленной красной пустоши, где нет ничего живого, приступ тошноты особенно сильный. Я пробую сдержаться, но желудок решает иначе и меня буквально выворачивает наизнанку, прямо под ноги. Точнее — прямо на дорогие бархатные домашние туфли рогатого мерзавца.

Он прищелкивает языком и пытается зайти мне за спину, чтобы придержать растрепавшиеся волосы, но я успеваю отбить его руку и даже отпрыгнуть на пару шагов. Мгновение мы смотрим друг на друга, а потом химер отвешивает степенный поклон и реуко указывает куда-то мне за спину.

Не спешу смотреть.

Это опять какая-то уловка?

Отвернусь — и он просто огреет меня по голове, чтобы отнести на заклание послушным бездыханным мешком с жизнью?

И что он вдруг решил кланяться, хоть раньше не особо старался даже из уважения к титулу? Назвал меня госпожой, хотя точно знает, что я — поддельная герцогиня Лу’На?

— За вами эскорт, Ваше Высочество.

— Я не высочество! — кричу в ответ, и мой голос буквально тонет в свозящей вокруг тишине. — Ты мерзкая лживая тварь! Предатель! Подонок!

Наверное, если бы я все это вот так же выплевывала в лицо Ноксу, даже его безграничного терпения не хватило бы, чтобы сохранять такое без безучастно-благостное лицо, каким на меня смотрит Сайфер. Как будто я ему комплименты отвешиваю, а не от всей души желаю провалиться…

Огонь снова закипает в моей крови.

Чувство злости, желания крови и разрушения, которое я уже успела позабыть.

Сейчас оно возвращается с такой ужасающей силой, что мне приходится обхватить себя руками, чтобы не разорваться надвое под напором этой мощной силы.

Рэйвен говорил, что Тьму можно контролировать. Что это недоступно простым смертным, но у меня получалось, а значит, я могу тать такой же, как он — способной управлять гневом и жаждой крови.

— Вы чувствуете это, госпожа? — Змеиные зрачки химера становятся тоньше нитки. Он даже подается вперед, всем видом источая предвкушение. — Свою истинную природу?

— Я чувствую желание вырвать тебе сердце! — рычу в ответ, и ужасаюсь тому, что мое нутро яростно этому откликается. Как будто только и ждет, чтобы схватить предателя за горло и вспороть ему брюхо, словно рыбине. — Нет. Это не я. Это… просто какие-то уловки, да? Ты чем-то меня опоил, как в тот день. Дал какого-то зелья.

— Разве моя госпожа что-то пила в моей скромной обители? — Сайфер подступает ближе. — Разве вы хоть что-то принимали из моих рук?

Я торопливо отшатываюсь, чтобы держаться от него на расстоянии.

За спиной и правда какой-то шум, но это все тоже может быть иллюзией. Этот мерзавец мастерски с ними обращается. Может, на самом деле, мы никуда и не переходили, а просто «перенеслись» в другую часть его салона?

— Вы можете мне не верить, Ваше Высочество, но именно я, а не ваш драгоценный возлюбленный, всегда был на вашей стороне и действовал в ваших интересах.

— Поэтому позволил предательнице Короны все это время дурачить нас всех? Что они тебе посулили? Сто юных девственниц?!

— В моем почтенном возрасте, — химер снисходительно усмехается, — такая банальность, как девственность, меня уже давным-давно не интересует. — И это я с ними играл, госпожа. Хотя, полагаю, глупая смертная и ее оболваненный прихвостень еще какое-то время будут думать, что все идет точно по их плану.

Я прикрываю глаза, стараясь не поддаваться искушению все-таки оглянуться и посмотреть, что может издавать такой размеренный тихий и, одновременно, устрашающий шелест. Как будто летит огромная птица.

Надеюсь, Рэйвен сможет разоблачить предательницу до того, как она совершит что-то непоправимое. Надеюсь, он найдет их всех и накажет. Превратить их с Орви в пару замечательных вяленых предателей, чьи трупы будут долго висеть на главной площади.

Мотаю головой и гоню прочь эти кровожадные мысли.

Они не мои.

Я просто желаю герцогине и предателю понести заслуженное наказание.

— У вас есть множество вопросов, — напоминает о себе Сайфер, — и я с удовольствием на них отвечу, но сейчас, госпожа, вам лучше приготовиться ко встрече со своей настоящей семьей.

Его слова заставляют меня встрепенуться.

Семья? Моя семья? Мои мать и отец, или хотя бы кто-то один из них, кто в тот злополучный день решил оставить меня на пороге монастыря?

Я так резко оборачиваюсь, что вокруг моих ног вздымается облачко ярко-алой пыли.

И, чтобы не сойти с ума от увиденного, крепко зажмуриваюсь.

Это ведь не может быть то, что мне показалось.

Потому что этих созданий не существует уже много веков.

Потому что Эпоха драконов закончилась еще до того, как Свет и Тьма решили разделить власть.

Но этот шум и тяжелые взмахи не могут принадлежать ни одной из известных мне птиц.

А когда я с трудом приоткрываю один глаз, тень от парящего надо мной существа, размером с летающий корабль. Или, Плачущий помоги, даже больше!

Длинный протяжный рев — первый звук, рожденный в этом месте, и от него мне хочется провалиться сквозь землю, куда-то туда, где в кромешной пустоте точно не будет никаких моих «родственников» верхом на… драконах.

Тень опускается все ниже, и когда громадная черная туша приземляется, земля дрожит, словно разделяет мой страх. Громадный, покрытый черной шипастой чешуей хвост змеится по земле, поднимая вокруг себя красную пыль. Когтистые лапы покрыты поцарапанными стальными наконечниками, а к кончику хвоста прикручен тяжелый стальной шар.

Мне страшно поднимать голову выше, потому что мой рассудок отказывается воспринимать за действительность даже такую малость.

Но, когда летающее чудовище перестает реветь, я слышу, как его наездник спешивается и медленно идет ко мне.

— Владычица, — благоговейно бормочет Сайфер откуда-то у меня из-за спины, и я впервые не слышу в его голое ни насмешки, ни ленивого снисхождения. Лишь кротость и страх.

Тень ложится на мое лицо.

Когтистые пальцы приподнимают его за подбородок, и хриплый, обезличенный голос приказывает:

— Открой глаза, девочка, и больше никогда их не закрывай.

Я подчиняюсь.

Эта женщина… она… прекрасна и ужасна одновременно.

Но вся ее кожа, словно доспехом, покрыта шипами и лозами, и острыми каменными наростами. Точно такими, как в это же мгновение начинают снова прорастать у меня на руке.

— Твоя мать всегда смотрела страху в лицо. И она не отвернулась даже когда Нокс пришел ее убить.

Я мотаю головой так яростно, что начинает болеть шея.

Нокс убил мою мать? Это какой-то абсурд. Этого не может быть. Нет. Конечно нет. Просто порождения Хаоса хотят меня запутать, смутить разум. Я же читала об этом в книгах в монастырской библиотеке — в «Томе Откровения» и в «Томе Истины». Слово Плачущего учило нас, его послушниц, не поддаваться искушению, не верить сладким речам демонов, потому что вся их сущность — ложь и скверна.

Хочу отступить назад, но дорогу перекрывает химер, и его когтистая лапа до боли сжимает мое плечо. Я сдерживаюсь, проглатываю желание выплеснуть боль криком. Это просто какие-то игры, а я в них — всего-навсего пешка. Они каким-то образом хотят меня использовать точно так же, как использовала герцогиня.

«Не верь ни единому слову, — учит внутренний голос. — Вокруг тебя всегда были одни предатели: Примэль, Лу’На, рогатый химер и даже Орви. Честным был только Рэйвен, даже если его честность каждый раз разбивала тебе сердце. По крайней мере он никогда не скрывал, что хочет посадить тебя на трон рядом с Эвином только чтобы у Артании была послушная и на все согласная королева-марионетка».

— Нужно возвращаться в Логово, — бросая взгляд мне за спину, говорит демоница. — Скоро здесь будут ищейки Нокса.

Я оглядываюсь, но не вижу ничего, кроме серьезного лица Сайфера и размытого облака пыли где-то на горизонте. Ищейки моего герцога придут за мной? Значит, он узнал правду и узнал, куда меня утащил химер?

Мне так хорошо от этих мыслей, что даже не возникает желания подавить триумфальную улыбку.

— Ты слишком долго жила среди людей, девочка, — говорит демоница, и ее заострённое лицо становится абсолютно непроницаемым. — Научилась видеть нас так, как видят они. Научилась чувствовать тот же страх и ту же ненависть. Пришла пора прозреть и принять свою кровь. Соул, задержи Зрячих. И возвращайся в Логово живым и невредимым.

— Да, Владычица.

О том, что он почтенно кланяется, я слышу по переливу колокольчиков в его рогах.

Владычица взбирается дракону на спину — в массивное черное седло, покрытое как будто тончайшей кожей с замысловатым тиснением. И когда она протягивает мне свою когтистую руку, я почему-то не могу найти ни единого довода разума, чтобы отказаться ее принять.

— Потому что пока твоя сущность спит, — демоница как будто читает мои мысли, — твоя кровь уже знает, кто на самом деле желает тебе добра. Пора возвращаться домой, девочка. Пора узнать, кто ты на самом деле и исполнить то, ради чего Хаос привел тебя в этот мир.

Я сажусь в седло позади нее и едва успеваю схватиться руками за крепкие поручни по бокам, потому что дракон стремительной стрелой взметает ввысь.

Глава пятьдесят вторая: Герцог

Я никогда и никому не рассказывал о тех днях, которые провел в пыточном подвале дохлого герцога.

Потому что именно там я знал про себя две вещи.

Вещь первая — я все-таки боялся смерти, и еще больше боялся, что подохну именно там. Не на поле боя, не с продырявленной грудью или вырванным сердцем, а в цепях, иссеченный кнутом, как хорошая отбивная.

И вещь вторая, которая стала для меня еще большим откровением — я могу желать смерти всему, что способно дышать, говорить и свободно передвигаться. И если бы в тот момент случилось чудо и каким-то небожителям пришла в голову идея превратить мои цепи в прах, я бы разорвал все живое, что встало у меня на пути.

Сейчас, когда я, еще даже не отрыв глаза, слышу вонь того самого подвала и ощущаю на руках тяжесть тех же самых цепей, самое время осознать еще одну правду о себе — я слепой осел.

И если бы не чувствовал эту ужасную вонь, то смело бы прибавил к этому еще и отсутствие нюха. Того самого, которым я кичился больше, чем всеми орденами от Эвина.

Я с трудом сглатываю, и в горле тут же появляется горький и металлический вкус собственной крови.

Странно, что после того, как тварь всадила в меня нож по меньше мере десяток раз, я все еще жив.

Я пытаюсь пошевелиться, но тяжелые цепи, на которых я распят на стене, словно подопытное животное, не дают никакого пространства для маневра. Похоже, с момент моего последнего «визита», Лу’На тут кое-что изменила и улучшила.

Пока я пытаюсь отдышаться, тяжелая, обитая металлом дверь на противоположной стене, медленно и с противным лязгом открывается. Двое безликих стражей в черном проходят вперед, берут меня на прицел наконечниками длинных копий, и только после этого в мои «покои» входит мелкая герцогиня.

Она в белом, мать ее, и нарочно ступает очень осторожно, чтобы не испачкать носки дорогих шелковых туфель. Такая же показушница, как и ее папаша — старый дохляк тоже любил показать, насколько грязный вокруг него мир, ведь он один — в сияющих доспехах.

— Вижу, ты подготовилась к моему визиту, — не могу сдержать ядовитое замечание, и позволяю крови свободно стекать по моим губам. — Много чего тут… улучшила.

Шевелю кистями рук, но даже это сделать едва ли получается, потому что теперь мои кандалы приколочены прямо к стене.

— Не сомневалась, что ты оценишь мои старания, — елейным тоном отвечает она, носовым платком очень жеманно прикрывая нос. — Теперь ничего не помешает мне наслаждаться твоим обществом долго, долго и… долго, Нокс.

Я не сомневался, что живым мне из этого проклятого места уже не выбраться. Не может же так сильно везти дважды. Даже мне — поцелованному богами в задницу герцогу Ноксу, которого часто называли «заговоренным». Хотя в последнее время я так часто ходил по краю жизни и смерти, но впору передавать это «почетное прозвище» другому счастливчику.

— И давно ты с ним договорилась? — Я нарочно скалю окровавленные зубы, чтобы насладиться очередной порцией брезгливости на лице герцогини. Должен же и я получить от всей этой ситуации хоть какое-то удовольствие.

Она и правда бледнеет, но буквально заставляет себя стоять на месте даже когда кровь все ближе подбирается к ее белоснежным туфлям.

— Полагаете, Нокс, я вот так просто разболтаю вам все свои маленькие женские секреты?

В тусклом свете единственного факела ее лицо одновременно и похоже на лицо Тиль и выглядит абсолютно другим. Наверное, все дело в том, что на лице моей малышки я никогда бы не увидел такого откровенного презрения к чему бы то ни было, а настоящая герцогиня выглядит так, словно пришла в этот мир с отвращением ко всему живому.

Я должен заставить ее говорить.

Не знаю зачем, если так или иначе унесу эту тайну с собой в могилу. Но, может быть, Нокс, ты растерял не всю свою удачу?

— Должен ли я понимать эти твои слова как страх снова выпустить добычу из рук? — подначиваю ее. — Или у хитрой дочурки дохлого герцога на самом деле нет никакого плана?

Она прищуривается так сильно, что все ее лицо становится похожим на крысиную морду.

Я бы сказал, что это хорошее доказательство того, что чутье меня не подвело и правильно выбрал ее личную болевую точку. Даже если в ответ на это герцогиня коротко кивает одному из стражников с копьем и через мгновение я чувствую болезненный укол под ребрами. У меня перехватывает дыхание, живот сводит острыми судорогами. Несколько мучительных минут я чувствую себя распятой мухой в паутине, получившей смертельную дозу паучьего токсина, который уже медленно превращает внутренности в питательную смесь.

Но потом эта боль понемногу отпускает.

— Как тебе мое особенное угощение, Нокс? — Ради желания поближе рассмотреть мои мучения, герцогиня даже готова испачкать обувь. — Мой алхимик старался специально для тебя. Не беспокойся, Нокс, ты не сдохнешь от тех маленьких доз, которыми смочены наконечники копий моей охраны, но, поверь, каждый раз, когда твоя дерзость будет мне не по душе, ты будешь молить о смерти.

Я не издаю ни звука.

Однажды, когда в меня всадили порцию картечи и у полевого лекаря закончились обезболивающие, я пережил мучения и похуже, когда он по-живому вытаскивал из меня дробь. Так что «угощение» герцогини — не самый «лучший» десерт в моей жизни.

— Спасибо за гостеприимство, герцогиня, — пытаюсь, насколько это возможно, отвесить шутовской кивок, и снова наслаждаюсь ее перекошенной физиономией. — Польщен быть… твоим почетным гостем. Можно мне подушку, а то малость… затек зад.

Она снова кивает охраннику, и новая порция боли входит в мое тело вместе с острым наконечником копья.

Наверное, я переоценил свои силы, потому что в этот раз боль поднимается выше по позвоночнику, застревая где-то в затылке, и на этот раз не проходит гораздо дольше. А когда ко не возвращается способность видеть и слышать, я с трудом различаю лицо герцогини и мысленно благодарю ее алхимика за то, что не хотя бы не придется начинать ненавидеть лицо моей Тиль.

Тиль.

Пытаюсь пошевелить руками, но не чувствую даже пальцев.

Я должен выжить ради нее.

Должен найти свою монашку. Герцогиня держит ее в плену? Где-то здесь, в Горностаевом приюте?

Нужно заставить говорить эту мелкую падаль.

— Если честно, это даже не интересно, — с преувеличенным безразличием вздыхает герцогиня. — Тебя крайне неинтересно мучить, Нокс.

— Это потому что я не кричу? — усмехаюсь, но уже из последних сил. — Знаешь, что было действительно интересно? Слушать крики и мольбы о пощаде дохлого герцога Лу’На. Он обделался, когда я расплющил ему мизинец. Представляешь? Один палец — и он в штаны наложил. Вони было даже больше, чем когда он начал гнить заживо.

Герцогиня протягивает руку… но останавливается, сжимая в скрюченных пальцах лишь пустоту.

— Ты ведь не нужен мне живой, Нокс, — шипит сквозь зубы, но даже с шумом в голове я хорошо слышу фальшивые ноты.

Если бы я не был нужен ей живым — она бы просто перерезала мне глотку.

И точно не старалась бы приготовить «угощение» специально для меня.

— Но, если ты будешь и дальше выпрашивать, — продолжает гадина, — я решу, что ты не годишься даже на роль игрушки.

Это тоже ложь, теперь уже абсолютно неубедительная.

Что она хочет? Моя жизнь не представляет никакой ценности.

— Кстати. — Лу’На делает вид, что ее внезапно осенило, хотя на самом деле наверняка готовила и репетировала эту речь. — Всегда немного завидовала вашей с Эвином дружбе. Такое доверие, такая безоговорочная слепая вера. Ты ведь единственный, кому разрешается держать при себе кинжал даже в присутствие Его Величества?

Я чувствую себя полным ослом.

Тот гвардеец в замке — он ведь может стать «мной» в любой момент.

Проклятье!

Кончик копья правого стражника ложится мне под подбородок и приподнимает голову, чтобы герцогиня могла вдоволь полюбоваться моим лицом. Отрава во мне еще достаточно сильна, чтобы держать эмоции под контролем.

— Нокс, не стоит так огорчаться, — она прищелкивает языком, наслаждаясь заслуженным триумфом. — Кто-то должен был быть умнее тебя — это закон жизни. А теперь извини — мне пора спешить к жениху и поторопить его со свадьбой. Не терпится поскорее стать вдовой!

Когда стальные двери моей темницы закрываются, я понимаю, что на этот раз нас всех действительно обвели вокруг пальца.

Я не знаю, что с Тиль.

Я не понимаю, какую роль во всем этом «плане» играет химер и что, Бездна задери, и какую выгоду он поимел от этого гнусного предательства.

И, что самое паршивое, спасти нас всех может только чудо.

Глава пятьдесят третья: Сиротка

— Это — Логово, девочка, — говорит Владычица, когда дракон приземляется на вымощенной красным кирпичом площадке на вершине шпиля самой высокой башни. — Это — твой дом.

После полета у меня сильно кружится голова, и нужно время, чтобы побороть рвотные позывы и попытаться разглядеть место, куда мы попали.

Кажется, с высоты, я видела огромный черный замок, изуродованный каменными наростами и увитый страшными древними лозами, от одного вида которых кожа покрывалась мурашками ужаса. Сейчас, когда шип одной из них как живой маячит прямо у меня перед носом, я понимаю, что никогда в жизни не видела ничего более… ужасного и прекрасного одновременно. Шип тянется ко мне с тяжелой, обвившей колону ветки, как будто пробует на вкус, надавливая ровно настолько, чтобы на коже проступила капля крови.

Мне должно быть страшно.

Плачущий, я должна бы вопить от ужаса, но что-то внутри меня странно откликается на происходящее. Как будто я и правда где-то там, где должна была быть все это время.

Я обхватываю себя руками и стараюсь держаться подальше от шипов, которые, словно взявшие след зверодавы, наперегонки тянутся за мной.

— Я не хочу быть здесь, — говорю, два шевеля губами, когда Владычица подходит к остроконечной арке, за которой просматривается наполненный ярким оранжевым светом коридор. — Верните меня туда, где…

Она рак резко разворачивается, что мне приходится очень постараться, чтобы не сдвинуться с места под натиском напора ее неприкрытого негодования.

— Вернуться куда, девочка?! В мир людей? Туда, где каждый камень в придорожной пыли считает таких, как ты, выродками? В мир, где таких, как ты, сжигают на кострах без суда и следствия? Просто потому, что ты носишь Тьму в своей крови?

— Это не так. — Мотаю головой, но… сама себе не верю.

С тех самых пор, как я впервые увидела тот странный сон, не было ни дня, чтобы я не прислушивалась к тяжелым шагам за дверью, и не вздрагивала всякий раз, когда настоятельницы требовали меня к себе. Я чувствовала, что внутри меня живет скверна, но и пнимала, что даже если я не сделала ничего плохого — меня все равно сотрут в порошок, если правда выплывает наружу.

Я жила в страхе все эти годы.

В страхе быть казненной просто так.

Потому что я…

— Не такая как все, — говорю деревянными губами, и на этот раз, когда когтистая ладонь Владычицы ложится мне на плечо, я не чувствую ни страха, ни отвращения. Моя рука, когда Тьма прорывается наружу, выглядит не лучше.

— Пора узнать правду, девочка. И избавиться от иллюзий о мире, который был создан лишь с одной целью.

На ее губах появляется многозначительная кровожадная ухмылка.

Нокс говорил мне о демонах.

О том, чем они питаются и почему Бездну необходимо было запечатать.

Но что-то с голос рогатой Владычицы заставляет меня предчувствовать новую порцию откровений.

Я позволяю увести себя внутрь черной башни, спускаюсь по лестнице как будто в самое сердце мира, и с каждым шагом мне все больше хочется оглянуться и оставить себе хоть какую-то зацепку для побега.

Вся моя жизнь вот-вот перевернется с ног на голову, а в голове торчит Нокс и герцогиня, которую он бросился спасать, думая, что это — я. Но он ведь должен что-то понять? У него же есть какое-то особенное чутье? Он должен узнать правду и всех разоблачить, потому что он…

Я запрещаю себе произносить «инквизитор» даже просто в своих мыслях. Как будто это может причинить ему вред.

В замке абсолютно пусто, хотя я готова поклясться, что вокруг нас все время витает эхо скрипучих голосов и настороженного шепота. Несколько раз даже озираюсь, потому что чувствую раскаленное дыхание в затылок, но там всегда только пустота, не подернутая даже легким сквозняком.

Это место совсем не похоже на королевский замок Эвина.

Здесь нет ни картин, ни трофеев, ни даже гобеленов — только камни, шипы и растущие словно сразу отовсюду черные костяные наросты. Этот замок… он словно живой. По-настоящему живой и растет из-под земли, питаясь тем, о чем лучше и не думать.

— Это… Логово? — рискую спросить я, и Владычица степенно кивает головой.

— Это — твой дом, девочка.

Дом.

Я всегда мечтала о том, что однажды у меня будет семья и дом с садом, в котором мы будем проводить тихие семейные праздники. Но никогда-никогда это точно не был каменный замок в Бездне.

Но, если бы вдруг Плачущий щелкнул пальцами, остановил время, предложил все отыграть назад и никогда не знать, что и кто я такое — я бы согласилась?

Ответ не успевает сформироваться в моей голове, потому что Владычица заводит меня в большой и абсолютно пустой зал, по стенам которого, как по венам великана, змеится раскаленная лава. Стая темных летучих тварей, потревоженная нашими шагами, взмывает куда-то вверх — это так высоко, что даже задрав до предела голову, я все равно не вижу ни намека на потолок.

Все, что есть в этом месте — темное пятно на противоположной стене.

Чем ближе мы подходим, тем отчетливее становятся его контуры, тьма словно наполняется красками — розовым, белым, пурпурным. Чем-то, что словно чужеродно этому месту, но что должно быть здесь.

Я останавливаюсь, когда чувство опасности начинает громко звонить в набат в моей голове.

Это… не просто пятно.

Это портрет молодой женщины. Будто высеченный из камня рукой мастера. И работа выполнена настолько тонко, что приходится пару раз моргнуть, прежде чем проходит странное наваждение, будто платье девушки колышется, а ее руки сильнее сжимают в руках тяжелый каменный кубок.

Она очень красивая.

И рога в ее волосах, и каменные шипы на плечах совсем не портят ее чужеродную этому мрачному месту красоту.

Владычица тоже останавливается, и впервые за все время я вижу ее спину немного согнутой, словно она вдруг ощутила тяжесть непосильной ноши. И даже ей — хозяйке Логова — не дано от него избавиться.

— Л’лалиэль. Она была бы лучшей версией меня, — слышу ее тяжелый и какой-то опустошенный голос.

Ее как будто терзает что-то.

Это так странно, ведь порождения Хаоса не могут чувствовать ничего, кроме жажды крови и насыщения душами живых?

— Но она была слишком доверчивой. Никогда никого не слушала. И наивно верила, что Тьма и Свет могут существовать вместе.

Я уже знаю, что она скажет дальше, и от паники что есть силы сжимаю в кулаках уже порядком испачканную ткань платья.

— Она — твоя мать, Матильда. — Владычица поворачивается ко мне, окидывает взглядом, явно не одобряя мой напуганный вид. — Дарек Скай-Ринг обманом похитил ее у меня, заточил в обсидиановые кандалы и силой взял в жены.

— Нет, — я отчаянно мотаю головой. — Это… не может… Это… ложь.

Она яростно сжимает кулаки и все ее тело внезапно покрывается каменной броней, настолько крепкой и колючей, что можно ослепнуть от одного лишь взгляда. Я пячусь назад, разгоняя неприятные мысли, который вот-вот разрушат мою реальность, не оставив камня на камне от меня прежней.

— Не может?! — Владычица полыхает огнем, словно извергающийся вулкан. Ни рогатый Балор, и дракон и близко не выглядели такими устрашающими, как она в эту минуту. — Ложь?! Хочешь узнать, что такое настоящая ложь?!

Она яростно хлещет по полу тяжелым чешуйчатым хвостом, и камень покрывается глубокими заломами трещин. Приходится пятится все дальше и дальше, чтобы не провалиться в одну из них.

Нокс говорил, что демонам нельзя верить.

Они коварны и готовы на все, чтобы затуманить рассудок смертного.

— Нокс?! — Владычица как будто шастает в моих мыслях, понимает и слышит их до того, как их пойму и услышу я. — Так послушай же правду, моя маленькая принцесса, и пусть она отрезвит тебя! Дарек обманул и похитил Л’лалиэль, сделал ее своей королевой, чтобы она родила ему дитя. Нет, — она скалит длинные черные клыки, — не для того, чтобы наслаждаться счастьем, а чтобы получить плод Тьмы и Света, чья кровь сделала бы его неуязвимым для Хаоса. Дареку не нужна была маленькая дочка — ему была нужна жертвенная овца на заклание! Ты появилась на свет, чтобы умереть во имя тщеславия одного смертного!

Я еще сильнее обхватываю себя руками, потому что в это время что-то внутри меня уже начинает разваливаться на кусочки.

Этого не может быть.

Все знают, что Тьма и Свет не могут смешаться внутри одного сосуда.

— Могут. — Владычица снова «читает» у меня в голове. — Мой дед — твой прадед — уже пытался, когда эти смертные решили, что мир должен принадлежать только им. Отец Дарека нашел этот ритуал, а проклятый… повторил его. Увы, успешно.

В моей голове мелькают воспоминая слов Нокса — Владыка убил свою дочь.

Это… правда. Я уже слышала это от человека, которому однажды раз и навсегда доверила свою жизнь.

— Нокс знал, кто ты.

Я вскидываю голову, потому что искренне верю, будто снова слышу лишь отголоски странных мыслей.

— Он знал! — рявкает Владычица, и черная стая над нашими головами подхватывает эхо ее голоса. — Он знал и ничего не сказал тебе. Хочешь знать почему?

Отрицательно мотаю головой и, наплевав на все, залепляю уши ладонями.

Не хочу знать. И слышать не хочу.

Пусть это все окажется просто сном.

«Эвин — не законный наследник, — воспоминанием смеется в моей голове Сайфер. — У него нет прав на престол Артании…»

Но они есть… у меня?

— Нокс всегда был только служебным псом, который гложет кости и радостно виляет хвостом, чтобы выслужиться перед хозяевами. — В голосе Владычицы столько отвращения, что его можно черпать ложками. — Он убил Л’лалиэль.

Я закрываю глаза.

— Он помог Эвину скрыть правду о законном наследнике Артании!

Нет, это просто мой ночной кошмар.

— Он должен был найти тебя и убить, чтобы никто и никогда не заявил своих прав на королевский престол!

— Замолчи… умоляю. — Огонь закипает внутри меня, выступает наружу шипами и костяными наростами — по запястью, до локтя, а потом до плеча. Уже на обеих руках, и я не чувствую боли, когда лозы обвивают меня и впиваются в тело длинными иглами шипов.

— Он знал, кто ты. Он видел твою Тьму, принцесса. И он собирался помочь Эвину принести тебя в жертву чтобы королю Артании удалось то, что не получилось у его отца!

Я хочу сбежать из этого места прямо сейчас.

В ту свою скучную монастырскую жизнь. После всех этих откровений, я готова броситься в ноги Плачущему и умолять его стереть мне память, как будто ничего этого никогда и не было. У меня была не скучная жизнь — у меня была тихая, спокойная и понятная жизнь, где я знала о себе достаточно, чтобы быть в мире и покое с собой. Только, чтобы понять это, нужно было сперва станцевать босиком на тлеющих углях.

Рэйвен никогда бы не поступил так со мной.

Но у моего внутреннего голоса есть парочка других воспоминаний, которые он, как в балаганном театре, крутит перед моим мысленным взглядом.

Рэйвен не ответил на мой вопрос, когда я спросила, что такое ga’an’ern.

Он вообще ничего и никогда мне не говорил, кроме того, что во мне есть Тьма и он может научить меня ее контролировать. Но он несколько раз использовал меня, когда был присмерти.

И он собирался выдавать меня за настоящую герцогиню, потому что так было удобно и выгодно.

— Откуда он мог знать, что я такое? — Мне больно и страшно смотреть на Владычицу, чье тело окончательно отбросило человеческие формы. Я тоже стану вот такой? — Если даже я узнала об этом только сейчас?

Владычица запрокидывает голову и громко хохочет. Черная стая облетает вокруг нее и устремляется ко мне, кружась над головой, словно вестник неминуемого несчастья.

В этом смехе — ответы на все мои вопросы.

Это же Нокс — он знает абсолютно все.

Рогатая, наконец, перестает смеяться, и несколько раз переводит взгляд с меня — на рисунок на стене.

— Вы с ней похожи. — Никогда бы не подумала, что и у демонов есть чувства, но она как будто тихо рыдает внутри. — Моя Л’лалиэль была слишком хороша, чтобы какой-то простой смертный вот так легко лишил ее жизни. Но она всегда была сильной и смелой, поэтому…

Взгляд на меня прямо в упор, от которого мне вдруг уже не хочется прикрываться руками. Я чувствую только легкое покалывание, когда мои пальцы начинают медленно удлиняться, и ногти становятся длинными и острыми. Не такими, как у Владычицы, но достаточно смертоносными, чтобы вспороть кому-то живот или проткнуть грудь до самого сердца.

Эти мысли заставляют мое тело подрагивать от предвкушения.

Плачущий, это не я!

Я всю жизнь спасала людей, а не мечтала выпустить им кишки!

— Л’лалиэль отдала свою силу тебе. — Я так сильно ухожу в свои страхи, что не замечаю, как Владычица оказывается рядом и ее ладони буквально впиваются мне в плечи. — Я это чувствую. Вижу и слышу ее в тебе. Она уже пробуждается, потому что здесь даже кровь земли послушна тебе и взывает к твоей сущности.

Я отмахиваюсь от нее и, пусть с трудом, но вырываюсь из стальной хватки.

Мне противна сама мысль о том, чтобы стать такой же, как все те страшные твари, которые, до запечатывания Бездны, гуляли по миру живых и питались их душами. Я не стану такой, лучше уж головой вниз с обрыва, чем потерять человечность.

Владычица приподнимает ороговевшую бровь, и весь ее вид выдает сомнение.

— Обязательно рыться у меня в голове?! — не могу сдержаться.

— Мы с тобой — одна кровь, девочка. Пока мы в Бездне — я слышу все, что происходит в твоей голове. Со временем, когда твоя сущность окончательно пробудится, ты тоже научишься слышать и чувствовать абсолютно все. А я научу тебя понимать самые незаметные сигналы и читать невидимые знаки. Больше никто и никогда не сможет застать тебя врасплох, девочка

— Меня зовут… — Хочу сказать Матильда, но. Тех пор, как герцогиня вскрыла свою настоящую суть, мне даже собственное имя стало омерзительно. — Меня зовут Тиль, а не «девочка».

— Имена смертных. — Владычица фыркает. — Они оскорбляют мой слух и всю Бездну, так что, если не хочешь без причины разбудить кого-то из Привратников — лучше не произноси его вслух.

— Привратников? — Почему-то, как будто это идет из глубины моей памяти, я в первую очередь думаю о Беале, который в ту ночь едва не убил нас с Ноксом.

— Это верные стражи бездны, ее палачи и элитные воины. — Рогатая как будто смакует одну мысль о том, на что способен каждый из них. — Но, для начала, нам нужно придумать тебе новое имя.

— Мне нравится мое.

— Это имя, которое дали тебе бестолковые смертные, оно не будет звучать здесь никогда! — Владычица рявкает так громко, что на полу образовывается еще пара трещин. В предыдущих, где только что кипела лава, теперь, словно уродливые заплатки, медленно застывает черная жижа. — Я буду называть тебя… Ти’Эль — она бы назвала тебя так.

— Мне все равно.

Владычица снова с сомнением улыбается и уже спокойно, как будто вспомнив, что нужно быть еще и радушной хозяйкой, приобнимает меня за плечи, чтобы подтолкнуть в сторону выхода.

— Пойдем, принцесса, тебе нужно восстановить силы.

Глава пятьдесят четвертая: Герцог

Сколько времени я вишу в этих цепях?

Наверное, долго, потому что когда прихожу в себя после очередной порции пыток, уже почти не чувствую ни рук, ни ног, и те части моего тела, которые могу видеть, покрыты коркой засохшей крови пополам с грязью и белесыми разводами.

Когда палач умелой рукой самым кончиком хлыста сдирал с меня кожу, его помощник щедро поливал свежие раны крепким соляным раствором. Потому что я должен был орать от боли или просить о пощаде, но упрямо продолжал молчать. Правда, тело все равно теряло силы, и я на какое-то время отключался.

Герцогиню я не видел, но каким-то внутренним чутьем знал — она все-еще здесь, в Горностаевом Приюте. Не спешит ехать в Королевский замок. Возможно, потому что Эвин до их пор подавлял бунты и ее появление в военном лагере вызвало бы вопросы даже у моего начисто потерявшего голову друга. А, возможно — я хотел в это верить — ей просто слишком сильно хотелось услышать мои крики и мольбы.

Поэтому я дал себе зарок даже сдохнуть молча.

Хотя, конечно, хотелось бы выжить.

Я кое-как разминаю затекшие изодранные запястья, чтобы хоть как-то разогнать кровь по телу. Снова, даже уже ни на что не надеясь, пытаюсь выудить наружу хотя бы каплю Тьмы, но все тщетно — герцогиня постаралась, и кто-то достаточно умелый приготовил для меня специальные кандалы, сплавив сталь и обсидиан.

Такой ошейник носила Л’лалиэль.

Именно он лишал ее всех способностей и не позволял использовать Тьму, чтобы вернуться домой, в Бездну.

Теперь я точно знаю, как она страдала.

Теперь я точно знаю, что она отдала все до капли в тот проклятый день, когда сожгла саму себя, чтобы защитить Тиль.

И эта правда — она намного больнее, чем любые пытки, потому что она торчит внутри меня и жалит постоянно, даже когда дух ненадолго покидает мое изодранное тело. В сравнении с муками внезапно воскресшей совести, соль в свежие раны ощущается не больнее комариного укуса.

Тиль.

Где она? Что с ней?

Я не позволяю себе впасть в отчаяние, хотя все время хожу по грани.

Если бы от моей смерти хоть что-то зависело — я бы не задумываясь откусил себя язык и захлебнулся кровью, но…

Даже если ситуация из ряда вон, пока ты дышишь — еще можно на что-то надеяться.

Дверь темницы открывается с уже знакомым мне противным медленным скрипом. У меня нет сил поднять голову, но мой нюх работает так же исправно, как и раньше. Знакомая вонь моему мучителя посылает под кожу сигнал о том, что пытка вот-вот продолжится.

Я даже почти не реагирую, когда кого помощник по свистку окатывает меня ледяной водой из ведра, только жадно слизываю влагу с губ. На вкус она слаще меда. Может, потому что я уже и забыл, когда ел в последний раз?

Продолжаю болтаться в цепях вниз башкой, изображая дохлое насекомое. Когда палач стегает меня палкой по одной из пяток, буквально силой заставляю себя окаменеть, чтобы и дальше выглядеть испустившим дух. Мне нужна еще хотя бы пара капель воды, чтобы восстановить силы, иначе мне не пережить эту пытку.

— Давай-ка я еще в него плесну, — противно картавит помощник-горбун, — а то как бы не сдох раньше времени — хозяйка тогда с нас шкуры спустит.

Палач что-то невнятно бормочет, словно ему требуются силы, чтобы даже просто шевелить языком. За все время, что он надо мной измывается, не слышал от него ни звука. Не уверен, что он вообще может говорить.

Помощник тащит полное ведро, но палач перехватывает его с каким-то неразборчивым» «Подай сюда». Я слышу его зловонное дыхание прямо у самого носа. Хаос бы все побрал, выдержать удар по пяткам было куда проще, чем не выблевать нутро от вони его гнилостного дыхания!

Он хватает меня за волосы, без церемоний окунает рожей в воду.

Я делаю несколько жадных глотков, наплевав на то, что вода тут же забивает нос и просачивается в легкие.

— Гляди-ка, очухался, — слышу голос горбуна. — Теперь бы его подсушить, да? В костерке.

Я успеваю глотнуть еще раз, прежде чем палач с силой задирает мою голову вверх.

Он так близко, что даже сквозь мокрые веки вижу его изуродованную рытвинами оспы щеку.

И я, вдруг чувствуя странный и острый прилив «голода», изо всех сил вгрызаюсь в нее клыками.

Что бы там ни было в ведре — оно явно вернуло меня к жизни.

Значит, у меня есть союзник даже под носом у герцогини, в ее собственном доме.

Мой мучитель громко орет и заваливается на пол.

Его кровь на вкус как дерьмо из сточной канавы, так что я выплевываю ее вместе с вырванным куском плоти, и придавливаю палача спиной к полу, всем своим весом.

Его помощник уже где-то рядом и, прежде чем он попытается вмешаться. Одним точным ударом бью палачу в горло. От силы удара кадык проваливается внутрь — здоровенный урод выпучивает глаза, вдруг понимая, что не может дышать.

Отпрыгиваю в сторону, балансирю на полусогнутых, быстро оценивая обстановку.

Горбун успел взять тяжелую палку и, как любому человеку с его увечьем, ему несложно с ней обращаться, потому что я хорошо знаю, какая сила кроется в руках таких «коротунов».

— Тебе не выбраться отсюда, — шипит и сплевывает он.

— Да неужели? — Я нарочно дразню его, потряхивая кандалами на запястьях.

Как порвал их — и сам не помню, но сейчас это не имеет значения. Я должен сбежать как можно скорее. Связка ключей висит на видном месте — на пояс палача. Он уже почти затих на полу, и делает лишь редкие попытки вдохнуть воздух полным крови ртом. Жаль, что сдохнет так быстро — он не заслуживает легкой смерти.

Я делаю обманчивый финт — делаю вид, что собираюсь рвануть к двери, и горбун легко «цепляется» на эту приманку. Неосмотрительно бросается вперед, оставляя беззащитными шею и верхнюю часть корпуса. Ну и, конечно, не следит за ногами. Сбить его на пол совсем не сложно — достаточно одного точного удара, и горбун летит головой вперед, только чудом не размозжив башку о тяжелую дверь.

Прыгаю сверху, хватаю его за волосы и задираю голову.

— Герцогиня в замке? — шиплю ему на ухо, силой подавляя в себе желание разорвать подонка на куски.

— Не… скажу, — булькает из его горла.

Я лишь вполсилы вкладываюсь в удар, которым впечатываю его морду в каменный пол, но даже этого достаточно, чтобы сломать ему нос. Горбун воет и беспомощно сучит ногами.

— Советую быть вежливее и умнее, — предупреждаю на тот случай, если до него до сих ор не дошло, что лучше больше не рисковать. — Повторяю еще раз — герцогиня в замке?

— Нет, нет, — гундосит он, и в купе с его и так испорченной речью, приходится напрягать сух, чтобы разобрать слова. — Уехала. Утром.

— Куда?

— Думаешь, она перед смердами отчет держит? — Горбун уже чуть не плачет.

Удивительно, какие метаморфозы могут произойти с лишенным сострадания человеком, стоит ему попасть в шкуру того, кого он только что мучил.

Но, пожалуй, на этот раз я ему поверю — Лу’На действительно не стала бы посвящать кого-то в свои планы.

— Сколько охраны в замке?

Горбун снова невнятно мычит и мне приходится оттащить его к расплёсканной на полу луже, чтобы «освежить».

— Десятка… три, — наконец, шамкает он.

Достаточно, чтобы устроить проблемы любым незваным гостям.

Но не для меня. Тем более теперь. Понятия не имею, что было в ведре, но я чувствую себя воскресшим и голодным.

Я отшвыриваю горбуна к дальней стене — он ударяется об нее всем телом, сползает вниз и затихает. Судя по тому, что мой внутренние демоны больше не чувствую поблизости подходящей добычи, герцогине придется искать новую парочку душегубов. Конечно, только если она проживет достаточно долго.

Вооружившись ключами, медленно приоткрываю дверь.

Она адски скрипит, но это не важно, потому что с обратной стороны темницы никого нет. Герцогиня, как и ее дохлый папаша, так же самонадеянна — думает, что пара кандалов и неуклюжих мясников достаточная страховка от моего побега. Хотя, не могу не признать — если бы не помощь моего неизвестного союзника — я бы вряд ли выбрался живым.

Я даже не успеваю как следует осмотреться, потому что отчетливо слышу шорох справа, из темного угла.

Прищуриваюсь.

Почти чувствую, как трещат хрящи, потому что мои уши почти по-звериному ловят каждый звук.

— Знакомый запах… лейтенант.

Из темноты медленно выступает долговязая фигура.

У мальчишки бледное, как будто почти обескровленное лицо.

— Милорд… герцог, — лейтенант поднимает трясущиеся руки, — милорд, это я вам помог!

Даже не шевелюсь.

Мысли хаотично скачут между желанием его допросить и потребностью выпустить кишки.

— Это я! Я! — Он разве что не колотит себя в грудь.

— Что ты сделал? Что было в том ведре?

Он выжидает и медленно вынимает из-за пазух маленький стеклянный флакончик.

Даже сквозь закрытую крышку мои ноздри широко раздуваются, чувствуя знакомый сладкий запах.

— Я взял немного, когда она… когда Матильда была у лекарей после нападения на замок.

Почему-то даже мысль о том, что эта двуногая мерзость прикасалась к моей Тиль, когда она была беспомощна, заставляет меня озвереть. Я налетаю на лейтенанта, словно ураган, размазываю его по стенке, и лишь невероятными усилиями воли сдерживаюсь от того, чтобы пустить ему кровь.

— Мерзкий продажный слизняк. — Словно со стороны, едва узнаю свой лишенный человечности голос. — Она же тебе верила!

Лейтенант даже не пытается что-то сказать, потому что моя рука на его глотке перекрывает ему воздух. Давлю сильнее и сильнее, смакуя вид его выпирающих из орбит глаз.

— Я… помогу, — каким-то чудом проговаривает он, и я с трудом разжимаю ладонь.

Пацан кулем падает на пол, громко закашливается и отчаянно ловит каждый вдох.

— Чем ты можешь быть мне полезен?

— Я знаю… тайный путь, — сипло говорит он. — В обход… охраны.

— Предполагается, что после всего этого, я тебе поверю? — Бездна, как бы сдержаться и не выпотрошить его до того, как он скажет что-то действительно стоящее.

Лейтенант медленно, шлепая ладонями по стене, снова встает на ноги. Предусмотрительно отходит в сторону, чтобы снова не попасть мне под руку.

— Собираешься сбежать? — Я нарочно скалюсь во весь рот, чтобы он видел мои окровавленные клыки.

— Нет. Нет, милорд! Нам… туда, — показывает вперед, прямо в сторону узкой лестницы.

— Прямо в замок?

— Милорд, я клянусь… — Он снова закашливается. — Я хочу помочь. Ради… Матильды.

— Если не хочешь умирать долго часов в адских муках — больше никогда не произноси ее имя, — предупреждаю я.

Но это, скорее, предосторожность для меня.

Вряд ли мне хватит выдержки пережить это его «ради Матильды» еще хоть раз.

Глава пятьдесят пятая: Герцог

Я не доверяю мальчишке, даже когда мы, тайком пробираясь тоннелями под замком, выбираемся наружу, не встретив ни одной живой души.

Сырой ночной воздух немного отрезвляет мою жажду крови.

— Видите, милорд — я сказал правду! — Лейтенант снова поднимает руки, когда я, дернувшись на хрустнувшую под его пяткой ветку, ощериваю зубы. — Вы можете мне верить!

— Верить? Тебе? Ты думаешь, что палачи герцогини отбили мне мозги?

На самом деле я бы с радостью вспорол ему брюхо и посмотрел, как он будет корчиться, пытаясь запихать образно свои вонючие кишки. Не делаю этого только потому, что старое-доброе любопытство требует сперва выпытать у предателя все, что он знает. И самое главное, узнать — ради чего этот внезапный акт милосердия?

— Милорд, вы должны спасти Ма… — Он спотыкается, как-то по бабьи мотает головой и быстро исправляется: — Вы должны спасти ее! Кроме вас, милорд, этого больше никто не сделает!

От мысли, что моей Тиль угрожает опасность, желание выть от бессилия достигает пика.

Хорошо, что лейтенант стоит на безопасном расстоянии, а то бы я не справился с жаждой сожрать хоть какую-то живую душу.

— Сначала нужно выбраться отсюда, — говорю я, озираясь по сторонам, в поисках какой-то тропы среди густых зарослей давно умерших деревьев.

— Нам сюда, — мальчишка так лихо ныряет куда-то между деревьями, что на мгновение я почти теряю его из виду. — Милорд?

Я иду на его голос, и в густых зарослях действительно оказывает невидимая тропа. Я бы, конечно, нашел ее и без мальчишки, но на это ушло бы больше времени.

Мы быстро идем вперед — мальчишка впереди, я за ним, стараясь держаться настороже на случай, если прихвостень герцогини приведет меня прямо в ловушку. Несколько долгих минут я почти ничего не слышу, а потом влажные сумерки разбавляет журчание речки и лягушачий хор.

Мы выходим к широкой реке.

Я хорошо знаю это место — на той стороне роща, деревья из которой стоят дороже всех золотых рудников, которыми владеет герцогиня. Из этих деревьев производится достаточно легкая древесина, которая могла бы помочь Эвину строить летающие корабли. Будь у Артании хотя бы сотня таких — Воздушные лорды перестали бы безраздельно владеть небом, и больше никогда не жили бы спокойно на своих Парящих островах далеко за облаками.

На маленькой пристани замечаю стоящую на приколе лодку.

Лейтенант уверенно идет к ней, и я без лишних вопросов забираюсь в лодку.

Даже в почти полностью почерневшем небе хорошо видны струйки дыма над густыми кронами.

Герцог Лу’На так трясся над этой рощей, что не позволял никому даже гулять рядом.

Сомневаюсь, чтобы его дочурка вдруг решила вырубить ее на растопку камина.

— Вы все поймете, милорд, — говори мальчишка, налегая на весла. — Если б я раньше знал… Клянусь, милорд, всем святым — я бы никогда не стал ей помогать!

— Сейчас ты скажешь, что делал это из лучших побуждений.

Я не скрываю иронию, потому что эту чушь пойманные с поличным предатели почему-то говорят в первую очередь. Находят бестолковую причину для оправданий, пускают слезы и просят понять, принять и простить. Я слишком часто такое видел, чтобы позволить хоть на мгновение поверить, будто готов выслушать его скорбную исповедь. Но напускаю заинтересованный вид. На всякий случай, чтобы мальчишка не раздумал каяться.

— Милорд, я не знал, во что меня втягивают! Так же, как и Ма… как и она. Нас обоих использовала эта мерзкая особа!

— Где и когда вы познакомились? — Пришло время пролить свет на некоторые вещи. И пора вспомнить старые добрые навыки запутывать лжецов перекрестными вопросами.

Лейтенант мгновение медлит, но вряд ли для того, чтобы придумать подходящий ответ. Наверняка на этот случай у него уже давно придумана какая-то правдоподобная история. Тут что-то другое. Стыд? Серьезно? Неужели между «добропорядочной герцогиней» и «преданным другом» существует какая-то темная история?

Моя темная душонка предвкушает грязь.

Вполне возможно, ее будет много, ведь мальчишка попытается добиться моего доверия. Если бы я хотел выставить себя несчастной обманутой жертвой, то именно так бы и поступил.

— Впервые я увидел ее на ярмарке. Сначала даже подумал, что она — это Ма… ну, вы поняли, милорд.

Я отмечаю, что по моей теории о том, что герцогиня с самого начала скрывала ото всех свое настоящее лицо, не очень подходит под эту часть истории, но ладно. Посмотрим, что еще насочиняет мальчишка.

— Она сама ко мне подошла. Вернее. Не она сама — сначала почтенный мужчина, он представился помощником одной знатной дамы, которой понадобились мои услуги. Он дал целый золотой, милорд, кто бы после такого задавал вопросы?

— В армии Его Величества служат бедные монастырские мыши?

— Милорд, у меня бедная семья, — оправдывается он, но я быстро его перебиваю.

— И что за услугу попросила у тебя герцогиня?

— Я сначала думал, что это Матильда меня разыгрывает, богами светлыми клянусь!

Я выразительно рыкаю, и мальчишка так дергается, что едва не переворачивает лодку.

— Простите, простите милорд! Но вы же их видели — как разобрать, где какая?! А она сразу сказала, что я должен ей помочь, потому что здесь на ярмарке, она, кажется, нашла свою потерянную сестру.

А вот история про сестру выглядит правдоподобной.

По крайней мере, как тут не поверить, когда собственными глазами видишь двух совершенно одинаковых женщин, а про одну из них знаешь, что она сирота — можно поверить в сказки про всяких пропавших родственников. Хотя абсолютно все, что скажет этот пацан, нужно делить надвое, а к оставшейся половине относится с еще большим недоверием, чем к вычеркнутому.

Я пытаюсь понять мысль герцогини.

Если она «украла» лицо Тиль — то почему именно ее лицо? Просто так? Наугад выбрала симпатичное девичье личико из толпы? Догадывалась, что монашенок Плачущего с молодых ногтей учат любви, всепрощению и безоговорочной помощи? Знала, что Тиль не откажет?

Я душу в себе очередной приступ злости и зыркаю на лейтенанта, который то и дело начинает оглядываться на противоположный берег, к которому мы медленно приближаемся. Теперь дым над рощей хорошо виден даже в почерневшем ночном небе. И я даже готов поспорить, что слышу эхо частых и ритмичных ударов топора.

— Дальше, — поторапливаю пацана.

— Ну она рассказала, что да как, — он снова прибавляет на весла. — Что хочет выполнить волю отца, который во всем ей признался перед смертью. Честное слово, милорд, я и сам потом долго думал, как же она меня так округ пальца обвела — не понимаю!

Я бы очень удивился, скажи он что-то другое.

Они все не понимают, не помнят, не знают. Их всех, как телков, ведут в болото с завязанными глазами.

Подмывает спросить, видел ли он герцогиню с настоящим лицом, но с этим вопросом пока повременить. Не хочу раньше времени вскрывать свои козыри. Пусть прихвостень герцогини думает, что я тоже слепой баран.

— Что она хотела, чтобы ты делал? Шпионил за Тиль?

— Сказала, что хочет сестре лучшей судьбы, и что я должен помочь.

— Чем?

— Следить, чтобы ее никто не обижал и все рассказывать, потому что вокруг нее обязательно будут какие-то враги.

— Враги?

— Семьи Лу’На.

— И ты следил? И доносил? — Я просто тяну время. — Зачем Лу’На приходила в замок к Эвину?

Лейтенант удивленно таращит на меня глаза, и даже на минуту перестает грести.

— Приходила в замок, милорд? Мы всегда встречались с ней в парке, в рабочем квартале.

Хочет убедить меня, что его, как и Тиль, тоже использовали?

Ну допустим, сделаю вид, что готов над этим подумать.

— Милорд, я должен был просто следить и помочь Матильде разоблачить вашу… шпионку.

Теперь хочется удивляться мне. Мою шпионку? Баронессу Ла-Форт, я так понимаю — ту самую, которую настоящая Лу’На уговорила Эвина сделать «своей» Первой Фрейлиной?

— Это герцогиня сказала тебе, когда и как вывести Тиль из замка? — Я хорошо помню рассказ мой малышки о том, как она разузнала о Примэль. Еще тогда подумал, что мальчишка крайне вовремя вывел Тиль из игры именно в тот момент, когда это было выгодно герцогине.

На самом деле, мне, как хорошему шпиону, хочется от душ похвалить Лу’На за эту превосходную многоходовку. Если мальчишка не врет — она блестяще все разыграла. Прекрасная тактика держать все под контролем и не бояться, что участники твоего плана вдруг сговорятся у тебя за спиной — придумай для каждого свою «правду», и умело дергай за ниточки, чтобы пауки в банке сожрали друг друга.

— Почему ты не поговорил об этом с Тиль? Почему не сказал ей правду, раз уж корчил из себя верного друга и благородного рыцаря?

— Так я когда все понял-то, милорд, и пошел к ней! — Лейтенант уже почти подгребает к берегу. — Но она уже… с вами… милорд. Герцогиня сказала, что вы втянули ее в заговор против Ее Величества. Я не верил сперва, но вы все время были рядом, и потом… тайно начали встречаться, и тогда я понял, что вы знаете, кто она такая на самом деле. А раз знаете и ничего не предпринимаете, значит, так вам… выгодно.

— И ты, конечно же, все это рассказал герцогине?

— Я ж не знал, милорд. — Лейтенант кивает. — А она сказала, что давно вас подозревает и что вы… знаете секрет Тиль, и поэтому можете легко ей управлять.

— Секрет?

Пацан упрямо поджимает губы, но мне его ответ и не важен — все и так понятно.

Пацан знает про ее Тьму. Почему-то именно сейчас в памяти всплывает тот день, когда моя монашка впервые «обожгла» мне ладони, и что я обратил внимание на точно так же перебинтованную руку лейтенанта из ее охраны.

Куда важнее другое — откуда обо всем знает герцогиня? Вряд ли от самой Тиль. И что-то мне подсказывает, что даже если пацан был сообщником герцогини, он тоже не выдал тайну своей подруги.

Значит, остается Сайфер.

Когда я распутаю эту загадку, то заберу Тиль в охапку, увезу ее в свое родовое гнездо и больше никогда не буду заниматься государственными делами — стар я уже для всего этого.

— Вы сейчас сами все увидите, милорд. — Лейтенант переходит на шепот.

Мы выпрыгиваем из лодки уже почти у самого берега, но я замечаю, что на этот раз мальчишка старается держаться позади меня. И еще теперь отчетливо слышен не только звук топора — нескольких — но и характерный гул двигателей механикусов.

Я уже догадываюсь, что не увижу за деревьями ничего приятного, но все равно надеюсь, что масштаб всего этого дерьма не настолько велик. По тропе, которую можно хорошо проследить между деревьями, пробираемся вперед, вверх по заросшему склону, пока не оказываемся на самом пике и мальчишка предупреждает меня пригнуться.

Дальше пару метров буквально ползком, до края, за которым лежит огромная поляна уже вырубленных деревьев.

И первое, что я замечаю — совсем не громадины механикусов, которые таскают бревна, словно спички.

Я замечаю посудину, в которую они складывают свою «добычу» — Большую, потертую, но еще очень крепкую гондолу летающего корабля.

Проклятье!

— Она не хотела счастья Тиль, — охает и ахает пацан, и на этот раз мне почти больно от того, что пока не могу вытрясти из него душу. — Она собирается устроить переворот.

Ну да, а все эти игры в маски были только для того, чтобы стать законной женой Эвина, сделать из меня убийцу и заодно сделать себе армию, которая сотрет в порошок всех желающих лишить ее короны.

Браво, Матильд Лу’На, ты превзошла своего отца.

Глава пятьдесят шестая: Сиротка

Огромный зал без окон и снова без видимого потолка над головой, напоминает человечки обеденный зал лишь отдаленно. Здесь нет ни столов. Ни стульев, только большой круглый бассейн в самом центре, до краев наполненный сверкающей алой жидкостью. Я знаю, что это не кровь, но все равно не могу заставить себя подойти хотя бы на шаг — так и топчусь где-то у порога, пока Владычица уверенно идет вперед, и ее тяжелый хвост змеится по полу.

Неловко прислушиваюсь к ощущениям собственного тела — может, и у меня вырос такой же?

— Это отличительная черта чистой крови Хаоса, — говорит Владычица, снова без разрешения шастая у меня в голове. — А ты, Ти’Эль, хоть и большая ценность, но все равно полукровка.

Она говорит это «спиной», лениво поглаживая когтистыми лапами воду в бассейне, и в ее интонации нет ничего неприятного, но я все равно чувствую себя так, словно меня только что ткнули носом в то, что я такое.

— Подойди, не бойся.

— Я и не боюсь.

Она оглядывается и мне становится стыдно за ненужную ложь.

И почему-то за то, что мои руки, хоть и, хвала Плачущему, не такие когтистые, как у нее, но все равно уже не похожи на человеческие. Я как будто на самом деле осталась человеком только на половину, но если не придумаю способ, как отсюда сбежать — Тьма сожрет и то, что осталось, и тогда от меня настоящей не останется совсем ничего.

Мелькнувшую мысль о побеге поскорее прячу на задворки сознания, потому что Владычица продолжает смотреть на меня в упор, и если она поймет, что я не собираюсь сидеть здесь как та девица из сказки про принцессу и вишневую косточку, то вряд ли мне разрешат разгуливать одной.

Пересилив себя, приближаюсь к бассейну.

— Это просто кровь огня, — поясняет Владычица, пропуская между пальцами густую алую жижу. Вблизи вода совсем не похожа на воду. Скорее на густое малиновое желе, которое подавали на королевском балу и вкус которого вдруг очень ярко всплывает у меня на языке.

— Человеческая пища? — Рогатая брезгливо кривит губы. — Когда твоя трансформация будет закончена, ты уже не будешь в ней нуждаться.

— И что же я буду… есть? — Буйное воображение рисует образы маленьких розовых младенцев, и я с ужасом понимаю, что на мгновение какой-то части моей души они кажутся вполне… съедобными. Хвала Плачущему, это быстро проходит.

— Всему свое время, — уклончиво отвечает Владычица. — Попробуй пока это. Просто опусти руку и позволь твоей сущности сделать все остальное.

Внутри меня все безмолвно протестует против этого. Не хочу я становиться такой, как она. Не хочу преставать быть человеком.

— Тебе придется, — с нажимом говорит Владычица, и снова пропускает красную гущу между когтями. — Потому что ты уже чувствуешь голод, и единственный способ утолить его — принять себя.

Я пытаюсь сопротивляться, цепляюсь за все мои самые живые воспоминания, но все они валяться в черную дыру где-то внутри меня самой, бросаются туда как в пропасть, одно за другим. Рэйвен чувствовал тоже самое? Как что-то словно прорастает из самых темных уголков души и медленно заполняет собой, мешая трезво мыслить. Не давая оставаться человеком.

Мои руки сами тянутся вперед, я еще какое-то время сопротивляюсь, борюсь с невидимой силой притяжения, но потом все равно сдаюсь и окунаю ладонь в красную жижу почти по самое запястье.

И одновременно с этим в моей голове сразу раздается громкий гул — шепот, хрипы, рычание. Во всем этом не разобрать слов, но я точно понимаю каждый звук. Кто-то где-то только что выпил кровь молодой девушки и оставил ее тело бездыханным на кровати. Кто-то выпотрошил душу сильного мужчины.

— Мы все — одно, — объясняет Владычица. — И все, что у нас есть, сосредоточено здесь, у тебя в руках. Рой кормит свою Королеву, чтобы она могла дать ему силу. Я уже слишком стара, но ты…

Я выдергиваю руку, пытаюсь вытереть тяжелые капли об одежду, но они будто просачиваются под кожу, заставляя меня испытывать страх и наслаждение одновременно.

— Я не хочу быть здесь! — Мотаю головой, словно больная. — Мне здесь не место. Я не такая, как вы!

Владычица встает, зло колотит хвостом по полу и когда ее ладони сжимают мои плечи, я чувствую себя жуком, попавшим крепкий птичий клюв. Морщусь и вскрикиваю от боли, но Владычица только еще сильнее вдавливает когти мне в плоть, словно хочет продырявить насквозь, до самых костей.

— Ты не такая как они! — рычит она, и я снова чувствую ее незримое присутствие в моих мыслях, только теперь оно как будто глубже и злее. Она как ребенок, который собирается сломать непослушную игрушку. — Ты — порождение Тьмы, Ти’Эль! Ты появиалась на свет из чрева моей дочери — истиной наследницы Бездны, той, которая должна была быть лучше, сильнее и беспощаднее меня! Ты — не она, но в тебе ее кровь, и только потому, что ты так на нее похожа, я не разорвала тебя на части!

Я чувствую, как ее желание сделать это прямо сейчас проникает в меня вместе с ее мыслями. Вижу, как она смакует радость от вида моего бездыханного окровавленного тела. Она действительно едва держится, чтобы не поддаться слишком сильному искушению, ведь для нее я — лишь бледная тень Л’лалиэль, существо, которое одним своим видом напоминает о том, какими жестокими могут быть люди.

— Думаешь, мне надо тебя уговаривать, чтобы ты исполнила свое предназначение?!

О каком предназначении она говорит? О том, для которого меня создали? Разве не потому она меня похитила, чтобы не дать этому случится?

А потом, словно ответ на все мои вопросы, я вдруг чувствую связь между нами — невидимую тонкую, но прочную как паутина нить. Ту саму, благодаря которой она знает все, что творится в моей голове. Может быть, именно приняв тьму я смогла увидеть то, что раньше было скрыто от моей человеческой природы?

Я могу мысленно прикоснуться к этой «паутине» и почувствовать легкие вибрации нашей связи. Но, раз Владычица может читать в моей голове, разве это не работает в обратную сторону, если все создания Бездны — одно целое, один рой?

Мне нужно лишь попытаться. Представить себя пауком, который бесшумно и никем незамеченный спускается вниз по своей паутине.

Она перестает скалиться.

И даже почти ослабевает хватку, но на это раз я хватаю ее за запястья, впитывая кожей каждый образ из ее рогатой головы.

Там люди — много мертвых людей, на трупах которых резвятся голодные и озверевшие от крови демоны.

Там горящие дома.

Там полыхающая, словно факел, башня королевского замка.

И там… мы с ней, но как одно целое, сросшееся, соединённое уродливыми отростками, как насмешка над природой.

Никто не собирался селить меня в пряничный домик с куклами.

Она, точно так же как и Дарек и, Эвин, и Рэйвен… просто хочет меня использовать.

Потому что став со мной одним целым, Владычицу и все ее войско, уже не будет сдерживать Бездна, и они больше не будут бояться Света.

Значит, я снова просто средство для достижения чьей-то цели?

Осознавать это уже почти не больно. За последнее время мной так часто пользовались, что какая-то часть меня успела привыкнуть и принять. А еще — зачерстветь. В конце концов, было бы слишком наивно даже для меня думать, что Владычица бездны в самом деле собиралась обсыпать меня лаской и любовью. Хотя, наверное, если бы случилось чудо и она действительно просто заперла меня здесь, я бы приняла свою судьбу — по крайней мере в этом месте я буду одной из… а не мерзким существом, которое нужно предать огню, пока оно кого-нибудь не сожрало в припадке неконтролируемого голода.

— Ты… не смеешь… меня… — Владычица пытается стряхнуть мои руки со своих запястий, но у нее ничего не получается.

А я почти не чувствую, что прикладываю к этому силы. Для меня это просто и естественно, как будто я всю жизнь только то и делала, что приручала демонов, желающих выйти в мир людей и устроить им кровавую бойню. Я чувствую, что моя рогатая «бабка» старается изо всех сил, но у нее ничего не получается. Как будто еще немного — и вся ее сущность будет полностью подчинена мне.

Странны неизвестные до этого дня чувства.

Ощущение власти, которая все эти годы таилась во мне и просто ждала своего часа. Этому не нужно учиться — я владею своим даром так же легко, как своими руками, и ногами.

И если приложить каплю стараний и подавить ее сопротивление окончательно, то, может быть, я смогла бы даже заставить все в этом месте подчиняться мне, а не ей?

— Нет, — она яростно мотает рогатой головой. — Тебе никогда не хватит сил, маленькая грязная полукровка!

На миг, но я все же теряю контроль над ее мыслями, и пропускаю резкий взмах тяжелого хвоста, который сшибает меня с ног. Удар такой мощный, что отлетаю к ближайшей колонне и бьюсь об нее спиной. Но не падаю, потому что шипастые лозы тут же обвиваются вокруг меня, сковывают по рукам и ногам, и обматывают шею тугими петлями так туго, что едва могу дышать.

Несколько минут Владычица держится на расстоянии, пытаясь отдышаться.

От ее благостного вида не осталось и следа, разъярённый алый взгляд полон едва сдерживаемой ярости. Если бы я не была важным звеном ее планов — она бы давно разорвала меня на клочки, и ни мгновения не жалела бы об этом.

Я прикрываю глаза и силой душу в себе спасительную мысль.

Все просто.

Нужно лишь еще немного позлить ее.

— И это все? — Выдавливаю из себя издевательский смех. — Тобой так просто управлять? Тогда советую тебе не высовывать нос из Бездны, потому что Инквизитор тобой подотрется и не поморщится.

Она что-то шипит себе под нос, ступает в мою сторону и лозы сильнее стягивают мое тело. До хруста костей, до болезненных судорог в тех местах, где шипи прокалывают кожу.

Нужно еще немного потерпеть… и все будет кончено.

— Ты жалкая, — хриплю едва слышно, потому что петли на шее почти лишают возможности дышать. — И у тебя ничего не получится…

Она уже здесь, у самого моего носа, скалит громадные клыки и заносит лапу для удара. Конечно, это не когти-бритвы Балора, но и они запросто меня исполосуют.

Лучше так.

Быстрая смерть. И, может, Плачущий простит мою ложь.

— Остановитесь, моя госпожа! — слышу знакомый голос химера и взгляд Владычицы стремительно проясняется.

Плачущий, как не вовремя!

Рогатая демонесса отступает и ее лицо снова становится непроницаемым.

— Она нужна всем нам, — вкрадчиво продолжает Соул, занимая место за правым плечом своей хозяйки.

— Она хотела меня спровоцировать. Хотела, чтобы я избавилась от нее. — Владычица больше не смотрит на меня, как на ценную находку — теперь я просто приговоренная исполнить свое предназначение мошка, которой не дадут выбраться из паутины. — Убери ее с моих глаз. Туда, где она будет в безопасности.

— Слушаюсь, моя госпожа.

Невидимая сила отрывает мое тело от колонны вместе с путами. Я вишу над полом как будто кокон, и когда Соул проходит мимо — невидимая сила тянет меня следом.

Я хочу сказать, какой он мерзкий, но лоза тут же пережимает мне рот, лишая возможности даже мычать.

— Твой драгоценный Рэйвен взял у меня эликсир Забвения, — слышу его безразличный голос. — Знаешь, что это?

Даже если бы я могла ответить — все равно бы не смогла.

— Он как-то напился вдрызг, пришел ко мне и несколько часов каялся, каким мерзким себя чувствует, потому что любит невесту своего лучшего друга. Знаешь, — в голосе химер появляются задумчивые нотки, — я впервые видел его таким… живым. И таким бестолково влюбленным. Чувства делают из людей идиотов, согласна?

Влюбленным?

Влюбленным… в меня?

Мне не хотелось плакать, когда мое тело дрожало от боли. Не хотелось, когда я мысленно приготовилась принять смерть. А сейчас я чувствую, как слезы стремительно набегают на глаза и стекают вниз по вискам.

Мой уставший Нокс.

Мой милый любимый Нокс.

Я почти не помню, как оказываюсь распятая в прочной паутине. Вишу в ней, как глупая бабочка, и каждое движение приводит лишь к тому, что меня затягивает внутрь все глубже и все сильнее. Невидимые пауки-ткачи усердно ткут вокруг меня прочный кокон.

— Трагедия, госпожа, состоит в том, — Химер стоит напротив, заложив руки за спину и в гробовой тишине слышны легкие позвякивания колокольчиков на его рогах, — что теперь одному из вас суждено убить другого. Только, я полагаю, герцог воспользуется эликсиром, и когда он поймет, чем ты стала, его рука не дрогнет.

Глава пятьдесят седьмая: Герцог

Еще никогда в жизни передо мной не стоял такой тяжелый выбор.

Мне нужно отправиться к Эвину и рассказать ему все, что я тут увидел или бросаться спасать Тиль, которая — теперь я в этом не сомневаюсь — уже попала в лапы своей рогатой бабки. И это, по сути, выбор без выбора, потому что я слишком ослаб, чтобы соваться в Бездну с оптимистическим настроем украсть у Владычицы ее самое большое сокровище, перебить пару сотен демонов и выбраться в мир живых достаточно живым, чтобы все это имело хоть какой-то смысл.

Проклятье!

Будь оно все проклято!

Никогда еще я не был в таком безвыходном положении. Даже когда час назад висел в цепях в подземелье герцогини.

— Клянусь, я ничего не знал, — продолжает бормотать лейтенант. — Я думал, что… так будет лучше для нее. Герцогиня сказала, что просто хочет устроить ей счастливое будущее, надеть на нее корону за все те годы лишений, которые Ма… она была вынуждена терпеть в сиротстве.

Это настолько нелепая ложь, что кажется правдой, что мальчишка в нее поверил.

Все сироты и бедняки мечтают о таком подарке судьбы, а когда мечта сбывается — мало кто находит в себе смелость прикинуть что к чему.

— Заткнись, — остужаю его порыв вылить на меня еще одну порцию раскаяния. — Мне нужно подумать, а ты раздражаешь.

Все было бы немного проще, если бы я хотя бы примерно представлял, где может быть герцогиня, потому что это дало бы хоть какой-то намек на ее следующий шаг. Чтобы сделал я сам, если бы собирался провернуть такую аферу? Занял место Тиль, чтобы, когда вернется Эвин, убедить его поторопить со свадьбой. Это самое логичное — я вишу в цепях, Тиль в Бездне. У девчонки Лу’На развязаны руки — ее некому выдать, значит, можно не очень осторожничать.

И убивать Эвина моими руками еще слишком рано — сначала ей нужно заполучить корону.

Значит, у меня есть немного времени.

А Тиль…

В груди жжет, словно туда засадили отравленный нож.

Владычица не причинит ей вред, но и играть в заботливую бабушку не будет.

Мне нужно восстановить силы и придумать, как заставить рогатую действовать.

— Мы возвращаемся в замок, — говорю мальчишке, и пока он что-то мямлит, за шиворот ставлю его на ноги. — Ты идешь со мной.

— Милорд, нет! — Он начинает трястись от страха. — Я не могу! Если она узнает — меня будут пытать! Она же сумасшедшая! Вы не знаете, на что она способна!

— Это я-то не знаю? — усмехаюсь, позвякиваю кандалами на запястьях, и пацан, вздохнув, нехотя кивает. Как будто кто-то давал ему выбор.

Тем же путем, то и пришли, уходим обратно к реке. Соваться во Врата в таком состоянии — безумие, но у меня на счету каждая минута. У меня даже ничего с первого раза не получается, приходится сцепить зубы, унять болезненную дрожь в руках и начать заново, пока, наконец, перед нами не образовывается арка Врат.

Я хватаю мальчишку за шиворот и тащу вслед за собой.

Когда нас выбрасывает на грязню мостовую, я чувствую себя так, словно мной решил пообедать мельничный жернов. Из всех ран хлещет кровь, во рту сухо, как в пустыне и, самое ужасное — я не в силах самостоятельно подняться на ноги. Мальчишка косится на меня, и я читаю в его взгляде желание воспользоваться ситуацией и дать деру. В таком положении я не то, что не смогу его догнать — я вряд ли смогу встать на ноги без посторонней помощи. Мы мгновение пересматриваемся, а потом он, еще раз вздохнув, поставляет плечо.

— Надеюсь, милорд, вы знаете, что со всем этим делать, — говорить тихим басом, пока мы черепашьим шагом ползем в сторону замка.

— Надейся лучше, чтобы я не подох на ступенях королевского дворца, — мрачно отвечаю я.

К счастью, через пару кварталов мы натыкаемся на парочку королевских гвардейцев — ребята явно в увольнительной, потому что пьяные почти вусмерть, но сразу меня узнают и бегут за помощью. Через пару минут за мной приезжает повозка и парочка крепких лекарок, которые переносят меня внутрь и наспех обрабатывают раны.

— Эвин уже вернулся? — спрашиваю из последних сил. — Мне нужно передать ему важные новости.

Они странно пересматриваются, но ничего не отвечают.

Нужно бы расспросить, что это за новая привычка — не отвечать на вопросы главного инквизитора, но после влитых в меня настоек, язык отказывается слушаться, и я рад хотя бы тому, что не пускаю слюни, как младенец.

Примерно с этой мыслью я и проваливаюсь в короткий беспокойный сон, а когда прихожу в себя, то вижу над головой не раскачивающийся купол кареты. А тяжелый каменный потолок со знакомым орнаментом королевских лилий.

Пытаюсь встать, но чья-то сильная рука за плечо придавливает меня обратно к ложу, а знакомый голос предупреждает:

— Лучше лежи, Рэйв. Послушай доброго совета.

Я поворачиваю голову на Эвина и почему-то не удивляюсь задумчивому недоброму взгляду, которым он смотрит на меня, сидя на стуле напротив.

— Эвин… герцогиня… — Мне нужна минута, чтобы разобраться в собственных вязких мыслях. — Она связалась с Воздушными лордами. По ее приказу сожгли замок графа Ферфакса и она…

— Я знаю! — неожиданно грубо рявкает Эвин. — Ты не должен был соваться туда, Рэйв! Ты должен был стеречь мою невесту, Бездна тебя задери!

Мне нужна минута, чтобы прийти в себя.

Все это время Эвин знал?

— Ты должен был просто держать ее здесь! — Он так резко поднимается, что переворачивает стул, потом с досады пинает его ногой и я чувствую неприятный озноб, осознавая, что когда Эвин так зол, ему ничего н стоит приказать отрубить мне башку. Без суда и следствия, как это обычно предлагал сделать я. — Мне была нужна эта девчонка!

Я открываю рот, чтобы сказать, каким был ослом… и тут же его закрываю.

Девчонка? Он ведь так сказал?

— Нечего на меня смотреть такими глазами, — фыркает Эвин, наваливаясь плечом на каменную колонну. — Это никакая не герцогиня, Рэйв. Это… мой шанс управлять армией Бездны. И благодаря тебе я его упустил. Может, мой гениальный тайный советник, у тебя есть план на этот случай? Потому что я, Бездна тебя подери, не знаю, чем воевать с герцогиней и Воздушным лордами! Разве что вытряхну из коробки старых оловянных солдатиков и буду молить богов сделать их настоящими!

Я пытаюсь найти какой-то другой смысл его словам, но у меня ничего не получается.

Эвин высказался совершенно однозначно — он собирался использовать Тиль.

Значит, он в курсе, что она такое.

Значит, он собирался сделать то, что не успел сделать Дарек.

— У тебя на лбу написано, что ты обо мне думаешь, — недобро хмыкает Эвин, и на все это я могу лишь передернуть плечами, хоть это и приносит порцию неприятных ощущения сразу во всем теле. — Она… дочь Л’лалиэль.

Я поджимаю губы, еще пытаясь сделать вид, что эта новость как минимум меня удивляет, но потом вспоминаю, что передо мной — не просто король Артании. Эвин — мой друг. Я и так слишком много ему врал, и ради чего?

— Я знаю, — говорю, глядя ему в глаза. — Узнал… несколько недель назад.

Эвин прищуривается.

Мне очень хорошо знаком этот взгляд — обычно после него он собственноручно отправлял врагов на тот свет, и я не помню исключений. Наверное, мне бы стоило попытаться хоть как-то себя защитить, но я смиренно жду своей участи.

Я заслужил.

— Знал… и не сказал мне? — Эвин как будто дает мне повод подумать и «вспомнить» достаточно вескую причину, почему я не пришел к нему с этой новостью. — Ты — мой лучший друг, знал… и промолчал?

— Да, — не собираюсь отступать. — А еще раньше, на твоем балу, узнал, что она — не настоящая герцогиня. И тоже ничего тебе не сказал.

Эвин мотает головой. Снова и снов, а потом начинает смеяться каким-то сумасшедшим смехом, как будто вот-вот надорвет живот от хохота.

— Знаешь, — говорит Эвин, когда немного справляется со смехом, — по-моему, мы оба переиграли в интриги и заговоры.

— По-моему, ты прав, — отвечаю я.

Эвин отрывает плечо от колонны, делает круг по лекарской, а потом снова останавливается напротив меня.

— Рассказывай все, что знаешь, Нокс. И не думай, что тебе снова удастся обвести меня вокруг пальца.

Я бы не стал ему врать даже если бы он дал на это свое личное благословение.

Эвин слушает мою исповедь с каменным выражением лица, только немого хмурится, когда я говорю, как догадался, кто такая Тиль. Звучит это и правда не очень — словно поймал за руку наемного убийцу, но вместо того, чтобы выдать его страже, договорился с ним о долгосрочном сотрудничестве.

— Ты должен был рассказать мне, Рэйв. — Эвин морщится как от желудочных колик.

— Должен. — А чего отпираться, если эту правду я знал давно и носил ее на шее, как камень? — Подумал, что сделаю добро всем, если одним махом убью двух зайцев. Тем более, тебе так не терпелось жениться.

Я очень стараюсь сдержать неприятную горечь, но она просачивается буквально в каждое слово.

Только если раньше я думал, что Эвин действительно влюблен в Тиль — все было проще, хоть и больнее. А теперь, когда от его намерений разит явно не романтическим флером, мне становится не по себе от того, что он на самом деле задумал.

— Давно ты знаешь? — рискую задать вопрос, который мучит меня с самого начала разговора. — Ну, что Тиль…

— Что она — законная наследница? — помогает Эвин.

Киваю и напряженно жду ответ.

— Узнал почти сразу. Ну, вернее, о том, что она не настоящая герцогиня я понял еще когда она так нелепо упала с лошади — Лу’На одна из лучших наездниц Артании, и мне не нужно было видеть ее трижды на дню, чтобы быть в курсе этого. Ну и разные другие мелочи, которые, как я понимаю, заметил и ты. О том, кто эта девчонка на самом деле, я и не думал. Но мне в голову пришла та же мысль, что и тебе — подменить одну на другую, избавиться от настоящей герцогини и зажить счастливой семейной жизнью с тихой покорной малышкой. А если бы она вдруг вздумала показывать характер — я бы быстро и безболезненно от нее избавился. И при этом, — Эвин вскидывает палец, — все добро покойного герцога стало бы безоговорочно моим.

— Значит… на самом деле… ты ее не любишь?

Понимаю, что веду себя как полный дурак, но из множества куда более важных вопросов, меня волнует только этот.

Эвин даже не трудится скрыть разочарование в нарочито громком вздохе.

— Бездна, Нокс! Ты стал до отвращения романтичным на старости лет! Любовь? Зачем и, главное, кому она нужна в наше время войн и побед?

Теперь моя очередь выдыхать.

Одной проблемой меньше.

— И когда ты узнал, что Тиль…

— Тиль? — Эвин приподнимает бровь.

— Имя «Матильда» вызывает у меня рвоту, — спешу найти себе оправдание, и Эвин, к моему огромному облегчению, его проглатывает.

— Я видел, кто убил Балора на самом деле, — спокойно «признается» Эвин. — Ты же помнишь, что мы с тобой всякого повидали, но когда тощая девчонка разрывает демона-привратника на куски, словно какую-то букашку — это же слишком очевидно, чтобы не придать этому значения. А потом я подсчитал возраст, отыскал гравюру Л’лалиэль и все встало на свои места.

Только теперь у Эвина начинают блестеть глаза.

— А когда я понял, какая удача сама свалилась мне в руки, все стало очень просто.

— О какой удаче ты говоришь? — Я отказываюсь верить в то, что мой лучший друг способен причинить вред маленькой девчонке.

— Не валяй дурака, Нокс. Ты прекрасно знаешь о чем я. Ты тоже ездил к Хроносу и он сказал тебе то же самое, что и мне — большой замысел Дарека. То, ради чего он на самом деле похитил Л’лалиэль и зачем ему позарез понадобился ребенок от нее. — Эвин в два шага оказывается около моей постели, обдает меня холодным взглядом человека, который давным-давно вынес приговор одной глупой маленькой монашке. — Ее кровь сделала бы меня всемогущим, Рэйв! Я покорил бы Бездну и заставил отродий Тьмы сражаться на моей стороне. А ты знаешь, что против армии Бездны не выстоит никто. Но… ты упустил ее!

Взгляд Эвина медленно гаснет.

— Надеюсь, ты понимаешь, что расхлебывать эту кашу придется тоже тебе?

Глава пятьдесят восьмая: Герцог

Расхлёбывать мне?

Я мысленно кручу эти слова на языке, но как бы я не старался — их смысл от этого «вкуснее» не становится. А Эвин подливает масла в огонь, поглядывая на меня так, словно ждет, когда я предложу на выбор десяток способов — один лучше другого.

Проблема в том, что у меня нет ни одного.

Вернее, один все-таки есть, но вряд ли Эвин ждет от меня этого, потому что этот мой план не предполагает… жертвенную смерть Тиль.

Бездна всех побери, от одной этой мысли мой желудок скручивает противная тошнота, и я заваливаюсь обратно на подушку, чтобы перетерпеть приступ.

Соберись, тряпка! Ты и не из таких переделок выпутывался.

Но собраться у меня не получается, потому что еще до того, как до моего слуха доносится скрип открывшейся двери, я уже слышу душную цветочную пыльцу парфюмерной воды, которой Ив поливается с ног до головы. Поворачиваюсь к Эвину в поисках поддержки, но он только щурится и одними губами говорит: «Ты это заслужил».

Впрочем, одно его присутствие осаждает Ив от слишком бурных проявлений чувств. Она делает реверанс и терпеливо ждет, пока Эвин разрешит подойти ближе.

— Леди Рашбур, я, конечно, понимаю ваше трепетное отношение к здоровью жениха, — Эвин явно раздражен и Ив как раз попала под горячую руку, — но впредь я бы хотел видеть от вас большее уважение к придворному этикету.

— Прошу прощения, Ваше Величество, — она сгибается еще сильнее. — Во мне говорит тревога. Как только я узнала, то Рэйвен…

— Я даю вам пять минут, — жестко перебивает Эвин. — И только потому, что крайне доволен предоставленными вами сведениями.

— Всегда рада быть полезна Вашему Величеству. — Ив даже не трудится скрыть довольную улыбку.

О чем это они?

— Надеюсь, графиня, вы и есть то самое чудодейственное средство, которое вернет в строй моего лучшего генерала.

Когда Эвин выходит, Ив не медлит ни секунды и бросается на меня с рыданиями, словно выступает на арене театра перед многотысячной публикой, а у меня почти нет сил даже сбросить с себя ее руки.

— Зачем ты всегда лезешь на рожон! — Она так громко рыдает, что я чувствую себя без пяти минут покойником. — Тебе нужно было просто…

— Ты можешь минуту помолчать? — осаждаю ее пыл.

Ивлин отстраняется, ее слезы тут же высыхают, а лицо становится холодным и надменным. Не зря она работает в дипломатическом корпусе — с таким талантом перевоплощений, она наверняка одурачила и более искушенных интриганов, чем я.

Нужно сосредоточиться.

— Что за важные сведения ты передала королю? — Я превозмогаю режущую боль во всем теле и самостоятельно сажусь в кровати. Свешиваю ноги, справляюсь с приступом головокружения. Я снова потерял много крови и чертовски голоден. А мои демоны вдруг стали теми еще гурманами и вряд ли их насытит любая другая кровь роме той, которая течет в теле монашенки.

Или лучше называть ее наследницей престолов Артании и Бездны?

Только волна голодного спазма не дает мне вслух рассмеяться над тем, как нелепо звучит этот «титул».

— Это секретные сведения, — отзывает Ивлин, уже окончательно выходя из образа убитой горем невесты. — Я не уполномочена делиться ими с тобой.

— И давно у тебя появились секреты от меня? — Пробую носком пол, но меня все еще слишком качает, чтобы пытаться встать самостоятельно. Черт, я адски голоден. И если не придумаю что-то в самое ближайшее время…

Все последние разы, когда боги отшвыривали меня на грань жизни и смерти, меня вытаскивала Тиль. Всегда. Раз за разом моя маленькая отважная монашенка спасала меня ценой своих сил. И я сделал то, что обещал себе не делать никогда — потерял бдительность, привык к тому, что моя «кормушка» всегда будет рядом, безотказная и доступная.

А в итоге, я бы отдал половину своей долгой жизни только за то, чтобы Тиль была сейчас здесь, со мной — живая и невредимая. И сдох бы у нее на руках. Пожалуй, это была бы хорошая альтернатива славной геройской смерти в бою.

— Тот старик, мой информатор, — Ивлин маячит передо мной размытым долговязым пятном. — Ты от него избавился?

— Понятия не имею, о чем ты. — Врать я умею и более искусно, чего уж. Сейчас была не самая лучшая попытка.

— Брось, Рэйвен, он много лет на меня работал, и я держала его в секрете ото всех, потому что он никогда не подводил. В тот день я сказала о нем тебе, потому что надеялась на твое благоразумие и…

— … и хотела, чтобы твой будущий муж еще больше выслужился перед короной, — заканчиваю за нее и все-таки становлюсь на обе ноги. — Ты никогда и ничего не делала из благих побуждений, Ив, избавь меня от необходимости наблюдать этот спектакль. Мне уже давно скучно даже в первом ряду.

Осматриваюсь в поисках хоть какой-то чистой одежды, замечаю сорочку около таза с водой и, прихрамывая, иду туда, почти через всю лекарскую.

Мои демоны суют в башку образы почти нагой Тиль, чье тело прикрыто лишь тонким мокрым шелком. Да гори оно все синим пламенем — я должен ее вернуть!

Эвин пусть катится в Бездну вместе со всеми своими честолюбивыми планами — ни одна война не стоит жизни невинной девчонки!

Из последних сил цепляюсь ладоням за край стола, задерживаю дыхание и окунаю лицо в таз. Вода ледяная, вонзается в кожу тонкими иглами. Я мысленно считаю до двадцати и «выныриваю» обратно. Мало, надо еще.

Делаю так пару раз, пока, наконец, не прихожу в чувство.

Приступы голода заставляют звереть, но, по крайней мере, в башке «вышло солнце» и ко мне вернулась моя способность живо соображать.

— Я думала, мне показалось, — слышу брезгливый голос Ивлин. — Думала, что такого просто не может быть, чтобы ты — и вдруг запал на герцогиню Лу’На. Уж кто-кто, а ты, Рэйвен, меньше всех похож на человека, способного прощать заклятых врагов. Но ты все время был рядом с ней, и ты так на нее смотрел… Боги, Рэйвен, ты бы видел себя со стороны!

Ее смех похож на воронье карканье.

Мне все равно.

Кое-как вытираюсь отрезом чистой ткани, натягиваю чистую сорочку.

— Старик прислал мне фотокарточки, — продолжает Ив. — Он всегда был очень жадным до денег параноиком и всегда перестраховывался. А деньги в тот раз ему были нужны позарез, так что я получила доказательства еще до того, как ты от них избавился.

Я прочесываю пятерней влажные волосы, наспех привожу себя в порядок.

Мне бы не помешало еще ведро того пойла, которым меня «угостил» лейтенант. Кстати, надо бы найти мелкого предателя и как следует его потрясти, чтобы заполнить пробелы в истории.

— Я отнесла их королю, — продолжает откровенничать Ив. Делает паузу, видимо надеясь услышать вой моего сожаления, но остается ни с чем. — И знаешь, что я узнала?

— Уж просвети меня — сделай милость.

— Что все это время это была никакая ни герцогиня! Ты ухлестывал за какой-то… безродной лгуньей! Где же был твой знаменитый нюх, Рэйвен, что ты не услышал навозную вонь?!

Я поворачиваюсь на пятках.

Голод почти лишает меня самоконтроля, но сейчас это даже к лучшему.

Меня не гложет сожаление, когда я оказываюсь рядом с Ивлин, сжимаю ее за горло и наслаждаюсь видом ее выпученных глаз. Она пытается дышать, но не может, а я собираюсь еще немного потянуть время, просто потому что мне так хочется.

— Осторожнее подбирай выражения, Ив, — в моем голосе ни капли сожаления или тревоги. Если она задохнется прямо в моей руке — ничто в моей душе не дрогнет. Возможно, меня даже порадует долгожданное избавление. — Что за сведения ты передала Эвину?

Она что-то невнятно шамкает губами.

Чуть ослабеваю хватку, позволяя ей сделать глоток воздуха.

— У тебя есть альтернатива — сказать, что я прошу и остаться живой, или попрощаться с жизнью. Наверное, ты думаешь, что меня остановит страх прогневить Эвина? Нет, не остановит. И так, я жду.

Ивлин тщетно пытается оторвать от себя мою руку, но силы стремительно ее покидают.

— Воздушные лорды… сегодня в полдень… они собираются подкупить… Черную вдову.

— Где и на когда назначена встреча? — Я разжимаю пальцы, и Ивлин падает на пол прямо мне в ноги.

— В полдень. — Ив откашливается, но все-таки называет место.

И правда хорошие новости.

Эта встреча не может пройти без посредника.

И я даже знаю, кто им будет.

Глава пятьдесят девятая: Сиротка

— Она не такая как мы, госпожа. Ты должна понимать, что она выросла среди людей, она думает, что Бездна — это самая ужасная скверна мира. Дай ей немного времени.

Я не сразу понимаю, что голос химера не звучит в моей голове. Одном из тех ужасных обрывков то ли сна, то ли дремы, которые теперь случаются у меня почти постоянно.

Пытаюсь осторожно пошевелиться, и с облегчением понимаю, что острые шипы больше не вонзаются в мое тело, и я даже почти чувствую свои руки и ноги. Это большое дело, особенно после того, как я потеряла счет времени, вися в паутине колючей лозы, словно приготовленное на убой жертвенное насекомое.

Впрочем, отчего же «словно»?

Образы из головы Владычицы до сих пор роятся в моей голове, а особенно тот, где мы с ней сливаемся в одно целое и превращаемся в беспощадное огромное и бессмертное чудовище. Я «видела» ее мысли и знаю, что если так случится — вряд ли во всей Артнии найдется сила, способная остановить то, чем мы станем.

— Мне нужна ее сила, — слышу раздраженный голос Владычицы. — Добровольно или нет, но она станет частью роя.

— Она уже часть тебя, госпожа, — поддакивает химер. — И, если позволишь…

Я заставляю себя не шевелиться, напряженно вслушиваясь в их разговор. Пытаюсь сосредоточиться, «услышать» заодно и ход их мыслей, но ничего не получается. Возможно, я слишком слаба. Или этому нужно тренироваться? Или я просто еще не стала частью этого места. Химер сказал, что я слишком человек, чтобы принять себя и свое предназначение?

— Говори, — разрешает Владычица.

Она нервно расхаживает по залу, и тяжелая поступь ее копыт каждый раз заставляет мое сердце замирать от ужаса. Я знаю, что она не может меня убить — я слишком дорогой и желанный трофей, и от меня зависит, победит ли Бездна в предстоящей войне, но это не означает, что Владычица не поддастся искушению приручить меня другими, совсем не гуманными способами.

Проглатываю подкативший к горлу ком, и продолжаю вслушиваться в разговор.

— Девочка слишком слаба сейчас, — говорит Сайфер, и мне хочется верить, что судьба перемениться и у меня еще будет шанс плюнуть ему в лицо за все, что он сделал со мной. И за предательство Рэйвена в особенности. — Ей нужно время, чтобы принять себя и свою судьбу. Тогда слияние будет максимально… быстрым и благоприятным.

— Предлагаешь сидеть и ждать, пока она согласится? — Владычица говорит что-то на непонятном мне языке Бездны. — Я уже прислушалась к тебе, когда ты обещал, что рано или поздно Л’лалиэль оставит свою затею примирить Свет и Тьму, и что получилось? Она увлеклась этим мерзким смертным!

— Я никогда не прощу себе этого, госпожа. — Химер безропотно принимает все тычки и моральные затрещины. — Сохранить мне жизнь после такой промашки было верхом твоего терпения.